В. В. Розанов править
Правильная конституционная работа править
Отсрочены на неделю заседания комиссии, которая предполагала первый раз собраться 3 августа, чтобы приступить к обсуждению неотложных реформ. Нужно предполагать и можно быть уверенным, что дело идет не о введении «реформ», а о подготовке законопроектов, которые будут внесены Кабинетом на рассмотрение Государственного Совета и Государственной Думы немедленно, как только они соберутся. Выработка законопроекта во всех его деталях, мотивировка каждой детали, обставление каждой же детали соответствующим статистическим материалом и сведениями из сравнительного положения других законодательств — все это требует много времени, многих знаний, внимательного вникания в предмет и недюжинных дарований. Это та самая работа, которую Государственная Дума начала было производить в своих комиссиях и подкомиссиях, но которую следовало на самом деле совершить министерству. Не иначе поступают и законодательные палаты западноевропейских стран, сессии которых проходят главным образом в рассмотрении, критике, поправках и дополнениях к законопроектам, которые бывают уже предварительно заготовлены министрами. Только при таком порядке деятельность палат сходит с неба на землю, вращается около уловимых и ощутимых предметов и отвечает нуждам народным, нуждам населения, выбиравшего депутатов, а не фантазиям самих депутатов.
Вся первая сессия Думы вышла оттого именно неудачною, а даже удачною она и не могла быть, что кабинет г. Горемыкина встретил Думу с пустыми руками, как встречаются двое знакомых на улице, причем между ними разговор заходит Бог знает о чем, не повинуясь никакому плану и никакому делу. Разговор — о «впечатлениях», а не о делах. И сессия Думы прошла вся в этой «впечатлительности», в сообщении с обеих сторон своих впечатлений и в реагировании на впечатления, — без всякой пользы для третьего, для страны и государства. Только что назначенный кабинет г. Горемыкина именно в силу новизны своей и не мог заготовить проектов, да, кажется, это и на ум не приходило ни ему и никому другому. В пустом пространстве, без всякого материала обсуждения, разгорелись страсти и пустое красноречие, которому публика, т. е. читатели газет, внимала с тем же интересом, как если бы она слушала монологи и диалоги актеров в какой-нибудь патетической драме Шекспира, конечно, с меньшим талантом и в меньшем калибре. Но едва ли кто-нибудь захотел чистосердечно возражать против этой очевидной истины, что впечатление от первой Думы было именно театральное, не жизненно-патетическое, а риторически-патетическое. И Думу в этом приходится винить не более, чем Кабинет. Он ничего ей не положил на зубы. И она защелкала зубами ко вреду себе и не к славе министерства.
Само собою разумеется, что предварительная работа Кабинета нисколько не исключит законодательной инициативы и Г. Думы и Г. Совета, который вообще во время первой Думы вел себя до странности пассивно и плачевно пассивно. Все помнят, как в печати разыскивали, где его адрес! Это было смешное положение, в которое он никак не должен был становиться и, можно надеяться, не станет через несколько месяцев. Вернемся к законодательной инициативе обеих палат. Не нужно депутатам приписывать худшего, чем что они имеют: имея уже заготовленный материал для суждения, готовые детали закона, предложенные к их обсуждению, непременно и невольно они и приступят к этому обсуждению, т. е. получат те рельсы для хода, каких решительно в 1906 г. они не имели. Наконец, так как государство наше стоит действительно перед огромными преобразованиями, перед обновлениями всего своего строя, что нимало не предстоит ни одному западному государству в текущие дни, то слишком понятно, что роль Думы при обсуждении министерских законопроектов, как и собственная ее законодательная инициатива, выразится активнее, бурнее и страстнее, чем мирные парламентские будни братских западных палат. К этому уже надо быть готовым, и это так естественно. Мы переживаем «именины» парламентаризма или «день рождения»: два годовых праздника в жизни всякого мирного обывателя, которые уж не обходятся без шума и часто сопровождаются «приключениями». Не надо только допускать, чтобы они переступали за норму допустимого и приличного. Правительство наше, по-видимому, отлично сознает эту особенность наших дней: оно было терпеливо, и даже изумительно терпеливо, в два месяца заседаний первой Думы, пока она не перешла предел, преступив закон. «Законодательное» учреждение, показывающее пример «нарушения закона», есть, конечно, бессмыслица и неприличие, и Дума была не столько закрыта, сколько она сама закрылась, потеряв самый стержень бытия своего.
Мы уверены, что спокойный русский ум выведет наш конституционализм на прямой путь. Это путь не классовой борьбы, не сословной зависимости и препирательств, чему, в сущности, предалась первая Дума, бывшая именно не государственною, а только классовою. Задача Думы дана в ее имени. В ней должны охраняться не только прерогативы Монарха, как заявил в первом же заседании ее председатель, г. Муромцев, — в ней столь же ярко должно присутствовать постоянное сознание государственной стороны во всяком вопросе, в минуту произнесения каждого слова. «Мы — государственные люди» — вот чем должен проникнуться каждый депутат. Только проникнувшись этим сознанием, налившись им, как соком наливается плод под солнцем, — мужики, ремесленники, дворяне, инородцы, русские и становятся по-настоящему членами Г. Думы, представителями русского конституционализма. Без этого, до этого они так и остаются мужиками, ремесленниками, дворянами, священниками, великороссами, литовцами, поляками, евреями, являя собою всесословный сход, всесословную компанию или соединенный клуб всех сословий, без малейшей тени на себе парламента. Неужели в XX веке нам придется повторять трюизмы, надоевшие в XIX и XVIII, что не платье делает человека, а человек платье, что не по мундиру — патриот, а по делам своим, по заслугам отечеству, и, наконец, что депутат русского парламента является таковым не по праву лезть на высокую кафедру, сидеть в зале, куда, кроме них, никого не пускают, и, наконец, вовсе не от того, что он шире драл горло на выборах и больше приглянулся своим соседям по деревне, селу, городу или сословию, а единственно потому, что в груди его, в груди москвича, пермяка, варшавянина, литовца, белоруса, великоруса, казака или помещика, в груди князя и мужика, мусульманина и православного, живет вся Россия, грозит его совести вся Россия, зовет на геройский подвиг вся Россия. Вот когда этот гул сердечный, гул всероссийский, установится в Таврическом дворце, мы тогда, и не раньше, как тогда, скажем: «У России есть парламент». До тех пор это будет просто человеческая куча.
Впервые опубликовано: «Новое Время». 1906. 5 авг. № 10917.
Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/rozanov/rozanov_pravilnaya_konstitucionnaya.html.