Прюдомъ,
перевод П. Н. Черемисинова.
править
Правда.
правитьПрологъ.
правитьДалеко блещутъ звѣзды, молчаливы.
Лупа зашла, зарницы слѣда, исчезъ
И камней драгоцѣнныхъ переливы
Горятъ на черномъ бархатѣ небесъ.
Душа, бывало, въ кроткомъ созерцаньѣ,
Молитвы возносить любила къ нимъ,
Любуясь, какъ невѣста, въ ожиданьѣ,
Вѣнцомъ алмазнымъ будущимъ своимъ.
Но нынѣ въ душу, чудные огни
Вселяютъ безотрадныя идеи, —
Ужъ нѣтъ для созерцанья — въ наши дни —
Ночей спокойныхъ пастырей Халдеи.
И какъ молиться? — рядомъ астрономъ
Считаетъ, мѣритъ, вѣшаетъ свѣтила, —
Носителей великихъ тѣхъ именъ,
Которыя душа боготворила.
Разрушенъ имъ лазурный неба сводъ:
Звѣздамъ Плеядъ, Медвѣдицы, Персея,
Недвижимымъ съ эпохи Одиссея,
Начертанъ быстрый, въ вѣчности, полетъ.
И какъ мечтать, предъ физикомъ надменнымъ,
Надъ страшною работою согбеннымъ?
Скребетъ напилокъ, скачетъ молотокъ,
Вотъ скованъ прутъ, онъ словить молній токъ.
И самъ великій Зевсъ, приговоренный,
Навѣки обезславленнымъ, упасть
На колъ желѣзный, сталью заостренный,
Въ сырой землѣ свою низложитъ власть!
Какъ пѣть — предъ трубкой химика паяльной,
Гдѣ атомы допрашиваетъ онъ;
Предъ спектромъ, гдѣ звѣзды, незримо-дальней,
Составъ частичный имъ опредѣленъ;
Когда въ игрѣ зефира съ лепестками
Онъ только углекислый видитъ газъ;
Когда цвѣты, безбожными руками,
Онъ для ретортъ сбираетъ, вмѣсто вазъ?
И какъ любить, когда въ живое тѣло
Вонзаетъ испытатель свой ланцетъ
И стонетъ жертва, въ ужасѣ, — по нѣтъ
Холоднымъ небесамъ до жертвы дѣла;
Когда, увидѣвъ въ фокусѣ стекла
Волоконъ самыхъ нѣжныхъ утолщенья,
Мы ищемъ въ формахъ тайны ихъ строенья.
Вскрывая, грубо, взорами тѣла?
Насталъ мечты отважному полету
Сквозь тайны мірозданія, — конецъ.
Ученій новыхъ медленному гнету
Подпалъ, склонивши голову, пѣвецъ.
Жрецы науки строги! Онъ не знаетъ,
Гдѣ вѣра ихъ оплотъ себѣ нашла,
Ему природа все еще мила, —
Но онъ ужъ ихъ глазами въ ней читаетъ.
«Ты думалъ, въ небѣ есть, кому кадить?»
Твердятъ они ему: "предъ кѣмъ склоняться?
Отца тамъ нѣтъ: такъ некого любить!
И нѣтъ владыки: некого бояться!
"Утрачена и отрицанья власть:
Всѣ пали боги, добрые и злые;
Свобода! Богъ — законы міровые,
Пророки — увлеченья, догматъ — страсть.
"Твои надежды, за порогъ могилы,
Быть можетъ смѣлы, можетъ быть скромны:
Какъ знать, не зная сущности ни силы,
Ни вещества, — къ чему мы созданы?
«Громадное впотьмахъ творится дѣло;
Пока итоговъ жизнь не подвела,
Хулить, иль восхвалять, — равно не зрѣло,
Не зная сути ни добра, ни зла».
И сталъ поэта голосъ неувѣренъ.
Онъ чарами видѣній увлеченъ,
Но хочетъ быть дѣйствительности вѣренъ
И страху лжи невольной обреченъ.
Сорвали передъ нимъ съ природы маску.
Она ужъ не кормилица, не мать.
Любившая здоровью, силѣ — ласку
И красотѣ — улыбку расточать.
Въ ней чуялась душа; его печали
И радости въ отвѣтъ — вездѣ звучали
Простые голоса, въ которыхъ ложь
Казалась такъ немыслима, — и что-жъ!
Вдругъ, нѣжный сынъ, узналъ онъ, что природы
Дни ясные, дни бурной непогоды —
Не милость и не гнѣвъ и, что она,
Давая грудь сынамъ, къ нимъ холодна.
Себя она лелѣетъ, — для него же
Въ очахъ ея лазурныхъ взгляда нѣтъ.
Отцомъ безвѣстнымъ, на случайномъ ложѣ,
Рожденъ онъ, сынъ непрошенный, на свѣтъ.
Онъ точно тотъ непризнанный ребенокъ,
Чей бѣдный умъ, въ одинъ ужасный мигъ,
Едва раскрывшись, въ горечи постигъ,
Какъ жалокъ онъ — отверженецъ съ пеленокъ.
Какъ сирота, безъ крова и одеждъ,
Чуть двери благодѣтелей закрыты,
Идетъ къ суду искать себѣ защиты, —
Послѣднему прибѣжищу надеждъ.
Такъ и поэтъ, — обманутъ провидѣньемъ.
Испуганъ всѣхъ боговъ своихъ паденьемъ
И вѣры въ милосердіе лишенъ, —
Найти хоть правый думаетъ законъ.
Въ повѣданной тревогѣ, онъ взываетъ:
О, муза! вдохновенною мечтой
Поэзія, быть можетъ, называетъ
Безумство, опьяненья бредъ пустой?
"Я наугадъ хвалю и порицаю…
Нѣтъ! Быть судьей такимъ я не хочу.
Въ самой природѣ къ правдѣ я взываю
И правдою природѣ отплачу.
"Въ завѣсѣ, незамѣтно растворенной,
Завидѣвъ свѣтъ, я долженъ все узрѣть,
Все угадать, — иль долженъ, изнуренный
Горячкой жажды знанья, умереть.
"Не можетъ, какъ ученый, жить счастливо
Поэтъ, идя съ наукой, терпѣливо.
Влечетъ его не гордость знанья къ ней:
Духовнымъ ранамъ ищетъ онъ елей.
"Онъ страждущихъ существъ узналъ строенье,
Но это-ль знанье, если правитъ зло
И мрачное надъ всѣмъ паритъ сомнѣнье?
Чѣмъ, лучшимъ, божество замѣнено?
«О, муза, встань! Научныхъ данныхъ груду
Изслѣдуемъ, со мною, шагъ за шагъ.
Ужели правда изгнана повсюду,
Иль теплится, — и гдѣ, — ея очагъ?»
И муза, вздрогнувъ, говоритъ поэту:
О, пѣть! Ты на меня наводишь страхъ.
Мнѣ-ль въ невѣсомыхъ странствовать мірахъ,
Безъ колебаній звучныхъ и безъ свѣту?
" — Опоръ въ тѣхъ элементахъ не найти
Для крыльевъ мнѣ, широкихъ и тяжелыхъ.
Средь формулъ отвлеченныхъ, истинъ голыхъ,
Погибну я съ отчаянья, съ тоски…
« — И самъ меня ты слушать перестанешь.
Безжалостно покинешь въ полпути,
Иль заставлять прислушиваться станешь
Къ землѣ, по жесткимъ терніямъ ползти».
"Мужайся! Будь мнѣ вѣрною подругой!
Сопутствуй мнѣ сестрой, коль не супругой!
Постичь поможетъ мѣрный рѣчи строй,
Тотъ высшій ритмъ, — порядокъ міровой.
«Прощай та пѣснь, которую мы пѣли!
Но не страшись: надеженъ мыслей токъ.
Пусть мнѣ хоть только такты бьетъ смычокъ,
Когда не станутъ вторить мнѣ свирѣли».
С.-Петербургъ, 1899