ПИСЬМО ГР. П. А. РУМЯНЦЕВА-ЗАДУНАЙСКОГО К ГР. ПАНИНУ ПО ПОВОДУ ПЕРЕГОВОРОВ С ТУРЦИЕЮ
править(Кто знает, с какими политическими затруднениями сопряжен был первый Турецкий мир Екатерининского царствования, тот оценит историческую важность этого письма, за сообщение коего (в подлиннике) мы обязаны Н. И. Ермолову)
Милостивый государь мой граф Никита Иванович!
Из донесении моих двору настоящего отправления соизволите увидеть, ваше сиятельство, что вместо ожидаемой плавности течению мирного дела, визирь настоит на прежние предположения.
Чрез обращение уже немаловременное получивши некоторое сведение о свойстве сего народа и правителей их, что некотором случае сложить не хотят с себя безумного высокомерия, уповая, что нужда, а не добрая склонность побуждает нас желать угасить пламя военное, рассудил я в сем pаз обойтись свойственно моему поступку и самому положению и дал ответ визирю на его письмо самой сухой и холодной, отослал его чегодаря невидивши, и предоставил ему уже впредь отзываться о лучших пособиях к примирению.
От министра Прусского из Царьграда я получил через визиря письмо. Ваше сиятельство усмотрите из приложений при моей реляции, сколько того сообщения с предложениями от визиря мне теперь учиненными разнствуют. Есть ли г. Цегелин чистосердечен в объявлении нам истинного расположения Порты, то поступок настоящий визиря приписать должно обычаю только Турецкому, что они все образы употребляют, дабы малым чем расплатиться; но ежели дело нашего мира завязано интригами посторонних держав, которые через то свои настоящие выгоды утверждают и промышляют, может быть, и на дальние приобретения: в таком случае все успехи оружия нашего послужат только на умножение зависти противоборствующей содержанию мира, и чем далее, то больше находящей трудности оному, кои и не уничтожатся, доколе с пользою нашею сопряжена не будет польза других, и доколе другие участия не возьмут в жребий военном, так как имеют оное по ныне в одном только приобретении. Я говорю это в полном избытка моей откровенности и доверенности к вашему сиятельству, а отнюдь не в духе просвещения, заимствуемого от политики. В сем последнем ваше сиятельство, как муж искусившийся и подвиг в том целого века несущий на пользу отечеству, как милостивец и персональный мой друг, извините мою простую мысль, будь в том я заблуждаюсь. Утверждается мое мнение не меньше и тем, что находящиеся здесь при мне генерал-поручик цесарской Барко, человек весьма хорошего и скромного поведения, но притом все свойства хитрости для дальнего человека имеющий, на сих днях внушал в тайность бывшим у меня Волоским депутатам (и как публичным людям, то конечно им не первым) дабы прибегнули они за временно к Венскому двору и просили о принятии их в подданство. Ваше сиятельство, по лучшему сведению управляемых вами дел, можете сами определить вид такого предложения, сличая то и с поступками фельдмаршала графа Гадина, который прежде отъезду его из Польши в Вену объехал не мало краю Молдавии, не обославшись со мною, и что чрез разосланных офицеров снимается ситуация от Днестра чрез Бутушаны до местечка Окны.
Со стороны упокоения, кто больше меня может желать конца войны? Лестна слава, и было бы приятно и воспоминание о самом том, что было трудно переносить; но тягость лет 1 и снедающий недуг 2 едва ли не назначают [990] погребения костям моим в сей стороне, ибо настоящую компанию я подъемлю, жертвуя службе не силами уже, по самим, так сказать, истощением оных.
От г. Тугута я уведомлений никаких не имею, а к графу Сольмсу 3 от Цегелина и к вашему сиятельству от Алексея Михайловича письма 4 сим препровождаю. Последний в свои леты тяжелым для себя находит здешний воздух, и вчерась потому отсюда отъехал в Роман.
Я не престану никогда быть с преданностью и высокопочитанием вашего сиятельства всепокорнейшим слугою
10 июня 1774 года
В Браилове.
1. Румянцову было тогда 49 лет
2. За долго еще до этого времени Румянцов жалуется в неизданных реляциях к Екатерине на страдания от болезни, которые препятствовали ему продолжать начатое им дело. В продолжении многих месяцев он не вставал с постели, и напрягая свои силы, с трудом мог делать нужных по войскам распоряжения. Теряя всякую надежду в поправлений своих сил, он просил императрицу освободить его от обязанностей службы и поручить их другому. В рескриптах своих Екатерина ободряла его, и чтобы показать ему свое внимание, присылала ананасы из Петербурга.
Примечания эти сделаны на основании сведений, полученных от г. Шаховского, занимающегося Екатерининским временем по неизданным документам, хранящимся в главном Московском архиве иностранных дел. П. Б.
3. Прусский посол в Петербурге
4. Обрезков, перед тем наш посол в Царьграде, три года тому назад освобожденный из заточения.
5. Только одна подпись -- собственноручная, по обыкновению того времени.
Текст воспроизведен по изданию: Письмо гр. П. А. Румянцева-Задунайского к гр. Панину по поводу переговоров с Турциею // Русский архив, No 8. 1865
OCR — Мухамедзянов А. 2020