Скажи, поэзия святая,
Небес возлюбленная дщерь,
Зачем ты, в Питер залетая,
От друга прячешься теперь?
Аль ты в изгнаньи, аль в острастке?
Ко мне совсем не кажешь глаз,
А я искал тебя не раз,
Но ты не значишься в участке!..
Я, слава богу, не из бар;
Я был приятель твой хороший.
Мне говорят: я толст и стар,
Меня корят, что из-за грошей
Твой дар чудесный, как товар,
Я выставляю на базар
И тягощусь твоею ношей...
Они не знают, чудаки,
Что можно быть всю жизнь поэтом,
Не написав при всем при этом
Стихов российских ни строки.
Я с детских лет стихи писал
На лад ребяческого чувства
И стих нескладный выливал
Не в формы правил и искусства.
Затем я помню свой позор,
Когда, за школьною скамейкой,
Какой-то варвар-гувернёр
За вирши дул меня линейкой;
И, признаюсь, с тех самых пор
Считаю музу я — злодейкой,
Родное детище своё
Во фронт поставить под ружьё
Или сразить коварной пулей —
Ей нипочём; зато у нас
Талант чуть вспыхнул и погас,
А жалких трутней — целый улей.
Нет, нет, поэт! Ты напоказ
Не выставляй своей богини,
Её ты прячь от светских глаз:
И для паркетной героини,
И для героя-шаркуна
Она покажется смешна, —
Не оскорбляй её святыни!
Тебя там редко кто поймёт,
Богиню примут за кухарку,
И фат, салонный идиот,
К священной жертве подойдёт,
Чтоб закурить свою сигарку.