Карл Радек. Портреты и памфлеты. Том второй
Государственное издательство «Художественная литература», 1934
ПОЭТ СТРОЯЩЕГОСЯ СОЦИАЛИЗМА
правитьКаждая статья, которую за последние годы присылает нам Максим Горький, является подарком, радостно приветствуемым рабочим классом. Статьи его являются не просто статьями знаменитого писателя, которые прочтешь и отложишь: они вносят бодрящую струю в нашу жизнь, — и будущий историк великой и жесткой эпохи ломки остатков капитализма и постройки фундаментов социализма обратится к этим статьям, как к документам эпохи, как к составной части великого времени. Когда перечитываешь эти статьи, удивляешься, как через пространство передается больному писателю энергия, оживляющая наш рабочий класс, как он там, вдали, чувствует, воспринимает всякое движение рабочих масс здесь. Враг СССР, враг борьбы рабочего класса воем своим показывает, что он оценивает громадное значение творчества Горького для СССР так же как и мы. «Социалистический вестник» пишет о Горьком с пеной у рта: «Не знаю, добровольно ли записался Горький на старости лет в чекисты, но факт таков, что именно Горький выполняет за последнее время самые грязные поручения ГПУ по части обработки общественного мнения и что нет того гнусного дела, провозвестником и песнопевцем которого не выступил бы он на страницах советской и международной печати». Так пишет г-н Дан, вождь меньшевиков, в «Социалистическом вестнике» про Горького. Великолепно пишете, г-н Дан! И Горький наверное вместе с нами признает, что он заслужил ваши нападения.
Мне пришлось в 1922 г. выступить против Горького, когда он во время процесса эсеров выступил с обвинением советской власти в том, что она в малокультурной стране не бережет, не щадит тонкой интеллигентской прослойки. Я пытался объяснить тогда колебания Горького, кровно связанного с революцией, с пролетариатом, его характером просветителя, переоценки им интеллигенции и ее роли в развитии социализма. Обремененный ужасом перед диким насилием, которым переполнена была старая русская жизнь, Горький в то время не. понимал, что теперь насилие служит делу создания новой жизни, более достойной человека. Сегодня, читая статьи Горького, пытаешься установить те моменты, которые позволили ему преодолеть колебания, посмотреть прямо в глаза революции и принять ее целиком, как ее родила история. Ответ на вопрос, как Горький стал полным и вдохновенным выразителем борьбы пролетариата, за строительство социализма, поможет уяснить нам многое в вопросе о пролетарской литературе и в вопросе о сдвигах в ее сторону среди писателей, идущих к пролетариату.
Самый великий поэт, которого выдвинул молодой буржуазный мир, поэт, стоящий еще на грани гибнувшего феодализма и рождающегося капиталистического мира, Гете, задумываясь о величии человеческой жизни и давая картину ее в своем «Фаусте», нарисовал мятежную жизнь, полную искания, жизнь, которая кончается величественным аккордом, аккордом органов в баховских хоралах. Фауст, проведший жизнь в боях с мыслью, в боях со страстью и не нашедший момента, к которому мог бы обратиться со словами «чудное мгновение, прекрасно ты, продлися же, постой», находит этот момент в великом творческом труде:
«Стоит болото, горы затопляя,
И труд оно сгубить готово мой.
Я устраню гнилой воды застой, —
Вот мысль моя последняя, снятая!
Пусть миллионы здесь людей живут,
И на земле моей свободный труд
Да процветет! На плодоносном поле
Стада и люди будут обитать
И эти горы густо населять,
Что по моей возникли мощной воле,
И будет рай среди моих полян:
А там — вдали — бессильный океан
Пускай шумит и бьется о плотины,
Все превратить стараяся в руины.
Конечный вывод мудрости один, —
И весь я предан этой мысли чудной.
„Лишь тот свободной жизни властелин,
Кто дни свои в борьбе проводит трудной“.
Пускай в борьбе всю жизнь свою ведет
Дитя, и крепкий муж, и старец хилый,
И предо мной восстанет с чудной силой
Моя земля, свободный мой народ!
Тогда скажу я: — „Чудное мгновенье,
Прекрасно ты, продлился же! Постой!“
И не сметут столетья, без сомненья,
Тогда следа, оставленного мной.
В предчувствии минуты дивной той
Я высший мир теперь вкушаю свой».
Статьи Горького дышат ощущением копошащегося советского муравейника. Они полны великой радости творчества, которое одушевляет рабочих и лучшую часть крестьянства. Они полны чувства радости, что растет в труде и борьбе новое племя, которое изменит облик земли, что растет новый человек, что женщина просыпается от векового рабства, что крестьянин, раньше вьючное животное в истории, приближается к жизни мысли, к завоеваниям человечества. Просмотрите статьи Горького за последние недели. В Сибири иркутские товарищи подготовляют журнал «Будущая Сибирь», посвященный этнологии и краеведению. Журналов у нас уйма, и мы, получив эту «Будущую Сибирь», даже не обратили бы на нее внимания. Перед глазами души Горького встают дремучие леса Сибири, богатства ее недр и эти кряжистые сибиряки, которые их добудут, перед душой его встает картина десятка забытых народностей Сибири, которые имели только одно право — вымирать. И он видит, как развернут эти «инородцы» свои силы, чтобы лететь к солнцу социализма. Вот статья к серпуховским рабфаковцам. Они сообщили ему, как за последние годы в их городишке возникло 5 учебных заведений, как они развиваются, и перед глазами Горького восстает картина старого русского захолустья и картина той новой жизни, что возникает под рукою пролетариата на наших провинциальных пустырях. Провинциальная наша печать празднует в этом году во многих местах свое десятилетие. Она возникла во время гражданской войны на желтой, красной и синей оберточной бумаге и теперь является великим рычагом мобилизации и организации народных масс. И снова Горький наглядно видит десятки тысяч рабкоров, селькоров, военкоров. Эти массы являются не просто щупальцами газеты, а творцами новой жизни, стремящимися отобразить великую эпоху, стать ее певцами.
И именно потому, что Горький понимает великий творческий порыв народных масс и чувствует, что они не только пытаются создать новую жизнь, но что они ее создадут, Горький — этот гуманист в лучшем смысле этого слова, — Горький — этот ценитель человека — находит в себе решимость к беспощадной борьбе и пишет свою великолепную, острую, как нож, статью гуманистам, статью, которая звучит, как громкая пощечина всем человеколюбцам, мирящимся с капитализмом, его зверством, его дикостью и читающим проповеди вегетарианской морали рождающемуся миру социализма. Горький пишет статью «Если враг не сдается, его истребляют», статью, которая звучит, как приказ по полку, находящемуся в бою. Мир, который рождается, сведет насилие к минимуму, и поэтому он имеет право применять насилие к защищающим строй, в котором горсточка капиталистов насилует волю миллионов, чтобы их эксплоатировать.
Мы печатаем одновременно со статьей Горького статью великого французского мелкобуржуазного писателя, признавшего после долгой внутренней борьбы необходимость пути, по которому пошел наш пролетариат под руководством Ленина. Мы ему вчера сказали, что если он признал необходимость гражданской войны против империализма, то ему надо пробивать себе путь к народной массе, ибо без нее нельзя бороться против империализма. Ромэн Роллан пребывает в одиночестве. Он оторвался от буржуазии и не нашел еще пути к пролетариату. Горький, старый любимец передовых рабочих, является поэтом десятков миллионов. Нет в мире писателя, который бы так слился с борьбой народных масс своей страны, как это сделал Горький — раньше буревестник, а теперь вестник великой стройки социализма. Чтобы поэт мог так слиться с народом, для этого нужно, чтобы этот народ скинул ярмо капитализма, завладел печатью, завладел издательствами, пробил себе путь к мысли, ощутил потребность высказать в искусстве то, что переживают миллионы. Поэты пролетариата на Западе вплоть до его победы могут быть поэтами авангарда, но для того, чтобы стать в будущем поэтами целого трудового народа, им надо стать в ряды борющихся против власти капитала за власть рабочего класса. Максим Горький стал в ряды пролетариата в тяжелое время царизма. Тогда он врос в него корнями, и поэтому он мог теперь, в великий период расцвета и роста народных масс, оказаться во главе их, как выразитель их дум и чаяний.
Январь 1932 г.