Постановление Конституционного Суда РФ от 30.11.1992 № 9-П/Особое мнение В. О. Лучина

Постановление Конституционного суда РФ от 30.11.1992 № 9-П — Особое мнение В. О. Лучина

Особое мнение судьи Конституционного Суда Российской Федерации В. О. Лучина
По делу о проверке конституционности указов Президента Российской Федерации от 23 августа 1991 года «О приостановлении деятельности Коммунистической партии РСФСР», от 25 августа 1991 года «Об имуществе КПСС и Коммунистической партии РСФСР» и от 6 ноября 1991 года «О деятельности КПСС и КП РСФСР», а также о проверке конституционности КПСС и КП РСФСР

Выражая несогласие с некоторыми оценками и выводами, содержащимися в Постановлении Конституционного Суда Российской Федерации от 30 ноября 1992 года по делу о проверке конституционности Указов Президента Российской Федерации от 23 августа 1991 года «О приостановлении деятельности Коммунистической партии РСФСР», от 25 августа 1991 года «Об имуществе КПСС и Коммунистической партии РСФСР» и от 6 ноября 1991 года «О деятельности КПСС и КП РСФСР», а также о проверке конституционности КПСС и КП РСФСР, считаю своим долгом и обязанностью, руководствуясь статьями 6 и 45 Закона о Конституционном Суде Российской Федерации, высказать особое мнение по поводу признания Конституционным Судом соответствующими Конституции Российской Федерации пункта 2 Указа Президента Российской Федерации N 79 от 23 августа 1991 года, пунктов 1, 3 и 4 Указа N 90 от 25 августа 1991 года, пунктов 1 и 3 Указа N 169 от 6 ноября 1991 года, а также по мотивам прекращения производства по ходатайству о проверке конституционности КПСС и КП РСФСР.

Обращаясь 27 декабря 1991 года с ходатайством о проверке конституционности названных Указов, группа народных депутатов Российской Федерации поставила перед Конституционным Судом конкретный вопрос: соответствуют или не соответствуют эти акты по своему содержанию, форме и субъекту, их издавшему, установленному в Российской Федерации разделению властей и закрепленному Конституцией Российской Федерации (в действовавших на момент издания Указов редакциях) разграничению компетенции между высшими органами государственной власти и управления Российской Федерации? Предметом ходатайства народных депутатов Российской Федерации о проверке конституционности Указов Президента о КПСС и КП РСФСР была возникшая неопределенность в вопросе, относили ли Конституция и законы Российской Федерации к компетенции Президента приостановление деятельности названных партий, объявление государственной собственностью их имущества, прекращение деятельности партий и роспуск их организационных структур. Никакие иные требования сторона не выдвигала. Однако именно этот предмет ходатайства не нашел должного отражения в Постановлении Конституционного Суда Российской Федерации от 30 ноября 1992 года.

Основополагающим в ходе рассмотрения Судом ходатайства должен был стать вопрос о характере компетенции Президента Российской Федерации, способах ее закрепления, о наличии или отсутствии пределов его полномочий. Суть моей позиции состоит в том, что Конституция и законы Российской Федерации определяют полномочия Президента перечневым методом. Совокупность прав, обязанностей, предметов ведения, образующих компетенцию Президента, закреплена в Конституции и законах Российской Федерации и в этом смысле носит исчерпывающий характер. Полномочия Президента не подлежат расширительному толкованию. Акты и действия Президента должны основываться на конкретных нормах права. Рассуждения о том, что Президент наделен компетенцией по так называемому остаточному принципу и вправе действовать по своему усмотрению, совершенно беспочвенны, противоречат пунктам 1 — 15 статьи 121.5 Конституции Российской Федерации, закрепляющим конкретные вопросы его ведения, а также пункту 16 той же статьи, гласящему, что Президент осуществляет иные полномочия, возложенные на него Конституцией и законами Российской Федерации. Если бы компетенция Президента действительно определялась по остаточному принципу и он мог делать все, что не отнесено к ведению Съезда народных депутатов и Верховного Совета, это нашло бы отражение непосредственно в тексте Конституции.

Статья 121.8 Конституции также опровергает тезис о возможности толкования полномочий Президента по «остаточному принципу», поскольку предписывает, что он издает указы «по вопросам, отнесенным к его ведению». Более того, часть вторая статьи 121.8 определяет сами пределы полномочий главы исполнительной власти, устанавливая, что указы Президента не могут противоречить Конституции и законам Российской Федерации. В случае противоречия акта Президента Конституции, закону действует норма Конституции, закона.

Взяв на себя ответственность решить судьбу партии, Президент России, по существу, присвоил себе дискреционную власть, основанную на преобладании целесообразности над законностью, и для достижения поставленной цели использовал не предусмотренные законом меры и санкции в отношении политической партии. Признание Конституционным Судом полномочий главы исполнительной власти дискреционными означает, что Президент вправе действовать по собственному усмотрению в зависимости от обстоятельств, вне рамок закона, а также издавать нормативные акты вопреки установленному Конституцией и законами Российской Федерации разграничению полномочий между высшими органами государственной власти и управления. С этим нельзя согласиться. Дискреционный метод разрушает складывающееся разделение властей, ведет к необоснованному расширению административных способов регулирования общественных отношений, а в итоге — к отказу от ряда демократических принципов.

В тесной связи с предметом ходатайства группы народных депутатов Российской Федерации находится проблема правовых основ рассматриваемых Указов Президента о КПСС и КП РСФСР. Дело в том, что они принимались еще в условиях существования Союза ССР. Этот факт не мог не отразиться на той конституционно-правовой базе, которой руководствовался Конституционный Суд. Известно, что на территории Российской Федерации, равно как и других республик бывшего СССР, с 1 января 1991 года вступил в силу Закон СССР от 9 октября 1990 года «Об общественных объединениях», регламентирующий комплекс отношений, связанных со статусом общественных объединений, в том числе политических партий, с порядком их реорганизации, ликвидации. Названный Закон действовал на территории Российской Федерации в полном объеме, без всяких изъятий и оговорок.

Утверждения стороны, издавшей Указы, о том, что Закон СССР «Об общественных объединениях» действовал на территории РСФСР лишь в той его части, которой регламентируется порядок регистрации общественных объединений, по существу, были отвергнуты Конституционным Судом как несостоятельные. Действительно, Закон РСФСР от 24 октября 1990 года «О действии актов органов Союза ССР на территории РСФСР» установил, что изданные до принятия данного Закона акты Союза ССР действуют на территории России, если они не приостановлены Верховным Советом или Советом Министров Российской Федерации. Закон СССР «Об общественных объединениях» ни до введения его в действие 1 января 1991 года, ни после в установленном порядке не приостанавливался. Более того, в Постановлении Верховного Совета РСФСР от 18 декабря 1991 г. N 2057-1 «О регистрации общественных объединений в РСФСР и регистрационном сборе» сказано: «Установить, что законодательство СССР об общественных объединениях (в том числе о политических партиях, профессиональных союзах и других) применяется в РСФСР постольку, поскольку оно не противоречит законодательству РСФСР и общепризнанным нормам международного права». Подтверждением действия Закона СССР «Об общественных объединениях» на территории Российской Федерации в полном объеме, а не только в части, касающейся порядка регистрации, служит и непосредственное обращение Президента к его нормам: в преамбуле Указа от 23 августа 1991 года содержится ссылка на этот Закон, констатируется «грубое» его нарушение КП РСФСР. По моему убеждению, как до, так и после августа 1991 года Закон СССР «Об общественных объединениях» действовал в полном объеме, и его нормы служат основой регулирования отношений, связанных с организацией и деятельностью партий.

Попытка стороны, издавшей Указы о КПСС и КП РСФСР, обосновать действие на территории РСФСР в период издания Указов лишь Положения о добровольных обществах и их союзах, утвержденного ВЦИК и СНК РСФСР 10 июля 1932 года, не убедительна, поскольку данное Положение вообще не касалось партий, предусматривало сугубо административный способ роспуска выборных органов такой специфической категории общественных образований, как добровольные общества и союзы, устанавливало способ ликвидации их тем органом государственного управления, которым они были учреждены. Очевидно, что партия никогда не подпадала и не подпадает под действие этого акта. Следовательно, проверка конституционности Указов Президента о КПСС и КП РСФСР своей правовой основой должна была иметь, помимо Конституции Российской Федерации, также законодательство, регулирующее организацию и деятельность общественных объединений (партий) на момент издания рассматриваемых актов.

В Постановлении Конституционного Суда многократно используется ссылка на присягу Президента.

Правоустанавливающий характер нормы, содержащейся в статье 121.4 Конституции Российской Федерации, вытекает из того, что в случае ее нарушения наступает предусмотренная статьей 121.10 Конституции ответственность Президента. Норма статьи 121.4 носит характер обязательства, указывает на то, что полномочия Президента осуществляются им на основе Конституции и законов Российской Федерации и во их исполнение. Принятие Президентом мер, не отнесенных Конституцией и законами к его компетенции, неизбежно ущемляет полномочия иных государственных органов и означает нарушение как присяги, так и других основанных на нормах Конституции и законов обязанностей Президента Российской Федерации.

Ссылка на статью 121.4 не может служить правовым основанием для устранения неопределенностей, связанных с изданием Президентом Указов о КПСС и КП РСФСР. Присяга имеет смысл дополнительной, нравственной гарантии законности и добросовестности исполнения Президентом возложенных на него обязанностей. И придание присяге совершенно обратного смысла, когда санкционируются любые действия и меры Президента, независимо от того, содержат или нет Конституция и законы Российской Федерации указания о праве Президента осуществлять данное конкретное полномочие, не соответствует статусу выборного должностного лица, назначению его присяги. Поэтому считаю неприемлемой ту трактовку статьи 121.4 Конституции Российской Федерации, которая содержится в Постановлении Конституционного Суда.

Присяга Президента не может служить обоснованием юридической ответственности иных субъектов конституционных отношений, в частности политических партий. Даже если исходить из презумпции добросовестности действий Президента, отсутствия у него умысла нарушить Конституцию, то и в этом случае нет оснований считать присягу оправданием каких бы то ни было действий Президента, выходящих за пределы его полномочий. В противном случае неизбежна ситуация, когда присяга преподносится в качестве нормативного обоснования ее же нарушения. Именно это и произошло в рассматриваемых Указах Президента и в Постановлении Конституционного Суда от 30 ноября 1992 года.

По Указу от 23 августа 1991 г. N 79 «О приостановлении деятельности Коммунистической партии РСФСР»

В Постановлении Конституционного Суда пункт 2 данного Указа признан соответствующим Конституции Российской Федерации в редакции от 24 мая 1991 года. Это, по сути, означает, что 23 августа 1991 года Президент действовал в рамках своей компетенции. Между тем он нарушил порядок приостановления деятельности политической партии.

Президент Российской Федерации наделен полномочием объявлять в соответствии с законом чрезвычайное положение и принимать надлежащие меры по его обеспечению, в том числе приостанавливать деятельность политических партий. Допуская такую возможность, статьи 23 и 25 Закона РСФСР «О чрезвычайном положении» связывают его с определенными условиями: такая акция возможна, во-первых, если деятельность партии после объявления чрезвычайного положения препятствует нормализации обстановки, во-вторых, после соответствующего ее предупреждения, в-третьих, лишь в качестве дополнительной меры.

23 августа 1991 года в Российской Федерации в установленном порядке чрезвычайное положение не было объявлено. Напротив, 22 августа 1991 года провозглашенное ранее так называемым ГКЧП чрезвычайное положение было отменено Указом Президента СССР. Имела место сложная, противоречивая ситуация, которая, однако, не была оформлена как чрезвычайное положение и не могла служить обоснованием для выхода Президента Российской Федерации за рамки своих полномочий. Это важно подчеркнуть, ибо чрезвычайное положение как определенный правовой режим и чрезвычайная ситуация (обстановка) как фактическое состояние общественных отношений — понятия отнюдь не тождественные. Соответственно, Президент Российской Федерации не мог действовать применительно к сложившейся ситуации точно так же, как он действовал бы в условиях чрезвычайного положения.

Правомерность приостановления деятельности КП РСФСР не может быть обоснована и ссылкой на Закон СССР от 2 апреля 1990 года «Об усилении ответственности за посягательства на национальное равноправие граждан и насильственное нарушение единства территории Союза ССР», которым Президенту СССР предоставлялось право приостанавливать деятельность политических партий до принятия решения Верховным Судом СССР. Этот Закон имел строго очерченные пределы действия, мог быть применен лишь в целях пресечения национально-сепаратистской деятельности партий, направленной на дискриминацию граждан по признаку национальной принадлежности, языка, вероисповедания, а также в случае насильственного нарушения единства территории Союза ССР. Норма статьи 2 данного Закона не может быть истолкована как основа для применения института приостановления деятельности политических партий, поскольку в Законе СССР «Об общественных объединениях» такая мера не предусматривалась, она содержалась лишь в законодательстве о чрезвычайном положении.

Иные нормативные предписания о возможности приостановления деятельности политических партий в Конституции и законодательстве как отсутствовали тогда, так отсутствуют и в настоящее время.

Признание Конституционным Судом пункта 2 Указа Президента от 23 августа 1991 года соответствующим статье 4 Конституции Российской Федерации в редакции от 24 мая 1991 года некорректно, поскольку эта статья не определяет компетенцию высшего должностного лица, а формулирует общую норму — принцип. Она обращена ко всем субъектам конституционно-правовых отношений, предписывает им совершать лишь правомерные действия. Президент в равной с другими государственными органами, должностными лицами мере обязан действовать в соответствии с Конституцией и законами Российской Федерации, а не по своему усмотрению. Статья 4 Конституции не дает Президенту права с целью обеспечения государственной и общественной безопасности, прав и свобод граждан и т. д. выходить за пределы установленных законом полномочий, руководствоваться не законом, а целесообразностью.

Не меняет этого вывода и ссылка в Постановлении Конституционного Суда на пункт 5 статьи 72 Конституции Российской Федерации в редакции от 24 мая 1991 года, определявшей сферы и предметы ведения Российской Федерации исходя из того, что она являлась республикой в составе Союза ССР, а полномочия РСФСР как суверенного федеративного государства осуществлялись ее высшими органами государственной власти и управления. Установленная этой статьей производность компетенции высших органов государственной власти и управления от полномочий государства не означает, что все органы в одинаковом объеме осуществляют полномочия государства. Последующее конституционное разграничение этих полномочий по ветвям власти и распределение по уровням и видам высших государственных органов призвано обеспечить четкое разделение функций и полномочий между всеми властвующими субъектами государства, предотвратить вмешательство в юрисдикцию друг друга.

В Постановлении Конституционного Суда правомерность действий Президента подтверждается пунктом 11 статьи 121.5 Конституции Российской Федерации, согласно которому он полномочен принимать меры по обеспечению государственной и общественной безопасности. Однако это не является исключительно прерогативой Президента: такие меры вправе принимать и законодательная, и судебная власти в пределах собственных (неодинаковых по объему) полномочий, своими средствами и методами. Президент может использовать не любые, а лишь определенные меры, которые предусмотрены законом и входят именно в его компетенцию. Приостановление деятельности политической партии в обычных условиях не входит в перечень полномочий Президента, предусмотренных Конституцией и законами Российской Федерации.

Таким образом, приостановление Президентом деятельности КП РСФСР не основано на Конституции и действующем праве, осуществлено им с превышением полномочий, в нарушение принципа разделения властей.

По Указу от 25 августа 1991 г. N 90 «Об имуществе КПСС и Коммунистической партии РСФСР»

Конституционный Суд в своем Постановлении не устранил юридическую неопределенность, содержащуюся в ходатайстве: вправе ли был Президент своим Указом от 25 августа 1991 года «Об имуществе КПСС и Коммунистической партии РСФСР» «объявить» имущество партий государственной собственностью, распределить эту собственность, осуществлять владение, пользование и распоряжение имуществом, права на которое должным образом не установлены?

В Постановлении Конституционного Суда проводится разделение собственности КПСС как единого фонда на три части, каждой из которых присущ свой правовой режим: а) собственность КПСС; б) государственная собственность, находившаяся на момент издания Указа во владении, пользовании и распоряжении КПСС; в) имущество, находившееся во владении, пользовании и распоряжении КПСС, но собственник которого не установлен. Подобная классификация выходит за рамки ходатайства, не является его предметом, не относится к юрисдикции Конституционного Суда. Она противоречит части четвертой статьи 1 Закона о Конституционном Суде Российской Федерации, предусматривающей, что Суд воздерживается от установления и исследования фактических обстоятельств во всех случаях, когда это входит в компетенцию других судов или иных органов. Проведенное Судом деление имущества КПСС не было подтверждено в ходе судебного разбирательства, равно как не была выяснена принадлежность того или иного имущества, источники его происхождения, причины или иные обстоятельства, свидетельствующие о нахождении его в чужом владении. Участвовавшие в процессе стороны представили Суду противоречивые документы. Независимая финансово-экономическая экспертиза не проводилась. Исчерпывающие сведения об имуществе КПСС и КП РСФСР и фактическом его использовании не были представлены Конституционному Суду ввиду незавершенности в июне — декабре 1992 года его инвентаризации. Отсутствие четкого представления о том, кому и какая часть имущества КПСС и КП РСФСР принадлежала и должна принадлежать по праву, превращает проведенное Конституционным Судом разделение имущества в источник многолетних споров, лишает собственников возможности защитить в судебном порядке свои права, поскольку безвозмездно изъятое имущество приобрело нового собственника, а возможности правопреемника истребовать его, доказать право на это имущество или его часть сужены до минимума прежде всего неопределенностью относительно того, какую часть из классифицированной Судом собственности можно защитить в судебном порядке.

Признание правомерности действий Президента в отношении части имущества Коммунистической партии предполагает, что партия являлась частью государственного механизма и что, следовательно, ее имущество может рассматриваться как государственная собственность, а Президент в качестве главы исполнительной власти вправе был перераспределять государственное имущество, действовать в соответствии со статьей 121.1, пунктом 6 статьи 121.5 и пунктом 3 статьи 125 Конституции Российской Федерации, осуществлять меры по защите интересов государства и охране его собственности.

Право распоряжаться объектами государственной собственности входит в компетенцию исполнительной власти, в том числе Совета Министров. Поэтому, осуществляя свои обязанности, Президент как бы вправе осуществлять те или иные действия, принимать акты относительно государственного имущества, в том числе остающегося в связи с ликвидацией государственной структуры. Однако в отношении имущества политической партии такой подход неприемлем, так как Конституционный Суд фактически исходит из позиции Президента, согласно которой «КПСС никогда не была партией» (преамбула Указа от 6 ноября 1991 года). Восприятие Конституционным Судом этой позиции вообще лишало бы его права рассматривать вопрос, поскольку имущественные споры между государственными органами ему неподведомственны. Более того, исчезает и сам объект рассмотрения — КПСС и КП РСФСР, поскольку они теряют природу субъектов права как общественные объединения. Становятся бессмысленными и многие другие стороны ходатайств, в том числе сопутствующего.

Разделение имущества КПСС и КП РСФСР на три части с их различным правовым режимом выходит за пределы требований ходатайства, является уклонением от поставленного перед Конституционным Судом главного вопроса — правомерно или неправомерно поступил Президент, «объявив» государственной собственностью имущество КПСС и КП РСФСР, располагал ли он для этого надлежащей компетенцией?

Российскому (как в прошлом и союзному) законодательству не известен институт «объявления» государственной собственностью какого-либо имущества. Введение его Президентом означает вторжение в сферу законодательной власти, нарушает принцип разделения властей. Конституция и законы Российской Федерации не наделяют Президента правом отчуждения имущества политической партии как собственника. В соответствии со статьей 22 Закона СССР «Об общественных объединениях» имущество ликвидируемой по решению суда партии может безвозмездно обращаться в собственность государства. Но для этого необходимо решение суда, основанное на нормах как материального, так и процессуального права. Только суд вправе был устанавливать принадлежность собственности тому или иному субъекту, источники образования, конкретные ее объекты и т. п. «Объявив» государственной собственностью имущество КПСС и КП РСФСР, Президент присвоил прерогативы судов общей юрисдикции, то есть действовал не в соответствии, а вопреки статье 10 Конституции Российской Федерации, абзацу третьему части четвертой статьи 7 Закона РСФСР «О собственности в РСФСР», статье 149 Гражданского кодекса РСФСР; нарушил гарантии права собственности партий и судебной защиты этого права, создал прецедент безвозмездного изъятия имущества у собственника — партии внесудебным способом. Именно поэтому его действия следовало признать неправомерными, а соответствующие пункты Указа от 25 августа 1991 года — неконституционными.

В пункте 3 раздела второго резолютивной части Постановления Конституционного Суда пункты 3 и 4 Указа от 25 августа 1991 года признаются соответствующими части первой статьи 121.1, пунктам 1, 2, 3 части второй статьи 125 Конституции Российской Федерации. Ссылка на названные статьи Конституции, с моей точки зрения, неоправданна, поскольку наделение Президента статусом главы исполнительной власти (часть первая статьи 121.1) и правом руководить деятельностью Совета Министров (пункт 6 статьи 121.5), а также определение компетенции Совета Министров по «остаточному методу» (статья 125) вовсе не добавляют Президенту полномочий, и это не означает, что он вправе изъять тот или иной вопрос у Совета Министров. Президент осуществляет те полномочия по руководству его деятельностью, которые прямо названы в Конституции и законах Российской Федерации, в противном случае нарушается разграничение полномочий внутри исполнительной ветви власти. Поэтому ссылки на статьи 121.1 и 125 Конституции не могут служить основанием для признания конституционными тех пунктов Указов Президента о КПСС и КП РСФСР, которые свидетельствуют о его претензиях на право вмешиваться в сферу имущественных отношений, отнесенных к компетенции Правительства.

Признавая пункты 3 и 4 Указа от 25 августа 1991 года соответствующими Конституции Российской Федерации «применительно к той части имущества, собственником которой являлось государство, но которая на момент издания Указа фактически находилась во владении, пользовании и распоряжении органов и организаций КПСС и КП РСФСР», Конституционный Суд исходит из правомочия государства как единого собственника всего государственного имущества, часть которого якобы необоснованно находилась во владении, пользовании и распоряжении организаций КПСС и КП РСФСР. При определении происхождения этого имущества Конституционный Суд, на мой взгляд, бездоказательно предположил, что оно находилось в «чужом», незаконном владении и будто бы было неправомерно отчуждено у государства. Признание Указа в этой части конституционным допускает понимание права собственности государства и правомочий государственного органа в лице Президента как идентичных институтов. Между тем известно, что права государства и его органов — суть различные явления, смешение которых недопустимо. В ходе судебного разбирательства не была доказана неправомерность нахождения собственности в «чужом», добросовестном или недобросовестном, владении. Конституционный Суд своим Постановлением признал правомочность актов Президента, которыми по существу имущественные споры решены в административном порядке. Тем самым одобряются неправомерные действия Президента, использовавшего правомочие государства выступать в качестве собственника в сфере, которая относится к компетенции судов общей юрисдикции, арбитражных судов. Факт нахождения имущества в незаконном владении должен устанавливаться судами в определенном порядке. Конституционному Суду эти вопросы неподведомственны.

По Указу от 6 ноября 1991 г. N 169 «О деятельности КПСС и КП РСФСР»

Не вызывает сомнений аккумулирующее свойство данного Указа Президента Российской Федерации. Именно такая его характеристика позволяет распространить на него те суждения, которые были высказаны об Указах от 23 и 25 августа 1991 года и соответствующих положениях Постановления Конституционного Суда. Не могу полностью согласиться с позицией Суда и его оценкой конституционности Указа от 6 ноября 1991 года. Именно в этой части Постановление Конституционного Суда представляется наиболее ситуационным, выходящим за пределы ходатайства, построенным на противоречивых аргументах и компромиссных решениях.

Недостаточно убедительно и юридически корректно сформулирован, по моему мнению, пункт 1 раздела третьего резолютивной части Постановления, признающий соответствующим статьям 121.4, абзацу первому пункта 11 статьи 121.5 Конституции Российской Федерации в редакции от 1 ноября 1991 года роспуск «на территории Российской Федерации руководящих организационных структур КПСС, а также КП РСФСР в той степени, в какой она являлась составной частью КПСС». Противоречивость подобной формулировки состоит в том, что она опосредованно воспринимает целиком содержащуюся в преамбуле Указа мотивацию действий Президента. Между тем классификация и разделение партий и их собственности на части не относятся к компетенции ни Президента, ни Конституционного Суда.

Прекращение Указом от 6 ноября 1991 года деятельности КПСС и КП РСФСР, роспуск их организационных структур означали окончательный отказ Президента от использования легитимных способов решения вопроса — путем передачи его компетентным судебным инстанциям согласно Закону СССР «Об общественных объединениях». Как и в случаях с Указами от 23 и 25 августа 1991 года, Президент предпочел дискреционный метод властвования, вновь вторгся в сферу судебной власти, действовал по своему усмотрению, вышел за пределы полномочий, возложенных на него Конституцией и законами Российской Федерации.

Попытка Президента обосновать в преамбуле свои действия и придать Указу правоприменительный характер ссылкой на то, что он издается «на основании и во исполнение статей 7 и 121.4 Конституции РСФСР», не может служить веским аргументом признания правомерности действий Президента. Часть вторая статьи 7 Конституции Российской Федерации в редакции от 1 ноября 1991 года содержит запрещающую норму, обязывающую перечисленные в ней субъекты воздерживаться от поступков, которые Конституция признает противоречащими основополагающим ценностям конституционного строя. Этот запрет может служить лишь основанием для возбуждения вопроса об ответственности партии, но не основанием применения к партии ненадлежащим субъектом не предусмотренных законом санкций.

Нельзя не отметить, что Закону СССР «Об общественных объединениях» (равно как Конституции и законам Российской Федерации) не известен институт роспуска партий или их «организационных структур». Статьями 14 и 22 названного Закона допускаются реорганизация и ликвидация по решению уполномоченных на то органов самой партии либо ликвидация ее по решению суда в случае совершения ею действий, нарушающих положения ее устава, требования законов, и только после соответствующего предупреждения (часть четвертая статьи 21).

На момент издания Указа — 6 ноября 1991 года, впрочем, как и до этого, Президент располагал вполне легитимными средствами решения вопроса о КПСС и КП РСФСР на основе норм Закона СССР «Об общественных объединениях». Однако Президент не использовал их, а применил сугубо административный порядок, представляющий собой грубое нарушение конституционного права на объединение, основанный на усмотрении и политической целесообразности.

В Постановлении Конституционного Суда использован в качестве аргумента тезис о подмене партией государственных структур. В ходе судебного разбирательства это утверждение, по моему мнению, не получило документального или иного подтверждения на период после изменения 14 марта 1990 года статей 6 и 7 Конституции СССР. Что касается фактов подмены партией государственных структур до марта 1990 года, то они должны оцениваться в аспекте действовавшей тогда редакции статьи 6 Конституции СССР. Однако в любом случае такая «подмена» требует применения адекватных санкций, она не образует состава конституционного правонарушения, за которое Конституцией предусмотрена ответственность в виде прекращения деятельности политической партии или роспуска ее «руководящих организационных структур». Стремление сконструировать состав конституционного правонарушения в пределах части второй статьи 7 Конституции Российской Федерации в редакции от 1 ноября 1991 года о недопустимости создания и деятельности политических партий, «имеющих целью насильственное изменение советского конституционного строя и целостности социалистического государства, подрыв его безопасности, разжигание социальной, национальной и религиозной розни», оказалось алогичным, бессмысленным: КПСС и КП РСФСР строили свою деятельность прежде всего в интересах укрепления социализма и советского конституционного строя.

Приведенные сторонами доказательства о допущенных партией в разные периоды деятельности ошибках, нарушениях Конституции, прав человека и т. д., безусловно, заслуживают осуждения. Однако юридическую ответственность за это не может нести партия образца «ноября 1991 года», поскольку в сравнении с периодом тридцатых — восьмидесятых годов она стала иной по своему персональному составу, целям, задачам, формам и методам деятельности. Институт ретроспективной ответственности партии, ее членов, руководства неприменим в данном случае, иное противоречило бы общеправовым принципам, Конституции Российской Федерации. Но главное — и это хотелось бы еще раз подчеркнуть — характер партии (законопослушная или законоупречная), равно как и другие соображения о ее деятельности, не имеют значения для правовой оценки Указов, не дают права Президенту определять «юридическую» судьбу партии — приостанавливать или прекращать деятельность, отчуждать ее имущество. Такие действия Президента не основаны на Конституции и законах Российской Федерации и не могут быть признаны правомерными даже Конституционным Судом.

Постановление Конституционного Суда не содержит оценки факта ущемления в течение более года конституционного права граждан на объединение, закрепленного статьей 50 ныне действующей редакции Конституции Российской Федерации. Действие Указов во времени, вплоть до 30 ноября, противоречило Конституции в редакции от 21 апреля 1992 года, предусматривавшей возможность временного ограничения прав и свобод человека и гражданина лишь при введении чрезвычайного положения (статья 67.3), на основаниях и в пределах, установленных Законом Российской Федерации «О чрезвычайном положении». Введением ограничения права граждан на объединение и сохранением «запрета» КПСС и КП РСФСР в полном объеме вплоть до 30 ноября 1992 года Президент нарушил Международные пакты о правах человека, ратифицированные Советским Союзом 18 сентября 1973 года и являющиеся международно-правовыми обязательствами Российской Федерации, неоднократно подтвержденными высшими органами власти Российской Федерации и самим Конституционным Судом в своих предыдущих решениях.

Исходя из изложенного считаю, что Указы Президента Российской Федерации о КПСС и КП РСФСР и их имуществе изданы (в объеме оспариваемых мною положений) ненадлежащим субъектом, а признанные Конституционным Судом соответствующими Конституции Российской Федерации приостановление Президентом деятельности КП РСФСР, объявление части имущества КПСС и КП РСФСР государственной собственностью, прекращение деятельности этих партий и роспуск их организационных структур — юридически необоснованными, нарушающими установленное в Российской Федерации разделение законодательной, исполнительной и судебной властей.

По сопутствующему вопросу о конституционности КПСС и КП РСФСР

Прекращение Конституционным Судом производства по ходатайству о проверке конституционности КПСС и КП РСФСР свидетельствует об изначальном неосновательном признании этого ходатайства сопутствующим. Выступая 25 мая 1992 года против объединения двух ходатайств, я исходил из того, что оно искажало и разрушало смысл и направленность основного ходатайства. Отсутствие достаточных материальных и процессуальных основ для рассмотрения сопутствующего ходатайства, ряд других объективных и субъективных обстоятельств постоянно создавали предпосылки для выхода процесса за рамки правового пространства. В конечном итоге удалось избежать глубокой политизации процесса, вынести решение, во многом взвешенное, учитывающее «ожидания» общества и другие обстоятельства по делу, но в то же время противоречивое по своим конституционно-правовым основаниям и последствиям. Я имею в виду его компромиссный, ситуационный характер, поскольку оно вобрало в себя элементы политической целесообразности, а не только правовой обоснованности.

Считаю, что изложенное мною особое мнение отражает право судьи Конституционного Суда Российской Федерации выступать в личном качестве, быть независимым, самостоятельным и подчиняться только Конституции Российской Федерации в соответствии с точным ее смыслом. Рассматриваю особое мнение как свою конституционно-правовую позицию, свободную от практической целесообразности, каких-либо политических склонностей и постороннего воздействия на волеизъявление.