Поездка на «Крайний Восток» (Венюков)/РМ 1890 (ДО)

Поѣздка на «Крайній Востокъ»
авторъ Михаил Иванович Венюков
Опубл.: 1890. Источникъ: az.lib.ru

Поѣздка на «Крайній Востокъ». править

Пароходы компаніи Messagéries Franèaises, съ ихъ всегда многочисленнымъ и этнографически-пестрымъ населеніемъ, были уже мнѣ хорошо знакомы, а потому я нисколько не удивлялся, что на нашемъ «Мёрисѣ» была самая разнообразная и, по несчастію, многолюдная толпа. Цѣлые шесть дней пришлось чуть не задыхаться въ каютахъ, прежде чѣмъ высадиться въ Египтѣ. Меня судьба или, вѣрнѣе, пароходный ея представитель, комиссаръ, помѣстили въ одну каюту съ цѣлымъ обществомъ итальянскихъ и французскихъ тренеровъ, т.-е. торговыхъ агентовъ изъ Генуи, Милана, Ліона и Марсели, ѣхавшихъ въ Іокогаму покупать яички шелковичныхъ червей. Такъ какъ эти люди уже не разъ бывали въ Японіи и знали ее не по одной Іокогамѣ, то я сначала надѣялся много узнать отъ нихъ о современномъ состояніи этой страны, но ошибся: во всемъ, что не относилось до ихъ спеціальности, они были классически-невѣжественны. Грамотнѣе другихъ оказался нѣкто Шеврье, повѣренный и даже членъ одного торговаго дома въ Ліонѣ, и я избралъ его въ сосѣди по table-d’hôte’у, чѣмъ онъ, повидимому, былъ очень доволенъ, ибо считалъ меня сначала (благодаря бархатной жакеткѣ и ленточкѣ въ петлицѣ) за какого-то дипломатическаго агента, ѣдущаго на Востокъ съ тайными цѣлями. Въ самомъ дѣлѣ, зачѣмъ русскій путешественникъ на французскомъ пароходѣ, ѣдущемъ въ Японію? Какую отрасль человѣческой дѣятельности можетъ представить онъ, если не дипломатическую или военную? И, вѣроятно, бархатная жакетка ѣдетъ справиться: не наступилъ ли удобный моментъ для захвата Цу-симы или даже Іезо? Чтобы не быть оглашеннымъ за русскаго шпіона, я сказалъ моему ліонскому негоціанту, что собственно ѣду на Сахалинъ, чтобы видѣть, можно ли будетъ снабжать тамошнимъ углемъ японскіе и китайскіе порты, а до того полагаю посѣтить самые эти порты. Такъ какъ сообщеніе было сдѣлано по-секрету, чтобы не узналъ кто изъ англійскихъ или другихъ торговцевъ углемъ, то оно скоро стало общеизвѣстнымъ, и ему вѣрили, чѣмъ я былъ очень доволенъ, ибо въ обществѣ коммерсантовъ лучше всего ходить за крупнаго коммерческаго агента, если ужь нельзя за банкира.

Александрія, во время моей поѣздки, жила еще жизнью болѣе широкою, чѣмъ теперь, и считалась не только главнымъ портомъ Египта, но и первоклассною станціей для путешественниковъ, направляющихся изъ Европы, въ Азію, Африку и Австралію или обратно. Пристани и склады были завалены тюками, бочками, ящиками, мѣшками и пр.; цѣлый флотъ кораблей и особенно пароходовъ стоялъ въ гавани и дѣятельно разгружался или: грузился. На площади Мехмеда-Али, этомъ промышленномъ центрѣ города, поутру, до 8 часовъ, и вечеромъ, послѣ 4-хъ, толпились кучки купцовъ я совершались большія сдѣлки; Но уже близость Суэзскаго канала давала, себя чувствовать. Содержатели гостиницъ были особенно мрачно настроены и, въ предвидѣніи окончательнаго упадка транзита путешественниковъ черезъ Египетъ, кормили очень посредственно, хотя, напр., «Hôtel d’Angleterre», гдѣ большая часть пассажировъ «Мёриса» остановилась, издавна пользовался репутаціею отличнаго стола, съ винами изъ Европы и съ плодами изъ Индіи. Хозяинъ, впрочемъ, и не стѣснялся въ объясненіи причинъ, почему у него нынѣ обѣдъ хуже прежняго, хотя цѣны сохранились неизмѣнными, и я этому нисколько не дивился, ибо привыкъ ко взглядамъ и теоріямъ, европейскихъ торговцевъ на Востокѣ, которыхъ идеалъ всегда одинъ и тотъ же: въ пять, а много въ десять лѣтъ сколотить всѣми правдами, а особенно неправдами, капиталъ и потомъ возвратиться на родину, куда-нибудь въ Лондонъ, Марсель, Бременъ, Женеву, — для занятія «почетнаго положенія» оптоваго барышника, фабриканта, обсчитывающаго «европейскихъ куліевъ», директора компаніи, надувающаго акціонеровъ, или даже банкира, легально обворовывающаго всѣхъ и вся. Голландія, Бельгія, Швейцарія, отчасти Англія, Шотландія, Франція, прирейнская и приморская Германія, Миланъ, Генуя, Ливорно и пр. почти уже не имѣютъ другой аристократіи, какъ эта банда бывшихъ chevaliers d’industrie, откуда-нибудь изъ Леванта, изъ Индіи, изъ Китая, изъ отдаленныхъ европейскихъ колоній. Разныя Джардины, Матисоны, Форбесы, Кнопы, Гирши, Сасуны, Бравэ, сведенные Альфонсомъ Додэ къ одному типу «набаба», суть наиболѣе извѣстные представители этого разряда аристократовъ, а бывшее въ 1881 г. дѣло о поддѣлкѣ, въ Женевѣ, по заказу александрійскихъ и марсельскихъ финансовыхъ тузовъ, турецкой монеты на 13.000,000 франковъ даетъ вѣрное понятіе о путяхъ, которыми эти аристократы создаютъ свое "почетное"положеніе.

Въ маѣ мѣсяцѣ жары въ Египтѣ такъ велики, что днемъ никто не показывается на улицу, и даже поѣзды желѣзныхъ дорогъ съ европейскими путешественниками отправляются только вечеромъ, чтобы совершить переѣзды въ теченіе ночи. Такъ было и съ нами, причемъ мы имѣли случай, видѣть патріархальные порядки на египетскихъ линіяхъ, эксплуатируемыхъ, разумѣется, европейцами. На станціяхъ не было другаго освѣщенія, какъ желѣзныя коническія жаровни, насаженныя на палки и наполненныя горящими угольями и щепками. Ни одна ни имѣла буфета, и даже трудно было доставать свѣжую воду. Но это бы еще ничего: вѣдь, и въ европейской Турціи желѣзнодорожная обстановка немногимъ лучше. Но вотъ что уже оригинально. Оберъ-кондукторъ нашего, курьерскаго, поѣзда, замѣтивъ какъ-то въ степи огонекъ, двигавшійся изъ стороны въ сторону, догадался, что это, должно быть, какой-нибудь пассажиръ, опоздавшій на станцію, машетъ, чтобы привлечь на себя вниманіе. Немедленно поѣздъ былъ остановленъ среди дороги и въ одинъ изъ товарныхъ вагоновъ принятъ феллахъ, да не одинъ, а съ десятью-пятнадцатью баранами, которыхъ онъ гналъ въ Каиръ. Остановка для пріема этихъ случайныхъ путешественниковъ, разумѣется, потребовала минутъ десять времени; и вотъ, чтобы наверстать его, поѣздъ двинулся далѣе съ такою скоростью, что у всѣхъ щемило сердце. Вагоны прыгали и раскачивались справа налѣво, какъ не бываетъ этого даже въ Испаніи или у насъ, на дорогахъ гг. Полякова и Варшавскаго. Слетѣть съ плохо положенныхъ и крайне изъѣзженныхъ рельсовъ было чрезвычайно легко и мы провели un quart d’heure de Rabelais, прежде чѣмъ прибыли, кажется, въ Булакъ. Разумѣется, плату за провозъ феллаха и барановъ раздѣлили между собою европейскіе кондукторъ и машинистъ: они, вѣдь, тоже прибыли въ Египетъ не даромъ, а съ цѣлью сколотить капиталъ.

Но вотъ утро, и мы въ Суэзѣ. Жара становится нестерпимою, и нездоровыя испаренія поднимаются съ илистаго морскаго дна, обнаженнаго по случаю отлива. Въ ожиданіи маленькаго парохода, который долженъ перевезти насъ на большой, стоящій вдали, на рейдѣ, мы изнемогаемъ подъ навѣсомъ желѣзно-дорожной станціи и сосѣдней гостиницы, откуда часто приносятъ лимонадъ и другіе прохладительные напитки. Идутъ лѣнивые толки о переходѣ черезъ лежащую передъ нами грязь израильтянъ, подъ начальствомъ Моисея, о погибели погнавшагося за ними на колесницахъ фараона и о невозможности имѣть бѣглецамъ такую удачу теперь, когда между Африкою и Азіею есть Суэзскій каналъ, входъ въ который виднѣется вдалекѣ. Такъ какъ подобные толки, даже приправленные живымъ остроуміемъ, а тѣмъ болѣе сонливые, скоро надоѣдаютъ, то я вспоминаю, что Суэзъ — ворота въ тропическое пекло, и ухожу въ гостиницу надѣть фланелевую рубашку, эту защиту отъ солнечныхъ ударовъ и тропическихъ лихорадокъ. «Что это вы дѣлаете?» — спрашиваетъ меня неопытный, а потому удивленный Шеврье.

— Да вотъ возстановляю искусственно давно утраченную нами, подъ вліяніемъ цивилизаціи, естественную связь съ орангутангами и покрываю свою кожу шерстью, чтобы обезопасить себя отъ перемѣнъ тропической погоды и избѣжать солнечнаго удара или лихорадки вродѣ той, которую получилъ въ прошломъ году на Панамѣ и которая держала меня недѣли три между жизнью и смертью.

— Такъ фланель есть средство противъ этихъ невзгодъ?

— Всѣ говорятъ. Вы спросите вашихъ соотечественниковъ, тренеровъ: они, вѣдь, я думаю, тоже промѣняли полотнянныя рубашки на шерстяныя, какъ люди бывалые въ жаркихъ странахъ.

— Ахъ, Боже мой, а у меня нѣтъ фланели!…-- и Шеврье, подъ зонтикомъ отъ палившаго солнца, бросился въ Суэзъ, откуда часа черезъ полтора принесъ двѣ вязанныя шерстяныя фуфайки, чуть ли уже не бывшія въ носкѣ и слегка лишь помытыя, но обошедшіяся ему франковъ по тридцати каждая, тогда какъ въ Парижѣ цѣна имъ пять франковъ.

— Это вы что же разлеглись такъ неудобно — ноги выше головы?…-- спрашиваетъ онъ снова меня, — или это тоже гигіеническая мѣра противъ жаровъ? Вѣдь, вамъ должно быть очень неловко на такомъ креслѣ.

— Напротивъ, кресло отличное, и я вамъ совѣтую пріобрѣсти такое же: стоитъ всего три рупіи. — Кресло было изъ бамбука, съ длиннымъ сидѣньемъ или, точнѣе, лежаньемъ, выгнутымъ по серединѣ протяженія кверху, такъ что, разъ улегшись въ немъ и привязавъ самое кресло хоть къ борту парохода, можно было безопасно переносить качку, не рискуя быть выбитымъ изъ позиціи и даже не ощущая порыва на рвоту.

— Вотъ что значитъ опытность! Иду искать себѣ такое жъ сидѣнье. — Но въ продажѣ таковаго не оказалось болѣе, и Шеврье не разъ потомъ сожалѣлъ объ этомъ, пока не купилъ бамбуковаго же, но простаго кресла, кажется, у одного миссіонера, высадившагося въ Цейлонѣ.

Этотъ миссіонеръ былъ однимъ изъ курьезовъ нашего пароходнаго общества. Членъ базельскаго протестантскаго союза, онъ ѣхалъ въ Индію проповѣдывать христіанство тамульцамъ, языкъ которыхъ изучилъ и для которыхъ везъ цѣлый ящикъ печатныхъ евангелій и другихъ богословскихъ книгъ. Какъ истинный протестантскій моралистъ, онъ имѣлъ при себѣ и законную жену, а не бонну, какъ то дѣлаютъ католическіе монахи, патеры и даже епископы. Эта жена, въ ихъ брачномъ союзѣ, очевидно, составляла не половину, а, по крайней мѣрѣ, двѣ трети, если не цѣлыхъ три четверти. Вопреки апостолу Павлу, завѣщавшему женѣ бояться мужа, она держала своего супруга въ полномъ повиновеніи и не давала ему спуску. Еще на «Мёрисѣ» она сшила для него штаны изъ остатковъ легкой сѣренькой шерстяной ткани, которая, главнымъ образомъ, была употреблена на широчайшую юбку для нея самой. Штаны были коротки и бѣдный пасторъ подвергался громкимъ насмѣшкамъ. Шеврье особенно потѣшался надъ нимъ, благо почтенный проповѣдникъ базельской морали и протестантскихъ догматовъ былъ его vis-а-vis за обѣдомъ.

Шеврье, впрочемъ, преслѣдовалъ своими забавными выходками не одного протестантскаго пастора, но и вообще патеровъ, которыхъ на «Камбоджѣ», по обыкновенію всѣхъ французскихъ океанскихъ пароходовъ, было не мало. Одинъ изъ этихъ патеровъ, ѣхавшій на островъ Реюньонъ, усердно ухаживалъ за молоденькою вдовушкой, отправлявшеюся съ маленькимъ сыномъ туда же. Барыня хотя и скучала отъ этихъ приставаній, но, имѣя въ виду, съ одной стороны, спасеніе души въ будущей жизни при посредствѣ молитвъ и отпущенія кюрэ, а съ другой — неизбѣжность дальнѣйшаго плаванія съ нимъ въ гораздо менѣе разнообразномъ обществѣ отъ Адена до самаго своего острова, не прогоняла отъ себя. Шеврье тотчасъ прикинулся влюбленнымъ въ нее, и такъ какъ онъ былъ моложе, красивѣе и умнѣе патера, то возбудилъ въ послѣднемъ злобу ревности, въ самой же вдовушкѣ — привѣтливое вниманіе. Разъ онъ сидѣлъ около нея и городилъ такіе jolies petites blagues, что вдовица, несмотря на трауръ, хотя и сдержанно, но искренно хохотала. Это взбѣсило патера, и онъ тотчасъ же сѣлъ съ другой стороны заблудшей овцы своего стада и началъ какую-то скучную мораль. Тогда Шеврье отодвинулся отъ искусительницы и, облокотясь о столъ, принялъ крайне унылый, задумчивый видъ, почти какъ человѣкъ, у котораго болятъ зубы или, по крайней мѣрѣ, которому измѣнила жена.

— Что съ вами, monsieur Шеврье? Вы такъ печальны; ужь не заболѣли ли чѣмъ? — спросилъ его я, слабо догадываясь, въ чемъ дѣло. — Или, быть можетъ, вспомнили что-нибудь грустное?

— Ахъ! — отвѣчалъ онъ, — какъ же мнѣ не печалиться? Вѣдь я, съ небольшимъ лишь въ двадцать лѣтъ, — сирота.

Et ma mère est enterrée

Dans le jardin de monsieur le curé.

Это двустишіе онъ произнесъ речитативомъ, съ такою, свойственною лишь парижскимъ гамэнамъ, ироніею, что всѣ присутствовавшіе, не исключая и вдовушки, покатились со смѣху, а патеръ вскочилъ отъ бѣшенства и скрылся въ каюту, откуда и вышелъ лишь черезъ часъ, съ молитвенникомъ въ рукахъ.

Эти веселыя шалости не совсѣмъ, конечно, согласныя съ строгими правилами салонныхъ приличій, — какъ всякіе plasenteries gauloises, — даютъ мѣрку одушевленной вольности французскаго общества, въ противуположность напускной, чопорной важности англичанъ. Какая разница тона на «Камбоджѣ» и на какомъ-нибудь пороходѣ Fand O. Company, гдѣ люди дуются и скучаютъ цѣлую недѣлю, чтобы въ воскресенье, подъ предводительствомъ капитана въ мундирѣ, читать Библію и распѣвать, по молитвеннику, псалмы, переведенные на англійскій языкъ плохими стихами! Не потому ли эти святоши ex-officio, эти фарисеи религіи cant' а такъ грубо-эгоистичны въ жизни? Считая преступленіемъ шутку на словахъ, не занимаются ли они на дѣлѣ травлею новозеландцевъ собаками, отравленіемъ китайцевъ опіумомъ и вымогательствомъ, вооруженною рукой, контрибуцій, гдѣ только можно? Вѣдь, имъ съ совѣстью примириться очень легко: для этого не нужно даже платить пастору за исповѣдь, какъ у католиковъ. Взялъ Prayer-book, пропѣлъ псаломъ — и дѣло кончено.

Относительно лицемѣрной «гуманности» англичанъ, которую они такъ любятъ выставлять на видъ, цитируя имена Уильбельфорса, Говарда, Пибоди, но забывая Уорренъ-Гастингса, Клейва и друг., я имѣлъ случай, во время моей поѣздки на Востокъ, узнать любопытный и малоизвѣстный фактъ. Мнѣ говорили про объявленіе въ мѣстной аденской газетѣ, сдѣланное однимъ капитаномъ изъ англійской флотиліи, крейсирующей у восточныхъ береговъ Африки, который, по случаю отъѣзда въ Европу, продавалъ съ аукціона свое мѣсто, заявляя, что оно приносить столько-то годоваго дохода. Дѣло въ томъ, что, для возбужденія охоты къ крейсерству, англійское правительство уплачиваетъ преміи капитанамъ и экипажамъ тѣхъ судовъ, которыя изловляютъ арабскихъ негроторговцевъ во время перевозки моремъ «живаго груза». Эти преміи, по закону, пропорціональны: 1) числу освобожденныхъ невольниковъ и 2) величинѣ пойманнаго судна, но, въ дѣйствительности, всегда больше легальныхъ. Для достиженія послѣдняго результата капитаны крейсеровъ поступаютъ такъ: поймавъ негроторговца, они топятъ его корабль, показавъ въ протоколѣ тонновую вмѣстимость его больше дѣйствительной; это, слѣдовательно, обманъ казны[1]; но онъ далеко еще не опредѣляетъ своими размѣрами дѣйствительныхъ доходовъ крейсерскихъ капитановъ и ихъ подчиненныхъ. Весь вещевой и часто товарный грузъ утопленнаго ими корабля идетъ въ ихъ пользу и продается въ Аденѣ, Занзибарѣ или одномъ изъ портовъ Аравіи, Персіи и даже Индустана. Но и это еще не все. «Гуманизмъ» англичанъ не позволяетъ имъ высаживать освобожденныхъ невольниковъ на африканскомъ берегу, гдѣ-нибудь по близости ихъ родины, гдѣ будто бы они опять непремѣнно попадутъ въ рабство. Живой товаръ везется въ Бомбей или Мадрасъ и тамъ поступаетъ на сахарныя, кофейныя или хлопковыя плантаціи, хотя и подъ именемъ свободныхъ людей, но, въ дѣйствительности, какъ закрѣпощенная за очень низкую плату толпа рабовъ. За эту услугу плантаторамъ, изъ англичанъ и шотландцевъ, крейсерскіе капитаны получаютъ отъ нихъ также плату, по стольку-то съ головы. Вотъ онъ и гуманизмъ!

Впрочемъ, что говорить о подвигахъ отдѣльныхъ лицъ и сословіе, когда англійское правительство не церемонится нарушать самыя общепринятыя правила нравственности, чести и даже положительнаго международнаго закона, если, ему это выгодно! Вотъ мы проходимъ островъ Перимъ, командующій Бабъ-эль-Мандебскимъ проливомъ. Въ 1856 году на парижскомъ конгрессѣ Англія особенно настаивала на нерушимой цѣлости Оттоманской имперіи, а въ 1861 году, среди полнаго мира съ Турціею и не спросясь никого изъ соподписчиковъ договора, взяла и завладѣла Перимомъ, т.-е. одною изъ важнѣйшихъ стратегическихъ мѣстностей не только Турціи, но и цѣлаго свѣта. Теперь на островѣ сооружено сильное укрѣпленіе, и надъ нимъ развѣвается британскій флагъ; на стѣнахъ виднѣются орудія большаго калибра, могущія обстрѣливать обѣ части пролива — азіатскую и африканскую. Гарнизонъ, въ совершенно мирное время, впрочемъ, не великъ: всего 200 человѣкъ, но онъ можетъ быть при нуждѣ усиленъ до 1,000 и даже болѣе изъ Адена. Недержутъ англичане сильнаго гарнизона на Перинѣ, во-первыхъ, потому, что служба тамъ убійственна для людей, ибо на островѣ нѣтъ ни малѣйшей тѣни, да и вообще растительности и даже воды для питья; во-вторыхъ, потому, что все потребное для гарнизона — пищу, одежду, топливо, посуду, мебель и проч. — нужно привозить издалека, часто изъ самой Англіи, ибо сосѣднія Африка и Аравія не въ состояніи доставить почти ничего, потребнаго европейцамъ. Забавно было, что наполеоновская Франція тоже хотѣла командовать южнымъ выходомъ изъ Краснаго моря и создала было тамъ станцію для судовъ или даже портъ, котораго, впрочемъ, никто не посѣщалъ, не исключая и пароходовъ Messageries Impériales Franèaises. Только при Тьерѣ, послѣ разгрома 1871 г., эта императорская затѣя была оставлена, но не надолго, ибо теперь французы снова основались на прибрежьѣ Аденскаго залива, на этотъ разъ южномъ, африканскомъ, именно въ Обокѣ. Но если спросить ихъ: зачѣмъ? — то они отвѣтятъ, что и сами не знаютъ. Кажется, начали ссылать туда изъ Алжира особенно важныхъ преступниковъ, которыхъ, однако, нельзя подвести подъ гильотину. Только содержаніе каждаго такого ссыльнаго стоитъ дороже, чѣмъ у насъ на Сахалинѣ, — ergo, наказываемымъ является государство, т.-е. честные плательщики податей. Иные товорятъ, и авторъ Колоніальной Франціи, Рамбо, между ними, что Обокъ, съ его бухтой Таджурой, въ случаѣ большой морской войны, будетъ хорошею продовольственною станціей, гдѣ французскіе военные корабли въ состояніи будутъ находить съѣстные припасы и уголь, причемъ ссылаются на то, что въ 1870 году Аденъ былъ запертъ для французскихъ военныхъ судовъ; но этотъ доводъ возбуждаетъ улыбку. Какія же французскія эскадры будутъ плавать въ Красномъ морѣ и Аденскомъ заливѣ, если Англія запретъ Суэзскій каналъ и Бабъ-эль-Мандебскій проливъ, и неужели французы не догадаются, что при первомъ разладѣ ихъ не только съ Англіею, но и съ Германіею, отъ Обока не останется ничего, кромѣ развалинъ? Толкуютъ еще о мирной торговой колоніи; но съ кѣмъ же тамъ торговать?…

Мы шли отъ Суэза до Адена пять съ половиною сутокъ, ужасныхъ сутокъ, ибо майскіе жары были невыносимы. Уже на другой день послѣ нашего выхода изъ суэзскаго порта одинъ пассажиръ, выглядывавшій изъ-подъ тента на вершины Синая, былъ убитъ солнечнымъ ударомъ. Это произвело на всѣхъ тяжелое впечатлѣніе, которое нисколько не разсѣялось съ выходомъ изъ Суэзскаго залива въ открытое море. Напротивъ, истома отъ жары только усиливалась съ движеніемъ парохода къ югу. Мы не видѣли болѣе береговъ, но мы чувствовали сосѣдство раскаленныхъ африканскихъ и аравійскихъ пустынь. Около полудня воздухъ такъ нагрѣвался, что пароходная дымовая тяга замѣтно ослабѣвала, и мы шли тише, несмотря на совершенно спокойное море. Тентъ поливали водою раза три въ день, и все же солнце пропекало сквозь него, несмотря на то, что онъ былъ двойной: это, вѣдь, было не осеннее, а майское солнце, которое уже на параллели Мекки являлось у насъ, въ полдень, почти въ зенитѣ. Трудно понять, какъ древніе, съ ихъ отсутствіемъ паровыхъ двигателей, могли плавать по Красному морю, гдѣ безвѣтріе есть обыкновенное состояніе атмосферы, по крайней мѣрѣ, въ теченіе большей половины года. И не случайно, что потребность въ Суэзскомъ каналѣ была сознана не ранѣе какъ по развитіи пароходства: вѣдь, если бы каналъ и былъ прорытъ, наприм., въ XVIII вѣкѣ, то пользы отъ него было бы мало. Парусное судоходство по Красному морю оставалось бы чистымъ мученіемъ, медленною пыткой, а, слѣдовательно, не могло бы составить серьезнаго противника плаванію вокругъ мыса Доброй Надежды.

Съ выходомъ изъ Адена въ Индѣйскій океанъ обстоятельства измѣнились къ лучшему: термометръ упалъ, и мы вздохнули свободнѣе; но не надолго. Не то, чтобы насъ встрѣтилъ одинъ изъ циклоновъ, которые налетаютъ порою въ Аденскій заливъ съ востока и которыхъ теорію недавно изложилъ адмиралъ Клуэ; но за Сокоторою, которую мы видѣли издали, неудобства жары и безвѣтрія смѣнились неудобствами сильной боковой и даже діагональной качки парохода отъ свѣжаго муссона. Постепенно крѣпчая, онъ, наконецъ, на меридіанѣ Мальдивскихъ острововъ достигъ такой силы, что волны ходили у насъ черезъ палубу, и въ одну прескверную ночь четырехъ пассажировъ снесло ими за бортъ. Я тоже рисковалъ быть унесеннымъ въ море и тою же самою волной, но отдѣлался душемъ изъ соленой воды, которая забралась мнѣ въ ротъ, въ носъ и въ уши, но не оторвала меня отъ палубы, потому что я крѣпко держался за каютную дверь. Когда-то человѣчество дойдетъ до устройства судовъ, въ которыхъ бы внутренность не слѣдила за раскачиваніями наружнаго корпуса корабля, чтобы избавить путешественниковъ отъ мученій качки и риска летать въ море съ палубы, гдѣ приходится оставаться за невозможностью жить въ духотѣ каютъ? Впрочемъ, попытка была уже сдѣлана Бессемеромъ; да только, послѣ случайной неудачи; естественной при первомъ начинаніи, она не вызвала подражанія… Еще бы! Вѣдь, всѣмъ пароходнымъ компаніямъ пришлось бы тогда или бросить свои теперешнія суда, или передѣлать ихъ, т.-е. лишиться года на два-три доходовъ въ пользу нововводителей. Эта то же явленіе, что нынѣ совершается въ мірѣ газовыхъ обществъ, при ихъ борьбѣ съ электрическимъ освѣщеніемъ; но тутъ скорая побѣда свѣта надъ тьмой вѣроятнѣе, потому что превосходство перваго очевиднѣе для народныхъ массъ.

Съ особымъ удовольствіемъ наше пароходное общество увидѣло Цейлонъ, обрисовавшійся сначала какъ густое облако на горизонтѣ. Кажется, ужъ на что хуже порта Point-de-Galle, съ его вѣчною толчеей воды отъ. приливовъ, отливовъ и вѣтра, а всѣ были рады отдохнуть хоть немногоотъ качки. Разумѣется, всѣ, посѣщавшіе городокъ въ первый разъ, немедленно отправились осматривать окрестности, т.-е. пальмовые лѣса, рисовыя поля, буддійскій храмъ, бунгалоу (ферму) какого-то шотландца, ботаническій садъ съ чувствительными мимозами и проч. Были даже простодушные новички, которые занимались покупкою за два шиллинга, если не за два соверена, «золотыхъ» перстней съ большими «корундами и сафирами», будто бы находимыми и обдѣлываемыми на Цейлонѣ. Я предпочелъ осмотрѣть казармы солдатъ, замѣчательныя по обилію и свѣжести въ нихъ воздуха, да укрѣпленія города; а потомъ отправился пообѣдать въ дорогую, но посредственную «Восточную» гостиницу, и, наконецъ, уже поѣхалъ на прогулку за городъ, по береговой дорогѣ на Коломбо. Какъ извѣстно, эта мѣстность пользуется славой одного изъ «уголковъ земнаго рая», и въ самомъ дѣлѣ, море, пышная растительность и поразительная красота и статность молодыхъ сингальцевъ (особенно происшедшихъ отъ помѣси съ португальцами) способны напоминать объ эдемѣ. Только и тутъ не обходится безъ misères humains: на каждомъ пальмовомъ деревѣ путникъ, возмечтавшій о раѣ, видитъ вѣнкообразную связку сухихъ листьевъ, окружающихъ стволъ на высотѣ нѣсколькихъ аршинъ. Если воръ полѣзетъ на дерево за кокосами, то шелестъ обламываемаго имъ сухаго вѣнка разбудитъ хозяевъ, которые обыкновенно живутъ неподалеку въ убогой хижинѣ.

За то, несомнѣнно, тамъ не было и такого шоссе, какъ дорога въ Коломбо: это — гордость англійской цивилизаціи. Проѣзжая по нему, я не разъ спрашивалъ себя: отчего же у насъ нѣтъ подобнаго вдоль Амура, гдѣ, кажется, въ камнѣ недостатка нѣтъ, да и въ ссыльныхъ тоже? Вѣдь, мы нашу колонизацію Пріамурья начали тѣмъ, что сослали туда, по государственнымъ соображеніямъ, генерала Сухозанета, 15,000 штрафныхъ солдатъ. Отчего бы не употребить ихъ на постройку дороги отъ Стрѣтенска до Благовѣщенска, вмѣсто того, чтобы дѣлать изъ нихъ «сынковъ» въ козачьихъ семьяхъ, которыя отъ нихъ разорялись? Вѣдь, будь у англичанъ 15,000 конвиктовъ, они бы съ первыхъ же годовъ сдѣлали любую занятую ими страну удобообитаемою, удобопроѣздною, а мы не догадались… Зато, видите ли, у насъ на Сахалинѣ есть не только желѣзная дорога, но и тоннель, сооруженные такими же ссыльными; есть уже роскошь, а не то, что необходимость. Только вотъ горе: ѣздить по этимъ чугункѣ и тоннелю некому и возить нечего. Эѣо просто забава для начальства, устроенная каторжными ради практики въ работахъ, такъ какъ другихъ не имѣется… Будемъ, впрочемъ, надѣяться, что въ XX столѣтіи дороги въ Амурскомъ краѣ возникнутъ, если не такія великолѣпныя, какъ на Цейлонѣ, то хоть такія, какъ въ Костромской губерніи: вѣдь, и такихъ еще нѣтъ!

Въ Point-de-Galle мы распрощались съ частью нашихъ спутниковъ, направлявшихся кто въ Коломбо и Канди, кто въ Пондишери, Мадрасъ и Калькуту, а кто и въ Австралію. На пароходѣ стало просторнѣе и оттого плаваніе поперекъ Бенгальскаго залива и Малакскимъ проливомъ было самымъ пріятнымъ. Молодежь только жалѣла объ отъѣздѣ двухъ очень красивыхъ дамъ, которыя хотя имѣли билеты втораго класса, но всегда какъ-то умѣли уставлять свои кресла на палубѣ такъ, что ихъ можно было считать за первоклассныхъ. Обману содѣйствовало и то, что всѣ первоклассные денди усердно окружали эти два блестящія свѣтила… конечно, изъ полусвѣта. Ѣхали онѣ въ Австралію, потому что тамъ, на проселочномъ пути и между богатыми золотопромышленниками и овцеводами, услуги ихъ цѣнятся выше, чѣмъ на большой дорогѣ черезъ Сингапуръ, Гонъ-Конгъ и проч., гдѣ живутъ, главнымъ образомъ, знающіе цѣну деньгамъ торговцы. Очень жаль, что нѣтъ спеціальнаго трактата о постепенномъ разселеніи этой породы по земной поверхности, подобнаго тѣмъ многочисленнымъ монографіямъ о кофе, сахарѣ, табакѣ, овцахъ, лошадяхъ и другихъ культурныхъ растеніяхъ и животныхъ, которыя сведены въ поучительныя цѣлыя Декандолемъ, Гризебахомъ и Уоллесомъ. Какъ любопытный, по своеобразности, фактъ изъ будущей естественной исторіи Cameliae Europaensae, замѣчу, что этому цвѣтку запрещено появляться въ Батавіи и вообще въ Нидерландскихъ колоніяхъ Малайскаго архипелага. И это не потому, чтобы отеческое правительство короля-акціонера и его пуританскихъ совѣтниковъ боялось за нравственную гибель молодыхъ голландскихъ чиновниковъ и прикащиковъ на Явѣ и Целебесѣ, а потому, что нужно спасти бѣлую расу отъ упрековъ въ безнравственности со стороны малайцевъ, имѣющихъ на вѣки-вѣковъ пребывать илотами амстердамскихъ, гагскихъ и роттердамскихъ спартанцевъ. Фактъ годится, пожалуй, и въ исторію того, что англичане называютъ the Christian civilisation Востока.

Всякому проѣзжавшему Малакскимъ проливомъ извѣстно явленіе почти непрерывныхъ и очень яркихъ молній безъ грома, т.-е. зарницъ, которыми блестятъ обѣ стороны горизонта, восточная и западная, иногда одновременно, иногда поперемѣнно, черезъ промежутки въ нѣсколько секундъ и даже минутъ. Чѣмъ объясняется это явленіе? Нахожденіемъ пролива между двухъ частей тропической суши? Однако, въ Бабъ-эль-Мандебскомъ проливѣ, который лежитъ всего подъ 13° широты, эти зарницы совсѣмъ неизвѣстны. Значитъ, для ихъ образованія нужна еще влажность атмосферы, которой недостаетъ странамъ, сосѣднимъ Периму. Совершенно вѣрно; ну, а потомъ? какъ же, все-таки, объяснить эти непрерывные электрическіе разряды, которые освѣщаютъ небо каждую ночь, изо дня въ день и изъ года въ годъ? Справляюсь съ сочиненіемъ о Метеорологіи Мона, съ Климатами земли Воейкова, и не нахожу ничего въ отвѣтъ. Знаменитый норвежскій физикъ даже говоритъ, что для грозъ и молній въ тропическомъ поясѣ настоящее время — часы, слѣдующіе за полднемъ, а вовсе не ночь. Да и въ Малайскомъ проливѣ мы видимъ не грозы, сопровождаемыя вѣтромъ и дождемъ, а зарницы, сверкающія въ совершенно тихое и сухое время, т.-е. совсѣмъ безъ дождя. Только воздухъ влаженъ, что и естественно въ приморскихъ странахъ экваторіальнаго пояса; но и тутъ можно сказать: а вотъ въ Антильскомъ архипелагѣ и у Панамскаго перешейка воздухъ тоже влаженъ и жары не менѣе, чѣмъ въ Сингапурѣ или Малаккѣ, но непрерывныхъ ночныхъ зарницъ тамъ нѣтъ. Вообще, жаль, что тропическая метеорологія плохо еще изучена; а, между тѣмъ, вѣдь, тропическій поясъ есть лабораторія погоды для всего земнаго шара, гдѣ, притомъ, всякаго рода метеорологическіе процессы совершаются съ особою силой. Пора въ земной физикѣ и въ теоріи электричества перестать играть словами: электровозбудительная сила, индукція, полярность, потенціалъ и проч., вовсе ничего необъясняющими. Частичную физику сюда, механическую теорію молекулярныхъ движеній и особенно сотрясеній, да массу ежечасныхъ наблюденій надъ подобными сотрясеніями въ воздухѣ и парахъ! Для такихъ наблюденій Малакскій проливъ особенно выгоденъ.

По мѣрѣ приближенія къ Сингапуру общее вниманіе пароходной публики къ окружавшей насъ экваторіальной природѣ возростало. Всѣ бросили свои обычныя занятія: дамы — шитье, вязанье, чтеніе книгъ и музыку на плохомъ роялѣ, мужчины — игру въ дискъ, писанье писемъ и дневниковъ, козырянье за зеленымъ столомъ и пр.; всѣ толпились на палубѣ и любовались живописнымъ видомъ архипелага мелкихъ острововъ, которые окружаютъ сингапурскій рейдъ съ запада.

— Хорошъ ли видъ самого Сингапура? — спрашиваетъ меня Шеврье.

— Не дуренъ, — отвѣчаю я, — но сегодня мы его не увидимъ съ моря, потому что пароходъ остановится не доходя до города, въ узкомъ проливѣ, гдѣ находится пристань борнеоской компаніи.

— Какъ же быть, чтобы увидѣть городъ, побывать въ немъ?

— Очень просто: взять на пристани дрожки съ зонтикомъ и ѣхать туда. А есть ли у васъ деньги для расплатъ съ извощикомъ и въ лавкахъ, гостиницѣ и т. п.? Здѣсь, вѣдь, проходитъ монетный первый меридіанъ, и что годилось западнѣе его, то не годится восточнѣе.

— Какъ это такъ?

— Да очень просто. На западъ отсюда, до Антлантическаго океана, — пестрая республика фунтовъ стерлингъ, франковъ, талеровъ, гульденовъ, рублей, кронъ, піастровъ, рупій и пр.; отсюда же на востокъ, черезъ весь Великій океанъ и Америку, — царство одного доллара, да, притомъ, въ Азіи почти исключительно мексиканскаго. Вы видите, что это царство занимаетъ едва ли не больше мѣста на землѣ, чѣмъ всѣ франковыя и піастровыя республики и монархіи вмѣстѣ.

— Какъ это удобно! Отчего бы, наконецъ, и всѣмъ не принять этого монетнаго царя?

— Да, конечно, отчего бы? Но, что бы тогда дѣлали мѣнялы, банкиры, жиды, индусы, китайцы и другіе благодѣтели человѣчества, торгующіе деньгами?

— Гдѣ же здѣсь найти долларовъ и сколько они стоятъ?

— Найдете на самой пароходной пристани, но только остерегитесь: огромная масса фальшивыхъ. Въ самомъ Сингапурѣ, въ Шанхаѣ и особенно въ Гонъ-Конгѣ ихъ фабрикуютъ въ большомъ количествѣ. Если у васъ французское золото, то поберегите его до Сайгона: тамъ банкъ мѣняетъ наполеондоры на піастры почти безъ лажа.

Мы провели въ Сингапурѣ уставныя сутки, побывали вездѣ, гдѣ обыкновенно бываютъ туристы, т.-е. въ ботаническомъ саду, въ китайскихъ лавкахъ, въ европейской гостиницѣ и пр., и, наконецъ, отправились далѣе, сдѣлавъ запасъ мангустановъ, этого «райскаго» плода, который по вкусу, конечно, превосходитъ всѣ другія произведенія растительнаго царства я, къ сожалѣнію, ростетъ только въ самомъ сосѣдствѣ экватора. Ни одна европейская оранжерея, ни одинъ ботаническій садъ умѣреннаго пояса не воспитываютъ мангустановъ, да и въ самомъ жаркомъ поясѣ ихъ можно найти только на полуостровѣ Малаккѣ и сосѣднихъ Зондскихъ островахъ. Даже на Цейлонѣ, 7° шир., ихъ нѣтъ. Разумѣется, послѣ сингапурской остановки послѣдовала обычная перемѣна нѣсколькихъ пассажировъ, то-есть одни съѣхали съ парохода, другіе прибыли на него. Въ числѣ послѣднихъ былъ одинъ богатый китаецъ, откупившій для себя одного цѣлую каюту въ первомъ классѣ, впрочемъ, только до Сайгона, что не особенно дорого. Высокій ростомъ, довольно тучный, съ большими, наблюдательными глазами, щегольски одѣтый во все бѣлое, не только надушенный парижскими ароматами, но и умытый парижскимъ мыломъ, съ огромнымъ брилліантомъ на перстнѣ, онъ немедленно обратилъ на себя вниманіе всѣхъ, тѣмъ болѣе, что порядочно говорилъ по-французски. «Кто это такой?» — А это откупщикъ опіума въ Сайгонѣ. Французское правительство, соблазнясь тѣмъ, какой доходъ извлекаютъ англичане изъ продажи остъ-индскаго опіума въ Китай, развело и у себя, въ Кохинхинѣ, опіумныя плантаціи. Китаецъ — оптовый скупщикъ этого опіума, нѣчто вродѣ бомбейскаго Сасуна, и, разумѣется, очень богатъ. Одной пошлины съ вывозимаго имъ товара поступаетъ въ сайгонскую таможню около двухъ милліоновъ франковъ.

— Браво! Вотъ такъ гуманизмъ, на этотъ разъ уже французскій, а не британскій, и тѣмъ болѣе гнусный, что въ Европѣ французы постоянно укоряютъ англичанъ за отравленіе китайцевъ опіумомъ…Гдѣ капитанъ S.?…

Господинъ S. на палубѣ, тоже интересуется китайскимъ откупщикомъ и готовъ бы порицать и его, и свое правительство; но position oblige. Онъ, вѣдь, только что назначенъ временнымъ начальникомъ французской эскадры въ японскихъ и китайскихъ водахъ и, слѣдовательно, при случаѣ, долженъ будетъ своими кораблями и даже, пожалуй, пушками служить интересамъ откупщика, отравителя соотечественниковъ. Но такъ какъ онъ прежде не разъ выражалъ мнѣ свое негодованіе на торговлю опіумомъ, то я безъ церемоніи спрашиваю его: что думаетъ онъ въ данномъ случаѣ?

— Видите ли, — отвѣчаетъ онъ, къ чести его, сильно сконфузившись, — въ первые годы утвержденія нашего въ Кохинхинѣ доходы колоніи были такъ малы, что правительство склонилось на представленіе губернатора допустить разведеніе мака въ этой странѣ, запретивъ, впрочемъ, продавать опіумъ дома (о, бюрократическая наивность!), а только на вывозъ, для чего отдало послѣдній въ руки монополиста, отвѣтственнаго за соблюденіе условія. Потомъ уже трудно было разрушить разъ установленное…

— Въ особенности, когда оно даетъ два милліона въ казну, — замѣчаетъ какой-то еврей изъ Гамбурга или Фрункфурта, уже не разъ попрекавшій французовъ не только захватомъ Кохинхины, но и разграбленіемъ Пфальца въ XVII вѣкѣ, когда, повидимому, прирейнскіе евреи понесли большія потери.

Я заминаю бесѣду, очевидно, готовую перейти въ колкости и непріятную для будущаго французскаго адмирала. Вѣдь, грубый intrus изъ Германіи могъ бы эдакъ добраться и до грабежа французами китайскаго дворца Юань-минъ-юань, доставившаго столько интересныхъ вещицъ всегда вѣрной себѣ шайкѣ бонапартовскихъ воротилъ, очень вліятельныхъ во французскомъ обществѣ.

Въ Сайгонѣ монополиста-китайца встрѣтили съ почетомъ его друзья не только изъ «небесныхъ», т.-е. изъ его соотечественниковъ, но и изъ простыхъ смертныхъ, въ европейскихъ костюмахъ. Видно, что онъ — особа. Да ему принадлежитъ и самый огромный домъ въ городѣ, отчасти занимаемый полицейскою префектурой. Эта префектура, монастырь, арсеналъ и губернаторскій домъ составляютъ, такъ сказать, редюиты европейской цивилизаціи, введенной французами въ Сайгонѣ и вообще въ Кохинхинѣ… если не считать жандармеріи, казармъ, отдѣленія учетной конторы (парижскаго банка) и большихъ магазиновъ для склада товаровъ, остающихся, впрочемъ, пустыми и населенныхъ огромнымъ множествомъ крысъ. Дѣятельный, торговый элементъ населенія, китайцы, поселились въ сторонѣ, верстъ за семь, въ посадѣ Шо-лонѣ, гдѣ мы наблюдали ихъ муравейникъ; а въ самой столицѣ французской Кохинхины остались нѣсколько тысячъ аннамитовъ, въ соломенныхъ хижинахъ, да нѣсколько десятковъ французскихъ авантюристовъ, содержащихъ кофейныя, цирульники плохія лавки съ гнилыми и бракованными европейскими товарами, продаваемыми, разумѣется, по дорогимъ цѣнамъ. Есть еще въ городѣ матросы, живущіе на старыхъ, разснащенныхъ корабляхъ, среди рѣки, и морскіе солдаты, обитающіе въ баракахъ; затѣмъ таможенные досмотрщики, крейсирующіе на паровыхъ катерахъ, по водѣ, и жандармы, важно расхаживающіе по сушѣ, измѣряя каждаго встрѣчнаго глазами, чтобы рѣшить вопросъ: слѣдуетъ или нѣтъ схватить этого прохожаго за шиворотъ и представить начальству? Болѣе ничего нѣтъ… Какая разница съ великолѣпнымъ Гонъ-Конгомъ, который, однако же, построенъ на голомъ, скалистомъ островѣ, а не среди большой и плодороднѣйшей въ мірѣ равнины!

Я старался узнать, что сдѣлано французами для умственнаго развитія по-своему, впрочемъ, образованныхъ аннамитовъ, для ихъ сближенія съ европейцами; но оказалось, что очень немного. Во-первыхъ, одинъ изъ губернаторовъ предписалъ имъ, — и это предписаніе я самъ читалъ въ мѣстной оффиціальной газетѣ, — строить дома по планамъ и не иначе, какъ съ разрѣшенія начальства, какъ у насъ было при Клейнмихелѣ; во-вторыхъ, для нихъ заведены были двѣ-три школы, гдѣ обучали католическому катехизису и исторіи меровинговъ. Одна, впрочемъ, назначалась и для приготовленія переводчиковъ, необходимымъ французскимъ администраторамъ изъ морскихъ офицеровъ и родственниковъ бюрократіи министерства колоній въ Парижѣ, но она плохо преуспѣвала. Завоеватели сердятся, что трудно «цивилизовать» аннамитовъ, которые-де заражены конфуціанствомъ и предпочитаютъ китайскую грамотность европейской: монахи и патеры особенно недовольны. Полицейская жилка французовъ еще трепещетъ негодованіемъ, когда аннамиты, во избѣжаніе подушныхъ налоговъ, цѣлыми сотнями записываются въ реестры населенія подъ однимъ именемъ, которое, притомъ, для нихъ ничего не значитъ, ибо они мѣняютъ, его разъ пять въ жизни: при замѣнѣ молочныхъ зубовъ настоящими, при достиженіи половой зрѣлости, при женитьбѣ, при назначеніи на какую-нибудь должность и пр. Французскіе офицеры и чиновники откровенно сознаются, что выведи сегодня правительство изъ Сайгона войска, завтра отъ французскаго господства не останется и слѣда, пожалуй, однѣ насмѣшки.

А поводовъ къ послѣднимъ не мало. Я уже не говорю о меровингахъ и катехизисѣ, преподаваемомъ послѣдователямъ Конфуція; это — дѣло, надъ которымъ потѣшаются и сами французы, не монахи и не патеры. А вотъ, наприм., администрація и торговля — занятія серьезныя и которыя европейскіе цивилизаторы не прочь бы монополизировать, чтобы показать азіатамъ, какъ ихъ нужно вести. Случилось разъ, что китайцы изъ Шо-лона вывезли съ сайгонскаго рынка весь свободный рисъ, и адмиралу-губернатору стало нечѣмъ кормить солдатъ и матросовъ. Какъ тутъ быть? Въ странахъ, управляемыхъ не бюрократически, дѣло было бы устроено просто: собрался бы мѣстный правительственный совѣтъ, розыскалъ бы сосѣдній рынокъ, гдѣ есть въ продажѣ рисъ, и послалъ бы туда покупщиковъ съ тѣми самыми деньгами, которыя назначались на продовольствіе солдатъ. Легко могло бы при этомъ случиться, что покупка риса обошлась бы дешевле смѣтныхъ цѣнъ, и тогда администрація торжествовала бы. Но не то бываетъ и было при французскихъ колоніальныхъ порядкахъ. Губернаторъ-адмиралъ телеграфировалъ морскому министру въ Парижъ, что-де «грозитъ голодъ солдатамъ, нужны покупки рису». Министръ, долго не думая, то-есть поспѣшая удовлетворить телеграфному требованію подчиненнаго, послалъ телеграмму же въ Гавръ: «закупить цѣлый корабельный грузъ рису и немедленно отправить въ Сайгонъ». Сказано — сдѣлано; деньги заплачены огромныя, и черезъ два мѣсяца рисъ, слегка подмоченный и прогорьклый, прибылъ въ Сайгонъ. Оказалось при этомъ, что онъ воротился на родину, и между туземцами смѣхъ былъ всеобщимъ… Я тоже улыбнулся этому разсказу, но при этомъ не могъ не вспомнить, что и у насъ населеніе южной части Приморской области долго кормилось мукой, доставляемой контрагентомъ морскаго вѣдомства, Паллизеномъ, который привозилъ ее изъ Кронштадта. И, въ то же время, адмиралы-губернаторы во Владивостокѣ жаловались, что хлѣбопашество въ русскихъ южноуссурійскихъ колоніяхъ не развивалось, ибо колонисты не видѣли, куда имъ сбывать свой хлѣбъ. Нужно было, чтобы въ край прибылъ, изъ-за 4,000 верстъ, генералъ-губернаторъ Синельниковъ, который, наконецъ, разрѣшилъ покупать для солдатъ и матросовъ во Владивостокѣ хлѣбъ у сосѣднихъ русскихъ земледѣльцевъ въ долинѣ Суйфуна.

На пути изъ Сайгона въ Гонъ-Конгъ шли проливные дожди почти всю дорогу, причемъ замѣчу, что хотя начало каждаго сопровождалось небольшимъ порывомъ вѣтра, но самое паденіе капель совершалось по отвѣснымъ линіямъ, т.-е. при полной тишинѣ воздуха. Нерѣдко дождь переставалъ, но солнца мы не видали за сплошною массой облаковъ. На гладкой поверхности моря мы не разъ замѣчали широкія полосы пловучихъ водорослей или чего-то вродѣ желатины, слизи, «протоплазмы», какъ шутя говорилъ одинъ спутникъ, голландецъ Герстъ, несовсѣмъ вѣрившій въ нахожденіе послѣдняго вещества въ природѣ. По этому поводу у меня съ нимъ завязалось довольно тѣсное знакомство, которое поддерживалось и впослѣдствіи, въ Нагассаки, гдѣ онъ сталъ врачомъ при японской больницѣ и вмѣстѣ наставникомъ юношества въ математикѣ и химіи. Переходя отъ вопроса къ вопросу, въ области органической химіи, я скоро увидѣлъ, что мой лейденскій скептикъ имѣлъ, однако же, своего божка, въ лицѣ Бертело, и, какъ всѣ молодые теоретики, поклонялся ему съ усердіемъ, переходившимъ въ крайность. «Теорія углеводородовъ Бертело — это альфа въ органической химіи, это тайна, похищенная великимъ геніемъ у природы, какъ Кеплеровы законы планетныхъ движеній, какъ Прометеевъ огонь. Формулы Бертело, по которымъ n атомовъ углерода могутъ соединяться только съ n, n — 2 или m — 2 водорода — это фундаментъ пониманія всѣхъ жизненныхъ явленій».

— Да, — замѣчалъ я шутя, — Бертело — великій химикъ и доказалъ намъ то, что арабскіе или даже халдейскіе мудрецы только голословно утверждали. Знай смертный, говорили они, что всѣ числа происходятъ отъ девяти: стоитъ только придать, вычесть, помножить или раздѣлить данное число на нѣкоторое другое, чтобы получить одно изъ девяти основныхъ.

Герстъ приходитъ въ негодованіе отъ такой профанаціи его химическаго божества. Особенно же, и ужь вовсе не съ голландскою живостью, сердится онъ на тѣ углеводороды, которые упорно отказываются являться на свѣтъ въ мѣста, отводимыя имъ теоріей Бертело. Наши споры, — всегда, впрочемъ, самые дружелюбные, — привлекали къ намъ кучку зѣвакъ, которые, очевидно, считали насъ за людей глубоко-ученыхъ, а, слѣдовательно, не отъ міра сего, т.-е. не интересовавшихся ни цѣною бумажныхъ тканей, ни урожаемъ чаевъ, ни яичками шелковичныхъ червей, ни даже, кажется, долларами, что, я думаю, Герсту было довольно обидно. Какъ кровный голландецъ, онъ любилъ науку, въ частности химію, но любилъ и металлы, притомъ, не столько тунгестенъ, молибденъ и стронцій, сколько золото и серебро, — конечно, потому, что они труднѣе другихъ окисляются. Онъ, какъ извѣстно, написалъ любопытную книгу о Японіи; но полюбилъ эту страну не съ одной химической точки зрѣнія, за ея минеральныя и растительныя богатства, а и съ экономической, потому что услуги его цѣнились тамъ хорошо. Должно было привязать его къ этой странѣ и другое обстоятельство: для скорѣйшаго изученія японскаго языка, онъ немедленно по прибытіи въ Нагассаки завелъ учительницу, довольно-красивую мусмё, которую нанялъ сначала на полгода или на годъ, а потомъ удержалъ и на болѣе долгое время. Таковы ужь обычаи европейцевъ въ странѣ восходящаго солнца, не лишенные интереса и въ антропологическомъ смыслѣ, ибо они создали среди сплошь черноглазыхъ и черноволосыхъ японцевъ новую расу — рыжеватую, иногда почти совсѣмъ бѣлокурую.

Изъ Сайгона мы слѣдовали на сѣверо-востокъ сначала въ виду береговъ Индо-Китая и разъ ночью увидѣли городъ съ довольно яркимъ уличнымъ освѣщеніемъ. Это, конечно, былъ Бинь-туань, и мы сначала-были удивлены такою, вовсе не азіатскою роскошью, какъ множество уличныхъ фонарей, которые одни могли производить видѣнный нами отблескъ освѣщенія въ воздухѣ; но оказалось, что это были огни рыбаковъ, которые во множествѣ плавали по бухтѣ и въ устьяхъ рѣки, ловя рыбу въ тихой водѣ особыми острогами, такъ какъ рыба шла на огонь. Черезъ сутки или немного болѣе показался издали и Хайнанъ, т.-е. передовой пунктъ Китая. До сихъ поръ китайцы встрѣчаются путешественнику лишь въ видѣ колонистовъ, хотя и многочисленныхъ, наприм., въ Малаккѣ, Сингапурѣ, Сайгонѣ, но все же не хозяевъ въ странѣ; а тутъ они дома, тутъ мы на настоящемъ «Крайнемъ Востокѣ». Видя по картѣ, что мы плывемъ скорѣе обыкновеннаго, я спросилъ капитана парохода, когда мы будемъ въ Гонъ-Конгѣ. Онъ отвѣчалъ, что часами двадцатью раньше, чѣмъ слѣдовало, потому что находившійся среди насъ временной начальникъ французской эскадры въ китайско-японскихъ водахъ пожелалъ сдѣлать изъ Гонъ-Конга поѣздку въ Кантонъ, чтобы посмотрѣть, въ какомъ видѣ находится тамъ европейская колонія послѣ войны 1857—60 годовъ, во время которой Кантону досталось порядкомъ, и не одной главной его части — китайской, но и европейской. Для такой поѣздки нужно, на мѣстномъ пароходѣ, около тридцати часовъ времени, а если осматривать городъ, то и больше. Но такъ какъ сутки мы должны были простоять въ Гонъ-Конгѣ по росписанію и имѣли еще двадцать часовъ, выигранныхъ на переходѣ отъ Сайгона, то нечего было опасаться опозданія изъ Кантона назадъ, въ Гонъ-Конгъ. Я немедленно условился съ начальникомъ французской эскадры ѣхать вмѣстѣ, что было тѣмъ выгоднѣе для меня, что почтенный капитанъ S. бывалъ уже въ Кантонѣ и могъ мнѣ дать самыя обстоятельныя свѣдѣнія объ его укрѣпленіяхъ и о порядкѣ овладѣнія ими въ въ 1857 году. Съ его стороны любезность простерлась такъ далеко, что онъ предложилъ мнѣ дать изъ французскаго консульства (или духовной миссіи) проводника, знающаго французскій языкъ и бывалаго въ Кантонѣ. Этого мнѣ потомъ никогда не удавалось получать отъ русскихъ консуловъ или дипломатовъ ни въ Китаѣ, нигдѣ индѣ, кромѣ Турціи, гдѣ «великій альчи» (посолъ), Н. П. Игнатьевъ, не только самъ и черезъ чиновниковъ своей канцеляріи указывалъ мнѣ все любопытное въ Константинополѣ и его окрестностяхъ, но и давалъ рекомендательныя письма къ подчиненнымъ въ Смирну, Александретту, Яффу и пр. Не въ этомъ ли, между прочимъ, была причина огромной популярности Николая Павловича среди русскихъ на Востокѣ, и не въ этой ли популярности причина той силы, которую онъ имѣлъ во дворцѣ султана и которой завидовали сами паши и визири, знавшіе, впрочемъ, что къ Игнатьеву не благоволятъ въ Петербургѣ ни князь Горчаковъ, ни его сотрудникъ по азіятскимъ дѣламъ, Стремоуховъ?… Но здѣсь не мѣсто разбирать этотъ вопросъ, а относительно покровительства и содѣйствія русскихъ дипломатовъ и консуловъ замѣчу только, что въ 1869 году, когда я былъ въ Китаѣ и Японіи по службѣ, въ высочайшаго повелѣнія, нашъ консулъ въ Тянь-цзинѣ, Скачковъ, отказалъ мнѣ даже въ такой простой вещи, какъ содѣйствіе къ осмотру строившагося тамъ пороховаго завода, и я долженъ былъ обратиться за билетомъ на этотъ осмотръ къ консулу сѣверо-американскому, Медовсу, который и далъ его безъ труда, даже не спросивъ меня о моей національности.

Мы прибыли въ Гонъ-Конгъ довольно рано поутру и черезъ полчаса уже плыли на высокомъ, американской системы, пароходѣ по направленію къ Восса Tigris, т.-е. къ устью Кантонской рѣки. Было время, когда эта «тигрова пасть» считалась очень страшною, потому что она была обставлена пушками, на которыхъ, положимъ, литейщиками-іезуитами нерѣдко вычеканивалась христолюбивая латинская надпись: Jesus Salvator mundi, но которыя могли не пожалѣть даже самыхъ преданныхъ послѣдователей христіанства. Съ 1860 г. эта опасность уничтожилась: англичане обязали китайцевъ не возстановлять батарей, разрушенныхъ союзниками въ 1857 году. И такъ, Кантонъ нынѣ открытъ для нападенія съ моря, если только китайцы не вздумаютъ накласть въ русло рѣки и многочисленныхъ ея рукавовъ подводныхъ минъ. Мы миновали сначала архипелагъ мелкихъ, но высокихъ острововъ, разсѣянныхъ по морю передъ дельтою Кантонской рѣки и на картахъ рѣдко отличаемыхъ отъ низменныхъ острововъ, образующихъ самую дельту, потомъ прошли Восса Tigris, достигли Вампу и, повернувъ на западъ, подошли къ самому Кантону и къ лежащей около него, на островѣ, «европейской концессіи» или кварталу, населенному европейцами и американцами. Число ихъ уже не велико съ тѣхъ поръ, какъ крупные негоціанты, чайные и опіумные князья, переселились въ Гонъ-Конгъ, а въ Кантонѣ остались на жительствѣ ихъ прикащики да миссіонеры. Такъ какъ временемъ нужно было дорожить, то я немедленно взялъ рекомендованнаго проводника, паланкинъ съ носильщиками и отправился въ путь. Соображая, что въ эту пору года (іюнь) день въ Кантонѣ оканчивается въ 6½ часовъ, я надѣялся увидѣть значительную часть города и коснуться сѣверной и восточной части его стѣны, которую штурмовали янгло-французы. И ожиданія мои не только оправдались, но были превзойдены. Долговязые и хотя худощавые, но мускулистые носильщики ходили крупною рысью, такъ что, измѣривъ потомъ, по плану, пройденныя нами разстоянія, я убѣдился, что они дѣлали около семи верстъ въ часъ. Остановки были самыя кратковременныя: только чтобы дать проводнику время указать предметъ, заслуживавшій вниманія, а мнѣ — взглянуть на него снаружи и очень рѣдко внутри, лишь бы убѣдиться, что имѣвшееся у меня описаніе изъ Treaty-Ports соотвѣтствуетъ современности или нѣтъ. Я вообще долженъ сказать, что эта прекрасная книга была мнѣ очень полезнымъ пособіемъ, и я удивляюсь теперь, что Реклю, въ своемъ описаніи приморскихъ городовъ Китая, не вездѣ вѣрно слѣдовалъ ей, вслѣдствіе чего произошли съ его стороны забавныя ошибки, вродѣ, напримѣръ, того, что въ Шанхаѣ нѣтъ высокихъ зданій, что городъ этотъ окруженъ садами и т. п.

Кантонъ нѣкогда былъ богатѣйшимъ городомъ Китайской имперіи. Объ этомъ свидѣтельствуетъ Стаунтонъ и всѣ другіе путешественники XVIII и первой половины XIX столѣтій. Въ послѣднія 35—40 лѣтъ уже не такъ. Открытіе европейцамъ, по нанкинскому миру 1842 года, Шанхая и другихъ сѣверныхъ портовъ нанесло первый и очень сильный ударъ столицѣ двухъ Куановъ, а война 1856—60 годовъ довершила ея паденіе. За кантонцами осталась слава первостепенныхъ торгашей и ремесленниковъ, но достатки ихъ сильно уменьшились съ уничтоженіемъ монополіи на внѣшнюю торговлю. Особенно же повредило Кантону сосѣдство Гонъ-Конга: тамъ, на почвѣ «свободнаго обмѣна», разцвѣла контрабанда, рядомъ съ которой никакая правильная, т.-е. легальная, торговля невозможна. А тутъ еще пиратство въ устьяхъ Кантонской рѣки, откровенно поддержанное англичанами изъ того же Гонъ-Конга. Это пиратство нисколько не было опасно для большихъ англійскихъ пароходовъ, плававшихъ въ Кантонъ, но оно было страшно для китайскихъ джонокъ, которыя не въ состояніи ни уходить отъ пиратовъ, ни бороться съ ними, всегда хорошо вооруженными. Едва ли оно совершенно исчезло даже теперь, когда средоточіе морскаго разбоя, Тонкинъ, попалъ въ руки европейцевъ, французовъ. Самые острова противъ устья Кантонской рѣки содержатъ населеніе, искони славившееся пиратствомъ и доставившее имъ наименованіе Разбойничьихъ.

Въ Кантонѣ мнѣ впервые удалось видѣть образецъ пловучаго города. Хотя я зналъ о его существованіи еще со школьной скамьи, но не имѣлъ вѣрнаго понятія о его наружности, считая самое названіе города метафорою. Между тѣмъ, въ дѣйствительности это настоящій городъ, вродѣ Венеціи, только безъ домовъ и площадей на сваяхъ, а исключительно изъ лодокъ, стоящихъ довольно близко, почти вплотную, одна къ другой. Есть улицы и кварталы, есть своя полиція, свое право собственности не только на лодку со всѣмъ, что она содержитъ, но и на извѣстное мѣсто на рѣкѣ. Хотя и нельзя сказать, что владѣлецъ такого имущества имѣетъ какую-нибудь недвижимую собственность, но, въ сущности, онъ — домовладѣлецъ въ обыкновенномъ смыслѣ этого слова: рѣдко уступаетъ кому свое мѣсто на рѣкѣ, а передаетъ его дѣтямъ, по праву безспорнаго наслѣдства, признаваемому закономъ. Существованіе водяныхъ городовъ въ Китаѣ (они есть около Шанхая, Фу-чжеу-фу и т. д.) есть явленіе любопытное въ экономическомъ, соціальномъ и даже, пожалуй, физіологическомъ смыслѣ, ибо показываетъ, что, при недостаткѣ мѣста на сушѣ, люди могутъ освоиваться и съ жизнью на водѣ. Очень возможно, что и въ Европѣ, особенно по прибрежьямъ морей, вблизи большихъ городовъ, скоро возникнутъ пловучія предмѣстья, слободы, особливо рыбачьи. Флотиліи каюкджей въ Константинополѣ, санта-лючійскихъ рыбаковъ въ Неаполѣ, гондольеровъ въ Венеціи суть какъ бы зачатки этихъ будущихъ водяныхъ предмѣстій большихъ приморскихъ городовъ. Въ Петербургѣ можно бы во всякую минуту лѣтомъ составить очень любопытную пловучую слободу изъ рыбачьихъ садковъ и перевозчичьихъ яликовъ; но только она была бы слишкомъ щеголевата по сравненію съ китайскими водяными городами; да и ялики не имѣютъ на себѣ крововъ отъ дождя, солнца и вѣтра. Китайцы на своихъ лодкахъ держатъ и живность, особенно утокъ и куръ, яйца которыхъ частью ѣдятъ, а частью употребляютъ на выводъ цыплятъ. Да они и своихъ дѣтей родятъ и воспитываютъ тамъ же, изъ поколѣнія въ поколѣніе. Любопытно бы собрать обстоятельныя свѣдѣнія объ ихъ нравственномъ и юридическомъ бытѣ, который долженъ имѣть много особенностей: вотъ богатая тема для гг. Ж. Симона, Георгіевскаго, Дулютля и др. синологовъ того же пошиба; только нужно, чтобы они въ свои сочиненія вносили поменьше субъективныхъ началъ, предвзятыхъ идей.

По возвращеніи въ Гонъ-Конгъ мы увидѣли, что впереди у насъ остается еще нѣсколько часовъ времени, и потому естественно направились въ городъ, на этотъ разъ многочисленнымъ обществомъ. Намъ совѣтовали даже и не раздѣляться на мелкія кучки, а тѣмъ болѣе не ходить въ одиночку, по крайней мѣрѣ, въ китайской части города, т.-е. на девяти-десятыхъ его протяженія. Китайскіе «дѣльцы», населяющіе Гонъ-Конгъ, знамениты своими воровскими и даже разбойничьими продѣлками. Одинокаго европейца, если онъ не вооруженъ порядочно, они останавливаютъ среди бѣлаго дня на улицѣ, бросаютъ ему въ глаза табаку, обираютъ и потомъ скрываются. Никто изъ сосѣднихъ лавочниковъ въ свидѣтели грабежа не пойдетъ; напротивъ, всѣ будутъ утверждать, что никакого подобнаго событія на ихъ улицѣ не было. Мало того: иногда они завяжутъ ограбленному ротъ и глаза, выведутъ его за городъ и бросятъ гдѣ-нибудь въ сторонѣ отъ дороги: ищите, молъ, разбойниковъ, гдѣ хотите. Даже въ самомъ городѣ Викторіи, т.-е. въ европейской части Гонъ-Конга, они съумѣли обокрасть банкъ, проведя издали, въ каменистомъ грунтѣ, подземный ходъ въ кладовую и вытаскавъ по нему огромныя суммы въ серебрѣ, т.-е. металлѣ довольно громоздкомъ и тяжеломъ. Для производства послѣдней операціи они воспользовались воскресеньемъ, когда всѣ англійскіе банки и конторы бываютъ заперты и совершенно пусты. Были ли участниками въ этомъ достопамятномъ воровствѣ китайскіе комирадоры, т.-е. счетчики банка, никогда не было дознано. Англичане знаютъ китайцевъ хорошо и соотвѣтственно тому обходятся съ ними. Какъ только смерклось, ни одинъ китаецъ не смѣетъ показаться на улицѣ безъ фонаря и безъ билета отъ полиціи; а послѣдній выдается только домохозяевамъ и ими можетъ быть передаваемъ на время лишь жильцамъ ихъ домовъ въ случаѣ крайней необходимости, наприм., для выхода за лѣкарствомъ или врачомъ. На городской пристани, гдѣ всѣ лодочники — китайцы, полиція, въ предупрежденіе воровства съ ихъ стороны, приказываетъ имъ держаться на ихъ лодкахъ въ нѣсколькихъ шагахъ отъ берега и только тогда дозволяетъ коснуться послѣдняго, когда торгъ съ нанимателемъ лодки (сампана) конченъ въ присутствіи полицейскаго агента, а принесенныя нанимателемъ вещи сложены у самаго мѣста нагрузки, откуда принесшіе ихъ китайскіе куліи немедленно прогоняются. При такомъ порядкѣ вещей естественно возникаетъ вопросъ: зачѣмъ же англичане позволяютъ жить китайцамъ въ Гонъ-Конгѣ, и, притомъ, въ огромномъ числѣ 150,000 душъ на 3,000 европейцевъ? А это уже коммерческій разсчетъ. Помощью этихъ-то «небесныхъ» (celestials) негодяевъ совершается большая часть нечистыхъ дѣлъ, которыми обогащаются англійскіе купцы-князья, которыхъ дворцы составляютъ европейскій кварталъ города и которыхъ именитѣйшіе представители засѣдаютъ уже въ британскомъ парламентѣ. Гонъ-Конгъ, какъ и Сингапуръ, есть одинъ изъ важнѣйшихъ міровыхъ центровъ контрабанды и даже пиратства, и мѣстные китайцы суть главные агенты по производству этихъ благородныхъ промысловъ, во славу of the Christian civilisation. Только бы эти китайцы не дѣлали мерзостей британскому населенію города, а тамъ пусть творятъ, что хотятъ. Если же нѣкоторые изъ нихъ, по неловкости, попадутся, такъ что скрыть дѣла будетъ нельзя, то можно немедленно повѣсить ихъ десятокъ-другой: надъ этимъ здѣсь, какъ и въ голландскихъ колоніяхъ Зондскаго архипелага, не задумываются, благо китайцевъ много, счета имъ никто не ведетъ и заступаться за нихъ оффиціально некому. Китайскій консулъ еще допущенъ въ Сингапурѣ, но въ Гонъ-Конгѣ — нѣтъ.

Меня очень интересовали въ Гонъ-Конгѣ абердинскіе доки, выстроенные изъ гранита и служащіе мѣстомъ всякихъ исправленій и снабженій для англійской эскадры въ китайскихъ водахъ, всегда состоящей изъ нѣсколькихъ десятковъ судовъ, въ томъ числѣ нѣсколькихъ броненосцевъ. Но время не позволило мнѣ побывать тамъ, ибо эти доки лежатъ вдалекѣ отъ города; да и доступъ туда иностранцамъ, не принадлежащимъ къ командамъ чинимыхъ судовъ, затруднителенъ. За то я могъ посѣтить превосходный англійскій морской госпиталь, который помѣщенъ на трехъ большихъ старыхъ корабляхъ, стоящихъ на якорѣ противъ самаго города. Опрятность, чистота воздуха и даже свѣжесть его въ больничныхъ каютахъ поразила меня. Англійскіе матросы и солдаты во время болѣзней помѣщаются едва ли не лучше, чѣмъ иные континентально-европейскіе офицеры въ пресловутыхъ военныхъ госпиталяхъ, гдѣ и здоровый человѣкъ въ два-три дня пребыванія можетъ легко заболѣть. Какъ это достигнуто въ жаркомъ климатѣ Гонъ-Конга, я не вполнѣ понимаю; но очевидно, что система наружныхъ галлерей (балконовъ или верандъ), завѣшанныхъ легкими бамбуковыми или тростниковыми шторами, которыя, не пропуская солнечныхъ лучей, дозволяютъ, однако же, воздуху проникать всюду, — играетъ тутъ главную роль. Ледъ, какъ привозимый съ Аляски (отчего не изъ Приморской области?), такъ и приготовляемый искусственно въ самомъ Гонъ-Конгѣ, также служитъ къ немалому облегченію страданій больныхъ, особливо лихорадочныхъ и горячечныхъ. Наконецъ, важнымъ условіемъ скораго выздоровленія больныхъ служитъ просторъ ихъ размѣщенія и возможность выходить изъ больничныхъ палатъ на верхнюю палубу, гдѣ, подъ полотнянымъ навѣсомъ, можно прогуливаться, играть въ шашки, читать или просто бесѣдовать съ товарищами. Пловучій госпиталь есть предметъ особливаго вниманія и заботъ какъ губернатора Гонъ-Конга, такъ и адмирала, командующаго флотомъ въ Китайскомъ морѣ, и это не на словахъ, какъ бываетъ гдѣ-индѣ, а на дѣлѣ. Смертность въ госпиталѣ очень мала, гораздо меньше, чѣмъ даже въ санитаріяхъ англійской Индіи.

Ну, а опіумъ, создавшій величіе и богатство Гонъ-Копга, гдѣ же онъ? Его уже почти нѣтъ или, по крайней мѣрѣ, есть не больше, чѣмъ въ Шанхаѣ, Кантонѣ, Фу-чжеу-фу и другихъ открытыхъ китайскихъ портахъ. Отъ временъ, когда Гонъ-Конгъ пользовался монополіей опіумной торговли, остались только великолѣпные памятники, въ видѣ дворцовъ Джардиня, Дента, Росселя и другихъ отравителей Китая; да и изъ этихъ дворцовъ одинъ, Дентовъ, обращенъ въ гостиницу. Обширный домъ Джардиня, съ великолѣпнымъ паркомъ, разведеннымъ на голыхъ нѣкогда скалахъ, красуется нѣсколько въ сторонѣ отъ города; но самъ хозяинъ его живетъ въ Лондонѣ и состоитъ членомъ парламента, равно какъ и товарищъ по фирмѣ, Матисонъ. А сынъ великаго отравителя, который держалъ тринадцать клипперовъ для развозки контрабанды по китайскимъ портамъ, уже принадлежитъ къ сословію ученыхъ и составилъ себѣ нѣкоторую извѣстность путешествіями въ Австралію. Домы Джардиня, Росселя, Герда и друг. имѣютъ свои отдѣлы почти во всѣхъ портахъ Китая и Японіи. Это, вѣдь, собственно говоря, паевыя товарищества, гдѣ всякій прикащикъ или конторщикъ, если, по испытаніи, найденъ надежнымъ, получаетъ пай или становится associé. Въ этомъ безвѣстномъ званіи онъ можетъ сдѣлаться богачомъ и потомъ стать основателемъ собственной фирмы; но обыкновенно этого не бываетъ, а разбогатѣвшій пайщикъ только становится оффиціальнымъ представителемъ своего «дома» въ одномъ изъ портовъ, и тогда великолѣпно живетъ и пользуется почетомъ между собратьями, торговыми parvenus. Чтобы достигнуть этого величія, нужно только не кутить смолоду и быть хорошимъ, т.-е. плутоватымъ, изворотливымъ, а при нуждѣ и наглымъ, прикащикомъ; затѣмъ два-три ловкія надувательства китайцевъ или даже европейскихъ конкуррентовъ, и репутація дѣльца установлена. Я зналъ потомъ одного такого «почетнаго» аффериста въ Шанхаѣ. Онъ два раза спасался въ Америку отъ разсчетовъ за его коммерческія мерзости, но оба раза былъ выписываемъ снова въ Китай, какъ «умнѣйшая голова», знавшая кого, когда и на сколько можно обобрать безнаказанно. Въ шанхайскомъ отдѣленіи Hong-Kong and Shanghae-Bank’а онъ былъ чуть ли не директоромъ, и грудь его была украшена однимъ иностраннымъ крестикомъ, потому что онъ былъ, въ то же время, чьимъ-то вице-консуломъ, или, какъ говорилось, chargé des affaires одного посольства, чинамъ котораго платилъ по 18 % годовыхъ за ввѣряемые ему на текущій счетъ ихъ капиталы. Другой подобный коммерческій геній, уже не изъ янокъ, а изъ макаоскихъ португальцевъ, привелъ къ банкротству колоссальный домъ Дента и, ничего, продолжалъ пользоваться уваженіемъ торговаго міра. О коммерсантахъ изъ евреевъ, вродѣ Сасуна и Ландштейна, или персовъ, вродѣ Фрамжіевъ, Новроджіевъ и пр., я уже не говорю: это народъ, при приближеніи къ которому нужно зашивать карманы, если въ нихъ что-либо есть. Это они-то до нынѣ отстаиваютъ теорію, которую такъ наивно высказалъ въ англійскомъ парламентѣ бывшій гонъ-конгскій губернаторъ, Джонъ Боуринѣ, что «опіумъ, это — предметъ роскоши у китайцевъ, какъ у насъ табакъ или хересъ: зачѣмъ же воспрещать его продажу, въ ущербъ бюджету Индіи?» (на 50.000,000 мет. руб.).

Я запасся въ Гонъ-Конгѣ кое-какими книгами и картами, которыхъ мнѣ недоставало, и вечеромъ, на самомъ закатѣ солнца, мы двинулись въ путь. «Камбоджъ» значительно опустѣлъ, потому что съ него сошли всѣ пассажиры, ѣхавшіе въ Гонъ-Конгъ, Кантонъ, Макао, Маниллу и сѣверо-китайскіе порты. Для послѣднихъ былъ назначенъ особый пароходъ той же компаніи Mesèagéris Franèaises, который и шелъ за нами слѣдомъ, пока въ Формозскомъ проливѣ не отдѣлился отъ насъ на сѣверо-западъ, тогда какъ мы держали курсъ на сѣверо-востокъ. Формозскій проливъ не безъ основанія пользуется дурною репутаціей: подобно Ламаншу, онъ вѣчно въ волненіи отъ вѣтровъ. Но еще хуже репутація Китайскаго моря, начинающагося по выходѣ изъ него: тутъ находится область знаменитыхъ тайфуновъ, которые приводятъ иногда море въ состояніе бѣшенства или кипѣнія, безъ всякихъ признаковъ правильности въ движеніи огромныхъ, пѣнистыхъ волнъ. Нашъ капитанъ часто заглядывалъ на барометръ и въ книгу Паддингтона о теоріи штормовъ, иногда покачивалъ боязливо головой, но вообще велъ корабль твердою рукой. Въ этомъ отношеніи нужно отдать справедливость компаніи Messagéris Franèaises: она, не пожалѣвъ денегъ на жалованье капитанамъ, привлекла къ себѣ на службу лучшихъ офицеровъ французскаго флота, и оттого съ ея пароходами случается гораздо меньше несчастій, чѣмъ, напримѣръ, съ судами англійской Peninsular and Oriental Company[2], или американской Pacific Mail Steam-Ship Cо. Впрочемъ, сомнѣнія нашего осторожнаго командира не оправдались: штиль сопутствовалъ намъ отъ береговъ Формозы до самаго почти входа въ Вандименовъ проливъ. Мало того, съ приближеніемъ къ послѣднему насъ охватилъ такой туманъ, что нужно было сначала уменьшить ходъ, а потомъ и вовсе повернуть на западъ, чтобы не наткнуться на скалы, которыя лежатъ въ сосѣдствѣ пролива. Благодаря этимъ, слишкомъ ужь осторожнымъ маневрамъ, мы потеряли цѣлыхъ десять часовъ, но за то, когда погода прояснилась, имѣли удовольствіе видѣть себя вдали отъ опасности. Скоро я могъ показать Шеврье и другимъ спутникамъ превосходный, чисто-геометрическій конусъ пика Горнера, и затѣмъ мы уже вообще начали слѣдить за живописными берегами Японіи, которые отъ времени до времени появлялись на горизонтѣ, иногда очень близко отъ нашего пути. Quel beau pays! — было почти постояннымъ и всеобщимъ восклицаніемъ, къ которому присоединилось и другое: какой привѣтливый народъ! — когда мы, передъ входомъ въ Іеддоскій заливъ, увидѣли нѣсколько японскихъ лодокъ, находившіеся на которыхъ рыбаки любезно раскланивались съ нами. Да, есть огромная разница въ темпераментахъ и обычаяхъ трехъ сосѣднихъ расъ: японской, китайской и малайской, несмотря на то, что онѣ часто живутъ я издавна жили въ тѣсномъ соприкосновеніи, подчинялись вліянію одного и того же буддизма, одной и той же китайской учености, и плавали по одному и тому же морю, на одинаковыхъ, кузовообразныхъ джонкахъ. Физіологамъ и, въ частности, френологамъ придется не мало поработать, чтобы объяснить эту интеллектуальную рознь, тѣмъ болѣе непонятную, что, напримѣръ, японцы, по новѣйшимъ розысканіямъ, близко родственны малайцамъ по происхожденію, а отъ китайцевъ приняли образованность и не мало переселенцевъ.

Но вотъ и Іокогама, съ цѣлымъ флотомъ судовъ передъ ней и съ построеннымъ на камнѣ домомъ англійскаго посольства надъ ней. Вѣдь, это ужь самый «Крайній Востокъ»; ѣхать далѣе некуда. Въ прежнія, поэтическія времена сколько бы радостныхъ чувствъ излилось по этому случаю, а теперь даже поэтъ К., лѣтъ 19 отъ роду, занимается, въ минуты окончанія 45-ти дневнаго странствованія, чѣмъ же? — сведеніемъ счета расходовъ отъ Марсели!… Правда, онъ швейцарецъ и пріѣхалъ въ Японію сколотить капиталъ продажей и починкой часовъ. А о Шеврье и говорить нечего: онъ сталъ серьезенъ и больше всего интересуется тѣмъ, какія цѣны на шелкъ стоятъ въ Іокогамѣ и какъ великъ будетъ учетъ въ мѣстномъ отдѣленіи «учетной конторы»?

М. Венюковъ.
"Русская Мысль", кн.VI, 1890

  1. На эту плутню, извѣстную властямъ, послѣднія смотрятъ снисходительно, потому что истребленіе арабскихъ судовъ уменьшаетъ конкурренцію для англійскихъ судохозяевъ.
  2. Эта англійская компанія въ просторѣчіи зовется «Пьяно (P-and-O) — компани»; русскіе не довольствуются этимъ преобразованіемъ компаніи въ музыкальный снарядъ, но называютъ ее «пьяною», и не безъ нѣкотораго основанія.