Письмо Якова Ядова А. Я. Вышинскому
правитьМеня зовут Яков Петрович Давыдов-Ядов. 55 лет. Писатель. Стаж — 28 лет.
Работал в качестве стихотворного фельетониста в советских газетах: «Одесские известия», «Станок», «Моряк» (Одесса), «Трудовой Батум», «Пролетарий», «Всеукраинский пролетарий», «Харьковский пролетарий» и «Коммунист» (Харьков), «Красное Знамя» (Владивосток).
В Москве живу с 30 года. Здесь изредка печатался в газетах «Труд» и «Вечерняя Москва».
До Октябр[ьской] революции печатал фельетоны в Николаеве, Одессе и Киеве.
Подобно многим представителям старой интеллигенции, испугался революции и попятился назад. Но жизнь научила меня уму-разуму. Эта наука дорого мне обошлась. И в итоге я нашел свое место в рядах честной советской интеллигенции. С 20 года на моей писательской репутации нет ни одного пятнышка.
Почти одновременно с газетой, я начал работать на эстраде. Хорошо знаю как старую, дореволюционную эстраду, так и современную, советскую. По исполняемости на эстраде занимаю одно из первых мест.
И вот, то обстоятельство, что я работаю исключительно для эстрады, знаю и люблю эстраду, и эстрада знает и любит меня, — служит источником непрерывной цепи горьких обид и незаслуженных оскорблений.
Дело в том, что эстрада до сих пор — запущенный участок советского искусства. И потому эстрадный драматург, по мнению наших литературных вельмож, человек второго сорта. Этот неписанный закон я до сих пор чувствую на себе.
При всем этом у меня очень скверный характер: я не умею подлаживаться и приспосабливаться. Во времена владычества РАПП’а я не раз высказывался против рапповских установок в области эстрады. И меня решили ликвидировать. В 29 году в Ленинграде, где я тогда жил и работал, организовалось т. н. ОСЭ (общество советской эстрады).
Свою деятельность ОСЭ начало борьбой с «ядовщиной».
Видя, что силы неравны, что меня могут угробить, я уехал в Москву. В мое отсутствие, за неимением Ядова, ОСЭ ликвидировало эстраду вообще, а затем самоликвидировалось.
Но в Москве я не спасся. Рапповцы устроили мой «творческий вечер», на котором разгромили меня в пух и прах, причислив к лику классовых врагов. При этом один из ораторов с циничной откровенностью заявил: — Ядова надо ликвидировать, так как из-за таких, как он, нас (т. е. рапповцев) на эстраде не исполняют.
Этот «творческий вечер» стоил мне кровоизлияния в мозг, к счастью, легкого. Вызванный врач настаивал на немедленном помещении меня в больницу. Но как не члена профсоюза (мне было отказано в приеме) меня ни одна больница не брала. Рапповский секретариат тогдашнего Всероскомдрама отказался мне в этом помочь. Гибель казалась неизбежной. Тогда жена обратилась с письмом к тов. Сталину с просьбой помочь ее мужу выздороветь. И немедленно из секретариата тов. Сталина последовало распоряжение о предоставлении мне всех видов лечения. Меня положили в больницу, и я был спасен.
Постановление ЦК ВКП(б) от 23 апреля 32 года разогнало рапповских бандитов. Но фирма Киршон и Ко уцелела, и киршоны и киршончики, орудовавшие на эстраде, не оставляли меня в покое. По профсоюзной линии меня вдруг решили перевести из групкома драматургов и какой-то другой групком: не то коммунальников, не то деревообделочников. Этот удар мне удалось отпарировать. Затем вдруг Литфонд известил меня, что меня исключают из Литфонда, так как моя литературная продукция не имеет художественной ценности. Но аккуратно взымать 2 % с авторского гонорара, получаемого за «нехудожественную» продукцию, Литфонд продолжает до сих пор. Кстати сказать, — ни одной строчки из моих произведений ни один из литфондовских заправил не видел.
Пока я был относительно здоров и трудоспособен, я мало придавал значения этим булавочным уколам, твердо веря, что нынешние литературные вельможи — калифы на час.
Но когда от чрезмерной нагрузки больное сердце стало сдавать, я почувствовал весь ужас бездушного отношения ко мне со стороны братьев-писателей.
Еще в прошлом году я заболел от переутомления. Врачи настаивали на отдыхе. Но для отдыха нужны деньги. Обратился в Литфонд с просьбой о ссуде под гарантийное письмо Управления по охране авторских прав. Отказали. Причина — не член Литфонда. Подал заявление о принятии в члены Литфонда. Положили под сукно. Жена опять написала тов. Сталину. Подействовало, дали 2 тысячи. Ссуду я быстро погасил. Это было в апреле прошлого года. А 23 сентября я окончательно свалился. Диагноз: стенокардия с декомпенсацией сердца.
10 октября меня в почти безнадежном состоянии отвезли в Басманную больницу. И пока я на больничной койке боролся со смертью, моя жена боролась с человеческим бездушием. Никто из писательских организаций пальцем не шевельнул, чтоб мне помочь. Всюду жена натыкалась на ледяную стену равнодушия. Групком драматургов прислал ко мне в больницу товарища, который любезно осведомился, не нужно ли мне чего? Что я ответил, не помню. Но этим визитом помощь групкома была исчерпана. касса взаимопомощи нашла возможным выдать мне 750 рублей, принимая во внимание, что за мной числится задолженность. О возврате этой ссуды касса уже мне напомнила с начислением пени. Жена обратилась опять в Литфонд, прося ссуду под гарантийное письмо УОАП’а. Просила 2 тысячи, дали тысячу. Такая щедрость объясняется тем, что литфондовский врач, осмотревший меня, дал самую пессимистическую оценку моему здоровью, и заправилы литфонда надеялись, что эта ссуда будет последней.
Но вопреки мрачному врачебному прогнозу, я выкарабкался из лап смерти, проболев больше полугода. Сейчас я на пути к выздоровлению, но мне необходим еще отдых и еще лечение. Но все ресурсы иссякли. На скупочных пунктах осталось все, вплоть до самовара.
И пришлось мне раньше срока усесться за письменный стол и выполнять эстрадные заказы.
Это сразу сказалось. Появились опять отеки ног, припадки удушья. Словом, надо начинать лечение сначала. Обратился в Литфонд с просьбой о ссуде 4 тысяч с погашением в течение года. И мне отказали по тем же мотивам: не член Литфонда. А мое заявление о принятии в Литфонд больше года маринуется под сукном. Но отчисления с моего авторского гонорара Литфонд до сих пор аккуратно получает. Я дал уже Литфонду много тысяч рублей, а мне отказывают в небольшой ссуде в тот момент, когда поставлена на карту моя жизнь.
Единственный человек, который по настоящему, по-большевистски старается помочь больному товарищу, это тов. Хесин, директор Управления по охране авторских прав. Он делает все, что только возможно, и много мне помог. Но его возможности крайне ограничены. Он только директор учреждения, ведающего авторским гонораром. Он дал мне гарантийное письмо, он бомбардировал Литфонд телефонными звонками, прося дать мне ссуду, ручаясь за своевременное ее погашение. Но Литфонд глух и нем.
Больно и обидно. За всю свою жизнь я ни разу не просил о бесплатной помощи. Я просил только ссуду с погашением. Но мне отказали в то время, как другие товарищи, умеющие писать только заявления о ссуде и бесплатных путевках, получают и ссуды и путевки.
Андрей Януарович! Мне только 55 лет. Хочется еще жить и работать. Тяжело и больно сознавать, что Литфонд превращается в кормушку для многих бездельников, а мне, старому писателю, отказывают в праве на отдых и лечение. Я хочу только одного: восстановить свое здоровье и трудоспособность настолько, чтоб по мере сил быть полезным дорогой Родине. Помогите мне в этом, Андрей Януарович!
Все справки обо мне может дать тов. Хесин, директор Управления по охране авторских прав. Тел. В-1-35-87
Я. Давыдов-Ядов
Москва. 16.4.40.
Приложение публикатора
правитьЯков Ядов — безвестный автор знаменитых песенок и среди них знаменитейшей — «Бублики»:
правитьНочь надвигается,
Фонарь качается,
И свет врывается
В ночную мглу…
А я, немытая,
Тряпьем покрытая,
Стою, забытая,
Здесь на углу…
Песенка, поющаяся на разухабистый одесско-еврейский мотив, озвучила и пометила целую эпоху — эпоху НЭПа, 1920-е годы, и стала как бы ее музыкально-вокальным символом, ее звучащей визитной карточкой.
Необыкновенная популярность «Бубликов» (не угасшая до сих пор, спустя почти восемь десятков лет) осуществлялась на фоне полной анонимности, словно песенка возникла сама собой, не имея у своих истоков родителей — автора текста и автора музыки, какого ни есть стихотворца и композитора (или хотя бы аранжировщика). Свято место, даже место «Бубликов», не бывает пусто. Анонимность, как беспокойную занозу, хотелось вытащить, и на роль автора, на строчку имени впереди текста, то выдвигались доброхотами, то самостоятельно претендовали разные персонажи. В воспоминаниях Ирины Одоевцевой «На берегах Невы», например, содержится несколько страниц о некоем петербургском графомане-стихотворце, якобы авторе «Бубликов», на самом деле мнимом. Непонятно, что двигало мемуаристкой — искреннее ли заблуждение, аберрация памяти или мистификаторский порыв.
В действительности песенка была написана Яковом Ядовым в 1926 году в Одессе для куплетиста Г. М. Красавина. В рассказе куплетиста, наговоренном на магнитофон (1956), эта история выглядит так:
"Приехав на гастроли в Одессу, я был поражен, что, пока я ехал с вокзала к Ядову на Сумскую улицу, всю дорогу меня сопровождали возгласы «купите бублики!» Мне захотелось иметь песенку с таким припевом. О своем желании я сказал Ядову и сыграл на скрипке, с которой обычно выступал, запавшую в память мелодию. Яков Петрович разразился обычным для него бурным смехом и сказал жене Ольге Петровне своим сиплым голосом: «Ставь самовар для артиста. А я буду печь бублики…» Полчаса стучала в соседней комнате машинка. В тот же вечер я с листа исполнял «Бублики» в «Гамбринусе. На следующий день Одесса запела „Бублики“…» (Москва с точки зрения: Эстрадная драматургия 20-х — 60-х годов. М., Искусство, 1991. С. 361. Публикация Г. М. Полячека).
Нет смысла рассказывать здесь биографию Якова Петровича Давыдова: публикуемое письмо как раз и представляет наиболее полную сводку сведений об авторе «Бубликов» и сотен других хлестко зарифмованных песенок, стихотворных фельетонов, сатирических сценок, эпиграмм, которые на протяжении трех десятилетий звучали со множества столичных и провинциальных эстрад, появлялись на страницах десятков газет (в том числе — киевских) под псевдонимами Аника Воин, Жгут, Мартын Задека — и наиболее употребительным — Яков Ядов.
Стоит напомнить, пожалуй, об адресате письма — Андрее Януарьевиче (у Ядова — Януаровиче) Вышинском. Меньшевик, переметнувшийся к большевикам после их очевидной победы, он стал служить им с беспощадной яростью ренегата, пачками подводя своих былых товарищей к расстрельной стенке. Предупредительная преданность Вышинского была замечена и отмечена: он сделал блестящую карьеру. В первой половине 1930-х годов он был уже заместителем генерального прокурора СССР. Именно его выбрал Сталин для инсценировки и режиссуры знаменитых процессов 1935—1938 годов, которые Вышинский провел уже в качестве генерального прокурора, с пафосом провозглашая все продиктованные Сталиным обвинения. Затем он стал министром иностранных дел и постоянным представителем СССР в ООН. Но в памяти современников он остался прежде всего как прокурор, исполнитель самых кровавых заказов Сталина. И вот к нему-то обращается с письмом о помощи Яков Ядов, исполнитель заказов массовой эстрады, и тон этого письма поневоле сбивается на «Бублики»:
Берите бублики
Для всей республики,
Гоните рублики
Сюда скорей.
И в ночь ненастную
Меня, несчастную,
Торговку частную
Ты пожалей…
Неизвестно, пожалел ли А. Я. Вышинский Ядова: в том же 1940 году, которым датировано письмо, Яков Петрович скончался.
Письмо Я. П. Ядова А. Я. Вышинскому публикуется по ксерокопии, любезно предоставленной Сергеем Дмитриевичем Бобровым (Пятигорск). Редакция «Егупца» выражает С. Д. Боброву самую искреннюю благодарность.
Источник текста: Альманах «Егупец» № 10 — http://www.judaica.kiev.ua/Eg_10/Eg17.htm