ПИСЬМО М. В. БУТАШЕВИЧА-ПЕТРАШЕВСКОГО Д. И. ЗАВАЛИШИНУ 15 ИЮНЯ 1860 ГОДА 1)
править1) Сборник старинных бумаг, хранящ. в музее имени Щукина, ч. X, М. 1902, стр. 266—270.
Как только прибыл я в Минусинск, я вспомнил о Вас. Вспомнить о Вас в Минусинске было весьма естественно, ибо за несколько лет пред сим эта местность, по благорасположению к Вам и ныне в В. С. безумствующего! начальства, предназначалась в место Вашего жительства, и даже относительно Вашего перемещения в М. окружный начальник имел сообщение от шефа жандармов. Счастливое ли сочетание обстоятельств или Ваше умение дали Вам средства избавиться от этой неприятности, — во всяком случае, это вышло к лучшему, то, что Вы остались в Чите, которой центральное, на пути движения В. Сибири, положение весьма удобно для получения всех сведений, относящихся до разных концов В. С. Это и дало Вам возможность сказать громко на весь мир Ваше правдивое слово о бестолковости и безнравственности, с какою совершается все в управлении В. С. Надо вовсе не иметь политического инстинкта, чтоб не признать то, что Вами было публиковано об этом, делом капитальным в русской печати, в России, относительно политики внутреннего управления. Оно до сих пор высится над всем, что сделано русской публицистикой в этом отношении. Сибиряки Вам по преимуществу должны быть благодарны. Все их стенанья и шушуканья высказаны. Вы этим приобрели полное право на содействие и сочувствие всех людей благородных, — патриотов искренних и истинных, а не квасных, невежественных и диких. В этом смысле и моя деятельность в известной степени всегда была направлена к тому же. Принципы, во- имя которых я стал политическим деятелем, меня к тому же обязывали и обязывают. Особенность положения мотивировала особенность ее проявлений. Эти особенности это самое дело сделали в некотором отношении моим личным делом. Такое мое положение само собою определилось, я теперь не имею нужды прибегать к научным началам или выводам, чтоб доказывать безумие администрации, разрушительность ее действий для общественного благосостояния и сим способом бороться и противоборствовать ее злоупотреблениям. Ее насилие коснулось меня. Этот факт поставил меня в положение истца против местной администрации. Обязанность для меня вести против нее гражданский или уголовный процесс из сего сама собою вытекает. Мой личные, материальные и нравственные интересы требуют того же, чего требует благо общественное, разумно понимаемые интересы всей страны, положить законом пределы для безумного самовластительства сибирских пашей и сатрапов. Это не шуточное дело. Чтоб взяться за нега, у меня нет недостатка в нужной для сего решимости, я имею довольно твердости или упорства, чтобы не бросать что-либо от первой неудачи, элемента страха во мне нет, который бы мешал исполнить что-либо нужное. Но эти свойства суть только свойства пассивные или отрицательные для такого дела. Такого рода дела требуют еще многих других качеств, которые можно считать положительными. Не скажу, чтоб я был вовсе лишен некоторых из них, но не могу не признаться искренно, что сам сознаю, что некоторые из них не могут или едва ли могут соответствовать всем потребностям тех положений, в которые можно быть поставленным обстоятельствами такого дела. От недостатка в них успех дела не должен страдать, особенно когда он весьма удобоисполним. Если б в лице, обладающем, так — сказать, исполнительными свойствами в достаточной степени, они не заключались в надлежащей мере, из этого еще нельзя заключать, чтоб другие ими не обладали вполне… Мне кажется, что в сем случае обязательно для всякого, сознающего свою недостаточность, отбросив всякое самолюбие в сторону, обратиться с просьбою о нравственном и положительном содействии ко всем тем, кто его оказать может и искренно хочет. Разумеется, что на такой вывод отзовется всякий живой, честный и благородный человек… Но можно ли принимать без выбора содействие всякой личности, обладающей этими свойствами, — хотя и только одним советом? Мне кажется, что нельзя. В таких делах одной честности и жизненной энергии мало. Даже при сих одних условиях — в верности обсуждения таких дел лицами, обладающими только вышеозначенными свойствами, я имею немало причин сомневаться. Это убеждение мне дал опыт, практика жизни. Вот почему именно изъяснить не считаю лишним, чтоб утверждение мое не показалось произвольным. Вы, вероятно, не станете оспаривать того, что все мы русские — существа какие-то пришибленные, в нас всех ощутителен недостаток самостоятельности личной, в смысле гражданском, все мы трусы, хоть и храбры в кулачной драке и военной резне. Эта трусоватость, проистекающая от недоверия к указаниям нашего собственного ума, и заставляет нас создавать всякие призраки и видения, которыми мы сами себя запугиваем, мешает нам сознавать действительность такою, как она есть, извращает наши суждения, особенно препятствует правильно обсудить почти всякое дело, особенно такое, в котором частное лицо является в коллизии с властью. Даже обдумать нам это основательно страшно. Мы в этих случаях до того трусливы, что даже и в дружеском кругу боимся нашу мысль высказать вполне. Нам все мерещится за спиною квартальный. Если и явилась у нас в голове здравая мысль, вызывающая на поступки, отклоняющиеся от принятых обычаем форм действия, вроде подходцев к властям с задних крылец и приобретения покровителей в их передних, мы способны перепугаться такой смелости, готовы от нее отчуракиваться всячески, как от бесовского навождения. Во всем нам милы объезды, езда проселком. Еще мы все одурачены до некоторой степени перешедшим к нам по наследству, разрушающим бодрость духа религиозным благоговением ко всякой власти. На всякую административную тлю, особенно в генеральском чине, мы смотрим как на богов-громовержцев. Позабывая, что это плохие марионетки, их грозные тучи — намалеванный картон, гром — звук латуни, молния — тот порошок, что можно купить на грош во всякой столичной лавке, мы их пугаемся, падаем ниц и ждем от их благосклонности того, что принадлежит по праву, чем можно пользоваться даже и вопреки их. желаниям, при самом ничтожном усилии воли и малейшей самостоятельности в практической деятельности… Еще нам всегда и воем хочется быть bons enfants. Этих желаний не чужды энергические и широкие наши натуры. Мы ждем, чтоб нам платила за либерализм администрация и в тех случаях, когда он идет вопреки ее эгоистичным, личным выгодам. Ждем наград и поощрений… Даже внешнее выражение нашего сочувствия к прогрессу мы желаем обратить в меновую ценность, на которой не совестимся без всякого риска наживать более 100 %… В сих случаях мы хорошие практики… и являемся энергическими деятелями прогресса. Меру нашей энергии определяет мера взятых ни за что процентов в барыш!.. Во всем другом мы не умеем выказать энергии, даже резко обозначенных и определенных положений мы не любим, их мы боимся, они нас тяготят не тогда только, когда мы сами в них попадаем, но даже когда и другие в них бывают, ибо такие положения, как говорят французы, заставляют нехотя иногда se prononcer. Зачем оставлять неопределенность, ни к чему не обязывающее положение, удобное для всякой сделки с совестью? Это большинство таково. Даже и те, которые выдают себя картинно за более решительных поборников прогресса, по большей части не надежные его двигатели, а только диллетанты, ибо редкий далее из немногих этих людей затруднял благородную свою голову мышлением о том, чтоб определить ясно для себя условия, обеспечивающие и способствующие к ускорению общественного развития во всякой данной местности, где ему приходится жить и быть. Наполеона как уничтожить — знают, а как сдержать от предосудительных выходок полицейскую козявку — не знают. Это они считают черной работой, недостойной и унизительной для их духа и высокого разумения. Тогда как в этом и есть вся суть. Эти г.г., пламенно желая результатов общественного развития, ничего не делают для того, чтоб оно совершалось. Всякое бездельное дело приводит их в раздумье. В раздумывании идет время, и удобные для успеха моменты теряются. Не бывши тружениками прогресса, они уже хотят быть своего рода гран-сениорами. Если смело поглядят на будочника на гуляньи, уже думают, что они Муции Сцеволы перед Порсеною. Если от начальства получат неприятный намек, то думают, что их катают в бочке с гвоздями, как Регула… Счастливые доблестями такими спешат скорее приютиться в кустах… Это общие наши национальные свойства. Они ведут к ложным заключениям и нецелесообразным действиям. Можно не ошибаться в частном, когда сознаешь хорошо общее. Это лишнее при талантливости натур!..
Если такою является большая часть и, м. б., лучшая часть тех, которые хотят быть (а м. б., и есть) поборниками прогресса в России, иными не могут и, разумеется, не сумеют быть те, которые хотят ими здесь являться. Сентиментальное (практически бесплодное) сочувствие многих я могу ожидать, но положительного и солидного содействия едва ли от нескольких можно ждать, не обманывая себя сознательно!..
Это воззрение на живые общественные силы, на то, какие они в действительности, и заставляет меня считать Вас в В. С. едва ли не единственным лицом, содействие которого я могу считать во всех отношениях удовлетворительным и надежным. По причинам вышеизложенным оно для меня особенно многоценно.
Если в сфере научной правильное разрешение вопроса зависит от уменья его поставить, в практике же успех всякого дела зависит от уменья за него взяться, от верности выбора точки исхода, от уменья воспользоваться благоприятными обстоятельствами или их создавать. В этом отношении советы, которые Вы мне не откажетесь дать, я уверен, могут предохранить от ошибок, которыми могли бы воспользоваться наши противники.
Те безумные действия, те злоупотребления, в которых Вы смело, громко (и даже несколько снисходительно) обвинили власти, обстоятельства (сделавшие меня истцом против властей тех же) представляют удобный случай — такие факты из области литературы перенести на жесткую почву нашей юрисдикции и сделать их предметом формального ведения судебных учреждений. Они должны явиться как доказательства пристрастия, несправедливости противу меня. Печатное слово и общественное мнение должны дать силу, вес и обеспечить успех такого обвинительного акта.
Жалобу мою на насильственный увоз меня из Ир. я подал министру внутренних. Я послал 9 мая. Копия с нее должна быть из Ир. Вам послана. Если она не отослана, то с сим ясе письмом! к Вам пошлется. Прошение мое может иметь следующие последствия: 1. Оставлено без внимания. 2. За резкость выражений подвергнуть суду или взысканию. В обоих случаях по порядку должен жаловаться в сенат. Как в том, так и в другом случае сторону доказательств — агрессивную или обвинительную часть моего прошения к М. В. Д. — должно подкрепить доказательствами, т.-е. фактами. Развить ее, как общее добро сего требует. Это требует хорошей подготовки материалов. Их надо собрать заранее, их надо брать отовсюду, чем их будет белее и разнообразнее, тем лучше. В этом отношении очень и очень рассчитываю на Ваше содействие, также и на содействие в известной, степени (колико таланта хватит) всех тех, чью душу мутит безумие властей, кому дело прогресса близко к сердцу.
Меня также весьма интересует вопрос об обстановке, т.-е. практических средствах успеха. Юридич. сторона дела есть только формальность, которая значение и вес может иметь при известных условиях или сочетании обстоятельств. Если б его не было (я думаю, что на деле противное), то их нужно произвести. Вот в сем и дело, или, выражаясь точнее, механика дела. C’est une question de la tactique pratique. Только старым бойцам известны доброта оружия и извороты боевого дела. Решительный боец не пожалеет потерять руку, чтоб видеть голову врага у своих ног. A la guerre-comme Ю la guerre. Pas de grБce.
Жду от Вас ответа на это письмо с большим нетерпением, но до получения Вашего ответа, т.-е. приличных наставлений Ваших как и что делать, я сам от лица, своего не совершу никакого формального юридического действия в этом направлении. Ваш ответ может прийти во-время ко мне из Читы, ибо ранее июля я не могу рассчитывать получить известие о том, что сделано с моим прошением к М. В. Д.
Пишите мне на мое имя в Минусинск страховым письмом, поселенцу Михаилу Васильевичу Буташевичу-Петрашевскому. Оно дойдет. Все письма страховые доходили вовремя и в порядке.
Ваш с. п.
Что у Вас за отнятие жены у Ланина? Про то, что у Вас деется, сообщите. О чем спросите, о том и буду давать Вам ответы. О известиях из Спб. не пишу, ибо Вам они, вероятно, лучше моего известны.