Коровин К. А. «То было давно… там… в России…»: Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 2. Рассказы (1936—1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
М.: Русский путь, 2010.
ПИСЬМА править
В настоящем издании впервые публикуется часть эпистолярного наследия великого русского художника Константина Алексеевича Коровина (1861—1939), состоящая из его писем к И. К. Крайтору и С. Ф. Дорожинскому. Они были написаны в переломные, трагические моменты жизни Коровина: периоды Первой мировой войны и последующих революционных потрясений (1915—1921), а также в последние годы эмиграции (1932—1939). Кто они, адресаты Коровина, и какую роль они сыграли в жизни художника?
Письма Коровина к Крайтору поступили в Отдел рукописей Государственной Третьяковской галереи (ОР ГТГ) в 2003 г. и составляют часть фонда И. К. Крайтора, приобретенного Галереей в 2005 г. (ОР ГТГ. Ф. 230.161 ед. хр., 1896—1969). К сожалению, фонд содержит незначительное количество биографических документов самого фондообразователя, и его жизненный путь удалось проследить лишь отчасти. Иван Кондратьевич Крайтор (1880—1957) — коллекционер, художник-реставратор, посредник по продаже картин и устроитель выставок. Родился в Бессарабской губернии в мещанской семье. В 1896 г., после окончания Кишиневского уездного училища, не имея возможности продолжить обучение, работал у городского архитектора чертежником, занимался самообразованием. В 1902 г., переехав в Москву, посещал архитектурные курсы, осваивал фотографию, занимался живописью. Тогда же начал серьезно интересоваться проблемами реставрации картин, изучал специальную литературу, проводил химические эксперименты. Самый известный опыт в этой области, вызвавший неоднозначные отклики в научной среде, — реставрация фрагмента картины Д. Г. Левицкого «Портрет Ф. П. Макеровского в маскарадном костюме» (1789). Крайтор даже был вынужден издать брошюру «По поводу портрета „Ф. П. Макеровский“ в Третьяковской галерее» с объяснением своего метода (М., 1916). Одновременно он стал заниматься коллекционированием картин, а также устройством и организацией выставок русских и иностранных художников, являясь руководителем Галереи К. Лемерсье. По-видимому, именно тогда он сблизился со многими известными художниками и искусствоведами. Крайтора рисовал И. Е. Репин, прислушивался к мнению профессионального реставратора И. Э. Грабарь; сестра Крайтора Анна Кондратьевна (тоже реставратор) на долгое время стала другом и соратником Игоря Эммануиловича.
Мы не располагаем точными сведениями о дате знакомства Коровина с Крайтором. Возможно, оно произошло в то же время. По воспоминаниям известного искусствоведа и коллекционера С. А. Белица, в этот период в окружении художника находился художник К., который «…часто покупал у КА. (Константина Алексеевича. — Сост.) картины и их перепродавал с большими барышами, в особенности когда КА. нуждался в деньгах. <…> Иногда КА. прибегал к хитростям. По Москве разносился слух, что у КА был сердечный припадок, это доходило до художника К, он прибегал; КА. лежал в кровати и стонал. Художник К начинал ходить по квартире и со всех углов вытаскивать картины, этюды, подносить к кровати КА, и начиналась торговля. Наконец договаривались, и художник К расплачивался и увозил с собой картины» (ОР ГТГ. Ф. 216. Ед. хр. 39. Лл. 1 об.-2). Дальнейшее развитие событий с учетом того, что
Крайтор являлся обладателем богатого собрания произведений Коровина, дает основания предположить, что художник К. и И. К. Крайтор — одно и то же лицо.
Письма знаменитого художника к коллекционеру, позднее к ответственному работнику Наркомпроса Ивану Кондратьевичу Крайтору, с обращениями: «дорогой Иван Кондратьевич», «голубчик Кондратьевич», «милый Кондратьевич», «Кондратьевич», носят открытый, доверительный характер. Таким образом, в то время К. А. Коровин считал его не только своим посредником в продаже картин и помощником в устранении бытовых неурядиц, но и близким человеком.
Коллекция писем (1915—1921) относится к последним годам жизни К. А. Коровина в России. Три первых письма (18.11.1915, 07.07.1916, 18.07.1916) содержат информацию о продаже картин, о новых творческих замыслах, о его поездках в Крым и южных впечатлениях, о предполагаемой поездке на фронт.
Все остальные письма ([1917—1918]—1921) относятся к сложному периоду в жизни России, наступившему после Октябрьской революции. За исключением нескольких писем из Охотина, где находилась его старая дача с любимой мастерской, все они были отправлены Коровиным из имения Островно станции Удомля Вышневолоцкого уезда Тверской губернии, куда семья художника вынуждена была переехать. В 1919 г., во времена военного коммунизма, жить в Москве с женой и больным сыном, не имея твердого государственного пайка, было практически невозможно. Многие москвичи стремились перебраться в сельскую местность. В Охотине жить было небезопасно, так как оно уже подвергалось нападением окрестных жителей и, несмотря на охранную грамоту, находилось под постоянной угрозой реквизиции. Новое местожительство было выбрано неслучайно. Художник В. В. Рождественский вспоминал: «…Абрам Ефимович Архипов, Константин Алексеевич Коровин и я остановились на Тверской губернии. […] мы, посовещавшись, решили ехать на станцию Удомля. […] привлекало еще то, что здесь до революции жили художники Левитан, Жуковский, Богданов-Вельский, Бялыницкий-Бируля, Степанов и др., а потому население привыкло к художникам. Архипов прекрасно устроился на берегу озера Удомля, в усадьбе покойного врача Якубовича. Мы с Коровиным и профессором эстетики Вышеславцевым поселились в небольшой усадьбе, скорее даче, верстах в пяти от Удомли. Дача была недалеко от имения Островно, где когда-то жил и работал Левитан, а во время нашего приезда находился художник Богданов-Бельский с женой. В имении Островно от старинного дома шла дорожка к озеру, заросшему кугой и камышом; в нем водились крупные щуки. Все это сманило Коровина в Островну, и мы расстались» (Рождественский В. В. Из воспоминаний художника. М., 1958. С. 119—123).
Необходимо отметить, что именно период пребывания художника в Тверской губернии изучен менее всего из-за небольшого количества сохранившихся документов. Из представленных писем вырисовывается суровая картина его жизни в это время. Коровина и его близких преследуют бесконечные болезни. У него прогрессирует болезнь сердца, и — что особенно трагично для художника — временами отказывает правая рука. Часто болеет жена. В доме голодно, не хватает хлеба, молока, «сахар снится во сне». Нет спичек и свечей. Нет денег, вся надежда на продажу картин. Самое страшное при таком положении дел-- постепенное исчезновение художественных материалов: красок, холста и др., однако Коровин, несмотря ни на что, продолжает работать. Почти в каждом его письме есть упоминания о новых произведениях. Он интересуется художественной жизнью Москвы, мечтает о персональной выставке. Последняя была организована в 1921 г. при активном содействии Крайтора, которому Коровин передает все свои произведения, отобранные для показа.
В 1923 г. Крайтор получает заграничный паспорт и уезжает в командировку во Францию с бесценным багажом — картинами Коровина, доверенными «милому Кондратьевичу» для устройства выставки. За границууезжает с семьей и Коровин. Их взаимоотношения за рубежом складывалось непросто. «Крайтора я не видел два года. И где картины мои, что у него, не знаю», — пишет Коровин в 1927 г. их общему приятелю П. И. Суворову (ОР ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. 2. Л. 1). В том же году, отвечая на присланные вопросы сотрудника Третьяковской галереи А. С. Галушкиной, составляющей биографию художника, он сообщает: «Последние работы мои в Москве были представлены на выставке в 1920 г. (1921. — Сост.) […]. Картины этой выставки находятся у И. К. Крайтора […], а Крайтор где находится — не знаю» (ОР ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. 114. Л. 8. См. также: Хвойник К Константин Коровин. К выставке работ / Под ред. И. К. Крайтора. М., 1921). В середине 20-х--начале 30-х годов Крайтор обосновался в Голландии, и, по-видимому, связь его с Коровиным была прервана. В выявленных нами документах сведений об их общении и о местонахождении картин Коровина после возвращения Крайтора во Францию не обнаружено. В этой связи значительный интерес представляют воспоминания художника-графика И. И. Мозалевского, в которых описаны его встречи с Коровиным и Крайтором и приводится версия о присвоении Крайтором «коровинского наследства» (Мозалевский И. И. Моя жизнь в Париже. ОР ГТГ. Ф. 60. Ед. хр. 729). В Париже Крайтор жил на улице Сольнье (rue Saulnier), 20, в трехкомнатной квартире, где размещалась и его коллекция картин. Он был одинок, а из-за частых болезней, особенно после Второй мировой войны, редко бывал в обществе. «Работоспособность моя сильно понижена. В10-20 раз медленнее приходится все делать, да притом одному […]. Печь, уборка, кухня и проч., проч. Единственная надежда, что кто-либо из моих приедет и захватит часть лучших собранных вещей, иначе все пропадет» (из письма И. К. Крайтора к И. Э. Грабарю от 17 марта 1951 г. —См.: ОР ГТГ. Ф. 106. Ед. хр. 6518. Л. 5 об.). В 50-х годах при содействии И. Э. Грабаря его смогла навестить сестра — А. К. Крайтор. После смерти Крайтора 19 декабря 1957 г. «…квартира была опечатана […], что случилось с его картинами, этюдами, записками, мы ничего не знаем» (из письма сотрудника парижской газеты «Русские Новости» Могилевского к журналисту В. А. Курилову. —См.: ОР ГТГ. Ф. 60. Ед. хр. 133. Л. 2). В России Иван Кондрать-евич был женат на Софье Ивановне Дока. По-видимому, часть коллекции осталась у нее в Москве; об этом свидетельствуют документы государственных учреждений, присланные И. К. Крайтору и СИ. Дока в 1929 и 1931 гг., несмотря на то что Крайтор уже давно жил за границей, на их московский адрес, регламентирующие права и обязанности обладателей частных коллекций (ОР ГТГ. Ф. 230. Ед. хр. 32,33). Кроме того, на Выставке русского искусства из частных коллекций в Минске 1965—1966 гг. были представлены семь полотен Коровина, принадлежащих СИ. Дока-Крайтор и А. К. Крайтор (см.: Выставка русского искусства из частных собраний / Государственный художественный музей БССР. Минск, 1966. С. 13).
К сожалению, пока остается неизвестной судьба так называемого коровинского наследства. И мы не будем останавливаться на какой-либо версии отношений Коровина и Крайтора за границей; упомянем лишь о том, что ни своих картин, ни денег, вырученных от их продажи, художник не получил (об этом подробно говорилось во вступительной статье к настоящему изданию).
Если комплекс документов о жизни Коровина в 1919—1920 гг. явился сенсацией для его биографов, то о письмах к С. Ф. Дорожинскому было известно давно. Еще в 1966 г. завязалась переписка его вдовы, СБ. Дорожинской, проживающей во Франции, с советскими чиновниками Министерства культуры и Главного архивного управления о продаже материалов великого русского художника, оставшихся у нее после смерти мужа. В обсуждении целесообразности приобретения этих документов участвовали директор ГТГ П. И. Лебедев, первый секретарь Правления Союза художников СССР Б. В. Иогансон, начальник Главного архивного управления при Совете министров СССР Т. Г. Белов и другие ответственные лица. Сохранилась копия письма СБ. Дорожинской директору Центрального государственного архива литературы и искусства (ЦГАЛИ) Н. Б. Волковой. «Я вынуждена очень торопиться с этой продажей, т. к. мое здоровье все хуже и хуже — должники многочисленные, видимо, опасаясь моей скорой смерти, осаждают меня с уплатами и, зная, что, увы — я без денег, подсылают всяких перекупщиков-спекулянтов--желая заставить меня продать им архивы К. А. Коровина, — но мое желание […], чтобы все досталось Родине, всегда и неизменно нами горячо любимой, о чем и говорит Коровин в своих грустных письмах к моему мужу — его большому другу. Бурные, политические волны разогнали нас в разные стороны, не изменив нашей любви к Родине…» (ОР ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. 121. Лл. 1-5). Но письма Коровина Дорожинскому, проделав долгий путь из Европы в Америку и обратно, были переданы в дар К. Тейлором Государственной Третьяковской галерее только в 2006 г., и мы теперь имеем возможность довольствоваться не только подчас очень субъективными воспоминаниями современников о проживании Коровина в эмиграции, но и услышать все из уст самого художника.
Станислав Фаддеевич Дорожинский (1879—1960) — один из первых авиаторов России. В1901 г. окончил Морской кадетский корпус. В1909 г. был командирован во Францию для учебы в авиашколе, в 1911-м — первым из представителей России осуществил взлет на гидроплане с водной поверхности. Участник Первой мировой войны, в 1916 г. был произведен в капитаны второго ранга. В годы Гражданской войны находился на службе в Белой армии. В 1920 г. вместе с женой эмигрировал во Францию. За границей подолгу жил и работал на своей ферме на юге Франции, в Париже занимался живописью, издательским делом, собирал коллекцию картин. У нас нет сведений, когда и как произошло знакомство летчика с художником, но благодаря ему Константин Алексеевич Коровин смог опубликовать мемуары «Моя жизнь» (1935) и книгу «Шаляпин. Встречи и совместная жизнь» (1939). Подробно об этом см. с. 17 и 20 кн. 1 наст. изд.
Во многих мемуарах о жизни художника в эмиграции красной нитью проходит тема бедности и беспросветности. К сожалению, это часто соответствовало действительности. В данной публикации читатель найдет подтверждение этому; в то же время он заметит, что нельзя окрашивать семнадцатилетний период жизни Коровина во Франции только в темные, траурные тона.
Публикация писем КА Коровина к И. К. Крайтору подготовлена научными сотрудниками музея ОР ГТГ Н. В. Ильиной и Т. И. Кафтановой. Публикация писем КА. Коровина к С. Ф. Дорожинскому, С. Ф. Дорожинского к КА Коровину, а также писем Н. Н. Курова к СЛ. Дорожинскому подготовила Н. В. Ильина.
Часть писем К. А. Коровина написана под диктовку. Почерк Коровина выделен другим шрифтом.
Составители выражают искреннюю признательность Т. С. Ермолаевой за содействие в передаче выявленных ею материалов из архива С. Ф. Дорожинского в ОР ГТГ.
К. А. Коровин — И. К. Крайтору править
Утром получил телеграмму от графа Дмитрия Ивановича1, где предлагает уступить «Костер», «Сирень». Я ответил, что уступаю. Не имея от Вас письма, я не знал, что делать. Какое же было мое удивление, когда теперь, вечером я получил Вашу депешу. Но что уже сделано, то сделано. Только жалко Леонида Витальевича2, он подумает, что я не хотел ему уступить. Он и так ко мне всегда как бы предубежден. Но я прошу Вас и Василия Сергеевича Кузнецова3 успокоить его и сказать ему, что я не виноват. Это ясно, и что, в сущности, лучшую вешь (Пушкинскую ноту) — ночь, сумерки, костер и «Разбойнички»4, я уступаю ему.
Вы и Василий Сергеевич ее знают. Прошу Вас, пожалуйста, передайте мой поклон Петру Ивановичу Нерадовскому5 и передайте ему, что, в сущности, я очень рад, что музей взял «Ночь» и что только невольно, конечно, я Вас поставил в неловкое положение. И Леониду Витальевичу мой низкий поклон.
Знайте, я уезжаю в это воскресенье в Крым6 и жду Вас в Москве в эту субботу — ехать вместе.
Москва, 18 ноября 1915 г.
Уступил «Ночь» за 1200
«Сирень» — 700
ОР ГТГ. Ф. 230. Ед. хр. 37. Лл. 1-2. Автограф
7 июля 1916 г., Гурзуф, вилла Саламбо
Еду, еду в чистом поле двое суток, какая мерзость ехать летом! Баба торговала пирожками, покупатель спрашивает: «Почем пирог? — Пятачок. — Давай все. — Ишь ловкий, а чем же я торговать-то буду?»
Еду я местами ровными, поля. Право, я не знал бы, что здесь написать, железнодорожные будки делают разнообразие. Вот дальше будет степь, там прекрасно — особенно вечера. Я все же рад, что поехал в Крым, увижу море, оно прекрасно всегда, жалею, что болен. Я люблю юг, во мне есть арапская кровь. Вот что, когда я скоро умру, а Вы будете миллионщик, будете кушать бананы и финики, не забудьте, пожалуйста, приказать посадить косточки от финика на мою могилу, вырастет пальма, хотя спросите у Челнокова7 и Грабаря8, вырастет ли. Они знают, хотя и не арапы. Вот Бенуа9 Вам сказал бы, наверное, он венецианский мавр, он в Петрограде с семейством любит качаться на пальмах, вися на хвосте. Передайте Жуковскому10 от меня привет. Скажите, чтобы не забывал рецепта, а то с ним будет, что со мной, — захворает. Я забыл рецепт и захворал. Чертите мне в Крым.
Полдень 7 июля 1916 г.
Гурзуф Вилла Саламбо
ОР ГТГ. Ф. 230. Ед. хр. 39. Лл. 1-1 об. Подлинник
18 июля 1916 г. [Гурзуф, вилла Саламбо]
Письмо Ваше получил. Мрачного письма Вам не посылал, а послал шутливое, ей-Богу! Но, должно быть, не вышло. Надеюсь приехать в конце июля. Леня11 пишет Вам это письмо, а я сижу, пишу картину «Вечер». Написал четыре картины роз лучше прежних. «Розы» и «Персики», уж очень хороши «Персики». Жалею, что Вам не приходится приехать ко мне. Скажу по правде, писать очень трудно, т. к. очень жарко, все какое-то расплавленное. В теплых рефлексах и вообще Крым летом зеленый, как «циноббер»12, и очень скучно. Ездил на лодке писать, лодка качается, никак не попадешь в то место, куда надо. Когда Вы поступите на службу, то, вероятно, останетесь в Москве. Насчет своего дела — поездки на войну, я еще ничего не знаю. Розы, и довольно плохие, здесь продаются по 30 коп. штука. Газеты у Вас пишут, что здесь все переполнено, а на самом деле в Ялте совсем пусто; вероятно, боязнь «Гебена»13. Деньги, высланные Вами за картины проданные, получил. Я бы так был рад Вас видеть, купил Вам в подарок три портретика миниатюр.
18 июля 1916 г.
ОР ГТГ. Ф. 230. Ед. хр. 40. Л. 1. Подлинник
[Лето 1917 г., Охотино].
Я не знаю, как сделать с картиной «Бугорок с соснами весной» — ту, о которой Вы пишете и которую я продал г. Каплуну (Коплуну?)14. Это очень трудно. Вам эта картина не нравилась, и Вы сами сказали, чтоб я ее продал — тоже «Цветы утром» и «Ночь, луна и терраса».
Теперь я написал:
1) большую — «Сумерки, цветы, окно, фигура»*15
2) «Лес при солнце, фигуры»
3) «Облака»
4) «Старый челн, две фигуры»
5) «Река, лодка, фигура»
6) «Река — отраженье, кусты»
7) «Костер, группа, луг»*
8) «Река, парк, сумерки»
9) «Ночь, фигура уходит»
10) «Ночь, луна, березы»
11) «Фонарики, внутри столовой, фигуры»
12) «Вечер, последний луч»*
13) «Лес»*
14) "Даль*
На этих днях окончу фигуры Ваши старые и окончу другие.
У меня нет подрамников, я заказал двадцать штук Иванову. Хорошо было бы сделать разного размера, т. к. меньшего я скорей пишу и лучше для многих мотивов.
Жду Вашего приезда. Миша16 очень мил, привез мне сахарку, и надо отдать ему одну тысячу рублей. За сахар, консервы, скипидар, масло, проезд — 249 р. 40 к.
Он рассказал мне о том, как подделки под меня имеют поклонников. Я так удивляюсь простодушию знатоков. Но, однако, сколько жуликов развелось, куда их деть бедной России — какая поганая штука — подделка.
Поедете, захватите для меня картону, так как мне нужно делать иллюстрацию к поэтам. И кстати, возьмите в школе красок, темпера для этой работы. Захватите с собой, если есть, керенок.
Не знаю, что делать, т. к. жить так дорого, что берет ужас — денег не удержишь, бегут как река. Как буду жить все хуже.
Нужны краски, прошу В. Г. Гиннет17, не может ли выписать от себя через посольство рублей на тысячу хотя бы.
Приезжайте. Как картины?
Большая картина, которую пишу, поэтична и особенна. Также и она уходит.
ОР ГТГ. Ф. 230. Ед. хр. 41. Лл. 1-2 об. Автограф
Август 1919 г., ст. Удомля, им. Островно
Посылаю с этим письмом к Вам нашего ученика Вельского18, который тут живет, где и я, т. е. в Тверской губернии. Место очень красивое, но совершенно голодное, хлеба нет, и вообще достать еду трудно чрезвычайно, т[ак] ч[то] я напрасно поехал. Говорят, хлеб новый достать будет можно, не знаю, но, во всяком случае, дожить думаю до осени, т. к. начал писать. Но вот тут имею к Вам просьбу:
1) Прошу Вас. ко мне приехать, т. к. есть работы, которые хотел бы Вам показать.
2) Привезите мне, пожалуйста, спичек, табаку, чайку, соли, табаку — махорки или папирос, сахару.
3) Возможно, нужно достать краски, белил, зеленой, желтой, цинковой, лимонной и других. Возможно больше.
4) Холста, хотя не грунтованного, — и один фунт клею, два фунта гипсу и скипидару необходимо. Писать хочется, и здесь много нового. Что взял с собой, уже все вышло. Может быть, есть в Школе.
5) Необходимо достать два женских костюма 30-х годов для натуры. Здесь я живу в замечательном старом доме, и есть подходящий фон и колорит.
Надеюсь, что Вы не удивитесь моей просьбе, т. к. трудное время меня заставляет для дела обратиться к Вам. Но у Вас тоже, наверное, много хлопот, все же посодействуйте мне и, что возможно, устройте. Костюмы мог бы достать Дьячков19, адреса не знаю, он работает в конторе театров, можно узнать там же у Леонида Львовича Исаева20. Он.попросит Елену Константиновну Малиновскую21 дать мне два старых костюма из Онегина — ивета безразличны.
Прошу прошения за беспокойство, но обрашаюсь к Вам как желающий добиться толку из дела.
Пожалуйста, приезжайте, насчет питания — скоро можно будет новый хлеб.
Кланяюсь [Помню].
Уважаюший Вас
Адрес скажет ученик.
Станция Удомля — Островно, где живу.
ОР ГТГ. Ф. 230. Ед. хр. 42. Лл. 1-2 об. Автограф
[До 15 октября 1919 г.], ст. Удомля, им. Островно
Тшетно ждал Вас. Я понимаю, что теперь трудно приехать. Я думаю дожить, если Бог приведет, здесь до 15 октября, а потому все жду Вас. Может
быть, приедете с Леней22. За посылку благодарю Вас очень — за краски, которые от Вас привез Соколов23. Вандик24 и твердые охры разведу своей слезой и, когда приедете, выкрашу Вас за то, что хотите изорвать мои картины. Я работаю, но горе — нет свету, свечей, керосину. Я же пишу, люблю писать сумерки. Это поэзия, и вот — пришлите, привезите, если найдете. Написал несколько, более конченных, вещей — теперь пошло хуже — дожди, нет модели. В общем, жалею, что не поехал в Итларь25.
Кто всех удивил — это Леша26; он так написал, что куда угодно — в Париж, никому не подражает, рисует замечательно.
Вот еще горе — столько Коровиных развелось похоже на меня, что такой, как я, рад, что Леша сам по себе.
Прошу Вас, дайте Анне Станиславне Барановской27 под расписку от Вас за мой счет три тысячи рублей — на дрова и жизнь. Знаете ли, что мне нужен Ваш серьезный совет — где мне жить: здесь, в Москве или Итлари.
Я чувствую, что болезнь сердца ухудшается. Ведь я уже старик — мне нужен покой; я потому и не поехал в Петербург), где же я могу работать столько, ходить по таким лестницам и оплата, на которую не смогу купить даже хлеба для семьи. Я не поехал, а как хотелось пописать хорошо. […]28
Спасибо за присланное.
ОР ГТГ. Ф. 230. Ед. хр. 43. Лл. 1-2. Автограф
[Осень 1919 г.], ст. Удомля, им. Островно
В Москву поехал Лева [и]29. Прошу выдать ему краски — двадцать флаконов белил, т. к. он поедет ко мне.
По Вашем отъезде я опять сильней захворал — боль руки и бока. Пришлите что-нибудь, [мыльца,] холстика и скипидар.
Осень — пишу хорошо. Пейзажи с водой.
ОР ГТГ. Ф. 230. Ед. хр. 44. Л. 1. Автограф
18 ноября 1919 г., ст. Удомля, им. Островно
Я слышал, Вы больны? Когда черт болен, тогда он святой, так что мы с Вами оба святые, т. к. я тоже болен. Но главное дело, знаете ли, прескверно. Сглазили меня окаянные художники — не могу работать. Будто бы какая-то от меня непроизвольная, независящая штука перебирает мне ребра и руку, как будто какие-то крысы развелись и гложут меня. Отвратительное, небывалое ощущение. Доктор говорит — воспаление нерв, пройдет только на юге — грязи и электричество. Ощущение до того отвратительно, что я всегда ищу места, как сесть и как лечь. Надо электрическую машину для лечения, но как и где достать. Нет ли у Ваших докторов знакомых? Пробовал писать левой рукой, но она не умеет (и рука требует обучения). Нельзя ли поехать на юг, например в Ташкент? Утром встаю — здесь холод. Соли нет. Вы хотели ехать в Итларь, или кого послать — у меня там есть лак. Годится ли для картин лак спиртовой, которым я покрывал и лакировал панель из дерева? Его бутылки две. Если прибавить канифоли, то будет картинный лак. Вы это, конечно, лучше меня знаете. Указание насчет грунта холста я принял к сведению. Картина дерева утром потемнела при покрытии лаком оттого, что грунт был очень жидок, за отсутствием гипса. Теперь у меня есть несколько подрамников, но всего семь. Не посылаю Вам семь картин, из которых есть хорошие, а всех их больше. Жду Вашего приезда. Скажу Вам прямо, здесь скука смертная. Леша стал отлично писать, к сожалению, когда уже красок нет!
Пришлите мне карточки непременно для миниатюр. Попробую их делать, так как это может быть легче, хотя писать даже письмо самому мне очень трудно. Ужасно, что не имею соли, а сахар вижу во сне! Пришли, голубчик Кондратьевич, мне, пожалуйста, если поправился и если можешь. Привет всем друзьям и доброжелателям и Вашим сестрам.
А зима есть — одна хороша, даже сам говорю.
Вам преданный и уважающий Конст. Коровин
А костюмы-то так я и не получил! Каково! Может быть, возможно что-либо прислать из костюмов — каких-нибудь, вроде 30-х годов, платки тоже хорошо. Может быть, Бролиантова30, главная мастерица Больш[ого] театра, могла бы сделать из каких-нибудь старых лоскутков или тарлатана. Напишите, будут ли выставки и когда.
ОР ГТГ. Ф. 230. Ед. хр. 45. Лл. 1-2 об. Подлинник
[Ноябрь-декабрь 1919 г.], ст. Удомля, им. Островно
Писал Вам три письма, но никакого ответа — стороной узнал, что Вы еще больны и находитесь в лечебнице. Я вам вторю, болею опять сердцем, те же припадки, что и раньше. Может быть, Вы теперь выходите, то прошу Вас дружески, приезжайте на юг.
Я ничего не делаю, работа не идет, т. к. болею.
Деньги мои в «Лионском кредите»31, около двадцати тысяч. Прошу их получить, посылаю за ними Леню32 и Всеволода33 и прошу совет Игоря Александровича34 и Вас помочь мне в этом. Я к Вам посылаю Леню. Я продал за Вашу болезнь четыре вещи Вашему другу П. И. Суворову35. Конечно, т. к. это Ваш покупатель, мне рекомендованный, то я со своей стороны считаю эту продажу как бы сделанную Вами. У меня осталось пять вещей, которые именно «cher»36, я считаю хорошими, и хотел бы их продать, не знаю — время, которое мы переживаем, позволит ли это сделать. Сижу здесь без денег, т. к. взял с собой немного, расходы ужасны.
Напишите мне о здоровье и приедете ли — я так был бы рад. Пожалуйста, приезжайте — здесь чудные виды и тона. Вы приедете, я буду писать много, нет — не буду писать. Так и знайте. Прошу, приезжайте не один, а с кем хотите, буду рад.
ОР ГТГ. Ф. 230. Ед. хр. 46. Лл. 1-2. Автограф
8 декабря 1919 г., ст. Удомля, им. Островно
Все болят правые ребра и рука. Принимаю хинин, салицил, ничего не помогает. Я не работаю месяц, но улучшения нет. Похудел я ужасно, сахару нет, масла тоже, а это необходимо, за деньги достать нельзя, мена, и только на соль. Начинаются московские цены. Вы с Ушаковым не прислали мне письма, а я ждал. Картины спрашивают какие-то музеи, саратовский прислал письмо, другие понаслышке, передал Моравов37, но я лично его не видел, потому что не выезжаю. Картины пришли, хотя и плохие, интересно бы написать со свечами замечательные мотивы с этим страшным домом38, но нужны керосин и свечи, прошу достать через отдел, вечера большие. «На бедного Макара шишки валятся», — Анна Яковлевна39 свалилась, деньги с меня тянут, хороши родственники (бедные), надели на меня хомут, особенно Всеволод Вяземский. Я Вам послал письмо через Анну Станиславовну40 (заказное), адрес Ваш забыл, напишите. Ключ нашел. Л[ионский] К[редит]41 продавать не надо, может быть, привезете сами или пришлете нарочного. Ушакову не доверяю, так как растеревает по старости, не могу никому поручить отвезти Вам картины. В Лион[ском] К[редите] помечено два портсигара, освобожденные ранее от реквизиции, после осмотра я положил еще два, боюсь держать дома, из которых один не золотой — амальгама. Секрет несгораемого ящика таков:
х = 2 поворот верхний
х = 3 поворот средний
х = 4 поворот нижний
На квартире есть две картины: одна «Париж ночью, кафе (Америкен)» в раме и вторая повторение — «Луна, снег, куски его, весна в Охотине» принадлежат г. Черкесу, его сын учится у нас в школе42. Адреса его не знаю, может быть, знает Анна Станиславовна или в школе. Прошу Вас послать их в рамах с артельщиком ему, передайте мой поклон и попросите у него для меня немножко табачку, он (караим) милый человек и ранее дал мне табачку. Теперь тепло, можно ко мне приехать. Картины приобрел давно и деньги уплатил давно. Собирался ко мне Кузнецов43, буду очень рад, но только надо ему захватить с собой керосин или свечей, сахару, соли, подушки, белье. Рыба на озерах все время клюет и сейчас на блесну в прорубь, и на кобылке крючок, посадка — червь и мотыль, которые надо ему захватить с собой, налим идет хорошо на кусочки рыбы, слава Богу, у нас в доме тепло. Я Вас одолел поручениями, приношу Вам извинения, но что делать, главное, я не могу послать картины, жду Вас. Вещи в Л[ионском] К[редите] — все мое состояние, и я на них очень рассчитываю. Средств, финансов у меня очень мало осталось. Рамы в московской квартире, три или четыре больших, пятая для картины «Луна» Черкеса или отдать ему тоненькую золотую и еще свободные подходят к натюрморту, и еще четыре ампир квадратные, которые для картин Терешкевич44. За большие я платил 1914 г. — 40 руб., маленькие в прошлом году по 250 руб. (ампир). Соразмерно Вы уплатите Анне Станиславовне из этих денег, матери Анны Яковлевны 3000 руб., а также часть на расходы по отправке картин Черкеса. Остальные — Анне Станиславовне.
Милый Кондратьевич! Вы ведете мое дело, сами понимаете, что мне трудно, меня одолевают со всех сторон, просят картины, обижаются, что не даю, и Вы можете поддержать меня по совести. Доверяю Вам, я прошу Вас соблюсти мои интересы, дабы я мог работать. Леша45 работает и посылает Вам несколько небольших вещей, по-моему не уступающих в разрешении художественных задач Врубелю46. Моя нравственная задача и других, которые имеют душу человека, поддержать его, особенно декоративно и звонко «Ночь в Марселе», акварель на черной бумаге, концепция которой говорит о большой талантливости и силе ритма. Прошу вас показать эти вещи Штембергу47 и написать мне его мнение и совет. Жду от Вас письма и решений, как поступить мне с картинами и дальнейшим ходом работы. Вы знаете, что на воде озера, на полянах снега писать невозможно, а потому мне нужны материалы: краски, холст, свет, скипидар, — и потому в этом я надеюсь на Вас, а также и на средства насущной столь трудной жизни.
Кланяюсь всем Вашим.
8 декабря 1919
ОР ГСТ. Ф. 230. Ед. хр. 48. Лл. 1-4 об. Подлинник
8 декабря 1919 г., ст. Удомля, им. Островно
Посылаю Вам по выбору отца четыре натюрморта моей работы. Надеюсь, они Вам понравятся, и если подойдут, то попрошу Вас прислать мне за них, с кем-либо едущих на Удомлю, красок — поярче, каких будет возможно. Привет и благодарность за добрые пожелания.
Прошу передать Анне Кондратьевне48 спасибо ей за доброе слово.
Будьте здоровы, поклон всем Вашим.
(Далее следует приписка К. А. Коровина.)
Нельзя ли Леше из Отдела изобразительного искусства прислать грамоту на работы и мастерскую Охотина и также на Тверскую губ., Уломлю, Остров-ну (Вышневолоцкий уезд) на право работы и содействие как художнику.
Адрес: ст. Удомля Виндаво-Рыбинской ж.д.
Островно, дом б. Ушакова.
ОР ГТГ. Ф. 230. Ед. хр. 47. Лл. 1-1 об. Автографы
[До 18 декабря 1919 г.], ст. Удомля, им. Островно
Нельзя ли сделать так: из Отдела изобразительных искусств прислать заявление Охотинскому обществу крестьян, в лице его председателя, что моя мастерская, на основании таких-то и таких декретов, не подлежит ни уплотнению, ни реквизиции, никаким занятиям, собраниям, обучению, на что у меня уже есть охранные грамоты за подписью Луначарского49, а также подтвердить это и Всеволоду Вяземскому50. Итак: «мастерская Главного мастера Своб. Госуд. Мает. (Государственные свободные художественные мастерские. — Сост.)». Не подвергать никаким уплотнениям и не производить никаких занятий, так как она находится во владении Коровина, только для его работ, работ его сына, художника Ал. К. Коровина, и жизни его и его семьи. И также обязать Вяземского к точному исполнению как декретов, так и предначертанного, чтобы мастерская была свободна в любой момент для производства работ Коровина. Картин имею 17, высылать или как поступать? Может быть, приедете сами? Что же Вы молчите, я о Вас ничего не знаю.
ОР ГТГ. Ф. 230. Ед. хр. 50. Лл. 1-1 об. Подлинник
[До 18 декабря 1919 г.], ст. Удомля, им. Островно
Ушаков51 привез мне холста очень хорошего девять аршин — мало. К сожалению, я все хвораю, болит ужасно бок между ребрами и руки. Лекарство, от которого было лучше, — все вышло, а именно перимедон и салициловый натр с кофеином, — может быть, тот молодой доктор — большой, высокий, кажется фамилия Романов, и достанет мне этого лекарства.
Ужасное со мной проделывается. Соколов52 взял у Бориса Николаевича53 костюмы, которые я уже давно бы получил, и задержал их у себя. И ни в ус не дует, милый такой юноша — Бог с ним.
Если ко мне поедет Б.Н. или Ушаков, то надо у него отнять костюмы во что бы то ни стало. Я все же мог бы написать нечто хорошее, т. к. я могу только что-либо делать теперь у окна.
Имею к Вам просьбу — будьте так добры, внесите за меня налог в две тысячи рублей. Анна Станиславовна54 и Борис Адольфович55 знают, как его послать. Если можно, также надо дать Анне Станиславовне на дрова.
Картины, которых у меня есть не много — 8, не посылаю, т. к. думаю сделать еще, и буду ждать Вас самих. Я хотел бы Вас повидать. Если получите мои вещи в К[редите] Л[ионском], то прошу Вас, их не продавайте, так как они необходимы здесь мне.
Столь плохо с едой, купить плохо — все хотят обмена! А где я возьму, у меня здесь одни штаны, шапки теплой нет, сапог тоже. Летний картуз и шляпа. Ушаков потерял шапку и мою книжку сберегательной кассы Госуд. Банка во время крушения поезда.
Леша56 написал две хороших вещи, но жаль, не оканчивает, а начинает другие. Красок у меня мало — нужно белил и других. Лаки Вам послал, остальные в Итлари, есть здесь Лаванда и Мортен? Я и не знал, что это?
Напишите, что семь картин Терешкевичу57 понравились ли.
Кланяюсь Вашим.
ОР ГТГ. Ф. 230. Ед. хр. 49. Лл. 1-2. Подлинник
18 декабря 1919 г., ст. Удомля, им. Островно
Получил Ваши письма. Приехал B.C. Кузнецов58 с моделью. С Вашей стороны очень мило доброе отношение ко многим и веселый тон ко мне в письмах.
B.C. пришел ко мне с Ольгой Алекс.59, и я попросил ее немного постоять у окна и начал дописывать, вернее, переписывать начатый этюд с очень неинтересной модели. B.C. вошел в комнату и сказал: «Вы уже пишете с Ольги, знайте, Вам будет это стоить копеечку!» Он мил в своей откровенной простоте, но все же может бросить камень в воду, и десятеро не смогут вытащить. Он поселился в 15 минутах ходу от нас, в лесу очень красивом, большом, но вечером боится выходить, так как похаживает, оказывается, медведь и т. д.
Здесь стало дорого и трудно что-либо купить за деньги — все только мена — деньги же и иены почти московские, даже совсем нельзя достать хлеба, масла, молока; выдали мне паек — овес. Но все же деньги тают безумно. И вот потому я хотел поехать в Москву, думал, главное — поправить боль руки и бока — что это за болезнь ко мне привязалась, я так похудел, что Вы меня не узнаете, когда увидите — что бы я очень хотел. Еще у меня горе — вот уже три недели у Анны Яковлевны60 жар, она свалилась, ходить не может, похудела, как мертвей, — болит сердие, грудь, левая рука. Был доктор, сказал, что она себя замучила, нервы и в легких не совсем в порядке, но лекарств никаких нет и нет достаточно молока. Я страшно о ней печалюсь, мне так ее жаль, ее волнующую и чистую душу — я не могу ее видеть без слез, — но себя замучила, все работала на кухне, все сердится, волнуется, не спит ночи. Я никуда не выхожу — писал картину «Иней», 7 градусов мороза и трудно: пальиы в перчатках мерзнут. Я написал:
1) «Небольшую зимку»,
2) «Комнату в сумерки, фигуры»,
3) «Розы на фоне инея»,
4) «Зиму, иней, снег, лошадь, фигуры»
и — еще есть 16 вещей, более ранних. Послать их не решаюсь — думаю послать Вам и для Коллегии и музея61 с В. В. Рождественским62, он через шесть дней едет, свернув в трубку. Лучше было бы на подрамниках.
Ушаков63 привез мне фунт в тряпке сырого мыла, как творог, два фунта соли, так как у меня ничего нет, — ее, и все. Я ему сказал, что Вы взяли у Ив. Кондр. три [тысячи] для меня, — он ответил, что он с Вами сочтется??? т. к. я ему дал еще своих, и он ничего мне не купил.
Краски свои я дописываю, это трагедия. Было бы хорошо, если бы Вы прислали специального человека — с ящиком холстов, большой, который у меня с подрамниками на квартире, их там три, мой большой холст тоже там же, предварительно его разрезав согласно размеру подрамников. Нужно скипидару — краски надо купить, больше белил, цвета яркие. Надо нарезать картону для миниатюр штук 50. Для них краски есть. Лаку для миниатюр нужно. Может быть, приедет Б. Н. Заходер64.
Прошу, передайте мой привет Федору Ивановичу65 и Иоле Игнатьевне66. Может быть, он отпустит Ерину Федоровну67. Я ее душевно люблю и рад был бы, если она у нас погостила и отдохнула; только пусть захватит соли, сахару, свечей — оденется потеплее, на ноги валенки, плед и подушку. В Москву уехал Абрам Ефимович68. Благодарю Вас за письма и сахар. Хотя Вы меня утешаете с Охотиным, но Вяземский69 что-то не то…
Итак, я слушаюсь Вас — в Москву не еду, но меня пугает невозможность расходов и отсутствие материалов для работ, т. к. я именно хотел начать писать большие вещи, мне легче держать руку выше, так как на одном размере чувствую сильную боль. Напишу еще, тороплюсь отправить — почта едет завтра в шесть утра.
Кланяюсь всем, сестрам Вашим и Вам.
18 декабря 1919 г.
ОР ГТГ. Ф. 230. Ед. хр. 51. Лл. 1-2 об. Автограф
21 декабря 1919 г., ст. Удомля, им. Островно
Сима — племянник А[нны] Яков[левны]70 хочет ехать к нам. С ним можно послать мне: холст от меня с квартиры, белил надо купить, мыло, скипидару. Ушаков71 привез мне один фунт мыла — мокрую грязь, — я вымыл им кисти. Хватило на один раз, итого 400 руб. Может быть, поедет также Александра Тимофеевна Балакирева72, ей тоже можно поручить привезти кой-что.
Богданов-Бельский73 ездил в Петербург и продал свои старые этюды за хорошие деньги — очень хорошие. Спрашивали и мои вещи, но у меня нет лишних.
Думаю с Серафимом Ивановичем, т. е. Симой, послать Вам свои вещи. Знаете, я побаиваюсь, чтобы не пропали, — с Ушаковым решительно не могу послать. Есть вещи еще не совсем сухие.
Может быть, Вы уступите хорошую вещь, из своих, для Коллегии, а у меня возьмете заменить, или как находите лучше. Хотя есть сейчас кой-что, что можно и обменять.
Цены здесь повышаются каждый день, и на деньги трудно купить в то же время, и деньги выходят с бешеной быстротой. Много у меня оказалось знакомых по фамилии «Займов» и любезных родственников, но что делать, такова жизнь.
Если Александра Тимофеевна поедет, дайте ей, пожалуйста, две или три тысячи руб. Ушаков сказал, что взятые им у Вас три тысячи составляют его с Вами счет, и он послал Вам отсюда посылку и расписку с письмами.
Вас уважающий и преданный
21 дек. 1919
Островно
P.S. (на полях). Тоже хотел поехать Леня74. Вот он мог бы все мне привезти: холсты, скипидары, масло для живописи и проч. Он молодец, я получил от него письмо, что он хочет к празднику приехать.
Симу можно послать, и может Вам услужить в покупке красок и проч.
ОР ГТГ. Ф. 230. Ед. хр. 52. Лл. 1-1 об. Подлинник
[Декабрь 1919 г.], ст. Удомля, им. Островно
Модели не позируют — хотят не деньгами получать, а картинами.
Трудно здесь становится жить, да и много же у меня расходов, очень много ртов, которые хотят кушать, что я прежде всегда рад был помочь, но теперь трудновато.
Вы пишете расходы рам, стекла, монтировки, лака и проч. Но подумайте тоже, что картина больше уже стоит одними красками, чем я получу, и с ужасом думаю, как краски уже выходят все. Я купил краски в первый год войны и заплатил за них 8000 руб. Краски [М… ле Фрон Блеке]75у меня в начале лета была их пятая часть, я их потрачу скоро, но разве я продам за такую сумму картины? Почему же Богданов-Бельский76 продал старые этюды не менее, как он сказал, по 12 000. Ужели, скажите правду, я дорого продал картины? Я всю жизнь работал за гроши и никогда и никого не огорчил ценой.
Как же мне жить, когда подрамок здесь уже напросился, чтобы сделали за сто руб. маленький.
У меня нет совсем клею и гипсу, необходимо, чтобы Сима77 или кто мне привезли.
Мне нечем загрунтовать новые холсты, а потому я пишу новые веши, переписывая другие, которые мне меньше по душе. Неужели же нельзя достать в Москве красок, особенно белил и еше ярких цветов, я избегаю, должен избегать сильных цветов, т. к. у меня нет краски их «взять». Другие умеют достать красок и все имеют; пишут, я видел огромные куски красок на палитре — я даже содрогнулся, и так сделалось завидно, вот думаю — счастье.
Будьте здоровы,
ОР ГТГ. Ф. 230. Ед. хр. 54. Лл. 1-1 об. Автограф
26 декабря 1919 г., ст. Удомля, им. Островно
В Москву поехали Моравов78, Рождественский79, Кузнецов80. Картины некоторые сыры, так как пишу сразу несколько в зависимости от освещения и прихода натуры, начнешь сегодня, а свет такой только через неделю, а модель не пришла. Три с большими фигурами, только последние окончил сегодня. Жду Кабанова Ал.81 или Борю Леве82, чтоб послать их. Есть вещи лучше летних; писано долго и окончено совсем. Есть два букета роз, одни бравурные, другие гобеленовые, на фоне инея. Мне нужны кофточки, платки, куски колорита, нужно кумачу на кофту. Дабы написать в сумерках с окном, которое прекрасно зимой, таинственно и романтично, фигуру с гитарой; нужны свечи, нужен гипс для грунта, клей, и холст, и белил, а они на исходе. У меня есть 22 вещи, холст есть в квартире, подрамники заказываю уже 100 руб., цены растут на все. С Вашего отъезда увеличилось вчетверо. Писать, к сожалению, очень много не могу, так как болит рука и бок, принимал хинин, было лучше. Во сне вижу сладкое, сахар, который прислали, за что Вам очень благодарен, жаль, не куском, съел несколько ложек сразу, очевидно, мне нужен фосфор, я так похудел, что вы меня не узнаете. Не имею мыла простого, чтоб мыть кисти, нет скипидару, керосину, чтоб писать. Ушаков83 лежит, болен тифом, да и он мне ничего не привез. Морозы сильные. Ходят волки, поглядывают на архитектора и его даму. Когда поедут обратно, дайте им для меня что-нибудь, если соберетесь сами, то оденьтесь тепло, ноги и осыпьте нафталином шею, манишки и рукав, края сапог и сделайте ладанку, дабы не лезла вошь, и посоветуйте другим. Посылка идет больше месяца, и картины я послать не решаюсь. Был рад, если бы Вы уступили Коллегии мою вещь, а взамен взяли б у меня, так как у меня есть вещи не хуже Ваших.
Будьте здоровы, милый Кондратьевич, дайте знать, как мне поступить.
Островно 26 декабря 1919 г.
ОР ГТГ. Ф. 230. Ед. хр. 53. Лл. 1-2 об. Подлинник
769
[Начало марта 1920 г.], ст. Удомля, им. Островно
Сейчас только пришли переводы из Котлована88, там не было меновых знаков, т. е. денег, — хотел просить поехать [в] воскресенье, но у нас тут трудно найти подводу, так как все уехали в город на повинность. Спасибо Вам за хлопоты. Знайте, конечно, что я их принимаю во внимание и хорошо понимаю, что Вы трудитесь. Какая досада, как послать картины мои и миниатюры. Список их посылаю — они лучше значительно исполнены, чем раньше. Много фигур размера 5"х2" — 6"х2", есть две в лист этой бумаги, хотя «Фауст» и меньше.
Где Ф. И. Шаляпин, хотелось бы ему написать.
Самое трудное и тяжелое: это квартира и бедная Анна Станиславовна89. Ведь у меня ничего нет, я все проживаю, здесь иены растут каждый час, дешевле Москвы на ⅓. Мой труд я иеню сравнительно с тем, как прожить. Только уж не считая нисколько материалы. Может быть, ко мне отнесутся и милосерднее. Прошу Вас, старайтесь не захворать, тут много больных в соседних деревнях. Жалею, очень жалею, что не жил в Охотине. Работать на улиие очень холодно. Миниатюры больше похожи на масляную живопись, чем на темпера, их надо покрыть [n(w)eber или ретуше]. Они компактны и Барбизонской школы, работал — их больше, чем картины, очень затруднен неимением холста и белил. Дома все есть, но как послать. Нельзя ли ко мне на квартиру поместить кого-нибудь из знакомых, попросить Бориса90 заходить, но кто будет жить в холоде. Если бы знали Вы, как мне здесь надоело, как бы хотелось быть на юге. Я есть старик больной, а Анна91, Господи, как мне ее жаль и Лешу92. Поедемте, пожалуйста, на юг, Кондратьевич! Я устал болеть, болят руки — глаза уже не видят без пенсне. Надеюсь я на получение от Лионского Кредита, все мое сбережение, на это я мог бы прожить и купить красок, холста.
Миниатюры сделаны совершенно из головы, т. е. не с натуры, так же работаны, как и эскизы декораиий. Но и там я брал фотографии, а здесь у меня ничего нет, я просто заставил себя выполнить, но не мог, детали забыл. Жаль мне, если разорят мои мольберты и мою муру, ведь оно давало мне как художнику пищу для театра. Я делал всю гамму, весь […] красок — праздник для глаз, а моих маленьких грошовых фарфоров, тряпочек, греческого стекла колечек — так от себя не наберешь колоритов. Неужели и это время так же забывает художника, как и прежнее. Художника интересует полет, и дарит только добро, радость, жизнь. Кому нужен мой хлам, ведь в сущности, правду говоря, я нищий старик, и если и теплится жизнь, то ведь только для труда и искусства, а театру я дал немало.
ОР ГТГ. Ф. 230. Ед. хр. 56. Лл. 1-2. Автограф
14 марта 1920 г., ст. Удомля, им. Островно
Совершенно немыслимо послать мои миниатюры и картины с посылкой, и нет лица, с кем бы я мог послать их. Жизнь здесь усложняется тем, что достать продукты питания на деньги очень трудно и жить дорого. Потом я зазяб зимой, мне и по здоровью следовало бы жить на юге. Нельзя ли просить Вас сделать выставку моих картин. Вопрос о жизни в Киеве или Одессе.
Я получил письмо от С.С Ролоушева93, который пишет, что ему поручено выпустить книгой с картинами мою монографию94. Я не знаю, что ему ответить, так как Вы хотели тоже выпустить мою книгу или, вернее, монографию обо мне. Голоушев просил, чтобы назначить время его приезда сюда ко мне. Я думаю, что он мог бы с Вами на месте это сделать, — но словом, что Вы на это мне ответите. Посланные Вами переводы на мое имя, а также Богданова-Бельского95 получил, кроме архиповского96. Там нет денег.
Нельзя ли или не приобретет ли у меня еще две веши Комиссия отделения искусства для Петрограда. Рассчитываю на приезд Бориса Леве97, которому передам картины и миниатюры. Очень Вам благодарен за хлопоты. Тридцать лучших миниатюр оставляю в Ваше распоряжение. И думаю, что между нами не будет недоразумений. Ушаков98 со мной рассчитался. Теперь все забывается по старости. Очень мне нужен холст, краски, белила, в особенности — клей, гипс, терпентин — у меня в доме есть холст и подрамники… С Соколовым99 я послал маленькую миниатюру, смешную и неважную, где хотел изобразить и Вас, но, кажется, не вышло.
Я уже давно ничего не писал, кроме миниатюр, но теперь начинается весна, и опять хочется начать писать, горе то, что бережешь каждую краску, — так нельзя.
Беспокоюсь за свою квартиру. Думаю приехать в конце апреля — я очень рассчитываю на Лионск[ий] Кред[ит], на веши и думаю, что я буду тогда в состоянии достать себе красок или проработать лето. Так как все уже стало невозможно дорого.
Если приедет Б.П.В.100, то пришлю часть картин с ним. Вам желаю от всей души здоровья, его беречь. Прошу передать мой поклон всем Вашим и друзьям. Анну Станиславовну101 вспоминаю — горюю о ее болезни. Анна Яковл.102 что-то плоха, и вот когда понимаешь горе. Как бы было хорошо, если бы мы были здоровы. Леша103 что-то все грустит, но работает, и очень хорошо.
Островно
14 марта 1920 г.
Если на юг поехать не удастся, то буду жить в Охотино. Поместите ко мне на квартиру кого-нибудь, верного человека, чтобы походил за больной А[нной] С[таниславовной].
ОР ГТГ. Ф. 23. Ед. хр. 57. Лл. 1-2 об. Автограф
[Весна 1920 г. (после 14 марта)], ст. Удомля, им. Островно
Вы понимаете, что среди порядочных людей мало бывает недоразумений насчет оплаты труда и услуг, — я хорошо понимаю и ценю Ваши часы работы. Надеюсь, что мои работы не заставят Вас печалиться, тридцать хороших миниатюр я оставил Вам — но, может быть, они не нужны, тогда Вы прямо напишите мне. Я прошу Вас для Анны Станиславовны, просить ее позвать Щуровского104, т. е. пусть ей поможет Ир. Ник.105 или кто? Продать вещи, заплатить доктору и посмотреть за ней сестру милосердия. Попитать ее, если, конечно, это в Москве возможно. Дайте мне совет, когда мне приехать, — может быть, теперь, говорят, что квартиру все же возьмут, куда я денусь? Надо просить Петра Ивановича106 взять часть вещей, хороший мольберт есть, ведь кой-что необходимое для обихода художнику, — может быть, могут отсрочить до первого июля. Прошу Вас сообщить мне об этом.
Я так жалею, что не жил в Москве или под Москвой, но Вам лучше знать — напишите.
Надежда моя на вещи Лионова107 — все же я буду в состоянии прожить малую толику. Все еще хочу жить и работать. Живопись! Как я люблю живопись!
ОР ГТГ. Ф. 230. Ед. хр. 58. Лл. 1-1 об. Автограф
1921 г., Охотино
Как я устал это время болезни, тиф Анны Яковлевны108 и это житие мое во время болезни. Кажется, начинаю приходить в себя, но, увы, писать без модели плохо, уже не то — все равно все зелено — не мое это, а где модель? Моя к Вам просьба. Скажите Федору Ивановичу Шаляпину, что портрет его я убрал и по возвращении тотчас же ему пришлю на Садовую в его дом. Я не мог этого раньше сделать, т. к. было трудно и дома тиф был. А Вы его не берите, т. к. я его спрятал. Вторая просьба к Вам лично — прошу Вас ко мне приехать, и привезите Наталью Николаевну109 и Бориса Петровича110. Они все стесняются нас стеснить, а они ведь мне позировали, и с ними мне интересней и веселей работать. Они милые люди, и я не знаю, в чем дело, что Леша111 и А.Я. их не очень-то долюбливают, хотя А.Я. им очень рада.
Третья просьба: скажите Ирине Николаевне112, чтобы зорко смотрела за квартирой и никого не пускала без моего письменного разрешения, т. к. много красок у меня пропало из ящика письменного стола.
Четвертая просьба: захватите с собой три, четыре, пять подрамников более малого размера, т. к. я намерен писать ночи.
Итак, я Вас прошу, как приятеля, приезжайте.
Феде передайте мой поклон, скажите, что у меня в Охотине, в дом, ночью проникли бандиты, молодые парни, и обокрали — одеяла, ножи, вилки, платья, шубы, хватали Варю113, которая их назвала ворами, за горло, приставили наган к голове, обешали, если будет кричать, сжечь ее вместе с домом. Словом, народ-Богоносец, и, конечно, никого не поймали и не нашли.
Наталья Николаевна живет по Курск. ж.д., станиия Салтыковка, в даче Бориса Петровича Вышеславиева, а в Москве у храма Спасителя, Обыденный пер., 3, кв. 4. Мне нужно работать, и Вы можете помочь мне в этом — приезжайте и привезите писать мне Н.Н., так как я захватил с собой отличные костюмы.
Вас любящий и уважающий
Охотино
1921
Если Вас я затрудняю, то напишите Бор. Петр., что я прошу его приехать с Н.Н.
ОР ГТГ. Ф. 230. Ед. хр. 59. Лл. 1-2 об. Автограф
К. А. Коровин — С. Ф. Дорожинскому править
8 сентября 1932 г., Париж
Хотел бы Вас увидать по делу реставрации картин. Оно может интересовать Вас. Дело кропотливое, но не трудное. Много есть учебников. Я кое-что в этом понимаю. До 12 ч. утра всегда дома.
Вас любящий
Paris
OP ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. 125. Л. 1. Автограф
13 января 1934 г., Париж
Я еще не выхожу из дому… Вчера принесли ко мне заказанные Вами рамы. Не знаю, сделали ли они верный тон, мне кажется, что — похоже.
Приходите, пожалуйста, посмотрите. Если Вы найдете, что они однообразны, то можно переменить внутренний тон.
За это время я написал одну русскую картину — Зиму — несколько другого характера.
Желаю Вам всякого благополучия и здоровья.
Вас уважающий и признательный
Если пожелаете, захватите с собой две картины, на которые эти рамы сделаны, чтобы видеть, найден ли тон.
122 Bol Murât
en tree 102
Paris (16)
OP ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. 127. Л. 1. Подлинник
16 апреля 1934 г.114, Париж
Я поехал писать на «Авеню Версаль» около моста Мирабо — где бистро и милый домик, про который говорил [В. Леви115] вчера.
ОР ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. 128. Л. 1. Автограф
Многоуважаемый друг мой Станислав Фаддеевич! Долгое время, не видав Вас, я предполагал, что Вы или уехали, или заболели ли, и сейчас не пойму — отчего же Вы не зашли ко мне. В любезном письме Вашем я получил пятьсот франков. Благодарю Вас за милое письмо и за франки и жду Вас к себе повидаться и посмотреть то, что я за это время написал с натуры красками. Я бы хотел посмотреть, какие этюды написали Вы. Не решаюсь прийти к Вам, не желая Вас беспокоить. Очень грустно то, что Вы пишете о неудачах и затруднениях, к сожалению, наша жизнь ими переполнена, и просветы радости редки. Одно утешение в искусстве, о котором мы много беседовали с Вами.
Рецепт подготовки холстов для живописи я Вам дам, кстати, у меня остался Ваш холст, и клей, и составы для грунта, а также и картинки. В последние жаркие дни я не мог писать, так как от палящего солнца заболевала голова, и стучало в висках. Несмотря на желание, я побаивался. Буду очень рад Вас видеть. Надеюсь, что причиной Вашего отсутствия есть Ваши личные затруднения и заботы, а не мое к Вам искреннее и сердечное внимание. Я всегда в серый день до 12 часов утра дома, не хотел бы, чтобы Вы меня не застали, а потому черкните, когда придете, буду очень рад Вас видеть.
Любящий Вас и благодарный
P.S. Сын и жена кланяются Вам.
Париж
14 июля 1934 г.
122 Bd Murât
P.P.S. Благодарю Вас за внимание к моим рассказам.
ОР ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. 129. Лл. 1-2. Подлинник
12 ноября 1934 г., Париж
Хотел Вас повидать по делу «Аполона»118, т. е. искусства. Придите, пожалуйста, утром — дома до 12.
Уважающий и признательный
Париж
12 ноября 1934 г.
По делу «Аполона»? Хотя это несколько чудно, но все же и верно.
ОР ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. 130. Л. 1. Автограф
5 декабря 1934 г. — 8 июля 1935 г., Париж
Сделанное Вами мне предложение написать мои мемуары119, так сказать, мою жизнь, в форме изложения, мне угодной, я принимаю.
Эту мою работу передаю Вам в полную собственность, т. е. право печатанья будет принадлежать исключительно Вам или лицам, Вами указанным.
Париж
1934 г. 5 декабря
Пятьсот франков получил 16 декабря 1934 Константин Коровин120
Пятьсот франков получил 2 февраля 1935 Константин Коровин
Получил тысячу 25 франков за 9 рукописей Константин Коровин 31 марта 1935 г.
Передал одиннадцать штук мемуаров своей жизни в 75 с половиной страниц — получил тысячу семьсот франков 6 июля 1935 г. Константин Коровин
Передал еще тридцать страниц воспоминаний 1917 г. И за эту еще работу всего полный расчет тысячу […) франков получил
1300 франков Константин Коровин 1935 — 8 июля Париж
ОР ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. 133. Л. 1. Фотокопия
11 декабря 1934 г., Париж
Я кой-что написал, хотел бы увидеть Вас и поговорить о характере формы, найденной для «Мемуар». Как она Вам покажется? Надо решить.
Искренне уважающий признательный
11 декабря 1934 г.
Париж
ОР ГТГ. Ф. 97 Ед. хр. 134. Л. 1. Автограф
4 марта 1935 г., Париж
Здоровы ли Вы, ждал Вас вчера в воскресенье и подумал, когда Вы не пришли, что не случилось ли что, не заболели ли.
Я работаю эскизы, но всё затруднения, обещания, а выходят трудные горки, а я уже сивка старая, и не те силы, и нет здоровья, и не та надежда, а потому Вы поймете, я всегда был рад видеть Вас, рассказать об намерениях, что бы я хотел делать в любимом мной деле — живописи, — всегда живущем во мне чувстве утешения души среди непосильных, крутых горок жизни.
Прошу, ответьте, здоровы ли Вы.
Вас искренне уважающий
ОР ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. 135. Л. 1. Подлинник
25 марта 1935 г., Париж
Я ждал Вас последнее воскресенье. Покуда написал «Мемуары» числом 8, с копиями и рукописями, которые хотел передать Вам. Идут весенние дни…
Искренне уважающий Вас и признательный
Paris
25 марта 1935 г.
ОР ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. 136. Л. 1. Автограф
8 апреля 1935 г., Париж
Я был у Вас сегодня […] очень мне нужно увидеть Вас. Буду ждать сегодня от 5 до 7 вечера или завтра утром — дело не столь серьезно, как необходимо.
900 фр. на уплату за квартиру121.
ОР ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. 137. Л. 1. Автографы К. А. Коровина и С. Ф. Дорожинского
8 июня 1935 г., Париж
Давно не видал Вас. Началось хорошее лето, но я вряд ли могу двинуться из Парижа куда-либо, может быть, будет чудо, но едва ли, чудеса, кажется, вышли все, кланяемся Вам все и Тобик122.
Может быть, Вы найдете время поехать из Парижа в окрестности, чтоб написать что-либо на холсте красивое, — я бы с Вами. Дела мои едва-едва идут также; некто Леви123 пишет, что переслал мне переводы из Праги за картины, но я не получил их.
Вас искренне уважающий и любящий
Париж
8 июня 1935
ОР ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. 138. Л. 1. Подлинник
7 сентября 1935 г., Париж
Был рад получить от Вас письмо, рад, что все благополучно и что Вы все же немного писали с натуры.
А у меня дела и вещи лучше не говорить.
Жена Леши и Леша разводятся124, и я так жалею внука — что только происходит в жизни! Она нашла жениха!?? Пишет, чтобы дали развод, т. к. у нас нет средств — и вообще нет счастья… Леша не знает, где его сын, — мучается ужасно.
При тяжелых днях жизни — все больше и больше горя — куда деться от всего этого, что валится на голову, — я не имею сил, весь я уже [сгорел] — что делать, как работать? Как говорить, думать, чувствовать, что жизнь прекрасна, когда в душе неизлечимая, душевная забота, нужда, ерунда окружения, что делать, и не знаешь. Так отражаются на работе моей все эти истории, и притом мне так жаль их — жаль мне мальчика, я так люблю его.
Вот я Вам пишу ненужные слова моего горя — у Вас и своего довольно, простите меня за это. А в журналы просят меня написать артикл125 — что-нибудь повеселей, — и я пишу.
В делах покуда меня все обманули, и только Вы один отнеслись сердечно, и благодарю Вас за дружественное сердце Ваше.
Сейчас иду к адвокату — т. к. Леша, боюсь, наделает что-нибудь — он расстроен, и я уже раньше испытал его горячность.
Вас уважающий и любящий
Paris 1935 г.
7 сентября
Чудная погода — кругом красота, какое небо, а я ничего не пишу.
ОР ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. 140. Лл. 1-1 об. Автограф
8 декабря 1935 г. Париж Воскресенье
Прошу Вас, не сетуйте на меня — я не был дома в назначенное Вами время: я не был виновен, т. к. причина была не в моей воле. Модель оказалась больна, но не это причина, что я не мог быть дома. Я не мог предупредить Вас, было поздно.
Жизнь такова, что не знаешь и как, и что будет, и за что так, не знаю.
Поверьте мне, что я не мог бы быть так невежлив пред Вами, который имел ко мне столько добра и дружеского внимания.
Вас почитающий и любящий
8 декабря 1935 г.
Paris
OP ПТ. Ф. 97. Ед. хр. 141. Л. 1. Автограф
15 декабря 1935 г., Париж
Выставка на рю Рояль открылась. Конечно, это не выставка картин — там одни каталоги, в которые помещены картины, где я выставил много своих картин.
Также сделал 2 панно, рекламу, — зиму — наскоро. Анна Яковлевна126 все больше не выходит. Все дальше и дальше убежден — все то, что я должен делать, — т. е. писать с натуры, что я больше всего люблю. В этом и есть все сущее горе. Все это еще хорошо переносить в молодости, но по старости лет, сознаюсь, не думал, не предполагал — [не дома жить, но еще в нужде-то?].
Очень грустно, что Вы меня покинули, — посылаю билет и афишку выставки, хотя там вход свободный.
Увидел я при устройстве этой небольшой выставки одну странную особенность, которая была и там, у нас, далеко в России127.
Желаю Вам здоровья и бодрости и не забывать живописи. А модель та, которую я128, неизлечимо больна — я получил от нее письмо, которое покажу Вам при свидании.
Вас любящий и почитающий
Воскресенье 15 декабря 1935 г.
Paris
OP ПТ. Ф. 97. Ед. хр. 139. Лл. 1-1 об. Автограф
28 декабря 1935 г., Париж
После всех мытарств с устройством выставки на rue Royale, что, конечно, принесло только одни огорчения, что я и предполагал, хотя и верил все же. Я — в бесконечных хлопотах и разъездах, в уговорах дать на эту выставку произведения, от многих
получил отказ. Эти люди были благоразумнее меня и отказались, а мне принесло это большое огорчение, материальную затрату и хворь, так как я лежу и болею. Хотел видеть Вас и рассказать подробно все те козни, которые я получаю незаслуженно от окружающего. Но Вы ни разу не зашли ко мне, вероятно оттого, что Вы очень заняты. Натурщицу, которую я пригласил, чтоб заняться живописью, выбрать время, чтоб уйти в живописи, хотя ненадолго, от окружающего кошмара, встретил очень печальную картину, оказалось, что дама эта, очень хорошая, сильно больна, и при мне с ней был припадок, в тот день, когда расстался с Вами в последний раз, и уговорился на среду. Анна Яковлевна129 заболела, а я и сейчас не выхожу.
Посылаю Вам книгу «Ренуар» на русском языке, там есть в этом переводе места, касающиеся самой сути живописи, анализы и теоретические подходы, которые Вам будут интересны.
Ваше последнее письмо, как всегда с намерением сделать для меня доброе, то естью Вашем приятеле, который хотел приобрести две мои картинки, конечно, не могло меня не обрадовать в моей тяжкой жизни, но может это и не выйти, то все же я хотел бы благодарить Вас за всегда ко мне доброе внимание и хотел бы увидеть Вас, так как трудно написать все то, чтобы дало оживление понурой жизни в свете и радость, именно заняться искусством живописи, на что приглашаю Вас, имея другую концепцию, как это сделать
Вас искренне уважающий и благодарный
Paris
Avenue Porte du Pont
du Jour[1]
OP ПТ. Ф. 97. Ед. хр. 143. Лл. 1-2. Подлинник
28 января 1936 г., Париж
Давно Вас не видел. Как Ваше здоровье? Хотел бы Вас видеть не по делу, а просто так поговорить о живописи, т. к. все собираюсь писать что-либо новое с натуры. Черкните мне о своем здоровье, т. к. я беспокоюсь, уходя последний раз, вы сказали, что Вы простудились.
Третий день я стал выходить после кашля и гриппа.
Очень бы надо было поехать на один месяц на юг — но это никогда не возможно.
Вас почитающий и любящий
ОР ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. 144. Л. 1. Автограф
25 июня 1936 г., Париж
Если Вы можете, то приходите ко мне сегодня до 3-х дня или завтра до часу. Хочу начать работу картины большого размера — так много время уходит на всякую трудность жизни, отнимает от работы, а я раньше всегда уже с утра был в живописи, а теперь странно все должен думать: «день — ночь, завтра, на днях». И получается ерунда — я и сделан для того, чтобы работать, в чем только и видел жизнь.
ОР ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. 145. Лл. 1-1 об. Автограф
10 августа 1936 г., Париж
Буду дома в ½ 5-го. Пошел в редакиию.
(Далее запись рукой Дорожинского.)
Нередкий случай — на сегодня условились, что я приду до 1-го дня. Пришел и застал эту записку на дверях. Вернулся в 4½, предварительно узнав около 2-х, что КАК.130 в редакции, и нашел ту же записку… Пошел посидеть в садике в ожидании; вскоре пришла А.Я.131, с которой побеседовали до 8-и вечера; сидели в садике, Тобик смирно устроился тут же, а маленький Леша132 резвился по всем дворам с приятелями (ему 8 лет); в 8 пришел А.К.К.133 и сказал, ^то не видел отца и не знает, где он… Немного побеседовал с А.К. и затем пошел домой.
10 августа 1936 г.
Париж
ОР ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. 146. Лл. 1-2. Автограф
12 августа 1936 г., Париж
Сожалею я, очень, что Вы не застали меня, — всегда я до 1-го [часу] дня дома, но Вам, должно быть, это время неудобно, и если бы черкнули мне записку, то я бы ждал Вас.
Если Вы еще надумаете, то прошу, дайте мне знать, когда могу Вас увидеть, мне необходимо поговорить с Вами о живописи. О Сезанне и красоте.
У меня дело что-то не очень идет, и живопись, которую я хочу, требует только время и труд.
Вас почитающий
ОР ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. 147. Л. 1. Автограф
7 сентября 1936 г., Париж
Перед Вашим отъездом из Парижа134 у меня начались неприятности: жена моего сына Алексея сообщила ему, что она уезжает за границу и увозит маленького Лешу, т. е. моего внука.
Началось Бог знает что, я и Алексей ходили по адвокатам — сын был не в себе — он, отец, отвечает за него, т. к. внук — французский гражданин. Отец подал всюду заявление о запрещении его увоза за границу — ответ еще не известен. Я так замучился со всем этим делом — кошмаром — оно отнимало время, работу, средства, здоровье, покой. Работать я был не в состоянии. Сердце болело, с утра начинались беспокойства, истории. Этот кошмар продолжался до вчерашнего дня. Только вчера она прислала мальчика.
А были в августе и сентябре такие красивые дни — и я купил английские краски […] и так мне хотелось писать. Я вырывался из горя — писал немного с натуры.
Какое унижение — как это все тяжело — стыдно и […] и зачем все это так?
Как страшно жить в непонимании. Какая же может быть ценность жизни, когда нет ценности возвышенной, когда нет у нее основ любви, дружбы, творчества, […], чести, что же тогда?
Адрес мой, по которому мне больше пишут, — это: 182 ВА — Murât cetrée 102. Paris.
Не пишите, что Вас влекло ко мне сердце, а не голова, т. к. Вы забыли адрес, — это хорошо. Так как я Вам сознаюсь, что я не знаю, что на уме или на сердце? Теперь кругом так умно, что хочется немножко души и сердечности. Да и как-то мало его в наше время, а вот в картинах Сезанна чего больше — головы или сердца? Буду рад Вас видеть — когда Вы приедете?
Одни картины написаны среди ужаса и тревоги — неплохо. Это улицы у [P.S. Clent] при солнце.
Много бы я писал, если бы моя жизнь не была так растерзана. Желаю Вам всего доброго.
Уважающий Вас
Paris
7 сентября 1936 г.
ОР ГТГ. Ф.97. Ед. хр. 148. Лл. 1-1 об. Автограф
16 декабря 1936 г., Париж
Получил Ваше приветствие моей старости135. Ваше письмо и Ваше доброе ко мне внимание принесли мне радостное чувство братства. Вы уехали, не оставили мне адреса, и в душе моей — больше стало одиночества. Меня больше никто не кормит устрицами и не спорит со мной о Сезанне, и мне некого больше обижать. Ведь такого не найдешь больше человека, который бы кротко выслушивал мою ерунду.
Куда Вы девались? Я — враг Вашего уныния. Вы были светлый друг мой среди большого сумасшедшего дома, в котором я живу. Письмо посылаю на адрес Вашей квартиры в Париже.
Всегда уважающий Вас и преданный Вам
Привет Вашей семье.
ОР ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. 149. Л. 1. Подлинник
9 мая 1937 г., Париж
Получил Ваше письмо и был очень рад ему. Я после болезни начал выходить, пропустил весну, не работал с натуры, да если бы и здоров был, нельзя было работать — сплошной холод и дождь.
Письмо Ваше было печально в том, что Вы говорите, что Вы занимаетесь трудом, к которому Вы приспособлены не были, и, по-моему, это мучительно, хотя, может быть, и здорово. А к чему Вы имеете призвание и что любите живопись [ю] заниматься, не можете из-за отсутствия денег. К сожалению, такая ерунда бывает часто, и здесь это чаще, чем у нас в России было.
Так как я был преподавателем 23 года136, то половина учеников не имела никаких средств, и некоторые были пятидесятилетнего возраста, так как поздно начинали учиться живописи, и преуспевали [лучше], чем 15-тилетние. Такого возраста был выдающийся Денисов137, жанрист Орлов138, Верхотуров139. Но странно, что они находили в России в скором времени, по поступлении в Академию, добрых людей, которые давали им на жизнь и учение. Но это была Россия. Здесь-то потруднее. Здесь и прекрасные художники путешествуют к праотцам с голоду, о которых после весьма жалеют и наживают большие деньги на непризнанных их произведениях, — Милле140, Сизлэ141 и композитор Визе142. И недавно мне рассказывали, забыл я имя художника, после смерти купили, кажется, […] за гроши, а продали за сотни тысяч. Черт на земле — это есть непонимание, что же с этим поделаешь! Маленькая странность: вот я в промежутках живописи, так как не охотник [до] праздности, пишу рассказы — это ведь искусство, литература. Пишу наитием, будто для каких-то несуществующих друзей. Пишу от любви к людям, не идейно, не поучая никого, а как художник. Так, за все десятилетия этого труда я не встретил ни одного печатного отзыва. Ни похвалы, ни брани. Немножко странно. А один мне прямо сказал, что Ваши писания — это просто так наитие, так всякий может, а это был писатель. Знаете, я был очень этому рад и сказал ему, что Вы правы, и узнал от него же, что он все читает, что я пишу, и я должен был сознаться, что прочел его один рассказ и не стал читать больше, так как это была скучная, условная литературщина. Недавно видел написанную Сегонзаком143 картину — цветы, замечательно, верный рисунок цветов грубо раскрашен верным тоном краски. А краска цветов верна в контрастах, и это делает все. Желаю Вам доброго здоровья, а Леша144 и Анна Яковлевна145 Вам кланяются. Мой привет семье Вашей.
Любящий и уважающий Вас
Paris
OP ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. 150. Лл. 1-2 об. Подлинник
6 октября 1937 г., Париж
Долгое время не имел от Вас ответа на мое письмо. Думаю, что вот, вот Вы приедете на выставку в Париже. Вы и раньше мне говорили, что благодаря отсутствию средств [не можете] заниматься живописью, которую Вы любите, вынуждены жизнью заниматься трудом на земле. Меня несколько это удивляло, так как это Вам раньше не приходилось делать, и притом Вам это было и не по душе. Ваше письмо мне говорит о деловом предложении, т. е. о снятии мастерской, в которой Вы предлагали мне давать уроки живописи. В этой же мастерской хотели Вы и жить, и также заниматься живописью. В смысле материальном надо предвидеть худшее, т. е. что <у> русских, желающих заниматься живописью, которых будет много, вряд ли есть средства для оплаты уроков. Может быть, будут и иностранцы. В вопросе такого рода нужно переговорить с Вами лично, на какую сумму можно Вам рисковать. По-моему, вообще рисковать нельзя. Такого рода начинания должны быть вполне обдуманны, так как я противник того, чтобы Вы зря затратили Ваши средства.
Все это зависит от характера [и] энергии. А еще есть обязательства — именно — оплата мастерской, которую можно найти за 6 тысяч в год, но плюс государственные налоги. Преподаватель могу быть не только я, но и французский художник — maître146.
Если Вы решите в себе начать это дело и приедете в Париж, то в переговорах со мной, я думаю, Вы выясните все подробности, и Вам тогда будет ясно на месте — возможность осуществить открытие мастерской для преподавания живописи.
Если поедете, захватите Ваши этюды, которые Вы написали с натуры.
Я хорошо понимаю Вашу неуверенность в трудном деле искусства живописи, но видел много меньше Вас одаренных людей в своей долгой жизни, которые преуспевали.
Рад буду Вас видеть после долгого Вашего отсутствия.
Всегда Вас любящий
P.S. Прошу передать мой сердечный привет семье Вашей.
ОР ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. 151. Лл. 1-2. Подлинник
Давно Вас не видел. Здоровы ли Вы или огорчились? Я тоже огорчаюсь. И меня огорчают — но никогда не Вы. Опять я получил письмо о желании брать у меня уроки живописи.
Последний раз, когда Вы были у меня, говорили, что не выходят материальные дела. Ну и черт с ними. Но что потому хотите делать — это огорчительно. Я думал, что Вы будете заниматься живописью в свободное время.
Я огорчен и все думаю, отчего не идет Станислав Фадеевич. Не по поступкам поступаете, дорогой. Желаю Вам здоровья, и хотел бы Вас видеть.
Глубоко Вас уважающий
Paris
OP ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. 153. Лл. 1-2. Автограф
10 января 1938 г., Париж
Поздравляю Вас с Новым Годом, желаю Вам всякого благополучия.
Оказалось, то, что я написал по литературе свои рассказы, которые были напечатаны, составляют 176 рассказов, по размеру страницы. Они не представляют собой одну книгу, как я думал, не рассчитав, а оказывается, они составляют 5 книг, каждая около 300 страниц.
Мне предлагают издавать, но я побаиваюсь, что меня обманут и по выпуске издания трудно будет получить свою часть. Тем более, что сам я заниматься этим не могу и не умею. Ведь издание 5 книг по 1000 экземпляров составляют расход в 40 тысяч. Как странно: издается так много книг, а я издать не могу. А есть на свете черт, который называется — непонимание. Русское наше общество живет в кармане у этого черта. Такой закон, или, вернее, норов общественности. Мне всегда казалось и в России, что, несмотря на любовь к театру, у нас не любили искусства, а увлекались всегда тенденциозностью. Странно, что в богатейшей России великий Мусоргский был никому не нужен и продал «Хованщину» за 25 руб. Тертию Филлипову147. А гениальный Врубель отдавал дивные рисунки в Киеве за плохой завтрак в ресторане. И то хорошо. Хозяин ресторана был еврей. А в русском ресторане хозяин долго смотрел акварель его «Персидская сказка» и не дал позавтракать, найдя, что не стоит. После смерти Врубеля кто-то продал эту акварель Терещенко148 за 12 000 руб.149, а Бодлер не имел средств напечатать один стих, а Шуберт! Тоже была веселенькая жизнь.
Ну, будьте здоровы. Через два месяца наступит весна, будет радостно светить солнце, и милые люди будут видеть прекрасное небо.
Вас уважающий
Paris
OP ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. 154. Лл. 1-1 об. Подлинник
23 февраля 1938 г., Париж
Давно уже Вы уехали150. Я вспоминаю, что последний раз Вы меня не застали дома. Как поживаете. Наверное, у Вас чувствуется весна и хорошо в природе. Я не могу никуда поехать, в каждодневных заботах и в ненужной ерунде проходят короткие дни. Работаю, а то и нет. Вспоминается Россия — божественная русская весна. А знаете, мне кажется, что люди ни черта не ценят. Ни природы, ни красоты ее. И кажется мне, что я давно живу в какой-то кассе ссуд, где приносят в нужде шубу, часы, кольцо обручальное, и все как-то просто, деловито, и чувствуешь себя виноватым — не добытчиком. Единственный утешитель мой — Тобик. Недоволен, что Вы не приходите. Пирожных нет. Тобик приносит все 3 мячика на постель и ложится спать, чтобы было все в порядке, чтобы с утра играть в мячик. Все ему остальное, что я делаю, не нравится. Все суета сует. А вот что мячики — это дело.
А.Я.151, Леша152, Тобик Вам кланяются. Напишите строчку, как Вы здоровы. Кланяюсь Вашим домашним.
Ваш
Paris
OP ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. 155. Л. 1. Подлинник
25 моя 1938 г., Париж
По Вашем отъезде из Парижа я прихворнул. Весь май до сих пор стоит как осень. Холодище, дождь. Умер Шаляпин153, я очень огорчился. В России ведь он прожил со мной жизнь, и я вздумал написать 150 книжных страниц о моих встречах и жизни с ним. И теперь пишу книгу о нем. Надо будет перевод по-английски для Америки и несколько иллюстраций. У меня, кстати, есть фотографии многих мест, где проводили с ним время в деревне. Тут я пожалел, что Вы уехали, так как с Вами можно было эту книгу издать в 2000 экземплярах только, а может быть, потребовалось бы и больше. Мне предложили 7 тысяч франков за русский текст, но попросили и прав перевода — вот на это я не согласился, так как безобразно дешево. Подумайте, в Нью-Йорке 500 тысяч говорящих по-русски, а Голливуд — там все знают Шаляпина. А Англия! Думаю, что книжка разойдется. А на издание надо всего 15 тысяч франков. Мне кажется, что это похоже на дело. Как Вы поживаете? Когда думаете приехать? Желаю Вам здоровья и благополучия.
Вас уважающий и любящий
ОР ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. 156. Л. 1. Подлинник
8 сентября 1938 г., Париж
Получил от Вас письмо. Насчет ребер — это плохо. Даже совсем ни к чему такие аксиданты154. Конечно, в жизни бывают всякие горя.
Книжку о Шаляпине155я написал и, к сожалению, уже продал. Но книга, 35 охотничьих рассказов под названием «На охоте и на рыбной ловле», еще цела. Может иметь успех. Напечатать надо довольно крупным шрифтом, на совсем простой бумаге. У меня есть фотографии иллюстраций России, которыми можно снабдить книгу.
Сытин в России издавал небольшие книги156 — рассказы на простой, дешевой бумаге и в оборот пускал очень дешево и получал большие деньги.
Если ее выпустить дешево и отборные рассказы, то такую книжку купят 50 % эмиграции. А может пойти в Россию. Я так думаю. У меня есть предложения, но я боюсь, что меня надуют. Мне ведь некогда заниматься этим.
А открытки в 3-х красках могли бы пойти тоже. Но мне некогда заниматься. Я совершенно не могу этим заниматься. Я могу писать картины от 12 до 25 figure157 по 500 франков. И они все продались, которые я писал не меньше 2000 франков, тем же Леви158 и Вюртом159. И теперь они просили сделать мою выставку в Англии и Италии, но у меня нет картин. Я могу делать свободно 10 картин в месяц и 10 миниатюр. Но я не люблю, ненавижу продавать картины сам. Это меня угнетает, и делать этого совершенно не умею и терпеть не могу, что делали всегда другие. Но я боюсь обманщиков. У меня пропадали картины. Не в состоянии же я судиться. Тогда я плюю — сижу дома, и иногда ко мне приходят и покупают картины, если застанут. Какое же это дело. Я же никакой коммерсант.
В этом-то вся ерунда и есть. Сегодня я получил приглашение участия в Салон d’Automne160 и много получаю приглашений, но я не имею ни сил, ни желаний даже пойти приобрести раму — вот какой я делец. Поверьте, что мне неприятно даже слушать, когда меня хвалят. Я чувствую во рту какие-то кислые слюни. Если я могу говорить о делах-то только в своей области, так как видел, что делали со мной и кругом меня. Знаю, что Леви, торгующий картинами, после месяца или двух, по действии выставок, приезжает в Париж, и всегда с большими деньгами. Желаю Вам здоровья и благополучия, кланяюсь Вашей семье.
Всегда Вас Уважающий и любящий
ОР ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. 157. Л. 1. Подлинник
[20 ноября 1938 г.], Париж
У него был 2½ года туберкулез — он очень слабый человек и больной — нервно161.
Эту записку написал мне (глухому) К.А.К.162как объяснение резкого способа разговора его сына Алексея К. К.
приблизительно 5½ пополудни
20 ноября 1938 года.
ОР ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. 158. Л. 1. Автографы К. А. Коровина и С. Ф. Дорожинского
22 декабря 1938 г., Париж
У нас в России была поговорка: с глаз долой — из сердца вон. Даже не знаю, в Париже Вы или нет. Может быть, Вы от французской зимы уехали в Ниццу, как предполагали. Черкните слово — здоровы ли Вы?
Вас искренно уважающий
Тобик вспоминает Вас. Все мы кланяемся и желаем благополучия.
ОР ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. 159. Л. 1. Подлинник
С. Ф. Дорожинский — К.А Коровину164 править
5 декабря 1934 г., [Париж]
Я предлагаю Вам написать для меня Ваши мемуары, так сказать, Вашу жизнь, в угодной Вам форме, причем Вы, конечно, изложите Ваши встречи с известными художниками, артистами, Ваши театральные деятельности и коснетесь, как художник, живописи.
Мемуары эти должны составить шесть тысяч печатных строк в размере строк таких же, как Вы печатаете в газете «Возрождение».
Я Вам предлагаю за каждую строку семьдесят пять сантимов, считая и неполные строки, так сказать, в разговорной форме. Исполненная Вами эта работа составит мою полную собственность и не может нигде быть напечатана, на что Вы даете право только мне или тем, кого я найду нужным для ее издания.
Этот труд Ваш прошу исполнить за четыре месяца, с 7 сего декабря 1934 года, если обстоятельства Вам не помешают.
Оплата за него будет производиться мной каждый раз по получении от Вас рукописи и также напечатанной на машинке в двух экземплярах в количестве каждый раз трехсот строк, оплачиваемых 325-ю франками. На мой счет также относится оплата машинистки по 12 франков за 300 строк, а также и бумага.
Ваши рукописи по этому труду Вы предоставляете в мою собственность.
5 декабря 1934 г.
ОР ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. 132. Л. 1. Фотокопия с копии
8 декабря 1935 г., Париж
Получил только что Ваше письмо, очень жалею, что не будет Вас. По письму Вашему я вижу, что Вы или не получили моего пневматина166, посланного Вам 4 декабря, или же я плохо написал и Вы не поняли… Я, разумеется, нисколько не сетую на Вас, да и имею ли хоть малейшее право сетовать на Вас, которому я обязан столькими радостными и светлыми воспоминаниями о мире искусства! Но дело в том, что я запустил свои работы и вдобавок обменялся некоторыми числами и часами на декабрь, чтобы воспользоваться Вашим добрым приглашением — писать с Вами с натуры. Это мне опять так радостно думать об этом и готовиться… Но когда Ваша супруга мне детально объяснила, как весь декабрь будет занят […] М-м Кловер167, я ясно понял, что теперь Вам не до писания с натуры, и, т. к. это стало бесполезным, решил не запускать своей работы168, и теперь я усиленно занимаюсь, в надежде быть свободным позже. Вот и все, и, как видите, очень просто! Ничего, кроме глубокой благодарности Вам, у меня нет и, надеюсь еще быть Вам полезным в жизни…
ОР ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. 142. Лл. 1-1 об. Автограф
Н. Н. Куров169 — С. Ф. Дорожинскому править
18 сентября 1939 г., Париж
Дорогой господин Дорожинский170
С сожалением сообщаю Вам о смерти метра Коровина от паралича.
Примите мои соболезнования
ОР ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. 160. Л. 1. Автограф (фр.).
ПРИМЕЧАНИЯ править
1 Толстой Дмитрий Иванович (1860—1940) — граф, директор Эрмитажа (1909—1918), в 1915 г. — товарищ управляющего Русским музеем Александра III.
2 Собинов Леонид Витальевич (1872—1934) — выдающийся певец (лирический тенор), артист Большого театра.
3 Кузнецов Василий Сергеевич (1878—1929) — архитектор, выпускник Московского училища живописи, ваяния и зодчества (МУЖВЗ) и Императорской Академии художеств, Санкт-Петербург (ИАХ). Друг Коровина, частый персонаж его рассказов и воспоминаний.
4 Далее в тексте — рисунок и под ним надпись: «Где тьма ма!!!»
5 Нерадовский Петр Иванович (1875—1962) — живописец, известный деятель науки и культуры, в 1915 г. хранитель художественного отдела Русского музея.
6 Во время Первой мировой войны (1914—1918) Коровин был несколько раз командирован в действующую армию для обеспечения маскировки на боевых позициях, за что был отмечен приказом командующего 11-й армией генерала от кавалерии В. В. Сахарова от 14 октября 1916 г. (Российский государственный исторический архив; в дальнейшем — РГИА. Ф. 497. Оп. 5. Ед. хр. 1496. Лл. 104—105). Но перенесенные испытания — болезнь сына и связанные с этим переживания подорвали здоровье художника, и в ноябре 1915 г., получив отпуск, он уезжает с семьей в Крым, где проводит почти два года.
7 Челноков — художник-реставратор, сотрудник Русского музея.
8 Грабарь Игорь Эммануилович (1871—1960) — живописец, художник-реставратор, историк и теоретик искусства.
9 Бенуа Александр Николаевич (1870—1960) — живописец, график, художественный критик, известный мемуарист.
10 Жуковский Станислав Юлианович (1875—1944) — пейзажист, писал интерьеры и натюрморты.
11 Леня — выезд в Крым, вместе с семьей Коровиных, был разрешен и Алексею Ивановичу Кабанову, их старому другу и домочадцу. Коровины звали его Леней. Возможно, потому, чтобы не путать его с сыном Коровиных Алексеем, юношей примерно того же возраста. Предположительно, это письмо было написано под его диктовку.
12 Имеется в виду герой сказки Э.-Т.-А. Гофмана «Крошка Цахес по прозвищу Циноббер».
13 Имеется в виду немецкий линейный крейсер «Гебен», принимавший участие в сражениях на Черном море в период Первой мировой войны.
14 Каплун И. М., коллекционер.
15 Знаком «*» Коровин отметил неоконченные картины.
16 Миша — возможно, имеется в виду Яковлев Михаил Николаевич (1880—1942) — живописец, график, художник-декоратор, помощник Коровина по постановочной работе в Большом театре.
17 Гиннет Вальтер Густавович — «…отличный рисовальный художник, мой приятель…» (из письма К. А. Коровина к. Ф.И. Шаляпину от 17 июня 1918 г. // Константин Коровин. Жизнь и творчество, письма, документы, воспоминания. М., 1963).
18 Богданов-Вельский Николай Петрович (1850—1945) — живописец, график. В 1919 г. сосед Коровина по Островну.
Можно предположить, что речь идет об учениках Островенской начальной школы, часто позировавших художнику. Также можно предположить, что имеется в виду кто-то из учащихся Государственных художественных мастерских, созданных в 1918—1919 гг. на базе творческой колонии, размещавшейся с 1900-х годов на даче художника В. К. Бялыницкого-Бирули «Чайка» и в близлежащих усадьбах на берегу озера Удомля.
19 Дьячков Василий Васильевич (? −1920) — театральный художник, ближайший помощник Коровина.
20 Исаев Леонид Львович (1883—1941) — заведующий постановочной частью Большого театра в 1917—1941 гг.
21 Малиновская Елена Константиновна (1875—1942) — театральный деятель, в 1918—1919 гг. — управляющий московскими государственными театрами, директор Большого театра (1920—1924, 1930—1941).
22 См. прим. 11.
23 Соколов Николай Афанасьевич — коллекционер, писатель; под псевдонимом Diabolo публиковался в периодической печати.
24 Вандик — пигмент темно-коричневого цвета, используется для изготовления красок.
25 В 1897 г. Коровин купил у С. И. Мамонтова землю недалеко от Переславля-Залесского (ст. Итларь) и построил там дом — знаменитое Охотино.
26 Коровин Алексей Константинович (1897—1950) — художник, сын К. А. Коровина, его ученик. В 18 лет получил серьезную травму ноги (оступился и упал с подножки трамвая). Подробно о его судьбе см. во вступительной статье к настоящему изданию, а также в публикации писем Коровина С. Ф. Дорожинскому.
27 Барановская Анна Станиславовна — друг семьи Коровиных.
28 Здесь и далее в квадратных скобках отмечены пропуски в тексте, связанные с невозможностью его прочтения, а также указаны слова, предположительно расшифрованные составителями.
29 Леви(е) — Возможно, имеется в виду Борис Леви.
30 Бриллиантова Варвара Николаевна (I860-?) — служащая Большого театра (1898—1928). С 1919 г. — заведующая женской костюмной мастерской и гардеробом. Сведения предоставлены артисткой хора Большого театра И. Н. Парфеновой.
31 «Лионский кредит» (Credit Lyonnais) — коммерческий банк Франции. Основан в 1863 г. в Лионе. В начале своей деятельности функционировал главным образом как депозитный банк. Имел отделения в России. В этом же банке Коровин арендовал на свое имя сейф для бывшего директора Императорских театров В. А. Теляковского, в котором хранились рукописи последнего.
32 См. прим. 11.
33 Вяземские — родственники родителей Коровина, персонажи его детских воспоминаний. Вяземский Всеволод Николаевич и его жена Варвара выполняли поручения Коровина, связанные с недвижимостью Коровиных — квартира в Москве (Мясницкая, 48, кв. 10) и имение Охотино.
34 Лицо не установлено.
35 Суворов Петр Иванович — живописец, коллекционер.
36 Дороги (фр.).
37 Моравов Александр Викторович (1878—1951) — портретист, жанрист, в 1919 г. преподавал в художественных учреждениях Тверской губернии.
38 Владельцами усадьбы Верхнее Островно, где поселился Коровин, была семья Ушаковых: Николай Владимирович Ушаков и его сестры — Софья и Варвара. Семьи Коровиных и Ушаковых находились в приятельских отношениях. «Старинный деревянный дом… терраса в сторону озера, заросший старый парк, много сирени. Судьба Островно сложилась печально. В революцию сестры Ушаковы умерли, Николай Владимирович остался один. Он переселился в маленькую избушку, стоявшую через дорогу от дома, был почтмейстером, вскоре лишился этого места и тоже умер. Дом обветшал и был разобран в конце 20-х гг.» (Моравов А. А. Озеро Удомля // Удомельская старина. Краеведческий альманах. 2002. № 8).
39 Коровина (урожд. Фидлер) Анна Яковлевна (1873—1947) — жена Коровина, в молодые годы хористка в частной опере своего отца Я. Фидлера; затем артистка Частной оперы СИ. Мамонтова.
40 См. прим. 27.
41 См. прим. 31.
42 Возможно, имеется в виду отец Черкеса Даниила Яковлевича (1899—1971) — живописца, графика и коллекционера, одного из первых художников-мультипликаторов.
43 См. прим. 3.
44 Лицо не установлено.
45 См. прим. 26.
46 Врубель Михаил Александрович (1856—1910) — великий русский живописец и график, мастер декоративной скульптуры, друг К. А. Коровина.
47 Вероятно, имеется в виду Штеренберг Давид Петрович (1881—1948) — живописец. В 1918 г. состоял правительственным комиссаром по делам искусств в Петрограде. Позднее — заведующий Отделом изобразительного искусства Народного комиссариата по просвещению (ИЗО Наркомпроса) в Москве, где служил и И. К. Крайтор, а не живописец Штемберг Виктор Карлович (1863-?).
48 Крайтор Анна Кондратьевна (1902—1967) — сестра И. К. Крайтора.
49 Луначарский Анатолий Васильевич (1875—1933) — советский государственный деятель, публицист и драматург, в 1917—1929 гг. — нарком просвещения РСФСР.
50 См. прим. 33.
51 См. прим. 38.
52 См. прим. 23.
53 Возможно, имеется в виду Заходер Борис Николаевичу служащий в конторе государственных театров.
54 См. прим. 27.
55 Лицо не установлено.
56 См. прим. 26.
57 Лицо не установлено (см. прим. 44).
58 См. прим. 3.
59 Ольга Алекс. — имеется в виду жена B.C. Кузнецова Ольга Александровна.
60 См. прим. 39.
61 Возможно, речь идет о планах организации выставки К. А. Коровина при содействии Всероссийской коллегии по делам музеев и охраны памятников искусства и старины Наркомпроса РСФСР, где работал И. К. Крайтор. Выставка была устроена по поручению Художественного отдела Главполитпросвета (Главного политико-просветительского комитета Наркомпроса РСФСР).
62 Рождественский Василий Васильевич (1884—1963) — живописец, педагог. В 1919 г. — «главный мастер», профессор ГСХМ (бывш. МУЖВЗ), сосед Коровина по Островну.
63 См. прим. 38.
64 См. прим. 53.
65 Шаляпин Федор Иванович (1873—1938) — великий русский певец, друг К. А. Коровина.
66 Торнаги Иола Игнатьевна (1873—1965) — первая жена Ф. И. Шаляпина.
67 Ерина Федоровна — Ирина Федоровна Шаляпина (1900—1978) — дочь певца.
68 Архипов Абрам Ефимович (1862—1930) — живописец, педагог, в 1919 г. преподавал во 2-м ГСХМ, сосед Коровина по Островну.
69 См. прим. 33.
70 См. прим. 39.
71 См. прим. 38.
72 Лицо не установлено.
73 См. прим. 18.
74 См. прим. 11.
75 Возможно, название фирмы, выпускающей товары для художников.
76 См. прим. 18.
77 Серафим Иванович — племянник Анны Яковлевны, жены К. А. Коровина.
78 См. прим. 37.
79 См. прим. 62.
80 См. прим. 3.
81 Кабанов Алексей Иванович — давний знакомый семьи Коровиных, в 50-х годах написал воспоминания о С. А. Коровине (ОР ГТГ. Ф. 97. Ед. хр. ПО, 111); см. также прим. 11.
82 Лицо не установлено (Леве, см. прим. 29).
83 См. прим. 38.
84 Лицо не установлено (Леве, см. прим. 29).
85 См. прим. 27.
86 См. прим. 35.
87 Имеется в виду банк «Лионский кредит».
88 Котлован — село Вышневолоцкого уезда.
89 См. прим. 27.
90 Лицо не установлено (возможно, Борис Вышеславцев или Боря Леве).
91 См. прим. 39.
92 См. прим. 26.
93 Голоушев Сергей Сергеевич (Сергей Глаголь) (1855—1920) — журналист, художественный и театральный критик.
94 Издание не состоялось. Вероятно, одна из причин — смерть в том же году С. С. Голоушева. В 1921 г. к персональной выставке художника вышла брошюра под редакцией И. К. Крайтора, где был помещен перечень работ Коровина, представленных на выставке, и очерк И. Хвойника «Константин Коровин. Профиль» (М., 1921).
95 См. прим. 18.
96 См. прим. 68.
97 Лицо не установлено (возможно, Леве, см. прим. 29).
98 См. прим. 38.
99 См. прим. 23.
100 Вышеславцев Борис Петрович (1877—1954) — выдающийся русский философ, с 1922 г. — в эмиграции; в 1920 г. — сосед Коровина по Островну. Автор воспоминаний о художнике (см.: Вышеславцев Б. П. Мои дни с Коровиным // Новый Журнал. 1955. Кн. 40. С. 153—167).
101 См. прим. 27.
102 См. прим. 39.
103 См. прим. 26.
104 Возможно, имеется в виду известный московский терапевт Щуровский Владимир Андреевич.
105 Возможно, имеется в виду Коровина Ирина Николаевна (? −1929) — вдова С. А. Коровина.
106 Имеется в виду Петр Иванович Нерадовский (см. прим. 5).
107 Имеется в виду банк «Лионский кредит».
108 См. прим. 39.
109 Вышеславцева Наталья Николаевна — жена Б. П. Вышеславцева.
110 См. прим. 100.
111 См. прим. 26.
112 См. прим. 105.
113 Имеется в виду жена В. Н. Вяземского (см. прим. 33).
114 Дата в письме проставлена Дорожинским.
115 Леви Василий Филиппович (1878—1953) — юрист и художник. Долгое время жил в Терриоках, входил в близкое окружение И. Е. Репина. Занимался посредничеством при продаже картин и устройством выставок.
116 Записка карандашом, по-видимому, оставлена Коровиным для Дорожинского в двери.
117 Здесь и далее отчество Дорожинского, как правило, пишется с одной буквой «д».
118 Так в тексте.
119 Письмо С. Ф. Дорожинского см. на с. 791.
120 Здесь и далее следуют расписки Коровина в получении денег за работу.
121 Прим. С. Ф. Дорожинского.
122 Тобик — любимый фокстерьер Коровина.
123 См. прим. 115.
124 Факт женитьбы и развода А. К. Коровина установить не удалось.
125 Статья (фр. article)'.
126 См. прим. 39.
127 К. А. Коровин не раскрывает в письме, что он имел в виду.
128 Так в тексте.
129 См. прим. 39.
130 К.А.К — Константин Алексеевич Коровин.
131 А.Я. — Анна Яковлевна, жена К. А. Коровина.
132 Маленький Леша — внук К. А. Коровина.
133 А.К.К — Алексей Константинович Коровин.
134 Это лето С. Ф. Дорожинский жил на своей ферме на юго-западе Франции (департамент Верхние Пиренеи).
135 5 декабря 1936 г. К. А. Коровину исполнилось 75 лет.
136 С середины 1880-х гг. по 1890 г. К. А. Коровин возглавлял живописную мастерскую Строгановского училища. В 1901—1918 гг. преподавал в МУЖВЗ в портретно-жанровой мастерской (до 1909 г. вместе с В. А. Серовым), в 1918—1919 гг. — во 2-х ГСХМ (бывш. МУЖВЗ).
137 Денисов Василий Иванович (1862—1922) — живописец, график, художник театра; в 1897—1898 гг. учился в частной мастерской К. А. Коровина.
138 Орлов Пимен Никитич (1812—1865) — живописец, ученик К. П. Брюллова.
139 Верхотуров (Кондаков) Николай Иванович (1863—1944) — живописец, ученик И. Е. Репина.
140 Милле, Жан Франсуа (1814—1875) — французский живописец, график. Жил с семьей в Барбизоне, очень бедствовал. Известность пришла к нему в конце жизни.
141 Сислей (Сизлэ), Альфред (1839—1899) — французский живописец, картины которого обрели признание только после его смерти.
142 Визе, Жорж (1838—1875) — французский композитор, неудача первого представления оперы «Кармен» 3 марта 1875 г. так подействовала на него, что спустя ровно три месяца Бизе скончался.
143 Сегонзак, Андре Дюнуайе де (1884—1974) — французский живописец и график.
144 См. прим. 26.
145 См. прим. 39.
146 Мэтр (фр.). Здесь: учитель, мастер.
147 Описка. Филиппов Тертий Иванович (1825—1899) — государственный и общественный деятель; принимал активное участие в издании журналов «Москвитянин» и «Русская беседа». Автор «филипповского» сборника русских народных песен. Душеприказчик М. П. Мусоргского. Инициатор посмертного издания его произведений.
148 Имеется в виду Терещенко Михаил Иванович (1886—1956) — крупный общественный деятель, коллекционер, продолжатель дела известнейшего собирателя И. Н. Терещенко (1854—1903), владельца выдающегося собрания картин.
149 В своих воспоминаниях о Врубеле Коровин несколько иначе описывает эту историю, цитируя рассказ самого Врубеля. «…В Киеве я недавно зашел в маленький ресторан, спросил обед, но знал, что денег у меня нет. Вы понимаете, скандал. „Вот возьмите мою акварель“ (которая была при мне в свертке). Они не стали смотреть и требовали денег. Но дочь хозяина посмотрела и сказала: „Это стоит все же рубля. Хотя ничего нельзя понять, но красиво“… Ну вот, свою акварель „Восточная сказка“ (Коровин в письме называет ее „Персидской сказкой“. — Сост.) я принес просто закладчику в Киеве, он мне дал 10 рублей без рамки. 10 рублей — это ведь тысячи, если мне дал просто закладчик. Значит, он понял, потому что 10 рублей он только даст или за самовар, или за шубу» (Константин Коровин вспоминает… М., 1990. С. 118).
150 С. Ф. Дорожинский в это время все чаще проживал на ферме Барт де Неста на юге-западе Франции.
151 См. прим. 130.
152 См. прим. 26.
153 Ф. И. Шаляпин скончался 12 апреля 1938 г. в Париже.
154 Аксидант (фр. incident) — происшествие.
155 См.: Коровин К. Шаляпин. Встречи и совместная жизнь. Париж, 1939.
156 Сытин Иван Дмитриевич (1851—1934) — книгоиздатель, книготорговец. Издавал газету «Русское Слово», журнал «Вокруг света»; принимал самое деятельное участие в публикации дешевых изящных книг с рисунками В. И. Сурикова, И. Е. Репина и других известных русских художников. Осуществленное им издание многотомной «Военной энциклопедии» и по сей день является лучшим российским справочником по данной теме.
157 Фигура, изображение (фр.).
158 См. прим. 115.
159 См. о нем записки А. К. Крайтор: «Французский коллекционер Юлий Вюрт специально приезжал в Россию за полотнами Коровина» (ОР ГТГ. Ф. 230).
160 Осенняя ежегодная художественная выставка в Париже. Проводится Обществом французских художников с 1903 г.
161 Слово «нервно» подчеркнуто четыре раза.
162 См. прим. 129.
163 Приписка С. Ф. Дорожинского.
164 Подлинники этого письма С. Ф. Дорожинского и ответа К. А. Коровина на 1965 г. находились у вдовы Дорожинского — С. Б. Дорожинской. Она цитирует их в письме к князю П. Ишееву от 13 января 1965 г. И далее: «По духовному завещанию моего мужа все, оставшееся после него, принадлежит мне, о чем я сделала соответствующее объявление о моих правах на издательство в газете „Русская Мысль“ № 1726, 26 августа 1961 г.» (ОР ГТГ. Ф. 216. Ед. хр. 47. Л. 55. Копия).
165 Выделены жирным шрифтом дополнения, сделанные С. Ф. Дорожинским в машинописном тексте договора.
166 Дорожинский имеет в виду пневматическую почту, переписка по которой пользовалась большой популярностью в Париже в 30-х годах прошлого века.
167 Лицо не установлено.
168 «Тем более, что я опять сижу на мели…» — прим. С. Ф. Дорожинского.
169 Возможно, имеется в виду Курлов Николай Николаевич — музыкальный критик, приятель Коровина в России и эмиграции.
170 В момент смерти Коровина С. Ф. Дорожинский находился на ферме Барт де Неста на юго-западе Франции.
- ↑ Днем (фр.).