В. А. Зайцев. Избранные сочинения в двух томах
Том первый. 1863—1865
Издательство всесоюзного общества политкаторжан и ссыльно-поселенцев
ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ ГЕНРИХА ГЕЙНЕ
в русском переводе. Издание под редакцией Ф. Берга. Т. I. Рассказы и поэмы. Спб. 1863.
править
Наконец разродился г. Берг изданием первого тома Гейне. Гейне и г. Берг! Персики и саламата (1)! Мышь и мраморная стена! И за что наши почвенники (2) решились подвергнуть великого поэта такой жестокой казни, как их издание и перевод! Соединившись с г. Всеволодом Костомаровым, они целой толпой выступили против человека, который, правда, беспощадно осмеивал немецких филистеров и доносчиков (см. статью «о доносчике» (3) в издании г. Берга), но даже и не подозревал существования наших почвенников. Гг. Страхов, Вс. Костомаров, Аверкиев и Берг истязуют творения Гейне, а г. Ап. Григорьев совершает ту же операцию над его личностью. Какая злая насмешка судьбы! Гейне, благородный Гейне, поэт свободы, враг и жертва филистерства и Менцеля, переводится для русской публики гг. Ап. Григорьевым, Страховым и Вс. Костомаровым! И за что, повторяю, эти господа так злостно поступили с Гейне? Неужели не мог г. Страхов вместо того, чтобы подымать на дыбу его сочинения, написать о нем одну из тех остроумных статей, которыми он украшал «Время»? Неужели не мог г. Аверкиев написать в «Осу» игривый куплетец в осмеяние Гейне (4) вместо того, чтобы принимать участие в заговоре г. Берга против великого поэта? Даже сам г. Вс. Костомаров мог бы избрать другое оружие если не против самого Гейне — он, к счастию, не жил в Петербурге, да и притом давно умер — то против его почитателей… Менцель, Менцель, зачем ты жил в Германии! Твои калмыцкие скулы, описанные Гейне, недаром призывали тебя на родину наших почвенников. Здесь ты был бы безопасен от свиста твоей жертвы и мог бы не только блистать в ряду гг. Страхова, Берга, Ап. Григорьева и Аверкиева, но еще в сообщничестве этих господ жестоко поразить твоего врага!
Первым из заговорщиков выступает г. Ап. Григорьев. Он касается своей рукой чистой личности германского поэта и объявляет его «порождением жидовства» (5) (стр. 6) и под видом любезности говорит, что лучшее создание его «Германия» потому только не возбуждает в нем — в Ап. Григорьеве — омерзения, что ее написал Гейне.
Теперь посмотрим на переводы: г. Страхов перевел «о доносчике», — надо сознаться, очень плохо. Напр., слово Rothe он переводит ротой вместо шайки, так что читатель может подумать, что христианские миссионеры в Китае составляли роту, выстраивались по команде и обращали в православие посредством артикулов. Перевод г. Костомарова «Бахерахский раввин» гораздо лучше, и напрасно г. Берг не поручил г. Костомарову перевести статью «о доносчике». Г. Костомаров не перевел бы Rothe ротой и позаботился бы смягчить некоторые выражения, переданные г. Страховым чересчур резко. Например, на стр. 101 находится следующее место:
«Известно, как и каким способом это произошло, да и сам доносчик, этот литературный сыщик, уже давно подвергся презрению общества… Никогда еще немецкое юношество не наказывало такими острыми бичами и не клеймило такими раскаленными насмешками более жалкого грешника. Мне, право, жаль этого несчастного, которому природа вверила маленький талант, а Котта большой газетный лист, и который сделал такое гнусное употребление из того и другого!.. Предводители партии действия пребывали в благоразумном молчании или сидели за плотными тюремными решетками и ждали своего приговора». И далее уж чересчур бесцеремонно выражено, что «сделаться доносчиком только негодяй может» (стр. 105[1]).
Я сказал, что г. Вс. Костомаров удачно перевел «Бахерахского раввина» и что поэтому сожалею, что не он же перевел статью «о доносчике». Но зато стихи Гейне, его знаменитую «Германию» г. Вс. Костомаров изуродовал до последней крайности. Во-первых, он сам сознается, что многое пропускал, оттого что было трудно перевести (стр. 297); во-вторых, стих его до того тяжел и Гейне он до такой степени не понял или не желал понять, что я не знаю, как можно являться в печати с подобным переводом.
Напр., г. Вс. Костомаров пишет:
В славном Ахене, в древнем соборе стоит
Императора Карла гробница:
Но Карл Майер не есть Карл Великий; они
Совершенно различные лица.
Не говоря уже о дубоватости стиха, спрашивается: есть лн здесь какой-нибудь смысл? Почему переводчик уверяет читателя, что Карл Майер не есть Карл Великий? Может ли быть более плоская острота? Но, разумеется, это острит г. Вс. Костомаров; Гейне же говорит:
Zu Aachen im alten Dome llegt
Caroius Magnus begraben, —
Man muss ihn nicht verwechseln mit
Carl Mayer. Der lebtin Schwaben*
- В Аахенском старом соборе лежит
Каролус Магнус в нише, —
Не следует думать, что это
Карл Майер, тот жив и пишет.
Пер. Ю. Н. Тынянова. (Непереводимая игра слов: major сравнительная степень от латинского magnus. — Ред.
Недурно также, что, говоря о Кельнском соборе, г. Костомаров заменил конюшню — чем бы вы думали? — парламентом (7).
Слова Гейне:
Gewissermassen hat er mlch auch
Politisch compromittieret*.
- Он меня, некоторым образом, политически скомпрометировал. — Ред.
г. Вс. Костомаров передает так:
Политически-то он сконфузил меня:
А ведь это, как хочешь, обидно!
Конфуз и происходящая от этого обида принадлежат уже собственно г. Вс. Костомарову; как читатели могут сами судить, Гейне ничего не знает о том, обидно или нет быть
Politisch compromittiert
Недурна также строфа:
Вдруг один из несчастных скелетов встает
И костлявый свой рот разжимает,
И старается мне объяснить, почему
Эта почесть ему подобает.
Какая почесть? Разжимать рот? Ведь по-вашему выходит так, Г. Вс. Костомаров? Но ведь это смотря по тому, как кто разжимает. Бывают и такие, которые весьма гнусно разжимают рот.
Слова Гейне:
Und dieser Landstrassenkoth, er ist
Der Dreck meines Vaterkandes!*
- И этот кал на дорогах — это помет моего отечества! — Ред.
г. Bс. Костомаров переводит следующим образом:
Как мне вас не любить, о немецкая грязь,
И толчки и родные морозы!
Такими вольностями перевод г. Костомарова изобилует: так, летопись Тацита он называет — брошюрой, слово Recke (герой, воитель) — детиной, так что Герман der Cheruskerfürst выходит — детина; далее он утверждает, что Gedärmen (кишки) значит теплый помет и что, следовательно, римские жрецы гадали по теплому помету! Гамбургских дев, старых знакомых Гейне, про которых поэт говорит, что они
…an des Junglings Bildiing einst
Den thätlgsten Anlheil nahmeni*.
- Некогда принимали деятельнейшее участие в образования юноши. — Ред.
г. Костомаров называет невинными.
Но самое замечательное дополнение г. Вс. Костомарова к творению Гейне состоит в следующей строфе, вовсе не находящейся у Гейне и принадлежащей от первого до последнего слова В с. Костомарову (8):
Вот они:
Он мне пел, будто я до сих пор сохранил
Непорочность чистейшей девицы.
Как же это? Неужто уж я не давал
Никому… ни ведерка водицы?
Далее г. Вс. Костомаров говорит, что ради нравственности он изменил обряд клятвы в XXIV главе. Нельзя не сознаться, что понятия г. Вс. Костомарова о нравственности отличаются совершенно особенным характером.
В довершение характеристики издания г. Берга надо сказать, что оно крайне небрежно, даже грязно. Бумага, печать и наружный вид книги вполне соответствуют содержанию; только цена не соответствует этому, потому что за маленький томик, дурно переведенный и изданный и к тому же, как мы видели выше из слов самого г. Вс. Костомарова, заключающий в себе далеко неполные переводы, г, Берг желает получить 1 р. 50 коп. Но
Подайте мальчику на хлеб —
Он Костомарова питает.
Презрением и негодованием должно встретить общество эту отвратительную книгу, в которой топчется в грязь имя величайшего поэта нашего века. Если существует только благородное негодование на свете, то оно должно постичь это проявление общественного упадка. Не вздумайте раскаиваться, г. Страхов: никакое раскаяние не поможет вам.
Но я боюсь, что г. Вс. Костомаров вздумает остаться недовольным моим отзывом об издании г. Берга; я знаю, что если он вздумает опровергать меня, то мне не устоять, ибо его перо в этих случаях весьма красноречиво. В таком случае прошу г. Берга передать г. Вс. Костомарову, что мне даже очень и очень нравится его перевод, особенно вставленная им самим строфа:
— О tempora, о mores!*
- О времена, о нравы! — Ред.
КОММЕНТАРИИ править
ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ ГЕНР. ГЕЙНЕ. Напечатано в «Русском Слове», 1863, № 11—12, «Библиографический листок», стр. 44—48, без подписи, но с указанием об авторстве Зайцева в оглавлении.
Рецензия представляет собой образец памфлета под видом рецензии. Ее удары направлены на Всеволода Костомарова, предателя М. Михайлова и Чернышевского. Почти каждый абзац рецензии намекает на предательство. Мы раскрываем ниже лишь те их этих намеков; которые требуют специальных сведений, — остальные понятны без комментария. По словам биографа Зайцева, рецензия произвела исключительное впечатление. («Варф. Ал. Зайцев», Лондон 1900. «Библиотека биографии выдающихся русских революционеров», вып. I, стр. 15).
Следует отметить, что уже в рецензии Писарева на книгу Вс. Костомарова и Ф. Берга «Поэты всех времен и народов» есть зачатки развитого Зайцевым приема. Ср. такие фразы, как «г. Костомаров… не без соболезнования доносит читателю, что раб божий Генрих Гейне умер нераскаянным грешником» («Русское Слово», 1862, № 6, отдел «Русская литература», стр. 89. Разрядка Писарева).
(1) Саламата — кушанье вроде густого киселя из гречневой или пшеничной муки с маслом.
(2) «Почвенники» — группа, близкая к славянофилам, от которых отличалась налетом народнических идей, меньшим консерватизмом и стремлением синтезировать славянофильство с некоторыми идеями «западников». Четкостью идеологии это направление, впрочем, не отличалось. Основные представители его: Ф. М. и М. М. Достоевские, Н. Н. Страхов, А. А. Григорьев. Группировались вокруг журналов «Время» (1861—1863) и «Эпоха» (1864—1865).
(3) «Ueber den Denuncianten» (1837) — памфлет против Вольфганга Метцеля. Запрещение в Германии произведений писателей «Молодой Германии» было вызвано отчасти усилиями Менцеля. требовавшего в своих статьях полицейских и цензурных мер против них. Поэтому Гейне и др. употребляли имя Менцеля как нарицательное обозначение политического доносчика.
С) Д. В. Аверкиев писал в «Осе» сатирические стихи под псевдонимами: Невелещагин, Ердащагин, Дмитрий Гераков. По словам М. Лемке, редактор «Осы» Ап. Григорьев «мало входил в „Осу“, там главенствовал Аверкиев» (М. Лемке. «Очерки по истории русской цензуры и журналистики XIX столетия». Спб. 1904, стр. 179).
(5) «Он — явление совершенно самобытное, оригинальное, — порождение германской философии с одной стороны и германского жидовства — с другой».
(6) Об истории немецкой литературы Менцеля «Die deutsclie Literaiur» Stuttgart 1828.) упоминается не в статье Страхова (такой нет), а в статье Гейне «О доносчике», переведенной Страховым, Под автором истории итальянской литературы разумеется не Менцель, как можно думать по контексту, а Костомаров. Это намек на вышедшую в 1863 году (к которому относится рецензия) книгу «История литературы древнего и нового мира, составленная по И. Шерру и многим другим источникам под редакцией А. Милюкова. Том II. Романские земли. Книга 2-я. Италия. Сост. В. Костомаровым». В следующем — 1864 году вышла и 1-я книга II тома «Франция», составленная Костомаровым же. Обе книги были напечатаны в типографии III отделения, а деньги за бумагу и печатание (1366 р. 35 к.) «в видах вознаграждения услуг», были приняты на счет сумм того же отделения. (М. Лемке. «Политические процессы в России 1860-х гг.». Изд. 2-е, М. —П. 1923, стр. 498—499).
Таким образом, этим примечанием Зайцев подчеркивает, что «доносчик, о котором идет речь» в его рецензии, это ие Менцель, а Костомаров, и прямо адресует ему слова, к которым сделана сноска: «сделаться доносчиком только негодяй может».
(7) Зайцев не указывает, что замена сделана из очевидных цензурных соображений, так как у Гейне речь идет о возможности использования собора под конюшню.
(8) Повидимому, этим утверждением Зайцев хотел заставить читателей осознать строфу Костомарова, как намек на его предательство, так как в действительности эта строфа хотя переведена весьма неточно, но соответствует гейневской строфе:
Er hat mich besungen, als ob ich noch
Die reinste Jungfer wäre.
Die sich von niemand rauben lässt
Das Kränzlein seiner Ehre.
(Он меня в этих виршах своих
Уподобил юной невесте,
Которая не позволяет сорвать
Цветочек девичьей чести.
(Гл. V. строфа 6. Пер. Ю. Н. Тынянова).
(9) Пародия на две строки из стихотворения Мерзлякова «Велизарий»:
Подайте мальчику на хлеб:
Он Велизария питает.
- ↑ Г. Страхов также ошибся, сказав о статье «о доносчике», что доносчик, о котором идет речь, написал «историю немецкой литературы». Сколько мне помнится, это история итальянской, а не немецкой литературы. Впрочем, это, может быть, опечатка (6).