Прерванный праздник править
1-го Апреля 1810 г. совершилось в Париже бракосочетание Наполеона с эрцгерцогиней Марией-Луизой, дочерью императора австрийского, и за этим последовал ряд таких блистательных празднеств, которые были в диковину даже привыкшим к блеску парижанам.
По-видимому, Наполеон был искренно влюблен в свою молодую супругу и всеми силами старался доставлять ей как можно больше удовольствий. В течение двух месяцев не прекращались различные торжества, долженствовавшие заключиться праздником, который своею роскошью превзошел все бывшее доселе. Праздник этот назначен был 1-го Июля 1810 г. у графа Шварценберга, австро-венгерского посланника. Он жил в улице Монблан, в обширном доме, окруженном двором и садом, но несмотря на значительные размеры здания, оно казалось не достаточно большим для необычайного празднества. Поэтому, нанят был и соседний дом, с которым устроили сообщение. Многочисленные комнаты были искусно распределены и назначены для различных отделов увеселений. Рядом с парадными залами первого дома находился сад, спускавшийся к большому пруду; и сад и пруд были заложены балками, и на самом пруду, на этой искусственной настилке, построена была громадная главная зала. Потолок и наружные стены завешены были клеенкой, внутри же были роскошные обои, огромные зеркала, канделябры, цветные лампы и блестящие украшения; колонны, отделявшие средину залы от окаймлявшей ее галереи, были обвиты драгоценнейшими тканями и соединены между собою бесчисленными гирляндами искусственных цветов и драпировками из кисеи, газа и других легких материй. С потолка спускались тяжелые хрустальные люстры на золотых и серебряных цепях, убранных цветами, драпировками и бантами, под стать обстановке. На первом плане залы, на обитом коврами и затканном золотом возвышении стояли два великолепные трона; паркетный, гладко-вылощенный пол кругом должен был служить ареной для танцев. В зале были три выхода: один в глубине, позади тронов, вел во внутрь дома посланника, и предназначался только для домашних; другой выход, впереди слева, вел в широкую, длинную галерею, выстроенную и убранную так же, как зала, и простиравшуюся вдоль всего дома; из комнат этой галереи можно было спускаться прямо в сад; справа, напротив галереи, построена была эстрада для оркестра, куда всходили только по наружной лестнице; главный же вход в залу, богато разукрашенный портик, находился посредине здания; несколько широких ступеней вели отсюда в сад.
Эти постройки и отделка посланнического дома и сада по большей части производились ночью, так как днем стояла такая изнурительная жара, что рабочие не могли двигаться. Уже несколько недель солнце пекло немилосердно и не выпадало ни капли ни дождя, ни росы. Деревья и кустарники засыхали, доски лопались, все живое умирало от недостатка влаги. Однако, никто не думал из-за погоды отказаться от праздника.
Число прислуги увеличено было на целую сотню человек, разодетых в богатейшие ливреи, а к вечеру явились отряды императорской гвардии, занявшие назначенные им посты в парке и перед домом. В тот период, Наполеон не без основания заботился о своей личной безопасности, зная о беспрерывных заговорах против себя не только партии Бурбонов, но и иных врагов, которых у него было довольно во Франции, даже среди его собственных генералов. До сих пор, все заговоры открывались своевременно, но тем не менее император не ослаблял своей осторожности.
Вечером начался съезд блестящих гостей, подъезжавших к главному портику среди многочисленной толпы народа, собравшегося поглазеть на роскошные костюмы вельмож. В числе приглашенных были короли и королевы, члены высшей аристократии Франции и Австрии, послы различных держав, затмевавшие друг друга блеском своих одежд и экипажей.
Наконец явились и император с императрицей, в парадной карете, в сопровождении многочисленной свиты. Наполеон прошел прямо в главный зал, где он легким поклоном приветствовал присутствующих, потом, по приглашению посланника, отправился в сад, залитый волшебной иллюминацией, и где высоких гостей ожидало множество сюрпризов.
В разных местах парка спрятаны были хоры певцов и оркестры, начинавшие петь и играть при приближении царственной четы. Дойдя до обширной лужайки, на которой должны были происходить различные увеселения, император с супругой и ближайшими лицами свиты уселись на приготовленные места. Здесь императрицу ожидал совершенно неожиданный сюрприз: пред нею очутился в естественную величину, венский замок Люксембург, выстроенный с сохранением мельчайших деталей. По данному знаку, из окружавших лужайку кустов высыпали группы танцоров и танцовщиц в австрийских национальных костюмах, исполнившие австрийские пляски. Затем последовала пантомима, представлявшая борьбу между войной и миром и победу последнего. Но для императрицы в запасе была еще неожиданность: запыленный курьер в дорожном платье протеснился сквозь толпу к императрице и вручил ей депешу: то было письмо от ее отца, прибывшее еще поутру, но для того, чтобы позабавить Марию-Луизу, поданное ей таким, способом. Восхищенная императрица очень смеялась и вместе со своими приближенными громко выражала одобрение роскошному фейерверку, сожженному в саду. Великолепие этого фейерверка превосходило всякую фантазию, но при этом не обошлось без переполоха: деревянные стойки, откуда вылетали ракеты, загорелись, и только благодаря предусмотрительности распорядителя праздника, заранее поставившего наготове пожарных с насосами, огонь был залит через несколько минут. Император горячо хвалил эту меру предосторожности, не предчувствуя, что именно эти похвалы расторопности пожарных послужат к увеличению ужаса предстоявшей катастрофы.
После фейерверка, все вернулись в главную залу, и император с императрицей сели на троне, чтобы смотреть на начавшийся бал. Через несколько времени, императорская чета обошла кругом залу, останавливаясь с милостивыми словами то пред тем, то пред другим из высоких гостей.
Императрица уже вернулась на свое место, император же еще оставался в углу залы, как вдруг раздался крик ужаса.
Жара, не прекращавшаяся весь день, теперь сделалась почти невыносимо удушливою. Сверкавшая по временам отдаленная молния возвещала приближение сильной грозы, и действительно, вдруг поднялся вихрь. Ворвавшийся в распахнутые двери залы порыв ветра заколебал пламя тысячи свеч, горевших в люстрах; легкие драпировки одной из колонн взвились и, попав на свечи, мгновенно вспыхнули. С замечательным присутствием духа один из камергеров императора взобрался по колонне, сорвал горевшую драпировку и затоптал ее.
Все считали опасность устраненной, но скоро кто-то приметил маленькую змейку пламени, извивавшуюся наверху в складках материи; с каждым мгновением змейка росла все больше и больше и скоро запылал потолок.
Крик ужаса вырвался из груди присутствовавших, но уже было поздно.
С быстротою молнии, огонь захватил всю верхнюю часть стен, представлявших превосходный горючий материал. В зале началась страшная паника, все потеряли голову. Преданные императору спутники его не сомневались, что дело идет о покушении на жизнь Наполеона, и послышались крики:
--Императора хотят убить! — генералы и знатнейшие придворные бросились к трону, где Наполеон старался успокоить свою молодую супругу, и обнажили мечи в защиту своего повелителя от тайного врага.
Сам Наполеон, однако, сохранял полное спокойствие и оставался в зале до тех пор, пока хозяин дома, граф Шварценберг, не упросил его выйти в виду крайней опасности. Подав руку императрице, император вышел с нею в сад.
Пока Наполеон оставался в зале, испуганная толпа еще сдерживала свой ужас, но едва успел император удалиться, как началась страшнейшая сумятица. Все массой бросились к выходу; в дверях многие попадали и были раздавлены почти до смерти. Общий ужас еще возрос, когда с потолка начали падать горящие обрывки обивки, поджигая легкие бальные платья дам. Поднялся невообразимый крик, часть свеч погасла и зала освещалась теперь зловещим светом распространявшегося пожара. Польщенные похвалою императора, пожарные, к несчастью, не заблагорассудили остаться на своем посту после фейерверка; а разбрелись по саду. Они прибыли, когда уже невозможно было отстоять здание и когда с трудом и опасностью приходилось спасать еще находившихся в зале людей. На лужайке лежали бесчувственные, полузадавленные женщины, изуродованные придворные в драгоценных мундирах; ужас положения еще умножился, когда разразилась гроза, висевшая над головами весь вечер. Несмотря на проливной дождь, ливший буквально потоками и грозивший смыть все кругом, пожар внутри залы не прекращался.
Император посадил свою супругу в карету и, проводив ее до Елисейских Полей, отправил одну в Сен-Клу, а сам вернулся на пожар.
Присутствие его там было тем необходимее, что в Париже мгновенно разнеслись самые нелепые слухи. Рассказывали то о поджоге с целью покушения на жизнь императора, то об ударе молнии в залу, причем были убиты император и многие вельможи; по другой вариации, император был похищен в суматохе пожара, словом, Наполеон явился как раз вовремя, чтобы положить конец всем этим толкам.
По его распоряжению, принялись энергично тушить огонь и, благодаря исключительно его хладнокровию и настойчивости, пожар был наконец прекращен.
Тогда начали считать, все ли спаслись из бывших в зале, и все оказались на лицо, кроме хозяйки дома, жены посланника, графа Шварценберга. Утверждали, что графиня вторично бросилась в залу для спасения своей дочери, которая, хотя и покрытая обжогами, была за несколько минут перед тем уже вынесена в парк.
Искать в зале исчезнувшую графиню было невозможно, так как потолок и пол уже прогорели и рухнули.
Всю ночь оставался Наполеон на месте катастрофы, беспрерывно справляясь о положении раненых. Оказалось, что тридцать человек получили более пли менее тяжкие обжоги и повреждения; погибла же одна только графиня Шварценберг.
Еще день прошел в окончательном тушении пожара, и когда наконец возможно было проникнуть в обгорелые кучи развалин, ужасное зрелище представилось пробравшимся туда людям.
Между обугленными балками валялись вперемешку разная утварь и черепки, раздробленные люстры, согнутые сабли, браслеты и другие украшения, обезображенные и частью расплавленные. Наполовину придавленный балкой, лежал черный скорченный труп, в котором лишь с трудом можно было различить облик человеческий, до того он обгорел и обезобразился. Найденные на трупе кольца и ожерелье, принесенные посланнику, были признаны им за драгоценности его жены: не оставалось сомнения в ужасной смерти злополучной графини.
Однако, она была не единственной жертвой катастрофы: несколько дней спустя, умерла от обжогов княгиня Лей, потом генеральша Тузар и еще несколько аристократок.
Около двадцати человек долго находились на краю гроба и выздоровели лишь медленно. В числе их был русский посланник, у которого, пока он без чувств лежал на лужайке, отрезали все брильянтовые пуговицы его парадного мундира.
Вообще, во время пожара, пропало, сгорело было раздавлено и украдено брильянтов и других драгоценностей на сумму свыше полутора миллиона франков. Граф Шварценберг по мере сил старался сам возместить своим гостям их потери.
Весь Париж сокрушался о печальном событии, представлявшем как бы роковое напоминание о другом свадебном празднестве, в котором участвовали несчастный король Людовик XVI и Мария-Антуаннета. После бракосочетания тогдашнего дофина Франции с Марией-Антуаннетой, также австрийской, на площади Карусель устроен был народный праздник, заключавшийся блестящим фейерверком. Но заготовленные ракеты почему-то взорвало, и в происшедшей панике, множество людей в тысячной толпе были раздавлены пли получили тяжкие увечья.
Вспоминая о печальной судьбе Людовика XVI и Марии-Антуаннеты, парижане начали верить, что подобное же злополучие может разразиться и над Наполеоном с его юной супругой. Как известно, народное предчувствие оказалось не безосновательным.
Источник текста: журнал «Вестник моды», 1890, № 50. С. 407—408.