(*) Переводъ съ Греческаго. Въ С. Петербургѣ, въ тип. Шнора. 1810. Томъ I на 431 стран. и II на 320 страницахъ, въ 8 долю листа.
Чтеніе древнихъ писателей необходимо нужно для всякаго благовоспитаннаго человѣка, ученые и литтераторы могутъ удовлетворить своему любопытству, прибѣгая къ самымъ подлинникамъ или къ чужестраннымъ книгамъ; но вообще для публики потребны хорошіе переводи на отечественномъ языкѣ. Чѣмъ болѣе выходитъ въ свѣтѣ такихъ переводовъ; тѣмъ болѣе доказываются и благонамѣренность Писателей и расположеніе публики къ содѣйствію успѣхамъ здравой словесности. Творенія древнихъ пребудутъ источникомъ всѣхъ познаній человѣческихъ; пребудутъ навсегда, или по крайней мѣрѣ дотолѣ, пока неугаснетъ послѣдній лучь нынѣшняго просвѣщенія на земномъ шарѣ, и пока люди не увидятъ себя въ необходимости вновь изобрѣтать искусства и составлять науки. И такъ всякой любитель здравой словесности, посвящающій время свое на переложеніе древнихъ сочиненій и слѣдственно распространяющій истинно полезный свѣдѣнія между своими согражданами, имѣетъ справедливое право на уваженіе читателей. Почтенныхъ трудовъ его недолжно ставить на ряду съ нѣкоторыми упражненіями другаго рода, предпринимаемыми по различнымъ побужденіямъ, иногда невиннымъ, но большею частію недостойнымъ уваженія.
Плутархъ родился въ Херонеѣ, Віотійскомъ городѣ, прославленномъ въ исторіи несчастнымъ сраженіемъ, на которомъ властолюбивый Филиппъ рѣшилъ судьбу Еллады, и которое поработило свободныхъ Грековъ Македонскому владычеству. Не льзя ничего точнаго сказать о времени рожденія, и кончины сего знаменитаго философа, но извѣстно, что онъ процвѣталъ при Императорѣ Траянѣ въ концѣ перваго столѣтія по P. X. Онъ былъ счастливымъ супругомъ и отцемъ семейства. Послѣдніе годы жизни провелъ онъ въ отечественномъ городѣ, всѣми любимый и отлично почитаемый за мудрость свою и душевныя качества. Лучшіе граждане часто собирались слушать полезныя его бесѣды. Уваженіе къ нему было столь велико, что Рустикѣ, знатный Римлянинѣ, получивши письмо отъ Императора, тогда уже началѣ читать его, когда Плутархъ окончилъ свое наставленіе. Самъ Императоръ Траянъ, въ знакѣ душевнаго почтенія къ Плутарху, облекъ его въ достоинство Консула и повелѣлъ начальникамъ Иллирійской провинціи ничего недѣлать, не испросивъ у него мнѣнія и совѣта. Нѣкоторые полагаютъ, что Плутархъ былъ наставникомъ и Адріана, Траянова преемника. Достойно примѣчанія, что мудрецу сему воздавали столь отличное уваженіе въ то время, когда праздношатающіеся Греческіе философы были у всѣхъ благомыслящихъ Римлянъ въ общемъ презрѣніи, и когда ихъ иначе не называли какъ болтливыми гречонками (graeculi loquaces). Они, какъ до сего времени у насъ Французы, втершись въ богатой домъ, подѣ предлогомъ воспитанія дѣтей, старались овладѣть хозяиномъ и хозяйкою, угождали имъ ласкательствомъ и болтаньемъ, отправляли должности шутовъ, надзирателей, собесѣдниковъ, повѣренныхъ.
Плутархъ былъ ученикомъ славнаго въ то время Аммонія. Польза, извлеченная имъ изъ наставленій своего учителя, ничего незначитъ въ сравненіи съ тою, которую приобрѣлъ онъ собственнымъ своимъ стараніемъ. Чтобы удостовѣриться въ томѣ, надобно заглянуть въ его сочиненія; какое множество разсыпано въ нихъ" свидѣтельствѣ и примѣровъ, почерпнутыхъ изъ древнѣйшихъ писателей въ стихахъ и прозѣ! Обширныя свѣдѣнія приобрѣтаются единственно прилѣжнымъ и частымъ чтеніемъ; но Плутархъ умѣлъ еще сверхъ того, употреблять съ пользою своя свѣдѣнія, и тѣмъ-то онъ стяжалъ безмертіе своему имени. Пчелы и осы равно извлекаютъ сокъ изъ цвѣтовъ душистыхъ, но только пчелы умѣютъ составлять изъ него сладкія соты.
Сочиненія Плутарховы, до насъ дошедшія, раздѣляются на двѣ разныя части: въ первой отнести должно Сравнительныя жизнеописанія, которыхъ считается сорокѣ восемь; ко второму всѣ прочтя, извѣстныя подѣ общимъ названіемъ Нравоучительныхъ, хотя въ нихъ содержится много филологическихъ, физическихъ, историческихъ и другихъ матерій.
Вотъ что пишетъ Лагарпъ о Плутархѣ[1]: «Изъ всѣхъ біографовъ на свѣтѣ болѣе читается и. болѣе всѣхъ достоинъ чтенія Плутархъ. Уже и самой планъ его Сравнительныхъ жизнеописаній есть изобрѣтеніе великаго ума относительно исторіи и нравственности — планъ, гдѣ представляются по два славныхъ мужа изъ двухъ народовъ, Римскаго и Греческаго, произведшихъ наиболѣе образцовъ въ мірѣ. Но за то уже нигдѣ исторія столько не нравоучительна какъ въ Плутархѣ. Ежели замѣтенъ въ повѣствованіи его нѣкоторой недостатокъ ясности и совершеннаго порядка; то надобно тотчасъ вспомнить, что сочинитель предполагаетъ въ читателѣ своемъ предварительное знаніе всеобщей исторіи. Онѣ занимается болѣе человѣкомъ нежели вещами; главной предметъ его есть человѣкъ, коего жизнь онѣ описываетъ, и въ этомъ отношеніи онъ исполняешь дѣло свое съ возможнѣйшимъ успѣхомъ, не собирая множества подробностей, какъ Светоній, но выбирая черты главныя. А сравненія, которыя суть слѣдствія оныхъ — это совершенныя статьи въ своемъ родѣ: въ нихъ-то наиболѣе видно высокое достоинство Плутарха и какъ писателя и какъ философа. Никто, никто изъ смертныхъ неимѣлъ болѣе права держать въ рукѣ своей вѣсы, на, которыхъ вѣчная правда взвѣшиваетъ людей и опредѣляетъ имъ истинную цѣну. Никто болѣе не остерегся отъ блестящихъ и ослѣпительныхъ соблазновъ, никто лучше не умѣлъ ловить полезное и выставлять его достоинство. Онъ разбираетъ и оцѣниваетъ все, сравниваетъ героя съ нимъ же самымъ, дѣйствія съ побудительными причинами, успѣхи со средствами, ошибки съ извиненіями; правда, добродѣтель, любовь въ добру всегда имѣютъ вліяніе на его рѣшительной приговоръ, которой произносится имъ всегда скромно и съ важностію. Его разсужденія суть истинное сокровище мудрости и здравой политики: въ нихъ содержатся наилучшія наставленія для тѣхъ, кои хотятъ жизнь свою, общественную и даже домашнюю, расположить по правиламъ честности.» Довольно изъ сего автора, хоть онъ самъ не оканчиваетъ мнѣнія своего о Плутархѣ.
Раскроемъ Блерову Риторику[2]. "Плутархъ отличился въ семъ родѣ сочиненій, ему большею частію мы обязаны всѣмъ тѣмъ, что знаемъ о славнѣйшихъ мужахъ древности. Достоинство его состоитъ однакожь болѣе въ полезности его наставленій, нежели въ способѣ предлагать оныя; ибо въ слогѣ его совсѣмъ нѣтъ изящества. Иногда обвиняютъ его въ недостаткѣ разсудительности и точности. Какъ бы то ни было, но его Сравнительныя жизнеописанія славныхъ мужей останутся навсегда драгоцѣннымъ запасомъ наставленій полезныхъ. Изъ древнихъ сочинителей мало есть равныхъ Плутарху въ человѣколюбіи и чувствительности. Неослѣпляясь, подобно многимъ другимъ, ни подвигами храбрости, ни честолюбіемъ, онъ наблюдаетъ дѣянія героевъ своихъ въ частной жизни ихъ и въ уединеніи.
Можно еще прибавить къ тому мнѣніе Доктора Корая, почтеннаго издателя Плутарховыхъ жизнеописаній на Греческомъ Языкѣ[3]. Онъ говоритъ, что слогъ Плутарха неправиленъ и періоды некрасивы по двумъ причинамъ: во первыхъ отъ того, что Херонейскій мудрецъ писалъ въ такое время, когда уже отцвѣлъ языкѣ Греческій; во вторыхъ, что Плутархъ не могъ сохранить однообразія въ слогѣ своемъ, будучи наполненъ множествомъ мыслей и выраженій, почерпнутыхъ имъ изъ разнымъ сочиненій стихотворныхъ и прозаическихъ. Не смотря на то, продолжаетъ Кораи, слогъ Плутарховъ очаровываетъ ухо читателя, а особливо тамъ, гдѣ авторъ живописуетъ яркими красками изящество добродѣтели и безобразіе порока.
Въ двухъ изданныхъ Томахъ на Россійскомъ языкѣ помѣщены описанія жизни Агезилая и Помпея, Алкивіада и Коріолана, Кимона и Лукулла, Аристида и Катона Ценсора; за каждою парою лицѣ слѣдуетъ сравненіе ихъ душевныхъ качествѣ, подъятыхъ трудовъ, успѣховъ, заслугъ и разныхъ обстоятельствъ жизни ихъ, какъ общественной такъ и частной. Въ извѣстныхъ изданіяхъ на Греческомъ языкѣ наблюденъ хронологической порядокъ, и лица расположены, смотря по ихъ старшинству и древности, на примѣрѣ сперва Ѳезей и Ромулъ, потомъ Ликургъ и Нума, Солонъ и Публикола, и такъ далѣе. Напрасно господинъ Переводчикъ не держался такого же порядка, необходимо нужнаго, потому что Плутархъ въ послѣдующихъ жизнеописаніяхъ иногда ссылается на обстоятельства, о которыхъ говорено уже было въ жизнеописаніяхъ предыдущихъ.
Передъ заглавнымъ листкомъ находится аллегорическая картинка, изображающая Плутарха, описывающаго дѣянія мужей славныхъ. Къ началу книги приложенъ портретъ, сего знаменитаго сочинителя; сверхъ того, г. Переводчикъ за благо разсудилъ помѣстить при жизнеописаніяхъ героевъ нѣсколько грудныхъ изображеній, съ ихъ лицами. Я не знаю, къ чему онѣ служатъ. Докторъ Корай къ богатому и прекрасному своему изданію жизнеописаній Плутарха не приложилъ сочинителева портрета, потому что, какъ самъ съ прискорбіемъ изъясняется въ своемъ предувѣдомленіи, нигдѣ не мотѣ найти его. Онъ увѣренъ, что Римляне почтили изваяніемъ память сего знаменитаго мужа, но что оно истреблено всепоядающимъ временемъ, или можетъ быть гдѣ нибудь скрывается въ подземельяхъ Греціи и Италіи. Желая по возможности вознаградить сей недостатокъ, онъ поставилъ на заглавномъ листкѣ имя Плутарха, окруженное зміемъ, символомъ вѣчности, и украсилъ ею стихотворною надписью Агафія. Къ описаніямъ жизни славныхъ мужей приложить онъ искусно выгравированные точные рисунки съ древнихъ изваяній, или съ медалей, хранящихся въ разныхъ музеяхъ, на примѣрѣ Ватиканскомъ, Флорентинскомъ, такъ называемомъ Наполеоновомъ, и проч. Такое распоряженіе г-на Корая доставляетъ сугубую выгоду, просвѣщеннымъ читателямъ: во первыхъ оно приноситъ имъ удовольствіе чистотою отдѣляй, во вторыхъ знакомитъ ихъ съ оставшимися памятниками древности. Русской же Переводчикъ украсилъ свое изданіе весьма обыкновенными картинками, подобными тѣмъ, какія часто прилагаются при пошлыхъ романахъ безъ всякой полезной цѣли.
Любопытные ищущіе основательныхъ познаній читатели покупаютъ хорошія книги для того чтобъ ими пользоваться, беречь ихъ въ своихъ библіотекахъ, справляться и вновь перечитывать. Плутарховы сочиненія точно принадлежатъ къ сему разряду книгъ, которыя должны быть издаваемы со всевозможнымъ тщаніемъ. Издатель обязанъ удовлетворить всѣмъ нуждамъ читателей вразсужденіи своего автора. Для чего при Русскомъ переводѣ нѣтъ ни предувѣдомленія, ни весьма нужныхъ примѣчаній, ничего не сказано о самомъ Плутархѣ, о достоинствѣ его сочиненій, о разныхъ его изданіяхъ, и о томъ, на какое изданіе болѣе полагался господинъ Переводчикъ? Опять скажу, что книги сего рода, составляющія капиталъ хорошей библіотеки, требуютъ всевозможной тщательности; а г-нъ Переводчикъ, въ своихъ дарованіяхъ и свѣдѣніяхъ, извѣстныхъ рецензенту, имѣлъ всѣ нужныя пособія къ удовлетворенію съ сей стороны, своихъ читателей. Жаль впрочемъ, что онѣ не могъ, пользоваться ниже первымъ Томомъ Кораева изданія, которой только въ 1809 году вышелъ изъ печати въ Парижѣ.
Русской переводчикъ г. Дестунисъ (онъ назвалъ себя въ посвященіи книга ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ) хорошо понимаетъ своего, автора, если же не вездѣ съ надлежащею правильностію выражается, то это происходитъ отъ недавняго пребыванія его въ Россіи. За то есть мѣста, отличныя по красотѣ своей и выразительности, но и сдѣлали бы честь и природному Россіянину. Жаль, что оба тома его наполнены типографическими ошибками, отъ которыхъ всячески предостеречься надлежало бы въ такой книгѣ, какова Плутарховы Жизнеописанія.
Упомянутая выше неправильность слова въ Русскомъ переводѣ, состоитъ частію въ грамматическихъ погрѣшностяхъ, а частію въ несвойственномъ употребленіи словъ; на примѣрѣ T. I стран. 9; «Гомеръ, какъ многіе думаютъ, не представилъ бы Агамемнона веселящимся тому, что Улиссъ и Ахиллесъ поносили другѣ друга въ самыхъ непристойныхъ словахъ.» Стран. 10: «Во снѣ приснилось ему…» Стран. 16: «Но вскорѣ полагаясь на свою силу онъ (Персидскій Царь) началъ войну, и Агезилай принялъ оную съ удовольствіемъ; ибо онѣ ожидалъ нѣчто великое отъ сего похода…» Стран. 67: «…Говорятъ, что нѣкоторый Аѳинянинѣ спорилъ съ Анталкидомъ Лакедемоняниномъ о храбрости двухъ народовъ, и сказалъ ему: мы много разъ прогоняли васъ изъ Кифиса. Анталкидъ отвѣчалъ: а мы никогда непрогоняли васъ изъ Эвротаса.» Кифисъ и Евротасъ не города, но рѣки; надлежало бы сказать: отъ Кифиса, отъ Евротаса. Т. II стран. 250: «Онъ (Катонъ Цензоръ) говоритъ, что никогда не носилъ платье дороже ста драхмъ, и что въ то время когда предводительствовалъ войсками и былъ Консуломъ, пилъ того самаго вина, какого пили его работники.» Стран. 256: «Я непонимаю, по какой причинѣ нѣкоторые уподобляютъ краснорѣчіе Катоново съ Лизіевымъ.» Стран. 262: «Онъ признавался при томъ, что три раза въ жизнь свою имѣлъ случай раскаеваться: за то, что повѣрилъ тайну женѣ своей; за то что ѣздилъ моремъ тамъ, гдѣ можно было пройти сухимъ путемъ — и за то, что провелъ одинъ день безъ дѣла.» И проч.
Но выпишемъ безъ всякихъ замѣчаній какое нибудь цѣлое мѣсто, по которому свѣдущіе читатели сами пусть судятъ о слогѣ переводчика. Вотъ какъ, на примѣръ, описываетъ, Плутархъ гордыню Арменскаго Царя Тиграна, весьма похожую на сатанинское высокомѣріе нынѣ бѣснующагося Корсиканца. Т. II стран. 100: «гордость Тигранова содѣлалась безмѣрна и, чрезвычайно отъ великаго щастія. Онъ думалъ, что все то чего люди желаютъ и уважаютъ не только принадлежало ему, но и произведено для него. Имѣвъ начало маловажное и незначущее, въ послѣдствія онъ покорилъ многіе народы и усмирилъ Парѳянъ болѣе всѣхъ. Месопотамію наполнилъ Греками, переселяя туда насильственно многихъ изъ Киликіи и Каппадокія; преобразилъ нравы Аравитянъ, именуемыхъ Скинитами, т. е. живущими въ театрахъ, и переселивъ ихъ, основалъ ихъ жилища въ недальнемъ отъ себя разстояніи для пользы торговли. Около него было много Парей и прислуживающихъ ему; четверо изъ нихъ въ особенности были при немъ, какъ слуги или стражи и бѣгали за нимъ въ короткихъ платьяхъ тогда онъ ѣздилъ верьхомъ, когда же сидѣлъ и занимался дѣлами, то стояли вокругъ него, сложивъ руки. Таковое положеніе болѣе другаго, изъявляло признаніе въ своемъ рабствѣ, какъ бы кто отказывается отъ своей вольности и предаетъ господину свое тѣло въ готовности болѣе сносить и терпѣть, нежели дѣйствовать Аппіи (присланный отъ Лукулла) ни мало не устрашился и не былъ изумленъ сими трагическими представленіями; при первомъ свиданіи смѣло сказалъ Тиграну, что онъ прибылъ для того, чтобы взять съ собою Митридата, должнаго Лукулловымъ тріумфамъ, или объявить Тиграну войну. Тигранъ, хотя и принуждалъ себя слушать его слова съ веселымъ лицомѣ и притворною улыбкою, но не могъ сокрыть отъ другихъ перемѣны въ немъ, происходившей отъ смѣлыхъ словѣ юноши. Въ первой разѣ, послѣ двадцати пяти лѣтъ, онъ услышалъ рѣчи отважныя и свободныя; ибо толикое число лѣтъ онъ царствовалъ, или, лучше сказать, угнѣталъ народы своею надменностію. Онъ отвѣчалъ, что не предастъ Митридата, и что будетъ защищаться противъ Римлянъ, начинающихъ войну. Негодуя на Лукулла, который въ письмѣ своемъ назвалъ его просто Царемѣ, а не Царемъ Царей, въ отвѣтѣ своемъ на оное не назвалъ его Императоромъ.»
А вотъ еще описаніе происшествій, очень похожихъ на случившіяся минувшею зимою внутри Россіи. Герой нашего вѣка, которой прилѣжно читалъ исторію о всѣхъ подвигахъ древнихъ полководцевъ, и которой все знаетъ, кажется, позабылъ одно важное обстоятельство изъ жизни Митридата. Сей Понтійскій Царь воюя противъ Римлянъ, слишкомъ далеко завелъ свое войско, и непозаботился напередъ о слѣдствіяхъ такого отважнаго похода. Послушаемѣ самаго Плутарха, или его переводчика. T. II стран. 74.: «Доселѣ Митридатъ, обманутый своими полководцами, не вѣдалъ о голодѣ своего войска, и только печалился о долгомъ сопротивленіи Кизикійцовъ. Но вскорѣ гордость его изчезла, когда почувствовалъ нужду своихъ людей, питающихся уже человѣческимъ мясомъ я узналъ, что Лукуллъ не велъ съ нимъ войны театральной, но наступалъ, какъ говорится, ему на горло, и всѣ средства у потреблялъ для отнятія у него запасовъ. По сей причинѣ, когда Лукуллъ занятъ былъ осадою Крѣпости, онъ поспѣшилъ воспользоваться временемъ, выслалъ въ Виѳинію почти всѣхъ конныхъ, возовой скотъ и ненужныхъ изъ пѣхотныхъ. Лукуллъ, узнавъ о томъ, прибылъ ночью въ станъ, и по утру, въ самую дурную погоду, взялъ десять когортѣ и конницу, и погнался за нимъ, не смотря на снѣгъ и на всѣ трудности дороги. Многіе изъ его воиновъ, по причинѣ голода, не могли слѣдовать за нимъ и отстали назади. Однако съ тѣми, которые были при немъ засталъ непріятелей на рѣкѣ Рирдакъ, поразилъ ихъ и обратилъ въ бѣгство такъ, что женщины изъ Аполлоній приходили отнимать у нихъ обозы и собирать добычи съ убитыхъ. Убито было великое число непріятелей, въ полонъ взято пятнадцать тысячъ человѣкъ, великое число коней и прочаго скота. Всѣхъ ихъ Лукуллъ взялъ съ собою и провелъ мимо непріятельскаго стана…. Митридатъ рѣшился бѣжать безъ замедлѣнія. Дабы отвлечь Лукулла отъ погонки и занять его позади себя, онъ послалъ корабленачальника Аристоника въ Греческое море; но сей не успѣлъ отплыть, какъ измѣною былъ преданъ въ руки Лукуллу, равно какъ и тысячи золотыхъ монетъ, которыми хотѣлъ многихъ подкупить въ Римскомъ войскѣ. — Митридатъ убѣжалъ черезъ море, а полководцы его вели войско сухимъ путемъ. Лукуллъ напалъ на нихъ при рѣкѣ Граникѣ; великое число взялъ въ полонъ, а на мѣстѣ оставилъ двадцать тысячь; всѣхъ-же, какъ говорятъ, военныхъ и всякаго рода людей, погибшихъ въ семъ сраженіи, полагаютъ, около трехъ сотъ тысячь.» --
[Каченовский М. Т.] Плутарховы сравнительныя жизнеописания славных мужей [В пер. С. Ю. Дестуниса] / М. // Вестн. Европы. — 1813. — Ч. 68, N 5/6. — С. 66-82.