Дмитрий Кедрин Приданое ---------------------------------------------------------------------------- М., Правда, 1990 ---------------------------------------------------------------------------- В тростниках просохли кочки, Зацвели каштаны в Тусе, Плачет розовая дочка Благородного Фердуси: "Больше куклы мне не снятся, Женихи густой толпою У дверей моих теснятся, Как бараны к водопою. Вы, надеюсь, мне дадите Одного назвать желанным. Уважаемый родитель! Как дела с моим приданым?" Отвечает пылкой дочке Добродетельный Фердуси: "На деревьях взбухли почки. В облаках курлычут гуси. В вашем сердце полной чашей Ходит паводок весенний, Но, увы: к несчастью, ваши Справедливы опасенья. В нашей бочке - мерка риса, Да и то еще едва ли. Мы куда бедней, чем крыса, Что живет у нас в подвале. Но уймите, дочь, досаду, Не горюйте слишком рано: Завтра утром я засяду За сказания Ирана, За богов и за героев, За сраженья и победы И, старания утроив, Их окончу до обеда, Чтобы вился стих чудесный Легким золотом по черни, Чтобы шах прекрасной песней Насладился в час вечерний. Шах прочтет и караваном Круглых войлочных верблюдов Нам пришлет цветные ткани И серебряные блюда, Шелк и бисерные нити, И мускат с имбирем пряным, И тогда, кого хотите, Назовете вы желанным". В тростниках размокли кочки, Отцвели каштаны в Тусе, И опять стучится дочка К благодушному Фердуси: "Третий месяц вы не спите За своим занятьем странным. Уважаемый родитель! Как дела с моим приданым? Поглядевши, как пылает Огонек у вас ночами, Все соседи пожимают Угловатыми плечами". Отвечает пылкой дочке Рассудительный Фердуси: "На деревьях мерзнут почки, В облаках умолкли гуси, Труд - глубокая криница, Зачерпнул я влаги мало, И алмазов на страницах Лишь немного заблистало. Не волнуйтесь, подождите, Год я буду неустанным, И тогда, кого хотите, Назовете вы желанным". Через год просохли кочки, Зацвели каштаны в Тусе, И опять стучится дочка К терпеливому Фердуси: "Где же бисерные нити И мускат с имбирем пряным? Уважаемый родитель! Как дела с моим приданым? Женихов толпа устала Ожиданием томиться. Иль опять алмазов мало Заблистало на страницах?" Отвечает гневной дочке Опечаленный Фердуси: "Поглядите в эти строчки, Я за труд взялся не труся, Но должны еще чудесней Быть завязки приключений, Чтобы шах прекрасной песней Насладился в час вечерний. Не волнуйтесь, подождите, Разве каплет над Ираном? Будет день, кого хотите, Назовете вы желанным". Баня старая закрылась, И открылся новый рынок. На макушке засветилась Тюбетейка из сединок. Чуть ползет перо поэта И поскрипывает тише. Чередой проходят лета, Дочка ждет, Фердуси пишет. В тростниках размокли кочки, Отцвели каштаны в Тусе. Вновь стучится злая дочка К одряхлелому Фердуси: "Жизнь прошла, а вы сидите Над писаньем окаянным. Уважаемый родитель! Как дела с моим приданым? Вы, как заяц, поседели, Стали злым и желтоносым, Вы над песней просидели Двадцать зим и двадцать весен. Двадцать раз любили гуси, Двадцать раз взбухали почки. Вы оставили, Фердуси, В старых девах вашу дочку". "Будут груши, будут фиги, И халаты, и рубахи. Я вчера окончил книгу И с купцом отправил к шаху. Холм песчаный не остынет За дорожным поворотом - Тридцать странников пустыни Подойдут к моим воротам". Посреди придворных близких Шах сидел в своем серале. С ним лежали одалиски, И скопцы ему играли. Шах глядел, как пляшут триста Юных дев, и бровью двигал. Переписанную чисто Звездочет приносит книгу: "Шаху прислан дар поэтом, Стихотворцем поседелым..." Шах сказал: "Но разве это - Государственное дело? Я пришел к моим невестам, Я сижу в моем гареме. Тут читать совсем не место И писать совсем не время. Я потом прочту записки, Небольшая в том утрата". Улыбнулись одалиски, Захихикали кастраты. В тростниках просохли кочки, Зацвели каштаны в Тусе. Кличет сгорбленную дочку Добродетельный Фердуси: "Сослужите службу ныне Старику, что видит худо: Не идут ли по долине Тридцать войлочных верблюдов?" "Не бегут к дороге дети, Колокольцы не бренчали, В поле только легкий ветер Разметает прах песчаный". На деревьях мерзнут почки, В облаках умолкли гуси, И опять взывает к дочке Опечаленный Фердуси: "Я сквозь бельма, старец древний, Вижу мир, как рыба в тине. Не стоят ли у деревни Тридцать странников пустыни?" "Не бегут к дороге дети, Колокольцы не бренчали. В поле только легкий ветер Разметает прах песчаный". Вот посол, пестро одетый, Все дворы обходит в Тусе: "Где живет звезда поэтов - Ослепительный Фердуси? Вьется стих его чудесный Легким золотом по черни, Падишах прекрасной песней Насладился в час вечерний. Шах в дворце своем - и ныне Он прислал певцу оттуда Тридцать странников пустыни, Тридцать войлочных верблюдов, Ткани солнечного цвета, Полосатые бурнусы... Где живет звезда поэтов - Ослепительный Фердуси?" Стон верблюдов горбоносых У ворот восточных где-то, А из западных выносят Тело старого поэта. Бормоча и приседая, Как рассохшаяся бочка, Караван встречать - седая - На крыльцо выходит дочка: "Ах, медлительные люди! Вы немножко опоздали. Мой отец носить не будет Ни халатов, ни сандалий. Если шитые иголкой Платья нашивал он прежде, То теперь он носит только Деревянные одежды. Если раньше в жажде горькой Из ручья черпал рукою, То теперь он любит только Воду вечного покоя. Мой жених крылами чертит Страшный след на поле бранном. Джинна близкой-близкой смерти Я зову моим желанным. Он просить за мной не будет Ни халатов, ни сандалий... Ах, медлительные люди! Вы немножко опоздали". Встал над Тусом вечер синий, И гуськом идут оттуда Тридцать странников пустыни, Тридцать войлочных верблюдов. 1935
