Плутарховы сравнительные жизнеописания славных мужей (Плутарх; Дестунис)/Фемистокл и Камилл/Фемистокл

Плутарховы сравнительные жизнеописания славных мужей — Фемистокл
автор Плутарх, пер. Спиридон Юрьевич Дестунис

Оригинал: древнегреческий. — Перевод созд.: II век, опубл: XIX век. Источник: Сравнительные жизнеописания / Плутарх; [пер. с древнегреческого]. — М.: Эксмо; СПб.: Мидгард, 2006. — 1504 с. — (Гиганты мысли). // ISBN 5-699-19111-9

Фемистокл

Род Фемистокла не столь знаменит, чтобы мог служить к его славе. Отец его был Неокл, из числа незначащих афинян колена Леонтидского из местечка Фреарры^[1]. По матери он был незаконнорожденным, как видно из следующих стихов^[2]:

Абротонон зовусь и родом фракиянка,
Но грекам мной рожден великий Фемистокл.

Фаний уверяет, что мать Фемистокла была из Карии, а не из Фракии и что называлась Эвтерпой, а не Абротонон. Неанф^[3] к этому прибавляет, что она была из карийского города Галикарнасс. Как незаконнорожденные собирались в Киносарге^[4] (гимнасии за городскими воротами, посвященной Гераклу, ибо и он среди богов не был совершенно законного происхождения, будучи рожден от матери смертной), то Фемистокл убедил некоторых из благородных юношей ходить в Киносарг и вместе с ним упражняться. Этой хитростью успел он уничтожить различие, бывшее между настоящими гражданами и незаконнорожденными. Нет сомнения, что он связан был родством с Ликомидами, ибо возобновил во Флии храм, общий всем Ликомидам^[5], который был сожжен варварами, и украсил оный живописью, как свидетельствует Симонид.

Еще в отроческих летах был он, по признанию всех, исполнен жара, от природы разумен, склонен к великим предприятиям, способен к управлению. Во время отдохновения и свободы от учения он не играл, не пребывал в бездействии, подобно другим детям; его находили всегда размышляющим и сочиняющим речи, содержащие обвинение или защищение других детей. По этой причине учитель обыкновенно ему говорил: «Из тебя, мое дитя, не будет ничего посредственного; ты будешь или великое добро, или великое зло». Он не имел склонности и не был прилежен к наукам, служащим к образованию нравов, к удовольствию или приятности; однако не по летам своим любил те, которые служат к просвещению ума и к деятельной жизни, как бы уже полагался на свои дарования. Впоследствии, находясь в беседах среди людей образованных и вежливых, будучи осмеиван теми, кто казался более благовоспитанным, принужден был защищаться с некоторой надменностью, говоря, что он не искусен играть на лире и псалтири; но если поручить ему город неславный и малый, может сделать его великим и славным. Стесимброт, правда, уверяет, что Фемистокл был слушателем Анаксагора и учился у естествоиспытателя Мелисса^[6]; однако он ошибся во времени, ибо Мелисс защищал Самос против осаждавшего его Перикла, который жил гораздо позже Фемистокла, Анаксагор же был современником. Лучше верить тем, кто говорит, что Фемистокл был последователем Мнесифила Фреарского, который не был ни преподавателем красноречия, ни из числа философов, называемых физиками; но занимался так называемой тогда «мудростью», которая состояла в науке правления и деятельном благоразумии. Это учение Мнесифил сохранил как бы по наследству от Солона^[7]. Впоследствии смешавшие ее с судебной наукой и принесшие от деяний к словам были названы софистами. Фемистокл сблизился с этим философом, начав уже заниматься общественными делами.

В пору первых порывов юности был он непостоянен и неровных свойств. Без науки и образования следовал природе своей, которая вела его к великим и весьма противным одна другой переменам; часто обращала его ко злу, как сам он впоследствии признавался, говоря притом, что самые дикие жеребцы бывают лучшими конями, если будут хорошо обучены и укрощены. К этому присовокупляют некоторые, будто бы он был отвержен отцом своим и что мать сама себя умертвила от горести, произведенной в ней бесчестием ее сына; я это почитаю ложным. Напротив того, другие уверяют, что отец, желая отвлечь его от дел общественных, показывал ему на старые корабли, оставленные на берегу и презренные всеми, давая тем ему заметить, что народ таким же образом бывает расположен к своим правителям, когда они соделаются для него бесполезными.

Фемистокл рано и смело вступил в общественные дела. Стремление к славе сильно им обладало. Желая с самого начала первенствовать, с дерзостью навлекал на себя вражду сильнейших и славнейших в республике мужей, особливо же Аристида, сына Лисима, который всегда шел противной ему дорогой. Кажется, вражда Фемистокла к нему имела самое детское начало. Оба они любили прекрасного Стесилая, родом из Кеоса, как повествует философ Аристон^[8]. Вражда перешла и в самое управление общества. Несходство в образе их жизни и в свойствах умножило их раздоры. Аристид, будучи от природы кроток и добродетелен, управляя обществом, не думая об угождении народу, не для приобретения славы, но для благополучия граждан, с осторожностью и справедливостью, принужден был противиться Фемистоклу, который возбуждал народ к многим предприятиям, вводил великие перемены и препятствовал его возвышению. Говорят, что Фемистокл был столь стремителен и жаден до славы и по честолюбию своему до того пристрастен к великим делам, что, будучи еще молод, когда после сражения с варварами на Марафонском поле предводительство Мильтиада громко было прославляемо, казался всегда погруженным в глубокою задумчивость; целые ночи не спал и оставил обыкновенные пиршества. Многие удивлялись перемене в образе его жизни, желали знать тому причину; он говорил им, что Мильтиадов трофей лишает его сна. Поражение варваров при Марафоне всеми было почитаемо окончанием войны; Фемистокл, напротив того, почитал оное началом больших подвигов, к которым всегда приготовлял себя и сограждан своих, издалека предусматривая будущее^[9].

Афиняне имели обыкновение разделять между собой так называемый лаврийский доход^[10], получаемый от серебряных рудников. Он один осмелился представить гражданам, что надлежало прекратить раздел и на эти деньги построить корабли, дабы воевать против эгинян^[11]. Война с ними была тогда во всей силе своей, ибо эгиняне обладали морем, имея множество судов. Тем легче было Фемистоклу склонить к этому сограждан, не грозя им ни Дарием, ни персами; они были далеко, и страх нападения от них был не совсем основателен; но он благовременно употребил ревность и гнев афинян против эгинян для приготовления их к войне с персами^[12]. Афиняне построили на эти деньги сто триер, с которыми впоследствии воевали против Ксеркса.

Таким образом, Фемистокл мало-помалу обращал и приводил к морю граждан своих, будучи уверен, что сухопутными силами едва были они в состоянии воевать с соседственными народами, но морскими могли защищаться против варваров и начальствовать над Грецией. Как говорит Платон, из твердых пеших он сделал их гребцами и мореходами^[13]. Его обвиняли в том, что, отняв у сограждан своих копье и щит, приковал к скамье и веслу народ афинский. По свидетельству Стесимброта, мнение его было принято, несмотря на усилия противоречащего ему Мильтиада. Повредил ли он этой переменой чистоту и твердость правления своего отечества или нет, этот вопрос требует глубоких размышлений. А что греки спасением своим в тогдашнее время обязаны морским силам и что те самые суда восстановили Афины, о том свидетельствует как все прочие, так и сам Ксеркс, ибо по разбитии его флота, хотя сухопутные его войска были еще целы, он убежал, как бы не мог уже сражаться, и оставил Мардония не столько, по моему мнению, для покорения греков, сколько для того, чтобы препятствовать за ним гнаться. Фемистокл прилагал великое старание к приобретению богатства, как некоторые говорят, по своей щедрости, ибо он любил приносить торжественные жертвы, блистательно угощать иностранных — что все требовало великих издержек. Напротив того, другие обвиняют его в низкой и мелочной скупости — до того, что будто бы продавал съестные припасы, которые ему дарили. Некогда просил он жеребца у Филида, заводчика лошадей, и получил отказ. Фемистокл грозил превратить вскоре дом его в деревянного коня^[14]. Этой загадкой давал он заметить, что возбудит против него ссоры с родственниками его и тяжбы с друзьями.

Честолюбием и желанием прославиться превзошел он всех. Будучи еще молод и неизвестен, упросил Эпикла, уроженца города Гермион^[15], кифариста, уважаемого афинянами, заниматься игрой в его доме, желая, чтобы многие приходили к нему и искали его дома. Приехав в Олимпию, хотел он великолепием шатров, пиршеств и других приготовлений сравниться с Кимоном; но грекам это было неприятно. Они думали, что это можно было позволить Кимону, как человеку молодому знатного происхождения; но Фемистокл, еще неизвестный, возносившийся несообразно с своим состоянием и родом, почитаем был за надменного и тщеславного человека. Он сделал издержки для представления трагедии и в прении одержал верх. Этот род прения был тогда в великом уважении и многие в том полагали всю свою славу^[16]. В знак этой победы посвятил доску с следующей надписью: «Фемистокл фреарриец был хорегом; Фриних сочинил трагедию; Адимант был архонтом^[17]».

Он был приятен народу — как потому, что называл по имени каждого из граждан, так и потому, что оказывал себя беспристрастным судьей во всех делах. Симонид Кеосский^[18] просил у него чего-то несправедливого во время его начальства; Фемистокл сказал ему: «Ни ты не можешь быть хорошим стихотворцем, сочиняя стихи без размера, ни я хорошим правителем, из угождения преступая законы». В другой раз, смеясь над Симонидом, называл его человеком безумным за то, что он ругал коринфян, которые обитали в большом городе, и заставлял делать свои изображения, хотя был лицом весьма дурен. Между тем сила его возрастала; будучи любим народом, возрастал он против Аристида и успел изгнать его из города остракизмом^[19].

Во время нашествия персов на Грецию афиняне советовались между собой об избрании полководца. Все добровольно отказывались от военачальства, страшась сопряженных с ним опасностей. Один Эпикид, сын Эвфимида, народный оратор, весьма искусный, но душою слабый и против денег нетвердый, оказывал желание получить начальство и, по-видимому, надеялся одержать верх подачей всех голосов в его пользу. Фемистокл, боясь, чтобы дела не расстроились совершенно, когда бы Эпикид получил верховное начальство, потушил деньгами его честолюбие. Хвалят поступок его с переводчиком, посланным от царя персидского для истребования земли и воды. По народному постановлению Фемистокл поймал и умертвил его за то, что повелениями варвара осмелился осквернить греческий язык^[20]; равномерно одобряется и то, что по его представлению объявлены бесчестными Артмий из Зелии, дети и весь род его за то, что он перенес к грекам персидское золото.

Всего важнее то, что он прекратил все брани между греками, примирил между собой города, убедил их отложить вражду по причине войны — к чему, как говорят, много способствовал ему Хилей из Аркадии.

Получив верховное начальство, Фемистокл предпринял посадить на суда своих сограждан, убедить их оставить город и как можно далее от Греции, на море, встретить варваров. Многие этому сопротивлялись. Фемистокл вместе с лакедемонянами вывел на Темпейские поля^[21] многочиленное войско, дабы прикрыть Фессалию, которая еще не пристала к персам. Но они возвратились оттуда безуспешны; фессалийцы приняли сторону царя, и все области, до самой Беотии, к нему присоединились. Тогда-то афиняне более обращали внимания на слова Фемистокла относительно к морю и послали его на кораблях к Артемисию, дабы охранять узкий проход^[22]. Здесь соединенные греки хотели, чтобы ими предводительстовали Эврибиад и лакедемоняне; но афиняне не соглашались быть под предводительством других, ибо числом своих кораблей они одни превышали все другие народы^[23]. Фемистокл, предусматривая бедствие, которым угрожал этот раздор, сам уступил Эврибиаду начальство и успокоил афинян, обещаясь заставить всех греков повиноваться им добровольно во всем, если только будут мужественно сражаться. По этой причине Фемистокла должно почитать первейшим виновником спасения Греции и особенно возвышения афинян, которые победили своим мужеством неприятелей, а кротостью своей — союзников. Неприятельский флот пристал к Афетам. Эврибиад, устрашенный множеством устроившихся против него кораблей и узнав, что еще двести плавают около Скиафоса^[24], хотел поспешно возвратиться внутрь Греции, пристать к Пелопоннесу и усилиться сухопутным войском, почитая силу царя персидского на море вовсе непобедимой. Эвбейцы, боясь, чтобы греки не предали их персам, послали тайно к Фемистоклу для переговоров Пелагонта с великим числом денег. Фемистокл принял деньги, как Геродот повествует, и отдал Эврибиаду^[25]. Более всех афинян противился ему Архитель, триерарх священного корабля^[26]; не имея денег для содержания мореходов, спешил отплыть назад. Фемистокл так раздражил против него граждан, что они отняли у него ужин. Архитель от всего этого унывал и сердился; Фемистокл послал ему в корзине на ужин хлеба и мяса, под которые положил серебряный талант, советовал ему теперь ужинать спокойно, а на другой день иметь попечение о своих товарищах; в противном случае грозил обвинить его перед гражданами в получении денег от неприятелей. Так повествует о том Фаний Лесбосский.

Происходившие тогда с кораблями варваров битвы^[27] в узком месте не были решительны в целом, но служили весьма полезным опытом для греков, которые самым делом среди опасностей удостоверились, что ни множество кораблей, ни блеск и богатство украшений, ни надменные восклицания, ни песни варварские не должны быть страшны для тех, кто умеет нападать на неприятелей, дерзает сражаться; что не следует обращать внимания на это, а хватать их и с ними бороться.

Кажется Пиндар хорошо знал об этом и потому говорил о битве при Артемисии^[28]:

Здесь славное начало афинские сыны
Свободы положили.

В самом деле — смелость есть начало победы. Артемисием называется берег Эвбеи, выше Гестиэи^[29], простирающийся к северу, против Олизона, лежащего в стране, которая обладаема была некогда Филоктитом. Там находится небольший храм Артемиды, именуемой Восточной. Вокруг него растут деревья и поставлены столпы из белого камня. Если камень потереть рукой, то издает запах шафрана и принимает его цвет. На одном из этих столпов надписаны следующие стихи:

Азийских дальних стран, племен различных, многих
Афинские сыны здесь, сокрушив суда
В морском сражении, эти столпы воздвигли
Тебе, о дева Артемида, в знак победы!

На морском берегу показывают место, где в большой куче песка, из глубины достается золистая черная пыль, как бы пережженая. Полагают, что обломки судов и мертвые тела сожжены на этом месте.

Когда возвещено было в Артемисии о том, что произошло в Фермопилах^[30], когда узнали, что Леонид пал на месте, а Ксеркс завладел всеми проходами на сухом пути, то морские силы возвратились внутрь Греции, афиняне шли сторожевым строем и по причине своей доблести гордились своими подвигами. Фемистокл, проходя места, которым необходимо надлежало престать неприятелям, вырезал на камнях, которые или по случаю где находились, или сам ставил в удобных для стоянок и для получения воды местах, большими буквами увещания ионянам, дабы склонить их, если можно, перейти к стороне афинян^[31], отцов своих, сражающихся за их вольность, или по крайней мере вредить варварам во время битвы и приводить в расстройство. Этими объявлениями надеялся он или привлечь к себе ионян, или произвести неустройство, сделав их подозрительными варварам.

Между тем Ксеркс шел через Дориду в Фокиду и жег фокейские города. Греки^[32] их не защищали; тщетно афиняне их просили идти навстречу варварам в Беотию для прикрытия Аттики, так как они на море помогли им при Артемисии; никто не внимал словам их. Всех умы обращены были к Пелопоннесу; все хотели собрать силы внутрь оного, заградить Истм стеною от одного моря до другого. Афиняне негодовали за это предательство и, оставаясь одни, впали в уныние и отчаяние. Они не могли и помышлять о сражении против стольких тысяч неприятелей. Не было другого средства в тогдашних обстоятельствах, как оставить город и сесть всем на суда; но это было неприятно народу, который не мечтал о победе, не чаял себе спасения, покинув храмы богов и гробницы отцов своих.

Фемистокл, не надеясь более человеческими советами склонить народ к своему намерению, поднял машину, как говорится в трагедиях^[33], — прибегнул к сверхъестественным знамениям и прорицаниям.

Он употребил в свою пользу то, что змей в эти дни оставил храм и сделался невидим^[34]. Жрецы находили целыми поставляемые для него ежедневно приношения и возвестили о том народу, объявляя, по изъяснению Фемистокла, что богиня оставила город и показывала им путь к морю. Прорицание пифийское также употреблял он, дабы склонить народ на свое предложение, ибо под словами «деревянная стена» разумелось, по его мнению, не другое что как корабли, и Саламин в том прорицании назван божественным, а не злополучным и несчастным^[35], как бы этим прилагательным предвещая грекам великое благополучие. Мнение его было принято; он предложил принять постановление следующего содержания: «Предать город защите Афины, покровительницы афинян; всем взрослым сесть на суда, и всякому, по возможности, стараться о спасении жены, детей и рабов своих». Постановление было утверждено. Большая часть афинян выслали отцов и жен в Трезену. Трезенцы приняли их дружески, определили содержать их общественным иждивением, назначив каждому по два обола^[36] в день; позволили детям брать везде плоды и платили за них жалованье учителям. Это постановление написано Никагором. В общественной казне афинян не было денег. Аристотель говорит, что Ареопаг дал каждому гражданину, отправляющемуся в поход, по восьми драхм, это было главным пособием к вооружению судов. Клидем, напротив того, приписывает и это хитрости Фемистокла, ибо между тем как афиняне сходили в Пирей, говорят, что исчезла голова Горгоны от кумира богини^[37]. Фемистокл, притворяясь, будто ее ищет, все осматривая, нашел великое количество денег, сокрытых в обозах. Эти деньги были обращены на общественное употребление, и воины, отправлявшиеся на судах, запасались в изобилии всем нужным.

Таким образом, целый город, так сказать, садился на суда. Трогательное зрелище, в одних производившее сострадание, в других изумление от такой смелости! Одни высылали родителей своих; другие переправлялись на остров Саламин, не трогаясь ни воплем и слезами жен, ни лобзаниями детей своих. Многие из граждан по причине глубокой старости принуждены были остаться в городе и возбуждали к себе жалость. Самые домашние животные, с жалобными криками провождавшие отъезжающих своих питателей, трогали душу и приводили ее к чувствительности. Между прочим, собака Ксанфиппа, отца Перикла, не стерпя разлуки с господином своим, бросилась в море, плыла за кораблем его, достигла берега Саламина и, от усталости павши, тотчас умерла. Так называемая Киноссема, или «Собачья могила», есть то место, в котором, как сказывают, погребли ее.

Велики эти дела Фемистокловы, но не меньше велико и то, что, приметя, сколько граждане желали возвращения изгнанного Аристида и страшились, чтобы он из гнева не пристал к варварам и не погубил вконец Греции, ибо он был изгнан до начала войны происками Фемистокла, он написал постановление, которым позволялось всем, на время изгнанным согражданам, возвращаться, говорить и делать с прочими гражданами, что покажется им полезно к спасению Греции.

Главным начальником морской силы был Эврибиад, по причине достоинства спартанцев; но он был человек немужественный в опасностях и хотел возвратиться к Истму, где собраны были сухопутные силы пелопоннесцев. Фемистокл противился его намерению. В этом случае произнесены были известные достопамятные слова. Эврибиад сказал^[38] ему: «Фемистокл! Тех бьют, кто бежит раньше времени на всенародных играх». «Да! — отвечал Фемистокл. — Но не венчают тех, кто остается позади». Эврибиад поднял трость, как бы хотел его ударить, а Фемистокл сказал: «Бей, но слушай!» Эврибиад, удивляясь его кротости, позволил ему говорить, и Фемистокл обратил его к своему предложению. При этом некто сказал, что человеку, не имеющему города, неприлично учить других оставить и предать свои отечества. «Несчастный! — сказал Фемистокл, обратив к нему речь. — Мы оставили одни дома и стены, не желая рабствовать для бесчувственных вещей. Наш город больше всех греческих городов — это суть двести триер, которые здесь готовы подать вам помощь, если вы хотите спастись. Если же вы удалитесь снова и предадите нас, то скоро иные греки услышат, что афиняне нашли и город вольный^[39], и область не хуже той, которую потеряли». Эти слова Фемистокловы исполнили Эврибиада подозрения и страха, чтобы афиняне не отстали от них и не удалились. Некий эретрийский^[40] военачальник хотел говорить против него. Фемистокл сказал ему: «Ужели и вы можете рассуждать о войне? Вы, которые, подобно сепии^[41], имеете меч, но не имеете сердца?»

Некоторые повествуют, что Фемистокл говорил о том на палубе корабля, и в то самое время узрели сову^[42], которая летела по правой стороне кораблей и села на снасти. Это знамение заставило всех согласиться на мнение Фемистокла и приготовиться к сражению. Но, когда неприятельский флот, несясь к Аттике, у фалерской пристани закрыл все окрестные берега, царь, сам с сухопутным войском пришедший к морю, вдруг явился им и все силы его были собраны вместе — слова Фемистокла были забыты греками; пелопоннесцы в ужасе опять обращали взоры к Истму и негодовали, когда кто представлял им что-либо тому противное. Они решили отступить ночью; всем начальникам кораблей приказано было приготовиться. Прискорбно было Фемистоклу, что греки оставляли выгоды, доставляемые им местоположением и тесными проливами, и намеревались разойтись по городам своим. Он выдумал хитрость, произведенную им в действо через Сикинна. Этот Сикинн был родом перс^[43], пленник, но преданный Фемистоклу, детей которого был он дядькой. Фемистокл послал его тайно к Ксерксу с объявлением, что афинский полководец Фемистокл, приставая к его стороне, первый ему возвещает, что греки уже бегут, что советует воспрепятствовать их отступлению и, пока они в смятении и отделены от сухопутных войск, напасть на них и истребить морские их силы. Ксеркс обрадовался этому известию, почитая его знаком преданности к себе Фемистокла. Он велел тотчас начальникам кораблей спокойно готовить другие к сражению, а с двумястами занять немедленно все окрестные острова, дабы ни один из неприятелей не ушел.

Между тем как это производилось, Аристид, сын Лисима, приметив то первым, прибыл к шатру Фемистокла^[44], которого не был он другом (быв прежде изгнан им, как нами уже сказано), и, когда Фемистокл вышел, он объявил ему, что они окружены со всех сторон неприятелем. Фемистокл, зная добродетель этого мужа и радуясь его присутствию, открыл ему все то, что он сделал через Сикинна, и просил его содействовать ему и ободрить греков, которые к нему имели большую доверенность, сражаясь в проливах. Аристид похвалил Фемистокла, ходил ко всем полководцам и начальникам кораблей, увещевал и побуждал их к битве. Они еще не верили, что окружены со всех сторон неприятелем, как теносское судно под начальством Панетия, убежав от неприятелей, перешло к ним и подтвердило известие. Таким образом, гнев при необходимости двинул греков к сражению.

На рассвете дня Ксеркс, обозревая флот и ополчение, стал на возвышенное место, как Фанодем^[45] пишет, выше капища Гераклова, где остров Саламин узким проливом отделяется от Аттики; а по свидетельству Акестодора, на границе мегарской, выше так называемых Керат^[46]. Он сидел на золотом троне^[47]; вокруг него было много писцов, которых должность состояла в том, чтобы описывать то, что происходило во время битвы.

Между тем как Фемистокл приносил жертвы на главном корабле, приведены были к нему три пленника, прекрасные видом, в великолепной золотой одежде. Их почитали сынами Сандаки, сестры царя, и Артаикта. Прорицатель Эвфрантид взглянул на них и, как в то же время от жертв воссиял великий и яркий свет и с правой стороны некто чихнул^[48], то он, взяв за руку Фемистокла, повелел ему посвятить этих юношей и принести всех в жертву Дионису Оместу («Свирепому»)^[49], уверяя, что это доставит грекам спасение и победу. Фемистокл был поражен столь чрезвычайным и страшным прорицанием; но народ, как обыкновенно случается в великих опасностях и трудных делах, полагая свое спасение более в том, что странно и необычайно, нежели в том, что согласно с рассудком, призывая громким криком все вместе бога, привел к жертвеннику пленников и принудил совершить жертву так, как приказал прорицатель. Об этом повествует Фаний Лесбосский, мудрец, весьма сведущий в истории.

О множестве варварских кораблей стихотворец Эсхил в трагедии своей, именуемой «Персы», говорит уверительно, как совершенно знающий о том^[50], следующее:

Приплыла тысяча за Ксерксом кораблей!
Я знаю точно то! По быстроте своей
Две сотни кораблей их всех превосходили.

Афинских кораблей всех было сто восемьдесят; на каждом из них было восемнадцать человек, которые сражались на палубе; из них четверо были стрелки; прочие же — тяжеловооруженные.

Кажется, Фемистокл воспользовался временем столь же хорошо, как и местом. Не прежде на неприятеля он обратил корабли свои, как по наступлении обыкновенного часа, когда сильный ветер поднимается с моря и гонит валы в пролив. Этот ветр нимало не вредил греческим судам, которые были низки — почти наравне с морем; но варварские, с поднятыми кормами и высокими палубами, будучи тяжелы, были вращаемы ветром и представляли бока свои грекам, которые быстро на них неслись и обращали внимание к Фемистоклу, как человеку, лучше всех знавшему то, что было им полезно. На него напал начальник персидских кораблей Ариамен, человек храбрый, лучший и справедливейший из братьев царских, имевший большой корабль, с которого, как со стены замка, метал копья и стрелы. Аминий из Декелеи^[51] и Сокл из Педиэи, плывшие на одном судне, когда корабли устремились один на другой, сцепились с ним крючьями. Ариамен вскочил к ним в судно; они устояли твердо против него и, поражая копьями, наконец бросили в море. Мертвое тело его, несомое с обломками кораблей, узнала Артемисия^[52], подняла и принесла к Ксерксу.

Между тем как битва таким образом происходила, говорят, что свет великий воссиял от Элевсина; по Фриасийской долине до самого моря раздался звук и голос, как будто бы великое множество людей вместе выносили таинственного Иакха^[53]. Из этой толпы говорящих понемногу поднималась с земли туча, которая потом стала опускаться и упала на суда. Некоторым явились призраки в виде вооруженных людей, которые простирают руки от Эгины перед триерами, как бы эакиды, призванные на помощь молениями перед началом сражения^[54].

Ликомед, афинянин, корабленачальник, первый овладел неприятельским судном, снял с него все украшения и посвятил их Аполлону Лавроносцу. Другие греки, поравнявшись строем с неприятельскими судами, которые в тесном месте не все вдруг, но по частям вступали в бой и сталкивались между собою, сражаясь с ними упорно до самого вечера, одержали, как говорит Симонид, прекрасную и знаменитую победу^[55], блистательнее которой ничего не произвели на море ни варвары, ни греки и которая была плодом мужества и общих усилий соединенно сразившихся народов, благоразумия и искусства Фемистокла.

По окончании битвы Ксеркс, еще сражаясь духом против неудачи, предпринял перевести пехоту в Саламин, соединив этот остров с твердой землей и оградив пролив, для нападения на греков. Фемистокл, испытывая Аристида, предлагал идти в Геллеспонт и разломать наведенный Ксерксом на судах мост, дабы, говорил он, поймать Азию в Европе. Аристиду^[56] не нравилось это предложение, и он сказал: «Теперь мы воевали с варваром, преданным неге и роскоши; но если заключим в Греции и страхом доведем до последней крайности государя, властителя таких сил, то он не будет более смотреть спокойно на битву, сидя под золотым балдахином; но дерзнет на все, будет сам везде присутствовать по причине опасности, исправит упущенное и последует лучшим советам для спасения целого. Итак, — продолжал он, — по моему мнению, не только не должно нам разломать наведенного им моста, но, если бы можно было, навесть еще и другой, дабы скорее выбросить его из Европы». «Если это кажется полезнее, — отвечал Фемистокл, — то время подумать всем нам и употребить все средства, чтобы принудить его в скорости оставить Грецию».

Предложение это было принято. Фемистокл тотчас послал к Ксерксу найденного им среди пленных евнуха по имени Арнака, с повелением сказать царю, что греки, одержав победу морскими силами, решились идти к Геллеспонту и развести мост; что Фемистокл, имея о нем попечение, советует ему поспешить к своему морю и перейти в Азию; между тем как он займет союзников и постарается задержать их от погони. Ксеркс, услышав это, объятый страхом, отступил назад с великой скоростью. Благоразумие Фемистокла и Аристида оправдано впоследствии битвой с Мардонием при Платеях, где греки, сражавшись с ничтожной частью Ксерксовых сил, были в опасности всего лишиться^[57].

По свидетельству Геродота, граждане Эгина более всех отличились; Фемистоклу же все дали первую награду, хотя и против воли, по причине своей к нему зависти. По отступлении в Истм полководцы брали дощечку с жертвенника^[58], и каждый из них записывал на ней первым себя по доблести, а вторым — Фемистокла. Лакедемоняне привели его в Спарту и дали в награду Эврибиаду — за храбрость, а Фемистоклу — за благоразумие венок масличной ветви; они подарили ему лучшую в городе колесницу и выслали с ним триста юношей^[59], которые проводили его до самых границ. Говорят, что при отправлении следующих^[60] Олимпийских игр как Фемистокл показался на ристалище, то все зрители, не обращая внимания на участников состязаний, целый день на него одного смотрели, показывали его иностранцам с рукоплесканием и изъявлением величайшего к нему уважения. Фемистоклу было это весьма приятно; он признался друзьям своим, что собрал плоды трудов, за Грецию понесенных.

В самом деле, он был от природы честолюбив, если судить по достопамятным его деяниям и изречениям. Будучи некогда избран начальником республики, никакого дела ни частного, ни общественного не приводил к концу по частям, но все отлагал до того дня, в который надлежало ему отплыть, дабы вдруг, занимаясь многими делами и обращаясь со многими разного звания людьми, казаться великим и могущественным.

Некогда смотрел он на выброшенные морем мертвые тела; увидя на многих из них золотые ожерелья и другие украшения, прошел мимо, а идущему за ним приятелю своему, показав их, сказал: «Возьми себе — ты не Фемистокл».

Некто из прекраснейших юношей по имени Антифат обходился с ним сперва весьма гордо, а во время его славы стал оказывать ему почтение. «Молодой человек, — сказал ему Фемистокл, — хотя поздно, но оба вместе мы образумились».

Обыкновенно говаривал он, что афиняне не любят и не почитают его, но поступают с ним как с платаном: во время бури и опасности под ним укрываются, а в хорошую погоду — щиплют и обсекают его ветви.

Некто с острова Сериф^[61] сказал ему, что он не сам по себе славен, но по своему отечеству. «Ты правду говоришь, — сказал ему Фемистокл, — ни я не прославился бы, будучи уроженцем Серифа, ни ты, будучи афинянином».

Один из военачальников, оказав республике некоторую услугу, гордился пред Фемистоклом и сравнивал с его делами свои дела; Фемистокл сказал ему: «Некогда спорил с праздником следующий за ним день и говорил ему: „Нет тебе ни малейшего отдыха; ты отягчен работой и трудами, а во мне люди наслаждаются спокойно всем готовым“. „Это правда, — отвечал на то праздник, — но когда бы меня не было, не было бы и тебя“. Итак, — продолжал Фемистокл, — когда бы меня не было, где бы теперь вы были?»

Сын его управлял совершенно своей матерью, а через мать и им самим. Фемистокл в шутках утверждал, что сын его властью превышал всех греков, ибо афиняне, говорил он, управляют греками, я — афинянами, мною — его мать, матерью же он.

Желая во всем быть от других отличным, продавая некогда одно из своих поместий, приказал объявлять, что оно имеет и хорошего соседа.

Из женихов своей дочери доброго предпочел он богатому, говоря при том, что ищет более человека, имеющего нужду в деньгах, нежели денег, имеющих нужду в человеке.

Таковы суть достопамятные его изречения^[62].

По окончании упомянутых великих подвигов он предпринял возобновить Афины^[63] и обнести их стенами, склонив эфоров, как пишет Феопомп, деньгами, дабы в том ему не препятствовали, а как другие говорят, обманув их. Под предлогом посольства он прибыл в Спарту^[64]. Спартанцы жаловались, что афиняне укрепляют свой город, и Полиарх, посланный нарочно из Эгины, свидетельствовал и предлагал им для осмотра отправить в Афины посланников, желая, с одной стороны, выиграть довольно времени для постройки стен, а с другой — чтобы афиняне могли удержать спартанских посланников в залоге вместо себя. Это так и случилось. Лакедемоняне, узнав истину, не оказали никакого ему оскорбления, но отпустили его, скрывая свою досаду.

Потом начал он строить Пирей, приметив удобность и хорошее положение пристани. Он хотел весь город обратить к морю. В этом поступал он некоторым образом против политики древних афинских царей, которые, как известно, желая отклонить граждан от моря и приучить их жить земледелием без мореплавания, выдумали басню, что Посейдон и Афина спорили между собою о том, кому быть покровителем страны Аттической; Афина одержала победу, показав судьям масличное дерево^[65]. Фемистокл не «приклеил Пирей» к городу, как говорит комической стихотворец Аристофан^[66], но соединил город с Пиреем и землю с морем. Это усилило народ против аристократов и исполнило его дерзостью, ибо вся сила республики перешла в руки к мореходам, начальникам гребцов и кормчим. По этой причине трибуну на Пниксе, которая смотрела на море, обратили впоследствии так называемые тридцать тираннов к твердой земле^[67], будучи уверены, что владычество над морем производит народоправление и что земледельцы менее ненавидят олигархию или малоначалие.

Фемистокл возымел еще большие намерения о морской силе. По отступлении Ксеркса греческий флот пристал к Пагасам^[68], дабы там зимовать. Фемистокл в Народном собрании афинян сказал, что знает нечто весьма выгодное и полезное для них, но которое должно держать в тайне от народа. Афиняне велели ему сообщить о том одному Аристиду и привести в исполнение, если он то одобрит. Фемистокл открыл Аристиду, что мысль его была та, чтобы сжечь греческий флот. Аристид, представ пред народом, объявил, что нет ничего полезнее и вкупе несправедливее того, что Фемистокл произвести намеревается; афиняне запретили ему более предлагать о том.

Лакедемоняне в собрании амфиктионов предлагали исключить из сего собрания все города, которые не содействовали грекам против персов. Фемистокл, боясь, чтобы по удалении фессалийцев, фивян и аргосцев спартанцы не завладели совершенно голосами и не делали всего по своей воле, высказался в пользу этих городов и переменил мнение пилагоров. Он представил им, что только тридцать один город участвовал в войне и что большая их часть весьма маловажна; что, выключив из этого союза всю Грецию, должно опасаться, чтобы совет амфиктионов не был во власти двух или трех больших городов. Этим более всего навлек он на себя ненависть лакедемонян; по этой причине старались они о возвышении Кимона, противополагая его в правлении республики Фемистоклу.

Фемистокл был ненавистен и другим союзникам, ибо объезжал острова и собирал с них деньги. Геродот сохранил нам слова, сказанные им жителям Андроса, у которых он требовал денег, и ответы их на оные. Фемистокл сказал им: «Я прибыл к вам с двумя могущественными богами — с убеждением и насилием». Андросцы ответствовали: «И мы имеем у себя двух великих богов: бедность и недостаток, которые нам запрещают выдать требуемые деньги». Тимокреонт, родосский стихотворец, в одной песне язвительно нападает на Фемистокла за то, что других изгнанников за деньги возвратил в отечество их, а его, приятеля своего, с которым был связан гостеприимством, предал для денег. Он говорит следующее:

Коль хочешь ты, хвали Павсания, Левтихида,
Ксанфиппа храброго^[69]; хвалю я Аристида.
В Афинах не было правдивее его.
Тобою же мерзит, о Фемистокл, Латона;
Предатель, лжец, злодей! Не ты ль Тимокреонта,
Гостеприимника и друга своего
Отечества лишил, корыстно покоренный?
Тремя талантами сребра обогащенный,
Ты поднял паруса! О! Если б глубина
Сокрыла и его, и все его дела!
Одних неправедно он возвращал во грады;
Других неправедно лишал домов, отрады.
Иных же умерщвлял — и деньги собирал!
На Истме он потом народ весь угощает,
Холодное гостям там мясо предлагает;
Спокойно каждый ел и от души желал,
Хозяину сему, чтоб не прожить и года.

Тимокреон с большей колкостью и явною дерзостью поносит Фемистокла по изгнании его и осуждении в песни своей, которая так начинается:

Муза! Прославь песню эту в Греции —
то прилично и справедливо.

Говорят, что Тимокреонт был изгнан за мидизм^[70] и что в осуждении Фемистокл подал голос против него. Когда же и Фемистокла обвиняли в мидизме, то Тимокреонт писал следующее:

Тимокреонт один не входит в дружбу с мидом.
Не я один с пятном: есть много и других;
Довольно в Греции, довольно есть лисиц.

Уже афиняне из зависти к Фемистоклу охотно принимали клеветы, на него взносимые; а Фемистокл, принужденный часто напоминать им о делах своих и заслугах, причинял им неудовольствие.

Он говорил тем, кто изъявлял на то досаду: «Разве вам тягостно от одних и тех же часто принимать благодеяния?» Народу было также неприятно и то, что он воздвиг храм Артемиде, которую назвал «Благосоветной», как бы этим показывая, что он дал афинянам и всем грекам лучшие советы. Храм этот построил он близ своего дома в Мелите, куда ныне палачи кидают тела казненных и куда относят платье и веревки удавленных и убиенных. Еще в наше время было в храме Благосоветной малое изображение Фемистокла. Видно, что Фемистокл был лицом столько же героический, как и духом.

Афиняне изгнали его остракизмом для унижения его важности и могущества — так они обыкновенно поступали со всеми теми, сила которых была им тягостна и несообразна с демократическим равенством. В самом деле, остракизм был не наказанием, но утешением и облегчением зависти, которая радовалась тому, что унижала превознесенных над другими. В этом бесчестии она истощала свою злобу.

Фемистокл по изгнании из Афин жил в Аргосе. Случившееся тогда с Павсанием^[71] дало повод неприятелям его к обвинению. Леобот, сын Алкмеона из Агравлы, вместе со спартанцами обвинял Фемистокла в предательстве. Когда Павсаний производил в исполнение задуманный план измены, то сперва скрывался от Фемистокла, хотя он и был ему другом. Но как скоро увидел его изгнанным из своего отечества и огорченным, то осмелился предложить ему принять участие в его намерении, показал полученные от персидского государя письма и возбуждал его против греков, называя их несправедливыми и неблагодарными. Хотя Фемистокл отвергнул его предложение и отказался от участия в этом деле, однако никому о том не говорил и не объявил злоумышления, или думая, что Павсаний переменит мысли, или надеясь, что другим каким-либо образом он обнаружится, предприняв дело дерзкое и опасное без всякого рассудка. По умерщвлении Павсания^[72] нашлись касательно этой измены письма, которые навели на Фемистокла подозрение. Лакедемоняне кричали против него; завистливые граждане его обвиняли. Фемистокл, удаленный от своего отечества, только через письма старался оправдать себя. Оклеветанный своими неприятелями, писал он к согражданам, что всегда желал начальствовать, что не рожден повиноваться и не хочет того и потому никогда не имел в мыслях своих предать варварам и врагам себя вместе с Грецией. Однако народ, убежденный доносчиками, послал нарочных с приказанием поймать его и представить грекам для произведения над ним суда.

Фемистокл это предвидел и отправился в Керкиру; этому городу оказал он некогда услугу^[73]. Будучи назначен судьей в распре керкирян с коринфянами, он примирил их, осудил коринфян заплатить двадцать талантов и сообща с керкирянами владеть Левкадой^[74], которая является поселением обоих народов. Оттуда убежал он в Эпир. Преследуемый афинянами и лакедемонянами, предался он весьма сомнительной и опасной надежде — прибег к Адмету, царю молосскому^[75]. Этот государь просил некогда помощи у афинян и, получив презрительный отказ от Фемистокла, который имел тогда в республике великую силу, питал против него вражду и не скрывал того, что намерен был его наказать, когда бы он попался к нему в руки. Но Фемистокл в тогдашнем изгнании, страшась новой зависти своих единоплеменников больше, чем древнего царского гнева, сам предал ему себя, соделался просителем Адмета странным и необыкновенным образом^[76]. Держа малолетнего сына царя, припал он к домашнему жертвеннику; моление такого рода молоссы почитают важнейшим и одно оно ими не отвергаемо. Некоторые говорят, что супруга Адмета по имени Фтия научила Фемистокла молению такого рода и посадила сына своего вместе с ним на жертвенник. Есть и такие, которые уверяют, что Адмет сам был участником в этом театральном представлении и изобрел это средство, дабы освятить причину, ради которой не выдавал Фемистокла гонителям его. Туда отправлены были к нему жена и дети его, которых Эпикрат-ахарнянин увез из Афин тайно; за что Кимон впоследствии приговорил его к смерти, как свидетельствует Стесимброт. Но потом историк каким-то образом сам ли забыл об этом или заставил Фемистокла забыться, говорит, что он отправился в Сицилию и просил тамошнего царя Гиерона выдать за него замуж дочь свою, обещаясь сделать ему подвластными греков. Гиерон ему отказал, и Фемистокл отправился в Азию.

Однако невероятно, чтобы это так происходило, ибо Феофраст в книге своей «О царстве» повествует, что Гиерон послал некогда в Олимпию коней для ристания и велел там раскинуть шатер; что Фемистокл говорил грекам, что должно расхитить шатер тиранна и не допустить коней его к ристанию. Фукидид притом пишет, что Фемистокл, придя к Эгейскому морю, сел на корабль в Пидне^[77]. Никто из мореходов не знал, кто он таков до того времени, как ветром судно занесено было к острову Наксос, осаждаемому тогда афинянами. Фемистокл, страшась их, открылся начальнику корабля и кормчему и, то употребляя просьбы, то грозя обвинить их перед афинянами, что они не по неведению, но за деньги приняли его на свое судно, заставил их проехать мимо и пристать к Азии.

Большую часть его богатства приятели его скрыли и переслали тайно к нему в Азию. Найдено и отобрано в народную казну, по уверению Феопомпа, сто талантов, а по мнению Феофраста — восемьдесят; хотя все имение его до вступления в правление республики не стоило и трех талантов.

По прибытии своем в Киму^[78] приметил он, что многие приморские жители подстерегали его и хотели поймать, особенно же Эрготель и Пифодор. Добыча эта была весьма выгодна для тех, которые от всего желают получать себе прибыль, ибо царь персидский обещал двести талантов тому, кто приведет Фемистокла. Он убежал в Эги^[79], городок эолийский, где его никто не знал, кроме приятеля Никогена, богатейшего человека изо всех эолян, который имел знакомства с вельможами двора. Фемистокл пробыл несколько дней, скрываясь в его доме. Некогда по принесении жертвы после ужина Ольбий, учитель детей Никогена, как бы в ступлении и по вдохновению свыше воскликнул с размером:

Дай ночи глас, совет, дай ночи ты победу!^[80]

Фемистокл после этого предался сну. Ему привиделось, что змей обвивался вокруг его утробы и приполз к его шее, потом, коснувшись лица его, превратился в орла, который поднял и унес в дальнее место; вдруг явился золотой жезл, на который поставил его безопасно, и он освободился от великого страха и смятения, которым был объят. Вскоре Никоген отправил его от себя, употребив следующую хитрость. Все варварские народы, особенно же персы, весьма свирепы и злы в ревности своей к женщинам; не только жен своих, но рабынь и наложниц содержат они строго, чтобы никто из посторонних не видал их. Они живут в домах взаперти, а в дороге возят их на колесницах под закрытыми отовсюду завесами. Никоген сделал такую колесницу для Фемистокла, в которую он и сел; провожавшие его говорили тем, кто попадался им навстречу и спрашивали, кто в колеснице, что они везут из Ионии молодую гречанку к одному из вельмож царских дверей^[81].

Фукидид и Харон из Лампсака^[82] повествуют, что в то время умер Ксеркс и Фемистокл представился сыну его Артаксерксу^[83]. Но Эфор, Динон, Клитарх, Гераклид и многие другие уверяют, что Фемистокл прибыл к самому Ксерксу. Кажется, что Фукидид более всех согласен с летосчислением, хотя и оно не составлено с точностью.

Фемистокл наконец в самый решительный момент явился сперва к Артабану^[84], тысяченачальнику, сказал ему, что он грек и хочет говорить с царем о весьма важных делах, о которых сам царь наиболее заботится. «Чужестранец! — сказал ему Артабан. — Законы и обычаи народов различны, что прекрасно у одних, то у других таковым не признается. Прилично лишь всем хранить и чтить отечественные обычаи. Вы, как говорят, более всего уважаете вольность и равенство; напротив того, у нас среди множества прекрасных постановлений самое лучшее то, которое нам повелевает чтить царя и поклоняться в нем образу бога, все сохраняющего. Если ты согласно с нашими обыкновениями хочешь пасть пред царем, то позволено тебе будет видеть его и говорить с ним. Если же мыслишь иначе, то должно будет тебе отнестись к нему через других. Царь не может слушать того, который не падет пред ним». Фемистокл, услышав это, сказал: «Артабан! Я для того сюда прибыл, чтобы умножить славу и силу великого царя. Не только сам я буду повиноваться вашим законам, поскольку такова есть воля бога, вознесшего царство персидское; но через меня более, чем теперь, народов будут покланяться царю. Итак, да не будет это мне препятствием говорить с ним». — «Но кто ты и как тебя назвать? — спросил Артабан. — По-видимому, ты человек необыкновенный». — «Никто прежде царя самого этого не узнает», — отвечал ему Фемистокл.

Так повествует Фаний. Но Эратосфен в книге «О богатстве» добавляет, что Фемистоклу, чтобы быть представленным Артабану, помогла женщина родом из Эретрии, с которой тысяченачальник жил.

Фемистокл был введен к царю, поклонился ему по персидскому обычаю и стоял в молчании. Царь повелел переводчику спросить его, кто он таков. На этот вопрос он отвечал: «Государь! Я прибыл к тебе — Фемистокл, афинянин, изгнанник, греками преследуемый. Я причинил много зла персам, но еще более добра, удержав греков от преследования тогда, когда Греция была уже безопасна и спасенное отечество позволяло оказать и вам некоторую услугу. Прилично все теперешнему моему несчастью, и я здесь готов принять твои благодеяния, если великодушно со мною примиришься или укротишь гнев твой, если еще он продолжается. Но ты прими самих врагов моих во свидетели того, какие персам оказал я услуги, и воспользуйся бедствиями моими более к изъявлению твоей добродетели, нежели к удовлетворению гнева твоего. Спасая меня, спасешь человека, прибегавшего под защиту твою; губя, ты погубишь неприятеля греков». После этих слов Фемистокл, дабы более убедить царя свидетельством свыше, рассказал сон, виденный им у Никогена и оракула Зевса Додонского, который повелел ему искать защиты у соименного ему бога, что подало ему мысль отправиться к царю, ибо тот и другой могущественны и оба называются царями. Царь на это не отвечал ни слова, хотя удивился духу его и великой смелости. Он поздравил себя перед своими приближенными с этим событием, как бы с великим для себя счастьем, и просил Аримана всегда внушать неприятелям мысль изгонять от себя лучших мужей. Потом приносил он жертвы богам, сделал пиршество и ночью во сне трижды воскликнул в радости: «Афинянин Фемистокл в моих руках!»

На другой день, созвав приближенных своих, велел представить Фемистокла, который ничего доброго не ожидал, приметя, что придворные, едва узнали его имя, оказывали к нему неблагорасположение и поносили его. Сверх того, когда шел мимо тысяченачальника Роксана, то тот в присутствии сидящего государя и других вельмож, безмолвно пребывающих, вздохнув тихо, сказал: «Греческий змий разноцветный! Гений-хранитель царя тебя сюда привел!» Фемистокл был представлен царю и снова поклонился; царь принял его милостиво, приветствовал и сказал, что уже должен ему двести талантов, ибо за то, что он сам себя привел, по справедливости надлежит ему получить вознаграждение, обещанное тому, кто привел бы его. Он обещал ему еще более, ободрил его и велел ему говорить свободно то, что он думал о греческих делах. Фемистокл отвечал ему, что слово человеческое подобно коврам разноцветным, которые открываясь и развиваясь, показывают виды, на них изображенные, а будучи свернуты, сокрывают и портят их. По этой причине просил он срока.

Царю понравилось это уподобление и позволил ему назначить срок: Фемистокл просил сроку на год. В это время, научившись довольно персидскому языку, говорил сам с царем. Удаленные от двора думали, что они говорят о греческих делах. Но так как при дворе и среди царских приближенных в то время произошли важные перемены, то вельможи завидовали ему, подозревая, что он осмелился и о них откровенно говорить с государем. Почести, оказываемые ему царем, нимало не были сходны с теми, какими пользовались другие иностранцы.

Он участвовал в царской охоте и в домашних забавах царя до того, что введен был к его матери и имел к ней свободный доступ; также, по повелению царя, был он наставлен в учении магов.

Демарат, бывший царем спартанским, получил позволение от царя требовать себе какой-либо милости; он просил проехать на коне через город Сарды, с кидаром на голове, подобно царям^[85]. Митропавст, двоюродный брат Демарата, сказал ему: «Этот кидар не имеет мозга, который бы он покрыл; и ты не будешь Зевсом, хотя бы держал молнию в руках своих». Царь настолько вознегодовал на просьбу Демарата, что казался неукротимым; однако Фемистокл просил царя о нем и исходатайствовал ему прощение. Известно, что при последовавших царях, под которыми дела персов более смешивались с греческими, когда они имели нужду в каком-нибудь из греков, писали к нему и обещали, что он будет при них больше и важнее Фемистокла. Сам он, будучи уже знаменит и многими почитаем, некогда за столом, великолепно приготовленным, сказал детям своим: «Дети! Мы бы погибли, если б не погибли».

Многие писатели уверяют, что ему даны были три города — Магнесия, Лампсак и Миунт на хлеб, на вино и на рыбу^[86]. Неанф из Кизика и Фаний прибавляют города Перкоту и Палескепсис — на одеяние и постель.

Фемистокл отправился в приморские области по делам, касающимся Греции. Один перс, по имени Эпексий, сатрап Верхней Фригии, злоумышляя на его жизнь, задолго до этого подговорил нескольких писидийцев для его умерщвления, когда тому надлежало остановиться на ночь в городе Леонтокефале (то есть «Львиная голова»). Фемистокл отдыхал в полдень, когда Мать богов^[87] явилась ему во сне, и сказала: «Фемистокл! Избегай головы львиной, чтобы не попасться льву. За это требую от тебя в служительницы Мнесиптолему». Фемистокл, устрашенный этим явлением, помолился богине, оставил большую дорогу и продолжал путь другой, минул означенное место и остановился в открытом поле при наступлении уже ночи. Случилось, что один из вьючных скотов, везших шатер, упал в реку; служители Фемистокла раскрыли смокшие завесы и сушили их. Писидийцы, вооруженные мечами, устремившись сюда, не могли точно распознать при свете луны, что такое сушили; они почли то шатром Фемистокла и думали, что его найдут внутри спящим. Когда они приближились и поднимали завесы, служители, которые оные стерегли, напали на них и переловили. Таким образом, Фемистокл избег опасности и, удивясь явлению богини, соорудил в Магнесии храм Диндимены^[88] и сделал в нем жрицей дочь свою Мнесиптолему.

По прибытии своем в Сарды, будучи без занятия, осматривал он великолепные храмы и множество даров, богам посвященных. Он увидел в храме Матери богов медный кумир девы, называемую «водоносною», в два локтя вышиной. Когда он был в Афинах надзирателем над водами, открывши тех, кто отнимал общественную воду, отвращая ее течение, соорудил кумир этот на деньги, собранные с наложенной на них пени. Почуствовав ли сострадание, видя этот кумир в плену или желая показать афинянам, сколь велика была его сила при царе и в каком уважении у него находился, он просил лидийского сатрапа отослать оный в Афины. Варвар на это негодовал и грозил Фемистоклу отписать о том царю. Фемистокл, устрашенный его словами, прибег к женам сатрапа и, одарив их деньгами, укротил гнев его. С тех пор вел себя с большей осторожностью, боясь уже и зависти варваров. Он не разъезжал по Азии, как Феопомп уверяет, но пребывал в Магнесии, пользуясь великими подарками и уважаемый наравне с знаменитейшими персами. Долго жил он в покое. Царь не обращал внимания на Грецию, будучи занят делами в Верхней Азии. Но когда Египет возмутился при помощи афинян, греческие корабли плавали до Кипра и Киликии, и Кимон, обладая морями, заставил его противодействавать грекам и препятствовать увеличению их могущества к вреду его; когда уже и силы царские были в движении и полководцы отправлялись, то к Фемистоклу посылаемы были в Магнесию от царя приказания — приступить к делу против греков и исполнить данные обещания. Но он не пылал гневом против сограждан своих; такие великие почести и власть также не влекли его к войне. Может быть также, что дело это почитал он невозможным, потому что Греция имела тогда великих полководцев и Кимон славился блистательными успехами. Более же всего, уважая славу собственных своих подвигов и прежних трофеев, принял благоразумное намерение украсить жизнь свою приличным концом. Он принес жертвы богам, собрал своих друзей, обнял их и — как большая часть писателей уверяет — выпив воловью кровь, а по мнению некоторых — приняв скородействующий яд^[89], окончил жизнь свою в Магнесии, прожив шестьдесят пять лет, большую часть которых провел в управлении республики и в военачальстве. Царь, узнав о причине и способе его смерти, как говорят, еще более ему удивился и продолжал поступать милостиво с друзьями его и родственниками.

Фемистокл оставил по себе от Архиппы, дочери Лисандра, Архептолиса, Полиевкта и Клеофанта, о котором Платон-философ упоминает как о хорошем всаднике, но без всяких других достоинств. Из старших его детей Неокл умер еще в отрочестве от укуса лошади; Диокла же усыновил дед его Лисандр. Он имел многих дочерей. Мнесиптолема, рожденная от второй жены, вышла замуж за Архептолиса, неродного своего брата; на Италии женился хиосец Панфид, на Сибарис — афинянин Никомед; Никомаха братьями была выдана за племянника Фемистокла Фрасикла, который поехал в Магнесию по смерти отца ее; он же воспитал младшую из всех детей его — Асию.

Магнесияне сохраняют и поныне на площади великолепную его гробницу. Касательно праха его не должно верить Андокиду^[90], который в сочинении своем «К друзьям» говорит, что афиняне похитили и рассыпали его; это ложь, которою хочет возбудить против народа приверженных к малоначалию. Филарх^[91], употребляя в истории, как в трагедии, необычайные явления, выводит на позор неких Неокла и Демополиса, сыновей Фемистокла, желая тем возбудить ужас и сострадание. Однако и самый неученый человек может понять, что то выдумка^[92]. Диодор Землеописатель в сочинении своем «О памятниках» говорит, скорее догадываясь, нежели зная наверняка, что близ Пирейской пристани, со стороны мыса Алкима, выдается в море острый конец наподобие локтя; если обогнуть его с внутренней стороны, то в месте, где море бывает спокойно, есть пространная площадка и на ней наподобие жертвенника стоит Фемистоклова гробница. Он думает, что и комический стихотворец Платон подтверждает его мнение, когда говорит:

В прекрасном месте там твой гроб стоит спокойно;
Отвсюду странники приветствуют тебя;
В моря ль пловцы текут иль к пристани стремятся,
Ты узришь их — и твой возвеселится дух,
Сраженье кораблей коль пред тобой предстанет.

Потомкам Фемистокла и до наших времен оказываются в Магнесии некоторые почести, которыми пользовался афинянин Фемистокл, с которым мы свели знакомство и дружбу у философа Аммония^[93].

---

1. …из местечка Фреарры. — Фреарра — место на морском берегу близ Пирея.
2. По матери он был незаконнорожденным, как видно из следующих стихов… — Цитата из сочинений поэта Амфикрата. Незаконнорожденным у афинян назывался тот, чья мать была чужестранка, хотя бы брак был законный по всем другим отношениям. По предложению Перикла определено было лишать гражданских прав детей, рожденных от матери-чужестранки. Впоследствии этот закон был отменен народом из сочувствия к тому же Периклу, который, лишившись во время моровой язвы своих детей, сохранил только сына, рожденного Аспазией из Митилены.
3. Неанф к этому прибавляет… — Неанф (II в. до Р. Х.) — греческий историк и оратор; родом из Кизика.
4. …собирались в Киносарге… — Киносарг — огороженное место, где находились жертвенники Гераклу и некоторым другим богам. Здесь должны были собираться незаконнорожденные, дабы они не могли «заразить» настоящих граждан. Геракл как незаконнорожденный считался покровителем Киносарга.
5. …он связан был родством с Ликомидами, ибо возобновил во Флии храм, общий всем Ликомидам… — Ликомиды — семейство филы Кекропида, имели надзор над жертвоприношениями и обрядами, совершаемыми в честь Деметры и других богинь, и пели песнь, сочиненную древним стихотворцем Мусеем.
6. Стесимброт, правда, уверяет, что Фемистокл был слушателем Анаксагора и учился у естествоиспытателя Мелисса… — Стесимброт — греческий историк, автор сочинения «О Фемистокле, Фукидиде и Перикле». Анаксагор — великий греческий философ, друг Перикла. Мелисс — греческий философ и военачальник, ученик Парменида.
7. …сохранил как бы по наследству от Солона. — По свидетельству Плутарха древнейшие мудрецы занимались единственно наукой правления, или политикой. Фалес первый из греческих философов обратился к изучению природы.
8. …повествует философ Аристон. — Аристон — греческий философ-перипатетик.
9. …издалека предусматривая будущее. — Фукидид говорит: «Фемистокл был способнейший человек предусматривать будущее».
10. …так называемый лаврийский доход… — Лаврий — гора в Аттике близ мыса Сунион, там находились серебряные рудники, приносившие Афинам значительный доход.
11. …дабы воевать против эгинян. — Остров Эгина находится близ Пирея.
12. …он благовременно употребил ревность и гнев афинян против эгинян для приготовления их к войне с персами. — Фукидид говорит, что Фемистокл воспользовался также страхом перед новым нападением персов, слух о военных приготовлениях которых дошел до Греции.
13. …будучи уверен, что сухопутными силами едва были они в состоянии воевать с соседственными народами, но морскими могли защищаться против варваров и начальствовать над Грецией. Как говорит Платон, из твердых пеших он сделал их гребцами и мореходами. — Афиняне до Фемистокла не были морским народом. Их торговые суда были весьма несовершенны. Война с персами научила афинян морскому делу. Платон говорит не в похвалу Фемистоклу. Он утверждает, что морские победы оказались пагубными для республики, ибо граждане, предавшись мореплаванию, совершенно развратились.
14. …грозил превратить вскоре дом его в деревянного коня. — Дурийский конь есть тот самый деревянный конь, которого ахейцы по совету Одиссея, посвятив Афине, оставили перед воротами Трои. Иначе говоря, Фемистокл грозил Филиду полным разорением.
15. …уроженца города Гермион… — Гермион — приморский город в Пелопоннесе, на Арголийском заливе.
16. Этот род прения был тогда в великом уважении и многие в том полагали всю свою славу. — Правители и богатейшие граждане давали народу трагедии, в которых старались превзойти друг друга как великолепием и украшениями зрелища, так и достоинством сочинителя трагедии. Народ чрезвычайно любил эти зрелища. Отличившийся в них по решению назначенных судей объявлялся победителем.
17. … Фриних сочинил трагедию; Адимант был архонтом. — Фриних (VI—V в. до Р. Х.) — греческий трагический поэт, современник Эсхила, первым среди драматургов использовал в творчестве не только мифологические, но и современные исторические темы. Адимант был архонтом в последнем году 75 олимпиады, через 3 года после Саламинской битвы.
18. Симонид Кеосский… — Симонид (ок. 556 — ок. 467 до Р. Х.) — выдающийся греческий поэт, описал в стихах битвы при Марафоне и Саламине.
19. …успел изгнать его из города остракизмом. — Неизвестно, кем остракизм был введен; одни авторы утверждают, что Писистратом, другие — Клисфеном. Гражданин, опасный для общества по своему могуществу, изгонялся из Афин на десять лет. Способ изгнания состоял в следующем: каждый гражданин брал кусок черепицы, на котором писал имя того, кого хотел изгнать. Правители считали черепки; надлежало, чтоб их было 6 тысяч. Тот, чье имя чаще других встречалось на черепках, изгонялся.
20. …Фемистокл поймал и умертвил его за то, что повелениями варвара осмелился осквернить греческий язык… — Афиняне не лучше поступили с посланниками Дария, отца Ксеркса, которые требовали также земли и воды; их бросили в колодец со словами: «Вот вам земля и вода! Можете отнести своему государю». Геродот пишет, что Ксеркс не посылал к афинянам послов, помня, как обошлись с послами Дария.
21. …вывел на Темпейские поля… — Темпейская долина находилась в Фессалии, на границе Македонии.
22. …дабы охранять узкий проход. — На суше греки защищали проход Фермопилы, а на море их флот готовился защищать Эвбейский пролив.
23. …числом своих кораблей они одни превышали все другие народы. — По свидетельству Геродота, у афинян было 127 кораблей, а у всех других греков 151. Из этого числа 20 судов принадлежали также афинянам, которые отдали их халкидянам.
24. Неприятельский флот пристал к Афетам. Эврибиад, устрашенный множеством устроившихся против него кораблей и узнав, что еще двести плавают около Скиафоса… — Афеты — приморский город в Магнесии, при входе в Фермейский залив. Скиафос — остров к северу от Артимисия, где стоял греческий флот. Этим кораблям надлежало обойти Эвбею и войти в Эвриппы. Удайся этот маневр, греческий флот оказался бы в окружении.
25. Фемистокл принял деньги, как Геродот повествует, и отдал Эврибиаду. — Эвбейцы послали к Фемистоклу 30 талантов. Геродот уверяет, что он дал пять Эврибиаду, три коринфскому начальнику Адиманту, а прочее оставил себе.
26. …священного корабля… — Так назывался корабль, отпраляемый ежегодно афинянами на Делос для пренесения жертв Апполону. Всего священных кораблей было пять.
27. Происходившие тогда с кораблями варваров битвы… — В три дня было дано три сражения.
28. …и потому говорил о битве при Артемисии… — Это сочинение Пиндара не сохранилось.
29. …выше Гестиэи… — Гестиэя — приморский город на острове Эвбея.
30. …произошло в Фермопилах… — Фермопилы — узкий горный проход в Локриде, между горой Эта и морем. В этом проходе спартанский царь Леонид с тремястами воинов остановил многочисленное персидское войско. В сражении погибли все спартанцы, кроме одного. Битва произошла в тот самый день, в который состоялось и морское сражение при Артемисии. Впоследствии в Фермопилах была сооружена в честь павших гробница Полиандрион и воздвигнуты памятные столпы. Надпись на лакедемонском столпе гласила: «Странник! Возвести лакедемонянам, что мы тут легли, повинуясь законам их».
31. …дабы склонить их, если можно, перейти к стороне афинян… — Напомним, что ионяне — жители приморской греческой области в Малой Азии — являлись выходцами из Аттики.
32. Греки… — Здесь разумеются одни пелопоннесцы и афиняне; прочие греки или пристали к персам, или были покорены ими.
33. …поднял машину, как говорится в трагедиях… — Имеется в виду известное выражение «бог из машины». В древних трагедиях появление бога, который появлялся на сцене с помощью машин, разрешало запутанные сюжетные коллизии.
34. …змей в эти дни оставил храм и сделался невидим. — Этот змей считался стражем афинского Акрополя, его кормили в храме Афины мукой с медом.
35. …Саламин в том прорицании назван божественным, а не злополучным и несчастным… — В прорицании сказано: «Божественная Саламина! ты погубишь сынов жен, хотя бы Деметра рассеялась или собралась». Фемистокл утверждал, что если бы угроза касалась Афин, пифия назвала бы Саламину злополучной, а не божественной. Это было второе прорицание, данное афинянам жрицей Аполлона.
36. …по два обола… — Обол составлял шестую часть драхмы.
37. …исчезла голова Горгоны от кумира богини. — Имеется в виду щит Афины, на котором изображена была Горгона.
38. Эврибиад сказал… — В «Изречениях царей и полководцев» Плутарх, повторяя Геродота, говорит, что это был Адимант, полководец коринфский.
39. …что афиняне нашли и город вольный… — Афиняне хотели переселиться в Италию, в город Сибарис в Лукании.
40. Некий эретрийский военачальник… — Эретрия — город на острове Эвбея.
41. …подобно сепии… — Имеется в виду кальмар.
42. …узрели сову… — Сова считалась священной птицей Афины. Явление птиц справа от наблюдателя принималось за благое предзнаменование, слева — за дурное.
43. Этот Сикинн был родом перс… — Вероятно, здесь у автора ошибка. Геродот пишет, что Фемистокл послал в персидский стан человека, ему преданного. Эсхил говорит: «Грек, пришедший от афинян…»
44. …Аристид, сын Лисима, приметив то первым, прибыл к шатру Фемистокла… — Аристид находился в изгнании на Эгине. Он прибыл ночью к греческому флоту, пробравшись через линию неприятельских кораблей, чтобы принести грекам это известие.
45. …как Фанодем пишет… — Фанодем — греческий писатель, автор сочинения «Аттические древности».
46. …так называемых Керат. — Керата — «рога», каменистое место между Элевсином и Мегарами.
47. Он сидел на золотом троне… — Этот золотой (или серебряный) престол достался афинянам, которые посвятили его Афине вместе с золотым мечом Мардония, взятым в Платейском сражении.
48. …воссиял великий и яркий свет, и с правой стороны некто чихнул… — Пламя почиталось счастливым предзнаменованием, когда было видимо на алтарях или на чьей-либо голове. Все события, происходившие справа от наблюдателя, считались благими предзнаменованиями.
49. …и принести всех в жертву Дионису Оместу («Свирепому»)… — Равным образом острова Хиос, Тенедос и Лесбос принесли человеческие жертвы Вакху Омодию. Но афиняне лишь единожды поступили таким образом.
50. …как совершенно знающий о том… — Эсхил участвовал в этой битве.
51. Аминий из Декелеи… — Аминий — брат великого трагика Эсхила.
52. Мертвое тело его, несомое с обломками кораблей, узнала Артемисия… — Артемисия — правительница Галикарнасса, которая привела на помощь Ксерксу пять своих кораблей. Историки восхваляют ее мужество и благоразумие. В сражении она отступила последней. Афиняне обещали десять тысяч драхм тому, кто приведет Артемисию живой.
53. …по Фриасийской долине до самого моря раздался звук и голос, как будто бы великое множество людей вместе выносили таинственного Иакха. — Фриасия — долина между Элевсином и Афинами. По словам Геродота, голос раздался за несколько дней до сражения, когда персы начали опустошать Аттику. Афинский изгнанник Дикей, находившийся при Ксерксе, первый услышал голос и дал знать о том царю. Статую Иакха — божества Элевсинских мистерий, иногда отождествлявшегося с Дионисом-Вакхом — выносили во время отправления мистерий.
54. …которые простирают руки от Эгины перед триерами, как бы эакиды, призванные на помощь молениями перед началом сражения. — Эакиды — потомки Эака, царя острова Эгина. Эак при жизни был столь благочестив и правосуден, что боги сделали его судьей в царстве мертвых. Молитвам к Эаку приписывали великую силу для спасения Греции.
55. …одержали… прекрасную и знаменитую победу… — Саламинское сражение произошло 20 боэдромиона (или 12 сентября) 1 года 75 олимпиады, за 480 лет до Р. Х. Греки потеряли сорок кораблей, а персы — двести.
56. Аристиду не нравилось это предложение… — Геродот говорит, что этот ответ дан был Фемистоклу Эврибиадом.
57. …были в опасности всего лишиться. — Ксеркс оставил в Греции Мардония с тремястами тысячами воинов. Другие силы возвратились через Фракию к Геллеспонту. Во время обратного пути персы сильно страдали от недостатка в припасах. По прибытии к Геллеспонту Ксеркс нашел мост сорванным бурей и был принужден переправляться на рыбацкой лодке.
58. …брали дощечку с жертвенника… — Речь о жертвеннике Посейдона.
59. …они подарили ему лучшую в городе колесницу и выслали с ним триста юношей… — По свидетельству Геродота, Фемистоклу первому была оказана такая почесть.
60. …при отправлении следующих Олимпийских игр… — Спустя три года после битвы.
61. …с острова Сериф… — Сериф — один из Кикладских островов.
62. Таковы суть достопамятные его изречения. — Цицерон сохранил нам и следующее слово Фемистокла. Симонид предлагал ему научиться наукам памяти; Фемистокл отвечал: «Лучше научи меня науке забвения; я чаще вспоминаю то, чего не хочу помнить, а не забываю то, что хочу».
63. …предпринял возобновить Афины… — Стены Афин и большая часть домов были разрушены персами; целыми оставались только те дома, в которых жили персидские полководцы.
64. Под предлогом посольства он прибыл в Спарту. — Фукидид говорит, что лакедемоняне и их союзники, страшась морской силы афинян, не хотели, чтобы те заново укрепили свой город — мол, если варвары опять на Грецию нападут, то завладеют этими самыми стенами и в них укрепятся. Они утверждали, что в таком случае Пелопоннес будет наилучшим убежищем. Фемистокл посоветовал афинянам отпустить спартанских посланников, а его самого и других знатных горожан отправить в Лакедемон, когда новые стены будут уже столь высоки, что обеспечат городу надежную защиту. По прибытии в Спарту Фемистокл долго избегал встречи со спартанскими старейшинами, говорил, что ожидает других посланников, и удивляется, что они еще не прибыли. Поначалу спартанцы верили Фемистоклу, но наконец получили достоверное известие о строительстве афинских стен.
65. …показав судьям масличное дерево. — По мифу, Посейдон ударил в землю трезубцем и произвел коня в подарок Аттике, однако судьи предпочли коню маслину.
66. …как говорит комической стихотворец Аристофан… — В комедии Аристофана «Всадники» (стих 812) Клеон (под «маской» колбасника по имени Агоракрит. — Примеч. ред.) сравнивает услуги свои с Фемистокловыми; противник его говорит: «О Граждане! Слышите ли, что он говорит? Ты ли равен Фемистоклу, который, нашедши наш город пустым, сделал его полным, который, угощая его, состряпал ему Пирей; ничего у него не отнял из прежних выгод, но дал ему сверх того много новой рыбы?»
67. …трибуну на Пниксе, которая смотрела на море, обратили впоследствии так называемые тридцать тираннов к твердой земле… — Пникс — место народного собрания в Афинах. Тридцать тираннов — олигархи, захватившие власть в Афинах после поражения города в Пелопоннесской войне. Это произошло через 76 лет после Саламинского сражения, в 404 году до Р. Х.
68. …греческий флот пристал к Пагасам… — Пагасы — приморский город в Магнесии.
69. …Левтихида, Ксанфиппа храброго… – Левтихид – спартанский царь. Ксанфипп – афинский военачальник.
70. …был изгнан за мидизм… — То есть за поддержку мидян (персов).
71. …с Павсанием… — Павсаний — спартанский царь, возглавил битву с Мардонием при Платеях.
72. По умерщвлении Павсания… — Осужденный на смерть, Павсаний укрылся в храме Паллады, двери которого затем завалили камнями снаружи. Когда его вывели из храма, он настолько ослабел от голода, что тотчас испустил дух.
73. …и отправился в Керкиру; этому городу оказал он некогда услугу. — Керкира (ныне Корфу) — остров в Ионическом море. После разгрома персов греки хотели наказать Керкиру за неучастие в войне, но Фемистокл убедил остальных полководцев, что жестокость по отношению к тем, кто держался в стороне, подвергнет Грецию большей опасности, нежели нашествие варваров.
74. …владеть Левкадой… — Левкада — остров в Ионическом море, близ побережья Акарнании.
75. …царю молосскому. — Молоссы — племена, обитавшие в Эпире.
76. …странным и необыкновенным образом. — Странность заключалась в том, что он сидел у жертвенника, держа царского сына.
77. …сел на корабль в Пидне. — Пидна (Питна) — македонский город в Пиерии.
78. По прибытии своем в Киму… — Кима — город на ионийском побережье Малой Азии.
79. Он убежал в Эги… — Эги — город в Малой Азии.
80. Дай ночи глас, совет, дай ночи ты победу! – То есть повинуйся тому, что советуют ночные сновидения.
81. …к одному из вельмож царских дверей. — Дверьми называли греки двор персидских государей (ср. Оттоманская Порта).
82. Харон из Лампсака… — Харон — греческий писатель, автор «Истории персов».
83. …и Фемистокл представился сыну его Артаксерксу. — Фемистокл прибыл ко двору персидского царя в 1 году 79 олимпиады, за 464 года до Р. Х.
84. …явился сперва к Артабану… — Артабан — начальник телохранителей, убил Ксеркса и советовал Артаксерксу убить его брата Дария.
85. …он просил проехать на коне через город Сарды, с кидаром на голове, подобно царям. — Это считалось величайшим знаком милости. Кидар — вид головного убора.
86. …ему даны были три города — Магнесия, Лампсак и Миунт на хлеб, на вино и на рыбу. — Магнесия, Лампсак, Миунт — города Малой Азии. Фемистокл получал из Магнесии 50 талантов дохода. Вокруг Лампсака рос лучший виноград. Миунт славился как рыбой, так и мясом. Восточные цари имели обычай награждать своих любимцев городами и даже провинциями.
87. …когда Мать богов… — Мать богов — иначе Великая Мать, Кибела, Рея. Ее обычно изображали на колеснице, запряженной четырьмя львами. Перед колесницей бежали жрецы-корибанты.
88. …соорудил в Магнесиихрам Диндимены… — Диндимена — Мать богов (см. выше), эпитет связан с горой Диндим в Галатии — местом пребывания богини.
89. …выпив воловью кровь, а по мнению некоторых — приняв скородействующий яд… — Вероятнее всего, цикуту. Что касается воловьей крови, она считалась смертоносной для того, кто выпьет ее горячей, поскольку быстро свертывается. Фукидид говорит, что Фемистокл умер от болезни.
90. …его не должно верить Андокиду… — Андокид (439- ок. 390 до Р. Х.) — знаменитый афинский оратор, один из Десяти ораторов.
91. Филарх… — Филарх — греческий историк III века до Р. Х. Родился, по одним сведениям, в Афинах, по другим — в Египте. Написал историческое сочинение своего времени в 28 томах.
92. …самый неученый человек может понять, что то выдумка. — По свидетельству Фукидида, прах Фемистокла был перенесен его родственниками из Магнисии и тайно захоронен в Аттике. Но Павсаний говорит, что прах его был перенесен в Афины, причем в Парфенон поместили рельеф с изображением этого события.
93. …у философа Аммония. — Аммоний — греческий философ, учитель Плутарха.