«Аполлонъ», № 4, 1909
Евгеній Геркенъ. Лирическія стихотворенія. Казань. 1909, ц. 60 к.
Николай Катанскій. Созвѣздіе лиры. СПБ. 1910, ц. 75 к.
Викторъ Гофманъ. Искусъ. СПБ. 1910. Изд. т-ва Вольфъ, ц. 75 к.
Изъ Мюссе и Верлена. Перев. Зинаиды Ц., ц. 75 к.
Начнемъ съ младшаго; мы не имѣемъ удовольствія знать ни г. Геркена, ни г. Катанскаго такъ-же, какъ и г-жи Ц., но стоитъ просмотрѣть ихъ сборники, чтобы установить градацію ихъ возраста — поэтическаго. Стихи г. Геркена въ большинствѣ случаевъ — лепетъ, неловкій, дѣтстки-безпомощный, но не безъ намека на прелесть угловатыхъ движеній подростка. Стихъ невыдержанъ, цезуры и риѳмы часто хромаютъ, замѣтно вліяніе Бальмонта, нѣкоторыя строчки звучатъ смѣшно, напр.:
«Пью за счастіе любви,
За восторгъ мгновенья,
Пламенность огня въ крови,
Дерзновенность страсти и
Прелесть вдохновенья».
Но вдругъ, будто помимо воли автора, выходятъ хорошія и простыя строчки, своею простотою могущія заставить завидовать любого, болѣе совершеннаго, поэта. Напр.:
«Пусть — ядъ въ сосудѣ драгоцѣнномъ,
Устамъ твоимъ благословеннымъ
Съ безумной вѣрой пріобщусь!»
или:
«Но я одинъ… Лишь ты, тоска, со мной,
Опять со мной до новаго обмана».
И притомъ какой то добрый геній подсказываетъ молодому поэту ставить эти удачныя строчки именно въ концѣ стихотвореній, завершать ими пьесы. Можетъ быть, это — духъ прадѣда поэта, Евг. Абр. Баратынскаго, памяти котораго посвящена книга и родственная связь съ которымъ болѣе, чѣмъ само творчество, внушаетъ намъ надежду и, можетъ быть, нѣкоторое пристрастіе.
Г. Катанскій, вѣроятно, уже значительно старше г-на Геркена и хочетъ писать «настоящіе стихи», стихи, какъ у всѣхъ. Къ сожалѣнію, онъ достигаетъ этой цѣли, столь опрометчиво поставленной; онъ пишетъ гладкія, не беззвучныя строчки, гдѣ слышится то В. Брюсовъ, то Н. Гумилевъ, то (и чаще всего) С. Кречетовъ. Почти каждое слово влечетъ за собою неизбѣжный эпитетъ, готовыя клише такъ и пестрятъ, не сообразуясь нисколько съ умѣстностью, такъ что иногда получаются довольно странныя сочетанія:
«Къ нему бѣжали Іудеи…
Лились ихъ рѣчи, какъ потокъ.
Съ чела кудрей волнистыхъ змѣи
Сгонялъ душистый вѣтерокъ».
Въ книгѣ встрѣтимъ и Петронія, и Лазаря, и Роланда, и Индъ, и Тамаринъ (не тамарискъ-ли?), но лица автора, его голоса — пока нѣтъ. Можетъ быть, онъ думаетъ, что оригинальность придетъ потомъ, какъ «аппетитъ во время ѣды?» Будущее покажетъ.
Викторъ Гофманъ достаточно опредѣлился, какъ поэтъ, и кажется, самъ себя опредѣлилъ какъ poete minor. Такая скромная гордость, конечно, заслуживаетъ всяческой похвалы, но непритязательность и искренность еще не дѣлаютъ его книгу плѣнительною. Лирикъ онъ вялый, вязко-приторный и сѣроватый; въ большихъ дозахъ всѣ эти «листочки» и «лепесточки» дѣлаются нестерпимыми. Прозаизмы — неудачны. Напр.: «Ты — здѣсь, ты гдѣ-то здѣсь»… «Мы т_о_т_ч_а_с_ъ припомнили свѣтлое участье». «И развѣ я могу? и развѣ ты поймешь?» Послѣднее даже звучитъ подозрительно не по русски, такъ же, какъ фатальное:
«Тамъ, гдѣ рѣка образовала
Свой самый выпуклый изгибъ».
или: «Въ тотъ с_а_м_ы_й с_в_ѣ_т_л_ы_й мигъ, въ радостный твой мигъ».
или:
Т_а_к_ъ, к_а_к_ъ я ж_д_у т_е_б_я, т_а_к_ъ т_о_л_ь_к_о счастья ждутъ".
Было бы желательно, чтобы похвальная скромность автора не запрещала ему обращать вниманіе на русскій языкъ и на соотвѣтствіе формы съ содержаніемъ, потому что, если онъ думаетъ, что любыя мысли, кое какъ втиснутыя въ размѣръ терцинъ, образуютъ терцины, то онъ глубоко ошибается. Только лирика съ эпическимъ налетомъ, крайне сжатая, выраженная «мѣднымъ языкомъ», заставятъ насъ признать терцины подлинными. Насъ лично даже искренность автора не подкупаетъ, какъ исповѣдь души очень обычной, далеко не интересной, какой-то пропыленной, сказали бы мы. Но въ соотвѣтствующихъ слушателяхъ эта пѣсня можетъ найти откликъ.
Скромность Зинаиды Ц. заключается въ томъ, что свои собственныя изліянія она пускаетъ въ плаваніе подъ флагомъ Мюссе и Верлена. Объ этой книжечкѣ не стоило бы и говорить, если бы здѣсь не затрагивался вопросъ о переводахъ. Желаніе публики познакомиться съ большими иноземными писателями такъ законно, такъ желательно, что всякая недобросовѣстность, малѣйшій обманъ въ этой области достоинъ самаго суроваго порицанія. Полная невѣжественность, безмѣрная пошлость, явная недобросовѣстность въ обращеніи съ чужимъ имуществомъ, удивительная безпардонность — суть наиболѣе мягкія выраженія, какія мы можемъ употребить, говоря о переводахъ Зинаиды Ц. Мы выражаемся мягко, не забывая ни минуты, что переводчица — дама. Въ самомъ дѣлѣ, что читатель узнаетъ изъ этой книги? что Мюссе и Верленъ были очень посредственными, пошлыми поэтами, систематически писавшими сонеты въ 18 строчекъ (!), — какъ двѣ капли воды, похожими другъ на друга, которыхъ совершенно неизвѣстно почему считаютъ свѣтилами французской лирики. Дѣйствительно, Зинаида Ц., своими, переводами' публику ввела въ соблазнъ, а себя поставила въ очень незавидное положеніе. Не могу удержаться, чтобы не привести небольшой образчикъ.
У Мюссе:
Каштаны парка и старые дубы тихонько качали вѣтвями въ слезахъ. Мы слушали ночь; полуоткрытое окно давало доступъ къ намъ весеннимъ ароматамъ. Вѣтеръ стихъ, равнина была пустынна; мы были одни, задумчивы и намъ было 15 лѣтъ. Я смотрѣлъ на Люси. — Она была блѣдна и бѣлокура… и т. д.
У Зинаиды Ц.:
«3_е_л_е_н_ы_е к_е_д_р_ы въ старинномъ с_а_д_у,
И дубъ, и каштанъ, и ч_и_н_а_р_а (?)
Неслышно качались, к_а_к_ъ б_у_д_т_о в_ъ ч_а_д_у,
Какъ будто въ п_о_х_м_ѣ_л_ь_и у_г_а_р_а. (?)
М_ы з_а_м_е_р_л_и… В_ъ н_и_ш_у (?) б_о_л_ь_ш_о_г_о окна
В_р_ы_в_а_л_о_с_ь д_ы_х_а_н_і_е ночи…
А н_о_ч_ь? т_а б_ы_л_а и т_е_м_н_а, и я_с_н_а_,
К_а_к_ъ ю_ж_н_о_й к_р_а_с_а_в_и_ц_ы о_ч_и… (?!)
З_а_д_о_р_н_а_я ю_н_о_с_т_ь в_ъ н_а_с_ъ б_и_л_а к_л_ю_ч_о_м_ъ…
Л_ю_с_и в_е_с_е_л_а и и_г_р_и_в_а…» и т. д.
(стр. 10).
Недурно? И такъ на каждой страницѣ. Отъ подлинника камня на камнѣ не осталось. Чѣмъ провинились передъ г-жою Ц. бѣдные Мюссе и Верленъ?
Если, chere madame, Вы хотите выпускать Ваши книжки, то не упоминайте, что это — переводы: такъ будетъ удобнѣе и порядочнѣе, а мы будемъ имѣть дѣло только съ Вами безъ посредства великихъ тѣней.