Михаил Петрович Старицкий
правитьПоследняя ночь
правитьОригинал здесь: Книжная полка Лукьяна Поворотова.
«Остання нiч».
Перевод А. Островского
Степан Братковский, подчаший Львовский; молодой еще, но бледный, худой и изможденный; оброс бородой, в которой пробивается проседь. В арестантском халате; узник.
Инстигатор, судебный обвинитель того времени; старый, седой; личность желчная и злобная. Поляк.
Сторож, добрый сердобольный старик с седыми, нависшими бровями, придающими ему суровый вид.
Бурграбя, комендант замка и тюрьмы, средних лет, Поляк.
Ксендз, худой и бледный.
Остап, товарищ Степана; молодой.
Тася Братковская, жена Степана; в «Сне» она исполняет роль и девушки, и молодой жены. В «Сне» она оживлена, румяна; в последней сцене — исхудалая, бледная.
Мать Степана, тень старухи-покойницы.
Голоса детские, мужские и женские.
Стража.
Картина первая
править«Он подлежит, как взятый при оружье,
Как злой изменник, бунтарей вожак,
За тяжкую вину тягчайшей каре…»
Поклеп и ложь! Не бунтари мы, нет, —
Мы верные сыны своей отчизны!
Обидчик — ты, наш злобный, лютый враг!
Ты родину мою обрек неволе
И, как палач, терзаешь люд родной,
И право, и свободу попирая…
«С оружьем взят!» Нет, сонного меня
Схватили. И жену… голубку… Тасю…
Ох, только вспомню, стынет в жилах кровь…
Где ж, где она? Замучили пытая?
И произвол зовут еще судом?!
О свора хищных, двуязыких гадов,
Вы мир кольцом змеиным оплели…
Где ж правда, где?
Впилось железо в рану, —
Так рви же руку слабую мою,
Что не осмелилась отметить злодеям!
А-а!!
Вот и кровь… Когда ж последний час,
Когда конец? Уже скорей бы кара!
«Тягчайшая»? Ха! После пыток смерть
Покажется нам сладкой и желанной!
Все в голове смешалось, мысли врозь
В сыром подвале этом разлетелись,
А сердце — льдом сковало… Тело все
Окаменело, стало как чужое…
Проходят дни и ночи в темноте,
И сколько, сколько кануло их в бездну:
Листва желтела, падала с дерев,
Мороз им ткал серебряные ризы,
И снова распускался пышный цвет…
А я сижу… прикован, тело страждет,
В душе — змея… Тоска меня гнетет…
Хоть раз взглянуть бы на жену, на сына!
Что с ними там? Где братья, где друзья?
Но тяжелей всего — народа горе.
В ярме бедняк, под палкой!.. Тяжко! Ох,
Как больно мне! Как скорбь терзает душу!
Знать, понимать, что море крови, слез
Наш гордый дух лишило сил и волю
Смирило с рабством, — видеть и не мочь
Им отомстить, и гнить в сыром подвале!
До крови рви!.. Скорей бы «правый суд»…
Ха-ха-ха-ха!
Идут?.. Уж не ко мне ли?
Пан заключенье получил?
Давно.
Я вижу кровь… К чему жестокость эта?
Снять кандалы!
Снять? Это что за знак?
Надежда на господне милосердье,
И я пришел его вам возвестить.
А если пан ответит без утайки
На все мои вопросы, в тот же час
Он на свободу из тюрьмы вернется
В объятия возлюбленной семьи,
К родному очагу…
К родным? О боже!
Да живы ли жена, младенец сын?
Я их тогда же выпустил на волю.
Жена… дитя… и воля! Ах, какой
Соблазн великий!.. Пан мой… Бог сторицей…
Отвечу все… Словечка не солгу…
Готов я верить: будем мы друзьями…
Друзьями? Эх!.. Что хочет пан?
А вот:
Ты взят с поличным, преступленья злые
Признаешь ты, не станешь отрицать!
Ну, как сказать! Немало здесь ошибок.
(Показывает на бумагу.)
Изменником я назван, бунтарем…
Да разве родину любить — измена?
Стоять за братьев — тяжкая вина?
Но ведь меня учили даже в школе,
Чтоб жизни не щадил за свой народ!
И сам Христос, распятый палачами,
Речет, что несть любови больше той,
Которая отдаст за други душу…
А други кто?
Те, что и прежде… Что ж,
Любить своих — теперь уж преступленье?
Где власть и сила, там теперь свои,
За нами сила — значит, мы и други,
Наш стан и меч — отчизна вам!
Ха-ха!
Видать, кулак — отец единый в мире,
Ярмо — единственная благодать,
Тройчатый кнут — одна теперь святыня?!
Слепая сила — ей лишь и молись?
А свой народ, отчизну, даже бога
Вассалу кинь под ноги?
Цыц! Молчи!
Как дерзок ты, смутьян закоренелый!
У! Я тебя!
Что ж, воля пана! Вам
Всю правду я… как, сударь, вы желали…
Всю правду? Ладно. Ты был главарем?
Большая честь; не думали об этом…
Не думали? А кто же правил?
Все!
А все-таки?
Товарищей не выдам.
А в том — одно твое спасенье!
Как?
В продажности, в измене, вероломстве?
Как мало уважает пан меня!
Иудой не был, и за все богатства
Я верности и чести не продам.
А если жизнь, и смерть, и злые муки
Тому цена?
Пусть даже самый ад!
Чего-чего, а пекла не минуешь!
Нам в точности известно: связан был
Ты с Искрой и с Палием, псом презренным,
С Мазепой также, и хотел с Москвой
Соединиться; чернь мутил…
Известно?
Тогда к чему же спрашивать меня?
Ну, погоди же! Ты еще заплачешь,
На дыбе ты иное запоешь,
Иль на углях горячих…
Пан вельможный,
Я вижу, чтит достоинство и честь…
Шляхетскую!
К чему же вам отребье?
Кто может брата своего продать,
Так тот и вас…
Не спорю я!.. Однако
Нам надо знать своих врагов!
Чтоб их…
Чтоб примирить их с польскою державой…
Векам, векам тех ран не залечить!
Ты думаешь?
Вот зверь! Вот пес упорный!
Схизмат заклятый.
Не возьмешь ничем!
Хотели б мы, чтоб подданный любой
Припал челом к стопам святого папы;
Не потому, что лучше наш костел, —
Ведь бог един и хороши все веры, —
А потому, что рознь в таких делах
Ведет к раздорам, порождает злобу,
И дружны лишь единоверцы…
Нет,
Насилие над верой — мать раздоров,
И лучше бросим этот разговор.
Не изменил я братьям и отчизне,
Так и подавно веру не продам!
Ну, пусть и так.
Никак не поддается!
Ты бунтовал народ и схвачен был
С оружием?
Чуть не в одной сорочке.
Свидетель есть, что правду скажет нам.
Подкупленный?
Приятель твой ближайший!
Не может быть!
Однако это так!
Откройся, пан, и покажи!
О боже!
Остап? Мой друг? Надежда и оплот?
Орел-казак? Пылающее сердце.
Достойный ум… Кристальная душа…
И ты, и ты продался? Иль отрекся
От дум святых?
Ни слова!..
Говори!
Топчите сердце!.. Пытки ваши все
Ничто, ничто перед такого мукой!
Зачем я раньше не покинул свет?
Что станется с тобою, Украина,
Когда славнейшие твои сыны
Изменят страха иль маммоны ради?
Святыни попраны во прах…
Молчать!
Я жду!
Не в силах я!.. Он — невиновен!
Карай меня!
Взять в кандалы!
Сейчас!
Как ты упрям!.. Упрям, но простодушен…
Однако жалко, что твой пыл слепой…
Приносит вред… Быть может, милосердье
Растопит лед враждующей души,
И жар ее согреет нас.
Что узник?
Как вел себя? Не бунтовал?
Нет, нет!
Был молчалив и тих…
Ну вот, отлично!
Он здесь всего до завтра… Верю я,
Что утро принесет ему свободу,
Как вольному — уход и пищу…
Так!
Надеюсь, за вниманье пан отплатит?
Хотелось бы, чтоб пан нам другом стал, —
Что ж, время есть…
Пан инстигатор видит
Меня всего: ни в чем я не таюсь…
Все тот же я… А за добро — спасибо.
Еще подумай! Взвесь!
Рас-кинь у-мом!
Вселил надежду… Посулил мне милость.
Все обещает — волю, радость, рай,
Чтоб соблазнить… Продажных шкур немало…
Мутят им душу золото и страх!
Обидчик развращает ум и сердце,
Презрением преследует борцов,
И множатся изменники… Что ж, хочет
Он и меня купить?
Слаба мошна.
Твои уловки прахом разлетятся!
Я им зачем-то нужен… и меня
Хотят на волю выпустить… Быть может,
Чтоб легче выследить других? Ну, что ж!
Готов бороться, только бы свобода!
Как это слово сладостно звучит!
Вновь путь открыт… окрылены надежды…
Семья моя… мои друзья, народ…
Вот ужин!
О, гляди, какой роскошный!
И борщ, и каша, мясо и вино!
Полгода я сидел на хлебе с луком,
Такие яства даже страшно есть…
Что это означает?
Милосердье…
Так повелось: кто покидает нас,
Мы напоследок угощаем щедро.
Так эта ночь — последняя в тюрьме?
Сторож
Должно быть, так…
Совет я дал бы пану —
Не отвергать их предложенья…
Нет!
Все их слова — обман. Покуда жив я,
Не изменю отчизне!.. Ты ведь сам
Как будто наш, по крови и по вере?
С Подолья.
Так я думал, что земляк…
А здесь давно?
Да, верно, лет уж двадцать.
Приставили… Не мог…
Однако ж ты
Не позабыл ни языка, ни дома?
И край родной ты любишь?
О, и как!
Он только мне и снится постоянно:
Веселый край — степь, рощицы, сады,
Опрятные и беленькие хатки,
Нив золотых волнистые ковры,
Речушки, окаймленные лугами,
Родимый люд и звучный наш язык,
Да нежная и ласковая песня…
О милый край, дороже ты всего!
Дедусь ты мой, сердечный и хороший!
Уже давно узнал тебя вещун,
Душа у нас любовью и приязнью
Одной горит… Так как же убеждал
Ты рай продать, от родины отречься?
Ох, больно, больно мне… но жизнь… как знать…
Прикинуться… а уж потом… на воле
Их обмануть… Ведь верить палачам
Никак нельзя!
Но эти все поблажки
Не знак ли?..
Эх! Не в силах я… Пускай;
Но ведь верней, войдя к злодеям в милость,
Их усыпить и в Киев убежать…
Я б сам помог.
О голубь мой, спасибо!
Не думал, что у стража моего
В груди такое золотое сердце.
Ты все молчал, как бы не слышал слов,
И хмурился из-под бровей косматых.
Хотел врагам глаза я отвести,
Чтоб выждать час и отыскать лазейку.
Да не поспел… Эх, горькая беда…
Так сразу, вдруг!.. Ох, как тебя мне жалко!
Молю: прикинься — и спасу… Ох, дай
Лишь время мне, отсрочь минуту злую…
Прикинься, согласись!
Нет, не могу…
Себя марать не хочется и словом…
Но разве в мыслях смерть у них, скажи?
Помилуй бог… быть может, — воля…
Знаешь,
Как выпустят, так я им намекну,
Что должен все обдумать на досуге…
Ну и вино! Кружится голова.
Вот это ужин! После голодовки —
Пир королевский! Даже лучше!
Все ж
Верней бы на талан свой положиться…
Как вызволюсь, ты, друг мой, к нам спеши, —
К спокойным плесам, к ясным тихим звездам.
Моя семья тебя полюбит…
Ох,
Пока прикинься…
Ты свое, мой голубь?
Когда придут, ты будто согласись…
Не то усни, измученную душу
Благоволенью божьему вручи.
Яви, господь, свою святую милость,
Укрой его от скверны!
Дед, постой,
Молю тебя: открой окно, не бойся —
Железных прутьев мне не перегрызть,
Глоток бы воздуха…
Сейчас открою!
Как хорошо! Как негой веет… Жизнь
Вливается мне в грудь струей горячей
И наполняет радостью былой.
Дышу — не надышусь… я точно пьяный…
Весна, весна! Прекрасен божий мир,
Как солнышко сверкает в поднебесье,
Своим лучом надежду окрылив!
Вот там — цветок, вон ласточка в лазури
То вверх взовьется, то исчезнет вновь.
Ей весело резвиться на приволье!
Движенье — жизнь!.. А тут — могильный склеп. —
Вокруг черно: полоске яркой света
Здесь не развеять сумрак гробовой…
Ох, вырваться б! Одним глазком бы глянуть
На улицу, на горемычный люд,
Что от работы и нужды согнулся…
А держится и за такую жизнь…
Ой, у полi два явори,
Третiй зелененький:
Та занедужав у дорозi
Козак молоденький.
Лежить козак пiд явором
З силоньки знемiгся;
Над ним коник вороненький,
Тяжко засмутився…
Один собi, без дружини,
Без отця, без неньки…
Тiльки степ його вкривав,
Та круки чорненькi.
Истомлены работой непосильной,
А все-таки поют; тоска и боль
Звенят, звучат в чудесных этих песнях…
Как я давно родной напев слыхал, —
Еще от матери моей покойной…
Все прошлое, все горести души
В моем истерзанном проснулись сердце
И вызывают скорбную слезу…
О матушка моя родная! Сына
Оставила нести ты тяжкий крест, —
Сама ж давно покоишься в могиле…
Встань, погляди, каким он нынче стал!
Похож ли он на резвого дитятю,
Который затихал под твой напев,
То грустный, то веселый? Не ему ли
Слезами омывала шелк волос?
И не его ль учила храбро биться
С обидчиком, с насильником лихим,
За свой народ, за правду, за свободу?..
Вот бился и добился…
Ха-ха-ха!
Борец бывалый — в кандалах, в темнице,
Истерзанный, измученный, без сил!
Умер козак без дружини,
Без сестри, без брата,
Лиш зостались на поминки
Степовi орлята.
А над трупом буйний вiтер
Застогнав помалу,
Заплакав дощ, та хижий звiр
Збiгся на поталу…
Погиб… Один… без брата, без подруги;
Слетелись хоронить его орлы,
Да голосил над трупом буйный ветер,
И частый дождь слезами омывал…
Исчезло все, чем страстно сердце билось!
Вот так и я… Предчувствие змеей
В груди моей усталой шевелится…
И добрый дед на что-то намекал…
Ох, как бы счастья мне еще хотелось!
Я только каплю радости вкусил…
Слукавить?.. Так советует и сторож…
И поступиться малостью, чтоб их
Обманом взять… Но это ведь бесчестно!
Хотя в борьбе…
Все средства хороши…
Без хитрости не выиграть и стычки…
Как славно там: любая рада тварь,
Ликует все живое… Искушенье!
Ну, что ж? Поддаться?.. Сыну и жене,
Ведь им я тоже нужен… Мама, мама!
Ответь ты мне, не оскверню ли стяг,
Не заплачу ль за счастье я изменой?
А ты, а ты, что скажешь мне, мой сын?
Какой совет дашь ты, голубка Тася?
Как тяжело! Ведь хочется мне жить
Не для своих утех, а для народа:
Трудиться, чтоб помочь прозреть слепым,
Иль жизнь за них отдать в кровавой сече,
Скрестив с врагом каленые мечи,
А не в гнилом подвале… Правый боже,
Как ослабел, устал я, изнемог!
Голос первый (вдалеке). Эй, кто-нибудь там! Позовите пана коменданта.
Голос второй (под окном). А зачем?
Голос первый. Зови, когда говорят, и нишкни!
Голос второй. Ишь ты! Велика персона! Пан комендант отдыхает, не велел беспокоить.
Голос первый. А ты побеспокой, потому что прибыла какая-то пани с пропускным листом от пана старосты.
Голос второй. Вот кто мне скажет, где пан. Гапка, куда ж это ты?
Голос женский. Ну тебя к лешему!
Голос первый. Держи ее!
Голос женский. Гляди, как тресну!
Голос второй. Да не артачься!
Голос женский. На ж тебе!
Голос первый. Ловко!
Голос женский. Ей-богу, сейчас я пану…
Голос первый (кричит). Разбуди, разбуди пана коменданта: надобно!
Голос третий (ближе). Пароль?
Голос четвертый (дальше). Луцк!
Голос третий. Отзыв?
Голос четвертый. Победа!
Голос третий. Здесь дежурить до восхода солнца, а после смены — два отделения милиции на площадь.
Голос четвертый. Зачем?
Голос третий. По требованию городского суда.
Свадьба? Да, и князь, и поезжане.
Хвала, хвала матусе —
Уберегла Марусю;
Добру ее учила,
Красою наделила.
Ой, болтали бабы-ворожеи.
Что Маруся будет черта злее,
А она добра-добрешенька,
Словно роза пригоженька!
Ой гоп, да помалу,
Лезет батька к причалу,
А матуся: «Ты куда?
Больно лодка нетверда…»
Ой, гоп, таки-так!.. (и т. д.)
Голоса (близко). Ишь ты! Хоругви красные! В красных цветах! А казак-то откалывает! Глянь, глянь!
Голос женский. Да уж получше, чем вы, лежебоки!
Голос второй. А, и ты тут?
Голос женский. Не лезь! Давай мириться! Идем, станцуем!
Голос второй. А что ж? Идем!
Голоса (близко). Ловко! Побей меня бог! Мотней так и метет! — А Горпина? Так и ходит все ходуном, аж монисто подскакивает!
Голоса женские. А ну, еще кто? — Без пользы музыка!
Голоса мужские. Сади! Режь!
Минута счастья, сладкого угара
Средь туч тоски, средь моря горьких слез,
Разгульный возглас пьяного веселья
Средь стонов под нагайкой и бичом…
Ну что ж, и миг веселья — нам отрада,
Лови его, не возвратится он!
Голос коменданта (под окном). Что за спешка?
Голос первый. Вот пани с приказом.
Голос коменданта. Какая там еще пани? Уже пробило восемь.
Голоспани. Сударь! Во имя милосердия!
Братковский (встрепенувшись, схватился за голову). Голос, голос знакомый… Огнем опалил сердце… Кто это? (Подтягивается на решетке, но не в силах удержаться.)
Голос коменданта. Сегодня нельзя… закон: после восьми свидания запрещены… завтра; только рано утром… на рассвете.
Голос пани. Я всю ночь здесь простою. Меня никак не выпускали из Львова… Насилу вырвалась…
Голос коменданта. Любезная моя пани… прошу ко мне.
Голос пани (близко). Господь вам воздаст! Я так измучилась.
Она! Моя единственная! Тася!
Ох, сердце разорвется на куски,
Ниспослано мне счастье выше меры!
С рассветом для меня настанет рай…
А я, слепец, еще роптал на бога!
(Молитвенно складывает руки.)
Прости, прости!..
Нет, прочь теперь печаль!
Все страхи вон! Опять манит надежда!
Играет кровь и рвется вдаль душа!
Теперь уже вот-вот освобожденье!
Работа закипит! Еще найду
Товарищей — богатырей по духу…
Не умер ты еще, мой край! О нет!..
Услышал я ее, мою голубку,
И будто весь я ожил, и опять
Ключом кипят, как в молодости, силы.
Сияет свет… Вон тонкий луч упал
И золотом зарделась паутина,
Погаснет — и охватит сразу грусть,
И трауром весь потолок оденет…
Поймать бы мне прощальный этот луч…
Ах, вот где он, огнистый и багряный.
И солнца кромка… будто рдеет кровь…
Прощай, прощай же до утра, до завтра!
А завтра встань, пошли мне свой привет,
Позолоти приход освобожденья!
Эй, узник, эй! Слезай тотчас с окна!
Минуточку, вот только солнце сядет!
Назад! Не то стрелять я буду!
Зверь!
Чего рычишь, ощерив злобно зубы?
У, наймиты презренные! Свои ж,
А вы с врагами издеваться рады
Над братьями!
Взбираться на окно
Не разрешается!
Закрыть немедля!
Уж подожди рассвета!
Здесь жена?
Увидишь сам… Ты помолись.., Я книгу
Принес тебе…
Священное писанье?!
Да, Уповай на милость… Ну, до завтра!
Ты подаешь с небес, моя матуся,
Свой голос мне писанием святым.
Святое слово… из-за звезд… наказ…
Да, в подвиге за правду есть победа,
И смерть порою действенней, чем жизнь…
Высокий стяг за свой народ, за правду
Поднять должны мы на глазах врагов,
А не держать его от мира втайне.
Борись за люд, умри за люд и тем
Подай пример и устраши тиранов!
Я допустил минуту колебанья?
Да, жизнь меня соблазнами влекла
И чарами волшебными пьянила…
Соблазны прочь! Что б ни было там, я
Не поступлюсь и малой даже пядью.
Прости меня, благой, всесильный боже,
Прости вину лукавому рабу:
Меня совсем измучили страданья
И волю обессилили вконец…
Картина вторая
правитьСпокоен я… ушли сомненья прочь,
Свой долг я не оставлю в небреженье
И донесу на раменах свой крест…
Какая тишь!.. Лишь за стеною мерно
Стучит-бренчит бессонный часовой…
На сердце тоже тишина и кротость…
Полгода тут я скорчившись лежал,
А все же цепь давила и терзала,
И странно мне, что я без кандалов:
Так сладко на соломе растянуться,
Как на перине царской… Для меня
Она нежнее пуха! Все тревоги…
Тася (вбегает). Я первая… Еще никого нет!.. Опередила и Остапа… Атут ли будет сходка?..
Степан (тот же узник, только молодой, без бороды, с небольшими усами). И ты здесь, Тася? Одна пришла в такую глушь, ночью? Это безумие!
Тася. Я не одна, я с Остапом.
Степан. А где же он?
Тася. Пошел проверить, все ли в порядке.
Степан. Но все-таки как ты неосторожна, моя милая: тут собираются мужественные бойцы, а для нежных созданий это дело опасное; женщинам здесь не место!
Тася. Когда речь идет о судьбе народа, о родине, то и нежные создания должны отдать свои силы… тут не должно быть ни панн, ни панночек, тут все равны. И все мы готовы положить жизнь на алтарь отчизны! А если еще кэтому призывает Степан, то и ад мне не страшен!
Степан. Единственная моя! (Жмет ей руку.)
Степан. Что, все собрались, братья?
Голоса. Все, все!
Степан. И все свои, верные? Иуды среди вас нет?
Голоса (ближние). Как будто нет.
Голоса (дальние). А кто его знает.
Степан. А дозорные поставлены?
Остап. Стоят. Я сам обошел.
Кто-то (вдалеке). Стоят. Ха-ха!!
Степан. Ну, братья, вы знаете, для чего мы собрались? До крайности дошло, народ изнемогает в непосильном труде, придавило рабское ярмо ваши шеи, под гнетом гибнет отчизна!
Голоса. Гибнет!
Насильник нас до нитки обобрал:
Добро, права, труд, вольности святые;
Как скот, он нас запряг в ярмо, дерет
С рабов своих несчастных по три шкуры…
Да что там шкуры — душу подавай,
Хотел бы он, чтоб отреклись от близких,
От славы стародавней, от отцов,
Честных могил и веры наших предков;
Он требует, чтоб отказались мы
От языка, обычаев и рода,
Чтоб стали все бесправными, как псы,
Напялили чужую, вражью шкуру.
Да, всюду произвол, насилье, гнет!
Ох, только как ты совладаешь с ними?
На нож должны поднять мы сами нож!
Нож! Нож!
Но сверх ножа нужны и силы,
Иначе вырвут…
Нас же полоснут!..
А где нам взять их?
Если будет горстка,
Раздавят вмиг, а много не собрать…
Вот после этаких забав срезали
Права вконец…
О том и речь, что малые отряды
Годны лишь для отпора — здесь и там;
Их надо сбить в один кулак могучий!
Сплотиться надо нам в большую рать!
Всем миром взяться… Правильно!
А может,
Уступку сделать кое в чем… Глядишь,
И у врага мы выторгуем малость…
Да чем еще нам поступаться, чем?
Всем, кажется, уже мы поступились:
Мы отдали наследие отцов,
Паны забрали землю, нажитое
Кровавыми мозолями добро,
И вольности, и труд, и силу нашу,
Так чем еще, скажите, бить челом?
Отдать детей собакам на съеденье?
Сестер и жен псам бросить на позор?
Или швырнуть и душу на потеху?
Да хоть бы все мы отдали дотла,
Хотя б им под ноги легли, — что толку?
Не знает к слабым милости палач;
Лишь силой можем вырвать мы свободу,
Вернуть права и жизнь отвоевать…
Так повелось и будет так вовеки!
Да! Правда! Да!.. Волков встречай колом…
Лежачего бьет и татарин… Встанем!!
Есть, братья, нужды, свойственные всем —
И людям, и скотине бессловесной, —
Уж так велит и шкура, и нутро.
Кому милы нагайки, и неволя,
И холод злой, и голод, и огонь,
И тяжкая работа на злодеев?!
То знает даже подъяремный вол.
А есть права, что выше нужд вседневных, —
Права души, всем людям божий дар
И каждому народу дар особый,
Так можно ль нам не соблюдать души,
Когда в ней воплотился образ божий?
Его запачкать — значит зверем стать,
Нет, хуже зверя… Враг того и хочет!
Не быть тому! Души не продадим!
Скорей костьми мы ляжем за святыню!
Лечь ляжем, только не добудем прав,
Ведь у врага бесчисленные силы.
Вам страшно, да? Вас мучает корысть?!
За сладкий кус готовы на измену?
Нет, коли гибнуть, так уж гибнуть всем!
Или добыть себе права и волю,
Иль всем конец!
Страшней всего позор!
Какая жизнь в ярме, под батогами?
Бери ножи! А вожаком — Степан!
Степан! Степан!
Клянусь вам, братья, что ни блеск сокровищ,
Ни страстных чувств неукротимый пыл,
Ни дружба, ни любовь к родным и близким,
Ни страх угроз или смертельных мук
Меня свернуть с дороги не заставят,
Изменою души не осквернят!
Клянусь отдать я жизнь свою за благо
Ограбленных, обиженных людей!
На веки вечные Степану слава!
И вы клянитесь!
Острым сим ножом!
Иль мы погибнем, или сгинет ворог!
Изменника пусть покарает нож!
Клянемся все!
За волю, за свободу!
Нас обошли! Спасайся, кто может!
В ловушке! А! Поймают нас!
Ну что же!
С тобой, вдвоем — не страшно умирать!
Дай руку!
Вот она! На жизнь и на смерть!
Я — злато;
Отрада —
Мой сладостный звон;
И волю,
И долю,
Все, все купит он!
Я — сила;
Могила —
Свобода твоя;
Навек Человеку
Закон бытия!
Я — власть,
И все пасть
Предо мною спешит;
Ярмо и
Побои —
Мой скипетр и щит!
Огонь
Вдохновенья,
Победы наук
Мне — сил упроченье,
Вам — тысячи мук!
Что это?.. Сон?.. Иль наяву я видел?
Вновь прошлое вернулось?.. Нет, тюрьма…
И ночь, и мрак… а вон глазок совиный…
Какой зловещий мне приснился сон!
Бррр! Чудище! Князь мира — злая сила,
Она все губит… Так неужто свет,
Любовь, наука, братская сплоченность
Безумной силе путь не преградят,
Что придавила разум и свободу
И грабит счастье у простых людей?
Не может быть, нет, быть того не может!..
Есть правда там!
Да, верю я творцу!
Бог землю сотворил не на глумленье,
Не на потребу алчным палачам,
А на добро и счастье всем живущим…
Приидет день, ты бедных защитишь
И озверевшую прогонишь нечисть, —
Тогда настанет царствие твое!
Ах, и она, моя звезда, голубка,
Как будто тут была; еще звенит
В сыром подвале серебристый голос,
И чудится пожатье теплых рук.
Ох, здесь ты, здесь! И утром я увижу
Тебя, моя бесценная краса…
Как по тебе тоскую я смертельно!
Когда б скорее эта ночь прошла!
Несчастный, ох!
Господь с тобою! Мир!
Еще не спишь?
Нет, отче преподобный.
Чем заслужил?..
Что я сюда пришел?
Тем, что и ты несчастный узник…
Я же
Для вас схизмат?
Перед святым отцом
Мы все равны, нет верных и заблудших.
Заблудшим счесть себя я не могу.
И ваша милость зря потратит время,
Когда меня задумали вернуть
В великопанской веры лоно.
Знаю,
Ты просвещенных держишься идей
И разделяешь Соция ученье,
Что отвергает ярый фанатизм
И к миролюбию зовет народы.
Да, наш псалом — все веры уважать,
Не запрягать в ярмо живую душу,
Не подавлять насильем ум чужой,
Народа не лишать его свободы,
Из брата не творить себе раба…
А коль, мой сын, ты признаешь все веры,
Так ту прими, что всех других сильней,
Она тебя избавит от напасти
И даст возможность делать всем добро,
Свои заветные мечты исполнить,
В семье любимой счастье обрести,
Жить в радости…
Не искушай, пан отче…
Костел — противник всех моих основ
И возвещать вовек их не позволит;
И чем прельстительней твои слова,
Тем вызывают больше отвращенья;
Как я чужие убежденья чту,
Так и своих держусь неколебимо:
Не продаю я их и не продам
Своих святынь за все богатства мира!
Какая здесь продажа, если ты
Поступишься ничтожным ради ближних?
В борьбе с врагом-насильником не честь,
А ум решать обязан…
Я согласен:
Все для друзей — и сердца стук, и жизнь!
Готов за них себя отдать я в жертву,
Но для себя — не отступлю на шаг!
Стой, погоди, и мой совет послушай.
Я знал тебя и раньше и ценю
Твоей души достоинства большие,
Ты веришь в пресвятую правду, сын,
Но правдой ведь одной не одолеешь
Панов, погрязших в самовластье, лжи, —
Со злом бороться надо тайно, хитро,
Не брезгуя любым оружьем, чтоб
В конце концов своей достигнуть цели.
Победа — вот в чем высший смысл борьбы!
Католик я и с виду — раб покорный,
Но деспотии я не признаю;
Я жажду прав верховных и свободы
Для разума, для сердца, для души;
Но я кричать на стогнищах не стану,
Не то меня и проповедь мою
Раздавят вмиг, — еще сильна держава!
Надежным лишь откроюсь и тайком,
Чтоб мысль моя по свету шла тихонько…
Ты раньше срока поднял шум, мой сын,
И промах твой тебе исправить надо.
Хоть здесь я по велению властей,
Но я пришел с открытым, теплым сердцем,
Клянусь душой, — хоть верь мне, хоть не верь!
Не для себя уступишь ты, — для ближних:
Без пастыря все стадо пропадет…
Спаси себя, других спасешь ты этим!
Зачем же им изменник-поводырь?
Ведь попранное братство распадется,
Когда сам гетман знамя осквернит.
Но ты скажи по правде, отче милый:
Лишь за измену мне даруют жизнь,
А не предам, ждет смерть меня?
Не знаю…
Как будто отпустить тебя хотят,
Но я на их не полагаюсь слово,
В борьбе ведь слово чести — звук пустой,
И все слова — подделка и притворство.
Здесь — кто кого! И цель одна у всех —
Врага убить и растоптать пятою!
Жизнь сохранить они тебе сулят,
Чтобы всего тебя купить за это,
Они считают, что лишь ты один
Простой народ прибрать к рукам сумеешь.
Уверен я, что за тобою вслед
Отпустят и товарищей на волю;
Держава хочет вас к себе привлечь,
А не казнить. Ведь казнь порою может
Внести смятенье, возбудить умы…
А веру ты… на время…
Мудрый отче,
Ты истину великую изрек,
Что возбуждает казнь умы к восстанью.
Но вместе и лишает лучших сил.
С тобой, мой сын, я говорю открыто,
Одно расположенье и любовь
Заставили меня к тебе спуститься.
Не в вере дело: власти все равно,
Каким крестом себя ты осеняешь;
Но для нее покорность дорога,
Держава послушанье ценит…
Мало:
Унизить власти хочется меня,
В прах обратить мои все убежденья,
Охаять величавый наш псалом
И очернить облыжно нашу правду!
Но ведь за то — освобожденье, жизнь,
Таким добром распорядиться можно…
А с властью рассчитался б рубль за рубль:
Уж если действует она насильем,
Так и ее поймал бы на крючок.
И ты бы мне, достопочтенный отче,
Советовал…
Да, притворись, а дальше… путь открыт,
Вот, вот, мне то же говорил и сторож…
Они тебе все, все дадут, — клянусь!
Подумай! Лишь бы из тюрьмы за двери!
Там ждут тебя жена, малютка-сын…
А казнь твоя какой им будет мукой!..
Жена! Дитя!.. Опять в груди горит!
Как тяжело… как сердцу жалко милых!
Что станется тут с ними без меня?
В моих руках их и мое спасенье…
Ах, как манят соблазны бытия!
Мне сушит мозг неистовое пламя…
Слабеют силы…
Нет, уж лучше смерть,
Чем жизнь с пятном проделки недостойной:
Я радости бесчестьем не куплю!
Неправдой не послужишь делу правды,
Обман пойдет на пользу только лжи,
А ложь — есть князь раздоров и насилья,
Что весь народ запряг в одно ярмо,
И ум, и руки заковал в оковы,
Свободный дух унизил…
Милый сын!
Светла твоя душа и сердце чисто;
Святой огонь любви питает их —
Нетленное даренье бога славы…
Так береги ж бесценный сей сосуд,
Ведь в нем лежат сокровища владыки!
Слепые, ненасытные враги,
Они не пощадят его!
Отец мой!
За правду гибель — правды торжество,
Высоких дум над темнотой победа!
О милый сын, ты одолел меня,
Перед твоим величьем преклоняюсь…
Я не могу лукавить: да, борец
За грешный мир, наш пресвятой учитель
Понес на крест за нас свою любовь!
Твои слова елеем мастят раны,
Смягчают сердце…
Нет, ты не умрешь!
Иду молить… На бога уповаю!
До глубины ты сердце мне потряс…
Как жаль тебя!.. Как я… родное чадо,
Тебя люблю!.. Поверь — желал добра!
О, верю я!
Друг милый и любимый!
Храни тебя заступник наш господь,
Укрой от бед своей небесной ризой!
Ох, как сильна безмерная любовь!
Когда б она всем миром овладела
И веры все наполнила собой, —
Какое счастье расцвело б на свете!..
Благослови ж страдальца, всеблагий!
Ты сердце укрепи ему и душу
Прими в обитель горнюю свою!
Мужайся! Я иду… спасу… Надейся!
Отец мой… мой единый…
Бог един!
Конец всему, нет к прошлому возврата:
Что суждено, пускай свершится… Рад,
Что одолел себя и все соблазны…
Ах, всё уже!..
Смерть впереди… Ну, что ж,
Лукавят те, что волю обещают…
Все силы кто-то отнял у меня,
И голова окутана туманом…
А! Вот вино… Допью и подкреплюсь,
И лягу, сном забудусь до рассвета…
А ксендз каков!.. Хотел меня спасти…
Таких ксендзов я не встречал… Спокойно
Ему доверюсь… Ох, как тело все
Свинцом налито. Да уж хватит, хватит
Тревожиться… Пускай бы ночь прошла, —
Еще судьба нам улыбнется… Верю…
Спи, сыночек милый!
Баю-баю-баю!
Спи, пока не зная
Ни страданий, ни забот,
Что гнетут родной народ!
Баш-баю-баю,
Звездочка родная!
Вереница светлых дней
Промелькнет в прекрасном сне
И погаснет в буднях
Тяжких, серых, трудных.
Станешь, сын мой, подрастать, —
Будешь долю проклинать…
Баю-баю-баю,
Звездочка родная!
Вырастешь, сыночек мой,
Полюби свой край родной,
Все отдай народу!
Бейся за свободу.
И пока здесь ад — не рай.
Ты о счастье не мечтай!
Баю-баю-баю,
Звездочка родная!
Голубка, тихая моя воркунья!
Устал, хотел все кончить поскорей…
Чтоб с вами здесь, в моем раю, забыться…
Ты трудишься сверх сил, мой дорогой,
Поберегись, недолго надорваться.
Еще послужат, — молодые…
Ох,
А как сдадут, — беда нас одолеет…
Пусть спит она и носа не сует,
Пока над нашим кровом светит солнце…
Ну, как сынок?
Он улыбнулся, глянь, —
Небесный сад ему, должно быть, снится.
Он улыбнулся! Парень хоть куда!
Дай на руки возьму я…
Жаль, разбудишь.
Не выспался; пусть лучше он поспит,
Чтоб стал здоровым, сильным и красивым…
Пускай, пускай; я погляжу и так.
Мой миленький!.. Ой, трудно удержаться,
Чтоб не коснуться поцелуем губ,
Не ущипнуть за беленькие щечки,
Не приласкать…
Любимый, дорогой!
Ну, посмотри — твое лицо ведь это:
И нос такой, и губки, и глаза,
И весь овал… и самая улыбка
Твоя, твоя! За то его люблю
Еще сильней; когда тебя здесь нету,
Я на малютку милого гляжу,
В его чертах — твои черты я вижу.
Черты родного мужа моего!
Единственная! Счастье!
Вот так счастье!
Трещу, трещу, а мне и невдомек,
Что муж сидит измученный, голодный,
Не ужинал…
Не беспокойся, мне
И есть не хочется, я все глядел бы
На вас…
Ха-ха! Соскучился б, небось!
Не думай, что совсем я не хозяйка:
Все у меня готово, я теперь
Одна справляюсь с домом, без служанок.
Что? Удивлен?
О милая моя!
Но жаль мне рук, испортят их мозоли…
Не жалко, нет, так надобно; мертвы
Слова без дел, а мы должны с народом
В труде сравняться. Ведь такой пример
Всех привлечет, и наша мысль о братстве
Распространится…
Умница моя!
Перед твоей я преклоняюсь силой:
Ты встала выше родовых начал!
Да не хвали ты, перехвалишь.
Где там!
А все-таки ты брезгуешь, мой друг…
Рукам моим и вкусу ты не веришь…
А я и мед сварила…
Ну, давай
Попробуем!..
Но только не сердиться.
Коль будет плох!
Я беспощаден…
Ой?!
Ну, пробуй… Пей!
Нектар небесный! Чудо!
С тобою — рай!
Как рада я!
А я,
И сам не знаю как! Безмерно!
Что ты?
Перепугал!
Так вот тебе!
Ну, пей!
Нам бог такое дал большое счастье,
Что даже страшно мне…
Не сломится!
А дело наше как?
Растет, растет и тьму одолевает.
Проснулось чувство гордости в рабах;
Пусть только знак подаст Палий, немедля
И мы начнем священную борьбу.
Когда б скорее!
Обождать придется,
Пока рассвет наступит.
Разве нам
Насильники дадут его дождаться?
Э, спят они; для них мы только скот,
Бессильный, жалкий… Преданные делу
Товарищи собрались вкруг меня,
Нести в народ готовы слово правды
И силы обездоленных крепить.
О, ты всему и голова, и сердце,
Мое ты счастье, гордость ты моя!
Как я люблю тебя, как преклоняюсь
Пред чистым светочем твоей души!
Мое сокровище, твоя поддержка — сила!
Постой, проснулось, кажется, дитя.
Смеется? Дай-ка парня! На колено
Верхом посадим…
Погоди! Сейчас
Управлюсь с ним… О, гуси-потягуси!
Стряслась беда: забрали пятерых…
Все ждут тебя… хотят совет услышать:
Бежать ли нам, скрываться по углам,
Иль на злодеев двинуться?
Как сразу
Мой светлый день затмился, сорвалась
Невесть откуда бешеная буря,
Грозит смести…
Так лучше подождать, —
Мы победить врага сейчас не в силах!..
А тех, что брошены уже в тюрьму,
Оставить там на гибель?
Что ж мы можем?
А дело наше? В грязь его втоптать?
На время лишь… покуда семьи…
Стыдно
Себя спасать, когда судьба борцов
Решается — борцов и братьев наших!
Да, милый мой! Не ведать счастья нам,
Когда в неволе гибнут наши братья…
Ты всех будил, так стань же во главе
И делай так, как долг повелевает.
В твоих очах горит огонь святой,
В твоих устах — пророческое слово…
Иду!.. Прощай!.. Но как же вы одни
Останетесь средь этой страшной бури?
Ох, замирает сердце… Стынет кровь…
Кто защитит вас?
Тот, кто правит миром!
Ему я поручу свое дитя.
Сама ж пойду, с тобою оплечь стану…
Любимая!
Орлица наша!
Ты
Мне помогла расправить крылья, чую
Вновь силу я…
На бога уповай,
Не плачь о нас: одна семья мы ныне,
Поруганная, скорбная семья!
Сюда идут… Я слышу лязг оружья…
Враги!
Вперед! Мы встретим грудью их!
Братковский (вскакивает с нар, не проснувшись, как бы в забытьи, в кошмаре). Держи!.. Держи дверь!.. Ломают… Ой, упала!.. Стойте! (Мечется по камере.) Там ребенок!.. Собаки вы, басурманы! На одного?.. А ее за что? Бога ради! Не троньте!.. Меня… я виноват… Ай! За косу тащат!.. Спасите!.. О косяк голова ее ударилась… Звери… Кровь… Не могу… Ох, смерть! (В конце монолога натыкается на нары, падает головой от зрителя и стонет; потом постепенно затихает.)
Настал твой час, мой мальчик дорогой,
И сразу позабудешь ты все муки;
Все отдал до конца на подвиг свой
И натрудил мозолистые руки…
Так отдохни и дай покой челу
У материнского родного лона;
Оно и там оплот и оборона,
Где богу ангелы поют хвалу,
Усни ж, усни, исчезнут злые муки,
Тебя я буду нежить и баюкать.
Не сетуй, что утех ты мало знал,
Что раньше срока жизнь твоя сломалась, —
Забвенья сладкий выпьешь ты фиал,
Не запятнавши чести и на малость.
Не сетуй, что твои промчались дни
Полоской света искрометно-алой:
Твоя любовь вдохнула дух в усталых,
А смерть сплотит всех, кто тебе сродни,
Поднимет знамя братства и свободы…
Усни, забудь и горе, и невзгоды.
Дитя мое, любимый мальчик мой!
Ты все свершил, что мог, что было в силах.
Тебя в чертог надзвездный, зоряной
На облаке я вознесу, мой милый…
И с тех высот, куда мы полетим,
Следить мы будем за земною далью,
Болеть друзей вседневною печалью,
Желать добра и лучшей доли им…
Ты не щадил себя, спасая братьев,
Приди ж к родимой матери в объятья!
Как тихо спит!
Зарю играют? Утро?!
Мужайся!
Там лишь милосердный суд,
А здесь, мой сын, жестоких не умолишь!
Ждут палачи! Готовься!..
Боже мой!
Комментарии
правитьСоциане — последователи итальянского богослова XVI в. Фаустуса Социнуса, отрицавшего божественное происхождение Христа и некоторые другие догмы христианства.
Палий, Самусь, Искра — руководители казацко-крестьянских восстаний конца XVII — начала XVIII в. против польской шляхты.
Подготовка текста — Лукьян Поворотов