Роман Добрый
(Роман Лукич Антропов)
править
Гений русского сыска И. Д. Путилин
(Рассказы о его похождениях)
Вторая серия.
править
Книга 17.
Претендент на болгарский престол
(Корнет Савин)
править
Граф Тулуз де Лотрек в Константинополе
правитьПрежде чем начать повествование о замечательном деле «претендентства корнета Савина на Болгарский престол», деле, в котором гениальный авантюрист столкнулся с гениальным сыщиком и где оправдалась поговорка «нашла коса на камень», скажем несколько слов о корнете Савине.
По своему общественному положению, по дерзкой отваге, по изумительному блеску выполнения своих смелых «похождений», по полету фантазии из всех русских авантюристов, бесспорно, первое место принадлежит корнету Савину.
Свою славу он распространил далеко за пределы своего отечества, прогремев за границей.
Блестящий офицер, молодой, красивый, ловкий, с ума сводивший женщин одним взглядом, лихой танцор, безукоризненно владеющий несколькими иностранными языками, он «свихнулся» с прямой дороги и покатился по наклонной плоскости.
Пытаясь сначала стоять только на грани гражданского и уголовного права, он перешагнул в область уголовщины.
Тут и началось! Одна безумно-смелая авантюра следовала за другой, и скоро послужной список экс-корнета обогатился массой громких деяний, не только изумлявших, но даже и восхищавших наше и заграничное общество «чистотой работы» и, я бы сказал, аристократичностью ее.
Если можно вообще в бездне человеческого падения найти красоту, то этой уголовно-преступной красотой обладал в полной мере Савин. Поистине, он был велик и в падении!
Но едва ли не самым замечательным в характере этой недюжинной личности являлась его уверенность в своем самозванстве.
Он мало-помалу так претворял в себе свою ложь, так свыкался с ней, что потом не на шутку начинал верить в нее, не отделяя вымысла от правды.
Это любопытное явление в области гипноза, самообмана было отмечено многими прозорливцами духа человеческого.
Так, у Гоголя есть замечание, что в знаменитой сцене вранья перед городничим и его присными Хлестаков искренно верит в ту ерунду, которую несет о «лабардане» и тридцати тысячах курьеров.
У Пушкина расстрига Гришка Отрепьев увлекается до того, что опять-таки искренно считает себя русским царевичем Димитрием.
Были моменты, когда Емелька Пугачев, «со рваными ноздрями», в состоянии длительного «аффекта лжи», говорил сам себе, что он — подлинный император Петр Федорович…
Константинополь — гордая столица Блистательный Порты, был залит горячими, яркими лучами солнца. Как красив, дивно хорош был он, купаясь в этом море света, со своими высокими белоснежными минаретами, со своим очаровательным видом на Босфор.
В роскошном отеле нарядного европейского квартала, где помещаются иностранные посольства, консульства, вот уже несколько дней проживал молодой богатый знатный граф Тулуз де Лотрек со своей супругой.
До сих пор существовал закон, что жены приобретают новые фамилии и титулы по мужу, а вот граф Тулуз де Лотрек взял да и изменил этот старый обычай, ибо… сделался графом «по жене».
— Как?! — удивитесь вы. — Да разве это возможно?
— Возможно, — отвечу я вам, — так как граф Тулуз де Лотрек был не кто иной, как экс-корнет Савин. А Савину, как известно, никакие законы не писаны, он сам создавал их.
Сманив безумно влюбившуюся в него графиню Тулуз де Лотрек с ее миллионами, он решил, что, будучи теперь ее «супругом», он имеет право не только на ее деньги, бриллианты, но и на ее титул.
По гостиной отельного отделения, убранной с комфортом и изысканной роскошью, нервно ходила графиня, молодая, очень красивая женщина.
«Граф», наш знаменитый корнет Савин, сидел в кресле, заложив нога за ногу. Одной рукой, поигрывая своим страшным бичом (этот бич был из какой-то особенной кожи и с ним Савин не расставался почти никогда), другой, держа сигару, он невозмутимо спокойно глядел на свою взволнованную супругу.
Ирония, насмешка сверкали во взгляде его удивительных глаз.
— Итак, мы взволнованы?
— Я попросила бы тебя обойтись без насмешек! — резко выкрикнула графиня.
— Ого!
— Да, да! Ты должен знать причину моего волнения.
— А именно? — прищурился Савин.
— Я совершенно не понимаю, зачем, для чего мы торчим здесь, в этом отвратительном Константинополе. Вместо того, чтобы пребывать теперь на каком-нибудь курорте, мы вдыхаем отравленный пылью воздух, жаримся, как в пекле в этой раскаленной духоте.
Графиня нервно комкала кружевной платок.
— Ах, вот в чем дело? — усмехнулся Савин.
— А ты этого не знал? — вспыхнула графиня.
— Знал, слышал, мой ангел, но я уже говорил тебе, что мне необходимо пробыть здесь еще несколько дней.
— Да зачем? Зачем?
— Это мое дело. Я не обязан отдавать отчета.
— В таком случае и я не обязана исполнять всех твоих прихотей. Я уеду одна.
— Что?
Медленно, точно тигр, собирающийся к прыжку, поднялся с кресла Савин…
Голова гордо откинулась назад, в глазах мелькнули огоньки гнева.
— Что? — повторил он, подходя к графине. — Это с каких же пор ты решила не подчиняться моей воле?
Та под этим пристальным, властным взглядом потерялась, как-то съежилась, пригнулась. Точно птичка под взглядом удава.
Любуясь ее смущением, довольный своей победой, Савин начал уже другим, ласково-вкрадчивым голосом:
— Ах, женщины, женщины, все-то вы на один покрой! Ну, давай мириться, Лили.
Он обнял ее и властно притянул к себе. Она, с глазами полными слез, но и восхищения, прижалась к его широкой, сильной груди своей красивой головкой.
— Слушай же, моя капризница, слушай внимательно, что я буду тебе говорить. Скажи: ты хотела бы сделаться княгиней?
Графиня удивленно посмотрела на своего супруга:
— Что такое? Княгиней? С какой стати? Какой княгиней?
Савин тихо рассмеялся.
— Ты думаешь, что графский титул не стоит менять на княжеский? Я был бы согласен с тобой, если бы тот княжеский титул, который я хочу предложить тебе, был обыкновенный, заурядный… Но дело в том, что моя корона будет поважнее простых графских и княжеских.
— Я тебя не понимаю…
— Сейчас поймешь. Ты должна войти вместе со мной на престол.
— Что? — даже отшатнулась от Савина-«графа» настоящая графиня.
— Да, на престол.
— Ты с ума сошел? На какой престол?
Несмотря на то, что графине не были тайной гениальные проделки ее супруга, который с циничной откровенностью посвятил ее в них, зная что она все равно пойдет за ним в огонь и воду, несмотря на это она была поражена, как никогда.
«Он смеется… Он шутит…» — пронеслось в ее головке.
— Ты спрашиваешь: на какой престол? Изволь, я тебе отвечу: на Болгарский.
— Это… это шутки?
— Нимало. Знай, что я — претендент на Болгарский престол.
— Ты?!
— Я.
— По какому праву? При чем ты и Болгарское княжество?
— Скажи, Лили, ты католичка?
— Да.
— Историю папства хорошо знаешь?
— Знаю.
— Так вот скажи, как мог пастух сделаться папой? А такой случай был. Итак, если пастух мог занять папский престол, то почему русский корнет, сделавшись графом Тулуз де Лотреком, не может взойти на престол Болгарского княжества? Ведь ты пойми: в настоящее время престол этот свободен. А раз он свободен, отчего мне его не занять? Черт возьми, это было бы чрезвычайно глупо отказаться от такого удобного и приятного помещения!
Графиня глядела на своего самозванного супруга широко раскрытыми глазами. А Савина словно волна какая-то подхватила. Он преобразился, горел, пылал жаром своей необузданной фантазии.
— О, Лили, моя верная подруга, какая блестящая, славная будущность открывается нам! Я — коронованный князь болгарского народа, я — в дружбе и сношениях с венценосцами всего мира.
— Но… как же это все устроится? — лепетала в величайшем смущении графиня.
— Все, все устроится! Вот для этого-то я и нахожусь в Константинополе. Теперь ты понимаешь? Теперь ты согласна ждать и задыхаться в жаре? Пойми, что мы отсюда поедем прямо в Болгарию.
И многое еще говорил «будущий» болгарский князь, а пока — наглый самозванец, авантюрист величайшей марки.
Политические эмигранты. Тайное совещание
правитьВ начале раннего вечера Савин — граф Тулуз де Лотрек — вышел из своего фешенебельного отеля и как-то тайком, крадучись, стараясь не обращать на себя ничьего внимания, направился пешком в один из отдаленных, грязных, вонючих кварталов «великолепной» столицы Оттоманской империи.
Жар еще не спал. Тучи пыли стояли над узкими улицами, кишевшими столичной рванью и массой бродячих голодных собак, похожих на шакалов, тощих, озлобленных.
Нарядный, сверкающий Константинополь остался там, позади.
Тут был тот главный Константинополь, который олицетворял собою всю неряшливость, всю грязь Востока.
«Экие свиньи!» — мысленно ругался претендент на Болгарский престол, попадая в кучи отвратительных экскриментов.
Подойдя к небольшому домику, ставни которого были наглухо закрыты, он тихо постучал в одно из окон и приблизился к двери.
— Кто там? — послышался вопрос.
— Это я, Цанков, отворяйте.
Дверь быстро распахнулась, впустила гениального авантюриста и так же быстро захлопнулась за ним.
— А наконец-то вы, ваше высочество! — с улыбкой проговорил высокий черномазый субъект, одетый в сюртук, с типичным видом болгарина.
— Не слишком ли рано — «ваше высочество»? Пока еще только ваше сиятельство, — рассмеялся Савин, крепко пожимая руку болгарина.
— Пустяки. Для такого умницы, как вы, сроков не существует. — Болгарин говорил довольно чисто и правильно по-русски.
— Все в сборе, Цанков?
— Все.
— А Хильми-паша?
— И он прибыл, Савин.
— Дану?
В голосе экс-корнета послышалась радость.
— А все-таки вы, Цанков, лучше величайте меня графом де Лотреком. Знаете, это звучит более внушительно.
Тихий смех болгарина смешался с таким же смехом «графа».
— Слушаю-с, ваше высочество!
В комнате, небольшой и тонувшей в полумраке, благодаря закрытым ставням, на креслах и широком диване сидели несколько человек.
Большинство из них были болгары, за исключением двух лиц, принадлежавших к сынам правоверного пророка Магомета.
— Простите великодушно, господа, что я запоздал! — весело, непринужденно проговорил Савин по-французски, здороваясь со всеми и особенно почтительно с Хильми-пашой.
— Ваше превосходительство, как мне благодарить вас за ваше любезное посещение? — склонился он перед ним.
Тот благосклонно улыбался.
— Ничего… Я так сочувствую, граф, этому делу, — ответил Хильми-паша.
— Позвольте мне, ваше превосходительство, в знак моей глубокой благодарности предложить вам на память о сегодняшнем вечере эту безделушку.
Савин вынул из кармана роскошный футляр и, раскрыв его, подал турецкому сановнику.
На голубом бархате, переливаясь всеми цветами радуги, сверкал драгоценный перстень с огромным бриллиантом-солитером.
— О! — вырвалось у всех.
Алчный взгляд паши загорелся восторгом.
— Ах, граф, какая прелесть! Но к чему это? Мне совестно принимать такие ценные сувениры.
— О, это такие пустяки, ваше превосходительство. Эта безделушка — одна из моих фамильных, — небрежно, с апломбом бросил великий авантюрист. — А это позвольте вручить вам.
И Савин протянул другой футляр младшему турку.
— Чисто работает, — прошептал болгарин Цанков своим соотечественникам.
Те взглядами подтвердили это.
— Ну, господа, мы можем приступить к совещанию, — пригласил всех Цанков.
И когда все заняли места за круглым столом, продажный турецкий сановник начал первым:
— Я должен сообщить вам, господа, что по полученным мною тайным сведениям русское посольство что-то разнюхало и, кажется, послало донесение. Поэтому я советовал бы вам торопиться.
Граф Тулуз де Лотрек, претендент на Болгарский престол, чуть-чуть побледнел.
— Оно узнало, что я здесь? — спросил он.
— Да.
Савин-«граф» рассмеялся.
— О, ваше превосходительство, я этого не боюсь. Меня взять не так-то легко.
— Его снимут только с Болгарского престола! — стукнул рукой по столу один из присутствующих болгар. — Верно, братушки?
— Верно! Верно! — прокатилось по комнате дико нелепого, преступного совещания.
— Мы — политические эмигранты Болгарии. Мы должны были бежать, спасаясь от дикого произвола и зверств временного регентства, самовольно захватившего власть в свои руки. Но, покинув отечество, мы оставили там массу верных друзей-приверженцев. Они за нас, они за общее дело. Трон Болгарии теперь свободен. Мы только должны распорядиться им!
— А много ли вас, господа? — осторожно, мягко, дипломатично спросил турецкий сановник.
— Нас-то много ли? — вмешался Цанков. — Вполне достаточно для того, чтобы сломить регентство и одержать полную победу. Еще на днях я получил от своих известие, что большинство войск, духовенства, народа совершенно готовы примкнуть к нам.
Савин сидел и слушал с замиранием сердца.
«Вот оно… вот оно, это недосягаемое, волшебное! Не сон, а явь, явь!» — так все и пело, ликовало в нем.
— И мы, — продолжал оратор-заговорщик, — после зрелого обсуждения пришли к решению, что лучшего кандидата на Болгарский престол, как граф Тулуз де Лотрек, не может быть.
В эту секунду поднялся самозваный граф. Он был поистине великолепен, этот мошенник высокой марки!
— Господа! — начал он таким властным, уверенным тоном, точно уже чувствовал себя на ступенях болгарского трона. — Господа! Благодарю вас за то высокое доверие, которым вам было угодно почтить меня. Если судьбе будет угодно, чтобы я занял Болгарский престол, даю клятвенное обещание заботиться о судьбе и благе моего народа.
Хитрый турецкий сановник еле заметно усмехался, любуясь блеском драгоценного перстня, уже одетого на палец.
— Я, — продолжал искренно вдохновляться Савин, — я уже наметил состав кабинета министров. Говорить ли вам, господа, кто эти избранные? Назвать ли их имена?
Молчание. И опять взволнованный, вкрадчивый голос «будущего болгарского князя»:
— Вы, Цанков, конечно, не откажетесь принять портфель первого министра?
— Если будет угодно вашему высочеству, — с низким поклоном ответил душа заговора.
— Вы, Малевич, — портфель военного министра?
— С радостью, ваше высочество!
— Вам я могу предложить, дорогой Маравелов, пост министра финансов…
И, называя всех поименно, «его высочество» распределял портфели, посты.
— Господа! Я, как вам известно, граф Тулуз де Лотрек. Но не забывайте, что я — славянин, русский, в котором бьется горячее сердце.
И он повернулся к турецкому сановнику.
— Болгария меня должна принять, ваше превосходительство… Но, став ее князем, я буду должником Блистательной Порты, прошу вас верить этому. Вы меня понимаете?
— О, как нельзя лучше, ваше… ваше сиятельство! — запнулся паша.
— Я весь полон желанием поставить Болгарию на иной путь…
— Так! Так! — послышались голоса политических эмигрантов-заговорщиков.
— И я… я это сделаю! — закончил Савин.
— Теперь — «черная работа», ваше высочество… Необходимо выяснить детали и план.
— Да, да, это важно.
И тут, в этой темной комнате, началось таинственное совещание о деталях выполнения фантастического плана, равного которому — по безумной дерзости и утопичности — едва ли знала любая история любых стран.
«Прямо уже в полной форме»… — «Две казармы будут приготовлены»… — «Амнистия, самая широкая»…
Глаза гениального авантюриста сверкали торжеством…
«Важнейшее» поручение Путилину
правитьОколо четырех часов дня в служебном кабинете Путилина появилась фигура министерского курьера.
— От его сиятельства вашему превосходительству в собственные руки! — протянул он Путилину пакет.
Путилин вскрыл его, прочел и сказал курьеру:
— Ступай. Я сейчас еду.
В письме от важного сановника графа Т. содержалась просьба о «немедленном прибытии» Путилина.
— Что-нибудь стряслось необыкновенное, — бормотал великий сыщик.
— …Дело необычайной важности, любезный Иван Дмитриевич! — взволнованно проговорил граф Т., встречая Путилина.
— Что случилось, ваше сиятельство?
— А вот садитесь, пожалуйста, мы побеседуем. — Сановник нервно закурил сигару.
— Вы, конечно, Иван Дмитриевич, Савина знаете?
— Знаю.
— Так вот-с, чтоб черт его побрал, нам необходимо его изловить. Чувствуете? Не-об-хо-ди-мо!
Путилин молча наклонил голову.
— Знаете ли вы, где он теперь находится?
— Нет. Я знаю только, что он удрал за границу и что его в России нет.
— Так извольте, я вам скажу: он в Константинополе.
— Ого! Вот куда попал, — усмехнулся Путилин.
— И вы… вы не можете себе представить, что он там делает!
Волнение графа Т. было так велико, что он даже сигару выронил из пальцев.
— Что же именно?
— Он… он хочет сесть на какой-то престол! — выпалил сановник.
Путилин (как он потом мне рассказывал) еле удержался от смеха, настолько трагична была физиономия графа.
— Сесть на престол? Что же, он собирается совершить кощунство? — невозмутимо спросил Путилин.
— А нет, вы меня плохо поняли! — с досадой вырвалось у графа. — Не на церковный сесть престол, а, так сказать, взойти на трон.
— Болгарский? — быстро задал вопрос Путилин.
— А вы… вы откуда же это знаете? — удивленно и растерянно спросил сановник.
— Положительно — я этого не знаю, ваше сиятельство, но ввиду того, что в настоящее время есть только один свободный трон, а именно болгарский, я и полагаю, что наш удалой экс-корнет точит свои зубы именно на него.
— Вы — удивительный человек, честное слово! — пробормотал всесильный человек, глядя на Путилина с искренним восхищением.
— О, вы преувеличиваете, ваше сиятельство!
— Да, вы не ошиблись. Вчера мы получили секретное донесение от посольской миссии. В нем говорится, что один турок выдал присутствие в Константинополе русского «эмигранта», составившего заговор с политическими преступниками Болгарии о попытке взойти на Болгарский престол.
— И этот доносчик назвал имя…
— Савина.
— А не другое имя? Другого имени нет в донесении? — спросил Путилин.
— Нет. Позвольте, какое же другое имя вы ожидали встретить в донесении?
Сановник даже привстал.
— Графа Тулуз де Лотрека, ваше сиятельство.
— Как? Стало быть…
— Да, да… Я ведь слежу за этим господином, я только не знал о его прибытии в Константинополь и о его новой авантюре… Так чем могу служить вашему сиятельству?
— И вы… вы спрашиваете?
— Стало быть, ехать туда? Но у меня здесь есть несколько важных дел…
— А, это подождет! Поручите кому-нибудь. Вы ведь, дорогой Иван Дмитриевич, сами понимаете, насколько важно изловить этого молодчика. Ведь скандал-с произойдет, срам на всю Европу! Бывший русский офицер, а ныне — мошенник — и вдруг трон… Безумная политическая авантюра… Черт знает, что такое!
Граф Т. схватился за голову.
— Нет, как хотите, а вы нам его поймайте. Вы ведь в этом отношении — гений, Иван Дмитриевич. Но только должен вас предупредить вот о чем: его надо изловить на русской территории.
— Непременно на русской?
— Обязательно. «Брать» его, если только это вообще удастся, ибо он, как вам известно, плут гениальный, на чужой территории крайне нежелательно, а то и прямо невозможно: придется завести дипломатические переговоры, поднять целую кутерьму. Другое дело — у нас. Тут мы его сцапаем великолепно.
Путилин сидел, задумавшись.
— Помилуй бог, нелегко… нелегко, — вырвалось у него.
Граф Т. подошел к нему и крепко пожал руку.
— Постарайтесь, Иван Дмитриевич!
— Попытаюсь, ваше сиятельство, хотя должен признаться, что задачу вы задали мне нелегкую…
Игра двух гениальных игроков началась
правитьВ Константинополе стояла адская жара. Дышать было трудно, почти нечем. Раскаленный воздух золотистым туманом колыхался над знаменитым городом.
К подъезду роскошной «Европейской» гостиницы, той самой, где пребывал граф Тулуз де Лотрек, подъехал фаэтон, из которого вышел седой джентльмен-англичанин.
— Хорошее отделение найдется? — обратился он по-французски к выскочившим швейцару и комиссионерам отеля.
— Какое угодно, господин лорд!
«Недурно! У этих господ наметанный взгляд», — усмехнулся лорд.
Этот лорд был Путилин.
Он только что прибыл в гордую столицу Блистательной Порты и чувствовал себя несколько утомленным после длинного пути.
— Скажите, граф Тулуз де Лотрек у вас? — быстро спросил он лакея, несшего за ним его чемодан.
— Нет… Граф и графиня изволили выбыть.
— Давно?
— Вчера.
На секунду лицо Путилина нахмурилось, но почти сейчас же осветилось улыбкой.
— А много у вас теперь стоит знатных посетителей?
— Есть несколько.
— Кто прибыл вчера, например?
— Маркиз да Коста дель Ривольто.
— С супругой.
— Да-с, — несколько удивленно ответил лакей.
Вдруг посередине коридора, почти нос к носу Путилин столкнулся с элегантным господином!..
Черные, высоко поднятые усы, эспаньолка, загорелый цвет лица…
Путилин пристально посмотрел на незнакомца, тот на него, и… оба остановились, как вкопанные.
— Господин маркиз да Коста дель Ривольта? Великий Боже, как трудно выговаривать вашу фамилию! Мы… мы, кажется, немного знакомы?
Маркиз отшатнулся.
Смертельно побледнев, он растерянно пробормотал:
— Простите, я не имею чести вас знать.
— Будто бы? Вы запамятовали, дорогой маркиз… Я — граф Тулуз де Лотрек.
Теперь настала очередь и лакею выпучить в удивлении глаза.
Тихое проклятие слетело с уст маркиза.
Но… надо отдать ему справедливость: он моментально пришел в себя, оправился от смущения и даже чуть-чуть улыбнулся.
— Пусть лакей несет ваш чемодан в номер… Мы побеседуем несколько секунд.
— Отнесите чемодан в отделение! — отдал приказ лакею Путилин.
«Маркиз» и «граф» остались в коридоре с глазу на глаз.
— Путилин? — спросил маркиз уже по-русски.
— Савин? — в тон ответил ему граф. И одновременно оба рассмеялись.
— А не сесть ли нам? Признаюсь откровенно, я чертовски утомлен, — первым проговорил Путилин, указывая на крытый красным бархатом коридорный диван.
Два врага сели совершенно спокойно. Савин закурил сигару.
— Вы только что прибыли, Иван Дмитриевич? Pardon, ваше превосходительство.
— Только что, только что, господин экс-корнет. А насчет титулования не стесняйтесь. «Ваше превосходительство» — долго, длинно произносить.
— Я… догадывался, что вы приедете.
— А я не сомневался в том, что рано или поздно я вас сцапаю.
Савин расхохотался.
— Итак, вы приехали за мной?
— Завами.
— И вы думаете меня поймать?
— А разве вы уже не пойманы?
— Нет. Не забывайте, где я нахожусь. Я ведь на турецкой территории.
— Так что вам угодно, «ваше высочество», чтобы я вас взял на территории русской? — усмехнулся Путилин. — Слушайте, Савин, а не лучше ли без дальнейшей борьбы, проволочки? Без шума, скандала и прочего?
— Это чтобы я покорно и добровольно попросил вас отвезти меня в русскую тюрьму? А однако вы меня ловко это «вашим высочеством» назвали!
Я Путилин, Савин.
— А я — Савин, господин Путилин.
— Итак — борьба?
— Не советую, ваше превосходительство.
— Почему?
— Потому, что вам несдобровать; потому, что я, а не вы, выйду победителем.
Голова гениального авантюриста гордо откинулась назад.
— Слушайте, ваше превосходительство: я искренне люблю и восхищаюсь вами, вы — огромный талант…
— Позвольте мне ответить вам тем же комплиментом, Савин… Ну-с? Дальше что?
— А то, что если вы меня не оставите в покое, если вы меня станете преследовать, то даю вам слово, что вам — несдобровать.
— Увы, дорогой мой экс-корнет, никак не могу оставить вас в покое, а то вы, того гляди и в самом деле на Болгарский престол вскочите! — иронически рассмеялся Путилин.
— А вам-то что до этого? — злобно вырвалось у Савина.
— Вот-те раз! Как, что за дело? Или вы мне в вашем будущем княжестве пожелаете предложить пост министра тайной полиции?.. Помилуй бог, я служу честно России и…
— И… вы будете убиты, Путилин! — прохрипел Савин.
— Кем? Вами?
— Ну нет, для этого я слишком умен, чтобы убивать самому… Для этого найдутся…
— Наемные убийцы? Так называемые «бра-ви»? Ай-ай-ай, Савин, мне стыдно за вас: я о вас был лучшего мнения… Вы ведь только вообразите такой конфуз: претендент на Болгарский престол — и… вдруг убийца из-за угла начальника русской сыскной полиции…
И Путилин иронически рассмеялся.
Вся кровь бросилась в голову бывшему офицеру. Вся былая гордость, не промененная еще на «интернациональную тогу» авантюриста-мошенника, проснулась в нем с победной силой.
— Вы с ума сошли! Я никого не убивал из-за угла! — гневно вырвалось у него.
Путилин внимательно наблюдал за ним.
— Сдайтесь, Савин… Ей-богу, лучше будет.
— Ни за что, ни-ког-да!.. — отчеканил Савин.
— Вы едете в Болгарию?
— Еду.
— Но я ведь вас арестую!
— Вам не удастся этого, Иван Дмитриевич. Я сильнее вас в настоящую минуту.
— Чем, Савин?
— Я окружен друзьями-приверженцами, я даже среди важнейших сановников Турции имею сообщников. Вы — один.
— Я это знаю. Вы — недаром Савин. Вы — умница большой руки. Но…
— Что «но»?
— Вы не уйдете от меня. В ту минуту, когда я, «один», как вы предполагаете, скажу вам «Именем закона я вас арестую», вы… вы протянете мне ваши руки.
Лакей, отнеся чемодан гениального сыщика в номер, стоял, в недоумении глядя на двух беседующих «знатных путешественников».
— Ну-с, мне пора идти, — вставая, произнес Путилин.
Встал и Савин.
— Прошу вас засвидетельствовать мое почтение вашей супруге, — тоном великосветского дэнди бросил Путилин. — Маркиза следует с вами?
— О, разумеется, милорд…
И… разошлись…
Путилин, войдя в роскошное «отделение», сел в кресло и погрузился в глубокое раздумье.
Изредка с его уст срывались тихие бормотания:
— Молодец… какой ход… так? Нет… а если так?.. Гм… Гм…
И вдруг через полчаса такого выведения «кривой» он вскочил и радостно, прерывисто прошептал:
— Ах, эти черномазые, черномазые!..
Савин, войдя в свои апартаменты, был бледен, как никогда.
— Лили! — громко крикнул он.
— Что с тобой? — выскочила графиня Тулуз де Лотрек, замечая бледность лица своего супруга.
— Ступени трона шатаются под моими ногами!
— Что?!
— Приехал человек…
— Он тоже претендент на Болгарский престол? — наивно спросила графиня.
— Дура! — злобно, по-русски, выругался «граф». — Сию минуту, скорее… укладывай чемоданы! Мы едем через несколько часов.
— Слава богу! Наконец-то, — вырвался у графини радостный и облегченный вздох.
Последний пассажир «Ольги». Путилин посрамлен. Торжество Савина
правитьВ великолепной гавани Константинополя два парохода готовились к отплытию. Погрузка уже кончилась. Вся эта громада разношерстных людей, «снарядивших» гигантские пароходы, отирала с лиц обильно струившийся пот.
По трапу входили последние пассажиры.
Они, испуганные, боящиеся опоздать, были нервны, суетливы.
«Скорей! Сейчас последний звонок… А вещи?»… — «Все сдано… все сдано…»
На пароходе прямо у трапа стоял Савин — «граф Тулуз де Лотрек», «маркиз да Коста дель Ривольто» — претендент на Болгарский престол, окруженный своей свитой.
— Ваше высочество бледны… Вам худо?
— Пустяки, Цанков, пустяки… Но, говоря откровенно…
— Вы боитесь этого дьявола?
В голосе болгарина, политического эмигранта, слышалась тревога.
— Да, я боюсь Путилина. Вы, конечно, не знаете, что это за огромный талант… До сих пор он был непобедим.
— Но его противники?
— Ах, Цанков, он боролся с Домбровским, со Шпейером, и…
— Всех победил?
— Всех.
— Но вы, ваше высочество, не им чета. Вы…
— Послушайте, Цанков, вы хорошо осмотрели весь пароход?
— Чудесно.
— И… и его нет?
— Если он не обратился в мышь, даю вам слово, что его нет.
Вздох облегчения вырвался из груди Савина, «его высочества».
— Ну, а я-то его не пропущу. Я узнаю его, хотя бы он загримировался самим дьяволом.
Последние пассажиры непрерывной лентой проходили мимо претендента и его свиты.
Как жадно, с каким жгучим вниманием впивался знаменитый корнет в их лица!
Мимо него проходили дамы, мужчины, молодые, старые.
«Не он, не он»… шептал про себя претендент на Болгарский престол.
— А тот, другой пароход? — вдруг услышал Савин взволнованный голос Цанкова.
Савин усмехнулся:
— Во-первых, Цанков, мы отплываем раньше, стало быть, если бы он догадался, то не стал бы терять времени, а во-вторых, какой смысл ему миновать борт нашего парохода? А впрочем, дайте-ка бинокль.
— Пожалуйста, ваше высочество!
Савин наставил бинокль на трап другого парохода, готовящегося к отплытию.
Вдруг из его груди вырвался подавленный крик радости.
— Смотрите, Цанков, смотрите: он, он!
— Кто «он», ваше высочество?
— Путилин! Путилин!
— Да не может быть? Да неужто?!
— Да, да, смотрите… Вот он идет… Видите этого джентльмена, седого, с сумкой через плечо? Вот он обгоняет даму!.. Вот он приподнял свою панаму, извиняясь за то, что чуть-чуть толкнул ее, эту красавицу. Это он, он!
И Савин расхохотался безумно радостным смехом.
— Попался! Попался! Пароходом ошибся, гениальный сыщик!..
Те несколько болгар, которые составляли свиту будущего «князя», во главе с душой заговора Цанковым, — поддерживали своего будущего повелителя.
«Ловко! Ловко!», «Иди, иди, проклятая собака-ищейка!»
На пароходе шли последние приготовления.
— Давай сигнал! Сейчас! К отплытию! — раздалась команда.
Бросились уже убирать трап.
— Стойте! Стойте! — на ломаном языке послышался испуганный крик.
По трапу бежал низенький, горбатый католический священник.
Его ряса-сутана смешно раздувалась, словно парус, поднятый ветром.
— Эдакое животное! — недовольно пробурчал капитан, злясь на опоздание. — Не мог вовремя поспеть!..
Минута, другая — и католический священник входит на борт парохода «Ольга».
— Отчаливай! — послышалась команда капитана. Винты парохода зашипели, зашумели, пеня и бунтуя тихую гладь великолепной бирюзовой воды.
Медленно и горделиво покачиваясь, пароход отвалил. Свита будущего Болгарского князя почтительно взяла под козырек.
— Ваше высочество, поздравляем вас с вступлением на престол!
— Не рано?
— Нет. Вы сами говорили, что последний враг ваш, проклятый Путилин, попал на другой пароход.
— А остальное, друзья мои?
— Остальное позвольте довершить нам, ваше высочество. За это мы ручаемся…
Восторг засветился в глазах Савина.
— В таком случае… надо выпить шампанского? Не правда ли, друзья мои?
— Если угодно вашему высочеству, — ответствовала свита.
И через несколько секунд лакей подавал шампанское. Савин, взяв в руки бокал с искрометной влагой, торжественно начал:
— Я подымаю бокал, господа, прежде всего за посрамление моего врага — Путилина.
— За посрамление Путилина! За здоровье вашего врага! — подхватила свита.
Встал Цанков.
— А мне, ваше высочество, позвольте выпить за здравие будущего князя Болгарии… Господа, за здоровье нашего повелителя!..
Радостный клич пронесся по палубе первого класса.
— За князя! За князя!
— За болгарский народ! — вторично поднял бокал Савин.
— За народ! За народ!
В эту секунду к группе ликующих заговорщиков подошел католический священник.
— Простите, господа… Я не знаю, не имею чести знать, кто вы. Но ваш тост за посрамление Путилина меня глубоко растрогал. Как вам, быть может, известно, он вмешался даже в дела церкви и иезуитского ордена. О, этот проклятый нечестивец!
Голос «последнего пассажира» задрожал от глубины негодования и скорби.
— Я знаю, padre, эти его розыски-похождения, — с чувством произнес Савин.
— Ну не наглец ли? Я… я… с удовольствием выпью бокал шампанского за его посрамление.
И палуба парохода «Ольга» огласилась восторженным криком:
— За погибель Путилина! За посрамление его!
— А вы все-таки, padre, чуть-чуть не сыграли ему в руку! — улыбнулся Савин.
— Я? — удивился padre — католический священник.
— Вы. С чего это вам пришла такая фантазия запоздать на пароход до последнего звонка?..
— Задержался… Давал святые дары умирающей женщине.
В каюте претендента. Туалет болгарского князя
правитьПароход «Ольга» подходил к Бургасу. В комфортабельно убранном салоне-каюте претендента на Болгарский престол было весело, шумно.
Весь будущий кабинет министров во главе с премьером Цанковым окружали великого русского авантюриста-самозванца.
Графиня Тулуз де Лотрек мирно и покойно почивала.
Во сне, наверно, ей грезились ослепительные курорты и трон Болгарского княжества. То и дело хлопали пробки от бутылок шампанского.
— Друзья мои! — обращался к своим министрам, политическим эмигрантам, Савин. — Мы переживаем исторические минуты!
— О, еще бы, ваше высочество!
— Честное слово, это напоминает мне Наполеона! С той только разницей, что великого императора везли на Эльбу в заточение-изгнание, меня же везут в Софию на престол на воцарение.
Подошел Цанков.
— Ваше высочество, вам следовало бы теперь облачаться в полную парадную форму.
Савин, искренно вошедший в свою роль, горделиво простер руку вперед.
— Дайте все, что мне следует!
— За исключением короны, ваше высочество… Ее вы возложите на себя там, в Софии, во время коронования.
И началась сцена, знаменитая, единственная в истории авантюр: патентованный мошенник облачался — не маскарада ради — а всерьез в форму одного из венценосцев.
— Кушак, господа.
— Пожалуйте, ваше высочество.
— Цанков, где звезды?
— Здесь, ваше высочество.
— Ха-ха! Я дорого бы дал, чтобы Путилин посмотрел на меня теперь. О, он понял бы, что шутить со мной нельзя!
— Охота вам, ваше высочество, тревожить себя воспоминанием о каком-то сыщике… Позвольте, я лучше вам стяну мундир.
— Еще, еще, Цанков.
— А не будет туго?
— Нет. Слушайте, господа: мне так понравился этот милейший падре, что я хотел бы пригласить его к нам и угостить бокалом шампанского. Почтенный иезуит, ха-ха-ха, кажется, не дурак выпить…
Глаза Савина горели.
Он не отводил взора от зеркала, которое отражало его красивую, стройную фигуру, облаченную в парадную форму Болгарского князя.
Теперь уже никто и ничто не могли бы разуверить его в том, что он — только жалкий безумный самозванец.
— Когда я войду на Болгарский престол, я с трона произнесу такую речь. «Господа! В то время, когда политический горизонт Европы обложен мрачными тучами, я возвещаю вам с высоты престола, что Болгария ничего не боится. Почему? Да потому, что во главе Болгарии стою я, Сав… — Савин спохватился, поправился и продолжал, все более и более воодушевляясь: — Стою я, ваш великий князь. Верьте в меня слепо так, как верили старые гренадеры Наполеону, и мы утрем нос и Германии, и России, и Путилину…»
Савина слегка качнуло.
— Ваше высочество… вы бы отдохнули, — обратился к самозванцу Цанков.
Выпитое шампанское сказывалось: язык Савина путался, заплетался.
— Нет, я не буду, я не хочу спать. Пригласите сюда, господа, католического священника. Я хочу побеседовать с ним о Ватикане. Нам (гениальный авантюрист сделал ударение на этом слове) необходимо знать о положении дел Святейшего Престола.
Прошло несколько минут, и один из заговорщиков, Мацавелов, вернулся.
— Я нигде не мог найти его, ваше высочество. Каюта его пуста.
— Ну… Ладно… Черт с ним, — совсем уж не по-великокняжески бросил Савин. — Я продолжаю, господа: «Политика, которой мы будем держаться по отношению к России…»
В это время в каюте капитана происходила не менее любопытная и важная сцена.
— Могу я переодеться у вас? — спокойно обратился к капитану парохода католический священник, входя в каюту.
— Переодеться? У меня? Это с какой же стати? Разве у вас, падре, нет своего помещения? — удивленно спросил капитан.
— Есть, но, видите ли… — начал католический монах что-то объяснять капитану.
Говорил он довольно долго. С каждой секундой лицо капитана все более и более бледнело и принимало глупо-растерянное выражение.
— Стало быть, вы?
— Да.
— И сейчас?
— Сейчас.
— А если сопротивление?
— Вы обязаны оказать мне поддержку. Помилуй бог, у вас команды хватит.
Капитан схватился за голову.
— Вот не думал! Вот не чаял!
— Бывает, — усмехнулся католический священник…
Арест «болгарского князя»
правитьДо прибытия в Бургас оставалось всего несколько минут. Те пассажиры, которым надо было высаживаться здесь, толпились на палубе.
Из капитанской каюты вышел высокий, представительный господин с роскошными седыми бакенбардами, одетый в безукоризненный черный сюртук.
За ним вышел капитан с взволнованным, бледным лицом.
«Кто это»? — «Не знаю. Такого пассажира не было видно».
Спокойной, размеренной походкой подошел элегантный господин к каюте-салону, занимаемому претендентом на Болгарский престол и его блестящей свитой. Савин давал клятву политическим заговорщикам.
— Вы должны, ваше высочество, поклясться в том, что будете свято и нерушимо поддерживать нашу партию.
Знаменитый авантюрист, совершенно уже претворивший в себе новый высокий титул, с пафосом ответил:
— Даю вам в этом слово, господа. Клянусь.
— Вы никогда не должны забыть наших услуг.
— Я это понимаю.
— Вы всегда должны помнить, что только благодаря нам вы вошли на Болгарский престол.
— О, я этого не забуду, господа! — с чувством произнес маскарадный князь.
Он сделал театральный жест.
— В ту минуту, когда я войду на трон…
— Вы никогда на него не войдете, Савин! — раздался звучный, спокойный голос.
На пороге салона, раздвинув портьеру, стоял элегантный старый барин.
Это был Путилин.
Если бы тут, сейчас с оглушительным треском разорвалась бомба, это не произвело бы такой паники, такого ошеломляющего эффекта, как слова и внезапное появление гениального сыщика.
У всех присутствующих вырвался громкий крик испуга.
Савин — в парадной форме Болгарского князя — в ужасе отшатнулся.
— Путилин?! — слетело с его побелевших губ.
— С вашего разрешения, ваше бутафорское высочество? — с неподражаемой иронией, насмешкой ответил Путилин.
«Что? Кто это?», «Как, Путилин?»
Цанков просто замер, окаменел. Путилин сделал несколько шагов по направлению к великому авантюристу.
— Именем закона я вас арестую, бывший корнет Николай Савин!
Страшным усилием воли растерявшийся Савин взял себя в руки.
— Что? Вы желаете меня арестовать? — произнес он, гордо откидывая назад голову.
— Да. Имею твердое намерение.
— По какому праву?
— За вами, господин Савин, накопилось слишком много… недоимок русскому храму Фемиды. Пора свести счеты.
— Но вы забываете, любезнейший, что здесь не Россия! — гневно вырвалось у Савина.
— Но и не турецкая территория, любезнейший экс-корнет. Здесь водная территория, здесь палуба корабля. На такой почве я имею право вас арестовать.
— Ни за что! Я не отдамся в ваши руки, слышите? Господа, вашего князя хотят арестовать. Вы должны заступиться, — обратился будущий болгарский князь к своим верноподданным.
Яростный вопль вырвался из грудей политических заговорщиков.
Кулаки судорожно сжались, глаза засверкали бешенством.
— Мы не выдадим вас, ваше высочество, этому сыщику!
— Как вы смеете посягать на нашего князя?! — выступил Цанков.
— На вашего князя? — саркастически расхохотался Путилин. — С каких пор русский авантюрист сделался болгарским князем? И по какому праву вы, кучка политических эмигрантов, выбираете народу, который вас вышвырнул, претендента на престол?
— Полегче, полегче! Я страшен в гневе! — заскрипел зубами Цанков.
Путилин стоял невозмутимый.
— Вы… вы что же, любезный господин Путилин, серьезно желаете вести с нами борьбу?
— В каком смысле «борьбу?» Драться, бороться с вами? О, этого я совершенно не предполагаю. Слушайте, Савин, вы очень умный человек, и потому предлагаю вам прекратить этот жалкий маскарад, эту высокую комедию.
Поймите, сознайтесь и придите к выводу, что вы попались. Вы в моих руках.
— Я буду бороться! Я… я… — совсем обезумел претендент на болгарский престол.
В его руке сверкнуло дуло револьвера.
— Господа! — властно крикнул он своей свите.
Несколько револьверов и ножей-кинжалов были моментально выхвачены.
И только Путилин стоял безоружный, с голыми руками.
— Великолепно. Это мне нравится. Итак, вы желаете меня убить? — ни йоты тревоги, ни признака испуга не слышалось в этих словах.
Это поразительное хладнокровие изумило даже его врагов, и не только изумило, но и восхитило.
«Молодец! Какая смелость, выдержка!» — тихо пробормотал Цанков своим товарищам-заговорщикам.
— Теперь, Савин, я должен сказать вам следующее: моя смерть не принесет вам спасения потому, что я, предвидя возможность ее, принял все, понимаете, все меры для того, чтобы вы все-таки были арестованы.
— Дьявол! Вы лжете! — прохрипел авантюрист.
— Я лгу? Разве вы не знаете, что Путилин никогда не лжет? Капитан парохода предупрежден. Телеграммой я уведомил консула в Бургасе о вашем следовании на Болгарский престол. Он встретит вас с достаточным количеством людей для вашего ареста.
Вопли бешенства опять прокатились по каюте-салону.
— Изволите видеть: имея дело с обыкновенными мошенниками, я всегда прибегал к револьверу. С таким же, как вы, я считал это излишним. У меня в кармане два револьвера. Не угодно ли взглянуть на них? — И Путилин быстро их выхватил.
— Но, смотрите, я их кладу на стол. Что же вы медлите, господа? Убивайте меня, я беззащитен, я — один среди вас.
Савин стоял, низко опустив голову.
Свита его — точно под влиянием какого-то гипноза — безмолвствовала.
— Вы что же, хотите замарать ваши ручки еще и убийством? Вы думаете, что это облегчит вашу совесть и ответственность за все, что вы наделали?
— Как… как вы попали сюда?
— Да я с вами шампанское пил, ваше высочество.
— Вы?! Со мной?!
— И с этими господами, вашими верноподданными. Разве вы забыли католического священника?
— Это были вы, Путилин?!
— Я, Савин.
С тоской оглянулся кругом Савин.
— Рушится все. Все мечты разлетелись. Господи, а я так жаждал… — и зарыдал ужасным, нудным мужским рыданием. — Вы… вы… победили, Путилин… Но, клянусь Богом, я., я был бы идеальным князем Болгарии.
Даже в эту минуту гениальный авантюрист не потерял веры в свое княжеское призвание!
— Снимайте скорее этот маскарадный костюм, Савин. К чему привлекать к себе всеобщее внимание? Вам будет тяжелее.
— Вы… вы правы… К черту! Все к черту!
— Ваше высочество… Что вы делаете? — послышались возгласы свиты.
Савин, безумно хохоча, плача, срывал с себя парадную форму Болгарского князя.
— Ну?! — исступленно крикнул он, подходя к Путилину. — Берите меня. Я ваш! Но… но помните, что ненадолго.
Впервые: Гений русского сыска И. Д. Путилин (Рассказы о его похождениях)./ Соч. Романа Доброго. — Санкт-Петербург: тип. Я. Балянского, 1908. 32 с.; 20 см.