Дорогая моя Лапушка, теперь 9 ½ ч[ас]. вечера, я кончил подписывать бумаги, пью чай и пишу Тебе, моей голубке. Отдохни, гулинька моя, после Бат(ш)иловских мучений — сколько Тебе терзаний из-за детей. Теперь упокоишься, ненаглядная.
Я доехал, читая в вагоне «Ниву», тут ждал меня Бакановский с бумагами, а внизу Миллер заседал в съезде (а я себе посвистывал). Я напутал с Кудревичем, не сообразив, что подписать за меня Ты бумагу не можешь. Поэтому разорви присланное отсюда свидетельство без моей подписи и пошли в Сур[вил]ишки высланное мною сегодня по почте заказным на Твое имя. Если это совпадёт с 24-ым, то не забудь велеть поздравить с именинами их отца. Мы забыли также дать ответ насчёт музыки в Кейданы.
Также Ты не предупредила священника насчет крестин завтра, а он иногда уезжает в Лелюны. Не забудь пригласить его обедать «ко дню». Днем сегодня я успел только подробно осмотреть постройку дома (народного) и купить Тебе валансьен и образки. Франц забыл положить мне ногтяную щетку, также пришлось купить. Обедал в Городском саду с Миллером. Мы решили ехать завтра в 3 ч[ас]. пароходом и ночевать в Чехове. Он рассказывает про слухи, будто Троцкого переводят в Киев, а к нам назначают Пузыревского. Было бы жаль, но я не верю. Комендантом сюда будто Кононовича-Горбацкого.
По секрету он мне сообщил, что 29-го помещики поднесут мне серебряный бокал с аллегорическими фигурами великолепной работы. Так как бокал весь фр. ouvragé, то надпись они решили сделать снизу «Его Пр[евосходитель]ству П. А. Стол[ыпину] благодарное дворянство Ковенского уезда». Миллер посоветовал перенести надпись на особую серебряную дощечку на подставке и не писать официально «Его Пр[евосходитель]ству», а что-нибудь потеплее. Они возражали, что я обижусь без титула, но сдались и послали телеграмму мастеру в Варшаву. Вот и все фр. secrets de polichi-nelle. Мне приятно, что они стараются сделать мне удовольствие и что мне удалось внушить им добрые чувства. Достанет ли уменья и впредь не быть статистом и что-либо оставить по себе хорошее? Ведь до сих пор я служил себе просто, исполнял свои обязанности и не мудрил, а теперь надо большое уменье и уменье быть общительным, сохраняя авторитет и престиж.
Надеюсь, впрочем, что больше добрых и честных людей, чем Андрушкевичей. Я почел за лучшее пока против его шантажей ничего не предпринимать. Такая мерзость, как придуманная им, мне кажется слишком уже для всех очевидна.
Миллер говорит, что «ко дню» надо ожидать от 15 до 20 человек. Надо бы хоть 1 или 2 представительницы Тотлебенов. Прощай, мой голубок, телеграммы от Тебя еще нет и не знаю, как я успею в несколько часов завтра найти учителя?
Целую всех вас, дорогие, а Тебя, дорогая, покрываю поцелуями. Прими ванну от боли в ноге.
Твой
Автограф.
