Неизвестный Александр Беляев. Театральные Заметки.
А. Беляев
править«По поводу письма г-на Бернова»
(Письмо в редакцию)
править
Оказывается, что г-н «путешественник, лектор и журналист» Михаил Александрович Бернов отказался от чтения лекций по истории искусства, каковую заменил демонстрациями на экране с объяснениями о некоторых выдающихся произведениях.
Очевидно, он отказался от этого на будущее время, после того, как его выступление было оценено по достоинству. Я утверждаю, что та лекция, о которой мне уже пришлось однажды писать, не была названа так, как называет ее г-н Бернов теперь. Он не сказал слушавшей его аудитории, что будет читать о своем путешествии по европейским музеям; на этот раз он вообще не занимал внимания аудитории своей персоной: не показывал ни своих портретов в различные периоды своей жизни (как это бывало на других его лекциях), ни снимков с тех отелей, в которых он останавливался.
Лекция, о которой идет речь, он начал с того, что будет говорить об искусстве; предупредил, что не будет касаться искусства древнего Востока и Египта, а начнет с Греции, которая оказала громадное влияние на западно-европейское искусство. Аудитория была в праве думать, что он взялся читать именно об искусстве.
Не предупредил г-н Бернов аудиторию и о том, что он «решил» заменить лекцию демонстрацией с объяснениями. Поэтому аудитория имела полное право говорить, что он не исполнил того, что обещал. Предупредил ли он об этом учебное начальство — мне не известно. Неизвестно также, просили ли его говорить о «малярии». Думаю, что нет. Впрочем, этого он и сам не утверждает и говорит только, что его просили рассказать о Риме. Господин путешественник лектор и журналист, вообще, довольно своеобразно понимает принятые им на себя задачи. Когда ему надо говорить о Риме, он распространяется о «малярии», когда ему приходится беседовать об искусстве, он вдается в психологию брюнеток и блондинок и рассказывает о разбитом носе. Кстати — об этом носе. Он заявляет, что все, что о нем было сказано в моем письме — продукт моего воображения. Я утверждаю, что это не верно. «Нос», по всей справедливости, следует предоставить г-ну Бернову, т. е. именно им была сказана фраза: «сам был очень некрасив и особенно некрасивым стал после того, как упал и сломал себе нос». Моя ошибка здесь только в том, что из лекции г-на Бернова для меня не было ясно, кто именно сломал себе нос — Микель Анджелло или Леонардо да Винчи, и этот несчастный нос был мной приписан последнему.
Но всякому понятно, что важно не это. Важно то, что г-н Бернов, вместо того, чтобы характеризовать эпоху возрождения и творчество великого мастера, говорит… о носе, Именно это и было подчеркнуто в моей первой заметке. Значительная часть «возражений» г-на Бернова лишь подтверждает то, что было сказано мной раньше, Он не отрекается от всего того, что говорил в своей лекции, но настаивает на том, что именно это и надо было сказать.
Его пункты 11, 12, 13 и 14 подтверждают, что его «объяснения» картин были именно такими, как они описаны мной. Повторять их я не буду. Он находит, что эти объяснения (относительно «флоры» Тициана, картин немецкой школы и т. д.) фактически верны и могут быть психологически обоснованы; он обещает «всегда и впредь» объяснять такие ходячие опошленные выражения, вроде «красив как Аполлон Бельведерский».
На это я могу оказать только одно «вольному-воля»…
Может быть, да, и по всей вероятности, г. Бернов и найдет такую публику, которой по вкусу придутся все его пикантные замечания.
Но меня глубоко возмущает именно то обстоятельство, что со всем этим г-н. Бернов идет в учебные заведения, что своими объяснениями он обесценивает произведения искусства и прививает юношеству какую-то специфическую точку зрения, ничего общего с искусством не имеющую.
P.S. Относительно слов «орден» и «ордер» я ограничиваюсь только тем, что напоминаю господину журналисту, что в книгах и газетах случаются опечатки.