Вашему Величеству теперь совсѣмъ нечего дѣлать. Маленькое Ваше хозяйство приведено въ порядокъ. Естьли бы другіе ввѣрили Вамъ свое; то и ихъ хозяйство было бы также, хорошо устроено, какъ Ваше, и они теперь также бы отдыхали. Не понимаю, какъ-бы могли, будучи столь праздною, благодаря Вашей дѣятельности, позабыть обо мнѣ совершенно, и извинительно ли Вамъ такъ долго не писать ко мнѣ ни строчки!
Я не имѣлъ чести знать другихъ Государей Россійскихъ, Вашихъ предшественниковъ, a потому не былъ извѣстенъ и имъ. Очень понимаю, что они, заботясь о дѣлахъ своихъ, могли бы и не подумать, объ отвѣтѣ, когда бы я осмѣлился къ нимъ написать два слова. Одинъ сочинялъ бы планы своихъ кампаній, другой разсчитывалъ бы государственные доходы, третій занимался бы своими придворными, тотъ министрами, тотъ семействомъ — каждому свое дѣло: но Ваше Величество оканчиваете всѣ дѣла въ четырехъ строкахъ, съ четырьмя кораблями, съ четырьмя полками! Для чего же Вы ко мнѣ не пишете? Жребій человѣчества! Каждому опредѣлено въ чемъ нибудь раскаеваться, и вотъ прекрасный случаи Вашему Величеству узнать, что такое раскаяніе…. Можно ли? прошло шесть мѣсяцевъ, а отъ Васъ ни строчки! этого не испыталъ я еще ни разу во всѣ двѣнадцать лѣтъ милостивой Вашей со мною переписки. Деспотизмъ, Ваше Величество? Обходиться со мною. такъ немилосердо, не все ли тоже, что отнять y котораго нибудь изъ Вашихъ заслуженныхъ Генераловъ принадлежащую ему награду? Я говорилъ съ Вашею совѣстію; теперь буду нападать на Ваше добродушіе.
Вотъ уже почти шесть мѣсяцевъ, какъ я не знаю, помнитъ ли меня Та, Которая всѣхъ выше? Которой характеръ несравненно великій и простый и твердый. Но говорить съ Вашимъ Величествомъ для меня необходимо. Естьли бы въ которой-нибудь изъ четырехъ частей міра существовалъ теперь хоть маленькой великой человѣкъ; то я и не подумалъ бы Васъ безпокоишь, и скрѣпивъ сердце, завелъ бы переписку съ нимъ. Но гдѣ ихъ взять этихъ великихъ людей! Вашему Величеству осталось только молиться о себѣ и о вѣчномъ спокойствіи тѣхъ, которые давно изчезли, и которые одни имѣли право сказать: она всѣхъ насъ затмила.
Я жилъ нѣсколько времени въ Россіи, но не имѣлъ случая узнать, смѣялся ли когда нибудь Петръ Великій отъ добраго сердца — и потому не думаю, чтобы я отважился просить отъ него двухъ или трехъ строчекъ отвѣта. Фридрихъ II сказалъ мнѣ очень сухо раза три: Божія милость надъ вами! какъ будто бы онъ въ самомъ дѣлъ могъ былъ раздавателемъ Божіей милости. Лудвигъ XIV задавилъ бы меня своею подписью. Думаю однако, что бѣдный Наваррскій Король прислалъ бы мнѣ по почтѣ нѣсколько добрыхъ ventre saint gris[1], естьли бы только былъ въ состояніи заплатить вѣсовыя деньги.
Александръ Македонскій имѣлъ хорошій слогъ; но Вамъ извѣстно, что секретаремъ его былъ покойный Квинтъ Курцій, шведскій подражатель его изъяснялся Готическимъ Латинскимъ языкомъ. Надѣюсь, что мнѣ удалось бы схватить нѣсколько записокъ отъ Кесаря и Альцибіада, и признаюсь, что я съ любопытствомъ и съ удовольствіемъ распечаталъ бы маленькое письмо, дружеское или о дѣлахъ военныхъ, отъ великаго Конде.
Къ стати — вотъ одно размышленіе: Вашему Величеству надобно знать, что я позволяю себѣ все, и что иногда приходитъ на меня даже охота размышлять. Во всякомъ царствованіи, даже въ самомъ жестокомъ, попадаются великіе люди, какъ полководцы, такъ и писатели — но мы не видимъ ни одного посреди безначалія и его ужасовъ. При Силлѣ и Маріи великій Римъ былъ раздѣленъ на части и подвластенъ. Сципіоны были великіе Аристократы. Перикла надобно именовать царемъ. Не думаю, чтобы Горацій и Виргилій имѣли какой-нибудь успѣхъ во время кровопролитныхъ междоусобій. Пускай бы Монтань и Лафонтень родились въ наше время, и я не удивился бы ни мало, когда бы они первые — одинъ съ своими истинами, другой съ своею разсѣянностію и простосердечіемъ — попали на эшафотъ.
Я имѣлъ честь быть представленнымъ нашему молодому Императору, котораго нахожу старикомъ, благодаря двумъ походамъ и его воспитанію, начатому Іосифомъ II, нещастнымъ Государемъ, которому Ваше воспоминаніе должно служить апотеозомъ. Я взялъ на себя смѣлость сказать Его Величеству, касательно Нидерландовъ, что отважная рѣшительность дѣлаетъ ненужною строгость, и что шесть мѣсяцовъ твердости по вступленіи на престолъ могутъ укоренить могущество его на все будущее время. Снисхожденіе, съ какимъ онъ принялъ совѣты придворнаго моралиста, осмѣлившагося упомянуть въ разговоръ съ нимъ о истинной великости и патріотизмъ, должно казаться для насъ предвѣщаніемъ щастливымъ.
Да будетъ Сѣверная звѣзда у всѣхъ передъ глазами! — вотъ истинная звѣзда Царей; она ведетъ прямо ко храму безсмертія.
- ↑ Слово, которое часто употреблялъ Генрихъ IV.