ПОПЕНДЖОЙ ЛИ ОНЪ?
РОМАНЪ
ЭНТОНИ ТРОЛЛОПА.
править
Глава I.
правитьМнѣ хотѣлось бы такъ разсказать исторію, что читатель зналъ бы заранѣе каждую подробность до нѣкоторой степени, или чтобъ можно было предположить, что онъ знаетъ. Разсказывая маленькія исторійки нашей жизни, мы начинаемъ наши разсказы съ тѣмъ предположеніемъ, что эти подробности запоминаются въ душѣ, и хотя онѣ всѣ забудутся, разсказъ окажется, наконецъ, понятенъ.
Помните Мери Вакеръ? О! да, вы помните, — хорошенькую дѣвушку съ такимъ страннымъ характеромъ? и какъ она была помолвлена съ Герри Джонсомъ, и говорила, что не поѣдетъ въ церковь, пока отецъ не пригрозилъ посадить ее на хлѣбъ и на воду; и какъ потомъ они жили счастливо, какъ голубки въ Девонширѣ, пока этотъ негодяй поручикъ Смитъ не пріѣхалъ въ Бидефордъ! Смита нашли мертвымъ въ пильной ямѣ. Никто его не пожалѣлъ. Онъ сидитъ въ домѣ сумасшедшихъ; а Джонсъ исчезъ.
Этого каждому достаточно знать до открытія всей трагедіи Джонсовъ. Но такая исторія, какую я собираюсь разсказывать, не можетъ быть написана по этому способу. Насъ романистовъ постоянно упрекаютъ въ растянутости; и для господъ, которые удостоиваютъ насъ разбирать и берутъ нашу книгу скорѣе для дѣла, чѣмъ для удовольствія, мы должны быть непомѣрно растянуты и скучны. Но разсказъ долженъ быть понятенъ съ самаго начала, а то онъ читателямъ не понравится. Часто пытались начинать съ средины, и главы на двѣ это довольно удавалось; но писатель опять долженъ возвращаться къ началу и начинать все сызнова — а читатель, находя тутъ старую семейную исторію, или длинное объясненіе мѣстности, чувствуетъ себя обманутымъ. Это все равно что ѣсть вареную говядину послѣ дичи, икры, или макаронъ съ сыромъ. Я нахожу, что гораздо лучше предложить прежде вареную говядину, если она непремѣнно должна быть.
Исторія, которую я хочу разсказывать, нѣсколько похожа на исторію бѣдной мистрисъ Джонсъ, которая была довольно счастлива въ Девонширѣ, пока этотъ негодный поручикъ Смитъ не пріѣхалъ преслѣдовать ее; и не такъ трагична можетъ быть, потому что въ ней нѣтъ ни убійства, ни сумасшествія.
Но прежде чѣмъ я могу надѣяться заинтересовать читателя подробностями жизни не совсѣмъ недостойной дамы, я долженъ напомнить имъ, что имъ необходимо знать прошлую жизнь моихъ дѣйствующихъ лицъ. Я долженъ дать имъ понять, какъ такая хорошенькая, живая, веселая, добрая дѣвушка, какъ Мери Ловелесъ, вышла за человѣка такого угрюмаго, долговязаго, мрачнаго и пожилого, какъ лордъ Джорджъ Джерменъ. Сказать просто, что она вышла за него, будетъ недостаточно. Сто двадцать маленькихъ происшествій должны быть вдолблены въ голову читателю, и многія изъ нихъ, будемъ надѣяться, такимъ образомъ, чтобы онъ самъ не примѣтилъ этого процесса. Но если я не растолкую хоть одного изъ нихъ какъ слѣдуетъ моему любопытному читателю; — пальцы котораго всегда съ нетерпѣніемъ перевертываютъ страницу — то я знаю, что онъ начнетъ разжевывать ядро моей исторіи съ большимъ предубѣжденіемъ противъ Мери Ловелесъ.
Мери Ловелесъ родилась въ деревенскомъ пасторатѣ; но четырнадцати лѣтъ, когда ея жизнь въ сущности только что начиналась, была перевезена ея отцомъ въ Бротертонъ, гдѣ онъ былъ сдѣланъ деканомъ. Декану Ловелесу посчастливилось въ жизни. Будучи бѣднымъ священникомъ очень смиреннаго происхожденія, безъ всякихъ связей, не имѣя никакой рекомендаціи, кромѣ красивой наружности, посредственнаго образованія и живого ума, женился на дѣвушкѣ съ значительнымъ состояніемъ, родные которой купили ему приходъ.
Тамъ его проповѣди пріобрѣли ему славу. Онъ дѣятельно и рѣшительно занимался своимъ дѣломъ, высказывалъ мнѣнія, которыя, если не были странны, то могли назваться передовыми, и никогда не боялся высказываемыхъ имъ мнѣній. Епископъ его епархіи не любилъ его, да и нельзя сказать, чтобы онъ пользовался любовью епископовъ вообще.
Въ молодости онъ любилъ охотиться. Онъ написалъ книгу, въ которой нашли наклонность къ невѣрію, и не разъ былъ приглашенъ догматически, высказать свои вѣрованія. Онъ никогда не сдѣлалъ этого вполнѣ, и потомъ его сдѣлали деканомъ.
Бротертонъ, какъ всѣмъ извѣстно, преинтересный городокъ, не Манчестеръ или Салисбури; наполненный прекрасными архитектурными строеніями, любящій литературу и пристрастный къ гостепріимству. Бротертонскій епископъ — который не любилъ декана — не пользовался общей любовью, будучи строгимъ отшельникомъ, враждебно относившимся ко всѣмъ сдѣлкамъ. Сначала между нимъ и новымъ деканомъ были нѣкоторыя стычки. Но деканъ, который былъ олицетворенной любезностью, одержалъ побѣду и скоро сдѣлался самымъ популярнымъ человѣкомъ въ Бротертонѣ.
Состояніе его жены удвоило его доходъ, и онъ жилъ во всѣхъ отношеніяхъ такъ, какъ слѣдовало жить декану. Жена его умерла вскорѣ послѣ его повышенія, и онъ остался съ единственной дочерью, предметомъ его заботъ и любви.
Теперь, мы должны посвятить нѣсколько строкъ семейству лорда Джорджа Джермена. Лордъ Джорджъ былъ братъ маркиза Бротертона, фамильной резиденціей котораго было помѣстье Манор-Кроссъ, находившееся за девять миль отъ города. Состояніе Джерменовъ не равнялось ихъ званію, и семейныя обстоятельства не улучшались отъ странностей настоящаго маркиза. Это былъ праздный, самонадѣяннѣй и не хорошій человѣкъ, которому пріятнѣе было жить въ Италіи, гдѣ ему вполнѣ доставало его средствъ, чѣмъ въ его собственномъ имѣніи, гдѣ онъ сравнительно былъ бы человѣкомъ бѣднымъ. У него была мать, четыре сестры и братъ, съ которыми онъ не зналъ бы, что ему дѣлать, если бы остался въ Манор-Кроссѣ. Теперь же онъ позволялъ имъ жить въ домѣ, а самъ бралъ доходъ съ имѣнія. Теперь я не стану докучать читателю маркизомъ. Старая маркиза и ея дочери всегда жили въ Манор-Кроссѣ, прекрасномъ старомъ домѣ, въ которомъ могли принимать половину графства, съ великолѣпнымъ паркомъ — который, впрочемъ, отдавался на пастбища до самыхъ воротъ сада — и скромнымъ доходомъ, недостаточнымъ для того великолѣпія, которое обитатели Манор-Кросса должны были бы выказывать.
Тамъ также жилъ лордъ Джорджъ Джерменъ, которому въ ранней молодости выпала трудная задача занимать мѣсто главы семейства, съ небольшими средствами. Когда старый маркизъ умеръ — очень скоропостижно и вскорѣ послѣ пріѣзда декана въ Бротертонъ — вдова получала свое содержаніе двѣ тысячи въ годъ изъ имѣнія, а младшіе дѣти получили каждый по небольшой суммѣ единовременно. Для тѣхъ, кто зналъ какъ бѣдны Джермены, шестнадцать тысячъ фунтовъ стерлинговъ, раздѣленные между четырьмя сестрами — Сарой, Алисой, Сюзанной и Амеліей, не казались суммой ничтожной; но что могъ сдѣлать лордъ Джорджъ съ четырьмя тысячами и безъ всякихъ средствъ заработать шиллингъ?
Онъ былъ въ Итонѣ, потомъ въ Оксфордѣ, гдѣ съ честью выдержалъ экзаменъ, но профессіи не выбралъ никакой. Фамилія Джерменъ могла располагать однимъ приходомъ, и отецъ и мать надѣялись, что лордъ Джорджъ согласится вступить въ духовное званіе, но онъ отказался и ему не оставалось ничего болѣе, какъ жить въ Манор-Кроссѣ. Когда старый маркизъ умеръ, старшій братъ, давно жившій заграницей, такъ тамъ и остался. Лордъ Джорджъ, младшій въ семьѣ, и въ то время имѣвшій двадцать-пять лѣтъ отъ роду, остался въ Манор-Кроссѣ и сдѣлался не только по наружности, но и въ дѣйствительности главой семьи.
Этого человѣка не только никто не могъ презирать, но и немногіе могли бы найти въ немъ что-нибудь достойное порицанія. Во-первыхъ, онъ прямо смотрѣлъ въ лицо своей бѣдности, и говорилъ себѣ, что онъ очень бѣдный человѣкъ. Онъ могъ зарабатывать свое состояніе, заботясь о матери и сестрѣ, и не зналъ другого способа для этого. Онъ такъ громко признавался въ томъ, что у него нѣтъ ничего, что многіе начали думать, что онъ гордится своей бѣдностью.
Его мать и сестры, разумѣется, говорили, что лордъ Джорджъ долженъ жениться на богатой. Въ такомъ положеніи младшій сынъ маркиза ничего другого сдѣлать не можетъ. Но лорда Джорджа было трудно убѣдить. Мать очень боялась его. Изъ сестеръ только леди Сара одна осмѣливалась дѣлать ему замѣчанія; но даже и къ ея наставленіямъ въ этомъ отношеніи онъ оставался глухъ.
— Совершенно справедливо, Джорджъ, говорила она: — ни одинъ человѣкъ, хоть сколько-нибудь уважающій себя, не захочетъ жениться на деньгахъ, но я не вижу почему дѣвушка, имѣющая деньги, должна быть менѣе достойна любви, чѣмъ та, у которой нѣтъ денегъ. Мисъ Бармъ, очаровательная дѣвушка съ прекраснымъ обращеніемъ, очень хорошо воспитанная, и если не красавица, то наружности очень изящной, и у нея сорокъ тысячъ фунтовъ. Она понравилась намъ всѣмъ.
Но лордъ Джорджъ мрачно нахмурился, и потомъ даже леди Сара не осмѣлилась заговорить опять о мисъ Бармъ.
Потомъ разразился страшный ударъ, лордъ Джоржъ Джерменъ влюбился въ свою кузину мисъ Де-Баронъ. Было бы долго, а можетъ быть и излишне разсказывать, какъ эта молодая дѣвушка заставила обитательницъ Манор-Кросса бояться ее. Ея отецъ, человѣкъ знатный и богатый, но можетъ быть не пользовавшійся очень хорошей репутаціей, женился на дѣвушкѣ изъ фамиліи Джерменъ и жилъ въ двадцати миляхъ отъ Бротертона. Онъ много участвовалъ въ скачкахъ, проводилъ много времени за карточной игрой въ клубахъ, и вообще былъ извѣстенъ, какъ человѣкъ невоздержной жизни. Но онъ никому не былъ долженъ, никогда не нарушалъ принятыхъ правилъ и, разумѣется, былъ джентльменъ. А въ остроуміи, граціи, умѣньѣ одѣваться Аделаиды Де-Баронъ не сомнѣвался никто. Нѣкоторые даже находили въ ней красоту; но другіе говорили, что хотя она и прилично держитъ себя въ Манор-Кроссѣ и домахъ такого рода, но въ другихъ мѣстахъ довольно шумитъ. Вотъ какую дѣвушку полюбилъ лордъ Джорджъ, и понятно, что его страсть должна была огорчать обитательницъ Манор-Кросса. Во-первыхъ, состояніе мисъ Де-Баронъ было сомнительно и не могло быть велико; а потомъ она, конечно, была не такая жена, какую леди Бротертонъ и ея дочери желали для человѣка, составлявшаго единственную надежду семьи.
Но лордъ Джорджъ былъ рѣшителенъ и одно время всѣмъ имъ казалось, что мисъ Де-Баронъ — которую читатель часто увидитъ въ нашемъ разсказѣ согласна раздѣлить бѣдность ея благороднаго обожателя.
Надо сказать что-нибудь и о наружности лорда Джорджа. Это былъ высокій, красивый, черноволосый человѣкъ, постоянно молчаливый и почти угрюмый, имѣвшій видъ, какъ многіе подобные люди, какъ будто онъ всегда что-то глубокомысленно обдумываетъ, но въ сущности думавшій не о весьма глубокомысленныхъ вещахъ — какъ напримѣръ о томъ, на сколько времени достанетъ денегъ и возможно ли будетъ купить новую пару лошадей для экипажа его матери. Происхожденіе и воспитаніе заставляли его казаться болѣе умнымъ человѣкомъ, чѣмъ онъ былъ на самомъ дѣлѣ, но не думаю, чтобы онъ расчитывалъ на это или старался казаться другимъ, чѣмъ онъ былъ. Онъ былъ простъ, добросовѣстенъ, вполнѣ правдивъ, исполненъ предубѣжденій и слабодушенъ. Въ ранней молодости ему внушили извѣстное мнѣніе о религіи тѣ, съ кѣмъ онъ жилъ въ университетѣ, и поэтому онъ не захотѣлъ быть пасторомъ. Епископъ напалъ на него, но хотя онъ былъ слабъ, онъ былъ упрямъ. Онъ сошелся съ деканомъ и сталъ считать себя человѣкомъ передовымъ. Но вмѣстѣ съ тѣмъ онъ зналъ, что онъ человѣкъ отсталый во многомъ и тупой. Онъ не могъ выносить упрековъ ни отъ кого, но себя не хвалилъ даже самому себѣ.
Но мы должны вернуться къ его любви. Его мать и сестры никакъ не могли убѣдить его. Онъ ѣздилъ безпрестанно въ Баронскортъ, и, наконецъ, бросился къ ногамъ Аделаиды. Это было чрезъ пять недѣль послѣ смерти его отца, когда ему было уже тридцать лѣтъ. Мисъ Де-Баронъ хотя никогда не была любимицей въ Манор-Кроссѣ, хорошо знала исторію этой семьи. Настоящему маркизу было за сорокъ и онъ былъ еще не женатъ. Лордъ Джорджъ былъ положительно нищій. Конечно, она могла сдѣлаться маркизой, но какая польза будетъ ей въ жизни, если она должна жить въ Манор-Кроссѣ какъ всѣ обитательницы его?
Она посовѣтовалась съ своимъ отцомъ, но онъ казался совершенно равнодушенъ, только напомнилъ ей, что хотя онъ готовъ сдѣлать ей все нужное для ея свадьбы, она не можетъ ожидать состоянія прежде его смерти.
Она посовѣтовалась съ своимъ зеркаломъ и сказала себѣ, что безъ самохвальства можетъ считать себя самой красивой женщиной изъ всѣхъ ея знакомыхъ.
Она посовѣтовалась съ своимъ сердцемъ и узнала, что въ этомъ отношеніи ей нечего безпокоиться. Было бы очень пріятно сдѣлаться маркизой, но она не была влюблена въ лорда Джорджа. Конечно, онъ былъ хорошъ собой, — очень хорошъ — но ей не очень нравились красивые мужчины. Ей нравились мужчины съ шикомъ, немножко можетъ быть сумасбродные и сочувствовавшіе ея любви къ развлеченіямъ. Она не могла заставить себя влюбиться въ лорда Джорджа. Но опять званіе маркизы было очень высоко! Она сказала лорду Джорджу, что должна подумать.
Когда молодая дѣвушка хочетъ подумать, то вообще считается, что она согласилась; лордъ Джорджъ это чувствовалъ и торжествовалъ, обитательницы Манор-Кросса были въ уныніи. Все графство увѣряло, что лордъ Джорджъ женится на мисъ Де-Баронъ, графство боялось, что они будутъ очень бѣдны; но награда, наконецъ, придетъ; всѣмъ было извѣстно, что маркизъ намѣренъ жениться. Леди Сара онѣмѣла отъ отчаянія. Леди Алиса увѣряла, что имъ болѣе ничего не остается, какъ примириться съ этимъ. Леди Сюзанна, имѣвшая очень высокія понятія объ обязанностяхъ аристократа, находила, что Джорджъ забывается. Леди Амелія, которой мисъ Де-Баронъ сдѣлала какую-то дерзость, заперлась и плакала. Маркиза слегла въ постель. Тутъ вдругъ случились два обстоятельства, имѣвшія большую важность для Манор-Кросса. Мисъ Де-Баронъ написала рѣшительный отказъ своему обожателю и умеръ старикъ Талловаксъ. Старикъ Талловаксъ былъ тесть декана Ловелеса, и у него не было дѣтей, кромѣ его умершей жены. Лордъ Джорджъ страшно страдалъ. Есть люди, въ которыхъ подобное разочарованіе возбуждаетъ физическую боль, какъ будто съ ними вдругъ сдѣлалась какая-то острая и продолжительная болѣзнь. И есть также люди, которые тѣмъ болѣе страдаютъ, что не могутъ скрыть своей боли. Таковъ былъ лордъ Джорджъ. Онъ заперся въ Манор-Кроссѣ и нѣсколько мѣсяцевъ не хотѣлъ видѣть никого. Сначала онъ имѣлъ намѣреніе опять попытаться; но вскорѣ послѣ письма къ нему, пришло письмо отъ мисъ Де-Баронъ къ леди Алисѣ, въ которомъ она увѣдомляла, что выходитъ за мистера Гаутона, и это рѣшило все.
Исторія Гаутона была хорошо извѣстна семьѣ въ Манор-Кроссѣ. Онъ былъ другъ Де-Барона, очень богатъ, такъ старъ, что почти могъ быть отцомъ Аделаиды и большой игрокъ. Но у него былъ домъ на Беркелейскомъ скверѣ, охотничьи лошади въ Нортамитонширѣ, и онъ пользовался большимъ уваженіемъ въ Ньюмаркетѣ. Аделаида Де-Баронъ объясняла леди Алисѣ, что этотъ бракъ устроилъ ея отецъ, совѣту котораго она считала своею обязанностью послѣдовать. Это извѣстіе было сообщено лорду Джорджу, а потомъ сочли нужнымъ никогда не упоминать о мисъ Де-Баронъ въ Манор-Кроссѣ.
Но смерть мистера Талловакса была также очень важна. Послѣднее время бротертонскій деканъ сдѣлался очень короткимъ гостемъ въ Манор-Кроссѣ. Нѣсколько лѣтъ дамы боялись его, такъ какъ онѣ нисколько не были расположены къ вольнодумству. Дѣйствительно мнѣнія декана были довольно высоки, мнѣнія епископа значительно низки; и такимъ образомъ очень мягко, безъ всякой злобы съ той и другой стороны, Манор-Кроссъ и епископскій домъ разошлись. Съ ихъ собственнымъ превосходнѣйшимъ молодымъ пасторомъ обошлись грубо, за то какъ онъ держалъ себя въ церкви, и леди Сара обидѣлась.
Но обращеніе декана было совершенствомъ. Онъ никому не наступалъ на ногу. Онъ былъ богатъ, происхожденія ничтожнаго; но онъ зналъ какое слѣдуетъ отдавать уваженіе званію Джерменовъ. Онъ во всемъ старался имъ угодить, и недавно пригласилъ къ себѣ леди Алису, за которой ухаживалъ одинъ вдовый каноникъ въ Бротертонѣ; а теперь умеръ Талловаксъ, оставивъ большую часть своихъ денегъ дочери декана.
Когда человѣкъ страдаетъ отъ неудавгаейся любви, онъ требуетъ утѣшенія. Леди Сара смѣло выражала свое мнѣніе; — разумѣется, въ семейномъ совѣтѣ — что одна хорошенькая дѣвушка ничѣмъ не хуже другой, и даже можетъ быть лучше, если въ тоже время она держитъ себя лучше, и богаче другой.
Мери Ловелесъ, когда умеръ ея дѣдъ, было только семнадцать лѣтъ. Лорду Джорджу въ то время было за тридцать. Но тридцатилѣтній мужчина еще молодъ, и если онъ только пятьнадцатью годами старѣе женщины, то разница въ лѣтахъ не можетъ считаться препятствіемъ. И потомъ Мери была очень любима въ Манор-Кроссѣ. Она была очень привлекательна, умна, хорошо воспитана, очень хорошенькая, живая, любившая повеселиться, но нисколько не заходя за предѣлы нескромности. Она имѣла теперь тридцать тысячъ фунтовъ, и разумѣется со временемъ будетъ наслѣдницей отца.
Обитательницы Манор-Кросса вступили въ совѣщаніе, въ которомъ участвовалъ и каноникъ Гольденофъ, предложеніе, котораго въ это время приняла леди Алиса. Они взялись за лорда Джорджа, не упоминая сначала о Мери Ловелесъ, но дѣйствуя въ этомъ отношеніи, и имѣли такой успѣхъ, что чрезъ годъ послѣ свадьбы Аделаиды Де-Баронъ, когда Мери Ловелесъ не было еще девятнадцати, а лорду Джорджу тридцать три года, и на его красивой головѣ показывалась уже кое-гдѣ сѣдина, онъ поѣхалъ въ Бротертонъ и сдѣлалъ предложеніе Мери Ловелесъ.
Глава II.
править— Что мнѣ дѣлать, папа?
Предложеніе было передано Мери деканомъ. Лордъ Джорджъ обратился къ ея отцу, а ея отецъ съ увѣреніями въ своемъ согласіи, объявилъ, что въ такомъ дѣлѣ не будетъ употреблять своего вліянія на дочь.
— Мнѣ нечего и говорить, сказалъ деканъ: — что это родство будетъ пріятно для меня. Но я долженъ предоставить это Мери. Я могу только сказать, что даю вамъ позволеніе обратиться къ ней.
Но къ Мери обратился прежде ея отецъ, и сдѣлано это было по его же совѣту. Лордъ Джорджъ уѣзжая отъ декана устроилъ это, но едва, ли сознавалъ, что деканъ это посовѣтовалъ.
Мы можемъ признаться между нами, что деканъ съ самого начала рѣшилъ взять въ зятья лорда Джорджа. Какой другой зять могъ болѣе сдѣлать ему чести, или лучше способствовать къ его личнымъ удобствамъ? Да и для его дочери можно ли было найти мужа надежнѣе? И такимъ образомъ она сдѣлается маркизой! Его отецъ держалъ конюшни въ Батѣ. А дѣдъ Мери съ материнской стороны былъ свѣчнымъ фабрикантомъ въ Боро.
— Что мнѣ дѣлать, папа? спросила Мери, когда ей было передано это предложеніе.
Она, разумѣется, восхищалась Джерменами и цѣнила, можетъ быть болѣе чѣмъ слѣдовало, ихъ вниманіе къ ней. Она находила лорда Джорджа красивѣе всѣхъ извѣстныхъ ей мужчинъ. Она слышала о его любви къ мисъ Де-Баронъ и сожалѣла о немъ. Она была еще слишкомъ молода и не могла знать какой скучный домъ Манор-Кроссъ, или какъ мало удовольствія можетъ доставить ей такой товарищъ жизни, какъ лордъ Джорджъ. О деньгахъ своихъ она почти не знала ничего. Состояніе ея еще не сдѣлалось приманкой хищныхъ птицъ. А теперь, если она рѣшитъ въ пользу лорда Джорджа, будетъ ли она по-крайней-мѣрѣ спасена отъ этой опасности?
— Ты должна посовѣтоваться съ твоими собственными чувствами, моя дорогая, сказалъ ей отецъ.
Она посмотрѣла на него въ полномъ смятеніи. Чувства у нея еще не было.
— Но, папа…
— Разумѣется, моя милочка, многое можно сказать въ пользу этого брака. Самъ женихъ превосходный человѣкъ — превосходный во всѣхъ отношеніяхъ. Я не знаю найдется ли во всемъ графствѣ молодой человѣкъ съ болѣе высокими правилами чѣмъ лордъ Джоржъ.
— Онъ уже не молодой, папа.
— Не молодой! ему тридцать лѣтъ. Надѣюсь, что ты не называешь это старостью. Я сомнѣваюсь долженъ ли человѣкъ въ его положеніи жениться ранѣе. Онъ не богатъ.
— Это помѣха?
— Нѣтъ, не думаю. Но объ этомъ ты должна судить сама. Разумѣется, съ твоимъ состояніемъ ты имѣешь право ждать болѣе богатаго жениха. Но хотя у него нѣтъ денегъ, у него есть многое, что деньги даютъ. Онъ живетъ въ большомъ домѣ съ великолѣпной обстановкой. Вопросъ состоитъ въ томъ, можетъ ли онъ тебѣ нравиться.
— Не знаю, папа.
Каждое слово она выговаривала нерѣшительно. Спросивъ: «это не помѣха?» она сама не знала, что говоритъ. Это обстоятельство было для нея такъ важно, и вмѣстѣ съ тѣмъ, такъ таинственно, что она не могла достаточно собрать своихъ мыслей для приличнаго отвѣта на умные, но не совсѣмъ деликатные вопросы отца. Ее поражало только то, что лордъ Джорджъ былъ очень величественъ и красивъ, но очень старъ.
— Если ты можешь полюбить его, я думаю ты будешь очень счастлива съ нимъ, сказалъ декадъ. — Разумѣется, ты должна обдумать все. Онъ вѣроятно сдѣлается когда-нибудь маркизомъ Бротертономъ. Судя по всему, что я слышу, братъ его врядъ ли женится. Въ такомъ случаѣ, ты будешь маркизой Бротертонъ, и состояніе, хотя небольшое, будетъ очень порядочное. А пока, ты будешь леди Джерменъ и станешь жить въ Манор-Кроссѣ. Я поставлю условіемъ, чтобы ты имѣла свой домъ въ Лондонѣ, по-крайней-мѣрѣ на нѣсколько мѣсяцевъ въ году. Манор-Кроссъ прекрасное мѣсто, но ты найдешь его скучнымъ, если будешь оставаться тамъ всегда. Замужней женщинѣ всегда слѣдуетъ имѣть свой собственный домъ.
— Вы желаете, этого, папа?
— Нѣтъ. Я желаю, чтобы ты поступила по своему собственному желанію. Если ты захочешь принять предложеніе этого человѣка, мнѣ будетъ это пріятнѣе нежели твой отказъ, но ты не увидишь этого никогда по моему обращенію. Я не посажу тебя на хлѣбъ и на воду, не запру тебя на чердакъ, если ты выйдешь за него, или откажешь ему.
Деканъ улыбнулся, говоря это, такъ какъ всему Бротертону было извѣстно, что онъ даже никогда не дѣлалъ выговора своей дочери.
— А вы, папа?
— Я буду пріѣзжать къ тебѣ, а ты ко мнѣ. Я буду жить очень хорошо. Я всегда зналъ, что ты скоро меня оставишь. Я приготовился къ этому.
Въ этомъ было что-то, покоробившее ея чувство. Она можетъ быть, пріучила себя къ мысли, что она необходима для счастія отца.
Потомъ, послѣ нѣкотораго молчанія, онъ продолжалъ:
— Разумѣется, ты должна быть готова принять лорда Джорджа, когда онъ пріѣдетъ, и тебѣ слѣдуетъ помнить, душа моя, что маркизы не растутъ на каждомъ кустѣ.
Съ большимъ стараніемъ и искуствомъ почти можно сдѣлать изъ свиного уха шелковый кошелекъ, почти, но не совсѣмъ. Стараніе декана Ловелеса было очень велико, и искусная работа виднѣлась во всякой стежкѣ. Но грубость матеріала все-таки виднѣлась. Обо всемъ этомъ бѣдная Мери не знала ничего, но ей все-таки не нравилось слышать о маркизахъ и кустахъ, когда дѣло касалось ея сердца. Она желала — желала безсознательно — чего-нибудь романическаго отъ отца, но романическаго тутъ не было ничего; и когда осталась одна, чтобы обдумать это предложеніе въ своемъ сердцѣ и своей головѣ, она была недовольна.
Чрезъ три дня послѣ этого, Мери услыхала, что пріѣдетъ ея женихъ. Деканъ видѣлъ его и назначилъ время. Для бѣдной Мери это казалось очень прозаично и не обѣщающимъ многаго. И хотя она не думала ни о чемъ другомъ послѣ того, какъ она слышала о намѣреніи лорда Джорджа, хотя она проводила безсонныя ночи, стараясь прійти къ какому-нибудь рѣшенію, она ни до чего не дошла. Для нея сдѣлалось совершенно ясно, что ея отецъ желалъ этого брака, и что многое говорило въ пользу этого брака для нея самой.
Старые вязы въ Манор-Кросскомъ паркѣ были очень привлекательны. Она не была равнодушна къ титулу «миледи». Хотя ей показалось нѣсколько обидно слышать, что маркизы не растутъ на каждомъ кустѣ, она знала, что быть маркизой значитъ многое. И женихъ-то былъ такой хорошій человѣкъ, и не только хорошій, но и красивый. Въ немъ было какое-то благородство. Люди, склонные къ насмѣшкѣ, можетъ быть назвали бы его лицо Вертеровскимъ, но для Мери въ этомъ было величіе. Но была ли она влюблена въ него?
Это была кроткая, невинная, веселая, живая дѣвушка. Усилія отца освободиться отъ плебейской крови, хотя не совсѣмъ удались относительно его самого, удались вполнѣ относительно ея. Этого можно достигнуть стараніями, а старанія были приняты. Она была такъ мила, что люди среднихъ лѣтъ желали помолодѣть, чтобы въ нее влюбиться, или постарѣть, чтобы имѣть право поцѣловать ее. Хотя она чрезвычайно любила повеселиться и пошалить, ни одна не приличная мысль неоскверняла ея души. Разумѣется, она соображала, что она женщина, а на свѣтѣ есть мужчины. О! если бы она могла когда-нибудь полюбить кого-нибудь всѣмъ сердцемъ и всей душой, какого-нибудь героя, звѣзду ея свѣта! Конечно, ничего не можетъ быть такъ восхитительно какъ влюбиться. И человѣкъ, котораго она будетъ обожать, разумѣется, сдѣлается ея мужемъ. Но она воображала его вовсе непохожимъ на лорда Джорджа Джермена. Онъ долженъ быть бѣлокуръ, съ шелковистыми усами, съ ямочкой на подбородкѣ, и лѣтъ двадцатичетырехъ. Лордъ Джорджъ былъ черноволосъ, высокъ, очень красивъ — и лордъ. Весь вопросъ состоялъ въ томъ, можетъ ли она любить его? Можетъ ли она составить другой идеалъ и представить его своимъ героемъ? Конечно, много было романическаго въ боковой пряди черныхъ какъ смоль волосъ — волосы были черны какъ смоль тамъ, гдѣ еще не показалась сѣдина — и въ важномъ, изящномъ обращеніи.
Когда пріѣхалъ ея женихъ, она могла только вспомнить что если она приметъ его предложеніе, то сдѣлаетъ удовольствіе всѣмъ. Деканъ воспользовался случаемъ увѣрить дочь, что дамы въ Манор-Кроссѣ примутъ ее съ разверстыми объятіями. Но на этотъ разъ она предложенія не приняла. Она была очень молчалива, едва могла выговорить слово, и растерялась, когда лордъ Джорджъ старался подкрѣпить свое предложеніе, взявъ ее за руку. Но она успѣла наконецъ, дать ему такой же отвѣтъ, какой дала Аделаида Де-Баронъ. Она должна подумать. Но отвѣтъ дала она совсѣмъ въ другомъ духѣ. Какъ только она дала отвѣтъ, она тотчасъ пришла къ убѣжденію, что ей судьба сдѣлаться леди Джорджъ Джерменъ. Она не сказала: «Да» тутъ же, только потому что дѣвушкѣ тяжело сказать мужчинѣ при первомъ предложеніи, что она выйдетъ за него! Второе предложеніе онъ сдѣлалъ письменно, и деканъ написалъ ему въ отвѣтъ:
"Любезный лордъ Джорджъ, — моей дочери очень лестна ваша любовь и тотъ способъ какимъ вы выказываете ее. Выразиться простыми словами можетъ быть будетъ лучше. Она рада принять васъ какъ своего будущаго мужа, когда бы вы не вздумали пріѣхать ко мнѣ. Преданный вамъ.
Тотчасъ послѣ этого, лордъ Джорджъ поспѣшилъ въ Бротертонъ и сжимая Мери въ объятіяхъ, сказалъ ей, что онъ счастливѣйшій человѣкъ въ Англіи. Какъ ни былъ онъ бѣденъ, онъ сдѣлалъ Мери прекрасный подарокъ, и сказалъ ей, что если въ ней есть капли состраданія, милосердія и любви къ нему, то онъ проситъ ее назначить поскорѣе день свадьбы.
Потомъ пріѣхали четыре дамы изъ Манор-Кросса — леди Алиса уже сдѣлалась леди Алисой Гольденофъ — приласкали ее и сказали, что будутъ ей рады, какъ цвѣтамъ въ маѣ. Ея отецъ также поздравилъ ее съ большимъ энтузіазмомъ, и также съ большимъ проявленіемъ чувства, чѣмъ она видѣла въ немъ до сихъ поръ. Онъ сказалъ, что ему не хотѣлось выражать свое мнѣніе. Онъ всегда желалъ, чтобы дочь его вышла по сердцу. Но теперь, когда дѣло было рѣшено, онъ могъ увѣрить ее въ своемъ полномъ удовольствіи. Онъ ничего лучше не могъ желать; теперь, онъ готовъ во всякое время лечь и умереть. Если бы его дочь вышла за расточительнаго лорда и даже за герцога, преданнаго нечестивымъ удовольствіямъ, это разбило бы его сердце. Но онъ теперь признается, что аристократія имѣла для него привлекательность; и ему не стыдно радоваться, что его дочь будетъ принята въ ея нѣдра. Тутъ онъ вытеръ слезы и Мери бросилась къ нему на шею. Слезы были искренны и во всемъ, что онъ говорилъ не было ни одного не искренняго слова. Ему казалось величайшей честью, что его дочь можетъ сдѣлаться маркизой Бротертонъ. Даже и то было лестно, что она будетъ леди Джорджъ Джерменъ. Деканъ никогда не забывалъ конюшенъ, и день и ночь сознавался, что Господь былъ очень милостивъ къ нему.
Скоро было рѣшено, что Мери дадутъ три мѣсяца на приготовленія и свадьбу отпразднуютъ въ іюнѣ. Разумѣется, ей много было дѣла въ приготовленіи приданаго, но предъ нею была труднѣйшая задача, надъ которой она трудилась очень прилежно. Теперь, главнымъ дѣломъ ея жизни было влюбиться въ лорда Джорджа. Она должна отогнать отъ себя этого бѣлокураго молодого человѣка съ шелковистыми усами и миленькой ямочкой. Желтое, величественное и Вертеровское лицо должно занять мѣсто смѣющихся глазъ и розовыхъ щекъ. Она трудилась очень усердно, и иногда, какъ ей казалось, успѣшно. Она пришла къ положительному заключенію, что онъ самый красивый мужчина какого ей случалось видѣть, и что ей нравится даже сѣдина. Никто не могъ сомнѣваться, что его обращеніе было вполнѣ благородно. Только по одной его походкѣ на улицѣ, его можно было принять за великаго человѣка. Такимъ мужемъ она могла всегда гордиться, и это казалось для нея очень важно. Конечно, моя;но было пожалѣть, что онъ не игралъ въ крокетъ и не любилъ ѣздить верхомъ. Она распрашивала объ этомъ осторожно, и нашла, что это не входитъ въ число его удовольствій. Она страстно любила танцовать, а онъ не танцовалъ. Онъ разговаривалъ съ нею больше о своемъ семействѣ, о своей бѣдности, о добротѣ матери и сестеръ, о томъ какъ онѣ всѣ сожалѣли, что глава ихъ фамиліи бросилъ ихъ.
— Онъ теперь въ отсутствіи уже десять лѣтъ, сказалъ лордъ Джорджъ: — но вѣроятно вернется скоро и тогда намъ придется оставить Манор-Кроссъ.
— Оставить Манор-Кроссъ?
— Разумѣемся, мы должны это сдѣлать, когда онъ воротится домой. Замокъ принадлежитъ ему и мы живемъ тамъ только потому, что онъ не желаетъ жить въ Англіи.
Все это онъ говорилъ очень торжественно, основываясь на отвѣтѣ, который маркизъ далъ на письмо, увѣдомлявшее его о женитьбѣ брата. Маркизъ никогда не былъ хорошимъ корреспондентомъ. Къ матери и сестрамъ онъ не писалъ никогда, хотя леди Сара удостаивала его періодически однимъ письмомъ въ четыре мѣсяца. Къ своему управляющему, и нѣсколько рѣже къ своему брату, онъ писалъ короткіе вопросы по дѣламъ, никогда болѣе одной страницы листа почтовой бумаги и всегда подписывался «Вашъ B.» Къ этому обитатели Манор-Кросса теперь привыкли и оставляли безъ вниманія, но при этомъ случаѣ онъ написалъ три или четыре фразы, имѣвшія очень ясное значеніе. Онъ поздравлялъ брата, но просилъ его помнить, что можетъ быть скоро ему самому понадобится Манор-Кроссъ. Если лорду Джорджу будетъ это пріятно, Ноксъ управляющій можетъ купить подарокъ для мисъ Ловелесъ. На это послѣднее предложеніе лордъ Джорджъ не обратилъ вниманія; но увѣдомленіе относительно дома засѣло въ его душѣ.
Деканъ сдѣлалъ все, что онъ сказалъ относительно дома въ Лондонѣ. Разумѣется, необходимо было устроить денежныя дѣла съ лордомъ Джорджемъ, и деканъ очень откровенно высказалъ, что деньги Мери ея собственность, и даютъ въ годъ тысячу пятьсотъ фунтовъ. Деканъ думалъ, что эти деньги должны быть предоставлены въ распоряженіе лорда Джорджа, но находилъ справедливымъ, какъ отецъ Мери, поставить условіемъ, чтобы его дочь имѣла свой собственный домъ, и предложилъ небольшой домъ въ Лондонѣ, гдѣ его дочь могла бы жить шесть мѣсяцевъ въ году. Онъ самъ отчасти будетъ участвовать въ издержкахъ, если лордъ Джорджъ приметъ его на мѣсяцъ весной.
Такимъ образомъ это было рѣшено, и лордъ Джорджъ далъ слово, что домъ будетъ взятъ. Это было непріятно ему во многихъ отношеніяхъ, но не казалось безразсуднымъ и онъ не могъ не согласиться. Потомъ пришло письмо отъ маркиза. Лордъ Джорджъ не считалъ себя обязаннымъ говорить объ этомъ декану, но передалъ угрозу Мери. Мери не обратила на это никакого вниманія, но только подумала, что ея будущій деверь долженъ быть очень странный человѣкъ.
Въ эти три мѣсяца она очень старалась влюбиться, иногда ей казалось, что это удалось. Она изучала характеръ лорда Джорджа и дѣлала все, чтобы понравиться ему. Прогулки пѣшкомъ казались его главнымъ удовольствіемъ и она всегда была готова гулять съ нимъ. Она старалась убѣдить себя, что онъ необыкновенно уменъ. А когда ей не удавалось ничто другое, то она обращалась къ его красотѣ. Конечно она никогда не видала лица красивѣе ни на плечахъ человѣка, ни въ картинѣ, и такимъ образомъ они обвѣнчались.
Теперь я кончилъ мое вступленіе, выдалъ мою героиню за моего героя — и надѣюсь сообщилъ моему читателю тѣ сто двадцать обстоятельствъ, о которыхъ говорилъ, не слишкомъ скучнымъ образомъ. Если онъ воротится къ началу и разсмотритъ, онъ увидитъ, что они всѣ тутъ. Но можетъ быть для насъ обоихъ будетъ лучше, если онъ будетъ знать ихъ безъ подобнаго разсмотрѣнія.
Глава III.
правитьНовобрачные провели медовой мѣсяцъ въ Ирландіи. У леди Бротертонъ былъ братъ, ирландскій перъ, который далъ имъ на нѣсколько мѣсяцевъ свой домъ въ Блеквотерѣ. Вѣнчались разумѣется въ соборѣ и также разумѣется, что вѣнчали деканъ и каноникъ Гольденофъ. Наканунѣ свадьбы лордъ Джорджъ съ удивленіемъ узналъ, какъ былъ богатъ его тесть.
— У Мери есть свое состояніе, сказалъ деканъ: — но мнѣ хотѣлось бы подарить ей что-нибудь. Можетъ быть я лучше сдѣлаю, если отдамъ это вамъ для нея.
Тутъ онъ сунулъ въ руку лорда Джорджа чекъ на тысячу фунтовъ. Кромѣ того, онъ подарилъ дочери сто фунтовъ утромъ въ день свадьбы, и такимъ образомъ чудесно разыгралъ роль благодѣтельнаго отца и тестя.
Здѣсь можно признаться, что эти деньги сняли большую тяжесть съ сердца лорда Джорджа. Онъ былъ такъ бѣденъ и въ тоже время такъ совѣстливъ, что у него недоставало денегъ на свадебную поѣздку. Онъ не хотѣлъ взять денегъ у матери, не хотѣлъ уменьшить свои маленькій капиталъ. Но теперь, какъ будто, богатство посыпалось на него изъ дома декана.
Можетъ быть пребываніе въ Ирландіи помогло молодой женѣ влюбиться въ мужа. Онъ едва ли бы былъ сочувствующимъ спутникомъ въ Швейцаріи или Италіи, такъ какъ не любилъ ни озеръ, ни горъ. Но Ирландія была нова и для него и для нея, и онъ былъ радъ случаю увидѣть народъ, о которомъ такъ мало извѣстно въ Англіи. Въ Балликондрѣ на Блеквотерѣ, они заинтересовались благосостояніемъ окружавшихъ ихъ фермеровъ. Тутъ можно было дѣлать кое что и кое о чемъ говорить. Лордъ Джорджъ, который не могъ охотиться, не хотѣлъ танцовать и не любилъ горъ, очень усердно разузнавалъ, какое жалованье можетъ заработать крестьянинъ, и что онъ съ нимъ дѣлаетъ, когда заработаетъ. Ему интересно было узнать, что между тѣмъ, какъ англійскій крестьянинъ проѣдаетъ и пропиваетъ свое жалованье каждую недѣлю, ирландскій, хотя умираетъ съ голоду, копитъ деньги. Мери, по его примѣру, также интересовалась этими вещами. Она имѣла способность, какъ многія женщины, интересоваться всѣмъ. Можетъ быть это было для нея несчастіемъ, что она имѣла способность интересоваться слишкомъ многимъ.
Медовой мѣсяцъ въ Ирландіи удался прекрасно, и леди Джорджъ, вернувшись въ Манор-Кроссъ, почти думала, что достигла своей цѣли. Она по-крайней-мѣрѣ могла увѣрить своего отца, что она была счастлива и что ея мужъ «совершенство».
Это увѣреніе въ совершенствѣ деканъ разумѣется принялъ за то, чего оно стоило. Онъ потрепалъ дочь по щекѣ, поцѣловалъ ее и сказалъ, что не сомнѣвается, что съ небольшимъ стараніемъ она можетъ сдѣлать себя счастливою. Домъ въ Лондонѣ былъ уже нанятъ деканомъ, но разумѣется, въ немъ еще теперь не будутъ жить. Онъ былъ очень малъ, но прехорошенькій, въ небольшой улицѣ называвшейся Мюнстер-Кортъ, два окна выходили въ Сен-Джемскій паркъ. Былъ сентябрь и о Лондонѣ теперь нечего было и думать. Рѣшили, что лордъ Джорджъ съ женою останутся въ Манор-Кроссѣ и послѣ Рождества. Но домъ надо было меблировать и деканъ выказалъ свое полное пониманіе обязанностей тестя въ подобномъ случаѣ, до такой степени даже, что лордъ Джорджъ нѣсколько растревожился. У него осталась большая часть изъ тысячи фунтовъ, и онъ думалъ, что этого достаточно. Но деканъ объяснилъ самымъ дружелюбнымъ образомъ — а ничье обращеніе не могло быть дружелюбнѣе деканова — что состояніе Мери отъ Талловакса было совершенно неожиданно, что имѣя только одну дочь, онъ, деканъ, могъ помочь ей начать жизнь безъ большого убытка для себя. Домъ такимъ образомъ былъ убранъ и меблированъ и нѣсколько поѣздокъ въ Лондонъ придали развлеченіе осени, которая иначе была бы довольно скучна.
Въ этомъ періодѣ ея жизци, два обстоятельства, совершенно противоположныя ея ожиданіямъ, не мало удивили молодую жену. Во первыхъ разговоры отца съ нею, а во вторыхъ разговоры ея мужа. Деканъ никогда не былъ суровымъ отцомъ, но онъ былъ духовное лицо и въ этомъ качествѣ вперялъ своей дочери нѣкоторую строгость въ жизни — не очень большую конечно, но все-таки болѣе суровую, чѣмъ старался бы вперить, если бы онъ былъ адвокатъ или помѣщикъ. Онъ желалъ, чтобы Мери бывала въ соборѣ, интересовалась церковной службой, и она всегда это дѣлала. Онъ объяснилъ ей, что хотя онъ держитъ лошадь для ея верховой ѣзды, онъ какъ деканъ бротертонскій, не желаетъ, чтобы его дочь видѣли на охотѣ. Въ ея платьѣ, украшеніяхъ, книгахъ, обществѣ всегда было что-то слегка указывавшее на ея близость къ клерикальному сословію. Она никогда не возмущалась противъ этого, потому что любила отца и была по природѣ послушна, но можетъ быть чувствовала нѣкоторое сожалѣніе. Теперь ея отецъ, котораго она видала очень часто, никогда не говорилъ о ея обязанностяхъ. Какъ меблировать ея домъ? Какъ она сама приготовится для лондонскаго общества? Какія удовольствія лучше ей доставить? Повидимому онъ занимался этимъ болѣе всего.
Ей пришло въ голову, что когда отецъ говорилъ съ нею о домѣ въ Лондонѣ, онъ ни разу не спросилъ ее въ какой церкви будетъ она бывать; и когда она съ удовольствіемъ говорила, что будетъ такъ близко къ Аббатству, онъ не обратилъ никакого вниманія на ея замѣчаніе. Потомъ она также чувствовала, скорѣе чѣмъ примѣчала, что въ своихъ совѣтахъ онъ почти указывалъ, что она должна имѣть свой планъ въ жизни отдѣльно отъ мужнина. Конечно онъ не давалъ ей подобныхъ наставленій, но ей казалось, что они подразумѣваются. Онъ повидимому навѣрно расчитывалъ, что ея жизнь будетъ весела и блестяща, хотя также былъ, повидимому, увѣренъ, что лордъ Джорджъ не желаетъ ни веселости, ни блеска.
Все это удивляло Мери. Но можетъ быть это удивляло ее не столько, какъ серіозный взглядъ на жизнь, который ея мужъ старался ежедневно внушить ей. Этотъ герой ея раннихъ грезъ, человѣкъ съ бѣлокурыми волосами и съ ямочкой на подбородкѣ, котораго она еще не совсѣмъ забыла, никогда не выговаривалъ ей, никогда не говорилъ ей серіознаго слова, и всегда былъ готовъ доставлять ей удовольствія никогда не пріѣдавшіяся. Но лордъ Джорджъ предписалъ ей чтеніе — два часа послѣ завтрака, одинъ часъ предъ обѣдомъ — столько то вечеромъ; а потомъ таблицу результата, пріобрѣтеннаго въ три мѣсяца — въ шесть мѣсяцевъ — и въ концѣ перваго года; и даже привелъ итогъ чего можно достигнуть въ двѣнадцать лѣтъ подобнаго занятія! Разумѣется, она рѣшилась дѣлать то, что онъ желалъ. Главная цѣль ея жизни была любовь къ нему; и разумѣется, если она, дѣйствительно, его любила, она будетъ исполнять его желанія. Она начала ежедневно читать Гиббона послѣ завтрака съ большимъ усердіемъ. Но ей казалось, что если бы Гиббона предложилъ ея отецъ, а удовольствія ея мужъ, то это было бы лучше.
Это удивляло ее; но было другое обстоятельство досаждавшее ей. Не пробыла она и шести недѣль въ Манор-Кроссѣ, какъ дамы хотѣли сдѣлаться ея наставницами. Не столько маркиза оскорбляла ее этимъ, какъ три золовки. Та, которая болѣе всѣхъ ей нравилась, понравилась также и Гольденофу и жила возлѣ ея отца въ Оградѣ[1]. Леди Алиса, хотя можетъ быть немножко скучная, была всегда кротка и добродушна. Свекровь сама такъ боялась своей старшей дочери, что не бранила никого. Но леди Сара была очень строга, леди Сюзанна очень холодна, а леди Амелія всегда повторяла то, что говорили ея старшія сестры.
Леди Сара была самая худшая. Ей было сорокъ лѣтъ, на видъ казалось пятьдесятъ а она желала казаться шестидесятилѣтней. Въ томъ, что она въ сущности была очень добра никто ни въ Манор-Кроссѣ ни въ Бротертонѣ ни въ какомъ бы то ни было другомъ приходѣ не сомнѣвался никогда. Она знала каждую бѣдную женщину въ деревнѣ и почти ни одна юбка не шилась безъ ея помощи. На себя она не тратила почти ничего, отдавая бѣднымъ почти весь свой небольшой доходъ. Она ходила въ церковь, несмотря ни на какую погоду. Она никогда не бывала праздной и никогда не нуждалась въ развлеченіяхъ. Мѣсто въ экипажѣ, принадлежавшее ей, она всегда отдавала одной изъ своихъ сестеръ, когда въ Манор-Кроссѣ было пять дамъ, а теперь отдала женѣ брата. Она проводила каждый день нѣсколько часовъ въ приходской школѣ. Она была и докторомъ и хирургомъ бѣдныхъ — и никогда не щадила себя. Но она имѣла суровую наружность, суровый голосъ и повелительный тонъ. Бѣдный народъ привыкъ къ ней и любилъ ея обращеніе. Женщины знали, что шитье ея крѣпко, а мужчины вполнѣ довѣряли ея лѣкарствамъ, пластырямъ и стряпнѣ. Но леди Джорджъ Джерменъ не знала по какому праву она должна была подвергаться контролю своей золовки.
Церковныя дѣла шли не совсѣмъ ладно въ Манор-Кроссѣ. Дамы принадлежали къ верхней церкви, маркиза была наименѣе требовательна въ этомъ отношеніи, а леди Амелія наиболѣе. Церковные обряды составляли единственный интересъ въ жизни леди Амеліи. Между дамами согласія было достаточно и домашнее согласіе не нарушалось; но лордъ Джорджъ въ этомъ отношеніи, только въ этомъ отношеніи огорчалъ ихъ. Онъ никогда не выражалъ этого открыто, но имъ казалось, что онъ вовсе церковью не интересовался. Онъ обыкновенно бывалъ въ церкви по утрамъ, но онѣ были убѣждены, что онъ дѣлалъ это только для матери. Объ этомъ ничего не говорилось никогда. Дамы, вѣроятно, чувствовали, что религія не такъ нужна для мужчинъ какъ для женщинъ. Но леди Джорджъ была женщина.
И леди Джорджъ была дочерью духовнаго лица. Теперь была двойная связь между Манор-Кроссомъ и Бротертонской Оградой. Каноникъ Гольденофъ, который былъ старѣе декана, и болѣе его извѣстенъ въ епархіи, былъ самый безукоризненный пасторъ, державшій себя съ большимъ достоинствомъ, и такое же важное лицо въ Бротертонѣ, какъ и деканъ. Но у Гольденофа былъ дядя баронетъ и Гольденофы были Гольденофами съ самаго Завоеванія. И онъ также имѣлъ состояніе. Все это давало дамамъ въ Манор-Кроссѣ особенное право имѣть голосъ въ церковныхъ дѣлахъ, такъ что леди Сара могла говорить очень повелительно съ Мери, когда увидала, что новобрачная, хотя дочь декана, бывала въ церкви только два раза въ недѣлю и уклонялась даже отъ этого, если погода подавала хотя малѣйшій поводъ къ предлогу.
— Вы прежде любили службу въ соборѣ, сказала ей однажды леди Сара, когда Мери отказалась итти въ приходскую церковь.
— Оттого, что эта служба въ соборѣ, сказала Мери.
— Вы хотите сказать, что бываете въ домѣ Господа только потому, что музыка хороша!
Мери недостаточно обдумала этотъ предметъ и не могла сказать, что хорошею музыкою стараются привлечь большее число прихожанъ, и только пожала плечами.
— Я также люблю хорошую музыку, душа моя, продолжала леди Сара: — но не думаю, чтобы недостатокъ хорошей музыки помѣшалъ мнѣ ходить въ церковь.
Мери опять пожала плечами, вспомнивъ, что ея золовка не могла отличить одного аккорда отъ другого. Только одна леди Алиса изъ всей семьи училась музыкѣ.
— Даже вашъ отецъ ходитъ въ церковь въ такіе дни, продолжала леди Сара, вкладывая насмѣшку противъ декана въ слово «даже».
— Папа деканъ. Я полагаю онъ долженъ бывать.
— Я полагаю, что онъ не сталъ бы ходить въ церковь, если бы не одобрялъ этого.
Разговоръ тутъ прекратился. Леди Джорджъ еще не дошла до такого пренебреженія къ домашней короткости, которая дала бы ей право сказать леди Сарѣ, что если ей нуженъ урокъ, то она предпочтетъ взять его отъ мужа.
Юбки для бѣдныхъ женщинъ были другимъ источникомъ неудовольствія. Еще до конца осени — въ концѣ октября — когда Мери пробыла два мѣсяца въ Манор-Кроссѣ, ее заставили согласиться, что дамы живущія въ деревнѣ, должны употреблять часть своего времени на шитье для бѣдныхъ; и скоро стала сожалѣть объ этомъ признаніи. Ее скоро загнало въ уголъ увѣреніе леди Сары, что если такъ, то для этого слѣдуетъ опредѣлить время. Она и намѣревалась сдѣлать что-нибудь — можетъ быть сшить цѣлую юбку — когда-нибудь. Но леди Сара не могла допустить такого поведенія. Мери признала свою обязанность. Имѣла ли она намѣреніе исполнять ее, или пренебрегать ею? Она сшила одну юбку, а потомъ кротко обратилась къ мужу. Не находитъ ли онъ, что юбки можно купить дешевле чѣмъ стоитъ шить. Онъ привелъ это въ цифры и узналъ, что его жена можетъ заработать три полпенни въ день, работая два часа. Стоило ли дѣлать ей непріятность изъ за девяти пенсовъ въ недѣлю, менѣе чѣмъ два фунта въ годъ? Леди Джорджъ также привела это въ цыфры и предложила одинъ фунтъ девятнадцать шиллинговъ леди Сарѣ для того, чтобы она избавила ее на цѣлый годъ.
Тогда леди Сара разсердилась. Развѣ въ такомъ духѣ слѣдуетъ приносить жертвы Господу? Она спросила Мери съ суровымъ негодованіемъ, развѣ она не признаетъ въ томъ самомъ обстоятельствѣ, что дѣлаетъ для бѣдныхъ непріятное для себя, исполненіе обязанности, Мери сначала подумала, а потомъ сказала, что по ея мнѣнію юбка все таки остается юбкой, и что настоящая швея все таки сошьетъ лучше. Она не упомянула о великой доктринѣ раздѣленія труда, не намекнула, что можетъ быть сдѣлаетъ болѣе вреда чѣмъ пользы, мѣшая правильному ремеслу, потому что она этихъ предметовъ не изучала. Леди Сара отвѣтила, что у нея сердце каменное. Молодая жена, которой это не понравилось, ушла; и опять обратилась къ мужу. Мысли его раздѣлились по этому поводу. Онъ думалъ, что юбки слѣдуетъ доставать какъ можно дешевле, но очень сомнѣвался относительно трехъ полпенни въ два часа. Можетъ быть его жена теперь не можетъ шить скорѣе; но навыкъ придетъ, и въ этомъ случаѣ она пріобрѣтала и навыкъ и зарабатывала три полпенни. Кромѣ того, по его мнѣнію, юбки сшитыя въ Манор-Кроссѣ непремѣнно должны быть лучше покупныхъ. Однако онъ не пришелъ ни къ какому окончательному рѣшенію; и Мери, находившейся каждое утро въ большомъ юбочномъ собраніи, болѣе ничего не оставалось какъ присоединиться къ нему.
Когда наступила зима, Мери говорила объ этомъ съ своимъ отцомъ, но не въ духѣ жалобы. Старая мисъ Талловаксъ пріѣхала къ декану, и нашла приличнымъ; чтобы леди Джорджъ провела у отца два дня. Мисъ Талловаксъ имѣла деньги и даже долю въ какой то торговлѣ, и деканъ намекнулъ и лорду Джорджу, и его женѣ, что имъ слѣдуетъ быть вѣжливыми къ ней. Лордъ Джорджъ долженъ былъ пріѣхать въ послѣдній день, обѣдать и ночевать у декана. При этомъ случаѣ, когда деканъ остался съ дочерью наединѣ, она разсказала шутливо о спорѣ изъ за юбокъ.
— Не позволяй этимъ старухамъ садиться тебѣ на шею, сказалъ деканъ.
Онъ улыбался, говоря это, но его дочь знала хорошо по его тону, что онъ серіозно подаетъ ей этотъ совѣтъ.
— Разумѣется, папа, я желаю принаровиться къ нимъ какъ могу.
— Но ты, не можешь, душа моя. Онѣ не могутъ вести такой образъ жизни какой ведешь ты, а ты не можешь вести такой, какъ онѣ. Я думалъ, что Джорджъ долженъ видѣть это.
— Онъ не бралъ ихъ сторону.
— Еще бы, какъ замужняя женщина, ты имѣешь право поступать по своему, если только это не будетъ противъ его желанія. Я не желаю сдѣлать изъ этого что-нибудь серіозное; но ты можешь сказать имъ, что не желаешь проводить время такимъ образомъ. Онѣ придерживаются старины. Это довольно естественно, но нелѣпо предполагать, что онѣ должны сдѣлать тебя такою же старухою какъ и онѣ.
Онъ совершенно серіозно отнесся къ этому дѣлу, и подалъ дочери совѣтъ очевидно съ намѣреніемъ, чтобы она воспользовалась имъ. Его слова о томъ, что она женщина замужняя сильно поразили ее. Конечно, дамы въ Манор-Кроссѣ были выше ея по происхожденію; но она была жена ихъ брата, и, какъ замужняя женщина, имѣла свои права. Духъ мятежа началъ уже раздуваться въ груди ея, но это не былъ мятежъ противъ мужа. Если онъ пожелаетъ, чтобы она цѣлый день шила юбки, разумѣется, она будетъ шить; но въ этомъ спорѣ онъ былъ, такъ сказать, нейтраленъ, и никакихъ приказаній не отдавалъ.
Она думала объ этомъ много во время своего пребыванія у отца, и рѣшила, что не будетъ болѣе засѣдать въ юбочномъ конклавѣ. Проводить время въ такомъ занятіи, въ которомъ бѣдная женщина съ трудомъ можетъ заработать шесть пенсовъ въ день, не можетъ быть ея обязанностью. Навѣрно она можетъ лучше употребить свое время, даже если бы ей пришлось употребить его все на чтеніе Гиббона.
Глава IV.
правитьУ декана былъ обѣдъ во время пребыванія мисъ Талловаксъ въ Бротертонѣ. На обѣдѣ были каноникъ Гольденофъ и леди Алиса. Приглашали епископа съ женой — что дѣлалось разъ въ годъ — но гости, пріѣхавшіе къ нему, помѣшали ему принять приглашеніе. Но капелланъ его преосвященства, Грошютъ, присутствовалъ. Грошютъ тоже пребендіатъ и членъ капитула, былъ иногда колючкой въ боку декана. Но наружный видъ всегда поддерживался въ Бротертонѣ, и никто не заботился о приличіи болѣе декана. Поэтому, Грошютъ, приверженецъ Нижней церкви, крещенный жидъ, но пользовавшійся репутаціей ученаго теолога, былъ приглашаемъ къ декану. Вотъ почему тутъ были также другіе пасторы и мистеръ и мистрисъ Гаутонъ. Надо помнить, что мистрисъ Гаутонъ была та красавица, которая отказалась сдѣлаться женой лорда Джорда Джермена. Прежде чѣмъ рѣшиться на этотъ шагъ, деканъ постарался узнать не имѣетъ ли чего-нибудь его зять противъ встрѣчи съ Гаутонами. Это было бы, впрочемъ, глупо такъ какъ обѣ семьи были знакомы. И Де-Баронъ, отецъ мистрисъ Гаутонъ, и самъ мистеръ Гаутонъ были короткіе знакомые покойнаго маркиза и маркиза настоящаго, до его отъѣзда изъ Англіи. Когда женщина отказываетъ мужчинѣ, она не подастъ повода къ ссорѣ. Все это деканъ понималъ; и такъ какъ онъ самъ зналъ Гаутона и Де-Барона то думалъ, что лучше устроить эту встрѣчу. Лордъ Джорджъ покраснѣлъ до ушей, а потомъ сказалъ, что будетъ радъ встрѣтиться съ Гаутономъ и его женой.
Обѣ молодыя жены знали другъ друга дѣвицами и теперь встрѣтились дружелюбно, по-крайней-мѣрѣ по наружности.
— Душечка, сказала мистрисъ Гаутонъ, которая была четырьмя годами старше Мери: — разумѣется, я все знаю объ этомъ, знаете и вы. Вы богаты и могли выбрать кого хотѣли. У меня не было ничего, и мнѣ пришлось бы всю жизнь проводить въ Манор-Кроссѣ. Вы удивляетесь?
— Зачѣмъ мнѣ удивляться? спросила леди Джорджъ, которую однако очень удивила эта рѣчь.
— Онъ вѣдь первый красавецъ въ Англіи. Всѣ согласны съ этимъ; потомъ какая фамилія — и какія надежды! Мнѣ было бы очень лестно. Разумѣется, онъ еще васъ не видалъ тогда, или видѣлъ ребенкомъ, а то онъ не выбралъ бы меня. Теперь вѣдь устроилось гораздо лучше, — не правда ли?
— Я конечно это нахожу.
— Я такъ рада слышать, что у васъ есть домъ въ Лондонѣ. Мы переѣзжаемъ въ Лондонъ 1-го апрѣля, когда охота кончится. Мистеръ Гаутонъ мало ѣздитъ верхомъ, но много охотится. Мы живемъ на Беркелейскомъ скверѣ, и надѣюсь, что мы будемъ часто съ вами видѣться.
— И я тоже надѣюсь, сказала леди Джорджъ, которая никогда очень не любила мисъ Де-Баронъ и какъ-то смутно думала, что ей слѣдуетъ немножко бояться мистрисъ Гаутонъ.
Но когда гостья ея отца была такъ къ ней вѣжлива, она не могла не платить ей тѣмъ же.
— Нѣтъ никакой причины, чтобы то, что было прежде, ставило насъ въ неловкое положеніе — не правда ли?
— Конечно, сказала леди Джорджъ, чувствуя, что почти краснѣетъ отъ намека на такой щекотливый предметъ.
— Разумѣется. Зачѣмъ? Лордъ Джорджъ скоро привыкнетъ ко мнѣ, точно будто ничего никогда и не было; а я всегда буду его любить — въ извѣстной степени. Ничего не будетъ такого, что могло бы возбудить въ васъ ревность.
— Я нисколько этого не боюсь, сказала леди Джорджъ почти чрезчуръ серіозно.
— И вамъ нечего бояться. Хотя одно время онъ былъ очень, — очень привязанъ ко мнѣ. Но это не могло состояться. А какая польза думать о томъ, чего не можетъ быть? Я не выдаю себя за добродѣтельную и люблю деньги. У мистера Гаутона, по-крайней-мѣрѣ большой доходъ. Будь у меня ваше состояніе, я не знаю, что могла сдѣлать тогда.
Леди Джорджъ почти чувствовала, что ей слѣдовало бы обидѣться этимъ — она почти чувствовала отвращеніе; но въ тоже время не совсѣмъ и поняла. Ея отецъ непремѣнно захотѣлъ позвать Гаутоновъ и сказалъ ей, что конечно она будетъ знакома съ Гаутонами въ Лондонѣ. Ей казалось, что она была очень несвѣдуща въ обычаяхъ жизни, но что теперь она, какъ замужняя женщина, должна научиться этимъ обычаямъ. Можетъ быть слѣдовало выражаться такъ свободно. Ей не нравилось слышать отъ другой женщины, что эта другая женщина вышла бы за ея мужа, если бы онъ не былъ нищій; и это тѣмъ казалось обиднѣе, что случилось такъ недавно. Ей не нравилось слышать, что она не должна ревновать, особенно когда она вспомнила, что ея мужъ былъ отчаянно влюбленъ въ ту женщину, которая говорила ей это. Но она не ревновала и была увѣрена, что никогда не будетъ ревновать; и можетъ быть все это ничего не значило.
Это происходило въ гостиной до обѣда. Потомъ мистеръ Гаутонъ подошелъ къ Мери, говоря, что деканъ поручилъ ему вести ее къ обѣду. Сказавъ это, Гаутонъ удалился, какъ вообще это дѣлаютъ мужчины.
— Будьте съ нимъ какъ можно любезнѣе, сказала мистрисъ Гаутонъ. — Онъ не разговорчивъ, но совсѣмъ не дурной человѣкъ, и такая хорошенькая женщина какъ вы можетъ сдѣлать съ нимъ что хочетъ.
Леди Джорджъ, идя къ обѣду, увѣряла себя, что не имѣетъ ни малѣйшаго желанія прибрать къ рукамъ Гаутона.
Лордъ Джорджъ велъ къ обѣду мисъ Талловаксъ, и деканъ поступилъ въ этомъ отношеніи очень умно, и мисъ Талловаксъ была на седьмомъ небѣ счастія. Мисъ Талловаксъ, хотя не давала никакихъ обѣщаній, была готова сдѣлать многое для своей благородной родни, если ея благородная родня будетъ обращаться съ нею надлежащимъ, образомъ. Она уже составляла съ полдюжины завѣщаній, и охотно сдѣлаетъ новое, если лордъ Джорджъ будетъ вѣжливъ къ ней. Деканъ въ душѣ нѣсколько стыдился своей тетки, но онъ умѣлъ переносить ея странности, не выказывая досады, и зналъ, что болѣе выиграетъ чѣмъ проиграетъ отъ ея родства.
— Добрѣйшая женщина на свѣтѣ, сказалъ онъ заранѣе лорду Джорджу: — но, разумѣется, вы должны помнить, что она не была воспитана какъ знатная дама.
Лордъ Джорджъ съ величественной вѣжливостью выразилъ свое намѣреніе обращаться съ мисъ Талловаксъ со всевозможнымъ вниманіемъ.
— Она можетъ располагать по своему усмотрѣнію тридцатью тысячами фунтовъ, продолжалъ деканъ. — Я никогда ничего не говорилъ ей о ея деньгахъ, но право мнѣ кажется, что она любитъ Мери больше всѣхъ. Объ этомъ стоитъ помнить.
Лордъ Джорджъ опять величественно улыбнулся; — можетъ быть выказывая нѣкоторое неудовольствіе въ своей улыбкѣ. Но все-таки онъ вполнѣ сознавалъ, что о мисъ Талловаксъ и ея деньгахъ не надо забывать.
— Милордъ, сказала мисъ Талловаксъ: — надѣюсь, вы позволите мнѣ сказать, какъ всѣмъ намъ лестно высокое званіе Мери.
Лордъ Джорджъ поклонился и улыбнулся и привелъ свою даму въ столовую. Онъ не былъ находчивъ и не зналъ что отвѣтить своей дамѣ.
— Разумѣется, для такихъ людей какъ мы, продолжала мисъ Талловаксъ: — большая честь вступить въ родство съ маркизомъ.
Опять лордъ Джорджъ поклонился. Это было непріятно, — гораздо хуже чѣмъ онъ ожидалъ отъ тетки такого свѣтскаго человѣка какъ его тесть, деканъ. Мисъ Талловаксъ было на видъ лѣтъ шестьдесятъ, она была очень низенькая, очень здоровая женщина, съ красными щеками, маленькими сѣрыми глазками и темными накладными волосами. Лорду Джорджу пришло въ голову, что пройдетъ довольно много времени прежде чѣмъ тридцать тысячъ, или часть ихъ, перейдутъ къ нему. Потомъ къ нему пришла другая, мысль, что такъ какъ онъ женился на дочери декана, то обязанъ хорошо обращаться съ теткой декана, даже если эти деньги никогда не достанутся ему. Поэтому онъ сказалъ мисъ Талловаксъ, что его мать надѣется имѣть удовольствіе видѣть ее въ Манор-Кроссѣ до ея отъѣзда изъ Бротертона. Мисъ Талловаксъ чуть не свалилась со стула, кланяясь головою и плечами на это приглашеніе.
Деканъ былъ очень пріятный хозяинъ за столомъ, и бесѣда шла очень пріятно, несмотря на разныя задорливыя попытки Грошюта. Каждый человѣкъ и каждый звѣрь имѣетъ свое собственное оружіе. Волкъ дерется зубами, быкъ рогами, а Грошютъ дрался своимъ епископомъ — по внутреннему инстинкту. Епископъ, по словамъ Грошюта, думалъ, что то и это слѣдуетъ сдѣлать. На клерикальныхъ собраніяхъ можно было сдѣлать такую-то перемѣну, и въ епархіи надлежитъ устроить такія-то духовныя празднества. Эти замѣчанія обыкновенно обращались къ канонику Гольденофу, который почти на нихъ не отвѣчалъ. Но деканъ каждый разъ придумывалъ вѣжливый отвѣтъ, который хотя будучи отвѣтомъ, каждый разъ перемѣнялъ разговоръ. Въ Оградѣ было закономъ не допускать епископа Бартона вмѣшиваться въ дѣла Бротертонскаго собора; а если не епископу, то ужъ по-крайней-мѣрѣ его капеллану. Хотя каноникъ и деканъ были согласны не по всѣмъ дѣламъ вообще, въ этомъ отношеніи они были согласны. Но капелланъ, знавшій положеніе дѣлъ не хуже ихъ, находилъ этотъ обычай дурнымъ и рѣшился уничтожить его.
— Конечно было бы очень пріятно, мистеръ Гольденофъ, если бы могли имѣть такія собранія въ Оградѣ. Я не говорю, чтобы это сдѣлалось сегодня, не говорю чтобы и завтра; но мы можемъ подумать объ этомъ. Епископъ, который чрезвычайно любитъ службу въ соборѣ, очень желаетъ этого.
— Мнѣ не очень нравятся собранія такого рода, сказалъ каноникъ.
— Какія бы собранія ни были въ Оградѣ, надѣюсь, что они будутъ въ моемъ домѣ, сказалъ деканъ: — но я долженъ сказать, что изъ всѣхъ собраній я предпочитаю такое собраніе какое теперь у меня. Джерменъ, потрудитесь передать бутылку.
Когда они были одни, деканъ всегда называлъ зятя Джорджемъ, но въ обществѣ оставлялъ болѣе фамильярное имя.
Де-Баронъ, отецъ мистрисъ Гаутонъ, любилъ пошутить.
— Такъ не одни охотники любятъ собраніе, сказалъ онъ: — и духовенство тоже любитъ собираться. Въ чемъ же разница?
— Разница большая въ цвѣтѣ одежды, сказалъ деканъ.
— Духовнымъ лицамъ, кажется, не позволяется охотиться? спросилъ Гаутонъ, который обыкновенно не очень вникалъ въ предметъ, о которомъ шла рѣчь.
— Что можетъ имъ помѣшать? спросилъ каноникъ, который никогда не охотился и конечно всегда посовѣтовалъ бы молодому пастору удержаться отъ этого удовольствія, но предлагая этотъ вопросъ онъ могъ нанести косвенный ударъ непріятному капеллану, какъ бы оспаривая власть епископа.
— Ихъ собственная совѣсть, я полагаю, торжественно отвѣтилъ капелланъ, такимъ образомъ успѣшно парируя ударъ.
— Когда такъ, я очень радъ, сказалъ Гаутонъ: — что я не вступилъ въ духовное званіе.
Считаться записнымъ охотникомъ было главнымъ честолюбіемъ Гаутона.
— Я боюсь, что вы не годились бы для насъ, Гаутонъ, сказалъ деканъ. — Не пойти ли намъ къ дамамъ?
Въ гостиной, чрезъ нѣсколько времени, лордъ Джорджъ очутился возлѣ мистрисъ Гаутонъ — которая была Аделаидой де-Баронъ въ то время, когда онъ напрасно вздыхалъ у ея ногъ. Какимъ образомъ случилось, что онъ сидѣлъ возлѣ нея, онъ не зналъ, но былъ совершенно убѣжденъ, что это сдѣлалось не по его желанію. Онъ взглянулъ на нее только разъ, когда вошелъ въ комнату, почти покраснѣвъ при этомъ, и сказалъ себѣ, что она очень хороша собой. Ему почти казалось, что она лучше его жены: но онъ зналъ — онъ зналъ теперь — что ея красота и обращеніе не такъ нравились ему, какъ красота и обращеніе того милаго существа, на которомъ онъ женился. А теперь онъ сидѣлъ возлѣ нея и обязанъ былъ заговорить съ нею.
— Надѣюсь, сказала она ему почти шопотомъ, хотя не показывая вида, что. шепчется: — что мы оба сдѣлались очень счастливы послѣ нашей послѣдней встрѣчи.
— Надѣюсь, отвѣтилъ онъ.
— По-крайней-мѣрѣ не можетъ быть никакого сомнѣнія относительно вашего счастія, лордъ Джорджъ. Я никогда не знала дѣвушки милѣе Мери Ловелесъ; она такая хорошенькая, такая невинная, такая восторженная. Я болѣе ничего какъ жалкое суетное существо сравнительно съ нею.
— Она именно такова, какъ вы говорите, мистрисъ Гаутонъ.
Лордъ Джорджъ также былъ недоволенъ — гораздо болѣе недоволенъ, чѣмъ его жена. Но онъ не зналъ какъ выказать свое неудовольствіе; и хотя чувствовалъ его, чувствовалъ также и прежнее вліяніе красоты этой женщины.
— Я съ такимъ удовольствіемъ услыхала, что вы взяли домъ въ Мюнстер-Кортѣ. Надѣюсь; что мы съ леди Джорджъ будемъ короткими друзьями. Я даже не стану называть ее леди Джорджъ; потому что она была для меня Мери прежде, чѣмъ мы думали о нашихъ мужьяхъ.
Это было не совсѣмъ справедливо, но этого лордъ Джорджъ не могъ знать.
— И я надѣюсь — могу я надѣяться — что вы будете у меня?
— Непремѣнно.
— Если вы дадите мнѣ возможность чувствовать, что все случившееся прежде не разорвало дружбы между нами, то это будетъ много способствовать къ счастію моей жизни.
— Конечно не разорвало, сказалъ лордъ Джорджъ.
Мистрисъ Гаутонъ, сказала все что хотѣла сказать и перемѣнила свое положеніе такъ же безмолвно какъ заняла его. Въ ея движеніи не было ничего рѣзкаго, а между тѣмъ лордъ Джорджъ видѣлъ какъ она заговорила съ своимъ мужемъ, сидѣвшимъ на другой сторонѣ комнаты, когда его собственныя слова еще раздавались въ его ушахъ. Онъ смотрѣлъ на нее нѣсколько минутъ, она неоспоримо была хороша. Сравненія быть не могло, онѣ такъ были не похожи; а то онъ готовъ былъ бы сказать, что Аделаида была красивѣе. Но Аделаида конечно не годилась для жизни въ Манор-Кроссѣ, и не поладила бы съ леди Сарой.
На слѣдующей день маркиза, и леди Сюзанна и Амелія пріѣхали къ декану очень парадно, сдѣлать визитъ мисъ Талловаксъ и отвезти леди Джорджъ въ Манор-Кроссъ. Мисъ Талловаксъ было очень пріятно познакомиться съ маркизой. Она никогда прежде не видала даму въ такомъ званіи.
— Только подумай каковы должны быть мои чувства, сказала она своей племянницѣ въ это утро: — я никогда въ жизни не говорила ни съ кѣмъ выше жены баронета.
— Я не думаю, чтобы вы нашли большую разницу, сказала Мери.
— Ты къ этому привыкла; ты такая же какъ и онѣ. Ты вѣдь выше жены баронета, душечка?
— Я еще не разобрала этого, тетушка.
Навѣрно это была ложь, или дочь декана была очень не похожа на другихъ молодыхъ дамъ.
— Мнѣ бы надо бояться тебя, душа моя; но ты такая миленькая и хорошенькая. А лордъ Джорджъ удивительно снисходителенъ.
Леди Джорджъ знала, что въ этомъ подразумѣвалась похвала и поэтому не возражала на выраженіе, противъ котораго иначе слѣдовало бы возразить.
Было рѣшено, что мисъ Талловаксъ будетъ завтракать въ Манор-Кроссѣ на слѣдующій день. Лордъ Джорджъ этого желалъ и леди Сара согласилась, хотя вообще леди Сара не любила общества простыхъ людей. Приходскіе крестьяне, до самого бѣднѣйшаго изъ бѣдныхъ, были ея ежедневными собесѣдниками. Съ ними она проводила цѣлые часы, не находя ничего непріятнаго въ ихъ языкѣ, или привычкахъ. Но она не любила, чтобы люди принятые въ обществѣ были не дворяне. Въ давно прошедшее время, она только согласилась принимать декана, потому предполагается, что духовное званіе дѣлаетъ человѣка джентльменомъ, и находила епископа знатнымъ вельможей, даже если бы онъ былъ сынъ мясника. Но относительно мисъ Талловаксъ она сомнѣвалась. Но даже леди Сара чувствовала, что надо покоряться измѣненіямъ сообразно духу времени. Объ этомъ можно было пожалѣть, но леди Сара знала, что у нея недостанетъ силъ бороться одной.
— Ты знаешь она очень богата, шепнула ей маркиза: — и если Бротертонъ женится, твоему бѣдному брату очень понадобятся деньги.
— Это не должно составлять разницы, мама, сказала леди Сара.
Но леди Сара согласилась пригласить мисъ Талловаксъ завтракать въ Манор-Кроссъ.
Глава V.
правитьДеканъ отвезъ мисъ Талловаксъ въ Манор-Кроссъ въ коляскѣ. Коляска декана былъ самый красивый экипажъ въ Бротертонѣ, гораздо красивѣе чѣмъ карета епископа. Конечно въ коляску запрягалась одна лошадь, а ни епископъ, ни его жена не ѣздили иначе какъ парой, но одной лошади совершенно достаточно для городской ѣзды, и эта одна лошадь можетъ поднимать ноги и привлекать вниманіе такъ какъ клячи епископа не умѣли никогда. На этотъ разъ, такъ какъ дорога была дальняя, были взяты двѣ наемныя лошади, но все таки коляска была очень красива когда ѣхали по аллеѣ Манор-Кросса. Мисъ Талловаксъ немножко струсила, подъѣзжая къ мѣсту своего наступающаго величія.
— Генри, сказала она племяннику: — они будутъ очень низкаго мнѣнія обо мнѣ.
— Милая тетушка, возразилъ деканъ: — въ нынѣшнее время женщина съ деньгами можетъ всегда держать высоко голову. Милая старая маркиза будетъ о васъ такого же высокаго мнѣнія какъ вы о ней.
Въ первую минуту мисъ Талловаксъ болѣе всего поразила простота одежды дамъ. Она сама была нарядна, въ шелковомъ платьѣ и модной шляпкѣ съ цвѣтами. Но когда она увидала маркизу, а особенно леди Сару, она пожалѣла зачѣмъ не пріѣхала въ своемъ всегдашнемъ черномъ платьѣ. Она слышала о леди Сарѣ отъ своей племянницы и составила себѣ такое понятіе о ней, что она драконша въ семьѣ. Но когда она увидала низенькую женщину почти такую же старуху какъ и она сама — хотя въ сущности одна могла быть матерью другой — въ старомъ коричневомъ платьѣ, съ крошечнымъ бѣленькимъ воротничкомъ, она начала надѣяться, что драконша будетъ не очень свирѣпа.
— Надѣюсь, что вамъ нравится Бротертонъ, мисъ Талловаксъ, сказала леди Сара. — Мнѣ кажется я слышала, что вы прежде бывали здѣсь.
— Мнѣ очень нравится, Бротертонъ, миледи.
Леди Сара улыбнулась такъ любезно какъ умѣла.
— Я пріѣзжала, когда Генри сдѣлали деканомъ, теперь это кажется такъ давно. Но онъ тогда не имѣлъ чести знать ваше семейство.
— Мы скоро познакомились съ нимъ, сказала маркиза.
Тутъ мисъ Талловаксъ обернулась и опять поклонилась головой и плечами.
Декана въ эту минуту въ комнатѣ не было, его у лицевой двери увелъ отъ дамъ его зять; но когда подали завтракъ оба вошли. Лордъ Джорджъ подалъ руку двоюродной бабушкѣ своей жены, а за нимъ шелъ деканъ съ маркизой.
— Мнѣ право стыдно итти впереди ея сіятельства, сказала мисъ Талловаксъ, смѣясь.
Но лордъ Джорджъ рѣдко смѣялся и вовсе не умѣлъ шутить надъ подобнымъ предметомъ.
— Таковъ обычай, сказалъ онъ очень серіозно.
Завтракъ казался мисъ Талловаксъ гораздо страшнѣе чѣмъ обѣдъ у, декана. Хотя она не знала обычаевъ тѣхъ людей, съ которыми теперь свела знакомство — она была вовсе не глупа. Она скоро примѣтила, что несмотря на старое мериносовое платье, энергія леди Сары усмиряла всѣхъ.
Сначала разговаривали мало. Лордъ Джорджъ не говорилъ ни слова. Маркиза никогда не старалась поддерживать разговоръ. Бѣдная Мери присмирѣла и была недовольна. Деканъ сдѣлалъ нѣсколько усилій, но безуспѣшно. Леди Сара занималась своей бараниной, которую съѣла до послѣдняго кусочка, вертя и перевертывая на тарелкѣ, и присматриваясь очень близко, потому что она была близорука. Но когда баранина сдѣлала свое дѣло, она подняла глаза съ тарелки и выказывала очевидные признаки, что намѣрена взять на себя тяжесть разговора. Всѣ другія принадлежности завтрака, пирожки, желе и пуддингъ она презирала, считая вредными прибавленіями. Одинъ пуддингъ послѣ обѣда она допустила бы, но больше ничего. Пусть выскочки милліонеры имѣютъ по два большихъ обѣда въ день, но Джерменамъ нѣтъ никакой надобности жить такимъ образомъ, даже когда у нихъ завтракаютъ Бротертонскій деканъ и его тетка.
— Надѣюсь, что вамъ нравятся здѣшнія окрестности, мисъ Талловаксъ, сказала она, какъ только положила ножъ и вилку на кость.
— Манор-Кроссъ великолѣпенъ, миледи, сказала мисъ Талловаксъ.
— Это, старый домъ и мы съ большимъ удовольствіемъ покажемъ вамъ парадныя комнаты. Мы никогда въ нихъ не бываемъ. Разумѣется, вы знаете, что домъ принадлежитъ моему брату, и мы живемъ здѣсь только потому, что онъ живетъ въ Италіи.
— Это молодой маркизъ, миледи?
— Да; мой старшій братъ, маркизъ Бротертонъ, но я не могу сказать, чтобъ онъ былъ очень молодъ. Онъ двумя годами старше меня и десятью годами старше Джорджа.
— Мнѣ кажется онъ еще не женатъ? спросила мисъ Талловаксъ.
Для всѣхъ вопросъ этотъ былъ непріятенъ. Бѣдная Мери не могла не покраснѣть, вспомнивъ какъ много зависѣло отъ брака ея деверя. Лордъ Джорджъ думалъ, что старуха узнавала есть ли возможность ея внучкѣ сдѣлаться маркизой. Старая леди Бротертонъ, всегда желавшая, чтобы ея старшій сынъ женился, почувствовала себя неловко, такъ же какъ и деканъ, сознававшій, что всѣ присутствующіе должны знать, какъ должно быть важно это для него.
— Нѣтъ, сказала леди, Сара съ величественной серіозностью: — мой старшій братъ еще не женатъ. Если вы желаете видѣть комнаты, мисъ Талловаксъ, я буду имѣть удовольствіе показать вамъ дорогу.
Деканъ видѣлъ комнаты прежде и остался съ старой маркизой. Лордъ Джорджъ, много заботившійся обо всемъ, что касалось его фамиліи, присоединился къ уходившимъ, и Мери почувствовала себя принужденной слѣдовать за мужемъ и теткой. Двѣ младшія сестры тоже пошли съ леди Сарой.
— Въ этой комнатѣ спала королева Елисавета, сказала леди Сара, входя въ большую комнату въ нижнемъ жильѣ, гдѣ стояла большая кровать на четырехъ столбахъ, возвышаясь почти до потолка и имѣя такой видъ, какъ будто ни одно человѣческое тѣло не оскверняло ее цѣлыхъ три столѣтія.
— Боже! сказала мисъ Талловаксъ, почти боясь ступать ногою по такому священному полу. — Королева Елисавета! Неужели она дѣйствительно спала здѣсь?
— Нѣкоторые говорятъ, что она совсѣмъ не пріѣзжала въ Манор-Кроссъ, сказала добросовѣстная леди Амелія: — но эта комната дѣйствительно была приготовлена для нея.
— Вотъ оно что! сказала мисъ Талловаксъ, начинавшая менѣе бояться королевскаго величія теперь, когда набросили сомнѣніе на его дѣйствительное присутствіе.
— Разсматривая внимательно доказательства, сказала, леди Сара, бросивъ свирѣпый взглядъ на сестру: — я думаю, что она была. Мы знаемъ, что она пріѣзжала въ Бротертонъ въ 1582 г., и существуетъ письмо, въ которомъ просятъ сер-Гумфри Джермена приготовить комнату для нея. Я въ этомъ не сомнѣваюсь.
— Это впрочемъ не составляетъ никакой разницы, замѣтила Мери.
— Это составляетъ разницу громадную, возразила леди Сюзанна. — Эта кровать будетъ для насъ священна всегда, потому что на ней отдыхала и спала всемилостивѣйшая государыня Англіи.
— Конечно это составляетъ разницу, сказала мисъ Талловаксъ, во всѣ глаза смотря на кровать. — Теперь на этой кровати кто-нибудь спитъ?
— Никогда никто, отвѣчала леди Сара. — Теперь мы пройдемъ въ большую столовую. Тамъ виситъ портретъ перваго графа.
— Написанный Кнеллеромъ, гордо сказала леди Амелія.
— Неужели! сказала мисъ Талловаксъ.
— Относительно этого есть сомнѣніе, сказала леди Сара. — Я узнала, что сер-Годфридъ Кнеллеръ родился въ 1648 г., а такъ какъ первый графъ умеръ чрезъ два года послѣ восшествія на престолъ Карла II, я не знаю могъ ли онъ написать его портретъ.
— Всегда говорили, что онъ написанъ Кнеллеромъ, замѣтила леди Амелія.
— Я боюсь, что это была ошибка, сказала леди Сара.
— Неужели! сказала мисъ Талловаксъ смотря съ восторгомъ на плохо представленнаго старика въ бронѣ.
Тутъ они вошли въ парадную столовую и мисъ Талловаксъ сообщили, что эта комната не въ употребленіи уже очень много лѣтъ.
— И такая прекрасная комната! сказала мисъ Талловаксъ съ большимъ сожалѣніемъ.
— Дѣло въ томъ, что здѣсь каминъ ужасно дымитъ, сказалъ лордъ Джорджъ.
— Я не помню, чтобы здѣсь когда-нибудь разводили огонь, сказала леди Сара: — въ очень холодную погоду сюда приносятъ печку для сохраненія мебели. А это бальная зала.
— Боже! воскликнула мисъ Талловаксъ, осматривая полинялыя желтыя занавѣси.
— У насъ здѣсь былъ балъ одинъ разъ, сказала леди Амелія: — въ день совершеннолѣтія Бротертона. Я помню.
— А съ тѣхъ поръ комната эта употреблялась? спросила Мери.
— Никогда, отвѣчала леди Сара. — Иногда, когда идетъ дождь, мы здѣсь прохаживаемся для моціона. Это прекрасный старый домъ, но я часто жалѣю зачѣмъ онъ не меньше. Мнѣ кажется, что теперь такія комнаты не такъ нужны какъ прежде. Можетъ быть настанетъ время, когда мой братъ сдѣлаетъ Манор-Кроссъ опять веселымъ, но теперь онъ не очень веселъ. Кажется теперь все, мисъ Талловаксъ.
— Очень хорошо — очень хорошо, сказала мисъ Талловаксъ дрожа отъ холода.
Потомъ всѣ вернулись въ ту комнату, гдѣ онѣ сидѣли каждый день.
Старушка, возвращаясь въ коляскѣ съ племянникомъ деканомъ, могла свободно выражать свои мысли.
— Я не стала бы жить въ этомъ домѣ, Генри, если бы даже мнѣ отдавали его даромъ.
— Они должны бы дать вамъ что-нибудь на что поддерживать его.
— И тогда не стала бы. Разумѣется, очень пріятно имѣть кровать, на которой спала королева Елисавета.
— Или не спала.
— Я постаралась бы себя увѣрить, что она спала. Но, Боже, это еще значитъ не все. Мнѣ почти страшно было смотрѣть. Комната за комнатой — комната за комнатой — и никто въ нихъ не живетъ.
— Люди могутъ жить только въ извѣстномъ числѣ комнатъ, тетушка.
— Такъ для чего же ихъ имѣть? И не находишь ли ты, что для дочерей маркизы, онѣ немножко… неряшливы?
— Онѣ немного тратятъ на наряды.
— Дома у меня Джемима, кончивъ грязную работу, гораздо лучше одѣнется чѣмъ леди Сара. И, Генри, ты не находишь, что онѣ немножко суровы къ Мери.
— Суровы къ ней, какъ?
Деканъ слушалъ съ улыбкой первыя критическія замѣчанія старухи; но теперь онъ заинтересовался и круто повернулся къ ней.
— Какъ, суровы?
— Гримасничали надъ ней между собой и нравоучительно относились къ ея словамъ.
Деканъ не нуждался въ замѣчаніяхъ своей тетки, чтобы чувствовать это. Тонъ каждаго слова, обращеннаго къ его дочери, доходилъ до его ушей. Ему было пріятно выдать ее замужъ въ такую знатную семью. Онъ съ удовольствіемъ думалъ, что посредствомъ его благосостоянія, внучка его отца сдѣлается перессою; но, конечно, онъ не имѣлъ намѣренія, чтобы выгоды эти покупались покорностью его дочери старымъ дѣвамъ въ Манор-Кроссѣ. Предвидя кое-что изъ этого, онъ поставилъ условіемъ, чтобы она имѣла свой домъ въ Лондонѣ; но половину своего времени она вѣроятно будетъ проводить въ деревнѣ, и относительно этой половины ей необходимо растолковать, что какъ жена лорда Джорджа, она ничѣмъ не ниже его сестеръ, а въ нѣкоторомъ отношеніи даже выше.
— Я не вижу, какая польза жить въ большомъ домѣ, продолжала мисъ Талловаксъ: — если все время скучать и скучать.
— Онѣ вѣдь старѣе ее.
— Бѣдняжечка! Я всегда говорила, что молодые должны и жить съ молодыми. Разумѣется, для нея очень важно имѣть лорда мужемъ. Но онъ самъ кажется слишкомъ старъ для такой хорошенькой милочки, какъ твоя Мери.
— Ему только тридцать три года.
— Это должно быть отъ его наружности, онъ такой величественный. Но меня леди Сара ставитъ втупикъ. По наружности этого не видно, а между тѣмъ она всѣмъ вертитъ по своему. Ну, я желала быть тамъ и рада, что была; но, кажется, едва ли пожелаю быть опять.
Наступило молчаніе на нѣсколько времени, но когда, коляска въѣхала въ Бротертонъ, мисъ Талловаксъ опять заговорила:
— Не думаю, чтобы такая старуха, какъ я, могла когда-нибудь пригодиться, и ты всегда тутъ, чтобы присмотрѣть за ней. Но если ей понадобится когда-нибудь развеселиться, какъ я ни стара, мнѣ кажется, я могу устроить, чтобы для нея было повеселѣе, чѣмъ тамъ.
Деканъ взялъ ея руку и пожалъ, а потомъ ничего болѣе не было сказано.
Когда коляска отъѣхала, лордъ Джорджъ пошелъ съ женою гулять въ паркъ. Она все еще усиливалась влюбиться въ него, не сознаваясь въ неудачѣ, а иногда увѣряя себя, что ей удалось вполнѣ. Теперь, когда онъ пригласилъ ее гулять, она весело надѣла шляпку и обхватила обѣими руками руку мужа, когда пошла съ нимъ въ разсадникъ.
— Удивительная старуха, не правда ли, Джорджъ?
— Ничего въ ней нѣтъ удивительнаго.
— Разумѣется, ты находишь ее пошлой.
— Я этого не говорилъ.
— Нѣтъ, ты этого не скажешь по добротѣ, потому что она тетка папаши. Но она очень добра. Ты не находишь, что она очень добра?
— Очень, можетъ быть. Но я не имѣю привычки такъ всѣмъ восхищаться какъ ты.
— Она привезла мнѣ такой хорошенькій подарокъ. Я не могла показать тебѣ его при всѣхъ, и онъ изъ Лондона полученъ только сегодня. Она ни слова не говорила о немъ прежде. Посмотри.
Она сняла перчатку и показала мужу брильянтовый перстень.
— Ты не должна надѣвать это, когда выходишь изъ дома.
— Я надѣла только для того, чтобы показать тебѣ. Не правда ли, какъ это мило, съ ея стороны? «Знатныя молодыя женщины должны носить и красивыя вещи», сказала она, когда отдала мнѣ перстень. Не правда ли, какое странное выраженіе употребила она? а между тѣмъ я поняла ее.
Лордъ Джорджъ нахмурился, думая, что и онъ также понялъ слова старухи, и, вспомнивъ, что знатныя дамы въ Манор-Кроссѣ никогда не носили красивыхъ вещей.
— Не находишь ли ты, что это очень мило?
— Разумѣется, она имѣетъ право сдѣлать тебѣ подарокъ, если это ей нравится.
— Это понравилось мнѣ, Джорджъ.
— Очень можетъ быть, и такъ какъ я тоже этимъ не недоволенъ, то и прекрасно. Однако, у тебя достаточно смысла на то, чтобы понять, что въ этомъ домѣ болѣе думаютъ о… о… о… онъ хотѣлъ сказать о происхожденіи, но не хотѣлъ оскорбить ее: — болѣе думаютъ о хорошихъ поступкахъ, чѣмъ о перстняхъ и драгоцѣнныхъ вещахъ.
— Перстни, драгоцѣнныя вещи и хорошіе поступки могутъ быть соединены, такъ?
— Разумѣется, могутъ.
— И часто соединяются. Ты не подумаешь, что мои… хорошіе поступки испортятся оттого, что я буду носить перстень моей тетки?
Когда лордъ Джорджъ сдѣлалъ намекъ на хорошіе поступки, Мери отняла одну руку отъ его руки и теперь, когда она повторила эти слова, въ ея голосѣ былъ небольшой сарказмъ.
— Я хотѣлъ отвѣтить на мнѣніе твоей тетки, что молодые люди должны носить красивыя вещи. Нѣтъ никакого сомнѣнія, что теперь есть неистовое стремленіе къ богатымъ украшеніямъ и дорогимъ нарядамъ, и объ этомъ-то она думала, говоря о красивыхъ вещахъ. Когда я говорилъ, что здѣсь болѣе думаютъ о хорошихъ поступкахъ, я имѣлъ намѣреніе показать, что ты вступила въ такую семью, которая не дорожитъ богатыми украшеніями и дорогими нарядами. Мои сестры чувствуютъ, что положеніе ихъ въ свѣтѣ упрочено безъ внѣшнихъ признаковъ, и желаютъ, чтобы ты раздѣлила это чувство.
Это было настоящее нравоученіе, и, по мнѣнію Мери, очень непріятное, и вовсе незаслуженное. Неужели ея мужъ дѣйствительно имѣлъ намѣреніе сказать ей, что если его сестры хотятъ одѣваться въ деревнѣ какъ неряшливыя старыя дѣвы, которыхъ бросилъ свѣтъ, то и она должна одѣваться также въ Лондонѣ? Несправедливость этого со всѣхъ сторонъ поразила Мери въ эту минуту. Онѣ были стары, а она молода.
Онѣ безобразны, она хороша, онѣ бѣдны, она богата. Онѣ не имѣли ни малѣйшаго желанія казаться красивыми, а она имѣла къ этому очень сильное желаніе. Онѣ были старыя дѣвы, она молодая новобрачная. Потомъ, какое право имѣли онѣ повелѣвать ею и передавать ей чрезъ ея мужа свои желанія о томъ, какъ она должна одѣваться? Она не сказала ничего въ эту минуту, но покраснѣла и начала чувствовать, что способна возмутиться по-крайней-мѣрѣ противъ своихъ золовокъ. Наступило молчаніе на нѣсколько минутъ, а потомъ Лордъ Джорджъ опять обратился къ этому предмету.
— Надѣюсь, что ты можешь сочувствовать моимъ сестрамъ, сказалъ онъ.
Онъ чувствовалъ, что рука была отнята и понялъ причину.
Она желала возмутиться противъ его сестеръ, но нисколько не желала итти наперекоръ ему. Она знала по инстинкту, что ея жизнь была бы очень дурна, если бы она не могла сочувствовать своему мужу. Влюбиться въ него было еще главнымъ желаніемъ ея сердца, но она не могла заставить себя сказать, что сочувствуетъ его сестрамъ въ этомъ прямомъ нападеніи на ея собственный образъ мыслей.
— Разумѣется, онѣ немножко старѣе меня, сказала она, надѣясь выпутаться изъ затрудненія.
— И поэтому болѣе имѣютъ права на уваженіе. Я думаю, ты сознаешься, что имъ должно быть извѣстно, что прилично и неприлично порядочной женщинѣ.
— Неужели ты хочешь сказать, сказала она, едва будучи въ состояніи удержаться отъ рыданій: — что онѣ… находятъ… что я держу себя не такъ какъ слѣдуетъ?
— Я ничего объ этомъ не говорилъ, Мери.
— Онѣ находятъ, что я не такъ одѣваюсь?
— Зачѣмъ ты дѣлаешь такой вопросъ?
— Я не знаю что же другое могу я понять, Джорджъ. Разумѣется, я сдѣлаю все, что ты мнѣ велишь. Если ты желаешь, чтобы я сдѣлала какую-нибудь перемѣну, я сдѣлаю. Но надѣюсь, что онѣ не станутъ передавать мнѣ ничего чрезъ тебя.
— Я думалъ, что ты будешь рада узнать, что онѣ интересуются тобою.
Въ отвѣтъ на это Мери надулась, но мужъ ея не примѣтилъ этого.
— Разумѣется, онѣ желаютъ, чтобы ты сдѣлалась такою же какъ онѣ. Мы очень дружная семья. Я не говорю о моемъ старшемъ братѣ, который отдалился отъ насъ и совсѣмъ другого характера. Но у моей матери, у моихъ сестеръ и у меня очень много общихъ мнѣній. Мы живемъ вмѣстѣ и имѣемъ одинъ образъ мыслей. Званіе наше высоко, а средства малы. Но для меня происхожденіе гораздо выше богатства. Мы сознаемся, однако, что званіе требуетъ многихъ жертвъ, и мои сестры стараются приносить эти жертвы добросовѣстно. Я даже въ книгахъ не читалъ о женщинѣ болѣе преданной хорошимъ дѣламъ чѣмъ Сара. Если ты повѣришь этому, ты поймешь, что онѣ хотятъ сказать и что хочу сказать я, когда мы говоримъ, что въ Манор-Кроссѣ мы болѣе думаемъ о хорошемъ поведеніи, чѣмъ о перстняхъ и драгоцѣнныхъ вещахъ. Ты желаешь; Мери, быть одною изъ насъ, желаешь?
Она замолчала, а потомъ отвѣтила:
— Я желаю быть всегда такою же какъ ты.
Ему почти хотѣлось разсердиться на это, но это было невозможно.
— Для того, чтобы быть такою же какъ я, моя дорогая, сказалъ онъ: — ты должна быть такою же какъ онѣ.
— Я не могу любить ихъ такъ, какъ ты любишь, Джорджъ, и я не думаю, что это есть значеніе брака.
Она подумала съ минуту, а потомъ опять сказала:
— И не думаю, чтобы я могла такъ одѣваться какъ онѣ. Я увѣрена, что и тебѣ не было бы это пріятно.
Говоря это она опять положила, другую руку на его руку.
Онъ ничего болѣе не говорилъ объ этомъ и привелъ ее обратно въ домъ, идя возлѣ нея почти безмолвно, самъ не зная долженъ ли онъ былъ сердиться на нее или взять ея сторону. Это правда, что ему не хотѣлось бы видѣть ее одѣтою такъ такъ леди Сара, но ему было бы пріятно если бы она сдѣлала попытку въ этомъ отношеніи, достаточную для того, чтобы выказать покорность. Онъ уже началъ бояться отсутствія всякаго контроля надъ его молодой женой въ той лондонской жизни, въ которую она скоро будетъ введена, и размышлялъ не уговорить ли ему одну изъ сестеръ ѣхать съ ними. Сара, конечно, не поѣдетъ. Амелія будетъ безполезна, хотя она скорѣе сошлась бы съ его женой чѣмъ другія. Сюзанна была не такъ тверда какъ Сара, и не такъ любезна какъ Амелія. А потомъ что если Мери объявитъ, что желаетъ начать кампанію безъ нихъ?
Молодая жена какъ только осталась одна въ своей спальнѣ, рѣшила, что не позволитъ сестрамъ своего мужа повелѣвать собою. Ему она будетъ покорна во всемъ; но его власть не должна быть передаваема имъ.
Глава VI.
правитьОколо половины октября пришло письмо отъ маркиза Бротертона къ брату, очень удивившее всѣхъ въ Манор-Кроссѣ. На увѣдомленіе лорда Джорджа о женитьбѣ, маркизъ отвѣчалъ таинственно и непріятно; но онъ всегда былъ непріятенъ, а иногда выказывалъ таинственность. Онъ предостерегалъ брата, что можетъ быть ему самому понадобится Манор-Кроссъ, но онъ говорилъ тоже самое часто во время своего пребыванія въ Италіи, всегда стараясь дать понять матери и сестрамъ, что имъ можетъ быть придется выѣхать вдругъ и неожиданно. Теперь это и случилось, и по такому поводу, что въ Манор-Кроссѣ и въ домѣ декана въ Бротертонѣ произвело переполохъ. Письмо заключалось въ слѣдующемъ:
"Любезный Джорджъ, я женюсь на маркизѣ Луиджи. Ее зовутъ Катерина Луиджи, и она вдова. О ея лѣтахъ ты можешь спросить самъ когда ее увидишь, если осмѣлишься. Я не осмѣлился. Я полагаю, что она десятью годами моложе меня. Я не ожидалъ, но она говоритъ теперь, что хочетъ жить въ Англіи. Разумѣется, я всегда самъ имѣлъ намѣреніе воротиться когда-нибудь. Не думаю, чтобы мы пріѣхали прежде мая, но для насъ надо приготовить домъ. Матушкѣ и сестрамъ лучше пріискать себѣ домъ такъ скоро, какъ только возможно. Скажи моей матушкѣ, что разумѣется, я ей передамъ доходъ съ Кросс-Голла, на что она и имѣетъ право. Не думаю, чтобы она захотѣла тамъ жить, ни она, ни сестры не сойдутся съ моей женой. Твой
«Я жду увѣдомленія когда начнутъ красить и меблировать домъ».
Когда лордъ Джорджъ получилъ это письмо, онъ прежде показалъ его одной сестрѣ Сарѣ. Читатель понимаетъ, что между маркизомъ и его братомъ и сестрами никогда не было тѣсной родственной привязанности; и для матери онъ не былъ любящимъ сыномъ. Но семейство въ Манор-Кроссѣ всегда старалось поддерживать наружное уваженіе къ главѣ фамиліи, и старая маркиза, конечно, была бы въ восторгѣ, если бы ее старшій сынъ вернулся домой и женился на англичанкѣ. Леди Сара, исполняя то, что она считала семейнымъ долгомъ, писала аккуратно своему старшему брату обо всемъ, что случалось въ имѣніи — но этихъ отчетовъ онъ вѣроятно никогда не читалъ. Теперь вдругъ разразился ударъ. Леди Сара прочла письмо, а потомъ посмотрѣла на брата.
— Ты сказалъ Мери? спросила она.
— Я не говорилъ никому.
— Это касается столько же и ея сколько насъ. Разумѣется, если онъ женится, онъ долженъ жить въ своемъ домѣ. Мы должны желать, чтобы онъ жилъ здѣсь.
— Если бы онъ былъ не такой, сказалъ лордъ Джорджъ.
— Если она женщина хорошая, то и онъ сдѣлается другимъ. Не въ этомъ дѣло, а въ томъ какъ онъ сообщаетъ намъ объ этомъ. Слыхалъ ты прежде ея имя?
— Никогда.
— Какъ онъ упоминаетъ о ней, о ея лѣтахъ! сказала леди Сара съ чрезвычайнымъ негодованіемъ. — Разумѣется, мамашѣ надо сказать. Почему бы намъ не жить въ Кросс-Голлѣ? Я не понимаю, что онъ говоритъ объ этомъ. Кросс-Голлъ принадлежитъ мамашѣ пожизненно точно такъ, какъ Манор-Кроссь принадлежитъ ему.
У самыхъ воротъ парка, съ той стороны, которая дальше отъ Бротертона, и слѣдовательно болѣе уединенной, стоялъ простой прочный домъ, выстроенный въ царствованіе королевы Анны, который теперь уже нѣсколько поколѣній былъ жилищемъ вдовствующей маркизы Бротертонъ. Когда умеръ покойный маркизъ, домъ этотъ сдѣлался собственностью его жены; но она уступила его сыну взамѣнъ большого дома. Отсутствующій маркизъ сдѣлалъ съ матерью выгодное для него условіе и отдалъ ея домъ называемый Кросс-Голлъ охотнику-фермеру. Теперь онъ любезно предлагалъ матери получать доходъ съ ея собственнаго дома, показывая въ тоже время желаніе, чтобы всѣ его родные убрались подальше отъ него.
— Онъ желаетъ, чтобы мы выѣхали, сказалъ лордъ Джорджъ хриплымъ голосомъ.
— Но я не вижу почему намъ сообразоваться съ его желаніями, Джорджъ. Куда мы поѣдемъ? Какую пользу можемъ мы сдѣлать въ чужомъ мѣстѣ? Куда бы мы не поѣхали, мы вездѣ будемъ очень бѣдны, но здѣсь мы можемъ лучше жить съ этими средствами чѣмъ въ другомъ мѣстѣ. Какимъ образомъ можемъ мы пріобрѣсти новые интересы въ жизни. Земля принадлежитъ ему, но бѣдный народъ принадлежитъ намъ столько же сколько ему. Это безразсудно.
— Это ужасный эгоизмъ.
— Я по-крайней-мѣрѣ не стану повиноваться ему въ этомъ, сказала леди Сара. — Разумѣется, мама сдѣлаетъ что хочетъ, но я не вижу зачѣмъ намъ уѣзжать. Онъ не будетъ жить здѣсь цѣлый годъ.
— Ему надоѣстъ чрезъ мѣсяцъ. Ты прочтешь письмо матушкѣ.
— Я скажу ей, Джорджъ. Ей лучше не видать письма, если только она не настоитъ на этомъ. Я прочту еще разъ, а потомъ ты спрячь письмо. Тебѣ надо тотчасъ сказать Мери. Очень естественно, что она основывала надежды на невѣроятности брака Бротертона.
Еще до полудня извѣстіе распространилось по всему дому. Съ старой маркизой, когда она услыхала о женѣ итальянкѣ, сдѣлалась истерика, но потомъ она отчасти успокоилась при мысли, что не всѣ итальянки непремѣнно дурны. Она безпрестанно спрашивала письмо, и наконецъ, когда нашли невозможнымъ объяснить ей иначе чего сынъ желаетъ относительно домовъ, письмо показали ей. Тогда она опять начала плакать.
— Почему бы намъ не жить въ Кросс-Голлѣ, Сара? спросила она.
— Кросс-Голлъ принадлежитъ вамъ, мама, и никто не можетъ помѣшать вамъ жить тамъ.
— Но Августусъ говоритъ, что мы должны уѣхать.
Маркиза только одна въ семьѣ называла маркиза просто по имени, и дѣлала это только когда была взволнована.
— Конечно онъ же выражаетъ желаніе, что мы должны уѣхать.
— Куда же намъ ѣхать, а особенно мнѣ въ мои лѣта?
— Я думаю, что намъ надо жить въ Кросс-Голлѣ.
— Но онъ говоритъ, что намъ нельзя. Не можемъ же мы поселиться тамъ, если онъ хочетъ, чтобы мы уѣхали.
— Почему же, мама? Кросс-Голлъ вашъ домъ столько же какъ этотъ его. Если вы дадите ему понять, что выѣхавъ отсюда переѣдете туда, то онъ вѣроятно ничего болѣе не будетъ говорить объ этомъ.
— Мистеръ Прайсъ живетъ тамъ. Не могу же я выгнать мистера Прайса какъ только маляры придутъ сюда. Можетъ быть они явятся завтра, что же я буду дѣлать?
Объ этомъ леди Сара разсуждала съ матерью цѣлый день и переносила жалобную слабость старухи съ чрезвычайнымъ терпѣніемъ и почти успѣла, до наступленія вечера уговорить мать возмутиться противъ тиранства сына. Въ этомъ дѣлѣ были и особенныя затрудненія. Маркизъ могъ выгнать всѣхъ въ одинъ день? Ему стоило только сказать: «Убирайтесь»! и они должны были выѣхать. И онъ могъ выгнать ихъ, не говоря и не писавъ болѣе ни слова. Явится куча рабочихъ и тогда разумѣется, онѣ должны будутъ выѣхать. Но мистеру Прайсу надо дать увѣдомленіе за цѣлый годъ.
— Если ужъ окажется необходимо, мама, то мы можемъ переѣхать, въ Бротертонъ на время. Мистеръ Гольденофъ или деканъ найдутъ для насъ квартиру.
Тутъ старушка начала спрашивать какъ Мери перенесла это извѣстіе; но Леди Сара еще не успѣла узнать объ этомъ.
Лордъ Джорджъ съ удивленіемъ увидалъ какъ мало поразилъ его жену страшный громовой ударъ, разразившійся надъ ними. Для него этотъ ударъ былъ почти такъ же ужасенъ, какъ и для его матери. Онъ нанялъ домъ въ Лондонѣ по настоянію декана и вслѣдствіе обѣщанія даннаго до женитьбы; обѣщаніе это было для него священно, но онъ о немъ жалѣлъ. Онъ предпочелъ бы жить цѣлый годъ въ Манор-Кроссѣ. Хотя у него было тамъ мало дѣла, онъ никогда тамъ не скучалъ. Онъ любилъ этотъ большой домъ. Онъ любилъ мрачное величіе парка. Онъ любилъ судейскую скамью, хотя почти не говорилъ, когда сидѣлъ на ней. Ему нравилась и экономная жизнь. Относительно же дома къ Лондонѣ, хотя состояніе жены позволяло ему прожить тамъ мѣсяцевъ пять, онъ зналъ, что дохода недостанетъ на цѣлый годъ. А теперь что же онъ долженъ дѣлать? Если бы онъ могъ оставить домъ въ Лондонѣ, тогда могъ бы жить съ матерью въ какомъ-нибудь новомъ деревенскомъ домѣ. Но онъ не смѣлъ сдѣлать предложеніе, чтобы домъ въ Лондонѣ оставить. Онъ боялся декана, и такъ сказать боялся своего собственнаго обѣщанія. Это было поставлено условіемъ и онъ не зналъ какъ ему отдѣлаться отъ этого условія.
— Должны оставить Манор-Кроссъ, сказала Мери, когда ей было сообщено: — Боже! какъ это странно. Куда же онѣ переѣдутъ?
По тону ея голоса мужу ея сдѣлалось очевидно, что она смотрѣла на свой домъ въ Мюнстер-Кортѣ — домъ былъ ея, а не его — какъ будущее мѣстопребываніе его и ея. Спрашивая куда «онѣ» поѣдутъ, она подразумѣвала другихъ дамъ въ семьѣ. Онъ ожидалъ, что она выкажетъ какое-нибудь разочарованіе, относительно опасности своего будущаго положенія, которое долженъ былъ произвести этотъ новый бракъ. Но относительно этого ему показалось, что она совершенно равнодушна или умѣла очень хорошо разыгрывать роль. Словомъ она была почти равнодушна. Мысль, что она когда-нибудь сдѣлается леди Бротертонъ, занимала ее, но не очень. Ея счастіе не такъ было нарушено этимъ бракомъ, какъ намекомъ на ея одежду. Она не могла понять ужаснаго унынія, въ которое весь этотъ вечеръ и весь слѣдующій день была погружена вся семья.
— Джорджъ, это очень тебя огорчаетъ? шепнула она ему утромъ на второй день.
— Не то, что братъ мой женится, сказалъ онъ: — сохрани Богъ, чтобы я младшій братъ желалъ бы лишить его того, что принадлежитъ ему по праву. Если бы онъ женился хорошо, что всѣ мы должны были радоваться этому.
— А развѣ онъ женится не хорошо?
— Какъ, на иностранкѣ-то? на вдовѣ итальянца? Потомъ я боюсь, что трудно будетъ найти удобный домъ для моей матери.
— Амелія говоритъ, что она можетъ переѣхать въ Кросс-Голлъ.
— Амелія сама не знаетъ, что говоритъ. Въ Кросс-Голлъ имъ еще долго нельзя переѣхать, если бы даже это и можно было сдѣлать. Надо домъ вполнѣ меблировать, а на это нѣтъ денегъ.
— А нельзя ли, чтобы твой братъ?…
Лордъ Джорджъ покачалъ головой.
— Или папа?…
Лордъ Джорджъ опятъ покачалъ головой.
— Что онѣ будутъ дѣлать?
— Если бы у насъ не было дома въ Лондонѣ, мы могли бы вмѣстѣ нанять домъ въ деревнѣ, сказалъ лордъ Джорджъ.
Всѣ разнообразныя обстоятельства предложенія тотчасъ промелькнули въ головѣ Мери. Если бы ей сказали, когда лордъ Джорджъ сватался за нее, что она постоянно будетъ жить въ деревнѣ съ матерью и сестрами въ домѣ, гдѣ она не можетъ быть хозяйкой, она, конечно, отказала бы ему. А теперь скука ея жизни была для нея яснѣе, чѣмъ тогда. Но по стараніямъ ея отца, для нея былъ взятъ пріятный веселый домикъ въ Лондонѣ, и она могла позлащать скуку Манор-Кросса блескомъ своихъ будущихъ надеждъ. Пять мѣсяцевъ она будетъ полновластной хозяйкой въ Лондонѣ. Ея мужъ будетъ жить на ея деньги, но мысль, что онъ будетъ счастливъ этимъ, приводила ее въ восторгъ. И все это должно быть хорошо и благоразумно, потому что сдѣлалось по совѣту ея отца. Теперь ей предлагаютъ оставить все это и жить въ какомъ-нибудь маленькомъ, бѣдномъ, скучномъ, деревенскомъ домѣ, гдѣ она будетъ послѣднею въ семьѣ, вмѣсто того, чтобы быть хозяйкой въ своемъ домѣ. Она обдумала все это въ одно мгновеніе и отвѣтила мужу твердымъ голосомъ:
— Если ты желаешь оставить домъ въ Лондонѣ, мы оставимъ.
— Я боюсь, что это огорчитъ тебя.
Когда мы требуемъ жертвъ отъ нашихъ друзей, мы также желаемъ слышать отъ нихъ увѣреніе, что имъ пріятна эта жертва.
— Разумѣется, я буду жалѣть, Джорджъ.
— И это было бы несправедливо, сказалъ онъ.
— Если ты желаешь, я не скажу ни слова противъ этого.
Въ тотъ же день онъ поѣхалъ въ Бротертонъ сообщить извѣстіе декану. Что ни рѣшили бы они между собой, деканъ долженъ тотчасъ узнать объ этомъ бракѣ. Лордъ Джорджъ, обдумывая все, когда ѣхалъ верхомъ, находилъ затрудненія со всѣхъ сторонъ. Онъ обѣщалъ, что его жена будетъ жить въ Лондонѣ, и не могъ взять назадъ этого обѣщанія. Онъ понималъ, что значила предложенная ею жертва и чувствовалъ, что она не освободитъ его совѣсть. Потомъ онъ былъ увѣренъ, что деканъ громко будетъ возражать противъ этого. Конечно, деньги принадлежали собственно Мери и находились въ распоряженіи лорда Джорджа; но онъ не будетъ въ состояніи вынести упреки декана. Онъ будетъ также не въ состояніи вынести свои собственные упреки, если только — что было весьма невѣроятно — деканъ одобритъ его планъ. Но какъ же устроить это? Неужели онъ долженъ бросить мать и сестеръ въ затруднительныхъ обстоятельствахъ? Онъ очень любилъ свою жену; но ему и въ голову не приходило, чтобы дочь декана Ловелеса могла быть, такъ для него важна, какъ дамы изъ фамиліи Джерменъ. Братъ намѣревался привезти жену въ Манор-Кроссъ въ маѣ, когда онъ будетъ въ Лондонѣ, гдѣ же и какимъ образомъ будутъ жить его мать и сестры?
Деканъ выказалъ свое смятеніе довольно ясно.
— Это очень непріятно, Джорджъ, сказалъ онъ: — очень непріятно!
— Разумѣется, намъ не нравится, что она иностранка.
— Разумѣется, вамъ не нравится вовсе его женитьба. И можетъ ли она нравиться? Вы всѣ знаете его довольно и конечно увѣрены, что не можете одобрить выбранную имъ женщину.
— Я не знаю, почему моему брату не жениться бы на англичанкѣ.
— Онъ однако не женился. Онъ женился на вдовѣ какого-то итальянца, и это несчастіе. Бѣдная Мери!
— Я не думаю, чтобы Мери огорчалась этимъ.
— Она будетъ огорчена со временемъ. Женщины ея возраста сначала не чувствуютъ этого. Такъ онъ ѣдетъ сейчасъ. Что будетъ дѣлать ваша матушка?
— У нея есть Кросс-Голдъ.
— Тамъ живетъ Прайсъ. Разумѣется, онъ долженъ выѣхать?
— Долженъ, если его увѣдомятъ заранѣе.
— Онъ противиться не станетъ, если вы оставите ему землю и мызу. Я знаю Прайса. Онъ человѣкъ не дурной.
— Но Бротертонъ не желаетъ, чтобы онѣ переѣхали туда, сказалъ лордъ Джорджъ, почти шопотомъ.
— Не желаетъ, чтобы ваша мать жила въ своемъ собственномъ домѣ? Честное слово, какъ маркизъ внимателенъ ко всѣмъ вамъ! Онъ это сказалъ прямо? На мѣстѣ леди Бротертонъ я не обратилъ бы ни малѣйшаго вниманія на его слова. Она не зависитъ отъ него. Для того, чтобы онъ могъ избавиться отъ скуки показывать вѣжливость своимъ роднымъ, она должна отправиться странствовать по свѣту и отыскивать себѣ домъ на старости лѣтъ! Вы должны сказать ей, чтобы она ни минуты не слушала подобнаго предложенія.
Хотя лордъ Джорджъ имѣлъ большое довѣріе къ своему тестю, ему непріятно было слышать, что объ его братѣ такъ свободно говоритъ человѣкъ, который былъ никто иной, какъ сынъ лавочника. Ему казалось, что деканъ не кстати вмѣшивается въ дѣло Манор-Кросса, а между тѣмъ, онъ былъ принужденъ разсказать декану все.
— Если даже Прайсъ выѣдетъ все-таки нельзя сейчасъ приготовить домъ.
— Маркизъ навѣрно не выгонитъ вашу мать до весны?
— Работники придутъ. Я не знаю, что мы будемъ дѣлать относительно издержекъ на меблировку новаго дома. Это будетъ стоить тысячи двѣ, а ни у кого изъ насъ нѣтъ наличныхъ денегъ.
Лицо декана сдѣлалось очень серіозно.
— Каждая ложка и вилка въ Манор-Кроссѣ, каждое полотенце и каждая простыня принадлежатъ моему брату.
— Развѣ Кросс-Голлъ никогда не былъ меблированъ?
— Давно, при моей бабушкѣ. Отецъ мой оставилъ деньги на это, но ихъ отдали моей сестрѣ Алисѣ, когда она выходила за Гольденофа.
Онъ объяснялъ всѣ маленькія затрудненія своей семьи декану, потому что ему было необходимо посовѣтоваться съ кѣмъ-нибудь.
— Я думалъ найти для нихъ меблированный домъ гдѣ-нибудь въ другомъ мѣстѣ.
— Въ Лондонѣ?
— Конечно. Ни моей матери, ни моимъ сестрамъ не будетъ это пріятно. Я самъ предпочитаю жить въ деревнѣ.
— Не весь годъ?
— Я никогда не желалъ жить въ Лондонѣ, но для Мери и для меня это рѣшено. Вы вѣдь не пожелаете, чтобы она отказалась отъ дома въ Мюнстер-Кортѣ?
— Конечно нѣтъ. Было бы несправедливо заставлять ее всегда жить подъ крылышкомъ вашей матери и сестеръ. Она никогда не научится быть женщиной. Она вѣчно будетъ ходить на помочахъ. Не чувствуете ли вы этого сами?
— Я чувствую, что нищіе не могутъ выбирать. Моя мать получаетъ двѣ тысячи фунтовъ въ годъ. Какъ вамъ извѣстно у насъ у каждаго по пяти сотъ фунтовъ капитала. Этого недостаточно для того, чтобы имѣть домъ въ Лондонѣ и домъ въ деревнѣ.
Деканъ помолчалъ, а потомъ отвѣтилъ, что благосостояніе ея дочери нельзя подчинить благосостоянію всего семейства вообще. Потомъ онъ сказалъ, что если немедленно понадобятся деньги, то онъ дастъ взаймы маркизѣ или лорду Джорджу.
Лордъ Джорджъ, возвращаясь домой, сердился и на себя и на декана. Въ голосѣ декана была повелительность, раздражавшая его; разумѣется, онъ имѣлъ намѣреніе сдержать свое слово; но все-таки его жена была его жена, и подчинялась его волѣ; и состояніе было собственно ея, она получила его не отъ декана. Деканъ слишкомъ много бралъ на себя. А между тѣмъ, не смотря на все это, онъ совѣтовался съ деканомъ обо всемъ и признался въ бѣдности своего семейства. Въ одномъ онъ былъ убѣжденъ — онъ не могъ отдѣлаться отъ дома въ Лондонѣ.
Весь этотъ день леди Сара убѣждала мать настаивать на своихъ правахъ, и наконецъ успѣла.
— Какая будетъ наша жизнь, мама, говорила ей леди Сара: — если мы переселимся совсѣмъ въ новый міръ? Здѣсь мы нѣсколько полезны, люди знаютъ насъ и вѣрятъ намъ. Мы можемъ жить по своему и все-таки жить согласно нашему званію. Въ приходѣ нѣтъ ни одного мужчины, ни одной женщины, ни одного ребенка, которыхъ я не знала бы. Нѣтъ ни одного дома, въ которомъ вы не видали бы работы Амеліи и Сюзанны. Мы не можемъ начать всего этого сызнова.
— Когда меня не будетъ, душа моя, вы должны будете это сдѣлать. Кто знаетъ сколько можетъ быть сдѣлано до тѣхъ поръ, пока наступитъ этотъ печальный день? Можетъ быть онъ опять увезетъ въ Италію свою итальянскую жену. Мама, намъ не надо бѣжать отъ нашихъ обязанностей.
На слѣдующее утро рѣшили, что вдовствующая маркиза будетъ настаивать на своемъ правѣ переѣхать въ Кросс-Голдъ, и маркизу было написано письмо, поздравлявшее его разумѣется съ его бракомъ, но сообщавшее въ тоже время, что его родные останутся въ этомъ приходѣ.
Нѣсколько дней спустя Ноксъ, управляющій имѣніемъ, пріѣхалъ изъ Лондона. Онъ получилъ приказанія отъ маркиза и пришлетъ работниковъ въ домъ какъ только ея сіятельство выѣдетъ. Но онъ согласился, что этого нельзя сдѣлать тотчасъ. Конечно можно начать что-нибудь пока они тамъ, но ни красить ни ломать ничего нельзя до марта. Въ тоже время рѣшили, что перваго марта семья выѣдетъ изъ дома.
— Надѣюсь, что сынъ мой не разсердится, сказала маркиза Ноксу.
— Онъ не будетъ имѣть никакой причины разсердиться, миледи. Но я никогда не видалъ, чтобы онъ очень сердился на что бы то ни было.
— Онъ всегда любилъ поступать по своему, мистеръ Ноксъ, сказала заботливая мать.
Глава VII.
правитьПока Ноксъ былъ еще въ деревнѣ, начались переговоры съ Прайсомъ, охотникомъ-фермеромъ, который былъ очень добрый человѣкъ. Дамы въ Манор-Кроссѣ его не любили, такъ какъ его образъ жизни нисколько не походилъ на ихъ жизнь. Онъ въ церкви бывалъ не такъ часто, какъ по ихъ мнѣнію онъ долженъ бы быть; и такъ какъ онъ былъ холостякъ, то о немъ разсказывали вещи вѣроятно несправедливыя. Холостякъ можетъ жить въ городѣ и никто не станетъ справляться объ его жизни; но если же не женатый человѣкъ живетъ одиноко въ деревенскомъ домѣ, онъ непремѣнно сдѣлается жертвою клеветы, если у него въ домѣ увидятъ женщину моложе шестидесяти лѣтъ. Говорили также о Прайсѣ, что иногда послѣ охоты отъ него выходили люди въ неприличномъ видѣ. Но я не думаю, чтобы старикъ сер-Симонъ Вольтъ, начальникъ охоты, могъ такъ любить его, или такъ часто бывалъ бы у него въ домѣ, если бы что нибудь было не такъ; и никто не сомнѣвался, что въ Гольтѣ, какъ назывался лѣсокъ за полмили отъ дома, всегда можно было найти лисицу. Но въ большомъ домѣ всегда были предубѣждены противъ Прайса, и съ этимъ соглашался даже лордъ Джорджъ.
Но когда Ноксъ пошелъ къ Прайсу и объяснилъ, что дамы принуждены оставить Манор-Кроссъ и очистить мѣсто для маркиза, Прайсъ объявилъ, что онъ уберется со всей поклажей, сапогами, шпорами, бутылками, какъ только получитъ увѣдомленіе. Прайсы англійскаго міра, вообще не нарушаютъ уваженія къ маркизамъ.
— Работники могутъ явиться завтра, сказалъ Прайсъ. — Холостякъ можетъ пріютиться вездѣ, мистеръ Ноксъ.
Домъ въ Кросс-Голлѣ былъ совершенно отдѣленъ отъ фермы Кросс-Голльской, гдѣ былъ отдѣльный домъ, теперь занимаемый работниками. Но Прайсъ былъ человѣкъ достаточный, и когда домъ былъ пустъ, могъ позволить себѣ занять его.
Такимъ образомъ первоначальныя затрудненія уменьшались. А между тѣмъ дѣла шли не совсѣмъ гладко. Маркизъ не удостоилъ отвѣтомъ брата; но Ноксу написалъ длинное письмо, ставя управляющему въ обязанность выгнать его мать и сестеръ изъ помѣстья совсѣмъ.
"Мы будемъ гораздо лучшими друзьями врозь,, писалъ онъ: «если они останутся тамъ, мы будемъ видѣться рѣдко, а можетъ быть не будемъ видѣться совсѣмъ, и это будетъ очень неудобно. Если онѣ помѣстятся въ другомъ мѣстѣ, я меблирую для нихъ домъ; но я не хочу, чтобы онѣ торчали у меня подъ рукой.»
Ноксъ разумѣется обязанъ былъ показать это лорду Джорджу, а лордъ Джорджъ обязанъ былъ посовѣтоваться съ леди Сарой. Леди Сара сказала своей матери, только не все; но сказала такимъ образомъ, что старушка согласилась остаться наперекоръ старшему сыну. Сама же леди Сара, несмотря на свою истинно-христіанскую и дѣйствительную доброту, была не прочь отъ борьбы. Конечно ея братъ былъ главою фамиліи и имѣлъ преимущества, но онѣ также имѣли свои права и она не была расположена покоряться его тиранству. Поэтому Ноксъ былъ убѣжденъ увѣдомить маркиза, въ самыхъ мягкихъ выраженіяхъ, что дамы рѣшились переѣхать въ Кросс-Голлъ.
Чрезъ мѣсяцъ послѣ этого у Воротъ Кросс-Голла была охота, начальникомъ которой былъ уже пятнадцать лѣтъ сер-Симонъ Вольтъ. Это были ворота большого парка, открывавшіяся на дорогу напротивъ дома Прайса. Эти ворота были каменныя, съ аркой и съ домикомъ съ каждой стороны. Въ прежнее время это была дорога изъ Лондона въ Бротертонъ. Но желѣзная дорога уничтожила эту, и эти ворота стали служить любимымъ мѣстомъ сборища для охотниковъ.
Въ подобныхъ случаяхъ лордъ Джорджъ всегда бывалъ тутъ. Онъ никогда не охотился, но пріѣзжалъ верхомъ, не въ охотничьемъ мундирѣ, говорилъ нѣсколько вѣжливыхъ словъ сер-Симону, который пожималъ ему руку, дѣлалъ замѣчанія о погодѣ, но никакого сочувствія между этими людьми не было.
На этотъ разъ леди Амелія привезла леди Сюзанну въ колясочкѣ, и леди Джорджъ была тутъ верхомъ съ своимъ отцомъ деканомъ, очень желая слѣдовать за охотой, но мужъ очень строго запретилъ ей это. Разумѣется, тутъ были мистеръ Прайсъ и мистеръ Ноксъ, тоже державшій лошадь и охотившійся.
Пока вели собакъ, Прайсъ вынулъ письмо изъ кармана и показалъ его Ноксу.
— Маркизъ писалъ вамъ, сказалъ управляющій тономъ удивленія, удивляясь не тому что маркизъ писалъ къ Прайсу, а что онъ рѣшился писать къ кому-нибудь.
— Никогда прежде не писалъ, и жалѣю зачѣмъ написалъ теперь.
Ноксъ также пожалѣлъ, когда прочелъ письмо. Въ немъ выражалось очень сильно желаніе со стороны маркиза, чтобы Прайсъ не выѣзжалъ изъ Кросс-Голла, что дому слѣдуетъ принадлежать къ фермѣ, и что маркизъ желаетъ, чтобы мистеръ Прайсъ остался его сосѣдомъ.
"Если вы можете это устроить, я сдѣлаю ферму и пріятной и прибыльной для васъ, " писалъ маркизъ.
— Онъ ни слова не говоритъ о ея сіятельствѣ, сказалъ Прайсъ: — но онъ желаетъ отвязаться отъ нихъ всѣхъ.
— Я полагаю такъ, отвѣчалъ управляющій.
— Напрасно обратился онъ ко мнѣ, мистеръ Ноксъ, у меня еще три года контрактъ на ферму, а послѣ этого я конечно долженъ убираться.
— Неизвѣстно что можетъ случиться, Прайсъ.
— Если я и долженъ буду убраться, я не думаю, чтобы я умеръ съ голоду, мистеръ Ноксъ.
— И я этого не думаю.
— Семьи у меня нѣтъ, и я не знаю обязанъ ли я слушаться приказаній лорда, хотя онъ мой хозяинъ. Я дамъ то больше уважаю чѣмъ его, мистеръ Ноксъ.
Тутъ Прайсъ употребилъ довольно сильныя выраженія.
— Какое право имѣетъ онъ думать, что я стану исполнять его грязныя дѣла? Можете сказать ему отъ меня, чтобы онъ самъ этимъ занимался.
— Вы ему отвѣтите, Прайсъ?
— Ни строчки. Мнѣ не о чемъ ему писать. Онъ знаетъ, что я оставляю домъ, а если не знаетъ, то вы можете сказать ему.
— Куда вы переѣзжаете?
— Я устрою двѣ комнаты на фермѣ; а будь у меня контрактъ я не прочь бы истратить триста или четыреста фунтовъ. Я хотѣлъ поговорить съ вами объ этомъ, мистеръ Ноксъ.
— Я не могу возобновить контрактъ безъ его позволенія.
— Напишите и спросите его, да не забудьте сказать, что я непремѣнно выѣду изъ Кросс-Голла послѣ Рождества. Если онъ согласится на четырнадцать лѣтъ, я перестрою старый домъ и не спрошу у него ни шиллинга. Да вѣдь это никакъ лисица! Кто бы подумалъ въ этомъ паркѣ?
Говоря такимъ образомъ онъ уѣхалъ, Ноксъ за нимъ и всѣ охотники переполошились. Для нихъ было такимъ непривычнымъ дѣломъ скакать по парку Манор-Кросса! Но собаки съ громкимъ лаемъ мчались сквозь лавровые кусты въ разсадникъ, и обѣжали вокругъ оранжереи вплоть до дома. Потомъ лисица забѣжала въ огородъ и опять выбѣжала въ лавровые кусты. Дворецкій, садовникъ, горничная и даже судомойка всѣ вышли посмотрѣть. Даже леди Сара подошла къ лицевой двери, имѣя очень строгій видъ, а старая маркиза выглянула изъ своей гостиной наверху. Нашей пріятельницѣ Мери казалось это очень забавно, потому что она могла ѣхать за собаками; и даже леди Амелія взволновалась, хлеща пони по дорогѣ. Лисицу убили самымъ безстыднымъ образомъ въ ямѣ подъ оранжереей, ту самую лисицу, которая проводила бротертонскихъ собакъ разъ шесть по всѣмъ лучшимъ окрестностямъ Бротертона.
— Я это зналъ, сказалъ Прайсъ грустнымъ тономъ, поднимая голову, которую егерь только что отрубилъ отъ тѣла. — Могла бы она выбрать мѣсто получше для послѣдняго конца.
— Кончено? спросила леди Джорджъ.
— Для этой кончено, мисъ, сказалъ Джорджъ Скроби, бросая лисицу собакамъ: — то есть миледи, я хотѣлъ сказать, прошу прощенія у вашего сіятельства.
Кто-то надоумилъ его въ эту минуту.
— Очень радъ видѣть ваше сіятельство на охотѣ, и надѣюсь, что мы скоро можемъ показать вамъ кое-что получше.
Но охота для бѣдной Мери кончилась. Когда Джорджъ Скроби, сер-Симонъ и собаки отправились въ Гольтъ, Мери принуждена была остаться съ мужемъ и золовками.
Когда это происходило, Ноксъ нашелъ время сказать лорду Джорджу о письмѣ маркиза.
— Я боюсь, сказалъ онъ: — что вашему брату очень хочется, чтобы Прайсъ остался въ Кросс-Голлѣ.
— Онъ еще писалъ что-нибудь?
— Не ко мнѣ, а къ Прайсу.
— Онъ писалъ къ Прайсу?
— Да, собственноручно убѣждалъ его остаться. Не могу не находить, что это очень нехорошо.
Выраженіе глубокаго неудовольствія пробѣжало по лицу лорда Джорджа.
— Я счелъ обязанностью упомянуть вамъ объ этомъ, потому что не лучше ли будетъ для здоровья и счастія ея сіятельства, чтобы она уѣхала отсюда.
— Вы сообразили все, мистеръ Ноксъ, и моя мать рѣшилась остаться, мы очень обязаны вамъ. Мы чувствуемъ, что исполняя обязанность къ моему брату, вы желаете быть вѣжливы къ намъ. Но я не желаю удерживать васъ.
Гаутонъ, разумѣется, тоже былъ на охотѣ вмѣстѣ съ женой. Когда лисицу убили, мистрисъ Гаутонъ находилась возлѣ леди Джорджъ.
— Вы ѣдете? спросила она шопотомъ.
— Нѣтъ, отвѣтила Мери.
— Поѣдемте со мною! Никто васъ не увидитъ. Доѣзжайте до воротъ, оттуда видно все.
— Не могу. Они не хотятъ, чтобы я была на охотѣ.
— Они! Кто они? и меня тоже не пускаетъ мистеръ Гаутонъ. Но я все-таки проѣду впередъ. Я не вижу зачѣмъ намъ оставаться сзади. Мистеръ Прайсъ поѣдетъ впереди меня. Вы знаете мистера Прайса?
— Но онъ ѣздитъ вездѣ.
— И я намѣрена ѣхать вездѣ. Какая польза дѣлать на половину? Поѣдемте.
Но Мери въ голову не приходило взбунтоваться — она въ въ сердцѣ этого не одобряла и разсердилась на мистрисъ Гаутонъ. Но когда амазонка ускакала по травѣ къ воротамъ, Мери не могла не подумать, что она, не хуже своей старой пріятельницы Аделаиды де-Баронъ, могла слѣдовать за Прайсомъ. Деканъ поѣхалъ, выразивъ намѣреніе посмотрѣть ферму Прайса.
Когда непривычное волненіе утихло въ Манор-Кроссѣ, лордъ Джорджъ опять былъ принужденъ вернуться къ извѣстіямъ, слышаннымъ отъ Нокса. Онъ не могъ оставить ихъ при себѣ. Онъ считалъ себя обязаннымъ разсказать все леди Сарѣ.
— Пишетъ такому человѣку какъ Прайсъ о своемъ желаніи выгнать родную мать изъ ея собственнаго дома!
— Ты письма не читалъ?
— Нѣтъ; Ноксъ читалъ. Такое письмо не могли же они показать мнѣ; но Ноксъ говоритъ, что Прайсъ пришелъ въ сильное негодованіе и клянется, что онъ даже не отвѣтитъ на письмо.
— Я полагаю, онъ можетъ это сдѣлать, Джорджъ? Было бы ужасно разорить его.
— Прайсъ богатъ. И даже если бы Прайсъ сдѣлалъ все, чего желаетъ Бротертонъ, онъ могъ бы только не пускать насъ годъ. Но не думаешь ли ты, что вамъ всѣмъ будетъ неудобно тамъ? Каково будетъ матушкѣ, если онъ не будетъ видѣться съ нимъ? И каково будетъ вамъ, когда вы узнаете, что никогда не будете видѣться съ его женой?
Леди Сара сидѣла молча нѣсколько минутъ, а потомъ объявила, что предпочитаетъ войну.
— Это очень дурно, Джорджъ; очень дурно. Я предвижу большое несчастіе; особенно оттого, что мы должны постоянно осуждать человѣка, котораго желали бы любить и одобрять больше всѣхъ. Но ничего не можетъ быть хуже бѣгства. Мы не должны допускать, чтобы мамашу выгнали изъ ея собственнаго дома, а насъ отвлекли отъ нашихъ обязанностей. Я думаю, что намъ не слѣдуетъ обращать никакого вниманія на письмо Бротертона къ Прайсу.
Глава VIII.
правитьМного толковали о хитрой лисицѣ, когда ѣхали въ Гольтъ; что это была та самая лисица, которую не убили въ прошломъ январѣ. Пока это происходило, мистрисъ Гаутонъ ѣхала возлѣ Прайса, и говорила ему съ нѣжнѣйшей улыбкой:
— Вы помните ваше обѣщаніе, мистеръ Прайсъ.
— Очень помню, мистрисъ Гаутонъ. Ваша лошадь, конечно, умѣетъ прыгать?
— Великолѣпно. Мистеръ Гаутонъ купилъ ее отъ лорда Маунтфенсера. Леди Маунтфенсеръ не могла на ней ѣздить, потому что она дергаетъ немножко; но это прекрасная охотничья лошадь.
— Мы это узнаемъ, мистрисъ Гаутонъ; вы только не отставайте отъ меня. Мы прямо поѣдемъ въ лѣсокъ Тропа. Но дорогѣ только одинъ заборъ и большая канава, но это ничего для свѣжихъ лошадей.
— Моя совсѣмъ свѣжа.
— Тамъ они по большей части повертываютъ направо къ Погсби; и около четырехъ миль придется ѣхать все по травѣ.
— А прыгать-то когда-же?
— Есть не много воды — ручей Погсби, и для вашей лошади, мистрисъ Гаутонъ, такой ручей ничего не значитъ.
— Рѣшительно ничего, мистеръ Прайсъ, я люблю ручьи.
— Я боюсь, что лисицъ-то здѣсь нѣтъ, сказалъ сер-Симонъ.
— Лисица, которую мы убили, сер-Симонъ, была изъ Гольта, сказалъ фермеръ, заботясь о репутаціи своего лѣса. — Не можете же вы, скушавъ вашъ пирогъ, надѣяться, что онъ будетъ цѣлъ, сер-Симонъ.
— Надо бы въ такомъ лѣсу.
— Можетъ быть и будетъ. Лучшія норы вонъ въ томъ углу. Сколько разъ видалъ я тамъ маленькихъ лисятъ.
Тутъ послышался короткій, тихій, нерѣшительный лай, а потомъ другой, нѣсколько потверже.
— Вотъ онъ, сер-Симонъ, вотъ онъ вашъ пирогъ.
— Хорошая собака Блезеръ, вскричалъ сер-Симонъ, узнавъ голосъ своей собаки.
И многія собаки узнали знакомый звукъ такъ же какъ и хозяинъ, спѣша удостовѣриться въ слѣдѣ, который старый вожакъ нашелъ для нихъ.
Лѣсъ Гольтъ, хотя густой, былъ малъ, и лисицѣ мало было надежды ускользнуть.
— Теперь мистеръ Ботомли держитесь покрѣпче, и будете чувствовать себя лучше при концѣ.
Ботомли былъ молодой человѣкъ изъ Лондона, къ которому часто обращались такимъ образомъ, который всегда бывалъ очень растревоженъ на нѣсколько минутъ, а потомъ забывалъ обо всемъ въ своемъ волненіи.
Мистрисъ Гаутонъ старалась избѣгать мужа, а между тѣмъ ей все-таки не хотѣлось оставить фермера.
— Позвольте, сударыня, позвольте на минуту. Теперь направо, а тамъ налѣво.
Говоря такимъ образомъ, Прайсъ перепрыгнулъ чрезъ низкій заборъ, а мистрисъ Гаутонъ за нимъ, но слишкомъ близко. Гаутонъ видѣлъ это и остановился. Онъ подъѣхалъ было, рѣшившись остановить свою жену, но она ускользнула отъ него въ послѣднюю минуту.
— Теперь къ воротамъ сударыня, а потомъ прямо какъ стрѣла къ лѣску. Я поѣду впереди васъ чрезъ канаву, но только не ѣздите такъ близко.
Фермеръ поѣхалъ, чувствуя можетъ быть, что лучшимъ способомъ, чтобы освободиться отъ своей слишкомъ навязчивой пріятельницы было ѣхать такъ скоро, чтобы она не могла его догнать. Но лошадь леди Маунтфенсеръ также бѣжала скоро и имѣла свою собственную волю. Не безъ причины лордъ Маунтфенсеръ разстался съ такой хорошей лошадью.
— Осторожнѣе, сударыня, сказалъ Прайсъ, когда мистрисъ Гаутонъ чуть не наткнулась на нею, когда они оба перепрыгнули большую канаву: — осторожнѣе, или съ нами обоими приключится бѣда. Дождитесь, пока я перепрыгну, а потомъ ужъ заставьте прыгать вашу лошадь.
Совѣтъ очень хорошій и дается очень часто; но и дамы, и мужчины, руки которыхъ не совсѣмъ тверды, иногда не имѣютъ возможности послѣдовать ему. Теперь доѣхали до лѣса Тропа. Джорджъ Скроби ѣхалъ впередъ какъ егерь, и человѣкъ двадцать перепрыгнули вслѣдъ за нимъ чрезъ большой заборъ.
Мистрисъ Гаутонъ оглянулась, боясь каждую минуту, чтобы не подъѣхалъ ея мужъ.
— Не можемъ ли мы объѣхать съ другой стороны, мистеръ Прайсъ? спросила она.
— Тамъ будетъ не лучше чѣмъ здѣсь.
— Но по этой дорогѣ ѣдетъ мистеръ Гаутонъ, шепнула она.
— О! воскликнулъ фермеръ, дотронувшись пальцемъ до своего носа и тихо направляясь къ лѣсу.
«Никогда не мѣшай позабавиться» было девизомъ его жизни, а по его мнѣнію было дѣйствительно забавно, что молодая жена ѣдетъ наперекоръ старому мужу. Мистрисъ Гаутонъ поѣхала за нимъ, но когда они выѣхали на другую сторону, лисица убѣжала.
— Она удрала не къ Ногсби, сказалъ Прайсъ Джорджу Скроби.
— Она еще не знаетъ этой мѣстности, отвѣчалъ егерь. — Она вернется въ лѣсъ Манор-Кросса. Вы увидите.
Паркъ Манор-Кросса лежалъ налѣво, а Ногсби направо. Нѣкоторые, помня о большомъ ручьѣ и зная гдѣ находится мостъ, держались направо и скоро отстали отъ охоты. Между ними былъ Гаутонъ. Если бы лисица, какъ ей слѣдовало, мчалась къ Ногсби, то прыгать пришлось бы съ травы на траву, по теперь пришлось прыгать на вспаханную землю. Нужно ли говорить, что это совсѣмъ не одно и тоже. Сер-Симонъ, когда узналъ въ чемъ дѣло, повернулъ въ переулокъ, который велъ на Бротертонскую дорогу. Начальникъ охоты не часто ѣздитъ для славы, и сер-Симонъ давно предоставилъ это людямъ молодымъ. Но все еще осталось всадниковъ двѣнадцать, между которыми находился фермеръ и его преданная пріятельница, и одинъ господинъ не въ охотничьемъ костюмѣ.
Воздадимъ должное каждому и заявимъ, что молодой Ботомли первый подъѣхалъ къ ручью, и первый перескакнулъ чрезъ него. Будучи легкомысленно нескроменъ, онъ наслаждался удовольствіемъ, что обогналъ Джорджа Скроби. Джорджъ, ненавидѣвшій Ботомли, проворчалъ ему проклятіе, хотя никто не могъ слышать его.
— Скоро придетъ ему конецъ, сказалъ Джорджъ, желая этимъ сказать, что если всадникъ ѣдетъ по вспаханной землѣ такимъ образомъ, то его лошадь скоро выбьется изъ силъ.
Но для Ботомли, если только видѣли, что онъ перепрыгнулъ большой ручей прежде всѣхъ, достанетъ счастія на мѣсяцъ. Для Ботомли въ охотѣ состояло то очарованіе, что онъ сдѣлалъ что-нибудь такое, о чемъ могъ говорить. Увы, хотя онъ прекрасно подъѣхалъ къ ручью и перепрыгнулъ чрезъ него, говорить то было не о чемъ; потому что, къ несчастію, онъ оставилъ свою лошадь въ водѣ. Бѣдное животное ударилось шеей и плечами о противоположной берегъ, а всадникъ его отлетѣлъ на сухую землю.
— Эта ужъ не встанетъ, сказалъ Джорджъ, перепрыгнувъ ярда за два направо.
Это было сказано зло, потому что лошадь собственно не ушиблась. Но всадникъ, по-крайней-мѣрѣ молодой, не долженъ опережать егеря, если не очень увѣренъ въ себѣ и въ своей лошади. Затѣмъ перепрыгнулъ господинъ не въ охотничьемъ костюмѣ, который зналъ, что дѣлаетъ. Послѣ говорили, что этотъ всадникъ былъ деканъ, но деканъ никогда не хвастался этимъ подвигомъ.
Лошадь мистрисъ Гаутонъ бѣжала очень шибко. Не разъ фермеръ предостерегалъ ее, чтобы она сдерживала лошадь на вспаханной землѣ. Она пыталась повиноваться. Но лошадь была упряма, а она легка; и тяжелая почва ничего бы не значила для этой лошади, если бы на ней ѣхали какъ слѣдуетъ. Но мистрисъ Гаутонъ позволяла лошади скакать по грязи. Такъ какъ съ нею никогда прежде не случалось ничего, она не боялась, и была очень взволнована. Она была на столько близко, что видѣла какъ человѣкъ упалъ у ручья, потомъ она видѣла также, что егерь перескакнулъ и господинъ не въ охотничьемъ мундирѣ. Это казалось ей чудесно. Паденіе не испугало ее совсѣмъ, такъ какъ другимъ удалось. Она знала, что за нею ѣдутъ трое или четверо и рѣшила не пропускать ихъ впередъ. Они должны видѣть, что она также можетъ перескакивать чрезъ ручей. Не даромъ же освободилась она отъ своего мужа. Прайсъ, подъѣзжая къ водѣ, зналъ, что ему предстояло дѣло не легкое, и зналъ также какъ близко ѣдетъ за нимъ эта женщина. Теперь было слишкомъ поздно опять заговорить съ нею, но онъ не боялся своей лошади, если только мистрисъ Гаутонъ дастъ ему мѣсто. Онъ осадилъ лошадь ярда за два до края, а потомъ прыгнулъ.
Но мистрисъ Гаутонъ свою лошадь не осадила, и какъ всѣ лошади, ея лошадь устремилась за тою, которая до сихъ поръ ѣхала впереди. Добѣжавъ до берега, она сдѣлала усиліе прыгнуть высоко, но такъ сильно ударилась о лошадь Прайса, что опрокинула и его и ее.
Прайсъ былъ вполнѣ хорошій всадникъ и попалъ на берегъ какъ Ботомли. Но обѣ лошади лежали въ ручьѣ, и когда фермеръ обернулся, онъ увидалъ, что мистрисъ Гаутонъ не видать нигдѣ. Онъ немедленно самъ бросился въ воду, но прежде далъ себѣ слово никогда не показывать дорогу дамѣ, пока не узнаетъ, умѣетъ ли она ѣздить.
Ноксъ и Дикъ тотчасъ подоспѣли и мистрисъ Гаутонъ была вынута изъ воды.
— Она мертва, сказалъ егерь, самъ блѣдный какъ смерть.
— Нѣтъ, сказалъ Ноксъ: — она не мертва, но кажется ушиблась.
Прайсъ вышелъ изъ воды, держа на рукахъ мистрисъ Гаутонъ, а обѣ лошади еще валялись безъ помощи.
— Плечо повреждено, мистеръ Ноксъ, сказалъ Прайсъ. — Лошадь прижала ее къ берегу подъ водой.
Въ это время голова мистрисъ Гаутонъ была опущена, глаза закрыты и она повидимому была безъ чувствъ.
— Позаботьтесь о лошадяхъ, Дикъ; для чего имъ получать смертельную простуду.
Въ это время собралось человѣкъ двѣнадцать и Дикъ съ другими могъ заняться съ несчастными лошадьми.
— Да, плечо ушибено, продолжалъ Прайсъ. — Что-то скажетъ мнѣ мистеръ Гаутонъ.
На охотѣ всегда бываетъ докторъ, посылаемый милостивымъ Провидѣніемъ; онъ всегда бываетъ довольно близко къ мѣсту несчастій, но ему никогда не случается быть, впереди. Очень искусный молодой хирургъ изъ Бротертона подоспѣлъ почти тотчасъ же какъ мистрисъ Гаутонъ вытащили изъ воды, и объявилъ, что она вывихнула плечо.
Что было дѣлать? шляпку она потеряла, вся вымокла, была покрыта грязью и все еще безъ чувствъ, и разумѣется, не могла ни ѣхать верхомъ, ни итти пѣшкомъ. Много было сдѣлано предложеній. Прайсъ думалъ, что ее лучше всего отнести въ Кросс-Голлъ, отстоявшій на полторы мили. Ноксъ, знавшій мѣстность, сказалъ, что въ стѣнѣ Манор-Кросса есть боковая калитка, въ которую будетъ ближе пройти въ Манор-Кроссъ, чѣмъ въ Кросс-Голлъ. Но какъ донести ее туда. Думали было нести ее на плетнѣ, но потомъ Дика послали верхомъ за экипажемъ, а пока ее отнесли на плетнѣ въ котеджъ землевладѣльца, и тогда къ обществу присоединились сер-Симонъ и Гаутонъ.
— Это все вы виноваты, сказалъ мужъ, подходя къ Прайсу, какъ будто хотѣлъ ударить его хлыстомъ.
— Отчасти, конечно, серъ, сказалъ Прайсъ, смотря прямо въ лицо Гаутону и почти рыдая: — и я очень этимъ огорченъ.
Потомъ мужъ пошелъ къ женѣ и наклонился надъ нею, но жена, увидавъ его, нашла удобнымъ опять лишиться чувствъ.
Въ два часа пріѣхали къ большому дому. Сер-Симонъ, выразивъ глубокую горесть, разумѣется, поѣхалъ къ своимъ собакамъ; Ноксъ, какъ приближенный къ Манор-Кроссу, Прайсъ и, разумѣется, докторъ съ Гаутономъ и его грумомъ, провожали экипажъ. Когда они подъѣхали къ дверй, всѣ дамы вышли ихъ принять.
— Кажется вы намъ больше не нужны, сказалъ Гаутонъ фермеру.
Бѣдняжка обернулся и пошелъ домой одинъ, чувствуя себя въ полной немилости.
— Вѣдь если ужь на то пошло, говорилъ онъ себѣ: — вѣдь она чуть не убила меня, а не я ее. Почему я могъ знать, что она не умѣетъ ѣздить?
— Я думаю, Мери, ты теперь сознаешься, что я былъ правъ, сказалъ лордъ Джорджъ своей женѣ, какъ только страдалицу положили въ постель.
— Дамы не всегда ломаютъ себѣ плечи, сказала Мери.
— И съ тобою могло случиться тоже, что съ мистрисъ Гаутонъ.
— Такъ какъ я не поѣхала, то тебѣ нѣтъ никакой надобности бранить меня, Джорджъ.
— Но ты была недовольна, зачѣмъ тебя не пустили, сказалъ онъ, рѣшивъ, чтобы за нимъ осталось послѣднее слово.
Глава IX.
правитьЛеди Сара, всегда распоряжавшаяся тѣмъ немногимъ гостепріимствомъ, которое оказывалось въ Манор-Кроссѣ, не очень была довольна, что принуждена принять мистрисъ Гаутонъ, которую она особенно не любила; но обстоятельства не допускали ничего другого. Ее уложили въ постель съ вывихнутымъ плечомъ, и конечно, при выносимыхъ ею страданіяхъ, нельзя было и думать о томъ, чтобы выгнать ее изъ дома. Мало того, что она страдала, она къ тому же была и родственница.
— Мы должны пригласить его, мама, сказала леди Сара.
Маркиза жалобно застонала. Имя Гаутона произносилось всегда съ большимъ неудовольствіемъ дамами въ Манор-Кроссѣ.
— Я думаю, что мы не можемъ иначе поступить. Мистеръ Сойеръ — это былъ искусный молодой хирургъ изъ Бротертона — говоритъ, что ее нельзя перевозить по-крайней-мѣрѣ недѣлю.
Маркиза застонала. Но непріятность уменьшилась отказомъ Гаутона. Сначала онъ хотѣлъ остаться; но поговоривъ съ женой, объявилъ, что такъ какъ опасности нѣтъ, то онъ не хочетъ безпокоить леди Бротертонъ, но съ ея позволенія пріѣдетъ завтра узнать о здоровьѣ жены.
— Это большое облегченіе, сказала леди Сара матери.
А между тѣмъ, леди Сара настойчиво увѣряла Гаутона, что имъ будетъ очень пріятно, если онъ останется у нихъ.
Не смотря на свои страданія, которыя, дѣйствительно, были сильны, мистрисъ Гаутонъ имѣла достаточно силъ увѣрить мужа, что ему самому будетъ невыразимо скучно въ Манор-Кроссѣ и самъ онъ невыразимо надоѣстъ всѣмъ этимъ «старымъ шлюхамъ», какъ она называла хозяекъ.
— Притомъ къ чему? прибавила она: — я должна лежать здѣсь нѣкоторое время. Ухаживать ты не умѣешь. Ты умрешь со скуки, я поправлюсь и безъ тебя, а ты занимайся твоей охотой.
Онъ согласился, но видя, что здоровье позволяетъ его женѣ выразить свое мнѣніе о желаемости его отсутствія, подумалъ, что здоровье позволитъ ей также выслушать выговоръ за ея непослушаніе. Но когда онъ началъ, она сказала:
— О, Джефри! неужели ты будешь бранить меня, когда я нахожусь въ такомъ положеніи.
Тутъ она опять почти лишилась чувствъ. Онъ зналъ, что жена обращается съ нимъ нехорошо, но зналъ также, что не можетъ этого избѣгнуть и уѣхалъ, не говоря болѣе ни слова.
Но мистрисъ Гаутонъ была очень весела въ этотъ вечеръ, когда леди Джорджъ принесла ей обѣдъ. Она сама объ этомъ просила. Она такъ давно знала «милую Мери» и такъ горячо привязана къ ней. «Милая Мери» была не прочь отъ этого занятія, къ которому присоединилась также должность главной сидѣлки. Она никогда особенно не любила Аделаиду Де-Баронъ и чувствовала, что въ разговорѣ ея было что-то не совсѣмъ приличное, когда они встрѣтились въ домѣ декана; но Аделаида была веселѣе дамъ манор-кросскихъ, ласкова въ обращеніи и молода. Все въ Манор-Кроссѣ имѣло видъ какой-то древности, начинавшей подавлять энергію молодой новобрачной.
— Боже! какъ это мило! сказала мистрисъ Гаутонъ, повидимому, забывъ о боли въ плечѣ: — я скоро даже буду радоваться этому несчастному случаю.
— Вамъ не надо это говорить.
— Почему, если я чувствую это? Не похоже ли это на романъ, что меня принесли въ домъ лорда Джорджа, который еще такъ недавно былъ моимъ обожателемъ?
Эта мысль не приходила въ голову Мери, а теперь, когда на это намекнули, ей было непріятно.
— Я желаю знать, когда онъ придетъ ко мнѣ. Надѣюсь, что это не возбудитъ въ васъ ревности?
— Конечно нѣтъ.
— Мнѣ кажется онъ теперь такъ влюбленъ въ васъ, какъ прежде былъ въ меня. А одно время онъ былъ очень, очень привязанъ ко мнѣ. Не правда ли, какъ странно, что мужчины такъ перемѣняются?
— И вы также перемѣнились, сказала Мери, сама не зная, что сказать.
— Да — нѣтъ. Не знаю, перемѣнилась ли я. Я не говорила лорду Джорджу, что я люблю его. И мистеру Гаутону не говорила тоже. Я не выдаю себя за добродѣтельную женщину, и конечно, вышла замужъ для денегъ. Онъ мнѣ очень нравится и я намѣрена всегда быть для него хорошею женой; то есть, если онъ позволитъ мнѣ поступать, какъ я хочу. Я не хочу, чтобы мнѣ читали нравоученія, онъ не долженъ и думать объ этомъ.
— Вѣдь вы не должны были ѣхать сегодня.
— Почему же? Если бы моя лошадь не ѣхала такъ скоро, а лошадь мистера Прайса такъ медленно въ эту минуту, то со мною не случилось бы ничего, и никто ничего не узналъ бы объ этомъ. А вы не любите ѣздить верхомъ?
— Люблю. Но вы не слишкомъ ли много говорите?
— Я умерла бы, если бы должна была лежать здѣсь и не говорить ни съ кѣмъ. Подложите подъ меня подушку. Теперь хорошо. Кто вы думаете ѣхалъ еще вчера? Я видѣла его.
— Кого?
— Бротертонскаго декана, душа моя.
— Нѣтъ!
— Его. Я видѣла, какъ онъ перепрыгнулъ ручей предъ тѣмъ, какъ я упала. Что скажетъ мистеръ Грошютъ?
— Я думаю, что папа не очень заботится о томъ, что говоритъ мистеръ Грошютъ.
— А епископъ?
— Я увѣрена, что онъ и о словахъ епископа заботится мало. Но я твердо убѣждена, что онъ не сдѣлаетъ ничего такого, что кажется ему дурно.
— Я полагаю деканы всегда поступаютъ такъ.
— Мой папа такъ поступаетъ.
— И лордъ Джорджъ конечно, сказала мистрисъ Гаутонъ.
— Я ничего не говорю о лордѣ Джорджѣ. Я знаю его не такъ давно.
— Если вы не станете его хвалить, то я буду. Я совершенно увѣрена, что лордъ Джорджъ Джерменъ никогда въ жизни не сдѣлалъ того, чего не слѣдуетъ дѣлать. Это его недостатокъ. Развѣ вамъ не нравятся мужчины, которые дѣлаютъ то, чего не слѣдуетъ дѣлать?
— Нѣтъ, сказала Мери: — не нравятся. Каждый долженъ дѣлать то, что слѣдуетъ. И вамъ слѣдуетъ заснуть. Поэтому я уйду.
Она знала, что въ этой самозванной ея пріятельницѣ что-то есть не совсѣмъ хорошее, и даже пошлое. Но хотя мистрисъ Гаутонъ была женщина пошлая, она все-таки была развлеченіемъ для безконечнаго мрака Манор-Кросса.
На слѣдующій день пріѣхалъ Гаутонъ и всѣмъ сталъ объяснять, что отказался отъ охоты для своей жены. Но говорилъ онъ мало, дѣлать ничего не могъ и остался недолго.
— Не бросай для меня охоты, сказала ему жена: — я отъ этого не выздоровлю скорѣе, а мнѣ непріятно быть для тебя помѣхой.
Мужъ уѣхалъ и не пріѣзжалъ два дня, потомъ пріѣхалъ въ воскресенье на полчаса, и во вторникъ явился, по дорогѣ на охоту, въ высокихъ сапогахъ и красномъ мундирѣ. Онъ оказался менѣе непріятенъ для обитателей Манор-Кросса, чѣмъ можно было ожидать.
Прайсъ приходилъ каждое утро узнавать и между нимъ и мистрисъ Гаутонъ происходили большія любезности. Въ суботу она сидѣла на диванѣ въ блузѣ и его привели къ ней.
— Это я во всемъ виновата, мистеръ Прайсъ, сказала она тотчасъ. — Я слышала, что вамъ сказалъ мистеръ Гаутонъ, тогда я говорить не могла, но мнѣ было очень жаль.
— То, что мужъ говоритъ въ такое время не значитъ ничего.
— То, что мужъ говоритъ, мистеръ Прайсъ, очень часто не значитъ ничего.
Онъ вертѣлъ шляпу въ рукахъ и улыбнулся.
— Если бы не это, то ничего бы не случилось и я не столкнула бы васъ въ воду. Но я надѣюсь, что вы покажете мнѣ дорогу и въ другой разъ, а я позабочусь не подъѣзжать къ вамъ такъ близко.
Это такъ понравилось Прайсу, что когда онъ шелъ домой, то клялся себѣ, что если она опять попроситъ его, то онъ сдѣлаетъ для нея тоже самое.
Когда Прайсъ фермеръ видѣлъ ее, то разумѣется, и лордъ Джорджъ обязанъ былъ явиться къ ней. Сначала онъ посѣтилъ ее съ женой и леди Сарой, и разговоръ былъ очень чопорный. Леди Сара имѣла силы усмирить даже мистрисъ Гаутонъ. Но лордъ Джорджъ вернулся послѣ, когда жена его была тамъ, и разговоръ сдѣлался нѣсколько свободнѣе.
— Вы не можете себѣ представить, какъ мнѣ прискорбно, сказала мистрисъ Гаутонъ: — что я навлекла на васъ всѣ эти хлопоты.
Она сдѣлала удареніе на словѣ «на васъ», какъ будто хотѣла показать ему, что нисколько не заботится о его матери и сестрахъ.
— Это вовсе не составляетъ для меня хлопотъ, сказалъ лордъ Джорджъ, низко поклонившись — Я сказалъ бы, что это для меня удовольствіе, если бы ваше присутствіе здѣсь не сопровождалось такими страданіями.
— Страданія не значатъ ничего, сказала мистрисъ Гаутонъ. — Я вовсе не думаю о нихъ. Они вознаграждаются возобновленіемъ моей короткости съ леди Джорджъ Джерменъ.
Это она сказала очень мило, а онъ сказалъ себѣ, что она дѣйствительно очень мила.
Леди Джорджъ — или Мери, какъ мы все будемъ называть ее, для краткости, не смотря на ея возвышеніе — стала немножко бояться мистрисъ Гаутонъ; но теперь, видя вѣжливость мужа къ гостьѣ, понявъ изъ его обращенія, что ему нравится ея общество, начала смягчаться и думать, что она можетъ позволить себѣ подружиться съ этой женщиной. Ей въ голову не приходило ревновать. Въ своей невинности, она не находила возможнымъ, чтобы сердце ея мужа было не вѣрно къ ней. Не могла она думать также, чтобы такая женщина, какъ мистрисъ Гаутонъ, могла быть предпочтена ей. Она считала себя и добрѣе, и красивѣе мистрисъ Гаутонъ.
Красота мистрисъ Гаутонъ, главное, зависѣла отъ того обращенія, которое она присвоила себѣ и которое въ другой женщинѣ было бы непривлекательно. Мери знала, что она хороша собой, она не могла этого не знать. Ее воспитали всѣ окружающіе ее въ этомъ убѣжденіи; и убѣжденная въ этомъ, она пріучила себя думать, что это вовсе не достоинство съ ея стороны. Ея красота теперь принадлежала вполнѣ ея мужу. Она была ей нужна для того, чтобы поддерживать любовь мужа, въ которой пока она нисколько не сомнѣвалась. Она слышала, что женатые влюбляются въ чужихъ женъ, но нисколько не примѣняла этого къ себѣ.
Въ этотъ день всѣ дамы посидѣли нѣсколько времени у гостьи. Прежде пришла леди Сара и леди Сюзанна. Мистрисъ Гаутонъ, очень хорошо видѣвшая въ чемъ дѣло, съ пренебреженіемъ относилась къ леди Сарѣ. Ей нечего было бояться этой драконши. Леди Сара, несмотря на родство, называла ее мистрисъ Гаутонъ, а мистрисъ Гаутонъ называла ее леди Сарой. Короткость не допускалась. Ее приняли только потому, что она вывихнула плечо; пусть будетъ такъ. Лордъ Джорджъ съ женою поѣдутъ съ нею зимою и короткость будетъ тамъ. Мистрисъ Гаутонъ, конечно не желала повторить своего посѣщенія въ Манор-Кроссъ.
— Нѣкоторыя женщины любятъ охотиться, а нѣкоторыя нѣтъ, сказала она въ отвѣтъ на строгое замѣчаніе леди Сары. — Я люблю, и не думаю, чтобы случай такого рода могъ хоть сколько-нибудь относиться къ этому.
— Не могу сказать, чтобы я находила это развлеченіе приличнымъ для дамъ, сказала леди Сара.
— Я полагаю, что дамы могутъ дѣлать тоже самое, что дѣлаютъ духовныя лица. Деканъ перепрыгнулъ чрезъ ручей какъ разъ прежде меня.
Конечно, это былъ доводъ весьма слабый, но мистрисъ Гаутонъ знала, что это раздражитъ леди Сару по милости родства между деканомъ и манор-кросской семьей.
— Отвратительная женщина, сказала леди Сара матери: — и могу только надѣяться, что Мери не часто будетъ видаться съ нею въ Лондонѣ.
— Я не вижу, какъ она можетъ послѣ того, что было между нею и Джорджемъ, сказала невинная старушка.
Однако, несмотря на это сильно выраженное мнѣніе, старушка сдѣлала больной визитъ и взяла съ собою леди Амелію.
— Надѣюсь, что вы чувствуете себя лучше.
— Гораздо лучше, леди Бротертонъ! Но мнѣ жаль, что я надѣлала вамъ всѣ эти хлопоты; но мнѣ очень пріятно быть здѣсь и видѣть вмѣстѣ лорда Джорджа и Мери. Такого милѣйшаго личика какъ у нея я не видала никогда. И какъ она похорошѣла. Вотъ что значитъ полное счастіе. Она такъ нравится мнѣ.
— Мы очень ее любимъ, сказала маркиза.
— Я увѣрена въ этомъ. И какъ онъ гордится ею!
Леди Сара сказала, что эта женщина отвратительна, и поэтому маркиза чувствовала, что обязана ненавидѣть ее. Но если бы не леди Сара, то она была бы довольна своей гостьей. Она оставалась недолго, но обѣщала вернуться на слѣдующій день.
На слѣдующее утро Гаутонъ опять пріѣхалъ и остался только на нѣсколько минутъ; въ комнатѣ жены его застали лордъ Джорджъ и Мери. Когда они всѣ уходили, мистрисъ Гаутонъ успѣла сказать словечко своему бывшему поклоннику.
— Не бросайте меня все утро. Придите поговорить со мной, я теперь здорова, хотя мнѣ не позволяютъ ходить.
Повинуясь этому призыву, онъ вернулся къ ней, когда его жена пошла засѣдать на обычномъ юбочномъ конклавѣ. Относительно этихъ благотворительныхъ собраній, Мери отчасти стояла на своемъ. Она, наконецъ, заставила понять, что не можетъ быть связана тѣми правилами, которыми руководились ее золовки. Но ея возмущеніе было не полное, и она все-таки дѣлала извѣстное количество стежекъ въ недѣлю.
Лордъ Джорджъ не сказалъ ничего о своемъ намѣреніи; но цѣлый часъ до второго завтрака сидѣлъ вдвоемъ съ мистрисъ Гаутонъ. Если мужчина можетъ сдѣлать визитъ дамѣ въ ея домѣ, то, конечно, онъ можетъ навѣстить и въ своемъ. Если женатый человѣкъ поболтаетъ часъ съ женою другого въ деревенскомъ домѣ, это тоже не значитъ ничего. Какой мужчина и какая женщина не дѣлали этого? А все-таки когда лордъ Джорджъ постучался въ дверь, онъ чувствовалъ, что дѣлаетъ такой поступокъ, который не желаетъ сдѣлать извѣстнымъ.
— Какъ вы добры, сказала она: — садитесь и не бѣгите. Ваша мать и сестры были у меня — это очень мило; но всѣ обращаются со мною точно будто я не должна раскрывать ротъ болѣе пяти минутъ сряду. А я чувствую себя такъ хорошо, что готова опять сейчасъ же перепрыгнуть чрезъ ручей.
— Пожалуста, не дѣлайте этого.
— Конечно, я этого не сдѣлаю теперь. Я боюсь, что вы не любите охотиться.
— Сказать по правдѣ, отвѣтилъ лордъ Джорджъ: — я никогда не имѣлъ средствъ держать лошадей.
— А, это причина. Мистеръ Гаутонъ, разумѣется, богатъ; но я не знаю ничего такъ мало удовлетворительнаго само по себѣ, какъ богатство.
— Оно доставляетъ удобства.
— О! да, удобства; но оно такъ неудовлетворительно! Разумѣется, мистеръ Гаутонъ можетъ держать лошадей сколько хочетъ; но какая въ этомъ польза, когда онъ никогда не слѣдуетъ за охотой? Но моему, лучше совсѣмъ не держать лошадей. Я очень люблю охоту.
— И вѣроятно я любилъ бы, если бы это было для меня доступно въ молодости.
— Вы говорите о себѣ точно вамъ сто лѣтъ. Я знаю ваши лѣта. Вы ровно семнадцатью годами моложе моего мужа!
На это лордъ Джорджъ не отвѣчалъ. Разумѣется, онъ чувствовалъ, что мисъ Де-Баронъ вышла за старика.
— Желала бы я знать, очень ли вы удивились, когда услыхали, что я помолвлена за мистера Гаутона?
— Я удивился, нѣсколько.
— Оттого, что онъ такой старый?
— Не отъ этого одного.
— Я сама удивилась и знала, что вы будете удивлены. Но что же мнѣ было дѣлать?
— Я нахожу, что вы поступили очень благоразумно, сказалъ лордъ Джорджъ.
— Да, но вы находите, что я бездушна. Я могу видѣть это по вашимъ глазамъ и слышать въ вашемъ голосѣ. Moжетъ быть я поступила бездушно; — но я была обязана поступить благоразумно. Мужчина можетъ выбрать себѣ профессію. Онъ можетъ дѣлать все. Но что можетъ придумать дѣвушка? Вы говорите, что деньги доставляютъ удобства.
— Это конечно.
— А какъ же она доставитъ себѣ удобство, если у нея нѣтъ своихъ денегъ, какъ у милой Мери?
— Не думайте, чтобы я порицалъ цасъ.
— Но даже если бы вы не порицали, я должна извиниться предъ вами, сказала она съ жаромъ, наклоняясь съ дивана къ нему. — Неужели вы думаете, что я не знаю разницы?
— Какой разницы?
— Ахъ, вамъ не слѣдуетъ спрашивать. Я могу на это намекать, но вамъ не слѣдуетъ спрашивать. Но вѣдь это не годилось бы?
Лордъ Джорджъ не понималъ, что такое не годилось, но зналъ, что это относится къ его прежней любви; и ему это даже понравилось. Такая лесть вообще пріятна мужчинамъ, даже если они не могутъ вполнѣ понять всѣхъ женскихъ маленькихъ продѣлокъ.
— Расточительность у меня въ характерѣ; папа какъ меня воспиталъ. А между тѣмъ, у меня нѣтъ ничего. Я не имѣла права выйти ни за кого, кромѣ богача. Вы сейчасъ сказали, что средства не дозволяли вамъ охотиться.
— Не дозволяли никогда.
— А я не могла дозволить себѣ имѣть сердце. Вы сейчасъ сказали также, что деньги доставляютъ удобства. Было время, когда я нашла бы очень, очень удобнымъ имѣть свое собственное состояніе.
— У васъ теперь состояніе большое.
Она не разсердилась на него, она уже знала, что мужчины всегда недогадливы. Она не разсердилась на него и оттого, что хотя онъ былъ недогадливъ, но очевидно польщенъ.
— Да, сказала она: — теперь у меня состояніе большое. Этого я добилась. Я не могла жить безъ большого дохода; но большой доходъ не дѣлаетъ меня счастливою. Это все равно, что ѣда и питье. Надо же ѣсть и пить, а не очень этимъ интересуешься. Можетъ быть вы не очень сожалѣете объ охотѣ?
— Я сожалѣю, потому что она даетъ возможность знать своихъ сосѣдей.
— А я сожалѣю о томъ, чего не могу имѣть.
Тутъ проблескъ того, на что она намекала промелькнулъ въ головѣ лорда Джорджа, и онъ покраснѣлъ.
— Не всегда выходитъ такъ какъ желаешь, сказалъ онъ.
Тутъ совѣсть упрекнула его и онъ поправился.
— Но Богу извѣстно, что я не имѣю причины жаловаться, я счастливъ.
— Да, конечно.
— Я нахожу, что лучше вспоминать то хорошее, что у насъ есть, чѣмъ сожалѣть о томъ, чего намъ не досталось.
— Это превосходная философія, лордъ Джорджъ. И вотъ почему я ѣзжу на охоту, ломаю себѣ кости, падаю въ рѣку и разъѣзжаю съ такими людьми, какъ мистеръ Прайсъ. Надо же извлекать все лучшее изъ своего положенія, не правда ли? Но вы, какъ я вижу, ни о чемъ не сожалѣете.
Онъ помолчалъ, а потомъ нашелъ себя вынужденнымъ сдѣлать попытку къ любезности.
— Я этого не говорилъ, отвѣтилъ онъ.
— Вы могли пристроить себя сообразно своимъ вкусамъ. Мужчина всегда можетъ это сдѣлать. Я была принуждена взять того, кто подвернулся. Я нахожу, что Мери такъ мила.
— Я тоже это нахожу, могу васъ увѣрить.
— Вы были очень счастливы, найдя такую дѣвушку; невинную, чистую, хорошенькую, да еще съ состояніемъ. Желала бы я знать какую разницу составило бы въ вашемъ счастіи то, если бы вы видѣли ее до нашего знакомства. Я полагаю, что тогда мы совсѣмъ не знали бы другъ друга.
— Кто можетъ это сказать?
— Нѣтъ, никто сказать не можетъ. Я признаюсь, что предпочитаю настоящее положеніе. Я могу вспоминать то, чѣмъ могу гордиться.
— А я-то чего долженъ стыдиться.
— Стыдиться! сказала она почти вскочивъ отъ гнѣва.
— Того, что вы отказали мнѣ!
Добилась наконецъ, поймала рыбу на удочку.
— О! сказала она: — ничего подобнаго быть не можетъ. Если я тогда не сказала вамъ прямо, то скажу прямо теперь. Я поступила бы очень дурно, если бы вышла за бѣднаго человѣка.
— Мнѣ не слѣдовало дѣлать вамъ предложенія.
— Я не знаю какъ сказать, продолжала она очень тихимъ голосомъ и потупившись: — нѣкоторые говорятъ, что если мужчина любитъ онъ долженъ объясниться, каковы бы ни были обстоятельства. Я думаю, что я согласна съ этимъ. Вы по-крайней-мѣрѣ знаете, что я сочла это за величайшую честь, хотя эта честь была недоступна для меня.
Наступило молчаніе, во время котораго лордъ Джорджъ ничего не нашелся сказать. Онъ поддался ея лести, но не желалъ измѣнять своей женѣ, ухаживая за этой женщиной. Ему правились ея разговоры и ея обращеніе, но она была для него священна какъ жена другого.
— Устроилось все къ лучшему, сказала она со смѣхомъ: — и Мери Ловелесъ самая счастливая женщина на свѣтѣ. Я такъ рада, что вы пріѣдете въ Лондонъ и надѣюсь, что вы будете у меня бывать.
— Непремѣнно.
— Я намѣрена подружиться съ Мери. Нѣтъ ни одной женщины, которая нравилась бы мнѣ до такой степени. Потомъ обстоятельства свели насъ вмѣстѣ? А если мы съ нею сдѣлаемся друзьями, друзьями истинными, я буду чувствовать, что наша дружба можетъ продолжаться — ваша и моя. Я намѣрена воспользоваться этимъ приключеніемъ. У меня недостало бы ума придумать это; но я очень этому рада, потому что мы опять сошлись и можемъ понимать другъ друга. Прощайте, лордъ Джорджъ. Не хочу задерживать васъ долѣе. Я не желаю заставить Мери ревновать.
— Мнѣ кажется, что на это не можетъ быть ни малѣйшаго опасенія, сказалъ онъ съ искреннимъ неудовольствіемъ.
— Не принимайте серіозно моей шутки, сказала она, протянувъ руку.
Онъ взялъ ее, опять улыбнулся и ушелъ.
Когда она осталась одна, ею овладѣло такое чувство, что какъ будто она исполнила какую-то трудную работу съ весьма умѣреннымъ успѣхомъ; она чувствовала также, что игра едва ли стоитъ свѣчъ. Она нисколько не была влюблена въ этого человѣка, она не была способна влюбиться въ кого бы то ни было. Въ нѣкоторой степени она ревновала, и ей казалось, что она обязана отмстить Мери Ловелесъ за то, что она такъ быстро завладѣла ея отвергнутымъ женихомъ. Но ея ревность была не настолько сильна, чтобы побудить ее къ какому-нибудь злобному поступку. Она не составляла плана противъ счастія мужа и жены, когда вступила въ этотъ домъ; но планъ составился самъ по себѣ, и ей нравились такія сильныя ощущенія. Онъ былъ тупъ, ужасно тупъ, но очень хорошъ собой и лордъ; потомъ также въ пользу ея говорило то, что когда-то онъ нѣжно ее любилъ.
Когда лордъ Джорджъ пришелъ къ завтраку, онъ чувствовалъ себя почти виновнымъ, и едва украдкой пробрался въ комнату, гдѣ сидѣли его жена и сестры.
— Ты былъ у мистрисъ Гаутонъ? спросила леди Сара твердымъ голосомъ.
— Да, я провелъ съ нею полчаса, отвѣтилъ онъ.
Но онъ не могъ отвѣтить на этотъ вопросъ безъ нѣкоторой нерѣшимости. Мери однако ничего не примѣтила.
Глава X.
правитьВъ Бротертонѣ о подвигѣ декана говорили такъ же много какъ и о приключеніи мистрисъ Гаутонъ. Ходили слухи о томъ, что онъ дѣлалъ въ этомъ же отношеніи послѣ того, какъ поступилъ въ духовное званіе, когда былъ молодымъ человѣкомъ, о скачкахъ, въ которыхъ онъ участвовалъ, и даже о поѣздкахъ его въ Ньюмаркетъ и другія нечестивыя мѣста. Но на сколько было извѣстно въ Бротертонѣ, ничего этого не было послѣ того какъ деканъ сдѣлался деканомъ. Хотя онъ постоянно ѣздилъ верхомъ, онъ сколько было извѣстно, только смотрѣлъ на охоту, и всѣ въ Бротертонѣ знали, что онъ запретилъ своей дочери слѣдовать за охотой.
Но теперь, какъ только дочь его вышла, замужъ и прекратилась необходимость подавать ей примѣръ, тогда деканъ съ розеткой на шляпѣ — такъ разсказывали — скакалъ за собаками какъ какой-нибудь фермеръ или простой провинціяльный дворянинъ! Въ тотъ же самый день Грошютъ разсказалъ всю исторію епископу. Но Грошютъ самъ подвига не видалъ и епископъ сдѣлалъ видъ будто не вѣритъ этому.
— Я боюсь, милордъ, сказалъ капелланъ: — что это правда.
— Если бы онъ ѣздилъ за каждою сворою собакъ въ графствѣ, я не знаю что могу тутъ сдѣлать, сказалъ епископъ.
Съ этимъ Грошютъ нисколько согласенъ не былъ. Епископъ имѣетъ такое же право наводить справки о нравственномъ поведеніи декана какъ и обо всякомъ другомъ духовномъ лицѣ въ его епархіи.
— А что если онъ станетъ держать пари на скачкахъ, сказалъ Грошютъ съ ужасомъ и въ тонѣ и на лицѣ.
— Но ѣхать за сворою собакъ не значитъ держать пари на скачкахъ, сказалъ епископъ, которому хотя нравилась власть надъ деканомъ, но вовсе не нравилась мысль потерпѣть неудачу въ этомъ отношеніи.
И каноникъ Гольденофъ услыхалъ объ этомъ.
— Душа моя, сказалъ онъ своей женѣ: — Манор-Кроссъ отличается по части спортменства. Не только мистрисъ Гаутонъ лежитъ тамъ съ сломанной рукой, но и тесть твоего брата скакалъ за собаками въ тотъ день.
— Деканъ! воскликнула леди Алиса.
— Такъ сказали мнѣ.
— Онъ никогда не позволялъ Мери перескакнуть чрезъ малѣйшій заборъ. Врядъ ли бы позволилъ онъ ей слѣдовать за охотой верхомъ.
— Многіе отцы дѣлаютъ то, чего не позволяютъ дѣлать дочерямъ. Деканъ всегда показывалъ, что ему было бы пріятно вырваться на волю.
— Могутъ сдѣлать съ нимъ что-нибудь?
— О, нѣтъ! если бы онъ даже самъ завелъ свору собакъ, сколько мнѣ извѣстно.
— Но я полагаю, что это нехорошо, сказала жена каноника.
— Да, я думаю что это нехорошо, потому что это скандализируетъ. Все что оскорбляетъ нехорошо, если только не бываетъ полезно въ другихъ отношеніяхъ. Если это правда, мы услышимъ здѣсь много толковъ, а это не будетъ способствовать къ братской любви и дружбѣ между нами, духовными лицами.
Въ Бротертонѣ былъ другой каноникъ, мистеръ Паунтнеръ, краснощокій мужчина, очень любившій хорошо пообѣдать, очень смѣлый, очень привязанный къ собору, на украшеніе котораго онъ щедро способствовалъ собственными деньгами. Зная толкъ въ кузыкѣ, онъ много возвысилъ характеръ хора. Хотя проповѣди Паунтнера считались самыми плохими, когда либо произносимыми съ соборной кафедры, онъ на основаніи вышеизложенныхъ добрыхъ дѣяній, былъ самое популярное духовное лицо въ городѣ.
— Мнѣ сказали, что вы отличались, господинъ деканъ, сказалъ Паунтнеръ, встрѣтивъ нашего пріятеля въ Оградѣ.
— Развѣ послѣднее время я сдѣлалъ что-нибудь особенное? спросилъ деканъ, до котораго еще не дошли слухи о его подвигахъ.
— Мнѣ сказали, что вы такъ опередили другихъ намедни на охотѣ, что не были въ состояніи подать помощи бѣдной женщинѣ, которая сломала руку.
— О, вотъ что! Если я дѣлаю что-нибудь, хотя можетъ быть мнѣ придется дѣлать это одинъ разъ въ двѣнадцать лѣтъ, я люблю дѣлать это хорошо, докторъ Паунтнеръ. Я желалъ бы, чтобы вы могли послѣдовать моему примѣру и дѣлать маленькій моціонъ. Это было бы очень для васъ полезно.
Паунтнеръ былъ толстъ и почти не выходилъ изъ Ограды или изъ своего собственнаго сада. Онъ былъ смѣлъ, но не такъ находчивъ какъ деканъ и не придумалъ отвѣта.
— Да, продолжалъ нашъ пріятель: — проѣхалъ я съ ними мили двѣ съ большимъ удовольствіемъ, желалъ бы отъ всего сердца, чтобы не было предубѣжденій противъ присутствія духовныхъ лицъ на охотѣ.
— Мнѣ кажется это былъ бы отвратительный обычай, сказалъ Паунтнеръ, уходя.
Самъ деканъ не думалъ бы объ этомъ болѣе, если бы не появилось нѣсколько строкъ объ этомъ въ еженедѣльной газетѣ «Бротертонская Церковь», которая считалась ядовитымъ и грязнымъ листкомъ во всей Оградѣ. Деканы, каноники, и старшіе и младшіе, всѣ были согласны съ этимъ, Паунтнеръ ненавидѣлъ «Бротертонскую Церковь» такъ же искренно какъ и деканъ. «Бротертонскую Церковь» номинально издавалъ нѣкій мистеръ Гризъ, человѣкъ очень благочестивый, который долго, по до-сихъ-поръ напрасно, старался попасть въ духовное званіе. Но многіе предполагали, что газету вдохновлялъ Грошютъ. Она всегда восхваляла епископа. Она отличалась упорной оппозиціей къ обрядамъ. Цѣлью ея было уничтожить папство въ бротертонской епархіи. Она вообще насмѣхалась надъ всѣмъ капитуломъ, и очень часто выражалась сурово о деканѣ. Теперь параграфъ состоялъ въ слѣдующемъ:
«Ходятъ слухи, что деканъ Ловелесъ былъ на бротертонской охотѣ въ прошлую среду, ѣздилъ съ собаками цѣлый день и былъ передовымъ. Мы этому не вѣримъ, но надѣемся, что и для собора и собственно для себя, онъ удостоитъ опровергнуть этотъ слухъ.»
Въ слѣдующую суботу явился другой параграфъ, съ отвѣтомъ декана:
"Мы получили отъ бротертонскаго декана слѣдующее изумительное письмо, которое публикуемъ безъ всякихъ комментарій. Наше мнѣніе читатели сами поймутъ.
"Ноябрь, 187.
"Серъ, вамъ сказали правду — я былъ на бротертонской охотѣ въ прошлую среду. Другіе же слухи, публикованные вами, къ несчастію, несправедливы. Я жалѣю, что не могъ такъ отличиться на охотѣ, какъ обвиняютъ меня мои враги. Имѣю честь быть, серъ, вашъ покорнѣйшій слуга,
«Издателю Бротертонской Церкви.»
Друзья декана единогласно порицали его за то, что онъ обратилъ вниманіе на это нападеніе. Епископъ, который былъ въ сердцѣ честный человѣкъ и джентльменъ, сожалѣлъ объ этомъ. Весь капитулъ стыдился этого. Младшіе каноники всѣ соглашались въ томъ, что это унижало достоинство декана. Паунтнеръ, не забывшій намека на свою толщину, шепталъ на ухо нѣкоторымъ духовнымъ лицамъ, что ничего лучше нельзя ожидать изъ конюшни; намекая этимъ на происхожденіе декана, отецъ котораго держалъ наемныхъ лошадей, а каноникъ Гольденофъ, искренно любившій декана, несмотря на нѣкоторую разницу въ мнѣніяхъ, выговаривалъ ему за это.
— Я пропустилъ бы это безъ вниманія, сказалъ каноникъ: — зачѣмъ было отвѣчать?
— Я не хотѣлъ позволить никому предположить, что я боюсь отвѣтить; я не хотѣлъ также заставить думать, что поѣхавъ на охоту, я стыдился своего поступка.
— Никто изъ знающихъ васъ не подумалъ бы этого.
— Съ гордостью думаю, что никто изъ знающихъ меня не подумалъ бы этого. Я дѣлаю столько же ошибокъ, сколько и другіе, и жалѣю о нихъ потомъ. Но я никогда не стыжусь. Я скажу вамъ какъ все было, не для оправданія моего присутствія на охотѣ, а для оправданія моего письма. Я былъ въ Манор-Кроссѣ и поѣхалъ на охоту потому, что поѣхала Мери. Я не дѣлалъ этого съ тѣхъ поръ, какъ нахожусь въ Бротертонѣ, потому что здѣсь существуетъ предубѣжденіе противъ этого. Я проѣхалъ милю или двѣ и могу сказать вамъ съ большимъ удовольствіемъ.
— Я этому вѣрю.
— Вскорѣ послѣ того, какъ выбѣжала лисица, встрѣтился ручей, у котораго ушиблась мистрисъ Гаутонъ. Я перескочилъ его, и объ этомъ стали говорить только потому, что съ нею сдѣлалось несчастіе. Послѣ этого мы выѣхали на бротертонскую дорогу и я вернулся въ Манор-Кроссъ. Не думайте, что мнѣ было бы стыдно, если бы я проѣхалъ еще нѣсколько миль.
— Я увѣренъ въ этомъ.
— Дѣло, само по себѣ, недурное. Все таки, зная, что свѣтъ около насъ думаетъ объ охотѣ, духовное лицо въ моемъ положеніи поступило бы дурно, если бы охотилось часто. Но человѣкъ, который можетъ приходить въ ужасъ отъ этого, былъ бы педантъ. А если этотъ человѣкъ выказываетъ притворный ужасъ, то онъ лицемѣръ. Я думаю, что многіе духовныя лица согласились бы со мною; но нѣтъ ни одного духовнаго лица въ этой епархіи, въ согласіи котораго я былъ бы болѣе увѣренъ, чѣмъ въ вашемъ.
— Я возражаю не противъ охоты, а противъ письма.
— Не отвѣчать на подобное нападеніе было бы трусостью. Я примѣчаю, каноникъ, возрастающую непріязненность ко мнѣ.
— Не въ капитулѣ.
— Въ епархіи. И я знаю откуда это происходитъ, и думаю, что могу понять причину. Что бы изъ этого не вышло, я не намѣренъ поддаваться. Я не желаю ссориться ни съ кѣмъ, и менѣе всего съ духовными лицами; но не перемѣню моего образа жизни или моего образа мыслей изъ опасенія ссоры.
— Никто не сомнѣвается въ вашемъ мужествѣ; но какая польза сражаться, когда ничего нельзя пріобрѣсти? Бросьте эту гадкую газету. Она ниже и васъ и меня, деканъ.
— Гораздо ниже насъ, но и вашъ дворецкій ниже васъ. А если онъ сдѣлаетъ вамъ вопросъ, вы ему отвѣтите. Сказать вамъ по правдѣ, я предпочелъ бы, чтобы меня назвали скорѣе нескромнымъ, чѣмъ робкимъ. Если бы я не хотѣлъ огорчить моихъ друзей, я поѣхалъ бы на охоту три раза на будущей недѣлѣ, показать, что меня не могутъ напугать.
Въ Манор-Кроссѣ много говорили о газетной перепискѣ, и декана осуждали дамы, находя, что онъ унизилъ себя, отвѣтивъ издателю. Въ жару спора, леди Сюзанна сказала нѣсколько словъ очень разсердившихъ Мери.
— Мнѣ кажется, что папа во всякомъ случаѣ лучше можетъ судить нежели вы, сказала она.
Между сестрами, и даже золовками, это не значило бы ничего; но въ Манор-Кроссѣ это не понравилось. Мери была гораздо моложе ихъ! потомъ она была внучкой ремесленника! Конечно, онѣ допустили ее въ свою семью на равной ногѣ; но всѣ какъ-то чувствовали, что ей слѣдуетъ заплатить за эту великую доброту смиреніемъ и покорностью. А молодая жена каждый день укрѣплялась въ намѣреніи не показывать ни смиренія, ни покорности.
Леди Сюзанна, услыхавъ эти слова, выпрямилась съ видомъ оскорбленнаго достоинства.
— Милая Мери, сказала леди Сара: — мнѣ кажется это немножко не любезно.
— Я нахожу, что не любезно говорить, будто папа безразсуденъ, сказала дочь декана: — желала бы я знать, что подумали бы вы всѣ, если бы я сказала хоть одно слово противъ милой мамаши — ей особенно натолковали, чтобы она называла маркизу мамашей.
— Деканъ не свекоръ мнѣ, сказала леди Сюзанна очень гордо, какъ будто, дѣлая это замѣчаніе, она просила понять, что подобныя отношенія не могли бы быть возможны никогда.
— Но онъ мой отецъ и я стану защищать его, и опять скажу, что онъ долженъ болѣе знать объ этомъ, чѣмъ какая бы то ни было дама.
Тутъ леди Сюзанна встала и величественно вышла изъ комнаты.
Лорду Джорджу сказали объ этомъ, и онъ счелъ себя обязаннымъ говорить съ своей женой.
— Я боюсь, что между тобою и Сюзанной, что-то вышло, душечка.
— Она разбранила папашу, а я сказала ей, что папаша знаетъ лучше, чѣмъ она, а потомъ она вышла изъ комнаты.
— Я не думаю, чтобы она имѣла намѣреніе бранить декана. Она сказала только, что онъ безразсуденъ.
— Это и значитъ бранить. Милый Джорджъ, не брани ты меня. Я буду дѣлать все, что ты мнѣ велишь, но я не хочу слышать, чтобы о папашѣ говорили дурно. Ты не сердишься на меня за то, что я приняла сторону папаши?
Онъ поцѣловалъ ее и сказалъ, что ни сколько не сердится на нее; но продолжалъ намекать, что если она можетъ заставить себя выказать покорность его сестрамъ, то это сдѣлаетъ счастливою и ея и его и ихъ жизнь.
— Я сдѣлаю все, чтобы составить счастіе твоей жизни, сказала, она.
Глава XI.
правитьВремя проходило и насталъ день для переѣзда въ Лондонъ. Послѣ разныхъ осторожныхъ продѣлокъ съ той и другой стороны, день отъѣзда былъ назначенъ 31-го января. Продѣлки происходили между деканомъ, дѣйствовавшимъ за дочь и дамами въ Манор-Кроссѣ. Хотя онѣ воображали, что имѣютъ много причинъ къ неудовольствію на Мери, онѣ тѣмъ не менѣе старались удержать ее въ Манор-Кроссѣ. Онѣ всѣ охотно согласились бы бросить лондонскій домъ, который считали искушеніемъ сатаны. Итакъ какъ деканъ дѣйствовалъ за дочь, такъ онѣ дѣйствовали за брата. Лордъ Джорджъ не могъ говорить противъ дома въ Лондонѣ; но это ему не нравилось и онъ этого опасался, а теперь, наконецъ, онъ просто раскаивался зачѣмъ далъ согласіе на это. Но это было условіемъ брака; и деканъ истратилъ деньги. Деканъ денегъ не жалѣлъ и выказалъ себя гораздо богаче, чѣмъ въ Манор-Кроссѣ подозрѣвали. Конечно, у Мери было свое собственное состояніе; но мебель, по большей части купилъ деканъ и внесъ часть суммы на наемъ дома. Лордъ Джорджъ находилъ невозможнымъ перемѣнить свое намѣреніе послѣ всего, что было сдѣлано; но онъ былъ радъ откладывать этотъ несчастный день какъ можно болѣе.
Особенно опасалась леди Сюзанна, и надо признаться, она болѣе всего противилась желаніямъ Мери. Она можетъ бытъ болѣе всѣхъ готова была распоряжаться женою брата, а Мери расположена была противиться ей болѣе, чѣмъ всѣмъ другимъ. Въ леди Сарѣ было какое-то самоотреченіе, какая-то прямая доброта, и въ то же время, какое-то величественное самовластіе, предписывавшее уваженіе. Послѣ трехмѣсячнаго пребыванія въ Манор-Кроссѣ, Мери готова была признать леди Сару болѣе чѣмъ золовкой — сознаться, что въ ея натурѣ есть какое-то божественное всемогущество, и что оно возбуждаетъ уваженіе добровольное и невольное. Но ни предъ кѣмъ другимъ не хотѣла она смиряться, особенно предъ леди Сюзанной. Поэтому леди Сюзанна относилась къ ней непріязненно, и вполнѣ была убѣждена, что Мери вовлечетъ себя въ большія непріятности среди столичныхъ удовольствій.
— Что такое полторы тысячи фунтовъ ежегоднаго дохода для того, чтобы содержать домъ въ Лондонѣ, сказала она старшей сестрѣ.
— Это только на нѣсколько мѣсяцевъ, замѣтила леди Сара.
— Разумѣется, она должна имѣть экипажъ и Джорджъ совсѣмъ попадетъ въ руки декана. Вотъ чего я боюсь. Деканъ очень хорошо устроилъ себя, но это не такой человѣкъ, на котораго я могла бы положиться вполнѣ. Слышали вы, что мистеръ Паунтнеръ говорилъ о немъ намедни? Послѣ этой исторіи съ газетой, онъ очень упалъ во мнѣніи капитула. Я въ этомъ убѣждена.
— Мнѣ кажется, ты немножко строга къ нему, Сюзанна.
— Ты сама должна чувствовать, что онъ поступилъ нехорошо относительно дома въ Лондонѣ. Зачѣмъ отвлекать человѣка отъ всѣхъ его занятій только потому, что онъ женился? Если она не могла примѣниться къ его наклонностямъ, она не должна была за него выходить.
— Будемъ справедливы, сказала леди Сара.
— Конечно, мы должны быть справедливы, сказала леди Амелія, которая рѣдко принимала участіе въ подобныхъ разговорахъ, исключая тѣхъ случаевъ, когда хотѣла поддержать старшую сестру.
— Разумѣется, мы будемъ судить справедливо, продолжала леди Сюзанна.
— Она не принимала его предложенія, сказала леди Сара: — пока онъ не согласился на желаніе декана, проводить нѣкорое время въ Лондонѣ.
— Онъ выказалъ большую слабость, сказала леди Сюзанна.
— Я этого не желала бы, продолжала леди Cäpa: — но мы не можемъ предположить, чтобы наклонности молодой женщины, воспитанной въ Бротертонѣ, были такіе же какъ у насъ. Я могу понять, что Мери скучаетъ въ Манор-Кроссѣ.
— Скучаетъ! вскричала леди Сюзанна.
— Скучаетъ! воскликнула леди Амелія, принужденная на этотъ разъ не согласиться даже съ своей старшей сестрой. — Не могу понять, какъ она можетъ скучать въ Манор-Кроссѣ, особенно когда съ нею мужъ.
— Но вѣдь было сдѣлано условіе, сказала леди Сара: — и такъ какъ это дѣлается на ея деньги, то я думаю, что мы жаловаться не имѣемъ права. Я очень жалѣю, что такъ случилось. Ея характеръ еще не сформировался, а его наклонности такъ опредѣлились, что ихъ не измѣнитъ ничто.
— Потомъ эта, мистрисъ Гаутонъ! сказала леди Сюзанна.
Мистрисъ Гаутонъ уже давно уѣхала изъ Манор-Кросса, но оставила послѣ себя весьма неудовлетворительное чувство въ душѣ всѣхъ манор-кросскихъ дамъ. Это происходило не только отъ ихъ личнаго отвращенія къ ней, но также и отъ подозрѣнія, подозрѣнія томительнаго, что ихъ брату нравилось общество этой дамы болѣе чѣмъ слѣдовало. Мери же ничего объ этомъ не знала и подобнаго подозрѣнія не испытывала. Но три сестры и маркиза, по ихъ наущенію, рѣшили, что лорду Джорджу гораздо лучше не видаться болѣе съ мистрисъ Гаутонъ. Онѣ думали, что онъ прельщенъ не до такой степени, чтобы скакать за нею въ Лондонъ; но живя въ Лондонѣ, онъ непремѣнно будетъ встрѣчаться съ нею.
— Не могу равнодушно подумать объ этомъ, продолжала леди Сюзанна.
Леди Амелія покачала головой.
— Мнѣ кажется, Сара, тебѣ надо серіозно поговорить съ нею. Никто на свѣтѣ не думаетъ такъ высоко объ обязанностяхъ, какъ онъ; и если его направить на это, то онъ будетъ набѣгать ее.
— Я говорила, отвѣтила леди Сара, почти шопотомъ.
— Ну, что же?
— Разсердился онъ?
— Какъ онъ принялъ это?
— Онъ не разсердился, а принялъ не очень хорошо. Онъ сказалъ, что находитъ ее привлекательной, но думаетъ, что имѣетъ достаточно власти надъ собой, чтобы удержать себя отъ подобнаго проступка. Я просила его обѣщать мнѣ не видаться съ нею; но онъ обѣщанія не далъ, говоря, что можетъ быть не будетъ въ состояніи его сдержать.
— Она препротивная, а я боюсь, что Мери она нравится, сказала леди Сюзанна. — Я знаю, что это не поведетъ ни къ чему хорошему.
Много сценъ, противоположныхъ этой, разыгрывалось въ домѣ декана. Мери бывала въ Бротертонѣ чаще чѣмъ это нравилось манор-кросскимъ дамамъ; но онѣ не могли прямо воспротивиться тому, чтобы она бывала у отца. Однажды, въ началѣ января, она уговорила мужа поѣхать съ нею, и заперлась съ деканомъ въ то время, пока лордъ Джорджъ ѣздилъ въ Сити.
— Папа, сказала Мери: — я почти рѣшаюсь отказаться отъ дома въ Мюнстер-Нортѣ.
— Отказаться! Послушай, Мери; ты не можешь надѣяться быть счастливой въ жизни, если не рѣшишься не позволять манор-кросскимъ старухамъ садиться тебѣ на шею.
— Это не для нихъ. Ему это не нравится, а для него я готова сдѣлать все.,
— Все это прекрасно; и я, конечно, не сталъ бы совѣтовать тебѣ поступать наперекоръ его желаніямъ, если бы не видѣлъ, что это поведетъ къ подчиненію его сестрамъ не тебя одну, а и его. Пріятно тебѣ, что онъ всегда будетъ находиться у нихъ подъ башмакомъ?
— Нѣтъ, папа, не пріятно.
— Я предвидѣлъ все это и потому поставилъ непремѣннымъ условіемъ, чтобы у тебя былъ свой домъ. Каждая женщина, выйдя замужъ, должна освободиться отъ всякаго домашняго контроля, кромѣ власти мужа. Съ семьей лорда Джорджа это невозможно въ Манор-Кроссѣ, и вотъ почему я настоялъ, чтобы у тебя былъ въ Лондонѣ домъ. Я могъ сдѣлать это тѣмъ свободнѣе, что издержки-то будутъ наши, а не ихъ. Не порти того, что я устроилъ.
— Разумѣется, я не пойду противъ васъ, папа.
— Помни всегда, что это дѣлается не только для тебя, но и для него. Онъ находится въ положеніи особенномъ. Состоянія у него нѣтъ, жилъ онъ постоянно съ матерью и сестрами, такъ-что вполнѣ подчинился ихъ вліянію! Ты обязана освободить его отъ этого.
Смотря на дѣло съ той точки зрѣнія, которую указали ей, Мери начала думать, что отецъ ея правъ.
— Мужъ долженъ подчиняться только вліянію одной женщины, прибавилъ деканъ, смѣясь.
— Я не стану повелѣвать имъ, сказала Мери, улыбаясь.
— Но не позволяй и другимъ женщинамъ имъ повелѣвать. Мало-по-малу онъ привыкнетъ находить удовольствіе въ Лондонскомъ обществѣ, и ты также. Половину года ты будешь проводить въ Манор-Кроссѣ или у меня, и вы оба освободитесь постепенно. Я не могу представить себѣ ничего печальнѣе его и твоего рабства, если бы вамъ пришлось жить цѣлый годъ съ этими старухами.
Потомъ онъ сказалъ ей какое удовольствіе сама она найдетъ въ лондонской жизни, и прибавилъ, что собственно еято жизнь не началась еще. Мери приняла его наставленія съ признательностью, но и съ удивленіемъ, что онъ такъ открыто совѣтуетъ ей такой образъ жизни, который до-сихъ-поръ представлялъ ей суетнымъ.
Послѣ этого Мери не слышала болѣе намековъ на то, что отъ лондонскаго дома было бы лучше отказаться. Возвращаясь домой съ своимъ мужемъ, Мери очень умно заговорила о лондонскомъ домѣ какъ о дѣлѣ рѣшенномъ; и лордъ Джорджъ понялъ, что это должно быть рѣшено.
— Ужъ лучше ничего не говори, сказалъ онъ однажды почти съ гнѣвомъ леди Сюзаннѣ, и послѣ этого ничего не было говорено ему объ этомъ.
Были другія причины къ хлопотамъ — къ ужаснымъ хлопотамъ въ Манор-Кроссѣ, что маркиза каждый день твердила, что она не въ состояніи перенести предстоящихъ непріятностей. Работники уже явились въ большой домъ, приготовлялись ломать и перестраивать все, какъ только маркиза выѣдетъ; а другіе работники уже ломали и перестраивали Кросс-Голлъ. Эти печальныя обстоятельства и тяжесть на душѣ старушки усиливались тѣмъ обстоятельствомъ, что никто въ семействѣ не получалъ извѣстія отъ самаго маркиза, съ тѣхъ поръ какъ было рѣшено, что его желаніямъ повиноваться не будутъ. Старушка безпрестанно предлагала уѣхать и не попадаться на глаза маркизу. Ей казалось, что всякій маркизъ всегда долженъ поступать по своему, хотя бы и безразсудно. Развѣ онъ не глава фамиліи? но леди Сара рѣшилась твердо и поставила на своемъ. Съ какой стати имъ забиться въ какой-нибудь неизвѣстный уголъ, гдѣ онѣ будутъ ничѣмъ не лучше другихъ женщинъ, не въ состояніи дѣлать добро, или имѣть вліяніе, потому только, что этого желаетъ человѣкъ, который не желаетъ дѣлать добро или употреблять свое вліяніе добросовѣстно? Леди Сара была не трусиха и не уступала Кросс-Голла, хотя такимъ образомъ ей пришлось бы многое терпѣть.
— Я не выберусь отсюда до-тѣхъ-поръ, сказалъ Прайсъ: — пока ея сіятельство не соберется переѣхать. Я могу все перенести, и присмотрю, чтобы все сдѣлалось по желанію ея сіятельства.
Хотя Прайсъ былъ простой фермеръ, хотя въ его домѣ охотники имѣли привычку напиваться водкой, и хотя о Прайсѣ говорили дурно, онъ сдѣлался теперь первымъ министромъ леди Сары въ Кросс-Голлѣ, и былъ готовъ вести войну противъ маркиза.
Когда насталъ день отъѣзда Мери и ея мужа, грустное чувство овладѣло всей семьей. Изъ Бротертона отправили кухарку, которая жила въ Манор-Кроссѣ нѣсколько лѣтъ тому назадъ. Лордъ Джорджъ взялъ лакея, который служилъ ему послѣднее время, а Мери свою горничную, которую взяла съ собой, когда вышла замужъ. Слѣдовательно, они были принуждены отыскивать только еще одного лакея. Но это еще болѣе усиливало то чувство, что они будутъ окружены въ Лондонѣ чужими людьми. Это чувство было такъ сильно въ лордѣ Джорджѣ, что оно почти доходило до страха. Онъ зналъ, что не будетъ умѣть жить въ Лондонѣ. Онъ былъ Членомъ Карльтонскаго клуба, какъ прилично вельможѣ консерватору; но рѣдко бывалъ тамъ, а когда бывалъ, никогда не чувствовалъ себя тамъ какъ дома. И Мери, хотя послѣ разговора съ отцомъ твердо рѣшилась не отказываться отъ своего дома, тоже не была лишена опасеній. У нея не было знакомыхъ въ Лондонѣ кромѣ мистрисъ Гаутонъ, о которой она слышала только дурное отъ окружавшихъ ее дамъ. Была сдѣлана попытка, пригласить на одинъ мѣсяцъ одну изъ сестеръ. Леди Сара отказалась положительно и почти съ негодованіемъ. Можно ли было предполагать, чтобы она бросила свою мать въ такое тяжелое время? Потомъ пригласили леди Амелію, и она съ большимъ сожалѣніемъ отказалась. На себя она положиться не смѣла, а леди Сара не посовѣтовала ей ѣхать. Леди Сара думала, что леди Сюзанна будетъ всѣхъ полезнѣе; но леди Сюзанну не пригласили. Объ этомъ была рѣчь лорда Джорджа съ его женой. Мери, вспомнивъ совѣтъ отца рѣшилась не позволять садиться себѣ на шею, и шепнула мужу, что Сюзанна всегда къ ней строга. Когда настало время отъѣзда, супруги уѣхали изъ Манор-Кросса безъ покровителей.
Въ этомъ было что-то грустное, даже для Мери. Она знала, что увозитъ мужа отъ жизни, которая нравилась ему, и что сама начнетъ жизнь, не имѣя возможности даже угадать понравится она ей или нѣтъ. Но она чувствовала съ удовольствіемъ, что наконецъ начинаетъ жизнь замужней женщины. До-сихъ-поръ съ нею обращались какъ съ ребенкомъ.
— Я почти рада, что мы ѣдемъ одни, Джорджъ, сказала она. — Мнѣ кажется, что мы еще совсѣмъ не были одни.
Онъ желалъ быть любезенъ и выказать женѣ свою любовь, и вмѣстѣ съ тѣмъ не хотѣлъ сказать ничего такого въ чемъ могло бы подразумѣваться, будто ему надоѣло жить съ своей семьей.
— Это очень пріятно, но…
— Что такое, дружокъ?
— Конечно я безпокоюсь теперь о моей матери.
— Она не переѣдетъ еще мѣсяца два.
— Да; не переѣдетъ; но дѣла такъ много.
— Ты можешь ѣздить туда когда захочешь.
— Это требуетъ издержекъ; но разумѣется ѣздить придется.
— Скажи, что тебѣ пріятно быть со мною одной?
Они занимали одни весь вагонъ, и Мери, говоря это, наклонилась къ мужу, вызывая его ласки.
— Тебѣ не кажется непріятно, что ты будешь жить со мной?
Разумѣется, онъ былъ побѣжденъ и наговорилъ такихъ милыхъ вещей, на которыя по своему характеру былъ способенъ, увѣряя ее, что предпочитаетъ жить съ нею, чѣмъ съ кѣмъ бы то ни было на свѣтѣ, и обѣщалъ, что всегда будетъ стараться дѣлать ее счастливою. Она знала, что онъ употребляетъ всѣ силы, для того чтобы выказать себя любящимъ мужемъ, и поэтому чувствовала, что обязана стараться любить его; но въ то самое время, когда она принимала его слова съ наружными признаками удовлетворенной любви, ея воображеніе представляло ей нѣчто другое, неизмѣримо высшее, если только это было возможно.
Въ этотъ вечеръ они обѣдали вдвоемъ въ первый разъ, исключая обѣда въ гостиницѣ. До-сихъ-поръ на ней не лежала обязанность заботиться объ его обѣдѣ. Заботы эти не могли быть велики, потому что онъ относился равнодушно къ тому, что ѣлъ и пилъ. Простота стола въ Манор-Кроссѣ удивляла Мери, послѣ сравнительной роскоши деканова стола. Въ Манор-Кроссѣ старались показать ей, что къ наслажденію ѣдою нельзя относиться съ уваженіемъ. Но она все-таки старалась, чтобы все окружавшее ея мужа было хорошо. И мебель была новая и посуда новая. Почти всѣ вещи были новы. Всѣ ея свадебные подарки находились тутъ; и безъ сомнѣнія она помнила, что все въ этомъ домѣ давала ему она. Если бы только она могла сдѣлать все пріятнымъ для него! Если бы только онъ позволилъ убѣдить себя, что пріятныя вещи пріятны! Она порхала около него, касаясь его время отъ времени своими легкими пальчиками, поправляла ему волосы, наклонялась къ нему и цѣловала въ лобъ. Можетъ быть она еще будетъ способна оживить въ немъ ту страсть, о которой она мечтала. Онъ не отталкивалъ ее; не пренебрегалъ ея поцѣлуями, улыбался, когда она дотрогивалась до его волосъ; отвѣчалъ на каждое ея слово внимательно и вѣжливо; любовался хорошенькими вещицами, когда она приглашала его полюбоваться, но не смотря на все это, она вполнѣ сознавала, что еще не возбудила въ немъ страсти.
Разумѣется, были и книги. Все было устроено для того, чтобы сдѣлать пріятнымъ этотъ маленькій домъ. Вечеромъ Мери сняла съ полки тоненькій томикъ стихотвореній, изящно переплетенный, прехорошенькій на видъ, и который пріятно было держать, и сѣла наслаждаться въ своей собственной гостиной. Но она скоро отвела глаза отъ горестей Авроры Ли посмотрѣть, что дѣлаетъ ея мужъ. Онъ сидѣлъ спокойно на креслѣ, но внимательно прочитывалъ листы «Бротерширскаго Вѣстника».
— Боже, Джорджъ, ты привезъ сюда эту старую газету?
— Почему же мнѣ не читать «Вѣстника» здѣсь, когда я его читаю въ Манор-Кроссѣ?
— Разумѣется, если ты находишь въ этомъ удовольствіе.
— Конечно я желаю знать, что дѣлается въ графствѣ.
Но когда потомъ она взглянула на него, конечно графство исчезло изъ его мыслей, потому что онъ крѣпко спалъ.
Она не очень интересовалась Авророй Ли. Душа ея не была настроена на стихотворенія такого рода. Предметы, окружающіе ее, были слишкомъ важны и мысли ея не могли углубляться въ постороннія горести. Потомъ она посмотрѣла на часы. Въ Манор-Кроссѣ въ десять часовъ каждый вечеръ всѣ слуги приходили въ гостиную. Прежде входилъ дворецкій разставить стулья, потомъ служанки, потомъ кучеръ и лакей. Лордъ Джорджъ читалъ молитвы и Мери всегда находила это очень скучнымъ; но теперь ей казалось, что было бы почти облегченіемъ, если бы вошелъ дворецкій и разставилъ стулья.
Глава XII.
правитьНедолго леди Джорджъ оставалась безъ гостей въ своемъ новомъ домѣ. На другой же день пріѣхала мистрисъ Гаутонъ и тотчасъ пустилась въ объясненія.
— Я такъ рада, что вы пріѣхали. Какъ только мнѣ положительно запретили ѣздить верхомъ въ эту зиму, я рѣшилась пріѣхать въ Лондонъ. Зачѣмъ я буду сидѣть въ деревнѣ, если верхомъ ѣздить не могу? Я обѣщала повиноваться, если меня привезутъ сюда, и не слушаться — если меня оставятъ тамъ. Мистеръ Гаутонъ ѣздитъ взадъ и впередъ, это тяжело для него, бѣднаго старикашки; но если бы я осталась тамъ, то мнѣ было бы тяжелѣе, чѣмъ ему: Онъ теперь гдѣ-то съ моимъ папашей, устраиваетъ весеннюю охоту. Они соединяютъ какъ-то своихъ лошадей, и я знаю очень хорошо, кому это будетъ выгодно. Хитеръ долженъ быть тотъ, кого не проведетъ папа. Но мистеръ Гаутонъ такъ богатъ, что для него это не значитъ ничего. А теперь, моя милая, скажите мнѣ, что вы будете дѣлать? и что будетъ дѣлать лордъ Джорджъ? Мнѣ до смерти хочется видѣть лорда Джорджа. Навѣрно теперь онъ вамъ ужъ немножко надоѣлъ.
— Право, нѣтъ.
— У васъ недостаетъ мужества сказать правду; вотъ оно что, душа моя. Я привезла карточки мистера Гаутона, это значитъ, что хотя онъ находится въ Ньюмаркетѣ, предполагается будто онъ сдѣлалъ визитъ вамъ и лорду Джорджу. Мы приглашаемъ васъ обоихъ обѣдать у насъ въ понедѣльникъ. Я знаю, что лордъ Джорджъ очень щекотливъ и потому привезла записку. Вамъ теперъ еще нечего дѣлать, и разумѣется вы пріѣдете. Гаутонъ пріѣдетъ въ воскресенье и опять уѣдетъ во вторникъ утромъ. Послушать какъ онъ говоритъ объ этомъ, такъ подумаешь, что въ Англіи нѣтъ никого умнѣе его. Обѣщайте пріѣхать.
— Я спрошу прежде Джорджа.
— Какой вздоръ. Лордъ Джорджъ будетъ очень радъ увидѣться со мною. Я представлю вамъ премилаго кузена; не похожаго на Джерменовъ, они всѣ немножно мѣшковаты. Это — Джекъ Де-Баронъ, племянникъ моего папаши. Онъ служитъ въ пѣхотныхъ гвардейцахъ, и я думаю онъ понравится вамъ. Онъ все на свѣтѣ умѣетъ дѣлать, и вальсировать умѣетъ; и старикъ Мильдмей, и Гуссъ, которая смертельно влюблена въ Джека.
— И Джекъ также влюбленъ въ Гуссъ?
— О, нѣтъ, ни капельки. Вамъ нечего бояться, Джекъ Де-Баронъ имѣетъ только пятьсотъ фунтовъ въ годъ и навѣрно по уши въ долгахъ, а у мисъ Мильдмей можетъ быть всего на всего пять тысячъ. Сложите-ка все вмѣстѣ и едва ли найдете удобнымъ подобный бракъ.
— Такъ я боюсь, что вашъ Джекъ… корыстолюбивъ…
— Корыстолюбивъ? Разумѣется, онъ корыстолюбивъ. То есть онъ не желаетъ разомъ устремиться къ разоренію. Но онъ ужасно влюбчивъ, и когда влюбится, готовъ почти на все — кромѣ брака.
— Если такъ, я на вашемъ мѣстѣ не приглашала бы… Гуссъ встрѣчаться съ нимъ.
— Она умѣетъ сама о себѣ позаботиться, и не поблагодаритъ меня, если я стану заботиться о ней такимъ образомъ. Больше никого не будетъ, кромѣ сестры моего мужа Гетты. Вы никогда не встрѣчались съ Геттой Гаутонъ?
— Я слышала о ней.
— Еще бы! «Не знать ее…» я забыла какъ тамъ дальше въ романсѣ говорится; но если вы не знаете Гетты Гаутонъ такъ значитъ вы не бываете нигдѣ. У нея куча денегъ, она живетъ одна, говоритъ все, что придетъ ей въ голову, и дѣлаетъ, что захочетъ. Она бываетъ вездѣ и знаетъ все. Я всегда говорила, что не захочу остаться старой дѣвой; но увѣряю васъ, что я завидую Геттѣ Гаутонъ. Но не будь у нея денегъ, она была бы ничто. Насъ будетъ восемь человѣкъ, и въ это время года мы обѣдаемъ ровно половина восьмого. Не могу ли я отвезти васъ куда-нибудь? Мой же экипажъ отвезетъ васъ потомъ домой.
— Благодарю, нѣтъ. Я заѣду за лордомъ Джорджемъ въ Карльтонъ въ четыре часа.
— Какъ это мило! Желала бы я знать, долго ли вы будете заѣзжать за лордомъ Джорджемъ въ Карльтонъ.
Мери могла только предположить, когда уѣхала ея пріятельница, что все это такъ принято. Конечно, леди Сюзанна предостерегала ее противъ мистрисъ Гаутонъ, но Мери не была расположена принимать предостереженія леди Сюзанны насчетъ чего бы то ни было. Отецъ ея зналъ, что она имѣла намѣреніе быть знакомой съ этой женщиной; и хотя онъ очень часто предостерегалъ ее насчетъ манор-кросскихъ старухъ, какъ онъ ихъ называлъ, онъ не говорилъ ни слова противъ мистрисъ Гаутонъ, а онъ зналъ о замышляемой короткости.
Мери заѣхала за своимъ мужемъ, и ей показалось пріятно подождать нѣсколько минутъ въ своей колясочкѣ у дверей клуба. Потомъ они поѣхали посмотрѣть на новую картину, выставленную при газовомъ свѣтѣ въ Бондской улицѣ, и Мери начало казаться, что лондонскія удовольствія восхитительны.
— Не находишь ли ты, что эти два старые патера великолѣпны, сказала она, опираясь на руку мужа въ темной комнатѣ.
— Я не очень интересуюсь старыми патерами, сказалъ лордъ Джорджъ.
— Но головы такъ хороши.
— Можетъ быть. Священныя картины мнѣ не нравятся. Ты кажется сказала, что хочешь ѣхать къ Свану и Эдгару?
Онъ не сочувствовалъ ей въ картинахъ, но можетъ быть, наконецъ, она узнаетъ его вкусъ.
Онъ былъ очень радъ обѣдать у Гаугоновъ и заѣхалъ къ нимъ прежде, чѣмъ день обѣда насталъ.
— Я былъ сегодня на Беркелейскомъ скверѣ, сказалъ онъ однажды: — но не засталъ никого.
— Кажется теперь никого не бываетъ дома, отвѣчала Мери. — Посмотри. У меня была леди Брабазонъ, и мистрисъ Натморгрипъ, и мистрисъ Монтакют-Джонсъ. Кто эта мистрисъ Монтакют- Джонсъ?
— Никогда о ней не слыхалъ.
— Боже, какъ это странно! какъ это любезно съ ея стороны. А вчера была графиня. Керъ. Она, кажется, родственница?
— Она двоюродная сестра моей матери.
— Была и милая старушка Талловаксъ. А меня не было дома и я не видала никого изъ нихъ.
— Я полагаю, что въ Лондонѣ никого нельзя застать дома, исключая назначеннаго дня.
Леди Джорджъ, приглашенная пріѣхать на обѣдъ къ ея пріятельницѣ въ назначенное время, пріѣхала съ мужемъ какъ ей было сказано и никого не нашла въ гостиной. Чрезъ нѣсколько минутъ мистрисъ Гаутонъ явилась торопливо и стала извиняться.
— Это все виноватъ мистеръ Гаутонъ, лордъ Джорджъ. Онъ долженъ былъ вчера пріѣхать въ Лондонъ, а между тѣмъ остался на сегодняшней охотѣ. Разумѣется, поѣздъ опоздалъ, а онъ, разумѣется, такъ усталъ, что прежде чѣмъ сталъ одѣваться, прилегъ заснуть.
Такъ какъ еще съ четверть часа никто не пріѣзжалъ, мистрисъ Гаутонъ имѣла возможность объяснить нѣкоторыя вещи.
— Была у васъ мистрисъ Монтакют-Джонсъ? Навѣрно вы ломали себѣ голову кто она. Это очень старая пріятельница папаши, и я просила ее быть у васъ. Она даетъ чертовски чудесные вечера и ужасъ какъ богата. Она рожденная Мойтакют-Монтакютская, и поэтому прикладываетъ свою фамилію къ фамиліи мужа. Онъ кажется живъ, но не показывается никогда. Мнѣ кажется она держитъ его тамъ гдѣ-то въ Вельсѣ.
— Какъ это странно!
— Да, это немножко странно; но когда вы познакомитесь съ нею, вы увидите, что это разницы не составляетъ. Она самая безобразная старуха во всемъ Лондонѣ, но я согласилась бы сдѣлаться такою безобразной какъ она, только бы имѣть ея брильянты.
— А я нѣтъ, замѣтила Мери.
— Вашему мужу нравится ваша наружность, сказала мистрисъ Гаутонъ, взглянувъ на лорда Джорджа.
Онъ усмѣхнулся и казался доволенъ, повидимому не чувствуя никакого отвращенія къ пошлымъ выраженіямъ мистрисъ Гаутонъ, а между тѣмъ, если бы его жена заговорила о «чудесно чертовскихъ» вечерахъ, онъ сдѣлалъ бы ей серіозный выговоръ.
Мисъ Гаутонъ — Гетта Гаутонъ пріѣхала первая и удивила Мери великолѣпіемъ своего наряда, хотя мистрисъ Гаутонъ послѣ увѣряла, что въ этомъ отношеніи она никакъ не можетъ сравниться съ мистрисъ Монтакют-Джонсъ. Но мисъ Гаутонъ была настоящая леди, и хотя ей было уже за сорокъ, она была еще очень хороша собой.
— Охотимся сегодня? сказала она. — Ну, если ему нравится, я жаловаться не стану. Но я думала, что онъ любитъ свое спокойствіе и не рѣшится проѣхать пятьдесятъ миль, охотившись цѣлый день.
— Разумѣется, онъ до смерти усталъ, и въ его лѣта это совершенная нелѣпость, сказала молодая жена. — Но, Гетта, я желаю познакомить васъ съ моимъ короткимъ другомъ леди Джоржъ Джерменъ. Лордъ Джорджъ, если онъ позволитъ мнѣ сказать это, мой родственникъ, хотя я боюсь, что намъ придется вернуться въ Ною, для того, чтобы разузнать это родство.
— Ваша прабабушка была сестра моей прабабушки. Это не очень дальнее родство.
— Когда вы доберетесь до прабабушекъ, тутъ ужъ никто ничего не разберетъ, не правда ли, Мери?
Тутъ пріѣхали мистеръ и мисъ Мильдмей. Онъ былъ сѣдой старикъ, довольно низенькаго роста и довольно толстый, а она казалась точно такою же дѣвушкой, какою была мистрисъ Гаутонъ, хотя была одарена болѣе правильной красотой. Она была неоспоримо хороша собой, но имѣла тотъ утомленный видъ тѣхъ молодыхъ женщинъ, которыя лѣтъ пять сряду отыскиваютъ себѣ мужей. Судьба была очень сурова къ Августѣ Мильдмей. Съ ранней молодости она влюбилась за границей въ итальянскаго вельможу и растревоженные родители немедленно увезли ее на родину. Въ Лондонѣ она опять влюбилась въ англійскаго вельможу, старшаго сына и имѣвшаго свое собственное состояніе. Ничего не могло быть приличнѣе и молодой человѣкъ также влюбился въ нее. Всѣ ея пріятельницы возненавидѣли ее, за то, что ей такъ повезло, какъ вдругъ молодой лордъ объявилъ ей, что этотъ бракъ не нравится его отцу и матери, и что, слѣдовательно, все надо прекратить. Что дѣлать? Весь Лондонъ говорилъ объ этомъ, весь Лондонъ долженъ былъ узнать о неудачѣ. Никто никогда не поступалъ такъ жестоко, дерзко, несправедливо. Нѣсколько лѣтъ тому назадъ, всѣ Мильдмей въ Англіи, одинъ за другимъ, стрѣлялись бы съ молодымъ вельможей. Но въ нынѣшнее время дѣвушкѣ ничего другого не остается, какъ покориться своей участи и сдѣлать новую попытку поймать кого-нибудь. Августа Мильдмей покорилась и стала пускаться на новыя попытки; пускаться очень часто. Теперь она была влюблена въ Джека Де-Барона. Хуже всего было то, что у Гуссъ Мильдмей, несмотря на все это, было сердце и что ея пристрастіе или отвращеніе къ молодымъ людямъ не согласовались съ ея выгодами. Такіе старики, какъ, напримѣръ, Гаутонъ, были согласны извинять всѣ ея недостатки, всѣ ея любви, и жениться на ней, несмотря ни на что. Но когда наставала минута, она отказывала какому-нибудь Гаутону и опять становилась въ ряды искательницъ жениховъ. А молодая женщина, вступающая въ свѣтъ, не можетъ сдѣлать большей ошибки, какъ не знать, какъ ей надо поступать, или, зная, поступать не такъ. Тѣ, которыя имѣютъ эту слабость, непремѣнно потерпятъ неудачу. Если у дѣвушки есть сердце, пусть она выходитъ за человѣка по сердцу, ѣстъ баранину, хлѣбъ съ сыромъ, носитъ ситцевое платье и воспитываетъ полдюжину ребятъ, если они народятся. Но если она рѣшитъ, что эти ужасы противны ей, и что ихъ слѣдуетъ избѣжать во что бы то ни стало, пусть она выходитъ за какого-нибудь Гаутона и не думаетъ болѣе о чувствахъ и фантазіяхъ, о любви и страсти, о молодости и старости. Если у дѣвушки есть деньги и красота, она, разумѣется, можетъ выбирать. У Гуссъ Мильдмей денегъ не было, но красоты было достаточно для того, чтобы прельстить трудолюбиваго адвоката или богатаго грѣшника. Она была вполнѣ способна влюбиться въ одного и кокетничать съ другимъ въ одно и то же время; но когда наставала минута для рѣшенія, она не могла заставить себя выбрать ни одного изъ нихъ. Теперь она была искренно влюблена въ Джека Де-Барона, и должна была заставить себя думать, что если Джекъ сдѣлаетъ ей предложеніе, она рѣшится на все.
Она дружелюбно разцѣловалась съ мистрисъ Гаутонъ — онѣ теперь повѣряли другъ другу всѣ свои секреты — и потомъ ее представили леди Джорджъ.
«Аделаида не можетъ имѣть ни малѣйшей надежды на успѣхъ», было первой мыслью мисъ Мильдмей, когда она взглянула на молодую жену.
Потомъ явился Джекъ Де-Баронъ. Мери очень было интересно видѣть человѣка, о которомъ она столько слышала и отъ любви къ которому почти умирала дѣвушка. Разумѣется, все это было преувеличено; но все-таки любовь и привлекательность любимаго были факты, сдѣлавшіе на Мери большое впечатлѣніе. Она тотчасъ сказала себѣ, что наружность много говорила въ его пользу, и въ головѣ ея промелькнула фантазія, что онъ немножко похожъ на тотъ идеалъ, о которомъ она мечтала, давно, давно, какъ казалось ей, прежде чѣмъ она рѣшилась сдѣлать перемѣну въ своемъ идеалѣ и принять предложеніе лорда Джорджа Джермена.
Джекъ Де-Баронъ былъ средняго роста, бѣлокурый, широкоплечій, съ пріятнымъ улыбающимся ртомъ и красивымъ носомъ; но лучше всего было въ немъ веселое, доброжелательное выраженіе лица, показывавшее способность наслаждаться жизнью, что Мери находила, до своего замужства, качествомъ, необходимымъ для того, чтобы быть пріятнымъ женихомъ. У нѣкоторыхъ людей даже изъ глазъ свѣтятся дѣловыя соображенія, въ каждомъ словѣ выражается забота, а походка показываетъ, будто они несутъ тяжесть на плечахъ, и которые, повидимому, думаютъ, что все въ жизни серіозно и не стоитъ улыбки. Лордъ Джорджъ былъ такой человѣкъ, хотя въ сущности у него дѣла было очень мало. А есть такіе поди, которые будутъ улыбаться даже и въ несчастіи, которые кажутся своимъ друзьямъ солнечнымъ лучомъ и которыхъ даже слезы имѣютъ радужные оттѣнки. О такомъ именно человѣкѣ мечтала Мери Ловелесъ. Такимъ казался и Джекъ Де-Баронъ по-крайней-мѣрѣ на видъ.
Но таковъ былъ онъ и въ дѣйствительности. Разумѣется, свѣтъ избаловалъ его. Онъ служилъ въ гвардіи. Онъ любилъ повеселиться. Онъ имѣлъ достаточно средствъ для всѣхъ своихъ потребностей, потому что его кузина просто вообразила тѣ долги, въ которыхъ, по мнѣнію женщинъ, молодые люди, любители удовольствій, должны вязнуть. Онъ постепенно пріучилъ себя къ мысли, что его собственныя удобства должны стоять въ его глазахъ выше всего. Но природѣ онъ не былъ эгоистъ, но жизнь сдѣлала его эгоистомъ. Женитьба казалась ему несчастіемъ, какъ старость, но котораго, конечно, избѣгнуть было можно, хотя, по всей вѣроятности, оно рано или поздно придетъ. Откладывать женитьбу какъ можно далѣе, а когда уже откладывать нельзя, то жениться на богатой, составляло часть его правилъ. Пока самое большое наслажденіе находилъ онъ въ женскомъ обществѣ, онъ не игралъ въ карты и не пилъ. Онъ охотился, удилъ рыбу, стрѣлялъ оленей и тетеревовъ, а иногда ѣздилъ въ Виндзоръ. Но прелесть его жизни составляли любовныя дѣлишки, волокитство, интриги, вовсе не преступныя, но дѣлавшія ему иногда нѣкоторые хлопоты. Бывали времена, когда онъ влюблялся, увѣряя себя съ героизмомъ, что не будетъ болѣе видѣться съ этой замужней женщиной, или объявлялъ себѣ съ безкорыстнымъ великодушіемъ, что тотчасъ женится на дѣвушкѣ безъ приданаго. Потомъ, избавившись отъ какой-нибудь непріятности, онъ занимался только дѣлами полка, въ которомъ служилъ, и клялся себѣ, что въ будущемъ году не будетъ знаться ни съ какими другими женщинами, кромѣ своихъ тетокъ и бабушки, онъ могъ бы прибавить и своей кузины Аделаиды Гаутонъ. Онъ былъ очень друженъ съ нею, но между ними никогда не бывало и помину о волокитствѣ.
Несмотря на маленькія непріятности, случавшіяся съ нимъ капитанъ Де-Баронъ былъ очень популярный человѣкъ. О немъ составилось убѣжденіе, что онъ всегда поступалъ, какъ джентльменъ, и что его непріятности скорѣе несчастія, и не происходили отъ его вины. Женщинамъ онъ нравился, а мужчинамъ его общество было пріятно, потому что онъ не восхвалялъ себя и не говорилъ много о себѣ. Онъ былъ не разговорчивъ, но разговаривалъ достаточно для того, чтобы не показаться скучнымъ. Онъ не былъ ни хвастунъ, ни забіяка, не старался застрѣлить дичи, или наудить рыбы больше другихъ. Онъ никогда не обгонялъ никого на охотѣ, никогда не занималъ денегъ, но иногда давалъ взаймы, когда ему представляли убѣдительныя причины. Онъ, вѣроятно, ничего не смыслилъ въ литературѣ, но не выказывалъ своего невѣжества. Всѣ знавшіе его считали его счастливцемъ. Самъ же онъ далеко не считалъ себя счастливымъ, зная, что скоро прекратится то, что доставляло ему не ахти какое наслажденіе, и отчасти стыдясь, что не придумалъ для себя ничего лучшаго въ жизни.
— Джекъ, сказала мистрисъ Гаутонъ: — я не могу разнести васъ за то, что вы опоздали, потому что мой мужъ еще не выходилъ. Позвольте мнѣ представить вамъ леди Джорджъ Джерменъ.
Тутъ онъ улыбнулся свойственной ему одному улыбкой, и Мери показалось, что она никогда не видала такого прекраснаго лица. — А это лордъ Джорджъ Джерменъ, который позволяетъ мнѣ называть его кузеномъ, хотя онъ не такой близкій мнѣ родственникъ, какъ вы. Мою золовку вы знаете.
Джекъ пожалъ руку старушкѣ самымъ дружелюбнымъ образомъ.
— А мистера Мильдмея и мисъ Мильдмей, вы кажется, видали прежде.
Мери не могла не обратить вниманія какъ встрѣтятся эти молодые люди, и увидала, что мисъ Мильдмей почти отвернулась отъ него. Она вполнѣ убѣдилась, что мистрисъ Гаутонъ ошибалась на счетъ любви. Вѣроятно, любовь была притворная. Но мистрисъ Гаутонъ была права, и Мери еще не научилась читать правильно признаки, выставляемые наружу мужчинами и женщинами.,
Наконецъ, пришелъ мистеръ Гаутонъ.
— Право я удивляюсь, какъ тебѣ не стыдно показываться сюда, сказала его жена.
— А кто тебѣ сказалъ, что мнѣ не стыдно? Мнѣ очень стыдно. Но развѣ я виноватъ, что поѣзды опаздываютъ? Мы сегодня охотились цѣлый день — ничего не вышло хорошаго, лордъ Джорджъ, а между тѣмъ, мы были на лошадяхъ отъ одиннадцати до четырехъ. Вѣдь есть отъ чего устать. А хуже всего то, что опять придется дѣлать тоже въ среду, четвергъ и суботу.
— Развѣ это необходимо? спросилъ лордъ Джорджъ.
— Если начнешь, надо продолжать. Охота все равно, что женщины. Ревнивая забава. Леди Джорджъ, могу я везти васъ къ обѣду? Мнѣ такъ жаль, что я заставилъ васъ ждать.
Глава XIII.
правитьМистеръ Гаутонъ велъ къ обѣду леди Джорджъ, а Джекъ Де-Баронъ сидѣлъ по правую ея руку. Возлѣ него сидѣла Августа Мильдмей, порученная его вниманію. Столъ былъ круглый и лордъ Джорджъ сидѣлъ напротивъ хозяина, а мистрисъ Гаутонъ по правую руку лорда Джорджа. Остальныя мѣста занимали мистеръ Мильдмей и мисъ Гетта Гаутонъ. Хозяйка на все это обратила большое вниманіе. Она не желала сближать своего кузена Джека съ мисъ Мильдмей. Она любила по своему Гуссъ Мильдмей, но Гуссъ не годилась въ жены ея кузену. Сама Гуссъ должна знать, что подобный бракъ невозможенъ. Она говорила объ этомъ съ Гуссъ. Она думала, что маленькое волокитство Джека за ея другой пріятельницей леди Джорджъ, можетъ поправить дѣло; а можетъ быть думала и то, что лордъ Джорджъ слишкомъ скоро скинулъ съ себя иго первой любви. Мери была премилая. Она была рада подружиться съ Мери, потому что ей нѣсколько надоѣли капризы и разочарованія Августы Мильдмей; но не худо было положить нѣкоторую преграду тріумфу Мери. Она же, Аделаида, принуждена довольствоваться старикомъ Гаутономъ. Она не говорила себѣ никогда, что поступила дурно, выйдя за него замужъ, но думала, что должна вознаградить себя за это. Все это было у нея въ головѣ, когда она устраивала кому гдѣ сидѣть за обѣдомъ. Сама она не хотѣла сѣсть возлѣ Джека, потому что Джекъ говорилъ бы съ нею все время и мѣшалъ бы разговаривать съ лордомъ Джорджемъ, поэтому, она сѣла между лордомъ Джорджемъ и Мильдмеемъ. Мильдмей долженъ былъ вести къ обѣду мисъ Гаутонъ и поэтому она не могла разлучить Гуссъ съ Джекомъ Де-Барономъ. Всякій, понимающій какъ устраиваются обѣды, увидитъ все это съ перваго взгляда. Но Аделаида была убѣждена, что Джекъ займется леди Джорджъ, которая сидѣла но лѣвую его руку; онъ такъ и сдѣлалъ.
— Вы только что пріѣхали въ Лондонъ? спросилъ Джекъ.
— Мы пріѣхали на прошлой недѣлѣ.
— Теперь самое пріятное время въ Лондонѣ, если только вы не ѣздите на охоту.
— Я не бываю на охотѣ. Лордъ Джорджъ не позволяетъ мнѣ.
— Я желалъ бы, чтобы кто-нибудь мнѣ не позволилъ. Это сберегло бы много денегъ и избавило бы отъ многихъ непріятностей.
— Вы находите? А я предпочла бы охоту всему.
— Это потому, что вамъ не позволяютъ, человѣческая натура ужъ такъ развращена! Мнѣ недозволяется только жениться, а я только этого и желаю.
— Кто вамъ не позволяетъ, капитанъ Де-Баронъ?
— Вчера полученъ новый приказъ. Обер-офицеръ можетъ жениться только въ такомъ случаѣ, если имѣетъ двѣ тысячи фунтовъ стерлинговъ въ годъ.
— Жениться дешевле, чѣмъ охотиться.
— Разумѣется, леди Джорджъ, вы можете купить лошадей и дешовыхъ и дорогихъ, тоже самое можно сдѣлать и съ женою. Можно найти дешовую жену, которая не заботится о нарядахъ, а любитъ сидѣть дома и читать разныя хорошія книги.
— Я именно это и дѣлаю.
— Но такія жены часто портятся и разстраиваются.
— Что вы хотите сказать? надѣюсь, что я не испорчусь.
— Колеса заржавятъ и не будутъ катиться какъ слѣдуетъ. Станутъ браниться, вздергивать носъ. А я желаю найти совершенную красоту, преданную любовь и пятьдесятъ тысячъ фунтовъ.
— Какъ вы скромны!
Во всѣхъ этихъ шуткахъ не было ничего такого, что могло бы разсердить соперницу, но мисъ Мильдмей, слышавшая время отъ времени нѣсколько словъ, разсердилась. Онъ говорилъ съ хорошенькой женщиной о деньгахъ и женитьбѣ, и, разумѣется, это равнялось волокитству. Лордъ Джорджъ съ другой стороны, время отъ времени говорилъ съ Августой, но онъ вообще не былъ разговорчивъ, а теперь его вниманіемъ завладѣла хозяйка. Аделаида услышала послѣднюю фразу и рѣшилась вмѣшаться въ разговоръ.
— Если бы вы получили пятьдесятъ тысячъ за женою, капитанъ Де-Баронъ, сказала она: — мнѣ кажется вы обошлись бы безъ красоты и преданной любви.
— Это зло, мисъ Мильдмей, хотя можетъ быть справедливо. Нищіе выбирать не могутъ. Но вы моя давнишняя знакомая, и съ вашей стороны жестоко вредить мнѣ въ глазахъ новой знакомой. А если я скажу что-нибудь дурное о васъ?
— Можете говорить что хотите, капитанъ Де-Баронъ.
— Разумѣется, ничего дурного сказать нельзя, кромѣ того, что вы всегда нападаете на злополучнаго бѣдняка. Не находите ли вы, что доброта — дѣло хорошее, леди Джорджъ?
— Нахожу. Она почти лучше добродѣтели.
— Гораздо. Я не вижу пользы въ добродѣтели. Добродѣтельные люди всегда скупы, сердиты, нелюбезны. Мнѣ кажется всегда надо обѣщать сдѣлать то, о чемъ просятъ. Никто не будетъ имѣть глупости ожидать, что вы сдержите слово, а удовольствіе вашимъ обѣщаніемъ вы доставите большое.
— Я нахожу, что данное обѣщаніе слѣдуетъ сдержать, капитанъ Де-Баронъ.
— Не могу согласиться съ этимъ. Это рабство и мѣшаетъ тому пріятному образу жизни, который нравится мнѣ. Я ненавижу всякія строгости, обязанности, самоотверженія и все прочее въ такомъ же родѣ. Это все вздоръ. Вы не находите?
— Мнѣ кажется, что всякій долженъ исполнять срою обязанность.,
— Я этого не вижу. Я своей не исполняю.
— А если придется итти въ сраженіе.
— Я сейчасъ занемогу. Я давно это рѣшилъ. Представьте, какія могутъ выйти непріятности! Въ васъ выстрѣлятъ, да не убьютъ, а изуродуютъ вамъ лицо, или что-нибудь въ этомъ родѣ. Къ счастію, что мы живемъ на острову, и драться много не придется. Не живи мы на острову, я никогда не поступилъ бы въ военную службу.
Конечно, это не походило на волокитство. Это все былъ вздоръ — слова безъ всякаго значенія. Но Мери это нравилось. А ей, рѣшительно не понравилось бы, если бы ей пришло въ голову, что этотъ человѣкъ волочится за нею. Ей нравились именно эти пустяки — контрастъ съ разговоромъ въ Манор-Кроссѣ, гдѣ никогда не говорилось пустяковъ. И хотя она не имѣла никакого намѣренія кокетничать съ капитаномъ Де-Барономъ, все-таки она находила въ немъ нѣкоторое осуществленіе своей мечты. Въ немъ было то соединеніе мужественности, шутливости, красоты и веселости, которое она себѣ представляла. Сидѣть хорошо одѣтой въ ярко-освѣщенной комнатѣ, нравилось ей болѣе, чѣмъ юбочный конклавъ. И дурного ничего она въ этомъ не находила. Отецъ поощрялъ ее къ веселости, и рѣшительно неодобрялъ юбочныхъ конклавовъ. Поэтому Мери пріятно улыбалась капитану Де-Барону, и отвѣчала на его вздоръ такимъ же вздоромъ, и оставалась очень довольна.
Но Гуссъ Мильдмей была очень недовольна, и удовольствіями настоящей минуты и поведеніемъ капитана Де-Барона вообще. Она хорошо знала лондонскую жизнь, а леди Джорджъ совсѣмъ ее не знала; и Гуссъ считала все это волокитствомъ. Можетъ быть она справедливо обвиняла Джека, но ошибалась относительно кокетства леди Джорджъ. Однако, Гуссъ считала себя обиженной — ужасно обиженной. Не только этотъ человѣкъ былъ внимателенъ къ другой, но онъ не былъ внимателенъ къ ней. Между ними прежде происходило много такого, что обязывало его по-крайней-мѣрѣ не показывать къ ней пренебреженія. Потомъ, что за болванъ другой ея сосѣдъ — мужъ этой женщины! Большую часть обѣда Августа сидѣла молча не только безъ обожателя, но и безъ собесѣдника! Собственно не страданія убиваютъ человѣка, но то, что эти страданія примѣтны другимъ.
Лордъ Джорджъ и мистрисъ Гаутонъ немного разговаривали за обѣдомъ. Она, можетъ быть, разговаривала столько же съ Мильдмеемъ, сколько съ лордомъ Джорджемъ, потому что она была хорошая хозяйка и исполняла свою обязанность хорошо. Но то немногое, что она говорила лорду Джорджу, было сказано очень любезно; она намекала на свою будущую короткость съ Мери, льстила его тщеславію, во все вкладывая намеки, что ежечасно чувствуетъ, какъ она несчастна, бывъ принуждена отказаться отъ чести брачнаго союза, который былъ предложенъ ей. Лордъ Джорджъ такъ же невинно относился къ этому, какъ и его жена, съ тою только разницей, что онъ не желалъ, чтобы она слышала все, что ему говорила мистрисъ Гаутонъ, а Мери нисколько не была противъ того, чтобы онъ слышалъ вздорный разговоръ между нею и капитаномъ Де-Барономъ.
Дамы оставались долго за обѣдомъ, а когда онѣ ушли, мистрисъ Гаутонъ просила мужа прійти чрезъ десять минутъ. Въ эти десять минутъ Гуссъ Мильдмей успѣла сказать пріятельницѣ о своей обидѣ, а леди Джорджъ узнала новость отъ мисъ Гаутонъ, которая посадила ее возлѣ себя на диванѣ и разговаривала съ нею о Бротертонѣ и Манор-Кроссѣ.
— Итакъ маркизъ ѣдетъ сюда, сказала она. — Я знала маркиза много лѣтъ тому назадъ, когда онъ бывалъ у Де-Бароновъ — отца и матери Аделаиды. Онъ женился?
— Да, на итальянкѣ.
— Я не думала, чтобы онъ женился. Это составляетъ разницу для васъ?
— Я не думаю о такихъ вещахъ.
— Онъ не понравится вамъ; онъ представляетъ совершенный контрастъ съ лордомъ Джорджемъ.
— Я можетъ быть совсѣмъ не увижу его. Кажется, онъ не желаетъ видѣть никого изъ насъ.
— Вѣроятно. Онъ былъ прежде очень хорошъ собой и очень любилъ дамское общество, но мнѣ кажется, что другого такого эгоиста я не встрѣчала во всю свою жизнь. Этотъ недостатокъ не проходитъ съ годами. Мы съ нимъ были когда-то большіе друзья.
— А потомъ развѣ поссорились?
— О, нѣтъ! У меня было довольно большое состояніе, а онъ, одно время, нуждался въ деньгахъ. Но понадобилось выстроить городъ на его землѣ въ Стафордширѣ, и видите это замѣнило ему меня.
— Замѣнило васъ? повторила леди Джорджъ, ничего не понимая.
— Доходъ его вдругъ увеличился, и разумѣется, это измѣнило его намѣренія. Я должна сказать, что онъ былъ очень откровененъ, и могъ говорить откровенно, не страдая самъ, и не понимая, что кто-нибудь другой будетъ страдать. Я говорю вамъ это, потому что вы принадлежите къ нашей роднѣ, и конечно, когда-нибудь услыхали бы объ этомъ отъ Аделаиды. Я къ счастію спаслась.
— Но, къ его несчастію, вѣжливо сказала Мери.
— Сказать вамъ по правдѣ, я сама это думаю. Я характера хорошаго, терпѣлива, и имѣю нѣкоторую долю здраваго смысла, что могло пригодиться для него. Вы слышали объ этой итальянкѣ!
— Только то, что она итальянка.
— Онъ почти однихъ лѣтъ со мной. Сколько мнѣ помнится, между нами разницы только мѣсяцъ или два. Она годами четырьмя старше его.
— Такъ вы знаете ее?
— Я объ ней разузнала, чего, кажется, никто не сдѣлалъ въ Манор-Кроссѣ.
— И она такъ стара?
— И вдова. Они обвѣнчаны уже года два.
— Нѣтъ, мы услыхали о его женитьбѣ уже послѣ нашей свадьбы.
— Да; но маркизъ всегда любилъ секретничать. Извѣстіе о вашемъ бракѣ заставило его намекнуть на возможность своего брака; а сказалъ онъ объ этомъ только тогда, когда рѣшился пріѣхать сюда. Я не знаю, все ли онъ сказалъ и теперь?
— А что же есть еще?
— У нея есть ребенокъ — мальчикъ.
Мери почувствовала, какъ кровь прилила къ ея щекамъ; но не отъ разочарованія, не оттого, что эти извѣстія были для нея ударомъ, а оттого, что другія — мисъ Гетта Гаутонъ, напримѣръ — подумаютъ, что она огорчилась.
— Я боюсь, что это такъ, продолжала мисъ Гаутонъ.
— Будь у нея двадцать сыновей, мнѣ было бы все равно, сказала Мери оправившись.
— Мнѣ кажется, лорду Джорджу слѣдуетъ это знать.
— Разумѣется, я скажу ему, что вы сказали мнѣ. Я только жалѣю, что маркизъ не совсѣмъ пріятный человѣкъ. Мнѣ хотѣлось бы имѣть такого деверя, котораго я могла бы любить. И я жалѣю, что онъ женился не на англичанкѣ. Я нахожу, что англичанки болѣе годятся для англичанъ.
— Я тоже это нахожу. Я боюсь, что она никому изъ васъ не понравится. Она не знаетъ ни одного слова по-англійски. Разумѣется, вы прямо можете сказать лорду Джорджу, что слышали это отъ меня. А я слышала отъ моей пріятельницы, которая замужемъ за секретаремъ нашего посольства.
Тутъ пришли мужчины и Мери хотѣлось уѣхать поскорѣе, чтобы разсказать новости своему мужу.
Между тѣмъ Гуссъ Мильдмей жаловалась, но не громко. Она, и мистрисъ Гаутонъ были очень дружны въ юности, знали секреты и понимали характеры другъ друга.
— Зачѣмъ вы пригласили его на этотъ обѣдъ? сказала Гуссъ.
— Я вамъ говорила, что онъ будетъ.
— Но вы не говорили мнѣ объ этой молодой женщинѣ. Вы посадили его возлѣ нея нарочно, чтобы мнѣ досадить.
— Это пустяки. Вы знаете такъ же хорошо, какъ и я, что изъ этого не можетъ выйти ничего. Вамъ надо бросить это, и лучше бросить сейчасъ. Вы вѣрно не желаете сдѣлать извѣстнымъ, что умираете отъ любви къ человѣку, за котораго не можете выйти. Это не ваше ремесло.
— Это мое дѣло. Если я не хочу бросать его, то вамъ, по-крайней-мѣрѣ, не слѣдуетъ итти мнѣ наперекоръ.
— Но онъ васъ броситъ. Я не вижу, почему онъ не долженъ говорить ни слова ни съ кѣмъ, когда рѣшено, что вы не можете выйти за него. Къ чему же быть собакой на сѣнѣ?
— Аделаида, у васъ никогда не было сердца!
— Разумѣется, а если и было, то я умѣла отдѣлаться отъ такой непріятной принадлежности. Терпѣть не могу, когда говорятъ о сердцѣ. Если бы онъ завтра сдѣлалъ вамъ предложеніе, вы вѣдь не вышли бы за него?
— Вышла бы.
— Я этому не вѣрю. Я не думаю, чтобы вы были такъ сумасбродны. Гдѣ будете вы жить и какъ? Много ли пройдетъ времени пока вы возненавидите другъ друга? Сердце! Какъ будто сердце не похоже на все другое, что вы можете, или не можете дозволить себѣ. Неужели вы думаете, что я не желала бы влюбиться хоть завтра же, и находить, что это веселѣе всего на свѣтѣ? Разумѣется, пріятно имѣть такого обожателя какъ Джекъ? Я не знаю какой молодой женщинѣ это было бы пріятнѣе, чѣмъ мнѣ. Но я не могу позволитъ себѣ этого, душа моя, и не позволяю.
— Мнѣ кажется, что вы собираетесь позволить себѣ это съ вашимъ прежнимъ обожателемъ?
— Съ милымъ лордомъ Джорджемъ? Клянусь, что это только для того, чтобы поубавить спѣси въ Мери, она такъ гордится своимъ лордомъ! Потомъ, онъ такой красавецъ! Но, душа моя, я добилась чего желала. У меня есть домъ, экипажъ, слуги, я пристроилась. Сдѣлайте тоже, и у васъ будетъ свой лордъ Джорджъ, или Джекъ Де-Баронъ; только не заходите съ нимъ слишкомъ далеко.
— Аделаида, сказала Августа Мильдмей — я нехорошая, а вы просто дрянь.
Мистрисъ Гаутонъ засмѣялась, вставая съ своего мѣста встрѣтить мужчинъ, входившихъ въ гостиную.
Мери, какъ только дверца коляски захлопнулась за нею и ея мужемъ, начала разсказывать новости.
— Что ты думаешь мисъ Гаутонъ сказала мнѣ?
Лордъ Джорджъ, разумѣется, ничего не могъ думать, и сначала не очень интересовался знать.
— Она говоритъ, что твой братъ женатъ давно!
— Я этому не вѣрю, вдругъ сказалъ лордъ Джорджъ съ гнѣвомъ.
— То есть за годъ до нашей свадьбы.
— Я этому не вѣрю.
— Она говоритъ, что у нихъ есть сынъ.
— Что?
— У нихъ есть ребенокъ, мальчикъ. Она слышала все это отъ своей пріятельницы въ Римѣ.
— Это не можетъ быть справедливо.
— Она говоритъ, что мнѣ надо сказать тебѣ. Это огорчаетъ тебя, Джорджъ?
На это онъ ей не отвѣтилъ.
— Что за бѣда два мѣсяца, или два года тому назадъ женился онъ? Меня это не огорчаетъ.
Сказавъ это, Мери прижалась къ мужу.
— Зачѣмъ ему обманывать насъ? Это меня огорчило бы. Если бы онъ женился прилично и имѣлъ семью, здѣсь, въ Англіи, разумѣется, я былъ бы радъ. Но если это справедливо, разумѣется, это огорчитъ меня. Я этому не вѣрю. Это сплетни.
— Я не могла не сказать тебѣ.
— Это ревность. Было время, когда говорили, что Бротертонъ имѣлъ намѣреніе жениться на ней.
— Какую разницу можетъ это составить для нея? Мы вѣдь всѣ знаемъ, что онъ женатъ. Надѣюсь, что это не огорчитъ тебя, Джорджъ.
Но лордъ Джорджъ былъ огорченъ, или по-крайней-мѣрѣ сдѣлался угрюмъ, и не хотѣлъ больше говорить ни объ этомъ, ни о чемъ другомъ. Но цѣлую ночь это лежало тяжестью на душѣ его.
Глава XIV.
правитьИзвѣстіе, услышанное лордомъ Джорджемъ, очень разстроило его. Чрезъ два дня послѣ обѣда на Беркелейскомъ скверѣ, онъ отправился къ Ноксу, управляющему брата, и узналъ отъ него, что мисъ Гаутонъ сказала правду. Маркизъ сообщилъ своему повѣренному по дѣламъ, что у него родился наслѣдникъ, но своимъ роднымъ этого обстоятельства не сообщилъ! Это, по мнѣнію лорда Джорджа, было большимъ преступленіемъ со стороны его брата, такъ что онъ сомнѣвался можетъ ли онъ обращаться какъ съ братомъ съ человѣкомъ, такъ мало понимающимъ свои обязанности. Когда Ноксъ показалъ ему письмо, лордъ Джорджъ мрачно нахмурился. Онъ не часто терялъ самообладаніе, не часто увлекался чувствами. Но теперь онъ былъ такъ взволнованъ, что не могъ не сказать лишняго,
— Итальянское отродье! Почемъ знать какъ онъ родился?
— Маркизъ не сдѣлалъ бы ничего подобнаго, милордъ, сказалъ Ноксъ очень серіозно.
Тутъ лордъ Джорджъ устыдился самого себя, и покраснѣлъ до волосъ. Онъ самъ не зналъ, что хотѣлъ сказать. Онъ не довѣрялъ итальянкѣ, потому что она была итальянка и вдова, и все это дѣло казалось ему подозрительнымъ, потому что велось оно не съ той честной искренностью, которая, по его мнѣнію должна была отличать всѣ поступки членовъ такой фамиліи какъ Джермены.
— Я не знаю о чемъ именно вы говорите, сказалъ онъ, виляя и чувствуя это самъ. — Я не полагаю, что мой братъ сдѣлаетъ что-нибудь рѣшительно дурное, но все-таки это для фамиліи ударъ — ударъ страшный.
— Она хорошаго происхожденія, маркиза, замѣтилъ Ноксъ.
— Маркиза итальянская, сказалъ лордъ Джорджъ съ тѣмъ глубокимъ презрѣніемъ, которое англійскій вельможа чувствуетъ къ иностранной знати, не самаго высшаго разряда.
Такимъ образомъ онъ узналъ, что слова мисъ Гаутонъ справедливы, и очень огорчился, совсѣмъ не отъ того, что заранѣе радовался возможности сдѣлаться маркизомъ Бротертонскимъ послѣ смерти брата; и не отъ того обманутаго ожиданія, которое онъ почувствовалъ бы за своего будущаго сына, хотя и съ этой стороны ударъ былъ чувствителенъ. Его больше всего терзала мысль, что онъ долженъ поссориться съ своимъ братомъ, и что послѣ этой ссоры сдѣлается въ свѣтѣ ничтожнымъ лицомъ. Вдобавокъ къ этому его терзало сознаніе о фамильномъ безславіи. Онъ довольствовался бы своимъ положеніемъ, если бы его оставили хозяиномъ Манор-Кросса, даже безъ братняго дохода, на который онъ могъ бы поддерживать домъ. Но теперь онъ будетъ только мужемъ своей жены, зятемъ декана, будетъ жить на ихъ деньги, и обстоятельства принудятъ его примѣняться къ нимъ. Онъ даже сталъ думать, что если бы онъ зналъ, что будетъ выгнанъ изъ Манор-Кросса, то не женился бы. А потомъ, не смотря на его увѣренія Ноксу, онъ уже подозрѣвалъ, что-то нечистое. Наслѣдникъ титула, помѣстья и всѣхъ фамильныхъ почестей Джерменовъ, вдругъ свалился на него, можетъ быть чрезъ два или три года послѣ рожденія этого ребенка! Никому не было сообщено, когда и при какихъ обстоятельствахъ родился этотъ ребенокъ, кромѣ того, что его мать была итальянская вдова! Какія доказательства, на которыя можетъ положиться англичанинъ, могутъ явиться изъ такой страны какъ Италія? Бѣдный лордъ Джорджъ, который самъ былъ честнѣйшій человѣкъ на свѣтѣ, готовъ былъ вѣрить всѣмъ возможнымъ гадостямъ о людяхъ неизвѣстныхъ ему. Если его братъ умретъ — а здоровье его брата было плохо — какъ онъ долженъ поступить? Долженъ ли онъ считать этого итальянскаго мальчика наслѣдникомъ всего, или долженъ разорить себя процессомъ? Заглядывая впередъ, онъ не видалъ ничего кромѣ семейнаго горя и безславія, и видѣлъ также неизбѣжныя затрудненія, съ которыми бороться считалъ себя неспособнымъ.
— Это правда, сказалъ онъ очень угрюмо своей женѣ, когда встрѣтился съ нею послѣ своего свиданія съ Ноксомъ.
— То, что сказала мисъ Гаутонъ? Я знала, что это правда.
— Я не знаю почему ты могла повѣрить, только на основаніи ея словъ, такому чудовищному извѣстію. Ты кажется не видишь, что, оно касается и тебя.
— Нѣтъ, не вижу. Если оно касается меня хоть сколько-нибудь, то только потому, что огорчаетъ тебя.
Наступило молчаніе, во время котораго она крѣпко прижалась къ нему, что теперь вошло у нея въ привычку.
— Зачѣмъ ты думаешь я вышла за тебя, сказала она.
Онъ такъ былъ огорченъ, что не могъ отвѣчать ей пріятнымъ тономъ, но такъ тронутъ ея нѣжностью, что не могъ отвѣтить ей тономъ непріятнымъ, и поэтому не сказалъ ничего.
— Конечно не съ надеждой сдѣлаться маркизой бротертонской. Могу тебя увѣрить, что эта надежда не занимала никакой доли въ моемъ согласіи сдѣлаться твоей женой.
— Развѣ ты не заглядываешь впередъ? Развѣ ты не предполагаешь, что у тебя можетъ быть сынъ?
Тутъ она спрятала свое лицо на его плечѣ.
— А если такъ, то не лучше ли, чтобы наслѣдникомъ былъ нашъ сынъ, а какой-то итальянскій ребенокъ, о которомъ никто не знаетъ ничего?
— Если ты огорчаешься, Джорджъ, то и я буду огорчаться. Для себя я не желаю ничего. Я не хочу быть маркизой. Я только хочу видѣть тебя не нахмуреннымъ. Сказать по правдѣ, если бы тебѣ было все равно, то я нисколько не интересовалась бы твоимъ братомъ и его поступками. Я стала бы смѣяться надъ этой маркизой, которая по словамъ мисъ Гаутонъ старуха съ сморщеннымъ лицомъ. Мисъ Гаутонъ кажется интересуется этимъ гораздо больше чѣмъ я.
— Этимъ нельзя шутить!
Онъ почти разсердился на то, что жену главы фамиліи дѣлаютъ предметомъ насмѣшекъ. Ее можно было ненавидѣть — проклинать если нужно — это не выходило за границы фамильнаго достоинства; но нельзя шутить надъ нею тѣмъ, съ которыми она къ несчастію вступила въ родство. Когда онъ замолчалъ, Мери не могла не примѣтить, что онъ недоволенъ. Разумѣется, и она имѣла свою долю въ общемъ разочарованіи, но усиливалась при мужѣ показать свое равнодушіе для того, чтобы онъ могъ быть вполнѣ убѣжденъ, что она вышла за него не за знатность и богатство, а по любви. Она шутила надъ фамильнымъ несчастіемъ для того, чтобы онъ могъ успокоиться. А между тѣмъ онъ разсердился на нее! Это было безразсудно. Какъ много сдѣлала она для него! Не старалась ли она любить его, или по-крайней-мѣрѣ успокоивать убѣжденіемъ, что онъ любимъ? Не увѣряла ли она себя постоянно, что всю жизнь посвятитъ ему? А онъ на нее хмурился за то, что его братъ обезславилъ себя! Оставшись одна, она поплакала, потомъ утѣшилась, вспомнивъ, что отецъ ѣдетъ къ ней.
Условились, что послѣднюю недѣлю въ февралѣ лордъ Джорджъ проведетъ съ матерью и сестрами въ Кросс-Голлѣ, а деканъ на эту недѣлю пріѣдетъ въ Лондонъ. Лордъ Джорджъ поѣхалъ въ Бротертонъ съ утреннимъ поѣздомъ, а деканъ пріѣхалъ въ Лондонъ въ тотъ же день. Но лордъ Джорджъ все-таки успѣлъ заѣхать къ декану, рѣшившись откровенно поговорить съ нимъ о своемъ братѣ. Онъ всегда помнилъ низкое происхожденіе декана, съ легкимъ неудовольствіемъ, вспоминая и содержателя конюшенъ и продавца свѣчей; и немножко сердился на наклонность декана повелѣвать. Но деканъ былъ человѣкъ практичный и проницательный, на котораго онъ могъ положиться, и помощь такого друга была необходима для него. Обстоятельства связали его съ деканомъ, а между тѣмъ онъ не былъ наклоненъ связывать себя съ кѣмъ нибудь. Онъ желалъ и между тѣмъ боялся довѣрчивой дружбы. Онъ завтракалъ съ деканомъ, а потомъ началъ разсказывать.
— Вы знаете, что мой братъ женился.
— Разумѣется, мы всѣ слышали объ этомъ.
— Онъ былъ уже женатъ цѣлый годъ до того, какъ сообщилъ намъ, что женится.
— Нѣтъ!
— Да.
— Стало быть онъ написалъ къ вамъ ложь?
— Его письмо ко мнѣ было очень странно, хотя въ то время я не обратилъ на это большого вниманія. Онъ писалъ: «я женюсь», а дня не назначалъ.
— Конечно, это была ложь, такъ какъ въ то время онъ былъ женатъ.
— Я не нахожу, чтобы грубыя слова могли принести какую-нибудь пользу.
— И я также. Но гораздо лучше, Джорджъ, чтобы съ вами были откровенны. Зная въ какомъ положеніи находится онъ и вы, онъ былъ обязанъ сообщить вамъ о своей женитьбѣ тотчасъ. Вы подождали до его пятидесятилѣтняго возраста, и онъ, разумѣется, долженъ былъ чувствовать, что вашъ поступокъ матеріально зависѣлъ отъ поступковъ его.
— Это не зависѣло совсѣмъ.
— А потомъ, не исполнивъ своей обязанности, онъ скрылъ свой поступокъ положительной ложью, когда его возвращеніе домой дѣлаетъ невозможнымъ скрывать долѣе.
— Все это, однако, не очень важно, сказалъ лордъ Джорджъ, который не могъ не видѣть, что деканъ уже жалуется зачѣмъ ему не сообщили того, что онъ долженъ былъ знать, когда отдавалъ свою дочь за наслѣдника титула. — Есть еще кое-что по важнѣе.
— Что еще?
— У него есть сынъ, родившійся годъ тому назадъ.
— Кто это сказалъ? воскликнулъ деканъ, вскочивъ со стула.
— Я узналъ объ этомъ, или лучше сказать Мери узнала — изъ разговора въ гостяхъ, отъ одной старой знакомой, потомъ я узналъ отъ Нокса. Намъ онъ не писалъ, а Ноксу сообщилъ все.
— И Ноксъ все время зналъ объ этомъ?
— Нѣтъ, онъ узналъ недавно. Ноксъ полагаетъ, что они ѣдутъ сюда для того, чтобы здѣсь всѣ примирились съ мыслью, что у него есть наслѣдникъ. Ноксъ думаетъ, что будетъ менѣе хлопотъ, если мальчика привезутъ теперь, чѣмъ если бы о немъ не слыхали до его десятилѣтняго, или пятнадцатилѣтняго возраста, — или можетъ быть услыхали бы уже послѣ смерти моего брата.
— Хлопотъ еще будетъ довольно, почти вскрикнулъ деканъ.
Было ясно, что деканъ недовѣрчиво относился къ мальчику. Лордъ Джорджъ помнилъ, что онъ самъ выразилъ такое же недовѣріе, и что Ноксъ почти сдѣлалъ ему выговоръ.
— Теперь я разсказалъ вамъ всѣ факты, сказалъ лордъ Джорджъ: — и разсказалъ сейчасъ какъ только самъ узналъ.
— Вы человѣкъ честный, сказалъ деканъ, положивъ руку на плечо своего зятя. — Но вы не должны полагаться на честь другихъ. Бѣдная Мери!
— Она нисколько этимъ не огорчилась, ее даже это не интересуетъ.
— Она почувствуетъ это когда-нибудь. Теперь она еще ребенокъ. Я огорченъ этимъ, Джорджъ; огорченъ; и вы должны быть огорчены.
— Я огорчаюсь, что онъ дурно поступилъ со мной.
— Въ томъ, что не сказалъ вамъ? Это, вѣроятно, только небольшая часть обширнаго плана. Мы должны узнать всю правду.
— Я не знаю, что еще узнавать, хриплымъ голосомъ сказалъ лордъ Джорджъ.
— И я также; но я чувствую, что тутъ должно быть что-нибудь. Подумайте о положеніи и званіи вашего брата, о его прошедшей жизни и настоящей репутаціи! Теперь не время для мягкихъ выраженій. Когда такой человѣкъ вдругъ является съ иностранной женщиной и иностраннымъ ребенкомъ, и одну называетъ своей женой, а другого своимъ наслѣдникомъ, не упоминая прежде никогда объ ихъ существованіи, тогда слѣдуетъ навести справки. Я, по-крайней-мѣрѣ, буду наводить. Я обязанъ это сдѣлать для Мери.
Они разстались какъ искренніе друзья, но съ чувствомъ непріязненнымъ другъ къ другу. Деканъ, хотя сознавалъ, что лордъ Джорджъ человѣкъ честный, все-таки чувствовалъ себя обиженнымъ Джерменами, и сомнѣвался будетъ ли его зять настойчиво дѣйствовать противъ родного брата. Онъ боялся, что лордъ Джорджъ будетъ поступать малодушно, но чувствовалъ въ то же время, что самъ онъ будетъ бороться до-тѣхъ-поръ пока издержитъ всѣ свои деньги, если только будетъ возможность этимъ способомъ сдѣлать своего внука маркизомъ Бротертонскимъ. Онъ, по-крайней-мѣрѣ, понималъ чего онъ хочетъ. Но лордъ Джорджъ, хотя считалъ себя обязаннымъ все разсказать декану, опасался декана. Дѣйствовать противъ брата съ такимъ человѣкомъ, какъ деканъ Ловелесъ не согласовалось съ его принципами, и онъ видѣлъ, что деканъ думаетъ только о своихъ внукахъ, между тѣмъ какъ онъ думаетъ только о фамиліи Джерменъ.
Онъ нашелъ мать и сестру въ маленькомъ домѣ, въ томъ самомъ, гдѣ фермеръ Прайсъ жилъ два мѣсяца тому назадъ. Этотъ домъ, конечно, принадлежалъ вдовствующей маркизѣ, но въ немъ все еще отзывалось фермеромъ Прайсомъ. На этотъ домъ истратили значительную сумму изъ небольшого капитала принадлежащаго тремъ сестрамъ, съ тѣмъ, что сумма эта будетъ выплачиваться изъ дохода старой маркизы, но никто кромѣ старой маркизы не расчитывалъ на уплату. Все это надѣлало хлопотъ и непріятностей, и семья, которая никогда не была весела, сдѣлалась теперь мрачнѣе прежняго. Когда извѣстіе было сообщено леди Сарѣ, она была почти подавлена имъ.
— Ребенокъ! прошептала она съ ужасомъ, и поблѣднѣвъ, такъ какъ будто наступалъ день страшнаго суда: — ты этому вѣришь?
Братъ объяснилъ по какимъ причинамъ онъ этому вѣритъ.
— И родился за годъ до того, какъ намъ было объявлено о бракѣ.
— Намъ бракъ совсѣмъ не былъ объявленъ, сказалъ лордъ Джорджъ.
— Что намъ дѣлать? говорить ли матушкѣ? Она должна узнать; но какъ мы скажемъ ей? И что намъ дѣлать съ деканомъ?
— Онъ знаетъ.
— Ты ему сказалъ?
— Да; я думалъ, что это будетъ лучше.
— Можетъ быть. А все таки ужасно, что человѣкъ такъ далеко отъ насъ стоящій, долженъ знать наши тайны.
— Онъ отецъ Мери, и мнѣ казалось, что онъ долженъ это знать.
— Деканъ лично всегда мнѣ нравился, сказала леди Сара. — Въ немъ есть что-то мужественное, говорящее въ его пользу, и имѣя деньги, онъ умѣетъ тратить ихъ. Но онъ не совсѣмъ… не совсѣмъ…
— Да, онъ не совсѣмъ… сказалъ лордъ Джорджъ, также не рѣшаясь произнести слово, которое понимали оба.
— Ты долженъ сказать матушкѣ, или я должна. Умолчать объ этомъ не годится. Если хочешь, я скажу Сюзаннѣ и Амеліи.
— Я думаю, что матушкѣ лучше сказать тебѣ, сказалъ лордъ Джорджъ: — она лучше вынесетъ это отъ тебя, и потомъ, если это огорчитъ ее, ты можешь лучше ее утѣшить.
Леди Сарѣ всегда поручалось все трудное. Она разсказала матери, и мать разгорячилась. Когда маркиза узнала, что итальянскій ребенокъ родился за годъ до того, когда ей сообщили о бракѣ, тотчасъ легла въ постель. Какая масса ужасовъ устремляется на нихъ! Должна ли она видѣться съ женщиной, у которой родился ребенокъ при подобныхъ обстоятельствахъ? А какъ же она не будетъ видаться съ своимъ старшимъ сыномъ, настоящимъ маркизомъ Бротертонскимъ? Но ея негодованіе противъ сына было не такъ горячо, какъ негодованіе сестеръ противъ брата. Онъ былъ ея старшій сынъ — настоящій маркизъ — и могъ поступать, какъ хочетъ. Если бы она могла сладить съ леди Сарой, то послушалась бы сына относительно дома. И даже теперь ея сердце было раздражено не противъ сына, а противъ женщины, которая будучи итальянкой, и выйдя замужъ безъ вѣдома семьи, осмѣливалась говорить, что ея ребенокъ законный. Если бы ея старшій сынъ привезъ въ замокъ своихъ предковъ итальянскую любовницу, это, разумѣется, было бы очень дурно, но все-таки не такъ дурно, какъ все то, что случилось теперь. Ничего не могло быть хуже этого.
— Должны ли мы называть его Попепджоемъ? спросила она хриплымъ голосомъ изъ подъ одѣяла.
Старшій сынъ Бротертонскаго маркиза долженъ былъ называться Попенджоемъ, если былъ законный.
— Непремѣнно, повелительно сказала леди Сара: — если только бракъ не будетъ опровергнутъ.
— Бѣдняжечка, сказала маркиза, начиная чувствовать состраданіе къ противному ребенку, какъ только ей сказали, что его надо называть Попенджоемъ.
Тутъ сказали леди Сюзаннѣ и леди Амеліи, и всѣмъ въ домѣ стало казаться, что свѣтъ близится къ концу. Что всѣ они будутъ дѣлать, когда маркизъ пріѣдетъ?
Это былъ важный вопросъ. Маркизъ уже объявилъ, что не желаетъ видѣть никого. Онъ старался выгнать ихъ оттуда и объявилъ, что ни мать его, ни сестры не сойдутся съ его женой. Всѣ дамы въ Кросс-Голлѣ были твердо убѣждены, что это окажется справедливо, но все-таки онѣ не могли перенести мысли, что должны жить возлѣ главы фамиліи и никогда его не видать. Онѣ всѣ, кромѣ леди Сары, начали чувствовать, что лучше бы было, если бы онѣ послушались главы фамиліи и переѣхали въ другое мѣсто. Но теперь было слишкомъ поздно. Онѣ должны оставаться.
Леди Сара, однако, не унывала.
— Джорджъ, сказала она очень торжественно: — я много думала объ этомъ и не намѣрена позволять ему унижкать насъ.
— Все это очень грустно, сказалъ лордъ Джорджъ.
— Да, правда. Сколько я себя понимаю, мнѣ кажется, что я менѣе всѣхъ на свѣтѣ способна бы приписать дурныя побужденія моему старшему брату, или пойти ему наперекоръ во всемъ, что онъ могъ бы пожелать. Я знаю, что мы обязаны почитать его. Но есть границы, далѣе которыхъ не можетъ итти это чувство. Онъ обезславилъ себя.
Лордъ Джорджъ покачалъ головой.
— И дѣлаетъ все, чтобы навлечь безславіе на насъ. Я всегда желала, чтобы онъ женился.
— Разумѣется, разумѣется.
— Всегда желательно, чтобы старшій сынъ былъ женатъ. Тогда наслѣдникъ знаетъ, что онъ наслѣдникъ, и воспитывается такъ, чтобы понимать свои обязанности. Какъ я не сожалѣю, что онъ женился на иностранкѣ, я была бы готова принять ее какъ сестру; онъ имѣетъ право выбрать жену по своему вкусу; но женившись на иностранкѣ, онъ болѣе обязанъ разгласить это повсюду и доказать свой бракъ, чѣмъ если бы женился на англичанкѣ въ своей приходской церкви. Все-таки мы должны сдѣлать ей визитъ, такъ какъ онъ говоритъ, что она его жена. Но я скажу ему, что онъ поступитъ очень дурно со всѣми нами, особенно съ тобой, а главное съ своимъ собственнымъ сыномъ, если не позаботится, чтобы доставить такія доказательства своего брака, какія могутъ удовлетворить всѣхъ.
— Онъ тебя не послушаетъ.
— Мнѣ кажется, я могу заставить его въ этомъ отношеніи. Во всякомъ случаѣ, я не намѣрена его бояться; не долженъ и ты.
— Я даже не знаю увижусь ли я съ нимъ.
— Да; ты долженъ съ нимъ видѣться. Если мы будемъ изгнаны изъ фамильнаго дома, то пусть будетъ въ этомъ виноватъ онъ, а не мы. Мы должны быть осторожны, Джорджъ, чтобы не сдѣлать ни малѣйшаго фальшиваго шага. Мы должны быть вѣжливы съ нимъ, но главное мы не должны его бояться.
Между тѣмъ деканъ отправился въ Лондонъ, намѣреваясь провести недѣлю у дочери въ ея новомъ домѣ. Оба они понимали, что въ Лондонъ деканъ пріѣзжаетъ для удовольствія, а не для пасторскихъ дѣлъ. Онъ не имѣлъ намѣренія говорить проповѣди ни въ соборѣ Св. Павла, ни въ Аббатствѣ. Онъ не собирался бывать ни въ Обществѣ Пособія Пасторамъ, ни въ Обществѣ Сыновъ Церкви. Онъ намѣревался забыть Грошюта, не думать о Понтни и провести пріятно время. Таково было его намѣреніе до тѣхъ поръ, пока лордъ Джорджъ не былъ у него. Но теперь у него въ головѣ были серіозныя мысли. Когда онъ пріѣхалъ, Мери уже выкинула изъ головы итальянскую маркизу съ сыномъ. Она улыбалась, цѣлуя его. Но онъ не могъ оторваться отъ важнаго предмета.
— Это новости ужасныя, моя дорогая, сказалъ онъ тотчасъ.
— Вы находите, папа?
— Конечно, нахожу.
— Я не вижу, почему лордъ Бротертонъ не долженъ имѣть сына и наслѣдника, какъ всякій другой человѣкъ.
— Онъ имѣетъ полное право имѣть сына и наслѣдника — даже можно сказать болѣе права, чѣмъ всякій другой, потому что можетъ оставить ему такъ много — но поэтому самому онъ обязанъ болѣе чѣмъ кто-нибудь другой дать знать всѣмъ, что его объявленный сынъ и наслѣдникъ дѣйствительно его наслѣдникъ и сынъ.
— Онъ не можетъ быть такимъ гнуснымъ человѣкомъ, папа.
— Боже сохрани, чтобы я сталъ это говорить. Можетъ быть онъ считаетъ себя женатымъ, хотя его бракъ здѣсь будетъ недѣйствителенъ. Можетъ быть онъ и женатъ, а ребенокъ все-таки незаконный.
Мери не могла не покраснѣть при такихъ прямыхъ словахъ отца.
— Мы только знаемъ то, что онъ писалъ своему брату, что онъ собирается жениться, чрезъ годъ послѣ рожденія ребенка, котораго онъ теперь заставляетъ насъ признать наслѣдникомъ своего титула. Я съ своей стороны не намѣренъ вѣрить его словамъ безъ доказательства и прямо дамъ ему знать, что эти доказательства нужны.
Глава XV.
правитьДней десять или двѣнадцать послѣ обѣда на Беркелейскомъ скверѣ Августа Мильдмей переносила свое горе безропотно. Во все это время, хотя они оба были въ Лондонѣ, она не видала Джека Де-Барона, и знала, что онъ пренебрегаетъ ею. Но она переносила это. Вообще подразумѣвается, что молодыя дѣвицы должны переносить подобныя горести безъ жалобъ; но Августа была болѣе эманципирована, чѣмъ многія молодыя дѣвицы, и имѣла привычку громко выражать свои мысли. Наконецъ, когда однажды она шла пѣшкомъ съ отцомъ, она увидала Джека Де-Барона верхомъ съ леди Джорджъ. Правда, она увидала позади нихъ, тоже верхомъ, свою вѣроломную пріятельницу мистрисъ Гаутонъ, и одного господина, не зная тогда, что это былъ отецъ леди Джорджъ. Это было вначалѣ марта, когда всадниковъ въ паркѣ бываетъ немного. Августа постояла нѣсколько минутъ, смотря на нихъ, и Джекъ Де-Баронъ поклонился ей. Но Джекъ не остановился и продолжалъ разговаривать съ той пріятной живостью, которую она, бѣдняжка, знала такъ хорошо и цѣнила такъ высоко. И леди Джорджъ эта живость нравилась, хотя она не могла объяснить по какой причинѣ, потому что сказать по правдѣ, въ разговорѣ Джека не часто встрѣчался здравый смыслъ.
На слѣдующее утро капитанъ Де-Баронъ, жившій въ Чарльзовой улицѣ, возлѣ Гвардейскаго Клуба, получилъ письмо пока еще лежалъ въ постели. Письмо было отъ Августы Мильдмей, онъ зналъ почеркъ хорошо. Онъ получалъ отъ нея много записокъ, хотя ни одна не была такъ интересна, какъ это письмо. Оно было написано быстро, и если бы Джекъ не зналъ хорошо ея почерка, то мѣстами ему было бы трудно разобрать.
"Я нахожу, что вы обращаетесь со мною очень дурно. Говорю вамъ это прямо и откровенно. Это не благородно и не мужественно, такъ какъ вы знаете, что за меня некому заступиться, кромѣ меня самой. Если вы намѣрены бросить меня, скажите прямо тотчасъ. Теперь вы ухаживаете за этой замужней женщиной только затѣмъ, чтобы разсердить меня. Не хочу вѣрить, чтобы васъ прельстила такая ребяческая рожица. Я встрѣчалась съ нею и знаю, что она слова не умѣетъ сказать. Намѣрены вы быть у меня? Ожидаю получить отъ васъ письмо съ извѣщеніемъ когда вы будете. Я не памѣрена быть брошенной изъ-за нея, или кого бы то ни было. Я думаю, что это все штуки Аделаиды, которой непріятно думать, что вы интересуетесь кѣмъ-нибудь. Вы знаете очень хорошо мои чувства и какія жертвы я готова принести. Я буду дома весь день. Папа, разумѣется, уйдетъ въ клубъ въ три часа. Тетушка Джулія будетъ на собраніи въ Обществѣ Женскихъ Правъ для раздачи призовъ молодымъ людямъ, и я положительно сказала ей, что ѣхать не хочу. Никого другого не буду принимать. Пріѣзжайте, и по-крайней-мѣрѣ объяснимся. Такое положеніе дѣла убьетъ меня — хотя, разумѣется, вамъ все равно.
«Я буду считать васъ трусомъ, если вы не пріѣдете. О, Джекъ, пріѣзжайте!»
Она начала какъ львица, но кончила какъ ягненокъ; и таковы были всѣ ея мысли относительно его. Она была исполнена негодованія. Она увѣряла себя ежечасно, что его вѣроломство заслуживаетъ смерть. Она желала вернуться къ прежнимъ временамъ — лѣтъ за тридцать назадъ — и чтобы какой-нибудь братецъ могъ вызвать Джека на дуэль и пронзить пистолетной пулей его сердце. И вмѣстѣ съ тѣмъ она говорила себѣ также часто, что не можетъ жить безъ Джека. Она не желала выйти за него, зная очень хорошо какого рода жизнь будетъ ей предстоять. Джекъ говорилъ ей часто, что если онъ будетъ принужденъ жениться, то долженъ бросить военную жизнь и поселиться въ Данцигѣ. Онъ назвалъ этотъ городъ какъ наименѣе привлекательный изъ всѣхъ извѣстныхъ ему мѣстъ. Для нея было лучше, чтобы все шло но прежнему, пока не окажется чего-нибудь. Но чтобы Джекъ освободился отъ нея, этого нельзя было перенести! Она не желала отнять отъ него никакихъ другихъ удовольствій. Она соглашалась, чтобы онъ охотился, игралъ въ карты, ѣлъ, пилъ, курилъ, если ужъ таковы его наклонности; но чтобы не смѣлъ ухаживать ни за какой другой женщиной. Конечно, они оба были несчастны, но ей досталась самая тяжелая доля этого несчастія. Она не могла ни ѣсть, ни пить, ни курить, ни играть въ карты, ни охотиться, навѣрно онъ могъ переносить ихъ несчастіе, если она могла.
Когда Джекъ прочелъ письмо, онъ швырнулъ его на одѣяло и опять растянулся на постели. Былъ еще десятый часъ, ему оставалось еще часа два рѣшать приметъ онъ приглашеніе или нѣтъ. Но письмо это раздосадовало его и онъ не могъ заснуть. Она писала ему, что если онъ не придетъ, то будетъ трусъ, и онъ чувствовалъ, что она говоритъ правду. Онъ не имѣлъ желанія видѣться съ нею — не потому, что она надоѣла ему, въ хорошемъ расположеніи духа, она всегда была для него пріятна — но потому, что онъ ясно видѣлъ всю непріятность этого дѣла. Когда представилась возможность жениться на ней, онъ всегда считалъ это равносильнымъ самоубійству. Если бы его уговаривали сдѣлать подобный шагъ, ему казалось бы, что его просто приглашаютъ прострѣлить себѣ голову. Онъ въ разное время объяснялъ это Августѣ, предлагая поселиться въ Данцигѣ, и она соглашалась съ нимъ. Въ этомъ отношеніи его здравый смыслъ былъ выше ея смысла, и чувства его утонченнѣе ея чувствъ.
— Мы должны разстаться для вашей же пользы, говорилъ онъ.
Но ей казалось при этомъ, что онъ только старается разорвать свою цѣпь и равнодушенъ къ ея горю.
— Я сама могу позаботиться о себѣ, отвѣчала она ему.
— Не будь она такъ неблагоразумна и неосторожна, она видѣла бы такъ же какъ и онъ, что слѣдовало разорвать ихъ короткое знакомство безъ всякихъ дальнѣйшихъ объясненій. Но она была очень неблагоразумна. Все-таки если она обвиняетъ его въ трусости, долженъ ли онъ не ѣхать?
Онъ позавтракалъ въ тревожномъ расположеніи духа, стараясь отстранить отъ себя этотъ вопросъ, а потомъ, въ такомъ же тревожномъ расположеніи духа, отправился въ гвардейскія казармы. Онъ не имѣлъ намѣренія писать, и слѣдовательно не долженъ былъ принять какое бы то ни было рѣшеніе до того, когда наступитъ время, назначенное для свиданія. Онъ думалъ было написать ей длинное письмо, исполненное здраваго смысла, объяснить, что они не могутъ быть полезны другъ другу, и что онъ принужденъ изъ уваженія къ ней, совѣтовать ей прекратить ихъ особенную короткость. Но онъ зналъ, что такое письмо ничего не будетъ значить для нея, что она просто будетъ считать это предлогомъ съ его стороны, и когда настало время, онъ рѣшилъ итти. Разумѣется, это будетъ очень дурно для нея. Всѣ слуги тотчасъ узнаютъ все. Она уничтожала всякую возможность устроить себя потомъ. Но что же ему дѣлать? Она сказала ему, что онъ будетъ трусъ, и этого онъ не могъ перенести.
Мильдмей жилъ въ небольшомъ домикѣ въ Зеленой Улицѣ, очень близко отъ Парка, но въ домикѣ скромномъ, дешевомъ, безъ претензій. Джекъ Де-Баронъ зналъ хорошо дорогу и опоздалъ только четверть часа противъ назначеннаго времени.
— Итакъ, тетушка Джулія отправилась въ Общество Женскихъ Правъ? сказалъ онъ послѣ первыхъ привѣтствій.
Онъ могъ поцѣловать Августу, если бы хотѣлъ, но не поцѣловалъ. Онъ такъ рѣшилъ. И она рѣшилась принять всякое привѣтствіе, даже поцѣлуй, съ такимъ видомъ, какъ будто именно этого и ожидала.
— О, да; она сама будетъ говорить рѣчь.
— Но за что даютъ призы молодымъ людямъ?
— За то, что молодые люди заступаются за старухъ. Зачѣмъ вы не отправитесь получить призъ?
— Я долженъ былъ явиться сюда.
— Должны были явиться сюда, милостивый государь!
— Да, Гуссъ, долженъ былъ явиться сюда! Когда вы приглашаете меня явиться и говорите, что я буду трусъ если не явлюсь, разумѣется, я явиться долженъ.
— А теперь, когда вы явились, что же вы скажете мнѣ?
Это она пыталась проговорить непринужденно и шутливо.
— Я не скажу ни слова.
— Такъ я не вижу зачѣмъ вамъ было приходить.
— И я не вижу. Что же вы хотите, чтобы я сказалъ.
— Я хотѣла бы… я хотѣла бы…
Тутъ послышалось что-то похожее на рыданіе. Оно было непритворное.
— Я хотѣла бы, чтобы вы сказали мнѣ… что вы… любите меня…
— Не говорилъ ли я вамъ это двадцать разъ; что же изъ этого вышло?
— Но вѣдь это правда?
— Послушайте, Гуссъ, это просто безуміе. Вы знаете, что это правда; но знаете также, что не выйдетъ никакой пользы изъ подобной правды.
— Если бы вы любили меня, вамъ было бы пріятно… видѣться со мной.
— Нѣтъ, не можетъ быть пріятно — если только это не можетъ повести къ чему-нибудь. Сначала могло быть весело, когда я ухаживалъ за вами, когда мы улыбались и говорили другъ другу нѣжности. Но теперь изъ этого могутъ выйти только три вещи. Двѣ невозможны, и остается только третья.
— Какія же это три?
— Мы можемъ обвѣнчаться.
— Ну-съ?
— Другую вещь я вамъ не скажу, и, наконецъ, мы можемъ рѣшиться забыть все, разстаться. Вотъ это я и предлагаю вамъ.
— Для того, чтобы вы могли имѣть время ѣздить верхомъ съ леди Джорджъ Джерменъ.
— Это вздоръ, Гуссъ. Леди Джорджъ Джерменъ я видѣлъ три раза, и она говоритъ только о своемъ мужѣ; мнѣ никогда не случалось встрѣчать такую хорошенькую женщину до такой степени влюбленную какъ она.
— Хорошенькая дурочка!
— Очень можетъ быть. Ничего не имѣю сказать противъ этого. Только если вы не можете бросить въ меня болѣе тяжелымъ камнемъ, чѣмъ леди Джорджъ Джерменъ, то право вы безоружны.
— У меня камней найдется довольно, если я захочу ихъ бросать. О, Джекъ!
— О чемъ еще можемъ мы говорить?
— Неужели я уже, надоѣла вамъ, Джекъ?
— Вы нисколько не надоѣли бы мнѣ, если бы у васъ или у меня было пятьдесятъ тысячъ фунтовъ стерлинговъ.
— Если бы у меня были эти деньги, я всѣ отдала бы вамъ.
— А я вамъ. Это разумѣется само-собой. Но такъ какъ ни у васъ ни у меня денегъ нѣтъ, то что же намъ дѣлать? Я знаю, что мы должны сдѣлать. Мы не должны огорчать другъ друга упреками.
— Я не думаю, чтобы какія бы то ни было мои слова могли разстроить ваше счастіе.
— Онѣ разстраиваютъ и даже очень. Онѣ заставляютъ меня думать о глубокихъ рѣкахъ, высокихъ колоннахъ, экстренныхъ поѣздахъ и синильной кислотѣ. Вотъ вы знаете меня давно, а еще не узнали какое у меня мягкое сердце къ моему несчастію.
— Очень мягкое!
— Да. Это до такой степени волнуетъ меня, что я скачу по мѣстамъ ужаснымъ, думая, что можетъ быть мнѣ посчастливится сломать себѣ шею.
— А что должна чувствовать я, не имѣющая возможности развлекаться?
— Бросить меня. Я знаю, что съ моей стороны жестоко это говорить. Я знаю, что это покажется бездушно. Но я обязанъ это говорить. Это для вашей пользы. Мнѣ это не повредитъ. Мнѣ не можетъ повредить, что всѣмъ извѣстно, какъ я ухаживаю за вами; но для васъ это чертовски вредно.
Она молчала, и онъ повторилъ выразительно:
— Бросьте.
— Я не могу бросить, сказала она, сквозь слезы.
— Такъ что же намъ дѣлать?
Сдѣлавъ этотъ вопросъ, онъ подошелъ къ ней, и обнялъ ее рукою. Это онъ сдѣлалъ отъ минутнаго состраданія, а не потому, чтобы это ему нравилось.
— Обвѣнчаемся, шепнула она.
« — И поселимся въ Данцигѣ на всю жизнь!»
Онъ не сказалъ этихъ словъ, но внутренно ихъ воскликнулъ. Если онъ рѣшился на что-нибудь, такъ именно на то, чтобы не жениться на ней.
«Можно бы принести себя въ жертву», говорилъ онъ себѣ: «если бы могло принести ей пользу; но какая польза приносить въ жертву обоихъ насъ?»
Онъ отдернулъ отъ нея руку, отошелъ отъ нея на два шага и заглянулъ ей въ лицо.
— Для васъ это было бы ужасно! сказалъ онъ ей.
— Было бы ужасно не имѣть куска хлѣба.
— У насъ будетъ семьсотъ пятьдесятъ фунтовъ въ годъ, сказала Августа, очень аккуратно сдѣлавшая расчетъ.
— Да; и безъ сомнѣнія у насъ достаточно будетъ хлѣба въ такомъ мѣстѣ, какъ Данцигъ.
— Данцигъ! вы всегда смѣетесь, когда я говорю серіозно.
— Или Любекъ, если вы предпочитаете; или Лейпцигъ. Мнѣ рѣшительно все равно куда мы отправимся. Я знаю человѣка, который живетъ въ Миноркѣ, потому что у него нѣтъ денегъ. Мы можемъ поѣхать въ Минорку, только насъ съѣдятъ комары.
— Вы поѣдете? и я поѣду если вы хотите.
Они стояли теперь въ трехъ шагахъ другъ отъ друга и на лицѣ Августы выражались ужасныя вещи. Она не старалась казаться кроткой, а рѣшила сдѣлать одинъ шагъ. Она не хотѣла потерять Джека. Имъ совсѣмъ не нужно вѣнчаться сейчасъ. Что-нибудь окажется прежде, чѣмъ назначенъ будетъ день для ихъ свадьбы. Если бы она могла связать его рѣшительнымъ обѣщаніемъ, что онъ женится на ней когда-нибудь.
— И я поѣду, если вы хотите, повторила она, подождавъ секунды двѣ его отвѣта.
Тутъ онъ покачалъ головой.
— Вы не хотите, послѣ всего, что сказали мнѣ?
Оцъ опять покачалъ головой.
— Когда такъ, Джекъ Де-Баронъ, вы измѣнникъ и не джентльменъ.
— Милая Гуссъ, вы знаете, что это неправда, такъ какъ я никогда не давалъ вамъ обѣщанія, котораго не могъ сдержать.
— Не давали обѣщанія! Развѣ вы не клялись, что любите меня?
— Тысячу разъ клялся.
— А что это значитъ, когда это говоритъ джентльменъ леди?
— Это должно значить бракъ и тому подобное. Но у насъ это никогда не значило ничего. Вы знаете, какъ это началось.
— Я знаю, до чего это дошло, и что, какъ благородный человѣкъ, вы обязаны предоставить мнѣ рѣшить, способна я переносить такую жизнь или нѣтъ. Если бы это довело насъ до совершенной гибели, вы все-таки обязаны рѣшиться на это, если я вамъ велю.
— Если бы это было гибелью для меня одного — можетъ быть. Но хотя вы такъ мало заботитесь о моемъ счастіи, я все-таки забочусь о вашемъ. Этого сдѣлать нельзя. Мы съ вами порѣзвились немножко, какъ я уже говорилъ, а теперь намъ надо сѣсть и отдыхать.
— Какъ отдыхать? О, Джекъ, какой тутъ можетъ быть отдыхъ?
— Попытайте другого.
— Можете ли вы говорить мнѣ это!
— Конечно, могу. Посмотрите на мою кузину Аделаиду.
— Ваша кузина Аделаида никого на свѣтѣ не любила кромѣ себя. Она не можетъ страдать такъ какъ я. О, Джекъ! я такъ васъ люблю.
Тутъ она устремилась къ нему, бросилась на его грудь и заплакала.
Онъ зналъ, что до этого дойдетъ, и чувствовалъ, что это самая худшая часть во всей этой продѣлкѣ. Онъ могъ съ твердостью переносить ея гнѣвъ или угрюмость, но ея слезливыя ласки были несносны. Онъ, однако, держалъ ее въ объятіяхъ и очень тревожно поглядѣлъ на себя въ зеркало чрезъ ея плечо.
— О, Джекъ, говорила она: — о, Джекъ, теперь что будетъ?
Его лицо сдѣлалось мрачнѣе прежняго, но онъ не сказалъ ни слова.
— Я не могу лишиться васъ совсѣмъ. Въ цѣломъ свѣтѣ мнѣ некого любить. Папа ни о чемъ не думаетъ кромѣ своего виста. Тетушка Джу, съ своими женскими правами, старая дура.
— Совершенно справедливо, сказалъ Джекъ, все держа ее и все имѣя очень несчастный видъ.
— Что я буду дѣлать, если вы бросите меня?
— Подцѣпите кого-нибудь съ деньгами. Я знаю, что это кажется скверно и корыстолюбиво, но намъ нечего больше дѣлать. Мы не можемъ обвѣнчаться какъ пахарь и молочница.
— Я могу.
— А потомъ вы первая примѣтили бы вашу ошибку; это хорошо говорить, что у Аделаиды нѣтъ сердца, я нахожу, что у нея такое же сердце какъ у васъ и у меня.
— Какъ у васъ — какъ у васъ.
— Очень хорошо. Разумѣется, вы находите удовольствіе бранить меня. Но она знала, что можетъ сдѣлать и чего не можетъ. А каждый годъ, по мѣрѣ того, какъ будетъ становиться старше, она будетъ болѣе наслаждаться своими удобствами. Гаутонъ очень къ ней добръ, она можетъ тратить кучу денегъ. Если это безсердечіе, то многое можно сказать въ пользу этого.
Тутъ онъ тихо высвободился изъ ея объятій и посадилъ ее на диванъ.
— Такъ это должно кончиться?
— Право я такъ думаю.
Она стукнула рукою по дивану въ знакъ своего гнѣва.
— Разумѣется, мы всегда будемъ друзьями?
— Никогда, вскрикнула она.
— А лучше было бы. Меньше стали бы говорить.
— Мнѣ все равно, что будутъ говорить. Если узнаютъ правду, никто не захочетъ съ вами говорить.
— Прощайте, Гуссъ.
Она покачала головой.
— Скажите же хоть слово.
Она опять покачала головой. Онъ хотѣлъ взять ея руку, она отдернула.
Тутъ онъ постоялъ съ минуту, смотря на нее, но она не шевелилась.
— Прощайте, Гуссъ, сказалъ онъ опять, и вышелъ изъ комнаты.
Когда вышелъ на улицу, онъ поздравлялъ себя. Много выдержалъ онъ прежде подобныхъ сценъ, но ни одна не приблизила такъ дѣло къ концу. Онъ гордился своимъ поведеніемъ, находя, что былъ и нѣженъ и благоразуменъ. Онъ нисколько не поддался, а между тѣмъ увѣрилъ ее въ своей любви. Онъ чувствовалъ теперь, что отправится завтра на охоту безъ всякаго желанія сломать себѣ шею. Конечно, теперь все это прекратилось навсегда! Потомъ онъ подумалъ, что бы онъ чувствовалъ въ эту минуту, если бы мимолетная слабость побудила его сказать ей, что онъ женится на ней. Но онъ былъ твердъ и могъ теперь итти съ облегченнымъ сердцемъ.
А она, какъ только онъ оставилъ ее, встала и, схвативъ подушку съ дивана, швырнула ее на дальній конецъ комнаты. Облегчивъ себя такимъ образомъ, она ушла въ свою спальню.
Глава XVI.
правитьДеканъ провелъ недѣлю въ Лондонѣ во время отсутствія лорда Джорджа, довольно весело; но веселость эта нѣсколько помрачилась послѣдними извѣстіями изъ Италіи. Онъ ѣздилъ верхомъ съ дочерью, былъ на парадномъ обѣдѣ у мистрисъ Монтакют-Джонсъ, разговаривалъ съ Гаутономъ о Ньюмаркетѣ и Дерби, любезничалъ съ Геттой Гаутонъ — успѣвъ вложить въ эти любезности нѣсколько серіозныхъ словъ о маркизѣ — и былъ довольно веселъ, но, къ удивленію его дочери, ни на минуту не могъ забыть итальянки съ ея ребенкомъ.
— Что это за бѣда, папа? сказала Мери.
— Разумѣется, это бѣда.
— Вѣдь надо же было ожидать, что маркизъ женится когда-нибудь. Почему же ему было не жениться, вѣдь женился же его младшій бралъ.
— Во-первыхъ, онъ гораздо старше.
— Мужчины женятся во всякія лѣта. Посмотрите на мистера Гаутона.
Деканъ улыбнулся.
— Знаете, папа, мнѣ кажется, что не слѣдуетъ тревожить.ея о такихъ вещахъ.
— Это вздоръ, душа моя. И мужчины, и женщины должны заботиться о своихъ интересахъ. Только такимъ образомъ въ свѣтѣ можетъ быть прогрессъ. Разумѣется, ты не должна желать принадлежащаго другимъ, а то сдѣлаешь себя очень несчастной. Женись лордъ Бротертонъ безукоризненно, никто не сказалъ бы ни слова; но теперь мы обязаны разузнать правду. Если у тебя будетъ сынъ, развѣ ты не перевернешь все вверхъ дномъ для того, чтобы недопустить никого лишить его правъ.
— Я не думала бы, чтобы кто-нибудь могъ лишить его правъ.
— Но если этотъ ребенокъ не то, чѣмъ его выдаютъ, тогда это будетъ обманъ. Джермены, хотя думаютъ такъ какъ я, испуганы и суевѣрны, они боятся этого дурака, который ѣдетъ сюда; но они узнаютъ, что если они не станутъ дѣйствовать, то примусь дѣйствовать я. Я не желаю ничего принадлежащаго другимъ; но пока у меня есть руки и языкъ, чтобы защитить себя, или кошелекъ, что лучше того и другого, никто не отниметъ отъ меня принадлежащаго мнѣ.
Все это казалось Мери языческимъ ученіемъ, и она очень удивлялась, что слышитъ это отъ отца. Но она начала узнавать, что, вѣроятно, такъ какъ она теперь замужняя женщина, то для нея необходимо другое ученіе, а не то, которое преподавали ей въ дѣтствѣ. Въ домѣ отца ее предостерегали отъ суеты нечестиваго міра, и она еще помнила родительское, почти божественное выраженіе на лицѣ декана при этомъ урокѣ. Но теперь ей казалось, что о суетахъ мірскихъ говорятъ совершенно другимъ образомъ. Божественное выраженіе совершенно исчезло, а то, которое осталось, хотя по-прежнему пріятное, было вовсе не родительское.
Мисъ Мильдмей — ее называли тетушка Джу — и Гуссъ Мильдмей, пріѣхали въ то время, когда деканъ былъ въ гостиной. Это были пріятельницы мисъ Гаутонъ, и даже дальняя родня декана. Гуссъ тотчасъ начала разговоръ о новой маркизѣ и ея ребенкѣ; а деканъ хотя говорилъ съ Августой Мильдмей не такъ какъ съ дочерью, но все-таки относился презрительно къ матери и ребенку. Между тѣмъ, тетушка Джу завербовала бѣдную Мери.
— Я такъ гордилась бы, если бы вы поѣхали со мною въ Институтъ, леди Джорджъ.
— Я буду очень рада. Но въ какой Институтъ?
— Развѣ вы не знаете? основанный для защиты безсильныхъ женщинъ.
— Вы говорите о Женскихъ Правахъ? Я не думаю, чтобы это поправилось папашѣ, сказала Мери, взглянувъ на отца.
— Ты теперь не должна обращать вниманіе на то, что нравится и что не нравится папашѣ, сказалъ деканъ, смѣясь. — Будешь ли ты теперь стоять за права женщинъ или противъ нихъ, теперь не моя забота. Объ этомъ долженъ заботиться лордъ Джорджъ.
— Я увѣрена, что лордъ Джорджъ не станетъ вамъ препятствовать побывать въ Мериболенскомъ Институтѣ, сказала тетушка Джу. — Леди Селина Протестъ бываетъ тамъ каждую недѣлю, и баронесса Банманъ, делегатъ отъ Баваріи, пріѣдетъ въ слѣдующую пятницу.
— Вы найдете это общество очень скучнымъ, сказала Гуссъ.
— Не всѣ такъ легкомысленны, душа моя. Есть люди, которые любятъ заниматься иногда серіозными вещами.
— О чемъ же тамъ разсуждаютъ? спросила Мери.
— Только о томъ, чтобы дать возможность женщинамъ занимать въ свѣтѣ такое же мѣсто, какое занимаютъ мужчины, краснорѣчиво сказала тетушка Джу. — Съ какой стати одна половина человѣческаго рода должна управляться другою?
— Или кормиться ихъ трудами? спросилъ деканъ.
— Вотъ именно этого мы и не желаемъ. Милліонъ сто тридцать три тысячи пятьсотъ женщинъ въ Англіи…
— Вамъ лучше послушать все это въ Институтѣ, леди Джорджъ, сказала Гуссъ.
Леди Джорджъ сказала, что хотѣла бы поѣхать хоть сейчасъ, и такимъ образомъ дѣло было рѣшено.
Пока тетушка объясняла доктрину декану, котораго успѣла загнать въ уголъ, Гуссъ Мильдмей вела разговоръ съ леди Джорджъ.
— Капитанъ Де-Баронъ, сказала она: — кажется, вашъ старый знакомый.
Однако, она знала очень хорошо, что Джекъ не болѣе какъ мѣсяцъ познакомился съ леди Джорджъ.
— Нѣтъ; я намедни видѣла его въ первый разъ.
— А мнѣ показалось, что вы съ нимъ знакомы коротко. Всѣ Гаутоны, Де-Бароны и Джермены — Бротертонскіе жители.
— Я знала отца мистрисъ Гаутонъ, но капитана Де-Барона не видала никогда.
Она сказала это довольно серіозно, помня что мистрисъ Гаутонъ говорила ей о любви между этой молодой дѣвицей и капитаномъ.
— Мнѣ кажется, вы прежде говорили, что знакомы съ ними, и я видала какъ вы ѣхали съ нимъ.
— Онъ ѣхалъ съ своей кузиной Аделаидой — а не съ нами.
— Я не думаю, чтобы онъ очень интересовался Аделаидой. Онъ нравится вамъ?
— Да, очень. Онъ, кажется, такой веселый. Онъ вѣдь, знаете, ужасный волокита.
— Я не знала, да мнѣ это рѣшительно все равно.
— О капитанѣ Де-Баронѣ это говорили многія дѣвицы, а все-таки потомъ заинтересовывались имъ.
— Но я не дѣвица, мисъ Мильдмей, сказала Мери, покраснѣвъ и рѣшивъ тотчасъ, что она не сойдется коротко съ мисъ Мильдмей.
— Вы гораздо моложе многихъ изъ насъ дѣвушекъ, сказала Гуссъ: — и потомъ, всякая рыба годится для его сѣтей.
Она сама не знала, что говоритъ, но желала только помѣшать короткости между своимъ возлюбленнымъ и леди Джорджъ. Ей было все равно оскорбитъ она леди Джорджъ Джерменъ или нѣтъ. Если она можетъ помѣшать этой короткости, не погрѣшивъ противъ благоприличія, то хорошо; но если нѣтъ, то благоприличіе можно и оставить.
— Право, я не могу васъ понять!
Сказавъ это, леди Джорджъ обратилась къ своему отцу:
— Ну, папа, убѣдила васъ мисъ Мильдмей поѣхать въ Институтъ со мной?
— Я боюсь, что меня не пустятъ послѣ того, что я сказалъ.
— Право, васъ пустятъ, сказала старуха. — У насъ христіанскій образъ мыслей, мы принимаемъ раскаяніе самаго закоренѣлаго грѣшника.
— Я боюсь, что день благодати для меня еще не насталъ, отвѣтилъ деканъ.
— Папа, сказала леди Джорджъ, какъ только гости уѣхали: — знаете, я имѣю какое-то особенное отвращеніе къ младшей мисъ Мильдмей.
— Отчего же могло произойти такое быстрое отвращеніе?
— Она говоритъ гадкія неприличныя вещи. Я не могу даже хорошенько понять, что она говоритъ.
Леди Джорджъ покраснѣла.
— Теперь, въ обществѣ, люди позволяютъ себѣ большія вольности; и мнѣ кажется, женщины болѣе мужчинъ. Тебѣ не надо обращать на это вниманія.
— Не обращать вниманія?
— Да, не волноваться этимъ. Если какая-нибудь дерзкая женщина скажетъ тебѣ что-нибудь непріятное, останови ее и не думай больше объ этомъ. Разумѣется, ты не должна съ ней дружиться.
— Ужъ, конечно, я этого не сдѣлаю.
Въ слѣдующее воскресенье леди Джорджъ опять обѣдала съ своимъ отцомъ у Гаутоновъ. Обѣдъ былъ данъ собственно для декана. На этотъ разъ Мильдмеевъ не было; но капитанъ Де-Баронъ находился въ числѣ гостей. Онъ былъ родственникъ мистрисъ Гаутонъ и безпрестанно бывалъ у нихъ въ домѣ. Опять общество было небольшое: мистрисъ Монтакют-Джонсъ, Гетта — то есть мисъ Гаутонъ, которую всѣ называли Геттой — и отецъ мистрисъ Гаутонъ, который случайно находился въ Лондонѣ. Опять леди Джорджъ сидѣла между хозяиномъ и Джекомъ Де-Барономъ, и опять Джекъ показался ей очень пріятнымъ собесѣдникомъ. Ей въ голову не приходило бояться его. Ужасныя слова, которыя Гуссъ Мильдмей сказала ей, — что всякая рыба годится для его сѣтей — не произвели на нее никакого дѣйствія. Она была увѣрена въ себѣ. Она не могла допустить мысли, чтобы она, леди Джорджъ Джерменъ, дочь Бротертонскаго декана, замужняя женщина, могла бояться кого бы то ни было! Эта мысль была ужасна и отвратительна для нея. Когда Джекъ предложилъ ѣхать съ ней и ея отцомъ въ Паркъ на слѣдующій день, она сказала, что будетъ очень рада; а когда онъ сталъ разсказывать ей смѣшныя вещи о своихъ полковыхъ обязанностяхъ, описывать товарищей, вѣроятно не существовавшихъ вовсе, а потомъ перешелъ къ разсказамъ объ охотѣ, Мери смѣялась очень весело.
— Вамъ нравится Джекъ? спросила ее въ гостиной мистрисъ Гаутонъ.
— Да, онъ мнѣ очень нравится.
— Вы знаете, онъ вѣдь мой любимый другъ. Мы съ нимъ какъ братъ и сестра, и вотъ почему мнѣ не слѣдуетъ его бояться.
— Бояться! Съ какой стати бояться его?
— Я увѣрена, что и вамъ не надо, но Джекъ понадѣлалъ бѣдъ въ свое время. Конечно, можетъ быть онъ не такой человѣкъ, который могъ бы затронуть ваше воображеніе.
Леди Джорджъ опять покраснѣла, но на этотъ разъ не сказала ничего. Ей не хотѣлось ссориться съ мистрисъ Гаутонъ, а намекъ, что она можетъ полюбить кого-нибудь другого кромѣ своего мужа, былъ сдѣланъ теперь не такъ прямо, какъ прежде.
— Я думала, что онъ помолвленъ съ мисъ Мильдмей, сказала леди Джорджъ.
— О, нѣтъ! Это невозможно, у нихъ обоихъ нѣтъ ничего. Когда возвращается лордъ Джорджъ?
— Завтра.
— Позаботьтесь, чтобы онъ поскорѣе пріѣхалъ ко мнѣ. Мнѣ такъ хочется узнать, что онъ скажетъ о своей новой невѣсткѣ. Я рѣшила, что скоро буду привѣтствовать васъ какъ маркизу.
— Вамъ никогда этого не придется.
— Да, если этотъ ребенокъ настоящій лордъ Попенджой, тно я все еще надѣюсь, душа моя.
Вскорѣ послѣ этого, Гетта Гаутонъ вернулась къ этому важному предмету.
— Видите, мои слова оказались справедливы, леди Джорджъ.
— Да — совершенно справедливы.
— Желала бы я знать, что думаетъ объ этомъ вдовствующая маркиза.
— Мой мужъ теперь у нея. Она, вѣроятно, думаетъ то, что думаемъ всѣ мы — что было бы гораздо лучше, если бы онъ заранѣе объявилъ о своемъ бракѣ.
— Гораздо лучше.
— Впрочемъ, я не знаю, составило ли бы это большую разницу. Леди Бротертонъ такая англичанка во всемъ, что съ невѣсткой-итальянкой едва ли бы она сошлась.
— Вопросъ состоитъ въ томъ, слѣдуетъ ты вѣрить человѣку, когда онъ вдругъ такимъ образомъ представитъ роднѣ свою жену. Представьте себѣ, что кто-нибудь прожилъ бы много лѣтъ въ Камчаткѣ, и привезъ оттуда камчадалку, называя ее своей женой, должны ли всѣ ему повѣрить?
— Я полагаю такъ.
— Неужели? А я нѣтъ. Во-первыхъ для англичанина трудно жениться въ такой странѣ по-англійскимъ законамъ, а потомъ, онъ самъ едва ли бы этого пожелалъ.
— Италія не Камчатка, мисъ Гаутонъ.
— Конечно, но и не Англія.
Леди Джорджъ нашла, что мисъ Гаутонъ весьма свободно говоритъ о весьма щекотливомъ предметѣ. Но она вспомнила къ чему стремилась Гетта въ молодости, и приписала ея слова ревности.
— Папа, сказала она возвращаясь домой: — мнѣ кажется, что здѣсь всѣ много говорятъ о чужихъ дѣлахъ.
— То есть о женитьбѣ лорда Бротертона. Какъ же не говорить, это дѣло не частное, а публичное. И чѣмъ больше будутъ говорить объ этомъ, тѣмъ лучше для насъ. Всѣ находятъ это скандаломъ, и это можетъ намъ помочь.
— О, папа! я желала бы, чтобъ вы не думали ни о чьей помощи.
— Намъ нужна правда, душа моя, и мы должны дознаться правды.
На слѣдующій день, они встрѣтились съ Джекомъ Де-Барономъ въ Паркѣ. Вскорѣ деканъ увидалъ стараго пріятеля и остановилъ свою лошадь, чтобы съ нимъ поговорить. Мери тоже хотѣла съ нимъ остановиться, но ея лошадь изъявила желаніе ѣхать дальше, а ей не хотѣлось принуждать ее, она и поѣхала впередъ съ капитаномъ Де-Барономъ, хотя помнила все что ей говорила Гуссъ Мильдмей. Отецъ былъ съ ней, и бояться оставить его минуты на двѣ, было бы нелѣпо съ ея стороны.
— Мнѣ слѣдовало бы ѣхать на охоту, сказалъ Джекъ: — но прошлую ночь былъ морозъ, а я терпѣть не могу пріѣхать и услыхать, что земля тверда какъ кремень. А сегодня какъ нарочно восхитительный весенній день.
— Вамъ просто не хотѣлось встать рано, капитанъ Де-Баронъ, сказала Мери.
— Можетъ быть и то. Не находите ли вы, что вставать рано очень глупо?
— Мнѣ кажется, что ничего не могло бы быть лучше на свѣтѣ, если бы было можно никогда не вставать.
— А мнѣ вовсе не понравилось бы вѣчно лежать въ постели.
— Но можно было бы устроить какъ-нибудь. Посмотрите какъ много спятъ собаки.
— Неужели, капитанъ Де-Баронъ, вы хотѣли бы быть собакой?
Это Мери сказала, обернувшись къ нему и прямо смотря ему въ лицо.
— Вашей собакой хотѣлъ бы.
Въ эту минуту Мери вдругъ увидала Гуссъ Мильдмей, которая шла подъ руку съ отцомъ. Гуссъ поклонилась ей, и Мери была принуждена отвѣтить на поклонъ, Джекъ Де-Баронъ тоже повернулся къ пѣшеходной тропинкѣ, и увидѣвъ Августу, приподнялъ шляпу.
— Вы съ ней дружны? спросилъ онъ.
— Не особенно.
— А я желалъ бы этого. Но, разумѣется, я не имѣю никакого права изъявлять желаніе въ подобныхъ вещахъ.
А леди Джорджъ пожелала, чтобы Августа Мильдмей не видала какъ она ѣздила по Парку въ этотъ день съ Джекомъ Де-Барономъ.
Глава XVII.
правитьУсловились, что въ пятницу вечеромъ, леди Джорджъ заѣдетъ къ тетушкѣ Джу и что онѣ вмѣстѣ поѣдутъ въ Институтъ. Настоящее и полное названіе этого заведенія было слѣдующее: «Институтъ женскихъ правъ, учрежденный для облегченія безсильныхъ женщинъ».
Мери боялась, что увидитъ Августу Мильдмей, отъ которой рѣшилась держаться поодаль; но тетушка Джу уже ждала ее въ передней.
— Я забыла сказать вамъ, что надо ѣхать пораньше, потому что мнѣ придется быть предсѣдательницей. А впрочемъ мы еще поспѣемъ, прибавила она: — если кучеръ поѣдетъ скоро. Дѣло-то такое важное. Непріятно торопиться, когда обращаешься къ публикѣ.
Единственные публичные митинги, на которыхъ присутствовала Мери, происходили въ Бротертонѣ, гдѣ предсѣдательствовалъ ея отецъ, или какой-нибудь другой духовный сановникъ, и Мери не могла еще понять, какъ такую обязанность можетъ исполнять женщина. Она пробормотала нѣсколько словъ, изъявляя надежду, что все устроится какъ слѣдуетъ.
— Я вѣдь должна представлять баронессу.
— Представлять баронессу?
— Баронессу Банманъ. Развѣ вы не читали афишу? Баронесса скажетъ рѣчь о необходимости покровительства художницамъ, особенно архитекторшамъ. Школа для архитекторшъ устраивается въ Нозенѣ и въ Чикаго, почему же намъ не имѣть отдѣленія въ Лондонѣ, который есть центръ всего міра.
— Неужели женщины будутъ строить дома? спросила леди Джорджъ.
— Онѣ будутъ чертить, опредѣлять размѣры, и… и… заниматься эстетической частью. Архитекторъ вѣдь не таскаетъ кирпичей, душа моя.
— Но онъ, кажется, ходитъ по доскамъ.
— И я могу пройти по доскѣ; почему мнѣ не пройти такъ, какъ проходитъ мужчина? Но вы услышите, что скажетъ баронесса. Худо то, что я немножко боюсь ея англійскаго языка.
— Да, она вѣдь иностранка. Какъ же это она будетъ говорить?
— Она прекрасно знаетъ англійскій языкъ, но я боюсь ея произношенія. Впрочемъ мы увидимъ.
Онѣ пріѣхали, и леди Джорджъ слѣдовала за старушкой въ толпѣ. Но, войдя въ переднюю, онѣ повернули налѣво, въ ту комнату, гдѣ застѣнчивыя ораторши стараются припомнить свои первыя фразы, а имѣвшія успѣхъ, съ гордостью принимаютъ дань отъ членовъ Института. Тетушка Джу, которая на этотъ разъ занимала второстепенное мѣсто, пробралась сквозь толпу и привѣтствовала баронессу, только что пріѣхавшую.
Баронесса была очень полная женщина, лѣтъ пятидесяти, съ двойнымъ подбородкомъ, узкимъ, низкимъ, широкимъ лбомъ, и блестящими, круглыми, черными глазами, одинъ очень далеко отъ другого. Когда ее представили леди Джорджъ, она объявила, что считаетъ это за величайшую честь. Она держала въ рукѣ свертокъ бумагъ, на ней было черное шерстяное платье, суконная жакетка, застегнутая до шеи, можетъ быть не придававшая ея полному бюсту той мужской твердости, которая иногда требовалась; но мужскіе воротнички замѣняли этотъ недостатокъ. Леди Джорджъ посмотрѣла не дрожитъ ли она. Что чувствовала бы она, леди Джорджъ, если бы ей пришлось говорить съ французомъ по-французски! Но на сколько она могла судить по наружности, баронесса была совершенно спокойна. Тутъ тетушка Джу представила леди
Джорджъ леди Селинѣ Протестъ, которая была очень маленькая женщина въ очкахъ самаго строгаго вида.
— Я надѣюсь, леди Джорджъ, что вы намѣрены помогать нашему дѣлу, сказала леди Селина.
— Я здѣсь только какъ посторонняя зрительница, сказала леди Джорджъ.
Леди Селина не имѣла никакого довѣрія къ постороннимъ зрительницамъ и прошла мимо нея съ весьма строгимъ видомъ.
Представлять больше было некого, такъ какъ какой-то плѣшивый старикъ доложилъ тетушкѣ Джу, что пора выводить баронессу на платформу. Тетушка Джу повела ее, немножко отдуваясь, потому что нѣсколько торопливо поднималась на лѣстницу, и еще не совсѣмъ привыкла къ подобнымъ церемоніямъ, по все-таки гордою походкой. Баронесса выступала за нею, повидимому, совершенно равнодушно. Потомъ шли леди Селина и леди Джорджъ, которымъ плѣшивый джентльменъ сказалъ гдѣ имъ надо стать. Она никогда прежде не бывала на платформѣ, и ей казалось будто толпа внизу смотритъ особенно на нее. Когда она сѣла по правую руку баронессы, которая, разумѣется, помѣстилась съ правой стороны предсѣдательши, плѣшивый господинъ представилъ ее ея другой сосѣдкѣ, мы съ доктору Оливіи Плибоди изъ Вермонта. Имя было такое длинное и такъ странно прозвучало въ ушахъ леди Джорджъ, что она съ трудомъ могла его припомнить; но поняла, что ея знакомая была мисъ и докторъ. Робко посмотрѣла она на свою сосѣдку и увидала, что у нея было бы хорошенькое личико, если бы не было испорчено выраженіемъ притворной строгости и очками, въ которыхъ стекла сверкали самымъ непріятнымъ образомъ. Очки очкамъ рознь, одни какъ будто принадлежатъ къ лицу, а къ другимъ какъ будто принадлежитъ лицо. Таковы были очки Оливіи Плибоди. Она была очень худощава, и жакетка и воротнички достигали своей цѣли. Сидя въ переднемъ ряду, она выставила напоказъ свои ноги, и можно также сказать, штаны, потому что платье ея едва закрывало колѣни. Леди Джорджъ тотчасъ стала спрашивать себя, куда эта дѣвица дѣвала свои юбки.
— Сегодня очень важное собраніе, сказала докторъ Плибоди, почти вслухъ и очень гнусливо.
Леди Джорджъ взглянула на предсѣдательское кресло прежде чѣмъ отвѣтила, чувствуя, что не посмѣетъ сказать слово, если тетушка Джу уже на ногахъ; но тетушка Джу пользовалась суматохой, еще происходившей между тѣми, которые отыскивали себѣ мѣста, и потому Мери могла прошептать отвѣтъ:
— Я полагаю такъ, сказала она.
— Если бы я не посвятила себя профилактикѣ и терапіи, я непремѣнно стала бы теперь твердой ногой въ архитектурномъ дѣлѣ. Я надѣюсь, что буду имѣть случай сказать нѣсколько словъ прежде, чѣмъ закончится это интересное засѣданіе.
Леди Джорджъ опять посмотрѣла на нее и подумала, что этой восторженной гибридѣ не можетъ быть болѣе двадцати четырехъ лѣтъ.
Но тетушка Джу уже встала. Леди Джорджъ показалось, что тетушка Джу не очень обрадовалась этой минутѣ. Лицо ея горѣло, она пыхтѣла, но она такъ долго учила наизустъ слова, которыя должна сказать, и такъ твердо ихъ знала, что не могла промахнуться. Она объявила слушателямъ, что баронесса Банманъ, имя которой пользовалось почотной извѣстностью въ Европѣ и Америкѣ, пренебрегая своими личными неудобствами, пріѣхала нарочно изъ Баваріи, чтобы дать имъ возможность воспользоваться ея обширной опытностью. Какъ добросовѣстная предсѣдательша, она не вырвала куска хлѣба изо рта баронессы, какъ иногда бывало въ подобныхъ случаяхъ, — но ограничилась только восторженными похвалами нѣмкѣ. Все это баронесса выслушала очень твердо, и когда сѣла тетушка Джу, она подошла къ кафедрѣ, среди рукоплесканій, съ такой самоувѣренностью, которой леди Джорджъ надивиться не могла. Тогда тетушка Джу могла сѣсть на свое предсѣдательское кресло съ самодовольнымъ и небрежнымъ достоинствомъ.
Баронесса разложила свою рукопись на пюпитрѣ, разгладила ее всю своей толстой рукой, повернула голову во всѣ стороны и произнесла звукъ, похожій на ворчанье прежде чѣмъ начала. Въ это время зрители рукоплескали ей, а она, повидимому, не имѣла намѣренія лишить себя малѣйшей доли фиміама излишней торопливостью. Наконецъ голоса, руки и ноги смолкли. Баронесса въ послѣдній разъ тряхнула головой, въ послѣдній разъ хлопнула рукой по бумагамъ, и начала:
— Низшая степень, на которой очевидно находится тиранскій полъ…
Эти первыя слова, произнесенныя очень громкимъ голосомъ, ясно донеслись до ушей леди Джорджъ, хотя были сказаны на весьма дурномъ англійскомъ языкѣ. Баронесса замолчала прежде чѣмъ кончила первую фразу, а рукоплесканія возобновились. Леди Джорджъ примѣтила, что плѣшивый старикъ и тощій юноша, сидѣвшій возлѣ него, особенно энергично топали ногами. Мужчинамъ особенно понравилось начало рѣчи баронессы. Она повторила тѣже слова при громѣ возобновившихся рукоплесканій. Потомъ леди Джорджъ съ трудомъ могла прослѣдить за первыми фразами, которыя доказывали, что низшая степень мужчины относительно женщины доказывалась во всемъ столько же, какъ жадность и тиранство, съ какими онъ забиралъ въ свои руки всѣ заработки. Хотя въ числѣ слушателей баронессы было столько-же мужчинъ сколько женщинъ, она безъ всякой церемоніи называла мужчинъ грязными червями, которыхъ слѣдовало держать подъ башмакомъ, и только дозволять производить на свѣтъ дѣтей. Но минуты чрезъ двѣ, леди Джорджъ примѣтила, что не можетъ понять двухъ словъ сряду, хотя сидѣла близко къ ораторшѣ. По мѣрѣ того, какъ баронесса разгорячалась, она стала говорить такъ быстро, что скоро сдѣлалось невозможнымъ распознать на какомъ языкѣ говоритъ она. Постепенно наша пріятельница догадалась, что рѣчь приблизилась къ архитектурѣ, и потомъ уловила нѣсколько словъ, когда баронесса объявила, что эта наука "приспособлена только къ эстетическому и обширному разуму женщинъ;* но слушатели апплодировали, какъ будто каждое слово доходило до нихъ, и когда время отъ времени баронесса вытирала лобъ очень большимъ носовымъ платкомъ, все зданіе ходило ходуномъ отъ выраженія ихъ оцѣнки ея энергіи. Наконецъ прежняя фраза громко окончила ихъ рѣчь: «Низшая степень, на которой очевидно находится тиранскій полъ!» и сказавъ это баронесса замахала платкомъ и совсѣмъ перекинулась чрезъ пюпитръ.
— Она очень величественна сегодня — очень величественна, шепнула мисъ докторъ Оливія Плибоди леди Джорджъ.
Леди Джорджъ побоялась спросить свою сосѣдку поняла ли она хоть одно слово изъ десяти.
Какъ ни величественна была баронесса, леди Джорджъ скоро надоѣло это. Стулъ былъ жесткій, комната наполнена пылью, и леди Джорджъ встать не могла. Это было хуже чѣмъ самая длинная и тихая проповѣдь, какую ей приходилось слышать. Ей стало наконецъ казаться, что пожалуй баронесса будетъ вѣчно говорить. Баронессѣ это правилось, и слушатели апплодировали ей. Бѣдная жертва наконецъ покорилась мысли, что нѣтъ никакой надежды на конецъ рѣчи, и въ этой покорности чуть было не заснула, какъ вдругъ баронесса кончила, и съ шумомъ хлопнулась на свое кресло.
— Повѣрьте мнѣ, баронесса, сказала- докторъ Плибоди, наклоняясь чрезъ леди Джорджъ: — такого величайшаго удовольствія я никогда не испытывала въ жизни.
Баронесса даже не удостоила отвѣтить на комплиментъ. Она въ эту минуту была такой великой женщиной, такъ неизмѣримо выше всякаго человѣческаго существа, по-крайней-мѣрѣ въ Лондонѣ, что ей было неприлично отвѣтить на простой комплиментъ. Она трудилась усиленно и очень разгорячилась, но у нея все еще доставало присутствія духа для того, чтобы помнить какъ она будетъ держать себя.
Когда шумъ нѣсколько затихъ, леди Селина Протестъ встала собрать голоса для изъявленія благодарности. Она сидѣла по лѣвую сторону кафедры и встала такъ тихо, что леди Джорджъ сначала думала, что все уже кончилось и, что онѣ могутъ уйти. Ахъ! еще предстояло кое-что! Леди Селина говорила внятно, но тихимъ голосомъ, и хотя ея слова можно было разслыхать очень хорошо, и не смотря на то, что она была сестрою графа, она не возбудила никакого энтузіазма. Она объявила, что баронессу обязаны были благодарить всѣ женщины въ Англіи, и каждый мужчина, желавшій считаться другомъ женщинъ. Но леди Селина говорила очень спокойно, не дѣлала тѣлодвиженій, и ея рѣчь оказалась очень вялою. Когда она сѣла, никто не обратилъ на нее вниманія. Потомъ такъ быстро, что леди Джорджъ не успѣла и опомниться, вскочила на ноги мисъ докторъ. Ея задачей было поддерживать сборъ голосовъ для изъявленія признательности, но она такъ привыкла ораторствовать на платформахъ, что конечно не рѣшилась бы терять понапрасну время для такой жалкой задачи. Начала она тѣмъ, что никогда въ жизни не выпадало на ея долю такой пріятной задачи, какъ изъявлять признательность женщинѣ такой знаменитой, такой гуманной и въ тоже время такой женственной какъ баронесса Банманъ. Леди Джорджъ, ничего не понимавшая въ ораторствѣ, тотчасъ однако почувствовала, что эта ораторша можетъ заставить себя слушать и понять. Тутъ мисъ докторъ перешла къ женской архитектурѣ и продолжала безостановочно двадцать минутъ. Была минута, когда она почти заставила леди Джорджъ думать, что женщины должны строить дома. Ея отвращеніе къ американской болтовнѣ исчезло, и она почти сожалѣла когда мисъ докторъ Плибоди сѣла на свое мѣсто.
Послѣ этого баронесса употребила десять минутъ на изъявленіе признательности британской публикѣ за признательность изъявленную ей, и леди Джорджъ опять начала думать, что наконецъ настало время отъѣзда. Многіе въ передней уже уѣзжали, леди Джорджъ никакъ не могла понять почему же никто не трогается съ платформы. Тутъ къ ней подошелъ плѣшивый старикъ и предложилъ, чтобы она — леди Джорджъ Джерменъ, рожденная Мери Ловслесъ, встала и сказала рѣчь!
— Надо благодарить мисъ Мильдмей, сказалъ плѣшивый старикъ: — и мы надѣемся, леди Джорджъ, что вы удостоите сказать намъ нѣсколько словъ.
Сердце Мери замерло и кровь бросилась въ лицо, она раскаялась зачѣмъ пріѣхала въ это ужасное мѣсто. Она знала, что говорить не можетъ, хотя бы отъ этого зависѣло благосостояніе всего міра; но не знала имѣетъ ли право плѣшивый старикъ настаивать на этомъ. А всѣ смотрѣли на нее, когда этотъ противный старичишка приставалъ къ ней съ своей просьбой.
— О! сказала она: — я не могу. Пожалуста не просите. Право я не могу и не стану.
Ей пришло въ голову, что она должна настаивать твердо на своемъ отказѣ. Старикъ кротко удалился и самъ сказалъ рѣчь въ честь тетушки Джу.
Когда уѣзжали, леди Джорджъ узнала, что на ея долю выпала честь отвезти баронессу на ея квартиру въ Кондуитскую улицу. Это было ничего, такъ какъ въ колясочкѣ было мѣсто для троихъ, и Мери была не прочь послушать восторги тетушки Джу. Тетушка Джу увѣряла, что согласна съ каждымъ словомъ произнесеннымъ баронессой. Тетушка Джу думала, что это дѣло процвѣтало. Тетушка Джу полагала, что женщины въ Англіи скоро будутъ засѣдать въ Парламентѣ и заниматься практикой въ судахъ. Тетушка Джу очень серіозно относилась къ этому; но баронесса истратила всю энергію на рѣчь и чувствовала болѣе охоты говорить о людяхъ. Леди Джорджъ съ удивленіемъ услыхала отъ нея, что тотъ молодой человѣкъ былъ красавецъ, а старикъ очень милый старичокъ. Она почти влюбилась въ плѣшиваго старика, котораго звали Спуфинъ и даже спросила женатъ-ли онъ. Леди Джорджъ съ трудомъ могла повѣрить, что это была та женщина, которая такъ краснорѣчиво распространялась о «низшей степени тиранскаго пола».
Но затрудненіе началось послѣ того, какъ тетушку Джу завезли въ Зеленую улицу и леди Джорджъ принуждена была одна вести разговоръ.
— Вы никогда не говорите рѣчей? спросила баронесса.
— Какъ, въ публикѣ! ни за что на свѣтѣ!
— Напрасно, ничего не можетъ быть легче. Говорите что хотите, только очень громко. И всегда браните кого или что-нибудь. Вамъ надо бы попробовать.
— Я предпочту умереть, сказала леди Джорджъ. — Право я скорѣе умру чѣмъ буду въ состояніи произнести слово. Не странно ли, что эта мисъ докторъ могла такъ говорить?
— Американка! Онѣ такъ безстыдны, что рѣшаются на все; только ничего изъ этого не выходитъ.
— Но она говорила хорошо.
— Вотъ ужъ нѣтъ! вовсе нѣтъ; только слова, слова, слова. Благодарю; мы пріѣхали. Пожалуста пріѣзжайте опять и вы научитесь говорить.
Леди Джорджъ, когда ее везли домой, никакъ не могла понять всего этого. Ей показалось, что мисъ докторъ говорила хорошо, а теперь ей сказали, что она не сказала ничего. Она никакъ не могла понять, что даже такія великія ораторши, такія благородныя гуманныя женщины, какъ баронесса Банманъ, могутъ завидовать величію другихъ.
Глава XVIII.
правитьКогда лордъ Джорджъ вернулся въ Лондонъ, ему не совсѣмъ было пріятно, что его жена ѣздила въ Институтъ. Ей показалось, что онъ находился въ такомъ расположеніи духа, что ему не могло нравиться ничего. Мысли его были разстроены пріѣздомъ брата и недоумѣніемъ, что слѣдуетъ сдѣлать что-нибудь, хотя онъ не зналъ что. Къ тому же въ немъ преобладало чувство, что въ настоящихъ непредвидѣнныхъ обстоятельствахъ онъ долженъ наблюдать за своими собственными поступками, а главное за поступками своей жены. Леди Сара получила безыменное письмо, подписанное «Другъ семейства» и въ этомъ письмѣ говорилось, что маркизъ Бротертонскій породнился съ самой знатной итальянской кровью, взявъ жену изъ такой фамиліи, которая была благородна, прежде чѣмъ существовало англійское дворянство, между тѣмъ какъ его братъ женился на внучкѣ содержателя конюшенъ и фабриканта сальныхъ свѣчей. Разумѣется, это письмо было показано лорду Джорджу; и хотя онъ и его сестры думали, что это письмо писала ихъ непріятельница, новая маркиза, она все-таки заставила ихъ понять, что если на нее нападутъ, то и она готова нападать. Лордъ Джорджъ былъ очень доволенъ своей женой. Она была изящна, кротка, хороша собой, съ прекраснымъ обращеніемъ и ласкова съ нимъ. Но ея дѣды были содержатель конюшенъ и фабрикантъ сальныхъ свѣчей, слѣдовательно, ее необходимо было удалять отъ вреднаго вліянія. Леди Селина Протестъ и тетушка Джу, которыя были обѣ хорошаго происхожденія, могли позволять себѣ вольности, но жена его не могла.
— Я не нахожу, чтобы тамъ было пріятно быть, Мери.
— Совсѣмъ непріятно, но очень забавно. Я никогда не видала такой пошлой женщины какъ баронесса, она кидалась во всѣ стороны и вытирала себѣ лицо.
— Зачѣмъ тебѣ было ѣздить смотрѣть на пошлую женщину, которая кидается во всѣ стороны и вытираетъ себѣ лицо?
— Зачѣмъ же всѣ ѣздятъ смотрѣть? Хочется же видѣть что происходитъ. Пошлость этой женщины не можетъ мнѣ повредить, Джорджъ.
— И пользы не можетъ сдѣлать.
— Тамъ была леди Селина Протестъ, а я ѣздила съ мисъ Мильдмей.
— Двѣ старыя дѣвы, которыя помѣшались на женскихъ правахъ, потому что никто на нихъ не женился. Это для меня отвратительно, и я надѣюсь, что ты больше тамъ не будешь.
— Конечно, не буду, потому что тамъ очень скучно, сказала Мери.
— Надѣюсь также, что независимо отъ этого, моей просьбы было бы достаточно.
— Конечно, Джорджъ; но я не знаю зачѣмъ ты такой со мной сердитый.
— Я совсѣмъ не сердитъ, но я растревоженъ, очень растревоженъ. Есть причины, заставляющія меня очень тревожиться о тебѣ, и которыя должны заставить тебя остерегаться больше чѣмъ другихъ.
— Какія причины?
Она съ изумленіемъ посмотрѣла на него. Онъ не приготовился отвѣтить на этотъ вопросъ и пробормоталъ нѣсколько словъ о ихъ затруднительномъ положеніи. Потомъ поцѣловалъ ее и ушелъ, сказавъ женѣ, что все будетъ хорошо если она будетъ осторожна.
Если она будетъ осторожна! Почему же она должна быть осторожнѣе чѣмъ другія? Она знала, что все это относится къ той непріятной женщинѣ и непріятному ребенку, которыхъ везутъ въ Англію; но никакъ не могла понять какъ это можетъ относиться къ ея поведенію. Она огорчалась зачѣмъ ея мужъ такъ тревожится обо всемъ этомъ. Ее огорчало также и то, что ея отца это тревожитъ. Относительно же ея самой, ей казалось, что если Провидѣнію угодно сдѣлать ее маркизой, то слѣдуетъ предоставить это Провидѣнію безъ всякаго вмѣшательства съ ея стороны. Но для нея будетъ двойнымъ огорченіемъ, если ей скажутъ, что она не должна дѣлать того или другого, потому что можетъ быть ей случится занять высокое мѣсто, которое теперь занимаетъ другая. Потомъ она сознавалась, что ея мужъ сдѣлалъ ей выговоръ. Дамы въ Манор-Кроссѣ дѣлали ей выговоръ, но онъ никогда. Она переносила эти выговоры, потому что ей предстояла возможность избавиться отъ нихъ. Но очень будетъ непріятно, если мужъ вздумаетъ дѣлать ей выговоры. Тутъ ей пришло въ голову, что если Джекъ Де-Баронъ женится, то онъ никогда не будетъ выговаривать своей женѣ.
Деканъ еще не уѣхалъ, и Мери прибѣгла къ нему. Она не имѣла намѣренія жаловаться на мужа отцу. Приди къ ней такая мысль, она непремѣнно прогнала бы ее, зная, что это было бы и нечестно и неблагоразумно. Но отецъ былъ съ ней такъ хорошъ, съ нимъ такъ легко было говорить, онъ такъ легко понималъ ее, между тѣмъ какъ мужъ почти всегда былъ угрюмъ и выражался такъ таинственно.
— Папа, спросила она: — что такое Джорджъ хотѣлъ сказать, когда говорилъ, что я должна держать себя осторожнѣе чѣмъ другія?
— Развѣ онъ это сказалъ?
— Да; ему не понравилось зачѣмъ я ѣздила съ этой старухой слушать рѣчь этихъ женщинъ. Онъ говорилъ, что мнѣ не слѣдовало этого дѣлать, хотя другія могутъ.
— Мнѣ кажется ты не такъ поняла его.
— Нѣтъ, я его поняла, папа.
— Стало быть онъ или усталъ отъ дороги или у него желудокъ былъ разстроенъ. Не тревожься о подобныхъ вещахъ, и что бы ты не дѣлала, старайся сдѣлать угодное твоему мужу.
— Но какъ мнѣ знать куда я могу ѣхать, куда не могу? Мнѣ надо спрашивать его прежде?
— Не поступай ни въ чемъ какъ ребенокъ. Ты скоро узнаешь, что ему нравится и что нѣтъ, а если сумѣешь вести себя, такъ ему будетъ нравиться все. Несмотря на свое обращеніе у него сердце доброе и любящее.
— Я это знаю, папа.,
— Если онъ скажетъ иногда сердитое слово, оставь безъ вниманія. Ты не должна предполагать, что въ словахъ, всегда подразумѣвается то, что они выражаютъ. Я зналъ человѣка, который безпрестанно говорилъ своей женѣ, что онъ желаетъ, чтобы она умерла.
— Господи Боже мой, папа!
— Когда онъ скажетъ это, она сейчасъ подмѣшаетъ магнезіи въ его пиво, и все пойдетъ прекрасно. Никогда не преувеличивай ничего, даже самой себѣ. Я не думаю, чтобы лорду Джорджу нужна была теперь магнезія, но ты понимаешь, что я хочу сказать.
Она отвѣчала утвердительно, но въ сущности еще не совсѣмъ поняла преподаваемаго урока, а отецъ не могъ еще учить ее яснѣе.
Въ этотъ же самый день лордъ Джорджъ навѣстилъ мистрисъ Гаутонъ. Въ это время вся родня Джерменовъ и всѣ, хоть сколько-нибудь находившіеся подъ вліяніемъ этой фамиліи, волновались при извѣстіи о бракѣ лорда Бротертона. Газеты уже объявляли о его возвращеніи съ новой маркизой и новымъ лордомъ Попенджоемъ. По этому случаю разсказывались подробности о Джерменской фамиліи, и дѣлались намеки на женитьбу лорда Джорджа. Намекали даже на родство декана, на завѣщаніе покойнаго Талловакса и вообще на талловакское имѣніе. Сообщали, что маркиза Луиджи, настоящая маркиза Бротертонская родилась въ Орсини, а въ другой газетѣ сообщали, что она была въ разводѣ съ покойнымъ мужемъ. Это уже опровергнулъ Ноксъ, получившій телеграмму изъ Флоренціи, въ которой ему предписывали опровергнуть это. Поэтому можно себѣ представить, что Джермены въ эту минуту служили предлогомъ къ большимъ разговорамъ и совершенно понятно, что мистрисъ Гаутонъ, считавшая себя въ короткихъ отношеніяхъ съ лордомъ Джорджемъ, сочла себя въ правѣ сдѣлать нѣсколько вопросовъ и выразить свое сочувствіе.
— Какъ милой маркизѣ нравится новый домъ? спросила она.
— Онъ довольно удобенъ.
— Этотъ Прайсъ прелесть что такое, лордъ Джорджъ; я его знаю давно. И вѣдь это домъ собственность вдовствующей маркизы.
— Матушку разстроила неожиданность перемѣны.
— Разумѣется; и притомъ все это должно быть не по вкусу ей. Вы переносите эту непріятность какъ ангелъ.
— Собственно для себя я не вижу никакой непріятности.
— Но все это ужасно. Васъ и вашу милую жену матушка ваша обожаетъ — какъ и слѣдуетъ — все графство уважаетъ васъ, вы именно такой человѣкъ, какого мы желаемъ видѣть во главѣ такой фамиліи.
— Не говорите такимъ образомъ мистрисъ Гаутонъ.
— Я знаю, что это случится еще не скоро, но все-таки я настолько вамъ близкая родня, что имѣю полное право и гордиться и стыдиться. Что же онѣ пойдутъ къ ней?
— Братъ, разумѣется, прежде явится къ матушкѣ. Потомъ, леди Сара съ сестрою пойдутъ къ ней. А потомъ онъ приведетъ свою жену въ Кросс-Голлъ.
— Я очень рада, что все рѣшено; это гораздо лучше. Знаете ли, лордъ Джорджъ, — я говорю вамъ это какъ родному брату, потому что уважаю васъ какъ брата — я никогда не повѣрю, чтобы эта женщина была его жена.
Лордъ Джорджъ сильно нахмурился, но не сказалъ ничего.
— И никогда не повѣрю, чтобы этотъ ребенокъ былъ дѣйствительно лордъ Попенджой.
Лордъ Джорджъ тоже въ глубинѣ сердца не вѣрилъ, чтобы эта итальянка была настоящая маркиза, и чтобы этотъ ребенокъ былъ настоящій лордъ Попенджой; но онъ признавался себѣ, что не имѣетъ достаточной причины для этого убѣжденія, и сознавалъ, что долженъ держать свое мнѣніе при себѣ. Деканъ откровенно высказался ему, и ему казалось, что эта откровенность предписываетъ молчаніе ему. Своей матери онъ даже не намекнулъ на свое подозрѣніе, съ сестрами онъ молчалъ, хотя зналъ, что по-крайней-мѣрѣ, леди Сара имѣетъ подозрѣнія. Но теперь открыто выраженное обвиненіе отъ такого дорогого друга, какъ мистрисъ Гаутонъ — отъ Аделаиды Де-Баронъ, которую онъ такъ нѣжно любилъ — принесло ему удовольствіе и почти побудило къ откровенности. Сначала онъ нахмурился, потому что его фамилія казаласъ ему такъ священна, что онъ не могъ не хмуриться, когда кто-нибудь осмѣливался говорить о ней. Даже коронованныя особы принуждены смягчаться иногда, и лордъ Джорджъ Джерменъ почувствовалъ разъ въ жизни желаніе говорить о своихъ братьяхъ и сестрахъ, какъ о простыхъ смертныхъ.
— Очень трудно узнать, что думать, сказалъ онъ.
Мистрисъ Гаутонъ тотчасъ увидала, что поле для нея открыто. Она осмѣлилась на многое, и зная человѣка, съ которымъ имѣла дѣло, чувствовала и опасность своего поступка; но она теперь знала, что можетъ сказать почти все.
— Но вѣдь вы обязаны же думать. Не чувствуете ли вы этого? Вы должны дѣйствовать за всю фамилію.
— Что же я могу сдѣлать? Я не могу отыскивать доказательства.
— Но нанятый агентъ можетъ. Подумайте о Мери. Подумайте о сынѣ Мери — если у нея будетъ сынъ.
Говоря это, она тревожно посмотрѣла ему въ лицо, желая получить отвѣтъ на вопросъ, который не смѣла предложить.
— Это ужъ разумѣется, сказалъ онъ, не отвѣтивъ на вопросъ.
— Я его помню чуть-чуть, хотя папа зналъ его очень хорошо. Онъ, кажется, жилъ за-границей такъ долго, что пересталъ и думать и чувствовать какъ англичанинъ. Повѣритъ ли кто-нибудь, что маркизъ Бротертонскій женился уже такъ давно, что у него есть годовой ребенокъ, а онъ не сказалъ ни слова объ этомъ своему брату или матери? Я этому не вѣрю.
— Я не знаю, право, чему вѣрить, сказалъ лордъ Джорджъ.
— А потомъ, какъ же можно писать такимъ образомъ насчетъ дома! Разумѣется, я слышу многое отъ тѣхъ, кто не хочетъ говорить при васъ; но вамъ слѣдуетъ это знать.
— Что же говорятъ?
— Всѣ думаютъ; что былъ какой-то обманъ. Старуха мистрисъ Монтакют-Джонсъ — я не знаю, кто лучше ея знаетъ все — говоритъ, что вы обязаны изслѣдовать это дѣло. «Навѣрно онъ предпочитаетъ не дѣлать ничего, сказала она: — но онъ долженъ». Я чувствую, что это справедливо! Потомъ мистеръ Мильдмей, человѣкъ очень спокойный, говоритъ, что будетъ процессъ. Папа просто расхохотался надъ тѣмъ, что этотъ мальчикъ лордъ Попенджой, хотя онъ всегда находился въ хорошихъ отношеніяхъ съ вашимъ братомъ. Мистеръ Гаутонъ говоритъ, что никто не будетъ называть ребенка такимъ образомъ. Разумѣется, онъ не очень блестящаго ума, но въ такихъ вещахъ онъ знаетъ, что говоритъ. Когда я слышу все это, мнѣ дѣлается такъ васъ жаль, лордъ Джорджъ.
— Я знаю, какой вы другъ.
— Это правда. Я очень часто думаю, чѣмъ я могла бы быть, но возможности не имѣла; и хотя я не завидую счастію и почету другой, я забочусь о вашемъ счастіи и о вашемъ почетѣ.
Онъ сидѣлъ возлѣ нея, на креслѣ противъ камина, а она откинулась на спинку дивана. Онъ пристально смотрѣлъ на горячіе уголья, польщенный, и въ нѣкоторой степеци обрадованный, но очень растревоженный. Прежнее чувство возвращалось къ нему. Она была не такъ хороша собой, какъ его жена — но она казалась ему привлекательнѣе, умѣла лучше говорить, болѣе походила на замужнюю женщину. Она могла вникнуть въ его сердце и понять его чувства, между тѣмъ, какъ Мери не сочувствовала ему нисколько въ этихъ важныхъ семейныхъ непріятностяхъ. Но, разумѣется, Мери была его жена, а эта женщина была женой другого. Онъ былъ бы послѣднимъ человѣкомъ на свѣтѣ — такъ онъ сказалъ бы себѣ, если бы могъ говорить самъ съ собою объ этомъ — способнымъ навлечь безславіе на себя и несчастіе на другихъ, признавшись въ любви къ чужой женѣ. Онъ былъ послѣднимъ человѣкомъ на свѣтѣ, способнымъ оскорбить женщину, которая сдѣлалась его женой. Но ему нравилось находиться въ присутствіи предмета своей прежней любви, и хотѣлось сказать ей нѣсколько словъ, переходившихъ за границы обыкновенной дружелюбной нѣжности. Однако, въ эту минуту онъ не могъ придумать приличныхъ словъ. Въ такія минуты приличныя слова часто не приходятъ на умъ.
— Вы на меня не сердитесь, что я говорю вамъ это? спросила она.
— Какъ я могу сердиться?
— Я никакъ не могу себѣ представить, чтобы такая дружба, какая существовала между вами и мной, могла пройти и исчезнуть безъ ссоры. Вы вѣдь не поссоритесь со мной?
— Я не ссорился съ вами никогда!
— И вы прежде меня любили? По-крайней-мѣрѣ она умѣла придумывать нѣжныя слова, приличныя для ея цѣли.
— Я дѣйствительно васъ любилъ.
— Это продолжалось не очень долго, не такъ ли, лордъ Джорджъ?
— Это вѣдь вы… вы… вы остановили мою любовь.
— Да, я остановила. Можетъ быть я увидала, что ее… остановить… было легче, чѣмъ я ожидала. Но все случилось къ лучшему. Эта любовь должна была остановиться. Чѣмъ могла быть наша жизнь? Я недавно говорила одной моей пріятельницѣ, что нѣкоторые люди не могутъ дозволить себѣ имѣть сердце. Если бы я ухватилась за ваше предложеніе — а была минута, когда я этого хотѣла…
— Была?
— Право, была, Джорджъ.
Слово «Джорджъ» не такъ много значило, какъ могло бы значить между другими, потому что они были родственники.
— Но если бы это случилось, то намъ всѣмъ пришлось бы жить на фермѣ мистера Прайса.
— Это не ферма.
— Вы знаете, что я хочу сказать. Но я желаю заставить васъ вѣрить, что я думала о васъ столько же, сколько и о себѣ — даже болѣе, чѣмъ о себѣ. Предо мною по-крайней-мѣрѣ были блестящія надежды. Я могла понять, что значитъ сдѣлаться маркизой Бротертонской. Я могла бы много лѣтъ переносить многое при мысли, что когда-нибудь могу итти подъ руку съ вами по лондонскимъ гостинымъ, какъ ваша жена. Я имѣла честолюбіе, которое теперь не можетъ быть удовлетворено. Но я должна была рѣшать за васъ столько же, какъ за себя, и рѣшила, что ни ваше благосостояніе, ни ваша честь, ни ваше счастіе, не позволяютъ вамъ жениться на женщинѣ, которая не можетъ помочь вамъ въ свѣтѣ.
Она наклонилась впередъ и почти коснулась его руки.
— Я иногда думаю, что самые близкіе люди не могутъ знать, сколько приходится переносить женщинѣ, потому что она не эгоистка.
Какой мужчина могъ отъ этого устоять? Есть слова, отъ которыхъ мужчина не можетъ устоять, когда ихъ говоритъ женщина, хотя онъ знаетъ, что онѣ фальшивы. Хотя лордъ Джорджъ не совсѣмъ вѣрилъ искренности этихъ словъ, все-таки ему казалось, что въ нихъ былъ оттѣнокъ искренности — это мнѣніе, вѣроятно, читатель не раздѣлитъ съ лордомъ Джорджемъ.
— Вы страдали? сказалъ онъ, взявъ ее за руку.
— Страдала! воскликнула она, выдернувъ руку, выпрямившись и качая головой. — Развѣ вы считаете меня дурой? или предполагаете, что я глуха и слѣпа? Когда я сказала, что я принадлежу къ числу тѣхъ, которыя не могутъ позволить себѣ имѣть сердце, неужели вы вообразили, что я способна совсѣмъ отдѣлаться отъ этой вещи? Нѣтъ, оно еще тутъ — она приложила руку къ лѣвому боку. — Оно еще тутъ и очень безпокоитъ меня. Конечно, придетъ время, когда оно умретъ. Говорятъ, что всякое растеніе завянетъ, если лишится свѣта и небеснаго дождя.
— Ахъ, Боже мой! сказалъ онъ. — Я не зналъ, что вы чувствуете такъ глубоко.
— Разумѣется, я чувствую глубоко. Я должна была опредѣлить мою жизнь и опредѣлила. Два человѣка почтили меня своимъ выборомъ и я выбрала — мистера Гаутона. Я утѣшаю себя мыслью, что поступила какъ слѣдуетъ, но утѣшеніе не очень утѣшительно.
Онъ все сидѣлъ и смотрѣлъ въ огонь. Онъ зналъ, что могъ встать и поклясться ей, что его сердце еще принадлежитъ ей. Она не могла на него разсердиться, такъ какъ сама сказала ему много. Онъ вполнѣ понималъ въ эту минуту привлекательность дурного поступка, хотя, имѣя совѣсть, зналъ, что дурныхъ поступковъ слѣдуетъ избѣгать.
— Я не имѣла никакого намѣренія говорить все это, воскликнула она, рыдая.
— Аделаида! сказалъ онъ.
— Вы любите меня? Вы можете любить меня безъ всякаго дурного чувства.
— Я васъ люблю.
Они обнялись, и послѣ этого онъ торопливо ушелъ, не сказавъ ни одного слова.
Глава XIX.
править— А все-таки онъ очень скученъ!
Такъ сказала себѣ Аделаида Гаутонъ, какъ только лордъ Джорджъ оставилъ ее.
Конечно, весь трудъ этого свиданія палъ на ея плечи. Наконецъ, она заставила-таки его сказать, что онъ ее любитъ, но онъ тотчасъ убѣжалъ, испугавшись необыкновенной важности и трагическаго значенія своихъ собственныхъ словъ.
— А все-таки онъ очень скученъ.
Мистрисъ Гаутонъ нуждалась въ сильныхъ ощущеніяхъ. Лордъ Джорджъ, вѣроятно, нравился ей не хуже другихъ. Она конечно, вышла бы за него замужъ, если бы онъ былъ въ состояніи содержать ее какъ она желала; но такъ какъ онъ не могъ, то она вышла за Гаутона, не сдѣлавъ даже попытки, чтобы полюбить его. Когда она сказала, что не можетъ дозволить себѣ имѣть сердце — она говорила это разнымъ друзьямъ и знакомымъ — ей казалось, что обстоятельства были къ ней жестоки, что она положительно была принуждена выйти за глупаго старика, и что поэтому нѣкоторая свобода должна служить ей вознагражденіемъ. Джорджъ Джерменъ былъ лордъ и могъ современемъ сдѣлаться маркизомъ. Онъ былъ красавецъ, и влюбленъ прежде, чѣмъ женился на этой богатой дѣвченкѣ Мери Ловелесъ. Аделаида Гаутонъ была неспособна къ сильнымъ страстямъ, но чувствовала, что обязана отмстить Мери Ловелесъ. Эта цѣль, казалась ей, достаточно привлекательна, для того чтобы заставить ее продолжать, а все-таки онъ былъ очень скученъ.
Таковы были чувства Аделаиды, когда она осталась одна; но лордъ Джорджъ ушелъ въ сильнѣйшемъ волненіи послѣ этого свиданія. Для него это было такъ важно, что онъ не могъ ни вернуться домой, ни отправиться даже въ свой клубъ. Разнообразныя чувства такъ волновали его, что онъ могъ только прохаживаться по Парку и соображать. Для нея эти объятія значили очень мало. Что они значили? Онъ обнялъ ее и поцѣловалъ въ лобъ. Онъ могъ бы поцѣловать и въ губы. Но для него это значило очень много. Въ этомъ было какое-то наслажденіе, которое почти опьяняло его, какой-то ужасъ, который почти поразилъ его. Мысль, что Аделаида любитъ его, не могла не очаровывать его. Въ немъ не было той силы, которая вооружаетъ человѣка противъ льстецовъ — не было той опытности, которая придаетъ мужчинѣ силу противъ женскаго кокетства. Все это было для него очень серіозно и очень торжественно. Можетъ быть она преувеличила описаніе своихъ чувствъ; но въ томъ уже не могло быть сомнѣнія, что онъ держалъ ее въ своихъ объятіяхъ и что она была чужая жена.
Его поражала болѣе дурная сторона всего этого, чѣмъ очаровывало очарованіе. Для него ужасно было думать, что онъ сдѣлалъ поступокъ, котораго долженъ стыдиться; если бы объ этомъ услыхала его жена. Сознаніе, что онъ долженъ будетъ признаться въ своемъ проступкѣ предъ нею, истерзало бы его.
Властвовать надъ нею было необходимо для его счастія, а какимъ же образомъ мужчина можетъ властвовать надъ женщиной, когда ему придется признаваться въ своей винѣ предъ нею и просить ея прощенія? Тогда жена тотчасъ станетъ выше мужа, и мужъ будетъ такъ униженъ, что ни онъ, ни жена никогда не забудутъ этого униженія. И хотя можетъ быть эта ужасная страсть всегда останется скрыта отъ его жены, все-таки для него прискорбно и безславно, что онъ долженъ отъ нея скрывать. Это было въ его собственныхъ глазахъ пятномъ на его благородствѣ, пятномъ на его гербѣ, пятномъ на его честности, а потомъ также и грѣхомъ! Это уже и теперь тяготило его совѣсть. Между тѣмъ, какъ она уже едва помнила поцѣлуй, запечатлѣнный на ея лбу его губами, горѣвшими лихорадочнымъ жаромъ. Не рѣшиться ли ему тотчасъ никогда, никогда не видаться съ ней болѣе? Не написать ли ему къ ней трогательное, трагическое письмо — не любовное — и сказать, что между ними должна быть пропасть, за которую никто изъ нихъ не долженъ переступать, пока лѣта не смягчатъ ихъ страсть.
Прохаживаясь по Парку, онъ придумывалъ приличныя слова для такого письма, и почти рѣшилъ, что онъ его напишетъ. Не обязанъ ли онъ прежде всего думать о своей женѣ, и для нея рѣшиться на этотъ шагъ? Потомъ ему пришло въ голову, что можетъ быть Аделаида не такъ пойметъ его письмо. Онъ думалъ, какъ онъ будетъ смѣшонъ, если Аделаида скажетъ ему, что онъ все преувеличилъ, потомъ, можетъ быть, это письмо будетъ показано другимъ. Онъ любилъ Аделаиду. Съ горестью, стыдомъ и убитой совѣстью признавался онъ себѣ, что любитъ ее. Но онъ не могъ имѣть къ ней полнаго довѣрія, и поэтому рѣшилъ не писать письма и не бывать болѣе безъ жены у Аделаиды Гаутонъ.
Вдругъ онъ увидалъ свою жену, прогуливавшуюся съ капитаномъ Де-Барономъ и его тотчасъ поразила мысль, что его женѣ не слѣдуетъ гулять въ Кенсингтонскомъ саду съ капитаномъ Де-Барономъ. Мысль эта такъ сильно поразила его, что на минуту заставила его совсѣмъ забыть о мистрисъ Гаутонъ. Онъ былъ несчастливъ отъ сознанія, что дурно поступалъ съ своей женой, но теперь онъ еще болѣе огорчился, оттого что ему показалось, что его жена дурно поступаетъ съ нимъ. Онъ оставилъ ее нѣсколько часовъ тому назадъ — теперь ему казалось, что прошло не болѣе нѣсколькихъ минутъ — и почти послѣднія слова его ей были, что она особенно обязана, болѣе обязана чѣмъ другія женщины, быть осторожна въ своихъ поступкахъ, и вдругъ она расхаживаетъ по Кенсингтонскому саду, съ человѣкомъ, котораго всѣ фамильярно называли Джекъ Де-Баронъ.
Когда лордъ Джорджъ подошелъ къ ней, лобъ его былъ нахмуренъ, и жена его примѣтила это. Она не могла не опасаться, что ея спутникъ тоже увидитъ это. Лордъ Джорджъ думалъ, какъ ему обратиться къ ней, и уже рѣшилъ подхватить жену подъ руку и увести ее, какъ вдругъ увидалъ нѣсколько позади декана съ Аделаидой Гаутонъ. Хотя онъ болѣе часу расхаживалъ по Парку, онъ никакъ не могъ понять, что женщина, которую онъ оставилъ въ ея домѣ такъ недавно, и повидимому въ такомъ сильномъ волненіи, вдругъ очутилась здѣсь въ нарядной шляпкѣ и совершенно спокойная. Онъ не могъ тотчасъ придумать что ему сказать, но она была говорлива по обыкновенію.
— Не странно ли это? сказала она. — Не болѣе десяти минутъ тому назадъ вы оставили меня на Беркелейскомъ скверѣ. Желала бы я знать зачѣмъ вы явились сюда?
— А вы зачѣмъ?
— Джекъ привелъ меня сюда. Если бы не Джекъ, я была бы неспособна ни итти пѣшкомъ, ни ѣхать верхомъ, ни дѣлать что бы то ни было, развѣ только глупо сидѣть въ коляскѣ. А у воротъ сада мы встрѣтили декана и леди Джорджъ.
Все это было очень просто и откровенно. Нельзя было сомнѣваться въ правдивости всего этого. Леди Джорджъ вышла гулять съ отцомъ, и все произошло какъ слѣдуетъ. Лордъ Джорджъ не видѣлъ никакого повода сердиться. А все-таки онъ былъ разстроенъ. Его жена смѣялась, когда онъ увидалъ ее, Джекъ разговаривалъ съ нею, и они оба казались очень счастливы. Конечно тутъ былъ деканъ. Но все-таки оставалось то обстоятельство, что Джекъ хохоталъ и разговаривалъ съ его женой. Онъ почти сомнѣвался слѣдуетъ ли его женѣ хохотать въ Кенсингтонскомъ саду, и потомъ деканъ былъ такъ неостороженъ! Разумѣется, онъ, лордъ Джорджъ, не могъ запретить своей женѣ гулять съ отцомъ; но деканъ не имѣлъ ни малѣйшаго понятія о томъ, чтобы за кѣмъ-нибудь слѣдовало присматривать. Лордъ Джорджъ тотчасъ подалъ руку своей женѣ, но она чрезъ двѣ минуты оставила его. Они стояли на ступеняхъ Альбертова монумента и можетъ быть поступокъ ея былъ естественъ. Но онъ не отходилъ отъ нея, когда они разсматривали фигуры и былъ растревоженъ.
— Я нахожу, что это самая красивая вещь въ Лондонѣ, сказалъ деканъ: — и одна изъ самыхъ красивѣйшихъ вещей въ цѣломъ свѣтѣ.
— Вы не находите, чтобы было очень холодно, сказалъ лордъ Джорджъ, который въ настоящую минуту не очень интересовался изящными искуствами.
— Мы скоро шли, сказала мистрисъ Гаутонъ: — и намъ было тепло.
Деканъ и другіе обошли за уголъ и мистрисъ Гаутонъ продолжала:
— Желала бы я знать какъ это случилось, что мы такъ скоро встрѣтились опять!
— Мы случайно пошли въ одну сторону, сказалъ лордъ Джорджъ, который все думалъ о своей женѣ.
— Да; должно быть такъ. Но развѣ это не странная случайность? Я была такъ взволнована, что рада была выбраться на свѣжій воздухъ. Когда я увижу васъ опять?
Онъ не могъ рѣшиться сказать никогда. Въ этомъ словѣ былъ бы насмѣшливо-трагическій элементъ, что чувствовалъ онъ. А между тѣмъ здѣсь на ступеняхъ монумента, ему не кстати было объяснять подробно, что имъ необходимо разстаться.
— Вы, вѣдь, желаете видѣть меня? спросила она.
— Право не знаю что сказать.
— Но вы, вѣдь, любите меня?
Она стояла возлѣ него, а вблизи не было никого. Она приставала къ нему, а ему было стыдно. Но онъ любилъ ее. Ему казалось, что она никогда не была такъ хороша, какъ въ настоящую минуту.
— Скажите, что вы любите меня, продолжала она почти повелительно топнувъ ногой.
— Вы это знаете, но…
— Что такое?
— Я лучше къ вамъ приду и скажу вамъ все.
Какъ только онъ произнесъ эти слова, онъ вспомнилъ, что рѣшился не бывать у нея болѣе. Но все-таки, послѣ того что случилось, что-нибудь слѣдовало сдѣлать. Онъ также рѣшился не писать, на это онъ рѣшился твердо. Писанныя слова остаются. Можетъ быть ему лучше пойти къ ней и сказать все.
— Разумѣется, вы придете, сказала она: — что это съ вами? Вы несчастливы, потому что она здѣсь съ моимъ кузеномъ Джекомъ.
Для него была нестерпима мысль, что кто-нибудь можетъ подозрѣвать его въ ревности.
— Джекъ имѣетъ привычку сходиться коротко со всѣми, но это не значитъ ничего.
Для него былъ ужасенъ намекъ на возможность значенія чего-нибудь съ его женой.
Именно въ эту минуту послышался голосъ Джека изъ-за угла, а также и дочери декана. Капитанъ Де-Баронъ объяснялъ фигуры, представленныя на подножіи монумента, и дѣлалъ это по своему, такъ что это забавляло не только леди Джорджъ, но и ея отца.
— Васъ слѣдовало бы назначить проводникомъ къ монументу, сказалъ деканъ.
— Если леди Джорджъ дастъ мнѣ аттестатъ, то конечно я могу получить это мѣсто, деканъ, сказалъ Де-Баронъ.
— Мнѣ кажется мы сами ничего не знаете, сказала леди Джорджъ. — Я увѣрена, что вы двѣ фигуры, объяснили мнѣ совсѣмъ не такъ. Вы менѣе всѣхъ на свѣтѣ способны быть проводникомъ къ чему бы то ни было.
— Не угодно ли вамъ занять мое мѣсто, а я смахну для васъ пыль со ступеней.
Лордъ Джорджъ услыхалъ послѣднія слова и разсердился, хотя чувствовалъ, что они невинны. Онъ зналъ, что его жена занимается пріятной игрой, какъ ребенокъ съ пріятнымъ товарищемъ. Но онъ былъ недоволенъ зачѣмъ его жена играетъ какъ ребенокъ, да еще съ такимъ товарищемъ. Онъ сомнѣвался должна ли его жена позволять себѣ шутливую короткость съ кѣмъ бы то ни было. Бракъ былъ для него очень серіознымъ дѣломъ. Развѣ онъ не былъ готовъ отказаться отъ истинной страсти, оттого что женился на этой женщинѣ?
Когда онъ обдумывалъ все это, мысли его были не очень логичны, но онъ чувствовалъ, что имѣетъ право требовать особенно строгаго поведенія отъ своей жены, потому что собирается заставить мистрисъ Гаутонъ понять, что хотя они любятъ другъ друга, но должны разстаться. Если онъ можетъ столь многимъ пожертвовать своей женѣ, конечно она можетъ пожертвовать чѣмъ-нибудь для него.
Они вернулись вмѣстѣ къ Гайдпаркскому уголку, а тамъ разстались. Джекъ отправился на Беркелейскій скверъ съ своей кузиной. Деканъ взялъ кебъ и поѣхалъ въ свой клубъ; а лордъ Джорджъ пошелъ пѣшкомъ домой съ своей женой. Онъ чувствовалъ, что ему необходимо сказать что-нибудь своей женѣ, но въ тоже время особенно заботился о томъ, чтобы не подать ей причины подозрѣвать его въ ревности. Онъ и не ревновалъ въ обыкновенномъ значеніи этого слова. Онъ ни минуты не предполагалъ, чтобы его жена была влюблена въ Джека Де-Барона, или Джекъ въ его жену. Но ему казалось, что она мало говоритъ съ своимъ мужемъ и очень много съ Джекомъ. Онъ чувствовалъ также нѣкоторое неприличіе въ такихъ удовольствіяхъ съ ея стороны. Она должна была прилично поддерживать положеніе и достоинство леди Джорджъ Джерменъ и будущей маркизы Бротертонской. Она не должна имѣть товарищей. Если она дѣйствительно желала узнать имена всѣхъ этихъ художниковъ на подножіи монумента, то, конечно, это значило что-нибудь. Знатная дама должна знать имена такихъ людей, но она позволила этому Джеку шутить надъ всѣмъ этимъ и находила удовольствіе въ его шуткахъ. А деканъ хохоталъ такъ громко, что это было гораздо приличнѣе сыну содержателя конюшенъ, чѣмъ декану. Лордъ Джорджъ болѣе сердился на декана, чѣмъ на жену. Деканъ въ Бротертонѣ поддерживалъ нѣкоторое достоинство; но въ Лондонѣ онъ только старался «провести хорошо время» какъ школьникъ на вакаціяхъ.
— Не слишкомъ ли громко говорила ты, когда стояла на ступеняхъ памятника, сказалъ онъ.
— Надѣюсь, что не слишкомъ громко, Джорджъ.
— Дама никогда не должна говорить громко, да и джентльменъ также, если умѣетъ держать себя.
Она шла нѣсколько времени молча, опираясь на его руку и соображая, зачѣмъ онъ ей это говоритъ. Она была почти увѣрена, что его слова имѣли значеніе непріятное, и что онъ выговаривалъ ей.
— Я право не знаю, что по твоему значитъ громко, Джорджъ. Мы разговаривали, и разумѣется, хотѣли слышать другъ друга. Я полагаю, что у нѣкоторыхъ громко, значитъ — пошло. Я надѣюсь, что ты не это хотѣлъ сказать.
Онъ, конечно, не хотѣлъ сказать своей женѣ, что она держала себя пошло.
— Есть майера разговора, сказалъ онъ: — которая заставляетъ людей выражаться нѣсколько… шумно.
— Шумно, Джорджъ? неужели я шумѣла?
— И нахожу, что твой отецъ шумѣлъ.
Она покраснѣла подъ своей вуалью, когда отвѣтила ему:
— Разумѣется, все что ты говоришь обо мнѣ, я постараюсь исполнить; но папа знаетъ самъ какъ держатъ себя. Я не нахожу, что его слѣдуетъ осуждать за то, что онъ любитъ пріятно проводить время.
— И этотъ капитанъ Де-Баронъ говорилъ очень громко, сказалъ лордъ Джорджъ, сознавая, что если онъ долженъ быть остороженъ относительно декана, зато можетъ говорить что хочетъ о Джекѣ Де-Баронѣ.
— Молодые люди любятъ хохотать и болтать, Джорджъ.
— До того, что они дѣлаютъ въ своихъ казармахъ, или между собой, нѣтъ никакого дѣла ни тебѣ, ни мнѣ. А что дѣлаетъ человѣкъ, когда находится въ обществѣ моей жены, много значитъ для меня, и должно много значить для тебя.
— Джорджъ, сказала она, опять помолчавъ съ минуту: — не желаешь ли ты сказать, что я дурно себя держала? Если такъ, скажи сейчасъ.
— Милая моя, это глупый вопросъ. Я ничего не говорилъ о дурномъ поведеніи, и во всякомъ случаѣ, тебѣ слѣдовало подождать пока я это скажу. Мнѣ было бы очень жаль употребить такое слово, и я не думаю, чтобы мнѣ это пришлось сдѣлать когда-нибудь. Но ты навѣрно согласишься, что есть ухватки, обращеніе, обычаи, о которыхъ я имѣю право говорить съ тобой. Я старше тебя.
— Мужья всегда старше своихъ женъ, но жены всегда знаютъ не хуже своихъ мужей какъ держать себя.
— Мери, ты совсѣмъ не такъ понимаешь то, что я говорю. Ты занимаешь въ свѣтѣ особенное мѣсто, такое мѣсто, къ которому тебя не приготовила твоя прежняя жизнь.
— Такъ зачѣмъ же ты посадилъ меня на это мѣсто?
— Затѣмъ, что я тебя любилъ, а также и оттого, что я не сомнѣвался что ты привыкнешь занимать его. Веселость часто мила и прилична въ дѣвушкѣ, и знатная замужняя женщина можетъ по невинности предаваться ей, но она неприлична для высокаго званія.
— И все это оттого, что я засмѣялась, когда капитанъ Де-Баронъ не такъ произнесъ имена. Я не вижу ничего особеннаго въ моемъ положеніи. Послушать тебя, такъ подумаешь, что я сдѣлаюсь какой-нибудь архіерейшей или буду предсѣдательствовать какъ мисъ Мильдмей. Разумѣется, я смѣюсь, когда говорятъ смѣшныя вещи. А капитана Де-Барона я нахожу очень милымъ. Онъ нравится папашѣ, постоянно бываетъ у Гаутоновъ, и я не могу согласиться, чтобы онъ выражался громко, или пошло, или шумно, только потому, что отпустилъ нѣсколько невинныхъ шуточекъ въ Кенсингтонскомъ саду.
Онъ примѣтилъ теперь въ первый разъ, что у нея есть свой собственный характеръ, который можетъ быть ему будетъ нѣсколько трудно обуздать. Она довольно кротко перенесла его первые намеки о ней самой, но вспылила тотчасъ, какъ только онъ сталъ говорить неуважительно объ ея отцѣ. Въ эту минуту онъ ничего болѣе не могъ сказать. Онъ употребилъ все краснорѣчіе, всѣ слова, какія могъ придумать, и молча шелъ домой. Но голова его была полна мыслями объ этомъ; и хотя ни въ этотъ день, ни въ послѣдующіе дни онъ не дѣлалъ никакихъ намековъ на этотъ разговоръ, или на поведеніе своей жены въ Паркѣ, но постоянно думалъ о томъ. Онъ долженъ быть властелиномъ, а для этого деканъ долженъ бывать какъ можно рѣже въ его домѣ. И короткость съ Джекомъ Де-Барономъ надо прекратить, хотя бы только для того, чтобы показать женѣ, что онъ намѣренъ властвовать надъ ней.
Прошло два или три дня, и въ это время онъ не былъ на Беркелейскомъ скверѣ.
Глава XX.
правитьНа слѣдующей недѣлѣ деканъ вернулся въ Бротертонъ. Предъ отъѣздомъ онъ имѣлъ свиданіе съ лордомъ Джорджемъ, которое было несовсѣмъ пріятно; но во всѣхъ другихъ отношеніяхъ онъ вполнѣ остался доволенъ своей поѣздкой. Въ день отъѣзда, онъ спросилъ своего хозяина какія справки онъ намѣренъ навести относительно законности итальянскаго брака и итальянскаго ребенка. Лордъ Джорджъ первый совѣтовался съ деканомъ объ этомъ весьма щекотливомъ предметѣ; и слѣдовательно, не имѣлъ права сердиться, когда деканъ, объ этомъ заговорилъ; а между тѣмъ, онъ принялъ его вопросъ за неумѣстное вмѣшательство.
— Мнѣ кажется, отвѣтилъ онъ: — что пока лучше ничего не говорить объ этомъ.
— Не могу согласиться съ вами, Джорджъ.
— Такъ я боюсь, что долженъ просить васъ молчать, не соглашаясь со мною.
Деканъ принялъ это за неумышленную невѣжливость. Они оба сидѣли въ одной лодкѣ. Сдѣланный вредъ касался жены столько же, какъ мужа. Ребенокъ, который родился когда-нибудь, и котораго могутъ лишить его наслѣдства, будетъ такой же внукъ бротертонскому декану, какъ и старому маркизу. Можетъ быть также деканъ смутно чувствовалъ, что за лодку придется платить ему. Какъ ни уважалъ онъ знатность, онъ не былъ расположенъ выносить грубости зятя, потому что этотъ зять былъ вельможа.
— Вы говорите мнѣ, чтобы я молчалъ? сказалъ онъ съ гнѣвомъ.
— Я думаю, что пока намъ обоимъ лучше молчать.
— Можетъ быть съ посторонними; но я не имѣю никакого намѣренія дѣйствовать отдѣльно отъ васъ въ дѣлѣ такомъ важномъ для насъ обоихъ. Если вы мнѣ скажете, что вамъ совѣтуютъ то или другое, я безъ основательныхъ причинъ не стану противиться этому совѣту; но я надѣюсь, что вы будете мнѣ сообщать, что дѣлается.
— Не дѣлается ничего.
— А также и то, что вы не рѣшитесь сдѣлать ничего, не посовѣтовавшись со мною.
Лордъ Джорджъ выпрямился и поклонился, но не отвѣчалъ; и когда они разстались, деканъ рѣшилъ, что онъ опять скоро будетъ въ Лондонѣ, а лордъ Джорджъ рѣшилъ, что деканъ долженъ, какъ можно меньше проводить время въ его домѣ. Но деканъ сдѣлалъ условіе съ своей дочерью — какъ будто бы въ шутку — и это условіе, при настоящихъ обстоятельствахъ, могло надѣлать хлопотъ. Когда меблировали домъ, поднялся вопросъ, слѣдуетъ ли держать экипажъ. Лордъ Джорджъ выразилъ мнѣніе, что для этого не достанетъ средствъ. Тогда деканъ сказалъ дочери, что назначаетъ триста фунтовъ въ годъ на ея собственныя издержки, включая и колясочку — другого экипажа, кромѣ колясочки не имѣли намѣренія держать — на тѣ же шесть мѣсяцевъ, которые они будутъ проводить въ Лондонѣ, и что онъ считаетъ это своей долей въ домашнихъ издержкахъ. Такая щедрость къ родной дочери была очень пріятна. Разумѣется, деканъ будетъ дорогимъ гостемъ. Разумѣется, также и зять можетъ брать деньги отъ тестя, какъ бы часть состоянія своей жены. Хотя лордъ Джорджъ чувствовалъ нѣкоторые упреки совѣсти, однако, ничего не могъ сказать противъ этого условія, пока его дружба съ деканомъ была тѣсна и пріятна. Но теперь, когда деканъ уѣзжалъ, и Мери, цѣлуя отца, упомянула о его скоромъ возвращеніи, лордъ Джорджъ съ внутреннимъ прискорбіемъ вспомнилъ объ этомъ условіи и пожелалъ, чтобы колясочки не было.
На Беркелейскомъ скверѣ онъ не бывалъ. Еще до этого интереснаго свиданія назначенъ былъ день, когда Гаутоны должны были обѣдать у Джерменовъ. Приглашены были и Мидьдмеи и мистрисъ Монтакют-Джонсъ и старикъ лордъ Парашютъ, дядя лорда Джорджа. Общество будетъ большое, и нечего опасаться никакихъ сценъ. Лордъ Джорджъ почти рѣшился, что не смотря на свое обѣщаніе, онъ до этого обѣда не будетъ на Беркелейскомъ скверѣ. Но мистрисъ Гаутонъ была не такого мнѣнія. Обѣщаніе такого рода она считала священнымъ, и написала слѣдующую записку къ лорду Джорджу въ его клубъ:
«Зачѣмъ вы не приходите, какъ обѣщали? — А».
Въ прежнія времена, лѣтъ пятнадцать или двадцать тому назадъ, когда телеграфъ употреблялся только для дипломатическихъ тайнъ, скачекъ, повышенія и пониженія фондовъ, влюбленные, обыкновенно исписывали цѣлыя страницы восторженными выраженіями; но теперь телеграммы научили насъ силѣ лаконическихъ выраженій, и даже когда употребляемъ не проволоку, мы заимствуемъ силу и краткость проволочнаго языка.
«Хочешь быть моею? М. П.» теперь обыкновенная форма брачнаго предложенія; а отвѣтъ не заходитъ далѣе: "Вѣчно твоя П. К. "
Письмо Аделаиды Гаутонъ было очень коротко, но она дѣлала это съ цѣлью. Она думала, что длинное посланіе, увѣряющее въ вѣчной, но несчастной привязанности, испугаетъ его. Въ этихъ немногихъ словахъ, она скажетъ все, что нужно и безъ всякой опасности. Онъ обѣщалъ быть у нея и какъ джентльменъ обязанъ сдержать слово. Онъ времени не назначалъ, но, разумѣется, посѣщеніе должно быть сдѣлано немедленно. Онъ писать къ ней не станетъ. Боже! что было бы съ нимъ, если бы мистеръ Гаутонъ нашелъ крошечную бумажку, выражавшую его любовь къ мистрисъ Гаутонъ? На ея записку онъ отвѣчать не можетъ, и поэтому долженъ прійти сейчасъ.
Онъ усѣлся въ пустомъ углу въ гостиной его клуба, и тамъ сѣлъ подумать обо всемъ. Какъ ему выпутаться изъ этой дилеммы? Въ какихъ выраженіяхъ обратиться ему къ молодой и прелестной женщинѣ, которая любитъ его, но любовь которой онъ обязанъ отвергнуть? Онъ былъ не разговорчивъ, и самъ сознавалъ свою непаходчивость. Для него было необходимо придумать заранѣе даже слова для такого важнаго случая — и не только слова, но и движенія и поступки. Не бросится ли она въ его объятія, или, по-крайней-мѣрѣ, не будетъ ли ожидать, что онъ обниметъ ее? Этого надобно избѣгнуть. Обниматься не слѣдуетъ. Потомъ онъ долженъ тотчасъ объяснить всѣ невыгоды этой прискорбной страсти; выставить, что онъ мужъ другой, что она жена другого, что ихъ обязываетъ честь, религія, а равно и благоразуміе помнить свои обязанности. Онъ долженъ просить ее молчать, пока будетъ говорить все это, а потомъ кончить увѣреніемъ, что она всегда будетъ обладать его преданной дружбой.
Придумывать все это взяло много времени, отчасти потому, что ему потребовалось, сильное напряженіе мыслей, а отчасти отъ тревожнаго желанія отложить трудную минуту. Наконецъ, однако, онъ схватилъ свою шляпу, и прямо отправился на Беркелейскій скверъ. Да, мистрисъ Гаутонъ была дома. Онъ боялся, что не было надежды на ея отсутствіе въ тотъ самый день, когда онъ долженъ былъ получить ея записку.
— Наконецъ-то вы явились! сказала она, какъ только затворилась дверь гостиной.
Она не встала съ своего мѣста и, слѣдовательно, нечего было опасаться объятій, которыя ему было равномѣрно опасно принять или отвергнуть.
— Да, сказалъ онъ: — я пришелъ.
— А теперь садитесь и успокойтесь. Погода кажется ужасная?
— Холодно, но сухо.
— И отврательный восточный вѣтеръ. Я не намѣрена выходить изъ дома цѣлый день. Можете положить шляпу и не думать уйти раньше двухъ часовъ.
Онъ еще держалъ въ рукахъ шляпу, но при этихъ словахъ положилъ ее на полъ, чувствуя, что сдѣлалъ бы это половчѣе, если бы владѣлъ собою.
— Меня не удивитъ, если Мери скоро явится сюда. Она условилась съ Джекомъ Де-Барономъ играть у меня сегодня въ бильярдъ; но Джекъ никогда не держитъ слова, а она навѣрно забыла.
Лордъ Джорджъ увидалъ, что всѣ планы его разстроены. Во-первыхъ, онъ никакъ не могъ говорить о своей несчастной страсти, когда она принимала его, какъ обыкновеннаго знакомаго; а потомъ все направленіе его мыслей было измѣнено этимъ намекомъ на Джека Де-Барона. Неужели дошло до того, что онъ не могъ провести день безъ того, чтобы его не терзали Джекомъ Де-Барономъ? Онъ съ самаго начала былъ противъ жизни въ Лондонѣ; но это было еще хуже, чѣмъ онъ ожидалъ. Возможно ли допустить, чтобы его жена сговаривалась играть въ бильярдъ съ Джекомъ Де-Барономъ для препровожденія времени?
— Ничего не слыхалъ, сказалъ онъ съ мрачной, правдивой выразительностью.
Онъ никакъ не могъ солгать, даже взглядомъ или тономъ голоса. Онъ все высказалъ тотчасъ; какъ ему было непріятно, что его жена ѣдетъ на свиданіе съ этимъ человѣкомъ, и какъ онъ неспособенъ помѣшать этому.
— Разумѣется, милая Мери желаетъ повеселиться, сказала Аделаида Гаутонъ, отвѣчая скорѣе на выраженіе лица лорда Джорджа, чѣмъ на его слова. — И почему же ей не веселиться?
— Я не знаю, полезное ли занятіе бильярдъ?
— Или Джекъ полезный ли собесѣдникъ. Но я могу сказать вамъ, Джорджъ, что есть собесѣдники гораздо опаснѣе Джека. Потомъ, Мери, милѣйшая молодая женщина изъ всѣхъ извѣстныхъ мнѣ, не имѣетъ такихъ наклонностей. Она настоящій ребенокъ. Не думаю, чтобы она понимала значеніе страсти. Она невинна и весела, какъ жаворонокъ.
— Она всегда стремится къ небесамъ, а это такъ прелестно.
— Не знаю, какъ можно стремиться къ небесамъ, играя въ бильярдъ.
— Или разговаривать съ Джекомъ Де-Барономъ. Но мы должны принимать все, какъ есть. Разумѣется, Мери должна веселиться. Она не можетъ вести такую жизнь, какъ ваши сестры въ Манор-Кроссѣ. У нея характеръ веселый! Но она не коварна.
— Надѣюсь.
— Она и не страстна. Вы понимаете, что я хочу сказать.
Онъ понималъ, и былъ мнѣ себя отъ изумленія, что женщина, говоря о другой женщинѣ, не представляла себѣ возможности, чтобы страсть могла существовать въ женѣ къ мужу. Онъ долженъ былъ считать себя въ безопасности не потому, чтобы жена любила его, но потому, что не въ ея характерѣ было влюбиться въ кого-нибудь!
— Вамъ нечего бояться, продолжала Аделаида Гаутонъ. — Я знаю Джека коротко. Онъ разсказываетъ мнѣ все, и если встрѣтится что-нибудь опасное, я тотчасъ вамъ сообщу.
Но какое все это имѣло отношеніе къ той важной цѣли, которая привела его на Беркелейскій скверъ? Онъ почти начиналъ печалиться, зачѣмъ она не бросилась въ его объятія. Не было повторенія словъ: «но вѣдь вы любите меня?» которыя были такъ страшны, но въ то же время такъ интересны, на ступеняхъ Альбертова Монумента. Потомъ, по всей вѣроятности, слова, которыя онъ придумалъ такъ старательно въ клубѣ, совсѣмъ не придется сказать. Но онъ былъ обязанъ для своего собственнаго достоинства сдѣлать или сказать что-нибудь, намекающее нѣкоторымъ образомъ на его и ея любовь. Онъ не могъ допустить, что когда пришелъ сюда въ такихъ попыхахъ и въ такомъ волненіи, и просидѣлъ бы до тѣхъ поръ, пока пора уйти, чтобы это могло назваться обыкновеннымъ утреннимъ визитомъ.
— Вы велѣли мнѣ прійти, сказалъ онъ: --и я пришелъ.
— Да, я велѣла. Я всегда буду призывать васъ сюда.
— Едва ли это можетъ быть.
— Мои понятія о другѣ — то есть о другѣ истинномъ — представляютъ мнѣ человѣка, которому я могу сказать все, который все сдѣлаетъ для меня, который будетъ приходить, если я ему велю оставаться и разговаривать со мною такъ долго, какъ я захочу; который будетъ разсказывать мнѣ все, который будетъ любить меня больше всѣхъ на свѣтѣ, хотя можетъ быть не станетъ говорить мнѣ этого болѣе раза въ мѣсяцъ. А за то я…
— Что же за то вы?
— Я буду много о немъ думать; но не всегда говорить ему, что думаю о немъ. Онъ долженъ быть доволенъ сознаніемъ, какъ много онъ значитъ для меня. Я полагаю, что этого не будетъ достаточно для васъ?
Лордъ Джорджъ расположенъ былъ думать, что этого будетъ достаточно, и что все это дѣло было теперь представлено ему совсѣмъ въ другомъ свѣтѣ, чѣмъ до-сихъ-поръ онъ на него смотрѣлъ. Слово «другъ» смягчало столько шероховатостей. Держа въ своихъ мысляхъ это слово, онъ не имѣетъ надобности пугаться. Она придала всему такой различный оборотъ!
— Почему же этого будетъ недостаточно для меня? спросилъ онъ. — Только все, что я буду дѣлать для моего друга, я буду ожидать, что и она сдѣлаетъ для меня.
— Но это безразсудно. Кто же не видитъ, что въ свѣтѣ мужчины имѣютъ лучшую долю почти во всемъ? Тиранство мужа не только оправдывается, но его даже презираютъ, если онъ не тиранитъ свою жену. У мужчины всегда карманы полны денегъ. А женщина должна брать, что онъ ей даетъ. Мужчина можетъ забавляться всячески.
— Чѣмъ же забавляюсь я?
— Вы можете приходить ко мнѣ.
— Да, это я могу дѣлать.
— А я не могу приходить къ вамъ. Но когда вы ко мнѣ придете — если я стану считать себя вашимъ истиннымъ другомъ — тогда тираномъ буду я. Не такъ ли? Какъ вы думаете, жестокимъ тираномъ найдете вы меня? Я признаюсь вамъ откровенно, что ничего на свѣтѣ не люблю я такъ, какъ ваше общество. Не пріобрѣту ли я этимъ право на ваше вниманіе и повиновеніе?
Все это такъ не походило на то, чего онъ ожидалъ, и гораздо было пріятнѣе! Насколько онъ могъ обдумать это въ настоящую минусу, онъ не видѣлъ причины, почему не быть тому, что предлагала она. Ему предлагалась дружба, а не любовь.
— Всевозможное вниманіе будетъ вамъ оказываемо, сказалъ онъ съ нѣжнѣйшей улыбкой.
— А повиновеніе? Но вы мужчина, и поэтому къ вамъ не слѣдуетъ слишкомъ приставать. Теперь я могу сказать вамъ, что можетъ сдѣлать меня счастливою, и отсутствіе чего сдѣлаетъ меня несчастною.
— Что же это?
— Ваше общество.
Онъ покраснѣлъ до ушей, услышавъ это.
— Мнѣ кажется, что это очень милыя слова, и я ожидаю отъ васъ чего-нибудь такого же милаго.,
Онъ пришелъ въ большое замѣшательство, отъ котораго его избавилъ приходъ его жены.
— Вотъ и она, сказала мистрисъ Гаутонъ, вставая съ своего кресла. — Мы только-что говорили о васъ, душа моя. — Если вы пріѣхали играть въ бильярдъ, вы должны играть съ лордомъ Джорджемъ, потому что Джека Де-Барона здѣсь нѣтъ.
— Но я пріѣхала не для бильярда.
— Тѣмъ лучше, потому что я сомнѣваюсь, искусный ли игрокъ лордъ Джорджъ. Меня заставляли играть такъ много, что я ненавижу даже стукъ шаровъ.
— Я не ожидала найти тебя здѣсь, обратилась Мери къ мужу.
— А я не ожидалъ найти тебя, пока мистрисъ Гаутонъ не сказала мнѣ, что ты будешь.
Послѣ этого ничего интереснаго не было въ разговорѣ. Джекъ не пріѣхалъ, и чрезъ нѣсколько минутъ лордъ Джорджъ предложилъ женѣ ѣхать вмѣстѣ домой. Разумѣется, она согласилась, и какъ только они сѣли въ коляску, она начала шутливо нападать на него.
— Ты кажется начинаешь любить Беркелейскій скверъ.
— Мистрисъ Гаутонъ мой другъ, а я люблю моихъ друзей, сказалъ онъ серіозно.
— Разумѣется, само собой.
— Ты пріѣзжала играть въ бильярдъ съ капитаномъ Де-Барономъ?
— И не думала.
— Вѣдь ты условилась?
— Я сказала ей, что вѣроятно буду. Мы хотѣли ѣхать въ лавки вмѣстѣ съ нею, оказалось, что она передумала. Почему ты мнѣ сказалъ, что я пріѣхала играть въ бильярдъ съ капитаномъ Де-Барономъ? Это неправда. Я играла съ нимъ и вѣроятно буду играть опять. Почему мнѣ не играть? А между тѣмъ, по тону твоего голоса я видѣла, что ты имѣешь намѣреніе сдѣлать выговоръ мнѣ. Если бы я и пріѣхала играть, въ этомъ не было бы ничего дурного, сколько мнѣ извѣстно. Но твой выговоръ за то, чего я не дѣлала, очень трудно перенести.
— Я не дѣлалъ выговора тебѣ.
— Дѣлалъ, Джорджъ. Я это поняла по твоему голосу и лицу. Если ты намѣренъ запретить мнѣ играть въ бильярдъ съ капитаномъ Де-Барономъ, или съ другимъ капитаномъ какимъ-нибудь, или разговаривать съ мистеромъ Этимъ, или смѣяться съ майоромъ Тѣмъ, скажи мнѣ это тотчасъ. Если я буду знать чего ты хочешь, я буду исполнять. Но я должна сказать, что мнѣ покажется очень, очень непріятно, если я буду не въ состояніи сама заботиться о себѣ въ такихъ вещахъ. Если ты станешь ревновать, я буду желать смерти.
Тутъ она расплакалась; а онъ, хотя не признался на словахъ, что былъ неправъ, былъ принужденъ признаться въ этомъ нѣжными ласками.
Глава XXI.
правитьВъ половинѣ апрѣля, когда охота кончилась, и мистеръ Прайсъ впалъ въ свое лѣтнее ничтожество, въ Манор-Кроссѣ было получено нѣсколько телеграммъ, изъ Италіи, отъ Нокса и отъ какого-то поставщика въ Лондонѣ, увѣдомлявшихъ, что маркизъ пріѣдетъ двумя недѣлями раньше чѣмъ его ожидали. Все было поставлено верхъ дномъ. Всѣ въ Манор-Кроссѣ, кажется, думали, что свѣту пришелъ конецъ. Но ни одна изъ этихъ телеграммъ не была адресована Джерменамъ, и дамы въ Кросс-Голлѣ послѣднія услыхали о пріѣздѣ маркиза, и узнали онѣ это отъ лорда Джорджа, у котораго Ноксъ былъ въ Лондонѣ, предполагая, однако, что лордъ Джорджъ уже объ этомъ зналъ. Письмо лорда Джорджа къ леди Сарѣ было исполнено смятенія и ужаса.
«Такъ какъ онъ не позаботился сообщить мнѣ о своихъ намѣреніяхъ, я не поѣду встрѣчать его. Ты будешь знать какъ поступить, и конечно, поддержишь нашу мать въ этомъ страшномъ испытаніи. Я думаю, что ребенка вы должны признать лордомъ Попенджоемъ. Мы должны ставить на первомъ планѣ честь фамиліи. Никакія упущенія съ его стороны не должны заставить насъ забытъ обязанности, относящіяся къ титулу, имѣнію, имени».
Письмо было очень длинно и наполнено нравоучительными инструкціями въ родѣ вышеприведенныхъ. Но суть письма состояла въ томъ, что дамы кросс-голлскія должны первыя встрѣтить маркиза безъ всякой помощи отъ лорда Джорджа.
Деканъ услыхалъ объ ожидаемомъ пріѣздѣ маркиза за нѣсколько дней до Джерменовъ. Слухи объ этомъ пронеслись въ Бротертонѣ и дошли до декана. Онъ думалъ, что ничего не можетъ сдѣлать пока. Онъ вполнѣ понималъ душевное состояніе лорда Джорджа и видѣлъ, что въ первую минуту вмѣшиваться не могъ. Но какъ только маркизъ поселится въ домѣ, разумѣется, онъ поѣдетъ къ нему; а когда въ свѣтѣ сдѣлается извѣстно, что маркизъ съ своей итальянской маркизой, и съ своимъ маленькимъ итальянцемъ, такъ называемымъ Попенджоемъ, живутъ въ Манор-Кроссѣ, — тогда деканъ будетъ дѣйствовать.
Маркизъ пріѣхалъ на Бротертонскую станцію съ своей женой, ребенкомъ, горничной, няней, камердинеромъ, поваромъ и курьеромъ въ три часа пополудни; и всѣхъ повезли въ экипажахъ въ Манор-Кроссъ. Много бротертонцевъ собралось посмотрѣть на пріѣздъ маркиза, но онъ не обратилъ никакого вниманія на собравшихся людей — можетъ быть даже и не примѣтилъ ихъ. Онъ съ женою сѣлъ въ одну карету; няня, горничная и ребенокъ — въ другую; камердинеръ, курьеръ и поваръ — въ третью. Бротертонцы видѣли всѣхъ и примѣтили, что маркиза была очень стара и очень безобразна. Съ какой стати женился онъ на такой женщинѣ, да еще и привезъ ее домой! Вотъ что восклицали всѣ бротертонцы вообще.
Въ Манор-Кроссѣ скоро всѣ удостовѣрились, что маркизъ не можетъ ни слова сказать по-англійски, такъ же какъ и привезенные слуги, за исключеніемъ курьера, который, по своей должности, обязанъ знать всѣ языки. Сочли необходимымъ оставить въ замкѣ старую экономку мистрисъ Тофъ. Всю жизнь она была предана старой маркизѣ и ея дочерямъ; но въ ихъ новомъ домѣ она была безполезна, къ тому же онѣ думали, что Манор-Кроссъ не можетъ существовать безъ нея. Удобно было также имѣть друга въ непріятельскомъ лагерѣ. Наняли другихъ англійскихъ слугъ — дворецкаго, двухъ лакеевъ, кучера, необходимыхъ служанокъ и судомоекъ. Было извѣстно, что маркизъ привезетъ своего повара. Поэтому тотчасъ прислуга раздѣлилась на двѣ партіи; во главѣ одной находилась мистрисъ Тофъ, а другой — курьеръ, оставшійся въ замкѣ неизвѣстно для чего.
Первые три дня маркиза не показывалась никому. Понимали, что она устала отъ дороги и намѣрена ограничиться тремя комнатами наверху, которыя были приготовлены для нея. Мистрисъ Тофъ, строго повинуясь приказаніямъ изъ Кросс-Голла, послала свидѣтельствовать свое почтеніе и узнать, должна ли она явиться къ миледи. Миледи прислала сказать, что она не желаетъ видѣть мистрисъ Тофъ. Это передавалъ курьеръ, который былъ особенно противенъ мистрисъ Тофъ. Маркизъ находился почти въ такомъ же строгомъ уединеніи, какъ и его жена. Правда, онъ былъ въ конюшнѣ, закутанный въ мѣха, и остался недоволенъ всѣмъ. Потомъ велѣлъ обвезти себя вокругъ парка. Но не выходилъ изъ своей комнаты до полудня и завтракалъ, и обѣдалъ одинъ. Англійская прислуга увѣряла, что во все это время онъ ни разу не видался ни съ маркизой, ни съ ребенкомъ. Но вѣдь англійская прислуга не могла знать, что онъ видѣлъ и чего не видалъ.
Но всѣ знали, что въ эти три дня онъ не былъ въ Кросс-Голлѣ и не видалъ никого изъ своихъ родныхъ. Мистрисъ Тофъ, вечеркомъ, на третій день, прибѣжала къ молодымъ барышнямъ, какъ она еще называла ихъ. Мистрисъ Тофъ находила, что все было ужасно. Она не знала что дѣлалось въ тѣхъ комнатахъ. Она ни разу не видѣла ребенка. Она даже не знала привезенъ ли ребенокъ, хотя Джонъ — одинъ изъ англійскихъ лакеевъ — видѣлъ, что какой-то сверточекъ несли въ домъ. Развѣ можно, чтобы настоящаго живого ребенка не выносили на воздухъ.
Маркизѣ очень хотѣлось узнать о здоровьѣ и наружности своего сына, но мистрисъ Тофъ объявила, что ей не позволили видѣть милорда. Мистрисъ Тофъ обо всемъ отнеслась очень плачевно. О маркизѣ, разумѣется, она говорила съ чрезвычайнымъ уваженіемъ. Но съ дамами она была настолько коротка, что могла выражаться о ребенкѣ и его матери со всевозможнымъ презрѣніемъ и вздернувъ кверху носъ. Имя Попенджоя даже ни разу не сорвалось съ ея губъ.
Но что же будутъ дѣлать дамы? Вечеромъ, на третій день, леди Сара написала къ своему брату Джорджу, чтобы онъ пріѣхалъ къ нимъ.
«Обстоятельства были такъ серіозны, что онъ обязанъ», такъ писала леди Сара: «придать силы своимъ присутствіемъ матери и сестрамъ».
Но на четвертое утро леди Сара послала записку къ своему брату, маркизу.
"Любезный Бротертонъ, — мы надѣемся, что ты, твоя жена и мальчикъ доѣхали хорошо и нашли всѣ удобства. Мама очень желаетъ видѣть тебя — и мы всѣ, разумѣется. Не придешь ли ты къ намъ сегодня? Вѣроятно, моя невѣстка еще не оправилась отъ усталости и выходить не можетъ. Мнѣ не нужно говорить тебѣ, что всѣ мы очень желаемъ видѣть твоего маленькаго Попенджоя. — Любящая тебя сестра.
Изъ этого можно видѣть, что дамы желали мира, если миръ былъ возможенъ. Но дѣло въ томъ, что суть письма, хотя не слова, была продиктована маркизой. Она желала видѣть своего сына и внука. Леди Сара чувствовала, что ея положеніе было очень трудно, но понимала, что если они на время признаютъ этого ребенка, то это не можетъ нанести вредъ правамъ ея брата Джорджа, если лордъ Джорджъ долженъ будетъ предъявить свои права, и такъ, изъ уваженія къ старушкѣ, было послано миролюбивое письмо съ приказаніемъ посланному подождать отвѣта. Посланный вернулся съ извѣстіемъ, что его сіятельство въ постели. Началось новое совѣщаніе. Маркизъ хотя въ постели, разумѣется, прочелъ письмо. Будь у него чувства сына и брата, онъ прислалъ бы какой-нибудь отвѣтъ. Онѣ чувствовали, что, стало-быть, онъ намѣренъ жить тутъ и не знать матери и сестеръ. Что же дѣлать имъ? какъ имъ жить? Маркиза расплакалась, горько порицая тѣхъ, кто не допустилъ ее уѣхать и спрятаться въ какой-нибудь отдаленной неизвѣстности. Ея сынъ, ея старшій сынъ, бросилъ ее, потому что она ослушалась его приказаній.
— Его приказаній, сказала леди Сара съ презрѣніемъ, почти съ гнѣвомъ на мать.. — Какое право имѣетъ онъ отдавать приказанія вамъ или намъ? Онъ забылся, и заслуживаетъ только того, чтобы и мы забыли о немъ.
Только-что она произнесла эти слова, какъ манор-кросскій фаетонъ, запряженный манор-кросскими пони, подъѣхалъ къ двери, и леди Амелія, которая подошла къ окну, объявила, что въ экипажѣ сидитъ самъ Бротертонъ.
— О, сынъ мой! мой дорогой сынъ! сказала маркиза, поднявъ кверху руки.
Это дѣйствительно былъ маркизъ. Дамамъ показалось, что онъ очень долго не входитъ въ комнату, такъ медленно снималъ онъ съ себя мѣха и шарфы. Въ это время маркиза сама устремилась бы въ переднюю, если бы леди Сара не удержала ее. Старушка изнемогала отъ волненія, и была готова броситься къ ногамъ своего старшаго сына, если бы онъ показалъ ей малѣйшій признакъ любви.
— Вотъ вы всѣ здѣсь, сказалъ онъ, входя въ комнату. — Домъ-то не очень годится для васъ, но вы сами этого хотѣли.
Онъ, разумѣется, былъ принужденъ поцѣловать свою мать, но поцѣлуй былъ не очень горячъ. Сестрамъ онъ просто протянулъ руку. Амелія приняла ее поспѣшно, потому что какъ сурово ни держалъ онъ себя, онъ все-таки былъ глава фамиліи. Сюзанна измѣрила его пожатіе и отвѣчала точно такимъ же. Леди Сара сказала маленькую рѣчь.
— Мы очень рады видѣть тебя, Бротертонъ. Ты долго былъ въ отсутствіи.
— Чертовски долго.
— Надѣюсь, что твоя жена и сынъ здоровы. Когда она желаетъ принять насъ?
Маркиза въ это время взяла его лѣвую руку, и сидя на креслѣ, смотрѣла ему въ лицо. Онъ былъ очень красивый мужчина, блѣдный, изнуренный, худощавый и по наружности нездоровый. Онъ очень походилъ на лорда Джорджа, но имѣлъ мелкія черты, и на четыре дюйма былъ ниже брата. Волосы лорда Джорджа уже начали сѣдѣть. Волосы маркиза, который былъ десятью годами старѣе, были совершенно черные, но, вѣроятно это было дѣломъ скорѣе камердинера его сіятельства чѣмъ природы. У него были красивые усы, но ни бороды, ни бакенбардъ не было. Онъ былъ одѣтъ очень тщательно и воротникъ на фракѣ даже былъ мѣховой, такъ боялся онъ суровости своего родного климата.
— Она ни слова не говоритъ по-англійски, отвѣтилъ онъ на вопросъ сестры.
— Мы могли бы объясняться по-французски, сказала леди Сара.
— Она и по-французски не говоритъ. Она до-сихъ-поръ изъ Италіи не выѣзжала. Вамъ лучше не безпокоиться о ней.
Все это ужасало ихъ. Какъ это маркизу Бротертонскую, невѣстку, живущую такъ близко, имъ не позволено будетъ видѣть. Для всѣхъ нихъ было бы гораздо лучше, если бы онъ, имѣя такую жену, держалъ ее въ Италіи. Но такъ какъ она пріѣхала въ Англію, и жила такъ близко отъ нихъ, то для нихъ было ужасно, что онѣ не будутъ видѣть ее. Нѣсколько минутъ послѣ послѣднихъ словъ маркиза, онѣ оставались поражены онѣмѣніемъ. Онъ стоялъ спиною къ камину и смотрѣлъ на свои сапоги. Маркиза заговорила первая.
— Мы можемъ видѣть Попенджоя? воскликнула она сквозь рыданія.
— Его могутъ принести сюда если вы желаете.
— Разумѣется желаемъ, сказала леди Амелія.
— Мнѣ говорятъ, что онъ слабъ, и я не думаю, чтобы его рѣшились вынести въ такую погоду. Вамъ придется подождать. Я нахожу, что никому не слѣдуетъ дѣлать шагу въ такую погоду. Для меня это нехорошо. Такого отвратительнаго мѣста я въ жизни не видалъ. Нѣтъ ни одной комнаты въ домѣ, которая не внушала бы желанія застрѣлиться.
Леди Сара не могла этого выдержать, да и считала за нужное не подчиняться дерзости его обращенія.
— Если такъ, сказала она: — жаль, что ты уѣхалъ изъ Италіи.
Онъ круто повернулся къ ней и посмотрѣлъ на нее пристально, прежде чѣмъ отвѣтилъ. Она въ эту минуту вспомнила особенно тиранское выраженіе его глазъ, которому онъ въ дѣтствѣ подчинялъ и ее и всѣхъ окружающихъ. Другіе подчинялись, потому что онъ былъ тогда лордъ Попенджой и будущій маркизъ; но леди Сара, хотя, признавая его право первенствовать во всемъ, постоянно возмущалась противъ присвоенія ненадлежащей власти. Онъ тоже вспомнилъ все это, и такъ сказать огрызался на нее своими глазами.
— Я полагаю, что могъ и остаться и вернуться если хотѣлъ, не спрашиваясь тебя, сказалъ онъ.
— Конечно.
— Ты все такая же какъ прежде.
— О, Бротертонъ, сказала маркиза, не ссорься съ нами тотчасъ по возвращеніи.
— Вы можете быть увѣрены, матушка, что я не желаю ссориться ни съ кѣмъ. Но если бы я хотѣлъ поссориться съ нею или съ вами, то у меня причинъ достаточно.
— Я не знаю никакой, сказала леди Сара.
— Я объяснилъ вамъ мои желанія на счетъ этого дома, а вы оставили ихъ безъ вниманія.
Старушка взглянула на свою старшую дочь, какъ бы говоря: «Это твоя вина».
— Я зналъ, что лучше будетъ для васъ и для меня. Между вами и моей женой не можетъ быть пріятныхъ отношеній, и я совѣтовалъ вамъ переѣхать въ другое мѣсто. Если бы вы переѣхали, я позаботился бы о вашихъ удобствахъ.
Опять маркиза взглянула на леди Сару съ горькимъ упрекомъ къ глазахъ.
— Какой же интересъ въ жизни могли бы мы имѣть, живя далеко отъ дома? сказала леди Сара.
— Почему же вы не можете имѣть какъ имѣютъ другія?
— Потому что мы привязались къ одному мѣсту. Имѣніе принадлежитъ тебѣ.
— Надѣюсь.
— Но обязанности по имѣнію были такъ же близки къ намъ какъ и къ тебѣ. Конечно и въ новомъ мѣстѣ можно найти общество, но насъ общество не очень интересуетъ.
— Тѣмъ легче было бы для васъ.
— Но для насъ было бы невозможно найти новыя обязанности.
— Это пустяки, сказалъ маркизъ: — враки, вздоръ.
— Если ты не можешь иначе выражаться при твоей матери, Бротертонъ, мнѣ кажется, что тебѣ лучше оставить ее, храбро сказала леди Сара.
— Перестань, Сара, перестань! сказала маркиза.
— Это вздоръ, пустяки, враки. Я говорилъ, что вамъ лучше переѣхать, а вы рѣшились остаться. Я зналъ, что для васъ лучше, а вы вздумали упрямиться. Я не имѣю ни малѣйшаго сомнѣнія кто этому причиною.
— Мы всѣ были одного мнѣнія, сказала леди Сюзанна: — Алиса говорила, что было бы жестоко увезти отсюда мамашу.
Алиса была теперь жена каноника Гольденофа.
— Всѣмъ намъ было бы очень непріятно уѣхать, сказала леди Амелія.
— Джорджъ былъ противъ этого, замѣтила леди Сюзанна.
— И деканъ, неосторожно прибавила леди Амелія.
— Деканъ! воскликнулъ маркизъ. Неужели вы хотите сказать, что совѣтовались о моихъ дѣлахъ съ этимъ конюхомъ? А я думалъ, что никто изъ васъ не долженъ бы говорить съ Джорджемъ послѣ того, какъ онъ обезславилъ себя подобнымъ бракомъ.
— Намъ не къ чему было совѣтоваться ни съ кѣмъ, замѣтила леди Сара: — и мы нисколько не находили безславной женитьбу Джорджа.
— Мери очень милая молодая женщина, сказала маркиза.
— Очень можетъ быть. Мила она или нѣтъ, для меня не значитъ ровно ничего. Она имѣетъ состояніе, и я полагаю это было нужно ему. Такъ какъ вы всѣ теперь поселились здѣсь и должно быть истратили кучу денегъ, то вамъ надо и остаться. Вы выгнали моего арендатора…
— Мистеръ Прайсъ переѣхалъ отсюда охотно, сказала леди Сюзанна.
— Очень можетъ быть. Надѣюсь, что онъ также охотно откажется отъ земли по окончаніи контракта. Мнѣ сказали, что онъ пріятель декана. А всѣ вы должно быть порядочно запутались. Я желаю только растолковать вамъ, что не могу теперь имѣть никакихъ дѣлъ съ вами.
— Неужели ты хочешь бросить насъ? спросила огорченная мать. — Ты будешь же видѣться со мною иногда?
— Конечно нѣтъ, если меня будетъ оскорблять моя сестра.
— Я не оскорбляла никого, надменно сказала леди Сара.
— А развѣ не оскорбленіе говорить мнѣ, что мнѣ слѣдовало остаться въ Италіи, а не пріѣзжать въ свой собственный домъ.
— Сара, тебѣ не слѣдовало этого говорить, воскликнула маркиза.
— Онъ жаловался, что все здѣсь неудобно, я потому и сказала это. Онъ знаетъ, что я не говорила о его возвращеніи въ какомъ-нибудь другомъ смыслѣ. Съ тѣхъ поръ какъ онъ поселился за границей, не проходило дня, чтобы я не желала его возвращенія въ его домъ и къ его обязанностямъ. Если онъ будетъ обращаться съ нами надлежащимъ образомъ, никто не будетъ обращаться съ нимъ съ большимъ уваженіемъ чѣмъ я. Но и у насъ есть свои права какъ у него, и мы также сумѣемъ охранять ихъ.
— Сара читаетъ нравоученія не хуже прежняго, сказалъ маркизъ.
— О, мои дѣти, мои дѣти! зарыдала старушка.
— Довольно съ меня этого. Я зналъ что будетъ, когда вы написали ко мнѣ, чтобы я пріѣхалъ къ вамъ.
Тутъ онъ взялъ свою шляпу.
— И я тебя больше не увижу? спросила мать.
— Я буду пріѣзжать къ вамъ матушка — разъ въ недѣлю, если вы желаете. Каждое воскресенье, послѣ двѣнадцати часовъ. Но я не пріѣду иначе какъ въ отсутствіе леди Сары. Я не хочу подвергать себя ея дерзости и глупымъ ссорамъ.
— Я и мои сестры всегда бываемъ въ церкви по воскресеньямъ въ это время, сказала леди Сара.
Такимъ образомъ дѣло было улажено и маркизъ уѣхалъ. Маркиза долго сидѣла молча, всхлипывая время отъ времени, а потомъ закрыла лицо носовымъ платкомъ.
— Я жалѣю, зачѣмъ мы не уѣхали, когда онъ намъ велѣлъ, сказала она наконецъ.
— Нѣтъ, мама, сказала старшая дочь. — Жалѣть не надо. Хотя все это очень непріятно, а все-таки лучше, чѣмъ бѣжать, для того, чтобы не быть ему помѣхою. Ничего хорошаго не можетъ выйти изъ уступокъ, кому бы то ни было, въ чемъ не слѣдуетъ. Это вашъ и нашъ домъ.
— О, да!
— И здѣсь мы можемъ чѣмъ-нибудь наполнять нашу жизнь. У насъ есть здѣсь труды, которые мы имѣемъ возможность исполнять. Что можетъ дѣлать его жена для здѣшняго народа? Почему намъ не молиться въ той церкви, которую мы знаемъ и любимъ? Зачѣмъ намъ оставлять Алису и Мери? Съ какой стати ему, только потому, что онъ старшій — ему, который столько лѣтъ бросалъ свой домъ — предписывать намъ гдѣ жить? Онъ богатъ, а мы бѣдны, но мы никогда не зависѣли отъ его милостей. Замокъ теперь для насъ закрытъ, но здѣсь я намѣрена жить наперекоръ ему.
Говоря это, она ходила по комнатѣ взадъ и впередъ, и говорила съ такой энергіей, что положительно привлекла на свою сторону сестеръ, и отчасти убѣдила мать.
Глава XXII.
правитьРазумѣется, въ Бротертонѣ происходило большое волненіе относительно того, что слѣдуетъ дѣлать по случаю возвращенія маркиза. Совѣтовались съ Ноксомъ, который отвѣчалъ, что дѣлать ничего не слѣдуетъ. Торговцы и арендаторы предлагали было тріумфальный въѣздъ и фейерверкъ. Эта идея, однако, долго не продержалась. Маркизъ Бротертонскій, очевидно былъ не такой человѣкъ, котораго можно было принимать съ фейерверками. Но осталось другое затрудненіе. Многіе въ Бротертонѣ и въ окрестностяхъ, разумѣется, знали маркиза, когда онъ былъ молодъ, и не могли же оставить безъ вниманія его возвращеніе. Нѣкоторые поѣхали и просто оставили свои карточки. Епископъ изъявилъ желаніе видѣть маркиза, но ему отвѣчали, что маркиза нѣтъ дома. Паунтнеръ поймалъ его въ дверяхъ передней, но свиданіе было коротко и не особенно пріятно.
— Мистеръ Паунтнеръ? Конечно, я васъ помню. Но мы всѣ очень постарѣли.
— Я пріѣхалъ, сказалъ докторъ теологіи съ лицомъ краснѣе обыкновеннаго: — засвидѣтельствовать мое уваженіе вашему сіятельству и оставить карточку вашей женѣ.
— Мы очень вамъ обязаны — очень обязаны. Къ несчастію, мы оба больны.
Тогда докторъ Паунтнеръ, который не выходилъ изъ экипажа, отправился въ обратный путь. Паунтнеръ давно уже жилъ въ Бротертонѣ и хорошо зналъ стараго маркиза.
— Ужъ не знаю, какъ вы съ Гольденофомъ справитесь съ нимъ, сказалъ онъ декану. — А я ужъ больше къ нему не покажусь.
Деканъ и каноникъ Гольденофъ совѣтовались между собою объ этомъ и согласились дѣйствовать такъ, какъ дѣйствовали бы со всякимъ другимъ джентльменомъ, недавно женившимся. Они оба были теперь съ маркизомъ въ родствѣ и обязаны поступать съ родственной дружбой. Деканъ поѣхалъ первый и его приняли въ гостиной маркиза. Это случилось дня чрезъ два послѣ сцены въ Кросс-Голлѣ.
— Я не сталъ бы безпокоить васъ такъ скоро, сказалъ деканъ: — если бы вашъ братъ не женился на моей дочери.
Деканъ старательно обдумалъ насколько онъ долженъ быть вѣжливъ къ маркизу и рѣшилъ, что спроситъ о новой леди Бротертонъ и будетъ называть ребенка лордомъ Попенджоемъ на томъ основаніи, что когда человѣкъ говоритъ, что онъ женатъ и что его ребенокъ законный, то нельзя же не вѣрить его словамъ. Это нисколько не помѣшаетъ его будущимъ поступкамъ.
— Многіе женились и вышли замужъ во время моего отсутствія, отвѣчалъ маркизъ.
— Да, дѣйствительно. Вышла замужъ ваша сестра, женился вашъ братъ и наконецъ, вы сами.
— Я говорилъ не о себѣ, а о здѣшнихъ.
— Могу я выразить надежду, что маркиза здорова?
— Не очень.
— Весьма жалѣю. Не могу ли я имѣть удовольствіе видѣть ее сегодня?
На лицѣ маркиза выразилось какъ бы изумленіе на дерзость этого предложенія; но онъ сослался на прежній предлогъ.
— Если вы не говорите по-итальянски, я боюсь, что вы не будете въ состояніи объясняться съ нею.
— Она, конечно, не найдетъ, что у меня тосканскій языкъ въ римскихъ устахъ, но я знаю настолько этотъ языкъ, что ея сіятельство можетъ быть пойметъ меня.
— Мы пока это отложимъ, господинъ деканъ.
Въ обращеніи маркиза и даже въ его словахъ была какая-то дерзость, заставившая декана принять намѣреніе никогда не спрашивать о новой маркизѣ, и не дѣлать никакихъ намековъ на сына. Человѣкъ можетъ сказать, что его жена не здорова и не можетъ принять гостя, не показывая, что этого желанія гость не долженъ былъ выражать. Гость поклонился и потомъ оба сидѣли молча нѣсколько минутъ.
— Вы не видали вашего брата послѣ вашего возвращенія? спросилъ наконецъ деканъ.
— Не видалъ. Я даже не знаю, гдѣ онъ.
— Онъ съ женою живетъ въ Лондонѣ, въ Мюнстер-Кортѣ.
— Очень можетъ быть. Онъ не совѣтовался со мною на счетъ своей женитьбы и я ничего не знаю.
— Онъ вамъ сообщалъ — до женитьбы.
— Очень можетъ быть — хотя я не вижу, какимъ образомъ это можетъ касаться васъ и меня.
— Вамъ должно быть извѣстно, что онъ женился на моей дочери.
— Конечно.
— Въ этомъ вообще подразумѣвается общій интересъ.
— Вѣроятно, это кажется такъ вамъ. Я радъ, что вы довольны родствомъ съ моей фамиліей. Вы желаете услыхать отъ меня, что удовольствіе взаимное.
— Я не желаю ничего подобнаго, отвѣтилъ деканъ, вскочивъ съ своего мѣста. — Я ничего не могъ ни выиграть, ни проиграть отъ этого союза. Но я люблю вѣжливость въ взаимныхъ сношеніяхъ.
— Когда такъ, я желалъ бы, чтобы вы прибѣгли къ ней въ настоящемъ случаѣ и держали себя нѣсколько потише.
— Вашъ братъ женился на леди, а моя дочь вышла за джентльмена.
— Да; Джорджъ оселъ; и въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ такой дуракъ, какихъ мало, но онъ джентльменъ. Можетъ быть, если вы желаете сказать мнѣ еще что-нибудь, вы сдѣлаете мнѣ одолженіе и сядете опять на свое мѣсто.
Деканъ былъ такъ разсерженъ, что не зналъ, какъ обуздать себя. Маркизъ принялъ дерзко его посѣщеніе. Онъ старался оправдать это посѣщеніе намекомъ на родство, а маркизъ отвѣтилъ, что хотя деканъ можетъ быть доволенъ, что его дочь породнилась съ семействомъ маркиза, маркизъ смотритъ на это не съ этой точки зрѣнія. А между тѣмъ откуда явились деньги, сдѣлавшія возможнымъ этотъ бракъ? Кто болѣе выигралъ отъ этого? Деканъ понималъ, что ему неприлично упоминать о деньгахъ, по чувства его въ этомъ отношеніи были очень сильны.
— Милордъ, сказалъ онъ: — не знаю, выйдетъ ли что-нибудь хорошее изъ того, что я сяду опять.
— Можетъ быть и не выйдетъ. Вамъ лучше это знать.
— Я пріѣхалъ сюда съ намѣреніемъ оказать надлежащую вѣжливость вашему сіятельству. Очень жалѣю, что мое посѣщеніе перетолковано въ другомъ смыслѣ.
— Я не вижу изъ-за чего тутъ шумѣть.
— Это не повторится, милордъ.
Онъ вышелъ изъ комнаты.
Зачѣмъ, этотъ человѣкъ вернулся въ Англію, привезъ съ собой итальянку и итальянскаго мальчишку, если имѣлъ намѣреніе оскорблять всѣхъ окружающихъ? Это былъ первый вопросъ, который деканъ задалъ себѣ, когда вышелъ изъ дома. И что надѣялся онъ выиграть подобной дерзостью?
Вмѣсто того чтобы вернуться въ Бротертонъ, деканъ отправился въ Кросс-Голлъ. Онъ желалъ узнать впечатлѣнія и намѣренія тамошнихъ дамъ. Не имѣлъ ли намѣренія этотъ сумасшедшій поссориться также съ матерью и сестрами? Деканъ еще не зналъ какія сношенія были между обоими домами. И отправляясь въ Кросс-Голлъ среди всѣхъ этихъ непріятностей, онъ безъ сомнѣнія имѣлъ намѣреніе показать себя членомъ семьи. Если дамы примутъ его помощь, никто болѣе его не выкажетъ преданности имъ. Но онъ не позволитъ отстранить себя. Если затѣвается что-нибудь несправедливое, какой-нибудь обманъ, то больше всѣхъ пострадаетъ его будущій внукъ, о благосостояніи котораго онъ такъ заботился. Онъ денегъ не жалѣлъ, но даромъ бросать ихъ не хотѣлъ.
Въ Кросс-Голлѣ онъ нашелъ каноника Гольденофа съ женой. Въ ту минуту, когда вошелъ деканъ, старая леди Бротертонъ разговаривала съ каноникомъ, а леди Алиса совѣщалась въ углу съ сестрой Сарой.
— Я совѣтовала бы тебѣ поступать такъ, какъ будто ты ничего отъ насъ не слыхала, говорила леди Сара: — Разумѣется, онъ готовъ поссориться скорѣе со мною, чѣмъ со всѣми. Для мамаши я согласилась бы уѣхать на время отсюда, если бы было куда.
— Пріѣзжай къ намъ, сказала леди Алиса.
Но леди Сара объявила, что въ Бротертонѣ она будетъ такою же помѣхою какъ и въ Кросс-Голлѣ, и что леди Алиса обязана поѣхать къ своей невѣсткѣ.
— Разумѣется, мама не могла быть тамъ, пока онъ не былъ здѣсь, прибавила леди Сара: — а теперь онъ сказалъ мамашѣ, что ей не нужно пріѣзжать; но это ничего не значитъ для тебя.
— Я сейчасъ оттуда, сказалъ деканъ.
— Вы видѣли его? со страхомъ спросила старушка.
— Видѣлъ.
— Ну что?
— Я долженъ сказать, что онъ былъ не очень вѣжливъ ко мнѣ, и что вѣроятно я больше у него не буду.
— Это такъ только его обращеніе, сказала маркиза.
— Обращеніе не весьма пріятное.
— Бѣдный Бротертонъ.
Тутъ вмѣшался каноникъ.
— Разумѣется, никто не желаетъ безпокоить его. Ужъ я то конечно не буду. Я просилъ ея сіятельство спросить его — желаетъ онъ, чтобы я пріѣхалъ или нѣтъ. Если онъ пожелаетъ, я буду ожидать, что онъ приметъ меня дружелюбно. Если нѣтъ — все будетъ кончено между нами.
— Надѣюсь, что вы всѣ не обратитесь противъ него, сказала маркиза.
— Не обратимся противъ него! повторилъ деканъ. — Мнѣ кажется нѣтъ человѣка, который не былъ бы къ нему ласковъ и вѣжливъ, если бы только онъ захотѣлъ принять ласковость и вѣжливость. Мнѣ очень прискорбно огорчить васъ, маркиза, но я обязанъ вамъ сообщитъ, что онъ очень дурно принялъ меня.
Съ этой минуты маркиза рѣшила, что деканъ не другъ ея семьи, и пошлый, непріятный человѣкъ. Однако она взялась спросить своего сына въ слѣдующее воскресенье желаетъ ли онъ, чтобы къ нему пріѣхалъ его зять каноникъ.
На слѣдующій день леди Алиса отправилась одна въ Манор-Кроссъ и спросила леди Бротертонъ. Вышелъ курьеръ и сказалъ: «Дома нѣтъ» съ иностраннымъ акцентомъ, тогда леди Алиса просила сказать ея брату, что пріѣхала она.
— Дома нѣтъ, миледи, сказалъ курьеръ такимъ же тономъ.
Въ эту минуту мистрисъ Тофъ подбѣжала къ дверцамъ экипажа. Домъ былъ выстроенъ квадратомъ, и все нижнее жилье состояло изъ передней, коридоровъ и бильярдной. Должно быть мистрисъ Тофъ караулила очень пристально, иначе она не узнала бы о пріѣздѣ леди Алисы. Стоя возлѣ экипажа, она передавала шопотомъ свои опасенія и огорченія.
— О, миледи, я боюсь всего дурного. Я еще не видала ни его жены, миледи, ни мальчика.
— Они теперь дома, мистрисъ Тофъ?
— Разумѣется, дома. Они не выходятъ никогда. Онъ весь день ходитъ въ шлафрокѣ и куритъ папиросы, а она лежитъ въ постели, или встанетъ и ничѣмъ не занимается, на сколько мнѣ извѣстно, леди Алиса. А дома-то, разумѣется, они дома, они всегда дома.
Леди Алиса, чувствуя, что исполнила свою обязанность, и не желая врываться насильно, уѣхала обратно въ Бротертонъ.
На слѣдующее воскресенье маркизъ согласно обѣщанію матери, пріѣхалъ къ ней и нашелъ ее одну.
— Вы послѣднее время окружили себя духовными лицами, матушка, а я не желаю имѣть съ ними никакого дѣла. Меня никогда не интересовала Бротертонская Ограда, а теперь она нравится мнѣ меньше прежняго.
Маркиза застонала и съ умоляющимъ видомъ посмотрѣла ему въ лицо. Ей очень хотѣлось сказать что-нибудь въ защиту замужства своей дочери, но еще болѣе хотѣлось ничѣмъ не разсердить своего сына. Разумѣется, онъ поступалъ безразсудно, но по ея мнѣнію онъ былъ маркизъ и имѣлъ право быть безразсуднымъ.
— Деканъ былъ у меня намедни, продолжалъ маркизъ: — и я могъ тотчасъ видѣть, что онъ намѣренъ фамильярничать въ моемъ домѣ, если я не остановлю его.
— Ты примешь мистера Гольденофа? Мистеръ Гольденофъ настоящій джентельменъ. Гольденофы хорошаго происхожденія. Ты прежде любилъ Алису.
— Я нахожу, что она поступила какъ дура, въ ея лѣта выйдя за стараго пастора. А принимать я не буду никого. Я не за этимъ сюда пріѣхалъ. Моему сыну придется здѣсь жить когда онъ выростетъ.
— Господь да благословитъ его! сказала маркиза.
— Или по-крайней-мѣрѣ его имѣніе будетъ здѣсь. Мнѣ сказали, что для него будетъ здорово привыкнуть съ дѣтства къ этому адскому климату. Онъ долженъ будетъ поступить здѣсь въ школу. Вотъ я и привезъ его, хотя я терпѣть не могу этого мѣста.
— Какъ пріятно, что ты вернулся, Бротертонъ.
— Не знаю пріятно ли. Я не нахожу здѣсь большой пріятности. Если бы я не женился, я не вернулся бы никогда. Но всѣмъ вамъ слѣдовало знать, что есть наслѣдникъ.
— Господь да благословитъ его! опять сказала маркиза. — Но не находишь ли ты, что намъ надо видѣть его?
— Видѣть его! Зачѣмъ?
Онъ рѣзко сдѣлалъ этотъ вопросъ и посмотрѣлъ на мать съ той свирѣпостью въ глазахъ, которую вся семья помнила такъ хорошо, и которой мать особенно опасалась.
Вопросъ о законности ребенка никогда не обсуждался въ Кросс-Голлѣ, а намеки, которые позволяли себѣ сестры, тщательно скрывались отъ матери. Онѣ замѣчали между собой, что очень странно почему этотъ бракъ скрывался, и что когда наслѣдникъ родился объ этомъ не было дано знать. Опасеніе какой-то гадкой тайны наполняло ихъ мысли, и выказывалось въ словахъ и взглядахъ, и не смотря на ихъ стараніе скрыть это отъ матери, она подозрѣвала кое-что. Добрая старушка не имѣла никакого опредѣленнаго намѣренія на этотъ счетъ. Она не хотѣла возмущаться противъ своей старшей дочери, или измѣнять своему младшему сыну. Но теперь она была одна съ своимъ старшимъ сыномъ, настоящимъ, несомнѣннымъ маркизомъ, который былъ бы для нея дороже всѣхъ остальныхъ, если бы дозволилъ ей это, и ей пришло въ голову, что Она должна предостеречь его.
— Затѣмъ… затѣмъ…
— Зачѣмъ? Говорите, матушка.
— Затѣмъ, что скажутъ…
— Что скажутъ?
— Если не будутъ его видѣть, пожалуй подумаютъ, что онъ вовсе не Попенджой.
— О! это подумаютъ? А почему же, увидѣвъ его не будутъ они думать этого?
— Было бы такъ пріятно видѣть его здѣсь, хотя бы не на долго, сказала маркиза.
— Такъ вотъ оно что, сказалъ маркизъ послѣ продолжительнаго молчанія: — это штуки Джорджа и декана; понимаю.
— Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ; не Джорджа, сказала несчастная мать.
— И навѣрно Сара съ ними за одно. Теперь я не удивляюсь, что онѣ захотѣли остаться здѣсь и подсматривать за мною.
— Я увѣрена, что Джорджъ никогда не думалъ ни о чемъ подобномъ.
— Джорджъ думаетъ какъ ему велитъ его тесть. Джорджъ самъ никогда не былъ мастеръ думать. Такъ вы думаете, что мальчика скорѣе будутъ считать моимъ сыномъ когда его увидятъ?
— Видѣть значитъ вѣрить, Бротертонъ.
— Конечно, въ этомъ есть доля правды. Можетъ быть не вѣрятъ, что у меня есть жена, потому что не видятъ ее.
— О! этому вѣрятъ.
— Какъ они добры! Ну матушка, выпустили вы кота изъ мѣшка.
— Не говори, что я сказала это.
— Не скажу. Я и не удивляюсь. Я зналъ заранѣе какъ это будетъ, когда я не объявилъ обо всемъ по старинному. Къ счастію еще, что у меня есть брачное свидѣтельство.
— Разумѣется, все у тебя въ порядкѣ, я никогда въ этомъ не сомнѣвалась, Бротертонъ.
— Но другіе сомнѣвались, я догадался объ этомъ, когда Джорджъ не встрѣтилъ меня.
— Онъ будетъ у тебя.
— Можетъ и не быть если хочетъ. Мнѣ его не нужно. У него недостанетъ мужества сказать мнѣ въ лицо, что онъ не намѣренъ признавать моего сына. Онъ трусъ.
— Я увѣрена, что Джорджъ въ этомъ не виноватъ, Бротертонъ.
— Кто жe когда такъ?
— Можетъ быть деканъ.
— Чортъ побери его наглость. Какъ это вы могли допустить Джорджа жениться на дочери негодяя низкаго происхожденія — человѣка, котораго не слѣдовало бы пускать въ нашъ домъ.
— У нея было такое хорошее состояніе! Потомъ онъ хотѣлъ жениться на этой интриганткѣ Аделаидѣ Де-Баронъ, у которой нѣтъ ни копѣйки.
— Де-Бароны по-крайней-мѣрѣ дворяне. Если деканъ вздумаетъ надоѣдать мнѣ, онъ увидитъ, что взялся не за свое дѣло. Если онъ опять вздумаетъ сунуться въ замокъ, я выгоню его какъ наглаго пришлеца.
— Но ты примешь мистера Гольденофа?
— Я не хочу видѣть никого. Я намѣренъ жить какъ хочу. Что общаго можетъ быть у меня съ старымъ пасторомъ?
— Ты позволишь мнѣ видѣть Попенджоя, Бротертонъ?
— Да, сказалъ онъ, помолчавъ съ минуту, прежде чѣмъ отвѣтилъ: — его принесутъ сюда и вы его увидите. Но помните матушка, я ожидаю, что вы будете мнѣ разсказывать все, что услышите.
— Непремѣнно.
— Вы возмущаться противъ меня не станете?
— О, нѣтъ; сынъ мой, сынъ мой!
Она бросилась къ ному на шею и онъ не отталкивалъ ее, находя благоразумнымъ упрочить себѣ хоть одну союзницу въ этомъ домѣ.
Глава XXIII.
правитьКогда лорда Джорджа пригласили въ Кросс-Голдъ, онъ не смѣлъ не поѣхать. Леди Сара сказала ему, что это его обязанность и онъ не могъ опровергать этого увѣренія. Но онъ былъ очень сердитъ на брата, и не имѣлъ ни малѣйшаго желанія видѣть его. Онъ не думалъ, чтобы свиданіе могло сдѣлать легче ту страшную задачу, которая рано или поздно будетъ возложена на него — разузнать законное происхожденіе сына брата. Были и другія причины, заставлявшія его не желать уѣхать изъ Лондона. Ему не хотѣлось бы оставлять свою молодую жену. Разумѣется, она была теперь замужняя женщина, и имѣла право оставаться одна по законамъ свѣта; но она была еще такой ребенокъ и такъ любила играть въ бильярдъ съ Джекомъ Де-Барономъ! Онъ ничего не могъ найти въ ней дурного, хотя она жаловалась не разъ, что онъ бранитъ ее. Онъ предостерегалъ ее, просилъ держать себя серіозно, читать ученыя книги и растолковывалъ ей торжественность брачной жизни. Такимъ образомъ онъ сдерживалъ ея веселость на нѣсколько часовъ. Потомъ эта веселость опять вырывалась наружу, а тутъ являлся Джекъ Де-Баронъ и бильярдъ.
Но всѣхъ этихъ горестяхъ онъ утѣшался совѣтами мистрисъ Гаутонъ. Постепенно онъ сталъ говорить мистрисъ Гаутонъ почти все. Читатель можетъ быть вспомнитъ, что была минута, когда лордъ Джорджъ рѣшился не бывать болѣе на Беркелейскомъ скверѣ; но теперь все это измѣнилось. Онъ бывалъ тамъ почти каждый день, и совѣтовался съ Аделаидой обо всемъ. Ей удалось даже заставить его говорить открыто объ итальянскомъ мальчикѣ, выражать свои подозрѣнія и намекать на непріятныя обязанности, которыя можетъ быть достанутся ему. Она усиленно совѣтовала ему ничему не вѣрить. Если званіе маркиза можно было пріобрѣсти посредствомъ старательныхъ разысканій, она думала, что его не слѣдуетъ лишаться посредствомъ безпечнаго довѣрія. Дружба такого рода была очень пріятна лорду Джорджу, особенно потому, что въ этомъ не было ничего дурного, какъ онъ говорилъ себѣ. Конечно, ея рука иногда лежала въ его рукѣ нѣсколько минутъ, а разъ или два онъ даже обнялъ ее. Конечно, ему приходило въ голову, что она не очень удерживала его отъ этого. Но онъ приписывалъ это ея невинности.
Наконецъ, по ея совѣту; онъ просилъ, одну изъ своихъ сестеръ, пріѣхать въ Лондонъ побывать съ Мери во время его отсутствія. Этотъ совѣтъ Аделаида подала ему, увѣривъ его разъ десять, что опасаться нечего. Мери тотчасъ согласилась съ условіемъ, чтобы была приглашена младшая изъ трехъ сестеръ. Письмо, разумѣется, было написано леди Сарѣ. Всѣ поподобныя письма писались леди Сарѣ. Леди Сара отвѣтила, что вмѣсто Амеліи пріѣдетъ леди Сюзанна. А Сюзанну, изъ всѣхъ членовъ Джерменской фамиліи, Мери любила меньше всѣхъ. Но дѣлать было нечего. Она не рѣшалась сказать, что не хочетъ принять Сюзанну, потому что не она была приглашена.
— Я нахожу, что леди Сюзанна будетъ лучше, сказалъ лордъ Джорджъ: — потому что у нея характеръ гораздо тверже.
— Характеръ тверже! Ты говоришь какъ будто уѣзжаешь на три года и оставляешь меня среди какой-нибудь опасности. Ты навѣрно вернешься дней чрезъ пятъ. Право я могла бы обойтись и безъ Сюзанны… Характеръ тверже!
Это была ея месть, но леди Сюзанна все-таки пріѣхала.
— Она настоящее золото, сказалъ лордъ Джорджъ, который самъ былъ тише воды ниже травы — но есть одинъ молодой человѣкъ, котораго я не желаю, чтобы она видѣла слишкомъ часто.
Вотъ что онъ сказалъ леди Сюзаннѣ.
— Неужели! Кто же онъ?
— Капитанъ Де-Баронъ. Ты не должна предполагать, чтобы она хоть капельку интересовалась имъ.
— О, нѣтъ! я увѣрена, что ничего подобнаго быть не можетъ, сказала леди Сюзанна, которая чувствовала себя такой же энергичной какъ Церберъ и такой же стоглазой какъ Аргусъ.
— Смотри же теперь въ оба, мистеръ Джекъ, сказала мистрисъ Гаутонъ своему кузену: — послали за дуеньей.
— Дуеньи вѣчно снятъ и любятъ попивать; съ ними можно справиться.
— Боже! Можно ли себѣ представить леди Сюзанну подъ хмѣлькомъ! Мнѣ кажется, что она никогда въ жизни не спала съ закрытыми глазами, и убѣждена въ душѣ, что каждому мужчинѣ, который скажетъ хоть одно вѣжливое слово, слѣдуетъ отрѣзать языкъ.
— Желалъ бы я знать какъ она приметъ если я буду говорить вѣжливости ей самой?
— Можете попробовать; но что касается мадамъ Мери, вамъ лучше подождать пока воротится мосье Джорджъ.
Лордъ Джорджъ, оставивъ свою жену на попеченіи леди Сюзанны, отправился въ Кросс-Голлъ. Онъ пріѣхалъ въ суботу послѣ того перваго воскресенья, въ которое маркизъ посѣтилъ свою мать. Вся недѣля прошла безъ всякихъ приключеній. Въ тайны Манор-Кросса никто не порывался проникнуть. Деканъ не былъ даже въ Кросс-Голлѣ. Гольденофъ не дѣлалъ никакихъ попытокъ послѣ пріема — или лучше сказать отказа — оказаннаго его женѣ. Старикъ Де-Баронъ пріѣхалъ и видѣлъ маркиза. Онъ пробылъ тамъ около часа, и насколько было извѣстно мистрисъ Тофъ, маркизъ былъ очень къ нему вѣжливъ. Но Де-Баронъ, хотя родственникъ, не принадлежалъ къ партіи Джерменовъ.
Но въ суботу мистрисъ Тофъ явилась въ Кросс-Голлъ съ важнымъ извѣстіемъ, что ее выгнали. Она, болѣе чѣмъ триддать лѣтъ распоряжавшаяся въ Манор-Кроссѣ всѣмъ, начичиная отъ фамильныхъ портретовъ до кухонной утвари, была приглашена убраться вонъ. Это сообщилъ проклятый курьеръ; тогда она настояла на свиданіи съ маркизомъ. Милордъ, говорила она, поднялъ ее на смѣхъ.
— Мистрисъ Тофъ, сказалъ онъ: — вы слуга моей матери и сестеръ, вамъ лучше жить съ ними.
Тогда она намекнула на то, что ее не предупредили заранѣе, и маркизъ предложилъ ей такое денежное вознагражденіе какое пожелаетъ она.
— Но я не хотѣла взять ничего лишняго, миледи, а только то, что мнѣ слѣдовало до нынѣшняго дня.
Такъ какъ такую старую слугу какъ мистрисъ Тофъ дѣйствительно выгнать никто бы не подумалъ, и такъ какъ она только переселилась изъ Манор-Кросса въ Кросс-Голлъ, она не сдѣлала себѣ большого ущерба, отказавшись отъ сдѣланнаго ей предложенія.
Надо сказать правду, что маркизъ имѣлъ право отказаться отъ мистрисъ Тофъ, которая была шпіонкой въ его лагерѣ, и разумѣется его прислуга скоро это примѣтила. Ея ежедневныя путешествія къ Кросс-Голлъ были извѣстны, и разумѣется маркизъ и его жена не могли не считать врагомъ эту старуху, которой не дозволили видѣть ребенка, между тѣмъ какъ она знала все предшествующее поколѣніе дѣтьми. Конечно, въ другой крѣпости, должны были бы по справедливости отдѣлаться отъ другой шпіонки, но маркизѣ, которая обѣщала разсказывать все своему сыну, нельзя было предложить денежное вознагражденіе и выпроводить вонъ.
Среди волненія, возбужденнаго этимъ послѣднимъ происшествіемъ, лордъ Джорджъ пріѣхалъ въ Кросс-Голлъ. Онъ ѣхалъ мимо парка и остановился у замка сказать, что онъ зайдетъ на слѣдующее утро, тотчасъ послѣ обѣдни. Онъ сдѣлалъ это послѣ зрѣлыхъ размышленій, которыя заставили его убѣдиться, чти онъ не долженъ покоряться ни своей старшей сестрѣ, ни декану. Онъ переговорилъ обо всемъ этомъ съ мистрисъ Гаутонъ, и она посовѣтовала ему заѣхать въ замокъ по дорогѣ въ Кросс-Голлъ.
Сестрамъ трудно было объяснить ему зачѣмъ онѣ вызвали его, потому что онѣ приняли его въ присутствіи матери. Вѣроятно, леди Сара не говорила себѣ, что мать ея шпіонка, но она примѣчала, что неблагоразумно разсуждать обо всемъ при ней.
— Конечно, тебѣ слѣдуетъ видѣться съ нимъ, сказала леди Сара.
— Непремѣнно, подтвердила старушка.,
— Если бы онъ далъ мнѣ знать, я разумѣется встрѣтилъ бы его, сказалъ братъ: — но онъ все сдѣлалъ скрытно.
— Ты знаешь, что онъ на другихъ не похожъ. Ты ссориться съ нимъ не долженъ. Онъ глава фамиліи. Если мы съ нимъ поссоримся, что будетъ съ нами?
— Что будетъ, съ нимъ, если всѣ его бросятъ, вотъ о чемъ я думаю, сказала леди Сара.
Тотчасъ послѣ этого всѣ происшедшіе ужасы — ужасы, которые нельзя было рѣшиться описать въ письмѣ — были разсказаны лорду Джорджу. Маркизъ оскорбилъ Паунтнера, не заплатилъ визитъ епископу, обошелся съ деканомъ съ запальчивой дерзостью и отказался принятія своего зятя Гольденофа, хотя Гольденофы всегда принадлежали къ обществу графства! Объявилъ, что никто изъ его родственниковъ не будетъ представленъ его женѣ, никому до сихъ поръ не показывалъ Попенджоя, сказалъ, что никто изъ нихъ не долженъ безпокоить его въ Манор-Кроссѣ, и объяснилъ свое намѣреніе бывать въ Кросс-Голлѣ только въ отсутствіе сестры своей Сары.
— Мнѣ кажется онъ долженъ быть помѣшанъ, сказалъ младшій братъ.
— Вотъ что выходитъ, когда живешь въ такой безбожной странѣ какъ Италія, сказала леди Амелія.
— Вотъ что выходитъ, когда пренебрегаешь своими обязанностями, сказала леди Сара.
Но что было дѣлать? маркизъ объявилъ о своемъ намѣреніи поступать по своему желанію, и, конечно, никто не могъ помѣшать ему. Если онъ имѣлъ намѣреніе запереть себя и жену въ большомъ домѣ, онъ могъ это сдѣлать. Это было очень непріятно, но никто не имѣлъ права запрещать ему странности. Конечно, всѣ думали, что можетъ быть эта женщина не жена его и ребенокъ незаконный. Но даже между собой они не могли рѣшиться обвинить брата въ такомъ великомъ преступленіи.
Церковь была въ паркѣ, недалеко отъ замка, но ближе къ той калиткѣ, которая вела къ Бротертону. Въ это воскресенье утромъ, маркиза съ младшей дочерью ѣздила къ обѣдни въ экипажѣ, и должна была проѣзжать мимо лицевой двери замка.
— Ахъ, Боже мой! если бы я могла войти и посмотрѣть на милаго ребенка, сказала маркиза.
— Вы вѣдь знаете, что вамъ нельзя, мама, сказала Амелія.
— Это все виновата Сара, потому что вздумала ссориться съ нимъ.
Послѣ обѣдни лордъ Джорджъ отправился къ брату согласно своему обѣщанію. Его приняли въ маленькой гостиной и чрезъ полчаса принесли завтракъ. Онъ спросилъ придетъ ли его братъ. Слуга обѣщалъ узнать, ушелъ и не возвращался. Лордъ Джорджъ былъ не въ духѣ, не хотѣлъ завтракать и громко позвонилъ, сдѣлавъ тотъ же вопросъ. Слуга опять ушелъ и не возвращался. Лордъ Джорджъ только что рѣшился уйти и никогда не возвращаться, когда явился курьеръ проводить его въ комнату брата.
— За коимъ чортомъ ты такъ торопишься, Джорджъ, сказалъ маркизъ, вставая съ кресла: — ты забываешь, что не всѣ встаютъ въ одно время.
— Теперь уже третій часъ.
— Очень можетъ быть; только я не зналъ, чтобы существовалъ законъ, заставляющій человѣка одѣваться именно въ это время.
— Слуга могъ сказать мнѣ объ этомъ.
— Не шуми, старикашка. Когда я узналъ, что ты здѣсь, я всталъ какъ можно поспѣшнѣе. Я полагаю, что твое время уже не такъ драгоцѣнно.
Лордъ Джорджъ пришелъ къ брату съ намѣреніемъ не ссориться, но онъ уже почти поссорился. Каждое слово брата было въ сущности оскорбленіемъ, потому что это были первыя слова, сказанныя послѣ продолжительной разлуки. Въ нихъ была преднамѣренная дерзость, вѣроятно съ умысломъ заставить его уйти. Но если что-нибудь можно было выиграть изъ этого свиданія, то лордъ Джорджъ хотѣлъ не допускать выгнать себя. Онъ долженъ былъ исполнить обязанность, обязанность важную. Онъ менѣе всѣхъ въ Англіи былъ способенъ подозрѣвать незаконность наслѣдника безъ основательныхъ причинъ. Кто долженъ вѣрить брату, если не братъ? Кто долженъ поддерживать честь знатной фамиліи, если не одинъ изъ ея отпрысковъ? А между тѣмъ, кто былъ болѣе обязанъ заботиться о томъ, чтобы главой фамиліи не былъ сдѣланъ самозванецъ? Этотъ ребенокъ былъ или настоящій Попенджой, который долженъ быть для него, лорда Джорджа, священнѣе всѣхъ другихъ мальчиковъ на свѣтѣ, и къ благосостоянію котораго онъ долженъ способствовать всѣми своими силами, или ребенокъ до такой степени гнусный и непріятный, что онъ обязанъ съ неусыпнымъ стараніемъ отстранить его нечестивыя притязанія. Въ этомъ было что то очень серіозное, очень трагичное; что-то такое, требовавшее отложить въ сторону весь гнѣвъ и всѣ оскорбленія для пользы дѣла, которое онъ держалъ въ рукахъ.
— Разумѣется, я могъ подождать, сказалъ онъ: — только я думалъ, что слуга могъ мнѣ сказать объ этомъ.
— Дѣло въ томъ, Джорджъ, что у насъ здѣсь двойное хозяйство. Одни слуги говорятъ по-итальянски, другіе по-англійски. Я единственный переводчикъ въ домѣ, и это страшно надоѣдаетъ мнѣ.
— Да, это должно быть хлопотливо.
— Чтоже я могу сдѣлать для тебя?
Сдѣлать для него! лордъ Джорджъ вовсе не желалъ, чтобы его братъ сдѣлалъ для-него что-нибудь. «Жить прилично англійскому вельможѣ и не оскорблять своихъ родныхъ.» Вотъ единственный правдивый отвѣтъ, какой онъ могъ дать на такой вопросъ.
— Я думалъ, что ты пожелаешь увидѣть меня послѣ твоего возвращенія, сказалъ онъ.
— Ты вздумалъ немножко поздно; но впрочемъ оставимъ это. Итакъ ты нашелъ себѣ жену.
— Такъ же, какъ и ты.
— Именно. Я нашелъ себѣ жену. Моя жена происходитъ изъ самой старинной и благороднѣйшей фамиліи во всей Европѣ.
— А моя, внучка содержателя конюшенъ, сказалъ лордъ Джорджъ съ оттѣнкомъ истиннаго величія: — и благодаря Бога, я могу гордиться ею во всякомъ англійскомъ обществѣ.
— Вѣроятно, и особенно потому, что она имѣетъ деньги.
— Да; она имѣетъ деньги. Я не могъ жениться на бѣдной. Но я думаю, что когда ты ее увидишь, тебѣ не будетъ стыдно признать ее своей невѣсткой.
— Она живетъ въ Лондонѣ, а я здѣсь.
— Она дочь бротертоискаго декана.
— Слышалъ. Прежде бывало деканами дѣлали только джентльменовъ.
Послѣ этого наступило молчаніе, лордъ Джорджъ находилъ труднымъ продолжать разговоръ безъ ссоры.
— Сказать по правдѣ, Джорджъ, я не желаю больше видѣть твоего декана, онъ былъ здѣсь и оскорбилъ меня, вскочилъ и засуетился по комнатѣ за то, что я не поблагодарилъ его за честь, которую онъ сдѣлалъ нашей фамиліи своимъ родствомъ. Пожалуста, Джорджъ, помни, что чѣмъ менѣе ты будешь говорить о деканѣ, тѣмъ лучше. У меня вѣдь нѣтъ никакихъ денегъ изъ конюшенъ.
— Деньги моей жены не изъ конюшни, а изъ лавки продавца свѣчей, сказалъ лордъ Джорджъ, вскочивъ, точь въ точь, какъ деканъ.
Въ обращеніи его брата было что то еще хуже словъ, что онъ, рѣшительно, не могъ переносить. Но онъ опять сѣлъ, а братъ сидѣлъ и смотрѣлъ на него съ колкой улыбкою на лицѣ.
— Я не могу предположить, сказалъ онъ: — чтобы ты желалъ разсердить меня.,
— Конечно, нѣтъ. Но я желаю, чтобы мы совершенно поняли другъ друга.
— Могу я засвидѣтельствовать мое уваженіе твоей женѣ? смѣло спросилъ лордъ Джорджъ.
— Мнѣ кажется тебѣ извѣстно, что мы такъ отдѣлились другъ отъ друга въ нашихъ бракахъ, что ничего хорошаго не можетъ выйти изъ этого. Кромѣ того, ни ты не можешь говорить съ нею, ни она съ тобой.
— Могу я видѣть Попенджоя?
Маркизъ помолчалъ, а потомъ позвонилъ.
— Я не знаю, что ты выиграешь чрезъ это, но пусть его принесутъ.
Курьеръ вошелъ въ комнату и получилъ приказаніе на итальянскомъ языкѣ. Послѣ этого былъ значительный промежутокъ, во время котораго слуга, итальянецъ, принесъ маркизу чашку шеколаду и кекъ. Маркизъ придвинулъ къ брату газету, а самъ закурилъ папироску и пилъ шеколадъ. Такимъ образомъ прошло больше часа, потомъ въ комнату вошла няня, итальянка съ мальчикомъ, который показался лорду Джорджу лѣтъ двухъ. Его несла на рукахъ няня, но лордъ Джорджъ подумалъ, что онъ могъ бы и самъ итти. Ребенокъ былъ одѣтъ нарядно, въ разноцвѣтныхъ лентахъ, но былъ некрасивый, смуглый мальчишка, съ большими черными глазами, впалыми щеками, и высокимъ лбомъ, совсѣмъ не похожій на такого Попенджоя, какого было бы пріятно видѣть лорду Джорджу. Лордъ Джорджъ всталъ, подошелъ въ ребенку, наклонился и поцѣловалъ его въ лобъ.
— Бѣдненькій, миленькій мальчикъ, сказалъ онъ.
— Ну, бѣдненькимъ то онъ, надѣюсь, не будетъ, сказалъ маркизъ. — А относительно того, что онъ миленькій, я сомнѣваюсь. Если онъ уже тебѣ не нуженъ, она можетъ унести его.
Лорду Джорджу онъ нуженъ не былъ и его унесли.
— Видѣть, значитъ, вѣрить, сказалъ маркизъ: — это единственная хорошая сторона.
Лордъ Джорджъ сказалъ себѣ, что въ этомъ случаѣ видѣть не значило вѣрить.
Въ эту минуту къ дверямъ подъѣхала открытая коляска.
— Если хочешь сѣсть на запятки, сказалъ маркизъ: — я могу отвезти тебя въ Кросс-Голлъ, такъ какъ я ѣду къ матери. Можетъ быть ты вспомнишь, что я желаю быть съ нею наединѣ.
Лордъ Джорджъ выразилъ свое предпочтеніе къ прогулкѣ пѣшкомъ.
— Какъ хочешь. Я желаю сказать тебѣ нѣсколько словъ. Разумѣется, мнѣ было очень непріятно, когда вы всѣ настояли, чтобы остаться въ Кросс-Голлѣ вопреки моимъ желаніямъ. Конечно, онѣ дѣйствовали по твоему совѣту.
— Отчасти.
— Да, по твоему и Сары. Ты не можешь ожидать, чтобы я забылъ объ этомъ, Джорджъ, вотъ и все.
Тутъ онъ вышелъ изъ комнаты, не давъ брату время отвѣтить ему.
Глава XXIV.
правитьДобрая старая маркиза нѣсколько подозрѣвала, что ее считаютъ шпіонкой. Она обѣщала разсказывать все своему старшему сыну, и хотя въ сущности ей нечего было разсказывать, хотя маркизу было уже извѣстно все, а все-таки, въ Кросс-Голлѣ было какое-то разъединеніе между несчастною старушкой и ея дѣтьми. Это выказывалось не въ уменьшеніи вниманія, не въ перемѣнѣ обращенія; но никто ничего не говорилъ ни о маркизѣ, ни о Попенджоѣ, и маркиза напустилась на мистрисъ Тофъ.
— Я никогда его не видѣла, миледи, что же я могу говорить, сказала мистрисъ Тофъ.
— Тофъ, я не вѣрю, чтобы вы желали видѣть сына и наслѣдника вашего господина! возразила маркиза.
Тогда мистрисъ Тофъ закусила губы, вздернула носъ и прищурила глаза; и маркиза удостовѣрилась, что мистрисъ Тофъ не вѣрила Попенджою.
Никто, кромѣ лорда Джорджа не видалъ Попенджоя, никому, кромѣ него не показали этого драгоцѣннаго ребенка. Разумѣется, его закидали вопросами, особенно старушка, но отвѣты не были удовлетворительны.
— Онъ брюнетъ? спросила маркиза.
Лордъ Джорджъ отвѣтилъ, что ребенокъ очень смуглъ.
— Боже мой! стало быть онъ совсѣмъ не похожъ на Джерменовъ. Джермены никогда не были блондинами, но и не смуглы. Говорилъ онъ что-нибудь?
— Ни слова.
— Игралъ?
— Няня не спускала его съ рукъ.
— Боже! Похожъ на Бротертона?
— Я не умѣю судить о сходствѣ.
— Здоровый ребенокъ?
— Не могу сказать. Онъ былъ очень разряженъ.
Тутъ маркиза объявила, что ея младшій сынъ показывалъ неестественное равнодушіе къ наслѣднику фамиліи. Было очевидно, что она намѣрена вѣрить Попенджою и не присоединяться къ партіи, имѣвшей низость подозрѣвать.
Разспросы о ребенкѣ продолжались цѣлые три дня. Лордъ Джорджъ имѣлъ намѣреніе вернуться въ Лондонъ въ суботу, и всѣмъ казалось, что до-тѣхъ-поръ необходимо было условиться въ чемъ-нибудь. Леди Сара думала, что у маркиза прямо слѣдовало спросить доказательство его брака, и копію съ метрическаго свидѣтельства его сына. Она соглашалась, что онъ отнесется съ горькой непріязненностью къ подобному требованію. Но она думала, что это слѣдуетъ перенести. Она доказывала, что это будетъ самый дружественный поступокъ относительно ребенка. Эти розыски, требуемые обстоятельствами, гораздо лучше сдѣлать, пока ребенокъ не можетъ ихъ понять. А если доказательства не будутъ предъявлены теперь, то впослѣдствіи его ожидаютъ хлопоты, непріятности, а можетъ быть и разореніе. Если необходимыя доказательства будутъ представлены, то никто не пожелаетъ болѣе вмѣшиваться въ это дѣло. Можетъ быть братъ будетъ чувствовать къ нимъ непріязнь, но съ ихъ стороны никакой непріязни не будетъ. Ни лордъ Джорджъ, ни младшая сестра, не опровергали этого; но они желали повременить и потомъ, какъ же начать розыски? Кто долженъ былъ надѣть колокольчикъ на кота? И какъ имъ продолжать, если маркизъ оставитъ безъ вниманія ихъ просьбу, какъ и слѣдовало ожидать? Леди Сара тотчасъ пришла къ убѣжденію, что они должны обратиться къ повѣренному; но къ какому? Они знали только старика Стокса, фамильнаго ходатая по дѣламъ. Но Стоксъ былъ повѣренный лорда Бротертона и едва ли согласится дѣйствовать противъ своего кліента. Леди Сара предположила уговорить Стокса объяснить маркизу, что эти справки должны быть наведены для собственной пользы маркиза. Но лордъ Джорджъ находилъ это невозможнымъ. Было очевидно, что лордъ Джорджъ боялся просить Стокса взяться за это дѣло.
Наконецъ, договорились до того, что надо просить какого нибудь друга дѣйствовать съ ними за одно. Не могло быть сомнѣнія, кто именно этотъ другъ.
— Будемъ мы просить его или нѣтъ, а онъ, все-таки, вмѣшается, сказала леди Сара о деканѣ. — Это касается его дочери, не меньше, чѣмъ другихъ; или сколько я его понимаю, онъ неспособенъ допустить, чтобы его интересамъ нанесли вредъ.
Лордъ Джорджъ покачалъ головой, но уступилъ. Ему очень не нравилась мысль отдать себя въ руки декану. Онъ чувствовалъ, что деканъ тверже и энергичнѣе его. Но онъ также чувствовалъ, что деканъ былъ сынъ содержателя конюшенъ. Хотя онъ увѣрялъ брага, что признаться въ этомъ можетъ безъ стыда, ему все-таки было стыдно. Деканъ имѣлъ наружность джентльмена, но все-таки отъ него какъ будто пахло конюшней. Чувствуя это, лордъ Джорджъ не согласился было соединить свои силы съ декановыми; но когда ему дали на выборъ или отправиться самому къ Стоксу, или обратиться къ декану, то онъ выбралъ послѣднее. У декана безъ сомнѣнія былъ свой собственный повѣренный, который ни крошечки не дорожилъ маркизомъ.
Въ Кросс-Голлѣ думали, что деканъ пріѣдетъ къ нимъ, зная, что у нихъ его зять; но деканъ не пріѣхалъ, вѣроятно, ожидая такой же любезности отъ лорда Джорджа. Въ пятницу лордъ Джорджъ рано поѣхалъ въ Бротертонъ, и былъ у декана въ одиннадцать часовъ.
— Я такъ и думалъ, что увижу васъ, сказалъ деканъ очень любезно. — Разумѣется, я зналъ отъ Мери, что вы здѣсь. Ну, что вы думаете обо всемъ этомъ?
— Это все не очень пріятно.
— Если вы говорите о вашемъ братѣ, то я долженъ сказать, что онъ очень непріятенъ. Вы, конечно, видѣли его?
— Да, я видѣлъ его.
— А ея сіятельство?
— Нѣтъ. Онъ сказалъ, что такъ какъ я не говорю по-итальянски, то ничего хорошаго не выйдетъ.
— И онъ кажется думаетъ, сказалъ деканъ: — что такъ, какъ я говорю по-итальянски, то это было бы опасно. Такъ никто ее не видалъ?
— Никто.
— Это обѣщаетъ много хорошаго! А маіенькаго лорда?
— Его приносили ко мнѣ.
— Какъ это любезно! Ну! каковъ онъ? Похожъ на Попенджоя?
— Отвратительная черномазая штучка.
— Не удивляюсь.
— И похожъ… Ну, я не хочу бранить бѣднаго ребенка, и Богу извѣстно, что если онъ именно тотъ за кого его выдаютъ, то я готовъ всѣмъ служить ему.
— Именно такъ, Джорджъ, сказалъ деканъ серіозно — очень серіозно и очень ласково, имѣя намѣреніе сдѣлать пріятное лорду Джорджу, если лордъ Джорджъ захочетъ сдѣлать пріятное ему. — Именно такъ. Если мы удостовѣримся въ этомъ, чего не сдѣлаемъ мы для этого ребенка, несмотря на грубость отца? Съ нашей стороны нѣтъ ничего безчестнаго, Джорджъ. Вы знаете, и я знаю, что если бы доказательства происхожденія этого ребенка были въ нашихъ рукахъ и могли быть уничтожены въ одно мгновеніе, мы напротивъ сдѣлали бы ихъ гласными завтра же. Если онъ тотъ за кого его выдаютъ, кто будетъ ему мѣшать? Но если нѣтъ?
— Подозрѣніе такого рода недостойно насъ, если не основано на весьма сильныхъ причинахъ.
— Справедливо. Но если причины будутъ очень сильныя, то подозрѣніе съ нашей стороны будетъ также справедливо. Взгляните на обстоятельства. Когда онъ вамъ сообщилъ, что женится?
— Около шести мѣсяцевъ тому назадъ, сколько мнѣ помнится.
— Онъ писалъ: «Я женюсь».
— А теперь онъ увѣряетъ будто женился три года тому назадъ. Пытался ли онъ это объяснить?
— Онъ ни слова объ этомъ не говоритъ. Онъ не любитъ говоритъ о себѣ.
— Еще бы! Но человѣка въ подобныхъ обстоятельствахъ должно заставить говорить о себѣ. Мы съ вами находимся въ такомъ положеніи, что должны заставить его говорить. Можетъ быть онъ солжетъ. И можетъ быть надѣлаетъ намъ большихъ хлопотъ чрезъ это. Такія хлопоты бываютъ дурнымъ послѣдствіемъ, оттого что на свѣтѣ есть лжецы.
Лордъ Джорджъ поморщился, когда это грубое выраженіе было примѣнено къ его родному брату.
— Но лжецамъ всегда ихъ собственная ложь надѣлаетъ хлопотъ. Если онъ вздумалъ сказать вамъ въ одинъ день, что онъ женится, а потомъ представляетъ вамъ двухлѣтняго ребенка, какъ своего законнаго сына, вы обязаны думать, что тутъ есть обманъ. Вѣроятно ли, чтобы человѣкъ съ такими преимуществами и съ имѣніемъ, укрѣпленнымъ за законнымъ сыномъ, позволялъ сомнѣваться въ законности своего сына, и оставлялъ это безъ вниманія? Вы говорите, что подозрѣніе съ нашей стороны безъ основательныхъ причинъ было, бы недостойно насъ. Я согласенъ съ вами. Но я спрашиваю васъ не имѣемъ ли мы основательныхъ причинъ къ подозрѣнію? Будемъ откровенны другъ съ другомъ, продолжалъ онъ, видя, что лордъ Джорджъ не отвѣчаетъ. — Развѣ вы не подозрѣваете?
— Подозрѣваю, отвѣчалъ лордъ Джорджъ.
— И я. А я намѣренъ узнать правду.
— Но какимъ образомъ?
— Это мы должны сообразить; но въ одномъ я увѣренъ, а именно въ томъ, что мы не должны позволять себѣ бояться вашего брата. Сказать по правдѣ онъ вѣдь забіяка, Джорджъ.
— Я желалъ бы, чтобы вы не бранили его, серъ.
— Я долженъ говорить о немъ дурно. У него скверный характеръ. Онъ старался всячески унизить меня, когда я сдѣлалъ ему визитъ, потому что чувствовалъ, что мое родство съ вами можетъ сдѣлавъ меня его врагомъ. А я намѣренъ не позволять ему унижать меня. Конечно, онъ лордъ Бротертонъ и владѣлецъ огромнаго помѣстья. Онъ имѣетъ много преимуществъ и большую власть, которыхъ я не могу лишить его. Но на все есть границы. Когда человѣкъ женится гласно, въ своемъ домѣ, и если ребенокъ родится у него, такъ сказать доказательства находятся на лицо сами по себѣ. Никакія требованія, по этому поводу не оказываются нужными. Дѣло просто, и подозрѣній никакихъ не можетъ быть. Но онъ сдѣлалъ все наоборотъ, а теперь льститъ себя мыслью, что можетъ запугать всѣхъ повелительнымъ обращеніемъ. Ему надо дать почувствовать, что этимъ онъ не выиграетъ ничего.
— Сара думаетъ, что его надо пригласить показать необходимыя свидѣтельства.
Если лордъ Джорджъ выпустилъ титулъ сестры, говоря о ней съ деканомъ, то онъ должно быть рѣшилъ, что съ деканомъ необходимы очень дружелюбныя сношенія.
— Леди Сара всегда права. Это долженъ быть первый шагъ. Но вы пригласите его сдѣлать это? Какъ же ему сказать объ этомъ?
— Она думаетъ, что это долженъ сдѣлать повѣренный.
— Это должны сдѣлать или вы или повѣренный.
На лицѣ лорда Джорджа выразилось большое смятеніе.
— Разумѣется, если это дѣло останется на моихъ рукахъ — если я долженъ сдѣлать это — я не сдѣлаю этого лично. Вопросъ состоитъ въ томъ, можете ли вы первый написать ему объ этомъ?
— Онъ мнѣ не отвѣтитъ.
— Весьма вѣроятно. Тогда мы должны взять повѣреннаго.
Дѣло это было до такой степени непріятно лорду Джорджу, что не разъ во время этого разговора, онъ почти рѣшался совсѣмъ отстранить себя отъ этого, и по-крайней-мѣрѣ сдѣлать видъ будто вѣритъ, что ребенокъ настоящій наслѣдникъ, несомнѣнный Попенджой. Но деканъ столько же разъ показывалъ ему, что онъ не можетъ отстранить себя.
— Вы будете принуждены, сказалъ деканъ: — выразить ваше мнѣніе, каково бы оно ни было; и если вы думаете, что обманъ былъ, вы не можете не сказать, что думаете это.
Наконецъ рѣшили, что лордъ Джорджъ напишетъ брату, выскажетъ всѣ основанія, не для своего собственнаго подозрѣнія, но для всѣхъ вообще; и будетъ серіозно просить показать надлежащія доказательства брака и рожденія ребенка. Если на это письмо, не будетъ обращено вниманія, тогда возьмутъ повѣреннаго. Деканъ предложилъ своего, мистера Бетля. Лордъ Джорджъ, уже уступивъ, нашелъ удобнымъ уступать во всемъ. Въ концѣ разговора деканъ предложилъ «составить вмѣстѣ нѣсколько словъ», или другими словами написать письмо, которое его зять подпишетъ. И это предложеніе было также принято лордомъ Джорджемъ.
Оба просидѣли вдвоемъ часа два, а потомъ, послѣ завтрака вмѣстѣ отправились въ городъ. Оба чувствовали, что они теперь тѣснѣе связаны другъ съ другомъ. Деканъ былъ этимъ доволенъ вполнѣ. Онъ желалъ, чтобы его зять сдѣлался маркизомъ еще при жизни его. Такой человѣкъ, какъ маркизъ по всей вѣроятности умретъ рано, между тѣмъ, какъ онъ, деканъ, пользовался полнымъ здоровьемъ. Онъ былъ готовъ на все, чтобы сдѣлать пріятною жизнь лорда Джорджа, если только лордъ Джорджъ будетъ съ нимъ любезенъ и покоренъ.
Но лорда Джорджа тяготили большія сожалѣнія. Онъ составилъ заговоръ противъ главы своей фамиліи, а заговорщикомъ противъ его брата былъ сынъ содержателя конюшенъ. Могло быть также, что онъ въ заговорѣ противъ своего роднаго племянника; и если такъ, то заговоръ, конечно, не удастся, а всѣ Джермены заклеймятъ его навсегда какъ гнуснаго и корыстнаго человѣка.
Домъ декана былъ въ Оградѣ, соединяясь съ соборомъ крытой, выложенной камнемъ дорожкой. Ближайшая дорога изъ дома декана на Большую улицу, шла чрезъ соборъ. Деканъ съ зятемъ прошли чрезъ западный входъ и остановились на нѣсколько минутъ на улицѣ пока деканъ говорилъ съ работниками, занятыми поправкою зданія. Потомъ деканъ и лордъ Джорджъ вышли на средину широкой улицы, чтобы взглянуть на работу. Пока они стояли тутъ, на нихъ чуть не наѣхала коляска и они должны были попятиться назадъ. Въ коляскѣ они увидали лорда Бротертона, закутаннаго въ мѣха, а возлѣ него даму, еще болѣе закутанную, чѣмъ онъ. Для нихъ было очевидно, что онъ ихъ узналъ, онъ даже поднялъ руку, чтобы поклониться брату, когда увидалъ декана. Они оба поклонились, и деканъ, который былъ находчивѣе, снялъ шляпу и поклонился дамѣ. Но маркизъ не отвѣтилъ на ихъ поклонъ.
— Это ваша невѣстка, сказалъ деканъ.
— Можетъ быть.
— Съ какой же другой дамой можетъ онъ ѣхать. Я увѣренъ, что они оба въ Бротертонѣ первый разъ.
— Желалъ бы я знать, видѣлъ ли онъ насъ.
— Разумѣется, видѣлъ. На меня онъ съ намѣреніемъ не обратилъ вниманія, а на васъ, потому что я былъ съ вами. Я болѣе не буду безпокоить его моимъ вниманіемъ.
Потомъ они пошли на своихъ дѣламъ, а послѣ, когда деканъ «составилъ вмѣстѣ нѣсколько словъ», лордъ Джорджъ вернулся въ Кросс-Голлъ.
— Пошлите письмо тотчасъ, но адресуйте его изъ Лондона.
Это были послѣднія слова декана лорду Джорджу.
Это были маркизъ и его жена. Весь Бротертонъ узналъ эту новость. Она заѣзжала въ какую-то лавку, а маркизъ удостоилъ быть ея переводчикомъ. Весь Бротертонъ теперь зналъ, что новая маркиза дѣйствительно существовала, а до-сихъ-поръ большая часть Бротертона сомнѣвалась въ этомъ. Вниманіе къ бротертонской лавкѣ оцѣнили въ такой степени, что всѣ прежнія вины маркиза были прощены. Если бы Попенджоя привезли въ бротертонскую кандитерскую и заставили скушать бротертонскій пирожокъ, маркизъ сдѣлался бы самымъ популярнымъ человѣкомъ въ окрестностяхъ. Маленькая доброта послѣ постоянной жестокости всегда тронетъ собачье сердце; а нѣкоторые говорятъ и женское. Повидимому, такимъ образомъ, можно было тронуть и Бротертонъ.
Глава XXV.
правитьНесмотря на предостереженіе, полученное отъ своей пріятельницы и родственницы, мистрисъ Гаутонъ, Джекъ Де-Баронъ былъ въ Мюнстер-Кортѣ во время отсутствія лорда Джорджа, и тамъ встрѣтилъ леди Сюзанну. Съ нимъ была и мистрисъ І'аутонъ, несмотря на то, что подала ему такой прекрасный совѣтъ. Она, разумѣется, желала видѣть леди Сюзанну, которая всегда терпѣть ее не могла; а Джекъ желалъ познакомиться съ женщиной, которую, какъ его увѣрили, пригласили въ Лондонъ нарочно для того, чтобы защитить молодую жену отъ его умысловъ. И мистрисъ Гаутонъ, и Джекъ были короткіе знакомые въ Мюнстер-Кортѣ, и потому ничего не было страннаго въ томъ, что они заѣхали вмѣстѣ предъ завтракомъ. Разумѣется, Джекъ былъ представленъ леди Сюзаннѣ. Обѣ дамы состроили гримасу другъ другу, такъ какъ каждая знала чувства другой къ себѣ. Мери, подозрѣвая, что леди Сюзанну пригласили именно для ея защиты отъ этого друга, рѣшилась быть особенно любезна съ Джекомъ. Она уже успѣла, по пріѣздѣ леди Сюзанны, заявить ей, что способна сама распоряжаться своими дѣлами. Леди Сюзанна довольно неудачно намекнула на излишнюю издержку четырехъ восковыхъ свѣчей, когда онѣ обѣ сидѣли однѣ въ гостиной. Леди Джорджъ отвѣтила, что это очень красиво. Леди Сюзанна сдѣлала очень серіозное возраженіе, и тогда леди Джорджъ высказалась.
— Милая Сюзанна, позвольте мнѣ самой распоряжаться моими домашними дѣлами.
Разумѣется, эти слова покоробили леди Сюзанну и, разумѣется, любовь обѣихъ дамъ, другъ къ другу не увеличилась. Леди Джорджъ теперь твердо рѣшилась показать милой Сюзаннѣ, что не боится своей дуеньи.
— Мы отважились посмотрѣть, не дадите ли вы намъ позавтракать, сказала мистрисъ Гаутонъ.
— Великолѣпно! воскликнула леди Джорджъ: — кушать-то будетъ нечего, но вѣдь вамъ все равно.
— Разумѣется, сказалъ Джекъ. — Я всегда находилъ, что самый лучшій завтракъ бываетъ отъ остатковъ обѣда слугъ. И мясо лучше, изжарено лучше и подано не холодное.,
Завтракъ былъ обильный, изъ какого бы источника ни происходилъ, и молодые люди были очень веселы. Можетъ быть они немножко шумѣли. Можетъ быть употребляли въ разговорѣ нѣсколько невинныхъ выраженій изъ воровского языка. Дамы иногда употребляютъ такія выраженія, и можетъ быть теперь они употреблялись для особеннаго назиданія леди Сюзанны. Но на воровскомъ языкѣ никогда не говорили въ Манор-Кроссѣ и Кросс-Голлѣ, и леди Сюзанна ненавидѣла его.
Леди Сюзаннѣ казалось, что эти гости не уѣдутъ никогда, а между тѣмъ, противъ этого самаго человѣка предостерегалъ ее братъ! И какъ онъ былъ противенъ, по мнѣнію леди Сюзанны! Молокососъ — рѣшительный молокососъ! Красивый, наглый, фамильярный и постоянно улыбавшійся! Всѣ эти маленькія достоинства, которыя дѣлали его такимъ пріятнымъ для леди Джорджъ, были пятнами и погрѣшностями въ глазахъ леди Сюзанны. По ея мнѣнію, мужчина — по-крайней-мѣрѣ джентльменъ — долженъ быть высокъ, смуглъ, серіозенъ, и скорѣе молчаливъ, чѣмъ разговорчивъ. А этотъ Джекъ болтаетъ обо всемъ и не раскроетъ рта безъ воровскихъ выраженій. Въ половинѣ четвертаго, когда они проболтали въ гостиной цѣлый часъ, проболтавъ за завтракомъ уже прежде цѣлый часъ, мистрисъ Гаутонъ сдѣлала ужасное предложеніе.
— Поѣдемте всѣ ко мнѣ играть въ бильярдъ.
— Непремѣнно, сказалъ Джекъ. — Леди Джорджъ, вы уже должны мнѣ двѣ новыя шляпы.
Играть въ бильярдъ на новыя шляпы! Леди Сюзанна почувствовала, что именно теперь ей слѣдуетъ вмѣшаться. Она рѣшилась быть терпѣливой и не нападать на леди Джорджъ какъ оскорбленное божество, если какой-нибудь кризисъ не оправдаетъ подобнаго поступка. Но теперь непремѣнно она должна вмѣшаться. Играть въ бильярдъ съ Джекомъ Де-Барономъ на новыя шляпы той, которая имѣетъ надежду сдѣлаться современенъ маркизой Бротертонской.
— Я проиграла только одну, весело сказала леди Джорджъ: — и навѣрно отыграюсь сегодня. Вы поѣдете, Сюзанна?
— Конечно нѣтъ, сказала леди Сюзанна очень угрюмо.
Всѣ посмотрѣли на нее, Джекъ Де-Баронъ поднялъ брови и сидѣлъ съ минуту неподвижно. Леди Сюзанна знала, что Джекъ Де-Баронъ имѣлъ намѣреніе поднять ее насмѣхъ. Тутъ она вспомнила, что если эта легкомысленная молодая женщина непремѣнно захочетъ ѣхать къ мистрисъ Гаутонъ Съ такимъ неприличнымъ собесѣдникомъ, то ея обязанность къ брату требуетъ, чтобы и она поѣхала.
— Я хотѣла сказать, прибавила леди Сюзанна: — что я предпочла бы не ѣхать.
— Почему же? спросила Мери.
— Я нахожу, что играть въ бильярдъ на новыя шляпы не… не… не весьма приличное занятіе для леди и джентльмена.
Не успѣла она сказать этихъ словъ какъ почувствовала, что они нѣсколько преувеличены и не совсѣмъ кстати.
— Такъ мы будемъ играть на перчатки, замѣтила Мери.
Она была не такая женщина, чтобы перенести безнаказанно такія нападки.
— Можетъ быть вы согласитесь отложить эту игру до возвращенія Джорджа, сказала его сестра.
— Нѣтъ, не соглашусь. Я пойду и одѣнусь. Вы можете ѣхать или не ѣхать, какъ вамъ угодно.
Мери вышла изъ комнаты, а леди Сюзанна пошла за ней.
— Она намѣрена поступать по своему, сказалъ Джекъ, оставшись одинъ съ своей кузиной.
— Она вовсе не такова какою я считала ее, сказалъ мистрисъ Гаутонъ. — Дѣло въ томъ, что дѣвушку нельзя узнать пока она дѣвушка. Она начинаетъ высказываться только когда выйдетъ замужъ.
Джекъ съ этимъ не согласился, находя, что нѣкоторыя дѣвушки, извѣстныя ему, умѣютъ высказываться и до замужства.
Они всѣ пошли пѣшкомъ по парку къ Беркелейскому скверу; приказанія были отданы, чтобы колясочка пріѣхала попозже. Леди Сюзанна, наконецъ, также рѣшилась итти. Ей было непріятно даже войти въ домъ мистрисъ Гаутонъ, она чувствовала, что обязанность призываетъ ее туда. А когда они пришли на Беркелейскій скверъ, то бильярдной игры не было, но и бильярдъ былъ бы лучше того, что случилось. На столѣ лежалъ небольшой свертокъ, въ которомъ оказалась колода разрисованныхъ картъ, предсказывавшихъ будущее, и присланная въ подарокъ мистрисъ Гаутонъ какой-то знакомой. По этимъ картамъ начали предсказывать другъ другу будущее, и леди Сюзаннѣ показалось, что онѣ такъ свободно говорятъ о влюбленныхъ и обожателяхъ, какъ будто обѣ какія-нибудь горничныя, а не жены степенныхъ знатныхъ мужей.
— Этотъ брюнетъ имѣетъ дурные умыслы, злой языкъ и ни копейки денегъ, сказала мистрисъ Гаутонъ, когда карты были разложены на колѣняхъ леди Джорджъ. — Джекъ, дама съ бѣлокурыми волосами только кокетничаетъ съ вами, она ни крошечки не любитъ васъ.
— Я самъ такъ думаю, сказалъ Джекъ.
— А между тѣмъ она надѣлаетъ вамъ страшныхъ хлопотъ. Леди Сюзанна, хотите я вамъ поворожу?
— Нѣтъ, отвѣтила леди Сюзанна очень коротко.
Такимъ образомъ продолжался цѣлый часа, до пріѣзда коляски, и леди Сюзанна все время сидѣла, не раскрывая губъ. Это была самая невинная ребяческая игра, но для нея она была ужасна. И всѣ они сидѣли такъ близко другъ къ другу, и этому человѣку позволялось вкладывать карты въ руки жены ея брата и брать изъ ея рукъ, какъ будто они братъ и сестра. Потомъ, когда они шли къ колясочкѣ, этотъ противный человѣкъ отвелъ леди Джорджъ въ сторону и шептался съ нею цѣлыхъ двѣ минуты. Леди Сюзанна не слыхала ни слова, но знала, что всѣ слова были дьявольскія. Она подумала бы это если бы и слышала ихъ.
— Достанется вамъ, леди Джорджъ, сказалъ Джекъ.
— Достанется кому-нибудь другому, а не мнѣ, отвѣтила леди Джорджъ.
— Хотѣлось бы мнѣ сдѣлаться невидимкой и подслушать, были послѣднія слова Джека.
— Милая Мери, сказала леди Сюзанна какъ только онѣ сѣли: — вы очень молоды.
— Этотъ недостатокъ исправится самъ по себѣ.
— Слишкомъ быстро, какъ вы скоро узнаете, но пока, такъ какъ вы женщина замужняя, не слѣдуетъ ли намъ остерегаться легкомыслія юности?
— Да, я полагаю такъ, сказала Мери съ насмѣшкой послѣ минутнаго соображенія: — но если бы я была не замужемъ, мнѣ слѣдовало бы дѣлать то же самое. Это разумѣется само собой, безъ всякихъ разговоровъ..
Она твердо рѣшилась не покоряться леди Сюзаннѣ ни въ чемъ, и не принимать отъ нея никакихъ выговоровъ. Она давно уже рѣшила не позволять бранить себя никому кромѣ мужа и ему какъ можно меньше. Теперь, она сердилась на него за то, что онъ вызвалъ эту женщину присматривать за ней, и рѣшилась дать ему знать, что она будетъ покоряться только ему, а не его сестрѣ.
— Молодая замужняя женщина, сказала дуенья: — обязана особенно быть осторожна для своего мужа. Она держитъ въ своихъ рукахъ его счастіе и его честь.
— А онъ въ своихъ ея счастіе и ея честь. Мнѣ кажется, что все это разумѣется само собой.
— Это, конечно, сказала леди Сюзанна, не зная какъ продолжать, нѣсколько боясь своей собесѣдницы, но все съ напряженной серіозностью. — Иногда случается, что молодая женщина не совсѣмъ понимаетъ, что хорошо и что дурно.
— А иногда случается, что и старые люди не понимаютъ. Вотъ недавно судъ отнялъ у майора Джонса жену, потому что онъ всегда билъ ее, а ему уже пятьдесятъ лѣтъ. Я читала объ этомъ въ газетахъ. Я нахожу, что бываютъ и старые люди такіе же дурные какъ и молодые.
Леди Сюзанна чувствовала, что отъ нея отрѣзали всѣ апроши, и что она тотчасъ должна устремиться къ цитадели, если намѣрена взять ее.
— Вы находите, что играть въ бильярдъ… хорошо?
— Нахожу; очень хорошо.
— А какъ вы думаете, Джорджу будетъ пріятно, что вы играете съ капитаномъ Де-Барономъ?
— Почему именно съ капитаномъ Де-Барономъ? сказала Мери, свирѣпо обернувшись къ нападающей.
— Я не думаю, чтобы ему было пріятно. И потомъ эта ворожба! Повѣрьте мнѣ, Мери, это было очень прилично.
— Я ничему подобному не повѣрю. Неприлично! игра съ разрисованными картами!
— Вы все говорили о любви и о влюбленныхъ, сказала леди Сюзанна, сама не зная такъ ей высказаться, но въ твердомъ убѣжденіи, что совершенно права.
— О! какъ это вы можете, Сюзанна, думать дурно о подобныхъ вещахъ! Все о любви и влюбленныхъ! Вѣдь книги, пѣсни и театральныя представленія наполнены этимъ же. Вы вѣрно не поняли, что это была шутка?
— Я твердо убѣждена, что Джорджу не понравятся тѣ выраженія, какія вы употребляли съ капитаномъ Де-Барономъ за завтракомъ.
— Если Джорджу не нравится что-нибудь, онъ долженъ самъ сказать мнѣ это, а не поручать этого вамъ. Если онъ предпишетъ мнѣ, что я должна дѣлать, я буду исполнять. А на ваши предписанія я не буду обращать ни малѣйшаго вниманія. Вы здѣсь моя гостья, а не гувернантка; и я нахожу ваше вмѣшательство очень дерзкимъ.
Это были сильныя выраженія, такія сильныя, что леди Сюзанна нашла невозможнымъ продолжать разговоръ въ эту минуту. Онѣ даже ничего не говорили цѣлый день, и за обѣдомъ и вечеромъ, пока леди Сюзанна не взяла подсвѣчникъ, чтобы уйти въ свою спальню.
Домашняя война ничѣмъ такъ ясно не обозначается какъ положительнымъ молчаніемъ. Но леди Сюзанна, уходя спать, подумала, что можетъ быть будетъ благоразумнѣе сдѣлать маленькое усиліе, чтобы помириться. Она не имѣла никакого намѣренія отступиться отъ сдѣланныхъ ею обвиненій. Ей въ голову не приходило признать себя неправой. Но все-таки она рѣшилась сдѣлать шагъ къ миру.
— Разумѣется, сказала она: — я высказалась только отъ моей любви къ Джорджу и отъ моей заботливости къ вамъ.
— Относительно меня я нахожу эту заботливость ошибочной, сказала Мери. — Разумѣется, я скажу Джорджу; но даже ему я скажу, что не допускаю ничьей власти надъ собой кромѣ его.
— Выслушайте меня…
— Нѣтъ. Вы обвинили меня въ неприличномъ поведеніи… съ этимъ человѣкомъ.
— Я нахожу, начала леди Сюзанна, не зная какія употребить выраженія, боясь высказать слишкомъ большую твердость и въ тоже время сознавая, что слабость будетъ безразсудна: — я нахожу, что всякое… всякое… кокетство ужасно гадко!
— Сюзанна, сказала леди Джорджъ, вздрогнувъ отъ этихъ непріятныхъ словахъ: — я никогда больше не буду съ вами говорить.
Слѣдующій день прошелъ почти въ совершенномъ молчаніи. Это была пятница и обѣ знали, что лордъ Джорджъ будетъ дома завтра. Времени было такъ мало, что нѣкогда было писать къ нему. Каждая хотѣла разсказать по своему и каждая должна была ждать его пріѣзда. Мери, съ самой холодной вѣжливостью исполняла обязанности хозяйки. Леди Сюзанна дѣлала нѣсколько усилій къ миру, но потерпѣвъ неудачу, скоро отказалась отъ всякихъ попытокъ.
Заѣхала тетушка Джу съ своей племянницей, но ихъ разговоръ не уменьшилъ холодности. Потомъ леди Сюзанна выѣзжала одна въ колясочкѣ, но это было уже условлено заранѣе. Онѣ молча отобѣдали, молча читали свои книги, и молча встрѣтились утромъ за завтракомъ. Въ три часа лордъ Джорджъ пріѣхалъ, и Мери, сбѣжавъ внизъ, увела его въ столовую. Поцѣловавъ его, она начала:
— Джорджъ, ты никогда не долженъ приглашать сюда опять Сюзанну.
— Почему? спросилъ онъ.
— Она оскорбила меня. Она говорила вещи такія гадкія, что я не могу ихъ повторить, даже тебѣ. Она въ глаза обвинила меня въ кокетствѣ. Отъ нея я не хочу этого переносить. Если бы ты сказалъ мнѣ это, это убило бы меня; но, разумѣется, ты можешь говорить, что хочешь. Но она не должна бранить меня и говорить мнѣ, что я такая, и сякая, потому, что я не такъ величественно держу себя какъ она. Вѣришь ты, Джорджъ, что я кокетничала?
Она говорила съ такою пылкостью, что онъ никакъ не могъ остановить ее.
— Ты хочешь, чтобы она обращалась со мною такимъ образомъ?
— Это очень нехорошо, сказалъ онъ.
— Что нехорошо? Развѣ хорошо, что она говоритѣ мнѣ такія вещи? Неужели ты возьмешь ея сторону противъ меня?
— Милая Мери, ты кажется взволнована.
— Разумѣется, я взволнована. Неужели ты желаешь, чтобы я не волновалась, когда мнѣ говорятъ такія вещи? Ты вѣдь не возьмешь ея сторону противъ меня?
— Я еще не выслушалъ ее.
— И ты повѣришь ей противъ меня? Неужели она будетъ въ состояніи увѣрить тебя, что я кокетничала! Если такъ, тогда все кончено.
— Что кончено?
— Ахъ, Джорджъ! зачѣмъ ты женился на мнѣ, если не можешь мнѣ вѣрить?
— Кто говоритъ, что я тебѣ не вѣрю? Я полагаю дѣло въ томъ, что ты держала себя немножко… безразсудно.
— Что? Я разговаривала, смѣялась, мнѣ было весело, и это называется безразсудствомъ. Она находитъ, что смѣяться неприлично, и называетъ воровскимъ нарѣчіемъ каждое слово, которое взято не изъ грамматики. Ступай лучше выслушать ее, если тебѣ не о чемъ говорить со мной.
Лордъ Джорджъ тоже это думалъ; но онъ остался нѣсколько минутъ въ столовой, наклонился къ женѣ, которая бросилась въ кресло, и поцѣловалъ ее. А она только покачала головой, но не отвѣтила на его ласку. Потомъ онъ медленно ушелъ наверхъ.
Нѣтъ никакой надобности разсказывать подробно, что происходило тамъ. Леди Сюзанна выражалась не злобно. Она много говорила о молодости Мери и о томъ, что капитанъ Де-Баронъ неприличный собесѣдникъ для нея. Она очень возставала противъ воровского языка и относилась гораздо суровѣе къ мистрисъ Гаутонъ чѣмъ къ Джеку. Она не имѣла намѣренія говорить, что Мери дозволяла этому джентльмену оказывать ей неприличное вниманіе. Но Мери по своей молодости не могла знать, какое вниманіе прилично и какое неприлично. Для леди Сюзанны это казалось такъ серіозно, что она почти не упомянула о личной ссорѣ.
— Конечно, Джорджъ, сказала она: — молодыя особы не любятъ замѣчаній; но безъ этого нельзя. И я должна сказать, что Мери такъ же мало любитъ это какъ и всѣ.
Такое множество непріятностей, свалившихся въ одно время на плечи бѣднаго лорда Джорджа, почти подавили его. Онъ вернулся въ Лондонъ съ головой, наполненной тѣмъ ужаснымъ письмомъ, которое далъ слово написать; но это письмо теперь совсѣмъ выскользнуло изъ головы его. Ему было необходимо устранить эти домашнія непріятности и, разумѣется, онъ вернулся къ своей женѣ. Разумѣется также, она чрезъ нѣсколько времени поставила на своемъ. Онъ долженъ былъ увѣрить ее, что никогда не думалъ, чтобы она кокетничала. Онъ долженъ былъ сказать, что она неупотребляла неприличныхъ выраженій въ разговорѣ. Онъ долженъ былъ поклясться, что ворожба на картахъ совершенно невинна. Тогда Мери удостоила сказать, что она теперь будетъ вѣжлива къ Сюзаннѣ, но прибавила, что никогда болѣе эта золовка не будетъ гостить въ ея домѣ.
— Ты еще и теперь не знаешь, Джорджъ, всего, что она мнѣ сказала, и какимъ образомъ обращалась со мной.
— Такъ ты не желаешь, чтобы я продолжала знакомство съ капитаномъ Де-Барономъ?
Этотъ вопросъ Мери сдѣлала своему мужу въ понедѣльникъ послѣ его возвращенія. Въ этотъ день леди Сюзанна вернулась въ Бротерширъ, нѣсколько ускоривъ свое возвращеніе вслѣдствіе непріятныхъ отношеній въ Мюнстер-Кортѣ. Всѣ ѣздили въ церковь въ воскресенье, и леди Сюзанна употребляла всѣ силы, чтобы примириться съ своей невѣсткой. Но она не знала свѣта и не понимала какъ оскорбительно для молодой женщины такое вмѣшательство, въ какомъ она оказалась виновна. Она не могла понять, какое обидное чувство кипѣло въ груди Мери. Обида заключалась не только въ сказанныхъ словахъ, но выраженіе лица леди Сюзанны въ присутствіи этого человѣка, показывало тоже обвиненіе, такъ что его могъ видѣть и понять этотъ человѣкъ. Мери рѣшилась употребить всѣ силы, чтобы не дать никому предположить, что она боится своей золовки; но рѣшилась въ то же время считать леди Сюзанну всегда своимъ врагомъ. Она уже отказалась отъ своей угрозы никогда не говорить съ своей гостьей; но все, что говорила леди Сюзанна, все, что могъ сказать лордъ Джорджъ, нисколько не смягчило ея сердца. Эта женщина сказала ей, что она кокетка, увѣряла, что она дѣлала и говорила неприличныя вещи. Эта женщина пріѣхала шпіонить, и эта женщина никогда не будетъ ея другомъ. При подобныхъ обстоятельствахъ, лордъ Джорджъ нашелъ невозможнымъ не упомянуть опять объ этомъ непріятномъ предметѣ, и такимъ образомъ вызвалъ вышеприведенный вопросъ.
Мери при этомъ посмотрѣла на мужа такъ пристально, что онъ догадался на сколько его настоящее спокойствіе будетъ зависѣть отъ отвѣта, который онъ дастъ.
Конечно, онъ былъ противъ ея знакомства съ Джекомъ Де-Барономъ. Несмотря на то, что онъ принужденъ былъ сказать по пріѣздѣ для ея успокоенія, онъ не любилъ воровского нарѣчія, не любилъ ворожбы на картахъ, не любилъ бильярда. Во всемъ этомъ онъ сочувствовалъ своей сестрѣ. Онъ любилъ проводить время съ мистрисъ Гаутонъ, но ему ужасно было думать, что его жена любитъ проводить время съ Джекомъ Де-Барономъ. Но онъ не могъ сказать ей этого.
— Нѣтъ, сказалъ онъ: — я не имѣю ничего противъ этого.
— Разумѣется, если ты захочешь, я никогда не увижусь съ нимъ. Но это будетъ ужасно. Ему придется сказать… что ты ревнуешь.
— Я нисколько не ревную, сказалъ онъ съ гнѣвомъ: — ты не должна употреблять подобныхъ выраженій.
— Я и не употребила бы, если бы не непріятности, которыя надѣлала твоя сестра. Но послѣ всего, что она наговорила, надо же было объясниться. Капитанъ Де-Баронъ, мнѣ очень нравится, какъ вѣроятно тебѣ нравятся другія дамы. Что же въ этомъ дурного?
— Я никогда не подозрѣвалъ ничего.
— Но Сюзанна подозрѣвала. Разумѣется, тебѣ все это непріятно, Джорджъ. И мнѣ непріятно. Я была такъ огорчена, что выплакала почти всѣ глаза. Но, если люди хотятъ сплетничать, что съ этимъ подѣлаешь? Остается только не приглашать къ себѣ сплетницъ.
Для него хуже всего было то, что жена его очевидно одерживала надъ нимъ верхъ. Когда онъ на ней женился, а этому прошло не болѣе девяти мѣсяцевъ, она была дѣвочкой совершенно къ его рукахъ, не изъявляя притязаній на самостоятельность, а желая, чтобы онъ руководилъ ею во всемъ. Но теперь она быстро пріобрѣтала самостоятельность и не имѣла никакого уваженія къ величію его фамиліи. Леди Сюзанна, которую всѣ считали такой величественной, была для нея ничѣмъ не болѣе всякой другой Сюзанны. Онъ почти жалѣлъ, что не сдѣлалъ возраженія противъ ея знакомства съ Джекомъ Де-Барономъ. Но тогда, конечно, была бы сцена, и она можетъ быть сказала бы своему отцу. Это вдвойнѣ было бы непріятно, такъ какъ именно теперь ему было необходимо находиться съ деканомъ въ хорошихъ отношеніяхъ. Предстояла борьба съ братомъ, а лордъ Джорджъ чувствовалъ, что безъ декана онъ не можетъ вести этой борьбы.
Давъ свое согласіе на знакомство съ Джекомъ Де-Барономъ, онъ отправился въ свой клубъ писать письмо, которое было въ сущности только копіей со словъ декана, которыя онъ носилъ въ карманѣ съ тѣхъ самыхъ поръ, какъ уѣхалъ отъ декана, и которыя состояли въ слѣдующемъ:
"Любезный Бротертонъ, меня принуждаютъ писать къ тебѣ весьма непріятныя обстоятельства, и о такомъ предметѣ, котораго я охотно избѣгнулъ бы, если бы чувство долга позволяло мнѣ молчать.
"Ты помнишь, что писалъ мнѣ въ октябрѣ о своей женитьбѣ. «Я женюсь на маркизѣ Луиджи» были твои слова. До этой минуты мы ничего не слыхали объ этой дамѣ и о твоемъ намѣреніи жениться на ней. Когда я сообщалъ тебѣ о моемъ намѣреніи вступить въ бракъ за нѣсколько мѣсяцевъ предъ этимъ, ты только отвѣтилъ, что тебѣ, вѣроятно, скоро самому понадобится Манор-Кроссъ. Теперь же оказывается, что когда ты писалъ намъ о твоемъ намѣреніи вступить въ бракъ, ты былъ женатъ уже два года, а когда я сообщалъ тебѣ о моемъ бракѣ, у тебя былъ уже годовой ребенокъ, хотя, конечно, я могъ ожидать, что ты сообщишь мнѣ объ этомъ въ то время.
"Прошу тебя вѣрить, что теперь меня побуждаютъ писать къ тебѣ не подозрѣнія мои; но я знаю, что если все это будетъ оставлено въ такомъ положеніи, въ какомъ твои дѣла находятся теперь, то подозрѣнія возникнутъ на будущее время. Я пишу въ интересахъ твоего сына и наслѣдника; и для него умоляю тебя передать тотчасъ въ руки твоего повѣреннаго доказательства законности твоего брака и рожденія твоего сына. Моему повѣренному также необходимо видѣть эти доказательства въ рукахъ твоего повѣреннаго. Если бы ты умеръ при настоящемъ положеніи дѣла, то я былъ бы обязанъ принять мѣры, которыя были бы враждебны интересамъ Попенджоя. Мнѣ, кажется, ты самъ долженъ это чувствовать. А между тѣмъ, ничто не можетъ быть дальше отъ моихъ желаній. А если мы умремъ оба, то затрудненіе еще увеличится, такъ какъ въ такомъ случаѣ дѣйствовать будутъ дальніе члены фамиліи.
"Надѣюсь, ты повѣришь мнѣ, когда я скажу, что мое единственное желаніе устроить все удовлетворительно.
Любящій тебя братъ
Когда маркизъ получилъ это письмо, оно нисколько его не удивило. Лордъ Джорджъ сказалъ своей сестрѣ Сарѣ, что письмо онъ напишетъ и даже разсуждалъ съ нею о словахъ, продиктованныхъ деканомъ. Леди Сара думала, что такъ какъ деканъ былъ человѣкъ умный, то лучше привести въ письмѣ его слова. Потомъ сказали леди Амеліи, которая, зная, что ея братъ будетъ разсуждать объ этомъ съ деканомъ, просила, чтобы съ нею не обращались, какъ съ посторонней. Леди Амеліи было сказано не все, и не все леди Амелія разсказала матери. Но маркиза узнала достаточно и избавила своего сына отъ удивленія, когда онъ получилъ письмо брата.
Маркизъ тотчасъ отвѣтилъ на письмо.
«Любезный братъ», писалъ онъ: — "я не нахожу нужнымъ сообщать тебѣ причины, заставившія меня не разглашать о моемъ бракѣ. Ты заключаешь очень опрометчиво, что если бракъ не гласенъ, то онъ незаконный. Я радъ, что ты не подозрѣваешь ничего, и прошу тебя вѣрить, Что мнѣ рѣшительно все равно, подозрѣваешь ты или нѣтъ. Когда ты, или кто-нибудь другой пожелаетъ разузнать, то ты, или онъ, или они увидятъ, что я позаботился о доказательствахъ. Я не зналъ, что у тебя есть повѣренный. Я могу только надѣяться, что онъ не разоритъ тебя поисками за птичьимъ молокомъ.
"Искренно преданный тебѣ
Это было неудовлетворительно само по себѣ, но все-таки заставило лорда Джорджа повѣрить, что Попепджой былъ Попенджой. Онъ искренно желалъ, чтобы Попенджой былъ Попенджоемъ. Онъ не желалъ ни титула, ни имѣнія и не было въ его сердцѣ вѣроломства къ брату и его семьѣ. Потомъ хлопоты, издержки и непріятности такой борьбы такъ ужасали его воображеніе, что онъ радовался возможности избѣгнуть этого. Но вся бѣда была въ деканѣ. Лордъ Джорджъ чувствовалъ, что деканъ не останется доволенъ. Согласно условію, онъ послалъ декану копію съ письма брата и прибавилъ, что по его убѣжденію бракъ былъ законный, наслѣдникъ настоящій, и что всѣ дальнѣйшіе дѣйствія будутъ безполезны. Не нужно говорить, что деканъ остался доволенъ. На слѣдующій день предъ обѣдомъ деканъ былъ въ Мюнстер-Кортѣ.
— О папа! воскликнула Мери: — я такъ рада видѣть васъ.
Не пріѣхалъ ли онъ по поводу капитана Де-Барона? Если такъ, она разскажетъ ему все.
— Что привело васъ сюда такъ неожиданно? Зачѣмъ вы не написали? Джорджъ должно быть въ клубѣ.
Джорджъ въ это время былъ у мистрисъ Гаутонъ.
— О да, онъ будетъ обѣдать дома. Не случилось ли чего-нибудь непріятнаго въ Манор-Кроссѣ, папа?
Отецъ былъ такъ ласковъ съ нею, что она примѣтила тотчасъ, что онъ пріѣхалъ не по поводу капитана Де-Барона. Жалобы на ея поведеніе еще не дошли до него.
— Гдѣ вашъ чемоданъ, папа?
— Я остановился въ гостиницѣ въ Суфольской улицѣ. Я буду здѣсь только одну ночь, можетъ быть двѣ; и такъ какъ мнѣ пришлось пріѣхать неожиданно, я не хотѣлъ дѣлать тебѣ хлопотъ.
— О, папа, какъ это дурно съ вашей стороны.
Это она сказала тѣмъ искреннимъ тономъ, который вызываетъ довѣріе. Декану очень хотѣлось, чтобы дочь любила бесѣдовать съ нимъ. Въ той игрѣ, которую онъ намѣревался разыграть, содѣйствіе Мери и ея вліяніе на мужа будутъ очень необходимы ея отцу. Она должна быть Ловелесъ скорѣе чѣмъ Джерменъ, пока не сдѣлается важной дамой въ фамиліи Джерменъ. Деканъ зналъ, что лордъ Джорджъ нѣсколько его боится, но этого избѣгнуть было нельзя; съ дочерью своей онъ долженъ быть любезенъ и никогда не показывать ей родительской строгости и клерикальной скуки.
— Я надоѣмъ тебѣ до смерти если буду пріѣзжать слишкомъ часто и неожиданно, сказалъ онъ, смѣясь.
— Но зачѣмъ вы пріѣхали, папа.
— Меня заставилъ пріѣхать маркизъ, душа моя; мнѣ кажется, что маркизъ еще довольно долго будетъ имѣть значительное вліяніе на мои поступки.
— Маркизъ!
Деканъ рѣшилъ, что дочь его должна знать все. Если мужъ не говоритъ ей, то скажетъ онъ.
— Да, маркизъ. Можетъ быть мнѣ слѣдовало бы сказать маркиза, только мнѣ не хочется давать этотъ титулъ дамѣ, которая, по моему мнѣнію, не имѣетъ никакого права на него.
— Неужели все это поднимается теперь?
— Чѣмъ дольше откладывать, тѣмъ больше будетъ хлопотъ для всѣхъ. Невозможно допустить, чтобы человѣкъ въ его положеніи, говорилъ намъ будто его сынъ законный, когда этотъ сынъ родился за годъ до того, какъ онъ объявилъ о своемъ намѣреніи жениться, и чтобы онъ отказывалъ показать намъ доказательства.
— Вы спрашивали его?
Мери, дѣлая этотъ вопросъ, была поражена торжественностью этого дѣла.
— Спрашивалъ Джорджъ.
— Что же сдѣлалъ маркизъ?
— Отвѣтилъ насмѣшкой. Онъ думаетъ, что насмѣшками озадачитъ всѣхъ. Когда я былъ у него, онъ поднялъ меня насмѣхъ. Но онъ долженъ будетъ узнать, что его насмѣшки не могутъ лишить тебя твоихъ правъ.
— Я желала бы, чтобы вы не думали о моихъ правахъ, папа.
— Твои права вѣроятно будутъ правами и другого лица.
— Я знаю, папа, а все-таки…
— Это необходимо сдѣлать и Джорджъ вполнѣ согласенъ со мною. Письмо, которое онъ написалъ брату, составили мы съ нимъ вдвоемъ. Леди Сара также согласна съ этимъ и леди Сюзанна…
— О, папа, я терпѣть не могу Сюзанну.
Это она сказала со всей силою своего краснорѣчія.
— Я понимаю, что она можетъ быть очень непріятна.
— Я сказала Джорджу, что она не должна болѣе пріѣзжать въ гости ко мнѣ.
— Что же она сдѣлала?
— Я не могу рѣшиться передать вамъ то, что она говорила. Джорджу, разумѣется, я сказала. Она гадкая, злая — она подозрѣваетъ меня во всемъ.
— Надѣюсь, что не было никакихъ непріятностей.
— Напротивъ, непріятности были очень большія, пока Джорджа не было. Разумѣется, я не обращала на это вниманія, когда онъ воротился.
Деканъ, который сначала было испугался, успокоился, узнавъ, что между женой и мужемъ ссоры не было. Вскорѣ пришелъ лордъ Джорджъ, и съ удивленіемъ увидалъ, что его письмо такъ скоро вызвало декана. Никакихъ разсужденій до обѣда не было, но потомъ деканъ выразился очень ясно и очень повелительно. Напрасно лордъ Джорджъ спрашивалъ, что могутъ они сдѣлать, и увѣрялъ, что всѣ непріятности, какія могутъ впослѣдствіи возникать, обрушатся на голову его брата.
— Но мы должны предупредить эти непріятности на кого бы онѣ не обрушились, сказалъ деканъ.
— Я не вижу что мы можемъ сдѣлать.
— И я не вижу, потому что мы не юристы. Юристъ сейчасъ скажетъ намъ. Можетъ быть намъ придется послать комиссіонера въ Италію навести справки.
— Мнѣ было бы непріятно дѣйствовать такимъ образомъ съ моимъ братомъ.
— Разумѣется, вашему брату слѣдуетъ сказать объ этомъ; или скорѣе надо сказать повѣренному вашего брата, чтобы онъ могъ ему посовѣтовать какъ слѣдуетъ тутъ поступить. Мы ничего не должны дѣлать тайно — и не сдѣлаемъ ничего такого, чего мы должны были бы стыдиться.
Деканъ предложилъ отправиться на слѣдующій день къ своему ходатаю по дѣламъ, Бетлю, но этотъ шагъ показался лорду Джорджу такимъ рѣшительнымъ объявленіемъ войны, что онъ просилъ отложить еще на день; и наконецъ рѣшили, что самъ онъ отправится къ Стоксу, повѣренному Джарменовъ. Маркизъ съ насмѣшкой замѣтилъ брату, что онъ какъ младшій братъ не имѣлъ права имѣть повѣреннаго. Но въ сущности лордъ Джорджъ имѣлъ гораздо болѣе дѣла съ Стоксомъ, чѣмъ маркизъ. Всѣми фамильными дѣлами управлялъ Стоксъ. Можетъ быть маркизъ хотѣлъ этимъ сказать, что по фамильнымъ счетамъ, составляемымъ можетъ быть раза три въ годъ, уплачивалъ повѣренному онъ.
Лордъ Джорджъ заѣхалъ къ Стоксу и нашелъ его весьма мало расположеннымъ подать свое мнѣніе. Стоксъ былъ человѣкъ честный, не любившій хлопоты такого рода. Онъ откровенно сознавался, что есть основанія для справокъ, но не думалъ, чтобы онъ долженъ былъ наводить ихъ. Онъ, конечно, поговоритъ съ маркизомъ, если лордъ Джорджъ возьметъ другого повѣреннаго и этотъ повѣренный обратится къ нему. А пока онъ думалъ, что справки наводить еще рано. Маркизъ можетъ быть самъ сдѣлаетъ все нужное. Онъ былъ вѣжливъ, любезенъ, почтителенъ, но не могъ подать ни утѣшенія, ни совѣта, и какъ всѣ ходатаи, стоялъ за отсрочку.
— Вы, конечно, должны помнить, лордъ Джорджъ, что я повѣренный вашего брата, и въ этомъ дѣлѣ буду дѣйствовать съ нимъ за одно.
Все это лордъ Джорджъ повторилъ въ этотъ вечеръ декану, а деканъ только сказалъ, что это разумѣется само собой.
Рано утромъ, на слѣдующій день деканъ и лордъ Джорджъ отправились вмѣстѣ къ Бетлю. Лордъ Джорджъ чувствовалъ, что тесть тащитъ его насильно; но чувствовалъ также, что не можетъ противиться ему. Бетль, имѣвшій контору въ Линкольн-Иннѣ, совсѣмъ не походилъ на Стокса, который велъ свои дѣла не въ конторѣ, а въ своемъ домѣ въ Вест-Эндѣ, который приготовлялъ завѣщанія и брачные контракты для знатныхъ людей, и собственно говоря, мало занимался юридическими дѣлами. Бетль былъ человѣкъ предпріимчивый, и деканъ познакомился съ нимъ чрезъ Талловаксовъ — человѣкъ очень умный, и можетъ быть немножко хитрый. Но ходатай по дѣламъ долженъ быть хитеръ, и не слѣдуетъ предполагать, чтобы Бетль прибѣгалъ къ хитростямъ въ дѣлахъ. Это былъ красивый, дородный мужчина, лѣтъ шестидесяти, съ сѣдыми волосами, гладко выбритымъ лицомъ, блестящими зелеными глазами, правильнымъ носомъ и ртомъ — человѣкъ привлекательный, пока какое то тревожное выраженіе въ глазахъ не привлечетъ наконецъ вниманія, и не перемѣнитъ нѣсколько мнѣнія о немъ.
Деканъ разсказалъ ему всю исторію, а онъ все время сидѣлъ съ весьма пріятнымъ видомъ, съ улыбкой на лицѣ и потиралъ обѣ руки. Все было выставлено на видъ. Показано письмо маркиза, въ которомъ онъ писалъ брату, что намѣренъ жениться. Указано, что рожденіе ребенка было скрыто до тѣхъ поръ, пока отецъ не рѣшился пріѣхать домой. Описана нелѣпость поведенія маркиза съ тѣхъ поръ, какъ онъ пріѣхалъ. Выставлена странность того обстоятельства, что онъ не позволилъ никому изъ родныхъ познакомиться съ его женой. Разумѣется, все это объяснялъ деканъ, а не лордъ Джорджъ, который, слыша все это, почти сталъ считать декана своимъ врагомъ. Наконецъ онъ сказалъ:
— Разумѣется, вы поймете, мистеръ Бетль, что мы желаемъ имѣть доказательства только для того, чтобы впослѣдствіи не было хлопотъ.
— Именно, милордъ.
— Мы не желаемъ итти наперекоръ моему брату, или сдѣлать вредъ его ребенку.
— Мы желаемъ узнать правду, сказалъ деканъ.
— Именно.
— Гдѣ скрытность, тамъ должно быть и подозрѣніе, доказывалъ деканъ.
— Безъ сомнѣнія.
— Но все должно быть сдѣлано открыто, сказалъ лордъ Джорджъ. — Я не желаю сдѣлать шага безъ того, чтобы этого не зналъ мистеръ Стоксъ. Если бы мистеръ Стоксъ сдѣлалъ это самъ, для пользы моего брата, было бы гораздо лучше.
— Это врядъ ли вѣроятно, сказалъ деканъ.
— Это вовсе невѣроятно, замѣтилъ Бетль.
— Я не могу участвовать въ процессѣ враждебномъ интересамъ моего брата, сказалъ лордъ Джорджъ.
— Для процесса нѣтъ никакого основанія, сказалъ повѣренный. — Мы не можемъ подать жалобу на маркиза за то, что онъ хочетъ называть маркизой ту особу, съ которой онъ живетъ, или потому что онъ называетъ лордомъ Попенджоемъ какого-то ребенка. Поведеніе вашего брата можетъ быть безразсудно; судя потому, что вы мнѣ говорите, я это нахожу, но оно не преступно.
— Такъ слѣдовательно ничего не слѣдуетъ дѣлать, сказалъ лордъ Джорджъ.
— Сдѣлать можно многое. Можно теперь навести справки, которыя впослѣдствіи были бы невозможны.
Тутъ онъ попросилъ недѣлю на обсужденіе этого дѣла и попросилъ обоихъ заѣхать къ нему тогда.
Глава XXVII.
правитьДня чрезъ два послѣ этого разговора въ конторѣ Бетля, лордъ Джорджъ получилъ отъ него письмо съ извѣщеніемъ, что такъ какъ онъ, Бетль, не можетъ еще подать своего совѣта чрезъ недѣлю, то проситъ пріѣхать въ концѣ двухъ недѣль. Для лорда Джорджа эта отсрочка была скорѣе пріятна, такъ какъ онъ не особенно желалъ возвращенія своего тестя и розысковъ по вопросу о наслѣдникѣ брата.
Но деканъ, получивъ письмо повѣреннаго, былъ увѣренъ, что Бетль не намѣренъ терять время просто на обсужденіе дѣла. Навѣрно онъ наведетъ предварительныя справки, хотя ему не было дано положительныхъ инструкцій. Онъ вовсе не сожалѣлъ объ этомъ, но былъ увѣренъ, что лордъ Джорджъ, очень разсердится, если узнаетъ. Онъ отвѣтилъ, что будетъ въ Мюнстер-Кортѣ вечеромъ наканунѣ назначеннаго дня.
Былъ май мѣсяцъ и Лондонъ сіялъ всей веселостью сезона. Щеголяли нарядами и экипажами. Мужчины и женщины, по особенно женщины, какъ будто усиленно пріискивали новый способъ тратить деньги. Конечно, многіе поставщики не получали по счетамъ, главы семействъ находились въ затруднительныхъ обстоятельствахъ, но по наружности вест-эндскій свѣтъ владѣлъ несмѣтнымъ богатствомъ. Для тѣхъ кто зналъ эти вещи много лѣтъ, для дѣвушекъ, которыя теперь вступали въ седьмую или восьмую кампанію, во всемъ этомъ было что то дѣловое, хотя волновавшее ихъ, но и отнимавшее удовольствіе отъ веселостей. Тотъ балъ не можетъ быть пріятенъ, гдѣ вы не можете танцовать съ человѣкомъ, который вамъ нравится, и гдѣ васъ не приглашаетъ человѣкъ, котораго вы желаете. Потомъ эти усилія улыбаться, притворно кокетничать, и играть роль, быть веселыми съ веселыми, серіозными съ серіозными, дѣло слишкомъ трудное для того, чтобы оно могло доставить удовольствіе.
Но у нашей героини не было такого дѣла. Она возбуждала большой восторгъ и могла вполнѣ имъ наслаждаться. Ей не предстояло никакой задачи. Кто знаетъ, можетъ быть время отъ времени въ ея душѣ мелькало сожалѣніе, что если бы она видѣла все это до своего замужства, а не послѣ, то можетъ быть нашла бы для себя болѣе веселую долю въ жизни! Если такъ, то сожалѣніе это имѣло только одно послѣдствіе — возобновленіе такъ часто принимаемаго намѣренія влюбиться въ своего мужа. Почти у всѣхъ ея знакомыхъ дамъ были свои экипажи и верховыя лошади. У нея была только колясочка, и то по щедрости отца. Деканъ, пріѣхавъ въ Лондонъ, привезъ съ собою лошадь, на которой Мери прежде ѣздила, и изъявилъ желаніе, чтобы она оставила эту лошадь у себя. Но лордъ Джорджъ съ заботливостью мужа, а можетъ быть и съ нерасположеніемъ бѣднаго человѣка къ расточительности, не далъ на это позволенія.
Мери также скоро узнала настоящій блескъ брильянтовъ, прелесть жемчуга, великолѣпіе рубиновъ; между тѣмъ какъ сама она носила только тѣ недорогія вещи, которыя получила отъ отца. Когда она танцовала въ обширныхъ комнатахъ и обѣдала въ великолѣпныхъ залахъ, и поднималась на величественныя лѣстницы, она припоминала, какъ былъ не великъ домъ въ Мюнстер-Кортѣ, и что ей приходилось оставаться тамъ только еще нѣсколько недѣль до того, какъ ее повезутъ въ скучный Кросс-Годлъ. Но она всегда возвращалась къ своему прежнему намѣренію. Ей такъ льстили, за ней такъ ухаживали, ее такъ баловали, что она не могла не чувствовать, что узнай она все это раньше, то ея судьба была бы совсѣмъ другая; но можетъ быть она была бы менѣе счастлива. Она все старалась увѣрить себя, что лордъ Джорджъ именно таковъ, какимъ ему слѣдуетъ быть.
Два или три обстоятельства однако были ей непріятны. Она очень любила балы, но скоро увидала, что лордъ Джорджъ не любитъ ихъ, и будучи на балѣ, всегда спѣшитъ ѣхать домой. Она была замужняя женщина и могла ѣздить одна; но ей это не нравилось, да и онъ не позволялъ. Иногда она ѣздила съ другими. Мистрисъ Гаутонъ всегда была готова ѣхать съ нею, и старая мистрисъ Монтакют-Джонсъ ѣздившая вездѣ, очень ее полюбила. Но ея мужу это не нравилось и, разумѣется, она должна была подчиниться его волѣ. Это могло устраиваться время отъ времени и, разумѣется, было тѣмъ пріятнѣе, но все въ душѣ ея преобладало чувство, что входъ въ этотъ Элизіумъ былъ не такъ доступенъ ей, какъ другимъ.
Потомъ въ одинъ день, или лучше сказать въ одну ночь, ее постигло большое горе, горе, лишившее эти земные Элизіумы половину ихъ пріятностей. Лордъ Джорджъ сказалъ ей, что онъ не желаетъ, чтобы она вальсировала.
— Почему? спросила она невинно.
Они возвращались въ колясочкѣ домой, и Мери отъ души веселилась въ домѣ мистрисъ Монтакют-Джонсъ. Лордъ Джорджъ сказалъ, что онъ не можетъ объяснить причины. Онъ сказалъ немножко длинную рѣчь, въ которой спрашивалъ жену, развѣ ей неизвѣстно что многія замужнія женщины не вальсируютъ.
— Разумѣется, онѣ перестаютъ вальсировать, когда состарѣются, сказала она.
— Я увѣренъ, сказалъ онъ: — что, когда я говорю, что это мнѣ не нравится, то этого достаточно.
— Совершенно, отвѣтила она: — для того, чтобы я не вальсировала, хотя недостаточно для удовлетворенія моего любопытства почему я не должна.
Онъ ничего больше не сказалъ, и такимъ образомъ дѣло это было рѣшено. Тутъ она вспомнила, что она вальсировала послѣдній разъ съ Джекомъ Де-Барономъ. Неужели ея мужъ ревновалъ? она сознавала, что находитъ большое удовольствіе вальсировать съ капитаномъ Де-Барономъ, потому что онъ вальсировалъ такъ хорошо. А теперь это удовольствіе кончилось навсегда! Чего не любилъ ея мужъ, вальса или Джека Де-Барона?
Чрезъ нѣсколько времени послѣ этого леди Джорджъ удивило посѣщеніе баронессы Банманъ. Послѣ достопамятнаго вечера въ Институтѣ, Мери не разъ видѣла тетушку Джу и спрашивала, какъ преуспѣваетъ дѣло архитекторшъ; но съ баронессой не встрѣчалась никогда. Тетушку Джу, повидимому смущали эти вопросы. Она уже не старалась привлечь леди Джорджъ въ члены общества, и повидимому желала уклониться отъ этого предмета. Такъ какъ знакомство леди Джорджъ съ баронессой было сдѣлано чрезъ тетушку Джу, она была теперь удивлена, зачѣмъ эта нѣмка пріѣхала къ ней.
Нѣмка начала разсказывать какую-то исторію съ такою пылкостью, что бѣдная Мери не поняла и половины ея словъ. Но она смекнула, что съ баронессой поступили очень дурно тетушка Джу и леди Селина Протестъ. Наконецъ, оказалось, что баронессу призвали изъ Баваріи съ обѣщаніемъ пользоваться исключительно залою Института въ извѣстные вечера, но что теперь это право отъ нея отняли. Въ Институтѣ предпочли ея младшую соперницу мисъ докторъ Оливію Плибоди, не пользовавшуюся хорошей репутаціей и нисколько неспособной обращаться къ массамъ, по словамъ баронессу. Чего же хотѣла отъ нея баронесса? При ошибочномъ англійскомъ произношеніи и скорости, отъ пылкости, съ какою она говорила, а главное отъ невинности въ этомъ отношеніи Мери, она не сейчасъ поняла чего отъ нея хотѣла баронесса. Наконецъ, восемь билетовъ были вынуты изъ кармана, при взглядѣ на которые Мери начала понимать, что баронесса учредила соперничествующій Институтъ, очень близко отъ перваго, въ Лиссон-Гровѣ; и потомъ, наконецъ, но очень медленно разобрала, что это билеты перваго ряда и стоятъ по два шиллинга No шести пенсовъ каждый, и что баронесса ожидаетъ отъ нея платы за всѣ. У Мери былъ въ карманѣ соверенъ и она охотно пожертвовала бы имъ, но затруднялась какъ прямо отдать деньги баронессѣ. Но когда она подала ей, баронесса нисколько не затрудняясь, положила ихъ въ карманъ.
— Вы хотите взять всѣ восемь? спросила баронесса.
Мери думала, что четырехъ можетъ быть будетъ для нея достаточно, и баронесса спрятала въ карманъ остальные четыре, но, разумѣется, сдачи не дала.
Но баронесса еще не кончила своей задачи. Тетушка Джу оказалась фальшива и вѣроломна, но ее можно было образумить. Мери мало по малу примѣтила, что баронесса именно стремилась къ этому. На леди Селину всякая надежда была потеряна. Но къ тетушкѣ Джу не поѣдетъ ли съ баронессой леди Джорджъ? Слуга, къ несчастію, доложилъ, что коляска подана.
— Ахъ! сказала баронесса: — это займетъ не больше десяти минуть и спасетъ меня.
Леди Джорджъ не имѣла никакого желанія поддерживать знакомство съ тетушкой Джу, а главное ей вовсе не нравилась младшая мисъ Мильдмей, притомъ, она чувствовала, что ей не къ чему мѣшаться въ это дѣло. Но ни для чего такъ ни потребна опытность, какъ въ умѣньѣ отказать. Почти прежде чѣмъ Мери рѣшила ѣхать ей съ баронессой или нѣтъ, она уже сидѣла съ ней въ коляскѣ. Дорогой баронесса говорила очень громко и непонятно, но леди Джорджъ могла разобрать среди ея громкихъ жалобъ имена Селины Протестъ и Оливіи Плибоди.
Да, мисъ Мильдмей была дома. Леди Джорджъ сказала слугѣ свое имя, особенно поручила прежде доложить о баронессѣ. Она обдумала обо всемъ этомъ въ коляскѣ, и рѣшила дать знать, что баронесса привезла ее. Два раза повторила она слугѣ имя баронессы.
Когда онѣ вошли въ гостиную, тамъ была только младшая мисъ Мильдмей. Она послала слугу къ теткѣ, и очень холодно приняла посѣтительницъ. Баронессѣ, о которой она, вѣроятно, много слышала, она не сочувствовала вовсе, а сердиться на леди Джорджъ имѣла особенныя причины. Прошло минутъ шесть, во время которыхъ было сказано очень мало. Баронесса не желала тратить краснорѣчіе на закоренѣлую молодую дѣвицу, а леди Джорджъ не могла придумать предмета для пустого разговора. Наконецъ, дверь была отворена и слуга пригласилъ баронессу пожаловать внизъ. Баронессѣ не посчастливилось, потому что въ эту минуту леди Селина Протестъ разсуждала въ столовой о дѣлахъ Института съ тетушкой Джу.
Леди Джорджъ, какъ только дверь затворилась за баронессой, почувствовала, что кровь бросилась ей въ лицо. Она вспомнила въ эту минуту, что капитанъ Де-Баронъ былъ возлюбленнымъ этой дѣвушки, и что нѣкоторые говорили будто онъ бросилъ ее изъ-за нея. Даже сама дѣвушка сказала ей по этому поводу нѣсколько словъ, которыя было очень трудно перенести. Мери постоянно говорила себѣ, что она тутъ совершенно невинна, что ея дружба съ Джекомъ Де-Барономъ была простой, чистой дружбой, что онъ ей нравится, потому что любитъ посмѣяться, поболтать и слегка взглянуть на Божій міръ, что она видѣла его только въ присутствіи его кузины, и что все было какъ слѣдуетъ. А между тѣмъ, когда осталась одна съ этой мисъ Мильдмей, она вспыхнула и растревожилась. Она чувствовала, что должна найти предлогъ для своего посѣщенія.
— Надѣюсь, сказала она: — что ваша тетушка пойметъ, что я привезла сюда эту даму только по ея настоятельной просьбѣ.
Мисъ Мильдмей поклонилась.
— Она пріѣхала ко мнѣ и я не могла хорошенько понять, ее. Но коляска моя была подана и баронесса непремѣнно захотѣла ѣхать со мной. Я боюсь, что была какая-то ссора.
— Я думаю, что это небольшая бѣда, сказала мисъ Мильдмей.
— Но ваша тетушка можетъ счесть это дерзостью съ моей стороны. Вы знаете, она возила меня разъ въ этотъ Институтъ.
— Я ничего объ этомъ Институтѣ не знаю. А эта нѣмка лгунья. Теперь ихъ тамъ нѣсколько, и онѣ могутъ объясниться между собой.
Леди Джорджъ не попала, порицаетъ ли ее собесѣдница за то, что она пріѣхала, но по тону ея голоса и выраженію глазъ, вывела заключеніе, что она умышленно невѣжлива.
— Я только удивляюсь, продолжала мисъ Мильдмей: — зачѣмъ вы пріѣхали сюда.
— Я надѣюсь, что ваша тетушка не подумаетъ…
— Оставьте въ покоѣ мою тетушку. Это долгъ скорѣе мой, чѣмъ тетушкинъ. Послѣ того, что вы сдѣлали со мігою…
— Что я съ вами сдѣлала?
Она не могла удержаться, чтобы не сдѣлать этого вопроса, а между тѣмъ, очень хорошо поняла суть обвиненія, и никакъ не могла остановить многознаменательнаго румянца.
Августа Мильдмей тоже покраснѣла, но румянецъ на ея лицѣ обозначался только двумя красными пятнами подъ глазами. Намѣреніе сказать то, что она собралась сказать теперь, овладѣло ею неожиданно. Она не думала, что увидится съ своей соперницей. Она не дѣлала никакихъ плановъ заранѣе, но теперь рѣшилась.
— Что вы сдѣлали? сказала она. — Вы знаете очень хорошо, что сдѣлали. Неужели вы хотите сказать мнѣ, будто никогда не слыхали о моихъ отношеніяхъ къ капитану Де-Барону? Осмѣлитесь ли вы сказать мнѣ, нѣтъ? Зачѣмъ вы мнѣ не отвѣчаете, леди Джорджъ Джерменъ?
На этотъ вопросъ Мери отвѣчать не желала, но онъ былъ сдѣланъ такимъ образомъ, что она не могла не отвѣтить.
— Я слышала, что… вы съ нимъ знакомы.
— Знакомы! Не жеманьтесь. Я съ вами жеманиться не буду, могу васъ увѣрить. Вы знали все, Аделаида сказала вамъ. Вы знали, что мы помолвлены.
— Нѣтъ, воскликнула леди Джорджъ: — она никогда не говорила мнѣ этого.
— Говорила. Я знаю, что она говорила. Она призналась мнѣ, что говорила вамъ.
— Но что же изъ этого?
— Разумѣется, онъ для васъ ничего не значитъ, сказала молодая дѣвица съ насмѣшкой.
— Ничего; рѣшительно ничего. Какъ вы смѣете дѣлать мнѣ такой вопросъ? Если капитанъ Де-Баронъ и помолвленъ, я не могу заставить его сдержать свое слово.
— Вы можете заставить его нарушить.
— Это неправда. Я не могу принуждать его ни къ чему подобному. Вы не имѣете права говорить со мной такимъ образомъ, мисъ Мильдмей.
— Такъ я сдѣлаю это, не имѣя права. Вы встали между мною и всѣмъ моимъ счастіемъ.
— Вы, вѣроятно, не знаете, что я замужняя женщина, сказала леди Джорджъ, говоря и съ невинностью душевной и гнѣвомъ, почти задыхаясь отъ замѣшательства: — а то не говорили бы со мною такимъ образомъ.
— Для меня, рѣшительно, все равно, замужемъ вы или нѣтъ! воскликнула мисъ Мильдмей: — мнѣ рѣшительно все равно, будь у васъ двадцать любовниковъ, только бы вы не мѣшали мнѣ.
— Это ложь, сказала леди Джорджъ, вставъ съ своего мѣста. — У меня нѣтъ любовника, это злая ложь.
— Я совершенно равнодушна и къ злости и ко лжи. Обѣщаете вы мнѣ, если я буду молчать, что вы впередъ не будете имѣть никакого дѣла съ капитаномъ Де-Барономъ?
— Нѣтъ; я не обѣщаю ничего. Мнѣ было бы стыдно дать такое обѣщаніе.
— Такъ я обращусь къ лорду Джорджу. Я не желаю вамъ вредить, но я не позволю поступать со мной такимъ образомъ. Какъ вамъ это понравится? Когда я вамъ говорю, что этотъ человѣкъ помолвленъ со мною, почему вы не можете оставить его въ покоѣ?
— Я оставляю его въ покоѣ, сказала Мери, топнувъ ногой.
— Вы дѣлаете все на свѣтѣ, чтобы отвлечь его отъ меня. Я скажу лорду Джорджу.
— Можете говорить кому хотите, сковала Мери, бросившись къ колокольчику и, дернувъ его изъ всѣхъ силъ. — Вы меня оскорбили и я никогда больше не буду съ вами говорить.
Тутъ она заплакала и торопливо пошла къ двери.
— Велите… подать… мой экипажъ, сказала она слугѣ сквозь рыданія.
Когда она спускалась съ лѣстницы, она вспомнила, что привезла съ собой баронессу, и что баронесса, вѣроятно, ожидаетъ, что она и отвезетъ ее. Но когда она дошла до передней, дверь столовой растворилась настежь и явилась баронесса. Очевидно, что въ этомъ домѣ въ одну и гу же минуту происходили двѣ сцены. Баронесса шла, махая руками надъ головой. За нею виднѣлась тетушка Джу, которая шла съ умоляющимъ видомъ. А за тетушкой Джу стояла леди Селина Протестъ съ безмолвнымъ достоинствомъ.
— Это все надувательство и обманъ, сказала баронесса: — и я потребую правосудія — правосудія англійскаго.
Слуга стоялъ у отворенной двери на улицу и баронесса прямо сѣла въ коляску леди Джорджъ, какъ въ свою собственную.
— О, леди Джорджъ, сказала тетушка Джу: — какія можете вы имѣть дѣла съ нею?
Но леди Джорджъ была такъ занята своими собственными непріятностями, что не могла думать о другомъ. Ей надо же было сказать что-нибудь.
— Можетъ быть мнѣ лучше ѣхать съ нею. Прощайте.
Она пошла за баронессой.
— Я не думала, чтобы между дамами было такое воровство, сказала баронесса.
Лакей спрашивалъ, куда велѣть кучеру ѣхать.
— Мнѣ все равно, сказала баронесса.
Леди Джорджъ спросила ее шопотомъ, не отвезти ли ее домой.
— Отвезите меня куда-нибудь, сказала баронесса.
Между тѣмъ, лакей все стоялъ, и тетушку Джу можно было видѣть въ отворенную дверь дома. Во все это время сердце нашей бѣдной Мери раздиралось отъ обвиненій, сдѣланныхъ противъ нея:
— Домой, сказала она съ отчаянія.
Принимать баронессу въ Мюнстер-Кортѣ было ужасно, но все было лучше, чѣмъ стоять на улицѣ съ лакеемъ у дверецъ.
Баронесса принялась разсказывать. Леди Селина Протестъ не захотѣла поступить съ нею справедливо, а тетушка Джу имѣла слабость подчиняться вліянію леди Селины. Въ этомъ состояла вся суть разсказа, насколько Мери могла понять. Но она и понимать-то не желала. Мысли ея были устремлены на составленіе какого-нибудь плана, посредствомъ котораго она могла бы освободиться отъ своей спутницы, не приглашая ее къ себѣ. Она заплатила соверенъ, и конечно, баронесса не имѣла права требовать отъ нея болѣе. Доѣхавъ до Мюнстер-Корта, она уже составила планъ.
— Куда приказать моему лакею отвезти васъ? спросила она.
Баронесса приняла умоляющій видъ.
— Если вы не заняты, мнѣ очень хотѣлось бы поговорить съ вами съ полчаса.
Мери чуть-чуть не согласилась. Она колебалась и хотѣла уже протянуть руку, чтобы помочь баронессѣ выйти изъ экипажа. Но тутъ воспоминаніе о своихъ непріятностяхъ, закалило ея сердце, сознаніе, что эта противная женщина надуваетъ ее, овладѣло ея душою, она сказала:,
— Мнѣ очень жаль, но я теперь буду занята.
— Такъ велите отвезти меня въ Александринскую улицу, въ домъ подъ № 10, сказала баронесса, откинувшись съ сердитымъ видомъ на подушки коляски.
Леди Джорджъ отдала приказаніе изумленному кучеру, потому что Александринская улица была далеко — и успѣла добраться до своей гостиной одна.
Что ей дѣлать? Единственное спасеніе состояло въ томъ, чтобы обо всемъ разсказать своему мужу. Если не разскажетъ она, то вѣроятно это сдѣлаетъ жестокій языкъ этой гнусной женщины. Но какъ ей разсказать? Леди Сюзанна обвинила ее въ кокетствѣ съ этимъ человѣкомъ и она сказала обо всемъ мужу. И въ глубинѣ сердца она чувствовала, что вальсъ былъ запрещенъ, оттого что она вальсировала съ Джекомъ Де-Барономъ. Ничего не могло быть несправедливѣе и злѣе, но все-таки это были факты. Потомъ сочувствіе между нею и ея мужемъ было неполное. Она все старалась влюбиться въ него, но не могла даже сказать себѣ, что это ей удалось.
Глава XXVIII.
правитьОколо полудня на другой день послѣ того какъ случились происшествія, разсказанныя въ послѣдней главѣ, леди Джорджъ призналась себѣ, что она самая несчастная женщина на свѣтѣ. Мужъ ея уѣхалъ, а она еще не сообщила ему о томъ, что ей сказала Августа Мильдмей. Она дѣлала различныя попытки, но не знала какъ продолжать. Она начала разсказомъ о баронессѣ, и мужъ разбранилъ ее за то, что она дала этой женщинѣ соверенъ и возила ее по Лондону въ своемъ экипажѣ. Очень трудно просить сочувствія и содѣйствія того, кто васъ бранитъ. А Мери нужно было даже нѣчто поболѣе сочувствія и содѣйствія. Только одно полнѣйшее довѣріе, исполненное любви, могло ее утѣшить; и желая этого, она боялась упомянуть о капитанѣ Де-Баронѣ. Она вспомнила о вальсѣ, о леди Сюзаннѣ и струсила. Такимъ образомъ время ушло, и когда мужъ оставилъ ее на слѣдующее утро, она еще не разсказала ему ничего. Только что онъ ушелъ, какъ она почувствовала, что если разсказывать, то надо было разсказать тотчасъ.
Неужели дѣйствительно эта злая дѣвушка обратится къ ея мужу съ подобной жалобой? Она знала очень хорошо, что Джекъ Де-Баронъ не былъ помолвленъ съ этой дѣвушкой. Он слышала очень часто обо всемъ отъ Аделаиды Гаутонъ, и даже въ ея присутствіи Аделаида подшучивала надъ Джекомъ какъ за нимъ гонялись. Мери безтактность ея пріятельницы не понравилась въ этомъ отношеніи, и она получила выгодное мнѣніе о Джекѣ, потому что онъ просто отперся отъ всего этого. Но это тѣмъ болѣе увѣрило Мери, что помолвки никакой не было; но что эта несчастная женщина, въ своихъ безполезныхъ и пылкихъ усиліяхъ принудить этого человѣка жениться на ней, не стыдилась взвести на нее такое грубое нападеніе!
Если бы не леди Сюзанна и эта несчастная ворожба, и этотъ послѣдній вальсъ, тогда это не значило бы ничего; но теперь это можетъ значить такъ много!
Она начала бояться, что мужъ ея подозрителенъ, что онъ готовъ повѣрить дурному. До замужства, когда она совсѣмъ не знала лорда Джорджа, ея отецъ подалъ ей нѣсколько совѣтовъ съ своей обычной безпечностью, которые однако засѣли глубоко въ ея душѣ, и которымъ она усиливалась слѣдовать буквально. Онъ ни слова не говорилъ ей о томъ, какъ она должна держать себя съ другими мужчинами. Отцу и не слѣдовало этого дѣлать. Но онъ сказалъ ей какъ поступать съ мужемъ. Онъ увѣрилъ ее, что мужчинъ привлекаютъ такими удобствами, какія онъ ей описалъ. Жена должна заботиться, чтобы обѣдъ былъ по вкусу мужа, постель сдѣлана такъ, какъ онъ любитъ, бѣлье какое ему нравится, и часы домашніе расположены какъ ему удобно. Она должна потакать его привычкамъ и угождать въ внѣшнихъ предметахъ жизни, и такимъ образомъ пріобрѣсти его привязанность и уваженіе, которыя всегда продолжительнѣе того чувства, которое вообще называется любовью, и наконецъ, дадутъ женщинѣ принадлежащее ей вліяніе. Деканъ имѣлъ намѣреніе научить свою дочь какъ управлять мужемъ, но, разумѣется, благоразуміе недопустило его говорить о господствѣ надъ нимъ. Мери, сознавая, что чувство, вообще называемое любовью, существуетъ наравнѣ съ привязанностью и уваженіемъ, старалась всѣми силами заслужить ихъ отъ мужа согласно урокамъ отца; но ей казалось, что ея труды пропадали понапрасну. Лордъ Джорджъ нисколько не заботился о томъ, что ѣлъ. Онъ очевидно относился весьма равнодушно къ удобствамъ постели, а относительно бѣлья повидимому не находилъ никакого улучшенія въ томъ, что о его бѣльѣ заботились его жена и горничная вмѣсто трехъ сестеръ, ихъ горничной и старой мистрисъ Тофъ. У него не было привычекъ, которымъ Мери могла бы потакать. Она искала слабаго мѣста въ его бронѣ, но не нашла. Ей казалось, что она не имѣла надъ нимъ никакого вліянія. Она разумѣется знала, что они жили ея состояніемъ, но ей было также извѣстно, что это сознаніе дѣлаетъ его несчастнымъ. Она не могла даже способствовать его удобствамъ, окружая его хорошенькими вещицами. Всякая издержка огорчала его. Только въ одномъ не исполнила она его желанія, а именно относительно ихъ лондонскаго дома; но это даже и не совсѣмъ зависѣло отъ нея. Это было рѣшено заранѣе. Но она часто спрашивала себя должна ли она въ своихъ стараніяхъ влюбиться въ него, настойчиво потребовавъ, чтобы Мюнстер-Кортъ былъ брошенъ, и чтобы всѣ удовольствія ея жизни были принесены въ жертву.
Дня два она искренно желала сдѣлать это. Ей нравился ея домъ; нравился ея экипажъ, нравились удовольствія той жизни, которую она вела; и въ нѣкоторой степени нравился Джекъ Де-Баронъ; но все это ничего для нея не значило въ сравненіи съ ея обязанностью къ мужу. Несмотря на ребяческую веселость ея характера, все это было очень серіозно для нея. Она не имѣла настолько опытности, чтобы понять какъ ничтожны нѣкоторыя вещи, и какъ мало на свѣтѣ непріятностей, которыхъ нельзя было бы преодолѣть. Ей казалось, что если мисъ Мильдмей сдѣлаетъ противъ нея это страшное обвиненіе, то оно приведетъ ее къ погибели и отчаянію. А между тѣмъ она съ гордостью чувствовала свою невинность, и сознавала, что заговоритъ очень громко, если ея мужъ намекнетъ ей, что вѣритъ обвиненію.
Отецъ ея долженъ опять пріѣхать въ Лондонъ дня чрезъ два, и она наконецъ рѣшилась сказать ему все. Можетъ быть намѣреніе это было не весьма благоразумно. Замужняя женщина должна привыкнуть опираться на своего мужа, а не на родителей, а ужъ конечно не на отца. Такимъ-то образомъ и дѣлается раздоръ въ семействахъ. Но у Мери не было друга, съ которымъ она могла бы посовѣтоваться. Ей правилась мистрисъ Гаутонъ, но въ этомъ отношеніи она нисколько ей не довѣряла. Ей нравилась мисъ Гаутонъ, тетка ея пріятельницы, но она знала ее не на столько коротко, чтобы просить ея услуги. У нея не было ни брата, ни сестры, а о братѣ и сестрахъ мужа конечно нечего было и думать. Старая мистрисъ Монтакют-Джонсъ очень къ ней пристрастилась, и Мери, чуть было не рѣшилась просить совѣта мистрисъ Джонсъ; но не смѣла сдѣлать это. Вотъ почему она рѣшилась разсказать все своему отцу.
Вечеромъ наканунѣ пріѣзда ея отца, у мистрисъ Монтакют-Джонсъ былъ еще балъ. Эта старушка, у которой не было никакой родни, кромѣ невидимки мужа, была самая веселая изъ всѣхъ веселыхъ обитателей Лондона. На этотъ балъ Мери должна была ѣхать съ леди Брабазонъ, родственницей Джерменовъ, и это устроилъ лордъ Джорджъ, чтобы избавиться самому. Они должны были обѣдать въ гостяхъ, а когда Мери поѣдетъ на балъ, онъ ляжетъ спать. Но въ день бала она сказала ему, что пишетъ въ леди Брабазонъ отказъ.
— Зачѣмъ же ты не ѣдешь? сказалъ онъ.
— Не имѣю желанія.
— Если ты не хочешь ѣхать безъ меня, я разумѣется, поѣду.
— Не отъ этого. Разумѣется, пріятнѣе если бы ты поѣхалъ, хотя я не хочу тебя тащить если тебѣ не нравится. Но…
— Что, душа моя?
— Думаю, что я не поѣду. Мнѣ не совсѣмъ здоровится.
Онъ не сталъ уговаривать ее, а только просилъ не ѣхать и на обѣдъ, если она нездорова, но она на обѣдъ поѣхала.
Она имѣла намѣреніе сказать мужу, почему не хочетъ ѣхать на балъ мистрисъ Джонсъ, но не могла. Тамъ будетъ Джекъ Де-Баронъ и захочетъ узнать, почему она не вальсируетъ. А Аделаида Гаутонъ станетъ ее дразнить, по всей вѣроятности, при немъ. Она всегда съ нимъ вальсировала и теперь не можетъ отказаться, не объяснивъ причины. Поэтому она отказалась отъ бала, пославъ сказать, что не совсѣмъ здорова.
— Нисколько не буду удивляться, что онъ оставилъ ее дома, оттого что боялся васъ, сказала мистрисъ Гаутонъ своему кузену.
Позднѣе, прежде чѣмъ ея мужъ вернулся изъ клуба, она разсказала отцу всю исторію своего свиданія съ мисъ Мидьдмей.
— Какая тигрица! сказалъ онъ, выслушавъ. — Слыхалъ я прежде о такихъ женщинахъ, но не вѣрилъ, чтобы онѣ дѣйствительно существовали.
— Вы не думаете, чтобы она сказала ему?
— Что за бѣда, если и скажетъ? Меня больше всего удивляетъ то, что въ женщинѣ такъ мало женственности, что она гоняется за мужчиной такимъ образомъ. Обыкновенно мужчины говорятъ: «Вы должны отказаться отъ вашихъ притязаній на эту даму, или выйти со мною на дуэль». А теперь она говоритъ это и хочетъ, драться съ тобой.
— Но, папа, я никакихъ правъ на него не имѣю.
— Вѣроятно и она не имѣетъ.
— Нѣтъ; я знаю навѣрно. Но какая до этого нужда? Ужаснѣе всего то, что она говорила все это мнѣ. Я замѣтила ей, что, вѣроятно, она не знаетъ, что я замужемъ.
— Она просто хотѣла надѣлать тебѣ непріятностей. Если встрѣчаешься съ непріятными людьми, то надо переносить и непріятности. Она вѣрно ревнуетъ. Она видѣла какъ ты танцовала, или можетъ быть разговаривала съ этимъ человѣкомъ.
— О, да.
— И разсердившись, чувствовала потребность напуститься на кого-нибудь.
— Я забочусь не о ней, папа.
— А о чемъ же?
— Если она скажетъ Джорджу?
— Такъ что же если и скажетъ? Неужели ты хочешь сказать, что онъ повѣритъ ей? Ты не думаешь, что онъ ревнивъ?
Мери начала примѣчать, что не можетъ получить полезнаго совѣта отъ отца если не скажетъ ему всего. Она должна объяснить ему, какой вредъ уже сдѣлала ей леди Сюзанна; какъ ея золовка разыгрывала роль дуеньи, и какъ осмѣлилась выразить подозрѣніе объ этомъ самомъ человѣкѣ. И она должна сказать отцу, что лордъ Джорджъ запретилъ ей вальсировать, и сдѣлалъ это, по ея мнѣнію, оттого, что видѣлъ ее вальсирующей съ Джекомъ Де-Барономъ. Но все это казалось ей невозможнымъ. Пожалуй, если она разскажетъ ему это, въ душѣ его возродятся ужасныя сомнѣнія.
— Неужели ты хочешь сказать, что онъ имѣетъ наклонность къ этому? спросилъ опять деканъ съ выраженіемъ гнѣва на лицѣ.
— О, нѣтъ — по-крайней-мѣрѣ, я надѣюсь. Сюзанна старалась насплетничать.
— Чортъ ее побери! сказалъ деканъ.
Мери чуть не подпрыгнула на своемъ креслѣ, такъ ее испугало подобное слово въ устахъ отца.
— Если онъ на столько глупъ, что будетъ слушать эту старую кошку, онъ сдѣлаетъ себя несчастнымъ и достойнымъ презрѣнія человѣкомъ. Говорила она ему объ этомъ самомъ человѣкѣ?
— Она сказала мнѣ весьма непріятныя вещи, а я, разумѣется, передала Джорджу.
— Ну?
— Онъ былъ очень добръ, объявилъ, что ничего не имѣетъ противъ капитана Де-Барона, да я и не вижу, что онъ можетъ имѣть.
— Этимъ и кончилось?
— Мнѣ кажется, что онъ имѣетъ маленькую наклонность къ…
— Къ чему? Тебѣ лучше сказать мнѣ все, Мери.
— Къ тому, что бы назвали бы строгостью. Онъ намедни запретилъ мнѣ вальсировать.
— Дуракъ, съ гнѣвомъ сказалъ деканъ.
— О, нѣтъ, папа; не говорите этого! Разумѣется, онъ имѣетъ право думать какъ хочетъ; и, разумѣется, я обязана исполнять его желанія.
— Онъ не имѣетъ ни опытности, ни знанія свѣта. Можетъ быть человѣку труднѣе всего понять невинность при взглядѣ на нее.
Слово «невинность» было такъ пріятно ей, что она протянула руку и дотронулась до колѣнъ отца.
— Не обращай вниманія на то, что эта сердитая женщина сказала тебѣ, а главное, не оставляй знакомства съ этимъ человѣкомъ. Ты изъ гордости не должна подчиняться такимъ сплетнямъ.
— Но если она скажетъ Джорджу?
— Едва ли посмѣетъ. А если и скажетъ, то это не твое дѣло до тѣхъ поръ, пока онъ не заговоритъ съ тобой.
— Вы ему не скажете?
— Нѣтъ; я даже не подумаю объ этомъ. Она же не стоитъ твоего вниманія. Если бы случилось, что она осмѣлится сказать ему, а онъ будетъ имѣть слабость взволноваться словами такой твари, въ тебѣ навѣрно достанетъ достоинства не поддаться ему. Скажи ему, что ты высокаго мнѣнія о его чести и о твоей, и что ему нѣтъ никакой надобности волноваться. Но онъ знаетъ это самъ, и если заговоритъ съ тобой, то только съ презрѣніемъ къ ней.
Все это деканъ сказалъ медленно и серіозно, съ такимъ видомъ, какимъ иногда говорилъ, проповѣдь въ соборѣ. Мери вѣрила отцу теперь, какъ вѣрила ему тогда, и до нѣкоторой степени успокоилась.
Но она не могла не удивляться, что ея отецъ совершенно отвергаетъ мысль будто короткость между нею и капитаномъ Де-Барономъ предосудительна. Это было ей пріятно, но все-таки она удивлялась. Она старалась разсмотрѣть этотъ вопросъ по своему собственному разумѣнію, но не могла отвѣтить на него. Она знала, что этотъ человѣкъ ей нравится, она нашла въ немъ олицетвореніе своихъ раннихъ мечтаній. Его общество было во всѣхъ отношеніяхъ пріятно ей. Онъ любилъ шутить и вмѣстѣ съ тѣмъ всегда былъ кротокъ. Не обладая умомъ обыкновеннымъ, онъ былъ достаточно уменъ. Она сдѣлала ошибку въ жизни — или, лучше сказать, другіе ошиблись за нее — слишкомъ рано оторвалась отъ своихъ игрушекъ, и отдалась суровой дѣйствительности супружеской жизни. Это она понимала, и ей пріятно было думать, что она можетъ невинно развлекаться съ такимъ человѣкомъ, какъ Джекъ Де-Баронъ. Она знала навѣрно, что не влюблена въ него, что этого нечего было опасаться; и была также увѣрена, что и онъ въ нее не влюбленъ. А между тѣмъ… между тѣмъ, все-таки она сомнѣвалась въ душѣ. Какъ ни невинно было все это, можетъ быть ея мужъ имѣлъ причину обижаться. Эта-то мысль заставляла ее иногда желать, чтобы ее увезли изъ Лондона и заперли въ скучномъ Кросс-Голлѣ. Но отецъ ея не видалъ ни этихъ опасеній, ни этихъ опасностей. Отецъ просто велѣлъ ей поддерживать свое достоинство и поступать по своему. Можетъ быть отецъ ея былъ правъ.
На слѣдующій день деканъ и его зять отправились къ Бетлю, который принялъ ихъ съ своей обычной вѣжливостью и внимательно выслушалъ ихъ. Ходатаи по дѣламъ, знающіе свое дѣло, всегда позволяютъ своимъ кліентамъ высказываться, даже когда знаютъ, что все это пустыя слова. Это самый быстрый способъ дойти до желаемаго результата. Лордъ Джорджъ имѣлъ многое сказать, потому что голова его была наполнена убѣжденіемъ, что онъ ни за что на свѣтѣ не станетъ мѣшать наслѣднику брата, если удостовѣрится, что этотъ ребенокъ — настоящій наслѣдникъ. Онъ желалъ этой увѣренности и проклиналъ непріятную случайность, наложившую на его плечи такую прискорбную обязанность.
Когда онъ кончилъ, началъ Бетль.
— А я узналъ много подробностей, лордъ Джорджъ.
Лордъ Джорджъ подпрыгнулъ на своемъ стулѣ.
— Какихъ подробностей? спросилъ деканъ.
— Покойный мужъ маркизы — она несомнѣнно жена его ciятельства — былъ сумасшедшій.
— Сумасшедшій, воскликнулъ лордъ Джорджъ.
— Мы навѣрно не знаемъ когда онъ умеръ, но думаемъ, что это было мѣсяца за два до того дня, когда его сіятельство писалъ сюда, что онъ женится.
— Такъ этотъ ребенокъ не можетъ быть лордъ Попенджой, съ восторгомъ сказалъ деканъ.
— Вы слишкомъ торопливо выводите заключенія, господинъ деканъ. Можетъ быть былъ разводъ.
— Развода нѣтъ въ римско-католическихъ странахъ, сказалъ деканъ: — особенно въ Италіи.
— Этого я не знаю, сказалъ повѣренный. Разумѣется, мы еще знаемъ очень мало. Я не стану удивляться если мы узнаемъ, что было два брака. Это еще намъ остается узнать. Несомнѣнно, что эта дама жила въ большой короткости съ вашимъ братомъ еще до смерти перваго мужа.
— Какъ вы это узнали? спросилъ лордъ Джорджъ.
— Я случайно узналъ имя маркизы Луиджи и зналъ куда обратиться за свѣдѣніями.
— Мы не имѣли намѣренія такъ скоро наводить справки, съ гнѣвомъ сказалъ лордъ Джорджъ.
— Это было сдѣлано къ лучшему, сказалъ деканъ.
— Конечно къ лучшему, подтвердилъ невозмутимо повѣренный. Я теперь совѣтовалъ бы поручить мнѣ послать моего довѣреннаго конторщика, разузнать всѣ обстоятельства этого дѣла; и сообщить мистеру Стоксу, что я дѣлаю это по вашимъ инструкціямъ, лордъ Джорджъ.
Лорда Джорджа покоробило.
— Я думаю, что мы даже должны дать его сіятельству время послать своего агента съ моимъ конторщикомъ, если онъ желаетъ, или отдѣльно въ то же время, или сдѣлать, что другое по своему усмотрѣнію. Вы, милордъ, несомнѣнно, обязаны навести эти справки.
— Очевидно обязанъ, подтвердилъ деканъ, не будучи въ состояніи воздержаться отъ своего торжества.
Лордъ Джорджъ просилъ отсрочки и чуть не поссорился съ своимъ тестемъ; но прежде чѣмъ вышелъ изъ конторы, далъ необходимыя инструкціи.
Глава XXIX.
правитьЛордъ Джорджъ, выйдя изъ конторы Бетля, выразилъ большое неудовольствіе на то, что было сдѣлано. Разсуждая объ этомъ дѣлѣ, въ присутствіи Бетля, онъ не имѣлъ возможности совладать съ соединенной энергіей декана и повѣреннаго; но, когда уступалъ, не могъ не чувствовать, что его принуждаютъ.
— Я нахожу, что онъ не имѣлъ права наводить справки, сказалъ лордъ Джорджъ какъ только вышелъ на улицу.
— Любезный Джорджъ, возразилъ деканъ: — чѣмъ скорѣе это будетъ сдѣлано, тѣмъ лучше.
— Агентъ можетъ только дѣйствовать сообразно полученнымъ инструкціямъ.
— Не оспаривая этого, любезный другъ, не могу не сказать, что я радъ, узнавъ такъ много.
— А я недоволенъ.
— Мы оба желаемъ одного, Джорджъ.
— Не думаю; сказалъ лордъ Джорджъ, рѣшившись выказать свой гнѣвъ.
— Вы недовольны, что эти справки необходимо наводить, недоволенъ и я.
Торжество, засверкавшее въ глазахъ декана, когда онъ услыхалъ извѣстія въ конторѣ повѣреннаго, почти опровергало это послѣднее увѣреніе.
— Но, я конечно радъ, что мы напали на слѣдъ такъ скоро, если обязанность предписываетъ намъ отыскивать этотъ слѣдъ.
— Мнѣ совсѣмъ не нравится этотъ человѣкъ, сказалъ лордъ Джорджъ.
— А я къ нему совершенно равнодушенъ, но считаю его честнымъ человѣкомъ и знаю, что онъ уменъ. Онъ для насъ узнаетъ правду.
— А если окажется, что Бротертонъ законно обвѣнчанъ съ этой женщиной, что подумаютъ о насъ въ свѣтѣ?
— Въ свѣтѣ подумаютъ, что вы исполнили вашу обязанность. Относительно этого не можетъ быть никакого сомнѣнія, Джорджъ. Пріятно или непріятно, а это должно быть сдѣлано. Могли ли бы вы набросить эти хлопоты на вашего сына, можетъ быть лѣтъ двадцать пять спустя, когда вы сами можете сдѣлать это гораздо легче.
— У меня нѣтъ сына, сказалъ лордъ Джорджъ.
— Но у васъ будетъ, деканъ, говоря это, не могъ удержаться, чтобы не взглянуть пристально въ лицо своего зятя. Онъ съ нетерпѣніемъ желалъ рожденія внука, который долженъ былъ сдѣлаться маркизомъ посредствомъ энергіи дѣда.
— Богъ знаетъ. Кто можетъ это сказать?
— Но даже относительно этого ребенка въ Манор-Кроссѣ. Если онъ не законный наслѣдникъ, не лучше ли для него рѣшить это дѣло теперь, чѣмъ когда онъ проживетъ двадцать лѣтъ въ ожиданіи титула и имѣнія?
Деканъ говорилъ еще многое, доказывая необходимость сдѣланнаго, но ему не удалось успокоить лорда Джорджа.
Въ этотъ же день деканъ разсказалъ всю исторію дочери. Можетъ быть въ пылу разсказа нѣсколько преувеличивъ слышанное отъ повѣреннаго.
— Разводъ совершенно невозможенъ въ римско-католическихъ странахъ, сказалъ онъ. — Мнѣ кажется, что онъ позволяется только для государственныхъ цѣлей. Можетъ быть сдѣланъ какой-нибудь новый законъ, но я этого не думаю.
— Но какимъ образомъ маркизъ могъ поступить такъ безразсудно, папа?
— А! этого то мы и не понимаемъ. Но это все разъяснится. Ты можешь быть увѣрена, что все разъяснится. Зачѣмъ онъ вернулся въ Англію и привезъ ихъ съ собою? и именно въ такое время? Зачѣмъ онъ не увѣдомилъ о своемъ первомъ бракѣ; или по-крайней-мѣрѣ о второмъ? Вѣдь кажется онъ вѣнчался съ ней два раза. Вѣроятно, онъ сначала не имѣлъ намѣренія дѣлать своего сына лордомъ Попенджоемъ, но потомъ осмѣлился на это. Можетъ быть эта женщина постепенно узнала всѣ обстоятельства, и настояла на правахъ своего сына. Можетъ быть она постепенно сдѣлалась энергичнѣе чѣмъ онъ. Можетъ быть онъ думалъ, что пріѣхавъ сюда и объявивъ мальчика своимъ наслѣдникомъ, онъ уничтожитъ подозрѣнія смѣлостью этого поступка. Кто знаетъ это? Но факты существуютъ и достаточно оправдываютъ наши желанія, чтобы все разъяснилось.
Потомъ въ первый разъ онъ спросилъ дочь, есть ли надежда, что у лорда Джорджа можетъ бытъ наслѣдникъ. Она засмѣялась, потомъ покраснѣла, потомъ прослёзилась и прошептала, что то такое чего деканъ не могъ услыхать.
— Времени достаточно для этого, Мери, сказалъ онъ съ пріятной улыбкой, и оставилъ дочь.
Лордъ Джорджъ вернулся домой поздно. Онъ прежде отправился къ мистрисъ Гаутонъ и разсказалъ ей почти все; но разсказалъ такимъ образомъ, чтобы заставить ее понять какъ онъ разсерженъ на декана.
— Разумѣется, Джорджъ, сказала она, потому что теперь всегда называла его Джорджемъ: — Деканъ будетъ стараться поступать во всемъ этомъ по своему.
— Я почти жалѣю, что говорилъ съ нимъ о моемъ братѣ.
— Она, я полагаю, честолюбива, сказала мистрисъ Гаутонъ.
«Она» означало Мери.
— Нѣтъ, надо отдать Мери справедливость, это не ея вина. Я думаю, что это для нея все равно.
— Мнѣ кажется ей пріятно быть маркизой столько же, какъ и всякой изъ насъ. Я знаю, что мнѣ было бы пріятно.
— А вы могли быть, сказалъ онъ, нѣжно смотря ей въ лицо.
— Желала бы знать, какъ я переносила бы все это. Вы говорите, что она равнодушна. А я такъ желала бы, чтобы вамъ достались ваши права!
— У меня никакихъ правъ нѣтъ. Это права моего брата.
— Да; но относительно наслѣдника. Она не имѣетъ къ вамъ такихъ чувствъ, какія имѣю я, Джорджъ.
Она протянула ему руку, онъ ее взялъ и удержалъ.
— Я начинаю думать, что поступила нехорошо. Я начинаю сознавать, что поступила нехорошо.
— Теперь уже слишкомъ поздно, сказалъ онъ, все держа ее за руку.
— Да, слишкомъ поздно. Желала бы я знать, поймете ли вы когда-нибудь ту борьбу, какую я должна была выдержать, и то чувство обязанности, которое пересилило наконецъ? Гдѣ жили бы мы?
— Въ Кросс-Голлѣ, я полагаю.
— И если бы у насъ были дѣти, какъ бы мы ихъ воспитывали?
Она не покраснѣла, дѣлая этотъ вопросъ, но онъ покраснѣлъ.
— А между тѣмъ я жалѣю, что не была храбрѣе. Мнѣ кажется, что я была бы для васъ болѣе приличною женой, чѣмъ она.
— Она настоящее золото, сказалъ онъ, побуждаемый добросовѣстностью, которая не допускала его позволять дѣлать упреки его женѣ.
— Не говорите мнѣ о ея достоинствахъ, сказала мистрисъ Гаутонъ, вскочивъ съ своего мѣста: — я не желаю слышать о ея достоинствахъ. Говорите мнѣ о достоинствахъ моихъ. Любитъ она васъ такъ, какъ я васъ люблю? Дѣлаетъ она васъ героемъ своихъ мыслей? Она не имѣетъ понятія о томъ, что такое герой. Она болѣе думаетъ о томъ, какъ Джекъ Де-Баронъ вертится съ нею по комнатѣ, чѣмъ о положеніи въ свѣтѣ вашемъ, его или даже ея.
Его очевидно покоробило, когда онъ услыхалъ имя Джека Де-Барона.
— Вамъ нечего опасаться, продолжала она: — потому что хотя она, какъ вы говорите, настоящее золото, она не имѣетъ никакого понятія о любви. Она вышла за васъ, когда вы явились, потому что это удовлетворяло тщеславію декана, какъ вышла бы за всякого другого человѣка, котораго онъ выбралъ бы для нея.
— Я думаю, что она любитъ меня, сказалъ онъ, заботясь въ эту минуту въ глубинѣ своего сердца гораздо болѣе о своей отсутствующей женѣ чѣмъ о женщинѣ, которая чуть не лежала у его ногъ и льстила ему изъ всѣхъ силъ.
— И ея любви недостаточно для васъ?
— Она моя жена.
— Да; потому что я позволила это, потому что я не хотѣла подвергнуть вашу будущую жизнь бѣдности, которую я принесла бы съ собою. Неужели вы думаете, что тогда не было жертвы?
— Но, Аделаида; теперь уже ничего передѣлать нельзя.
— Да, нельзя. Но что же это значитъ? Прошло то время, когда мужчины, и даже женщины, были слишкомъ совѣстливы и брезгливы, чтобы признаваться въ правдѣ даже самимъ себѣ. Разумѣется, вы женаты и я замужемъ, но бракъ сердца не измѣняетъ. Я не переставала васъ любить оттого, что не хотѣла за васъ выйти. Вы не могли перестать любить меня, потому только, что я отказала вамъ. Когда я призналась себѣ, что состояніе мистера Гаутона необходимо мнѣ, я не влюбилась въ него. Я полагаю не влюбились и вы, когда узнали о деньгахъ мисъ Ловелесъ.
Тутъ и онъ вскочилъ съ своего мѣста и сталъ предъ нею.
— Я не позволю говорить даже вамъ, что я женился изъ-за денегъ на моей женѣ.
— Почему же, Джорджъ? Я васъ не осуждаю за то, что сдѣлала сама.
— Я осудилъ бы себя. Я почувствовалъ бы себя униженнымъ.
— Почему же? Мнѣ кажется, что стало быть я смѣлѣе васъ. Я могу прямо взглянуть на жестокости свѣта и объявлять открыто какъ я справлюсь съ ними. Я вышла за мистера Гаутона за деньги, и онъ разумѣется это зналъ. Могъ ли предположить онъ, или кто бы то ни было, что я вышла за него по любви? Я дѣлаю для него его домъ настолько удобнымъ, на сколько могу; я вѣжлива къ его друзьямъ, умѣю разыгрывать роль хозяйки за его столомъ. Надѣюсь, что онъ этимъ доволенъ; но я не могу сдѣлать болѣе. Я не могу носить его въ моемъ сердцѣ. И я думаю, что вы Джорджъ въ вашемъ сердцѣ не можете носить Мери Ловелесъ.
Но онъ носилъ въ своемъ сердцѣ образъ своей жены, а только думалъ, что въ его сердцѣ есть мѣсто для двухъ, и что предаваясь этой второй любви, онъ увеличивалъ удовольствіе своей жизни.
— Скажите мнѣ, Джорджъ, сказала мистрисъ Гаутонъ, положивъ свою руку на его грудь: — она или я живемъ тутъ?
— Я не могу сказать, что не люблю моей жены, отвѣтилъ онъ.
— Вы боитесь. Формальности свѣта гораздо важнѣе для васъ, чѣмъ для меня! Садитесь, Джорджъ. О, Джорджъ!
Она упала на колѣни у его ногъ, закрывъ лицо руками, между тѣмъ какъ его руки почти по необходимости обняли ее. Она изгибалась отъ рыданій, и онъ думалъ, что будетъ съ нею и съ нимъ, если вдругъ отворится дверь и чьи-нибудь глаза увидятъ ихъ въ такомъ положеніи. Но слухъ у нея былъ тонкій, несмотря на ея рыданія. На лѣстницѣ раздались шаги, которые она услыхала прежде него, и въ одно мгновеніе она уже сидѣла на своемъ креслѣ. Онъ посмотрѣлъ на нее, слезъ не было и слѣда.
— Это Гаутонъ, сказала она, приложивъ палецъ къ губамъ почти съ комическимъ движеніемъ.
Глаза ея улыбались, а въ дрожаніи руки и движущихся губахъ виднѣлся какой-то насмѣшливый страхъ. Для него это казалось довольно трагично. Онъ долженъ былъ принять съ этимъ господиномъ, котораго онъ оскорблялъ, дружелюбное обращеніе, и такимъ образомъ лгать ему. Онъ долженъ былъ притворяться и вдругъ выказывать себя совсѣмъ не такимъ, каковъ онъ былъ. Если бы этотъ человѣкъ взошелъ раньше, если бы мужъ засталъ жену на колѣняхъ предъ нимъ, ничто не могло бы спасти его и эту женщину отъ погибели. Онъ чувствовалъ это, и это чувство почти лишило его силъ. Его сердце трепетало отъ волненія, когда рука обиженнаго мужа взялась за ручку двери. Она же была такъ спокойна, какъ театральная героиня. Но она льстила ему, выказывала къ нему любовь, и ему не приходило въ голову, что онъ долженъ на нее сердиться.
— Кто могъ подумать, что ты вернешься домой въ такое время! сказала мистрисъ Гаутонъ.
— Я сейчасъ возвращаюсь въ клубъ. Я былъ въ Пикадилли, чтобы остричься.
— Остричься!
— Ничто не разстраиваетъ меня такъ, какъ эта стрижка. Я позвоню, чтобы мнѣ принесли рюмку хереса. Кстати, лордъ Джорджъ, въ клубѣ много говорятъ объ этомъ Попенджоѣ.
— Что говорятъ?
Лордъ Джорджъ чувствовалъ, что долженъ раскрыть ротъ, но не желалъ разговаривать съ этимъ человѣкомъ, особенно о своихъ дѣлахъ.
— Разумѣется, я ничего не знаю; но это вѣрно, что возвращеніе Бротертона очень странно. Вы знаете, что прежде я очень любилъ вашего брата. Отецъ моей жены никого такъ не уважалъ, какъ его. Но, право, я теперь не знаю что думать. Никто не видалъ маркизы!
— Я не видалъ ее, сказалъ лордъ Джорджъ: — но она здѣсь.
— Никто не сомнѣвается, что она здѣсь. И мальчикъ здѣсь. Мы всѣ это знаемъ. Но вамъ извѣстно, что маркиза Бротертонская значитъ что-нибудь.
— Надѣюсь, сказалъ лордъ Джорджъ.
— И когда онъ привозитъ домой свою жену, всѣ надѣются узнать что-нибудь объ этомъ — такъ?
Все это было сказано съ намѣреніемъ взять сторону лорда Джорджа въ вопросѣ, который уже началъ интересовать публику. Уже намекали тамъ и сямъ, что бумаги юнаго Попенджоя, привезеннаго изъ Италіи, не совсѣмъ въ порядкѣ, и что лордъ Джорджъ долженъ объ этомъ знать. Разумѣется, бротерширцы разговаривали объ этомъ болѣе другихъ, и Гаутонъ, слышавшій и говорившій многое объ этомъ, думалъ, что онъ окажетъ вѣжливость лорду Джорджу, если приметъ его сторону противъ маркиза.
Но лордъ Джорджъ принималъ за обиду, когда посторонній осмѣливался говорить о его фамиліи.
— Если бы говорили только о томъ, что имъ извѣстно, это было бы гораздо лучше, сказалъ онъ и почти тотчасъ ушелъ.
— Это все чистый вздоръ, сказалъ Гаутонъ, какъ только остался одинъ съ женой. — Разумѣется, объ этомъ говорятъ. Твой отецъ говоритъ, что Бротертонъ должно быть помѣшался.
— Это не причина, чтобы ты являлся разсказывать лорду Джорджу что говорятъ. У тебя нѣтъ никакого такта.
— Разумѣется, я не правъ; это всегда такъ, сказалъ мужъ.
Онъ допилъ рюмку хереса и ушелъ.
Лордъ Джорджъ находился теперь въ весьма тревожномъ расположеніи духа. Онъ имѣлъ намѣреніе поступать осторожно — даже добродѣтельно и самоотверженно, а между тѣмъ, не смотря на свои намѣренія, дошелъ до того съ женою Гаутона, что если истина обнаружится, то онъ подвергнется самымъ оскорбительнымъ обвиненіямъ. Для него любовь къ женѣ другого была болѣе затруднительна, чѣмъ пріятна. Ея очарованія было недостаточно для того, чтобы облегчить ему тяжесть дурной стороны этого чувства. Онъ имѣлъ въ душѣ нѣкоторые поводы къ жалобѣ на свою жену, но чувствовалъ, что его собственныя руки должны быть совершенно чисты, прежде чѣмъ онъ повелительно и супружески отнесется къ этимъ жалобамъ. Какой онъ будетъ имѣть видъ, если она спроситъ его на счетъ его поведенія съ Аделаидой Гаутонъ? Потомъ какія хлопоты онъ навязалъ уже на себя по поводу жены брата?
Прежде всего, онъ счелъ обязанностью написать старшей сестрѣ и употребилъ въ письмѣ сильныя выраженія. Разсказавъ ей все; что слышалъ отъ повѣреннаго, онъ заговорилъ о себѣ и о деканѣ.
«Это сдѣлаетъ меня очень несчастнымъ», писалъ онъ. «Я не желаю получить никакихъ выгодъ чрезъ это. Никто менѣе меня не завидовалъ своему старшему брату во всемъ, что ему принадлежитъ. Хотя онъ самъ дурно поступилъ со мной, я буду поддерживать его ради чести фамиліи. Я искренно желаю, чтобы этотъ ребенокъ былъ лордъ Попенджой. Это дѣло разстроило мое счастіе можетъ быть лѣтъ на десять, а можетъ быть и навсегда. И не могу не думать, что деканъ не имѣлъ никакого права вмѣшиваться въ это дѣло. Онъ принуждаетъ меня, такъ-что я почти чувствую, что буду принужденъ поссориться съ нимъ. Для него это очевидно дѣло личнаго честолюбія, а не обязанности.»
Много еще было написано въ томъ же духѣ, но въ тоже время лордъ Джорджъ увѣдомлялъ, что поручилъ повѣренному Декана навести справки.
Отвѣтъ леди Сары былъ, можетъ быть, болѣе разсудителенъ, и такъ какъ онъ былъ короче, мы приведемъ его вполнѣ:
"Любезный Джорджъ, разумѣется, для всѣхъ насъ очень грустно, что мы принуждены наводить эти ужасныя справки; и для тебя прискорбнѣе, чѣмъ для всѣхъ насъ, такъ какъ ты долженъ принимать въ нихъ дѣятельное участіе. Но это обязанность очевидная, а обязанности рѣдко бываютъ пріятны вполнѣ. Все, что ты говоришь о себѣ, должно, по-крайней-мѣрѣ, очистить твою совѣсть. Это дѣлается не для тебя и не для насъ, но для нашей фамиліи, и для того, чтобы предупредить необходимость будущаго процесса, который былъ бы разорителенъ для имѣнія. Если ребенокъ законный, пусть ради Бога провозгласятъ это такъ громко, чтобы никто впослѣдствіи не имѣлъ возможности набросить сомнѣніе на это. Для насъ должно быть предметомъ глубокаго огорченія, что сынъ нашего брата, и будущій глава нашей фамиліи, родился при такихъ обстоятельствахъ, которыя должны быть безславны, чтобы не сказать болѣе. Но несмотря на это, мы должны признать его права вполнѣ, если эти права существуютъ. Хотя сынъ вдовы сумасшедшаго иностранца, все-таки если законъ говоритъ, что онъ наслѣдникъ Бротертона, мы должны облегчить для него затрудненія, насколько возможно. Но для того, чтобы сдѣлать это, намъ надо знать, кто онъ.
"Деканъ конечно кажется тебѣ навязчивымъ и можетъ быть нѣсколько пошлымъ. Безъ сомнѣнія въ немъ преобладаетъ чувство личнаго честолюбія, но онъ человѣкъ благоразумный, и я не знаю, чтобы въ этомъ онъ сдѣлалъ что-нибудь такое, чего лучше бы не дѣлать. Онъ убѣжденъ, что ребенокъ незаконный; въ этомъ убѣждена и я… Ты долженъ помнить, что милая матушка совершенно на сторонѣ Бротертона. Для нея много значитъ чувствовать, что есть наслѣдникъ, и быть увѣренной, что этотъ мальчикъ ея внукъ, такъ что не можетъ допускать выраженія сомнѣнія. Разумѣется, это не способствуетъ къ удовольствіямъ нашей жизни. Бѣдная милая мамаша! Разумѣется, мы дѣлаемъ все, что можетъ успокоить ее. — Любящая тебя сестра,
Глава XXX.
правитьПрошла недѣля, а о маркизѣ ничего не было слышно, да и довѣренный конторщикъ Бетля еще не уѣхалъ въ Италію, когда мистрисъ Мойтакют-Джонсъ заѣхала однажды въ Мюнстер-Кортъ. Леди Джорджъ не видала своего новаго друга послѣ того бала, на который не поѣхала, но получила нѣсколько записокъ по поводу своего отсутствія и разныхъ другихъ вещей. Почему леди Джорджъ не пріѣхала завтракать? почему леди Джорджъ не пріѣхала покататься вмѣстѣ? Леди Джорджъ нѣсколько боялась не составился ли противъ нея заговоръ относительно капитана Де-Барона, и не въ числѣ ли заговорщиковъ мистрисъ Монтакют-Джонсъ. Если такъ, то заговорщицей была Аделаида Гаутонъ. Это было очень пріятно. Когда Мери допрашивала себя объ этомъ человѣкѣ, она увѣрила себя, что все это было и невинно и пріятно. Она не думала, чтобы или Аделаида Гаутонъ или мистрисъ Монтакют-Джонсъ имѣли намѣреніе сдѣлать ей вредъ, то-есть отвлечь ея любовь отъ мужа, чего по мнѣнію Мери, никогда случиться не могло. Но были другія опасности, и этихъ ея пріятельницъ она, дѣйствительно, должна была опасаться, если онѣ старались вовлечь ее въ общество, возбуждавшее ревность въ ея мужѣ. Поэтому, хотя она очень любила мистрисъ Монтакют-Джонсъ, она послѣднее время избѣгала ее, зная, что будутъ разговоры о Джекѣ Де-Баронѣ, и не будучи вполнѣ увѣрена въ находчивости своихъ отвѣтовъ.
А теперь мистрисъ Монтакют-Джонсъ пріѣхала къ ней.
— Любезная леди Джорджъ, сказала она: — куда это вы запропастились? Или вы хотите раззнакомиться со мною? Если такъ, скажите мнѣ тотчасъ.
— О, мистрисъ Джонсъ, сказала леди Джорджъ, цѣлуя ее: — какъ вы можете спрашивать объ этомъ?
Мистрисъ Монтакют-Джонсъ была дородная, но очень низенькая старушка, съ сѣдыми локонами, румяными щеками, придававшими ей чрезвычайно здоровый видъ, и съ блестящими сѣрыми глазами. Она всегда была одѣта великолѣпно до такой степени, что ея враги обвиняли ее въ тратѣ громадныхъ суммъ на свой туалетъ. Она была очень стара — нѣкоторые говорили, что ей восемьдесятъ лѣтъ, прибавляя, вѣроятно, не болѣе десяти лѣтъ къ ея возрасту очень восторженна, особенно къ своимъ друзьямъ, очень любила веселости и была очень сострадательна.
— Зачѣмъ вы не были у меня на балѣ?
— Лордъ Джорджъ не любитъ бывать на балахъ, сказала Мери, смѣясь.
— Полно, полно! Не старайтесь провести меня. Мы ужъ условились, что вы пріѣдете, когда онъ ляжетъ спать. А теперь вы мнѣ говорите совсѣмъ другое. Неужели онъ такая Синяя Борода?
— Онъ совсѣмъ не похожъ на Синюю Бороду, мистрисъ Джонсъ.
— Надѣюсь. У васъ что-то вышло съ этой баронессой?
— О, нѣтъ!
— А я слышала, что баронесса возила васъ въ вашемъ же экипажѣ по всему Лондону. И съ леди Селиной была ссора. Слышала.
— Но это не имѣло никакого отношенія къ тому, что я не была на вашемъ балѣ.
— Конечно; и какъ могло имѣть? Гадкая женщина эта баронесса Банманъ. Если мы въ Англіи не можемъ обойтись безъ нѣмецкихъ баронессъ и американскихъ докторшъ, въ плохомъ же положеніи находимся мы. Вамъ не слѣдовало позволять вовлекать васъ въ эту партію. Мнѣ сказали, что баронесса кругомъ въ долгахъ, и не можетъ заплатить шиллинга. Я надѣюсь, что ее засадятъ въ тюрьму.
— Она ничего для меня не значитъ, мистрисъ Джонсъ.
— Надѣюсь. Что же это было? Я знаю, что было что-нибудь. Онъ не имѣетъ ничего противъ капитана Де-Барона?
— Противъ капитана Де-Барона? Что онъ можетъ имѣть противъ него?
— Я не знаю. Мужчинамъ приходятъ въ голову такія фантазіи. Вы не намѣреваетесь бросить танцы?
— Совсѣмъ, нѣтъ. Но я не очень ихъ люблю.
— О, леди Джорджъ, что это будетъ съ вами?
Мери не могла удержаться отъ смѣха, хотя въ то же время почти готова была разсердиться на вмѣшательство старушки.
— А мнѣ казалось, что я не знаю ни одной молодой женщины на свѣтѣ, которая любила бы танцевать больше васъ. Можетъ быть онъ и противъ этого.
— Онъ не хочетъ, чтобы я вальсировала, сказала Мери, покраснѣвъ.
Прежде она почти рѣшалась повѣрить свои горести этой старушкѣ, и теперь случай казался такъ удобенъ, что она не могла удержаться, чтобы не сказать хоть это.
— О! сказала мистрисъ Монтакют-Джонсъ. — Вотъ оно что! Я знала, что есть что-нибудь. Душа моя, онъ поступаете очень глупо, и вы должны сказать ему это.
— Не можете ли вы сказать ему? возразила Мери, смѣясь.
— Сейчасъ готова.
— Пожалуста не говорите. Ему это не понравится.
— Душа моя; вы не должны его бояться. Я не стану проповѣдывать бунта противъ мужей. Я менѣе всѣхъ въ Лондонѣ способна на это. Я знаю не хуже другихъ, какъ удобна тишина въ домѣ, знаю, что два человѣка не могутъ ужиться вмѣстѣ безъ взаимныхъ уступокъ. Но уступать во всемъ не годится. Что онъ говоритъ объ этомъ?
— Онъ говоритъ, что это ему не нравится.
— Что скажетъ онъ, если вы заявите ему, что вамъ не нравится, чтобы онъ бывалъ въ клубѣ?
— Онъ не будетъ тамъ бывать.
— Вздоръ! Это все равно, что собака на сѣнѣ; это оттого, что онъ самъ не любитъ вальсировать. Я объяснилась бы съ нимъ тихо и весело. Скажите ему, что вы любите вальсъ и просите его передумать. Я не люблю, когда мѣшаютъ невинному удовольствію молодыхъ людей. Стоитъ человѣку раскрыть ротъ и сказать слово, и удовольствіе молодой женщины пропало на весь сезонъ! Вы получили мой пригласительный билетъ на 10-е іюня?
— Получила.
— Я ожидаю васъ. Вечеръ будетъ небольшой. Заставьте его привезти васъ и сдѣлайте, какъ я вамъ говорю. Объяснитесь съ нимъ весело и спокойно. Никто меньше меня не любитъ шума, но не надо позволять садиться себѣ на шею.
Все это произвело большое впечатлѣніе на леди Джорджъ. Она вполнѣ согласилась съ мистрисъ Джонсъ, что нельзя позволять садиться себѣ на шею. Отецъ никогда не садился ей на шею. Онъ рѣдко положительно приказывалъ ей, что она можетъ и чего не можетъ сдѣлать. А между тѣмъ, она была еще ребенокъ, когда жила съ отцомъ, теперь она была замужняя женщина и жила своимъ домомъ. Она была вполнѣ убѣждена, что спроси она отца, то деканъ сказалъ бы, что подобное запрещеніе было нелѣпо. Разумѣется, она не можетъ спрашивать отца. Но это запрещеніе было непріятно ей, и она почти рѣшилась обратиться къ мужу съ просьбой отмѣнить это запрещеніе.
Потомъ она была очень взволнована длиннымъ письмомъ отъ баронессы Банманъ. Баронесса хотѣла подать жалобу на леди Селину Протестъ и мисъ Мильдмей, которую читатель знаетъ подъ именемъ тетушки Джу; и сообщала леди Джорджъ, что ее вызываютъ свидѣтельницей. Это очень огорчило леди Джорджъ.
— Я ничего объ этомъ не знаю, сказала она своему мужу: — я была тамъ только одинъ разъ, по приглашенію мисъ Мильдмей.
— Она поступила очень глупо.
— Можетъ быть и я была глупа; но что же могу я сказать объ этомъ? Я ничего объ этомъ не знаю.
— Тебѣ не слѣдовало покупать билеты.
— Какъ я могла отказать, когда она просила меня о такой бездѣлицѣ?
— Потомъ ты повезла ее, къ мисъ Мильдмей.
— Она сама сѣла въ коляску и я никакъ не могла отвязаться отъ нея. Не лучше ли мнѣ написать къ ней, что я ничего объ этомъ не знаю?
Но съ этимъ лордъ Джорджъ не согласился, прося жену не говорить объ этомъ никому. Онъ былъ не очень любезенъ въ эту минуту и не кстати было говорить ему о вальсѣ. Теперь онъ рѣдко бывалъ въ хорошемъ расположеніи духа, смущаемый Попенджоевскимъ дѣломъ.
Въ это время деканъ постоянно разъѣзжалъ то въ Лондонъ, то въ Бротертонъ, продолжая справки и, проводя много времени въ конторѣ Бетля. Дѣйствовалъ онъ отдѣльно отъ лорда Джорджа и даже рѣдко оставался и обѣдалъ въ Мюнстер-Кортѣ. Ссоры не было, но деканъ видѣлъ, что лордъ Джорджъ недружелюбно обращался съ нимъ и поэтому останавливался въ гостиницѣ.
— Зачѣмъ папа останавливается не у насъ, когда пріѣзжаетъ въ Лондонъ? спросила Мери мужа.
— Я не знаю даже, зачѣмъ онъ пріѣзжаетъ въ Лондонъ, сказалъ ей мужъ.
— Я полагаю, онъ пріѣзжаетъ или по дѣлу или потому что ему здѣсь нравится. Мнѣ и въ голову бы не пришло спрашивать, зачѣмъ онъ пріѣзжаетъ, но такъ какъ онъ здѣсь, я желала бы, чтобы онъ не останавливался въ гадкой и скучной гостиницѣ, когда мы уговорились иначе.
— Ты можешь быть увѣрена, что онъ знаетъ, какъ поступать, сердито сказалъ лордъ Джорджъ.
Намекъ на «уговоръ» не расположилъ его къ любезности.
Мери знала хорошо почему ея отецъ такъ часто бываетъ въ Лондонѣ, угадывала также, почему онъ не останавливается въ Мюнстер-Кортѣ. Она примѣчала, что ея отецъ и мужъ становились въ недружелюбныя отношенія, и очень сожалѣла объ этомъ. Въ глубинѣ сердца, она принимала сторону отца. Она не была такъ проницательна, какъ онъ, въ дѣлѣ маленькаго Попенджоя, удерживаемая чувствомъ, что ей не слѣдуетъ желать собственнаго повышенія на счетъ паденія другихъ; но она всегда сочувствовала отцу во всемъ, слѣдовательно, сочувствовала ему и въ этомъ. Потомъ ею постепенно овладѣвало убѣжденіе, что ея отецъ былъ энергичнѣе, разсудительнѣе и добрѣе ея мужа. Она была убѣждена, когда домъ меблировали почти весь на деньги декана, что онъ будетъ занимать его, когда ему случится бывать въ Лондонѣ. Онъ самъ не придавалъ этому большого значенія, выбравъ это скорѣе какъ предлогъ для своей щедрости; но лордъ Джорджъ помнилъ объ этомъ. Домъ, конечно, будетъ открытъ декану когда бы онъ вздумалъ пріѣхать, но лордъ Джорджъ не уговаривалъ его.
Мистеръ Стоксъ счелъ нужнымъ лично явиться въ Манор-Кроссъ получить инструкціи отъ маркиза.
— Право, мистеръ Стоксъ, сказалъ маркизъ: — если бы я не желалъ показаться вамъ невѣжливымъ, я почти готовъ былъ бы вамъ сказать, что ничего хорошаго не можетъ выйти изъ разговора вашего со мной.
— Дѣло очень серіозное, милордъ.
— Конечно, это очень серіозная непріятность, что мой братъ и сестры идутъ противъ меня и дѣлаютъ мнѣ столько хлопотъ только потому, что я женился на иностранкѣ. Это только примѣръ тупоголовой англійской слѣпоты, заставляющей насъ думать, будто все внѣ нашей собственной страны должно отправляться къ чорту. Мои сестры очень религіозны и кажется женщины очень добрыя; но онѣ готовы думать, что я и моя жена должны прямо попасть въ адъ, потому что мы говоримъ по-итальянски, а мой сынъ лишонъ наслѣдства, потому что крещенъ не въ англійской церкви. Забрали онѣ себѣ въ голову эти глупости и пусть ихъ поступаютъ какъ хотятъ. Я ничего не хочу знать объ этомъ. Я позабочусь, чтобы сыну моему не предстояли затрудненія, когда я умру.
— Это, конечно, и слѣдуетъ сдѣлать, милордъ.
— Я знаю, откуда это все идетъ. Братъ мой, который настоящій идіотъ, женился на дочери пошлаго пастора, который думаетъ, по своему невѣжеству, будто можетъ сдѣлать своего внука англійскимъ вельможей. Онъ растратитъ свои деньги и обожжетъ свои пальцы, а для меня это рѣшительно все равно. Не думаю, чтобы кошелекъ у него былъ очень длинный, придется ему исчерпать его до дна.
Вотъ почти все, что произошло между Стоксомъ и маркизомъ. Стоксъ вернулся въ Лондонъ и далъ знать Бетлю, что съ ихъ стороны ничего дѣлаться не будетъ.
Деканъ съ нетерпѣніемъ желалъ, чтобы былъ отправленъ довѣренный конторщикъ, и одно время даже собирался ѣхать самъ.
— Лучше не ѣздите. Всѣ объ этомъ узнаютъ, сказалъ ему Бетль.
— Я и хочу, чтобы всѣ знали, возразилъ деканъ. — Неужели вы полагаете, что я буду стыдиться своихъ поступковъ.
— Но вы сановникъ… началъ было Бетль.
— Какое это имѣетъ отношеніе? Сановникъ, какъ вы выражаетесь, не можетъ допускать, чтобы его дочь была лишена своихъ правъ. Я только желаю узнать истину и никогда не буду стыдиться отыскивать ее честными способами.
Но Бетль одержалъ верхъ, убѣдивъ декана, что довѣренный конторщикъ, если даже и ограничится честными способами, достигнетъ цѣли вѣрнѣе, чѣмъ деканъ англиканской церкви.
— Мнѣ кажется, это мы знаемъ, сказалъ Бетль декану наканунѣ отъѣзда конторщика: — что они вѣнчались два раза. Первый разъ пять лѣтъ тому назадъ, а другой послѣ письма его сіятельства къ своему брату.
— Слѣдовательно, первый бракъ былъ незаконный, сказалъ деканъ.
— Неизвѣстно. Бракъ могъ быть законный, хотя вѣнчавшіеся могли повторить его вторичнымъ обрядомъ.
— Но когда умеръ Луиджи?
— И гдѣ и какъ? Вотъ что мы должны разузнать. Я не стану удивляться, если мы узнаемъ, что онъ давно былъ помѣшанъ.
Почти все это деканъ сообщилъ лорду Джорджу, рѣшивъ что зять долженъ дѣйствовать съ нимъ за одно. Они встрѣчались время отъ времени въ конторѣ Бетля, а иногда и въ Мюнстер-Кортѣ.
— Вамъ необходимо знать, что дѣлается, говорилъ деканъ зятю.
Лордъ Джорджъ безпокоился и сердился, выражая мнѣніе, что лучше предоставить это дѣло ходатаю. Но деканъ почти всегда поступалъ по своему.
Глава XXXI.
правитьВскорѣ послѣ отъѣзда Стокса, въ Манор-Кроссѣ было большое волненіе. Маркизъ со всей своей семьей переѣзжалъ въ Лондонъ. Первое извѣстіе дошло до Кросс-Голла чрезъ мистрисъ Тофъ, которая все поддерживала дружелюбное отношеніе съ англійской прислугой въ большомъ домѣ. Маркизъ и жена его съ лордомъ Попенджоемъ и прислугой не могли переѣхать въ Лондонъ безъ того, чтобы объ этомъ не узналъ весь Бротертонъ, да и не было никакой причины предполагать, чтобы это желали сохранить въ тайнѣ. А все-таки, мистрисъ Тофъ придавала большую важность этому извѣстію, и прежде всего сказала о немъ леди Сарѣ, потому что мистрисъ Тофъ вполнѣ понимала, что старая маркиза была не на ихъ сторонѣ.
— Да, миледи, это совершенно справедливо, говорила мистрисъ Тофъ леди Сарѣ. — Лошади наняты къ будущей пятницѣ.
Это было сказано въ суботу, такъ что оставалось еще довольно времени для разъясненія этой тайны.
— Всѣ вещи уже укладываются и ея сіятельство — то-есть, если ее слѣдуетъ такъ называть — беретъ всѣ платья и всѣ тряпки, которыя она привезла съ собой.
— Куда же они ѣдутъ, Тофъ? Не на Кевендишскій скверъ?
У маркиза Бротертонскаго былъ старый фамильный домъ на Кевендишскомъ скверѣ, который, впрочемъ, былъ запертъ уже лѣтъ пятнадцать.
— Нѣтъ, миледи. Я слышала отъ прислуги, что они ѣдутъ въ Скумбергскую гостиницу въ Альбемарльской улицѣ.
Тогда леди Сара разсказала объ этомъ своей матери. Бѣдная старушка почувствовала, что съ нею поступаютъ дурно. Она была вѣрна своему старшему сыну, всегда принимала его сторону во время его отсутствія, бранила дочерей, когда онѣ неблагопріятно отзывались о семействѣ въ Манор-Кроссѣ, и обожала сына, когда онъ пріѣзжалъ къ ней по воскресеньямъ. А теперь онъ ѣдетъ въ Лондонъ, ни слова не сказавъ матери о своемъ путешествіи.
— Я не вѣрю, чтобы Тофъ знала что-нибудь объ этомъ, сказала она. — Тофъ гадкая, противная сплетница и я жалѣю, зачѣмъ мы взяли ее сюда.
Справиться съ маркизой при этихъ обстоятельствахъ было очень трудно, но леди Сара никогда не поддавалась затрудненію. Она знала, что въ свѣтѣ жить не легко. Она по прежнему не выпускала изъ рукъ своей иголки, и работая, старалась утѣшать мать. Въ это время маркиза почти поссорилась съ своимъ младшимъ сыномъ, и отзывалась очень сурово о немъ и о деканѣ. Она не разъ говорила, что «Мери противная хитрая штучка» и выражала большое сожалѣніе, зачѣмъ сынъ женился на ней. Все это, разумѣется, шло отъ маркиза, и объ этомъ знали ея дочери; а между тѣмъ маркизѣ еще не показывали ни ея невѣстки, ни Попенджоя.
На слѣдующій день сынъ пріѣхалъ къ ней, когда три сестры были въ церкви. Онъ всегда оставался у нея съ четверть часа, и почти все время бранилъ декана и лорда Джорджа. Но въ этотъ день мать не могла удержаться, чтобы не сдѣлать сыну вопросъ.
— Ты ѣдешь въ Лондонъ, Бротертонъ?
— Отчего вы спрашиваете?
— Оттого, что мнѣ такъ сказали, Сара говоритъ, что объ этомъ говорятъ слуги.
— Сарѣ слѣдовало бы заняться чѣмъ-нибудь получше, а не слушать слугъ!
— Но ты уѣзжаешь?
— Если вы желаете знать, мы думаемъ поѣхать въ Лондонъ на нѣсколько дней. Попенджоя надо показать дантисту, а мнѣ сдѣлать кое-что. За коимъ чортомъ не могу я ѣхать въ Лондонъ, вѣдь другіе ѣздятъ же.
— Разумѣется, если ты желаешь.
— Сказать вамъ по правдѣ, я желаю только одного, какъ можно скорѣе выбраться опять изъ этой проклятой страны.
— Не говори этого, Бротертонъ. Ты англичанинъ.
— Я этого стыжусь. Желалъ бы отъ всего сердца родиться китайцемъ или краснокожимъ индійцемъ.
Онъ это сказалъ не изъ наклонности къ космополитизму, а для того, чтобы разсердить мать.
— Что долженъ я думать о той странѣ, гдѣ на меня нападаютъ всѣ мои родные, только потому, что я желаю жить по своему, а не такъ, какъ живутъ они?
— Я на тебя не нападала.
— Оттого, что вамъ было выгоднѣе находиться со мною въ хорошихъ отношеніяхъ, чѣмъ въ дурныхъ; и имъ было, бы выгоднѣе, если бы они только знали. Я отплачу мастеру Джорджу; отплачу и этому пастору, отъ котораго еще пахнетъ конюшней. Я заставлю его проплясать такой танецъ, отъ котораго ему не поздоровится. А что касается его дочери…
— Не я устроила этотъ бракъ, Бротертонъ.
— Мнѣ все равно, кто бы ни устроилъ. Но я также могу наводить справки. Я шпіоновъ не люблю; но если другіе употребляютъ шпіоновъ, могу употребить и я. Эта молодая женщина не отличается добродѣтелью. Деканъ навѣрно это знаетъ; но онъ узнаетъ, что и я знаю это. А мастеръ Джорджъ узнаетъ, что я думаю объ этомъ. И если должна быть война, то онъ узнаетъ, что значитъ вести воину. У ней уже есть любовникъ, и объ этомъ говорятъ всѣ.
— О, Бротертонъ!
— И она стоитъ за женскія права! Джорджъ прекрасно устроилъ себя. Онъ живетъ на деньги декана, такъ что даже свою душу не смѣетъ называть своей. А у него еще достаетъ глупости, посылать ко мнѣ повѣреннаго, говорить, что моя жена…
Онъ употребилъ очень крѣпкое словцо, такъ что бѣдная старушка пришла въ такой ужасъ, что просто онѣмѣла. Когда онъ сказалъ это слово, въ глазахъ его сверкнула ярость. Онъ стоялъ спиною къ камину, который топился, хотя погода была теплая, засунувъ руки въ карманы. Онъ обыкновенно былъ спокоенъ и выражалъ свой гнѣвъ скорѣе сарказмами, чѣмъ сильными выраженіями; но теперь онъ былъ такъ взволнованъ, что не могъ не дать воли своимъ чувствамъ. Когда маркиза взглянула на него, дрожа отъ страха, въ ея растроенной головѣ промелькнула смутная мысль о Каинѣ и Авелѣ, хотя, если бы она привела въ порядокъ свои мысли, она конечно, не сказала бы себѣ, что ея старшій сынъ Каинъ.
— Онъ думаетъ, продолжалъ маркизъ: — что если я живу за-границей, то не стану обращать вниманія на такія вещи. Желалъ бы я знать, что онъ почувствуетъ, когда я скажу ему правду объ его женѣ? Я намѣренъ это сдѣлать; и что подумаетъ деканъ, когда я ясно выражусь объ его дочери? Я намѣренъ сдѣлать и это. Я не стану деликатничать. Вы, вѣроятно, слышали о капитанѣ Де-Баронѣ, матушка?
Маркиза къ несчастію слышала о капитанѣ Де-Баронѣ. Леди Сюзанна привезла извѣстія въ Кросс-Голлъ. Если бы леди Сюзанна дѣйствительно вѣрила, что ея невѣстка имѣетъ любовника, то она не стала бы и намекать на такой ужасный предметъ. Она сообщила бы эту тайну леди Сарѣ наединѣ и лорду Джорджу было бы сдѣлано какое-нибудь торжественное предостереженіе, чтобы онъ, не теряя времени, удалилъ эту несчастную молодую женщину отъ пагубнаго вліянія. Но леди Сюзанна такихъ опасеній не имѣла. Мери была молода, сумасбродна, и пристрастна къ удовольстіямъ. Какъ ни сурово и не непріятно было обращеніе леди Сюзанны, однако она могла до нѣкоторой степени сочувствовать молодой женѣ. Она конечно, относилась очень невыгодно о капитанѣ Де-Баронѣ, но не представляла его опаснымъ. Она говорила также о баронессѣ Банманъ и о безразсудной поѣздкѣ Мери въ Институтъ, старая маркиза слышала обо всемъ этомъ и теперь почти повѣрила всему, что сынъ ей насказалъ.
— Не будь суровъ къ бѣдному Джорджу, сынъ мой.
— Я даю, что беру, матушка. Я не изъ тѣхъ, кто платитъ добромъ за зло. Если бы онъ оставилъ меня въ покоѣ, я тоже сдѣлалъ бы съ нимъ. Теперь же мнѣ кажется, что я буду суровъ къ бѣдному Джорджу. Неужели вы думаете, что по всему Бротертону не разнеслось всего, что дѣлаютъ они — что каждый мужчина и каждая женщина въ графствѣ не знаютъ, что мой родной братъ оспариваетъ законность моего родного сына? А вы меня просите не быть суровымъ.
— Этр сдѣлала не я, Бротертонъ.
— Но въ этомъ участвовали эти три дѣвицы. Это то онѣ называютъ христіанской любовью! За этимъ то онѣ ходятъ въ церковь!
Бѣдная старая маркиза совсѣмъ занемогла отъ всего этого. Сынъ еще не ушелъ, а она уже почти лишилась чувствъ, а между тѣмъ онъ до конца не щадилъ ее. Но, уходя, онъ сказалъ одно слово, въ которомъ, повидимому, было намѣреніе успокоить ее.
— Не принести ли лучше Попенджоя сюда, прежде чѣмъ его отвезутъ въ Лондонъ, чтобы вы посмотрѣли на него?
Прежде еще онъ далъ обѣщаніе, что ребенка привезутъ, чтобы сдѣлать удовольствіе бабушкѣ. Теперь же она была приведена въ такой ужасъ разговоромъ своего сына, что и не думала повторять свою просьбу; но когда онъ возобновилъ предложеніе, разумѣется, она согласилась.
Визитъ Попенджоя въ Кросс-Голлъ былъ устроенъ очень парадно и происходилъ въ слѣдующій вторникъ. Въ понедѣльникъ прислали сказать, что ребенка привезутъ на слѣдующій день въ двѣнадцать часовъ. Маркизъ самъ не будетъ, и ребенка, разумѣется, могутъ осмотрѣть всѣ дамы. Въ двѣнадцать часовъ всѣ собрались въ гостиной; но ихъ заставили ждать полчаса, и въ это время маркиза повторяла безпрестанно свое убѣжденіе, что теперь, въ послѣднюю минуту, она будетъ лишена исполненія величайшаго желанія ея сердца.
— Онъ не пуститъ его сюда, потому что онъ такъ сердитъ на Джорджа, сказала она, рыдая.
— Онъ не прислалъ бы сказать вчера, матушка, сказала леди Амелія: — если бы не имѣлъ намѣренія прислать его.
— Вы всѣ такъ къ нему несправедливы, воскликнула маркиза.
Но въ половинѣ перваго явился поѣздъ. Ребенка привезли въ колясочкѣ, которую везла помощница няни, итальянка, и провожала главная няня, которая, разумѣется, также была итальянка. Съ ними былъ присланъ слуга англичанинъ показывать дорогу. Можетъ быть съ этими обѣими женщинами поступили нехорошо, не объяснивъ имъ разстояніе; и хотя они теперь жили въ Манор-Кроссѣ нѣсколько недѣль, онѣ никогда не отходили такъ далеко отъ дома. Разумѣется, колясочку скоро передали везти лакею; но обѣ няни, которыя были принуждены итти пѣшкомъ цѣлую милю, думали, что онѣ не дойдутъ никогда. Когда пришли, онѣ разразились жалобами, которыхъ, конечно, никто не могъ понять. Но Попенджоя наконецъ внесли въ переднюю.
— Моя милочка, сказала маркиза, протянувъ обѣ руки.
Но Попепджой, хотя милочка, страшно взвизгнулъ.
— Лучше позвольте внести его въ комнату, мама, сказала леди Сюзанна.
Няня внесла его и его начали раскутывать.
— Боже, какой онъ черный! сказала леди Сюзанна.
Маркиза въ сильномъ гнѣвѣ накинулась на дочь.
— Всѣ Джермены брюнеты, сказала она. — Ты сама брюнетка — и точно такъ же черна, какъ и онъ. Моя милочка!
Она сдѣлала новую попытку взять мальчика; но няня съ большимъ краснорѣчіемъ принялась что-то объяснять, чего, конечно, никто не могъ понять. Суть ея рѣчи заключалась въ томъ: что «Таво» какъ она безцеремонно называла ребенка, котораго никто изъ Джерменовъ не подумалъ бы назвать иначе, какъ Попенджоемъ, не пойдетъ къ «иностранцамъ». Няня подняла его къ верху минуты на двѣ, между тѣмъ какъ онъ все кричалъ, а потомъ опять стала закутывать.
— Онъ очень черенъ, строго сказала леди Сара.
— Какъ сердца нѣкоторыхъ людей, сказала маркиза съ энергіей, къ которой дочери не считали ее способной.
Это, однако, три сестры перенесли безъ ропота.
Въ пятницу вся семья, включая всю итальянскую прислугу, переселилась въ Лондонъ, и дѣйствительно маркиза взяла съ собою всѣ свои платья и все привезенное ею. Тофъ была совершенно права въ этомъ отношеніи. А когда младшія дамы въ Кросс-Голлѣ узнали, что Тофъ была права, онѣ вывели изъ этого, что братъ ихъ что-то скрывалъ, когда говорилъ, что намѣренъ ѣхать въ Лондонъ только на нѣсколько дней. Было три экипажа, и Тофъ была почти убѣждена, что маркиза увезла болѣе, чѣмъ привезла, такъ велика была поклажа. Скоро Тофъ явилась съ донесеніемъ, что въ домѣ недостаетъ очень много вещей.
— Два позолоченныхъ сливочника пропали, сказала она леди Сарѣ: — и ваза съ жемчугомъ изъ желтой гостиной!
Леди Сара объяснила, что эти вещи принадлежатъ ея брату, и что онъ и его жена могли, разумѣется, увезти ихъ, если хотѣли.
— Она ихъ взяла безъ вѣдома милорда, миледи, возразила Тофъ, качая головой. — Теперь я могла только мелькомъ осмотрѣть; но послѣ навѣрно окажется, что взято гораздо болѣе, миледи.
Маркизъ выразилъ такое горячее отвращеніе ко всему англійскому дому, всѣмъ извѣстно, что его итальянская жена ненавидѣла это мѣсто, что всѣ были убѣждены, что они уже не вернутся. Зачѣмъ имъ возвращаться? Что они выиграютъ, живя здѣсь? Маркиза не выходила изъ дома и десяти разъ, и только два раза выѣзжала за ворота парка. Маркизъ не принималъ участія ни въ какихъ деревенскихъ занятіяхъ. Самъ не бывалъ нигдѣ и гостей не принималъ. Онъ не хотѣлъ видѣть арендаторовъ, когда они къ нему приходили, и не заплатилъ визита даже Де-Барону. Зачѣмъ же онъ пріѣзжалъ? Этотъ вопросъ всѣ бротертонцы задавали другъ другу, но никто не могъ отвѣтить на него. Прайсъ увѣрялъ, что это просто чертовщина — для того, чтобы надѣлать непріятностей всѣмъ. Мистрисъ Тофъ думала, что маркиза такъ захотѣла для того, чтобы украсть серебряныя кружки, миніатюры и тому подобныя драгоцѣнности. Бадди, приходскій викарій говорилъ, что это «испытаніе» вѣроятно, предполагая въ душѣ, что маркизу прислало провидѣніе въ видѣ драгоцѣннаго пластыря, который очиститъ всѣхъ окружающихъ посредствомъ внутренняго раздраженія. Старая маркиза думала, что это было сдѣлано для того, чтобы бабушка могла восхититься присутствіемъ своего внука. Паунтнеръ называлъ это наглостью. Но деканъ держался такого мнѣнія, что это былъ умышленный планъ, для того, чтобы передать незаконному ребенку имѣніе и титулъ. Деканъ, впрочемъ, держалъ это мнѣніе при себѣ.
Разумѣется, извѣстія о переѣздѣ были сообщены въ Мюнстер-Кортъ. Леди Сара написала брату, а деканъ написалъ дочери.
— Что ты будешь дѣлать, Джорджъ? Поѣдешь къ нему?
— Я самъ не знаю, что сдѣлаю.
— А мнѣ надо ѣхать?
— Конечно, нѣтъ. Ты можешь только ѣхать къ ней, а она даже не видала моей матери и сестеръ. Когда я былъ у него, онъ не хотѣлъ представить меня ей, хотя послалъ за ребенкомъ. Я думаю, что мнѣ лучше ѣхать! Я не хочу съ нимъ ссориться.
— Ты предлагалъ дѣйствовать вмѣстѣ съ нимъ, если бы онъ только согласился.
— Я долженъ сказать, что твой отецъ принудилъ меня къ тому, на что Бротертонъ непремѣнно долженъ сердиться.
— Папа сдѣлалъ все по чувству долга, Джорджъ.
— Можетъ быть. Но иногда бываетъ очень трудно отдѣлить чувство долга отъ чувства собственныхъ интересовъ. Но это очень меня огорчаетъ.
— О, Джорджъ; моя ли это вина?
— Нѣтъ; не твоя. Но для меня непріятнѣе всего чувство раздора съ моими родными, Бротертонъ поступилъ дурно со мной.
— Очень дурно.
— А между тѣмъ я отдалъ бы все на свѣтѣ, чтобы находиться съ нимъ въ хорошихъ отношеніяхъ. Мнѣ кажется я къ нему зайду. Онъ остановился въ гостиницѣ въ Альбемарльской улицѣ. Я ничѣмъ не заслужилъ его нерасположенія, если бы онъ зналъ все.
Разумѣется, лордъ Джорджъ вовсе не зналъ, какъ братъ къ нему расположенъ. Въ каждомъ разговорѣ съ повѣренными — Бетлемъ и Стоксомъ — онъ всегда выражалъ желаніе доказать законность рожденія мальчика. И если Стоксъ повторитъ его брату, что онъ говорилъ, то конечно, братъ не могъ сердиться на него!
Во всякомъ случаѣ лордъ Джорджъ не хотѣлъ показать, что боится брата и отправился въ гостиницу. Его заставили ждать въ передней около десяти минутъ, а потомъ итальянецъ-курьеръ пришелъ къ нему. Маркизъ теперь былъ не одѣтъ, а лорду Джорджу было непріятно ждать. Угодно лорду Джорджу зайти въ три часа на слѣдующій день? Лордъ Джорджъ сказалъ, что зайдетъ, и дѣйствительно пришелъ въ Скумбергскую гостиницу въ три часа на слѣдующій день.
Глава XXXII.
правитьДень этотъ былъ весьма важенъ для лорда Джорджа; такъ важенъ, что надо объяснить нѣсколько обстоятельствъ случившихся прежде, чѣмъ онъ увидался съ братомъ въ гостиницѣ.
Онъ получилъ отъ декана письмо, написанное въ самомъ лучшемъ расположеніи духа. Когда нанимали домъ въ Мюнстер-Кортѣ, то намѣревались занимать его до конца іюня, а потомъ лордъ Джорджъ и его жена должны ѣхать въ Бротерширъ. Послѣ брака всѣмъ сдѣлалось извѣстно, что Мери предпочитала Лондонъ, а лордъ Джорджъ деревню. Они оба очень хорошо поступили другъ съ другомъ въ этомъ отношеніи. Мужъ, хотя боялся, что его жена окружена опасностями, и сознавалъ, что самъ находится на краю страшной пропасти, не убѣждалъ уѣхать прежде назначеннаго срока. А жена, хотя ей постоянно представлялся страхъ скуки въ Кросс-Голлѣ, не просила продолжить срокъ. Теперь былъ конецъ мая, а отъѣздъ изъ Лондона назначенъ въ началѣ іюля. Лордъ Джорджъ очень любезно обѣщалъ провести нѣсколько дней у декана до отъѣзда въ Кросс-Голлъ; и далъ Мери позволеніе остаться у отца нѣсколько долѣе. Теперь пришло отъ декана письмо веселое и пріятное, съ извѣстіемъ о лошади Мери, которую еще деканъ держалъ, съ увѣреніями о любезномъ пріемѣ. Ни слова не было сказано въ этомъ письмѣ о страшномъ фамильномъ дѣлѣ. Хотя лордъ Джорджъ въ настоящую минуту не былъ весьма любезно расположенъ къ своему тестю, онъ остался доволенъ этимъ письмомъ и прочелъ его вслухъ женѣ за завтракомъ съ любезнымъ одобреніемъ. Выходя изъ дома къ брату, онъ сказалъ женѣ, что пустъ лучше она отвѣтитъ на письмо отца, и объяснилъ ей, гдѣ она можетъ найти письмо въ его уборной.
Но наканунѣ онъ получилъ въ клубѣ другое письмо, содержаніе котораго было не такъ пріятно даже ему, и которое, конечно, не могло доставить удовольствія его женѣ. Получивъ его, онъ держалъ его секретно въ грудномъ карманѣ; и когда, уходя изъ дома, послалъ жену отыскать письмо отъ ея отца, онъ былъ увѣренъ, что то письмо было скрыто отъ всѣхъ глазъ въ тайномъ святилищѣ его сертука. Но вышло иначе. Съ той забывчивостью, которой особенно подвержены мужья, онъ спряталъ письмо декана на груди своей, а другое оставилъ на столѣ. И не только оставилъ на столѣ, а самъ поставилъ сило жену въ такое положеніе, что она не могла не прочесть этого письма.
Мери нашла письмо и прочла его прежде, чѣмъ вышла изъ уборной мужа. А письмо заключалось въ слѣдующемъ:
"Возлюбленный Джорджъ… "
Когда Мери прочла этотъ эпитетъ, который она одна имѣла право употреблять, она остановилась и вся кровь бросилась ей въ лицо. Она тотчасъ узнала почеркъ, и въ минуту перваго волненія положила письмо на столъ. Съ секунду въ ней преобладало чувство побуждавшее ее не читать далѣе. Но это продолжалось не болѣе секунды. Конечно, ей никогда не пришло бы въ голову отыскивать писемъ въ карманахъ мужа. До сихъ поръ она никогда не дотрогивалась до его бумагъ иначе, какъ по его просьбѣ, или исполняя его желаніе. Она не подозрѣвала ничего, даже не чувствовала никакого любопытства на счетъ дѣлъ своего мужа. Но теперь развѣ она не должна прочесть письмо, которое онъ самъ указалъ ей, Возлюбленный Джорджъ! и это написано почеркомъ ея пріятельницы! Аделаиды Гаутонъ — рукою женщины, которую ея мужъ любилъ прежде, чѣмъ зналъ ее! Разумѣется, она прочла письмо.
"Возлюбленный Джорджъ, — сердце мое разрывается, когда вы не бываете у меня. Ради Бога, будьте здѣсь завтра. Въ два, три, четыре, пять, шесть, семь — я буду дома цѣлый день. Я не смѣю сказать лакею, что не буду принимать никого, кромѣ васъ, но вы должны уже положиться на случай. Никто не пріѣзжаетъ до трехъ и послѣ шести. Онъ не бываетъ дома до половины восьмого. Ахъ! Что будетъ со мною, когда вы уѣдете изъ Лондона? Не для чего жить, не для чего — кромѣ, какъ для васъ. Все, что вы пишете не попадется въ руки никому. Напишите, что вы любите меня!
Это письмо огорчило лорда Джорджа, когда онъ его получилъ — какъ огорчали другія письма прежде полученныя. И вмѣстѣ съ тѣмъ оно было ему лестно, а увѣреніе въ любви имѣло для него какую-то особенную прелесть, которая не допустила его уничтожить это письмо немедленно, какъ слѣдовало бы. Если бы жена его могла знать его мысли, ея гнѣвъ нѣсколько смягчился бы. Несмотря на особенную прелесть, онъ ненавидѣлъ эту переписку. Это было дѣло этой женщины а не его. Обо всемъ этомъ Мери не знала ничего. Ей только сдѣлалось извѣстно, что жена старика Гаутона, выдававшая себя за ея дорогого друга, написала любовное письмо къ ея мужу, а что ея мужъ старательно его сохранилъ и очевидно по ошибкѣ отдалъ ей въ руки.
Она прочла письмо два раза, а потомъ стояла неподвижно нѣсколько минутъ, думая что ей дѣлать. Ея первой мыслью было разсказать отцу; но она скоро оставила эту мысль. Мужъ жестоко оскорбилъ ее; но, раздумавъ поглубже объ этомъ, она начала сознавать, что не желала навлечь на него ничьего гнѣва кромѣ своего. Потомъ она вздумала было отправиться немедленно на Беркелейскій скверъ и высказать все мистрисъ Гаутонъ. А она чувствовала, что можетъ высказать многое. Но къ чему это послужитъ? Какъ ни сильна была теперь ея ненависть къ Аделаидѣ, Аделаида ничего не значила для нея въ сравненіи съ ея мужемъ. Думала она было также полетѣть вслѣдъ за нимъ, зная, что онъ ушелъ къ брату въ Скумбергскую гостиницу.
Но наконецъ она рѣшилась не дѣлать и не говорить ничего пока онъ не примѣтитъ, что она прочла письмо. Она оставитъ его развернутымъ на его туалетѣ такъ, чтобы онъ могъ узнать немедленно по возвращеніи, что онъ надѣлалъ. Но тутъ пришло ей въ голову, что можетъ быть слуги увидятъ письмо, если она такъ его разложитъ. Поэтому она оставила его въ карманѣ и рѣшила, что когда услышитъ стукъ мужа въ дверь, войдетъ къ нему въ комнату и положитъ письмо такъ, чтобы оно бросилось ему въ глаза. Она цѣлый день думала объ этомъ и безпрестанно читала гнусныя слова, пока они не запечатлѣлись въ ея памяти.
«Напишите, что вы любите меня!» Гадкая змѣя; вѣроломная! Возможно ли, чтобы ея мужъ любилъ эту женщину больше чѣмъ ее? Развѣ неизвѣстно всѣмъ какая эта женщина безобразная, жеманная, пошлая и противная! «Возлюбленный Джорджъ!» Эта женщина не могла употребить такого выраженія безъ его позволенія. О, что ей дѣлать? Не слѣдуетъ ли ей вернуться жить съ отцомъ?
Тутъ она подумала о Джекѣ Де-Баронѣ. Джека Де-Барона называютъ сумасброднымъ; но онъ никогда не оказался бы виновенъ въ такой гнусности. Она однако остановилась на намѣреніи положить письмо такъ, чтобы мужъ увидалъ его и чтобы зналъ, что и она его прочла.
Между тѣмъ лордъ Джорджъ не вѣдая о бурѣ, собиравшейся дома, былъ введенъ въ гостиную брата. Тамъ онъ нашелъ вмѣстѣ съ братомъ даму, въ которой безъ труда могъ узнать свою невѣстку. Это была высокая смуглая женщина; какъ ему показалось, очень безобразная, но съ большими блестящими глазами и очень черными волосами. Она была одѣта дурно, въ утренней блузѣ, и показалась лорду Джорджу нисколько не моложе своего мужа. Маркизъ сказалъ ей что-то по-итальянски, вѣроятно представляя брата, но лордъ Джорджъ не могъ понять ни слова. Она поклонилась, а лордъ Джорджъ протянулъ руку.
— Можетъ быть тебѣ лучше познакомиться съ нею, сказалъ маркизъ.
Тутъ онъ опять заговорилъ по-итальянски, и минуты чрезъ двѣ маркиза ушла. Впослѣдствіи лорду Джорджу пришло на мысль, что это свиданіе было устроено заранѣе. Если бы его братъ не желалъ, чтобы онъ видѣлъ маркизу, маркиза могла бы не показываться и здѣсь какъ въ Манор-Кроссѣ.
— Твое посѣщеніе показываетъ необыкновенную вѣжливость съ твоей стороны, сказалъ маркизъ какъ только дверь затворилась. — Что могу я сдѣлать для тебя?
— Я желалъ видѣться съ тобою, когда ты пріѣхалъ въ Лондонъ.
— Натурально, натурально. Я очень тебѣ обязанъ за то, что ты прислалъ ко мнѣ этого повѣреннаго.
— Я его не посылалъ.
— А главное обязанъ за то, что ты поручилъ другому повѣренному наши фамильныя дѣла.
— Я не сдѣлалъ бы ничего подобнаго, если бы это зависѣло отъ меня. Повѣрь мнѣ, Бротертонъ, моя единственная цѣль такъ явно доказать это, чтобы впередъ не было никакой надобности для справокъ.
— Когда я умру?
— Когда мы оба умремъ.
— Ты десятью годами моложе меня. Ты, пожалуй, можешь пережить меня.
— Повѣрь мнѣ…
— А что если я тебѣ не вѣрю! А что если я думаю, что говоря все это, ты лжешь какъ чортъ!
Лордъ Джорджъ вскочилъ со стула.
— Любезный другъ, къ чему это притворство. Ты думаешь, что можешь пережить меня. Я полагаю, что у тебя недостало бы смысла догадаться объ этомъ самому, но твой тесть навелъ тебя на это. Онъ не такой оселъ какъ ты; но даже и онъ имѣетъ глупость воображать, будто если я англичанинъ, женился на итальянкѣ, то этотъ бракъ, пожалуй, можно сдѣлать недѣйствительнымъ.
— Намъ только нужно доказательство.
— А у тебя кто-нибудь требуетъ доказательствъ твоего брака съ этой милой молодой женщиной, дочерью декана?
— Всѣ могутъ найти эти доказательства въ Бротертонѣ.
— Безъ сомнѣнія, и я могу достать доказательства моего брака, когда они мнѣ понадобятся. А пока я сомнѣваюсь, можешь ли ты что-нибудь узнать полезное для себя въ этомъ твоемъ посѣщеніи.
— Я не желалъ узнавать ничего.
— Лучше присматривай внимательнѣе за своей женой, это было бы для тебя занятіемъ болѣе полезнымъ. Она теперь, вѣроятно, забавляется съ капитаномъ Де-Барономъ.
— Это клевета, сказалъ лордъ Джорджъ, вставая со стула.
— Безъ сомнѣнія. Мои слова — клевета. А всѣ твои обвиненія, какъ бы тяжелы и жестоки они ни были — всѣ доказываютъ твою честь. Я не сомнѣваюсь, что ты найдешь ее съ капитаномъ Де-Барономъ, если пойдешь и посмотришь.
— Я найду ее не дѣлающей ничего, чего она не должна дѣлать, отвѣтилъ мужъ, отыскивая перчатки и шляпу.
— Или говорящей рѣчь въ Институтѣ Женскихъ Правъ, объ этой нѣмецкой баронессѣ, которая, какъ мнѣ сказали, сидитъ въ тюрьмѣ. Но, Джорджъ, не принимай этого къ сердцу. Ты получилъ деньги. Когда человѣкъ беретъ свою жену изъ конюшенъ, онъ не можетъ отъ нея ожидать порядочнаго поведенія и обращенія. Получивъ деньги, онъ долженъ оставаться доволенъ.
Лордъ Джорджъ долженъ былъ выслушать всѣ эти колкія слова, прежде чѣмъ успѣлъ уйти изъ комнаты и выбраться на улицу.
Было около четырехъ часовъ, онъ направился къ Пикадилли, прежде чѣмъ успѣлъ собрать свои растерянныя мысли и сообразить, что ему дѣлать въ эту минуту. Тутъ онъ вспомнилъ, что Беркелейскій скверъ недалеко, и что его приглашали туда въ эти часы. Надо отдать ему справедливость и признаться, что онъ не имѣлъ большого желанія посѣщать мистрисъ Гаутонъ въ настоящемъ состояніи его чувствъ. Послѣ полученія письма — которое теперь ждало его дома — онъ говорилъ себѣ, что хочетъ и долженъ разыграть роль Іосифа. Онъ имѣлъ это намѣреніе уже и тогда, когда она въ первый разъ заговорила съ нимъ о своей страсти, нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ; а потомъ онъ перемѣнилъ намѣреніе, потому что не находилъ надобности дѣлать такой важный шагъ. Но теперь было ясно, что этотъ важный шагъ необходимъ. Онъ долженъ дать ей знать, что ей недолжно называть его «возлюбленный Джорджъ» и просить, чтобы онъ объяснился съ ней въ любви. Но обвиненіе противъ его жены, сдѣланное его братомъ такимъ грубымъ языкомъ, смягчило его сердце къ женѣ. Зачѣмъ, о, зачѣмъ позволилъ онъ себѣ переѣхать въ этотъ Лондонъ, который онъ такъ ненавидѣлъ всегда! Разумѣется, Джекъ Де-Баронъ огорчалъ его, хотя въ эту минуту онъ былъ готовъ поклясться, что его жена невиннѣе любой женщины въ Лондонѣ.
Но теперь, когда онъ былъ такъ близко, то почему ему не зайти на Беркелейскій скверъ. Онъ ощупалъ въ карманѣ письмо Аделаиды, и вмѣсто него вытащилъ письмо декана, которое имѣлъ намѣреніе оставить своей женѣ. Въ одно мгновеніе онъ понялъ что надѣлалъ. Онъ вспомнилъ все, даже какимъ образомъ была сдѣлана ошибка. Онъ не могъ сомнѣваться, что самъ отдалъ въ руки жены письмо Аделаиды Гаутонъ и что она прочла его. Онъ вдругъ остановился и приложилъ руку къ головѣ. Что будетъ онъ дѣлать теперь. Конечно, онъ не можетъ дѣлать визитъ на Беркелейскій скверъ. Не можетъ же онъ пойти и объясниться въ любви мистрисъ Гаутонъ. Разумѣется, онъ долженъ увидаться съ своей женой. Разумѣется, онъ долженъ объясниться съ нею, какимъ бы то ни было образомъ, и чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше. Онъ повернулъ домой, но шелъ не очень скоро.
Какъ она приметъ это? Что она сдѣлаетъ? Разумѣется, женщины ежедневно прощаютъ подобныя оскорбленія; и вѣроятно онъ, послѣ первой вспышки, успѣетъ увѣрить ее, что любитъ ее, а не ту другую женщину. Въ настоящемъ расположеніи своего духа, онъ могъ увѣрять себя, что это дѣйствительно справедливо. Онъ могъ теперь говорить себѣ, что не желалъ никогда болѣе видѣться съ Аделаидой Гаутонъ. Но, прежде чѣмъ можно было этого достигнуть, онъ долженъ былъ признаться женѣ въ своей винѣ. Онъ такъ сказать, долженъ былъ пасть къ ея ногамъ. До-сихъ-поръ, во всѣхъ своихъ сношеніяхъ съ нею, онъ принималъ повелительный тонъ. Онъ не давалъ ей повода обвинить его въ чемъ бы то ни было. Она, конечно, была молода и неопытна въ вещахъ такого рода, и лордъ Джорджъ постоянно считалъ себя выше ее. Теперь это превосходство должно исчезнуть.
Я не знаю, не выигрываетъ ли домашнее спокойствіе, когда какіе-нибудь грѣшки мужа выйдутъ на свѣтъ. Женщина часто любитъ сердиться, жаловаться, но больше всего она любитъ прощать. Она только тогда почувствуетъ свою жизнь счастливой, если ея мужъ подастъ ей поводъ ласково простить. Только тогда онъ становится ей равенъ, а равенство необходимо для счастливой любви. Но мужчина не любитъ, чтобы ему прощали. Онъ присвоилъ себѣ превосходство и обязанъ поддерживать его. Но когда, наконецъ, онъ вернется домой немножко подъ хмѣлькомъ, или не можетъ заплатить по хозяйственнымъ счетамъ оттого, что проигрался въ карты, или имѣлъ непріятность по должности и сомнѣвается, останется ли на мѣстѣ, или можетъ быть женское письмо попадетъ не въ тѣ руки, тогда онъ долженъ признаться, что «виноватъ». Это чувство сначала бываетъ очень непріятно; но я думаю, что это необходимый шагъ для достиженія истиннаго супружескаго счастія.
Теперь лордъ Джорджъ оказывался виноватымъ, и долженъ былъ перенести всю эту непріятность, не имѣя достаточной опытности, которая могла бы сказать ему, что эти тучи обыкновенно проходятъ быстро. Онъ шелъ домой не останавливаясь, но медленно, и вошелъ очень тихо. Мери не ожидала его такъ скоро, и когда онъ вошелъ въ гостиную, она вздрогнула увидѣвъ его. Она еще не положила письма на его туалетъ, какъ намѣревалась, оно все еще было въ ея карманѣ; и въ голову ей не пришло, что онъ догадался объ этомъ. Она взглянула на него, когда онъ вошелъ, но не сказала ни слова.
— Мери, началъ онъ.
— Что такое?
Могло быть, что она не нашла письма — это было возможно, хотя невѣроятно; но онъ такъ рѣшился признаться во всемъ и оправдаться, что не желалъ, или, по-крайней-мѣрѣ, не приготовился воспользоваться этой возможностью.
— Ты нашла письмо? спросилъ онъ.
— Нашла.
— Ну что же!
— Разумѣется, мнѣ жаль, что я захватила такую секретную переписку. Вотъ оно.
Она бросила ему письмо.
— О, Джорджъ!
Онъ поднялъ письмо, которое упало на полъ, разорвалъ его въ клочки и бросилъ ихъ въ каминъ.
— Что ты думаешь объ этомъ, Мери?
— Что я думаю? — Неужели ты думаешь; что я люблю кого-нибудь такъ, какъ люблю тебя?
— Ты вовсе меня не любишь, если эта гадкая, отвратительная тварь не лгунья.
— Развѣ я лгалъ тебѣ когда-нибудь? Ты повѣришь мнѣ?
— Не знаю.
— Я не люблю никого на свѣтѣ, кромѣ тебя.
Даже этого было достаточно для нея. Ей уже хотѣлось броситься къ нему на шею и сказать ему, что все прощено; что онъ, по-крайней-мѣрѣ, прощенъ. Цѣлое утро думала она о сердитыхъ словахъ, которыя скажетъ ему, и о еще болѣе сердитыхъ словахъ, которыми разбранитъ гадкую, гадкую змѣю. О гнѣвныхъ словахъ на мужа она уже забыла, но мистрисъ Гаутонъ не имѣла намѣренія щадить.
— Ахъ, Джорджъ, какъ можешь ты позволять такой женщинѣ писать тебѣ въ такихъ выраженіяхъ? Ты былъ у нея?
— Сегодня?
— Да, сегодня.
— Конечно, нѣтъ. Я сейчасъ отъ брата.
— Ты никогда не будешь больше у нея бывать! Ты долженъ это обѣщать!
Это было первое прямое нападеніе на его превосходство! Неужели онъ, по приказанію жены, долженъ дать обѣщаніе, что никогда не будетъ тамъ бывать? Это была первая попытка его жены держать его подъ башмакомъ.
— Я думаю, что мнѣ лучше сказать тебѣ все, отвѣтилъ онъ.
— Я желаю только знать, что ты ненавидишь ее, сказала Мери.
— Я ни ненавижу, ни люблю ее. Я любилъ ее… когда-то. Ты знаешь это.
— Я никакъ не могла этого понять. Я никогда не вѣрила, чтобы ты дѣйствительно могъ ее любить.
Тутъ она начала рыдать.
— Я… никогда… не вышла бы за тебя, если бы думала это.
— Но какъ только я увидалъ тебя, все во мнѣ измѣнилось.
Сказавъ это, онъ протянулъ къ ней руки, и она подошла къ нему.
— Не было ни одной минуты послѣ того, чтобы тебѣ не принадлежало все мое сердце.
— Но зачѣмъ… зачѣмъ… зачѣмъ… рыдала она, спрашивая, какимъ образомъ могло случиться, что эта злая змѣя написала такое письмо.
Этотъ вопросъ, конечно, былъ довольно естественный. Но на этотъ вопросъ очень трудно было отвѣчать. Ни одинъ мужчина не любитъ разглашать, что женщина преслѣдуетъ его непріятной для него любовью, и, конечно, лордъ Джорджъ не сталъ бы этимъ хвастаться.
— Дорогая Мери, сказалъ онъ: — клянусь честью джентльмена, что я вѣренъ тебѣ.
Тутъ она осталась довольна, повернулась къ нему и покрыла его поцѣлуями… Мнѣ кажется въ это утро болѣе чѣмъ когда либо послѣ ихъ свадьбы, исполнилось ея желаніе влюбиться въ мужа. Ея сердце такъ къ нему смягчилось, что, она не хотѣла даже сдѣлать ни одного вопроса, который огорчилъ бы его. Она намѣревалась сурово потребовать у него обѣщанія, никогда болѣе не бывать на Беркелейскомъ скверѣ, но даже и это она теперь оставила, чтобы не раздражать его. Она прижалась къ нему на диванѣ и положила его руку на свое плечо, рыдала и смѣялась. Но время отъ времени у нея вырывалась вспышка противъ мистрисъ Гаутонъ.
— Гадкая тварь! злая, злая змѣя. О, Джорджъ какая она безобразная!
А между, тѣмъ, до этого небольшого происшествія, она была очень рада называть Аделаиду Гаутонъ своимъ короткимъ другомъ.
Было около пяти часовъ, когда лордъ Джорджъ пришелъ домой, и ему пришлось выносить ласки жены и слушать выраженія ея любви къ нему и брани къ мистрисъ Гаутонъ до седьмого часа. Тутъ ему пришло въ голову, что для него было бы полезно пройтись пѣшкомъ. Они обѣдали въ гостяхъ, но не прежде восьми часовъ, слѣдовательно, время еще было. Когда лордъ Джорджъ предложилъ это, она тотчасъ согласилась. Разумѣется, она должна одѣваться, а онъ, разумѣется, не захочетъ теперь пойти на Беркелейскій скверъ. Она вполнѣ вѣрила, что онъ вѣренъ ей, но все-таки боялась происковъ этой гадкой женщины. Они скоро отправятся въ деревню и тогда эта злая змѣя будетъ далеко отъ нихъ.
Лордъ Джорджъ пошелъ въ клубъ прочитать вечернюю газету и вернулся домой пѣшкомъ. Разумѣется, онъ желалъ хладнокровно подумать съ полчаса обо всемъ, что произошло между нимъ и его женою, между нимъ и его братомъ. Онъ вполнѣ убѣдился, что его жена самая милая и кроткая женщина на свѣтѣ. Онъ былъ болѣе чѣмъ доволенъ ея обращеніемъ съ нимъ. Она не наложила на него никакихъ наказаній; не потребовала, чтобы онъ былъ у нея подъ башмакомъ. Конечно, она видѣла, что его превосходство исчезло, но ничѣмъ не выразила своего торжества. Всѣмъ этимъ онъ остался доволенъ.
Но что онъ будетъ дѣлать съ мистрисъ Гаутонъ, когда цѣлый часъ клялся разъ двѣнадцать, что совершенно равнодушенъ къ ней? Теперь онъ повторялъ это самому себѣ. Но все онъ былъ ея возлюбленный. Онъ позволилъ ей считать его такимъ и что-нибудь должно быть сдѣлано. Она будетъ писать къ нему письма каждый день, если онъ не остановитъ этого; и каждое подобное письмо, не показанное женѣ, будетъ новой измѣной противъ нея. Это было очень непріятно. Потомъ страшныя слова, сказанныя его братомъ о капитанѣ Де-Баронѣ, раздавались въ его ушахъ. Сегодня, конечно, онъ не имѣлъ возможности говорить съ своей женой о капитанѣ Де-Баронѣ. Пойманный въ своей винѣ, онъ не могъ намекать на возможность вины другой стороны. Онъ даже и не вѣрилъ никакой винѣ. Но Цезарь сказалъ, что жена Цезаря должна быть выше подозрѣнія, и въ этомъ отношеніи каждый человѣкъ долженъ быть Цезаремъ для самого себя. Леди Сюзанна говорила объ этомъ капитанѣ, у Аделаиды Гаутонъ вырвалось насколько злобныхъ словъ, и самъ онъ видѣлъ ихъ гуляющими вмѣстѣ. Теперь братъ сказалъ ему, что капитанъ Де-Баронъ любовникъ его жены. Капитанъ Де-Баронъ вовсе не нравился лорду Джорджу.
Глава XXXIII.
правитьРазумѣется, чрезъ два или три дня, лордъ Джорджъ и его жена начали разсуждать о мистрисъ Гаутонъ. Нельзя же было оставить это дѣло, не поговоривъ о немъ опять.
— Я вполнѣ доволенъ тобой, сказалъ онъ: — болѣе чѣмъ доволенъ; но я полагаю, что она не довольна мистеромъ Гаутономъ.
— Такъ зачѣмъ она вышла за него?
— Да — зачѣмъ.
— Женщина должна быть довольна своимъ мужемъ. Но во всякомъ случаѣ, какое право имѣетъ она разстраивать счастіе другихъ людей? Ты вѣрно никогда не писалъ къ ней любовнаго письма?
— Никогда — послѣ ея замужства.
Это, дѣйствительно было справедливо. Аделаида Гаутонъ часто писала къ нему, но онъ не бралъ въ руки пера и чернилъ, и отвѣчалъ на ея письма личными посѣщеніями.
— И между тѣмъ она могла настаивать! и женщины способны дѣлать такія низости! У меня скорѣе разорвалось бы сердце, я скорѣе умерла бы, чѣмъ стала просить мужчину объясниться со мною въ любви. Не нахожу, чтобы тебѣ было чѣмъ гордиться. У нея, навѣрно, было съ полдюжины другихъ. Ты не увидишь ее болѣе?
— Мнѣ кажется я вынужденъ сдѣлать это. Я не желаю писать къ ней, а между тѣмъ я долженъ растолковать ей, что все это должно прекратиться.
— Она пойметъ это очень скоро, когда не будетъ видѣть тебя. По дѣломъ было бы ей отправить это письмо къ ея мужу.
— Это было бы жестоко, Мери.
— Я этого не сдѣлала. Я думала сдѣлать это, но не сдѣлала. Но ей было бы по дѣломъ. Мнѣ кажется она вѣчно пишетъ письма.
— Писала, но не такое же множество, сказалъ лордъ Джорджъ.
Ему было не совсѣмъ по себѣ во время этого разговора.
— Ужъ, конечно, пишетъ кучу такихъ писемъ. Такъ ты намѣренъ опять у нея быть?
— Думаю, я вѣдь считаю ее не такой паріей какъ ты.
— Я считаю ее бездушной, гадкой интриганткой, которая вышла за старика безъ малѣйшей привязанности къ нему, и которая нисколько не заботится, что дѣлаетъ другихъ несчастными. И я нахожу ее очень — очень безобразной. Она страшно мажется. Всѣ могутъ это видѣть. А волосы у нея всѣ фальшивые.
Леди Джорджъ сама не мазалась и не носила фальшивыхъ волосъ.
— О! Джорджъ, если ты пойдешь къ ней, будь твердъ! Ты будешь твердъ?
— Я просто пойду къ ней для того, чтобы прекратить эти непріятности.
— Разумѣется, ты скажешь ей, что я никогда не скажу съ нею слова. Могу ли я? Ты самъ этого не пожелаешь.
Онъ ничего не могъ сказать въ отвѣтъ. Конечно, онъ желалъ бы, чтобы продолжались полудружескія отношенія; но не могъ просить ее объ этомъ. Можетъ быть чрезъ нѣсколько времени онъ попроситъ ее избѣжать огласки, но теперь еще не можетъ этого сдѣлать. Онъ достигъ большаго чѣмъ имѣлъ право ожидать, получивъ позволеніе еще разъ побывать на Беркелейскомъ скверѣ. Потомъ они скоро поѣдутъ въ Бротертонъ и все устроится само собой. Тутъ жена сдѣлала ему другой вопросъ:
— Ты не прочь противъ того, чтобы я поѣхала къ мистрисъ Джонсъ въ четвергъ?
Вопросъ былъ очень неожиданный, такъ что онъ почти вздрогнулъ.
— Тамъ кажется будутъ танцы?
— Да, разумѣется танцы.
— Нѣтъ; я не прочь.
Она имѣла намѣреніе просить его отмѣнить запрещеніе относительно вальса, но не могла сдѣлать этого теперь. Она не могла воспользоваться своимъ настоящимъ преимуществомъ, чтобы вырвать у него позволеніе, въ которомъ при другихъ обстоятельствахъ, онъ отказалъ бы ей. Это было бы все равно какъ объявить, что она намѣрена вальсировать, потому что онъ забавлялся съ мистрисъ Гаутонъ. Мысли ея совсѣмъ не имѣли такого направленія. Но она думала, что ей будетъ дано нѣсколько болѣе свободы, потому что мужъ ея оказался виновенъ и былъ прощенъ. Когда онъ еще тщеславился тѣмъ превосходствомъ, которое она приписывала ему, она почти признавалась себѣ, что онъ имѣетъ право требовать отъ нея самаго строгаго приличія. Но теперь, когда она узнала, что онъ тайкомъ получаетъ любовныя письма, ей казалось, что она можетъ позволить себѣ нѣсколько болѣе свободы. Она охотно простила ему. Она, дѣйствительно, думала, что несмотря на это письмо, онъ любилъ ее одну. Она говорила себѣ, что мужчины любятъ забавляться, и что хотя никакая женщина не могла написать такое письмо, не обезславивъ себя совсѣмъ, мужчина могъ получить его и носить въ карманѣ безъ большой бѣды. Но она думала, что это обстоятельство могло нѣсколько облегчить строгость ея повиновенія. Она почти рѣшилась вальсировать на балѣ мистрисъ Джонсъ, можетъ быть, не съ капитаномъ Де-Барономъ, можетъ быть не очень много и не очень весело, но все-таки достаточно для того, чтобы высвободиться изъ оковъ. Можетъ быть даже она прежде скажетъ объ этомъ мужу. Они оба ѣхали на довольно большое собраніе къ леди Брабазонъ, прежде чѣмъ поѣдутъ къ мистрисъ Джонсъ. Они согласились только показаться тамъ. Онъ былъ принужденъ быть тамъ и терпѣть не могъ оставаться. Но даже у леди Брабазонъ она могла имѣть удобный случай сказать то, что желала ему сказать.
Въ этотъ день она возила мужа въ своей колясочкѣ и вернувшись домой оставалась одна цѣлый день до пяти часовъ; и тогда къ ней явился капитанъ Де-Баронъ. Знакомство ихъ сдѣлалось очень короткое. Она не могла хорошенько опредѣлить почему онъ нравится ей; но она была твердо увѣрена, что нисколько въ него не влюблена. Но онъ былъ всегда веселъ, всегда добродушенъ, всегда разговорчивъ. Онъ былъ источникомъ всей той веселости, которою пользовалась она; а она веселостью очень дорожила. Онъ былъ хорошъ собой, мужественъ и вмѣстѣ кротокъ. Почему и ей не имѣть своего друга? Онъ не станетъ писать къ ней отвратительныхъ писемъ и просить ее объясниться съ нимъ въ любви! А между тѣмъ она знала, что опасность есть. Она знала, что ея мужъ немножко ревнивъ. Она знала, что Августа Мильдмей страшно ревнива. Эта противная мистрисъ Гаутонъ дѣлала столько гадкихъ намековъ на нее и Джека.
Когда о немъ доложили, она почти пожалѣла зачѣмъ онъ пріѣхалъ; но все-таки приняла его очень пріятно. Онъ немедленно заговорилъ о баронессѣ Бакманъ. Баронесса наканунѣ пробралась на платформу Института, когда мисъ докторъ Плибоди читала лекцію, а леди Селина предсѣдательствовала, и столкнула съ кресла бѣдную старуху.
— Какой вздоръ!
— Мнѣ такъ сказали — схватила кресло за спинку и вышвырнула ее.
— А за полиціей не посылали?
— Вѣроятно послали, наконецъ; но съ американской докторшей она сладить не могла. Баронесса усиливалась сказать рѣчь; но Оливія Плибоди сдѣлалась фавориткой и одержала верхъ. Мнѣ сказали, что плѣшивый старикъ, наконецъ, отвезъ баронессу домой въ кебѣ. Я заплатилъ бы пятъ фунтовъ стерлинговъ только бы быть тамъ. Кажется я поѣду послушать докторшу.
— Я не поѣду больше ни за что на свѣтѣ.
— Вы женщины такъ завидуете другъ другу. Бѣдная леди Селина! Мнѣ сказали, что она очень ушиблась.
— Отъ кого вы слышали все это?
— Отъ тетушки Джу, сказалъ капитанъ. — Разумѣется, тамъ была тетушка Джу. Баронесса старалась броситься въ объятія тетушки Джу; но тетушка Джу кажется удалилась.
Стало быть капитанъ Де-Баронъ примирился съ мисъ Мильдмей. Эта мысль тотчасъ пришла въ голову Мери. Онъ не могъ видѣть тетушку Джу и не видать ея племянницы въ тоже время. Можетъ быть уже все рѣшено. Можетъ быть они обвѣнчаются. Это было бы жаль, потому что она и въ половину его не стоитъ. Потомъ Мери стала спрашивать себя будетъ ли капитанъ Де-Баронъ женатымъ такъ же пріятенъ какъ холостой.
— Я надѣюсь, что это не разстроило мисъ Мильдмей, сказала она.
— У нея только немножко разстроились нервы.
— А Августа Мильдмей была тамъ?
— О, нѣтъ. Это совсѣмъ не по ея части. Она вовсе не расположена отказаться отъ слабости своего пола и вступить въ ученую профессію. Кстати, я боюсь, что вы съ ней не очень добрые друзья.
— Отчего вы говорите это, капитанъ Де-Баронъ?
— Однако, какъ вы съ нею?
— Я не знаю зачѣмъ вамъ разузнавать.
— Очень естественно желать, чтобы наши друзья были дружны между собой.
— Развѣ мисъ Мильдмей говорила… что-нибудь… обо мнѣ?
— Ни слова — и вы ничего не говорите о ней. Поэтому я и знаю, вѣрно что-нибудь да не такъ.
— Послѣдній разъ какъ я видѣла ее, мнѣ показалось, что мисъ Мильдмей не очень счастлива, сказала Мери тихимъ голосомъ.
— Она жаловалась вамъ?
У Мери не былъ готовъ отвѣтъ на этотъ вопросъ. Она не умѣла солгать, но не могла также сказать на что жаловалась эта дѣвица, и жаловалась такъ громко.
— Должно быть она жаловалась, сказалъ онъ: — и я даже знаю на что.
— Не могу сказать, хотя, разумѣется, это ничего не значитъ для меня.
— А для меня значитъ очень много. Я желалъ бы, леди Джорджъ, чтобы вы рѣшились Сказать мнѣ правду.
Онъ замолчалъ, но она не говорила ничего.
— Если было такъ, какъ я боюсь, вы должны знать на сколько я замѣшанъ тутъ. Я не желалъ бы ни за что на свѣтѣ, чтобы вы подумали, что я поступаю дурно.
— Вы не должны позволять ей думать это, капитанъ Де-Баронъ.
— Она этого не думаетъ. Она не можетъ этого думать. Я не скажу ни слова противъ нея. Мы съ нею были добрыми друзьями и никого — почти никого — я не уважаю больше чѣмъ ее. Но я увѣряю васъ, леди Джорджъ, что я никогда не говорилъ неправды Августѣ Мильдмей.
— Я васъ не обвиняла.
— Но она? Разумѣется, мужчинѣ очень трудно говорить о такихъ вещахъ.
— Не лучше ли мужчинѣ совсѣмъ о такихъ вещахъ не говорить?
— Это строго, леди Джорджъ, гораздо строже чѣмъ я ожидалъ отъ вашего добраго характера. Если бы вы сказали мнѣ, что ничего не было вамъ говорено, тогда не о чемъ было бы и разсуждать. Но я не могу перенести мысли, что вамъ сказали будто я поступилъ дурно, а я не могу оправдаться.
— Вы не были помолвлены съ мисъ Мильдмей?
— Никогда.
— Такъ зачѣмъ же вы позволили себѣ… сдѣлаться для нея такимъ важнымъ лицомъ?
— Затѣмъ, что она мнѣ нравилась. Затѣмъ, что мы постоянно бывали вмѣстѣ. Затѣмъ, что такъ случилось. Развѣ вы не знаете, что такія вещи случаются каждый день. Разумѣется, если бы человѣкъ былъ созданъ изъ мудрости, осторожности, добродѣтели и самоотверженія, то такихъ вещей не случалось бы. Но я не думаю, чтобы свѣтъ сдѣлался пріятнѣе, если бы въ немъ жили такіе люди. Аделаида Гаутонъ самый короткій другъ мисъ Мильдмей, а Аделаида всегда знала, что я жениться не могу.
Какъ только онъ произнесъ имя мистрисъ Гаутонъ, леди Джорджъ нахмурила брови. Капитанъ Де-Баронъ это увидалъ, но не зналъ настоящей причины.
— Разумѣется, я не судья между вами, сказала леди Джорджъ очень серіозно.
— Но я желаю, чтобы вы были судьей. Я желаю, чтобы вамъ болѣе чѣмъ кому-нибудь на свѣтѣ было извѣстно, что я не лжецъ и не негодяй.
— Капитанъ Де-Баронъ! какъ вы можете употреблять подобныя выраженія?
— Это оттого, что я чувствую это очень сильно. Я думаю, что мисъ Мильдмей обвинила меня предъ вами. Я не желаю сказать слова противъ нея. Я сдѣлаю все на свѣтѣ, чтобы защитить ее отъ клеветы другихъ. Но я не могу допустить, чтобы васъ возстановили противъ меня. Повѣрите вы мнѣ, когда я скажу вамъ, что никогда не говорилъ мисъ Мильдмей ни одного слова, которое могло бы быть принято за предложеніе.
— Я предпочитаю не высказывать моего мнѣнія.
— Хотите спросить Аделаиду?
— Нѣтъ; конечно, нѣтъ.
Это она сказала съ такой горячностью, что онъ былъ чрезвычайно удивленъ.
— Мистрисъ Гаутонъ не находится болѣе въ числѣ моихъ знакомыхъ.
— Почему? что случилось?
— Объясненія дать не могу, и предпочитаю, чтобы мнѣ не дѣлали вопросовъ.
— Не оскорбила ли она лорда Джорджа?
— О, нѣтъ! то есть я не могу ничего болѣе сказать объ этомъ. Вы никогда болѣе не увидите меня на Беркелейскомъ скверѣ, а теперь, прошу ничего больше не говорить.
— Бѣдная Аделаида! Ужасно, когда случаются подобныя недоразумѣнія. Она ничего объ этомъ не знаетъ. Я былъ у нея сегодня утромъ и она говорила о васъ съ величайшей любовью.
Мери очень старалась оставаться равнодушной ко всему этому, но старалась напрасно. Она не могла не обнаружить своихъ чувствъ.
— Не могу ли я сдѣлать вамъ еще нѣсколько вопросовъ?
— Нѣтъ, капитанъ Де-Баронъ.
— Не могу ли я помирить васъ?
— Конечно, нѣтъ. Я желаю, чтобы вы не говорили болѣе объ этомъ.
— Конечно, я не буду, если это васъ оскорбитъ. Я не хочу оскорбить васъ ни за что на свѣтѣ. Когда вы пріѣхали въ Лондонъ, леди Джорджъ, нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ, насъ трое или четверо скоро сдѣлались такими славными друзьями! А теперь, повидимому, все испортилось. Надѣюсь, что мы съ вами не поссоримся?
— Я не вижу на это повода.
— Вы такъ мнѣ понравились. Я увѣренъ, что вамъ извѣстно это. Иногда встрѣтишься съ особою, которая понравится; но это бываетъ такъ рѣдко.
— Я стараюсь, чтобы мнѣ понравились всѣ, сказала она.
— А я нѣтъ. Я боюсь, что съ перваго раза я стараюсь, чтобы мнѣ не понравился никто. Мнѣ кажется, такъ естественно возненавидѣть человѣка, когда я вижу его первый разъ.
— А меня вы возненавидѣли? спросила Мери, смѣясь.
— Ужасно, минуты на двѣ. Потомъ вы засмѣялись или вскрикнули, или чихнули, словомъ сдѣлали что-то такое, что понравилось мнѣ, и я тотчасъ увидалъ, что вы самое очаровательное существо на свѣтѣ.
Когда молодой человѣкъ говоритъ молодой женщинѣ, что она самое очаровательное существо на свѣтѣ, то по большей части этотъ молодой человѣкъ предполагается влюбленнымъ въ эту молодую женщину. Мери, однако, знала очень хорошо, что капитанъ Де-Баронъ въ нее не влюбленъ. Между ними было какъ будто бы условіе, что они могутъ говорить обо всемъ, не придавая этому никакого значенія. Но Мери, однако, чувствовала, что словами этого человѣка могъ оскорбиться ея мужъ, если бы узналъ, что они были сказаны наединѣ. А между тѣмъ, она не могла сдѣлать ему выговора. Она вѣрила всему, что онъ сказалъ ей объ Августѣ Мильдмеи и была рада повѣрить этому. Онъ такъ ей нравился, что она была готова поговорить съ нимъ, какъ съ братомъ, о своей ссорѣ съ мистрисъ Гаутонъ, но она даже брату не хотѣла упомянуть о сумасбродствѣ своего мужа. Когда онъ сказалъ, что она вскрикнула, или засмѣялась, или чихнула, ей понравилась эта шутка. Ей пріятно было узнать, что онъ находилъ ее очаровательной. Какая женщина не желаетъ очаровывать и можетъ безъ гордости думать, что она успѣла понравиться тѣмъ, кто нравится ей?
— У васъ есть цѣлая дюжина самыхъ очаровательныхъ существъ на свѣтѣ, сказала она: — а другая дюжина самыхъ отвратительныхъ.
— Самыхъ отвратительныхъ, дѣйствительно, дюжина, но только одна, леди Джорджъ, самая очаровательная.
Не успѣлъ онъ выговорить это, какъ дверь отворилась и лордъ Джорджъ вошелъ въ комнату. Лордъ Джорджъ не былъ искуснымъ лицемѣромъ. Если ему не нравился кто-нибудь, онъ тотчасъ выказывалъ отвращеніе въ своемъ обращеніи. Имъ обоимъ сдѣлалось теперь очень ясно, что ему не нравилось присутствіе капитана Де-Барона. Онъ принялъ очень угрюмый, почти сердитый видъ, и сказавъ нѣсколько словъ гостю свода жены, замолчалъ и молча облокотился о каминъ.
— Что ты думаешь капитанъ Де-Баронъ разсказывалъ мнѣ, сказала Мери, стараясь, но не весьма успѣшно, говорить непринужденно.
— Не имѣю ни малѣйшаго понятія.
— Какая сцена была въ женскомъ Институтѣ! Баронесса сдѣлала страшное нападеніе на бѣдную леди Селину Протестъ.
— Она и американская докторша говорили другъ противъ друга съ одной платформы и въ одно и тоже время, сказалъ капитанъ Де-Баронъ.
— Очень постыдно! сказалъ лордъ Джорджъ. — Но все это учрежденіе всегда было постыдно. Мнѣ кажется, лордъ Плозибль долженъ стыдиться своей сестры.
Леди Селина была сестра графа Плозибля, но всѣмъ было извѣстно, что они даже не говорили другъ съ другомъ.
— Мнѣ кажется, эту несчастную нѣмку посадятъ въ тюрьму, сказала леди Джорджъ.
— Я только надѣюсь, что ея нога не будетъ болѣе въ твоемъ домѣ.
Потомъ наступило молчаніе. Лордъ Джорджъ, повидимому, былъ такъ сердитъ, что разговоръ казался невозможенъ. Капитанъ ушелъ бы тотчасъ, если бы могъ. Но иногда бываетъ очень трудно уйти, когда въ внезапномъ удаленіи будетъ подразумѣваться убѣжденіе, что не ладно что-нибудь. Ему показалось, что для леди Джорджъ онъ обязанъ остаться еще нѣсколько минутъ.
— Когда вы отправляетесь въ Бротертонъ? спросилъ онъ.
— Седьмого іюля, отвѣчала Мери.
— Вѣроятно, ранѣе, сказалъ лордъ Джорджъ.
Жена взглянула на него, но не сдѣлала никакого замѣчанія.
— Я въ августѣ буду у моего родственника мистера Де-Барона, сказалъ капитанъ.
Лордъ Джорджъ нахмурился еще больше.
— У мистера Де-Барона будетъ большое собраніе въ концѣ августа.
— Въ самомъ дѣлѣ? сказала Мери.
— Гаутоны будутъ тамъ.
Тутъ нахмурилась Мери.
— И мнѣ кажется, что вашъ братъ, лордъ Джорджъ, почти обѣщалъ пріѣхать.
— Ничего объ этомъ не знаю.
— Мистеръ Де-Баронъ былъ вчера въ Лондонѣ у Гаутоновъ. Прощайте, леди Джорджъ; я не буду у леди Брабазонъ, потому что она забыла пригласить меня, но навѣрно я увижу васъ у мистрисъ Монтакют-Джонсъ?
— Я непремѣнно буду у мистрисъ Монтакют-Джонсъ, отвѣтила Мери, стараясь говорить весело.
Дверь затворилась и мужъ и жена остались вдвоемъ.
— Мнѣ сейчасъ сообщили ужасную вещь, сказалъ лордъ Джорджъ самымъ торжественнымъ и погребальнымъ голосомъ: — самое ужасное извѣстіе.
Глава XXXIV.
правитьВъ голосѣ лорда Джорджа, когда онъ произнесъ эти слова, было что-то такое, такъ испугавшее его жену, что она поблѣднѣла. Ей показалось, по его физіономіи, что это ужасное извѣстіе относится къ ней. Если бы оно относилось къ его роднымъ, онъ не глядѣлъ бы на нее такимъ образомъ. А между тѣмъ, она никакъ не могла придумать въ чемъ можетъ состоять это извѣстіе.
— Не случилось ли чего-нибудь въ Манор-Кроссѣ? спросила она?
— Это не касается Манор-Кросса.
— Или съ твоимъ братомъ?
— Это не касается моего брата и никого изъ моихъ родныхъ. Это касается тебя.
— Меня! О, Джорджъ, не смотри на меня такимъ образомъ. Что это такое?
Онъ, повидимому, не зналъ какъ начать.
— Ты знаешь мисъ Августу Мильдмей? спросилъ онъ.
Тогда она поняла все. Она могла бы сказать ему, что онъ можетъ избавить себя отъ труда разсказывать ей, но только это не соотвѣтствовало бы ея цѣли; поэтому она должна была выслушать всю исторію, очень медленно разсказанную. Мисъ Августа Мильдмей пригласила его письменно къ себѣ. Его очень удивила эта просьба, но онъ все-таки повиновался; и Августа Мильдмей увѣрила его, что его жена гнусными происками и кокетствомъ разъединила ее съ ея женихомъ капитаномъ Де-Барономъ. Мери терпѣливо выслушала все и не говорила ни слова; но на лицѣ ея было суровое выраженіе, котораго лордъ Джорджъ никогда прежде не видалъ. Но онъ все-таки прибавилъ:
— Тебѣ безпрестанно повторяли эти вещи. Сюзанна жаловалась на это же. И это дошло до Бротертона. Онъ говорилъ мнѣ объ этомъ въ страшно сильныхъ выраженіяхъ. А теперь эта дѣвица говоритъ мнѣ, что ты помѣшала ея счастію.
— Ну такъ что жъ?
— Ты не можешь предположить, чтобы я могъ спокойно слушать все это.
— Ты вѣришь этому?
— Я не знаю чему вѣрить. Я схожу съ ума.
—