Приговор (Достоевский)

Приговор
автор Федор Михайлович Достоевский
Опубл.: 1880. Источник: az.lib.ru

Ф. М. Достоевский. Приговор

Кстати, вот одно рассуждение одного самоубийцы от скуки, разумеется

матерьялиста.

«…В самом деле — какое право имела эта природа производить меня на

свет, вследствие каких-то там своих вечных законов? Я создан с сознанием и

эту природу сознал; какое право она имела производить меня, без моей воли на

то, сознающего? Сознающего, стало быть, страдающего, но я не хочу страдать —

ибо для чего бы я согласился страдать? Природа, чрез сознание мое, возвещает

мне о какой-то гармонии в целом. Человеческое сознание наделало из этого

возвещения религий. Она говорит мне, что я, — хоть и знаю вполне, что в

„гармонии целого“ участвовать не могу и никогда не буду, да и не пойму ее

вовсе, что она такое значит, — но что я все-таки должен подчиниться этому

возвещению, должен смириться, принять страдание в виду гармонии в целом и

согласиться жить. Но если выбирать сознательно, то, уж разумеется, я скорее

пожелаю быть счастливым лишь в то мгновение, пока я существую, а до целого и

его гармонии мне ровно нет никакого дела после того, как я уничтожусь, —

останется ли это целое с гармонией на свете после меня или уничтожится

сейчас же вместе со мною. И для чего бы я должен был так заботиться о его

сохранении после меня — вот вопрос? Пусть уж лучше я был бы создан как все

животные, то есть живущим, но не сознающим себя разумно; сознание же мое

есть именно не гармония, а, напротив, дисгармония, потому что я с ним

несчастлив. Посмотрите, кто счастлив на свете и какие люди соглашаются жить?

Как раз те, которые похожи на животных и ближе подходят под их тип по малому

развитию их сознания. Они соглашаются жить охотно, но именно под условием

жить как животные, то есть есть, пить, спать, устраивать гнездо и выводить

детей. Есть, пить и спать по-человеческому значит наживаться и грабить, а

устраивать гнездо значит по преимуществу грабить. Возразят мне, пожалуй, что

можно устроиться и устроить гнездо на основаниях разумных, на научно верных

социальных началах, а не грабежом, как было доныне. Пусть, а я спрошу для

чего? Для чего устраиваться и употреблять столько стараний устроиться в

обществе людей правильно, разумно и нравственно-праведно? На это, уж

конечно, никто не сможет мне дать ответа. Все, что мне могли бы ответить,

это: „чтоб получить наслаждение“. Да, если б я был цветок или корова, я бы и

получил наслаждение. Но, задавая, как теперь, себе беспрерывно вопросы, я не

могу быть счастлив, даже и при самом высшем и непосредственном счастье любви

к ближнему и любви ко мне человечества, ибо знаю, что завтра же все это

будет уничтожено: и я, и все счастье это, и вся любовь, и все человечество —

обратимся в ничто, в прежний хаос. А под таким условием н ни за что не могу

принять никакого счастья, — не от нежелания согласиться принять его, не от

упрямства какого из-за принципа, а просто потому, что не буду и не могу быть

счастлив под условием грозящего завтра нуля. Это — чувство, это

непосредственное чувство, и я не могу побороть его. Ну, пусть бы я умер, а

только человечество оставалось бы вместо меня вечно, тогда, может быть, я

все же был бы утешен. Но ведь планета наша невечна, и человечеству срок —

такой же миг, как и мне. И как бы разумно, радостно, праведно и свято ни

устроилось на земле человечество, — все это тоже приравняется завтра к тому

же нулю. И хоть это почему-то там и необходимо, по каким-то там всесильным,

вечным и мертвым законам природы, но поверьте, что в этой мысли заключается

какое-то глубочайшее неуважение к человечеству, глубоко мне оскорбительное и

тем более невыносимое, что тут нет никого виноватого.

И наконец, если б даже предположить эту сказку об устроенном наконец-то

на земле человеке на разумных и научных основаниях — возможною и поверить

ей, поверить грядущему наконец-то счастью людей, — то уж одна мысль о том,

что природе необходимо было, по каким-то там косным законам ее, истязать

человека тысячелетия, прежде чем довести его до этого счастья, одна мысль об

этом уже невыносимо возмутительна. Теперь прибавьте к тому, что той же

природе, допустившей человека наконец-то до счастья, почему-то необходимо

обратить все это завтра в нуль, несмотря на все страдание, которым заплатило

человечество за это счастье, и, главное, нисколько не скрывая этого от меня

и моего сознанья, как скрыла она от коровы, — то невольно приходит в голову

одна чрезвычайно забавная, но невыносимо грустная мысль: „ну что, если

человек был пущен на землю в виде какой-то наглой пробы, чтоб только

посмотреть: уживется ли подобное существо на земле или нет?“ Грусть этой

мысли, главное — в том, что опять-таки нет виноватого, никто пробы не делал,

некого проклясть, а просто все произошло по мертвым законам природы, мне

совсем непонятным, с которыми сознанию моему никак нельзя согласиться. Ergo:

1

Так как на вопросы мои о счастье я через мое же сознание получаю от

природы лишь ответ, что могу быть счастлив не иначе, как в гармонии целого,

которой я не понимаю, и очевидно для меня, и понять никогда не в силах —

Так как природа не только не признает за мной права спрашивать у нее

отчета, но даже и не отвечает мне вовсе — и не потому, что не хочет, а

потому, что и не может ответить —

Так как я убедился, что природа, чтоб отвечать мне на мои вопросы,

предназначила мне (бессознательно) меня же самого и отвечает мне моим же

сознанием (потому что я сам это все говорю себе) —

Так как, наконец, при таком порядке, я принимаю на себя в одно и то же

время роль истца и ответчика, подсудимого и судьи и нахожу эту комедию, со

стороны природы, совершенно глупою, а переносить эту комедию, с моей

стороны, считаю даже унизительным —

То, в моем несомненном качестве истца и ответчика, судьи и подсудимого,

я присуждаю эту природу, которая так бесцеремонно и нагло произвела меня на

страдание, — вместе со мною к уничтожению… А так как природу я истребить

не могу, то и истребляю себя одного, единственно от скуки сносить тиранию, в

которой нет виноватого».

N. N.

1 Следовательно: (лат.).

Права на это собрание электронных текстов и сами электронные тексты

принадлежат Алексею Комарову, 1996-2000год. Разрешено свободное

распространение текстов при условии сохранения целостности текста (включая

данную информацию). Разрешено свободное использование для некоммерческих

целей при условии ссылки на источник — Интернет-библиотеку Алексея Комарова.