Замятин Е. И. Собрание сочинений: В 5 т. Т. 4. Беседы еретика
М., «Дмитрий Сечин», «Республика», 2010.
Отмерьте молотобойцу полтора вершка — от сих и до сих — выше молот поднять не смей: какова выйдет поковка? У интеллектуального работника молот — мысль, и для этого молота нужен свободный, ничем не стесненный размах: только тогда мысль будет ковать, а не кое-как тюкать. Мы живем в полутора вершках — и удивительно ли, что валится молот из рук?
От рабочих — настоящих, а не Ersatz-Arbeitern[1] — не раз приходилось слышать оправдание Гражданской войны, оправдание террора, оправдание гильотины, но никогда — оправдание гильотины слова. И это понятно: убеждения, выросшие на подлинной, классовой почве, в рабочем настолько крепки, что никакой свободной критики, никакого — даже еретического — слова он не боится. Боязнь свободной критики — и даже хуже: трусость — только у Ersatz-Arbeitern из интеллигентов. Быть может, это от того, что иные из них, как Ставрогин у Достоевского, «веруя, не верят, что веруют»; во всяком случае — ясно: они не верят в твердость, органичность убеждений рабочего.
Одно из двух: или русский рабочий несовершеннолетен, но тогда нелепо давать ему в руки такой острый инструмент, как власть; или он совершеннолетен, но тогда нелепо ставить гувернеров, выбирающих, что можно читать и чего нельзя.
Ведь первый шаг уже сделан. Еще недавно, когда случалось, что девяносто процентов беспартийной России шли не в ногу с правящими десятью процентами, — вопрос решался очень просто, по рецепту купринского капитана Сливы: «От, извольте! Вся рота не в ногу идет — один господин прапорщик в ногу». Теперь прапорщик начинает приспособлять свой шаг к роте. Беспартийные признаны имеющими не только обязанности, но и права. И пора сделать следующий логический шаг: дать девяноста процентам право говорить вслух все, что они думают, и право читать все, что они захотят, а не только то, что выберет гувернер.
Нам скажут, что уже говорилось не раз: «Свобода печати — значит, что газеты будут закуплены капиталистами». Но ведь есть люди, которые и против коммунизма выдвигают довод: «Коммунизм — значит, что коммунисты будут брать взятки». Верно, что есть коммунисты, которых можно купить: их расстреливают. И верно, что есть литераторы, которых можно купить: их презирают. Но верно и то, что продажные коммунисты не есть аргумент против коммунизма, а продажные писатели — не есть аргумент против свободы печати. И меньше всего этот аргумент позволительно применять к писателям русским.
Нам скажут все то же, что уже говорилось не раз: «Дружескую критику в наших газетах мы приветствуем — милости просим». Но цену этим приглашениям и цену «дружеской критике» мы уже знаем. Это было не так давно: ответ Дома ученых на статьи Чужого, ответ, подписанный профессорами и Горьким, казенная газета напечатала в пересказе для детей младшего возраста — потому что в оригинале были «резкие выражения». И это было совсем недавно: в № 1 казенной «Книги и революции» проскочил недостаточно хвалебный отзыв о великих творениях государственного поэта Демьяна Бедного. А в № 2 «Книги и революции» мы уже читали: «Редакция выражает свое крайнее сожаление по поводу рецензии о книгах Демьяна Бедного, пролетарского поэта, пользующегося заслуженной известностью в рабочих и красноармейских массах. Рецензия появилась по недосмотру»…
И вот в уютной атмосфере курятника, нежно оберегаемого от малейшего сквознячка, просто огороженная забором «дружеской критики» казенная печать все больше заплывает жиром, вольная птица — литература — вырождается в домашнюю утку, музыка — становится граммофоном все с одними и теми же пластинками, протертыми до дыр. Излечить это можно только одним: настежь в курятнике все окна и двери, всех на вольный воздух, под открытое небо — и хорошенько выбить плесень веником настоящей, непритворной критики.
Ограничения печати можно оправдать только в военное время. Но ведь теперь, слава Богу, войны как будто уж кончились. Куда ни глянь — всюду победы, военные и дипломатические, всюду миры и торговые договоры. Россия вступила на путь мирного строительства — читаем мы ежедневно в газетах; существующая в России власть укрепилась окончательно и незыблемо — читаем мы ежедневно в газетах. Но если так — пора снять с печати осадное положение. Свобода печати — и не только в пределах полутора вершков — будет самым убедительным доказательством, что власть действительно верит в себя и в свою прочность. И этим мирная работа будет обеспечена вернее всего: порох взрывается только потому, что он наглухо закупорен в железную оболочку.
<1921>
Впервые: Ленинградский литератор. 1989. 29 дек. (Публикация В. Акимова.)
Печатается по: Я боюсь. С. 65—67.
Статья предназначалась для «Литературной газеты» Всероссийского союза писателей, издание которой планировалось весной 1921 г., однако газета не вышла, была набрана лишь корректура.
…по рецепту купринского капитана Сливы… — Цитируется повесть А. И. Куприна «Поединок» (1905), гл. X.
…ответ Дома ученых на статьи Чужого… — Имеется в виду «Письмо в редакцию» М. Горького, С. Ольденбурга, В. Тонкова, А. Пинкевича, в котором они выступают против резких оценок в адрес современного высшего образования, с которыми выступил М. К. Лемке (под псевдонимом Чужой) в статье «Наша высшая школа» (Известия Петроградского Совета рабочих и красноармейских депутатов. 1920. 29 мая, 1—2 и 4 июня). «Письмо в редакцию» было напечатано в газете лишь в выдержках 15 июня. Полемика на этом не кончилась и продолжалась в газете в течение июня — июля.
…проскочил недостаточно хвалебный отзыв о великих творениях государственного поэта Демьяна Бедного. — Имеется в виду резко отрицательная рецензия Н. О. Лернера на книгу Д. Бедного «Земли! Земли!» (М., 1920) в журнале «Книга и революция». 1920. № 1.
- ↑ Эрзац-рабочие (нем.).