Политические отрывки гражданина Эшассерио
(одного из лучших авторов Франции)
править
Народ, живущий среди морей, беспрестанно стремится овладеть ими. Флоты составляют его силу; и границею его торговли скоро будет граница мира. Главное искусство такого народа есть искусство богатеть. Морские силы, правила государственного хозяйства, законодательство, честолюбие, все, все устремлено к одной цели — к превосходству торговли. Ссорить державы твердой земли, чтобы господствовать на морях; везде заводить колонии, сделать другие народы данниками своей промышленности, золотом покупать союзы и нанимать армии для поддержания колосса силы своей: вот его политика! Ему должно возвышаться всеми средствами богатства и власти до последней степени величия, когда число его людей буде уже недостаточно для занятия и правления всех отдаленных стран, им завоеванных; или когда внутреннее развращение нравов истребит силу государственную и сделает его жертвою неприятелей. Такова была участь Карфагена, и таков будет жребий всякой морской державы, которая присваивает себе господство над океаном.
Честолюбие народов твердой земли бывает иного роду; на развитие и периоды их силы действуют другие причины. Островитяне, повелевающие морями, не знают границ, кроме берегов; народ твердой земли останавливают все народы, его окружающие.
Только один раз судьба явила на земле пример народа[1], который, несмотря на все препятствия натуры и на сопротивление целого света, стремился овладеть вселенной.
Некоторые народы имеют великие средства умножить силу свою, но не имеют искусства ими пользоваться, и навсегда остаются в ничтожестве. Другие с малыми средствами, но силой своего гения и случаев быстро возвышаются.
Государство, заключенное самой натурой в тесных пределах и долженствовавшее, для утверждения бытия своего, победить многочисленных жестоких неприятелей, всегда стремится испровергать все то, что может противиться его счастью. Соседственные народы, слабые и несогласные, будут ему повиноваться. Оно сделается властолюбивым по системе; и чего не приобретет оружием, то покорит хитростью и союзами; почувствует нужду в содержании многочисленного войска, в мудром государственном хозяйстве и в строгих правилах. Если начальники его великие люди, — то оно беспрестанно должно возвеличиваться до самого того времени, как забвение правил, утвердивших его силу, ошибки в политике, слабость правления или опасности чрезмерного величия расстроят его гармонию, испровергнут колосс и все обратят в ничтожество.
Первый шаг многолюдного государства, которое просвещается, есть узнать силы свои; второй — приобрести уважение союзами и великими планами; третий — означить свое могущество завоеваниями и колониями; а четвертый наконец есть увериться в сей вечной истине, что для всякой державы назначена граница, за которую она не может перейти без великих бедствий.
И в древности и в наши времена видим государства, служащие примером всез возможных постепенностей счастья.
Державы, имеющие великое влияние, не всегда бывают излишне властолюбивы. Даже и в то время, когда они возвышаются сим влиянием, следствием их природных выгод, — и в то время, говорю, судьба возвращает им только их истинные права, утраченные ошибками или слабостью политики. В таком состоянии находится ныне Франция. Подобно реке, которая от быстрого стремления вылилась на время из берегов своих, она в бурях революции и в жару побед выступила из пределов; но снова вошла в них, и должна там остаться для своего счастья и спокойствия Европы. Чего ей теперь желать? войны ли, новых ли завоеваний? Войну начинают единственно для того, чтобы усилиться или обогатиться. Уже 30 миллионов людей повинуются законам республики: чего более?.. Богатства ли желать ей, когда она владеет самыми богатейшими и плодоноснейшими странами в Европе? Народы, живущие в изобилии благ земных, не опасны для свободы других. Они счастливы, и желают только наслаждаться плодами своей торговли, промышленности, свободы, гражданственности, искусств и наук. Вот их истинное величие и цель! Тогда единственно могут они выступить из своих пределов, когда безумное властолюбие ослепит их правителей, и когда забудут историю Французской революции.
В Европе ныне три степени государств; одни по своей натуре стремятся к возвышению, другие довольны тем, что имеют, и думают единственно о своей защите; а некоторые упадают. Надобно прибавить к ним еще те государства, которые остаются равнодушными зрителями приключений и почти всегда должны платить за революции.
Я говорил о больших державах: будем говорить о малых. — Область, которая в самом начале своем являет признаки сильного характера и с успехом отражает бедствия, гораздо опаснее старой, флегматической державы, находящейся уже в последней эпохе бытия своего. Нельзя предвидеть, до чего может достигнуть первая с помощью своего гения, мудрых правителей и счастливых обстоятельств.
Теперь нет в Европе ни одной малой области, которая имела бы признаки будущего величия. Революция потрясла землю, и так устрашила слабые державы, что все их властолюбие исчезло. Сильные государства в рассуждении их суть боги Олимпа, которые сражаются над головами смертных.
Государство, имевшее некогда блеск и славу, но давно уже стоящее неподвижно на одной степени, часто показывает, что оно лишилось начала деятельности и жизни, и преступило границу силы своей. Сия держава должна скоро погибнуть, если чрезвычайный случай или какой-нибудь великий человек не воскресит истинного духа ее.
Великие государства держатся только трудностью завоевать их, а малые легкостью быть завоеванными. Ревность и совместничество первых хранит их; когда же большие согласны, тогда начинает действовать их честолюбие, и малые делаются его жертвой.
Бессильные области могут утешаться тем, что они не имеют честолюбия силы, всегда сопряженного с беспокойством и самой опасностью; могут утешаться мыслью, что они были некогда частью великих государств, и что необходимые перемены в вещах человеческих возвратят их со временем на прежнее место.
Некоторые государства держатся самым тем, что разрушает многие: древностью учреждений и нравов своих. Иногда предрассудки управляют разумом народов. Освященное временем противится разрушительному духу человека.
Есть немалые области, которых влияние на судьбу народов совсем не страшно в политике; а именно, союзные[2]. Почти все они родились от угнетения, и дух их стремится единственно к защите и сохранению своего, которое может быть долговременно, если судьба не вовлекает их в революции или не сближает с сильными государствами. Союзные области имеют три славные эпохи: первую, когда они свергают иго тиранства; вторую, когда дают себе конституцию; а третью, когда граждане их вооружаются за свободу отечества и нисходят во гроб бессмертия. Их революции суть прекраснейшее зрелище для чувствительного философа; а постыдная их эпоха есть та, когда иностранная держава через деньги присваивает себе власть над ними, закупая главных чиновников. Союзные области могут удалить сию опасность одною строгою нравственностью. Между ими есть республика, которая ныне обращает на себя взоры всех друзей человечества, и должна действием природы и своих политических учреждений быть некогда главою другой части мира.
Я не могу оставить сего предмета, не сообщив еще некоторых идей. — Характер и степень просвещения различают народы. Философы заметили три вещи, которые действуют на их политическое бытие: климат, правления, народное воспитание. Я прибавляю к ним еще другую причину, имеющую великое влияние на их судьбу; а именно, действие войны, революций и завоеваний. Нет государства, которое в продолжение бытия своего не изменялось бы от сих трех необходимостей судьбы человеческой. Если они не порабощают земли, то утверждают силу ее. Государство, которое долгое время имело междоусобную войну, делается вне страшным; оно есть Геркулес, привычный к победам.
Государство, которое само собою произвело свою революцию, совершает ее всегда с великим блеском и счастливым успехом; но если революция сделана чужою державою, то оно может быть только на минуту свободно, и делается жертвою безначалия, самовластия или других государств: ибо великая сила революционная находится не в нем, а вне его.
Некоторые державы вовлекаются в революции от того, что они хотят остановить их: другие бывают сильно потрясены ими.
Завоевания Аттилы, Тамерлана, Чингисхана, Магомета и грозных военачальников пятого века, ввергли мир в варварство, суеверие и рабство. История проклинает сих разрушителей.
Гений некоторых завоевателей извлек многие народы из рабства, образовал и просветил их. Древность оплакивала смерть Александрову и сожалела, что полководцы, бывшие наследниками его великого государства, не наследовали его гения, имея не силу, а только беспокойство и слабость честолюбия. Иначе страны, им покоренные, от действий революций, протекающих землю, не впали бы так скоро в варварство.
Завоевания севера на юге истребили искусства и науки; завоевания юга на севере просветили землю.
Жалуются на завоевателей; но мы никогда не видали бы завоеваний, если бы не было испорченных или несогласных народов. — Я хотел бы здесь упомянуть о другом человеке, в котором природа воскресила, кажется, героя Македонского, и который через завоевания и великие перемены политические имел на свой век и на часть земли такое же сильное влияние… но он стоит теперь перед судилищем потомства.
Две вещи властвуют над народами и судьбой человеческой; они, подобно доброму и злому началу, делят землю между собой: просвещение и невежество. Невежество ввергает народы в рабство; просвещение возносит их ко славе и счастью. Господство варварских народов есть знак истребления всех свободных идей. Падение народа, просвещенного всеми знаниями гражданственности, есть бедствие для человеческого рода. Оно два раза случилось в мире. Греки и римляне, просветители его, оставили за падением своим двадцать веков суеверия и рабства. Бытие сих двух народов в темной ночи варварства кажется лучом, сияющим над могилами. Одно сильное напряжение человеческого духа и счастливейшее соединение случаев, которое бывает только однажды в мире, могло вывести народы из сего печального состояния.
Великие происшествия и открытия переменяли от времени до времени образ мира. Сии перемены не от людей зависели. Я говорю здесь единственно о тех причинах, которые находятся во власти и в естестве человека, действуют во всех веках на судьбу народов и могут быть полезны для законодателей. Между сими причинами есть моральные и физические, которые имеют скорое или медленное влияние на государства, возвышают или низвергают их. Некоторые из них суть дело рока; большая часть зависит от человеческого искусства и благоразумия.
Иногда государства гибнут или упадают на многие века от ошибки в политике, от истребления великих учреждений или забвения древних правил. Другие возрождаются от гения великого человека или от одного установления. Некоторые гибнут от злоупотребления силы своей; иные от излишнего распространения, или от того, что не имеют пользоваться своим могуществом.
Править государством труднее, нежели основать его. Для последнего нужно только мужество, для первого сила гения и великодушие добродетели.
В жизни государств, подобно как в человеческой жизни, бывают трудные положения. Горе тем, которые необходимо должны быть завоевателями или порабощенными, взять чью-нибудь сторону, когда две сильные державы воюют, или которые входят во сферу великого государства, начинающего свою революцию! Одна необыкновенная мудрость политики может тогда спасти их бытие или независимость.
Всего труднее для государства, дошедшего до некоторой степени счастья и силы, остаться на ней; причина, которая возвела его на сию степень, нередко влечет его далее. Вся политика сей державы должна устремлена быть на отражение случаев, побуждающих ее выйти из границ своих. Истинное могущество находится в умеренной силе; за нею только опасности и беды. Есть слава, есть величие, покупаемое ценою счастья; мечты властолюбия кроют под собою бездну.
Всего ближе к падению то государство, которое истощает все способы свои для блеска и хочет поддержать власть свою насилием.
Держава, вышедшая однажды из обыкновенной сферы своей и достигшая до особенного величия, удерживается на сей степени единственно теми средствами, через которые она взошла на оную: сильным народным духом, твердостью характера, патриотизмом граждан. Отнимите сии великие средства, и держава ниспадает в прежнюю сферу или гибнет.
Некоторые государства возвышаются без системы и правил, не мудростью людей, а действием случая. Никакое препятствие, никакое явление не предусмотрено; никакое дело не обдумано; все теряется в легкомыслии и непостоянстве; видно одно слепое, ненадежное счастье.
Никакой народ не имел таких мудрых правил в войне и мире, вне и внутри, как римляне; их прозорливость никогда не усыпала, и самые нечаянные обстоятельства, самые необыкновенные опасности не изумляли ее. Искусство, одно искусство обращало все в пользу Рима и вознесло сей удивительный народ выше всех других тогдашнего мира; падение Римской империи было эпохою забвения сих правил.
Примечайте народ: если древние правила, основавшие его благоденствие, наблюдаются, то государство во всей силе своей; если же их оставляют, то оно клонится к падению.
Правила имеют величайшую власть над мнениями и делами, и сияют во всем блеске, когда их забвение произвело бедствия, и когда возобновление сих правил требовало великих жертв. — Некоторые люди в чрезвычайные времена имеют еще более влияния, нежели правила: люди, которые оказали отечеству великие услуги, одарены высокою добродетелью, были гонимы и начальствовали мнением; и те люди — хотел бы я прибавить — которые в страшные времена были ужасом народа… но тогда надлежало бы признать влияние злодейства…
Чем более слабеют правила в государстве, тем умнее должны быть его властители. — Мы видим народы древности, которые управлялись старинными заблуждениями и великими предрассудками. Просвещенные народы имеют доверенность к одним правилам и великим действиям ума, сим двум источникам свободы и гражданского просвещения.
Люди сооружали храмы идолам, моральным чувствам, предметам страха и любви своей. На земле не было бы столько угнетения революций и бедствий, когда бы гражданские общества изъявляли священное уважение к правилам и чистым понятиям ума. Властители! законодатели! там, где собирается совет ваш, должен стоять их досточтимый образ, если вы любите свободу и народное счастье.
Сильнейшие на земле народы, дерзающие поднимать голову в политических бурях, суть те, которых гражданская свобода зависит не от трактата, союза или чуждого влияния, но от силы их учреждений. Они всегда отражают завоевателей, пока хранят чистоту нравов, или пока время внутреннего разрушения еще не наступило. Учреждения суть, так сказать, гранитные скалы, на которых утверждается состояние гражданственности.
К сим мыслям о разных вещах, которые имеют влияние на судьбу народов, я прибавлю еще одну идею. Три века терзала Европу зависть великих держав. Союзы и заговоры возбудили много бурь, произвели много бедствия; но сии несчастия были кратковременны. Завистливые державы обагряли землю кровью, и питали раздор в свете. Присоединяя народы к своему честолюбию, они двадцать раз вовлекали их в войну; двадцать раз играли судьбою государств. Сие несчастное состояние могло быть следствием единственного того, что Европа не имеет прав государственных, которые должны ограничивать действия просвещенных гражданских обществ, находящихся в связи между собой. Недостаток в верных законах народного права рождает несогласные мнения, которые рождают политические несогласия; а сии производят войну, гибель конституций и государств.
Древние народы, которых бытие основывалось на войне, следовали законам самой жестокой политики, спорили между собой о владычестве над известными тогда частями мира и не переставали губить друг друга. Несчастным правилом их было: горе побежденным! Храм Янусов не затворялся до истребления врага. Не должно тому дивиться: они не имели средств убеждения и благодетельных связей общего блага.
Гораздо чуднее покажется, что народы, которых бытие основано на искусствах и мирной промышленности; которые почти все имеют одни нравы, одну религию, одну пользу безопасности, счастья и независимости — что сии народы, говорю, воюют как варвары, и будучи гражданами просвещенной Европы, находятся между собой в состоянии дикой натуры.
Мысль ужасная для человечества… Нет государства, страны, колонии; нет важного на земном шаре пункта, который не был бы предметом войны и страшного кровопролития — ибо народы не имеют общих законов войны и мира; до того времени не будет между ими согласия, пока их властители не подпишут сего великого устава — и если нынешняя эпоха не освятит его, то нет и надежды видеть спокойствие мира.
К счастью есть сила, которая умеряет сие ужасное состояние, восстановляет гармонию, хранит народы, сближает и не дает им истреблять друг друга; она есть действие торговли, искусств и наук. Властители народов! будьте их покровителями! они суть твердейшая связь обществ.
Все упомянутые мною причины имеют разное влияние на разные народы. Их действие теряется, так сказать, по мере удаления. Вне сего круга видим народы, между которыми политика или натура не дозволяет быть связям. Менее просвещения, менее независимости; менее возможности усилиться и менее причин разрушения; менее честолюбия, но более спокойствия и надежности: вот стихии политического бытия сих народов! Революции бывают у них редко; то, что в другом месте потрясает основание государств, едва трогает там их поверхность. Есть теперь и были в древности такие на земле народы. Их состояние можно переменить завоеванием, но и тогда их нравы не переменяются.
В другом положении находятся те народы, которые сближены друг с другом плодоносными землями, свойством климата или иными случаями. Гений, просвещение, сильные политические страсти, перемены, все сообщается, все распространяет свое влияние. Тут философ может в великой картине наблюдать судьбу человеческую, и видеть как благотворные действия общественного состояния, так и несчастные следствия политической жизни; видеть в государствах напечатления законодательства, силу разных учреждений, глубокие и кровавые следы честолюбия, власть предрассудков, ужасную игру народной ненависти и сражение несогласных польз. Здесь-то действуют разные причины успеха, силы и падения государств; здесь несутся волны революций и совершаются великие изменения политические; здесь соединяются для различного действия великие влияния и законы, которым Творец физического мира подверг, кажется, мир политический. — В таком состоянии находится Европа, которая сделалась главным средоточием народов, и в которой решится судьба земного шара. Сколь нужно, чтобы сия часть мира просветилась всеми благодетельными познаниями гражданского искусства!
Эшассерио Ж. Политические отрывки гражданина Эшассерио (одного из лучших политических авторов Франции): [Из журн. «Minerva». 1802. T.3] / [Пер. Н. М. Карамзина] // Вестн. Европы. — 1802. — Ч. 5, N 19. — С. 212-230.