Поллион (Вергилий; Соловьёв)
| ← Из «Vita Nuova» («Новая жизнь») | Поллион | <Из Лонгфелло> («Всё память возвратить готова.…») → |
| Оригинал: лат. Ecloga IV. — Перевод опубл.: 1887. Источник: библиотека Мошкова (проверено по: В. С. Соловьёв. Стихотворения и шуточные пьесы. — Л.: Советский писатель, 1974. — С. 195—197., изд. 2014) |
Музы Сицилии! Песнь теперь мы начнем поважнее.
Радуют сердце не всем кустарник и низкие травы.
Петь нам леса,- пусть леса достойны консула будут.
Возраст последний уже настал по кумейским вещаньям.
Новых великих веков чреда зарождается ныне.
Вот уж и Дева грядет, грядет и Сатурново царство.
Новое племя уже с небес посылается горних.
Ты же к младенцу тому, с кем железный век прекратится,
С кем для мира всего взойдут времена золотые,
Чистая, ласкова будь, Люцина: твой Феб уже правит.
Оного века краса при тебе, Поллион, зародится.
Консульство узрит твое начатки времен величайших,
И хоть еще при тебе следы греха рокового
Будут у нас, но вотще: мы вечного страха избудем.
Жизнь богов восприняв, он вместе с богами увидит
Всех героев земли, и сам будет зрим между ними.
Мир примерив, воцарит он отчую силу над миром.
Первым, младенец, тебе земля незатейливым даром
Стелет вьющийся плющ и с ним ползучие травы,
Дальше — блестящий аканф вперемежку с розой индийской.
Kозы домой понесут сосцы, растяженные млеком,
Сами: чудовищных львов стада бояться не будут.
Сами собою цветы дадут тебе мягкое ложе.
Сгинет и змей, а за ним и зелье лукавое сгинет,
И ассирийский амон рождаться cтанет повсюду.
Только что ты о делах отца и про славу героев
Станешь читать и начнешь постигать, в чем доблести сила, —
И понемногу полк зажелтеют колосом мягким,
И на диких лозах повиснут багряные грозды,
Твердый же дуб источать росу медвяную станет.
Но не совсем пропадут создания древней обиды.
Нужно будет еще Фетиду пытать кораблями,
Грады стеной окружать, бороздами взрезывать землю.
Явится Тифис другой, и снова героев избранных
Арго другой повезет, и войны те ж повторятся,
И вторично пошлют Ахилла великого к Трое.
Но лишь мужем тебя окрепший соделает возраст,
С моря исчезнет пловец, и сосне корабельной товаров
Уж не менять: вся земля давать всем поровну будет:
Почвы не тронет кирка, и нож лозы не коснется.
Пахарь дородный тогда волов избавит от ига.
Больше не будут уж нас обманывать краской искусной
Ткани, но сами в лугах овны окрашивать будут
Пурпуром нежным руно иль ярким цветом шафрана.
Сам собою сандикс пасущихся агнцев оденет.
Вот какие века соткнут на своих веретенах
С волею вышних судеб неизменно согласные Парки.
К почестям ты приступи,- настало уж время, — к великим,
Отпрыск богов дорогой, великий Зевса питомец!
Узришь ныне сей мир, что движется тяжестью круглой
Земли, пучины морей и неба глубокого своды, —
Узришь, чтоб радостью все грядущий век повстречало.
О, если б мне сохранить остаток жизни и силы
Духа довольно, чтоб мог твои возвестить я деянья!
В песнях тогда бы меня ни фракийцу Орфею, ни Лину
Не победить, хотя б им отец и мать помогали:
Каллиопея тому, а этому — Феб светозарный.
Пан пред Аркадией всей когда бы со мной состязался,
Пан пред Аркадией всей признал бы себя побежденным.
Ныне, младенец, начни улыбкой приветствовать матерь.
Десять уж месяцев ей, сменяясь, труда не меняли.
Ныне начни ты: кого не встречали родители лаской,
Тот ни трапезы богов, ни ложа богинь не достоин.
Лето 1887
Примечание. Эта эклога, которая кажется загадочною даже скептическому историку Гиббону, содействовала обращению Константина Великого в христианство и сделала из Вергилия почти святого в глазах средневековых христиан. Общий смысл стихотворения ясен. Объединение тогдашнего исторического мира в империи Августа вызвало в поэте ожидание еще более великого переворота — наступления золотого века, или Сатурнова царства с возвращением на землю девы Астрои, богини правды и мира. Знакомство Вергилия с мессианскими пророчествами евреев не представляет ничего невозможною. Загадочным остается только отношение всех этих грандиозных предсказаний к тому действительному римскому младенцу (был ли это сын консула Поллиона или кого-либо другого), с которым связано это стихотворение. Сначала мой перевод был более свободным и легким, но покойный А. А. Фет настойчиво советовал мне держаться подлинника, по возможности с буквальною точностью, и ввиду исторического значения четвертой эклоги я решился последовать этому совету.