ПРИЗРАКИ ЛОНДОНСКАГО СИТИ.
правитьНа Королесклй биржѣ всегда находилось, находится и будетъ находиться собраніе людей, похожихъ на замогильные призраки, съ угрюмыми, тощими лицами, въ изношенныхъ платьяхъ, людей, которые сидятъ на скамейкахъ, разставленныхъ подъ арками вдоль стѣнъ, — сидятъ съ утра и до вечера молча, неподвижно, съ строгимъ гробовымъ терпѣніемъ. Я не могу изгнать изъ своего воображенія этихъ людей, ведущихъ уличную и вмѣстѣ съ тѣмъ сидячую жизнь. Я называю ихъ призраками Лондонскаго Сити. Мнѣ случалось проходить мимо Биржи въ девять часовъ утра, но и въ эту раннюю пору призраки уже сидѣли на своихъ мѣстахъ; я проходилъ мимо Биржи, когда внутренніе предѣлы ея совершенно пустѣли и двери запирались на ночь, а привидѣнія все еще сидѣли, безмолвныя, неподвижныя, не измѣняющія своего положенія, нѣмыя, не издающія ни малѣйшихъ звуковъ человѣческаго голоса среди непрерывнаго говора и нескончаемой суеты, среди криковъ и восклицаній, вылетающихъ изъ самого сердца коммерческаго міра. Я уѣзжалъ изъ Англіи въ чужіе края и, возвратясь въ нее, снова находилъ тѣ же самыя привидѣнія, на тѣхъ же самыхъ скамейкахъ. Они сидѣли тутъ въ то время, когда существовала «Старая биржа», и, безъ всякаго сомнѣнія, находились тутъ еще во времена сэра Томаса Гресгама, учредителя этого зданія; и когда членъ будущаго поколѣнія, какой нибудь англо-ново-зеландецъ, которыхъ предсказываетъ намъ Томасъ Бабингтонъ Маколей, явится изъ своего отечества снять видъ развалинъ храма св. Павла, то на первомъ планѣ своей картины, на безобразныхъ грудахъ разрушенныхъ колоннъ и каменныхъ скамеекъ, на развалинахъ Биржи, въ виду развалинъ Банка, помѣститъ призраки Лондонскаго Сити, навсегда неизмѣнные.
Что они дѣлаютъ по воскреснымъ и другимъ праздничнымъ днямъ и въ тѣ часы, когда Биржа бываетъ заперта? Что они дѣлали въ ту пору, когда старое зданіе Биржи превратилось послѣ пожара въ развалины и когда коммерческій народъ собирался въ Старомъ Южномъ Морскомъ Домѣ или въ Акцизной Конторѣ, на Броадъ-Стритѣ? Неужели это тѣ же самые люди, или ихъ братья, или ихъ кузены, которые просиживаютъ по цѣлымъ часамъ на скамейкахъ въ Сентъ-Джемскомъ паркѣ, устремивъ свои тусклые, ничего не выражающіе взоры на маневры кавалеристовъ и на игры ребятишекъ? Неужели это тѣ же самые люди, которые покупаютъ полъкружки портеру и похищаютъ лучшее мѣсто передъ буфетомъ, къ тайному негодованію содержателя портерной лавки? Неужели они находятся въ связи съ привидѣніями Британскаго Музеума — этими литературными призраками, которые большую часть дня проводятъ въ комнатѣ, назначенной для чтенія…. не за чтеніемъ, потому что взоры ихъ, по видимому, неподвижно устремлены на одно и то же мѣсто, на одну и ту же страницу одного и того тома законовъ юстиніановыхъ… нѣтъ, не за чтеніемъ! къ какимъ-то страннымъ наслажденіемъ, они вдыхаютъ воздухъ, пропитанный запахомъ сафьяна и кожи, безмолвно любуются покойными стульями и столами, съ особеннымъ расположеніемъ предаются литературному гостепріимству Британіи, проявляющемуся въ бесчисленномъ множествѣ костяныхъ ножей и гусиныхъ перьевъ, собранныхъ добровольнымъ приношеніемъ, въ наполненныхъ до самого края, даровыхъ оловянныхъ чернилицахъ.
Но какъ бы то-ни было, эти призраки Лондонскаго Сити должны же жить гдѣ нибудь, должны имѣть свою особенную сферу, въ которой обращаются они между подобными себѣ привидѣніями. Они должны питаться чѣмъ нибудь, должны пить что нибудь; да они и пьютъ, — въ этомъ нѣтъ ни малѣйшаго сомнѣнія; я замѣтилъ, что многіе изъ нихъ имѣютъ носъ, покрытый красноватымъ цвѣтомъ. Кто снабжаетъ ихъ пищей и одѣяніемъ? кто доставляетъ имъ теплый и спокойный пріютъ? моются ли они когда нибудь?… Но нѣтъ! позвольте! послѣдній вопросъ вовсе не идетъ къ дѣлу, потому что призраки Лондонскаго Сити касательно своей наружности и бѣлья, по видимому, одарены какой-то удивительной способностью обходиться безъ омовенія.
Я часто предлагалъ себѣ и по сію еще пору съ упорствомъ продолжаю предлагать подобные вопросы о призракахъ Лондонскаго Сити. Я составляю касательно ихъ всевозможные роды самыхъ грустныхъ умозаключеній. Посредствомъ продолжительныхъ наблюденій, посредствомъ неослабныхъ усилій въ примѣненіи одного вывода къ другому, посредствомъ незначительнаго преувеличенія и измѣненія сомнительной возможности въ правдоподобіе, и правдоподобія въ несомнѣнную дѣйствительность, я дошелъ наконецъ до того, что рѣшился покрыть сухія кости биржевыхъ призраковъ коммерческимъ тѣломъ и кровью, — но отнюдь не въ большомъ количествѣ. Я отвелъ имъ мѣста для жительства и далъ имъ названіе. Я изобрѣлъ для нихъ занятія, которымъ они посвящаютъ себя даже и тогда, когда, въ безпечной неподвижности, свойственной однимъ только привидѣніямъ, сидятъ они на скамейкахъ. Я открылъ средства, которыя покрываютъ ихъ тощіе, дряблые члены истасканнымъ одѣяніемъ, которыя доставляютъ работу ихъ впалымъ щекамъ и выдавшимся челюстямъ, и которыя отъ времени до времени придаютъ ихъ багрово-синимъ носамъ скоротечную красноватость. Короче сказать, я доискался, или по крайней мѣрѣ мнѣ кажется, что я доискался, кто эти призраки Лондонскаго Сити, какимъ образомъ и гдѣ именно они живутъ; кѣмъ или чѣмъ они были до превращенія своего въ призраки, и какія степени нисхожденія проходили они до тѣхъ поръ, пока достигли скамеекъ, какъ будто нарочно устроенныхъ для нихъ, у Биржи.
Возьмите вонъ этотъ высокій призракъ, который сидитъ подъ аркадой, называемой Валлахо-Молдавской, на скамейкѣ, поставленной между двумя объявленіями, изъ коихъ одно возвѣщаетъ о приближающемся отплытіи въ Одессу огромнаго, обшитаго мѣдью корабля «Великій Турокъ», а другое, изображая хромолитографическій бритвенный магическій ремень мистера Алешиха, выхваляетъ, въ самыхъ безпристрастныхъ выраженіяхъ, достоинства этого орудія. Взгляните на этотъ призракъ всего только разъ и потомъ попробуйте забыть его. Его лицо удручено горестію; верхняя часть его шляпы измята, поля его изорваны, передняя часть этихъ полей засалена отъ частаго прикосновенія рукою, ворсъ на шляпѣ исчезъ давнымъ-давно, и мѣсто его заступилъ искуственный блескъ, производимый утреннимъ прикосновеніемъ мокрой щетки, его атласный галстухъ, нѣкогда черный, но теперь грязно-коричневый, затянуть сзади обшмыганнымъ лоскуткомъ той же матеріи, пропущеннымъ сквозь ржавую пряжку; его траурный сюртукъ или пальто (привидѣнія никогда не носятъ фраковъ) покрытъ на воротникѣ и на локтяхъ мозаикой изъ сальныхъ пятенъ, оборванъ около кармановъ, отъ привычки безпрестанно всовывать въ нихъ и вынимать документы, истертъ около петель до нитокъ, отъ застегиванья и разстегиванья не пуговицъ, но разнообразныхъ монументовъ, воздвигнутыхъ на тѣхъ мѣстахъ, гдѣ были пуговицы, въ память ихъ существованія; его панталоны, изношенные донельзя, потеряли первобытный свой цвѣтъ, сморщились, съежились и вообще приняли самый непрезентабельный видъ; его сапоги (не блюхеровскіе, но почти всегда веллингтоновскіе) растрескались по бокамъ и подпоролись около каблуковъ, — но общая связь ихъ поддерживается помощію раскаленной кочерги и кусочка гутта-перчи. Мнѣ все извѣстно насчетъ этого призрака. Онъ поступилъ въ міръ призраковъ въ 1825 году. Онъ былъ нѣкогда главнымъ клеркомъ въ извѣстнѣйшей банкирской конторѣ подъ фирмою сэра Джона Джеббера, Джефферсона и К., принимавшей главное и самое дѣятельное участіе въ «Привилегированномъ Обществѣ мытья, крахмаленья и глаженья бѣлья», въ «Соединенномъ Обществѣ вывоза за границу пыли и вѣтра и употребленія угольнаго пепла вмѣсто горючаго матеріала», въ «Патентованномъ Обществѣ выдѣлки кошечьихъ, мышечьихъ и кроликовыхъ шкурокъ», въ «Обществѣ усовершенствованія новоизобрѣтеннаго способа приготовлять самовозгараемые горючіе матеріалы, съ примѣненіемъ ихъ къ моментальному освѣщенію Лондона», въ «Англо-франко-мексико-рудокопномъ Обществѣ быстрѣйшаго распространенія ртути по всѣму свѣту», и во многихъ другихъ обществахъ. Когда надъ знаменитымъ домомъ банкировъ Джеббера, Джефферсона и К. нависла громовая туча и грозила разрушить его до основанія, и когда по улицамъ Лондона къ тому же дому хлынулъ потокъ въ видѣ разнородныхъ экипажей, стремленіе котораго сильнѣе всего усматривалось на протяженіи отъ Ломбэрдъ-Стрита до Людгэтъ-Хилля, — въ это время призракъ нашъ совершилъ геройскій подвигъ: онъ нанялъ нѣсколько тяжело нагруженныхъ угольныхъ вагоновъ, протянулъ ихъ между двумя переулками Нинласъ и Бирчинъ и тѣмъ пересѣкъ всю вереницу экипажей, а на углу аллеи Попсхедъ поднялъ тревогу, распустивъ слухъ о сорвавшейся съ цѣпи собакѣ, и этимъ задержалъ на нѣсколько часовъ безчисленное множество пѣшеходовъ, торопившихся возвратить свои капиталы, отданные, на весьма выгодныхъ условіяхъ, попеченію банкирскаго дома Джеббера и К. Этотъ призракъ тотъ самый клеркъ, который надоумилъ фирму прибѣгнуть въ самому вѣрному средству (употребленному когда-то въ болѣе обширномъ по капиталу банкирскомъ домѣ), а именно: начать уплату самаго огромнаго капитала шести-пенсовыми монетами, потому что этимъ средствомъ можно было выиграть времени не только нѣсколько часовъ, но нѣсколько дней, что весьма много значило въ критическую минуту. Но, увы! ничто не могло спасти фирму отъ паденія! Изъ Ломбардъ-Стрита ее перевели въ Бэзингаллъ-Стритъ, въ судъ несостоятельныхъ должниковъ. Мистеръ Джобберъ отправился въ домъ умалишенныхъ; миссъ Джобберъ — бѣдняжки! — принуждены были принять на себя тяжелую обязанность гувернантокъ; Джефферсонъ и К. эмигрировался, какъ увѣряютъ нѣкоторые, съ наличной кассой, въ южное полушаріе, гдѣ впослѣдствіи онъ сдѣлался главнымъ директоромъ той банкирской компаніи, на пяти-талерныя ассигнаціи которой явилось въ публикѣ такое требованіе, какое существуетъ и понынѣ на косметическій пластырь и зажигательныя спички. Главный клеркъ раззорившейся компаніи поступилъ прямехонько въ коллекцію «Призраковъ Лондонскаго Сити» и съ тѣхъ поръ никогда не покидалъ этого названія. Прочіе клерки въ непродолжительное время и безъ всякаго затрудненія нашли себѣ занятія въ другихъ конторахъ. Недоброжелательные люди распустили слухъ, что будто бы призракъ-клеркъ зналъ всѣ подробности о пачкѣ ассигнацій, которая такъ странно ускользнула изъ общаго расчета, хотя онъ никогда не показывалъ виду, что знаетъ объ этомъ. Онъ не хотѣлъ даже сдѣлать нѣкоторыхъ поясненій касательно раздѣла тѣхъ компаній, о которыхъ мы упомянули; а въ силу этой неумѣстной скромности его никто не захотѣлъ принять къ себѣ въ услуженіе, и потому онъ, по необходимости, долженъ былъ обратиться въ счетчика, неимѣющаго никакихъ счетныхъ занятій, сдѣлаться агентомъ безъ всякаго агентства. Правда, онъ былъ секретаремъ «Общества собиранія булавокъ»; но, къ несчастію, существованіе этого общества было, можно оказать, мимолетное. Дѣйствовалъ онъ также, въ качествъ сборщика добровольныхъ подаяній, въ пользу оставшихся въ-живыхъ съ корабля «Табиѳа Джэйнъ», погибшаго подъ командою шкипера Молея; но старинные его недоброжелатели снова распустили слухъ, что ни корабля «Табиѳа Джэйнъ», ни шкипера Молея не существовало отъ сотворенія міра. Это обстоятельство окончательно повредило нашему клерку. Теперь онъ занимается продажею хлѣбнаго зерна и каменнаго угля, и занимается по порученіямъ, которыя онъ получаетъ не изъ первыхъ рукъ, но отъ тѣхъ лицъ, которыя по этому предмету сами носятъ званіе коммиссіонеровъ. Иногда, когда представится случай, онъ дѣйствуетъ въ качествѣ биржевого маклера, но это по порученію; иногда занимается составленіемъ приказныхъ бумагъ; иногда переписываетъ подобныя бумаги начисто, иногда является въ какомъ нибудь судѣ по чужому дѣлу, — короче сказать, онъ занимается всѣмъ понемножку. Этими средствами онъ собираетъ скудныя крохи и имѣетъ голосъ въ гостинницѣ «Черный Левъ». Онъ ведетъ трезвую жизнь; но мнѣ кажется, что онъ ведетъ ее по принужденію. Если вы дадите ему лишнюю кружку пива, онъ разплачется передъ вами и будетъ разсказывать вамъ о минувшихъ дняхъ своего счастія, когда онъ имѣлъ своихъ лошадей, щегольскій экипажъ и постоянную ложу въ театрѣ; будетъ разсказывать вамъ о старшей своей дочери Эмли, которая получила воспитаніе въ первоклассномъ лондонскомъ пансіонѣ, которая вышла замужъ за Легга, главнаго клерка въ Ревизіонной Конторѣ Страхового Общества, и которая къ настоящее время считаетъ за униженіе промолвить слово своему бѣдному, старому отцу. Онъ будетъ разсказывать намъ о своей другой дочери, Дженни, которая очень любитъ и уважаетъ его; но эта дочь, къ крайнему его прискорбію, вышла замужъ за типографщика, человѣка самаго невоздержнаго, даже, можно сказать, развратнаго, для котораго родственники не разъ уже покупали станки и шрифты, а онъ все это немедленно обращалъ въ вино и табакъ. Бѣдный-бѣдный старый призракъ! бѣдный труженикъ, несчастный отецъ! ты вполнѣ заслуживаешь сожалѣнія ближняго! Не самъ ты былъ виновникомъ своего несчастія! Когда рушатся громадные зданія, то какое множество шаткихъ баллюстрадъ и легкихъ колоннъ, составлявшихъ одно только украшеніе, ломаются вдребезги, вмѣстѣ съ массивными столбами, служившими главной подпорой всему зданію!
А вотъ и другой призракъ, съ которымъ я знакомъ давнымъ-давно. Этотъ человѣкъ раззорился лѣтъ двадцать-пять тому назадъ и въ теченіе этого времени переносилъ свое положеніе съ какою радостью и даже съ весельемъ. Совершенно уничтоженный, онъ съ удовольствіемъ проводитъ цѣлый день ни обычной скамейкѣ, поставленной на Бенгальской площадкѣ. Онъ часто, очень часто, съ радостью, въ которой прогадываетъ отчаяніе, выбиваетъ своими костылями дробь на плитномъ помостѣ Королевской биржи. Несчастный! онъ доведенъ былъ до раззоренія стеченіемъ страшныхъ обстоятельствъ, и несчастіе по сіе время не перестаетъ преслѣдовать его. Онъ горѣлъ четыре раза, обѣ ноги его сломаны, любимый и многообѣщавшій ребенокъ былъ обваренъ кипяткомъ, жена лежитъ въ постели, разбитая параличемъ, и самъ онъ страшно страдаетъ отъ боли въ ногахъ. Но не угодно ли замѣтить, онъ не принадлежитъ къ числу докучливыхъ просителей, расчитывающихъ на ваше подаяніе посредствомъ письма, въ которомъ, въ самыхъ трогательныхъ, но ложныхъ выраженіяхъ выставлены всѣ ихъ скорби и страданія: нѣтъ! онъ гнушается этимъ средствомъ. Если хотите, вы можете теперь же подойти къ его «мѣсту» и сами составить понятіе о его несчастіи, а кстати вы увидите въ рукахъ его письмо отъ альдермена Фубса, который такъ чистосердечно соболѣзнуетъ о немъ: неужели и вы не тронетесь его положеніемъ? неужели и вы не подадите ему какой нибудь полъ-кроны?
Загляните вотъ еще на эту Австро-Италійскую площадку и пожалѣйте вотъ этого печальнаго призрака въ измятой шляпѣ, нахлобученной на самыя брови, и въ оборванномъ плащѣ съ истертымъ мѣховымъ воротникомъ. Онъ не былъ ни главнымъ клеркомъ, ни кассиромъ, ни биржевымъ маклеромъ во времена давно-минувшія. Онъ считался зажиточнымъ купцомъ, негоціантомъ, который являлся на Биржу; побрякивая связкой ключей и печатей, привѣшенной къ полновѣсной золотой часовой цѣпочкѣ, который повелительнымъ и звучнымъ голосомъ назначалъ биржевыя цѣны, передъ которымъ съ подобострастіемъ гнулись лакеи въ трактирахъ «Кокъ» на Триднидль-Стритѣ, въ «Новой Англіи» и въ «Анти-Гальскомъ», котораго имя красовалось въ спискахъ членовъ всѣхъ человѣколюбивыхъ обществъ, который носилъ золотую табакерку въ рукѣ, а перчатки, дорогой остъ-индскій носовой платокъ и банковую книгу — въ шляпѣ. А теперь! его шляпа биткомъ набита лѣтописями о минувшихъ дѣяніяхъ, памятными записками о баснословныхъ выгодахъ, грузовыми билями касательно тѣхъ кораблей-призраковъ, которые никогда не нагружались; старыми бланкетами для векселей, съ именемъ его фирмы (когда она имѣла имя), весьма красиво вырѣзанной на мѣдной дощечкѣ, для тисненія этихъ бланкетовъ; печатью его конторы; засаленной памятной книжкой для записыванія капиталовъ, поступившихъ въ его контору, — книжкой, въ которой остались однѣ только цыфры, обличительницы капиталовъ, давно уже вынутыхъ изъ кассы; свидѣтельствомъ о его банкрутствѣ; кусочка сургуча и свидѣтельства отъ собратій-купцовъ о его удивительной честности. Впрочемъ, — послѣднія по большей части скрываются въ его карманахъ. У него есть истасканный бумажникъ, наполненный глубоко обдуманными, много обѣщающими, но ничего не доставляющими проектами раззорившихся обществъ. Онъ сидитъ одинъ и въ сторонѣ отъ своихъ собратій-призраковъ и, по видимому, новое не хочетъ причислятъ себя къ молчаливому обществу этихъ, такъ сказать, коммерческихъ фантомовъ. Величайшая милость, какую вы можете сказать ему, состоитъ въ томъ, чтобы поручить ему размѣнъ вашего банковаго билета на наличныя деньги — вѣдь онъ, какъ вамъ уже извѣстно, человѣкъ честнѣйшихъ правилъ! — или предоставить ему взысканіе капитала по выданному вамъ векселю. Необыкновенное усердіе, сопровождаемое часто лихорадочной дрожью, съ которою онъ представилъ бы магическій документъ и отвѣтилъ бы на ласковый вопросъ кассира: «какой монетой хотите вы получить свой капиталъ?» хоть кому такъ покажется умилительнымъ. Если его нѣтъ на Биржѣ, то я живо представляю себѣ, какъ онъ украдкой пробирается по улицѣ Ломбардъ, или бродить по кварталу Чипсайдъ, съ какимъ-то томительнымъ безпокойствомъ заглядываетъ въ полу-отворенныя двери торговыхъ домовъ, куда безпрестанно входятъ и откуда выходятъ восѣтители, печальными взорами осматриваетъ фрахтовыя объявленія, сертепартіи и страховые полисы, выставленные въ окнахъ нѣкоторыхъ магазиновъ, осматриваетъ заготовленные конторскіе книги, дневники, журналы, и въ то же время — несчастный! — безотрадная дѣйствительность является передъ нимъ и шепчетъ ему, что вся прелесть этихъ книгъ давно для него не существуетъ, что онъ давно уже все кончилъ съ черными, красными и синими чернилами, и что надписи на этихъ книгахъ: «Кассовая», «Долговая», «Кредиторская», давно уже потеряли для его слуха свою музыкальность. Вечеромъ, въ какой нибудь грязной кофейной, гдѣ онъ обыкновенно утоляетъ свой голодъ, его ни что такъ не интересуетъ въ объявленіяхъ вчерашней газеты, какъ списокъ банкротовъ. Ночью, несмотря на то, что онъ самъ призракъ, тревожный сонъ его посѣщается призраками разрушенныхъ надеждъ, полицейскими констаблями, гнѣвными коммиссарами и рѣшеніями суда, вліянію которыхъ онъ не хотѣлъ покориться.
Покойный мистеръ NN былъ названъ «Столпомъ Биржи»: точно такимъ же кажется на взглядъ вотъ и этотъ старый призракъ. По видимому, онъ уже былъ биржевымъ призракомъ въ ту пору, когда не существовали еще ни биржи, ни призраки. Онъ, какъ говорится, ставитъ меня въ совершенный тупикъ. Кое-какъ я могу еще сплести исторію, отъискать родословныя, соединить вмѣстѣ разнородныя обстоятельства для всѣхъ другихъ биржевыхъ призраковъ, — но это сребровласое привидѣніе служитъ для меня тайной неразгаданной. По видимому, надъ безчисленнымъ множествомъ морщинъ его пергаментнаго лица, надъ его взъерошенными, неимѣющими никакого блеска бѣлыми волосами царятъ столѣтія коммерческой призрачности. На немъ какая-то одежда — сюртукъ ли это, плащъ ли, фракъ ли, я не рѣшаюсь сказать, — одежда, которая, опускаясь отъ шеи и до ногъ не позволяетъ вамъ видѣть одно только его морщинистое лицо и длинныя, тощія, жилистыя руки, которыхъ пальцы переплелись между собой и какъ будто слились въ одну руку. Давно ли онъ поступилъ въ число призраковъ Лондонскаго Сити? Не бродилъ ли онъ у паперти св. Павла или у церкви Темпль во времена Чарльза? Не былъ ли, онъ призракомъ Лондонскаго Сити въ ту пору, когда женщины, въ одеждѣ, называемой мѣшкомъ, и лондонскіе щеголи — въ бархатныхъ костюмахъ, шитыхъ золотомъ, собирались въ игорные дома играть на за-атлантическія акціи? Не являлся ли онъ на Королевской Биржѣ въ ту пору, когда явились на ней купцы, которыхъ испанцы обезчестили въ Гондурасѣ, когда главное приращеніе кассы много было обязано свободной торговлѣ неграми? Не помнятъ ли онъ лордовъ-меровъ Бекфорда, Фонтлерая и Роланда Стевенсона? Право, мнѣ нисколько не покажется удивительнымъ, если въ памяти его сохранился альдерменъ Ричардъ Виттингтонъ, три раза бывшій лордомъ-меромъ Лондона, или тотъ знаменитый лондонскій винопродавецъ, о которомъ въ народныхъ пѣсняхъ дошло до насъ преданіе, что
«Онъ превосходно жилъ,
Имѣлъ одну лишь дочь и отъ души ее любилъ.»
Призраки Лондонскаго Сити, подобно всякимъ другимъ призракамъ, по большей части люди молчаливые. Главная цѣль ихъ, по видимому, состоитъ въ томъ, чтобъ инерціей молчанія внушить зрителю идею о тяжкой обязанности, которая возложена на нихъ. Немногіе изъ нихъ бываютъ говорливы, но нѣкоторые, сколько извѣстно мнѣ, къ моему душевному прискорбію, бываютъ даже черезчуръ словохотливы. Горе вамъ, если только вы сойдетесь гдѣ нибудь съ говорливымъ призракомъ, или если вы когда нибудь были слегка знакомы съ нимъ! Этотъ призракъ, если захочетъ говорить, то будетъ говорить, и заговоритъ васъ, не изъискивая особенныхъ причинъ вступить съ вами въ разговоръ. Начинается съ того, что онъ показываетъ видъ, будто знаетъ васъ, или вашего отца, или вторую кузину вашей жены, или, наконецъ, знаетъ какую нибудь особу, имѣющую удивительное сходство съ вами; и, въ силу этого знакомства, онъ преспокойно, но весьма твердо беретъ васъ за пуговицу, и вы дѣлаетесь его жертвой. Вы слушаете какъ трехъ-лѣтній ребенокъ разсказы этого древняго, скучнаго призрака. Онъ постепенно и со всѣми подробностями исчислитъ вамъ всѣ свои скорби, всѣ свои потери, разскажетъ какъ о людяхъ, которыхъ онъ знаетъ или зналъ, о своемъ кузенѣ, который — повѣрите ли вы этому, милостивой государь? — ѣздить каждое утро въ Сити въ каретѣ, съ напудреннымъ лакеемъ за запяткахъ. Все это передаетъ онъ вамъ тихимъ и серьезнымъ, но для васъ невыносимо мучительнымъ однообразнымъ тономъ. Между тѣмъ какъ его собратья-призраки, воображая, что онъ трактуетъ съ вами о дѣлѣ большой важности, жмутъ свои зонтики и съ величайшимъ любопытствомъ устремляютъ на васъ обоихъ свои безжизненные взоры.
Вотъ этотъ вещественный призракъ, который донельзя утомляетъ душу своимъ разговоромъ, который говоритъ тихимъ, хриплымъ и въ своемъ родѣ таинственнымъ голосомъ, употребляетъ длинныя, пропитанныя горечью слова, — былъ нѣкогда стряпчимъ и имѣлъ въ Лондонскомъ Сити обширную практику, но за нѣкоторые противозаконные поступки былъ исключенъ изъ списковъ общины. Съ тѣхъ поръ онъ обратился въ призракъ, и въ самый несносный говорливый призракъ. Вы непремѣнно должны знать причину его паденія; вы должны выслушать разсказъ о томъ неслыханномъ доселѣ обхожденіи, которому онъ былъ подвергнутъ. Прочитайте его «Оправданіе передъ публикой», котораго ни одна газета не хотѣла напечатать; прочитайте его письмо къ мистеру Юстицъ-Бульвиглю, на которое этотъ ученый мужъ не хотѣлъ отвѣчать; прочитайте его меморію къ лорду Виконту Фортишинсу, оставленную безъ всякаго вниманія. О нѣтъ! повремените немного, и вы увидите, какой явится въ свѣтѣ памфлетъ по этому поводу. А до той поры не угодно ли вамъ просмотрѣть матеріалы для этого памфлета. Не торопитесь, ради Бога! Вы дали слово быть у вашего пріятеля къ тремъ часамъ; но что значитъ опознать какимъ нибудь часомъ, когда дѣло идетъ о правосудіи!
И въ то время, когда продолжается этотъ разговоръ, передъ вами возникаетъ цѣлое ополченіе бормочущихъ призраковъ, у которыхъ также есть свои собственныя скорби, — призраковъ съ изобрѣтеніями, на которыя они, при всѣхъ своихъ стараніяхъ, не могли пріобрѣсти привиллегіи, и которыя безсовѣстные капиталисты похитили, — призраковъ, которые не могутъ получить позволенія министра выслушать отъ нихъ предложенія касательно осушки Ирландіи въ теченіе трехъ недѣль, или погашенія національнаго долга въ теченіе сутокъ, — призраковъ, противъ плановъ которыхъ касательно защиты предѣловъ отечества военное министерство не разъ запирало двери, и даже довольно грубо, — призраковъ, которые имѣли свои тяжелыя потери, — призраковъ, которые долго были жертвами безконечныхъ преслѣдованій закона, наконецъ, тотъ разрядъ незабвенныхъ и всегда самыхъ несносныхъ призраковъ, которые имѣли тяжбу въ Канцлерскомъ судѣ въ теченіе безконечно-многаго числа лѣтъ, которые только что кончили совѣщаніе съ своими адвокатами и отправляются сочинять къ завтрашнему дню какое нибудь новое каверзное прошеніе. Бѣдный, жалкій, самый несчастный разрядъ призраковъ!
А вотъ этотъ призракъ, поглощающій меня своими зловѣщими взглядами, принадлежитъ къ разряду призраковъ, отъ искивающихъ какіе-то документы, недостающіе для доказательства его происхожденія. Ему недостаетъ одного только метрическаго свидѣтельства, чтобъ удостовѣрить, что онъ пра-правнукъ лица, оставившаго наслѣдство въ двадцать тысячъ фунтовъ стерлинговъ годового дохода. Позвольте ему пріобрѣсть трудами, выпросить или занять полъ-кроны, и онъ въ ту же минуту, отправимся въ редакцію газеты «Times», чтобъ помѣстить въ этой газетѣ публикацію о доставкѣ вышеупомянутаго документа. Вотъ этотъ призракъ исключительно занимается конскими скачками; гробовымъ голосомъ онъ предлагаетъ вамъ занести свою фамилію въ книгу назначенныхъ пари, по случаю новой предстоящей скачки, и обѣщаетъ сообщить вамъ нѣкоторыя свѣдѣнія, пользуясь которыми вы навѣрное будете въ выигрышѣ.
Кажется, теперь я исчислилъ всѣ призраки. Всѣ они говорливы или безмолвны, сидятъ или бродятъ по одной и той же площадкѣ и удаляются въ мрачные углы, когда на Биржѣ начинается дѣятельность, когда соберутся на нее купцы и маклеры. По-видимому, они какъ будто прикованы къ этому мѣсту; но случается встрѣчаться съ ними и въ другихъ частяхъ города: въ Гарровеѣ и на Аукціонномъ рынкѣ, въ простыхъ кофейныхъ дозахъ и тавернахъ, въ Гильдіи и Таможнѣ.
На улицѣ Бартоломю скитается другая раса безпокойныхъ призраковъ, по наружности своей и таинственному поведенію, имѣющихъ сходство съ призраками Лондонскаго Сити; но они отличаются отъ послѣднихъ тѣлосложеніемъ и поступками. Это никто иные, какъ бывшіе биржевые маклера, люди нѣкогда зажиточные но, не имѣя возможности выполнить финансовыя обязательства къ назначенному сроку, они принуждены были покинуть сонмъ маклеровъ и присоединиться къ сонму призраковъ. Они бродятъ около Биржи, извлекаютъ ничтожныя выгоды изъ ничтожнѣйшихъ занятій и промышляютъ сбытомъ акцій и торговыхъ обязательствъ какихъ нибудь сомнительныхъ и даже подозрительныхъ компаній. Они показываютъ изъ себя людей углубленныхъ въ занятія, хотя вовсе не имѣютъ никакихъ занятій, и часто, очень часто, подъ тѣмъ предлогомъ, что разсматриваютъ въ газетѣ цѣны акцій или новости Лондонскаго Сити, они украдкой ѣдятъ черствый хлѣбъ и сухую колбасу.
Какъ бы то ни было, въ теченіе каждой четверти столѣтія и они сбрасываютъ съ себя мучительную бездѣйственность: въ теченіе этого періода призраки Лондонскаго Сити, хотя весьма не надолго, но вдругъ оживаютъ и дѣлаются дѣятельными. Вы, вѣроятно, замѣтили, что, въ теченіе каждаго двадцати-пятилѣтія, разъ, а иногда и чаще, всѣми овладѣваетъ манія, — манія то къ золотымъ пріискамъ въ американскихъ Эльдорадо, то къ китоловному промыслу въ Южномъ океанѣ, то къ соединеннымъ обществамъ, доставляющимъ несмѣтныя выгоды всѣмъ и во всемъ, то къ желѣзнымъ дорогамъ, то къ обществамъ страхованія жизни. Тогда всѣ и все стремится за акціями. Лорды, лэди, духовныя особы, доктора, трубочисты, — всѣ въ одинъ голосъ вопіютъ объ акціяхъ. Они покупаютъ, продаютъ, вымѣниваютъ, занимаютъ, выпрашиваютъ, поддѣлываютъ, — словомъ сказать, спятъ и видятъ во снѣ однѣ только акціи. Банковыя ассигнаціи и проекты летаютъ около васъ какъ древесные листья въ Валамброзѣ; мужчины уже перестаютъ быть обыкновенными смертными: они обращаются въ директоровъ, временныхъ президентовъ какого нибудь комитета, администраторовъ; манія достигаетъ извѣстнаго градуса, и вмѣстѣ съ тѣмъ поднимаются и призраки. Биржа оглашается ихъ пронзительными восклицаніями; они становятся отважнѣе тѣхъ людей, которые никогда не были призраками. Они забываютъ назначенное свиданіе съ человѣкомъ, который, по всей вѣроятности, никогда бы не явился къ нимъ, забываютъ лестныя порученія касательно продажи хлѣбнаго зерна и каменнаго угля, забываютъ свою тяжбу въ Канцлерскомъ судѣ, забываютъ о полученіе наслѣдства и вмѣстѣ съ нимъ о двадцати тысячахъ годового дохода! Акціи, — настоящія, дѣйствительныя акціи — вотъ все, чего они жаждутъ и алчутъ! Въ то время, какъ расчетливые спекуляторы продаютъ свои акціи чрезъ маклеровъ и по биржевой цѣнѣ, отважные промышленникя — но уже болѣе не призраки — продаютъ свои собственныя акціи за нѣсколько пенсовъ. Безъ всякаго стыда и страха, они выдаютъ себя за директоровъ вновь учрежденныхъ компаній и предсѣдателей комитета, котораго главное собраніе назначается въ питейной комнаткѣ «Чернаго Льва». Существенная выгода ихъ основывается исключительно на фальшивыхъ акціяхъ фальшивыхъ обществъ. На нѣкоторое время они покрываютъ себя блестящей одеждой, уничтожаютъ лакомыя блюда и отборныя вина въ дорогихъ тавернахъ, разъѣзжаютъ по Лондону въ щегольскихъ экипажахъ или являются въ паркахъ на отличнѣйшихъ клеперахъ. Въ теченіе шести недѣль они живутъ такъ, какъ можетъ только жить человѣкъ, получающій десять тысячъ фунтовъ годового дохода; короче сказать, въ итогъ скоротечный промежутокъ они кружатся въ вихрѣ фортуны. Но послѣ бури обыкновенно выпадаетъ дождь, и послѣ маніи наступаетъ паническій страхъ. Вслѣдъ за тѣмъ дома банкировъ приходятъ въ осадное положеніе; на Биржѣ распространяется мрачное уныніе; гибель грозитъ спекуляторамъ. И въ то время, какъ я пишу эти слова, старые призраки снова ползутъ къ своимъ скамейкамъ и начинаютъ безмолвно ожидать человѣка, столь пунктуальнаго въ своей непунктуальности. Шляпы болѣе прежняго набиваются бумагами, истасканные бумажники дѣлаются еще тучнѣе, карманы еще туже, и говорунъ, который держится во время разговора за пуговку вашего фрака, становится еще несноснѣе; но уже кровь и плотъ сподвижниковъ маніи изсякли, и фигуры, которыхъ вы видите около Биржи, уже болѣе не люди, а Призраки Лондонскаго Сити.