Въ послѣднемъ поцѣлуѣ тети Полли было что-то смывшее съ души Тома всякую печаль; онъ былъ снова бодръ и веселъ. По дорогѣ въ школу, на лугу, ему посчастливилось встрѣтить Бекки Татшеръ. При своемъ новомъ настроеніи, онъ подбѣжалъ къ ней безъ всякаго колебанія и сказалъ:
— Я велъ себя очень подло сегодня, Бекки, и мнѣ досадно на это. Я уже болѣе никогда, никогда въ жизни, не буду поступать такъ. Помиримся, прошу васъ… Согласны?
Дѣвочка остановилась и взглянула ему въ лицо презрительно:
— Я буду вамъ очень благодарна, м-ръ Томасъ Соуеръ, если вы оставите меня въ покоѣ. Я не намѣрена разговаривать съ вами болѣе никогда!
Она отвернулась и прошла далѣе. Томъ былъ такъ пораженъ, что не нашелся даже отвѣтить ей: «Очень нуждаются въ васъ, миссъ Задери-носъ!», а потомъ подходящая для этого минута уже прошла. Онъ пошелъ въ школу, нахмурясь и очень сожалѣя о томъ, что Бекки не мальчикъ: задалъ бы онъ ей трепку! Она снова попалась ему на встрѣчу и онъ отпустилъ колкое замѣчаніе на ея счетъ. Она отвѣтила ему такимъ же порядкомъ и разрывъ сталъ окончательнымъ. Бекки была такъ озлоблена, что не могла дождаться, когда же «засядутъ» опять и Тому достанется за испорченный учебникъ. Если у нея было малѣйшее намѣреніе выдать Альфреда Тэмпля, то оно пропало послѣ обидныхъ словъ Тома.
Бѣдная дѣвочка не знала, какъ ее самое подстерегала бѣда. Учитель, м-ръ Доббинсъ, дожилъ до среднихъ лѣтъ, не удовлетворивъ своего честолюбія. Задушевною его мечтою было сдѣлаться докторомъ, но бѣдность присуждала его оставаться на всю жизнь учителемъ въ сельской школѣ. Онъ вынималъ, ежедневно, изъ своего письменнаго стола какую-то таинственную книгу и погружался весь въ ея чтеніе, когда не спрашивалъ учениковъ. Онъ держалъ эту книгу всегда подъ замкомъ. Не было ни одного школьника, который не томился бы желаніемъ заглянуть въ эту книгу, но это не удавалось никому. Каждый мальчикъ и каждая дѣвочка составляли свое представленіе о ней, но, при этомъ, не было и двухъ мнѣній схожихъ, а фактически добраться до истины было немыслимо. Въ этотъ разъ, проходя мимо учительскаго стола, Бекки замѣтила, что ключъ торчитъ въ замкѣ! Минута была драгоцѣнна. Бекки осмотрѣлась кругомъ, увидѣла, что она одна, и выхватила книгу. Заглавіе на оберткѣ: «Анатомія», какого-то профессора, не объясняло ей ровно ничего, и потому она стала перелистывать книгу. На первой же страницѣ ей представилась красивая раскрашенная гравюра, изображавшая человѣка. Въ это самое время какая-то тѣнь заслонила свѣтъ: Томъ Соуеръ стоялъ на порогѣ и смотрѣлъ… Бекки быстро захлопнула «Анатомію», чтобы спрятать ее, но, второпяхъ, разорвала гравюру чуть не до половины. Она сунула книгу въ ящикъ, повернула ключъ, залилась слезами и крикнула съ яростью:
— Томъ Соуеръ, это болѣе чѣмъ низко съ вашей стороны, шпіонить за другими и смотрѣть на то, что они смотрятъ!
— Почему мнѣ было знать, что вы здѣсь что-то смотрите?
— Стыдитесь, Томъ Соуеръ!.. Вы хотите донести на меня!.. О, я несчастная, что мнѣ дѣлать!.. Меня высѣкутъ, а я никогда еще не была бита въ школѣ!
Она топнула своей маленькой ножкой и продолжала:
— Будьте такъ подлы, если желаете!.. А я знаю, что еще прежде случится. Подождите и увидите!.. Противный, противный, противный!.. — она выскочила изъ комнаты и убѣжала, зарыдавъ снова.
Томъ стоялъ неподвижно, ошеломленный такой бурной выходкой. Онъ думалъ:
— Что за глупый народъ эти дѣвочки! Никогда ее не били въ школѣ! Невидаль какая битье!.. Извѣстно, бабы; кожа нѣжна и сердце, что у курицы. Я-то, разумѣется, не донесу старику Доббинсу на эту дурочку, потому что могу ей отплатить чѣмъ-нибудь другимъ, безъ такой низости, но, все-таки, что же выйдетъ? Старикъ Доббинсъ станетъ спрашивать, кто разорвалъ книгу? Всѣ промолчатъ. Тогда онъ примется своимъ обычнымъ путемъ спрашивать всѣхъ поочереди; и когда дойдетъ до настоящей виноватой, то угадаетъ и безъ ея словъ. У дѣвочекъ всегда можно узнать по лицу. Онѣ не умѣютъ себя выгородить. Быть ей битой. Да, плохо приходится Бекки Татшеръ, не отвертѣться ей… — Онъ поразмыслилъ еще, потомъ прибавилъ: — Ну и подѣломъ. Она порадовалась бы, если бы я такъ попался, пусть же сама отвѣдаетъ!
Онъ присоединился къ толпѣ школьниковъ, зѣвавшихъ по сторонамъ на дворѣ, но скоро учитель явился и всѣ «засѣли». Томъ не чувствовалъ особаго призванія къ занятіямъ и все поглядывалъ въ сторону дѣвочекъ; личико Бекки смущало его. Судя по всему, ему нечего было жалѣть ее, но далѣе этого безчувствія онъ не могъ идти; онъ не чувствовалъ ни малѣйшаго торжества. Когда же открылось, что учебникъ Тома испорченъ, мальчику стало уже не до чужихъ дѣлъ. Бекки какъ бы очнулась при этомъ изъ своей мрачной задумчивости и выразила большое участіе къ тому, что происходило. Она была увѣрена, что Тому никакъ не удастся оправдаться, если онъ и станетъ клясться, что не проливалъ чернилъ на свою книгу. И она не ошибалась: запирательство только ухудшило дѣло. Бекки полагала, что это ее порадуетъ, но вышло какъ-то не такъ. Въ самую роковую минуту, она чуть не вскочила, чтобы разсказать про Альфреда Тэмпль, но сдѣлала надъ собою усиліе и промолчала, «потому, — говорила она себѣ, — что онъ же хочетъ донести на меня, скажетъ, что это я разорвала гравюру. Такъ не промолвлю я ни слова, будь то даже для спасенія его жизни!»
Томъ перенесъ наказаніе и воротился на свое мѣсто безъ особеннаго унынія, думая, что, можетъ быть, онъ въ самомъ дѣлѣ самъ опрокинулъ чернильницу на свою книгу, какъ-нибудь зазѣвавшись. Если онъ отпирался, то лишь по формѣ, для соблюденія обычая, и не поступился своимъ отрицаніемъ, такъ сказать, изъ принципа.
Прошелъ цѣлый часъ, учитель дремалъ, сидя на своемъ тронѣ, въ воздухѣ стояло усыпляющее гудѣнье: но мало по малу м-ръ Доббинсъ начать потягиваться, зѣвнулъ, потомъ отперъ свой столъ, запустилъ въ него руку, но только долго, какъ бы не рѣшался, вынуть-ли книгу или нѣтъ? Ученики поглядывали на него безучастно, но были среди ихъ двое, которые зорко слѣдили за всѣми его движеніями. М-ръ Доббинсъ повертѣлъ разсѣянно свою «Анатомію»; наконецъ, вытащилъ ее и усѣлся читать.
Томъ бросилъ взглядъ на Бекки. Ему вспомнился беззащитный, загнанный зайчикъ, на котораго нацѣливалось ружье. Въ эту же минуту всякое воспоминаніе о разрывѣ съ Бекки исчезло изъ его головы. Надо было придумать что-нибудь, сейчасъ же, въ это мгновеніе! Но самая настоятельность этого лишала его возможности собраться съ мыслями… Вотъ! Придумалъ! Надо броситься къ Доббинсу, вырвать у него книгу и убѣжать!.. Но онъ поколебался съ минуту и потому время было уже потеряно: учитель раскрылъ книгу. О, если бы можно было воротить случай назадъ! Нѣтъ, было уже поздно и всякій путь спасенія для Бекки былъ отрѣзанъ. Еще мгновеніе и м-ръ Доббинсъ обвелъ глазами всю школу… и передъ этимъ взглядомъ потупились всѣ ученики, потому что въ немъ было нѣчто, наполнявшее страхомъ и сердца невинныхъ. Наступило молчаніе, въ продолженіи котораго можно было счесть до десяти; учитель насыщалъ себя гнѣвомъ; потомъ онъ прогремѣлъ:
— Кто изорвалъ эту книгу?
Все замерло. Можно было бы разслышать паденіе иголки. Молчаніе длилось и тогда онъ началъ всматриваться въ каждое лицо, ища въ немъ улики.
— Бенджаминъ Роджерсъ, ты разорвалъ книгу?
Отрицаніе. Новое молчаніе.
— Джозефъ Гарперъ, ты?
Опять отрицаніе. Волненіе Тома росло подъ медленною пыткою этого розыска. Перебравъ ряды мальчиковъ, учитель подумалъ съ минуту, потомъ обратился къ дѣвочкамъ:
— Эми Лауренсъ?..
Она трясетъ головою.
— Грэси Миллеръ?..
Тотъ же знакъ.
— Сюзаннъ Гарперъ, вы разорвали книгу?
Снова отрицаніе. Слѣдующей ученицей была Бекки Татшеръ. Томъ дрожалъ съ головы до ногъ отъ ожиданія, сознавая безвыходность положенія…
— Ребекка Татшеръ… (Томъ взглянулъ ей въ лицо: оно было блѣдно отъ ужаса) вы изорвали… Нѣтъ, глядите мнѣ прямо въ глаза. (Она подняла руки съ мольбою). Вы изорвали эту книгу?..
Въ головѣ Тома пронеслось молніей вдохновеніе. Онъ вскочилъ на ноги и крикнулъ:
— Изорвалъ я!..
Вся школа оцѣпенѣла при такомъ безуміи. Томъ простоялъ съ минуту, стараясь придти въ себя, а потомъ, когда онъ выступилъ впередъ для перенесенія наказанія, то благодарность и обожаніе, которое онъ прочелъ въ глазахъ бѣдной Бекки, показались ему достаточнымъ вознагражденіемъ и за сотню «дранья». Вдохновляясь величіемъ своего собственнаго подвига, онъ вытерпѣлъ, безъ малѣйшаго крика, самую безпощадную изъ всѣхъ расправъ, къ которымъ когда-либо прибѣгалъ м-ръ Доббинсъ; выслушалъ съ равнодушіемъ и добавочный жестокій приказъ: оставаться еще два часа въ школѣ послѣ окончанія классовъ. Онъ зналъ, кто будетъ ждать у порога конца его «высидки» и не будетъ считать этого потерею времени!
Ложась спать въ этотъ вечеръ, Томъ обдумывалъ планъ отмщенія Альфреду Тэмпль, потому что Бекки съ стыдомъ и раскаяніемъ разсказала ему все, не утаивъ и своего собственнаго предательства. Но даже мстительныя мысли заслонились у Тома болѣе пріятными, и онъ заснулъ, какъ бы слыша надъ собою послѣднія слова Бекки:
— О, Томъ, какъ могъ ты быть великодушенъ до такой степени!