М. Г. Весьма сожалѣю, что въ настоящее время я не могу самъ представить для печати описаніе о главной цѣли и направленіяхъ дѣйствій нашихъ въ Пріамурскомъ краѣ съ 1849-го по 1855-й годъ; это было бы лучшимъ возраженіемъ противъ дневника Н. В. Буссе, напечатаннаго его наслѣдниками въ трехъ послѣднихъ книгахъ вашего журнала за прошедшій годъ. Но бывшій мой сотрудникъ по Сахалинской экспедиціи 1853-го и 54-го гг., которая именно и составила предметъ вышеупомянутаго дневника, Н. В. Рудановскій, исполнилъ отчасти мое намѣреніе. Препровождая къ вамъ его возраженія, я считаю долгомъ присоединить съ своей стороны, что отзывъ Н. В. Буссе о личномъ характерѣ г. Рудановского и о степени его заслугъ во время Сахалинской экспедиціи вполнѣ несправедливъ. Мнѣ, какъ лицу, стоявшему во главѣ всего предпріятія, слишкомъ дорога добрая память о сотрудникахъ по Амурской и Сахалинской экспедиціямъ, бывшихъ подъ моимъ начальствомъ, и я смѣло могу сказать, что съ ихъ энергіею, самоотверженіемъ и полезною дѣятельностiю, сопряженными съ опасностями, мы только и могли съ ничтожнѣйшими средствами положить основаніе къ прочному нашему водворенію на юго-восточныхъ берегахъ Сибири. Къ числу такихъ полезныхъ и дѣятельныхъ сотрудниковъ я считаю долгомъ отнести и Н. В. Рудановскаго, въ противность личнымъ взглядамъ покойнаго Буссе, не раздѣленным ни мною и ни кѣмъ другимъ изъ лицъ, принимавшихъ участіе въ экспедиціи на о. Сахалинѣ[1]).
На картѣ Крашенинникова 1752-го года, о которой упоминаетъ г. Рудановскій ниже въ своемъ отзывѣ, Сахалинъ показанъ островомъ; но какъ въ проливѣ, отдѣляющемъ его отъ материка, не означено на этой картѣ глубины, то и оставалось неизвѣстнымъ, доступно ли устье р. Амура для мореходныхъ судовъ и дѣйствительно ли Сахалинъ островъ. Вопросъ этотъ разрѣшенъ только въ 1849-мъ году мною на военномъ транспортѣ „Байкалъ“.
О необходимости занятія главнаго пункта острова Сахалина, находящагося въ Тамари-Анива, я доносилъ генералъ-губернатору Восточной Сибири еще въ 1852-мъ году, т.-е. прежде препровожденнаго ко мнѣ для исполненія въ 1853-мъ году высочайшаго повелѣнія объ окончательномъ занятіи этого острова. Занятіе же этого пункта, кромѣ причинъ, упоминаемыхъ г. Рудановскимъ въ его отзывѣ, вызвано было тогда еще и слѣдующими обстоятельствами: а) чтобы люди, высаженные въ позднее осеннее время, имѣли бы для себя пріютъ отъ непогодъ подъ готовыми японскими крышами; и б) чтобы показать японскому правительству, что по праву перваго изслѣдованія этого острова и по его географическому, относительно Пріамурскаго края, положенію, Россія всегда признавала его своимъ.
Г. Буссе оставленъ мною зимовать на Сахалинѣ единственно потому, что не было тогда въ экспедиціи другого свободнаго офицера; при одномъ же офицерѣ команду въ 70 человѣкъ оставлять было невозможно. Главная цѣль дѣятельности въ эту зимовку состояла въ изслѣдованіи во всѣхъ отношеніяхъ южной части острова въ видахъ, не найдется ли тутъ удобной гавани, такъ какъ съ открытіемъ навигаціи слѣдующаго года по различнымъ политическимъ и другимъ обстоятельствамъ необходимо было еще поставить одинъ или два поста. Почему я и далъ тогда г. Рудановскому относительно этого предмета особыя наставленія, ибо г. Буссе подобнаго порученія исполнить не могъ. Г-ну же Буссе я предписалъ, чтобы по требованію и выбору Н. В. Рудановского давать всѣ для этого средства, т.-е. людей, товаровъ и проч. Г. Рудановскій съ полною энергіею и знаніемъ исполнилъ это порученіе, При составленіи морскихъ картъ о. Сахалина и по сіе время руководствуются гидрографическимъ описаніемъ, сдѣланнымъ г. Рудановскимъ. Кромѣ этого многіе лица и въ особенности полковникъ Венюковъ, бывшiй на Сахалинѣ вскорѣ послѣ насъ, могутъ подтвердить о добросовѣстномъ и отчетливомъ описаніи этого острова, сдѣланномъ г. Рудановскимъ и во всѣхъ другихъ отношеніяхъ. Что же касается до административной дѣятельности г. Буссе, во время зимовки его на Сахалинѣ съ 1853 по 1854-й годъ, то она ни въ какомъ отношеніи не обнаружилась особо полезною.
Вслѣдствіе точнаго смысла препровожденнаго мнѣ для исполненія высочайшаго повелѣнія, г-ну Буссе было дѣйствительно мною предписано, о чемъ упоминаетъ г. Рудановскій, ни въ какомъ случаѣ и ни при какихъ обстоятельствахъ не оставлять Сахалинъ безъ нашихъ командъ и вліянія. Предложеніе графа Евфимія Васильевича Путятина въ 1854-м году, сдѣланное г-ну Буссе, не могло послужить ему поводомъ оставить окончательно Сахалинъ, потому что это предложеніе было условное, и потому что г. Буссе поставленъ былъ на военный постъ не графомъ Е. В. Путятинымъ.
Смѣю думать, что Н. В. Буссе никогда не рѣшился бы напечатать свой дневникъ, веденный имъ въ 1853-мъ году во время зимовки на Сахалинѣ, въ томъ видѣ, въ которомъ онъ обнародованъ его наслѣдниками[2]). Ибо въ немъ не только искажаются всѣ наши дѣйствія, но даже ставится въ вину и невѣжливость женѣ моей то, что она говорила на французскомъ языкѣ при супругѣ священника съ госпожою Бачмановою. Ясно, что г. Буссе тогда не понималъ даже и того чувства молодой образованной женщины, каковой была жена моя, прожившая одинокой около трехъ лѣтъ на морской кошкѣ между дикарями въ пустынѣ, совершенно отрѣзанной отъ всего цивилизованнаго свѣта, при совершенно внезапной и неожиданной встрѣчѣ съ таковою же образованною женшиной ея круга, каковою была Елизавета Осиповна Бачманова. Послѣ этого неудивительно, почему ни г. Рудановскій и никто изъ насъ не подходилъ подъ тогдашнее воззрѣніе г. Буссе; и такъ неудивительно, почему г-ну Буссе и наши характеры казались тяжелыми; въ особенности же могъ не нравиться ему тогда г. Рудановскій, ибо вся полезная дѣятельность для экспедиціи во время зимовки на Сахалинѣ принадлежала единственно г. Рудановскому, а никакъ не г. Буссе, воображавшему тогда себя, какъ то видно изъ его же дневника, великимъ психологомъ, этнографомъ, гидрографомъ, политикомъ и даже мореходцемъ.
Впрочемъ, прилагаемый отзывъ Н. В. Рудановскаго разъяснитъ обстоятельно все это дѣло и поставитъ его въ настоящемъ свѣтѣ.
Примите и пр.
Примечания
править- ↑ По поводу того же дневника Н. В. Буссе мы получили протестъ въ томъ же смыслѣ отъ служившаго въ Амурской экспедиціи съ 1851 по 57-й г., нынѣ командира плавучаго маяка большого Невского корабельнаго фарватера, корпуса штурмановъ капитана г. А. Воронина 1-го. Въ своемъ письмѣ къ намъ онъ также обвиняетъ автора дневника въ личной непріязни къ Н. В. Рудановскому и свидѣтельствуетъ, что этотъ послѣдній въ Сахалинскую экспедицію «принесъ своими неутомимыми трудами огромную пользу». Вслѣдъ за тѣмъ къ намъ обратился съ подобнымъ же заявленіемъ г. контръ-адмиралъ Фрейгангъ. Мы охотно вызвались упомянуть о его несогласіи съ личными мнѣніями Н. В. Буссе о характерѣ дѣйствовавшихъ лицъ въ Сахалинской экспедиціи и отказались печатать самый текстъ его возраженія, главнымъ образомъ потому, что мы имѣли въ виду печатать болѣе авторитетное мнѣніе въ этомъ случаѣ самого бывшаго начальника экспедиціи. Г. Фрейгангъ напечаталъ свой протестъ въ «Голосѣ», № 78, при письмѣ, смыслъ котораго мы отказываемся понимать, вмѣстѣ съ редакціею газеты, помѣстившей ту статью съ вопросительнымъ знакомъ въ текстѣ письма г. Фрейганга. Повидимому, г. Фрейгангъ обвиняетъ насъ въ томъ, что мы будто бы не сдержали даннаго слова. Это не такъ. Самъ г. Фрейгангъ говоритъ въ томъ письмѣ, что мы обѣщали печатать «возраженія», а отказались напечатать «нападки». Изъ того, что мы обѣщали печатать возраженія, вовсе не слѣдуетъ, что мы обязаны печатать и нападки. А что мы охотно помѣщаемъ возраженія, — доказательствомъ тому служатъ печатаемые нами нынѣ отзывы гг. Невельского и Рудановскаго. — Ред.
- ↑ Онъ и напечатанъ далеко не въ томъ видѣ, а съ значительными пропусками всего, что не относилось къ главному дѣлу и состояло въ описаніи мелочей слишкомъ личныхъ отношеній, которыя, вѣроятно, выпустилъ бы и самъ авторъ для печати. — Ред.