Принцесса-служанка и графиня-молочница
правитьВо время пребывания в …, я познакомился с обеими К **, которые прежде долго жили на мысе Доброй Надежды. Я старался чаще быть с ними вместе, обе сии дамы имели ум и сердце образованные обхождением с достойными людьми разных наций, путешествиями, опытностью и наконец чтением избраннейших сочинений. Они наслаждались философским спокойствием, живучи в уединенном, прелестном сельском домике, в котором я провел многие утра и вечера, приятнейшие в моей жизни.
В одно утро, положив в карман пару книг, я отправился в сельское жилище двух любезных женщин. Придя очень рано, я не нашел еще никого в доме, кроме пожилой служанки лет около пятидесяти, которой плоский медного цвета нос и оспой испорченное лицо до тех пор не обращали на себя моего внимания. Она играла на варгане какую-то песню очень проворно и с смешными кривляниями, которые однако ж показывали ее внутреннее удовольствие. Увидев меня, она тотчас спрятала свой инструмент и хотела удалиться. Будучи в веселом расположении духа, я вздумал остановить ее и завести с ней разговор. Она час от часу становилась откровеннее и показала передо мною все свои совершенства, то есть, танцевала, говорила по-готтентотски и по-малайски, пела малайские песни, назвала мне многие слова на обоих языках. Все сие она делала весьма охотно, казалось очень веселой, играла на варгане, смеялась, говорила по-немецки, по-голландски, по-французски, по-английски — то есть на всех сих языках говорила очень худо, даже невразумительно. Чем более я разговаривал с сей странной женщиной, тем более она казалась мне занимательной. Наконец мне захотелось узнать ее приключения: я неотступно просил ее рассказать оные. Тут она задумалась, сделалась печальной; глаза ее наполнились слезами. «Ах!» сказала она: «некогда я была знатной, богатой и счастливой; отец мой — король, я — принцесса; теперь я бедная, несчастная невольница; мой отец умер, мой Аврам умер; мои дети померли.»
Печаль не дозволила ей продолжать. В сие время пришла молочница сказать что-то моей собеседнице. Девушка была прекрасна, как весеннее утро, полна, свежа, здорова, одета просто, но опрятно; словом, настоящая молочница, какая только могла существовать в цветущем воображении живописцев и поэтов. Счастлива ты, милая, веселая девушка! сказал я сам себе, тем, что не родилась принцессой; в противном случае и ты ныне плакала бы и жаловалась на судьбу свою!
Тут вошли обе мои приятельницы; разговор наш начался тем, что я видел, слышал и чувствовал.
«Вы еще не знали, сказала одна из дам, какая свита окружает нас; женщина, которую вы видели, в самом деле происходит от царского поколения, а молочница наша есть дочь одной французской графини. Отец первой принадлежал к многочисленной нации малайской, распространившейся в Южной Азии, и был король в Бенкольской провинции. Он вел войну с англичанами, и на одном сражении был убит вместе со многими своими единоземцами; дочь его подверглась бы одинакой судьбе, если бы один англичанин не спас ее. Он взял ее с собой, в намерении привезти в свое отечество; не доехав до мыса Доброй Надежды, принужден был, по причине ее болезни, оставить ее на попечение одного нашего родственника. Неизвестно, что после сделалось с англичанином. Индианка жила с нами; хотя мы не считали ее нашей невольницей, однако поручали ей исправлять разные мелочные домашние работы. Сказать правду, в ней не видно было никакой склонности к другому упражнению, кроме к изящным художествам, достойных малайской принцессы, как то: к прыганью, игре на варгане и пению со щелканьем. Между тем, она полюбила нас и захотела ехать вместе в Европу. Здесь она вышла замуж за нашего негра; Аврам ее умер спустя несколько лет; скоро после его померли трое детей, родившихся от сего брака. Теперь она осталась одна в свете; моря и смерть разлучили ее с ее отечеством и родными; даже привезенный ею из родины листок; на котором было написано по-малайски, и который берегла она как вещь драгоценную, затерялся во время ее болезни. Она обыкновенно бывает очень весела, но часто от радости переходит к неутешной печали.»
«Молочница есть дочь одной французской графини, выехавшей из отечества; она родилась в Германии во время революции и отдана была матерью на вскормление одной крестьянке, жившей в деревне французских колонистов. Графиня, заплатив деньги за несколько месяцев вперед, скрылась неизвестно куда, и более не являлась. Не знаем, что было причиной сего поступка: легкомыслие, бедность или уверенность, что крестьянское состояние счастливее всех прочих. — добрая воспитательница с материнсокй нежностью старалась о вскормлении невинного младенца, и часто говаривала, что пока будет иметь кусок хлеба для троих собственных детей своих, до тех пор четвертое не будет терпеть нужды. Маленькая графиня, несмотря на то, что росла вместе с крестьянками, отличается от своих сверстниц живостью, дарованиями и опрятностью; любит наряжаться и умеет из ничего сделать что-нибудь. Воспитательница, которой она охотно помогает работать, имеет к ней более горячности, нежели к собственным своим детям.»
Таким образом судьба привела азиатскую принцессу и французскую графиню в немецкую провинцию — для того, чтобы быть там служанками.
Принцесса служанка и графиня молошница: (Истинное событие): (Из нем. журн.) // Вестн. Европы. — 1804. — Ч. 18, N 22. — С. 113-118.