Пожар (Пузик)/ДО
См. также одноимённые страницы.
| Пожаръ : Посвящается маленькому Эсику |
| Источникъ: Пузикъ В. В. Вечеромъ. — СПб.: Типографія «Трудъ», 1903. — С. 96. |
Сумерки. Мерцаютъ звѣзды и глядятся въ зеркальныя лужи. Пахнетъ весной. Прохладно. Мѣрно, почти не мигая, горитъ въ фонаряхъ газъ. Праздничный шумъ стихаетъ. Умолкъ колокольный звонъ; отчаянно звонятъ только конки. Въ уютной квартирѣ Рыбковскихъ полутьма: лампы горятъ лишь въ передней и дѣтской. Въ темнотѣ столовой самоваръ уныло кончаетъ свои послѣднія нотки. Въ гостиной, рядомъ со столовой, сидятъ на диванѣ супруги Рыбковскіе, едва освѣщенные отсвѣтомъ съ улицы, и наслаждаются выпавшими минутами покоя послѣ многотруднаго перваго дня Пасхи. Нина Павловна — въ капотѣ, супругъ — въ одномъ разстегнутомъ жилетѣ, по домашнему. Онъ съ наслажденіемъ затягивается сигарой и тяжело отдувается:
— Охъ Господи! Ну, и измучился я сегодня съ этими ужасными визитами! За грѣхи они намъ!
— А намъ, женщинамъ, хозяйкамъ, ты думаешь, легче? — замѣчаетъ Нина Павловна. — Принимать визитеровъ, мнѣ кажется, еще труднѣе, мучительнѣе!..
Изъ кухни доносятся голоса кухарки и горничной; по временамъ одна изъ нихъ напѣваетъ что-то тягучее, деревенское. Единственный пятилѣтній сынъ Рыбковскихъ, розовый, хорошенькій Кутуся, какъ прозвалъ онъ самъ себя, сидитъ у стола въ дѣтской и сосредоточенно рисуетъ пароходъ. Послѣ праздничныхъ хозяйскихъ подношеній вина, а главное своихъ, на собственныя деньги, пожилая няня дремлетъ на стулѣ около барченка и клюетъ покраснѣвшимъ носомъ. Въ передней раздается звонокъ.
— О, Господи! Вотъ наказанье! Кого это Богъ посылаетъ? — въ одинъ голосъ восклицаютъ супруги Рыбковскіе и спѣшатъ поскорѣе одѣться.
Горничная шуршитъ своей накрахмаленной юбкой и, предварительно выругавъ гостей, сладкимъ, радостнымъ голосомъ здоровается съ ними и приглашаетъ въ комнаты. Кутуся тотчасъ же бросаетъ рисованье и бѣжитъ къ гостямъ поздороваться и показываетъ праздничные подарки и яйца. Вскорѣ раздается второй звонокъ, за нимъ третій, и т. д.
Квартира освѣщается; по приказанію барина горничная уже разставляетъ ломберные столы: всѣ торопятся скорѣй за карты, будто хотятъ разговѣться послѣ великаго поста. Наконецъ, комната оглашается обычными возгласами: «пасъ», «пики», «безъ козырей», «три бубны» и т. д.
Кутуся долго бродитъ по комнатамъ, стоитъ и смотритъ около играющихъ; но все это не интересно, скучно. Онъ разъ пять входитъ въ дѣтскую и обращается съ различными вопросами къ нянѣ, но она только что-то мычитъ. Въ столовой свѣтло; посуда еще не убрана. Кутуся ковыряетъ пальцемъ ванильную пасху на пасхальномъ столѣ, жуетъ куличъ и вдругъ обращаетъ вниманіе на заглохшій самоваръ. Мальчуганъ дотрогивается до него, что-то думаетъ и плутовски улыбается.
— Постой-ка, я пожаръ устрою! — говоритъ онъ.
Дѣло въ томъ, что наканунѣ наискосокъ ихъ дома былъ пожаръ, и Кутуся отлично видѣлъ все, что продѣлывали пожарные при тушеніи.
— А изъ чего бы кишку-то сдѣлать? Развѣ изъ полотенца? Нѣтъ, это не хорошо. Постой… Да у мамы я видѣлъ… Настоящая… Къ какой-то банкѣ привязана!.. Дай-ка возьму…
Кутуся бѣжитъ въ освѣщенную голубымъ фонаремъ спальню, отрываетъ вставленную въ эсмархову кружку гуттаперчевую кишку, несетъ ее въ столовую и надѣваетъ на кранъ самовара. Затѣмъ онъ ставитъ къ самовару стулъ и садитъ на него спящаго тутъ же, въ столовой, толстаго сѣраго кота, надѣвъ ему на голову мѣдную канфорку. Котъ съ самоварной канфоркой на головѣ долженъ изображать пожарнаго. Мальчикъ повертываетъ кранъ и начинаетъ изъ кишки поливать буфетъ, а для изображенія дыма подбѣгаетъ къ плевательницѣ и швыряетъ изъ нея горстями песокъ по воздуху…
Дверь изъ корридора отворяется. Входитъ горничная.
— Пожаръ, пожаръ, Паша! — въ восторгѣ кричитъ Кутуся.
Та всплескиваетъ руками, заливается звонкимъ смѣхомъ и опрометью бѣжитъ въ дѣтскую.
— Няня! Няня! Поглядите-ка, что вашъ пожарный-то дѣлаетъ! — восклицаетъ она, бросаясь на нянину постель.
Няня вскакиваетъ и съ испугомъ крестится.
— Гдѣ пожаръ? Какой пожаръ?
Паша не можетъ отъ смѣха произнести ни слова. Нянька, со сна ничего не замѣтивъ въ столовой, подпрыгивая и покачиваясь, бѣжитъ прямо въ залу, къ господамъ. У нея растрепанное, обезумѣвшее лицо. Старуха таинственно направляется къ играющему въ карты барину и шепчетъ:
— У насъ неблагополучно: пожаръ внизу!
Послѣднія слова, которыя сопровождаются грохотомъ уроненнаго Кутусей со стола самовара и чайника, электрическимъ токомъ пробѣгаютъ съ одного стола на другой, и всѣ разомъ бросаются въ столовую.
Лампа коптитъ; самоваръ валяется на полу; полъ, буфетъ и стѣны залиты водой; котъ давно убѣжалъ и отряхивается подъ стуломъ. Кутуся, грязный, запыленный и мокрый, въ недоумѣніи стоитъ посреди столовой, готовый расплакаться. Пасхальный столъ съ испорченными закусками въ полномъ разрушеніи…