ПРОМЕТЕЙ, № 7
Е. Л. Рудницкая
правитьНеизвестное письмо Михаила Бакунина
править20 февраля 1863 года, в разгар польского национально-освободительного восстания, польский эмигрант Зыгмунт Иордан — человек с бурной политической биографией, участник венгерской революции и крымской кампании, а затем активнейший деятель польской аристократической эмиграции, обосновавшейся в Париже, — писал в Стокгольм: «Время так дорого и дела такие срочные, что я могу написать Вам всего несколько слов чтобы рекомендовать г-на Магнуса Беринга Вам, гг. Манкель, Бланш и Вашим друзьям, которым он захочет быть представленным. Примите его как моего друга, говорите с ним обо всем, что Вас интересует, постарайтесь с ним договориться и оказывайте ему в дальнейшем помощь и поддержку.
Я не имел возможности подробно с ним беседовать перед его отъездом, поэтому не могу сообщить Вам никаких подробностей о его планах, но я глубоко уверен в чистоте его намерений по отношению к Польше и Финляндии. Он может, как все люди, ошибаться, но он не обманет. В данный момент он может оказать нам значительные услуги. Вы сами увидите, что Вы с ним сможете устроить… Еще раз рекомендую и прошу принять с полным доверием г-на Магнуса…»[1].
Адресатом письма был известный финский публицист и демократический деятель Эмиль фон Квантен, организовавший за пределами Финляндии систематическую пропаганду идей финской национальной независимости. З. Иордана связывали с Э. Квантеном деловые взаимоотношения, завязавшиеся во время его пребывания в 1862 году в Стокгольме, где он налаживал контакты своей партии со шведскими правительственными и общественными кругами. Финский патриот дорожил предоставлявшимся ему З. Иорданом доступом в европейскую прессу, а тот, в свою очередь нуждался в систематической информации об отношении к польскому движению в Швеции и рассчитывал на практические услуги со стороны финской эмиграции, располагавшей в Швеции значительными политическими связями.
Кто же такой Магнус Беринг, которого З. Иордан столь горячо рекомендовал Э. Квантену и его финским друзьям? Под этим именем скрывался не кто иной, как русский революционер Михаил Бакунин, бежавший из Восточной Сибири через Америку в Лондон и теперь направлявшийся в Стокгольм. Поездка его в столицу Швеции была обусловлена рядом обстоятельств. Прежде всего Бакунин стремился попасть в Польшу для практического участия в восстании. Однако, опасаясь его слишком энергичного вмешательства в польские дела, революционное правительство не давало Бакунину разрешения прибыть в Польшу. Не отказываясь от своего намерения, Бакунин решает отправиться в Стокгольм. Он надеется оттуда наладить контакты с руководителями восстания. По пути в Швецию он пишет в Париж польскому эмигранту Александру Гуттри, что намерен в Стокгольме дожидаться «благоприятных известий» (то есть согласия на въезд в Польшу), а тем временем пытаться «возбудить в Финляндии движение, которого желаем не только мы, но и наши друзья в Петербурге». Активизация национального движения в Финляндии открывала перспективу создания дополнительного фронта против царизма на северных рубежах империи, перспективу объединения русского, польского и финского движения в едином демократическом натиске. Этому стратегическому замыслу и была подчинена поездка Бакунина. Публикуемое письмо Бакунина от 25 апреля 1863 года, хранящееся в фонде Эмиля фон Квантена в Шведской королевской библиотеке, свидетельствует о предпринятых им усилиях в деле создания финского конспиративного общества и объединения его действии с «Землей и волей». Письмо обращено к деятелям национально-освободительного движения в Финляндии от имени заграничных представителей руководства «Земли и воли» — Герцена и Огарева. Бакунин действительно выступал в переговорах с финнами, как представитель русского заграничного революционного центра. Его позиция в признании неоспоримого права Финляндии на национальное самоопределение,
Остановка на взаимную поддержку русского и финского освободительного движения была согласованной, что подтверждается письмом Огарева к Эмилю Квантену[2] и его инструкцией, врученной сыну Герцена — Герцену-Junior’у перед отъездом последнего в Швецию[3]. Однако, согласуя с издателями «Колокола» свои действия в отношении финнов в главном, Бакунин вносил в них собственные взгляды на перспективы русской революции, а также присущие ему приемы пропаганды. Стремясь активизировать освободительное движение в Финляндии, ускорить процесс создания финского тайного общества, Бакунин преувеличивал силы русской революционной партии, выдавая за действительное так и оставшееся неосуществленным стремление руководителей «Земли и воли» выйти за пределы образованных кругов, сделать общество народным по своему составу. В отличие от Огарева и Герцена, которые характер сотрудничества с финнами обуславливали развитием восстания в Польше и перспективами крестьянского выступления в России, Бакунин делал ставку на немедленное объединение русско-польско-финских усилий для совместных прямых действий против царизма. Послание Бакунина, содержавшее конкретные рекомендации в отношении организационного устройства тайного общества, по-видимому, не соответствовало степени зрелости финского национально-освободительного движения, его готовности откликнуться на призыв к открытым действиям. Об этом говорит как тот факт, что письмо не было передано Квантеном по назначению, а осталось в его бумагах, так и то, что связь издателей «Колокола» с Эмилем Квантеном и представляемым им демократическим крылом финоманов в последующие месяцы пребывания Бакунина в Швеции осуществлялась без его участия.
1 Автограф письма М. А. Бакунина на французском языке. Перевод Е. В. Киселевой.
Я убежден, что пора всем нам сговориться. Мы не должны терять ни минуты, ибо события разворачиваются с поразительной быстротой, и у нас едва останется время хотя бы на то, чтобы прийти к взаимному согласию и подготовиться. И мы, мы должны протянуть друг другу руки для общего дела, так как у нас одни и те же интересы. Вы хотите, господа, свободы и полной независимости вашей родины. Мы хотим этого тоже, искренне, полностью признавая за Финляндией неоспоримое право распоряжаться собой, право на отделение от Российской империи[4], с тем чтобы либо остаться одной, независимой от всех своих соседей, либо присоединиться к такой политической системе, которая ей понравится. Признание этого права — для нас логическая необходимость, потому что наш принцип — принцип свободы во что бы то ни стало, полной свободы без условий и ограничений. Это — даже более чем разумное следствие наших действий, это — диктуется положением. Мы никогда не сможем сами стать свободными, пока централистское и насильственное учреждение, называемое Российской империей, будет существовать. Мы глубоко и решительно ненавидим эту систему, поработившую нас, чтобы сделать орудием завоевания. Мы жертвы этой системы, так же как и вы, и мы не сможем освободиться от нее, не избавляя вас. Ниспровержение, полное разрушение основанной на насилии империи, называемой Российской, хотя она в своей сущности немецкая империя, освобождение всех провинций и всех народов, русских и нерусских, испытывающих ее гнет, свобода всех с правом каждого самоопределиться и распоряжаться собой согласно своим желаниям, своим нуждам, своей природе — такова наша практическая цель, таков наш принцип, во имя и для победы которого мы заключили союз с нашими польскими братьями. Финны, наши соседи и жертвы той же системы, разве они не присоединятся к нам?
Момент благоприятен. Эта искусственная, чудовищная империя, существующая только благодаря коварству, коррупции и насилию, трещит по всем швам, глубоко расшатанная в самой своей основе. Необходимо покончить с ней. Поляки показывают нам благородный пример. Последуем ему. Уставшие переносить унижения и мучения, черпая свою силу в своем отчаянии, они поднялись безоружные и сегодня противостоят армии царя, бессилие которой они вскрыли. Их движение, в начале слабое, беспорядочное и ограниченное той территорией, которая на дипломатическом языке называется Польским королевством, принимает сейчас всеобщий народный характер, распространяясь на все другие польские провинции, и глубоко потрясает Польшу в ее прежних границах до самых прежних границ России, до Двины и Днепра; оно не остановится там, так как русский народ, столь же уставший от рабства и не ожидая больше ничего от императора Александра, ждет только сигнала к восстанию.
В последние годы в Европе, полагаю также и в Финляндии, много говорили о так называемых благодеяниях теперешнего императора, о реформах, которые он якобы предпринял для цивилизации и освобождения своих народов, а также в целях содействия материальному прогрессу. Люди позволили обмануть себя словами и приняли за поступки обещания и фразы, которыми это лицемерное, в корне неисправимое правительство, умерившее свою спесь после победы иностранных армий, было вынуждено воспользоваться после спасительной крымской катастрофы, чтобы скрыть от мира подлинность своих дурных намерений. Мы, инакомыслящие русские, — мы не дали себя обмануть. Мы хорошо знали, что это правительство, вся императорская система, основанная исключительно на угнетении и зле, не способна на добро, не способна даже подумать о нем и еще более не способна его осуществить, если каким-либо чудом ему даже удалось представить его себе. Государство насквозь немецкое, условием и основой его существования является полное отрицание всего того, что называется правом, свободой, человечностью. У него нет другой цели, другой функции и других возможностей, как только порабощение внутри страны и завоевание вне ее, т. е. зло в самом широком смысле слова. Итак, чтобы делать добро, императорская система должна была бы начать с разрушения самой себя. Но никогда зловредная власть не уничтожала самое себя. Необходимо, чтобы мы пришли ей на помощь.
Катастрофа в Крыму была большим счастьем для России. Она пробудила Россию от мертвого сна, на который обрек ее Николай. Она позволила ей дышать свободнее, заставив пошатнуться здание варварского деспотизма, воздвигнутое мощной рукой царя Петра и давившее в течение целого века на страну, как ужасный кошмар. Последствия этой гибельной войны, покончившей с императорским престижем и всемогуществом, не только не огорчили народ, напротив, Россия почувствовала себя как бы возрожденной.
Империализм пал, но русский народ начал новую жизнь. Стихийная радость, охватившая все население, вера и новые надежды, внезапно загоревшиеся во всех сердцах по всей территории империи, резко отличались от мрачного уныния официального мира и доказали, что между империализмом, обреченным на гибель, и нацией, призванной к великому будущему, нет ничего общего.
Однако был момент, когда сама власть, вновь обретя надежду и мужество, как будто намеревалась присоединиться к этому естественному порыву, вступая на путь справедливости и свободы. Говорят о реформах, об освобождении, признают открыто прошлые ошибки, сваливая их, впрочем,
на голову императора Николая, вчера еще объекта почитания, лести и страха, а сегодня преданного хуле и презрению. Юный император, неповинный в ужасном прошлом, сердце которого, казалось, было переполнено чувством справедливости, уважения к людям и любви, занял престол, обещая нам золотой век. Увы! Иллюзии были очень недолгими. Император Александр не злой человек. Его склонность к лени и сластолюбию влекла его, естественно, к доброжелательному отношению к людям и веселой жизни. Ему хотелось бы угодить всем недорогой ценой и увидеть себя обожаемым, не утруждая себя. Опьяненный всемогуществом, которым он был вдруг облечен, он одно время вообразил себя призванным возродить Россию, не понимая, что, будь он даже человеком гениальным и высокой души, он все же был бы скован и парализован по самой природе своей порочной власти, препятствующей в самой своей сущности любому подлинному и здоровому развитию нации. У него, скудоумного, малообразованного, способного лишь на мелкие чувства, зародилась весьма странная идея: провести необходимые реформы и освободить народы, находящиеся под его гнетом, сохраняя во всей неприкосновенности самодержавие: установить честность в администрации и справедливость в суде, ограждая повсюду произвол министров и высших чиновников; дать крестьянам свободу, оставляя их прикрепленными к земле, дать им землю без права собственности, наконец, заставить поляков обожать его и прослыть восстановителем и благодетелем Польши, одновременно продолжая придерживаться варварской, святотатственной системы императора Николая. Одним словом, предстать в роли освободителя, не поступаясь ни малейшей частицей тиранической и зловредной власти, унаследованной им от отца. Это была жалкая иллюзия разнузданного воображения, убогая фантазия недалекого ума. Он должен был, разумеется, потерпеть неудачу и в конце концов понял, что задуманные великие реформы были несовместимы с самими условиями его власти. И он отказался от них, чтобы сохранить ее. Вот, в нескольких словах, вся его история. Ныне он стал более деспотичным, более жестоким тираном, чем когда-либо был император Николай. Тирания Николая была неумной, но железной, верившей в себя. Тирания Александра — это тирания слабости и малодушия. Он трусит, и не без основания, так как дни его царства сочтены. Он и его династия, а вместе с ними вся императорская система осуждены на гибель.
Великие перемены произошли уже в русском народе. Тот, кто знал этот народ лишь во времена императора Николая, не узнал бы его теперь. Он взял все то, что ему были вынуждены даровать, но не удовлетворился этим. Он никогда не шел на уступки императорской власти и никогда не прекращал борьбы с нею. Именно эту упорную борьбу русского народа против официальной России, против императорской России совершенно не знают за границей; эта борьба началась задолго до Петра I, еще в царствование его отца, царя Алексея, и никогда не прекращалась, вплоть до наших дней. Жертвы этой двухвековой борьбы должны исчисляться не сотнями, не тысячами, а сотнями тысяч. Эта борьба была покрыта мраком и оставалась неизвестной до сих пор, ибо она велась в глубинных слоях народной жизни, но она полна драматизма, и ее необходимо знать, чтобы правильно понимать происходящее сегодня в России. Громадное большинство русской нации никогда не соглашалось с тем, что называют реформами царя Петра, ни с немецкой чужеродной цивилизацией, насильственно введенной им в России. Идея Петра была следующей: он хотел создать великое государство, на манер немецкого, особенно прусского, насильственное как внутри страны, так и за ее пределами, военное, бюрократическое и способное завоевать пол-Европы. А ведь ничто так не противоположно русскому духу, невоинственному, не стремящемуся к завоеваниям и охотно довольствующемуся примитивной свободой общинной жизни, и который никогда не создал бы по собственной воле то, что называют Российской империей. Эта империя и вся эта бюрократическая, немецкая, официальная Россия, являющаяся ее плотью, — предмет глубокой непримиримой ненависти русского народа, и не без бунта Россия позволила надеть на себя эту смирительную рубашку. Эта битва не на жизнь, а на смерть между народом варварским — если вы хотите, но полным мощи и энергии, народом, чувствующим себя настолько самобытным, чтобы развиваться по-своему, и этой императорской, чужеземной системой, русской только по имени, приняла с самого начала характер религиозной борьбы. Вы, конечно, слышали о наших раскольниках[5], ярых врагах официальной церкви. Они враги не только церкви, они, кроме того и главным образом, враги государства, слепым и раболепным оружием которого является и сама эта церковь. Борясь против Святейшего синода, они борются с императором, и они борются с ним во имя свободы общин и автономии провинций, составлявших до Петра основу русской национальной жизни. Император для них антихрист, а его империя, вся эта бюрократическая, военная организация, все привилегированные сословия — для них орудие угнетения — царство дьявола. И не без основания наши цари, начиная с Алексея и до наших дней, преследовали раскольников с ожесточением, которое не может идти в сравнение с жестокостью римских императоров по отношению к первым христианам. Цари прекрасно поняли, что раскольники представляли величайшую опасность для чудовищного немецкого государства, основанного Петром на крови и обломках национальной жизни. Ничто не может дать надлежащее представление о варварских преследованиях, которым подвергались эти бедные верующие в течение всей двухвековой борьбы. Начиная с Алексея не проходило, наверно, и года, чтобы тысяча, что я говорю, несколько тысяч раскольников не истреблялись бы пулями и штыками солдат или погибали бы под кнутом палачей. Целые деревни сжигались, уничтожались, тысячи женщин и детей гибли в лесах, где они укрывались от императорского варварства, сотни тысяч ссылаемых массами в Сибирь умирали на полпути от холода, голода и плохого обращения — все это благодаря общеизвестной «честности и гуманности» русских чиновников, благодаря этому великолепному пренебрежению к жизни ближнего, составляющему отличительную черту всей нашей императорской администрации. Все же, несмотря на все эти ужасы, русские раскольники сохранили полностью свою силу. Преследования, как всегда и везде, не сломили их, а увеличили их число. И император Николай, этот деспот из деспотов, этот идеал тирана и, безусловно, самый неумолимый враг и самый ожесточенный преследователь сектантов, совершавший чудеса жестокости при их истреблении, был вынужден в конце своего царствования во всеуслышание признать, что он оказался бессильным против раскольников. Сегодня, по официальной статистике, насчитывается около пятнадцати миллионов раскольников. Они представляют собой самую жизненную, самую энергичную и самую мыслящую партию русского народа Верные старинным традициям, они требуют сегодня, как и прежде, но с еще большей настойчивостью, чем когда-либо, свободы, полной свободы для народа и земли для него, т. е. эмансипации общин, владеющих землей и самоуправляющихся при помощи выборных лиц, полное уничтожение всякой бюрократии и всей этой немецкой организации империи, — административной автономии провинций и, вместо этого гнусного централистского государства, федерацию провинций. Таков идеал, такова народная воля. Такова также программа тайного общества, распространяющего свою организацию на всю империю и охватывающего все классы, начиная с молодой и мыслящей части дворянства до последнего крестьянина. Тысячи преданных людей всех классов — дворян, буржуазии, крестьян, священников, артистов, ремесленников, крупных и мелких военных и гражданских чиновников входят ныне в это могущественное общество, начертавшее на своем знамени два символа народной веры: «Земля и воля».
Я обращаюсь к вам, господа, от имени этого общества, которое дало мне право представлять его за границей, право, которое я разделяю с моими лондонскими друзьями Герценом и Огаревым. Я полагаю, что ясно изложил наши взгляды и политическую цель. Попытаюсь еще раз сформулировать все это в нескольких словах.
1. Мы хотим полного и всецелого разрушения Российской империи, так как мы глубоко убеждены, что существование этой империи, основанной на варварском угнетении, на систематическом и абсолютном отрицании национальной жизни и которая может держаться только благодаря насилию как внутри страны, так и вне ее, несовместимо со свободой. Мы, следовательно, враги этой империи, но не как изменники, а как патриоты, так как, будучи сорокамиллионным народом Великороссии, мы чувствуем в себе достаточно сил, чтобы не нуждаться ни в коварстве, ни в насилии, ни в чужой собственности, чтобы обеспечить себе достойное существование. В противовес императорской централизации, мы — федералисты, не по капризу, не по чрезмерному увлечению какой-либо теорией, но потому, что это диктуется самим нашим положением; ибо суровый опыт двухвековой борьбы доказал нам, что бюрократическая система делает невозможным свободное развитие сил и жизни народа.
2. Требуя свободы для нас самих, мы ее требуем и должны ее требовать для всех наших соседей, особенно для тех из них, которых завоевательная политика С.-Петербурга насильственно соединила с нами. Мы не только признаем право Финляндии, Эстонии и Латвии, Польши, Литвы, Украины и Малороссии (La Petite Russie), Бессарабии, Грузии и всего Кавказа на свободное и независимое от нас существование, но мы хотим помочь им завоевать эту свободу. Мы этого хотим как из чувства симпатии, так и по необходимости, ибо, находясь под одним и тем же игом, мы должны объединить наши усилия, чтобы сбросить его. Освобождая себя, мы непременно освобождаем вас и наоборот. В этом духе мы заключили союз с революционной Польшей и в этом же духе мы предлагаем вам нашу помощь.
3. Мы твердо убеждены, что пробил час для императорской династии и что близко падение империи, угнетавшей Север в течение двух веков. Мы считаем, следовательно, что настоятельный долг каждого народа, входящего в эту империю, подумать о своем будущем и подготовить его. Горе тем, кто спит, горе тем, кто позволил ослепить себя кажущимся могуществом этой отмирающей империи, горе тем, кто не предвидит неизбежного падения и кто не встретит его бодрствующим и подготовленным. Они будут раздавлены под ее обломками. Мы надеемся, что финны тоже настороже, что они верят нам и что они протянут нам руку.
4. Нам хотелось бы заключить подлинный и тесный союз с ними, имеющий целью наше общее освобождение. Как ближайшие соседи, объединенные гнетом общего господина, мы можем, мы должны оказывать помощь друг другу в борьбе против него. Основания предлагаемого союза таковы:
А) Мы признаем открыто и от всей души, без ограничений и оговорок, права финского народа на полную независимость, и мы чистосердечно и всеми способами поможем ему освободиться от нас, чтобы установить у себя такую форму правления и войти в такой союз или в такую политическую организацию, какую он желает. В будущем мы единственно ждем от него добрососедских отношений, основанных на полной независимости и на уважении наших взаимных свобод.
Б) Взамен мы просим помочь нам всеми средствами низвергнуть империю С.-Петербурга. Финны могут помочь нам немедленно, во-первых:
а) начав активную пропаганду в своей стране, пропаганду, конечно, направленную против С.-Петербурга, в соответствии с польским и русским революционным движением. Впрочем, они должны ее вести ради самих себя, если только они хотят что-нибудь предпринять. Что касается Польши и нас, мы извлечем из этого ту крупную выгоду, что правительство С.-Петербурга, боясь финского движения, будет вынуждено раздробить свои силы. Дерзайте, господа! Это правительство, напуганное до мозга костей, но надеющееся еще обмануть мир своей деланной смелостью, уступит вам во многом. Но не останавливайтесь на полпути, в особенности не давайте обмануть себя пустыми обещаниями, используйте каждую уступку, вырванную вами у правительства, чтобы потребовать новых. Дерзайте и берите побольше. Пора взять все! И не забывайте, что мы вам поможем.
б) Вы можете помочь нам и в то же время самим себе, ведя пропаганду среди эстонских и латвийских крестьян Ливонии, Эстонии и Курляндии. Не может быть, чтобы среди ваших друзей не нашелся кто-нибудь говорящий на этих языках. Поэтому пишите, печатайте брошюры или присылайте их нам, чтобы мы могли их напечатать в Стокгольме, посылайте проповедников свободы и национальной независимости к этим крестьянам, ненавидящим немецких баронов, присутствие которых обесчестивает эти страны. Помогите нам поднять там восстание.
в) Вы можете также помочь нам, распространяя наши пропагандистские издания в России, либо через С.-Петербург, либо через Прибалтийские провинции, либо через Олонецкую губернию. Вы можете помочь нам установить постоянные связи между С.-Петербургом, Стокгольмом и Лондоном.
В) Для того чтобы ваша деятельность была более плодотворной, вам нужно также объединиться в тайное общество. Создайте центральный комитет из пяти, семи или даже десяти лиц, служащий центром всей финской конспирации и придающий регулярный, гармоничный и единый характер всей работе финского союза. Затем, после того как вы создадите свою организацию, свяжитесь с временным польским правительством, с Лондоном через Стокгольм и с С.-Петербургом. Организуйте пути сообщения и пункты для перевозки писем, печатных изданий и отдельных лиц по всей Финляндии, безусловно верными, безусловно осторожными и безусловно преданными людьми — особенно на пути из Стокгольма в Петербург через Або и Гельсингфорс, чтобы иметь возможность расстроить планы русской шпионской службы, которая, несомненно, станет с каждым днем все более подозрительной, более придирчивой и более тиранической. Установите между всеми нами возможно более регулярную систему сообщения. Это самая насущная необходимость.
Г) Податель сего письма снабдит вас также всеми необходимыми адресами для связи вас со Стокгольмом и через него с Лондоном. Кроме того, он доставит вам все необходимое для установления постоянной связи с Центральным комитетом «Земли и воли» в С.-Петербурге.
А теперь, господа, мне остается только выразить надежду, что вы примете это письмо с такими же искренними чувствами, какими оно было продиктовано, и что вы не откажетесь заключить с нами союз, столь же необходимый для нашей свободы, как и для вашей.
Надеюсь также, что вы не замедлите с ответом.
От имени общества «Земля и воля»
- ↑ Шведская Королевская библиотека. Фонд Эмилия фон Квантена. Ер. Q 1. Автограф на французском языке.
- ↑ Огарев — Эмилю Квантену. Публикация С. А. Макашина. «Литературное наследство», т. 63. М., 1956, стр. 145—150.
- ↑ «Три вопроса», публикация М. В. Печкиной, «Литературное наследство», т. 61. М., 1952.
- ↑ С 1808 года Финляндия входила в состав Российской империи как Великое княжество Финляндское. (Прим. ред.)
- ↑ В подлиннике по-русски.