Во время путешествія познакомился и съ однимъ молодымъ человѣкомъ, которой разсказалъ мнѣ свою исторію; думаю, что она справедлива, ибо въ нашей бесѣдѣ не участвовали ни гордость, ни корыстолюбіе, двѣ главныя причины ухищреній и притворства.
Евгеній Крозероль, двадцатилѣтній юноша, отъ природы имѣлъ довольно ума и самое пылкое воображеніе. Ему досталось послѣ смерти родителей небольшое имѣніе, живучи въ наслѣдіи своемъ близь города Муленя, онъ строилъ на досугѣ воздушные замки: мечты составляютъ все богатство бѣднаго, и оно имѣетъ также свою цѣну. Однажды, искавши дичи съ ружьемъ въ рукахъ, онъ ходилъ вокругъ великолѣпнаго замка, принадлежавшаго богатому откупщику, жившему въ столицѣ, завистливымъ окомъ смотрѣлъ Евгеній ни восхитительныя окрестности и на кудрявыя улицы, примыкающія къ выходамъ дома. «Какъ жаль, сказалъ онъ, что я неимѣю пяти или шести сотъ тысячь франковъ. Етотъ прекрасной замокъ продается; я теперь же купилъ бы его со всѣми принадлежащими къ нему угодьями; и тогда…. Посмотримъ однакожъ, что бы я началъ, еслибъ по какому нибудь чудесному дѣйствію съ нынѣшняго дня сталъ я получать тысячъ тридцать ливровъ годоваго дохода. Нетеряя ни минуты прошу, чтобъ выдали за меня любезную и прекрасную Емилію Орфель. Уже два года мы любимъ другъ друга постоянно; одна только бѣдность, препятствовала нашему соединенію. Но теперь уже нѣтъ болѣе препятства; я богатъ! мы счастливо проживемъ вѣкъ свой съ Емиліею. Внезапная мысль! (продолжаетъ Евіеній, весело улыбаясь) прекрасно! я женюсь на Емиліи, ничего несказавши ей о своемъ великолѣпномъ замкѣ. Она почитаетъ меня все такимъ же бѣднымъ Евгеніемъ, какимъ былъ и при первомъ съ нею знакомствъ; нѣтъ нужды, тѣмъ лучше! Вечеркомъ, уже на сумеркахъ мы оба садимся въ простую коляску и ѣдемъ просёлочными дорогами. Емилія думаетъ, что я везу ее въ свою бѣдную хижину. Вдругъ представляешься нашимъ взорамъ замокъ великолѣпно освѣщенный; ворота и всѣ выходы украшены разноцвѣтными огнями. Какое изумленіе! Емилія въ восторгѣ; ей кажется все волшебнымъ привидѣніемъ; она предлагаетъ мнѣ тысячу вопросовъ; я молчу. Наконецъ коляска наша останавливается. Насъ принимаютъ два служителя, со вкусомъ одѣтые въ богатую ливрею. Емилія опять спрашиваетъ, я все молчу. Какъ ето забавно! мы входимъ въ гостинную, убранную какъ возможно роскошнѣе, и оба садимся на пышномъ оттоманѣ. Емилія смотритъ вокругъ себя съ неизъяснимымъ удивленіемъ. — „Куда мы приѣхали?“ — Къ тебѣ домой, милая подруга. — „Ко мнѣ? ты въ горячкѣ, мой любезной Евгеній! Етотъ замокъ…“ — Онъ твой; прими отъ меня сей малой подарокъ въ знакъ безпредѣльной любви моей. — „Какая несносная шутка! Немучь меня, и скажи поскорѣе, кто здѣсь хозяинъ и хозяйка; намъ надобно сдѣлать имъ пристойное привѣтствіе.“ — Тутъ я беру за руку нѣжную свою Емилію, подвожу ее къ зеркалу, почтительно кланяюсь и говорю: вотъ хозяева. Въ ето время дворецкой докладываетъ, что поставлено кушанье. Мы идемъ въ столовую, со вкусомъ уурашенную живописью альфреско; тамъ ожидаетъ насъ лакомой ужинъ. На столѣ только два прибора. Емилія въ безпрерывномъ удивленіи; не смотря на то, искусство моего повара и усталость послѣ дороги возбуждаютъ въ ней аппетитъ, и она ужинаетъ съ удовольствіемъ. За десертомъ высылаю людей, и разсказываю милой подругѣ своей, по какому неожиданному случаю сдѣлался я владѣльцемъ сего прекраснаго помѣстья. Она думала, что выходитъ за бѣднаго Евгенія, и вмѣсто того вдругъ видитъ себя госпожею великолѣпнаго замка. Какая радость! какія нѣжныя ласки! какія изъявленія любви и признательности! Ахъ, какъ мы счастливы!.. Въ то самое время, какъ мечтатель нашъ договаривалъ послѣднія слова, собака его почуяла дичину; Евгеній тотчасъ приложился, выстрѣлилъ, бросилъ куропатку въ свою охотничью суму и спокойно отправился къ укромной своей хижинѣ.
Скоро послѣ ужина подаютъ ему письмо съ почтовымъ клеймомъ изъ Парижа. Евгеній, неимѣвшій никакого сношенія съ жителями сей столицы, удивляется, распечатываетъ письмо и читаетъ слѣдующее:
„Долгое время отправлялъ я разныя дѣла по препорученіямъ Господина Крозероля, родственника вашего, жившаго на островѣ Мартиникѣ. Сей человѣкѣ почтенный, о которомъ вы можетъ быть вовсе ничего незнали, давно уже имѣлъ намѣреніе превратить въ деньги все имѣніе свое и переселиться во Францію. Въ самомъ дѣлѣ онъ уже перевелъ ко мнѣ капиталъ свой, и я со дня на день ожидалъ прибытія вашего родственника въ Парижѣ, чтобы ему самому вручить ему принадлежащую; но не задолго передъ симъ узналъ я, что онъ на пути скончался. Покойный не имѣлъ ни жены, ни дѣтей, и въ завѣщаніи отказалъ все имѣніе свое живущимъ въ Бурбонне родственникамъ, отъ которыхъ вы, если неошибаюсь, остаетесь единственнымъ потомкомъ. Наслѣдство ваше простирается до семисотъ тысячь франковъ, которые вы отъ меня получите, когда соизволите приѣхать сюда и привезти съ собою законныя доказательства. Прошу васъ незамедлить. Имѣю честь и проч.“ Робертенъ, нотаріусъ,
Незнаю, какой живописецъ могъ бы изобразить сумазбродной восторгъ Евгенія. Всѣ надежды его исполнятся въ самое короткое время; мечты воображенія возмогутъ превратиться въ существенность, и планы счастливой жизни неостанутся тщетными. Отправлюсь поскорѣе, думалъ себѣ Евгеній; надобно бы прежде всего обрадовать любезную Емилію… нѣтъ, ето невозможно, она живетъ въ Клермонѣ у своей тетки, два дня ѣзды и одинъ день приготовленій… нѣтъ, еще невозможно; и долженъ спѣшить въ Парижъ къ нотаріусу… напишу къ ней… нѣтъ, лучше доставлю ей приятнѣйшее удовольствіе нечаянности. Поспѣшу въ Парижъ, получу свои семьсотъ тысячъ, франковъ, заплачу деньги богатому откупщику за прекрасную его землю, возвращусь домой, никому необъявляя о своемъ счастіи, поѣду жениться на Емиліи, и послѣ свадьбы привезу ее прямо въ свой… въ ея замокъ. О блаженство! какъ мы будемъ любить другѣ друга! Но наслаждаясь счастіемъ, надобно и другихъ дѣлать счастливыми. Ближнимъ оказывать благодѣянія! дѣлать счастливыми! какая сладость! а иначе, какая польза въ богатствѣ?
Евгеній во всю ночь не смыкалъ глазъ своихъ. Можетъ быть и всякой другой на его мѣстъ также промучился бы приятною безсонницею. Счастіе цѣлой жизни развѣ бездѣлица? Все бытіе человѣка, всѣ склонности, всѣ привычки, по необходимости перемѣнились къ одну минуту, Евгеніи думаетъ, съ какимъ уваженіемъ станутъ съ нимъ обходишься всѣ его окружающіе; съ какимъ удивленіемъ, съ какою завистію будутъ на него смотрѣть богатые и бѣдные сосѣди. Онъ напередъ уже восхищался, рисуя прелестныя картины сіи въ своемъ воображеніи. Мы не жалѣемъ о завистникахъ, потому что самолюбіе дѣйствуетъ въ насъ гораздо сильнѣе нежели жалость; вмѣняя себѣ въ славу несносную ихъ муку, мы забываемъ, чего она имъ стоитъ. Впрочемъ Евгеній сочинялъ планы, весьма благоразумные по своимъ лѣтамъ; назначалъ годовыя издержки своего дома и выдумывалъ наилучшіе способы проживать свои доходы. Общество мое, говорилъ онъ у состоять будетъ изъ людей любезнымъ и просвѣщенныхъ, которые, умѣя нравиться, умѣютъ и давать полезные совѣты. Слѣдственно Евгеніи, хотя было ему только двадцать лѣтъ отъ роду, вѣрилъ, что въ свѣтѣ есть люди и его умнѣе увѣренность рѣдкая въ молодомъ человѣкѣ. Онъ вознамѣрился пронести весь годѣ въ деревнѣ, заниматься землепашествомъ и упражняться въ словесныхъ наукахъ; ибо Евгеній былъ до нихъ превеликой охотникъ; онъ даже писалъ мѣлкія сочиненія, которыя не рѣдко съ восторгомъ читали знатоки въ городъ Муленъ и обыкновенно отзывались объ нихъ весьма выгодно. И такъ словесность, землепашество, прекрасная жена, милыя дѣти плоды нѣжнаго союза, какое поприще жизни совершенно счастливой!
Рано поутру Евгеній беретѣ почтовыхъ лошадей въ Муленѣ и черезъ два дни приѣзжаетъ въ Парижъ, въ первой разѣ отъ роду. Трудно описать впечатлѣніе, которое произвели въ юной душѣ его огромныя зданія, безпрерывной стукъ и шумъ на улицахъ, безконечные ряды каретъ и колясокъ, безчисленная толпа людей праздныхъ и занятыхъ дѣломъ, движимыхъ во всѣ стороны корыстію, удовольствіемъ, любопытствомъ. Евгеній останавливается въ домѣ нотаріуса Робертеня, показываетъ ему свидѣтельства и права на имѣніе господина Крозероля, получаетъ отъ него все богатство, оставшееся послѣ умершаго родственника, которой хлопотавши всю жизнь свою на здѣшнемъ свѣтѣ, заблагоразсудилъ отправиться въ другой міръ, только для того чтобы надѣлить богатствомъ незнакомаго и вовсе даже неизвѣстнаго себѣ племянника.
Евгеній готовъ былъ немедленно уѣхать, но быть въ Парижѣ и невидать того, за чѣмъ многіе нарочно изъ дальнихъ странѣ приѣзжаютъ въ сію столицу , — эта мысль казалась несносною для молодаго человѣка, имѣющаго умъ и воображеніе, для страстнаго любителя художествъ. Ему хотѣлось также познакомиться съ нѣкоторыми литтераторами, показать имъ свои сочиненія; онъ даже привезъ въ шкатулкѣ своей рукописную комедію въ пяти дѣйствіяхъ, на которой основывалъ будущую извѣстность свою въ ученомъ свѣтѣ. И такъ погубить плодъ трудовъ своихъ было бы то же, что учинить умышленное убійство. Развѣ онѣ писалъ только для лѣсовъ и полей, или для Муленьскихъ жителей? Къ томужъ еще въ Парижѣ находились прежніе знакомцы его и товарищи школьные; нѣкоторые изъ нихъ жили, въ другу большаго свѣта и слѣдственно имѣли всѣ способы въ короткое время удовлетворишь любопытству его приятнѣйшимъ образомъ. Но какъ отложить свиданіе съ прекрасною Емиліею? Онъ пишетъ къ ней письмо, проситъ ее небезпокоиться, и увѣдомляетъ, что нѣкоторое весьма важное дѣло заставило его предпринять путешествіе въ Парижъ, и что онъ возвратится очень скоро, потомъ увѣренія въ любви и обѣщаніе всегдашней вѣрности.
Отправивши письмо, Евгеній приказалъ везти себя къ Карлу Фувилю, съ которымъ онъ былъ знакомъ еще съ младенчества. Фувиль имѣлъ весьма хорошій достатокъ, одѣвался по послѣдней модѣ, былъ весьма ловокъ въ обращеніи, ѣздилъ во многіе домы и являлся во всѣхъ многолюднѣйшихъ собраніяхъ. Онъ принимаетъ Евгенія съ живѣйшею радостію, и спрашиваетъ, какой счастливой случай завлеку его въ столицу, Евгеній разсказываетъ ему исторію о богатомъ наслѣдствъ. Прекрасное, хотя и неожиданное приключеніе! восклицаетъ Карлъ съ веселою улыбкою: жаль, очень жаль было видѣть человѣка съ такими достоинствами безъ достатка. Судьба поправила свою ошибку. Будь признателенъ, любезной Евгеній, и умѣй воспользоваться даромъ щедраго Провидѣнія. Но я тебя знаю; ты не посрамить своего характера.
Въ тотъ же день Фувиль давалъ у себя лакомой завтракъ; онъ приглашаетъ Евгенія; черезъ нѣсколько минутѣ начали съѣжаться гости; всего на все было не болѣе двенадцати человѣкъ, молодыхъ, любезныхъ, ловкихъ, одѣтыхъ по послѣдней модѣ. Завтракъ былъ поданъ самой вкусной, вина самыя дорогія; острыя шутки сыпались въ приятныхъ разговорахъ; каждой старался занимать молодаго приятеля Карлова, каждой хотѣлъ быть путеводителемъ его въ предпринимаемыхъ посѣщеніяхъ и прогулкахъ, Евгеній внѣ себя отъ восхищенія; какой приемъ вѣжливой и дружелюбной! какія милыя угожденія! какія ласки! Онъ неможетъ нарадоваться всѣма пріятностями столь блестящаго общества. Карлъ желаетъ знать, какимъ образомъ Евгеній намѣренъ проживать свои годы, заѣзжій гость объявляетъ почтеннымъ собесѣдникамъ о желаніи своемъ купить землю, о намѣреніи жениться, о томъ приятномъ изумленіи, которое готовитъ онъ для своей Эмиліи. Все общество громко захохотало. По чести, милой другъ, у тебя деревенскія затѣи, сказалъ Фувиль; ты заслуживаешь, чтобы родственникъ твой ожилъ и лишилъ бы тебя наслѣдства, изъ котораго хочешь ты сдѣлать такое смѣшное употребленіе. Какъ другъ твой во вѣки недопущу тебя до такого дурачества. Жениться на бѣдной дѣвушкѣ! не стыдно ли тебѣ? не стыдно ли, такому какъ ты, человѣку, съ твоимъ умомъ, съ твоимъ пригожствомъ, съ твоими дарованіями зарыться въ деревнѣ?.. Кстати о дарованьяхъ, продолжаешь Фувиль; ты въ прежніе годы былъ великой охотникъ до стихотворства; помнится, въ коллегіи ты писывалъ стихи прекрасные. — Евгеній признается что въ немъ навсегда сохранилась склонности къ поезіи, и что она доставляла ему счастливѣйшіе минуты въ жизни. Карлъ проситъ его прочитать какое нибудь изъ его стихотвореній, и добродушный Евгеній, напередъ нѣсколько поупрямившись, соглашается исполнить желаніе друга. Стихи выслушаны съ живѣйшимъ удовольствіемъ и осыпаны похвалами. Развѣ они въ самомъ дѣлѣ были того достойны? Незнаю и нехочу сказать ничего утвердительно, ибо я никогда не имѣлъ выгоднаго мнѣнія объ успѣхѣ стиховъ, читаемыхъ въ приятельскомъ обществъ. — Выкинь вздоръ свой изъ головы! началъ опять говорить Карлъ, дружески обнявши Евгенія; ты останешься въ Парижѣ; такой человѣкѣ какъ ты рожденъ для столицы; здѣсь средоточіе вкуса. Воображеніе слабѣетъ въ деревенскомъ уединеніи; напротивъ того здѣсь оно дѣлается неисчерпаемымъ источникомъ новыхъ сокровищь. — Мы познакомимъ васъ со всѣми здѣшними литтераторами, сказалъ одинъ изъ собесѣдниковъ. — Если вы намѣрены, прибавилъ другой, напечатать свои сочиненія, то я къ вашимъ услугамъ; я въ короткой связи со всѣми лучшими журналистами и критиками. — А вразсужденіи вашей комедіи, подхватилъ третій, я беру на себя всѣ хлопоты; я знакомъ съ актерами и актрисами французскаго театра; они все для меня сдѣлаютъ; судя по опыту, которой вы намъ прочитали, увѣряю, что ваше дарованіе всѣхъ удивитъ въ столицѣ. — Пикаръ мнѣ короткой приятель. — Съ Дювалемъ мы живемъ душа въ душу. — Андрье ничего не отдаетъ на театръ, не посовѣтовавшись напередъ со мною[1].
Послѣ завтрака всѣ молодые собесѣдники отправились верхами гулять въ Булоньскую рощу. Съ ними поѣхалъ и Евгеній, для котораго Фувиль велѣлъ осѣдлать лучшаго иноходца изъ своей конюшни.
Веселое общество провело цѣлой день вмѣстѣ. Евгеній успѣлъ увидѣть нѣкоторыя любопытнѣйшія вещи въ Парижѣ; вечерѣ просидѣлъ въ театрѣ; потомъ повезли его на балъ, гдѣ пробылъ онъ почти всю ночь. Тутъ съ жадностію смотрѣлъ онъ на красавицъ; которыя были гораздо развязнѣе и ловче Емиліи, и которыя умѣли выказывать свои прелести съ несравненнымъ искусствомъ.
На другой день около полудня, лишь только Евгеній всталъ съ постели, входитъ къ нему Фувиль съ распростертыми объятіями. — „Полюбились ли тебѣ вчерашнія наши забавы?“ — Я отъ нихъ безъ ума! Райской день! — „Признайся же, милой другъ, что Парижъ городъ хорошій.“ — Несравненной! — „А ты хочешь черезъ недѣлю уѣхать отсюда?“ — Сохрани Боже! я рѣшился погостить у васъ два мѣсяца. — „Намѣреніе прекрасное. Да смотри, ты попадешь въ бѣду; Емилія твоя будетъ сердиться.“ — Я напишу къ ней. — „Она станешь журить тебя.“ — Мы помиримся. — „А потомъ и въ церковь? Бѣдной Евгеній! и смѣялся бы надъ тобою, еслибъ ты не казался мнѣ жалокъ съ деревенскою своею любовью?“ — Съ деревенскою любовью? Любезный Карлъ! ахъ еслибъ ты зналъ Емилію! — Знаю ее по воображенію, и знаю столько, что смѣло могу шутить надъ твоею простотою. Сравнится ли она съ Госпожею Ремильи, которую вчера видѣлъ ты на балѣ?» — Нѣтъ, однакожъ…. — «Танцуетъ ли она подобно Госпожѣ Ержевиль?» — Не спорю, однакожъ… — «Съ такимъ ли вкусомъ одѣвается она, какъ Госпожа Женисакъ?» — Согласенъ, что нѣтъ, однакожъ… — «Поетъ ли она, какъ госпожа Ермини?» — Боже мой, нѣтъ; но ея голосъ… — «Ея голосъ, ея голосъ! ребячество! перестанемъ говорить обѣ етомъ. я понимаю все дѣло, ты былъ влюбленъ; живучи въ деревенской глуши, ты предался праздности, а праздность есть мать… самыхъ смѣшныхъ дурачествъ. Станемъ лучше говорить о важнѣйшемъ дѣлѣ, а именно, какимъ образомъ выгоднѣе употребить твои деньги. Ты хочешь купить землю; намѣреніе самое пустое! Есть тысяча другихъ несравненно лучшихъ способовъ получить прибыль. Въ Парижѣ многіе надежные банкиры охотно берутъ наши капиталы, и платятъ намъ весьма хорошіе проценты. Ручаюсь тебѣ, что отъ семи сотъ тысячь франковъ будешь получать вѣрнаго дохода сорокъ тысячь ливровъ… Чего лучше? Незнать никакихъ издержекъ, никакихъ налоговъ, ни хлопотъ, ни поправокъ! Пускай себѣ покупаетъ землю тотъ, кто намѣренъ похоронить себя заживо. Я познакомлю тебя съ моимъ банкиромъ г-мъ Корсанжемъ, человѣкомъ честнѣйшихъ правилъ; я отдавалъ ему большія суммы и ни однажды небылъ обманутъ?» Евгеній согласился. — «Но тутъ еще не все, продолжаетъ Карлъ. Надобно, чтобъ ты походилъ на богатаго человѣка. Богатство дается намъ для того, чтобъ мы умѣли имъ пользоваться. Заведи у себя слугъ, купи карету послѣдней моды. Я думаю, что ты пробудешь въ Парижѣ долѣе нежели предполагаешь. Надобно тебѣ жить по своему состоянію и имѣть въ домъ хозяйство, приличное неженатому человѣку. Ето вѣрнѣйшее средство привлечь къ себѣ хорошее общество, войти въ кругъ большаго свѣта и видѣть у себя литтераторовъ и художниковъ. Я представлю тебя въ лучшихъ домахъ Парижскихъ; ты дашь нѣсколько обѣдовъ, ужиновъ, баловъ и вездѣ отворяются для тебя двери. Вотъ какъ надобно поступать, чтобы наслаждаться всѣми удовольствіями жизни?»
Евгеній ничего не могъ сказать противъ столь мудрыхъ совѣтовъ. Онъ совершенно положился на опытность своего друга, отдалъ всѣ деньги свой Корсанжу, купилъ прекрасную карету. Новое состояніе понравилось ему чрезвычайно. Пустивишись въ большой свѣтъ, онъ во всемъ слушался любезнаго Карла которой слылъ человѣкомъ отличнымъ по изяществу своего вкуса. По его руководству Евгеній давалъ обѣды и праздники, разорительные, но очаровательные своимъ великолѣпіемъ; приглашалъ къ себѣ литтераторовъ, за десертомъ читалъ имъ стихи свои, которыми всѣ восхищались. Актеры также участвовали въ его пиршествахъ; онъ читалъ имъ свою комедію и несомнѣвался въ искренности похвалъ ихъ — онъ зналъ пословицу: in vino veritas (въ винѣ правда), а судьи его произносили приговоръ свой уже довольно подгулявши.
Евгеній на верху блаженства; всѣ хвалятъ его и превозносятъ до небесъ, всѣ ищутъ его знакомства. Ежедневно раждались въ немъ новыя, прежде неизвѣстныя склонности, и никогда не имѣлъ онъ недостатка въ способахъ удовлетворять онымъ; ненасытная привязанность къ забавамъ и суетность, источникъ всѣхъ сумазбродныхъ поступковъ, влекли его къ разоренію. Бѣдная Емилія забыта. И можно ли было помнить объ ней въ объятіяхъ прелестнѣйшей оперной танцовщицы? помнить объ Емиліи среди ожиданія блестящихъ успѣховъ, въ то самое время когда комедія должна принята быть на театрѣ съ живѣйшими рукоплесканіями; когда стихотворныя бездѣлки, всѣми знающими людьми одобренныя, готовились выдти въ публику, заслужить лавровой вѣнокъ своему творцу и включить имя его въ число приятнѣйшихъ и любимыхъ поетовъ? Какіе виды для двадцатилѣтняго юноши, а особливо когда всѣ соблазны роскоши, утѣхъ и самолюбія представляются въ очаровательномъ явленіи новости!
Надобно признаться, что всѣ наслажденія очень дорого стоили Евгенію. Женщины и пиршества совсѣмъ разстроили дѣла его. Въ одинъ годъ онъ лишился бы знатной части своего имѣнія, когда бы игра не поддержала колеблющагося его состоянія, Онъ выигрывалъ большія суммы, и радовался открывши сей новой источникъ богатства. Но всегда ли счастіе бываетъ постояннымъ? Человѣческая жизнь есть игра; все подвержено перемѣнамъ въ здѣшнемъ мірѣ, все зависитъ отъ жребія.
Въ одну злосчастную ночь простодушный Евгеній проигралъ гораздо болѣе, нежели сколько выигралъ въ прежніе шесть мѣсяцовъ. Фортуна обратила къ нему хребетъ свой. Въ двѣ недѣли онъ лишился болѣе ста тысячь ефимковъ. Сія потеря открыла ему глаза; онъ опамятовался и началъ укорять себя въ безразсудствѣ; съ остальными деньгами онъ могъ-бы еще слыть богачемъ въ провинціи, хотя уже и не въ состояніи былъ купить той прекрасной земли, на которую съ самаго начала обратилъ свое вниманіе; но какимъ образомъ разстаться съ прелестною танцовщицею, любящею его до безумія? какъ уѣхать изъ Парижа въ такое время, когда всѣ ищутъ его знакомства, и когда комедію его уже выучили актеры Французскаго театра? Трудно отказаться отъ любимыхъ. своихъ склонностей, отъ забавъ и наслажденій суетности, а особливо отъ посуловъ надежды.
Наконецъ объявлено въ газетахъ, что стихотворныя Бездѣлки напечатаны и продаются. Евгеній былъ у всѣхъ извѣстнѣйшихъ критиковъ, и у себя угощалъ ихъ самымъ роскошнымъ обѣдомъ, слѣдственно взяты были всѣ нужныя предосторожности, и Бездѣлки явились въ свѣтѣ съ наилучшимъ одобреніемъ: но неблагодарные журналисты, по своему несчастному тупоумію, ненаходили въ Бездѣлкахъ ниже признаковъ дарованій; ихъ грубыя уши нечувствовали доброгласія стиховъ; они дерзнули даже написать (о варвары!), будто Евгеніевы стихи суть не что иное какъ проза въ рифмахъ і и проза самая посредственная! Правда что все ето было сказано весьма вѣжливо и скромно; критики неотрицали остроумія въ сочинителѣ, и жаловались даже, что онъ поберетъ его для другаго случая. Евгеній разрывался отъ досады. Впрочемъ онъ былъ увѣренъ, что успѣхъ комедіи посрамитъ сихъ дерзновенныхъ порицателей.
Насталъ желанный день, въ которой Евгеній надѣялся утвердить навсегда авторскую свою славу. Объявлено въ газетахъ, что будетъ играна сочиненная имъ комедія; друзья его условились поддержать ее громкими рукоплесканіями. Евгеній употребилъ съ своей стороны всѣ возможные способы къ тому, чтобы при первомъ представленіи блеснуть и очаровать публику своимъ талантомъ: ибо двадцать разъ угощалъ онъ всѣхъ друзей своихъ дорогими обѣдами. Въ актерахъ примѣтно было самое лучшее расположеніе, и громкіе плески раздавались по театру еще до поднятія занавѣса. Все предвѣщало блистательнѣйшій успѣхѣ Евгенію, и столь счастливыя предзнаменованія сбылись бы конечно, еслибъ на второмъ актѣ какой то враждебныя духъ не овладѣлъ публикою, и несоставилъ бы противъ новой комедіи страшнаго заговора. Этотъ неприязненный Евгенію духъ, причинившій ему несносную обиду и враждующій почти со всѣми нынѣшними трагиками и комиками, собственно называется скукою. Съ первыхъ явленій онъ оказался въ партерѣ; началось зѣваньемъ потомъ раздался повсюду ропотъ нетерпѣнія и свистъ вмѣстѣ съ хохотомъ, ужаснымъ для комедіи. Евгеніевы друзья принуждены были замолчать; смущенные актеры останавливались на каждомъ словѣ; надлежало опустить занавѣсъ прежде окончанія комедіи.
Нѣтъ нужды описывать, что происходило въ душѣ бѣднаго Евгенія. Всѣ сладкія мечты его самолюбія разрушены, всѣ надежны исчезли. Богиня славы и Фортуна какъ будто сговорились противишься его желаніямъ. Къ довершенію несчастій, на другой день во всѣхъ журналахъ напечатаны весьма невыгодныя описанія о представленной комедій провинціальнаго стихотворца.
Евгеній послѣ столь жестокой неудачи рѣшился уѣхать изъ Парижа, непростившись съ многочисленными своими друзьями, съ которыми боялся даже повстрѣчаться, а всего болѣе страшился онъ ихъ утѣшеній. Онъ твердо вознамѣрился собрать оставшіяся деньги и удалиться въ какую нибудь провинцію, гдѣ имя его было неизвѣстно. Ѣдетѣ къ банкиру для полученія своихъ денегъ. Но тамъ ожидаетъ его несчастіе, горшее прежняго. Ему сказываютъ, что почтенный господинъ Корсанжъ ночью отправился куда-то безвѣстно, и что имѣвши въ рукахъ своихъ большія суммы, принадлежащія многимъ фамиліямъ, онъ объявилъ себя банкрутомъ.
Вѣсть сія была громовымъ ударомъ для Евгенія. Онъ едва могъ опамятоваться и сказать, чтобы отвезли его домой обратно. Тутъ всѣ муки отчаянія овладѣли его душею; домашнихъ приборовъ и уголка земли, которою онъ владѣлъ въ Бурбонне, едва доставало на заплату долговъ. Нѣтъ ни откуда помощи и даже надежды; оставалось ожидать всего отъ состраданія людей, привыкши къ похваламъ и ласкательствамъ. Въ изступленіи бѣшенства летитъ онъ къ Фувилю, другу своему и наставнику, хочетъ осыпать его жестокими укоризнами и потомъ размозжить ему голову. Но Карлъ и самъ былъ въ отчаяніи. Етотъ шалунъ, жертва безразсудности и легкомыслія, также отдалъ почти всѣ деньги свои Корсанжу. Фувилево несчастіе обезоружило Евгенія.
Оттуда поѣхалъ Евгеній прямо въ одному чиновнику, весьма богатому, отправлявшему важную должность. Етотъ человѣкъ былъ въ числѣ друзей Евгенія, которому не одинъ разъ предлагалъ свои услуги, Евгеній разсказываешь ему о своемъ несчастномъ положеніи, и просить чтобы не оставилъ его безъ пропитанія. «О! я вамъ дать могу хорошее мѣсто — сказалъ сей другъ великодушный — мѣсто для васъ и для меня полезное; мнѣ надобенъ писецъ, я помѣщу васъ, только съ условіемъ: поклянитесь ничего не писать стихами.» Несносное ругательство!
Евгеній летитъ къ Жюльеттѣ, прелестной танцовщицѣ, которая съ неутомимою ревностію помогала ему веселиться и разораться. Она покоилась, небрежно раскинувшись на великолѣпномъ оттоманѣ, Евгеній говоритъ ей о своемъ несчастіи, Жюльетта безмолствуетъ. «У меня теперь ничего неосталось, продолжаетъ Евгеній: я неимѣю ничего, совсѣмъ ничего, милая Жюльетта; но величайшимъ несчастіемъ своимъ почитаю горестную необходимость разстаться съ тобою. Ты неотвѣчаешь; печаль смыкаетъ уста твои… понимаю сіе выразительное молчаніе. О безцѣнная Жульетта! недолжно изнемогать подъ тяжестію рока; надобно подкрѣплять себя утѣшеніемъ….» — И я то же думаю, отвѣчала Жюльетта. Успокойтесь, Евгеній. Этотъ господинъ принимаетъ на себя должность названіе моего утѣшителя. — Изумленный Евгеній поворачивается и видитъ въ самомъ дѣлѣ сторонняго человѣка, котораго сперва онъ совсѣмъ непримѣтилъ. Тамъ сидѣлъ подслѣпой и хромой старикъ, наружностію своего очень похожій на изображеніе Плутуса.
Евгеній возвращается домой, терзаемый несносною горестію. Въ его власти было сдѣлаться богатымъ, счастливымъ и уважаемымъ; теперь онъ разоренъ, осмѣянъ, освистанъ, поруганъ и все это Евгеній чувствовалъ какъ не льзя болѣе. Что дѣлать? къ кому прибѣгнуть? Внезапно образѣ Емиліи представился мысленнымъ его взорамъ, и къ большему несчастію первая любовь къ сей достойной дѣвицѣ возобновившись въ его сердцѣ, начала дѣйствовать несравненно сильнѣе прежняго. «Емилія! любезная Емилія! воскликнулъ Евгеній: для чего неслѣдовалъ я первымъ движеніямъ своего сердца, когда оно влекло меня въ блаженству! Пагубныя страсти омрачили мой разсудокъ. Съ какимъ лицемъ явлюся предъ тобою, существо небесное! какія укоризны заслужилъ я своимъ поведеніемъ! какое право имѣешь ты презирать меня!… Нѣтъ, я неперенесу етой мучительной мысли; не могу жить, лишась твоей любви, твоего почтенія, моихъ надеждъ, моея чести. Осталось одно средство… Не ужели надобно, съ духомъ спокойнымъ взирать на свое безславіе и нищету, томиться подъ бременемъ раскаянія?..» Вмѣстѣ съ сими словами онъ открываетъ шкатулку, беретъ заряженный пистолетъ и хочетъ размозжить себѣ голову: вдругъ отворяется дверь; Евгеній слышитъ крикъ, и видитъ нѣжную свою Емилію. Она вырвала пистолетъ изъ рукъ его, и лишенная чувствъ упала въ его объятія.
Не буду описывать Евгеніевой радости и удивленія. Емилія открываетъ глаза, устремляетъ взоръ на своего любезнаго и говоритъ съ нѣжною улыбкою: «ты раскаялся; все прощаю.» Евгеній стоя на колѣняхъ, цѣлуетъ руки ея и орошаетъ ихъ горячими слезами; разсказываетъ ей свои приключенія, начиная съ воздушныхъ замковъ, которыя онъ строилъ ходивши стрѣлять дичину; признается во всѣхъ своихъ шалостяхъ, и проситъ великодушнаго прощенія.
Снисходительная Емилія знала обо всѣхъ дурачествахъ своего неопытнаго друга. Одна короткая приятельница, живущая въ Парижѣ, исправно увѣдомляла ее о всѣхъ поступкахъ молодаго сумазброда. — «Я безпрестанно о тебѣ думала, сказала Емилія, и надѣялась, что ты когда нибудь образумишься. Пока дѣла твои были не въ разстройкѣ, я не хотѣла разрушать твоихъ удовольствій и блестящихъ призраковъ; мое присутствіе, или даже мои письма, были бы для тебя чувствительною укоризною; а страсти не любятъ упрековъ. Но когда я узнала, что ты лишился большей части своего имѣнія, что сочиненія твои разруганы въ журналахъ, а комедія освистана на театрѣ; тогда сказала сама себѣ: онъ несчастенъ; поспѣшимъ къ нему на помощь. Господинѣ С**, дядя мой, готовился къ отъѣзду въ столицу; онъ предлагаетъ мнѣ мѣсто въ своей коляскѣ; я останавливаюсь у своей приятельницы, и обѣ мы переѣзжаемъ жить въ эту улицу. Сего дня поутру, узнавши о банкротствѣ Корсанжа, мы рѣшились ѣхать къ тебѣ; не застаемъ тебя дома и дожидаемся въ этомъ кабинетѣ. Я все видѣла. Почитаю себя счастливою, исторгнувши тебя изъ челюстей ужаснаго отчаянія. Но я хотѣла бы сдѣлать еще болѣе. Ты знаешь, Евгеній, что я небогата; однакожъ послѣ твоего отъѣзда состояніе мое нѣсколько поправилось. Одна родственница умирая, оставила мнѣ небольшое наслѣдство. Раздѣлимъ его, если только сердце мое можетъ вознаградить тебя за то, чего ты лишился.»
Лишь только успѣлъ Евгеній, бросившись на колѣни передъ Емиліею, произнести нѣсколько словѣ нѣжнѣйшей любви и благодарности, какъ вдругъ является господинъ С**, которой дожидался въ ближнемъ кабинетѣ, не желая нарушить восторга любовниковъ. Онъ отвезъ ихъ къ Емиліиной приятельницѣ. Черезъ нѣсколько времени совершенъ священный обрядъ союза брачнаго безъ всякой пышности, и на другой же день молодые супруги отправились изъ Парижа.
Не доѣхавши нѣсколька миль до Муленя, надлежало остановиться для ночлега. Темная ночь застигла ихъ на дорогѣ. Емилія сказала, что боится ѣхать далѣе и желала ночевать въ первомъ крестьянскомъ домѣ. Кучеръ поворотилъ въ сторону, и черезъ нѣсколько минутъ коляска остановилась подлѣ большой мызы. Евгеній и Емилія просятъ ужина и ночлега. Гостепріимные хозяева принимаютъ ихъ со всевозможнымъ усердіемъ и показываютъ опрятную комнату съ мягкою постелью. Простившись съ хозяевами, супруги наши съ удовольствіемъ говорили обѣ ихъ добродушіи. "Ахъ, любезная Емилія! сказалъ Евгеній, какъ люблю я жизнь простую и спокойную! Смотри, какъ счастливы сіи добрые люди! Они не богатъ, но имѣютъ нужное и могутъ еще, одолжать ласковымъ гостепріимствомъ. И я буду трудиться; живучи съ тобою и довольствуясь малымъ, я буду стократно счастливѣе, нежели среди избытка и пресыщенія.
Проснувшись поутру, наши супруги вышли на свѣжій воздухѣ. Емилія объявила, что она хочетъ прогуляться по окрестностямъ мызы. Вышедши изъ крестьянскаго двора они очутились на прекрасномъ мѣстѣ, обсаженномъ вокругъ большими кудрявыми деревами, Евгеніи по обѣимъ сторонамъ видитъ широкія аллеи и вдали господской домъ весьма красна и архитектуры. «Етотъ сельской видѣ, сказалъ онъ, мнѣ чрезвычайно нравится.» — Да, мѣстоположеніе рѣдкое! — «Несравненное! густыя высокія дерева, изобиліе воды, угодья…. волшебное обиталище! Ахъ, Емилія! мы жили бы въ подобномъ раю, еслибъ…» — Не говори о прошедшемъ, мы другъ друга любимъ; судьба наша сопряжена теперь на вѣки; кто можетъ быть насъ счастливое? — Евгеній хочетъ осмотрѣть внутренность дома. Онъ спрашиваетъ идущаго на встрѣчу слугу, у себя ли хозяева. — Мы ожидаемъ ихъ каждую минуту, отвѣчаетъ служитель; вы можете войти, если угодно.
Ихъ провели въ гостинную, богато и со вкусомъ убранную. Емилія посадила супруга своего на диванѣ; Евгеніи съ удивленіемъ смотритъ на уборы и нѣсколько разъ спрашиваетъ: какому счастливцу принадлежитъ этотъ прекрасной замокъ? — «Ну, ежели тебѣ?» — Я весьма желалъ бы узнать его имя, продолжаетъ Евгеній, не вслушавшись? — Евгеній Крозероль, отвѣчаетъ Емилія, смотря на него пристально, и желая замѣчать внутреннія его движенія: Евгеній Крозероль. — Евгеній въ свою очередь устремляетъ взоры на Емилію. «Можно ли статься, думаетъ онъ, чтобъ этотъ домѣ, садъ, рощи, луга принадлежали мнѣ или женѣ моей? Шутка слишкомъ досадная! Я безъ сомнѣнія виноватъ; однакожъ я совсѣмъ неожидалъ отъ ея великодушія столь несносныхъ упрековъ. Слезы сверкнули на глазахъ его. Емилія примѣтивши ихъ, бросилась къ нему на шею и сказала: „Точно такъ, любезный Евгеній! все это тебѣ принадлежитъ, потому что любовь моя дѣлаетъ тебя обладателемъ всего моего имѣнія. Я изъясню тебѣ все дѣло двумя словами, и ты перестанешь удивляться. Тебѣ извѣстно, что до отъѣзда твоего въ Парижѣ я должна была съѣздить къ теткѣ своей госпожѣ Орбань, по неотступной ея просьбѣ. Единственная дочь ея страдала жестокою болѣзнію, и неутѣшная мать отчаявалась въ ея выздоровленіи. Вопреки всѣмъ попеченіямъ нашимъ сестрица моя скончалась. Бѣдная тетушка, которая жила и дышала только ею, изнемогши отъ долговременныхъ заботъ и безсонницы, не перенесла своей потери. Передъ смертью своею она отказала мнѣ по духовному завѣщанію все свое имѣніе въ награду за мои обѣ нихъ попеченія и за мою къ нимъ привязанность. Я продала ея землю, для которой надлежало бы мнѣ удалиться отъ своей родины и отъ того мѣста, гдѣ я тебя полюбила. Возвратившись домой, купила эту мызу, имянно съ тѣмъ намѣреніемъ чтобы доставить тебѣ удовольствіе нечаянности. Прости мнѣ мою невинную шутку…“ Бога ради не говори о прощеніи, прервалъ Евгеній. Я увѣренъ, что ты не желала оскорблять меня. Не ты, мой нѣжной другѣ, виноватъ если нечаянность сія нанесла мнѣ досаду. Ето ли я заслужилъ своимъ безразсудствомъ?… Дай Боже, чтобы впредь никогда уже неподвергъ я себя подобному наказанію, если опять вздумаю удивить тебя нечаянностію…. — Тутъ чело его покрылось облакомъ смущенія, но черезъ минуту оно опять прояснилось, и Евгеній сказалъ съ видомъ живѣйшаго чистосердечія: я тебѣ незавидую, любезная Емилія; побѣда сія тебѣ принадлежишь по всей справедливости; ты одна имѣешь право исполнить предначертанный мною планъ, котораго недозволили мнѣ произвести въ дѣйство неожиданность счастія и буря страстей. Какой примѣръ любви, великодушія, нѣжности! и я могъ!… — Полно? полно! прервала Емилія: многіе другіе на твоемъ мѣстѣ вѣрно поступили бы не благоразумнѣе. Я часто слышала, что богатой, никогда не исполняетъ плановъ, сдѣланнымъ имъ во время своей бѣдности.» — А я съ своей стороны живо чувствую, сказалъ Евгеніи, и твердо увѣренъ, что истинное и прочное счастіе никогда не достается намъ случайно, и что оно всегда бываетъ слѣдствіемъ добродѣтели.
[Сарразен А.] План счастливой жизни: (Повесть): (Из Merc. de France [1811. 21 dec.]) / [Пер. М. Т. Каченовского] // Вестн. Европы. — 1812. — Ч. 63, N 12. — С. 249-278.
- ↑ Пикаръ, Дюваль, Андрье нынѣ живущіе въ Парижѣ драматическіе писатели. Перев.