Северная лира на 1827 год
М., «Наука», 1984
Исаак, сын Ибрагима из Моссула, рассказывал:
В один зимний вечер случилось мне остаться одному дома; погода была ужасная, облака громоздились над облаками, дождь лился ливнем, и улицы Багдада сделались почти непроходимыми от луж и грязи. Мне никаким образом не возможно было выйти из дома, чтоб посетить друзей моих, почему и сам должен был я опасаться, что никто из них не отважится навестить меня. Чтоб убить время по возможности веселее, приказал я невольнику изготовить ужин.
Я все однако ж ожидал, авось-либо случай приведет ко мне товарища, и в этом ожидании пристально смотрел на темную улицу, в которой гудел ветер и крупный дождь падал беспрерывно. Тогда была у меня связь с невольницею одного из сыновей Магади, превосходною певицею и отличнейшей мастерицею играть на флейте. Теперь-то в особенности обратились к ней все мои желания, и я, бог знает, чего бы не дал, чтоб только иметь ее при себе. Ночь была длинна и ненастна; — диким и скучным казалось мне одиночество. В сию минуту кто-то постучался в двери и раздался голос: отвори!
А, подумал я, может быть это моя возлюбленная, — и запел:
О, кто стукнул в двери, кто кликнул?
Не она ль идет?
Даст ли ныне куст желаний
Свой бесценный плод?
Я пошел к дверям, отворил их и, вообразите! это была моя любезная, покрытая зеленою мантиею с парчевым покрывалом на голове для предохранения себя от ненастья; но впрочем от ног до головы грязная, как лошак, и вся насквозь промоченная дождем.
Милая моя повелительница, — сказал я ей, — что побудило тебя прийти сюда в такое время? — «Твой посланный, — отвечала она, — который мне твое нетерпеливое и сильное желание изобразил столь пламенными красками, что я не могла отказаться от исполнения твоей просьбы и решилась немедленно навестить тебя». Это весьма меня удивило, ибо я никого не посылал, но не желая ей о том сказывать, отвечал: слава богу, что все это так случилось; если бы ты еще несколько помедлила, то я наверное послал бы за тобою в другой раз, — слишком велико было желание мое сего дня тебя видеть. Она приказала невольнику моему согреть воды; когда вода была готова, я велел ему лить оную ей на ноги, и сам начал мыть их. Потом приказал принести лучшие платья, переодел ее и велел подать ужин. Она потребовала вина, и я подал ей бокал. — Кто ж будет петь? — спросила она. — Я, моя милая повелительница! — Нет, — прервала она. — Ну, так один из моих невольников. — Этого я также не хочу. — Ну, так ты сама. — Ни за что. — Так кто же? — Поди на улицу и сыщи кого-нибудь, кто бы для нас спел. — Но, милый друг, в такую погоду! — Иди, — сказала она, — и приведи кого-нибудь. — Я слишком хорошо знал нрав ее и совершенно был уверен, что если не захочу повиноваться, то должен буду отказать себе в удовольствии на целый вечер, а потому и пошел, не имея и малейшей надежды встретить желаемого человека.
Лишь только дошел я до перекрестка, как увидел слепого, который своею палкою ощупывал вокруг себя дорогу и говорил сам себе: «Боже правосудный, умилосердись надо мною в такую погоду! Пою ли я, меня никто не слушает; прошу ли милостыни; ничего не дают мне!» — Как, — спросил я, — ты певец? — Да, — отвечал он, — к твоим услугам. — Не можешь ли ты Эту ночь провести у меня? — Охотно, если ты этого желаешь, только поведи меня за руку. — Я взял его за руку, привел в свой дом и сказал своей любезной: погляди-ка! чудесная находка: певец, да притом еще слепой, чего желать лучше; он нимало не может стеснить нас. — Пусть он взойдет, — отвечала она, Я ввел его в комнату и посадил за стол. Он ел весьма исправно, омыл руки и выпил три стакана вина. Потом спросил, кто я таков? — Исаак, сын Ибрагима из Моссула, — отвечал я. — Давно, — сказал гость мой, — знаю я тебя по славе твоего музыкального таланта и сердечно рад, что нахожусь в твоем сообществе; сделай однако же мне одолжение, спой первый. — Я взял лютню и запел одну из лучших моих песен. Когда я окончил, слепой сказал: эх, эх, Ибрагим, я до сих пор думал, что ты мастер в пеньи; но теперь вижу, что я очень на этот счет ошибался. — При сих словах от удивления выронил я из своих рук лютню.
Нет ли у тебя кого, кто бы лучше пел? — спросил он потом. — Не знаю, разве только одна невольница, которая находится здесь в доме. — Моя любезная поняла знак и запела. — Все это никуда не годится, — прервал ее слепой, и она с досадою далеко бросила от себя лютню, так, что сия разбилась вся вдребезги об пол. — Пусть теперь споет для нас сам чужестранец, — сказала она, и я велел принести новую лютню. Он настроил ее и прелюдировал совершенно новым, дотоле мною неслыханным образом, потом запел следующие стихи:
Темнеет ночь, ужасно ветер воет;
Где медлишь ты, отрада бытия?
Кто стукнул в дверь, — зачем так сердце ноет?
Когда б она, бесценная моя!
В большом удивлении взглянул я на мою любезную и начал упрекать ей, зачем она открыла слепому то, что между ею и мною должно было оставаться в тайне. Она оправдывалась и стала ко мне еще нежнее ласкаться. Я поцеловал ее руку, прижал ее к груди моей и, обвив ее руками, — пой! — закричал я слепому. Он взял лютню и запел:
Сбылися пылкие желанья;
Ты наступил, блаженный миг!
Весь пламень страстного лобзанья
Я пью в объятиях твоих,
Томлюсь, и млею, и сгораю,
Ловлю улыбку, каждый взгляд,
И, упоенный, исчезаю
В восторгах неги и отрад.
Но почему он знает все, что мы ни делаем? — спросил я, еще более удивленный, у моей подруги: — может быть он вымышленный слепец; если так, то я полагаю, нам гораздо лучше от него избавиться. Мальчик, — вскричал я, — принеси огня, нам хочется хорошенько рассмотреть этого слепого! — Тогда слепой встал и пошел к дверям. Я бросился за ним, чтоб запереть двери и не допустить его выйти; но уже не нашел его. Дверь была заперта, и ключ у меня. Не знаю, провалился ли гость мой сквозь землю или исчез в воздухе. Тогда ясно увидел я, что это долженствовал быть злой дух, который посетил меня, вероятно, для того, чтоб доказать истину арабской пословицы: «где женщина с мужчиной одна, там третий всегда сатана».
ПРИМЕЧАНИЯ
правитьД. П. Ознобишину принадлежит ряд «восточных повестей», восходящих т; арабскому источнику. В ПД есть писарская копия с авторской правкой Ознобишина — «Арабески, или собрание восточных повестей», датируемая предположительно началом 40-х годов (ПД, ф. 213, № 46, 82 лл.), — в которую включены десять новелл, в их числе и вошедшие в СЛ «Посещение» и «Идеал». «Арабески» с предисловием и подробными примечаниями, писанными рукой Д. П. Ознобишина, состоят из его переложении нескольких макам (новелл) Абу Мухаммеда аль-Харири (1054—1122), повестей: «Соперничество шести невольниц» — из «нового продолжения 1001 ночи»; «Посещение» и «Идеал», источник которых Ознобишиным не указан, но по стилю они приближаются к сказкам из «Тысячи и одной ночи».
В предисловии Д. П. Ознобишин писал: «Некоторые из сих повестей были напечатаны в разных альмана-хах и журналах. Я собрал их, пересмотрел и дополнил многими новыми, еще до сих пор не переведен-ными. В примечаниях, прилагаемых к каждой из сих повестей, избегая сухости, неизбежной почти при вся-ком филологическом изыскании, я старался, сколько мог, пояснить предмет мой, придать ему более разно-образия, и, вместе с тем, легко ознакомить читателей моих с нравами и обычаями жителей Востока: для этого поместил я в них несколько анекдотов, заимство-ванных мною из сочинений писателей известных, а в конце биографию Гарири (т. е. Абу Мухаммеда аль-Харири. — Ред.), писанную Эбн-Хильканом. Если сии Арабески, бегло перенесенные мною на Север из пыш-ных зданий ориентализма, успеют обратить на себя внимание немногих ценителей, — цель моя достигнута, и я, как юный счастливец в Саадиевом Гюлистане, и лук свой, и стрелу предам пламени» (ф. 213, № 46, д. 4—4об.).
Из примечаний Д. П. Ознобишина к повести «Посе-щение»:
«…Исхак бен Ибрагим Ельмаусали, т. е. Исаак, сын Ибрагима из Моссула, — придворный Гаруна Аррашида, был не только первый музыкант своего века, искусно сам сочинявший музыку, но в то же время „известен как отличный ученый и Поэт“» (л. 10 об.).
«Моссул, город, лежащий при Тигре. Прозвище: из Моссула, которое носит Исаак, иначе называемый Надич, дано ему, не потому чтобы он родился в этом городе, ни вел род свой из оного, а единственно от того, что он избрал его своим местопребыванием. Абульфарадж Аль Есфагани, сам отличный сочинитель песней арабских, в своих произведениях весьма часто упоминает о сем прекрасном музыканте» (л. 11).
«Магади сын Абу Жиафара Альманзора, наследовал своему отцу и был 3-й халиф из династии Аббасидов. Он скоропостижно умер на охоте; но незадолго до своей смерти объявил наследником престола своего старшего сына Гади, с тем условием, чтобы он не имел другого наследника, кроме своего меньшого бра-та Гаруна, исключая таким образом собственных его детей от царственного наследия. Таковое распоряже-ние Магади было причиною всех раздоров, возникших впоследствии между братьями. Уже Гарун был обречен на жертву, как внезапная смерть Гади, отравленного Хайзураною (так называлась его мать) возвела на престол Гаруна…» (л. 12).