Письмо (Тэффи)

Письмо
автор Тэффи

Из сборника «Дым без огня». Опубл.: 1914. Источник: Тэффи Н. А. Собрание сочинений. Том 5: «Карусель». — М.: Лаком, 2000. — С. 222-224.

Дверь на черную лестницу вздрогнула от удара властного кулака.

— Свои! Свои! Отпирай, нечего!

Кухарка Федосья, штопавшая натянутый на деревянную ложку чулок, бросила работу и открыла дверь.

— Здравствуй! Здравствуй!

Швейцар Вавилыч, щурясь на лампу, снял фуражку:

— Ну, где же ваше чучело-то? Мне долго валандаться недосуг. Звала письмо писать, так и должна быть готова.

— Присядьте, Иван Вавилыч, я ее кликну.

Кухарка заглянула в комнаты.

— Идет наша чучела.

Чучело вошло и оказалось господской мамкой, в пестром ситцевом сарафане, простоволосой, с кротким безбровым личиком. Вся она была маленькая и словно насмерть перепуганная — глаза выпученные, рот открытый.

— Ну чего же ты, ползешь — не ползешь! — приветствовал ее Вавилыч.

— Дитю кормила, — отвечала мамка из почтительности шепотом.

— Бумагу приготовила? Перо, чернила? Что же я тебе сапогом по стене писать буду, что ли.

— Федосья Микитишка обещали бумажку-то спроворить.

— На, бери, не скули.

Федосья достала из кухонного стола продолговатый листок шершавой английской бумаги с большой монограммой и графской короной.

Швейцар одобрил.

— Ин ладно. Можно и на такой. Ну-с, что же тебе писать? Кому пишешь-то?

Мамка медленно и молча стала подымать подол сарафана. Подняла, разыскала в нижней клетчатой юбке карман, вытащила носовой платок, напоминавший размерами салфетку, медленно опустила сарафан и тогда уж всхлипнула и вытерла глаза и нос.

— Тьфу ты, пропасть! — сплюнул швейцар. — Беда с этими деревенскими. Как письмо писать, так они плакать. И чего, дура, ревешь? Что ты, хоронишь кого, что ли?

— Перестань ты, чучело, — ввязалась и кухарка. — Молоко скиснет.

— Кому пишешь-то? Ну? Мамка молча сморкалась.

— Матери, что ли?

— Матери, — всхлипывающий шепот.

— Так что же писать-то?

— А вы лучше знаете, вы ученые.

— Ну, значит, в первых строках письма поздравляем с праздником, низко кланяюсь маменьке нашей… как звать-то?

— Матреной. Матреной Ивановной.

— Ну-с, значит, Матрене Ивановне, гм… и навеки ненарушимо. Еще какая родня-то?

— Тетенька Катерина Ивановна, сестрица Пелагея Петровна и братец Андрей Петрович, и новопреставленный Савва, и дяденька Егор Иванович.

— Подожди, не спеши. Савва, значит, Петрович?

— Не-ет. Ой, что вы! Какой же он Петрович! Иваныч, а не Петрович.

— Подожди, не спеши. Теперь тут у тебя в городе какая родня, от кого поклоны слать?

— Да нету у нее никого здесь, — сказала кухарка.

— Как нету?.. — испугалась мамка. — Очень даже есть… Невестка есть, и свояк есть, и сдвуродная сестрица Лукерья…

— Чего же они тебя не проведали-то?

— Да не знают они, где я. Как же они могут знать-то.

— Так послала б им открытку, чучело! Ревешь, ревешь, а позвать не догадаешься.

Лицо у мамки сделалось совсем страдальческое.

— Послать-то нельзя к ним. У них адрес.

— Что-о?

— Адрес у них. Кабы у них адресу не было, я бы сама к ним сбегала. А у них адрес.

— Да ты что плетешь-то? — удивился швейцар.

— Я правду говорю. Вон у нас в деревне адресу нет, так я кого угодно найду. А здесь у каждого человека адрес. Да и не одинаковый: у свояка один, а у невестки другой, а у сдвурод-ной Лукерьи опять особый. А барыни вчерась сказала, что у меня теперь адрес тоже есть и что без адреса меня никто и не най-де-от!

Мамка вся сморщилась, так что слезы брызнули на пеструю грудь сарафана.

— Ишь, ревет! — даже испугался швейцар. — Да что она, тебе адрес-то свой сказала?

— Говорила, да ведь адрес-то все равно никто запомнить не может.

Швейцар раздумчиво почесал в бороде.

— Ч-черт! Что же я тебе писать-то буду?

— Да уж напишите побольше, вы ученые, вы лучше знаете.

Круглые, испуганные глаза смотрели с мольбой и отчаянием.

Швейцар вздохнул.

— Ну, делать нечего, буду писать от себя что-нибудь интеллигентное… Гм… и низко кланяюсь… от Господа доброго здоровья… авиация достигает специальных размеров производства… сезонная жизнь в полном разгаре… и в чаду маскарадных наслаждений отдаемся азарту бешеных страстей… Остаюсь известная дочь — Марфа, что ли?

— Мавра.

— Дочь Мавра. А за нее, по неграмотности, Иван Вавилов Копров.

Швейцар окружил свою подпись сиянием, украсил завитушками, полюбовался и передал письмо мамке.

— Смотри, не размажь. Деревня! Довольна, что ли?

— Дай тебе, Господи, здоровья.

— Да и не плачь ты, иродица! Ну и нар-род!