Я мать, и я люблю детей.
Едва зажжётся Месяц, серповидно,
Я плачу у окна.
Мне больно, страшно, мне мучительно-обидно. 5 За что такая доля мне дана?
Зловещий пруд, погост, кресты,
Мне это всё отсюда видно,
И я одна.
Лишь Месяц светит с высоты. 10 Он жнёт своим серпом? Что жнёт? Я брежу. Полно. Стыдно.
Будь твёрдой. Плачь, но твёрдой нужно быть.
От Неба до Земли, сияя,
Идёт и тянется нервущаяся нить.
Ты мать, умей, забыв себя, любить. 15 Да, да, я мать, и я дурная,
Что не умела сохранить
Своих детей.
Их всех сманила в пруд Колдунья злая,
Которой нравится сводить с ума людей. 20 Тихонько ночью приходила,
Когда так крепко я спала,
Мой сон крепя, детей будила.
Какая в ней скрывалась сила,
Не знаю я. Весь мир был мгла. 25 Своей свечой она светила,
И в пруд её свеча вела.
Чем, чем злодейка ворожила,
Не знаю я.
О, с теми, кто под сердцем был, расстаться, 30 О, жизнь бессчастная моя!
Лишь в мыслях иногда мы можем увидаться,
Во сне.
Но это всё — не всё. Она страшней, чем это.
И казнь безжалостней явила Ведьма мне. 35 Вон там, в сияньи месячного света,
В той люльке, где качала я детей,
Когда малютками они моими были,
И каждый был игрушкою моей,
Пред тем, как спрятался в могиле 40 И возрастил плакун-траву,
Лежит подменыш злой, уродливый, нескладный,
Которого я нежитью зову,
Свирепый, колченогий, жадный,
Глазастый, с страшною распухшей головой, 45 Ненасытимо-плотоядный,
Подменыш злой.
Чуть взглянет он в окно — и лист берёзы вянет.
Шуршит недобрый вихрь желтеющей травой, —
Вдруг схватит дудку он, играть безумно станет, 50 И молния в овины грянет,
И пляшет всё кругом, как в пляске хоровой,
Несутся камни и поленья,
Подменыш в дудку им дудит,
А люди падают, в их сердце онеменье, 55 Молчат, бледнеют — страшный вид.
А он глядит, глядит стеклянными глазами,
И ничего не говорит.
Я не пойму, старик ли он,
Ребёнок ли. Он тешится над нами. 60 Молчит и ест. Вдруг тихий стон.
И жутко так раздастся голос хилый: —
«Я стар, как древний лес!»
Повеет в воздухе могилой.
И точно встанет кто. Мелькнул, прошёл, исчез.
65 Однажды я на страшное решилась: —
Убить его. Жить стало невтерпёж.
За что такая мне немилость?
Убрать из жизни эту гнилость.
И вот я наточила нож. 70 А! Как сегодня ночь была, такая,
На небе Месяц встал серпом.
Он спал. Я подошла. Он спал. Но Ведьма злая
Следила в тайности, стояла за углом.
Я не видала. Я над ним стояла: 75 Я только видела его.
В моей душе горело жало.
Я только видела его.
И жажду тешила немую: —
Вот эту голову, распухшую и злую, 80 Отрезать, отрубить, чтобы исчез паук,
Притих во мраке гробовом.
«Исчезнешь ты!» И я ударила ножом.
И вдруг —
Не тело предо мной, мякина, 85 Солома, и в соломе кровь,
Да, в каждом стебле кровь и тина.
И вот я на пруду. Трясина.
И в доме я опять. И вновь
Белеет Месяц серповидно. 90 И я у моего окна.
В углу подменыша мне видно.
Там за окном погост. Погост. И я одна.
К. Д. Бальмонт. Полное собрание стихов. Том шестой. Издание второе — М.: Изд. Скорпион, 1911 