Поэтесса (Дорошевич)

Поэтесса : Раcсказ одного критика
автор Влас Михайлович Дорошевич

Источник: Дорошевич В. М. Собрание сочинений. Том VI. Юмористические рассказы. — М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1907. — С. 35.

— К вам г. Пулемётов.

Пулемётов! Пулемётов! Где я слышал эту фамилию?

— Просят принять их на одну минуту. Говорят, что по очень важному делу.

— Хорошо. Проси.

Влетел господин. В нём было что-то виляющее. На лице было написано:

— Не убий!

Он схватил меня обеими руками за руку.

— Ради Бога, простите, что отнимаю у вас время.. Не задержу, не задержу!.. Очень, очень рад познакомиться. Давно хотелось. Всегда с таким удовольствием… Мы ваши ужасные поклонники. В особенности, жена! Прямо влюблена. Утром, знаете, как только проснётся, ещё в постели, первым долгом: «где он?»… Это про вас, а не про что-нибудь другое.

— Очень, очень благодарен. Очень лестно…

Г. Пулемётов захихикал.

— Вы знаете, я уж даже её ревную к вам. Ей Богу!

— Очень вам благодарен. Чем могу?

Г. Пулемётов посмотрел мне в глаза с любовью.

— Простите за нескромный вопрос! Вы женаты?

— Н-нет.

— А дети у вас… Ах, виноват! Что я!.. впрочем, я надеюсь, что вы с вашей фантазией! Вы сумеете войти в положение беременной женщины!

— Постараюсь. В чём дело?

Г. Пулемётов посмотрел на меня с мольбой:

— Вы получили сегодня стихотворения моей жены?

— Ах, да, да, да! Как же, как же! Получил. книжку, получил! Вот, вот! Очень благодарен!

Г. Пулемётов посмотрел на меня с тревожной мольбой:

— Вы не успели их ещё прочитать?

— Всего два часа тому назад!

— Прочтите!

Мне показалось, что у него на глазах выступили слёзы.

— Вы мне позволите сказать всё, откровенно, как на духу! Я вас не задержу! Я вам скажу, как родному отцу! Моя жена беременна и выпустила стихи!

Г. Пулемётов схватился за голову:

— Вы понимаете, это будет наш первенец! Бог даст мальчика, Бог даст девочку. Но это будет первенец. Мы восемь лет женаты — и у нас не было детей! Первенец! Первенец! Дайте мне воды! Я напьюсь! Вы извините меня, что я так волнуюсь!

— Сделайте одолжение! Сделайте одолжение!

Я дал воды. Г. Пулемётов выпил, стуча зубами о стакан.

— Благодарю вас. Она такая слабая. Доктор говорит: «Малейшее волнение…» А она выпустила стихи. Первый неблагоприятный отзыв, — и она сбросит!

— Как сбросит?

— Младенца сбросит! Не донесёт и сбросит! Ради Бога! Когда будете писать, имейте это в виду. Она сбросит!

— Д-да… Дело, знаете, серьёзное.

— Ужасное дело!

— Знаете… Я лучше… Я лучше остерегусь… Я лучше совсем ничего писать не буду!

Г. Пулемётов вскочил, как будто под него подложили горячий уголь.

— Ради Самого Бога!!! Да вы её убьёте! Она только вашего отзыва и ждёт! Она говорит: «Мне решительно всё равно, что другие напишут! Мне важно только, что он!» Это про вас! Сегодня нет отзыва, завтра нет отзыва, послезавтра нет отзыва, — она умрёт! Скажет: «Значит, я дрянь! Мои стихи дрянь! Обо мне даже слова сказать нельзя!» Она умрёт! Доктор говорит: «Малейшее, малейшее волнение»… Ради Бога! Не ради себя прошу, даже не ради неё! Ради ребёнка! Не погубите ребёнка!

— Извольте… извольте… Хорошо… хорошо… Постараюсь… Такой случай…

— Благодарю вас! От всего сердца благодарю вас. Когда?

— Н-не знаю… как-нибудь на днях…

— Не откладывайте! Ради ребёнка! Не откладывайте! Сегодня ещё ничего, а завтра уж она начнёт волноваться: «Ах, он обо мне ничего не сказал! Он обо мне ничего не сказал! И не скажет! Книжка не понравилась!» А доктор говорит: «Малейшее волнение…» Она от ожидания сбросит! Нельзя ли на завтра?

— Право, не знаю…

— Ведь жизнь человеческая! Дорогой! Жизнь человеческая! Если бы вы её видели, она такая слабая. Последние, последние дни! Вы понимаете, в это время…

— Хорошо, напишу! На завтра!

— Дорогой! Благодарю вас! Позвольте вас поцеловать! Вы меня извините, что я плачу! Когда будете писать, помните о ребёнке! Помните о ребёнке! Больше ни о чём не прошу, помните о ребёнке!

Он вымочил мне лицо слезами, поколол бородой и ушёл.

Впрочем, он ещё раз вернулся, сложил молитвенно руки, сказал мне с порога:

— О ребёнке! Только о ребёнке!

Всхлипнул — и исчез.

Собственно говоря… чёрт знает, что такое…

Гнусно, однако, заниматься чем бы то ни было, когда в руках держишь человеческую жизнь!

— Иван! Завтракать я сегодня не буду. Можешь сам всё съесть. У меня дело! Не принимать никого. Чёрта, дьявола, — никого! Понял? Отец родной придёт из гроба, — и того не принимать! Занят очень важным делом. В доме не стучать и не кашлять.

Я взял книжку г-жи Пулемётовой.

В ней было 762 стихотворения.

Через четыре стиха я сидел за письменным столом.

— «Родная литература»…

Ловко ли — «родная».

«Родная»… «роды»… Дама в этаком положении. Пожалуй, увидит намёк.

Скажет:

— Откуда знает?

Догадается, что муж приходил просить, рассказал. И сбросит.

Зачем «родная»? Просто «русская»

— «Русская литература обогатилась новым вкладом».

Зачем вкладом? Не надо вкладом! Просто книгой.

— «… новой хорошей книгой».

Хорошей? А не повредит это младенцу: просто «хорошей».

Слабо! обидится и сбросит!

— … «новой замечательной книгой».

«Замечательной». Гм… слово-то такое! Его теперь иронически стали употреблять. И выдумали, чёрт их возьми, эту иронию. Все слова перепортили!

Как ребёнок примет это слово?

Просто, вместо «замечательной», поставлю «превосходной». «Превосходной» — младенцу не повредит.

— … «новой превосходной книгой»…

«Новой»? Значит, и до неё были превосходные книги? Значит, превосходных книг много?

Не надо «новой». Просто:

— Обогатилась превосходной книгой нашей талантливой поэтессы…

Нашей «высокоталантливой поэтессы».

Замаслить, замаслить младенца.

Младенцу этого хорошо.

— «Местами отсутствие рифмы»…

Мне показалось, что в углу запищал мёртвый ребёнок.

— «Всюду блестящая рифма»…

Младенец перестал пищать.

— «Изумительная по красоте форма, глубокое содержание»…

Это для родильницы хорошо.

У меня начинались галлюцинации. Мне казалось, что я не пишу, а делаю труднейшую операцию. Я боялся дотрагиваться до бумаги. Вдруг сейчас из бумаги побежит младенческая кровь.

Что-то застонало сзади меня

По комнате прошёл Никита из «Власти тьмы» и проговорил:

— Захрустели косточки-то… захрустели…

Потом появился на кресле Ирод, засмеялся и исчез.

Вокруг меня лежали младенцы.

Я боялся пошевелиться. Пошевелюсь — и всех передавлю.

— «Со времён Пушкина, Лермонтова мы не встречали таких стихов».

Сбрасывает! Сбрасывает!

— «Со времён Алексея Толстого, Некрасова».

А не обидится она, что я Некрасова с ней сравниваю? Женщина в таком положении.

Вон Некрасова!

— «Байрона, Альфреда де-Мюссе…»

— «Событие в русской литературе»…

— «Чудный дар»…

— «Приветствуем».

— «Дай Бог, чтоб и впредь!..»

Эту ночь я не спал. Я лежал в холодном поту, Зубы у меня стучали.

Возьмёт корректор да вместо «чудный» и поставит «нудный».

И сбросит!

Я молился, когда мне подали газету, и сказал:

— Иван! Разверни мне газету, — я не могу!

Во всех газетах, до одной, без исключения, были огромные статьи о сборнике стихотворений г-жи Пулемётовой.

Все писали восторженные статьи!

Один сравнивал её сонеты с сонетами Петрарки. Другой писал, что небо глядится в её стихи и всю природу заставляет в них глядеться. Третий восклицал:

— «Не верится, чтоб это была женщина! Вот была бы жена для Пушкина!»,

Вчера я встретил г. Пулемётова в театре.

Он летел сияющий. Полосатенькие брючки на нём весело играли. Сюртук сверкал шёлковыми отворотами.

Он меня заметил:

— А! Почтеннейший! Очень рад вас видеть! Всё не удосужился как-то зайти вас поблагодарить! Очень, очень мило написано.

Он ласково кивал мне головой.

— Ну, а дома у вас? — заикнулся я.

У г. Пулемётова сделалось удивлённое лицо.

— Что дома? Как дома? Дома ничего!

— Супруга ваша, кажется, была…

— Ах, это!

Г. Пулемётов махнул рукой.

— Прошло. Совсем прошло!

— То есть… виноват… как собственно…

— Вообразите, оказалось, что всё на нервной почве! Нервная беременность. Это бывает. Теперь, знаете, эпидемия какая-то. Все дамы нервно беременны! Оказалось пустяками! Фальшивая тревога, фальшивая тревога! — успокаивал он меня.

— Я рад, однако, что критика нашла в жене такой талант. Вы читали? Во всех газетах! Восторженнейшие отзывы! И, главное, на другой же день! Сегодня книга вышла, а на завтра же все газеты приветствовали! Что-то небывалое! Словно сговорились! Идёт книга! Удивительно! На днях второе издание. Это жену очень поддержало, придало ей сил. Эти пожелания, эти настояния критики продолжать, продолжать. Жена теперь пишет пьесу. Вот посмотрите! В этот сезон не успеет, конечно. Но месяцев через девять так, через десять…

Пари, что к первому представлению г-жа Пулемётова опять забеременеет?