Роман Добрый
(Роман Лукич Антропов)
править
Гений русского сыска И. Д. Путилин
Вторая серия
править
Книга 15.
Похитители невест
править
Глава I. Богатая свадьба
правитьВ Энской столичной церкви заканчивались спешные приготовления к богатому венчанию. Одни служители расстилали нарядный, но уже значительно потертый ковер, другие устанавливали аналой, осматривали паникадило, люстры, смахивали пыль, что-то чистили тряпками.
— Старайся, Егор, сегодня, кажись, нам хорошо перепадет! — вполголоса говорил один сторож другому.
— Нешто очень уж богатые?
— Чего богаче: миллионы венчаться будут.
— Как так миллионы? — глупо переспросил служитель.
— А так: невеста — первейшая богачиха, единственная дочка купца первой гильдии Сметанина, жених — тоже страшный богач будет, сын купца Русанова. Вот и выходит, что миллионы на миллионы пойдут!
— Ой ли!
— Дурак, правду говорю.
Это известие окрылило Егора. Мысль о щедрых чаевых утроила его старание, и он с каким-то зверским удовольствием плевал на тряпку и обтирал ею перила и карнизы иконостасов.
На клиросе — справа и слева — уже толпились певчие в парадном одеянии.
Регент особенно суетился и волновался.
— Вы, Колюченко, кажется, опять уже того? Успели уж! Насвистались? Эх, что с вами и делать!… Сегодня ведь трудный концерт предстоит…
В голосе регента слышалась укоризна.
— Не беспокойтесь, Иван Елпамидонтович, как известно вам, октаве необходимо подкрепление. Какая же мыслима октава без водки! Конфуз один выйдет… А я вот как гряну:
«Гря-а-ди, гряди, голубица-а-а!…»
И он грянул действительно так, что у регента выпал из рук камертон, а долговязый сторож вздрогнул и чуть не изрек ругательство.
— Эх ведь, как его пробирает!
Тенора, дисканты, альты пробовали «верхи» по тону.
В церкви были уже и батюшка, и отец диакон.
— Хорошая свадьба! — убежденно крякал отец диакон,
— Душеспасительная… — соглашался батюшка.
Кое-кто из публики, толпившейся около церкви, проник во внутренность ее.
Это поставило в тупик церковный причт.
— Как отнестись к сему? Пускать народ, жадный до таких зрелищ, в церковь или не пускать?
— Распоряжений особых не было… Стало быть — можно… — решил батюшка. — Как в храм Божий не пускать публику?
— Эх! — злобно и сокрушенно ворчали сторожа, взирая на «любопытных», наполняющих храм. — И что это они прутся?
— Ну, вы, почтенные, не лезьте, не толпитесь, не закрывайте проходу… Не для вас, чай, ковер разостлали! Становитесь в сторонку!
— Известно дело, не для нас… Где нам на бархатных коврах стоять… — шипели достославные «цикорки», обожающие лицезрение богатых венчаний. — А храм-то, чай, не для одних-то толстосумов…
— Ну, ну, ладна… Не прохлаждайтесь, а, пожалуйста, в сторонку! — окрысивались сторожа.
В церковь уже начали съезжаться приглашенные на церемонию венчания. То и дело подкатывали экипажи, все — собственные, из которых выходили представители и представительницы именитого петербургского купечества, разодетые в шелка, бархаты, сверкающие массой драгоценных камней.
— Гляди… гляди… Ишь, как сияет!… — доносилось из толпы.
— Чего им не сиять при эдаких деньжищах…
— А что, жених-то еще не приехал, миленькие?
— Нет. Сейчас, должно, прибудет… А ты что: перехватить его у невесты хочешь, тетка?
В толпе, запрудившей собою место перед церковью, паперть и сени ее, прокатывается здоровый, веселый смех.
— Тьфу, тьфу! — плюется, негодует «тетка». — Во-первых, какая я тебе тетка, а потом от живого мужа нешто можно за другого выходить?
— А небось хотела бы за такого миллионщика пойти? — не унимается досужий балагур-зубоскал. — Эх, жалко, что ты замужняя: беспременно влюбился бы в тебя жених.
Кругом смех усиливается… «Тетка» в пылу благородного негодования и оскорбленной гордости начинает уже ругаться.
— Господа! Потише, без безобразий! — решительно изрекает будочник, следящий за порядком перед церковью. — Потеснитесь! Не прите!
Экипажи, привезшие своих богатых владельцев, отъезжали в сторону.
Сквозь узкий проход между двух стен толпы-публики проходила нарядная вереница свадебных гостей.
Церковный староста, видя, что любопытных прибывает все более и более, крикнул сторожам:
— Протяните канаты! Живо, живо!
— Па-а-ди! Берегись! — доносились громкие, жирные окрики чудовищно толстых кучеров.
— Ах, милушки, уж не жених ли?
— И то как будто…
— Чего вы врете, какой это жених…
Шумит, волнуется, жужжит, судачит и злословит толпа.
— Едет! Едет! — прокатилось в ней волной. Действительно, из роскошной кареты вышел жених, окруженный щегольскими шаферами под руку с посаженым отцом.
— Ах, молодой, красивый!… — заволновалась толпа.
— И такой миллионщик!…
В церкви уже зажжены люстры, паникадило, вся она сверкает морем огня. Блеск свечей переливается радужным светом в бриллиантах нарядных дам и девиц богатого купеческого царства.
Теперь началось ожидание невесты. Любопытство и нетерпение толпы достигло крайнего напряжения.
Глава II. Прерванное венчание. Невеста с усами. Ее похищение
правитьПочти одновременно к церкви подъехали две кареты, запряженные дивными рысаками.
Из первой кареты вышла невеста, окруженная «подругами», вторая карета отъехала в сторону.
Те, кто ожидал прибытия невесты, чтобы посмотреть, какова она, были жестоко разочарованы: из-за плотного шелкового тюля-газа фаты лица совсем не было видно. К тому же невеста не отнимала от лица кружевного платка.
— Что это она так закрылась?
— Стыдится, может…
— Да чего ей стыдиться-то? Говорят, красавица писаная. Сопутствуемая посаженой матерью, рыхлой купчихой в богатейшем наряде, невеста вошла в храм.
Навстречу ей спешил жених, кудрявый молодой человек во фраке с глупой бараньей физиономией.
— Дорогая… — тихо шепнул он ей.
— Гря-а-ди, гряди, голубица! — грянул хор приветственный концерт.
На одну секунду невеста остановилась, вздрогнула, словно страшась идти дальше, но потом, очевидно, взяв себя в руки, она — под руку с женихом — направилась к аналою.
— Что это она платок держит у лица? Плачет, что ли?
— А как же не плакать: последний девичий денек, чай.
Сотни глаз, жадных, любопытных, устремлены на пару, которую сейчас будут венчать.
Священник, мягко, ласково улыбаясь, встречает жениха и невесту, устанавливает их у аналоя. Шафера занимают свои места за женихом и невестой. Заливаются тенора, гудит октава.
«Гря-а-ди, гряди, голубица…»
— Как она волнуется!
— Зато как ликующе весел и победоносен жених!
Венчание началось.
Но не успел еще священник произнести несколько слов, как вдруг церковь огласилась безумно-страшным криком жениха:
— Ай! Господи, что это?
Храм вздрогнул. Все, как один человек, направили свои взоры на венчающихся, и то, что они увидели, заставило и их испустить возгласы, полные не меньшего страха:
— Глядите! Глядите! Что это такое?
Невеста стояла, откинув с лица венчальную фату.
— Усы! Мужчина!
Батюшка отшатнулся. Жених окаменел.
На лице невесты красовались весьма изрядные усы!
— Что это… кто это? — бормотал жених, бледный как полотно, с выпученными глазами.
— Что такое? Что случилось?
— Мужчина… усы… невесту подменили…
Пользуясь общей паникой, вернее, общим оцепенением, невеста с усами быстро направилась к выходу.
В «сенях» храма к ней бросилась высокая мужская фигура, закутанная в широкий плащ, и схватила невесту на руки.
— Скорее! Моя! Моя! — прозвучал громкий, ликующий голос. Все, как бараны, шарахнулись в сторону.
Держа невесту на руках, похититель выскочил на паперть, сбежал по ступенькам и крикнул:
— Семен, давай!
Карета лихо подкатила и, когда в ней скрылся похититель со своей добычей, быстро понеслась и скрылась за углом следующей улицы.
— Держи! Держи! — раздался чей-то испуганный крик.
То, что произошло затем в церкви и перед ней, не поддается описанию.
Когда миг столбняка, овладевшего всеми, прошел, начались сцены, сделавшие бы честь любой трескучей мелодраме.
— Что же это такое? — дрожащим голосом спросил донельзя пораженный священник, обращаясь к жениху, которого уже окружала толпа родственников и знакомых, как его, так и его невесты.
Тот бессмысленно хватался руками за голову.
— Ничего… ничего не понимаю… не знаю.
И бросился вдруг к посаженой матери невесты.
— Как же это так? Кого вы привезли?!
За ним наступал и его посаженый отец:
— Стыд! Позор! Бесчестие! Кого вы привезли, матушка?
— Как кого? Глашеньку Сметанину… — лепетала обезумевшая от всего происшедшего посаженая мать.
— Это с усами-то?… Это у Глашеньки в одну ночь усы выросли?! Да это бунт, заговор.
Купчиха, посаженая мать, сомлела и опрокинулась навзничь.
Ее подхватили. Это еще более усилило общую панику.
— К родителям невесты!
— Дать знать полиции!
— Вот так история! Невесту с усами выкрали!
Жених ломал в отчаянии руки и громко плакал. Его утешали шафера, родственники, знакомые.
— Да в чем дело? Как же так могло это произойти? Таких чудес еще не бывало!
— А я почем знаю, я откуда знаю? — захлебывался злосчастный жених с бараньим лицом. — Осрамили, ославили!…
— Да откуда же у нее усы выросли?
— Наваждение… Диавольское наваждение и искушение. Может, это и не невеста, а оборотень?
— Так зачем же этого оборотня стали похищать?
— Скандал! Скандал! На какую свадьбу нас пригласили?
— Н-да… можно сказать: красивенькая история!… Батюшка уныло смотрел на диакона.
— Тридцать пять лет священствую, а такого чуда не видывал… — сокрушенно бормотал он.
— Что говорить: «душеспасительная» свадьба, отец Александр, как вы соизволили ее назвать… — насмешливо отвечал диакон.
На клиросе шло не меньшее волнение.
— Вот так «голубица»! — ужасной октавой гремел бас. — У этой голубицы усы чуть-чуть поменьше моих. А еще регент говорил: и зачем это вы, Колюченко, насосались винищем? А ежели я предчувствовал, может, сие церковное поношение? А? Иван Елпамидонтович, как же вы полагаете: прав был я или нет, взявши подкрепление загодя?
Регент только руками разводил.
— Ну-ну… Пропала мзда за концертное пение… Живо обсуждали происшедшее и перед церковью.
— Невесту украли! Вот так фунт изюму с кисточкой!
— Слышь, паря: у невесты под венцом усы выросли!
— Ври больше…
— А ей-Богу! Усы — во какие!
— А как это он ее ловко, братцы, слямзил! Молодчина!
— Это по-нашенски: орел!
— Матушки! Святители! — шамкала какая-то ветхая старушка с костылем. — Неужто правда? А где ж у ней, у поганой, усы-то выросли?
— На губе, бабушка, на губе!… — с хохотом отвечали ей голоса зубоскалов.
Паника росла, увеличивалась.
К вечеру весь Петербург кричал о необыкновенном приключении с венчанием двух отпрысков известнейших миллионеров-купцов. Стоустая молва, конечно, разукрасила все это, и многие невесты-девицы со страхом бросались к зеркалу:
— Господи помилуй, уж не выросли ли и у меня усы?
Глава III. «Отыщите невесту, господин Путилин!». Новое похищение
правитьЯ сидел у Путилина в его служебном кабинете, беседуя с ним о необычайном происшествии, имевшем место в Энской церкви. Было около 9 часов вечера.
— Хочешь держать пари, доктор, что они явятся ко мне? — улыбаясь, задал мне вопрос мой талантливый друг.
— Кто «они», И. Д.?
— Ну, потерпевшие, конечно… Честное слово, если бы я был на их месте, я сделал бы это!
— Ты говоришь о трагическом венчании? Путилин улыбнулся еще шире.
— Трагическом… Ах, мой скверный доктор, как ты любишь сгущать краски. По-моему, тут гораздо более налицо комического, чем трагического.
— Но ведь это — необычайно, как хочешь…
— Совершенно верно. И наперед тебе скажу; дело это очень трудное, но… но не мрачное.
— Что ты за удивительный человек, И. Д.! — искренно-восторженно вырвалось у меня. — Неужели ты уже сейчас что-нибудь проводишь?
В дверь кабинета раздался стук.
— Ваше превосходительство, вас желают видеть…
— Господа Русановы? — спокойно спросил великий сыщик.
— Да-с… — удивленно ответил дежурный агент.
— Пусть идут.
В кабинет вошли два посетителя, один — уже старик, красивый, важный, упитанный, другой — молодой человек в пиджаке, с глупым, бараньим лицом.
— Господа Русановы? — обратился к вошедшим Путилин.
— Да-с, ваше превосходительство… — ответил старик.
— Прошу покорно. По делу неудачного венчания? Миллионер Русанов-отец удивленно вскинул глазами.
— А вы… вы уже знаете?…
— Я, голубчик, начальник сыскной полиции, поэтому я все должен знать.
И, повернувшись к молодому человеку, неудачливому жениху, шутливо проговорил:
— Эх, молодой человек, молодой человек! Нехорошо: из рук невесту выпустили! Проворонили!…
Молодой Русанов густо покраснел, с досадой мотая кудрявой бараньей головой.
— Как же-с… помилуйте…
— Усов испугались? Подумаешь, какая невидаль!
— Как, ваше превосходительство?! — в голос воскликнули они оба. — Как? Вы находите неудивительным, что у девушки вдруг под венцом выросли большие усы?!
— Совершенно верно: ровно ничего удивительного не вижу в этом… — бесстрастно, с улыбкой ответил мой гениальный друг.
Оба Русанова в сильнейшем изумлении уставились на Путилина. Каюсь. Я сам с не меньшим удивлением поглядел на него. «Что он говорит?» — пронеслось у меня в голове.
— Усы у девушки?!
— Усы у девушки.
— Вы как это: всерьез или в шутку, ваше превосходительство? В голосе старика-миллионера послышалась досада.
— Я не имею обыкновения шутить, любезный господин Русанов. Ну-с, в чем дело? Невеста вашего сына, дочь купца первой гильдии Аглая Сметанина действительно исчезла? Вы, конечно, из церкви бросились в дом ее родителей, и что узнали от отца и матери?
— Да-с, поехали туда… С самой дурно сделалось… Отец — волосы рвет на голове. А узнали мы, что дочь их, Аглая, невеста моего сына, отбыла, честь честью, с подружками и с посаженой матерью в карете в церковь. А вот, что дальше произошло, — это так непостижимо…
— Усов у вашей невесты не было? — повернулся Путилин к жениху.
— Что вы-с… Помилуйте… да ежели бы у нее были усы — разве я предложил бы ей руку и сердце? Слава Богу, мы и безусых девиц, при нашем капитале, найдем сколько угодно…
Фигура и физиономия молодого Русанова были настолько потешны, что я не выдержал и расхохотался.
— Кому-с — смех, кому — слезы… — недовольно пробурчал старик-миллионер.
— Простите, я вовсе не смеюсь над вами… но, согласитесь, такое необыкновенное приключение… — смешался я.
— Итак, невеста вашего сына бесследно исчезла? И вы желаете…
— Чтобы вы, ваше превосходительство, помогли нашему горю, распутали эту необыкновенную историю.
— Вы никаких особых подозрений не имеете? Старик-миллионер взглянул на сына.
— Ты как, Васенька: ничего не примечал? А? Васенька отрицательно покачал головой.
— Ничего-с особенного-с…
— Она была влюблена в вас, ваша невеста?
— Как-с сказать-с… Девицы конфузятся высказывать свои чувства…
В дверь кабинета раздался стук.
— Входите! — крикнул Путилин.
В кабинет бомбой влетела толстая купчиха, расфранченная, но в съехавшей набок шляпе.
За ней еле поспевал помощник Путилина.
— Ваше превосходительство! Ваше превосходительство!… — завопила она.
— Ради Бога? Что такое, что случилось? — попятился мой талантливый друг.
— Украли! Украли! Выкрали!…
— Что украли? Да вы успокойтесь, сударыня, придите в себя, объясните толком…
— Как я приду в себя, когда я из себя вон вышла? — еще больше завопила купчиха, бросаясь в кресло.
— В чем дело, Виноградов?
— Почти одинаковый случай… сейчас у г-жи Сосипатровой исчезла дочь-невеста. Выкрадена из кареты во время следования к венцу в церковь Спаса.
— Что? — привскочил даже старик Русанов. — Слава те, Господи!
Радость, ликование послышались в голосе миллионера. Он даже перекрестился широким, размашистым крестом.
Это неожиданное восклицание привело в ярость прибывшую купчиху.
Она бросилась, как разъяренная тигрица, к Русанову:
— Как? — взвизгнула она. — Что это вы сказали, батюшка? Слава Богу? Это — слава Богу, что у меня дочь из-под венца похитили?! Да как вы, старый пес…
— Именно, слава Богу: потому, значит, не я один в конфузе, что у моего сына невесту украли… — с чувством удовлетворенного купеческого самолюбия произнес Русанов.
Путилину пришлось вмешаться, дабы предотвратить сцену грубой перебранки взволнованных родителей.
— Что произошло?
— А то, господин начальник, что когда ехала карета с моей дочерью-невестой, вдруг поравнялась с ней другая. Не успели опомниться посаженая мать и шаферицы, как дверца той проклятой кареты распахнулась, в нашу карету впрыгнул злодей, и, схватив на руки мою дочь, исчез…
— С кем должна была венчаться ваша дочь?
— С откупщиком К-вым… — вспыхнула купчиха.
— Хорошо, господа, я сделаю все, что могу, чтобы раскрыть
похитителей ваших невест.
Когда мы остались одни, Путилин шутливо спросил меня:
— Скажи, доктор, медицина не знает таких случаев, когда у барышень вдруг моментально вырастают усы?
— До сих пор, мой друг, таких чудес не бывало.
— Однако, видишь: они, эти чудеса, существуют… Путилин погрузился в продолжительное раздумье.
— Помилуй Бог, забавный случай!… — оживленно вырвалось
у него.
— Ты считаешь это дело серьезным?
— В каком смысле смотря. Если насчет крови-убийства — этого в данных случаях не имеется, но сами по себе похищения совершены ловко, и, может быть, не так-то легко будет их раскрыть.
Глава VI. Начало «кривой» Путилина
правитьВ доме Сметанина, отца невесты с усами, нас встретили не особенно приветливо.
«Сама» заболела, слегла в постель, а «сам», темнее тучи, рвал и метал, рыча аки лев…
— Вот дочку вашу хочу попытаться разыскать, любезный господин Сметанин… — проговорил Путилин.
— Чувствительно благодарен, а только можно бы и без этого обойтись… — угрюмо ответил старый купец.
— Как?! Вы не хотите отыскать свою дочь?
— Совершенно верно: особого желания не имею.
— Почему же?
— А потому, ваше превосходительство, куда же она годится после такого сраму? На всю столицу ославилась и фамилию мою
обесчестила.
— Ну, какое тут бесчестие… — утешил «миллионщика» Путилин. — Меня вот Русанов-старик просил отыскать невесту его
сына — вашу дочь.
— Да ну? Неужто? Значит, не вполне прогневался? В голосе Сметанина послышалась радость.
— Да ведь я бы и вам рекомендовал подождать гневаться на исчезнувшую дочь. А что, если в этой необыкновенной оказии скрывается преступление?
Купец побледнел.
— А именно?
— А то, что вашу дочь могла похитить какая-нибудь банда негодяев. Знаете ли вы, что произошло почти одновременно с исчезновением вашей дочери?
И он поведал ошеломленному миллионеру о похищении дочери-невесты купчихи Сосипатровой.
— И у нее! Что же… что же это такое, ваше превосходительство?…
— А вот это-то и надо расследовать.
— Явите такую милость! Вовеки благодарен буду.
— Где комната вашей дочери? Укажите мне. Надо ее осмотреть.
Сметанин провел нас анфиладой комнат, убранных с поражающей купеческой роскошью.
— Вот ее комнаты, ваше превосходительство.
Они, как и все «жилые» помещения тогдашнего купечества, были меблированы очень просто.
На диване, на стульях, на креслах — всюду в беспорядке валялись различные принадлежности женского туалета.
— С момента одевания к венцу вашей дочери эта комната не прибиралась? — спросил Путилин.
— Нет. До того ли было? Это страшное известие как громом поразило нас всех…
— Вы не помните, в каком платье была ваша дочь до венчального наряда?
Сметанин руками развел.
— Ей-Богу, не упомню. Все из головы вышибло!…
— Скажите: кто прислуживает вашей дочери?
— Девушка, Паша.
— Она, то есть ваша дочь, хорошо к ней относится? Любит ее?
— О да! Дочь моя — не гордячка, добрая, приветливая, так уж воспитана.
— Пригласите эту девушку сюда.
Через несколько минут перед нами стояла хорошенькая девушка с бойким, плутоватым лицом, несколько смущенным.
— Вы слышали, милая, какое несчастье приключилось с вашей барышней? Ее похитили из-под венца.
— Да-с, слышала… — не подымая глаз, пролепетала она.
— Вам жалко барышни?
На миг в лукавых глазенках горничной промелькнул какой-то еле уловимый огонек.
— Очень-с…
— А она ведь нашлась! — вдруг быстро выпалил Путилин.
— Да неужто? — отпрянула девушка.
Странное дело: в этом возгласе послышалось больше испуга, чем радости.
Путилин усмехнулся.
— Ну-с, милая, а теперь покажите, в каком платье была ваша барышня до одевания в подвенечный наряд. В этом?
И он взял с кресла тонкое батистовое платье.
— Ах нет, не в этом! Позвольте мне это… я уберу… тут такой беспорядок… — в сильном смущении залепетала горничная.
— Теперь можете идти! — властно приказал Путилин. Еще растерянный взгляд — и она ушла.
В платье Путилин отыскивал карман.
— Помилуй Бог, чего только не приходится делать! — шутливо бросил он нам.
Через несколько секунд в его руках находилась розовая бумажка. Он подошел к окну и углубился в чтение.
— Вы что-то нашли, кажется, ваше пр-во?… — спросил Сметанин.
— Так пустяки… А вот вы лучше скажите мне: ваша дочь шла под венец с Русановым не по любви?
— Как сказать… она плакала, просила пообождать со свадьбою, но перед моей волей смирилась. У нас, в купечестве, еще, слава Богу, дети отцов слушаются…
— И… пропадают, как пропала ваша дочь? — насмешливо бросил Путилин.
Миллионера-купца передернуло.
— Так что, любезный господин Сметанин, дочь вашу я поищу и, быть может, найду, но что она не будет женой Русанова — в этом могу поручиться вам.
— Это-с почему?
— Потому. Пока прощайте. Лишь только что узнаю, скажу вам.
Путилин сухо попрощался с хозяином дома, и мы уехали. Сидя в коляске, Путилин раздраженно заметил:
— Экие мастодонты каменного века! Сами калечат жизнь, счастье своих детей, и сами же первые поют Лазаря.
— Ты что-нибудь узнал, И. Д.?
— Только то, что я и предполагал. Но где находится эта красавица Глашенька, я не знаю, доктор.
— А как же с делом Сосипатровой?
— '- Видишь ли: если моя кривая не обманет меня в этом деле, то она вполне приложима и к похищению сей купеческой дочери. Решив первое уравнение, мы быстро и легко решим и второе.
Глава V. Необычайное ночное путешествие
правитьОколо двенадцати часов ночи я услышал знакомый звонок.
«Неужто Иван Дмитриевич? — радостно подумал я. — Верно, случилось что-нибудь новое, экстренное».
Не успел я выскочить из спальни, смежной с моим приемным кабинетом, как в него вошел, громко звеня шпорами и пристукивая саблей, гусарский полковник.
Я попятился даже.
— Что вам угодно? — в чрезвычайном удивлении спросил я.
— Попросить вас, господин доктор, немедленно одеваться, чтобы следовать вместе со мной.
— С нами крестная сила! — Голос Путилина, моего талантливого друга!
— Иван Дмитриевич, да неужто это ты?! Путилин — это был он — громко расхохотался.
— Что, удивлен? Таким меня еще никогда не видел?
— Черт знает, что такое… Ты, кажется, твердо решил сводить меня с ума своими сюрпризами…
— Однако, живо, живо! Нам нельзя терять времени, доктор! Мы должны ехать.
— Куда?
— Далеко. В Колпино.
— Что? В Колпино? Сейчас? Ночью? Зачем? Да сейчас уже и поезда нет.
Моему изумлению не было границ.
— Когда ты только избавишься от своей постоянной привычки засыпать меня вопросами? А относительно того, как мы доберемся туда, не беспокойся: нас ожидает лихая тройка.
Через несколько минут мы находились уже в коляске.
— Ну, Николай, валяй лихо! — возбужденно крикнул кучеру мой друг.
По интонации голоса его я понял, что Путилин находится в том отличном состоянии духа, какое у него всегда бывает, когда он нападал на верный след.
Признаюсь, сильное любопытство разбирало меня.
«Что за история? Зачем мы ночью катим в Колпино?»
Но, наученный горьким опытом, я знал, что все расспросы бесполезны до тех пор, пока мой гениальный друг не сочтет нужным сам объясниться.
Я только кряхтел, ожесточенно куря сигару.
— Любопытно? — спросил вдруг Путилин, лукаво поглядывая
на меня.
— Ничуть… — с притворным равнодушием ответил я.
— Ой, врешь, доктор! — тихо рассмеялся он. — Вижу потому, как ты дымишь сигарой… Признайся, что моя форма тебя смущает.
— Отчасти… если хочешь…
— С чего, дескать, Иван Дмитриевич обратился в гусарского полковника? Правда?
— Правда.
— Ну, так знай, что я тебе еще не такой сюрприз приготовил.
— Ого!
— Знаешь ли ты, куда и зачем мы едем?
— Понятия не имею, за исключением того, что мы едем в Колпино.
— Мы… — Путилин сделал паузу. — Мы едем с тобой в церковь венчаться.
Как ни был я искушен всевозможными трюками гениального сыщика, я не поверил своим ушам.
— Что такое? Венчаться? Мы с тобой?!
— Венчаться. Мы с тобой. Вот в этом чемодане и твой подвенечный наряд.
Я не мог выговорить ни слова от изумления.
— Ты шутишь?
— Нимало… — ответил Путилин, раскрывая чемодан и вынимая из него белое платье, белые туфли, фату, флердоранж. — Помилуй Бог, если в фешенебельной петербургской церкви могли венчаться купеческая дочь с гусарскими усами, то почему в скромной колпинской церкви не может случиться такая же оказия? Прошу покорно, доктор, скинуть с себя все, что полагается, и облечься в наряд невинной голубицы.
— Иван Дмитриевич, не рехнулся ли ты?! — воскликнул я. Путилин передернул плечами.
— Честное слово, доктор, ты заставляешь меня сожалеть, что вместо тебя я не взял с собою мою агентшу, твою знакомую по делам «Квазимодо» и «Калиостро». Но я хотел доставить тебе удовольствие… Ну, ну, мой старый друг, облачайся. Ты не рискуешь простудиться, так как ночь на редкость тепла. Я помогу тебе…
И… не прошло и пяти минут, как рядом с Путилиным сидела невеста, не скажу, чтобы очень изящная, так как она была — ваш покорный слуга, доктор медицины.
— Скорей! Поторапливай, Николай! — покрикивал на кучера Путилин.
Мы ехали по шоссе, тянувшемуся параллельно полотну железной дороги, очень быстро. Верстовые столбы мелькали. Душная июньская ночь, когда еще заря с зарей сходится, кончалась. Вот-вот — и должно было появиться солнце во всем своем сверкающем великолепии.
— Что же я должен делать?… — обратился я к моему «жениху».
— Молчать. Больше ничего. Остальное предоставь мне, — невозмутимо ответил Путилин.
Вот из-за леса уже брызнули первые лучи восходящего солнца. Мы подъехали к Колпино.
Глава VI. В гостях у колпинского священника
правитьКолпино в то время было совсем маленьким, глухим посадом, с церковью, с небольшими деревянными домишками, пользовавшимся далеко не лестной репутацией.
Несколько раз там были обнаружены тайные притоны фальшивомонетчиков, воров-рецидивистов и даже убийц. Когда мы въехали в него, он спал еще, этот посад. Ни души, ни звука. Даже собаки не лаяли.
— К дому священника, около церкви! — отдал Путилин приказание кучеру.
«Святители! Да никак И. Д. на самом деле думает о венчании?» — с изумлением подумал я.
Мы проехали несколькими узкими улицами — если только эти закоулки между домишками можно так назвать — и остановились около одноэтажного деревянного домика, потонувшего в зелени сада.
— Ну-с, вот мы и приехали… — пробормотал мой талантливый друг. — Теперь прошу тебя опустить вуаль, особенно тщательно закутать ею лицо и не произносить ни слова.
Он вылез из коляски.
— А я?
— Пока погоди.
Подойдя к высокому крылечку и поднявшись по ступеням его, Путилин постучал в дверь.
Из сада донесся неистовый лай собаки.
— Кто там? — раздался из-за двери недовольный женский голос.
— К батюшке приехали… — ответил Путилин.
— Да кто вы будете?
— Отворите, тогда увидите.
— Как бы не так! А если вы разбойники?
— А вы сами кто будете? — со смехом в голосе спросил Путилин.
— Я-с матушка, попадья.
— Так вы вот что, матушка, пойдите к вашему супругу… Он спит?
— Почивает…
— Будите его скорей, скажите, что из Петербурга гусар приехал с барышней… Он знает, по какому делу…
Но будить матушке батюшку не пришлось. Очевидно, он или кого-нибудь поджидал, или же сон его был очень чуток. Дверь распахнулась.
— Иди, иди! Не твоего ума тут дело… — бросил старый-престарый священник своей попадье.
Та, однако, терзаемая, по-видимому, злейшим любопытством, выглянула и всплеснула руками.
— Военный! Невеста! Батюшки святы! И быстро скрылась.
На лице священника, вышедшего в одном подряснике, изобразилось некоторое удивление при виде Путилина.
— Ну, вот, батюшка, доставил вам невесту. Позвольте представиться: однополчанин моего друга, полковник Путилин.
— Весьма приятно-с… Польщен честью. Изволили сказать: Путилин? Не родственник нашему замечательному начальнику сыскной полиции Ивану Дмитриевичу Путилину, проникновенно раскрывающему самые тщательные дела? Путилин усмехнулся.
— Нет-с, батюшка, не состою в родстве.
Я, несмотря на все мое необычайное положение в роли и костюме невесты, еле удержался от смеха.
— Простите уж великодушно, что стою перед вами в столь неприглядном виде… — пробормотал престарелый иерей. — А скажите, пожалуйста, какую же из двух невест изволили вы привезти?
— Как которую из двух? — в сильнейшем изумлении вырвалось у Путилина.
На этот раз в голосе моего друга я ясно различил нотки не притворного, а искреннего удивления.
«Что все это означает?» — пронеслось у меня в голове.
— Так-с, ведь сейчас двух будем окручивать… — улыбнулся престарелый иерей.
Путилин провел рукой по лбу (этот жест он всегда употреблял, когда его что-либо сильно озадачивало) и вдруг громко рассмеялся.
— Невесту первого, обратившегося к вам, батюшка!
Хохот Путилина был настолько заразительно веселым, что батюшка и сам тихо рассмеялся.
— Девицу Сметанину, значит? Ах, бедокуры, вы, бедокуры! Эдакие вы фортели выкидываете! Нагорит мне здорово за ваши гусарские проделки…
Путилин расхохотался еще пуще.
— Однако, батюшка, я думаю, что коляску следовало бы ввести во двор… Неравно, кто увидит… хоть и рано еще, всего четвертый час в начале, а вдруг кто проснется.
— Верно, верно… — смущенно залепетал иерей. — А невестушка?
— Я ее сейчас высажу, и мы подождем вас здесь, у крылечка.
— А в горницы? Милости просим, в горницы…
— Нет, не беспокойтесь… Мой друг ведь говорил вам, когда мы приедем? Когда назначено венчание?
— Да часов в пять утра, а может, и раньше. Они, ведь как вам известно, вместе приедут…
— Да, да… Но он просил меня прямо привести невесту в церковь. Уж вы будьте добры, батюшка, одевайтесь скорее… Времени терять нельзя…
— Да, да… сейчас… сию минуту… Ах, Господи…
Путилин подошел ко мне, помог мне высадиться из коляски и накинул на меня шинель.
— Въезжай в ворота! — отдал он приказ кучеру. — Сейчас их откроют.
— Иван Дмитриевич, голубчик, хоть одно слово… В чем дело?
— Я знал одно, но не ожидал другого. Помилуй Бог, вот нежданность, погонишься за одним зайцем — поймаешь двух.
Вскоре ворота раскрылись. Коляска въехала туда. На пороге домика появился священник с таким же дряхлым стариком в подряснике.
— А это пономарь — псаломщик мой. Пожалуйте!…
Глава VII. В церкви, в ожидании свадебного поезда
править— Ну, Кузя, отворяй с Богом!
«Кузя», которому было лет за семьдесят, отпер большой замок на железной двери, раскрыл ее, и мы вошли во внутренность церкви.
Миром, покоем, святой тишиной повеяло на нас.
Церковь была маленькая, бедная. Тут не сверкали золотом и драгоценными камнями скромные ризы икон, тут не было нарядных ковров, серебряных паникадил… Но зато тут была масса воздуха, света.
Лучи солнца врывались через окна и заливали храм золотыми потоками.
— Ну, Кузя, приготовляй… — обратился к псаломщику батюшка.
Путилин посмотрел на часы.
— Да, теперь надо скоро ожидать.
— Мне-то недолго облачиться… Скажите, барышня, вы конечно, по доброй воле идете под венец? — вдруг обратился старенький священник ко мне.
Я, твердо памятуя приказание моего друга, молчал.
— Вы не удивляйтесь, батюшка, что невеста молчит… — Сами понимаете: волнение… тревога… утомление… А только Сметанина идет, безусловно, по доброй воле. Да, впрочем, кто же таким романтическим образом, уводом, венчается не по любви?…
— Это вы точно сказали, господин полковник… — мягко, тихо рассмеялся старый батюшка. — А вы, извините, как полагаете, почему я решился на такое венчание?
— Чрезвычайно добро и любезно с вашей стороны… хотя и рискованно… — пробормотал Путилин.
— Вы, может, полагаете, что я на деньги польстился? Нет, полковник, из-за денег я не пошел бы на это дело. А вот случай был со мной один в моей долгой священнической службе.
Лицо симпатичного иерея омрачилось.
— Какой же случай, батюшка?
— А такой, изволите видеть. Вот как бы теперь, к примеру сказать, обратился ко мне один молодой человек. «Повенчайте, — говорит, — ради Бога, нас батюшка, без бумаг невесты. Свадьба, — говорит, — уводом. Мы любим друг друга, а родители невесту мою за другого прочат». Я наотрез отказался. Ни за что, говорю, нипочем! Он аж в слезы. «Что ж, — говорит, — нам делать? Так взять ее жить — только ославишь, сраму предашь; ждать — за другого волоком потащат в церковь. С деньгами да с бумагами в порядке кто же не окрутит?» Так я и отказался. Ушел мой бедный молодой человек, а через неделю я в газете прочитал, что он застрелился. Поверите ли, оторопь, жуть, тоска взяла меня. Мой, думаю, ведь это грех. Повенчай я их, ничего бы этого не случилось. Долго мучился я и тогда же решил, что ежели ко мне когда кто иной еще обратится с такой же просьбой, уважить сию просьбу, обвенчать. И вот-с, спустя столько-то лет случай и выходит с вашими знакомыми. Я-с даже обрадовался: грех старый сниму с души. А денег мне не надо: нам со старухой моей, попадьей, жить немного осталось, хватит…
Путилин, человек чрезвычайно добрый, чувствительный, был растроган рассказом старого священника и с чувством пожал ему руку.
— Вот какие светлые личности попадаются среди духовенства, — бросил он мне. — Позвольте, я слышу топот лошадей. Кажется, едут.
— И то, и то!… — засуетился симпатичный батюшка. — Что ж, встречу бедокуров!
И с этими словами он засеменил старческими ногами к выходу из храма.
Глава VIII. Три невесты и… два жениха
правитьПутилин, схватив меня за руку, потянул назад, шепнув: — Тут вот выступ притвора… Спрячемся здесь. Любопытно послушать их объяснение. Играть уж комедию — так до конца!
Не прошло нескольких секунд, как послышались шаги, звон шпор, раздались голоса:
— Ну, батюшка, вот и мы!
И вслед за этим веселым, звучным мужским голосом раздался трясущийся, вздрагивающий голос батюшки:
— Позвольте, а кто же эта вот девица в подвенечном уборе?
— Как кто? Моя невеста, батюшка! — удивленно воскликнул другой мужской голос.
— Как-с, ваша невеста? — заикнулся старый священник.
— Очень просто: моя невеста. Да что с вами, батюшка?
— Позвольте, сколько же невест-то всего? Три, значит? Голос священника дрожал. В нем слышались не только изумление, но и испуг.
— Как три? Откуда вы взяли третью? Вот моя невеста, вот невеста моего приятеля. Вы простите меня, батюшка, я вас не понимаю.
В голосе офицера звенело несказанное удивление.
— Нет-с, вы уж дозвольте мне вас не понять! — взволнованно проговорил престарелый иерей. — Я еще по милости Божией из ума не выжил и до трех считать не разучился, и трех невест на двух женихах повенчать никак не могу-с…
— Il est devenu fau! Он сошел с ума! — с отчаянием в голосе воскликнул по-французски один из прибывших.
— Эта невеста — раз, та невеста — два, а эта девица — уже три. Как ни считайте, выходит три.
— Да какая та невеста?… О ком вы говорите? — звякнули шпоры.
— Та-с, которая приехала сейчас с вашим приятелем. Ваша невеста.
— Что?! Что такое?! Моя невеста приехала с моим приятелем?! Да вы… вы, извините, с ума сошли, батюшка! Вот моя невеста, она стоит перед нами.
— Коля, ради Бога, что это значит? — послышался испуганный женский голос.
— Да, с вашим приятелем, Путилиным… Девица Сметанина… — продолжал батюшка.
— С Путилиным?! — послышались испуганные возгласы.
— Да-с.
— С каким Путилиным?
— С полковником гусарским…
— Нет, батюшка, вы ошибаетесь: не с гусарским полковником, а с начальником с.-петербургской сыскной полиции! — громко проговорил Путилин, выходя из-за прикрытия.
Его внезапное появление было подобно неожиданному удару грома. Громкий крик испуга и изумления вырвался из четырех уст: двух офицеров гусарского полка и двух барышень в подвенечных нарядах.
— Ах! — прокатился и замер под высокими церковными сводами этот крик.
Барышни пошатнулись и, наверное бы, упали, если бы их не подхватили офицеры. Бедняжка священник остолбенел и замер.
Первым опомнился высокий, стройный офицер. Он сделал шаг по направлению к Путилину и гневно крикнул:
— Что это за мистификация, что это за маскарад? Кто вы, милостивый государь, и по какому праву одеты в этот мундир?
— Кто я — вы уже слышали: начальник сыскной полиции Путилин, а по какому праву я в мундире, я не обязан вам давать ответа. Я имею право наряжаться так, как мне угодно для пользы дела. А вот мне было бы интересно знать, по какому праву вы изволили облачиться в какой-то плащ, ворваться в церковь и похитить невесту… с усами? — отчеканил гениальный сыщик. Офицер растерялся, опешил.
— Так как вы предпочитаете невест с усами, господин Неведомский, то я и захватил для вас такую.
С этими словами Путилин вывел меня за руку и сорвал вуаль с моего лица, которое в эту трагическую минуту было, по всей вероятности, в высокой степени глупо.
— Рекомендую: девица Сметанина, ваша невеста с усами и даже с бородой!
Раздался новый крик испуга и изумления. Батюшка, взглянув на меня, затрясся.
— Свят, свят, свят! — дрожащим голосом вырвалось у него. Нет слов описать выражение лиц нашей странной группы, того
столбняка, который овладел всеми, за исключением меня и Путилина.
— Ну-с, господа, что же мы будем теперь делать? Как мне прикажете поступить со всеми вами? По закону я могу вас не арестовывать, — обратился Путилин к офицерам, — так как это — дело вашего военного начальства… Но ваших невест я обязан арестовать вследствие заявления их родителей.
Обе невесты плакали.
— И вы это сделаете? — вырвалось у обоих офицеров-женихов.
— Я обязан.
— Честное слово, мы этого не допустим!
— Вы окажете сопротивление? Но не забывайте, господа, что это уже явится тяжким преступлением, за которое вас по головке не погладят.
Взбешенные офицеры были белее полотна. И вдруг, к моему глубокому удивлению, Путилин громко и весело расхохотался.
— Вы еще смеетесь?! — рванулся один из женихов, Неведом с кий.
— Ну да! И знаете, почему? Потому что я нашел счастливый выход для всех вас.
— Какой?
— У вас шаферов нет?
— Вы продолжаете издеваться, господин Путилин?
— Я вас спрашиваю: у вас шаферов нет?
— Нет.
— Ну, так вот позвольте нам с доктором заменить их вам. Живо к аналою, господа, живо! Батюшка, пожалуйте!
— Как-с? Венчать?! — пролепетал не могущий все еще прийти в себя священник.
— Господин Путилин! Да неужто? Вы не шутите?! Правда? Оба офицера радостно бросились к Путилину и схватили его руки.
— Да что же с вами поделаешь теперь? Не везде ведь найдется такой добрый, милый батюшка… Бог с вами, валяйте, но только помните, что о моем шаферстве — ни гугу, а то мне нагорит.
Оба офицера душили моего благородного друга в своих медвежьих объятиях.
— Спасибо вам! Ах, дорогой господин Путилин! Голубчик!…
— Ну, ну, довольно, хорошо! Пустите… А знаете ли вы, что из-за вас Путилин первый раз в своей жизни оскандалился.
— Как так?
— Очень просто. Родителям ваших невест я обещал разыскать сих барышень и вернуть их им.
— Да вы ведь и разыскали! — радостно-возбужденно ответил офицер.
— Разыскать-то разыскал, да вернуть-то уж их я не смогу. Теперь — это уж ваше дело будет.
И вот через несколько минут у аналоя началось необычайное венчание первой пары: шафером был Путилин, выследивший и накрывший «преступников-похитителей»!
Так же повенчали и вторую пару.
После венчания Путилина окружили и пристали к нему с расспросами.
— Иван Дмитриевич, дорогой, как это вы унюхали?
— По обстановке решил сразу, что похищение — романического свойства, по дерзкой смелости и отваге предполагалось, что сделано это людьми военными. У вас, молодая моя красавица, в кармане вашей юбочки записку нашел. Ах, какая вы неосторожная барынька! Разве можно такие записки не уничтожать? Ай-ай-ай!
Путилин вынул розовый листок бумаги и прочел: «Голубка моя! Посылаю тебе наши гусарские усы. Другого выхода нет, следят за тобой так, что выкрасть тебя можно только из церкви. Поступи, как я тебя учил. Пробудешь немного у меня, потом поедем в Кол. Священник согласился. Целую тебя, твой Владимир Н.»
— Ах! — закрыла лицо руками «молодая».
— Ну-с, имея в руках сие, остальное узнать было не так трудно… — весело смеялся Путилин. — А вот вас тут захватить еще я не ожидал… — обратился он к другой повенчанной паре. — Я пока выследить успел только ваших друзей, а на вас еще точил зубы.
Источник текста: «Старый русский детектив»: ТПЦ «Олеся»; Житомир; 1992.