Островский А. Н. Полное собрание сочинений. В 12-ти т. Т. 10.
М., «Искусство», 1978.
ПО СЛУЧАЮ ОТКРЫТИЯ ПАМЯТНИКА ПУШКИНУ.
правитьВместо «Застольное слово о Пушкине» / «По случаю открытия памятника Пушкину».
Стр. 110, строка 34
После «Милостивые господа» — было [«Пушкина читали все, кто читает что-нибудь литературное, все по-своему наслаждались и думали над его творениями.
Я позволю себе сказать несколько слов об искусстве вообще и о виновнике настоящего торжества. [Я не коснусь искусства по существу, я не буду говорить о теориях изящного]. Я не буду занимать ваше внимание рассуждениями об искусстве по существу, я не буду [говорить о теориях] касаться различных теорий изящного. Это дело специалистов; я буду говорить только о том действии, которое производит искусство на народ, т. е. на ту часть народа, для которой доступно пользоваться изящным и которая называется читателями, зрителями и вообще публикой]. На молодую свежую публику искусство действует сильно, эффекты его резки и [возможны] довольно определенны и, следовательно, могут быть наблюдаемы. Некоторые соображения, основанные мною на личном многолетнем наблюдении над публикой я хочу теперь предложить вашему вниманию, милостивые господа».
Стр. 110—111, строки 34—3
Вместо «Памятник Пушкину ~ торжествует» / «Памятник Пушкину поставлен [все, кто читал его, кто наслаждался и думал над его произведениями]; все [мы] обрадованы. Мы видели вчера восторг публики, так радуются тогда, когда честь воздается по заслугам, когда торжествует справедливость. Да [и есть чему] и как не радоваться? Память великого [народа] поэта увековечена. Заслуги его засвидетельствованы. [Не какую-нибудь сухую сентенцию, не всегда исполнимую, он передает формулу чувства или мысли уже очеловеченную, которая была уже в одной душе, следовательно, возможна и в другой].
Мне кажется, я не ошибусь, если скажу, что теперь весьма многие и думают о Пушкине».
Стр. 111, строки 3—6
Текста «О радости литераторов ~ их понимаю» нет.
Стр. 111, строки 6—8
Вместо «Строгой последовательности ~ убежденный» / «При изложении моих соображений по данному предмету я не могу обещать ни строгой последовательности, ни сильной доказательности: я излагаю не трактат об искусстве, на который потребовалось бы и времени гораздо более того, на которое я здесь имею право, и сил гораздо более тех [которыми], какими я обладаю. [Я поневоле должен ограничиться отрывочными [мыслями] выводами, пропуская последовательную связь мыслей, из которой те пли другие выводы вытекают]. [Не имея возможности] Не будучи полным и последовательным, я рискую подвергнуться обвинению в излишней смелости и неосновательности моих положений. Но пусть так… я буду говорить не как ученый, а как человек убежденный, никому не навязывая своих убеждений и не [особенно] очень горячо их отстаивая».
Стр. 111, строки 9—12
Вместо «Мои убеждения ~ праздник» / «Мои убеждения, без особенной потери для кого бы то ни было, могли бы остаться при мне невысказанными, для моего собственного употребления; да они бы и остались, если б [не такой] не подошел такой небывалый, такой радостный для всех людей, преданных искусству, праздник».
Стр. 111, строки 12—14
Вместо «На этом празднике ~ завещал нам» / а. «В этот праздник каждый литератор [художник] обязан быть оратором, обязан [почитать великого народного] громко благодарить великого поэта [за то умственное и нравственное богатство, за то наслаждение, которое он принял от него] за те сокровища, которые он завещал нам». б. «В этот праздник каждый литератор обязан быть оратором, обязан громко благодарить его за те сокровища, которые он оставил, которые он завещал нам. За что же народы[1] любят своих великих поэтов, почему ими гордятся, за что ставят им памятники? Какие блага получают нации от своих великих поэтов и художников, что так щедро награждают их и любовью, и почетом, и славой? [Блага, которыми наделяют великие художники свою родную страну, действительно велики]. Понятие красоты. Далее начинаются тонкие, деликатнейшие отношения ко всякого роду красоте, которые не могут родиться во всякой душе, а родятся только в душе художника, но всякой душой могут быть поняты и усвоены. Он первый показал, как думает, как чувствует, как говорит русский человек. Он раскрыл русскую душу. Исторической жизнью может жить только народ, способный мыслить: но первые обобщения, первые отвлечения даются народу весьма нелегко. Научные и нравственные истины накрепко пристают к сырому некультивированному мозгу, не вяжутся с ним и только оставляют на нем едва заметные следы. Нужно много поколений, чтобы мозг размягчился, чтобы он сделался тоньше, способнее для восприятия отвлечений. Вот тут-то искусство играет огромную воспитательную роль, оно дает первые понятные, наглядные осязательные обобщения и тем культивирует мозг и подготовляет его к [восприятию] отвлечениям научным. Такое действие искусства на новую свежую публику мы можем подметить и проследить и теперь. У нас публика постоянно и значительно прибывает; из темной толпы безграмотного[2] народа выходят люди, добившиеся материального обеспечения, люди, еще совсем нетронутые образованием, а только желающие, жаждущие его. [Мне случалось] Чистые научные отвлечения почти совсем не доступны этим людям, они или совсем не действуют на них, или утомляют, пригнетают их; но эти же люди с жадностью бросаются на все, что дает искусство; они не только понимают художественные обобщения, но даже рады им. Рады до того, что иногда не в силах сдержать свою радость: нередко можно слышать во время театральных представлений возгласы, идущие сверху, от свежей публики: „да, это верно“, „так точно“. И такая радость понятна: ребенок радуется, когда начинает говорить, взрослый радуется, когда начинает понимать, обобщать, начинает в кажущемся разнообразии находить сходство. Вот первоначальные благодеяния, которые оказывает искусство народу.
Когда какой бы то ни было молодой народ, двинувшийся умственно, вступает в общую „струю“ [какие задачи предстоят ему для решения?], ему прежде всего [нужно] предстоят задачи разобраться у себя дома; узнать самого себя, свое сходство с другими народами и свои отличительные особенности. Эту службу служит для народов почти исключительно художественная литература. Она дает отдельные типы и характеры, с их национальными особенностями, она рисует различные слои и классы общества и их взаимные отношения; мало того, художественная литература иллюстрирует историю, оживляет голые истинные факты и делает их понятными, из исторических имен творит живых людей. Историк-ученый только объясняет историю, указывает причинную связь явлении; а историк-художник пишет как очевидец, он переносит вас в прошлые века и ставит зрителем события. Тогда только мы можем сказать, что знаем какой-нибудь народ, когда хорошо знаем его художественную литературу. И каждый народ знает себя через [свою литературу] свое искусство. По мере того, как народ узнает себя, и жизнь для каждого отдельного лица становится яснее и проще. [Оно освещает жизненный путь для каждого нового человека, вступающего в жизнь]. И тут искусство является светочем, освещающим жизненный путь для каждого вступающего в жизнь».
Стр. 111, строки 16—17
Вместо «Первая заслуга ~ поумнеть» / «Главная заслуга великого народного поэта та, что кругом него умнеет все, что способно поумнеть. (Литература, крит<ика?>, публика)».
Стр. 111, строки 17—25
Вместо «Кроме наслаждения ~ утончаются чувства» / а. «Высшая творческая натура подравнивает к себе публику. Кроме наслаждения [он] поэт дает еще формулы для выражения мыслей и чувств, но и формулы самых мыслей и чувств. Тонкие результаты совершенной умственной лаборатории делаются общим достоянием. [Возвышающие и улучшающие душу чувства и представления, как, наприм<ер>: чувство красоты]. Вот отчего наслаждение изящным так похоже на радость, оно само есть радость. [Это радость драгоценной находке: человек находит в душе своей драгоценность, которой он не замечал…]» б. «Кроме наслаждения, кроме форм для выражения мыслей и чувств, поэт дает формулы самых мыслей и чувств. Высшая творческая натура подравнивает к себе публику и быстро поднимает ее до такой высоты, до которой ей самой долго бы было подыматься. Тонкие результаты совершеннейшей умственной лаборатории делаются общим достоянием. Вот отчего наслаждение изящным дает душе ничем невозмутимую полную радость. Поэт ведет за собой публику в незнакомую ей [область] страну изящного [благородного и нравственного], в какой-то рай [где], в тонкой и благоуханной атмосфере которого возвышается душа, улучшаются помыслы, утончаются чувства».
Стр. 111, строки 25—84
Вместо «Отчего с таким нетерпением ~ чувствовать» / а. «Вот отчего так ждут каждого нового произведения от великого поэта? Всякому хочется мыслить и чувствовать вместе с ним: „вот он [сейчас] скажет что-то новое для меня, прекрасное, но что сейчас же сделается моим“. Вот отчего радость при появлении каждого нового произведения великого поэта. Стоит только припомнить рассказ М. П. Погодина о том, как П<ушкин> читал „Б<ориса> Годунова“, как они слушали и что при том происходило. [Понятен восторг слушателей]», б. "Отчего с таким нетерпением ждется каждое новое произведение от великого поэта? Оттого, что всякому хочется возвышенно мыслить и чувствовать вместе с ним. Всякий ждет, что «вот он скажет мне что-то прекрасное, новое, чего нет у меня, чего недостает мне, но он скажет, и это сейчас же сделается моим». [Все современники возвышенно мыслят и чувствуют через поэта]. Вот отчего и любовь и поклонение великим поэтам, вот отчего и великая скорбь при пх утрате; образуется пустота, умственное сиротство: не кем думать, не кем чувствовать. «Затихли звуки дивных песен».
Стр. 111, строки 35—38
Вместо «Но легко сознавать ~ трудно» / «[Легко] Но легко сознавать чувство удовольствия и восторга [производимых] от из<ящного> произведения [но]; гораздо труднее подметить в себе, как [под влиянием] влияние поэта расширяет наш умственный горизонт и утончает способности понимания и чувства. (А это несомненно.)».
Стр. 111—112, строки 38—5
Вместо «Всякий говорит ~ а по мере сил каждого» / а. «Всякий скажет, что ему известное произведение нравится, но не всякий сознает и признается, что он поумнел от этого произведения. Как незаметно для себя человек умнеет под влиянием изящного произведения, можно проследить на некоторых примерах. Приступая к разбору произведения какого-нибудь поэта, критик находит и достоинства и недостатки, но забывает отмечать, чем он сам обязан критикуемым им произведениям; в конце концов оказывается, что критик сам постепенно подымается на высоту миросозерцания художника, что все его лучшие соображения и выводы навеяны критику иным произведением или просто вытекают из него, что он сам начинает мыслить умом автора, начинает обнаруживать знания, мысли и даже выражения, каких он не мог иметь, пока не познакомился с произведениями, которые порицает или благосклонно одобряет», б. «Всякий легко признается, что ему то или другое произведение нравится, но не всякий сознает и признается, что он поумнел от него. Некоторые[3] полагают, что поэты и художники не дают[4] ничего нового, что всё ими созданное было и прежде где-то, у кого-то, но оставалось под спудом [за неумением высказать], потому что не находило выражения. Это неправда: ошибка происходит от того, что все вообще великие истины, и худ<ожественные> и науч<ные> и нравств<енные> очень просты и очень легко усвояются: но как они ни просты, а все-таки предлагаются только творческими умами, а обыкновенными умами только усвоиваются, и то не вдруг и не во всей полноте и по мере сил каждого. Как человек умнеет незаметно для себя под влиянием изящного произведения, можно проследить на некоторых критиках. Критикуя произведение за произведением какого-нибудь писателя-художника, критик находит и достоинства и недостатки, но забывает отметить[5], чем он сам обязан критикуемым им произведениям; в конце концов оказывается, что критик сам постепенно [подымается на высоту миросозерцания художника…[6]]».
Стр. 112, строки 7—11
Вместо «Наша литература обязана ~ разорвана» / «Вот какое благодеяние оказано им нам[7]. Он много способствовал нашему умственному росту. И этот рост был так велик и так быстр, что историческая последовательность в развитии литературы и общественного вкуса казалась разрушена и связь с прошедшим была как будто разорвана»[8].
Стр. 112, строка 11
Вместо «при жизни» / «при современниках».
Стр. 112, строки 15—17
Вместо «с которыми они были ~ благодарности». / а. «связь с которыми была у них очень крепка. Чувство безграничного уважения, благодарности к ним мешали их правильной оценке», б. «с которыми у современников) Пушкина была очень крепкая связь, основанная на чувстве безграничного уважения, благодарности».
Стр. 112, строка 19
Вместо «не довольно» / «не достаточно».
Стр. 112, строка 19
После: «солиден» было «и они не могли вполне».
Стр. 112, строка 21
Вместо «для них» / «в их глазах».
Стр. 112, строки 23—24
После: «поколение» было «родившееся около 20-го года».
Стр. 112, строка 24
Вместо «Пушкиным» / «на Пушкине».
Стр. 112, строки 25—26
Вместо «что предшественники ~ и многие» / «что [не только] предшественники Пушкина [а даже] и многие».
Стр. 112, строки 31—34
Вместо «лишенные ~ оставил сам образцы» / а. «лишенные серьезного содержания — подвинул ее своим гением к периоду зрелому». б. «бедные, по большей части лишенные живого реального[9] содержания, и кончил тем, что дал образцы».
Стр. 112, строка 37
Слов: «дал серьезность» нет.
Стр. 112, строки 37—38
Вместо «воспитал вкус в публике, завоевал» / «воспитал [читателей] вкус в обществе и [приготовил] завоевал».
Стр. 113, строка 1
После: «пересаженное» было «извне».
Стр. 113, строка 3
Вместо «писатели» / «они».
Стр. 113, строки 4—5
Вместо «Каждый из них ~ на какой-нибудь лад» / «Каждый писатель, прежде чем быть самим собой, должен был настроиться на какой-нибудь известный лад».
Стр. 113, строки 5—13
Вместо «Тогда еще проповедывалась ~ вольнодумством» / а. Начато «Проповедь» б. Начато «Проповедывалась» в. «Проповедывались и реторическпе прикрасы, в учебных заведениях даже в 30-х годах беззастенчиво предлагалась реторика Кошанского, были и классики, были горячие защитники романтизма, пасторали еще не сошли со сцены и слащаво-сентиментальное направление было во всей силе. Освободиться от этих пут не так просто, как кажется: в одной из самых богатых и сильных литератур реторическое направление имеет великого представителя и горячо отстаивается против какого-то нового реального направления, которое очень громко и вместе с тем довольно неясно и сбивчиво себя пропагандирует» г. «Проповедывалась самая беззастенчивая реторика, твердо стоял и грозно озирался ложный классицизм, на смену ему выходил романтизм, но не свой, не самобытный, а наскоро пересаженный, с оттенком чуждой нам слезливой сентиментальности; пасторали не сошли еще со сцены. Вне этих условных направлений [были немыслимы никакая поэзия, никакое творчество] поэзия не признавалась, самобытность сочлась бы или невежеством, или вольнодумством».
Стр. 113, строки 13—18
Вместо «Высвобождение мысли ~ небывалое» / «Высвобождение [ума] мысли из-под гнета[10] условных приемов и направлений [требует гениальности] дело нелегкое и требует громадных сил: в богатейших и самых сильных литературах мы видим примеры, как высокопарное направление имеет очень крупных представителей и горячо отстаивается, а реальность пропагандируется как новость».
Стр. 113, строки 19—22
Вместо «Прочное начало ~ был самим собой» / «Прочное начало [этому] нашему освобождению положено у нас Пушкиным: он первый стал относиться прямо, непосредственно к темам своих произведений, он [не побоялся] захотел быть оригинальным [быть] и был, был самим собой».
Стр. 113, строка 23
Вместо «оставляет» / «образует».
Стр. 113, строка 24
Вместо «и последователей» / «оставил последователей».
Стр. 113, строка 28
Слова «дал смелость русскому писателю быть русским» вписаны.
Стр. 113, строка 29
Слова «только» нет.
Стр. 113, строка 31
После «оригинальность» било «имеет в себе».
Стр. 113, строка 38
Вместо «желать» / «пожелать».
Стр. 113, строка 38
Вместо «поболее» / «большего».
Стр. 113, строка 41
После «великим» было «народным».
Стр. 113, строка 41
После «поэтом» было «За это ему неумолкающая хвала в потомстве и горячая благодарность от писателей настоящих и будущих. Благодаря Пушкину русская литература на хорошей прямой дороге».
Стр. 113, строка 42
Обращения «Милостивые господа» нет.
Стр. 113, строки 43—44
После «указанному Пушкиным» было «за его литературную семью».
Стр. 113, строка 44
После «за вечное» было «и вечно юное».
Стр. 113—114, строки 44—2
Вместо «за литературную семью ~ очень весело» / «за литераторов, выпьем очень весело». Далее следует новое начало речи:
«Пушкин. Имя его переходит из уст в уста, все говорят о его значении и его заслугах для русской литературы и русского общества. И я позволю себе сказать несколько слов о его значении для нас и о его заслугах.
Как радостно это событие для литературы, об этом говорить едва ли нужно. От полноты обрадованной души, милостивые господа, и я позволю себе сказать несколько слов о нашем великом поэте, его значении и заслугах, как я их понимаю. Строгой последовательности и сильных доводов я обещать не могу: я буду говорить не как человек ученый, а как человек убежденный. Мои убеждения слагались не для обнародования, а только про себя, так сказать, для собственного употребления. При мне бы они и остались, если б не подошел этот радостный праздник».
КОММЕНТАРИЙ
правитьСм. прим. к стр. 110—114.
В Собрание сочинений включается впервые.
- ↑ Незачеркнутый вариант: нации.
- ↑ Незачеркнутый вариант: полуграмотного.
- ↑ Не зачеркнутый вариант: Многие
- ↑ Незачеркнутый вариант: не говорят
- ↑ Незачеркнутый вариант: отмечать
- ↑ Далее, как в а. Текст вычеркнут
- ↑ Незачеркнутый вариант: вот каким благодеянием мы ему обязаны
- ↑ К тексту: «И этот рост ~ разорвана» — на полях вариант: «в одном человеке русская лит<ература> выросла на целое столетие» и набросок: «Прыжок. Теряется последовательность и [даже] наконец самая связь с прошедшим разрывается».
- ↑ Незачеркнутый вариант: оригинального
- ↑ Незачеркнутый вариант: плена