По несмятой скатерти
Раскатывались
Мятные ликеры месяца;
Было так сладко, что хотелось повеситься.
Разверчивая путь коленчатый,
Дважды или вшестеро
(Ad libitum)[1] перекрещивала
Лыжи
Разговор искренно-лживый —
От роду ему лет восемь с перерывами…
Вашими молитвами!
От прошлой истерики стеклярус льдинок
Схоронил временно жестянки сардинок
И прочие памятники летние,
Вот отчего перевелись лешие.
Слева — пня тень,
Справа — трещит наст,
Слева — сейчас мель.
Счастье?
Переменим координаты:
Уходи ухабами, сухняк зубчатый.
Не надо бы радоваться
Подобранной раковине
Подобные шалости
Кому диковина;
Да и бросаться оттуда мокрым нечего —
Не остановить ума человеческого —
И мост отупел,
И товар убрел,
И остановил
Город нагорный сорных миганий улей
«Пи-
щит ребеночек:
Косточки хрустят.»
Можно и поговорить
Во всю однолета прыть
В воздухе пяти вечера мая.....
Только даром почему столько добра пропадает? —
Ежедневно включают на куполе непонятные
рекламы,
Не глядят на них ни мужья, ни их дамы,
Ни обоюдные их поклонники
Воробьи окончательно занялись колокольнями,
А энтропия[2]-то, можно сказать, возрастает.
К чему такая трата мира?
Я ведь не скаред
Но всему есть мера —
Есть она и нашему терпению:
Это ведь не проволочное терние —
То по всем садам
(Виноват Адам)
Произрастает
В изобилии...
Косая птиц стая
Как шприц прямая
Через верхнюю яму.
Не довольно ли одной рекламы —
. . . . . . . . . . . . . . . —
Ведь мог бы открыть со своей высоты,
Отчего это собственно
Фоксам рубят хвосты,
А у нас курносится прошлое?
И только антракты полночные
Смолоду маки балкончатые...
И паки и паки[3]
Нотные следы
Уводи...
Ешьте меня — собаки.