Письма к друзьям (Новоселов)

Письма к друзьям
автор Михаил Александрович Новоселов

Опубл.: 1924. Источник: az.lib.ru

М. А. Новоселов

Письма к друзьям

Письмо первое

Дорогие друзья мои!

Вы хотите, чтобы я высказал вам свои думы по поводу современных церковных событий, среди которых наиболее ярким и наиболее ощутимым (в разных смыслах) явлением представляется вам так называемая «Живая Церковь» с ее подразделениями [1]. Из многого, что я думаю об этом предмете, я поделюсь с вами на этот раз лишь немногим. Но полагаю, что это немногое и спешно набросанное будет касаться существа вопроса.

«Живая Церковь» — это растение, которое насаждено и взращено, конечно, не Отцом Господа нашего Иисуса Христа (Мф. 15, 13), а имеет совсем иное происхождение. Это явствует как из истории ее возникновения, так и из принципов, которые полагаются в основании этой «церкви лукавнующих» [2] ее служителями. Не говорю уже о слишком нашумевших «личных деяниях» многих их них [3].

Итак, прежде всего, первые вожди церковного движения, именуемого «Живою Церковью», явились насильниками по отношению к главе Высшего Церковного Управления — Святейшему Патриарху Московскому и всея России Тихону [4], чего они и не скрывают на страницах своего журнала [5], причем иногда говорят об этом открыто, а иногда, по тактическим, очевидно, соображениям, рисуют дело иначе, пытаясь придать произведенному ими церковному перевороту обличье каноничности [6]. Этим последним приемом они воспользовались, между прочим, для того, чтобы опутать оказавшихся или близорукими, или малодушными столичных благочинных [7], а через них — и других таких же «неверных» батюшек, «боязливых» (Откр. 21, 8) или криводушных.

Но для всякого, имеющего очи, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать, ясно из ряда несомненных фактов, что названные «церковные» деятели являются узурпаторами церковной власти. Ни для кого из москвичей не тайна, что: 1) «живоцерковники» долгое время поминали за богослужением Святейшего Патриарха Тихона, этим самым признавая его законным верховным архипастырем русской Церкви, и 2) что они признали не без ведома их и, главное, советской власти назначенного Патриархом своим заместителем митрополита Ярославского Агафангела, к которому два известных протоиерея-живоцерковника ездили в Ярославль, намереваясь, очевидно, прибрать к своим рукам престарелого митрополита [8]. Но, убедившись, что он им в руки не дается и в ногу с ними идти не хочет, они устроили так, что патриарший заместитель не мог выехать из Ярославля в Москву, чтобы фактически возглавлять собою законное Высшее Церковное Управление.

Об этой непредвиденной невозможности вступить в отправление своих новых обязанностей, возложенных на него Патриархом, митрополит Агафангел упоминает в своем превосходном, и по содержанию и по форме, послании, обращенном к архипастырям, пастырям и мирянам русской православной Церкви [9]. В этом же послании он объявляет узурпаторами архиереев и иереев, самочинно ставших у кормила правления.

Итак, с точки зрения, которой держались сначала сами «живоцерковники», ясно, что они — не законная церковная власть, а беззаконное сборище, воровски, чтобы не сказать разбойнически, захватившее эту власть. В самом деле, если они признавали и Святейшего Патриарха Тихона, и его временного заместителя митрополита Агафангела властью законною, то отсюда следует, что пока законный собор не осудил этих последних и не низложил их, они остаются единственными законными представителями Высшего Церковного Управления, и имя Святейшего Патриарха Тихона должно быть по-прежнему возносимо в Божественном тайнодействии, а распоряжения его заместителя, митрополита Агафангела, должны быть обязательными для всех, кто не порвал с православною русской Церковью и не выпал из православного канонического русла. И поэтому, если митрополит Агафангел в своем послании отвергает так называемое ВЦУ, то отсюда с несомненностью следует, что каноническое русло идет миме этой самочинной власти. И, следовательно, пресловутому ВЦУ с живоцерковниками остается: или смиренно отойти в сторону и, покаявшись в страшном грехе церковного разделения (без покаяния не смываемом, по словам св. Иоанна Златоуста, даже кровью мученичества [10]), признать единую законную церковную власть, или, гордо отвергнув самый принцип каноничности, встать открыто на революционный путь.

Раздирающие ризу Христову, очевидно, предпочитают второй исход, о чем свидетельствуют и писания, и деяния этих «нравственных (и не только нравственных) братоубийц», отделивших себя «от единства веры» [11], и по всей справедливости заслуживших извержения из священного сана. В самом деле, не говоря о многом другом, творимом сими злыми и лукавыми делателями (о чем отчасти было упомянуто раньше), они постановили прекратить поминовение Святейшего Патриарха на церковных службах, а 14-ое и 15-ое правила св. Константинопольского Двукратного собора [12] гласят следующее:

14-ое правило: «Аще который Епископ, поставляя предлогом вину своего Митрополита, прежде соборнаго разсмотрения, отступит от общения с ним, и не будет возносити имя его, по обычаю, в Божественном тайнодействии: о таковом святый Собор определил: да будет низложен, аще токмо обличен будет, яко отступил от своего Митрополита, и сотворил раскол. Ибо каждый должен ведати свою меру: и ниже пресвитер да пренебрегает своего Епископа, ниже Епископ своего Митрополита».

15-ое правило: «Что определено о пресвитерах и Епископах и Митрополитах, то самое, и наипаче, приличествует Патриархам. Посему, аще который пресвитер, или Епископ, или Митрополит, дерзнет отступити от общения с своим Патриархом, и не будет возносити имя его, по определенному и установленному чину, в Божественном тайнодействии, но, прежде Соборнаго оглашения и совершеннаго осуждения его, учинит раскол: таковому святый Собор определил быти совершенно чужду всякаго священства, аще токмо обличен будет в сем беззаконии» [13]. (Эти прещения во всей их строгости относятся, конечно, к инициаторам беззакония и к тем, кто доброхотно последовал за ними. Менее и в ином виновны те, кои из страха пред насильниками прекратили поминовение Патриарха на церковных службах, сохраняя, однако, внутреннее духовное единение с ним, как с законным архипастырем русской Церкви. — прим. М. Новоселова)

Об этой канонической стороне дела достаточно, полагаю, ясной не только для зрячих, но и для подслеповатых, лишь бы они окончательно не смежали очей своих, я больше говорить не буду. «Sapienti sat», а «insapienti» [14] сколько ни говори, он в толк не возьмет…

Теперь мне хочется сказать о другом, что вовсе не так ясно и для многих почитаемых и почитающих себя вполне зрячими. Мне хочется указать на связь рассматриваемого нами печального явления с почвой, на которой оно могло возникнуть и возникло. Ведь об «оживлении Церкви» говорилось очень давно. Толки об этом оживлении идут не первый год, даже не первое десятилетие [15]. Уже давно нашими богоискателями, вроде Мережковского и «иже с ним» [16], подхвачено было словцо, неосторожно брошенное, кажется, Достоевским, что наша Церковь в параличе [17]. Затем, а может быть, и одновременно, эта мысль о параличности Церкви пошла гулять в духовной литературе [18].

За толками начались практические попытки выведения Церкви из параличного состояния. Взялись за основную церковную ячейку-приход. Вопрос об оживлении Церкви свелся, главным образом, к оживлению прихода. Наряду с придумыванием «живительного» приходского устава началось в разных местах практическое «оживление» приходских ячеек. И какими только средствами и путями не пытались достигнуть этого оживления!

Очень давно, задолго до войны 1914 г., показывали один из пригородных приходов Петербургской епархии, как пример того, как может быть произведено возрождение приходской жизни. Любознательного посетителя, приехавшего в какой-нибудь праздник в этот приход, приводили в приходскую потребительскую лавку, в приходское ссудо-сберегательное товарищество, на приходский фельдшерский пункт, в приходскую богадельню. Народу оказывалось везде немало, и жизнь приходская представала пред взором посетителя кипучей, многообразной, поистине «возрожденной». Только когда приезжий заходил в приходской храм, там было не очень многолюдно и довольно мертвенно.

Был, рассказывают, в Московской епархии и такой сельский приход, где оживление приходской жизни началось с приобретения приходского племенного бычка. Конечно, все эти приходско-оживительные акты имели свои варианты и дополнения. Так, к числу оживительных средств нужно отнести широко распространенные во многих городах, особенно в столицах, богослужения с театральными новшествами, концертными номерами при богослужении с артистами или без оных, бьющие на эффект проповеди, часто довольно истерического характера. Словом — всякого рода отсебятина, которая должна сделать богослужение интересным и заманчивым. Люди серьезно думали, что, устраивая приходское хозяйство, богадельню, или создавая богослужебную бутафорию, они вдыхают подлинную евангельскую жизнь в омертвелый приход, а через приход и в «параличную Церковь».

Жутко становится, когда вдумаешься в эти факты, в эти взгляды… Но это были лишь цветочки по сравнению с теми ягодками, которые произросли на той же почве в последнее время. Тогда скромно обновляли малые приходские ячейки, теперь пытаются, по тому же «духовному» принципу, оживить сразу все тело церковное; тогда создавали крохотные хозяйственные учреждения в приходе, в роде потребительских лавок, теперь ставится колоссальная задача социализирования, на «христианских» началах, всей нации, даже всего человечества. Тогда «реформа» производилась смирно и скромно нравственными и финансовыми силами прихода, теперь программа обновления человечества проводится дерзновенно (чтобы не сказать — дерзко) при посредстве насилий, тюрем, ссылок и крупных субсидий (употребляемых, правда, очень часто на служение Бахусу).

Но общее, что сближает тогдашних мелких возродителей церковноприходской жизни и теперешних мировых реформаторов, это — полное непонимание существа христианства, существа Церкви, и вытекающая из этого непонимания подмена христианского пути жизни иным, о котором можно сказать: «ин путь мняйся благий, а конец его во дно адово» [19]. Впрочем, это страшное слово едва ли вполне приложимо к прежним наивным радетелям церковноприходского возрождения, но к теперешним строителям церковной жизни оно идет целиком, ибо путь их есть несомненно путь антихристианский, в конечном счете — антихристов.

Не знаю, читали ли вы в №№ 8 и 9 журнала «Живая Церковь» статью свящ. Семенова «Русская Церковь и социальная революция»? советую прочесть. Вы увидите, куда идут и куда ведут поборники «Живой Церкви». В сущности, им христианство и не нужно. Они не знают его, да и знать не хотят [20].

Христианство, эта великая тайна Боговоплощения, искупления и обожения человека и твари — только помеха на пути достижения выдвигаемого ими социалистического идеала с его исключительно посюсторонними, земными и приземистыми целями и задачами. Все это было бы не так страшно, если бы эти новые строители тайн, не Божиих, а антихристовых, не уходили корнями в ту почву, которой питаются, как вы увидите из указанной аналогии настоящего с прошлым, и их многочисленные quasi — благонамеренные противники, остановившиеся лишь на полпути в своей возродительной работе.

Здесь наблюдается приблизительно то же явление, что и в политической области. Живоцерковники — это церковные большевики [21], а их противники и предшественники указанного типа — церковные эсеры. Те и другие из одного теста и так же естественно ополчаются друг против друга, как и политические большевики против таких же эсеров. Но ничто по существу не мешает тем и другим осоюзиться между собою, так как расхождение между ними вовсе не принципиальное. Мы и наблюдаем это трогательное осоюжение или, попросту говоря, переход, иногда добровольный, а иногда и вынужденный (Не всегда угрозами и насилием, а часто подкупом при посредстве камилавок, митр и других побрякушек [22], на которые так падко наше безыдейное в своем большинстве духовенство — прим. М. Новоселова), но вовсе не противоестественный, эсерствующих батюшек и архиереев к живоцерковникам, т. е. церковным большевикам.

Не знаю, понятна ли для вас моя мысль? Думаю, впрочем, что она уяснится, когда я скажу несколько слов в раскрытие того положительного пути Христова, который был, несомненно, забыт церковными эсерами и теперь открыто отвергнут церковными большевиками.

Прежде всего, те и другие относятся к Церкви, как к учреждению человеческому, почему в их лексиконе выступает на первом плане термин «оживление Церкви». Они полагают, что явствует из их писаний и из их деяний, что нужна лишь энергия человеческая, с одной стороны, и ряд внешних перемен в организации церковной — с другой, чтобы «парализованное» тело Церкви ожило и начало правильно функционировать. Источник оживления церковного в них — деятелях церковных. Требуется умелый подбор энергичных деятелей, чтобы оживить, окрылить и пустить в ход омертвевшую организацию, именуемую Церковью. Эта точка зрения обща, повторяю, и живоцерковникам, и большинству, скажем так, староцерковников. Ни те, ни другие не подозревают, в какие дебри религиозного заблуждения они забрели, куда отходят сами и куда отводят других малосмысленных от истинного, подлинного благовестия Христова.

Чтобы говорить со смыслом об оживлении прихода или вообще церковного общества (отнюдь не Церкви, которая есть сама источник приснотекущей жизни), нужно сначала дать себе ясный ответ на вопрос: «Что такое жизнь в христианском смысле»?

Подлинная жизнь есть жизнь вечная, а она в Господе Иисусе Христе, или, иначе, Сам Господь, Сын Божий, во святом Евангелии именуемый Вечной Жизнью [23]. Отсюда — оживление церковное есть оживление в Господе Иисусе Христе, есть более или менее глубокое вхождение в вечную жизнь — Христа Сына Божия, или принятие Ее внутрь себя. В этом приобщении вечной жизни, или, говоря словами св. ап. Петра, в этом «причастии Божеского естества» [24], иначе — в обожении человека и заключается основная цель жизни христианской. Пока не осознана эта основная цель жизни мистической христианина, пока она не воспринята в душу, до тех пор все в религиозной и церковной жизни будет неясно, спорно, путано, неверно, фальшиво, бессмысленно, бесцельно и нецелесообразно. Ибо не будут стремиться к достижению определенной, Богом указанной цели, а станут сочинять разные неизбежно бесцельные преобразовательные проекты, развлекаться эстетически или строить социальные утопии, — словом, изобретать разные суррогаты христианства. И чтобы оценить точно и правильно достоинство всех возродительных и оживительных начинаний, необходимо иметь пред глазами указанную выше неотложную цель жизни христианина, о которой учат нас и Слово Божие (см. особенно Евангелие св. ап. Иоанна, Деяния, послания св. ап. Иоанна, Павла, Петра), и свв. отцы — (см. преп. Симеона Нового Богослова, преп. Макария Великого, св. Максима Исповедника и др.), и богослужебные чинопоследования (см. службы Рождества Христова, Благовещения, воскресные каноны, правило ко св. причащению и др.).

А так как эта вечная жизнь, приятие которой здесь, на земле, составляет «край желаний» христианина и прямую заповедь Божию [25], содержится в Церкви — Теле Христовом, Христом возглавляемом, Св. Духом исполняемом, то ясно, что нужно говорить не об оживлении Церкви (ибо эта мысль нелепа, если под Церковью разуметь то, что о ней сейчас сказано), а о приобщении себя Церкви как организму вечной жизни, и прежде всего, конечно, при посредстве святых и освящающих душу и тело таинств и других богодейственных (Я подчеркиваю слово «богодейственный», чтобы вы не подумали, что я употребляю слово символ в современном, общеинтеллигентском и семинарском условном значении, в каковом прилагаю его, между прочим, и к таинствам. Нет, слово «символ» понимается здесь в смысле безусловном, в каком употребляли этот термин знаменитейшие церковные писатели и святые отцы, как например, Дионисий Ареопагит, св. Максим Исповедник и др. Принимая его в безусловном, онтологическом значении, они и именовали таинства символами — прим. М. Новоселова) символов, дарованных для нашего спасения и хранения Церковью, каковы святейшее Имя Божие и животворящий крест.

Вот куда должно быть устремлено все внимание истинного ученика Христова, сознательно и твердо исповедующего веру апостольскую, веру отеческую, веру православную, яже вселенную утверди [26]. Всякая другая вера, всякий другой путь, всякая другая цель не суть Христовы, а, следовательно, ведут не ко Владыке Христу и Его вечному царству, а в какую-то другую страну, под чье-то иное владычество. Под чье — нетрудно догадаться…

Пока умолкаю. На днях, может быть, еще напишу вам о предмете, соприкосновенном теме настоящего письма. Простите некоторую несвязность в писании. Пишу спешно. Прошу молитв ваших, мои дорогие. Храни вас Господь Иисус Христос — Прибежище наше.

Любящий вас брат о Господе.

День св. Амвросия Медиоланского.

P. S. А правда ли, что у вас, в Москве, в некоторых храмах поминают ВЦУ? Это определенный, конечно, разрыв с единой, истинной Церковью. Неужели и эту «мерзость пред Гocпoдoм» [27] оправдывают именитые московские протоиереи, как оправдывали они недавно малодушное поминовение за церковными службами лжепретендента на Московскую кафедру епископа Леонида? [28] Всячески остерегайтесь таких отступников и в общение с ними не входите, памятуя строгое слово апостола любви: 2 Иоанна 1, 9—11 [29].

24 февраля/9 марта 1924 года.

[1] «Живая Церковь» — одна из групп так называемых «обновленцев» — течения, возникшего в. русской православной церкви после революции 1917 г; другие обновленческие группы: «Союз церковного возрождения», «Союз общин древлеапостольской церкви», «Свободная трудовая церковь», «Союз религиозно-трудовых общин». Объединяясь в главном (в признании тождества христианских и социалистических идеалов), указанные группы расходились по второстепенным вопросам (о второбрачии духовенства, женатом епископате, упразднении монашества и др.).

[2] Пс. 25, 5 (церк.-слав.).

[3] Угодничество по отношению к властям, демагогия и политиканство, нечистоплотность в личной жизни, поведение на процессе митр. Вениамина Казанского главы живоцерковников Красницкого: его клеветнические показания во многом способствовали вынесению смертных приговоров владыке Вениамину и его друзьям.

[4] Явившись 12 мая 1922 г. к Патриарху Тихону, группа обновленцев (Введенский, Красницкий и др.) потребовала от него самоустраниться от власти впредь до созыва собора, указывая на расстройство церковных дел, вызванное борьбой Патриарха против изъятия церковных ценностей. Ожидавший ареста (он последовал через неделю после этого визита) св. Тихон подписал резолюцию о передаче власти ярославскому митрополиту Агафангелу, а до его приезда в Москву — о передаче патриаршей канцелярии в ведение этой «инициативной» группы. Но после этого и Патриарх, и Агафангел были арестованы, и Высшее Церковное Управление оказалось в руках обновленцев, которые стали утверждать, что святитель сам отказался от власти. Впоследствии, выйдя из заключения, Патриарх Тихон писал в своем послании к Церкви (от 2/15 июля 1923): «Торжественно и во всеуслышание с сего священного амвона свидетельствуем, что <…> перечисленные лица овладели церковной властью путем захвата, самовольно, без всяких установленных правилами Нашей Церкви законных полномочий» (цит. по книге: Регельсон Л. Трагедия Русской Церкви. Париж, 1977. С. 342).

[5] Живая Церковь. 1922. № 1-12.

[6] «Революционный» характер многих статей журнала «Живая Церковь» подчеркивался уже их названием, например: «Церковная революция, ее враги и друзья» (Трегубов Ив., № 3), «Церковный переворот в Петрограде» (Красницкий В., № 4-5), «Революция духа» (Семенов К. В.) и т. п.; однако некоторые статьи посвящены нападкам на «тихоновскую» церковь с «канонической» стороны: доказывается, например, неканоничность архиерейского «самодержавия», монашества епископов и др.

[7] 26 мая (ст. стиля) собрание московских благочинных 28 голосами при двух воздержавшихся приняло резолюцию (опубликована в «Живой Церкви» № 3), в которой признало законность обновленческого ВЦУ.

[8] Не вполне ясно, кого имеет здесь в виду Новоселов: в это время к митрополиту приезжал Красницкий (см.: Левитин А., Шавров В. Очерки по истории русской церковной смуты. Т. 1. Kusnacht, 1978. С. 118), но он не был протоиереем; с ним беседовал также П. Н. Красотин, но он был ярославским протоиереем.

[9] Послание Агафангела к архипастырям и всем чадам Православной Русской церкви от 5/18 июня 1922 г. было напечатано в виде отдельных листовок (текст см.: Левитин, Шавров. Т. 1. С. 120—122).

[10] «Ничто так не оскорбляет Бога, как разделения в Церкви. Хотя бы мы совершили тысячу добрых дел, подвергнемся осуждению не меньше тех, которые терзали тело Его, если будем расторгать целость Церкви <…> Один святой муж сказал нечто такое, что могло бы показаться дерзким, если бы не им было сказано. Что же именно? Он сказал, что такого греха не может загладить даже кровь мученическая» (Беседы на послание к Ефесянам, XI, 4 // Творения святаго отца нашего Иоанна Златоуста, Архиепископа Константинопольскаго. Т. 11, кн. 1. СПб., 1905. С. 102).

[11] Иуд. 1, 19.

[12] Константинопольский Двукратный собор (или собор в церкви св. Апостолов) состоялся в 861 г.

[13] Правила Православной церкви с толкованиями Никодима. Т. II, СПб., 1912. С. 307.

[14] «Мудрому достаточно; глупому…» (лат.).

[15] В частности, этой проблеме была посвящена деятельность Религиозно-философских Собраний в Петербурге (1901—1903 гг.), деятельность Предсоборного Присутствия в 1905 г. и Предсоборного Совещания (1912—1916 гг.).

[16] Помимо Мережковского (и его близких — 3. Н. Гиппиус и Д. В. Философова) к богоискателям могут быть отнесены и многие другие участники столичных религиозно-философских обществ, например, Н. М. Минский (автор книги «Религия будущего», 1905), Н. А. Бердяев («Новое религиозное сознание и общественность», 1907), В. В. Розанов, Вяч. Иванов и др.

[17] «Церковь в параличе с Петра Великого»; «Церковь как бы в параличе, и это уж давно» (Достоевский Ф. М. Из Записной тетради 1880—1881 гг. Днев<ник> 1881 // Полн. собр. соч.: В 30 т. Т. 27. Л. 1984. С. 49, 65).

[18] "В печати нередко повторяются в последнее время известные слова Достоевского, что «русская Церковь в параличе». Нам думается, что это выражение слишком сильно и слишком мрачно. Сказать, что русская Церковь в параличе, значит отрицать в ней всякое движение в настоящем и почти всякую возможность исцеления в будущем. Отнюдь не соглашаясь с таким ужасным приговором, мы припомним лучше слова Соловьева, что русская Церковь только «задремала под сенью казенной опеки» и вопрос лишь в том: «как пробудить, чем всколыхнуть эту дремлющую силу» (Соколов В. Предстоящий Всероссийский Церковный Собор; его состав и задачи // Перед Церковным Собором. М., 1906. С. 54).

«Большою популярностью пользуется ныне литературное выражение Достоевского: „Церковь русская в параличе со времени Петра Великого“. Популярности этого выражения много содействовали бывшие в Петербурге „религиозно-философские собрания“, на которых оно с особенною любовию высказывалось доказывавшими неканоничность нынешнего строя высшего церковного управления, возглавляемого Св. Синодом. В последнее же время, когда злобою дней был вопрос о коренной реформе церковного управления, слова Достоевского о параличе русской Церкви со времени Петра Великого выставлялись сторонниками реформы как одно из главных оснований необходимости ее. Фраза Достоевского фигурирует даже в составленной по поручению С. Ю. Витте записке, которая представляема была вниманию Государя Императора» (Преображенский И. В. Есть ли исторический смысл в словах Достоевского, Что «Церковь русская в параличе со времени Петра Великого»? // Миссионерское Обозрение. 1905. № 9 (июнь). С. 1381).

Следует отметить, что в 1905—1906 годах, в период максимального накала борьбы за церковные реформы, Новоселов и сам был близок к такого рода словоупотреблениям: в предисловии к изданной им брошюре «О возрождении Русской Церкви» (Вышний-Волочек, 1905) он писал если не о «параличе», то о «двухсотлетнем Вавилонском пленении» Русской Церкви.

[19] «Есть путь, иже мнится человеком прав быти, последняя же его приходят во дно ада» (Притч. 14, 12).

[20] Живая Церковь. 1922. № 8-9. С. 13-15. В этой статье проводится мысль о том, что социализм и христианство — не враждебны, но дополнительны друг к Другу, соотносясь между собой, как внешнее и внутреннее: социализм реализует Царство Божие на земле внешним устроением общества, а христианство — изменением «внутреннего» человека. Но так — в идее; реальное же христианство косно и реакционно, вследствие чего и реальный социализм немножко «перебарщивает», борясь не с конкретными представителями церкви, но с религией как таковой («социализм, находящийся в стадии борьбы <…> не имел возможности детально <и свободно разобраться в том, что в церкви идейное и что наносное <…> когда же социализм поостынет <…> он найдет с церковью точки соприкосновения»).

[21] «Церковный большевизм» — выражение, распространенное в церковных кругах в 1917-18 гг. (см., например: Болдырев Д. Большевизм в церкви (церковные впечатления) // Русская Мысль. 1917. № 11-12. С. 40-50, 2-я паг.). На Поместном Соборе 1917-18 гг. в марте 1918 г. была даже создана специальная комиссия «О мероприятиях к прекращению нестроений в церковной жизни (большевизма в церкви)». К церковному большевизму были отнесены следующие действия клириков и мирян: 1) избрание на местах духовно-революционных епархиальных советов, не признающих законной церковной власти; 2) образование (отдельно от пастырей) союзов диаконов и псаломщиков; 3) использование враждебного Церкви гражданского начальства (комиссары, суд) мирянами против клириков и низшими клириками против высших, и т. п. (см.: ГАРФ, ф. Р-3431, е. хр. 573—574).

[22] Речь идет о церковных наградах, выражающихся главным образом в праве ношения различных богослужебных одеяний; таковыми наградами в порядке постепенности являются: набедренник, скуфья, камилавка, крест наперсный, сан протоиерея (игумена, архимандрита), палица, митра.

[23] Ин. 11, 25 и др.

[24] 2 Пет. 1, 4.

[25] Мф. 6, 33; Лк. 12, 31.

[26] Последование в неделю православия. СПб., 1899. С. 25.

[27] Втор. 27, 15.

[28] Одновременно с передачей высшего церковного управления митрополиту Агафангелу Патриарх Тихон передал управление московской епархией епископу Клинскому Иннокентию (поскольку прежний управляющий архиепископ Никандр (Феноменов) был в это время арестован), а до его прибытия — находившемуся тоща в Москве епископу Вернинскому Леониду (Скобееву). Однако и епископ Иннокентий был арестован и не смог прибыть на свою кафедру; епископ же Леонид в своей деятельности вышел далеко за пределы предоставленных ему Патриархом полномочий (например, уволил на покой митрополита Петроградского Вениамина) и фактически возглавил (вместе с епископом Антонином Грановским) обновленческий раскол.

[29] «Всякий, преступающий учение Христово и не пребывающий в нем, не имеет Бога; пребывающий в учении Христовом имеет и Отца и Сына. Кто приходит к вам и не приносит сего учения, того не принимайте в дом и не приветствуйте его. Ибо приветствующий его участвует в злых делах его» (2 Ин. 1, 9-11).

Письмо второе

27.ХII-1922 г. св. апостола,

первомученика и архидиакона Стефана.

Дорогие друзья мои!

Вы пишете, что первое письмо мое, в ответ на ваш запрос о «Живой Церкви», принесло пользу тем, что пролило свет не только на явление, именуемое «Живой Церковью», но, что, по вашим словам, еще важнее, на существо единой истинной Церкви, от которой отпала «Церковь живая». И вы просите, чтобы я почаще делился с вами своими мыслями по «вопросам веры и Церкви».

Я очень утешен вашим сообщением о добром успехе моего письма — и охотно иду навстречу вашему общему желанию, но только полагаю, что мне можно быть впредь менее многоглаголивым — и писать письма покороче, лишь намечая ряд известных мыслей, а не развивая их подробно. Думаю, что ваша дружеская семья сумеет общими силами сделать нужные выводы из общих положений, которыми я предполагаю ограничиться в своих письмах. Эта относительная лаконичность облегчит меня и будет, надеюсь, полезна вам, понуждая вас к более или менее самостоятельной коллективной работе. К тому же, в случае надобности, я постараюсь указывать вам те книжки и статьи, в которых вы можете находить восполнение и развитие того, что буду намечать я в своих письмах.

Вы говорите, что вам хотелось бы услышать от меня нечто в раскрытие той мысли о существе Церкви, которая является заключением моего предыдущего письма. Согласно только что высказанному мною намерению, я отвечу вам рядом связанных между собою общих положений, которые да послужат предметом ваших дружеских собеседований.

«Христианство есть великая тайна», — сказал преп. Макарий Великий (Египетский) [1]. Тайна и Церковь неразрывно связаны с христианством, ибо христианства нет без Церкви.

По собственному опыту и еще более по наблюдению над другими знаю, как трудно сразу принять и усвоить мысль о неразъединимости христианства и Церкви, но после многих переживаний и дум я давно убедился до последней наглядности, до невозможности мыслить иначе, в указанной неразрывности Христова благовестия) Церкви.

Теперь мне представляется странной, противоестественной, нелепой противоположная мысль, столь широко, однако, распространенная в современном «христианском» человечестве. Я не буду останавливаться на этом вопросе, а рекомендую вам прочесть очень дельную брошюру архимандрита Илариона, так и озаглавленную "Христианства нет без Церкви [2].

Итак, Церковь — тайна и вместе — таинство: тайна — для естественного ума, своими силами пытающегося проникнуть в существо Церкви, таинство — для души, силою Божией приобщившейся вечной жизни, сокрытой в Церкви и составляющей существо Ее.

Церковь — тайна, ибо, с одной стороны, она не отвлеченное понятие, подлежащее рациональному определению, с другой — не внешнее учреждение, не общество, не организация, которые можно было бы точно описать или указать перстом.

Церковь не имеет точных, адекватных самоопределений, кроме иррационального, таинственного определения Апостольского: «Тело Христово» [3] Все другие многоразличные определения частичны и условны и не охватывают сущности Церкви. Некоторые учителя церковные пользуются одновременно разными, более близкими и более далекими от существа Церкви, образами, чтобы приблизить понятие Церкви к нашему разуму. Так, у великого тайнозрителя св. Германа, патриарха Константинопольского (известного своей ревностной борьбой с ересями монофелитской и иконоборческой), мы находим следующее многоценное изображение Церкви, которое советую прочесть со вниманием и вникнуть в него:

«Церковь есть храм Божий, место священное, дом молитвы, собрание народа, тело Христа, имя Его, невеста Христа; призывающая людей к покаянию и молитве, очищенная водою святого крещения, окропленная честною Его кровию, облеченная в брачную одежду и запечатленная миром Святого Духа, по слову пророческому: „миро излияное имя Твое“ и „в воню мира Твоего течем“ (Песн. 1, 2—3); ибо Он — яко миро, текущее со главы на браду, браду Аароню, сходящее на ометы одежды его [4]. Иначе: Церковь есть земное небо, в котором живет и пребывает пренебесный Бог. Она служит напоминанием распятия, и погребения, и воскресения Христова, и прославлена более Моисеевой скинии свидения [5]: она предображена в Патриархах, основана на Апостолах, — в ней-то истинное очистилище и Святое Святых, — она предвозвещена Пророками, благоукрашена Иерархами, освящена Мучениками и утверждается престолом своим на их святых останках. — Иначе: Церковь есть Божественный дом, — где совершается таинственное, животворящее жертвоприношение, — где есть и внутреннейшее святилище, и священный вертеп, и гробница, и душепитательная, животворящая трапеза, — где <найдешь> перлы Божественных догматов, коим учил Господь учеников Своих» [6].

Легко заметить, что св. Герман говорит здесь одновременно о церкви-храме, о церкви-собрании, о Церкви — теле Христа, о Церкви — Имени Христовом, в силу их внутренней мистической связи.

Из этого прочитанного отрывка вы видите, как трудно, чтобы не сказать — невозможно, естественному разуму проникнуть за завесу церковную. Тайна Церкви зрится только духовными очами.

Для некоторого уяснения существа Церкви считаю не лишним воспользоваться рассуждениями об этом предмете А. С. Хомякова. Рассуждение это не претендует на догматическое достоинство, но оно приближает нас к учению апостольскому и приоткрывает смысл последнего. «Церковь, — говорит Алексей Степанович, — есть … единство Божией благодати, живущей во множестве разумных творений, покоряющихся благодати» [7].

Подводя нас к определению Церкви, данному ап. Павлом [8], указанное определение Хомякова подтверждает раньше, и в этом письме, и, кажется, в предыдущем, высказанную мною мысль, что Церковь, в существе своем, не есть видимое общество, собрание, организация, как обычно думает подавляющее большинство «верующих». Мы потому и говорим, что веруем в Церковь, что Она — тайна и непостижима для плотского ума, а открывается оку веры.

Исповедуя свою веру в самое себя в Никейском символе [9] («верую во едину святую, соборную и апостольскую Церковь»), Церковь «показывает, — читаем у А. С. Хомякова, — что знание об ее существовании есть… дар благодати, даруемой свыше и доступной только вере, а не разуму. Ибо какая бы мне была нужда сказать верую, когда бы я знал? Вера не есть ли „обличение невидимых“ (Евр. 11, 1)? Церковь же видимая не есть видимое общество Христиан, но Дух Божий и благодать таинств (См. ниже цитату из Николая Кавасилы — прим. М. Новоселова), живущих в этом обществе. Посему и видимая Церковь видима только верующему, ибо для неверующего таинство есть только обряд, и церковь только общество. Верующий, хотя глазами тела и разума видит Церковь только в ее внешних проявлениях, но сознает ее духом в таинствах, и в молитве, и в богоугодных делах. Посему он не смешивает ее с обществом, носящим имя христиан, ибо не всякий говорящий „Господи, Господи“ [10] действительно принадлежит роду избранному и семени Авраамову» [11].

Итак, следует различать Церковь-Организм от Церкви-организации: не всякий, входящий в последнюю, причастен первой, не все члены церковной организации («общества, носящего имя христиан» — по Хомякову) суть члены организма — Тела Христова, Которое вбирает в себя, втягивает таинственным способом лишь «избранных» (Мф. 22, 14), «предуставленных к вечной жизни» (Деян. 13, 48). Основу, стержень, костяк этого Организма-Церкви составляют духовно-совершенные. Эту мысль ясно выражает знаменитый отец Церкви, священномученик III-го века, Мефодий — епископ Патарский. Вот что находим, между прочим, в одном глубокомысленном его рассуждении о созидании Тела Христова (привожу из этого рассуждения лишь несколько строк):

«Совершеннейшие по степени преуспеяния составляют как бы одно лицо и тело Церкви. И подлинно лучшие и яснее усвоившие истину, как избавившиеся от плотских похотей чрез совершенное очищение и веру, делаются Церковью и помощницею Христа, как бы девою, по словам Апостола [12], соединяясь с Ним и уневещиваясь Ему, чтобы, приняв чистое и плодотворное семя учения, с пользою содействовать проповеди для спасения других» [13].

Что касается немощных — «новоначальных» [14], то они в церкви-организации приуготовляются, так сказать, к переходу (таинственному, незримому) в Церковь-Организм, в Церковь — Тело Христово, чему содействуют усовершившиеся и укоренившиеся в Теле Христовом.

«Несовершенные и еще начинающие спасительное учение, — продолжает свою мысль св. Мефодий, — возрастают и образуются, как бы в материнском чреве, от более совершенных, пока они, достигнув зрелости-возрождения, приобретут величие и красоту добродетели, и потом по преуспеянии сами, сделавшись Церковью, будут содействовать рождению и воспитанию других детей… осуществляя волю Слова» [15].

Итак, мера святости определяет силу связи христианина с Телом Христовым. Эта мысль богомудрого священномученика, которая есть, конечно, и мысль святой Церкви, ясно выражается в молитве, читаемой иереем над кающимся, после исповеди: «Подаждь ему образ покаяния, прощение грехов и отпущение… Примири и соедини его Святей Твоей Церкви, о Христе Иисусе Господе нашем» [16].

Не ясно ли, что Церковь мыслит человека, обремененного грехами, как бы оторвавшимся от нее или, по крайней мере, ослабившим свой союз с нею, находящимся как бы в чине оглашенных, о которых Церковь за литургией и молится теми же словами [17], какими иерей о кающемся.

Исповедь, очищая от грехов, облегчая груз греховный, снова подтягивает христианина к Церкви, восстановляет нарушенную беззакониями связь с Нею. В полноте совершается это восстановление в следующем за исповедью величайшем таинстве Тела и Крови Христовых, разумеется, если таинство приято достойно, т. е. «со страхом Божиим, верою и любовию» [18]. Здесь мы подходим к заключительному пункту нашей беседы, которым я и закончу свое слишком разросшееся письмо.

Все таинства освящают человека, освящают его и святейшее Имя Божие, благоговейно призываемое, и животворящий Крест, с верою лобызаемый и возлагаемый. Но особенную силу освящения, обожения человека имеет воистину страшное, святейшее таинство Евхаристии, делающее человека подлинно «причастником Божеского естества» (2 Пет. 1, 4). Это таинство составляет, если так можно выразиться, сердцевину Церкви. Оно есть «средоточие мистической жизни Церкви», «таинственный центр единства церковного». Вот что говорит о взаимоотношении св. Тайн с Церковью благоговейный и глубокий религиозный мыслитель, можно сказать — учитель Церкви, Николай Кавасила (XIV в.).

«… Церковь указуется Тайнами (Ср. слова А. С. Хомякова, на которые указывает предыдущее примечание — прим. М. Новоселова) <… > как сердцем указуются члены, как корнем дерева — отрасли и, как сказал Господь, как виноградною лозою — ветви: ибо здесь не одинаковость только имени, и не сходство подобия, но тождество дела, так как Тайны суть Тело и Кровь Христа. Для Церкви Христовой они — истинная пища и питие; и, причащаясь их, она не превращает их в человеческое тело, как какую-нибудь другую пищу, но сама превращается в них, потому что лучшее пересиливает худшее. Так и железо, сообщившись с огнем, само становится огнем, а не огонь делает железом. И как в раскаленном железе мы обыкновенно видим не железо, но огонь, от того, что свойства железа совершенно закрываются огнем; так, если бы кто мог увидеть и Церковь Христову в том самом виде, как она соединена со Христом и участвует в плоти Его, то увидел бы ее не чем другим, как только Телом Господним. По этой-то причине Павел пишет: „вы есте тело Христово и уди отчасти“ (1 Кор. 12, 27). Не для того, чтобы означить попечения Христа о нас, Его пестунство и руководство, и наше Ему подчинение, Его Павел назвал Главою, а нас — телом, подобно тому, как и мы, выражаясь усиленно, называем родных или друзей сынами: но для выражения именно того, что говорил, именно — что верные чрез сию Кровь уже живут жизнию во Христе, истинно соединены с тою Главою и облечены сим Телом. Посему нет ничего неестественного в том, что здесь Тайнами означается Церковь» [19].

Углубитесь вниманием в этот небольшой отрывок, друзья мои, и сообща осмыслите его содержание, вдумавшись в каждое слово. Сопоставьте его с приведенными выше словами св. Патриарха Германа и уясните себе связь между Церковью — Телом Христа и церковью-храмом, в котором совершается величайшее таинство Тела и Крови Господних, вообще благоговейно продумайте все написанное, от святых Апостолов и Отцов приятое, и молитвенно воздохните о писавшем, очень нуждающемся в ваших молитвах.

В следующем письме, если Господь благословит, возобновится беседа о Церкви, так как предмет этот, по своей глубине и неизмеримому значению, заслуживает исключительного внимания. Но будем помнить, что проникновение в тайну Церкви дается, как сказано, не рефлектирующему знанию, а уму, просвещенному верою, и потому возопиим из глубины сердца:

«Воспеваю благодать Твою, Владычице, молю Тя, ум мой облагодати» [20]. Аминь.

Покров Богоматери да будет над всеми нами.

Любящий вас брат о Господе…

[1] «Христианство не есть что-нибудь маловажное; оно — великая тайна» (Беседа 27, 4 // Макарий Великий. Духовные беседы о совершенстве. Сергиев Посад, 1904. С. 209).

[2] Архим. Иларион. Христианства нет без Церкви. Сергиев Посад, 1915, 67 с.

[3] Еф. 1, 23; 1 Кор. 12, 27 и др.

[4] Пс. 132, 2.

[5] Скиния свидения или свидетельства — место, где Господь свидетельствовал о Себе людям: переносной шатер или палатка, устроенная Моисеем по повелению Божию для богослужений; вокруг нее собиралась ветхозаветная церковь.

[6] Святаго отца нашего Германа, патриарха Константинопольскаго, последовательное изложение церковных служб и обрядов, и таинственное умозрение о значении их // Писания свв. отцов и учителей Церкви, относящиеся к истолкованию православнаго богослужения. Т. 1. СПб., 1855. С. 357—358.

[7] Церковь одна // Хомяков А. С. Полн. собр. соч. 3-е изд. Т. 2. М., 1880. С. 3.

[8] См. прим. II, 3.

[9] Точнее, Никео-Цареградский символ веры, поскольку в редакции символа, принятой на I Вселенском соборе в Никее (325 г.), еще не было четырех последних членов (о Церкви, крещении, воскресении и будущей жизни); они были добавлены к символу веры на II Вселенском соборе в Константинополе (381 г.).

[10] Мф. 7, 21.

[11] Хомяков. Цит. соч. С. 12.

[12] 2 Кор. 11, 2.

[13] Пир десяти дев или о девстве. Речь III. Фалия, гл. 8 // Святый Мефодий, епископ и мученик, отец церкви III-го века. Полн. собр. его творений. 2-е изд. СПб., 1905. С. 52.

[14] В узком смысле так называют в монастырях недавно постригшихся монахов.

[15] Св. Мефодий. Цит. соч. С. 52.

[16] Требник в двух частях. Ч. 1. М., Издание Московской Патриархии, 1979. С. 83.

[17] «Призри на рабы твоя оглашенныя… и сподоби я во время благополучное бани пакибытия, оставления грехов и одежди нетления, соедини их святей Твоей, соборней и апостольстей церкви и сопричти их избранному Твоему стаду» // Служебник. М., Издание Московской Патриархии. 1977. С. 119.

[18] Часть возгласа, произносимого диаконом перед началом причащения мирян; Новоселов использует здесь более древнюю форму этого возгласа, доныне применяемую греческой церковью. В русской церкви практикуется выражение «со страхом Божиим и верою приступите» (см. подробное обсуждение этого вопроса в книге архим. Киприана «Евхаристия». Париж, 1947. С. 321).

[19] Николай Кавасила. Изъяснение Божественной литургии, гл. 38 // Писания свв. отцов и учителей Церкви, относящиеся к истолкованию православнаго богослужения. Т. 3. СПб., 1857. С. 384—385.

[20] 7-я утренняя молитва: песнь полунощная ко св. Богородице // Православный Молитвослов и Псалтирь. М., Издание Московской Патриархии, 1988. С. 8.

Письмо третье

Друзья мои!

Я предполагал и нынешнее (3-е) письмо мое к вам посвятить вопросу о Церкви, но некоторые обстоятельства и соображения понуждают меня отложить эту тему до следующего письма, а теперь побеседовать с вами, мои дорогие, о другом предмете, имеющем, впрочем, ближайшее отношение к Церкви — о таинстве исповеди. Передо мной лежат два небольших рукописных документа, увидевших свет, судя по имеющимся в них хронологическим датам, около года тому назад. Один документ озаглавлен: «Отклики на пастырские собрания в храме Христа Спасителя», дата — «неделя мытаря и фарисея 1922 г.». Другой документ не имеет никакого надписания, а дата — «первая седмица Великого поста 1922 г.». Тема той и другой рукописи одна — «общая исповедь» [1].

Мы приближаемся к великопостному времени, скоро наступят недели подготовительные к Великому посту: естественно именно теперь побеседовать об исповеди, если уж затрагивать эту тему. А затронуть ее не только своевременно, но и необходимо. А почему необходимо? — Ответ на этот вопрос дают упомянутые небольшие рукописи, которые я и предлагаю вашему вниманию.

I.

Отклики на пастырские собрания в храме Христа Спасителя

Православные русские люди! Наступает Великий пост, когда в былое время, по Уставу церковному, русский человек шел в храм, на тайную исповедь к своему отцу духовному, для облегчения своей совести от греховного бремени. Это было трудное дело, дело, требовавшее напряженного нравственного подвига. Человек должен был истязательно допросить себя, в чем он погрешил пред Богом и ближними, и все свои мерзости, содеянные не только делом, но и словом и мыслию, обнажить пред отцом духовным. Сколько стыда и трепета должен был испытать кающийся, чтобы, по слову св. Григория Богослова, здешнею срамотою избежать будущей срамоты! [2] Воистину, это было испытание великое.

Теперь, братие, православные русские люди, с падением мрачного деспотического режима и с наступлением светлой эпохи небывалой политической свободы, воссиял свет и в области церковной. Освежающая струя духовной свободы забила и в недрах Церкви.

Ныне, братие, благодарение судьбе, с невозвратным падением старого политического сыска, пал и сыск духовный. С соизволения высшей церковной власти, раскрепощенной от уз царского самодержавия, в православных приходах, руководимых истинными пастырями, постепенно, но неуклонно устанавливается общая исповедь — выходит из употребления исповедь частная; сам собою рушится этот духовный «пыточный приказ», это средневековое насилие над совестью православного русского человека, который, словно ребенок под угрозой розги, должен был, с мучительным стыдом, открывать греховные тайники своей души такому же, как он сам, грешнику, попирая свое человеческое достоинство, насилуя свою благородную духовную природу. Благодетельная судьба вывела, наконец, православного русского человека, так много терпевшего от царя-самодержца и попа-истязателя, на давно жданный простор политической и религиозной свободы.

Узкие врата тяжелого испытания совести, вводившие на вечерю Господню, теперь широко раскрыты, и символом этого расширенного пути к престолу Царя Небесного является новый обычай отверзения царских врат при иерейском служении [3].

Прежде только «нуждницы» [4] восхищали Царство Небесное, теперь никому не возбраняется вход в это царство света, свободы и воистину всепрощающей любви.

Прежде были званые и избранные [5], теперь нет этого устарелого деления: отныне званые — они же все и избранные. Любовь Неба излилась на землю с небывалой доселе полнотой чрез просветленных в последние дни неведомой раньше благодатью архипастырей и пастырей, на новых началах безусловной свободы вводящих Царствие Божие внутрь человека и широко распахивающих врата Царствия Небесного пред свободными гражданами этого царства.

Грядите же, православные людие, на общую исповедь! Грядите не как рабы — вам уже нечего более бояться и срамиться, ибо ни перед одним человеком вы не должны обнажать деяний своих лукавых, а Бог… Он всегда одинаково зрит их привычным для нас милостивым оком. Грядите как сыны, как чада свободы, небывалой на рабской «святой Руси» и ведомой лишь издавна дышавшему духовной свободой протестантскому миру. Возрадуйтесь, ибо недалеко то время, когда вы сольетесь с этим миром в полном единомыслии, разрушив последние перегородки, отделяющие вас от сего славного царства свободы.

Заря этого единомыслия давно занялась на Руси, и только тяжкие оковы мрачного строя мешали ей разгореться. Ныне восходит уже солнце этого сладостного единомыслия — в культе, идее и, главное, в духе.

Паки реку: радуйтесь [6], сыны свободы! Аминь. Неделя мытаря и фарисея, 1922 г.

Таков первый документ, побудивший меня заговорить с вами об исповеди. Полагаю, что вы не обманетесь, как обманывались некоторые, по недостатку духовного чутья, относительно источника тех мыслей, которые высказаны в «Откликах», т. е. поймете, что автор их, конечно, не сторонник «общей исповеди» и тех духовных начал, с которыми связано и из которых происходит это новшество.

Обратите внимание на то, что «Отклики» появились тогда, когда все с внешней стороны было более или менее (принимая в соображение наше время) благополучно в русской церкви: Патриарх почти беспрепятственно и часто служил в разных московских храмах, ежедневно принимал на своем подворье посетителей, законное Высшее Церковное Управление функционировало, невозбранно говорились всюду проповеди, читались богословские лекции в нескольких местах, в храме Христа Спасителя собирались еженедельно духовные лица и миряне и свободно обменивались мнениями по церковным и религиозным вопросам, — словом, русское православное общество жило, казалось, нормальной духовной и церковной жизнью, сохраняя «единство духа в союзе мира» [7].

Правда, начал уже пошаливать Антонин [8], обнаруживались самочинные новаторские деяния нескольких батюшек [9], но к этому относились довольно спокойною церковная власть, и большинство «православных»: одни — посмеиваясь, другие — поругивая новаторов; третьи, тоже не сочувствуя им, находили, что это — пустяки, на которые не стоит обращать внимания, из-за которых нечего беспокоиться, тем более, что некоторые новинки, как, например, та же «общая исповедь», нравятся иным и привлекают их в храм. Все новшества представлялись явлением, может быть, и не очень желательным, но сравнительно невинным, которое в известный момент, в случае нужды, можно легко пресечь решительным действием высшей церковной власти (Этот оптимизм не оправдался: Патриаршее послание, направленное против богослужебных новшеств [10], не возымело силы — прим. М. Новоселова). Так думало большинство…

Иначе, как видите, смотрел на дело автор «Откликов», презирая грозную опасность в том, что забавляло одних, слегка раздражало других и вызывало снисходительно-презрительное отношение третьих или несколько покровительственное у четвертых.

Из всех новшеств, которыми обогатило нас то время, особенный успех выпал на долю «общей исповеди», «постепенно, но неуклонно» (как справедливо указано в «Откликах») устанавливавшейся в разных приходах и вытеснявшей исповедь частную. Несомненно, что по существу своему это новшество является самым серьезным из всех вошедших в церковный обиход за последние годы, ибо новшество это коснулось таинства, и таинства, к которому чаще всего призывает нас Церковь, таинства, которое заменяет собою для падших христиан (каковы все мы) великое и неповторимое таинство крещения (почему и именуется иногда «вторым крещением» [11]), таинства, подготовляющего нас к достойному принятию величайшего таинства Тела и Крови Христовых.

Автор «Откликов» справедливо поставил это новшество в связь с тем протестантским духом лжесвободы, который проник давно в наше церковное общество и всесторонне растлил его. «Отклики» верно отмечают протестантизацию «культа, идей и духа» некогда святой, православной Руси.

Я знаю, что некоторые из вас, друзья мои, были свидетелями (благодарение Богу — не участниками) «общей исповеди» и имели случаи беседовать с лицами, участвовавшими в ней. Поэтому вы сами можете судить о достоинстве этого новшества и оценить правильность тех выводов, которые сделаны автором «Откликов» из анализа «общей исповеди». Последовавшие в нашей церкви события, которые у нас теперь перед глазами [12], оправдали опасения автора и придали заключительным строкам его «Откликов» характер печального пророчества.

К сожалению, «дух времени», чтобы не сказать — дух тьмы и отец лжи, стоящий за «духом времени», продолжает слепить очи «православных» (пастырей больше, чем пасомых), и, несомненно, «общая исповедь» будет процветать в духовном болоте современной церковной жизни и, подобно болотным огням, завлекать в гибельную трясину бедные людские души.

В оправдание своего новаторства, своей лени и своего нежелания или неумения православно «окормлять» к пристанищу вечной жизни своих духовных чад, протестантствующие иереи-модники (Не нахожу другого слова, чтобы выразить мысль, что многие иереи переняли и ввели у себя «общую исповедь», как моду — прим. М. Новоселова) и иереи-наемники, не вникающие в существо таинства, не опознавшие собственным опытом всей его силы, а потому не разумеющие величия, глубины и условий действенности его, будут, конечно, приводить избитые аргументы в пользу «общей исповеди», как облегчающей им труд пасения словесных овец, в свою очередь, чрезвычайно облегчаемых в труде покаяния этой лжеисповедью [13].

Ссылались и будут ссылаться на первые века христианства, когда будто бы практиковалась «общая исповедь», между тем как тогда имела место совершенно обратная практика: один каялся перед многими, перед целой христианской общиной.

Ссылались и будут ссылаться на пример о. Иоанна Кронштадтского, забывая или не понимая: 1) что хотя о. Иоанн и великий иерей Божий, но не отец Церкви [14]; 2) что если бы и был признан таковым, единичный опыт его пастырской практики (как и личного подвига) не может быть правилом для всех, ибо только «consensus patrum» [15] имеет силу нравственно обязательную для христиан; 3) что «quod licet Jovi non licet bovi» [16]. Это особенно следовало бы помнить «последователям» о. Иоанна, которые так ревностно следуют ему в том, что их без нужды облегчает, и не обнаруживают той же ревности в следовании великому пастырю в трудном духовном подвиге, который он нес в течение всей своей многолетней жизни и который давал ему то, что оправдывало и его практику исповеди. В самом деле, не говоря о том, что к о. Иоанну стекались многотысячные толпы народа со всей России, исповедать которых по установленному для всех чину он не имел физической возможности, следует знать и помнить две вещи:

I. Исповедь у о. Иоанна совершенно чужда была той холодности или мелодраматичности (последняя особенно прельщает не умеющих разбираться в своих духовных переживаниях), которые характерны для «общих исповедей», практикуемых заурядными батюшками, — она была глубоко драматична, иногда с оттенком трагизма, когда люди во всеуслышание, выявляя себя перед всеми (что напоминает, действительно, первохристианскую исповедь), каялись в страшных преступлениях, выкрикивая с отчаянием и вместе с надеждой грехи, может быть, многие годы лежавшие тяжелым бременем на их душах, которые пробуждены были к новой жизни огненным, благодатным словом избранника Божия о. Иоанна.

II. О. Иоанн имел и часто обнаруживал великий и редкий дар прозорливости, который давал ему возможность и, может быть, властно побуждал дерзновенно отводить от Чаши недостойно приступавших к ней после «общей исповеди».

Пусть обо всем этом подумают жалкие, неудачные подражатели славного пастыря земли Русской!

Наконец, пусть они знают и то, что, несмотря на все высказанное об о. Иоанне, последний нередко скорбел по поводу «общей исповеди», прибегать к которой он видел себя вынужденным в силу исключительности своего положения, скорбел, ибо и у него нередко бывали случаи, вопиявшие против такой исповеднической практики…

Ссылались и будут ссылаться на весьма неудовлетворительную практику у нас частной исповеди, обращающейся часто в пустую формальность, вследствие хотя бы скопления огромного количества «исповедников» в некоторые недели Великого поста. Но что же из этого следует? Уж, конечно, не то, что плохо обставленный фельдшерский пункт надо уничтожить и заменить его хатой ворожеи. Не надлежит ли, напротив, употребить все меры к тому, чтобы фельдшерский пункт преобразовать в хорошо оборудованную больницу с понимающим и любящим свое дело врачом и соответствующим персоналом служащих, с настоящими лекарствами (а не суррогатами) и с ежедневным, а не с еженедельным приемом больных?

Ссылаются на возрастающую любовь мирян к «общей исповеди» и на их благодарные чувства к иереям-устроителям оной… Что сказать на это? Сказать можно много, очень много, но на сей раз отвечу лишь словом Апостольским: «… будет время, когда здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учителей, которые льстили бы слуху; и от истины отвратят слух и обратятся к басням» (2 Тим. 4, 3—4).

И, воистину, «общая исповедь», принимаемая за таинство, есть басня, о чем сказано будет ниже.

Говорят: «если люди так стремятся на „общую исповедь“, значит — они хотят исповедаться». Я делаю обратное заключение: «если люди так стремятся на общую исповедь, значит — они не хотят исповедаться» (если, конечно, под исповедью разуметь то, что всегда разумелось в Церкви под этим словом и что совершенно понятно для всякого сколько-нибудь серьезно проходящего духовную жизнь).

Далее: иереям дана власть вязать и решить (собственно, она дана только епископам, а иереи пользуются ею «по необходимости и с разрешения епископа» — блаж. Симеон, архиеп. Солунский [17]). Эта власть сказывается, главным образом, при совершении таинства исповеди. Спрашивается: как при «общей исповеди» иерей будет вязать? А если «общая исповедь» лишает его власти вязать (а она неизбежно лишает, если иерей не имеет дара прозорливости, подобно о. Иоанну), то неизбежно он теряет власть и решить, и тут мы подходим к тому пункту нашей беседы, который высказан кратко, но совершенно ясно во втором документе, лежащем предо мною. Пункт этот гласит, что «общая исповедь» не есть таинство и разрешения грехов участникам оной не дает.

Вторая рукопись, как я сказал, не имеет заглавия. Онаможет быть названа "Братским увещанием прельщаемых «общей исповедью». Привожу текст полностью.

II.

"Остановитесь, православные люди, идущие на так называемую «общую исповедь»! Не поддавайтесь вражьему обольщению, подменяющему святое, строгое, воистину спасительное таинство покаяния нервным взвинчиванием, сентиментальными воздыханиями и сладким, погибельным самообманом получения по дешевой цене подступа к страшным Тайнам Господним!

Петроградские пастыри, на общем собрании, едино душно и решительно отвергли «общую исповедь».

«Так называемая „общая исповедь“, — пишет профессор Петроградской Духовной Академии протоиерей Налимов, — не имеет никакого отношения к таинству покаяния… она разрешения ни от каких грехов не дает, является не заменою исповеди, а полною отменою исповеди пред причащением и всецело оставляет на совести каждого участника ее полную ответственность перед Господом непосредственно за достойное или недостойное принятие Его Тела и Крови» [18].

Итак, разрешение грехов, возвещаемое иереем на «общей исповеди», не имеет силы и является обманом (может быть, бессознательным) со стороны священника и самообманом со стороны пасомых, воображающих, будто они истинно исповедались и действительно получили разрешение своих прегрешений.

Не обольщайтесь, братие: Бог поругаем не бывает (Гал. 6, 7). Не полагайтесь на очистительное действие истерических воплей или замирающих трелей проповедников и руководителей поддельной исповеди, а с трезвенным вниманием ума и тихою, покаянною молитвою сердца ищите истинного пути очищения лукавой совести у пастырей, пекущихся, по примеру и завету Пастыреначальника-Христа, о каждой овце особо. Со страхом и трепетом свое спасение содевайте (Флп. 2, 12) узким путем многотрудной для совести, но спасительной для души частной исповеди, а не через широкие, но обманчивые врата общей, — устремляясь в Царствие Божие… Аминь.

Первая седмица Великого поста 1922 года

Вижу, что письмо мое выходит чрезмерно длинным, и в то же время не могу остановиться: слишком важна тема и слишком бередит она сердце.

Дорогие мои! Отнеситесь с возможной серьезностью к этому серьезнейшему вопросу и не позволяйте себе и в малой степени, даже мыслию, не то что делом, погрешать против святого таинства. Держитесь твердо следующего правила: если где практикуется «общая исповедь» как законченное в себе таинство, а не как только подготовка к серьезной частной исповеди (что надлежит весьма приветствовать), там поругана величайшая святыня, долженствующая соединять нас с телом Церкви (См. второе мое письмо — прим. М. Новоселова).

Мне очень хотелось сделать некоторые выписки о таинстве исповеди из творений блаж. Симеона, архиеп. Солунского, но это слишком бы удлинило мое и без того непомерно растянувшееся письмо. В следующем письме предполагаю вернуться к вопросу о Церкви. Если оно выйдет покороче, я, может быть, присоединю к нему в качестве «приложения» упомянутые выдержки из блаж. Симеона.

Мир вам, дорогие! Молитесь обо мне грешном!

Любящий вас и молитвенно памятующий брат о Господе…

День св. муч. Татианы и св. Саввы архиеп. Сербского.

12 января 1923 года.

Р. S Очень рекомендую вам прочитать и продумать «Чин исповедания», помещаемый в «Требнике» [19]. Он многому вас научит.

[1] Факты общей исповеди, т. е. одновременного совершения таинства покаяния над несколькими исповедующимися (обычно мотивируемого затруднительностью единоличной исповеди при большом стечении кающихся), в качестве отклонения от законного порядка издавна были известны в Русской Православной церкви, которая неизменно высказывала свое отрицательное отношение к ним. Особенно широкое распространение практика общей исповеди получила после революции 1917 г.; сохраняется она и в настоящее время.

[2] «Зная, как крестил Иоанн, не стыдись исповедать грех свой, чтобы, подвергшись стыду здесь, избежать оного там; потому что и стыд есть часть тамошнего наказания. Докажи, что действительно возненавидел ты грех, пред всеми открыв и выставив его на позор» (Слово 40, на Святое Крещение // Творения иже во святых отца нашего Григория Богослова, Архиепископа Константинопольскаго. Ч. 2. М., 1844. С. 299).

[3] Подразумевается широко распространившаяся после 1917 г. практика награждать митрофорных протоиереев правом совершать литургию, подобно архиереям, с открытыми царскими вратами — до «Херувимской» или даже до «Отче наш».

[4] Мф. 11, 12 — «употребляющие усилие» (церк.-слав.).

[5] Мф. 20, 16 — «Много званых, а мало избранных».

[6] Парафраз 4-го припева 8-й песни пасхального канона: "Ангел вопияше благодатней: чистая дево, радуйся, и паки реку, радуйся… " (Триодь цветная. М., 1975. Л. 6 об.).

[7] Еф. 4, 3.

[8] Еще до обновленческого раскола еп. Антонин (Грановский), будущий глава обновленческого ВЦУ, совершал в Заиконоспасском монастыре на Никольской улице богослужения с введением различных новшеств. Служба шла на русском языке в переводе самого еп. Антонина. «К служению он выходил из алтаря уже в архиерейских ризах, отменив длинную церемонию облачения архиерея, что давало повод некоторым называть архиерейскую службу не Богослужением, а архиерееслужением» (Марцинковский В. Ф. Записки верующего. Прага, 1929. С. 307—308). Евангелие Антонин читал спиной к алтарю. Другими новшествами были: «произнесение вслух евхаристического канона <…> общенародное пенис, чтение Апостола и Часов людьми из народа, которым это поручалось Владыкой, — так что каждый верующий должен был, идя в храм, быть готов участвовать в богослужении» (Левитин А., Шавров В. Очерки по истории русской церковной смуты. Т. 1. Kusnacht, 1978. С. 154). Но наиболее неприемлемым нововведением Антонина «была так называемая евхаристическая реформа — преподание мирянам евхаристии прямо в руки. И хотя этот способ преподания евхаристии соответствовал древним обычаям, но аргумент, который приводил в его пользу Антонин (гигиенические соображения), оскорблял религиозное чувство, для которого нет и тени сомнения в том, что Христос может своей силой исцелить любого болящего и тем более предохранить любого приходящего к Нему от заразы. Крупной ошибкой Антонина было и уничтожение (в 1924 году) алтаря — престол был выдвинут на солею (по другим источникам — в центр храма. — Е. П.). Эта реформа тоже не могла быть принята религиозным сознанием, которое привыкло окружать особым благоговением то место, в котором совершается величайшее из таинств» — впрочем, «Антонин практиковал эти формы лишь на протяжении краткого времени, а затем от них отказался, восстановив обычный порядок причащения» (Там же. С. 155).

[9] В качестве примера можно указать на «свободную православную общину» петербургского протоиерея И. Егорова, после смерти которого в декабре 1921 г. «община избрала на его место бывшего своего диакона в его заместители посредством общего возложения рук, соборне с незримо присутствующим почившим пастырем» (Марцинковский В. Ф. Записки… С. 273).

[10] В этом послании от 4/17 ноября 1921 г., в частности, говорилось:

«…Совершая богослужение по чину, который ведет начало от лет древних и соблюдается по всей Православной Церкви, мы имеем единение с Церковью всех времен и живем жизнью всей Церкви… При таком отношении пребудет неизменным великое и спасительное единение основ и преданий церковных…

…Божественная красота нашего истинно назидательного в своем содержании и благодатно-действенного церковного богослужения, как оно создано веками Апостольской верности, молитвенного горения, подвижнического труда и святоотеческой мудрости и запечатлено Церковью в чинопоследованиях, правилах и уставе, должна сохраниться в Св. Православной Русской Церкви неприкосновенно, как величайшее и священнейшее Ее достояние…» (цит. по книге: Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России; переписка и позднейшие документы о каноническом преемстве высшей церковной власти. 1917—1943. М., 1994. С. 181).

В утверждении Новоселова, что патриаршее послание «не возымело силы», содержится некоторое преувеличение; это можно проиллюстрировать признанием идеолога «прогрессивного» духовенства А. Введенского, сделанным им в 1923 году — апогее обновленчества в Русской Церкви: «Под влиянием Петра Полянского Тихон подписывает декрет, запрещающий какие бы то ни было новшества в Церкви под угрозой самых крайних мер церковного взыскания. Декрет рассылается по всей России и особый отклик находит в Петрограде. Здесь почти поголовно всем духовенством этот декрет приветствуется как кладущий наконец предел неугодному реакционерам явлению. Однако этот же декрет, являющийся апогеем тихоновского консерватизма, явился и переломным моментом в истории тихоновщины. Он оказался психологически неприемлем для многих. В Москве протестует в лицо самому Тихону священник Иоанн Борисов. В Петрограде к митрополиту Вениамину с протестом против действий Тихона и его отправляется депутация из архимандрита Николая Ярушевича, протоиереев Боярского, Сыренского, Белкова, Кремлевского и меня. <…> В Вениамине сочувствия мы не встретили. Более того, он отнесся к нам враждебно, не поняв нас. Но в разговоре, когда мы выяснили ему весь ужас, который несет за собой декрет Тихона, все же получили его благословение служить и работать по-прежнему, невзирая на волю Тихона. Это был своего рода революционный шаг со стороны Вениамина. По другим епархиям декрет Тихона принимается к сведению и исполнению. Некоторых охватывает отчаяние — сознание бесплодности пастырского делания, лишенного творчества и инициативы, как того требовали дух и буква тихоновского циркуляра. Прот. Боярский хочет уйти от активной работы, другие решаются не подчиняться ни за что, утверждая, что этот декрет затрагивает их религиозную совесть. А, в общем, все это единицы. Мрачные оо. протоиереи и черносотенцы-епископы торжествуют. Тягостно даже вспоминать этот период» (Введенский А. Церковь и государство. М., 1923. С. 241—242).

[11] «От сих всех отныне должен еси блюстися, понеже вторым крещением крещаешися, по таинству христианскому» // Требник в двух частях. Ч. 1. М. Издание Московской Патриархии, 1979. С. 82.

[12] Речь идет об обновленческом расколе.

[13] Всесторонняя критика общей исповеди дана священником о. Валентином Свенцицким в его работе «Шесть чтений о таинстве покаяния в его истории» (Надежда. Вып. 2. Франкфурт-на-Майне, 1979. С. 105—178).

[14] О. Иоанн Сергиев (Кронштадтский) был канонизирован на Поместном Соборе Русской Православной Церкви 7-8 июня 1990 г.

[15] «Согласие отцов» (лат.).

[16] «Что позволительно Юпитеру, то не пристало быку» (лат.).

[17] Св. Симеон, архиепископ Фессалоникийский. Ответы на вопросы, предложенные блаж. Симеону от архиерея // Писания свв. отцов и учителей Церкви, относящиеся к истолкованию православнаго богослужения. Т. 3. СПб., 1857. С. 148—149.

[18] Тезисы докладов о современной покаянной дисциплине профессора Петроградской духовной академии протоиерея о. Налимова (тезис 23) // Путь. Париж, 1929. № 18. С. 86-87. Следует отметить, что о. Налимов, призывавший своих духовных чад к как можно более частому причащению, вводил в широкую практику причащение без исповеди, заменяя ее еженедельной духовной беседой (см. статью: Сове Б. Евхаристия в древней Церкви и современная практика // Живое Предание (Православие и современность). Труды Православного Богословского Института в Париже. Париж, 1937. С. 193).

[19] Последование о исповедании // Требник в двух частях. Ч. 1. М., Издание Московской Патриархии, 1979. С. 71-90.

Письмо четвертое

20 января 1923 г.

Дорогие друзья мои!

Я обещал вам в нынешнем (4-м) письме вернуться к вопросу о Церкви, но и на этот раз изменяю свое намерение и хочу говорить опять о таинстве, но не о таинстве исповеди, о котором шла речь в предыдущем письме, а о величайшем таинстве Евхаристии. Как и прошлый раз, я вынуждаюсь к отмене предположенной темы некоей рукописью, находящейся в моих руках и затрагивающей вопрос неизмеримой важности. Рукопись эта — «отношение» (так называет ее сам автор) одного иерея к своему архипастырю. Но «отношение» это совершенно особого рода: это скорее исповедь смущенной верующей души, мучительно ищущей разрешения своих тяжких недоумений, чем обычное, деловое «отношение».

Читая эту «исповедь», прежде всего поражаешься тем обстоятельством, что захолустный батюшка с мукой останавливается перед фактом, мимо которого спокойно и равнодушно, во всяком случае, не возвышая голос (как делает этот безвестный служитель алтаря), проходили и проходят сотни столичных иереев (не говоря о множестве провинциальных). Очевидно, их многоученая иерейская совесть далеко не так живо реагирует на то явление, которое повергает в величайшее смущение провинциального батюшку — отца Гавриила. По крайней мере, в их среде не слышно было такого вопля, какой исторгся из груди автора лежащей предо мною рукописи. Правда, в Москве, в одном частном доме, был прочитан доклад на тему, которая составляет предмет настоящего письма, но, несмотря на авторитетное имя лектора, практические последствия чтения были, по-видимому, ничтожны…

Затем, нельзя не удивляться тому, с какой тщательностью собрал автор в своем провинциальном захолустье материал для освещения взволновавшего его душу вопроса. Воистину, честь и слава ему!

Рукопись, о которой идет речь, относится к 1921 году, но, к сожалению, она не утратила своего значения и для нашего времени, так как и поныне во множестве храмов совершается то, что встревожило чуткую совесть иерея Божия, написавшего своему архипастырю следующее:

"Один недоуменный и крайне смущающий меня вопрос побудил беспокоить Ваше высокопреосвященство настоящим отношением, тем более, что к кому ни обращался я за разъяснением его, не получал надлежащего удовлетворения. Предварительно мне хотелось бы уверить Ваше высокопреосвященство, что ничто низменное не руководит мною в настоящем обращении к Вам.

От юности своея я истый церковник и единственно чего ужасаюсь, как бы враг Церкви Христовой и моей собственной души не воспользовался моим смущением, продолжающимся уже не один год, и не отторг бы от общего единомыслия, внушив мне ревность не по разуму. Вопрос, который я осмеливаюсь предложить на решение Вашего Высокопреосвященства, желал бы представить, с Вашего изволения, в таком виде.

Грозные события последнего времени тяжело отозвались на состоянии Православной Русской Церкви. Не говоря об огромном материальном лишении Церкви, эти события коснулись и внутреннего, духовного ее содержания.

Божественная Евхаристия есть центральный пункт нашей православной веры и Вселенской Церкви, около которого вращается все содержимое в Церкви. Приносимая жертва Божественного Агнца Христа есть Святая Святых нашей духовной жизни: где нет истинной Евхаристии, там нет ни Христа, ни истинного христианства, — там пустота духовная. Такая пустота может быть даже при внешнем, видимом совершении таинства. Вот на этот самый существенный пункт, можно сказать, сердце вселенского Православия, совершающиеся события последнего времени и наложили свою тяжелую руку, принудив Русскую Высшую Церковную Власть внести изменение в совершение Божественной Евхаристии.

Как известно, Высшее Управление Русской Православной Церкви сделало циркулярное распоряжение [1] по всем епархиям оповестить духовенство, что оно нашло возможным допустить совершения таинства св. Евхаристии на ржаном хлебе, за неимением пшеничного, и на некоторых ягодных соках, за отсутствием виноградного вина.

Не знаю: может быть, постановление Церковной Власти основано на Св. Писании и Св. Предании, только в самом циркуляре это допущение мотивировано исключительно нуждою времени, полным отсутствием Евхаристических веществ. Я буду говорить только об одном веществе — вине, так как в пшеничном хлебе недостатка, кажется, не было и нет.

Допущение Церковной Властью совершать литургию на ягодных соках и предписание епархиального начальства духовенству самому озаботиться тем, чтобы запасти вина, дали повод к широкому произволу в этой области.

Христос-Спаситель говорит: «Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие» (Ин. 6, 55).

Но то, что изготовлялось и изготовляется для Таинства Причащения, по большей части истинным питием назвать нельзя: это — даже не ягодные соки, а простой водный настой ягод или каких-нибудь фруктов, включительно до ранеток, подкрашенный чем-то и подслащенный иногда сахарином, не только не пригодный, как питие, но подчас возбуждающий тошноту.

Виноградное вино, узаконенное Слово Божиим и Свящ. Преданием, как единственно достойное вещество для совершения Божественной Евхаристии, еще древним мудрецом пророчески предсказано: «Премудрость созда себе дом и утверди столпов седмь: закла своя жертвенная, и раствори в чаше своей вино, и уготова свою трапезу. Посла своя рабы, созывающи с высоким проповеданием на чашу, глаголющи: … приидите, ядите Мой хлеб, и пийти вино, еже растворих вам» (Притч. 9, 1—5).

В словах Спасителя: «Аз есмь лоза истинная, и Отец Мой делатель есть» [2] — сокращение всей нашей Божественной литургии. "Я — лоза (а лоза дает только вино), Я — жертва, приносимая за мир, а Отец Мой — совершитель этой жертвы, и в литургии Бог Отец совершает самое Таинство, приносит Сына Своего за спасение мира. Св. Евангелие дает нам твердое основание знать, что Христос Спаситель совершил на Тайной Вечери и установил Таинство Причащения совершать над хлебом и виноградным вином, чему служат доказательством слова Спасителя, произнесенные Им вслед за причащением учеников: «… не имам пити отныне от сего плода лознаго, до дне того, егда Я пию с вами ново во царствии Отца Моего» (Мф. 26, 29; Мк. 14, 25; Лк. 22, 18). При этом заповедал: «Сие творите в Мое воспоминание» (Лк. 22, 19).

Эта всемирная чаша должна быть едина, начиная с чаши Тайной Вечери и кончая последней — пред Вторым Пришествием Христовым, как и по слову Апостола: «един хлеб, едино тело есмы мнози: вси бо от единаго хлеба причащаемся» (1 Кор. 10, 17).

Св. Предание узаконяет вино как единственное вещество для Таинства Причащения, что доказывают чины литургий от ап. Иакова до Златоуста [3]. В литургии св. Василия Великого священнослужащий произносит слова: «…чашу от плода лознаго приемь» [4]. Как же он может произносить эти слова, имея пред собою в чаше не виноградное вино, — и в такую страшную минуту?

Церковь Христова во все время своего существования строго оберегала чистоту, святость и неизменчивость в существе своем Божественной Евхаристии. Так, в древности были еретики-гидропарастаты («водопредстатели»), которые учили, что Таинство Причащения надо совершать на одной воде, без вина. Церковь отвергла это учение, и Карфагенский собор правилом 46-м определил: "В святилище да не приносится ничто кроме Тела и Крови Господни, якоже и Сам Господь предал, то есть кроме хлеба и вина, водою раствореннаго [5].

В отвержение еретиков-водопредстателей, с другой стороны, еретики-армяне впали в противоположную крайность, стали совершать Таинство Причащения на одном вине без воды. Шестой Вселенский Собор отверг это заблуждение, 32-м правилом определив: «И Иаков, Христа Бога нашего по плоти брат, коему первому вверен престол Иерусалимския Церкви, и Василий Кесарийския Церкви архиепископ, коего слава протекла по всей вселенной, писменно предав нам таинственное священнодействие, положили в Божественной литургии, из воды и вина составляти святую чашу. И в Карфагене собравшиеся преподобные отцы, сии точно слова изрекли: да не приносится во святом таинстве ничто более, точию Тело и Кровь Господня, якоже и Сам Господь предал, то есть хлеб и вино, водою растворенное. Аще же кто епископ, или пресвитер, творит, не по преданному от апостолов чину, и воду с вином не соединяя, сим образом приносит пречистую жертву: да будет извержен, яко несовершенно таинство возвещающий, и преданное нововведением повреждающий» [6].

Это свидетельство, как свидетельство Вселенского Собора, имеет особенную важность, тем более что Вселенский Собор касается самого существа совершения Таинства: именно, кто совершит не по чину, преданному от Апостолов, тот тем самым возвещает таинство не совершенно или не совершившимся.

Св. Симеон Солунский в главе о священной литургии пишет: "Водопредстателей же ереси и Златоглаголивый противится внегда глаголати реченное от Господа: не пию отныне от рождения лозы [7], лоза же вино, не воду рождает. О сем представляет Златоглаголивого литургия, и еще явленнее богоглаголивого Василия… Тогда наводит: «подобие же и чашу от рождения лозы взем, растворив, благодарив, благословив, освятив даде» [8]. Зриши ли? «От рождения лозы взем» — глаголет… И божественный Иаков, в глаголемой того литургии, тожде же обретается во многих, — сице глаголет: «и взем чашу и растворив вина и воды [9]. И вси же сице приношаху Отцы в кафолических церквах и апостольских престолах издревле преемство» [10].

Здесь св. Отец пишет против армян, совершавших таинство Причащения на одном вине (истинное питие), и между прочим упоминает еретиков водопредстателей, приносивших одну воду (истинное питие), у нас же в настоящее время не приносится ни вина, ни даже воды натуральной.

Об этом же мы находим свидетельство в книге «Скрижаль» (Москва 1656 г.), одобренной и утвержденной Великим Московским Собором 1667 г., где читаем: «Сего ради нуждно есть во святой чаши вино и вода в совершение таинства, а не вода токмо якоже есть ересь скверная водопредстателей, яже развращает и растлевает предание таинств <…> Ниже вино токмо якоже творят еретици армени, дабы потребили ину ересь водопредстателей, сами же падоша в горшую, якоже сие случися и воиных, иже отпадают от истины» (Гл. 73, «Паки о совершаемых в проскомидии») [11].

«Православное исповедание кафолической и апостольской Церкви узаконяет: „Третие Таинство — святая Евхаристия или Тело и Кровь Господа нашего Иисуса Христа, под видом хлеба и вина, в котором истинно и собственно или действительно находится Иисус Христос. Сие Таинство превосходит все другие, и более других содействует к получению нашего спасения… Священник… должен наблюдать, чтобы приличное было вещество, то есть, хлеб пшеничный, квасный, чистый, сколько возможно, и вино, несмешанное с другою какою-нибудь жидкостью, и чистое само в себе“ (Вопр. 106—7) [12].

Отсюда видно, что другие какие-нибудь жидкости, разные ягодные и фруктовые соки и сиропы недопустимы даже к смешению и тем более едва ли могут быть сами в себе веществом для таинства.

„Православное исповедание“ в той части, откуда взято свидетельство, утверждено собором восточных иерархов [13] и всеми восточными патриархами.

Великий Московский Собор 1667 г. в присутствии двух восточных патриархов [14], в утвержденной им книге „Скрижаль“ определил: „Вещество убо Божественныя Литургии есть хлеб и вино с водою. Не бо от иного коего либо вещества, или от плода прилучившагося, или сикера (опьяняющий напиток — прим. ред.), но от истинныя пшеницы и вина истинного. Божественное тайнодействие совершати нам Господь и божественнии Его апостоли предаша. И внемли, да не прельстиши себе и вместо чистаго вина принесеши оцет или винные дрожди, или иное что гнилое, грех бо наведеши себе смертный“ (О седми таинствах, стр. 111—112) [15].

Не могу умолчать об одном свидетельстве, где чудесным образом признается вино как единственное вещество для св. Евхаристии. В житии преп. Кирилла Белозерского (память 9-го июня) и в составленной ему службе, в „стихирах на хвалитех“ повествуется, что в обители его недоставало вина для совершения св. Таинства Причащения, и Господь, по молитвам угодника, умножил вино, так что его хватило на долгое время [16]. Очевидно, что ни преп. Кирилл, ни Сам Господь не находили возможным заменить вино чем-либо другим.

В „Великом Катехизисе“, изданном по благословению святейшего патриарха Филарета, читаем: „Вопрос: Кое есть вещество сея тайны? Ответ: хлеб пшеничен, квасен, солию же осолен. И вино с водою имущее свою естественную целу сладость“ [17].

Вопрос: „Кое есть действо и кое есть совершителное третие [18] сея тайны? Ответ: сие есть дивное совершителное, яко в ней верху являемыя образы хлеба и вина, пребывают же сами о себе выше естества, хлеба и вина. Сиречь, вид и вкус хлеба есть, хлеба же самого несть. Вид и вкус вина есть, вина же несть <…>. Обаче (однако, впрочем — прим. ред.) известно се веждь, яко идеже сия видимая знамения не суть, ту ни телесе Христова и пречестныя крове Его несть. Зане под сими точию (только — прим. ред.) образы знамениями хлеба и вина, по освящении глагол Господних дается тело и кровь Христова, кроме же сих не дается. Да вемы где суть, где же несть их <…>. Идеже знамения от Господа назнаменанная и преданная на что не суть, тамо ниже вещь и тайна от Бога данная есть“ [19].

Не следует ли из сего заключить, что на литургии, совершенной на неузаконенных веществах, не бывает преложения, не бывает Тела и Крови Христовых?! В „Малом Катехизисе“ читаем: „Священник имать совершати святую литургию, с намерением ума да совершает ю, еже святая Церковь соборне описала своим и не соборне. К тому же да иметь принадлежащую вещь совершенну сущу и делу, еже есть хлеб чистый, пшеничный, квасный, и вино естественное с водою мало смешанное. Потом же и иныя потребы, без них же никакоже может святая литургия совершатися“ [20] (л. 32 обор.).

Наконец, „Учительное известие“ гласит: „Вещество Крове Христовы есть вино от плода лознаго, сиесть, из гроздов винныя лозы источенное… Вином же не суть и быта не могут вси соки, от различных овощей и ягод источени, сиесть, яблочный, грушевый, вишневый, терновый, малиновый, и инии сим подобнии. Аще же кто дерзнет кроме самаго винограднаго вина, на иных видех и соках, или вино кислостию во оцет претворится, или с чим смешаное будет, никакоже таинства совершит: но согрешит иерей тяжко смертно и извержению от священства подпадет“ [21].

Ввиду приведенных свидетельств, при их общеизвестности, не может ли зародиться и проникнуть в массу народную страшная мысль: да совершается ли у нас в России св. Евхаристия? К такой мысли косвенным образом дает повод и самый циркуляр Высшей Церковной Власти, предписавшей распространить его секретно. По-видимому, и Церковная Власть была недостаточно уверена в обоснованности своего распоряжения.

Правда, она допустила это изменение по нужде, за полным отсутствием виноградного вина, и Церковь, действительно, обладала во все времена и обладает правом перемены обрядов и обычаев, отмены правил, делать по нужде снисхождения, допускать исключительные смотрительные случаи из всеобщей практики церковной, но в то же время не надо ли думать, что это делалось в вещах не существенных, установленных самою же Церковью, и в случаях исключительных? Здесь же, с одной стороны, допущено служение литургии не на виноградном вине не в виде исключения, а во всеобдержное употребление, продолжающееся вот уже около трех лет, а, с другой стороны, вопрос этот касается самого существа Таинства Причащения.

Древняя Церковь говорит, что Таинство „несовершенно“, „не совершится“, „Тела и Крови Христовой не бывает“, а тут как бы утверждается обратное, что таинство и совершится и бывает истинное причащение: не есть ли здесь как бы посягательство на волю Духа Святаго?

Постановлено: священников и диаконов поставляет епископ, и ни при какой нужде не могут это совершить священники. Дух Святый не соизволит на это, а Божественная Евхаристия выше таинства священства: не жертва Христова установлена для священников, а священники поставляются для совершения жертвы.

Вещество для таинства крещения есть вода, как символ омовения от грехов, и ни при какой нужде нельзя заменить ее другою какою-либо жидкостью, например, маслом, керосином: тут будет не омовение, а вящее загрязнение, и таинство не совершится.

Божественная же Евхаристия несравненно выше крещения: в крещении вещество — вода — остается по освящении водой же, и то ее заменять нельзя; в Причащении же вещество — вино — прелагается в кровь Христову, тут „да молчит всякая плоть человеча“ [22]. Да и как символ — виноградное вино не имеет себе подобного в мире вещественном.

Прошу позволения привести еще одно свидетельство из выше цитированной книги „Скрижаль“: „Страшная трапеза лежащая посреде Олтаря <…> и чаша с вином яко веселит, и животворит, и согревает, и упояет всякаго вернаго Божествеными благодатьми“ [23] (гл. 4, „Что знаменует трапеза“). Ягодные соки заключают ли в себе все эти свойства — веселить, животворить, согревать, упоять? Их имеет в полной мере только виноградное виной, как символ тех же свойств Духа Святаго, оно занимает исключительное положение.

Почтительнейше прошу Ваше Высокопреосвященство дать мне архипастырское разъяснение, что употребление в святом таинстве Причащения ягодных соков, вместо виноградного вина, не противно Духу Евангелия Христова и Вселенского Православия, — чем успокоите мою мятущуюся совесть.

Вашего Высокопреосвященства нижайший послушник

священник Гавриил Кузнецов.

1921 года, октября 6-й день».

Не знаю, дорогие мои, нужно ли что прибавлять к тому, что сказал благоговейный автор сего писания. Прибавлю разве вот что. По-видимому, в той хлебородной местности, где он живет, не было покушения святотатственно, с опошленной от злоупотребления ссылкой, что «по нужде и закону пременение бывает» [24], посягать на вещество Тела Христова, т. е. подменять чистый пшеничный хлеб каким-либо суррогатом. Между тем у нас, в Средней России, это практиковалось и практикуется доселе, несмотря на то, что булочные ломятся от белого хлеба.

А ведь Церковь предъявляет те же строгие и неотложные требования к священнослужителю относительно вещества Тела Христова, что и по отношению вещества Крови Господней. Так, в «Известии учительном» читаем: «Вещь тайны Тела Господа нашего Иисуса Христа есть хлеб от чистыя пшеничныя муки, водою простою естественною смешаный и добре испеченый, квасный, непресоленый, свежий и чистый: вкус, сиесть, смак свойственный имеяй и к ядению благоприятный и способный… Иный же хлеб, кроме самыя пшеницы, квасный из всякаго жита семен, вещию Тела Христова быти не может: дерзнувый же иерей над каковым хлебом из иных семен служити, или и из пшеничныя муки и естественныя воды и квасный, но млеком или маслом или яицы помазанный, зацвелый же, сплеснелый, или изгорчал, или черств, или растлен, зело тяжко согрешит и извержению подпадет, яко таинство на таковых видех не совершится» [25].

Мне приходилось говорить по вопросу о веществе таинства Евхаристии со многими духовными лицами, и я ни у кого из них не встречал той спасительной богоугодной тревоги, которая наполнила сердце о. Гавриила и понудила его поставить откровенно жуткий вопрос: «да совершается ли у нас в России святая Евхаристия?» Вопрос поистине страшный, — ибо если не совершается Евхаристия, то мы лишены причастия вечной жизни и утрачиваем связь с Церковью — Телом Христовым.

Что касается меня, то когда предо мною встал во всей ужасной обнаженности этот вопрос, я поставил себе за правило не только не приступать к св. Чаше, не узнав заранее о достодолжном совершении таинства (в смысле употребления обязательных веществ), но и не присутствовать за литургией в качестве богомольца, если узнавал, что литургия совершается не на вине, а на каких-либо суррогатах, ибо в последнем случае великое бого-- и тайнодействие подменяется лицедейством.

Со времени же образования у нас еретического ВЦУ приходится заботиться и о том, чтобы не попасть в храм, где священнодействующим является лицо, имеющее церковное общение с этим ВЦУ, ибо тут также никакого таинства, конечно, не совершается, и приступающий к Чаше вместо Тела и Крови Христовых приемлют простой хлеб и простую — того или иного рода — жидкость.

Да, родные мои, дни лукавы [26] трезвитесь, бодрствуйте; молитесь и меня, грешного, поминайте. Воспомяните и богобоязненного о. Гавриила.

Да охранит вас благодать Господа «от человек некоторых, и бесов, и страстей, и от всякия иныя неподобныя вещи» [27].

Любящий вас брат о Господе…

P. S. Некто сказал по поводу подлога, устраиваемого относительно вещества таинства св. Евхаристии, что «русская Церковь впала в мистическую неизвестность», так как неизвестно, что содержит евхаристическая чаша при наличности такого подлога. Из приведенных выше свидетельств можно сказать больше: чаша чужда Тела и Крови Христовых, т. е. того, что составляет сердцевину Церкви.

Хотел я предложить вам некоторые выписки из блаж. Симеона Солунского, относящиеся к таинству исповеди, но не могу этого сделать за отсутствием под руками его священнолепных писаний [28]. Простите! Вместо этого выпишу несколько строк из Требника, из «Последования о исповеди», из которых видно, как необходима частная исповедь, чтобы духовник не являлся преступником пред Господом Богом, допуская к св. Чаше недостойных.

«Внимай себе, о духовниче! зане, аще погибнет едина овца нерадения ради твоего, от рук твоих изыщется. Проклят бо, глаголет Писание, дело Господне с нерадением творяй (Иер. 48, 10). Великий же Василий глаголет: блюди, да не убоишися человека в падении его, да не предаси Сына Божия в руце недостойным, да не усрамишися кого от славных земли, ниже самаго диадиму носящаго, да не причастиши: божественная бо правила не повелевают недостойным причаститися, яко язычницы бо вменяются. Аще ли не обратятся, горе и тем, и причащающым их» [29].

29 марта/11 апреля 1925 года.

г. Петроград.

[1] Текст данного циркуляра, распространявшегося «секретно» (см. ниже с. 30), в настоящее время неизвестен; однако в мемуарной литературе, относящейся к данному периоду времени, имеются подтверждающие его свидетельства. Так, в воспоминаниях В. Ф. Марцинковского описывается литургия в московской таганской тюрьме, которую совершали несколько епископов во главе с митр. Кириллом Казанским (Смирновым); один из заключенных священников (игумен Иона) лишь прислуживал во время литургии, но не участвовал в причащении, поскольку «при совершении таинства вместо вина (с разрешения Патриарха Тихона) употреблялся клюквенный сок»; в качестве оправдания игумен Иона говорил: «Вот богослужебная книга <…> Прочитайте статью „о веществе таинства“ <…> Видите, должно быть обязательно вино. И, может быть, по грехам нашим Бог отнял его у нас. Разрешение Патриарха Тихона для меня, как православного священника, недостаточное основание <…> Это соборное постановление Церкви, и только она в целом может его изменить» (Марцинковский В. Ф. Записки… С. 217—218). Отметим также свидетельство В. Никифорова-Волгина: «…Голод. С превеликим трудом доставали горсточку муки для просфор. Литургийный хлеб стал теперь ржаным — почернело тело Христово…» (Дорожный посох. М., 1991. С. 86).

[2] Ин. 15, 1 (церк.-слав.).

[3] В настоящее время в Русской Православной Церкви, как правило, совершается литургия Иоанна Златоуста, являющаяся сокращением и переработкой литургии Василия Великого; последняя также совершается, но реже (10 раз в году). В свою очередь св. Василий создал свою литургию путем систематизации и пересмотра многих существовавших ранее редакций, из которых наиболее древней является литургия ап. Иакова (брата Господня по плоти); в настоящее время эта литургия также совершается в некоторых православных храмах (как правило, в день памяти ап. Иакова — 23 октября по ст. стилю). Наконец, в некоторые дни четыредесятницы совершается также литургия Григория Двоеслова (литургия преждеосвященных даров).

[4] Служебник. М., 1977. С. 393.

[5] Книга правил святых Апостол, святых соборов вселенских и поместных и святых отец. М., 1901. С. 205.

[6] Там же. С. 94-95.

[7] Мф. 26, 29.

[8] Служебник. М., 1977. С. 393.

[9] Собрание древних литургий, восточных и западных. Вып. 1. СПб., 1874. С. 176.

[10] Св. Симеон, архиепископ Фессалоникийский. Разговор о св. священнодействиях и таинствах церковных // Писания свв. отцов и учителей Церкви, относящиеся к истолкованию православнаго богослужения. Т. 2. СПб., 1857. С. 119—121 (у Новоселова приведен другой перевод).

[11] Скрижаль. М., 1656. С. 181—182.

[12] Православное исповедание кафолической И апостольской Церкви Восточной. Ч. 1. О Вере. Вопросы 106—107. М.. 1831. С. 86-87.

[13] Указанная выше книга была снабжена следующим предисловием: «Я смиренный, со Священным собором Архиереев и Клиром, прочитав присланную к нам от единоверной нам Мало-Российской Церкви книгу, под заглавием: Исповедание Православной Веры Кафолической и Апостольской Церкви Христовой <…> нашли, что она во всем согласуется с догматами Христовой Церкви и священными канонами, и нет в ней ничего противного Церкви. Впрочем другую часть оной, представленную на Латинском языке, мы не читали: посему утверждаем ту только, которая писана на нашем языке <…> В лето Спасения 1645, месяца марта, 11 дня» (послание подписано патриархом Константинопольским Парфением и другими патриархами и епископами восточных церквей) // Там же. С. VI—VIII.

[14] На соборе 1667 г. присутствовали Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский.

[15] В этом месте письма священника Гавриила Кузнецова, по-видимому, какая-то ошибка: в книге «Скрижаль» не только нет приведенной цитаты, но и указанной им главы (в 26-й главе с близким названием «Седмь таинств, сиречь дарований имать епископ» речь идет совсем о других предметах).

[16] Минея. Июнь. Ч. 1. М., Издание Московской Патриархии, 1986. С. 285. 3-я стихира на хвалитех: «Вина недостатки Божией церкви, молитвами твоими, отче, сосуд исполнил еси и на многа времена довлети той даровал еси. Темже и нас, почитающих память твою, вином Божия любве напой всех, да прославляем пречестное успение твое» (Там же. С. 283).

[17] О четвертой тайне тела и крове Христовы // Великий Катехизис. Глава 77. 3-е изд. 1890. Л. 383 об.

[18] До этого в «Катехизисе» шла речь о том, что таинство Евхаристии, говоря современным языком, имеет три аспекта («три суть особне сия»): первый — что в нем мы имеем истинное Тело и Кровь, а не только их образ; второй — что это одно Тело, а не два (из хлеба и от Богоматери); третий аспект рассматривается в приводимом отрывке.

[19] Там же. Л. 387—388.

[20] В качестве цитируемого источника Новоселов указывает: Катехизис. Попов (в некоторых списках: Псков. — Е. П.), 1885. Л. 3206. Мы не нашли указанного издания, в котором, по-видимому, был сделан новый перевод с латыни; в книге С. Т. Голубева «Киевский митрополит Петр Могила и его сподвижники» (том 2, Киев, 1897) приведен первоначальный славянский текст «Малого Катехизиса» (1649 г.).

[21] Служебник. М., 1977. С. 511—512.

[22] Да молчит всякая плоть человеча и да стоит со страхом и трепетом, и ничтоже земное в себе да помышляет: Царь бо царствующих и Господь господствующих приходит заклатися и датися в снедь верным. Предходят же Сему лицы ангельстии со всяким началом и властию, многоочитии Херувими и шестокрилатии Серафими, лица закрывающе и вопиюще песнь: аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя" (Триодь постная. Ч. 2. М. Издание Московской Патриархии, 1992. Л. 502). Этот тропарь поется на литургии в Великую Субботу вместо Херувимской песни.

[23] Скрижаль. М., 1656. С. 26-27.

[24] Евр. 7, 12.

[25] Служебник. М., 1977. С. 510—511.

[26] Еф. 5, 16.

[27] Молитва 7-я св. Иоанна Златоуста на сон грядущим // Православный молитвослов и Псалтирь. М., 1988. С. 18.

[28] Св. Симеон, архиепископ Фессалоникийский. Об исповеди // Писания свв. отцов и учителей Церкви, относящиеся к истолкованию православнаго богослужения. Т. 2. СПб., 1857. С. 119—121.

[29] Последование о исповедании // Требник в двух частях. Ч. 1. М., Издание Московской Патриархии, 1979. С. 69-70.

Письмо пятое

5 февраля 1923 г.

Дорогие друзья мои!

Простите, что долго не писал вам. Обстоятельства так сложились, что мне трудно было взяться за перо. Возобновляя обещанную в конце второго письма беседу о Церкви, я предложу вам на этот раз духовную трапезу, изготовленную не из мыслей духоносных Отцов, а представляющую собою сводку суждений о Церкви простого мирянина. Впрочем, мирянин этот не может быть назван рядовым, так как жизнь его является совершенно исключительной по тем внешним и внутренним переживаниям, которые выпали на его долю. Этот мирянин — князь Дмитрий Александрович Хилков, том писем которого лежит у меня на столе [1].

В предисловии к «Письмам» издатель [2] сообщает биографические данные о князе. Я не буду их приводить полностью, а приведу только схему его жизни, которая в предисловии не без основания названа «причудливой». Вот она: 1. Блестящий паж и лейб-гусар, очень набожный православный христианин. 2. Начальник казачьей сотни и видный участник русско-турецкой войны [3]. 3. «Ярый толстовец». Отрицает Православие, государство, войну, раздает свою собственность, сам пашет землю. 4. Революционер [4]. 5. Враг церковности, крайний индивидуалист, покровитель религиозных сект [5]. 6. Апологет церковности, верный сын Православия и почти затворник в глуши и тиши своего хутора [6]. 7. Вновь казак и герой нынешней войны [7].

Из указанного тома писем (1—123 стр.) я старался извлечь все существенное, что сказано автором о Церкви. Мне хотелось рассеянные на многих десятках страниц мысли о Церкви собрать воедино и представить вам в виде более или менее цельного произведения. Насколько удалось мне это сделать, судите сами.

Считаю не лишним сказать несколько слов в разъяснение того, как производил я свою работу. Я выбирал разные места писем и распределял их по определенным темам, которые подсказывались содержанием мыслей автора. Таких тем я наметил пять: 1. О Церкви как живом организме. 2. О «нынешнем Православии». 3. Из кого состоит Церковь. ,4. Жизнь и взаимоотношения членов Церкви, как живого организма (по сравнению с сектантством). 5. Богочеловек и человекобог.

Всюду я привожу подлинные слова автора, сохраняя, между прочим, и его несколько необычную пунктуацию [8]. Иногда только мне приходилось переставлять некоторые фразы для большей ясности речи. Некоторые места я выносил из текста в примечания. В двух-трех случаях я позволил себе вставить по несколько слов для связности речи. Раза два-три я дополнил мысли автора «Писем» своими соображениями, чтобы казавшаяся мне недоговоренность в письмах не привела вас, мои дорогие, в недоумение. Цифры в скобках указывают страницы «Писем», откуда взято данное место.

Читая предлагаемое вам рукописание, вы, с одной стороны, легко убедитесь, как ценны для нас мысли покойного Дмитрия Александровича о Церкви, с другой — без труда усмотрите их согласие по существу с тем, что вы читали в предыдущих моих письмах о том же предмете.

Вы сумеете, надеюсь, извлечь из этих мыслей то, что осветит вам и многие современные явления церковной жизни и, может быть, грядущие судьбы Церкви. Поэтому я не буду подсказывать вам, на что следует обратить особенное внимание.

Маленькое замечание: письма, из которых сделаны мною извлечения, относятся к самому концу 1913 г. и первой половине 1914 г.

Еще: мне хотелось бы, чтобы вы не относились пассивно к тому, что я с такой любовью собирал для вас в писаниях мудрого князя. Обсудите предлагаемые вашему вниманию мысли, примите их свою душу и воспользуйтесь этим драгоценным материалом для уяснения и оценки тех «церковных» и иных течений, которыми так обильно напояется наша земля.

Хочу надеяться, что вы с большим интересом и немалой пользой для себя услышите голос покойного искателя вечной правды, открывшейся ему в Церкви Христовой, верным сыном которой он отошел от нас в «оный мир».

1. О Церкви как живом организме

С самого начала было два разных представления о христианстве и христианской общине.

Иудейское представление ныне называется рационалистическим. Христианство сводится к личной внутренней связи каждого порознь с Божественной Личностью и к вере в Нее и Ее дело. При этом Сама Личность, — как находящаяся не небе, — все «таит». Представление о Ней делается смутным, и на Ее место ставится Ее учение. И человек «связывает себя» не с Божественной Личностью, а с Ее учением.

Гностицизм [9] выродился в мистические секты. Мистики строят свое понимание христианства на началах сердечных, на любви к Личности Христа. Они утверждают необходимость познания живого, видимого и осязаемого Христа. И в этом они правы, ибо Благовествование Христа содержит в себе такое именно представление.

Но неправы мистики, когда ищут и находят живого, осязаемого и видимого Христа там, где они Его ищут и находят.

Рационалисты не врут, они только суживают Благовествование. Мистики расширяют — и расширяют совершенно правильно — понимание рационалистов, но и у них (кроме ошибки искания и нахождения) есть громадный пробел — они игнорируют очень важную часть Благовествования.

Эта часть относится к существу общины христианской и к взаимной связи ее членов.

В представлении рационалистов и мистиков община христианская есть организация — и больше ничего. Члены этой организации связаны между собой наподобие членов всякой организации: общностью цели, верованиями и убеждениями. Но ведь в Благовествовании мы имеет указание на другого сорта общину, на общину, как на организм, на общину, как на живую Личность.

Вот это-то, представление о Христианстве, как о чем-то не только Личном, но и Соборно-общественном, мы имеем только в учении Церкви. По учению Церкви, Церковь Христова не только организация, но она еще живой Организм, Живая Личность, Тело Христово.

Как некогда Христос для выполнения Своего дела нуждался в Теле, так и ныне для продолжения Своего дела Он нуждается в видимом и осязаемом Теле. Нынешнее Тело Христа, это — Церковь Его.

Теперь подобие: что делает живая яблоня, когда она растет? Живая яблоня — т. е. какая-то сила, которую мы называем жизнью в яблоне, хватает мертвое, неорганическое <кремень> и наделяет жизнью, делает живым и органическим.

Так же точно и Христос: Сила Христова хватает живое только физически, втягивает в Свое Тело и наделяет жизнью высшего порядка, жизнью невременной.

Подобно тому, как живое только растительной жизнью, — втянутое в человека, — начинает жить жизнью человеческой, а человек начинает жить в этом растительном, так точно и человек, втянутый в Тело Христово, начинает жить во Христе, а Христос начинает жить в нем.

Клеточки нашего тела все живут самостоятельной жизнью, но кроме этой жизни у них есть и другая жизнь, — та, которую мы им даем (Для такого представления, конечно, требуется вера или знание о том, что мы составляем (мы есмы) нечто самостоятельное, отдельное, вера в личную душу и т. п. Вот точно так же и для веры в Церковь, как в Организм и Тело Христа, требуется вера во Христа, как в Личность [10] — прим. Д. А.).

Клеточки нашего тела, поскольку они живут в нас, а мы живем в них, имеют общую жизнь и связь между собой. Если же мы умрем, то в трупе нашем клеточки, сохраняя свою жизнь, утратят жизнь в нас и связь между собой (в человеческом).

Вот Апостол, говоря об этом, и говорил: «Когда я был втянут в Тело Христа, то я, на подобие клеточки, был жив, но центр тяжести моей жизни и ее смысл и значение изменились. Я жив, — но уже не я живу, но живет во мне Христос» [11].

Если бы клеточка нашего тела сознала и узнала нашу личную, человеческую, психическую жизнь, как индивидуума, то она могла бы сказать: «я жива, но уже не я живу, а живет во мне Иван Иванович» (Когда я уколю свой палец, то кто болит? Я или палец? Апостол отвечает: тебе больно в пальце! — прим. Д. А.).

И об этом самом говорил Христос. Он говорил клеточке: только та клеточка, которая начнет с того, что утеряет свою жизнь клеточки, может надеяться получить жизнь в Иване Ивановиче. «Чтобы сохранить душу свою, надо сначала потерять ее» [12]. (50—53)

Поневоле многие, слыша подобные слова, говорили: «какие странные слова!» Странными они кажутся для тех, которые не думали о кремне и яблоне и никак не догадаются, что эти слова надо понимать в самом прямом, обыденном смысле.

Как только вы поймете эти слова («чтобы обрести жизнь свою, надо сперва потерять ее») просто, то увидите, что лучше и точнее сказать нельзя: для того, чтобы кремень обрел жизнь свою (ожил), надо сперва, чтобы он перестал жить кремнем, а стал жить в яблоне — яблоней. Не кремень должен «воплотить» яблоню, --ибо что это значит? А надо, чтобы яблоня воплотила (в свою плоть приняла) камень. Не Павел стал организмом Христа, -- это --хлыстовское учение — суть хлыстовства [13], — а Павел вошел, как часть, в Тело Христа, в живой Организм Христа, в Церковь Христа, — и совершенно подобно тому, как кремень входит в яблоню. (66)

Для жизни вечной не человек должен воплотить Христа, а Христос должен воплотить человека. Если бы человек воплощал Христа, то Христос явился бы частью человека. И только, если Христос воплотил человека, можно говорить, — если выражаться точно, — что человек стал частью Тела Христова.

Христос говорил, что Он — начаток нового Существа, нового Организма (не организации), что Он — глава этого Существа. А люди — друзья Его — члены этого Организма. И Он говорил совершенно точно и определенно: так как Я имею жизнь вечную, то могут иметь жизнь вечную — только части Меня Самого.

Я брал яблоню, как подобие Христа. Я уподоблял человека кремню, который только оживает в яблоне. Если не рядом будет лежать, а если станет частью яблони.

«Я — начаток новой жизни, — говорил Христос. — Я притягиваю людей не в организацию, а втягиваю в Себя, в Свою жизнь… Я есмь сама жизнь вечная» [14]. (62—63)

Вы говорите, что не понимаете, как можете быть втянуты в Тело Христа.

Об этом много говорил Христос, и все сводится к подобию яблони и кремня. Разве можно объяснить, как кремень втягивается в яблоню и становится живым? «Всякий, слышавший от Отца о нужде быть втянутым, втягивается». Действует и привлекает Божественная сила, и больше ничего неизвестно. Еще известно, что некоторые не противятся этой силе, а другие противятся. (65)

Итак, по учению Церкви, мы — частицы и молекулы Тела Христова, если не будем противитьсяСиле Христовой, втягивающей нас в Тело Христово. (53)

2. О «нынешнем православии»

Теперь я могу ответить на вопрос о том, что такое нынешнее православие с точки зрения учения Святой, Соборной и Апостольской Церкви Христовой.

Я спрашиваю спрашивающего меня: что разумеете Вы под словами: Церковь Христова? Разумеете ли Вы одну только организацию, или же разумеете «организм»? Есть ли у Вас вообще представление об общине, как об организме? Если Вы такого представления не имеете, то применять к организации наименование Церковь не следует, ибо это только порождает недоразумения. Лучше называть партией, обществом, общиной и т. п. Тогда и вопрос явится в гораздо более определенной форме, а именно: похожа ли современная нам православная партия или община на первобытную партию, организацию или общину христианскую? И я отвечаю: нисколько не похожа! Затруднение тут только в том, что судить об организации, в которую входят сотни миллионов, трудно. Но все же ответ остается тот же: нисколько не похожа!

Но если мы станем на точку зрения Благовествования и признаем, что Церковь есть именно Церковь, — храм живущего в ней Святаго Духа, Тело Христово и живой Организм, — то все представление наше меняется, а вопрос утрачивает всякий смысл. Утрачивает потому, что в нем нет вопроса!

Ведь Церковь — это жизнь во Христе сотен миллионов людей. Отчего мы можем думать, что эта жизнь во Христе этих сотен миллионов или части их — не та же самая, которой жили и раньше части и молекулы Тела Христова?

При таком взгляде на Церковь (как на живой Организм) указывать на Синод или «группу архиереев» (Вероятно, корреспондент Д. А. Хилкова указывал на какие-нибудь некрасивые действия Синода, «оскверняющие», по его мнению, святыню Церкви и подрывающие авторитет последней — прим. М. Новоселова), по учению Отцов Церкви, все равно, что подойти к яблоне, указать на дупло и сказать: Вы утверждаете, что яблоня жива, что это — нечто живое и реальное, а вот смотрите — пустое место, наполненное грязью и пылью!

И еще подобие: на теле человека вырос «злокачественный нарост». Так определили доктора.

Теперь я спрашиваю: в каком отношении находится этот нарост к личности человека? Скажем так: наша индивидуальность живет в нашем теле, живет в руке, ноге, в ушах. Вскакивает «нарост». Я спрашиваю: живем ли мы в этом наросте? Христос дает такой ответ: пока нарост «чувствителен», пока вам больно, если его будут «колоть», до тех пор несомненно вы живете в этом наросте. Если же «чувствительность» потеряна, то да будет вам этот нарост, как мытарь и грешник. Если он «не слушается», если чувствительность утеряна, то, значит, он уже не часть тела. (53—55)

Представьте себе, что ныне при нас наступило бы то, что непременно наступит и сбудется: что из 100 епископов 99 отрекутся от православия, а из 80-ти миллионов отрекутся от него 79 миллионов 999900 человек. Что же из этого? Да ровно ничего! Это дело очень бы «касалось» отрекшихся, но Церкви вовсе бы не касалось. Как она была Телом Христовым и Новым Организмом, — такой бы и осталась. (77)

Если Христос пришел основать не организацию, а дать жизнь высшему Организму, тогда толпы грязных тунеядцев-монахов и т. п. [15] тут ровно ни при чем.

Указывать на них, желая умалить христианство, так же нелепо и неразумно, как если бы кто-нибудь при споре о превосходстве грязного подорожника перед граненым алмазом, с точки зрения «жизни», указывал на то, что подорожник в навозе.

И такие замечания всегда делались, и всегда делаются, и всегда будут делаться иудействующими, — т. е. рационалистами. Они говорили и говорят Христу: Твои ученики в навозе!

А Христос всегда отвечал, отвечает и будет отвечать: Да! к сожалению, это так, но раз они живы, то навоз они скинут с себя. Что толку, что на вас, иудеях, нет навоза, — раз вы мертвы?

Раз мы за критерий возьмем жизнь вечную, то Церковь Христова с грязными монахами и всяким безобразием, — все-таки выше земной организации с временной жизнью, как бы эта организация ни была чиста и отшлифована. И Л. Н. Толстой в минуты просветления это понимал, и завидовал грязной, распутной бабе, которую видел молящейся, то есть утверждающей свою жизнь в Церкви Христовой, то есть в этом живом вневременном Организме [16]. (59)

Если Церковь Христова есть живой Организм, то нельзя ставить Церкви в вину нелепых монахов и митрополитов с алмазами, на том же основании, на каком нельзя обвинять Спасителя в том, что к Нему приближались мытари, грешники и блудницы.

Если же можно ставить в вину Церкви Христовой Митрополитов с алмазами, то, значит, иудеи были правы, говоря: Он друг мытарей и грешников [17].

Если мы — христиане, то должны же мы понимать «азбуку», а именно: или — что алмазы для митрополита ничто, и тогда не можем мы обращать на них внимания; или — они для него навоз, — и тогда мы должны пожалеть беднягу. Но зачем же его ругать?

Но хуже всего мешать сюда Церковь.

Мытари и грешники, шедшие за Христом, наверное были «больны». Но не надо эту «болезнь» переносить на врача: на Христа, на Его Церковь (Практика жизни — дело, конечно, важное, но разве Церковь об этом не говорит? И разве можно думать, что нет «праведных» церковников? Ведь истинная жизнь — не видна и незаметна. Только механизмы явны. Поэтому не надо удивляться тому, что на внешний взгляд мы не видим знамений и чудес. Надо присмотреться, и тогда, я думаю, мы поражены будем их «обилием». Может форма их будет не та, которую мы ждем, но, несомненно, увидим. (80) — прим. М. Новоселова). (60—61)

Заканчиваю: «нынешнего Православия» — нет и не может быть.

Православие одно и неизменно.

Всегда было, есть и будет едино.

Тело Христово одно. И всегда было одним и меняться или изменяться по существу не может.

Полнота Истины всегда содержалась и содержится в этом Теле. (56)

3. Из кого состоит Церковь?

Если мы не откинем слов Христа о послании Духа Святаго [18] и о том, что Дух Святый научит [19], то здравый смысл требует, чтобы мы спросили учеников — первых членов Церкви: кто попадает, и как попасть, и как остаться в Церкви? И ученики и говорят это — и письменно, и устно — Предание.

Теперь конкретный вопрос: находится ли такой-то крещеный в Теле Христовом. Это никому — кроме Христа -- неизвестно. В организации он находится — мы это видим, но находится ли он в Теле — это неизвестно. (64—65)

Никто не может сказать про человека: этот человек попадет в жизнь вечную. Но можно с долей вероятности сказать, что если сам человек отрицает жизнь вечную, то, вероятно, он ей непричастен. Утверждать же опять нельзя, — ибо это тайна, личная тайна между человеком и Богом. Так — по существу дела — Церковь православная и учит. Никогда Православие не говорило, что оно — Православие, или видимая Церковь, или ее священнослужители — могут кому-либо гарантировать жизнь вечную. Это говорит католичество. Православие же говорит, что в последнем подсчете дело все-таки сводится к личным отношениям между Богом и каждым человеком. (77)

Эту, в общем, справедливую мысль Д. А-ча о недоведомой тайне спасения нелишне восполнить указанием, что нередко угодившие Богу люди получали извещение о своем спасении. Стоит вспомнить хотя бы слова ап. Павла, обращенные к его ученику ап. Тимофею: «… время моего отшествия настало. Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил; а теперь готовится мне венец правды, который даст мне Господь, праведный Судия, в день оный; и не только мне, но и всем, возлюбившим явление Его» (2 Тим. 4, 6—8).

Такое же самочувствие было и у других апостолов (см., например, 2 Пет. 1, 14; 1 Ин. 3, 2) [20] и многих святых Божиих, живших в последующие века.

Иные получали извещение относительно ближних своих. Такие случаи нередки в житиях святых.

В этом нет ничего удивительного: приявшие обильно благодать Духа Святаго естественно удостоверялись в будущей судьбе своей, ибо уже здесь на земле могли сказать вместе с ап. Павлом: «Жизнь для меня Христос, а смерть — приобретение» [21].

Эту же в сущности мысль высказывает и Д. А-ч, говоря об «атрибутах» членов Церкви, которые, по его словам, «Христом наделены только одним атрибутом: жизнью вневременной. Они перешли от смерти к жизни». (67)

Конечно, приятие «жизни вечной» чадами Церкви имеет разные степени, о чем много и глубоко пишет преп. Макарий Египетский (главным образом, в своих «Словах», которые помещены в конце единственного тома его творений) [22].

Возможно и замирание в человеке жизни вечной, отпадение от нее. Прочтите грозные строки ап. Павла в послании к Евреям (6, 4—8), грозные по отношению к попирающим принятую благодать Святаго Духа [23]. Да охранит нас Господь от этой беды!

Продолжаю излагать мысли князя — его же собственными словами — о составе Тела Церкви.

Совершенно верно, что Тело Христово покрыто ранами. И когда Христос висел на кресте, то мало было красоты и привлекательности.

Церковь Христова состоит не из здоровых, а из больных — и это с самого начала. Это смущало законников — и совершенно правильно. Ибо с точки зрения закона благочестия это нелепо.

Закон благочестия имеет свой критерий и свою мерку. Эта мерка — «праведность», исполнение закона, нравственность и т. п.

У закона благодати совсем другая мерка. Это не значит, что благочестие или нравственность отменены, а это значит, что они дело второстепенное (В разъяснение мысли Д. А-ча следует сказать, что христианин спасается не благочестием и нравственностью, как таковыми, а благодатию, приемлемою по вере и созидающею в нем, как свой плод, и благочестие, и нравственность. Поэтому человек, при известных условиях (как разбойник на кресте или умирающий, принесший искреннее покаяние), спасается прежде, чем могли произрасти или достигнуть полноты зрелости плоды благодати и веры. В этом смысле и благочестие и нравственность являются делом второстепенным — прим. М. Новоселова).

Грешник и блудница не могли принадлежать к организации храма Иерусалимского. К храму же Тела Христова — могут принадлежать.

Законник говорил: раз ты — мытарь, грешник и блудница, я тебя не могу принять в свою организацию. И если бы Церковь была только организацией, и она должна была бы сказать то же самое. Христос же поступал не так, как законник, потому что исходил не из закона благочестия, а из закона благодати.

Видит: — сидит мытарь: — «Иди за Мной [24]. Составь часть Тела Моего. Я силен тебя переродить и спасти. Мне и Моему царству не нужны дела закона, Я и без них тебя принимаю. А когда станешь частью Меня, и Я буду жить в тебе, ты и начнешь делать дела Христовы, поскольку упразднишь себя».

И все Апостолы в один голос только об этом и говорят.

Вот в этом смысле и говорится, что сила Божия в немощи совершается.

И если подумаете, то и увидите, насколько такая проповедь должна была казаться соблазнительной законникам, и почему мытари, «покрытые болячками» и ничего не могшие привести в свое оправдание, шли ко Христу. — И перерождались. И очищались от болячек, — только это невидимо. (68—69)

Характеризуя различные отношения к греховным болячкам рационалиста, евангелика [25] и христианина, Д.А. замечает:

"Рационалист только и делает, что чистится (т. е. собственными усилиями хочет избавиться от болячек — прим. М. Новоселова).

Евангелик утверждает, что их нет — Кровь Христа их смыла [26].

Христианин говорит: буди милостив ко мне, грешному [27]. (69)

Здесь уместно вспомнить слова преп. Ефрема Сирина: «Вся Церковь — кающихся, вся она есть Церковь погибающих» [28], т. е. сознающих свою греховность и ищущих спасения. Несомненно и то, что святые, сознавая свою греховность и каясь в ней, вели усиленную борьбу, при содействии благодати, со своими страстями, памятуя, что «царствие небесное нудится, и нуждницы восхищают е» (Мф. 11, 13) и что «иже Христовы суть, плоть распята со страстьми и похотьми» (Гал. 5, 24).

4. Жизнь и взаимоотношения членов Церкви, как живого организма (по сравнению с сектантством)

Рационалистическая концепция христианства такова: 2000 лет тому назад появилась Божественная Личность. Эта Личность через некоторое время ушла туда, откуда приходила, оставив учение. Религия <заключается> в том, чтобы установить интимную, внутреннюю связь между человеческой личностью и этой Божественной Личностью. Мало-помалу эта Божественная Личность заменяется Ее учением, и рационалист оставляет связь с Божественной Личностью и связывает себя с Ее учением. (Протестантство в этом положении; в этом положении и все рационалистические секты).

Концепция церковника совсем другая.

Он полагает, что Искупитель-Христос (идея искупления явно запечатлена на всем мире, на всей жизни мира: во всем мире все сущее так или иначе отдает жизнь свою ради жизни других), церковник полагает, что Искупитель-Христос, сотворив Себе плоть, — воплотился. Для этого выбрал народ, колено, семью [29]. В этом для церковника смысл Ветхого Завета. Воплотившись, Божественная Личность — Искупитель, ради продолжения Своего дела, снова сотворяет Себе плоть из человеческого естества. Плоть эта и есть Церковь. Церковь — Тело Христа. Каждый церковник в отдельности — «член Тела Христова».

Когда рационалист говорит: «я жив», <то> он разумеет, что связал себя со Христом.

Когда церковник говорит: «я жив», то он этим хочет сказать и говорит следующее: «я жив, но живу уже не я, а живет во мне Христос [30].

Когда рационалист говорит о „духовной жизни“, он разумеет жизнь своей души, и только.

Церковник же, член Церкви, под словами „духовная жизнь“ разумеет гораздо больше. Он еще разумеет соборную, в единении, жизнь всех частиц, всех молекул Тела Христова -- во Святом Духе, или Святым Духом.

Когда рационалист-сектант говорит о благодати, то он разумеет нечто в роде помощи Божьей, ему лично посылаемой и его лично оживляющей.

Член Церкви кроме этого утверждает, что принятая им благодать проникает еще и вовсе частицы Тела Христова, т. е. и во всех друзей Христовых, во всех членов Церкви. (37—38)

Баптисты и рационалисты думают, что Дух Христа вселяется в каждого верующего и оживляет его.

При таком взгляде христианство есть нечто только личное. Никакой связи между людьми, кроме той, которая существует в любой социал-демократической организации, — нет.

При церковном же взгляде, христианство нечто соборное, члены Церкви суть молекулы одного организма. Какая же разница? Громадная.

Если баптист Сидор получит от Духа Христа, то через это с баптистом Иваном ничего не произойдет. Он ничего при этом не получит. — Ибо если я намочу один камень, лежащий в куче, то остальные от этого не намокнут.

В Церкви совсем другое: благодать, которую воспринял член Церкви Сидор, оживляет не только Сидора, но всех членов Церкви.

Совершенно так, как в яблоне или нашем теле. Заразилась одна „клеточка“, болеют все. Полили вы корни, а ветки получили воду. (70—71)

Для церковника „Церковь“ не только организация, но еще и Организм, не только система или учение, а Живая Личность. И эта Личность — Христос.

Видимая Церковь, это — естественное, видимое и осязаемое Тело Христово.

А потому и судьбы Церкви должны быть подобны судьбам Иисуса Христа.

Она должна быть искушаема и предаваема, она постоянно умирает и постоянно воскресает.

Если просмотрите речи Спасителя, то увидите, что в этих речах именно это и излагается. И если эту концепцию исключить из речей Спасителя, то придется исключить не только три четверти речей по букве, а еще вынуть, так сказать, краеугольный камень всего здания.

При этой концепции суть нашей жизни на земле такова: сила Христова, сила Искупителя, втягивает во Христа частицы и молекулы мира для дачи им высшей жизни. Но ведь это самое и говорил Христос. Христос из нас строит Себе Тело, Которое не будет знать смерти. Это Тело есть Церковь.

Это строительство идет во всем мироздании. Растения втягивают в себя минералы и дают им высшую жизнь. Животные втягивают в себя растения, и так далее. И везде действует сила Христова.

Если вы станете на такую точку зрения, то вам будет ясна и роль таинств и всего прочего в учении Церкви.

Божественный акт приобщения к высшей жизни и называется таинством.

И этот акт видимо совершается при посредстве людей — „священства“ — Самим Христом. И на это есть подлинные слова Спасителя [31].

Подобно тому, как при земной жизни Христа приобщение людей к высшей жизни совершалось при посредстве человеческого естества Спасителя, так точно и ныне видимое приобщение к этой жизни совершается при посредстве видимого и осязаемого человеческого естества Тела Христова, при посредстве Церкви. (38—39)

Если Церковь -- живой Организм, и организм высшего, метафизического порядка, то само собой мы должны признать и чудеса, — т. е. что-то такое, что сверх-физического естества, но не противо-физического естества (Говоря о сверхъестественном, Церковь утверждает и учит, что сверхъестественное не противоестественно, а только превосходит, идет дальше естественного [32]. (40) — прим. Д. А.).

Если же такой высшей жизни нет, то нелепо и глупо говорить о чудесах, ибо сами себя мы за уши поднять не можем. Но это не значит, что другой нас не может поднять. Если же мы отрицаем этого другого, то, конечно, нелепо говорить о возможности быть поднятым за уши. (57)

Если Вы сделаете все выводы из этой церковной концепции, то увидите, что она, действительно, может быть названа „универсальной“, ибо равно может удовлетворить и ребенка, и „угольщика“, и Пастера [33]. (39—40)

Дело не в том, чтобы мыслить одинаково, а дело в том, чтобы жить одним и тем же.

„Я жив, — говорит Павел, — но уже не я живу, а живет во мне Христос“ [34].

А Христос это же самое выражал словами: „никто не спасет жизни своей, если раньше не потеряет ее“ [35].

Для чего ее терять? Для того, чтобы дать возможность Христу жить в этом потерявшем свою жизнь чело веке.

При церковной концепции, основанной на словах Христа и Ап. Павла, единение „угольщика“ или неграмотной бабы с Пастером вполне возможно. Каким образом? А тем, что „они живы, но не они живут, а живет в них Христос“. Поэтому оказывается, что истинно демократическим учением, в лучшем, самом возвышенном и широком значении этого слова (демократизм) является учение Церкви. (40—41)

Согласитесь с тем, что истинная „демократичность“ и братство и равенство только в церковном учении.

Мы равны и братья, только если мы части и молекулы одного и того же живого тела. В организации нет и не может быть „органического“ равенства и братства.

Только при концепции церковной голова или рука не могут „гордиться“ перед ногой или ухом. (56)

Дары различны, но жизнь едина, ибо живет во всех Единый. (41)

Причина ухода из Церкви и возвращение в нее

Мы все, рожденные и воспитанные в лоне Церкви, совершенно похожи на того младшего сына, который, забрав причитающееся ему достояние, пошел искать доли своей [36].

Мы оставили кров Церкви и, оперевшись на свои силы, пошли искать жизни.

Но вот, все изведав, все испытав, видим, что нет нам питания вне Дома Отчего. И нас тянет назад. Может, это слабость? Несомненно, слабость! Но именно в немощи нашей только и может проявиться сила Божия. Я жив, но уже не я живу. Я изжился, и ослабел, и потерял веру в себя! Вот те необходимые условия, при которых и может только проявиться в нас Сила Христова.

И вот, мы ориентируем свой путь по направлению того, что некогда оставили.

И заметьте удивительную вещь: такой путь — обратный — к Дому Отчему, возможен только для тех, в ком была сильная любовь к Личности Иисуса Христа. Без такой любви, без такого отношения к Личности Христа — путь к Церкви — обратный путь — невозможен, ибо Церковь есть Личность Христа.

И вот мне думается, что когда человек увидит, что ему „некуда идти“, то он обязательно вспомнит о Личности Иисуса Христа и придет к этой Личности, не за гробом, а тут на земле. И мне думается, что именно эта потребность живой и осязаемой Личности Христовой и создает наши мистические секты. Ибо они из-за несовершенства церковников проглядели Христа в Церкви. (44—45)

И заметьте очень важный факт: все люди, кроме евреев, любят Иисуса Христа, когда узнают о Нем. В этом и альфа и омега нашего спасения [37].

И удивительное дело: основание Церкви Своей Христос видел именно в любви к Нему. Он спрашивал Петра: любит ли он Его? И добавлял: „паси стадо Мое“ [38].

И сколько я ни думаю и ни вникаю в дело, я не вижу другой основы для утверждения Церкви Христовой в той концепции, в какой я изложил дело, как именно любовь к Иисусу Христу. Я никак не могу себе представить, чтобы без этой любви можно было принять учение о Церкви Христовой.

И я не могу себе представить, чтобы, при наличности этой любви, — рано или поздно — человек не принял учения о Церкви и учения Церкви.

Тут только вопрос времени, вопрос внешних обстоятельств. (60)

В заключение могу сказать, что, ознакомившись с учением Православной Церкви, я пришел к выводу, что это учение: 1) исчерпывает Благовествование; 2) самое разумное из всех известных мне схем миропонимания; 3) единственно универсальное» — т. е. обращается равно как «к волхву-мудрецу», так и к пастуху[39]; 4) единственное учение, которое дает ответы и удовлетворяет все запросы разума и сердца человеческого. (58)

5. Богочеловек и Человекобог

С самого начала существуют два течения мысли и два отношения к делу Христа. Люди как бы делятся на две группы, и каждая группа видит во Христе разное и ожидает от Него другого.

Одна группа ожидает от Христа устройства земной жизни. Другая: спасения души.

Во-вторых: первая группа склонна видеть в собрании христиан совершенную, божескую организацию, которая, устрояя земную жизнь, даст, кроме того, и спасение души — если таковое существует. Тут центр тяжести, несомненно, в земном.

Другая группа смотрит на земную жизнь, как на незначительный момент жизни человека, взятой в се бесконечной целости.

В-третьих: для первой группы Христос — пророк и установитель царства Божия на земле. Его царство, это — царство мира и единения людей на земле.

Для второй группы: Христос — Зерно, Начатое Источник и Глава нового, небывалого до Его пришествия, Организма, обладающего новой, небывалой (для людей) до того жизнью другого порядка по существу. Это — главное в христианстве; все остальное — второстепенное и составляет естественное приложение. Этот новый Организм назван Телом — Церковью Христовой. Это значит — Богочеловеческий Организм. Тут, следовательно, полная аналогия с тем, что для верующего был исторический Христос.

С тою только разницей, что исторический Христос жил на земле в естестве человеческом жизнью личной, а ныне Христос в теле Своей Церкви — из естества человеческого — живет жизнью соборной. Соборной в том смысле, что отдельные люди, как «живые камни», составляют часть — органическую — Его Тела, храма Его Тела.

При таком представлении должна существовать полная аналогия между историческим Христом и Его Церковью. Если были благочестивые люди, вроде Гамалиила, которые не видели Христа [40], то и ныне должны существовать благочестивые люди, которые могут не видеть Христа в Его Церкви.

Из расспросов я вижу, что нет ни одного возражения, ныне делаемого против Церкви, которое бы, в свое время, не делалось против Христа. (97—98)

Если вникните в отношения иудейского законника к Иисусу, то увидите, что драма и трагедия происходили оттого, что иудейские законники никак не могли примирить в своем сознании две вещи: полное Божество и полное человечество Плотника из Назарета. Если Вы только вообразите, что Иисус «выразил» одно из двух: или полное Божество, или же полное человечество, то Вы увидите, что не могло бы произойти того, что происходило между Ним и законниками.

Совершенно в таком же положении и Богочеловеческий Организм, называемый Церковью.

Если вникните во все то, что выставляется против Церкви, Вы увидите, что соблазны и недоумения имеют своей причиной именно существо Церкви, именно слияние Божеского и человеческого. То требуют от нее одно Божеское, забывая про человечество ее; то требуют одно человеческое, забывая про Божескую ее природу.

Как раз такое же отношение было и к Плотнику из Назарета. То камнями побить за богохульство [41]; то сделать царем, дабы насытится" [42]; то дай нам знамения с неба [43], то запрети ученикам возглашать осанну! [44] (110—111)

Теперь о четвертом. Первая группа, о которой я сказал выше, с психологической, внутренней, духовной точки зрения, вполне подобна «стаду без пастыря». Христос ушел на небо. Наместники путают, и получается не жизнь, а безобразие. Отсюда, как естественное следствие, постоянные ожидания «святого мужа», который, наконец, «устроит жизнь людей по-Божескому».

Но дело в том, что такие отношения, по существу и в принципе, противоречат самой сущности христианства, ибо помещают телегу впереди лошади. Следствие ставится целью (Д. А. хочет сказать, что земное благоустройство должно быть следствием, а не с целью христианской жизни: «Ищите же прежде Царствия Божия и правды Его, и сия вся приложатся вам» (Мф. 6, 33) — прим. М. Новоселова). А во-вторых, земной жизни придается неправильное значение: внешнее становится выше внутреннего.

Забывается, что целью пришествия Христа было не устройство земной жизни, как думали иудеи и иудействующие христиане, а спасение души и приобщение ее к жизни другого порядка, к жизни вневременной.

Для церковника — ожидать «святого мужа» незачем, по той причине, что для церковника Сам Христос ныне живет на земле в Теле естества человеческого, в Своей Церкви.

Если же многие благочестивые и приятные Богу люди не видят Его в Его Церкви (т. е. во плоти), то ведь и Гамалиил Его не видел — не «прозрел», что Плотник из Назарета есть Христос Сын Бога Живаго!

Я не сужу нынешних Гамалиилов и Савлов, но только констатирую, что ожидание «святого мужа, который устроит земную жизнь и объединит людей вне Церкви, т. е. вне Тела Христа» — опасно.

Представьте себе, что евреи дождутся того мессии, которого они ожидают.

Этот мессия даст им то, чего не дал им Христос.

Христос принес «меч и разделение» [45].

Еврейский мессия принесет «мир и единение».

Христос отказался дать чудеса и «знамения» с неба кроме знамения Ионы пророка [46].

Еврейский мессия даст «многие чудеса и знамения [47].

Теперь я спрашиваю: что может помешать тем „христианам“, которые ожидают „святого мужа“, признать еврейского мессию за Христа и поклониться ему, как Христу?

Еврейский мессия, это — человекобог. В нем вознесется и возвеличится идея человека. В нем люди поклонятся „человеку“, как Богу. Но ведь эти идеи и принципы свойственны „передовому“, гуманитарному человечеству.

Безбожная „интеллигенция“ вполне может принять еврейского мессию.

И именно это „идейное“ сродство гуманитарного рационализма с еврейством и составляет тот фундамент, на котором единятся евреи с „просвещенными европейцами“.

Третья сила, враждебная Церкви, это — „хлыстовство“. Хлысты также „ждут“ и ищут святого, осененного премудростью Божией, человека, которого и именуют Христом. (98—100)

Хлысты, несомненно, приготовляют сознание „христиан“ к принятию еврейского мессии (Социализм работает, в этом же направлении — прим. Д А.). (90)

И понятное дело, что только предсказанный еврейский мессия сможет их вполне удовлетворить.

Из вышесказанного — Вам должно быть ясно, как мне рисуется по существу то, что ныне происходит в мире.

Происходит уготовление к встрече еврейского мессии. При этом действуют в полном идейном единении три силы: еврейство (При этом „еврейство“ ведет свою линию. (90) — прим. Д. А.), гуманисты и хлысты [48].

И эти три силы должны быть враждебны Христу, ныне живущему на земле жизнью соборной, в Теле естества человеческого, т. е. Церкви. И эти три силы, несомненно, по видимости, одержат победу над Церковью.

Будут Ее судить и распнут. И на „третий день“ Она воскреснет.

И вовсе не требуется, чтобы эти борющиеся против Церкви были „отвратительны“.

Напротив того, многие из них будут думать, что этим они служат Богу.

Из школ будут изъяты „распятия“ и закон Божий. И люди, которые это сделают, будут вполне „благочестивыми“ и „нравственными“ людьми. Но суть их воззрений будет диаметрально противоположна воззрениям церковников.

Эти гуманисты-рационалисты на место идеи Бога поставят идею Совершенного Человека — и поклонятся ей.

Они будут поборниками того, что Толстой разумел под словами: „вознесение сына человеческого“. (100)

Религия останется как связь отдельного человека с идеей человека и человечества. Бог же упразднится за „ненадобностью“. (90)

Религию (как связь с Богом) заменят нравственностью. Заменят „делами закона“.

Если станете на мою точку зрения, то увидите, что ныне происходящее может быть определено, как привитие к образованному, гуманитарному европейскому обществу принципов иудейства. Тех принципов, на которых стояли и которыми жили благочестивые иудеи времен Спасителя.

И вы еще увидите, что соперничество и борьба иудейских учеников, рационалистов-гуманистов, по существу может прекратиться только присоединением к еврейскому мессии.

Только еврейский мессия прекратит их борьбу и установит между ними единение.

И это единение будет иметь первым следствием гонение Церкви, и стремление уничтожить ее, как вреднейшее суеверие.

Суеверие, которое вот уже 2000 лет мешает единению людей!!

И проповедь еврейского мессии будет так убедительна и разумна, что „даже и избранные прельстятся“! [49] (100—101) (В предыдущем письме Д. А. пишет: „Я думаю, что эта идея (обожествления себе довлеющего человека) быстро завоевывает умы людей. Я предрекаю ей скорый и быстрый видимый успех и внешнюю, видимую победу над идеей Богочеловечества“. (90) Отстаивая эту идею (идею Богочеловечества. — прим. ред.), „Церковь главным образом борется с идеей человекобожества. С идеей замены Творца — тварью. С идеей упразднения Бога за практической Его ненадобностью. И с тенденцией замены религии — нравственностью“. (102) — прим. Д. А.)

Я совершенно с Вами согласен во всем том, что Вы пишете о роли подвижников и святых в деле обновления и оживления людей.

Но только я думаю, что люди эти — эти святые — всегда налицо, но — что наше несовершенство мешает нам их видеть. Поэтому неразумно искать по потаенным местам, а надо „очищать себя“, и эти святые сами к нам явятся, т. е. станут для нас явны.

„Пусть будет готов ученик, а учитель всегда готов и налицо“ [50].

Если мы твердо это усвоим и будем твердо знать, что Учитель Христос всегда с нами, — но мы не всегда Его видим, — то мы не будем „надеяться на человеков“ [51], а возложим упование на Христа. Понятное дело, что Христос проявится для нас в виде человеков, но ведь это — другое дело, ибо, хотя Он и проявится чрез человеков, все же до скончания века Он — Единый Учитель и Верховный Первосвященник. Великий-Единый-Учитель уже приходил и уже находится налицо. Живет на земле в Теле естества человеческого жизнью соборной (Вы говорите, что „Общество Звезды“ верит в пришествие Великого Учителя. И я думаю, и знаю, что приидет еврейский мессия.

Но только для меня это — не Мессия, а кто-то другой; ибо Мессия уже приходил — и с тех пор уже живет среди людей в Теле естества человеческого.

Я не могу верить в пришествие Великого Учителя, потому что исповедую, что этот Единый Учитель уже пришел и есть и живет среди людей. И, стоя на этой точке зрения, могу принять слова Спасителя (в известном смысле), что приходящие до Него и после Него — воры и разбойники» [52]. (103) — прим. Д. А.).

И Тело это есть Церковь, глава которой — этот Единый Учитель Иисус Христос.

И в Нем, и только в Нем, человечество обретает спасение, и единение, и Бытие. (102)

От себя ничего больше прибавлять не буду.

Письмо вышло безобразно велико. Простите, что не сумел сделать короче. Прошу молитв о себе и о покойном рабе Божием Димитрии, уготовившим для нас такую обильную и питательную трапезу.

Мир вам, мои дорогие!

Любящий вас брат о Господе…

[1] Речь идет о книге: «Письма князя Димитрия Александровича Хилкова». Вып. 1. Сергиев Посад, Издание «Религиозно-философской Библиотеки», 1915; в 1916 г. в том же издательстве вышел и 2-й выпуск писем Хилкова.

[2] Сам автор настоящего письма, М. А. Новоселов.

[3] За храбрость и умелые воинские действия Хилков получил много отличий; в 25 лет он был произведен в чин подполковника.

[4] Сначала Д. А. Хилков был социал-демократом. Находясь в Женеве, он сблизился с группой легальных марксистов и способствовал возобновлению в 1902 г. за границей их журнала «Жизнь» после его запрещения в России. Затем он примкнул к социал-революционерам. В 1905 г. Д. А. Хилков издавал «Народные листки» — революционные противоправительственные брошюры (в частности, брошюры «О свободе и о том, как она добывается», «Революция и сектанты» и др.). Однако революционером Дмитрий Александрович оставался недолго и уже к концу 1905 г. отошел от эсеровского ЦК, увидев, что там «дела делаются весьма нечистыми руками».

[5] Хронологически этот период жизни Хилкова не следует за периодом его революционных увлечений, а предшествует ему; сначала он покровительствовал крестьянам-штундистам своего собственного села, а затем, будучи сосланным на Кавказ и познакомившись там с духоборами, искренне увлекся их учением и особенно строгостью жизни (в частности, твердым отказом от воинской службы, несовместимой с их религиозными убеждениями); Дмитрий Александрович принял самое горячее участие в судьбе духоборов и был в 1898-99 гг. одним из главных деятелей по их переселению за границу: по поручению Л. Н. Толстого он подготавливал этот переезд, ведя соответствующие переговоры сначала на Кипре, а затем с властями Канады.

[6] Село Павловка Сумского уезда Харьковской губернии.

[7] Вступив добровольцем (в возрасте 56-ти лет) в свой родной Кубанский 3-й Хоперский полк, князь был убит в конце октября 1914 г. в утреннем бою во время разведки при наступлении на Галицию.

[8] «Читатели писем князя Д. А. Хилкова, напечатанных нами в прошлом году, не могли не обратить внимания на то, что орфография автора писем отличается некоторым своеобразием: так, напр., мы нередко встречаем у него довольно необычное употребление заглавных букв, кавычек, а также замену точкой других знаков препинания и проч. Тем не менее мы предпочитаем, с этой оговоркой, оставить неприкосновенной орфографию автора, за исключением тех случаев, где сохранение ее слишком резало бы глаза, а иногда могло бы вызвать недоумения и относительно смысла речи. М. Н.» (Письма князя Димитрия Александровича Хилкова. Вып 2. Сергиев Посад, 1916. С. 3.

[9] Гностицизм — религиозно-философское, течение I—III вв., утверждающее возможность доступного немногим всеобъемлющего знания (гносиса), в котором человек преодолевает имеющую место разобщенность между тварью и Творцом и достигает спасения.

[10] У Хилкова: «…вера во Христа не только как в силу (подобную электричеству, разуму и т. п.), а вера во Христа, как в Личность».

[11] Гал. 2, 20.

[12] Лк. 10, 24 и др.

[13] Хлыстовство (также христоверие) — возникшая в XVII в. мистическая секта, моления (радения) членов которой сопровождаются самобичеванием. По учению хлыстовства Бог Отец, Бог Сын и Богоматерь могут вселяться в каждого верующего; подобные «саваофы», «христы» и «богородицы» стоят во главе хлыстовских общин («кораблей»).

[14] Ин. 11, 25.

[15] У Хилкова: "…тунеядцев-монахов, инквизиция, Соловки и т. п. "

[16] Толстой в следующих выражениях описывал наблюдавшуюся им исступленную и долгую молитву развратной деревенской бабы: «Как-то под вечер иду я за почтой мимо их дома. Вижу, сквозь щель ставни огонек. Поглядел в окошко, вижу — эта самая баба стоит перед иконой и молится. Я заинтересовался, постоял минуту, пять минут, а она все шепчет слова молитвы. Я пошел дальше, прошел всю деревню, зашел на станцию и на обратном пути опять заглянул в окно. Вижу — она все молится. Вот это и есть молитва, самая настоящая. Пусть там „матушка царица небесная“ и „батюшка Микола угодник“, — это не важно, а вот то, что делалось в душе этой бабы, дай Бог всякому. Так закончил Л. Н. свой рассказ, и голос его задрожал» (Молочников В. А. Свет и тени. Воспоминания о моем приближении к Толстому // Толстой и о Толстом. Новые материалы. Сб. 3. М., 1927. С. 87).

[17] Мф. 11, 19.

[18] Ин. 15, 26.

[19] Ин. 16, 13.

[20] «…Зная, что скоро должен оставить храмину мою, как и Господь наш Иисус Христос открыл мне» (2 Пет. 1, 14).

«Возлюбленные! мы теперь дети Божии; но еще не открылось, что будем. Знаем только, что, когда откроется, будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть» (1 Ин. 3,2).

[21] Флп. 1, 21.

[22] Преподобного отца нашего Макария Египетского духовные беседы, послания и слова, 4-е изд. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1904. С. 345—467.

[23] «Ибо невозможно — однажды просвещенных, и вкусивших дара небесного, и соделавшихся причастниками Духа Святаго, и вкусивших благого глагола Божия и сил будущего века, и отпадших, опять обновлять покаянием, когда они снова распинают в себе Сына Божия и ругаются Ему. Земля, пившая многократно сходящий на нее дождь и произращающая злак, полезный тем, для которых и возделывается, получает благословение от Бога; а производящая терния и волчцы негодна и близка к проклятию, которого конец — сожжение» (Евр. 6, 4-8).

[24] Лк. 5, 27.

[25] Так в начале XX в. называли «евангельских христиан» — членов евангелической церкви, возникшей в начале XIX в. в Германии путем объединения некоторых протестантских течений и групп с целью возрождения церковной организации первых времен протестантства (так называемая «протестантская уния» в 1817 г. — в трехсотлетнюю годовщину реформации). В России ее последователи известны с конца XIX в. как редстокисты (по имени лорда Г. Редстока, проповедовавшего в кругах петербургской аристократии) и как пашковцы (по имени богача и филантропа полковника В. А. Пашкова). В 1944 г. евангельские христиане объединились с баптистами в церковь евангельских христиан-баптистов.

[26] В отличие от баптистов, евангельские христиане считали, что спасутся не только избранные, но и все уверовавшие в Евангелие.

[27] Лк. 18, 13 (молитва мытаря).

[28] Вся Церковь есть Церковь кающихся, как не трудно видеть имеющему разум; вся она есть Церковь погибающих, как постигают сие глубокий ум мудрых" (О покаянии 1-76 // Творения иже во святых отца нашего Ефрема Сирина. Ч. 4. 4-е изд. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1900. С. 142).

[29] У Хилкова: «…семью и Личность».

[30] Гал. 2, 20.

[31] «Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную» (Ин. 654). — 46

[32] Ср.: «Бог идеже хощет, побеждается естества чин» (Канон великий. Творение святого Андрея Критского, 2-е изд. М., 1915. С. 27).

[33] Противопоставление веры ученого и веры простеца (в пользу последней) популярно в западной христианской традиции. Так, незадолго до смерти французский химик и микробиолог Луи Пастер писал о своей вере: «Я много изучал, поэтому я верую так же искренно, как бретонский крестьянин; если бы я сделался еще ученее, то моя вера сделалась бы так же глубока и пламенна, как вера бретонской бабы» (цит. по журн. «Вера и Разум», 1901, № 9. С. 370). В православной традиции указанное противоположение выражено слабее (что, возможно, связано с запаздыванием развития естествознания в странах православного Востока), а его методологическая ценность иногда вообще ставится под сомнение: «С давних времен Франция восхищается так называемою „верою угольщика“ (la foi du charbonnier). Но почему же, спрашивается, именно угольщика, а не ученого, или не мудреца, не апостола? Потому, что, по понятиям Латинян, вера родная, несомневающаяся, есть исключительная принадлежность невежды <…> В этом одном слове „вера угольщика“ заключается полная исповедь неверия» (Хомяков А. С. Несколько слов православного христианина о западных вероисповеданиях. По поводу одного окружного послания Парижского архиепископа. 1855 // Полн. собр. соч. 4-е изд. Т. 2. М., 1900. С. 103; нельзя не видеть некоторой запальчивости в приведенном суждении). Отметим также, что персонификация простеца в виде «угольщика» имеет любопытную историческую параллель: известно, что священномученик Александр Команский (III в.) был до своего призвания к епископскому служению (св. Григорием Чудотворцем) простым угольщиком, впрочем, не по недостатку образования (он прежде был философом), а ради подвига смирения.

[34] Гал. 2, 20.

[35] Мф. 10, 39.

[36] Лк. 15, 11-32.

[37] При публикации этого письма 3. Крахмальниковой (Надежда. Вып. 10. Франкфурт-на-Майне, 1984) данный абзац (и следующий за ним), как и ряд мест на с. 50-53 , был исключен — по-видимому, чтобы не навлечь на Хилкова подозрений в антисемитизме; однако в письмах Хилкова можно найти и такие высказывания: «Глупая травля евреев „Русским знаменем“ до войны не всех коробила. Ныне же и Пуришкевич ею возмущается» («Письма». Вып. 1. С. 121). Новоселов комментирует это место следующим образом: «Князь Д. А. Х-в не может быть причислен ни к юдофобам, ни к юдофилам. Осуждая здесь „глупую“ (курсив автора) травлю евреев, он в других письмах, имеющих войти в состав след. выпуска, указывает вполне определенно на некоторые отрицательные черты нравственного облика евреев» (Там же).

[38] Ин. 21, 15-17.

[39] Мф. 2, 1-12 (поклонение волхвов); Лк. 2, 8-20 (поклонение пастухов).

[40] Деян. 5, 34-40.

[41] Ин. 10, 31.

[42] Ин. 6, 15.

[43] Мф. 16, 1.

[44] Лк. 19, 39.

[45] Мф. 10, 34-35; Лк. 12, 51.

[46] Мф. 12, 39-40.

[47] Мф. 24, 24.

[48] См. прим. V, 37 и V, 13. Гуманизм — возникшая в эпоху Возрождения система взглядов, возвеличивавшая натурального, языческого человека, который считался добрым по своей природе, искажаемой лишь неблагоприятными внешними условиями; улучшение последних, восстанавливая естественное состояние человечества, приведет его, по этим воззрениям, к полному счастью; отсюда вера в бесконечный прогресс, всемогущество науки и тому подобное. Основным пороком гуманистического мировоззрения является его отрицание учения о первородном грехе, что в конечном счете ведет к подмене Богочеловека человекобогом, свободы — своеволием и так далее.

[49] Мф. 24, 24; Мк. 13, 22.

[50] Представление о том, что учитель является, когда готов ученик, характерно для восточных религиозно-философских учений; например: «Есть таинственный закон природы, в силу которого, когда поле готово, семя должно быть посеяно и, действительно, сеется, и когда душа серьезно желает стать религиозною, учитель религии должен явиться и, действительно, является, чтобы помочь этой душе» (Свами Вивекананда. Бхакти-йога. СПб., 1914. С. 30-31).

[51] Пс. 117, 8.

[52] Ин. 10, 8.

Письмо шестое

Пасха Христова 1923 г.

Христос воскресе!

Когда вы, дорогие друзья мои, выразили желание, чтобы я делился с вами своими думами о «драгоценной вере» (2 Пет. 1, 1) нашей, у меня сразу возник в голове план, которого я решил было держаться в беседах с вами. Но, как вы сами видите из предыдущих писем моих к вам, я вынуждался отступать от него под влиянием «случайных» обстоятельств, и хотя, по существу, я все-таки постараюсь в следующих письмах вести намеченную мною линию, однако не избегну, вероятно, новых отступлений от нее. И это тем более неизбежно, что, получая от вас отклики на свои письма, я вижу себя иногда вынужденным принимать их в соображение при моих беседах с вами. Вот и настоящее письмо вызвано отчасти этими откликами, отчасти церковными событиями последнего времени. Разумею затеянный церковными отщепенцами собор [1], на который волей-неволей затягиваются и православные люди, не разумеющие пути Господня, а следовательно, и своего пути.

Мне довелось иметь в руках рукописную программу одной из обновленческих групп, касающуюся православной каноники [2]. К сожалению, я имел ее только в течение 10-15 минут и потому я успел лишь заглянуть в нее. Но и заглянув, я не мог не заметить бросающейся в глаза неверности основных положений программы и внутренних противоречий ее. С одной стороны, каноны представляются там как отрыжка и пережиток ветхозаветной подзаконности и потому признаются по существу противоречащими началам христианской свободы, с другой — авторы программы не отказываются от выработки на соборе правил (канонов), имеющих регулировать жизнь возрождаемой (??!) ими церкви. Во всяком случае ясно, что каноны, положенные в основу церковной жизни Апостолами, Соборами и Св. Отцами, являются в глазах наших смелых реформаторов большей частью отжившими свой век и частью подлежащими отмене, частью нуждающимися в коренной «просвещенной» переработке современных, выросших из пеленок древней Церкви «христиан», кои очень не прочь и от себя издать ad majorem novae ecclesial gloriam [3] и в угоду эгалитарному, демократическому прогрессу ряд «церковных правил» вроде уравнения в правах мирян и иереев с епископами; это уже и сделано ими в «Положении» о созыве собора [4] — в подрыве всего строя единой, святой, соборной и апостольской Церкви.

Не имея под руками названной обновленческой программы, я не могу подробно рассмотреть ее, а потому хочу высказать вам, мои дорогие, несколько мыслей лишь по поводу этой программы и отчасти в ответ на некоторые из ваших откликов.

Как я и говорил во втором моем письме к вам, я буду только намечать ряд основных положений, ставить, так сказать, вехи, по которым мне хотелось бы направить на самостоятельную работу вашу мысль. Собственно, я желал бы, чтобы вы сами взяли в руки «Книгу правил» (Полное ее название: «Книга правил святых Апостол, святых Соборов вселенских и поместных, и святых Отец» — прим. М. Новоселова) и погрузились в нее благоговейным вниманием. Ведь книга эта представляет собою свод непреложных по существу законов, исшедших от Апостолов и св. Отцов Церкви, законов, Соборами утвержденных и не раз ими подтверждавшихся, законов, положенных в основу христианского общества, как норма его бытия. И если сознательный гражданин должен знать основные законы своего государства, то тем более сознательному христианину должны быть известны основные законы Церкви. Я говорю «тем более» потому, что насколько душа выше и драгоценнее тела, настолько Церковь выше и дороже государства.

Если вы, друзья мои, благоговейно подойдете к этим законам, долженствующим освещать и регулировать жизнь православных христиан, то без труда увидите, что «Книга правил» непосредственно примыкает к Новому Завету и особенно к писаниям Апостольским, являясь в известном смысле продолжением и истолкованием их.

Читая эту замечательную и нужнейшую книгу, вы удивитесь многообразию и неоспоримой, исключительной важности предметов, составляющих ее содержание. Вы убедитесь в стройности и, что особенно важно, в святости, боговдохновенности того мировоззрения, которое пронизывает эту великую книгу. Вы почувствуете, что только богоносные умы могли создать ее, и вы не только не осмелитесь легкомысленно посягнуть на священные правила, содержащиеся в этой книге, как дерзают святотатственно делать современные духовные тати (особливо претендующие на ученость), но, наоборот, со скорбью зададите себе два вопроса: 1) зачем так поздно стали мне известны эти богомудрые законы, так близко касающиеся меня и моей Матери-Церкви, и 2) почему Господь попустил мне и нашему православному обществу так далеко отойти от святых заветов отеческих, апостольских. Христовых?

Чтобы дать вам хотя некоторое понятие о столь настойчиво рекомендуемой мною книге, я, не заботясь о систематичности, поименую хотя часть содержащихся в ней предметов.

Книга эта говорит о св. Писании, о важности изучения его, о способе изъяснения его, о св. Предании, о верности богопреданному учению, о таинствах, о призывании имени Божия, о кресте и крестном знамении, об иконах, о значении святоотеческих писаний, о соборах, о незыблемости соборных определений, о том, что церковные правила должны быть внушаемы при рукоположении священнослужителей, «дабы не поступали против них» [5]. Вы найдете там нужнейшее учение о силе и действенности благодати. Христовой (Карф. 126 пр.) [6], о силе и смысле благословения, учение о грехе и мудрые разъяснения относительно епитимий, раскрытие высокого идеала священнослужителя и наставления о праведной жизни православного, мирянина, строгие правила о рукоположении, подробные и тщательно продуманные правила, определяющие взаимоотношения епископов, пресвитеров, диаконов и мирян, а также высокодуховное изъяснение их обязанностей — церковных и в обыденной жизни.

Там же вы узнаете взгляд святой Церкви на монашество и строгие правила, коими регулировалась жизнь иноков в древнее время; познакомитесь с порядком судопроизводства церковного над епископами и клириками.

Та же книга раскроет перед вами высокое и строгое воистину святое, учение Церкви о браке, о девстве и разводе. Вы встретите там отчетливо проведенный, но современным религиозным сознанием забытый взгляд, ставящий резкую грань между первым браком и вторым, тем более третьим, взгляд, нашедший, кстати сказать, для себя довольно яркое выражение в Требнике (см. «Последование о второбрачных») [7]. Там же вы найдете решительное воспрещение пресвитерам и диаконам, приявшим сан, вступать в брак (Апост. 26; Шест. 3 и 6) [8], чего так жаждут и добиваются современные иереи и диаконы.

Говорит эта богомудрая книга о ересях, расколах, самочинных сборищах, об отношении Церкви к отлученным и иноверцам, об отступлении от веры, о должном поведении христиан во время гонений и во время войны, о праздновании воскресного дня, и о пирах, и о посте, и о роскоши, и о давании денег в рост, о посещении храма и о церковном пении (Не могу удержаться, чтобы не привести 75-го правила 6-го Вселенского Собора о церковном пении: «Желаем, чтобы приходящие в церковь для пения не употребляли безчинных воплей, Не вынуждали из себя неестественнаго крика, и не вводили ничего несообразнаго и несвойственнаго Церкви: но с великим вниманием и умилением приносила псалмопения Богу, назирающему сокровенное. Ибо священное слово поучало сынов Израилевых быти благоговейными» (Лев. 15, 31) [9] — прим. М. Новоселова).

Есть много сравнительно мелких правил, имеющих, однако, свою цену и значение, но перечислить их в письме нет возможности. И крупное далеко не все мною упомянуто.

Так вот, мои дорогие, сколькому можно поучиться в «Книге правил»! И будем учиться Ей, будем, чтобы, по «каноническому» невежеству, не попасть в погибельные мрежи (сети (слав.) — прим. ред.) окружающих нас «лукавых делателей», как попали и попадают туда невегласы (невежды (слав.) — прим. ред.) — архипастыри и пастыри, а за ними и их несчастные овцы: лишенные мудрых и «добрых» пастырей [10] и не имеющие собственного здравого рассуждения, они покорно идут за «слепыми вождями» [11] — «наемниками» [12] (а иногда и за настоящими волками, слегка, по обычаю, прикрытыми овечьей шкурой), — и падают в ров раскола и ереси.

Небольшое замечание: если бы при чтении указанной книги вам, паче чаяния, встретилось что-нибудь «смутительное», не давайте, — прошу вас, место смущению, памятуя, что и в Слове Божием, не только Ветхозаветном (изобилующем, можно сказать, «смущающими» предметами), но и в Новозаветном встречаются места «соблазнительные», кои правильнее назвать «неудобовразумительными», и кои, по слову св. ап. Петра, «невежды и неутвержденные, к собственной своей погибели, превращают» (2 Пет. 3, 16). Не уподобляйтесь же этим «невеждам и неутвержденным» и не поддавайтесь преждевременно вражьему смущению, а помолитесь Господу о вразумлении и поищите человека, имущего ведение духовное (а не одно учено-богословское, от увлечения коим да хранит вас Отец Светов!), которого и вопросите о смущающем вас обстоятельстве. Впрочем, говорю это на всякий случай, коего может и не встретиться.

Теперь я хочу высказать несколько отрывочных мыс лей, которые могут служить для вас некоторым руководством при ознакомлении с канонами и для освещения текущих событий.

1. Каноны, как и сказано выше, суть правила, регулирующие жизнь членов Церкви согласно духу и основных началам Новозаветного учения.

Уже одно то обстоятельство, что часть канонов, заключенных в «Книге правил», именуются «Апостольскими», свидетельствует о том, что книга эта тесно связана с учением Апостольским, непосредственно примыкая к писаниям первых учеников Христовых. И, конечно, святые Отцы, голос которых на соборах имел первенствующее значение, прекрасно понимали, что устроение Церкви должно продолжаться на Апостолами заложенном основании и приспособляться к нему. А Апостолы строили, «имея Самого Иисуса Христа краеугольным камнем» (Еф. 2, 20). И раз святые Отцы это понимали, то, разумеется, могли и выполнить и выполняли, просвещаемые тем же Духом Истины, Который озарял и Апостольское сознание.

Поэтому мы можем и должны, со спокойной совестью довериться им, как послушные дети мудрым отцам в духовной и церковной архитектонике и, напротив, с осторожностью относиться к современным ученым богословам, тщетно, со вредом для себя и Церкви Божией, пытающимся «превзойти» самосознание святоотеческое. Будем помнить, что духовная истина движется по руслу святости, а не учености.

2. Природа Церкви, как Тела Христова, проявляется в канонах, как применение общего учения к частным случаям.

3. Каноны — связующее звено между Церковью-Организмом и церковью-организацией. В связи с этим положением восстановите в вашей памяти второе мое письмо к вам и пятое.

4. Каноны могут видоизменяться в истории, сохраняя, однако, свой внутренний смысл, вытекающий из того, что сказано о них в предыдущих пунктах.

Святые отцы блюли не букву канона, а именно тот смысл, который Церковь в него влагала, ту мысль, которую она в нем выражала. Например, должен быть епископ, объединяющий других. А кто являлся таковым, определялось историческими условиями, условиями и порядками государственной жизни, с которыми сообразовалось «распределение церковных дел» [13]. Прочтите сначала 34-ое правило Апостольское, затем 28-ое правило 4-го Вселенского собора (Халкидонского), 3-е правило 2-го Вселенского (Константинопольского), 17-ое правило 4-го (Халкидонского), а также 38-ое правило 6-го Вселенского (Трулльского) [14].

5. Иные каноны, не относящиеся к существу церковной жизни, в силу изменившихся исторических условий, теряли (иногда временно или в известном только народе, государстве) свое значение и упразднялись, будучи вызваны к жизни преходящими обстоятельствами. Так, например, у нас теперь едва ли применимы каноны, регулировавшие отношения церковной организации к верховной власти в Византийской и Русской империях [15].

Теряли в свое время и в известной части земного шара свое прямое, буквальное значение и наставления Св. Писания. Так, мудрое учение св. ап. Павла об отношениях господ и рабов [16] утратило свой буквальный смысл с падением рабства, но лежащий в этом учении духовный смысл имеет, можно сказать, непреходящее значение, и, mutatis mutandis [17], слова великого Апостола и теперь могут и должны являться нравственным руководством во взаимоотношениях христиан, стоящих на разных ступенях социальной лестницы, несмотря на провозглашение urbi et orbi [18] начала свободы, равенства и братства. Прикиньте это и к «Книге правил».

Дальнейшие разъяснения считаю излишними и перехожу к следующему пункту, имеющему, впрочем, отношение к настоящему.

6: Иные каноны, по мере накопления их, не упразднялись, а видоизменялись, вырастая преемственно друг из друга (единство предания), взаимно дополнялись и применялись к исторической обстановке без нарушения основных принципов церковного предания и жизни (Ср. вышеуказанное нарушение этих принципов в "Положении созыве собора — прим. М. Новоселова).

7. Одним из принципов является ненарушимость преемственности священноначалия и поставление низших высшими («без всякого же прекословия меньший благословляется большим» (Евр. 7, 7), призыв к служению Церкви, а не самопоставление и захват власти. Лишь соблюдение этого правила дает церковной власти богоустановленный характер и силу. Нарушение этого общего канонического положения разрывает связь между Телом Церкви и той организацией церковной, чрез которую связывает себя с этим Телом христианин (Ср. 14-е и 15-е правила Двукратного собора) приведенные мною в первом письме в связи с антиканоничными по существу и по форме действиями живоцерковников — прим. М. ;Новоселова).

Ярким примером нарушения закона, что низшие поставляются высшими, является вновь образовавшаяся в Киеве украинская иерархия: там запрещенные в служении законной властью протоиереи поставляли друг друга во епископы, при посредстве участвовавших в рукоположении иереев, диаконов и мирян [19]. Вышло рукоположение наизнанку, и, разумеется, получилась не иерархия, а пародия на нее.

Такой же пародией на иерархию являются и здешние «архиереи» и «иереи», ведущие свое начало от самочинного ВЦУ, носящего на себе печать и раскола, и ереси. Здесь уместно привести рассуждение св. Василия Великого из его первого канонического послания к Амфилохию, епископу Иконийскому.

«Хотя начало отступления произошло чрез раскол, — пишет Василий Великий, — но отступившие от Церкви уже не имели на себе благодати Святаго Духа. Ибо оскудело преподаяние благодати, потому что пресеклось законное преемство. Ибо первые отступившие получили посвящение от Отцев, и чрез возложение рук их, имели дарование духовное. Но отторженные, соделавшись мирянами, не имели власти ни крестити, ни рукополагати, и не могли преподати другим благодать Святаго Духа, от которой сами отпали» [20].

Эти положения св. Василия Великого (утвержденные соборным авторитетом), как и многие другие каноны, которых я приводить здесь не буду, но которые вы без труда отыщите в «Книге правил», попадают не в бровь, а в глаз нашему ВЦУ, члены коего, начиная с Антонина, Красницкого, Введенского, продолжая именитыми московскими протоиереями Боголюбским и Поповым и кончая некиим мирянином Новиковым, которого обвиняют в отрицании пяти таинств и приснодевства Богоматери сами еретичествующие живоцерковники (см. 11-й номер журнала «Живая Церковь», стр. 21) [21], что не помешало ему (как «управляющему делами» ВЦУ — прим. М. Новоселова) скрепить собственноручною подписью «Положение о созыве собора» (см. там же, с. 4), подписанное вышепоименованными и другими лицами, — все эти члены ВЦУ подпадают решительному приговору великого святителя Кесарийского, т. е. все они являются отступниками от Церкви и безблагодатными мирянами, не могущими быть совершителями Божественных таинств (Новиков, как мирянин, и раньше, конечно, не имел тайносовершительной силы).

Нагло надругавшись над святыми канонами, хитростью и насилием захватив патриарший престол, переданный Патриархом митрополиту Агафангелу, самоуправно присвоив себе (Антонин) московскую кафедру, при живом, не отлученном и не осужденном, хотя и заключенном в тюрьму, законном архиепископе Московском Никандре, подобрав себе сподручных-богословов и менее видных «деятелей» церковных, создав в лице ВЦУ какой-то религиозный парламент с представителями разнородных, враждующих между собою <…> [22] церковных учений (по пословице «всяк молодец на свой образец»), дерзкие нечестивцы подвели себя и присных своих под клятву, а вместе с собой увлекли и увлекают на тот же гибельный путь отщепления от Церкви и других несчастных, одних соделывая «лже-епископами», других — «лже-попами», третьих фиктивно крестя, четвертых сочетавая фиктивным браком, множеству верующих предлагая вместо Тела и Крови Христовых простые хлеб и вино, множайщих вовлекая, насилием и соблазнами, в беззаконный союз с собою, всюду сея смуту и тягостные недоумения.

8. В оправдание современных революционных церковных реформаторов, живоцерковников и обновленцев разного типа ссылаются на церковные реформы патриарха Никона и Петра Великого [23]. Но едва ли эта ссылка может служить оправданием теперешних самозваных радетелей о Церкви Божией.

Достаточно указать на то, что ни при Никоне, ни при Петре не была нарушена преемственность Апостольской иерархии. Это одно решает вопрос, и решает не в пользу живоцерковников и К^о.

Hо кроме того, тогда не было посягательства ни на вероучение, ни на нравоучение Церкви. Это — второе.

Далее, к участию в обсуждении реформ в то время допускались лица не путем партийного подбора, а свободно мыслящие (Теперь главные церковные деятели, не согласные с парламентскими партиями ВЦУ, или сосланы, или заключены в тюрьме [24] — прим. М. Новоселова) (в истинном смысле этого слова), что видно хотя бы из того факта, что вследствие протеста части духовенства (рассматривавшего «Регламент») по вопросу об участии мирян в Высшем Церковном Управлении, «Регламент, уже прочитанный и исправленный самим государем», подвергся изменению, и «Петр должен был отказаться от своего первоначального плана» [25].

Наконец, реформы, имевшие место при патриархе Никоне и Петре I, получили санкцию восточных патриархов, на что едва ли могут рассчитывать живоцерковники и иже с ними [26].

Хотел бы я ответить в этом письме еще на некоторые вопросы канонического характера, обращенные ко мне из вашей среды, но, боясь утомить вас, решил ответить особо автору, обратившемуся ко мне со своими недоумениями [27]. Письмо же свое к вам, мои дорогие, закончу словами великого строителя тайн Божиих, св. ап. Павла. Эти слова, очень идущие к теме настоящего письма, довольно неожиданно открылись мне сегодня. Да послужат они нам поучением, заветом и воодушевлением в трудах спасительного служения делу Божию!

«Я, узник в Господе, — пишет апостол Ефесянам, — умоляю вас поступать достойно звания, в которое вы призваны, со всяким смиренномудрием и кротостью и долготерпением, снисходя друг ко другу любовью, стараясь сохранять единство духа в союзе мира. Одно тело и один дух, как вы и призваны к одной надежде вашего звания; один Господь, одна вера, одно крещение, один Бог и Отец всех, Который над всеми и через всех, и во всех нас… И Он поставил одних Апостолами, других пророками, иных Евангелистами, иных пастырями и учителями, к совершению святых, на дело служения, для созидания Тела Христова, доколе все придем в единство веры и познания Сына Божия, в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова; дабы мы не были более младенцами, колеблющимися и увлекающимися всяким ветром учения, по лукавству человеков, по хитрому искусству обольщения, но истинною любовью все возращали в Того, Который есть глава Христос, из Которого все тело, составляемое и совокупляемое посредством всяких взаимно скрепляющих связей, при действии в свою меру каждого члена, получает приращение для созидания самого Себя в любви» (Еф. 4, 1—6, 11—16).

Усердно прошу молитв ваших. Простите, если что сказал неудобовразумительно. Покройте вашей любовью и снисходительностью.

Покров Божией Матери да охранит всех нас от всякого зла!

Ваш брат о Господе…

P. S. Сейчас я читаю превосходное житие св. Тихона Задонского, составленное известным в свое время протоиереем А. Лебедевым, служившим заграницей, при одной из наших посольских церквей, автором основательных и самостоятельных исследований о Православии и Католичестве [28]. И вот, читая книгу о св. Тихоне, я встретил в ней место, которое имеет отношение к моему письму (4-му) о веществе Евхаристии. Позволю себе привести его здесь, чтобы подтвердить словами великого угодника Божия всю важность затронутого мною в том письме вопроса, который, по застарелой духовной болезни нашего церковного общества, встречает такое возмутительно-равнодушное отношение к себе у людей, почитающих себя православными.

"Узнав, что иные священники употребляют для священнослужения вино окислое и совсем негодное для употребления и что они извиняют себя невозможностию поблизости достать хорошее вино. Святитель распорядился: «1) Послать во все духовные правления указы, чтобы правители старались всемерно, ежели в близостных городах продажи не живет, съобща от ведомства своего, купить на Воронеже, или где способнее вино продается, и держать в бочке, в добром погребе, откуда все (бы) того ведомства священники, чрез посланных от себя, или сами, по немногой части, дабы окиснуть не могло, взимать и содержать могли при всякой церкви в добром хранении; 2) а где имеется купечество и в них есть винная продажа, то сообщить от нас к г. губернатору воронежскому, с требованием, чтобы от губернской канцелярии, яко о нужнейшем Церкви св. деле, указами в магистраты предложено было, дабы в городах церковное вино продаваемо было самое чистое, безпримесное и не окислое, откуда бы безнужно церкви святыя довольствоваться могли и священники от греха оставались бы свободны; 3) по учреждении по всем духовным правлениям таковаго порядка, смотреть по церквам, ежели где явится окваснелое или гнилое вино, таковых нерадивых священников безъупускно штрафовать» [29].

Обращаю внимание ваше на подчеркнутые мною слова: из них видно, что употребление для Евхаристии церковного вина «самого чистого, безпримесного и не окислого», было в глазах святителя «нужнейшим Церкви святым делом».

Я сделал эту ссылку на св. Тихона кстати, попутно, под впечатлением только что прочитанной книжки, ибо в том письме моем приведены свидетельства многочисленные и более авторитетные, на которые опирался, можно думать, и сам Святитель в своих суждениях и распоряжениях о «чистом и беспримесном» вине.

Меня возмущает и сокрушает в толках о веществе святейшего Таинства и вообще об отношении к церковно-культовым требованиям и предписаниям равнодушие к голосу Церкви. Обычно рассуждение направляется по такому руслу: «Бог есть Дух: и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в Духе и истине. Внешнее не существенно в христианстве, оно имеет значение в Ветхом Завете, ныне же „прейде сень законная, благодати пришедши“ [30]; только веруй и, уповая на безграничную милость Божию, спокойно приноси Богу, живущему во свете неприступном, керосин вместо елея, парафин вместо воска, ягодный на сахарине сок вместо вина и т. д.».

В подобных рассуждениях определенно чувствуется интеллигентский и бурсацкий рационализм, проложивший в наше церковное общество широкий путь протестантскому субъективизму и лжедуховности, а в конечном счете — неверию и богоотступничеству. Афонский спор о святыне Имени Божия [31] ясно вскрыл эту язву нашего религиозного самосознания, прикрывавшего ее ризою Православия.

12/25 июня 1925 г.

[1] Обновленческий собор проходил с 29 апреля по 9 мая 1923 г.

[2] Не вполне ясно, программу какой именно обновленческой группы (см. прим. I, 1) имеет в виду Новоселов; несколько таких программ приводятся в книге А. Левитина, В. Шаврова «Очерки по истории русской церковной смуты» (Т. 2. Kusnacht, 1978. С. 27-30, 34-38, 41-45).

[3] «К вящей славе новой церкви» (лат.); формула «к вящей славе (Божией)» — девиз иезуитов, которым они прикрывали многие преступления, направленные к укреплению власти папы; этот же девиз занимает одно из центральных мест в кальвинизме (см.: М. Вебер. Протестантская этика и дух капитализма).

[4] В п. 10 «Положения» о созыве собора говорится: «При выборах на Собор монашествующие священнослужители пользуются правами, равными с белым духовенством, а монахи, не имеющие священного сана, наравне с мирянами» (Поместный Собор. Симбирск, 1923. С. 4).

[5] «Рукополагаемым в Епископа, или в степени причта, рукополагающие предварительно да влагают во уши постановления Соборов, дабы не поступали вопреки определениям Собора и не раскаявались» (Правило 25-е Карфагенского Собора // Книга правил. М., 1901. С. 198).

[6] Такожде, аще кто речет, яко та же благодать Божия, яже о Иисусе Христе Господе нашем, вспомоществует нам, к тому токмо, чтобы не согрешати, поелику ею открывается и является нам познание грехов, да знаем, чего должно искати, и от чего уклонятися, но что ею не подается нам любовь и сила к деланию того, что мы познали должным творити: таковый да будет анафема. Ибо когда Апостол глаголет: разум кичит, а любы созидает (1 Кор. 8, 1): то весьма нечестиво было бы верити, яко к кичению нашему имеем благодать Божию, а к созиданию не имеем: тогда как и то и другое есть дар Божий, и знание, что подобает творити, и любовь к добру, которое подобает творити, дабы при созидающей любви не мог кичити разум. Ибо как от Бога написано: учай человека разуму (Пс. 93, 10): такожде написано и сие: любы от Бога есть (1 Ин. 4, 7)" (Правило 126-е Карфагенского Собора // Там же. С. 239).

[7] Требник в двух частях. Ч. 1. М., 1915. Л. 6506-72.

[8] «Повелеваем, да из вступивших в клир безбрачными, желающие вступают в брак одни токмо чтецы и певцы» (Правило 26-е Святых Апостол // Книга правил. М., 1901. С. 21).

«…Кто по крещении двумя браками обязан был, или наложницу имел: тот не может быти Епископом, ни пресвитером, ни диаконом, ниже вообще в списке священнаго чина…» (Правило 3-е VI Вселенского Собора // Там же. С. 80).

«Понеже речено в апостольских правилах, яко из производимых в клир безбрачных, токмо чтецы и певцы могут вступати в брак: то и мы, соблюдая сие, определяем: да отныне ни иподиакон, ни диакон, ни пресвитер не имеет позволения, по совершении над ними рукоположения, вступати в брачное сожительство: аще же дерзнет сие учинити да будет извержен. Но аще кто из поступающих в клир восхощет сочетатися с женою, по закону брака: таковый да творит сие прежде рукоположения во иподиакона, или в диакона, или во пресвитера» (Правило 6-е Шестого Вселенского Собора // Там же. С. 81).

[9] Там же. С. 113.

[10] Ин. 10, 11.

[11] Мф. 15, 14.

[12] Ин. 10, 12.

[13] См. след. прим. (Правило 38-е VI Вселенского Собора).

[14] «Епископам всякаго народа подобает знати перваго в них, и признавати его яко главу, и ничего превышающаго их власть не творити без его разсуждения: творити же каждому только то, что касается до его епархии, и до мест к ней принадлежащих. Но и первый ничего да не творит без разсуждения всех. Ибо тако будет единомыслие, и прославится Бог о Господе во Святом Духе, Отец и Сын и Святый Дух» (Правило 34-е Святых Апостол // Там же. С. 23).

«Во всем последуя определениям Святых отец, и признавая читанное ныне правило ста пятидесяти Боголюбезнейших Епископов, бывших в Соборе во дни благочестивыя памяти Феодосия, в царствующем граде Константинополе, новом Риме, тожде самое и мы определяем и постановляем о преимуществах святейшия Церкви тогожде Константинополя, новаго Рима. Ибо престолу ветхаго Рима Отцы прилично дали преимущества: поелику то был царствующий град. Следуя тому же побуждению и сто пятьдесят Боголюбезнейшие Епископы, предоставили равныя преимущества Святейшему престолу Новаго Рима, праведно разсудив, да град получивший честь быти градом Царя и Синклита, и имеющий равныя преимущества с ветхим царственным Римом, и в церковных делах возвеличен будет подобно тому, и будет вторый по нем. Посему токмо Митрополиты областей, Понтийския, Асийския и Фракийския, и такожде Епископы у иноплеменников вышереченных областей, да поставляются от вышереченнаго святейшаго престола святейшия Константинопольския Церкви: сиречь, каждый Митрополит вышепомянутых областей, с Епископами области, должны поставляти епархиальных Епископов, как предписано Божественными правилами. А самые Митрополиты вышеупомянутых областей должны поставляемы быти, как речено, Константинопольским Архиепископом, по учинении согласнаго, по обычаю, избрания, и по представлении ему онаго» (Правило 28-е IV Вселенского Собора // Там же. С. 68-69).

«Константинопольский Епископ да имеет преимущество чести по Римском епископе, потому что град оный есть новый Рим» (Правило 3-е II Вселенского Собора // Там же. С. 47).

«По каждой епархии, в селах или предградиях сущие приходы, должны неизменно пребывати под властию заведывающих оными Епископов: и наипаче, аще, в продолжении тридесяти лет, безспорно имели оные в своем ведении и управлении. Аще же не далее тридесяти лет был, или будет о них какой спор: то да будет позволено почитающым себя обиженными, начати о том дело пред областным Собором. Аще же кто будет обижен от своего Митрополита: да судится пред Экзархом великия области, или пред Константинопольским престолом, якоже речено выше. Но аще Царскою властию вновь устроен, или впредь устроен будет град: то распределение церковных приходов да последует гражданскому и земскому порядку» (Правило 17-е IV Вселенского Собора // Там же. С. 65).

«Отцами нашими положенное сохраняем и мы правило, гласящее тако: аще Царскою властию вновь устроен, или впредь устроен будет град: то гражданским и земским распределениям да следует и распределение церковных дел» (Правило 38-е VI Вселенского Собора // Там же. С. 98).

[15] Например: «приличным признано просити их <гражданскую власть; в данном конкретном тексте: „начальствующих в Африке“. — Е. П.> о вспомоществовании общей матери Кафолической Церкви в том случае, когда власть Епископов бывает пренебрегаема во градах» (Правило 78-е Карфагенского Собора); гражданской власти предаются для обуздания: епископы, непокорные собору (Правило 59-е Карфагенского Собора), пресвитеры и диаконы, непокорные епископу (Правило 5-е Антиохийского Собора), миряне, непокорные церковным епитимиям (Правило 9-е Двукратного Собора); епископ не должен продавать местным властям или кому иному землю, принадлежащую церкви (Правило 12-е VII Вселенского Собора); и т. п.

[16] Рабы, повинуйтесь господам своим по плоти со страхом и трепетом, в простоте сердца вашего, как Христу, не с видимою только услужливостью, как человекоугодники, но как рабы Христовы, исполняя волю Божию от души, служа с усердием, как Господу, а не как человекам, зная, что каждый получит от Господа по мере добра, которое он сделал, раб ли, или свободный. И вы, господа, поступайте с ними так же, умеряя строгость, зная, что и над вами самими и над ними есть на небесах Господь, у Которого нет лицеприятия" (Еф. 6,5-9; см. также Кол. 3, 22-25; 4, 1).

[17] «С необходимыми изменениями» (лат.).

[18] Буквально: «городу и миру» (лат.); ко всеобщему сведению.

[19] В сентябре 1922 г. на сессии украинских православных епископов было объявлено об автокефалии украинской церкви. Но Патриарх Тихон своим письмом № 146 от 24 марта 1924 г. не признал этой автокефалии, т. к. она была принята не Всеукраинским Собором, а лишь совещанием епископов. Тогда в мае 1925 г. был собран II Всеукраинский собор православной церкви, который вновь утвердил автокефалию УАПЦ (ликвидирована в 1930). Параллельно с УАПЦ на Украине возникла и другая, церковно-обновленческая иерархия, просуществовавшая до 1934 г.

[20] Правило 1-е из Правил св. Василия Великого, содержащихся в его 1-м каноническом послании // Книга правил. М., 1901. С. 314.

[21] А. И. Новиков, никому не известный мирянин из Ярославля, был назначен управляющим делами обновленческого ВЦУ по настоянию В. Красницкого (вместо свящ. Евг. Белкова) в августе 1922 г.; однако после возникновения «раскола в расколе» — выступления еп. Антонина Грановского против группы «Живая Церковь» и лично В. Д. Красницкого — его «выдвиженец» неожиданно стал поддерживать Антонина и объявил о создании им «левого крыла» Живой Церкви; результатом было возникновение «персонального дела» Новикова и торжественное исключение его из группы «Живая Церковь» и из ее ЦК с формулировкой «за разложение состава группы, за злоупотребление доверием» и т. п. (см.: Живая Церковь. № 11. С. 20).

[22] Во всех бывших в нашем распоряжении списках «Писем» в этом месте пропуск: по-видимому, здесь стояло какое-то слово на иностранном языке.

[23] Исправление богослужебных книг Никоном и введения синодального управления Петром.

[24] В частности, весной 1923 г. находились в заключении, помимо Патриарха Тихона, два его местоблюстителя, избранных им по поручению Собора в 1918 г.: митрополит Казанский Кирилл (Смирнов) и митрополит Ярославский Агафангел (Преображенский); оба были непреклонными борцами с обновленчеством.

[25] Благовидов Ф. В. Обер-прокуроры Святейшего Синода в XVIII и первой половине XIX столетия, 2-е изд. Казань, 1900. С. 14-15.

[26] Надеждам Новоселова не суждено было оправдаться: восточные патриархи предали Патриарха Тихона, объявив его виновником церковной разрухи, признав обновленческий Синод единственно законным возглавлением Русской Церкви, а сам институт русского патриаршества — несвоевременным. Причина этих действий была чисто политической: «угрожаемое положение Вселенского Престола, подвергнутого жесточайшим репрессиям со стороны правительства Кемаля Ататюрка, вынуждало Константинопольских патриархов и тесно с ними связанных глав других Восточных Церквей, попытаться идти проторенным путем, добиваясь политической поддержки от русского правительства. Обновленцы обещали такую поддержку выхлопотать» (Регельсон Л. Трагедия Русской Церкви. Париж, 1977. С. 92).

[27] Упомянутое лицо установить не удалось.

[28] О. Александр Лебедев был священником русской церкви в Праге, а затем настоятелем Казанского собора в С.-Петербурге; его перу принадлежит ряд работ о природе Церкви, в том числе: «О главенстве папы или разности православных и католиков в учении о церкви» (СПб., 1887), «Разности церквей восточной и западной в учении о пресв. Деве Марии» (СПб., 1881), "О признаках истинной церкви (по поводу книги Вл. Соловьева: «La Russie et l’eglise universelle») (СПб., 1890).

[29] Лебедев А. Святитель Тихон Задонский и всея России чудотворец. СПб., 1865. С. 44-45; приведенное распоряжение св. Тихона относится ко 2 октября 1763 г.

[30] Богородичен на Господи воззвах, суббота, глас 2-й // Октоих. Ч. 1. М., Издание Московской Патриархии, 1971. С. 198.

[31] Поводом к спорам 1912—1913 гг. в русских монастырях на Афоне об Имени Божием послужила книга схимонаха Илариона «На горах Кавказа» (1-е изд. 1908, 3-е изд. 1912), в которой о. Иларион, бывший свыше двадцати лет афонским насельником, а затем подвизавшегося на Кавказе, описывая свой духовный опыт («умное делание») и объясняя спасительное действие молитвы Иисусовой, говорил о том, что Божественно само Имя Иисусово, что оно — Сам Иисус, ибо имя неотделимо от именуемого. По своему отношению к книге афонские монахи (а затем и широкая церковная общественность) разделились на две партии: одобрявших пафос почитания Имени Божия у о. Илариона (они называли себя «имяславцами») и отрицавших божественное достоинство имени (их имяславцы называли «имяборцами»). Последователи Илариона афонские монахи-имяславцы были объявлены еретиками («имябожниками») и насильственно удалены из Афона. М. А. Новоселов был горячим сторонником и защитником имяславия и издал в своей Библиотеке книгу иеромонаха Антония (Булатовича) «Апология веры во Имя Божие и во Имя Иисус» (М., 1913).

Письмо седьмое

11 мая 1923 г.,

день св. равноапостольных Мефодия и Кирилл

Дорогие друзья мои!

На этот раз хочу побеседовать с вами по поводу одного вопроса, который давно сверлит мою душу, не потому, чтобы он тяготил меня своей неясностью и трудностью, а потому, что давно и часто приходилось и приходится мне слышать его со стороны, между прочим, и в вашей среде.

Будучи весьма прост и несложен в общей, так сказать, постановке, он очень разнообразится, прилагаясь к конкретным, частным предметам и фактам.

В общей форме он может быть выражен так: «какой смысл имеет то, что мы — верующие христиане, чада Церкви Христовой — переживаем в течение последних лет, начиная с первого года революции?»

В частности, приходится слышать следующие недоуменные вопросы: "как можно терпеть, чтобы величайшие святыни наши были захвачены руками ярых богоборцев? Кремль, наша древнерусская святыня? Святые останки великих праведников, наших предстателей пред Богом? [1] Священные сосуды, с которыми соединены величайшие священнодействия? [2] Допустимо ли, чтобы храмы обращались в театры и алтари — в уборные для артистов? Не говорим уже о разнообразных унижениях и издевательствах, которым беспрестанно подвергаются наши священнослужители. О кощунственной ругани, которая постоянно раздается на страницах богоборных газет столичных и провинциальных [3]. О насилиях, повсюду творимых над совестью и личностью верующих, вопреки декрету об отделении церкви от государства и множеству официальных разъяснений, подтверждающих этот декрет [4]. И все это совершается на глазах у всех — открыто, беззастенчиво, нагло, безнаказанно! Разве это не возмутительно? Не ужасно? И до каких пор и пределов мы будем терпеть это торжествующее, смеющееся в глаза, хамское, чтобы не сказать — сатанинское, нечестие, оскорбляющее самые заветные, самые святые наши чувства? И, наконец, за что и за чем допущен этот ужас на нашей дорогой «святой Руси»?

Конечно, эти скорбные вопросы и недоумения законны, негодование и возмущение естественны. Но может ли на этом законном и естественном остановиться и успокоиться христианская совесть? Может ли этим удовлетвориться разум христианина? Едва ли, хотя многие не идут в своем сознании дальше этих негодующих допросов, обращаемых нередко неизвестно к кому. Выкрикивая их, словно надеются облегчить свою исстрадавшуюся душу. Но душа не успокаивается, и смущение не проходит; скорбные, тревожные недоумения продолжают жить в душе и при первом удобном случае начинают снова бередить ее.

Я думаю, что и разумей совесть христианина, для своего умиротворения, должны прежде всего, по возможности, осмыслить факт, стоящий перед глазами, факт, что Тот, Кто есть живой, вечный и всемогущий Источник всякой святыни. Кем святится всякая святыня, допустил, при Своем всемогуществе, быть всем этим возмущающим, оскорбляющим и удручающим нас явлениям.

И я думаю, что христианам не к лицу эти страстные порывы негодования, возмущения, тем более — ненависти к тем, кому дана власть попирать «святую Русь». Религиозная вера обязывает и внутренне требует осмыслить данное явление, найти духовное объяснение ему и относиться к нему под углом усмотренного смысла.

Ответ на этот существенный для религиозного сознания вопрос я хочу извлечь из двух литературных произведений, из которых одно принадлежит нашим дням, а другое исходит из седой и святой древности, в которую мы не очень любим заглядывать, тогда как там именно, в неисчерпаемой сокровищнице Божественной мудрости, хранятся ключи разумения событий настоящих и грядущих.

Первое произведение относится к 1914 г. и вышло из-под пера известного писателя В. В. Розанова. Оно представляет собою небольшую, всего в шесть страниц, статью, озаглавленную «К разрушению Реймского собора» и вошедшую в сборник статей того же автора, носящий название «Война 1914 года и русское возрождение». Несмотря на свой незначительный объем, статья эта ясно ставит и прекрасно разрешает вопрос, почему, при известных условиях, Высшая Сила попускает совершаться грубому попиранию святынь, многие века приносивших свет и доставлявших утешение и радость сердцам верующих.

Может быть, сказанное В. В. Розановым по поводу разрушения Реймского собора [5] — целиком и вполне не относится к нам, но несомненно, что его слова проливают яркий свет на современные события нашей русской жизни и связанные с ними скорби верующих. Из статьи Розанова я извлекаю все существенное что, по моему мнению, помогает ответить на те недоуменные и скорбные вопросы, которыми я начал свое письмо.

"…Реймский собор взволновал весь мир, — пишет В. В. Розанов. — И хочется сказать взволнованным: — «о чем вы плачете? что погиб памятник искусства? — Ведь об этом все крики, все вопли… Никто не плачет решительно, что погиб народный дом молитвы. Вспомнили все, что Реймский собор упоминается в Жанне Д' Арк Шиллера [6], и не вспомнили, что всего только вчера в нем молились горожане, крестьяне, военные, — вообще, верующие… Все оплакивали музей и никто решительно не плакал о религии. И вот мне кажется, что гораздо раньше прусских ядер его разрушило общее, вовсе не прусское только, но вообще европейское отношение к религии, к молитве, к Богу… Бог отнимает у нас то, от чего мы сами отказались и все больше отказываемся. Зачем, вообще, этот „Музей XIII века“, который практически и в живых дыханиях перестал быть „собором“, — собором для страны и государства, совершивших „отделение государства от церкви“, — и оставлен только снисходительно для обывателей, для темных мещан и верующих женщин, „не понимающих пока своих предрассудков“?..

Ах, Европа, Европа, ах дорогая Европа: если бы ты переменила дыхание с этою ужасною войною и оплакала многое в себе, о чем давно не плачешь, но что поистине достойно слез!.. Дорогие европейские братья: вы должны плакать о каждой хижине-церкви, если она разрушается, о деревянных церквах стоимостью в две тысячи рублей, — и тогда, только тогда у вас не будут разрушаться и Реймские соборы! Если нет религии — a bas [7] храмы! — Но есть ли религия-то? Разве не тысячи усилий положены писателишками всех рангов и философами всех степеней, чтобы „раскрыть глаза этим мещанишкам и верующим баранам на их глупость и невежество“?.. Да вся литература уложена… на разрушение Реймского собора? Боже, как жалко племя, не понимающее себя и судьбы своей.

Разве мы не несли в триумфах и не носили несколько десятков лет поганенков Дрэпера и Бокля, своих поганцев, начиная от Чернышевского, которые орали, кричали, визжали: „а bas храмы, церкви и всю эту темную смрадную ветошь“. Господа, да разве вы этого не слышали? Господи, неужели никто этого не видит, что под „разрушением Реймского собора“ стоят тысячи одобрительных подписей, стоят такие авторитеты, что страшно выговорить…

Европа, пора задуматься! Страшен не вандал, у которого молот в руках, — страшен хитрец, у которого подленькая мысль в мозгу, плоская мысль низкой душонки, в которую не умещается понимание ничего благородного, ничего возвышенного, ничего небесного. Она хихикает, эта мыслишка, в убожестве не понимая, что она всего только мысль мыши, — видя толпу людей, которая стала на молитву. „Зачем? К чему? Ведь небеса пусты, а сердце всего только мускул с красною жидкостью“.

Так нам пели с Запада. Русские дурачки подхватывали. Они все подхватывают, эти наши русские дурачки… Германия Бисмарка, верящая не в Бога, а „в свой кулак“, только повторяет и осуществляет умственную Германию времен Молешотта и Бюхнера, Фейербаха и Макса Штирнера, поверившего в свой замечательный „мозг“; — в тот мозг, который, по образному выражению толстобрюхого Карла Фохта, „выделяет мысль не иначе, как почки выделяют урину“.

Европа поклонилась этому замечательному „мозгу“. Чего же она взволновалась, когда поднялся этот железный „молот“? — „Назвался груздем — полезай в кузов“; „кто любит кататься — люби и саночки возить“.

Нет, не теперь нам плакать, — и не об этом Реймском соборе. Давно надо было начать плакать: — о том, что отнята у нас душа бессмертная и на место ее мыслителишками вложена кривая сухая палка. Вот где пункт» (В. В. Розанов) [8].

«Бог отнимает у нас то, от чего мы сами отказались и все больше отказываемся» — вот разгадка тяготящих нас эти годы событий и ответ на связанные с ними недоуменные вопросы.

Вместе с автором приведенной статьи мы должны сказать и то, что «вся наша литература» (по крайней мере та, которая наиболее широко и глубоко захватила наше общество) «уложена» на попрание наших святынь, под которым, скажем словами Розанова, «стоят тысячи одобрительных подписей, стоят такие авторитеты, что страшно выговорить».

Вспомните всю неустанную деятельность нашей злополучной интеллигенции и ее вождей, «писателей всех рангов», в течение десятилетий разбрасывающих всюду тлетворные семена безбожного гуманизма и человекобожия, вспомните зараженную протестантскими идеями нашу духовную школу, выпускавшую рационалистов-пастырей и скептиков-учителей, от которых духовный яд неправославия распространялся в обществе и народе, идя как бы навстречу духовно-разлагающему влиянию интеллигенции, вспомните лицемерие светской власти, облекавшейся в ризу церковности для поддержания (в интересах государства) веры народной; вспомните, наконец, угодничество в ущерб, конечно, интересам церковным, духовных властей пред сильными мира сего, а главное — восстановите в своем сознании почти всеобщее непонимание существенных сторон церковного мировоззрения — теургической и мистической — и вы легко объясните себе, как естественное следствие всеобщего духовного недуга, все то кощунственное, святотатственное и богохульное, что пышным цветом раскрылось у нас в последние годы. Россия давно начала внутренне отпадать от Церкви: что же удивительного, если государство отвергло, «отделило» церковь и, по естественному и Божескому закону, подвергло ее гонению?

Давнишнее и все углублявшееся многообразное отступление народа от пути Божия должно было вызвать кару Божию, может быть, для спасения от гибели того, что могло быть спасено чрез очистительный огонь испытания. «Остаток» [9] подлинных верующих христиан не мог отвести от России карающей десницы Господней, как такой же остаток верных иудеев не мог отклонить от своей родины и ее святынь удара, нанесенного ветхозаветным антихристом Антиохом Епифаном, о котором повествует второй литературный документ, упомянутый мною выше, а именно 1-я глава 1-й Маккавейской книги.

Я приведу эту главу полностью, чтобы дать вам понять весь смысл и почувствовать всю значительность событий, о которых эта глава повествует. События эти, несмотря на их отдаленность от нашего времени, очень близки к нему не только по своему внутреннему смыслу, но и по своему конкретному содержанию. Вот это глубоко поучительное повествование, которое и прошу прочитать внимательно и сопоставить с тем, что мы пережили недавно и переживаем ныне.

«1. После того как Александр, сын Филиппа, Македонянин, который вышел из земли Киттим, поразил Дария, царя Персидского и Мидийского, и воцарился вместо него прежде над Елладою, — 2. он произвел много войн и овладел многими укрепленными местами, и убивал царей земли. 3. И прошел до пределов земли и взял добычу от множества народов; и умолкла земля пред ним, и он возвысился, и вознеслось сердце его. 4. Он собрал весьма сильное войско и господствовал над областями и народами и властителями, и они сделались его данниками. 5. После того он слег в постель и, почувствовав, что умирает, 6. призвал знатных из слуг своих, которые были воспитаны с ним от юности, и разделил им свое царство еще при жизни своей. 7. Александр царствовал двенадцать лет и умер. 8. И владычествовали слуги его каждый в своем месте. 9. И по смерти его все они возложили на себя венцы, а после них и сыновья их в течение многих лет; и умножили зло на земле. 10. И вышел от них корень греха — Антиох Епифан, сын царя Антиоха, который был заложником в Риме, и воцарился в сто тридцать седьмом году царства Еллинского. 11. В те дни вышли из Израиля сыны беззаконные и убеждали многих, говоря: пойдем и заключим союз с народами, окружающими нас, ибо с тех пор, как мы отделились от них, постигли нас многие бедствия. 12. И добрым показалось это слово в глазах их. 13. Некоторые из народа изъявили желание и отправились к царю; и он дал им право исполнять установления языческие. 14. Они построили в Иерусалиме училище по обычаю языческому 16. и установили у себя необрезание, и отступили от святаго завета, и соединились с язычниками, и продались, чтобы делать зло. 16. Когда Антиох увидел, что царство укрепилось, предпринял воцариться над Египтом, чтобы царствовать над двумя царствами, 17. и вошел он в Египет с сильным ополчением, с колесницами, и слонами, и всадниками, и множеством кораблей; 18. и вступил в сражение с Птоломеем, царем Египетским; и убоялся Птоломей от лица его и обратился в бегство, и много пало раненых. 19. И овладели они укрепленными городами в земле Египетской, и взял он добычу из земли Египетской. 20. После поражения Египта Антиох возвратился в сто сорок третьем году и пошел против Израиля, и вступил в Иерусалим с сильным ополчением; 21. вошел во святилище с надменностью и взял золотой жертвенник, светильник и все сосуды его, 22. и трапезу предложения, и возлияльники, и чаши, и кадильницы золотые, и завесу, и венцы, и золотое украшение, бывшее снаружи храма, и все обобрал. 23. Взял и серебро, и золото, и драгоценные сосуды, и взял скрытые сокровища, какие отыскал. 24. И, взяв все, отправился в землю свою и совершил убийства, и говорил с великою надменностью. 25. Посему был великий плач в Израиле, во всех местах его. 26. Стенали начальники и старейшины, изнемогали девы и юноши, и изменилась красота женская. 27. Всякий жених предавался плачу, и сидящая в брачном чертоге была в скорби. 28. Вострепетала земля за обитающих на ней, и весь дом Иакова облекся стыдом. 29. По прошествии двух лет послал царь начальника податей в города Иуды, и он пришел в Иерусалим с большою толпою; 30. коварно говорил им слова мира, и они поверили ему; но он внезапно напал на город и поразил его великим поражением, и погубил множество народа Израильского; 31. взял добычи из города и сожег его огнем, и разрушил домы его и стены его кругом; 32. и увели в плен жен и детей, и овладели скотом. 33. Оградили город Давидов большою и крепкою стеною и крепкими башнями, и сделался он для них крепостью. 34. И поместили там народ нечестивый, людей беззаконных, и они укрепились в ней; 35. запаслись оружием и продовольствием и, собрав добычи Иерусалимские, сложили там, и сделались большою сетью. 36. И было это постоянною засадою для святилища и злым диаволом для Израиля. 37. Они проливали невинную кровь вокруг святилища и оскверняли святилище. 38. Жители же Иерусалима разбежались ради них, и он сделался жилищем чужих и стал чужим для своего рода, и дети его оставили его. 39. Святилище его запустело, как пустыня, праздники его обратились в плач, субботы его — в поношение, честь его — в уничижение. 40. По мере славы его увеличилось бесчестие его, и высота его обратилась в печаль. 41. Царь Антиох написал всему царству своему, чтобы все были одним народом, 42. и чтобы каждый оставил свой закон. И согласились все народы по слову царя. 43. И многие из Израиля приняли идолослужение его и принесли жертвы идолам, и осквернили субботу. 44. Царь послал через вестников грамоты в Иерусалим и в города Иудейские, чтобы они следовали узаконениям, чужим для сей земли, 45. и чтобы не допускались всесожжения и жертвоприношения, и возлияние в святилище, чтобы ругались над субботами и праздниками 46. и оскверняли святилище и святых, 47. чтобы строили жертвенники, храмы и капища идольские, и приносили в жертву свиные мяса и скотов нечистых, 48. и оставляли сыновей своих необрезанными, и оскверняли души их всякою нечистотою и мерзостью, 49. для того, чтобы забыли закон и изменили все постановления. 50. А если кто не сделает по слову царя, да будет предан смерти. 51. Согласно этому писал он всему царству своему и поставил надзирателей над всем народом, и повелел городам Иудейским приносить жертвы во всяком городе. 52. И собрались к ним многие из народа, все, которые оставили закон, — и совершили зло в земле; 53. и заставили Израиля укрываться во всяком убежище его. 54. В пятнадцатый день Хаслева, сто сорок пятого года, устроили на жертвеннике мерзость запустения, и в городах Иудейских вокруг построили жертвенники, 55. и перед дверями домов и на улицах совершали курения, 56. и книги закона, какие находили, разрывали и сожигали огнем; 57. у кого находили книгу завета, и кто держался закона, того, по повелению царя, предавали смерти. 58. С таким насилием поступали они с Израильтянами, приходившими каждый месяц в города. 59. И в двадцать пятый день месяца, принося жертвы на жертвеннике, который был над алтарем, 60. они, по данному повелению, убивали жен, обрезавших детей своих, 61. а младенцев вешали за шеи их, дома их расхищали и совершавших над ними обрезание убивали. 62. Но многие в Израиле остались твердыми и укрепились, чтобы не есть нечистого, 63. и предпочли умереть, чтобы не оскверниться пищею и не поругать святаго завета, — и умирали. 64. И был весьма великий гнев над Израилем» (1 Мак. 1, 1—64).

Хотя для внимательного и вдумчивого читателя едва ли требуется комментарий к сей «повести первоначальных дней» [10], тем не менее, я считаю не лишним сказать нечто по поводу этого библейского рассказа. Опуская довольно поучительное введение (ст. 1—10), я остановлюсь на главной теме рассказа, на личности Антиоха Епифана, которого автор священной летописи именует «корнем греха», и на его отношении к еврейскому народу.

Этот сирийский царь, один из преемников Александра Македонского, возымел мысль, обратившуюся у него в любимую мечту, ввести во всех своих областях, в числе которых была Палестина, культ Юпитера Олимпийского и, объединяя самого себя с этим богом, хотел, в заключение всего, чтобы ему воздавалась божеская почесть (см. 2 Мак. 6, 2, 7). Он старался истребить всякое другое богопочитание и обнаружил при этом такой горячий фанатизм, что казался нередко сумасшедшим и был прозван в насмешку Епиман (безумный) вместо Епифан (славный). Он отменил в Иерусалиме поклонение Иегове и заменил его идолопоклонством. Этому содействовало то обстоятельство, что среди народа Божия нашлось значительное количество сторонников языческой культуры (см. 1 Мак. 1, 12 и след.; 2 Мак. 4, 9 и след.).

Святому народу и откровенной религии грозила серьезная опасность. Во всем том, что Израиль вынес от язычников до времен Иисуса Христа, не было еще ничего похожего на преследования Антиоха. Антиох с своей гордостью, приведшею его к самообоготворению, и с своей фанатической ненавистью к Богу и к Его закону есть прообраз антихриста. Все учители Церкви усматривали в Антиохе этот прообраз. Присмотримся несколько к некоторым частным действиям этого ветхозаветного антихриста по отношению к народу Божию — с одной стороны, и к нравственному состоянию самого избранного народа в эпоху Антиоха Епифана — с другой. Это рассмотрение не будет бесполезно для нас.

Прочитанная вами 1-я глава 1-й Маккавейской книги прежде всего отмечает то обстоятельство, что в указанную эпоху «вышли из Израиля сыны беззаконные», возжелавшие сближения с народами языческими и введения у себя образования и порядков языческих с отвержением святого закона отеческого (Сопоставьте с этим «окно в Европу», прорубленное Петром, и последовавшее за этим привитие русскому народу западноевропейских начал, так существенно изменивших направление магистрали нашей истории — прим. М. Новоселова) (ст. 11 и след.).

Но «Бог поругаем не бывает» [11], и плодом этого отступничества от пути истины явилось пленение Антиохом Иерусалима, ограбление храма, похищение святынь его, избиение иудеев и «великий плач в Израиле».

Спустя два года повторилось то же бедствие, но еще более тягостное. Иерусалим подвергся огню, разрушению и ограблению, святилище осквернению, многие жители с семьями были пленены, внутри самого святого града создалась вражеская крепость, снабженная оружием и провиантом и ставшая «постоянною засадою для святилища и злым диаволом для Израиля» (Припомните печальную историю московского Кремля в начале большевистской революции [12] — прим. М. Новоселова). Святилище запустело, праздники обратились в плач, субботы — в поношение, честь — в уничижение".

Но на этом бедствие не остановилось: из внешнего оно обратилось во внутреннее и, таким Образом, пустило более глубокие корни в народе израильском. «Царь Антиох написал всему царству своему, чтобы все были одним народом, и чтобы каждый оставил свой закон» (Не напоминает ли это недавно пережитое и переживаемое нашей родиной? — прим. М. Новоселова) (см. ст. 41 и след.).

Антиох потребовал отречения от веры отцов, от служения Иегове и принятия культа языческого. Введение этого единообразного и человекобожеского культа во всех подвластных Сирии странах Антиох ставил своей главной задачей. Для проведения в жизнь Израиля враждебных существу его религии верований допускалось всякое насилие, а для наблюдения за исполнением безбожных царских предписаний поставлены были особые надзиратели (Не то же ли видим мы теперь на «Святой Руси»?! [13] — прим. М. Новоселова).

«И был весьма великий гнев над Израилем», — заключает первую главу автор 1-й Маккавейской книги.

Сопоставьте со сказанным, друзья мои, наше увлечение гуманитарным просвещением Запада, начиная хотя бы с эпохи Петра I, насаждение соответственных школ для проведения этого просвещения в жизнь русского народа, постепенное введение порядков и новинок этой гуманистической культуры и вытеснение вековых церковных воззрений и обычаев, проследите последовательное, в разных слоях народа, уклонение от идеала богочеловеческого в сторону начал человекобожеских — и вы не удивитесь, что нас постигла та же участь, что и иудеев времен Антиоха, ибо и мы и они погрешили в одном и том же.

Отдаленные духовные потомки ветхозаветного антихриста пришли к нам, по попущению Божию, с тем же, с чем приходил он к изменившим Богу древним иудеям. Поучительно, что не только с внутренней стороны, со стороны назойливо насаждаемой человекобожеской культуры, но и в отношении внешних приемов действования богоборчество наших дней так тесно сближается с богоборчеством ветхозаветным.

Кроме других очень существенных выводов, к которым подводит нас история Антиоха Епифана, как сама по себе, так и при сопоставлении с событиями современными нам, из нее следует и тот вывод, который высказан был, совершенно независимо от этой истории, В. В. Розановым, оперировавшим с фактами недавнего прошлого. Вы помните этот вывод: «Бог отнимает у нас то, от чего мы сами отказались и все больше отказываемся».

Вот эту истину и нужно нам твердо помнить и привить ее к нашему сердцу. Оплодотворенное ею сердце получает способность правильного разумения того, что без этого разумения будет неизбежно и бесплодно угнетать нас. Эта истина, усвоенная сердцем, укажет нам и тот путь духовного действования, по которому идти призывает нас наш единственный Вождь и Учитель.

Письмо мое, по обыкновению, растянулось сверх желанной меры, а потому я не буду утомлять вас теми домыслами и соображениями, которые толпятся у меня в голове, и закончу беседу с вами краткой выпиской из 6-й главы 2-й Маккавейской книги. После повествования о жестоком религиозном гонении, воздвигнутом против иудеев царем Антиохом, автор названной книги обращается со следующим увещанием к своим читателям:

Тех, кому случится читать эту книгу, прошу не страшиться напастей и уразуметь, что эти страдания служат не к погублению, а к вразумлению рода нашего… Ибо не так, как к другим народам, продолжает Господь долготерпение, чтобы карать их, когда они достигнут полноты грехов, не так судил Он о нас, чтобы покарать нас после, когда уже достигнем до конца грехов. Он никогда не удаляет от нас Своей милости и, наказывая несчастьями, не оставляет Своего народа" (12, 14—16).

Будем молиться, чтобы эти утешительные слова, сказанные об Израиле, могли быть отнесены и к нашему многострадальному народу в наступившие годы духовных и материальных бедствий.

Вложим также себе в сердце трогательное и ободряющее слово ап. Петра: «Возлюбленные! огненного искушения, для испытания вам посылаемого, не чуждайтесь, как приключения для вас странного, но как вы участвуете в Христовых страданиях, радуйтесь, да и в явление славы Его возрадуетесь и восторжествуете» (1 Пет. 4, 12—13)

Прошу молитв. Да хранит всех нас Господь.

Любящий вас брат о Господе.

P. S. По поводу возмущения и негодования против притеснений, насилий и всяких неправд, чинимых теми, «иже во власти суть» [14], мне вспомнился случай, приключившийся со мною в конце 1918-го или в начале 1919-го года. Прохожу я как-то по улице и вижу большой плакат, какие тогда почти ежедневно появлялись на стенах домов. Крупным и жирным шрифтом возвещалась очередная «тактическая» ложь, глубоко возмутившая меня. У меня готово было сорваться какое-то бранное или, по крайней мере, резкое слово по адресу сочинителей, но вдруг совершенно неожиданно для меня откуда-то из тайников души всплыли на поверхность моего сознания слова ап. Иуды, никогда раньше не прилагавшиеся мною к жизненным явлениям: «Михаил Архангел, когда говорил с диаволом, споря о Моисеевом теле, не смел произнести укоризненного (по славянски „хульна“) суда, но сказал: „да запретит тебе Господь“» (Иуд. 9).

И вместе с тем какой-то внутренний голос явственно сказал мне: «не хули их, они орудие Божие; хуля их, будешь хулить Пославшего их; прими посланное как от руки Божией и терпеливо и уповательно неси крест, кто бы ни был орудием испытания, непрестанно и твердо памятуя о Промышляющем и Действующем во спасение верных».

Я принял и припомнившийся внезапно текст Писания, и тайный голос, как некоторое откровение, коим руковожусь с тех пор, поддерживая мир души своей в самые тяжелые минуты личной, общественной и церковной жизни. И когда дух осуждения, негодования или уныния начинает приступать к моему сердцу, я вспоминаю наставление, полученное при чтении плаката, и смущаемая душа успокаивается, возвергая печаль свою на Господа, поражающего и врачующего [15].

16/29 июня 1925 г.

[1] В 1919-20 гг. проводилась массовая кампания осквернения мощей (63 «вскрытия»), в том числе таких великих святых русского народа, как Сергий Радонежский, Тихон Задонский, Савва Звенигородский и др.; остатки святых уничтожались или передавались в музеи (см.: Степанов (Русак) В. Свидетельство обвинения. Т. 1. М., 1993. С. 126—128).

[2] Используя разразившийся в стране во второй половине 1921 г. голод, вызванный не столько засухой, сколько бесчеловечной политикой продразверстки в деревне, большевики решили нанести смертельный удар по церкви, издав в феврале 1922 г. декрет об изъятии на нужды голодающих всех церковных ценностей, независимо от их освященности и богослужебного назначения. Результатом были массовые кровавые столкновения с верующими, вставшими на защиту церкви от посягательств святотатцев.

[3] Достаточно привести их названия: «Безбожник», «Безбожник у станка», «Антирелигиозник», «Атеист» и др.

[4] Как теперь известно, тезис об отделении церкви от государства был лишь прикрытием негласного курса на искоренение религии как таковой, взятого Лениным и другими большевистскими вождями.

[5] Древний кафедральный собор Нотр-Дам в г. Реймсе (Франция, департамент Марна) был сильно разрушен 7 сентября 1914 г. германской артиллерией; многочисленные газетные статьи были посвящены обличению немецких варваров, поднявших руку на уникальный памятник истории (в Реймсе крестился первый король Франции Хлодвиг и в память этого события в соборе столетиями короновались французские короли), архитектуры (готика XII—XIV вв.) и христианского искусства (в нем находились богослужебные книги Франциска Ассизского, распятие работы Людовика Святого, многочисленные скульптуры и др.). После войны Реймский собор был восстановлен.

[6] В «Орлеанской деве» Шиллера паперть Реймского собора является местом действия в сцене проклятия Жанны Д’Арк ее отцом.

[7] Долой (фр.).

[8] К разрушению Реймского собора // Розанов В. В. Война 1914 года и русское возрождение. Петроград, 1915. С. 170—177.

[9] Рим. 11, 5.

[10] Парафраз последней строки стихотворения А. С. Пушкина «Возрождение»:

Так исчезают заблужденья

С измученной души моей,

И возникают в ней виденья

Первоначальных, чистых дней.

[11] Гал. 6, 7.

[12] Имеется в виду захват большевиками московского Кремля после его семидневного артиллерийского обстрела, повлекшего за собой повреждение святынь. Расследование этого преступления, произведенное по постановлению Поместного собора Русской Православной Церкви 1917-18 гг., резюмировано в книге епископа Нестора Камчатского «Расстрел Московского Кремля (27 октября — 3 ноября 1917 г.)» (М., 1917, 24 с.).

[13] Аналогом этих надзирателей были «комиссары».

[14] 1 Тим. 2, 2.

[15] Следует отметить, что по отношению к богоборной большевистской власти среди православных христиан широкое распространение имел и другой взгляд, нашедший себе теоретическое выражение в книге И. А. Ильина «О сопротивлении злу силой» (Берлин, 1925), а практическое — в Белом движении.

Письмо восьмое

6 августа 1923 г.

Преображение Господне

Дорогие друзья мои!

Всегда было и есть теперь не мало людей, которые, стремясь проникнуть в будущее, пытаются определять точные сроки грядущих событий. И как ни многочисленны были самообманы и разочарования искателей сроков, жажда этого искания продолжает жить во многих человеческих душах, которые ни опытом прошлого, ни собственными пережитыми ошибками в этой области не вразумляются и не отрезвляются. Мне совершенно чужда потребность знать времена и сроки. Чужда, так сказать, органически. Я не имею вкуса к этим изысканиям. Но относительно этого предмета мы имеем авторитетнейшие наставления и в Слове Божием: «Не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти», — сказал Господь Иисус апостолам пред Своим Вознесением, в ответ на их вопрос: «не в сие ли время. Господи, восстановляешь Ты царство Израилю» (Деян. 1, 6—7).

«О временах же и сроках нет нужды писать к вам, братия, ибо сами вы достоверно знаете, что день Господень так придет, как тать ночью. Ибо когда будут говорить: „мир и безопасность“, тогда внезапно постигнет их пагуба, подобно как мука родами постигает имеющую во чреве, и не избегнут» (1 Фес. 5, 1—3).

Но тот же Господь, Который воспретил апостолам интересоваться «временами и сроками», сказал однажды фарисеям и саддукеям: «Лицемеры! различать лице неба вы умеете, а знамений времен не можете» (Мф. 16, 3).

Значит, одно дело стремиться к определению «сроков», другое — различать «знамения времен». Если первое воспрещается, то второе заповедуется: не внимающие знамениям времен заслуживают суровый упрек от Господа.

И вот, во исполнение заповеди Господней о знамениях, я хочу привести вам ряд пророческих новозаветных глаголов, которые, выявляя «знамения времен», должны заставить нас серьезнее и глубже вдумываться в нашу современную действительность.

Начну с глаголов Господних.

«Когда же сидел Он (Иисус) на горе Елеонской, то приступили к Нему ученики наедине, и спросили: скажи нам, когда это будет? и какой признак Твоего пришествия и кончины века? Иисус сказал им в ответ: берегитесь, чтобы кто не прельстил вас, ибо многие придут под именем Моим, и будут говорить: „я Христос“, и многих прельстят. Также услышите о войнах и о военных слухах. Смотрите, не ужасайтесь, ибо надлежит всему тому быть, но это еще не конец: ибо восстанет народ на народ, и царство на царство; и будут глады, моры и землетрясения по местам; все же это — начало болезней. Тогда будут предавать вас на мучения и убивать вас; и вы будете ненавидимы всеми народами за имя Мое; и тогда соблазнятся многие, и друг друга будут предавать, и возненавидят друг друга; и многие лжепророки восстанут, и прельстят многих; и, по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь; претерпевший же до конца спасется. И проповедано будет сие Евангелие Царствия по всей вселенной, во свидетельство всем народам; и тогда придет конец» (Мф. 24, 3—14) (Ср. Мк. 13 и Лк. 21 — прим. М. Новоселова).

Итак, ПРЕД КОНЦОМ Евангелие Царствия будет проповедано по всей вселенной, и, однако, «Сын Человеческий, пришед, найдет ли веру на земле» (Лк. 18, 8).

На этот вопрос дает ответ боговдохновенный «апостол языков» в первом и втором посланиях своих к Тимофею:

«Дух же ясно говорит, что в последние времена отступят некоторые от веры, внимая духам обольстителям и учениям бесовским, через лицемерие лжесловесников, сожженных в совести своей» (1 Тим. 4, 1—2).

"Знай же, что в последние дни наступят времена тяжкие. Ибо люди будут самолюбивы, сребролюбивы, горды, надменны, злоречивы, родителям непокорны, неблагодарны, нечестивы, недружелюбны, непримирительны, клеветники, невоздержны, жестоки, не любящие добра, предатели, наглы, напыщенны, более сластолюбивы, нежели боголюбивы, имеющие вид благочестия, силы же его отрекшиеся… К сим принадлежат те, которые вкрадываются в домы и обольщают женщин, утопающих во грехах, водимых различными похотями, всегда учащихся и никогда не могущих дойти до познания истины (2 Тим. 3, 1—7).

По поводу этих слов апостола один современный писатель замечает: «Женщин, „утопающих в грехах, водимых различными похотями“, во все времена было много, но женщин, „всегда учащихся“, не было ни в одно время видимого торжества греха — этот признак есть исключительный признак одной нашей эпохи» [1].

Не следует забывать характерного для нашей эпохи и второго признака, указанного апостолом в словах: «никогда не могущих дойти до познания истины». Излишне говорить, что апостол под словом «истина» разумеет не научные гипотезы, поспешно выдаваемые за бесспорные истины, быстро сменяющие одна другую, а абсолютную, непреходящую истину Христова благовестия.

Желая «возбудить» в современных ему христианах «чистый смысл», ап. Петр напоминает «слова, прежде реченные святыми пророками, и заповедь Господа и Спасителя, преданную Апостолами… Прежде всего знайте, что в последние дни явятся наглые ругатели, поступающие по собственным своим похотям и говорящие: где обетование пришествия Его? Ибо с тех пор, как стали умирать отцы, от начала творения, все остается так же» (2 Пет. 3, 1—4).

Вразумив затем своих читателей относительно этих нечестивых, скептических мыслей, св. апостол предостерегает их: «Итак, вы, возлюбленные, будучи предварены о сем, берегитесь, чтобы вам не увлечься заблуждением беззаконников и не отпасть от своего утверждения, но возрастайте в благодати и познании Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа» (2 Пет. 3, 17—18).

Едва ли можно сомневаться в том, что это предостережение и увещание апостольское гораздо пригоднее для современных христиан, чем для тех, к которым оно направлялось непосредственно.

Как бы повторяя и восполняя вышеприведенные слова ап. Петра, св. ап. Иуда так заключает свое краткое послание: «вы, возлюбленные, помните предсказанное Апостолами Господа нашего Иисуса Христа. Они говорили вам, что в последнее время появятся ругатели, поступающие по своим нечестивым похотям. Это люди, отделяющие себя от единства веры, душевные, не имеющие духа» (Иуд. 17—19).

Из века апостольского продвинемся к началу эпохи святоотеческой и прислушаемся к некоторым пророчественным голосам великих подвижников этой эпохи, начиная со святого основателя пустынного подвижничества Антония Великого.

Св. Антоний открыл своим ученикам, как от умаления ревности расслабеет монашество и померкнет слава его. Некоторые ученики его, видя бесчисленное множество иноков в пустыне, украшенных такими добродетелями и с таким жаром ревнующих о преуспеянии в святом житии отшельническом, спросили авву Антония: «Отче, долго ли пребудет этот жар ревности и эта любовь к уединению, нищете, смирению, воздержанию и всем прочим добродетелям, к которым ныне так усердно прилежит все это множество монахов?»

Человек Божий с воздыханием и слезами ответил им: «придет время, возлюбленные дети мои, когда монахи оставят пустыни и потекут вместо них в богатые города, где вместо этих пустынных пещер и тесных келий воздвигнут гордые здания, могущие спорить с палатами царей; вместо нищеты возрастет любовь к собиранию богатств; смирение заменится гордостию; многие будут гордиться знанием, но голым, чуждым добрых дел, соответствующих знанию; любовь охладеет; вместо воздержания, умножится чревоугодие, и очень многие из них будут заботиться о роскошных яствах не меньше самих мирян, от которых монахи ничем другим отличаться не будут, как одеянием и наглавником; и, несмотря на то, что будут жить среди мира, будут называть себя уединенниками (монах — собственно „уединенник“). Притом они будут величаться, говоря: я Павлов, я Аполлосов (1 Кор. 1, 12), как бы вся сила их монашества состояла в достоинстве их предшественников: они будут величаться отцами своими, как Иудеи — отцом своим Авраамом. Но будут в то время и такие, которые окажутся гораздо лучше и совершеннее нас; ибо блаженнее тот, кто мог преступить и не преступил, и зло сотворить, и не сотворил (Сир. 31, 11), нежели тот, кто влеком был к добру массою стремящихся к тому ревнителей. Почему Ной, Авраам и Лот, которые вели ревностную жизнь среди злых людей, справедливо так много прославляются в Писании» [2].

"Настанет некогда время, и человеки вознедугуют, — изрек тот же Антоний Великий [3]. — Увидев неподверженного общей болезни, восстанут на него, говоря: «ты по преимуществу находишься в недуге, потому что не подобен нам» (К этим словам ев. Антония Великого еп. Игнатий Брянчанинов делает такое примечание: «Здесь весьма не лишним будет заметить, что этому одному надо очень остеречься помыслов ложного смиренномудрия, которые не преминут быть предъявлены ему демонами и человеками — орудиями демонов. Обыкновенно в таких случаях плотское мудрование возражает: „неужели ты один — прав, а все или большая часть людей ошибаются!“ Возражение — не имеющее никакого значения! всегда немногие, весьма немногие шествовало по узкому пути; в последние дни мира этот путь до крайности опустеет» [4]. Это разъяснение и предостережение еп. Игнатия следует очень запомнить нам. Разве не испытали мы на себе правды его слов в период недавнего распространения дерзкого живоцерковничества? В будущем несомненно предстоят еще большие искушения подобного рода — прим. М. Новоселова).

Несколько веков спустя после Антония Великого раздается пророчественный глагол о грядущих судьбах христианства блаженного Нифонта Цареградского. Некоторый брат вопросил его: «Как ныне святые умножились во всем мире, будет ли так же и при кончине века сего». Блаженный сказал ему:

«Сын мой, до самого скончания века сего не оскудеют пророки у Господа Бога, равно как и служители сатаны. Впрочем, в последнее время те, которые поистине будут работать Богу, благополучно скроют себя от людей и не будут совершать среди них знамений и чудес, как в настоящее время, но пойдут путем делания, растворенного смирением, и в царствии небесном окажутся большими отцов, прославившихся знамениями; потому что тогда никто не будет делать пред глазами человеческими чудес, которые бы воспламеняли людей и побуждали их с усердием стремиться на подвиги. Занимающие престолы священства во всем мире будут вовсе неискусны и не будут знать художества добродетели. Таковы же будут и предстоятели монашествующих, ибо все будут низложены чревоугодием и тщеславием и будут служить для людей более соблазном, чем образцом, посему добродетель будет пренебрежена еще более; сребролюбие же будет царствовать тогда, и горе монахам, богатеющим златом, ибо таковые будут поношением для Господа Бога и не узрят лица Бога живаго… Посему, сын мой, как я уже сказал прежде, многие, будучи одержимы неведением, падут в пропасть, заблуждаясь в широте широкого и пространного пути» [5].

Из отдаленных времен христианского Востока перенесемся мыслию к последним векам нашей эры и прислушаемся к духовным глаголам, звучавшим в эти века на Святой Руси.

Великий угодник Божий — святитель Тихон Задонский, смотря проницательно на направление, принимаемое современниками его, сказал: «Должно опасаться, чтобы христианство, будучи жизнь, таинство и дух, не удалилось неприметным образом из того человеческого общества, которое не умеет хранить этот бесценный дар Божий» (Почти современный нам писатель-подвижник еп. Игнатий Брянчанинов, из печатных писем которого я заимствовал эти строки святителя Тихона [6], сам пишет в одном из своих писем: «Времена чем далее, тем тяжеле. Христианство, как Дух, неприметным образом для суетящейся и служащей миру толпы, очень приметным образом для внимающих себе, удаляется из среды человечества, предоставляя его падению его» [7] — прим. М. Новоселова).

Мягко высказывая это жуткое опасение относительно русского общества, св. Тихон обнаруживает как будто некоторую нерешительность, словно боится испугать своими опасениями русского православного человека. Но, несколько десятилетий спустя, в начале следующего столетия другой великий святой русской церкви ясно и определенно, как откровение Божие, возвещает печальное будущее этой церкви.

«Господь открыл мне, — сказал однажды в глубокой скорби преп. Серафим, — что будет время, когда архиереи земли русской и прочие духовные лица уклонятся от сохранения православия во всей его чистоте, и за то гнев Божий поразит их. Три дня стоял я, просил Господа помиловать их и просил лучше лишить меня, убогого Серафима, царствия небесного, нежели наказать их. Но Господь не преклонился на просьбу убогого Серафима и сказал, что не помилует их, ибо будут учить „учениям и заповедям человеческим, сердца же их будут стоять далеко от Меня“ [8].

Это грозное пророческое слово „убогого Серафима“ начало сбываться давно, а в последнее время правда его сказалась с потрясающей очевидностью (См. мое первые 'Письмо к друзьям», а также мое «Открытое письмо» к А. Г. Куляшеву [9] — прим. М. Новоселова). Следует ожидать, что впоследствии печальное предсказание преподобного будет находить для себя еще большее оправдание в событиях церковных.

От святых Божиих, духоносность которых во всеуслышание засвидетельствована в единой, святой, соборной и апостольской Церкви, обратимся к людям, хотя и не имеющим такого свидетельства, однако несомненно причастным помазанию свыше.

Вот пред вами богатый «внешним любомудрием» и в то же время прошедший строгую школу православного подвижничества, проникновенный епископ Игнатий Брянчанинов (1807—1867), с жизнью и богомудрыми писаниями которого вы, дорогие мои, надеюсь, более или менее знакомы. Недавно я прочитал более трехсот его писем, изданных (в качестве приложения к обширному исследованию о нем) в 1915 г. [10] У меня до пятидесяти выписок из этих назидательных писем. Главные предметы этих выписок — современное еп. Игнатию и прозреваемое им в недалеком будущем состояние Церкви, христианства, монашества и монастырей.

В следующем письме к вам я предполагаю поделиться с вами большей частью этого ценного материала, а пока из писем богопросвещенного пастыря я приведу лишь несколько цитат, имеющих ближайшее отношение к предмету настоящего моего письма.

Как бы в подтверждение того, что печальное пророчество преп. Серафима о духовном падении русского пастырства начинает сбываться, подвижник-епископ пишет своему брату [11]:

«Знакомство с пр. И. показало и тебе и мне положение Церкви. В высших пастырях ее осталось слабое, темное, сбивчивое, неправильное понимание <христианства> по букве, убивающей духовную жизнь в христианском обществе, уничтожающей христианство… И. откровеннее других — только. Искать ни в ком нечего!» [12]

В письме к другому лицу еп. Игнатий говорит:

«Волки, облеченные в овечью кожу, являются и познаются от дел и плодов своих. Тяжело видеть, кому вверены или кому попались в руки овцы Христовы, кому предоставлено их руководство и спасение» [13].

«Весьма благоразумно делаешь, — пишет еп. Игнатий тому же брату, — что не сводишь близкого знакомства ни с одним духовным лицом: такое знакомство может очень легко послужить ко вреду и <…> весьма редко к пользе. Советуйся с книгами Святителя Тихона, Димитрия Ростовского и Георгия Затворника, а из древних — Златоуста; говори духовнику грехи Твои — и только. Люди нашего века, в рясе ли они, или во фраке, прежде всего внушают осторожность» [14].

«В религиозном отношении, — читаем мы в другом письме пр. Игнатия, — наше время — очень трудно: разнообразное отступничество от православной веры приняло обширный размер и начало действовать с необыкновенною энергиею и свободою» [15].

«Отступничество, — заключает одно письмо преосвященный, — предсказано со всею ясностию Св. Писанием и служит свидетельством того, сколько верно и истинно все, сказанное в Писании» [16].

Преосвященного Игнатия сменяет авторитетный современник его, умерший в один год с ним, митрополит московский Филарет (1782—1867). Извлекаю несколько цитат из его писем к его викарию, епископу Иннокентию [17].

«Ах, Преосвященнейший! Как время наше походит на последнее! Соль обуявает [18]. Камни святилища падают в грязь на улицу [19]. С горем и страхом смотрю я в нынешнюю бытность мою в Синоде на изобилие людей, заслуживающих — лишения сана» [20].

«Видно, грехи наши велицы пред Богом. Не от дома ли Божия начинается суд? [21] Не пора ли от служащих в доме сем начаться покаянию? Между степеньми олтаря воскланяться священникам?» [22]

«Что за время, Преосвященнейший? Не то ли, в которое ведомо стало диаволу, яко время мало имать? [23] Ибо по людям искушаемым видно, что он имеет ярость великую» [24].

«Вообще дни сии кажутся мне днями искушений, и я боюсь еще искушений впереди, потому что люди не хотят видеть искушений окружающих, и ходят между ими, как будто в безопасности» [25].

Перехожу к другому, младшему современнику еп. Игнатия и почти нам современному еп. Феофану Затворник) (1815—1894), хорошо нам известному.

«Вот мы часто хвалим себя: святая Русь, православная Русь, — пишет еп. Феофан в 1863 г. — О когда бы навсегда остаться нам святыми и православными, — по крайней мере любящими святость и православие! — Какой верный залог несокрушимости имели б мы в титлах сих! Но осмотритесь кругом! Скорбно не одно развращение нравов, но и отступничество от образа исповедания, предписываемого Православием. — Слышана ли была когда — на русском языке — хула на Бога и Христа Его?! А ныне не думают только, но и говорят, и пишут, и печатают много богоборного. — Думаете, что это останется даром? — Нет, — Живый на небесех ответит нам гневом Своим, и яростию Своею смятет нас» [26].

Следующие мысли высказаны святителем Феофаном в 1871 году:

«Господь много знамений показал в Капернауме, Вифсаиде и Хоразине; между тем число уверовавших не соответствовало силе знамений. Потому-то Он строго и обличил эти города и присудил, что в день суда отраднее будет Тиру и Сидону, Содоме и Гоморре, нежели городам тем [27]. По этому образцу надо нам судить и о себе. Сколько знамений показал Господь над Россиею, избавляя ее от врагов сильнейших и покоряя ей народы! Сколько даровал ей постоянных сокровищниц, источающих непрестанные знамения, — в св. мощах и чудотворных иконах, рассеянных по всей России! И, однако ж, во дни наши россияне начинают уклоняться от веры: одна часть совсем и всесторонне падает в неверие, другая отпадает в протестантство, третья тайком сплетает свои верования, в которых думает совместить и спиритизм [28], и геологические бредни [29] с Божественным Откровением. Зло растет: зловерие и неверие поднимают голову; вера и Православие слабеют. Ужели же мы не образумимся?.. Господи! спаси и помилуй Русь православную от праведного Твоего и належащего прещения!» [30]

«В школьное воспитание, — пишет в том же 1871 г. еп. Феофан, — <у нас> допущены нехристианские начала, которые портят юношество; в общество вошли нехристианские обычаи, которые развращают его, по выходе из школы. И не дивно, что если, по Слову Божию, и всегда мало избранных, то в наше время оказывается их еще меньше: таков уж дух века противохристианский! Что дальше будет? Если не изменят у нас образа воспитания и обычаев общества, то будет все больше и больше слабеть истинное христианство, а наконец и совсем кончится; останется только имя христианское, а духа христианского не будет. Всех преисполнит дух мира» [31].

А вот и дальнейшие плоды отступления от пути Христова, усматриваемые и предусматриваемые в будущем еп. Феофаном:

«И будете ненавидими от всех имене Моего ради» (Лк. 21, 17). Кто вдохнет в себя, хоть мало, духа мира, тот становится холодным к христианству и его требованиям. Равнодушие это переходит в неприязнь, когда долго в нем остаются, не опамятываясь, и особенно когда при этом захватят откуда-либо частицу превратных учений. Дух мира с превратными учениями есть дух неприязненный Христу: он есть антихристов; расширение его есть расширение враждебных отношений к христианскому исповеданию и христианским порядкам жизни.

Кажется, вокруг нас деется что-то подобное. Пока ходит повсюду только глухое рыкание; но не дивно, что скоро начнется и прореченное Господом: возложат на вы руки… и ижденут… преданы будете… и умертвят вас (Лк. 21, 12—16). Дух антихристовский всегда один: что было вначале, то будет и теперь, в другой, может быть, форме, но и том же значении" [32].

Заслуживают внимания мысли знаменитого оптинского старца Амвросия (1812—1891), высказанные им по поводу одного знаменательного сна. Я затрудняюсь приводить целиком и этот интересный, но слишком сложный сон, и пространную попытку разъяснения его, предложенную старцем по просьбе лица, видевшего сон. Я приведу только немногие отрывочные мысли старца, идущие к теме настоящего письма.

«Обширная пещера, слабо освещенная одною лампадою, может означать настоящее положение нашей церкви, в которой свет веры едва светится; а мрак неверия, дерзко-хульного вольнодумства и нового язычества <…> всюду распространяется, всюду проникает. Истину эту подтверждают слышанные слова: „мы переживаем страшное время“ <…> Слова „мы доживаем седьмое лето“ могут означать время последнее, близкое ко времени антихриста, когда верные Чада Единой Святой Церкви должны будут укрываться в пещерах <…> Настоящему времени особенно приличны апостольские слова: дети, последняя година есть. И якоже слышасте, яко антихрист грядет, и ныне антихристи мнози быша: от сего разумеваем, яко последний час есть (1 Ин. 2, 18)» [33].

Продолжая высказывать свои мысли по поводу сновидения, старец Амвросий говорит:

«Если и в России, ради презрения заповедей Божиих и ради ослабления правил и постановлений Православной Церкви, и ради других причин, оскудевает благочестие, тогда уже неминуемо должно последовать конечное исполнение того, что сказано в Апокалипсисе Иоанна Богослова» [34].

Таково мнение о современном состоянии христианского мира одного из величайших столпов Православной Церкви, и, как нетрудно видеть, мнение, свидетельствующее о близости «исполнения времен», угрожающего миру пришествием антихриста в не столь уже отдаленном времени.

Как ни отлично «помазание» Владимира Соловьева от духовного устроения предшествующих лиц, тем не менее и его голос, присоединенный к голосам Игнатия, Филарета, Феофана и Амвросия, не расстроит их гармонического хора, а, напротив, усилит его звучность и придаст ему своеобразный колорит. В своем ответе князю С. Н. Трубецкому на его критику «Повести об антихристе» Владимир Сергеевич говорит, между прочим, следующее:

«Что современное человечество есть больной старик, и что всемирная история внутренне кончилась — это была любимая мысль моего отца, и когда я, по молодости лет, ее оспаривал, говоря о новых исторических силах, которые могут еще выступить на всемирную сцену, то отец обыкновенно с жаром подхватывал:

„Да в этом-то и дело, говорят тебе: когда умирал древний мир, было кому его сменить, было кому продолжать делать историю: германцы, славяне. А теперь где ты новые народы отыщешь? Те островитяне, что ли, которые Кука съели? Так они, должно быть, уже давно от водки и дурной болезни вымерли, как и краснокожие американцы. Или негры нас обновят? Так их хотя от легального рабства можно было освободить, но переменить их тупые головы так же невозможно, как отмыть их черноту“.

А когда я, с увлечением читавший тогда Лассаля, стал говорить, что человечество может обновиться лучшим экономическим строем, что вместо новых народов могут выступить новые общественные классы, четвертое сословие и т. д., то мой отец возражал с особым движением носа, как бы ощутив какое-то крайнее зловоние. Слова его по этому предмету стерлись в моей памяти, но, очевидно, они соответствовали этому жесту, который вижу как сейчас».

«Историческая драма, — заключает свой ответ князю Трубецкому Владимир Сергеевич, — сыграна, и остался еще один эпилог, который, впрочем, как у Ибсена, может сам растянуться на пять актов. Но содержание их в существе дела заранее известно» [35].

В. Л. Величко в своей монографии «Владимир Соловьев — жизнь и творения» пишет следующее: «Приблизительно за месяц до смерти, во второй половине июня 1900 года, сидя вечером у меня, он <Соловьев> вдруг отвел меня в сторону и высказал, что в последнее время он охвачен особенно напряженным религиозным настроением; что ему хотелось бы при этом помолиться не в одиночестве, а присутствовать с другими людьми на богослужении. Я ему ответил, конечно, что надо радоваться этому приливу высокого чувства — и пойти в церковь. Ответ его мне показался, странным в ту минуту:

„Боюсь, что я вынес бы из здешней церкви некоторую нежелательную неудовлетворенность. Мне было бы даже странно видеть беспрепятственный, торжественный чин богослужения. Я чую близость времен, когда христиане будут опять собираться на молитву в катакомбах, потому что вера будет гонима, — быть может, менее резким способом, чем в нероновские дни, но более тонким и жестоким: ложью, насмешкой, подделками, — да мало ли еще чем! Разве ты не видишь, кто надвигается? Я вижу, давно вижу!..“

Еще лет восемь тому назад он говорил о предстоящем пришествии антихриста, — сперва коллективного (Какое блестящее подтверждение этой мысли проницательного религиозного мыслителя представляет современная русская действительность: коллективный антихрист у всех перед глазами — прим. М. Новоселова), а затем воплощенного в отдельном лице, — с тем чисто научным спокойствием, с каким геолог говорил бы о смене формаций, или метеоролог о неизбежных климатических переменах. Он об этом не только говорил, но и писал, причем сперва у него проскальзывали указания на факты, которых он открыто не называл еще антихристовыми; затем он употреблял это слово, как нарицательное для группы характерных явлений, и, наконец, написал в известных Трех разговорах» прямо уже «Повесть об антихристе»…

Для характеристики почившего мыслителя вопрос о конце мира представляет особый интерес. Уже несколько лет тому назад, он высказывал мне глубокое убеждение в том, что последние времена близки. Главным признаком этого он считал современный фазис философской мысли, которой, будто бы, мудрено сказать что-либо действительно новое. В остальном, — в головокружительном техническом прогрессе, наряду с успехами анархии и буржуазным очерствением человечества, он усматривал признаки, предсказанные Апокалипсисом.

Ему возражали, что Евангелие еще не принято всеми народами, а потому человечество, очевидно, не созрело до конца времен. Он отвечал, что условием этого последнего согласно Писанию, будет не принятие, а лишь проповедание Евангелия веем народам, — а это, мол, уже почти завершено, так как нет неизведанных уголков земного шара, где бы не побывали миссионеры. < …>

Мысль о близости всеобщего конца с каждым годом все более охватывала почившего мыслителя, и высказывал он се все более резко и нервно" [36].

Заканчивая письмо это, друзья мои, несколькими мыслями величайшего светильника наших дней — о. Иоанна Кронштадтского, который, подобно орлу, парил по поднебесью, уходя в непроглядную заоблачную высь, и, подобно кроту, опускался в земные недра человеческих душ, полных немощей, страстей и пороков. Вот что говорит нам он, созерцавший и горняя и дольняя:

«Талант вселенского Православия мы приняли от Бога для славы Божией и нашего спасения. Как мы этот талант употребляем и умножаем? Как благодарим Господа? Каково наше покаяние? Какие добрые дела творим? Нет делающего добро, нет ни одного. Все уклонились и сделались непотребными (Пс. 13, 1—3). Не относятся ли эти слова Писания и к нам?»

«Ужасно, невообразимо растлена природа человеческая всякими грехами, такими, о которых и говорить стыдно, и больно, и страшно. Мы, священники-духовники, знаем это больше, чем кто-либо другой, особенно те из нас, которые своею близостию и духовною ласковостью и сочувствием, своею горячей верою и искренностью отношений к духовным болячкам своих духовных чад заслужили их доверие… Нет такой греховной нелепости и мерзости греха, в какую бы не впал человек. Иной или иная грешница смесились со всякими близкими, самыми родственными людьми, со своими домашними скотами и животными, с птицами, с кошками, собаками, свиньями, лошадьми, коровами, тельцами. Боже мой! Что же это такое? До чего упал человек!..»

«Люди в смятении, стихии в смятении, воздух, вода земля, огонь в смятении — по грехам людей стихии сжигаемые разорятся, земля и вся еже на ней сгорят [37]. Грехи умножились до края. Нет больше возможности жить спокойно. Церковь Божия, Невеста Христова, — украшайся, чтобы предстать светло Жениху Твоему прекрасному, нетленному, вечному» [38].

Пусть это чудное, трогательное, душу пронизывающее обращение боговдохновенного пастыря к Невесте Христовой, которую он возлюбил от юности и которой с изумительным самоотвержением служил до последних дней многолетней (1829—1908) жизни своей, — будет заключительным словом нынешней моей беседы с вами мои дорогие.

Усердно, как и всегда, прошу молитв ваших, в коих весьма нуждаюсь и пользу которых ощущаю.

Ваш брат о Господе…

Р. S. Думаю, что разъяснять связь настоящего письма с предыдущим нет надобности: она очевидна или, по крайней мере, легко усматривается при некотором размышлении. Для внимательного очевидна и связь его с современностью.

Письмо это, начатое в августе, пролежало неоконченным вследствие моей болезни, до ноября, и только сегодня, в день св. великомученицы Екатерины [39] были написаны последние его строки.

29 октября/12 ноября 1925 г.

г. Петроград

[1] Установить источник цитаты не удалось.

[2] Св. Антоний Великий. М., 1906. С. 121—122.

[3] Изречения Антония Великого, 41 // Отечник. Избранные изречения святых иноков и повести из жизни их, собранные епископом Игнатием (Брянчаниновым). 4-е изд. СПб., 1903. С. 21.

[4] Там же.

[5] Преподобных отцев Варсануфия Великого и Иоанна руководство к духовной жизни в ответах на вопрошения учеников, 4-е изд. СПб., 1905. С. 496.

[6] Соколов Л. А. Епископ Игнатий Брянчанинов. Его жизнь, личность и морально-аскетические воззрения. Ч. 2-я, Приложения. Киев, 1915. С. 117.

[7] Там же. С. 118.

[8] Душеполезное чтение. 1912. С. 242—243 (из воспоминаний Елены Ивановны Мотовиловой).

[9] В архиве семьи Флоренских хранится письмо М. А. Новоселова к некоему члену Миссионерского Совета NN (в настоящее время готовится к публикации), в котором причины церковных нестроений того времени связываются им с «глубочайшим отступлением от православного мудрования», выразившемся в так называемом «имяборчестве» (см. прим. VI, 31). Предположительно этим NN и является А. Г. Куляшев, пермский миссионер, участник Собора 1917—1918 гг., на котором он был избран членом Высшего Церковного Совета.

[10] Соколов Л. А. Цит. соч. Ч. 1 (417 с.), ч. 2 (407 с.), приложения (290 с.); в приложениях опубликовано 303 письма епископа Игнатия.

[11] Братом святителя Игнатия был Петр Александрович Брянчанинов (1809—1891), ставропольский губернатор.

[12] Соколов Л. А. Цит. соч. Т. 2. приложения. С. 242 (письмо 236).

[13] Там же. С. 254 (письмо 257).

[14] Там же. С. 174 (письмо 129).

[15] Там же. С. 255 (письмо 259).

[16] Там же. С. 257 (письмо 261).

[17] Письма митр. Филарета еп. Иннокентию (Сельно-Кринову) печатались в журнале «Прибавления к изданию творений святых отцев в русском переводе» (ч. 24, 1871. С. 394—512; ч. 25, 1872. С. 1-70, 167—212, 427—458, 537—580; ч. 37, 1886. C. 307—374; всего опубликовано 281 письмо).

[18] Т. е. теряет силу; ср.: «Вы есте соль земли: аще же соль обуяет, чем осолится» (Мф. 5, 13).

[19] Ср.: «камни святилища раскиданы по всем перекресткам» (Плач. 4,1).

[20] Письмо 55, январь 1828 // Прибавления к изданию творений святых отцов. Ч. 24. С. 483

[21] 1 Пет. 4, 17.

[22] Письмо 137, 13 марта 1829 // Прибавления… Ч. 25. C. 210.

[23] Ср.: «Сниде диавол к вам, имея ярость великую, ведый, яко время мало имать» (Откр. 12, 12).

[24] Письмо 232, 8 марта 1830 // Прибавления… Ч. 37. С. 335.

[25] Письмо 73, 28 февраля 1828 // Прибавления… 4.25. С. 14.

[26] Еп. Феофан. О православии, 2-е изд. 1902. С. 84.

[27] Перечислены города Нового и Ветхого Заветов.

[28] Спиритизм — вера в возможность непосредственных обнаружений душ умерших людей в мире физическом через специальных посредников — медиумов; спиритами св. Феофан называет также верящих в переселение душ и множественность рождений.

[29] Резкость выражений св. Феофана объясняется характерной для XIX в. претензией со стороны секуляризованной науки (а точнее — ее восторженных популяризаторов) «опровергнуть» Откровение; в действительности в силу единства истины вера и знание в глубине своей не могут противоречить друг другу: демонстрация этого единства составляет предмет христианской апологетики; новейшие научные достижения в XX в. (в том числе и в геологии) доставили новые подтверждения удивительной согласованности между Божественным и «естественным» откровением.

[30] Еп. Феофан. Мысли на каждый день года по церковным чтениям из слова Божия. 4-е. изд. М., 1904. С. 187—188.

[31] Там же. С. 425—426.

[32] Там же. С. 427—428.

[33] Письмо св. Амвросия к графу А. П. Толстому (бывшему в 1856-62 гг. обер-прокурором Синода). Писано в конце 1866 г // Жизнеописание оптинского старца иеросхимонаха Амвросия. Ч. 2, приложения. М., 1900. С. VII.

[34] Там же. С. XI; данная цитата взята из другого письма св. Амвросия тому же лицу (графу А. П. Толстому), писанного пятью годами позже (в 1871 г.) и содержащего объяснение другого сновидения.

[35] Соловьев Вл. С. По поводу последних событий // Собр. соч. 2-е изд. Т. 10. СПб., б.г. С. 225—226.

[36] Величко В. Л. Владимир Соловьев. Жизнь и творения, 2-е изд. CПб., 1903. С. 170—173.

[37] 2 Пет. 3, 10.

[38] В сочинениях св. Иоанна Кронштадтского нам не удалось найти приведенные Новоселовым цитаты; возможно, они представляют собой фрагмент записей устных высказываний великого пастыря.

[39] Т. е. 24 ноября по старому стилю.

Письмо девятое

2 декабря 1923 г.

День св. пр. Аввакума

Дорогие друзья мои!

Я обещал познакомить вас с мыслями еп. Игнатия Брянчанинова, извлеченными мною из его писем к разным лицам (Эти письма не вошли в собрание его сочинений — прим. М. Новоселова). Исполняю обещанное.

Мысли эти я расположил в известном порядке, по темам. Но иногда трудно бывает выделить из данного отрывка мысли, относящиеся к одному какому-нибудь предмету, и в таком случае неизбежно смешение тем. Я не хочу привносить ничего своего в мысли автора, чтобы сохранить в целости его индивидуальность, сквозящую в каждом слове: мне принадлежит только порядок распределения этих мыслей.

Состояние современного еп. Игнатию общества и народа

«Что это значит? Веет от мира какою-то пустынею, или потому, что я сам живу в пустыне, или потому, что и многолюдное общество, когда оно отчуждилось от Слова Божия, получает характер пустыни» [1].

«Из выходящих в свет сочинений видно, что все образованное общество во всех сословиях приняло новое направление, долженствующее иметь соответствующие себе результаты» [2].

«Московские журналы открыли войну против монашества. Они называют его анахронизмом. Надо бы говорить откровеннее и сказать, что христианство становится анахронизмом. Смотря на современный прогресс, нельзя не сознаться, что он во всех началах своих противоречит христианству, и вступает в отношения к нему самые враждебные» [3].

«Напечатанное в „Домашней беседе“, что некий мусье обещал сынку своему, ребенку, что ко времени его вступления в супружество попов не будет, произносится многими мусье» [4].

«Печально — современное религиозное и нравственное направление народа. В течение трехлетнего пребывания нашего в Бабаевском монастыре [5] это несчастное настроение подвинулось гигантскими шагами вперед» [6].

«…Предсказанное в Писании [7] совершается: охлаждение к вере объяло и наш народ, и все страны, в которых доселе держалось Православие» [8].

«Времена чем далее тем тяжело. Христианство, как Дух, неприметным образом для суетящейся и служащей миру толпы, очень приметным образом для внимающих себе, удаляется из среды человечества, предоставляя его падению его. Сущие во Иудеи да бежат в горы» [9].

Отступление от христианства и Церкви

«Положение Церкви и христианства самое горестное, горестное повсеместно» [10].

«Переживаем трудное время в духовном отношении! За сто лет до нас Св. Тихон говорил: „Ныне почти нет истинного благочестия, а одно лицемерство“ [11]. Пороки зреют от времени. Ныне лицемерство достигло до неимоверной наглости и бесстыдства. Опытность духовная дорого дается» [12].

«Проехал я довольно пространства, видел людей набожных посреди мира и в монастырях. Эти люди ныне крайне редки и то с весьма малым знанием, а иные со смешанными понятиями <…> Оскудело истинное духовное знание» [13].

«Скудные вести, приходящие в наш монастырь, о состоянии христианской веры в России, крайне неутешительны. С одной стороны раскол, с другой — решительное отступничество. Общая безнравственность приготовляет отступничество в огромных размерах. Спасаяй, да спасает свою душу! [14] Нынешним подвижникам предоставлен путь скорбей, внешних и внутренних, как самый благонадежный» [15].

«Очевидно, что отступление от веры православной всеобщее в народе. Кто открытый безбожник, кто деист [16], кто протестант, кто индифферентист, кто раскольник. Этой язве нет ни врачевания, ни исцеления» [17].

«Отступление начало совершаться с некоторого времени очень быстро, свободно и открыто. Последствия должны быть самые скорбные. Воля Божия да будет! Милость Божия да покроет нас!» [18]

«Время наше — время тяжкое для истинных христиан по всеобщему охлаждению народа к вере и благочестию <…> Совершается предречение Писания об отступлении от христианства народов, перешедших к христианству от язычества» [19].

«Отступничество предсказано со всею ясностию Св. Писанием и служит свидетельством того, сколько верно и истинно все, сказанное в Писании» [20].

«Дело православной веры можно признавать приближающимся к решительной развязке… Одна особенная милость Божия может остановить нравственную, всегубящую эпидемию, — остановить на некоторое время, потому что надо же исполниться предреченному Писанием» [21].

Состояние Церкви и христианства

«Какое время! Для поддержания Церкви нужно быть во главе управления светскому лицу, потому что обуявшая соль [22] способна только быть попираемою человеками. Впрочем, св. Афанасий Великий говорит, что одним из признаков приблизившегося пришествия антихриста будет переход церковного управления из рук архипастырей в руки светских сановников [23]. Признак очень верный! Это не может состояться иначе, как при утрате духовенством своего существенного духовного значения, своей энергии, порождаемой решительным отречением от мира. Справедливо заметил Граф (Протасов, обер-прокурор Святейшего Синода — прим. М. Новоселова), что чиновничеством уничтожено в Церкви существенное значение Иерархии, уничтожена связь между пастырями и паствою, а миролюбие, ненасытное стремление к суетным почестям, к накоплению капиталов уничтожило в пастырях христиан, оставило в них лишь презренных ненавистных полицейских» [24].

«Кому поддержать Церковь? Для этого нужны люди благодатные, а плотское мудрование способно только повреждать и разрушать, хотя оно в гордости и слепоте своей мечтает и провозглашает о созидании» [25].

«Судя по духу времени и по брожению умов, должно полагать, что здание Церкви, которое колеблется уже давно, поколеблется страшно и быстро. Некому остановить и противостать. Предпринимаемые меры поддержки заимствуются из стихии мира, враждебного Церкви, и скорее ускорят падение ее, нежели остановят. Опять скажу: буди воля Божия! Что посеют, то и пожнут! Что посеяли, то и жнут! Последнее можно сказать преподавании закона Божия…» [26].

Духовенство, духовное руководство и миряне

«Ныне очень трудно найти истинного слугу Божия, хотя по наружности никакое время не обиловало так в слугах Божиих, как обилует наше время, провозглашающее о своей положительности (1 Фес. 5, 3). Есть много ведущих Бога и угодных Богу по свидетельству человеческому, но трудно найти засвидетельствованного Богом Боговедца и Богочтеца. Свидетельство Божие ясно как солнце, но мир слеп и потому не видит свидетельства Божия; не видя свидетельства Божия, он заменяет свидетельство Божие свидетельством своим и мнит удовлетворяться» [27].

«Не от кого ожидать восстановления христианству! Сосуды Святого Духа иссякли окончательно повсюду, даже в монастырях, этих сокровищницах благочестия и благодати, а дело Духа Божия может быть поддерживаемо и восстановляемо только Его орудиями. Милосердое долготерпение Божие длит время и отсрочивает решительную развязку для небольшого остатка спасающихся, между тем гниющее и почти согнившее достигает полноты тления. Спасающиеся должны понимать это и пользоваться временем, данным для спасения, „яко время сокращено есть“ [28], и от всякого из нас переход в вечность недалек» [29].

«Время страшное! Решительно оскудели живые органы Божественной благодати; в облачении их явились волки: обманывают и губят овец. Это понять необходимо, но понимают немногие» [30].

«Весьма благоразумно делаешь, что не сводишь близкого знакомства ни с одним духовным лицом: такое знакомство может очень легко послужить ко вреду и весьма, весьма редко к пользе. Советуйся с книгами Святителя Тихона, Димитрия Ростовского и Георгия Затворника, а из древних — Златоуста; говори духовнику грехи Твои — и только. Люди нашего века, в рясе ли они, или во фраке, прежде всего внушают осторожность» [31].

«Когда священник Красноцветов издал „Историю Нового Завета“, в которой говорилось, что Божия Матерь по Рождении Богочеловека престала быть Девою, и множество подобных хул, то многие из Петербургского духовенства ужасно рассердились на меня за то, что я в Сергиевой пустыне остановил эту книгу и препроводил ее к высшему начальству» [32].

«Волки, облеченные в овечью кожу, являются и познаются от дел и плодов своих. Тяжело видеть, кому вверены или кому попались в руки овцы Христовы, кому предоставлено их руководство и спасение. Но это — попущение Божие. Сущие во Иудеи да бежат в горы» [33].

«Знакомство с пр. И. [34] показало и тебе и мне положение Церкви. В высших пастырях ее осталось слабое, темное, сбивчивое, неправильное понимание <христианства> по букве, убивающей духовную жизнь в христианском обществе, уничтожающей христианство, которое есть дело, а не буква. И. откровеннее других — только. Искать ни в ком нечего! Должно бежать в горы — в положения изолированные!» [35]

Современное монашество и монастыри

«…Положение монастырей в России в нравственном и духовном отношениях самое бедственное. За сто лет до нас Святитель Тихон сказал, что истинное благочестие почти исчезло, а заменено оно лицемерством для обмана людей с целию вещественной выгоды [36]. Надо понимать дух времени и не признавать прежние пристанища пристанищами, потому что они наиболее превратились в гибельные омуты и пропасти» [37].

«…В наше время монастыри находятся в ужаснейшем положении, и многие хорошие люди, вступив в них без должного приготовления, расстроились и погибли» [38].

«На монастыри плоха надежда: они внутри выпрели и уничтожились, их еще поддерживает рука Божия ради нескольких благонамеренных иноков, как обетовано было Богом пощадить Содом и Гоморру, если б нашлось в них десять праведных людей» [39].

«На монастыри делают нападки извне, но они и внутри себя истлели… Чего требовать от монастырей, когда мир доставляет им людей испорченных, когда они отвсюду окружены безнравственностию, когда сверху гнетет их безнравственность? Язва, которая исцеляется одною смертию» [40].

«Многие монастыри из пристанищ для нравственности и благочестия обратились в пропасти безнравственности и нечестия… Мнение разгоряченное слепцов, которые все видят в цветущем виде, не должно иметь никакого веса» [41].

«Ныне трудно найти монастырь благоустроенный! Во многих обителях воздвигаются различные здания значительных размеров, которые дают обители вид как будто процветания. Но это обман для поверхностного взгляда. Самое монашество быстро уничтожается. Душевный подвиг почти повсеместно отвергнут; самое понятие о нем потеряно. Этого мало! во многих обителях совершенно потеряна нравственность. Говорю так, имея под глазами самое печальное зрелище — Черноморскую пустыню, монастырь с весьма значительными средствами, расположенный на весьма уединенном месте [42]. Имеются в здешней епархии два женских монастыря: в них нравственность хороша, но телесный труд и многопопечительность о вещественном развитии уничтожают душевное развитие» [43].

«Положение <монастырей> подобно весеннему снегу в последних числах марта и первых апреля: снаружи снег как снег, а под низом его повсюду едкая весенняя вода; она съест этот снег при первой вспомогательной атмосферической перемене. Важная примета кончины монашества — повсеместное оставление внутреннего делания и удовлетворение себя наружностию напоказ. Весьма часто актерскою наружностию маскируется страшная безнравственность. Истинным монахам нет житья в монастырях от монахов-актеров. За такое жительство, чуждое внутреннего делания, сего единого средства к общению с Богом, человеки делаются непотребными для Бога, как Бог объявил допотопным прогрессистам. Однако Он даровал им 120 лет на покаяние» [44].

«Я принадлежу к ревностнейшим монахам и признаю монашество учреждением Божественным. Что же делать, когда человеки переделали его по своему плотскому мудрованию в карикатуру и истинное монашество захотели заменить в глазах человеческих актерством, мысль о Боге и Его вездесущии и совершенстве, обозревающих все и глубины сердца, оставив в стороне и забытии» [45].

«Монашество есть установление Божественное, при посредстве которого христианство достигает своего высшего развития. В числе правил этого Божественного установления имеется и то, чтоб вступали в монашество люди с истинным произволением и подвергали это произволение прежде принятия обетов строгому рассматриванию и испытанию» [46].

«Лучше выйти из монастыря и проводить в мире жизнь, соответствующую своему расположению, нежели, живя в монастыре с враждебным к нему чувством, проводить жизнь, нисколько не сообразную с монашескими правилами, чего неминуемым последствием обыкновенно бывает самый ужасный разврат» [47].

«Преподобный Нил говорит [48], что непременно подобает монашествующему жить по преданию Св. Отцов: хотя мы и не можем сравниться с Отцами, но непременно должны жительствовать в их направлении и стяжать с ними единение в духе» [49].

«О монашестве я писал Вам, что оно доживает в России, да и повсюду, данный ему срок <…> Восстановления не ожидаю. Восстановить некому. Для этого нужны мужи духоносные, а ныне даже водящихся отчасти писаниями Отцов, при объяснении их душевным разумом, каков был о. Макарий Оптинский, нет <…>

В современном монашеском обществе потеряно правильное понятие об умном делании. Даже наружное благочинное поведение, какое введено было в Оптиной пустыне о. Леонидом и Макарием, почти всюду оставлено <…>

Удовлетворительнейшее лицо, с которым пришлось встретиться, был монах Никандр, просфирик Бабаевского монастыря, муж благодатный. С ним беседовал я в 1847 году [50]. Он достиг высшего преуспеяния в умной молитве, проходил этот подвиг очень просто, естественно, не был в славе у человеков.

Прежде умное делание было очень распространено и между народом, еще не подвергшимся влиянию Запада. Теперь все искоренилось; осталась личина благочестия; сила иссякла. Может быть, кроется где-либо, как величайшая редкость, какой-либо остаток прежнего. Без истинного умного делания монашество есть тело без души <…>

О монашестве о. Никандр понимал так же, как понимаю и я. Называл он монастыри пристанями, по Назначению, данному им от Бога; говорил, что эти пристани обратились в пучины, в которых вредятся и гибнут душами многие такие люди, которые посреди мира проводили весьма хорошую жизнь… По крайней мере, в избрании монастыря должно быть чрезвычайно осторожным и осмотрительным» [51].

«Многие ныне жалуются на монашество, видя или отыскивая в нем разные недостатки; но монашество — барометр, который, стоя в уединенной комнате, со всех сторон замкнутой, с точностию показывает состояние погоды на улице. Старые здания должно исправлять с большою осмотрительностию и знанием дела: иначе исправление может превратиться в разрушение. Буди воля Божия!» [52]

«С сердечным сожалением смотрю на неминуемое падение монашества, что служит признаком падения христианства. Кто приходит в монастырь? Люди из низшего класса почти исключительно; почти все приходящие уже расстроили свою нравственность среди мира. Нет условий в самом народе для того, чтобы существование монашества продлилось; так в высохшем дереве нет условий, чтоб оно давало лист и плод! сверх того бури извне усиливаются сорвать его с лица земли» [53].

«Ныне не поймешь и не предусмотришь, что надо делать и как должно поступить. „Не веси, что породит настоящий день“, говорит Священное Писание [54]. При нынешнем направлении умов неизвестно, долго ли продержатся монастыри и насколько благонадежен приют в них» [55].

«Монах Авель, предсказавший взятие Москвы французами, говорил, что наступит время, когда монахов сгонят в несколько монастырей, а прочие монастыри уничтожат. Надо понимать дух времени и не увлекаться прежними понятиями и впечатлениями, которых в настоящее время осуществить невозможно. Важность — в христианстве, а не в монашестве; монашество в той степени важно, в какой оно приводит к совершенному христианству. И самые церковные бедствия без попущения Божия совершаться не могут» [56].

«Так назрело в монастырях внутреннее расстройство, что ему необходимо разразиться самыми ужасными приключениями. Общее нравственное расстройство и утрата веры предсказаны в Св. Писании: нам надо внимать себе» [57].

«В разговоре о монашестве то место, которое изменено при напечатании в „Домашней Беседе“ [58], я вовсе выкинул, <…> отказавшись от суждения о приведении монастырей в порядок, хотя недавно, в сочинениях Преподобного Антония Великого, прочитал именно такое предсказание о монастырях и о причине их упадка, какое было написано мною [59]. Не хочу, чтоб от меня выходило подло-уклончивое и колеблющееся свидетельство об истине. Не желают слушать? так лучше молчать. Возгласят события. Заразительная смертоносная болезнь, когда ее не лечат правильно, а только прикрывают, — усиливается и усиливается. Должна ж она и разразиться» [60].

«Падение монастырей, значительно совершившееся, неминуемо» [61].

«Сколько могу понять: не предвижу по духу времени и вообще по нравственности всего народа, чтоб могло быть восстановление Церкви в древней красоте ее, так же, как и монашества. И то должно будет счесть великою милостию Божиею, если не последует вскоре какого-либо тяжкого удара на монастыри» [62].

«Оскудело монашество, и еще более должно оскудеть» [63].

"Подвигов нет, истинного монашества — нет, руководителей « — нет: одни скорби заменяют собою все» [64].

Судьбы Божии и христианское отношение к ним

«Очевидно, что христианство — этот таинственный духовный дар Божий человекам — удаляется неприметным образом (для невнимающих своему спасению) из общества человеческого, пренебрегшего этим даром. Надо увидеть это, чтобы не быть обманутым актерами и актерством благочестия; увидев, надо отвратить взоры от грустного зрелища, чтоб не подвергнуться пороку осуждения ближних, надо обратить взоры на самих себя, позаботиться о собственном спасении, так как милость Божия еще дарует возможность спастись тем, которые произволяют спастись» [65].

«Святые Отцы предвозвестили, что в последние времена спасающиеся скроются от взоров человеческих и пойдут смиренным путем делания, хранясь осуждать отступников, предавая все воле Божией и суду Божию, благоговея пред самими попущениями Божиими» [66].

«Всемогущий Господь печется о Церкви, которою Он невидимо управляет, попуская то, что Ему угодно попускать» [67].

"К положению Церкви должно мирствовать (Т. е. относиться мирно, спокойно, без смущения, с упованием на милость Божию — прим. М. Новоселова), хотя вместе должно и понимать его. Это — попущение Свыше… Старец Исаия [68] говорил мне: «Пойми время. Не жди благоустройства в общем церковном составе, а будь доволен тем, что предоставлено, в частности, спасаться людям, желающим спастись» [69].

«Милосердый Господь да покроет останок [70] верующих в Него! Но останок этот скуден; делается скуднее и скуднее» [71].

«Отступление попущено Богом: не покусись остановить его немощною рукою твоею. Устранись, охранись от него сам: и этого с тебя достаточно. Ознакомься с духом времени, изучи его, чтоб по возможности избегнуть влияния его» [72].

«В настоящее время главный труд злых духов заключается в том, чтоб уронить все истинные идеи о Боге и о всем Божественном и возвеличить идеи о человеке в падшем естестве его, — тем приготовить возвеличение того человека, который превозносится паче Бога по предречению св. Ап. Павла [73]. Та же идея, которая сгубила человеков в раю! только она теперь развивается обширнее» [74].

«Предсказанное Словом Божиим должно совершиться. Наш священный долг — благоговеть пред судьбами непостижимыми Бога Господа и, понимая глубокое значение совершающегося, обратить все внимание, внимание усиленнейшее на усвоение себя Христу, как Святые Отцы сказали: „Спасаяй, да спасет душу свою“. Спаситель заповедал: „бдите и молитеся, да не внидете в напасть“ [75]. Пред наступлением великих скорбей должно молиться с особенною тщательностию и умолять Бога о помиловании» [76].

«Положимся на Бога, Который предвозвестил, что придут соблазны и отступления [77]. Когда таково попущение Божие, то нам нечего говорить и не подобает смущаться. Пусть все делается так, как попускает всему делаться Бог. Мы должны благоговеть пред судьбами Его» [78].

«Постоянное благоговение пред судьбами Божиими необходимо для правильности духовного жительства. В это благоговение и в покорность Богу должно приводить себя верою. Все совершающееся совершается или по милости Божией, или по попущению Божию, т. е. все совершающееся совершается по судьбам Божиим, непостижимым для человека. Святые три отрока в пещи Вавилонской [79] исповедали Бога, исповедали, что все гражданские и духовные бедствия, попущенные на них и на Израильский народ, попущены по праведному суду Божию. Такое воззрение привлекает в душу мир, не попускает увлекаться разгоряченным, направляет зрение ума к вечности, доставляет терпение в скорбях, которые и представляются кратковременными, ничтожными случайностями и мелочами» [80].

"Над судьбами мира и каждого человека неусыпно бдит Промысл всемогущего Бога, — и все совершающееся совершается или по воле или по попущению Божиим. Нам должно обращать взоры ума на себя и умолять Господа, чтоб Он сохранил нас в верности православной Церкви, открыл нам всесвятую волю Свою и непреткновенный путь к Себе, источнику истинной жизни и спасения [81] (Письма, из которых извлечены вышеприведенные места, относятся к 40-60-м годам XIX столетия — прим. М. Новоселова)

Я боюсь своим немощным словом ослабить впечатление от сильных слов еп. Игнатия, которые могли бы производить, вероятно, еще большее впечатление, если бы были скомбинированы более систематично, чем это сделал я. Сделать лучше мне было трудно хотя бы уже по одному тому, что я писал или, точнее, диктовал это письмо в недужном состоянии, в состоянии переутомления, так что и сделанное требовало от меня значительных усилий. В виду вышесказанного мне, может быть, не следовало бы продолжать беседы с вами. Но мне хочется, с одной стороны, подвести краткий итог мыслям еп. Игнатия, с другой — предотвратить возможные при чтении их недоумения.

Кратко выразить главные мысли автора можно, мне думается, так:

1. Совершается всеобщее отступление от христианства.

2. Вместе с охлаждением к вере и с усилением безнравственности народа оскудевает монашество, являющееся барометром по отношению ко всему христианскому обществу.

3. С внутренним оскудением и падением монашества неизбежны удары по монастырям извне.

4. Та же участь должна постигнуть и Церковь, то церковное общество, которое внутренне отпало от Церкви — Тела Христова.

5. Эти испытания, связанные с религиозно-нравственным падением христианского общества (духовенства, монашества и мирян) промыслительно попущены Богом.

6. Усиливающееся отступление подготовляет путь антихристу.

7. Десницею Божиею сохраняется «останок» верных: ради коего отсрочиваются и умягчаются небесные кары.

8. Все совершающееся идет по Писанию и оправдывает Писание.

9. Все совершающееся, как выявление воли и попущения Божиих, должно быть принимаемо нами с покорностью и благоговением.

10. Останок верных «да внимает себе» и, храня благодатию Божией верность православной Церкви, да усвояется Христу — Источнику вечной жизни.

Что касается недоумений, возможность которых я предполагаю, то я имею в виду собственно один недоуменный вопрос, могущий возникнуть при чтении сделанных мною извлечений из писем еп. Игнатия: не слишком ли пессимистичен взгляд епископа-подвижника на судьбы Церкви? Ведь и при нем, и после него были люди в русской Церкви, имевшие несомненное помазание свыше, — хотя бы те, имена коих приведены мною наряду с именем еп. Игнатия в моем предыдущем письме. В оправдание «пессимистического» взгляда еп. Игнатия (если он нуждается в оправдании) я выскажу два соображения.

1. Еп. Игнатий имел пред глазами и основоположников Оптинского старчества (под руководством первого из них Леонида он полагал начало своего подвижничества), и митрополита Филарета, и еп. Феофана, и безызвестного, но исключительно благодатного, по его мнению, бабаевского просфирика Никандра, и других в духовном отношении достойных лиц. Но он не обольщался этими «единицами», а, проникая в глубинное настроение современного ему общества, при свете Писания и отеческих творений, ясно зрел попущенное Богом отступление и не питал себя радужными надеждами, будто какими-то реформами или иначе как можно поднять падшее церковное общество, духовенство и монашество. Его «пессимизм» получил блестящее оправдание в современной нам церковной действительности, и нельзя не дивиться духовной чуткости и исключительной проницательности этого великого служителя Церкви Христовой.

2. Те самые люди, носившие на себе печать «избрания», которые своим существованием как будто опровергали «пессимизм» еп. Игнатия, не обинуясь, высказывали (см. мое предыдущее письмо) такие же пессимистические воззрения на судьбы Церкви и русского народа, жизнь которого теснейшим образом связана с жизнью Церкви, как и еп. Игнатий; только последний высказывался ярче, сильнее, определеннее.

Хочу еще остановить ваше внимание на двух пунктах:

1. Напоминаю вам слова свят. Тихона Задонского, приведенные мною в предыдущем письме: «Должно опасаться, чтобы христианство, будучи жизнь, таинство и дух, не удалилось неприметным образом из того человеческого общества, которое не умеет хранить этот бесценный дар Божий» [82].

Эту мысль свят. Тихона Задонского, заимствованную мною из письма еп. Игнатия, последний сам повторяет неоднократно в очень категорическом тоне. Не раз высказывал и усиленно подчеркивал он и другую мысль свят. Тихона — о гибельном распространении в церковном обществе лицемерия. «За сто лет до нас, — пишет еп. Игнатий, — свят. Тихон говорил: „ныне почти нет истинного благочестия, а одно лицемерство“. Пороки зреют от времени. Ныне лицемерство достигло неимоверной наглости и бесстыдства».

Сопоставьте обе эти мысли — об удалении из современного церковного общества христианства, как «жизни, таинства и духа», и о замене подлинного, живого благочестия лицемерством — со словами Господа, обращенными к церкви Сардийской: «Знаю твои дела; ты носишь имя, будто жив, но ты мертв» (Откр. 3, 1) (Ср. сказанное ап. Павлом: «имущие образ благочестия, силы же его отвергшиися» (2 Тим. 3, 5) — прим. М. Новоселова). Не являемся ли мы той церковью, к которой обращен страшный укор Господень?

А смотрите, что далее говорит Господь: «Бодрствуй и утверждай прочее близкое к смерти… Вспомни, что ты принял и слышал, и храни и покайся. Если же не будешь бодрствовать, то Я найду на тебя, как тать, и ты не узнаешь, в который час найду на тебя» (Откр. 3, 2—3). Не свершилось ли это грозное нашествие Господне на нашу Церковь, нашествие, неоднократно и уверенно предсказанное тайнозрителем Игнатием?!

Последуем дальше за Господом в Его беседе с ангелом церкви Сардийской: «Впрочем, — продолжает Господь, — у тебя в Сардисе есть несколько (По славянски „мало“ — прим. М. Новоселова) человек, которые не осквернили одежд своих и будут ходить со Мною в белых одеждах, ибо они достойны» (Откр. 3, 4).

Эти немногие, сохранившие верность Господу, наводят меня на мысль о том «останке» верующих в Христа, о котором еп. Игнатий не раз упоминает в своих письмах. И затем мысль моя переходит к словам, которые Господь изрекает ангелу церкви Филадельфийской (Не входят ли в нее те немногие («останок») из церкви Сардийской, которые сохранили незапятнанными свои одежды? — прим. М. Новоселова).

Эта церковь немногочисленна: "Ты немного имеешь силы, — говорит Господь ангелу этой церкви и ублажает его следующими словами: «Ты сохранил слово Мое, и не отрекся имени Моего» (Откр. 3, 8). За эту верность Господь далее обещает привлечь к ногам церкви Филадельфийской богоборных иудеев (Откр. 3, 9) и сохранить ее «от годины искушения, которая придет на всю вселенную, чтобы испытать живущих на земле» (Откр. 3, 10).

«Милосердный Господь да покроет останок верующих в Него», — молитвенно взывает, как вы видели, праведный архипастырь Игнатий, устремляясь духом к Пастыреначальнику Христу.

2. Заслуживает серьезного внимания мысль еп. Игнатия, теснейшим образом связанная с его духовным устроением и очень часто повторяемая им в письмах, — мысль о спасительном значении скорбей вообще, а для нашего и грядущего времени в особенности. Вы помните, как он характеризует нынешнее монашество (а вместе — и современное христианское общество): «подвигов нет, истинного монашества нет, руководителей нет: одни скорби заменяют все», т. е., значит, и подвиги, и духовное руководство.

Эта мысль еп. Игнатия заставляет вспомнить следующее собеседование древних Отцов. Некогда святые Отцы египетского скита пророчески беседовали о последнем роде: «Что сделали мы?» — говорили они. Один из них великий авва Исхирион отвечал: «мы исполнили заповеди Божий». Спросили его: «что сделают те, которые будут после нас?» «Они, — сказал авва, — примут (будут исполнять) делание вполовину против нас». Еще спросили его: «А что сделают те, которые будут после них?» Авва Исхирион отвечал: «Они отнюдь не будут иметь монашеского делания, но им попустятся скорби, и те из них, которые устоят, будут выше нас и отцов наших» [83].

Этим скорбным и вместе утешительным пророческим словом великого Исхириона, имеющим отношение, конечно, не к одним инокам, я и заканчиваю свое письмо к вам, мои дорогие.

Не будьте требовательны ко мне, хотя бы ради недуга моего. Чувствую, что апокалипсический экскурс вышел в письме не так ясен, как он ясен для меня. Ну, додумайте сами. Молитесь о мне.

Ваш брат о Господе…

[1] Соколов Л. А. Цит. соч. Т. 2, приложения. С. 108 (письмо 35).

[2] Там же. С. 192 (письмо 160).

[3] Там же. С. 158 (письмо 109).

[4] Там же. С. 219 (письмо 198). Речь идет о заметке В. И. Аскоченского «Быль не быль, однакожь и не сказка» (Домашняя Беседа , 1863, № 45, раздел «Блестки и Изгарь»), которая живописует обряд венчания в одной из петербургских церквей пары «нигилистов»; на с. 373 об одном из свидетелей церемонии говорится: «Да вы видели господина-то с Станиславом на шее? У него есть сынишка лет шести-семи. Однажды, как-то, лаская его, он сказал при мне: „рости, Костя, рости. Ты будешь большим в то время, когда не станет ни попов, ни этих глупых браков!“ С женою-то своею, видите ли, он давно уже живет врозь, уж не знаю, право, он ли ее прогнал, или она сама сбежала от него, только они давно уже не видятся. Но детьми поделились; она взяла себе двух дочерей, а ему оставила сынишку».

[5] Николо-Бабаевский монастырь Костромской епархии был расположен в 38 верстах от Костромы на правом берегу Волги. Основан в XIV в., название получил от того, что первые его постройки были поставлены на бабайках — небольших тумбах, употребляемых при сплаве леса. По преданию, центральный храм монастыря был освящен св. Сергием Радонежским.

[6] Там же. С. 244 (письмо 240).

[7] «…Во многих охладеет любовь» (Мф. 24, 12).

«…Тот день <день Христов> не придет, доколе не придет прежде отступление и не откроется человек греха» (2 Фес. 2, 3).

«…В последние времена отступят некоторые от веры» (1 Тим. 4, 1).

[8] Там же. С. 246 (письмо 242).

[9] Там же. С. 118 (письмо 50).

[10] Там же. С. 246 (письмо 242).

[11] «Оскудевает истинное благочестие, и изобилует лицемерие; оскудевают христиане, и умножаются лицемеры» (Письма посланные. Письмо 13-е // Творения иже во святых отца нашего Тихона Задонского. Т. 5. М., 1875. С. 291).

[12] "Соколов Л. А. Цит. соч. Т. 2, приложения. С. 222 (письмо 203).

[13] Там же. С. 151 (письмо 96).

[14] Быт. 19, 17.

[15] Там же. С. 236 (письмо 226).

[16] Деизм (от лат. Deus <-- Бог) — религиозно-философское воззрение, согласно которому Бог после сотворения мира не вмешивается более в его жизнь, в силу чего развитие мира имеет естественный и закономерный характер; таким образом, деизм отвергает представление о постоянной связи человека и Бога.

[17] Там же. С. 237 (письмо 228).

[18] Там же. С. 111 (письмо 37).

[19] Там же. С. 235 (письмо 224).

[20] Там же. С. 257 (письмо 261).

[21] Там же с. 245 (письмо 240).

[22] См. прим. VIII, 18.

[23] Утверждения в такой общей форме у св. Афанасия нет; однако он неоднократно называет «антихристовым предуготовлением» действия арианствующего императора Констанция, вмешивающегося в церковные дела (Послание Афанасия к монахам повсюду пребывающим о том, что сделано арианами при Констанции // Творения иже во святых отца нашего Афанасия Великаго, архиепископа Александрийскаго. Ч. 2. 2-е изд. Свято-Троицкая Сергеева Лавра, 1902. С. 160, 163, 166—172).

[24] Там же. С. 249 (письмо 247).

[25] Там же. С. 217 (письмо 193).

[26] Там же. С. 250 (письмо 249).

[27] Там же. С. 170 (письмо 125).

[28] 1 Кор. 7, 29.

[29] Там же. С. 114 (письмо 42).

[30] Там же. С. 138 (письмо 76).

[31] Там же. С. 174 (письмо 129).

[32] Там же. С. 228 (письмо 207).

[33] Там же. С. 254 (письмо 257).

[34] Лицо не установлено.

[35] Там же. С. 242 (письмо 236).

[36] См. прим. IX, 11.

[37] Там же. С. 105 (письмо 32).

[38] Там же. С. 176 (письмо 134).

[39] Быт. 18, 32; Соколов Л. А Цит. соч. Т. 2, приложения. С. 220 (письмо 200).

[40] Там же. С. 247—248 (письмо 245).

[41] Там же. С. 220 (письмо 200).

[42] Черноморская Екатеринолебяжская Николаевская пустынь была расположена в 100 верстах от Екатеринодара при впадении реки Бейсуг в Азовское море; была основана в начале XVIII в. иждивением казаков Черноморского казачьего войска.

[43] Там же. С. 169 (письмо 124).

[44] Письма Игнатия Брянчанинова, епископа Кавказского и Черноморского, Антонию Бочкову, игумену Череменецкому. М., 1875. С. 22-23.

[45] Соколов Л. А. Цит. соч. Т. 2, приложения. С. 222 (письмо 202).

[46] Там же. С. 229 (письмо 209).

[47] Там же. С. 222 (письмо 203).

[48] «…Те, кому есть воля Божия придти к нам, долженствуют содержать предания Святых Отец и хранить заповеди Божий, не прельщая себя ложным извинением, будто бы ныне не можно уже жить по Писанию и последовать Святым Отцам. Пет; хотя мы и немощны, и хотя не возможно нам сравняться с ними, однакоже, сколько у нас есть силы, должно нам уподобляться и подражать приснопамятным и блаженным Отцам» (4-е правило // Преподобный Нил Сорский, первооснователь скитского жития в России и устав его о жительстве скитском, 2-е изд. Кириллов, 1891. С. 3).

[49] Соколов Л. А. Цит. соч. Т. 2, приложения. С. 223 (письмо 204).

[50] В 1847 г. св. Игнатий стал проситься на покой, но получил только временный отпуск и провел 10 месяцев в Николо-Бабаевском монастыре.

[51] Игнатий Брянчанинов. Письма Антонию Бочкову. С. 25-26.

[52] Соколов Л. А. Цит. соч. Т. 2, приложения. С. 166 (письмо 120).

[53] Там же. С. 251 (письмо 252).

[54] Притч. 27. 1.

[55] Там же. С. 192 (письмо 161).

[56] Там же. С. 214 (письмо 188).

[57] Там же. С. 215 (письмо 189).

[58] Статья «Разговор между мирянином и монахом о монашестве» была опубликована в журнале «Домашняя Беседа» в 1863 г. (№№ 9-12, 15-19, 22, 23).

[59] См. выше с. 80 и прим. VIII, 2.

[60] Соколов Л. А. Цит. соч. Т. 2, приложения. С. 216 (письмо 192).

[61] Там же. С. 245 (письмо 240).

[62] Там же. С. 241 (письмо 235).

[63] Там же. С. 269 (письмо 282).

[64] Там же. С. 261 (письмо 266).

[65] Там же. С. 254 (письмо 256).

[66] Там же. С. 114 (письмо 42).

[67] Там же. С. 210 (письмо 182).

[68] Лицо не установлено.

[69] Там же. С. 241 (письмо 235).

[70] Ср.: «аще будет число сынов исраилевых яко песок морской, останок спасется» (Рим. 9, 27).

[71] Там же. С. 247 (письмо 245).

[72] Отечник. Избранные изречения святых иноков и повести из жизни их, собранные епископом Игнатием (Брянчаниновым). 4-е изд. СПб., 1903. С. 549.

[73] «…Откроется человек греха, сын погибели, противящийся и превозносящийся выше всего, называемого Богом или святынею» (2 Фес. 2, 3-4).

[74] Там же. С. 260 (письмо 264).

[75] Мф. 26, 41.

[76] Там же. С. 110 (письмо 37).

[77] Мф. 18, 7.

[78] Там же. С. 222 (письмо 202).

[79] Анания, Мисаил и Азария, брошенные в печь за отказ поклониться золотому истукану Навуходоносора (Дан. 3).

[80] Там же. С. 226 (письмо 206).

[81] Там же. С. 255 (письмо 259).

[82] См. прим. VIII, 6.

[83] Отечник. Цит. изд. С. 283—284.

Письмо десятое

2 января 1924 г.

День пр. Серафима Саровского

«Возлюбленные! огненного искушения, для испытания вам посылаемого, не чуждайтесь, как приключения для вас странного, но как вы участвуете в Христовых страданиях, радуйтесь, да и в явление славы Его возрадуетесь и восторжествуете» (1 Пет. 4, 12—13).

Этими словами апостола закончил, если помните, я свое седьмое письмо к вам, друзья мои. Ими же начинаю теперешнее мое письмо. Там слова эти не являлись итогом и заключением к целому письму, а скорее должны были послужить ободрением в противовес печальной теме письма и естественно грустным выводам из него. Сейчас же вышеприведенное слово апостольское должно ввести вас в самую суть предстоящей беседы, внося вместе с тем и сокрытый в нем дух христианского упования.

Апостол увещевает христиан, внушает им, чтобы они не относились к «огненному испытанию» «как к приключению для них странному», чтобы «не чуждались» его, как чего-то для них неожиданного, им — христианам — не свойственного.

«Все, желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы» (2 Тим. 3, 12), --подтверждает мысль ап. Петра другой первоверховный апостол Павел и добавляет: «злые же люди (по-славянски „лукавые“) и обманщики будут преуспевать во зле, вводя в заблуждение и заблуждаясь» (2 Тим. 3, 13).

Но раньше, чем апостолы, Сам Господь изрек непререкаемое слово о том, что Его последователи будут ненавидимы и преследуемы и что эта тяжелая участь будет их уделом именно за их верность и последование Ему — Христу Господу. Мысль о неизбежности гонений всякого рода за исповедание имени Христова Господь не раз высказывал в течение Своей земной жизни и выяснял причину этого, на первый взгляд многим кажущегося странным, явления.

Посылая двенадцать Своих учеников на проповедь, Господь предупреждает их, что на них «возложат руки и будут гнать их, предавая в синагоги и в темницы, и поведут пред царей и правителей за имя Его» (Лк. 21, 12), что они будут «преданы родителями, и братьями, и родственниками, и друзьями, и некоторых из них умертвят», что вообще они «будут ненавидимы за имя Его» (Лк. 21, 16—17).

Вот чего, по слову Божественного Учителя, должны ожидать Его ученики от мира, в который Он посылал их с благою вестью спасения.

В чем же причина этой ненависти, которую суждено было встретить благовестникам Христова мира и любви?

Ответ на этот естественный вопрос дает Господь в Своей прощальной беседе с учениками: «Если мир вас ненавидит, знайте, что Меня прежде вас возненавидел. Если бы вы были от мира, то мир любил бы свое; а как вы не от мира, но Я избрал вас от мира, потому ненавидит вас мир. Помните слово, которое Я сказал вам: раб не больше господина своего. Если Меня гнали, будут гнать и вас; если Мое слово соблюдали, будут соблюдать и ваше. Но все то сделают вам за имя Мое, потому что не знают Пославшего Меня» (Ин. 15, 18—21).

Дальнейшее разъяснение этой мысли мы находим в разговоре Иисуса Христа с Пилатом.

Когда Пилат, призвав Иисуса, спросил Его: Ты Царь Иудейский?" Иисус отвечал ему: «Царство Мое не от мира сего; если бы от мира сего было Царство Мое, то служители Мои подвизались бы за Меня, чтобы Я не был предан Иудеям; но ныне Царство Мое не отсюда». — Не отсюда, т. е. не от мира сего.

На вторичный вопрос Пилата: Царь ли Он, — Господь отвечает утвердительно и при этом дает характеристику Своего Царства и его граждан: «Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать о истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего» (Ин. 18, 33, 36—37).

Итак, причина ненависти мира ко Христу и его верным последователям та, что мир, «весь лежащий во зле» (точнее в диаволе: εν τω πονηροω [1] (1 Ин. 5, 19), не знает Бога (Ин. 15, 21; ср. 17, 25), чужд истины, составляющей существо Царства Христова (18, 38, ср. 1, 17; 14, 6; Еф. 4, 21). «Духа истины… мир не может принять, потому что не видит Его и не знает Его» (Ин. 14, 17).

Беседуя с не веровавшими в Него Своими родственниками (братьями). Господь сказал им: «Вас мир не может ненавидеть, а Меня ненавидит, потому что Я свидетельствую о нем, что дела его злы» (Ин. 7, 7).

Итак, свет истины, обличающий темные дела мира, невыносим для него, и мир естественно проникается злобою к носителям света, начиная с Самого Светодавца Христа, и пытается изъять их из своей среды.

Если вы, мои дорогие, вчитаетесь в те места Нового Завета, где говорится о взаимоотношении Христова Евангелия и мира, то вы без труда усмотрите их коренную противоположность во всех областях жизни. Эту противоположность непрестанно и неустанно подчеркивают ближайшие ученики Господа, первые провозвестники Его Евангелия. Прислушайтесь к их голосам:

«Мы знаем, что мы от Бога и что весь мир лежит во зле» (1 Ин. 5, 19), — возвещает великий тайнозритель ап. Иоанн. «Не любите мира, ни того, что в мире, — увещевает тот же Апостол любви, — кто любит мир, в том нет любви Отчей. Ибо все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего» (1 Ин. 2, 15—16).

«Прелюбодеи и прелюбодейцы! не знаете ли, что дружба с миром есть вражда против Бога? Итак, кто хочет быть другом миру, тот становится врагом Богу», — пишет «двенадцати коленам, находящимся в рассеянии», праведный Иаков, брат Господень (Иак. 4, 4).

«Мы приняли не духа мира сего, а Духа от Бога, дабы знать дарованное нам от Бога, что и возвещаем не от человеческой мудрости изученными словами, но изученными от Духа Святаго», — так противопоставляет в своем послании к Коринфянам ап. Павел мудрость Христову мудрости века сего (1 Кор. 2, 12—13).

«Никто не обольщай самого себя, — продолжает назидать Коринфян Апостол языков. — Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым. Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом» (1 Кор. 3, 18—19).

«Смотрите, братия, — предостерегает Колоссян тот же Апостол, — чтобы кто не увлек вас философиею и пустым обольщением, по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу; ибо в Нем обитает вся полнота Божества телесно» (Кол. 2, 8—9).

Как движущей и вдохновенной силой для христиан является «полнота истины» — Христос Господь, владычествующий над Царством не от мира сего Духом Истины, так двигателем и вдохновителем жизни мира сего является «лжец и отец лжи» [2] князь этого мира — диавол, окутывающий мраком лжи область своего царства. Ап. Иаков, возвестив, что «дружба с миром есть вражда против Бога», делает отсюда вывод, вскрывающий внутреннюю сторону этого мира: «Итак, — говорит он, — покоритесь Богу; противостаньте диаволу, и убежит от вас» (Иак. 4, 4, 7).

К постоянной борьбе с этим миродержцем призывают чад Христовых и другие Апостолы. «Облекитесь во всеоружие Божие, — наставляет Ефесян ап. Павел, — чтобы вам можно было стать против козней диавольских, потому что наша брань… против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных» (Еф. 6, 11—12).

Что же требуется для победы над этим миродержательным злом? Кто и при каких условиях может надеяться на успех в этой борьбе?

На этот вопрос дает ответ возлюбленный ученик Господа, ап. Иоанн: «Всякий, рожденный от Бога, побеждает мир; и сия есть победа, победившая мир, вера наша. Кто побеждает мир, как не тот, кто верует, что Иисус есть Сын Божий… пришедший водою и кровию и Духом» (1 Ин. 5, 4—6).

Облекшийся во Христа и сочетавшийся с Ним в водах крещения, приявший Св. Духа в тайне миропомазания, углубляющий свое общение со Христом в достойном приятии животворящих Тайн Тела и Крови Христовых и делающийся чрез то обителью Св. Троицы, вот кто является победителем мира и князя его. Основывается же эта победа на предварительной победе Искупителя-Христа, изрекшего в прощальной беседе с учениками: «Идет князь мира сего, и во Мне не имеет ничего (Ин. 24, 30)… мужайтесь: Я победил мир» (Ин. 16, 33).

Эта победа над миродержательным злом, вполне сказавшаяся после славного Воскресения Христова, сообщилась и тем, кто, отрекшись от отца лжи, сочетался с Победителем Христом и увидел в себе живущим Сына со Отцом и Духом (см. Канон ко св. Причащению, песнь 9, тропарь 2 [3], также 1-ю молитву св. Василия Великого ко св. Причащению [4]). «Дети! вы от Бога, и победили их (Слуг антихристовых — прим. М. Новоселова); ибо Тот, Кто в вас, больше того, кто в мире», — удостоверяет тайнозритель (1 Ин. 4, 4).

Борьба тьмы со Светом, отца лжи с Духом Истины, князя мира сего с Царем небесным. Владыкой царства премирного, началась на земле со времени наших праотцов. Тогда же изречено было Божие Слово, предопределившее на тысячелетия эту борьбу, равно как и течение ее: «И сказал Господь Бог змею: …вражду положу между тобою и между женою, и между семенем твоим и между семенем ее; оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту» (Быт. 3, 14—15).

С особенной яркостью и силой сказалась эта положенная Богом вражда между князем мира сего и семенем жены, когда «тайна беззакония» (2 Фес. 2, 7) столкнулась в мире сем с великой «тайной благочестия»: когда «Бог явися во плоти» (1 Тим. 3, 16). Потерпев поражение в этом столкновении с Богочеловеком, князь мира сего обрушился со страшной силой на наследие Сына Божия, на Церковь Святую, «юже стяжа» Христос честною «Кровию Своею» (Деян. 20, 28).

Эта последняя брань, разнообразясь по виду и содержанию, изменяясь в силе и напряжении, стихая в одних местах и разгораясь в других, оставляя одну область и переходя в другую, прошла века и дошла до наших мест и до наших дней, к которым с достаточным основанием приложимы слова Апокалипсиса: "Горе живущим на земле и на море! потому что к вам сошел диавол в сильной ярости, зная, что немного ему остается времени (12, 12). (См. в 8-м письме мысль митрополита Филарета о наших временах).

Привыкши, в течение многих веков, к «мирному и благоденственному житию» [5], под покровом православного государства, мы оказались совершенно не подготовленными к той, для большинства христиан неожиданной, духовной борьбе, к которой привела нас промыслительная десница Вождя и Подвигоположника нашего. Глухие к слову Божию и пророческим голосам, вещавшим о близости и неизбежности этой борьбы, слепые относительно событий, которые не то что говорили, а вопияли о надвигающейся грозе, охотно и легко обольщавшиеся грезами лжепророков «научного мировоззрения», которые убаюкивали нас пошлым и нелепым учением об автоматическом прогрессе, забыв слово апостольское, точнее Духа Святого, о том, что истинные христиане «не имут зде пребывающаго града, но грядущаго взыскуют» (Евр. 13, 14), мы так уютно и, казалось, прочно засели и устроились в здешнем граде, где со времени падения Адамова утвержден «престол сатаны» [6], что нам и во сне не снилось того, что свалилось на наши в разных смыслах бедные головы. Когда все говорили: «Мир и безопасность» (По-славянски — «утверждение» — прим. М. Новоселова), тогда «внезапно постигла нас пагуба» (1 Фес. 5, 3).

Потрясенные в наших политических и социальных верованиях и чаяниях, мы так растерялись, что подумали, будто и Церковь Христова должна сокрушиться под ударами ее врагов, как рушился под этими ударами тот государственный и общественный строй, при котором так недавно и так самоуверенно-покойно жили мы, среди которого и в союзе с которым жила наша Церковь, уподобляясь кораблю, стоящему на якоре в тихой, надежной пристани.

Глубокое и для христианина преступное заблуждение! Заблуждение это изобличает в нем ложное отношение к Церкви — только как к организации, и организации человеческой, и неверие в Церковь, как живой организм Тела Христова. Не говоря уже о том, что здесь сказывается и просто научное невежество в области церковной истории, или, по крайней мере, забвение тех уроков, которыми полна история Церкви и которые надлежит чадам Церкви постоянно носить в душе своей.

Какие же это уроки? Чему они учат нас?

В одну из особенно значительных минут Своей земной жизни, когда злоба иудеев из-за воскрешения Лазаря дошла до решимости убить не только Иисуса, но и воскрешенного Им Лазаря [7], Господь Иисус Христос изрек ученикам Своим — Андрею и Филиппу, сообщившим Господу о желании пришедших на праздник эллинов видеть Его, следующие знаменательные слова:

"Пришел час прославиться Сыну Человеческому. Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, павши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода. Любящий душу свою погубит ее; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную. Кто Мне служит, Мне да последует; и где Я, там и слуга Мой будет. И кто Мне служит, того почтит Отец Мой. Душа Моя теперь возмутилась; и что Мне сказать? Отче! избавь Меня от часа сего! Но на сей час Я и пришел. Отче! прославь имя Твое.

Тогда пришел с неба глас: «и прославил и еще прославлю». И сказал Иисус народу: «Ныне суд миру сему; ныне князь мира сего изгнан будет вон. И когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе».

«Сие говорил Он, — разъясняет последние слова Господа евангелист Иоанн, — давая разуметь, какою смертью Он умрет» (Ин. 12, 23—28; 31—33).

Господу ведома была злоба иудеев против Него, разжигаемая диаволом, детьми коего Он и называл их за их человекоубийственное и враждебное Истине настроение (Ин. 8, 41, 44); Он предвидел близость Богоубийства, задуманного Его врагами, озлобленными растущим с каждым днем нравственным влиянием Его на народ, — и вот случай с искавшими видеть Его эллинами, могущий вызвать еще большее негодование иудеев, побуждает Господа раскрыть ученикам и народу тайну приближающегося к Нему страдальческого и вместе славного подвига.

Он говорит о предстоящей Ему славе (23) и тут же об отдании Своей жизни (24). Он обязывает Своих последователей принять путь креста и обещает им почет у Отца Небесного и жизнь вечную (25—26); душа Его возмущается в предвидении смерти и страшного преступления, имеющего над Ним совершиться, и в то же время Он молит Отца о прославлении Его имени (27—28); Он зрит позорную казнь, которой подвергнется по воле Отца — и вместе созерцает победу над князем мира сего и спасительное привлечение к Себе людей именно этой позорной смертию (31—33).

Сколько глубоких, радостных и таинственных для плотского ума истин приоткрывают эти немногие строки Евангелия от Иоанна! Здесь указана Самим Господом безмерная цена нашего спасения в Церкви Христовой, которая созиждется на крови Богочеловека; здесь начертан путь креста, по которому во все века должны идти и пойдут истинные чада Церкви, «взирая на Начальника и Совершителя веры Иисуса, Который, вместо предлежавшей Ему радости, претерпел крест, пренебрегши посрамление, и воссел одесную престола Божия» (Евр. 12, 2); здесь возвещается поражение диавола и слава Иисусова, достигнутые крестом.

Итак, крест — вот основа христианства, основа Церкви, сила, побеждающая мир и мироправителей тьмы века сего. Крест — путь Искупителя, он же — путь для Его учеников: Глава Церкви и члены ее неразрывно связаны между собою единством пути — единством страдания и славы, умирания и воскресения.

Тайна креста, тайна страдания за имя Христово, как условие стяжания Царствия Божия, была прежде всего усвоена ближайшими учениками Искупителя, о чем свидетельствуют их писания и жизнь. Но совершилось усвоение этой коренной тайны Христова благовестия не сразу, ибо ветхий человек, вдохновляемый князем мира сего, естественно противится принятию этой тайны, и только Дух Святый изменил в апостолах ветхое самочувствие самоутверждения на новое — самоотречение.

Тот самый Апостол, который, желая отвести Господа от крестного пути, в период своей ветхости говорил Ему: «Будь милостив к Себе, Господи! да не будет этого с Тобою», и который заслужил за это суровый упрек от своего Учителя, сказавшего ему: «Отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн! потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое» (Мф. 16, 22—23), этот Апостол, озаренный Духом, убеждает, как вы, надеюсь, помните, чад Христовой Церкви «не чуждаться огненного искушения … как приключения для них странного», «радоваться участию в Христовых страданиях» [8].

Писания и жизнь другого первоверховного Апостола Павла преисполнены, можно сказать, раскрытием и выявлением тайны и силы крестной, неведомых и чуждых миру. «…Мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие, для самих же призванных, Иудеев и Еллинов, Христа, Божию силу и Божию премудрость… я рассудил быть у вас незнающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого», — пишет он Коринфянам (1 Кор. 1, 23—24; 2, 2). «Я не желаю хвалиться, разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа, которым для меня мир распят, и я для мира», — говорит он в послании к Галатам (Гал. 6, 14).

Это устремление ко Христу распятому, сораспятие Ему, ношение язв Его на теле своем (Гал; 6, 17), вообще вседушное и всестороннее приятие крестного пути (см. 2 Кор. 11, 23—29) соделало великого Апостола языков причастником силы Христовой в такой мере, в какой едва ли кому сообщалась эта сила. Приобщившись ей, он мог дерзновенно исповедать в послании к Филиппийцам: «Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе». (Флп. 4, 13).

И точно, только укрепляемый безмерной силой Христовой, мог святой Апостол переносить все то, что перенес он на своем изумительном жизненном пути. И посмотрите, с какою бодростью и почти радостью говорит он о испытываемых им неисчислимых скорбях:

«Мы отовсюду притесняемы, но не стеснены; мы в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся; мы гонимы, но не оставлены; низлагаемы, но не погибаем» (2 Кор. 4, 8—9).

«Я благодушествую в немощах, в обидах, в нуждах, в гонениях, в притеснениях за Христа, ибо, когда я немощен, тогда силен» (2 Кор. 12, 10).

Как же относятся к своим обидчикам и гонителям св. ап. Павел и его сподвижники по оружию?

«Злословят нас, мы благословляем; гонят нас, мы терпим; хулят нас, мы молим; мы как сор для мира, как прах, всеми попираемый доныне» (1 Кор. 4, 12—13) (С какою верностью выполняют первые ученики Христовы заветы своего Небесного Учителя: «любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас» (Мф. 5, 44) — прим. М. Новоселова).

Так говорят, так мыслят, так чувствуют, так живут новые граждане того «неотпадающего Царства», которое основал на «честной крови» [9] Своей Искупитель Христос. Уже здесь, в пределах «мира сего» [10], они таинственно изведены из этого мира и, соделавшись «новою тварью» [11], положили начало царству не от мира сего, живущему совсем иного жизнью, управляемому совсем иными законами, чем жизнь и законы мира. И, естественно, мир возненавидел этих новых граждан, как возненавидел он Основателя нового царства — Христа, и словом, и жизнью обличавших неправду этого мира (Ин. 15, 18—19; 8, 9; 7, 7).

Но не страшит граждан нового царства эта идущая по пятам их ненависть. То, чем они живы, что составляет существо их нового бытия, находится за пределами, переступить которые бессилен мир в своей ненависти.

«Кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч? как написано: за Тебя умерщвляют нас всякий день, считают нас за овец, обреченных на заклание (Пс. 43, 23). Но все сие преодолеваем силою Возлюбившего нас. Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем» (Рим. 8,35—39).

Таков победный клич граждан «непоколебимого» (Евр. 12,28) Царства Христова, возлюбивших своего победоносного Вождя «всем сердцем своим, всею душою своею и всем разумением своим» (Мф. 22, 37). Над входом во врата этого нового царства начертаны слова, определяющие сущность этого царства и условия вступления в него: а) «Царствие Божие не пища и питие, но праведность и мир и радость во Святом Духе» (Рим. 14, 17) и б) «Многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие» (Деян. 14, 22).

За первыми гражданами, вступившими в это царство, Апостолами и мужами Апостольскими, последовал бесчисленный сонм мучеников, в течение почти трех веков заполнявших область царствия Божия, Церкви Христовой. Вместе со своими предшественниками — Апостолами они легли в основание Церкви, спаявшись своею кровию с краеугольным Камнем Церкви, Христом. И Церковь в своих чинопоследованиях ежедневно прославляет эту красу свою, этих мужественных исповедников Истины, своею кровью заливших отверзшуюся было на Церковь адскую пасть, своею смертью оправдавших и утвердивших во всем мире благую весть о вечной жизни.

«Мученик Божественный лик, — молитвенно взывают чада Церкви, обращаясь к святым мученикам, — Церкви основание, благовестию скончание, вы делом Спасова глаголания исполнисте: вами бо врата адова на Церковь отверзшаяся заключишася, крове вашея литие идольския жертвы изсуши, заклание ваше породи церковное исполнение: безплотных удивисте, Богу венценосцы предстоите: Его же непрестанно молите о душах наших» [12]. (См. также кондак малого повечерия: «Яко начатки естества…» [13] и тропарь (там же) всем святым: «Иже во всем мире мученик…» [14] — прим. М. Новоселова)

Такова сила, таково значение крови, проливаемой за Истину! На крови Сына Божия созиждилась Церковь, кровью сынов Божиих укреплялась и расширялась, превозмогая неисчислимые козни исконного врага Божия, князя мира сего.

Обильно орошаемая мученическою кровью в течение трех веков, Церковь из «зерна горчичного» [15] выросла в огромное, многоветвистое дерево, в ветвях которого находили приют многочисленные стаи словесных птиц. Пришло время — милостиво взглянул Господь на страдалицу Церковь и, оградив ее от любого миродержца, даровал ей покой рукою благочестивого императора Константина. Потухли костры, на которых жарились тела христианских мучеников; уничтожены страшные орудия мучений, созданные диавольской злобой; раскрылись темницы, где во множестве томились исповедники имени Христова; опустели каменоломни, где непосильным трудом и жестокостью приставленников измождались верные рабы Христовы, — мир и благоденствие настали для последователей Распятого.

Милость Божия была вызвана, надо думать, крайним напряжением нравственных и физических сил христианского, церковного общества, очевидно, нуждавшегося, однако, в пережитом им «огненном крещении» [16].

С наступлением, после Миланского эдикта [17], мирного жития для исповедников Христовых, когда сам император всемирного царства вошел в ограду Церкви, как послушный сын ее, можно было подумать, — и многие думали, — что «царство мира соделалось царством Господа нашего и Христа Его» (Откр. 11, 15). Но, увы, думы эти и чаяния не оправдались. Борьба князя мира сего с наследием Христовым не прекратилась, а лишь видоизменилась, — и едва ли к торжеству христианства.

Милостью Божией, создавшей новые условия жизни для Святой Церкви, враг воспользовался, чтобы оразнообразить борьбу и перенести ее с периферии в центр, из внешней сделать внутренней, причем вместо одного бранного фронта образовалось два, которые утвердились в христианском обществе на многие века: в существе своем и видимости они дошли и до нашего времени, хотя и изменились в силе и напряженности борьбы.

Когда христианство объявлено было государственной, т. е. господствующей религией в Римской империи, огромные толпы римских граждан ринулись и заполнили ограду Церкви по мотивам вовсе не религиозным. Это равнодушное к вере, теплохладное [18] стадо корыстных душ, «искавших не Иисуса, а хлеба куса» [19], быстро видоизменило состав церковного общества, внеся в него мирские эгоистические начала жизни, наполнив его мирским духом.

Не мир стал царством Божиим, а царство Божие прияло в свое недро мир и вступило на путь обмирщения. Вот тогда-то души, действительно ревновавшие об Истине Христовой, жаждавшие спасения и искренно искавшие его, стали отходить от мира с христианской позолотой или, иначе, от христианства, помазуемого духом мира сего. «Видя беззаконие и пререкание во граде» и «не оскудевающую от стогн его лихву и лесть», эти боголюбивые души «удалились, бегая, и водворились в пустыне, чая Бога, спасающего их от малодушия и от бури» (Пс. 54, 10, 12, 8—9). Чистое христианство устремилось в места безводные и с трудом проходимые, где ранее обитали одни звери дивии, и немного прошло времени, как пустыни процвели, яко крины сельнии [20].

Но глубоко ошибся бы тот, кто подумал бы, что без особых трудов, потов создалось это процветание, что уклонившиеся от соблазнов мира уклонились и от борьбы, что с уходом а места тихие, уединенные и безмолвные, они избегли козней диавольских и брани, воздвигаемой князем мира сего.

Кто сколько-нибудь знаком с историей христианского подвижничества, тот, конечно, не подумает этого. Брань, открывшаяся в пустынях, была продолжением той брани, которую вели мученики на стогнах градов: только мученичество в пустыне стало более внутренним и добровольным, менее острым и более продолжительным. Хотя там не было видимого излияния крови (если не говорить о нередких избиениях пустынножителей варварами), производимого руками мучителей-человеков, зато там происходило пожизненное невидимое излияние ее в борьбе с плотью и миродержателями тьмы века сего, нигде не разнообразившими так своих козней и не обнаружившими так своей ненависти к роду христианскому, как среди насельников пустынь.

Известна классическая формула, определяющая существо подвижнического жития: «дай кровь и приими дух» [21]. В ней сказано самое существенное о подвижничестве: указаны путь и цель. И мириады воинов Христовых, разного пола и возраста, незримо излияли кровь свою для стяжания Духа Божия из любви к возлюбившему их Господу Иисусу. На этом фронте, если и бывали поражения в стаде Христовом, то в общем победа целые века оставалась за гражданами Царства Божия, к великому посрамлению главного «мироправителя» и клевретов его, изгоняемых из «безводных мест» (см. Мф. 12, 43 и Лк. 11, 24) силою креста и имени Христовых (преп. Иоанн Кассиан [22]). Не то происходило на другом фронте — мирском.

Я не буду касаться страшной и великой эпохи ересей, воздвигнутых и поддерживаемых отцом лжи (См. об участии диавола в порождении ересей интересные указания у преп. Иоана Кассиана и у св. Симеона Нового Богослова — прим. М. Новоселова [23]) в течение нескольких столетий. Потрясая иногда весь состав церковного тела богохульными учениями и одерживая нередко крупные частные победы, враг Истины терпел в конечном счете серьезные поражения.

Но одновременно с этой борьбой на почве вероучения шла последовательная брань князя мира сего с носившими имя Христово в области повседневной жизни, личной и общественной. Здесь постепенно, но неуклонно враг захватывал все новые позиции, расширяя и углубляя сферу своего влияния в так называемом христианском обществе, в государственной церкви и христианском государстве.

Сущность борьбы сводилась к подмене подлинного христианства подложным, живого — мертвым, сердечной веры — отвлеченной богословской мыслью, богодейственных богослужебных тайн — внешней культовой помпой, внутреннего подвига — лицемерной внешностью, скромного во имя Христова жития — удобствами жизни, духовного воздействия на тех «иже во власти суть» [24] — угодничеством пред ними и т. д., без конца.

Христианство, которое получалось в результате этой борьбы, можно охарактеризовать словами, которыми ап. Павел определяет сущность христиан последнего времени: «имущий образ благочестия, силы же его отвергшиися» (2 Тим. 3, 5). И главное — это повсюдное отступничество покрывалось («даже до сего дне» [25]) христианским наименованием, а потому не мозолило глаз и не тревожило «христианской» совести.

Чего враг не мог достигнуть насилием, он с успехом стал достигать путем многообразных подделок, имитаций, фальсификаций и компромиссов.

Церковь не должна забывать, что она все-таки в мире, в мире нечестивом («Лежащем в диаволе», см. выше об этом — прим. М. Новоселова) и, по существу, ей враждебном, который при всяком случае стремится и может дать ей почувствовать вражду свою. Ей, пока она находится в условиях мира сего, не должно мечтать о покое: она должна непрестанно воинствовать под знаменем креста.

Вступив на путь «мирного» сожительства с государством, стихией мирской, Церковь стала забывать свой сверхмирный характер, и ее дальнейшее существование может быть охарактеризовано словами одного ученого историка и философа, благоговейного почитателя и исследователя библейских пророчеств [26]. Истолковывая одно место из Апокалипсиса, он говорит по поводу его: «Церковь будет существовать под владычеством земных государств, которые станут покровительствовать ей и. вместе порабощать ее… И в самом деле, в течение 18-ти веков (Автор писал свое исследование в начале XIX века — прим. М. Новоселова) положение, принятое государством относительно Церкви, может быть выражено столько же словом: благоволение, сколько и словом: порабощение. Тем не менее Церковь облечена в солнце [27], и пусть она никогда не забывает этого. Она есть светильник для мира, а светильник не должен гореть под спудом [28]. Она призвана просвещать весь мир и приводить к Истине всех, кто есть от Истины. Такова, до времени, единственная задача ее относительно мира» [29].

В другом месте того же исследования читаем: «зная даже, что врата адовы не одолеют Церкви, она не должна опочивать в безопасности. Между семенем жены и змием Сам Бог положил вражду [30], которая должна продолжаться до конца. И не преследования только, но и все другие способы вражеские употребит теперь сатана. Стало быть, в особенности теперь нужно Церкви облечься „во вся оружия Божия“ (Еф. 6, 11), быть в состоянии носить их и с решимостью употреблять. Кровью Агнца верующие победили (Откр. 12, 11), но на завоеванном этой победой поле нужно им одерживать новые победы. Торжеством своего Вождя мы обязываемся к постоянным новым торжествам, точно так же, как умерши раз во Христе, должны „постоянно умерщвлять уды, яже на земли“ (Кол. 3, 3, 5; Рим. 6, 2—14)…

В настоящее время Церковь больше всего должна стараться не сообразоваться веку сему. Как опасно для нее, когда она не находится в борьбе с князем мира сего, когда благоденствие и комфорт лишают се воинственного огня, и она перестает быть странницею на земле! Насилия и угрозы ничего не могли сделать с нею, но враг попробует употребить хитрость и обольщающее коварство — и Церковь падет!.. Апокалипсис (и не один Апокалипсис) предвещает глубокое падение Церкви, предвещает унижение ее даже в уровень с миром» [31]. (Меня очень соблазняет желание продолжить выписки из писаний серьезного ученого, вдумчивого мыслителя и религиозного исследователя Слова Божия, но я боюсь расширить этим письмо до неподобающих размеров, а потому побеждаю соблазн, утешая себя мыслью посвятить одно из будущих писем всецело автору вышеприведенных цитат [32] — прим. М. Новоселова)

Итак, и голос науки, не отрекшейся от Единого Источника Истины — Христа, и, что несравненно важнее, голос самой Церкви Христовой, идущий из богослужебных недр ее (см. в середине письма стихиру из «Канона всем святым»), согласно утверждают, что мученичество, как следствие гонений, и самоумерщвление (Кол. 3, 5), как добровольный подвиг, — суть два неизменных с существом пути Христова, неразрывно связанных образа жития христианского. Может не быть в известную эпоху первого образа жития, но тогда необходим второй (но не исключаемый, впрочем, и первым) — для сохранения истинного русла Церкви, для соблюдения чистой веры, непостыждающей надежды и нелицемерной любви. Когда же отсутствуют в церковном обществе или слишком бледнеют тот и другой образы жития, то это печальный признак духовного омертвения общества и его богооставленности.

И я думаю, что пред разразившейся над нашими головами катастрофой, начавшейся с 1914 года и постепенно углубляющейся, наша Церковь (Всюду здесь речь идет о церкви-организации, а не о Церкви-Организме, Теле Христовом — прим. М. Новоселова) находится именно в этом состоянии быстро растущего падения, растления, омертвения. К ней применимо слово Господне, обращенное к ангелу Сардийской церкви: 'Ты носишь имя, будто жив, но ты мертв" (Откр. 3, 1).

И если вы, мои дорогие, не поленитесь хорошенько припомнить то время и попристальнее всмотреться в тогдашнюю жизнь «святой Руси» сверху донизу (в этом отчасти помогут вам мои предыдущие письма), то едва ли вы, положа руку на сердце, по христианской совести, пожалеете, что «светильник» нашей Церкви был «сдвинут» (Откр. 2, 5) со своего места благодеющею рукою Промысла и отдан (и доселе отдается) на попрание врагам. Нагар на этом светильнике был так велик, копоть поэтому от него была так сильна, что потребовалось Правосудием и милостью Божией бросить его «в великое точило гнева Божия» (Откр. 14, 19; 19, 15), чтобы «истоптанный» в этом точиле отстал нагар, очистился светильник и засветил чистым Светом Христовым.

Истинно так, друзья мои: жалеть «церкви прошлого» нечего, — это сожаление свидетельствовало бы только о том, что мы живем «плотским мудрованием», стелемся помыслами по земле, едим пищу «змия» — и забываем Христа, «Божию Премудрость и силу», забываем, что «наше житие на небесех есть» (Флп. 3, 20) (не будет, а есть, должно быть теперь), что мы должны питаться хлебом небесным.

Печальные события церковной жизни последних лет, всем вам хорошо известные, суть прямо непосредственный результат прежнего, давнишнего недуга церкви, результат и обнаружение его (См. предыдущие письма, особенно первое — прим. М. Новоселова). В происходящей разрухе церковной нечего винить «внешних»: виноваты неверные чада Церкви, давно гнездившиеся, однако, внутри церковной ограды. Благодетельной десницей Промысла (а не сатанинской злобой большевиков) произведен разрез злокачественного нарыва, давно созревшего на церковном теле; удивительно ли, что мы видим и обоняем зловонный гной, заливающий «Святую Русь»? За разрезом последовал процесс выдавливания гноя, который продолжается и доселе… Этот мучительный процесс необходим для очищения и оздоровления тела. Неизбежна боль в месте надавливания, но этою болью покупается здоровье всего организма, предохраняемого ею от заражения.

Оставляя в стороне метафору, скажу прямо. При отвержении церковным обществом второго образа христианского жития (см. выше о нем), необходимо, для спасения верующих, появление первого. Вспомните слова еп. Игнатия Брянчанинова в предыдущем моем письме к вам: «подвигов нет, духовных руководителей нет, — скорби заменяют все».

И скорби, выпавшие на нашу долю, на долю современных чад Церкви, имеют особенно глубокое и спасительное значение: они углубляют ров между верой и неверием; переводят колеблющихся в своем религиозном сознании и жизни между Христом и миром на ту или другую сторону, разрешая богопротивную «теплохладность» или в горячность веры, или в холод неверия; выделяют, выявляют и ставят на свое, свойственное их действительному духовному нутру, место незаконно укрывшихся род кровом православия; они всех заставляют отдать себе отчет в подлинном их уповании (1 Пет. 3, 15), размежевывают области Христа и антихриста, приуготовляют настоящих слуг Тому и другому, причем, говоря словами одной церковной молитвы, способствуют «благим во благодати пребывати, средним лучшим быти, согрешающим в исправление приходити» [33].

«Тайна беззакония» (2 Фес. 2,7), раскрывающаяся в наши дни с исключительной силой и в своеобразных формах, не должна смущать истинных чад Церкви, верующих в несокрушимость «дома Божия» (1 Тим. 3, 15; Евр. 10, 21; Мф. 16, 18). Как грядущий антихрист, так и его мелкие, но многочисленные предтечи и слуги, не страшны чадам Церкви, крепко держащимся за этот «столп и утверждение истины» (1 Тим. 3, 15). Ухищрения и козни слуг миродержца гибельны для тех, которые «не приняли любви истины для своего спасения» (2 Фес. 2, 10). За это неприятие «пошлет им (Уже посылает — прим. М. Новоселова) Бог действие заблуждения, так что они будут верить лжи» (2 Фес. 2, 11). «Ходящие же в истине», которых ублажает возлюбленный ученик Господа (2Ин. 1, 4; 3 Ин. 1, 3), застрахованы от этого пути гибели Истиною, живущею в них, ибо, по слову того же ученика Христова, «Тот, Кто в них, больше того, кто в мире» (1 Ин. 4, 4).

Итак, не кручиньтесь, друзья мои, при виде потрясений, которые переживает наша Церковь: они необходимы для уврачевания церковного тела, изъязвленного язвами многими и застарелыми. Истинно, не кручиньтесь, а лучше подивитесь великой мудрости Божией, претворяющей действие «тайны беззакония» в преуспеяние «тайны благочестия», — ибо в то время, как враги Церкви Божией дышат сатанинской ненавистью к ней и употребляют все усилия, чтобы истребить на земле память о Невесте Христовой, последняя, стряхивая с себя многообразную нечистоту, прилипшую к одежде ее, начинает являть все более проясняющийся светлый лик свой. Таинственно руками нечестивых Господь творит святую и благодеющую волю Свою, омывая исповедническою и мученическою кровию Свою невесту. — Ну, а что же они, эти нечестивцы, которые, по вашим словам, являются орудием благой воли Божией? Они — попирающие святую Русь, святую Церковь Божию, святых Божиих, — торжеством своего нечестия подвергающие тяжкому испытанию христианские души, искушаемые успехом лжи и неправды? Что скажете вы о них, об их судьбе? — слышится мне вопрос из вашей среды, друзья мои.

Ответствую на него словами «ветхозаветного евангелия» великого пророка Исаии.

Когда избранный народ Божий закоснел во всякой неправде, Господь постановил наказать его нашествием языческого Ассирийского царя, и вот что устами пророка изрекает Господь об этом орудии гнева Своего:

«О, Ассур, жезл гнева Моего! и бич в руке его — Мое негодование! Я пошлю его против народа нечестивого (Т. е. Израиля, изменившего Господу — прим. М. Новоселова), и против народа гнева Моего, дам ему повеление ограбить грабежом и добыть добычу и попирать его, как грязь на улицах. Но он не так подумает и не так помыслит сердце его; у него будет на сердце — разорить и истребить немало народов. Ибо он скажет: „не все ли цари князья мои? Халне не то же ли, что Кархемис? Емаф не то же ли, что Арпад? Самария не то же ли, что Дамаск? Так как рука моя овладела царствами идольскими, в которых кумиров более, нежели в Иерусалиме и Самарии, — то не сделаю ли того же с Иерусалимом и изваяниями его, что сделал с Самариею и идолами ее?“ И будет, когда Господь совершит все Свое дело на горе Сионе и в Иерусалиме, скажет: посмотрю на успех надменного сердца царя Ассирийского и на тщеславие высоко поднятых глаз его. Он говорит: силою руки моей и моею мудростью я сделал это, потому что я умен: и переставляю пределы народов, и расхищаю сокровища их, и низвергаю с престолов, как исполин; и рука моя захватила богатство народов, как гнезда; и как забирают оставленные в них яйца, так забрал я всю землю, и никто не пошевелил крылом, и не раскрыл рта, и не пискнул». Величается ли секира (Говорит Господь о царе Ассирийском, орудии Своем — прим. М. Новоселова) пред тем, кто рубит ею? Пила гордится ли пред тем, кто двигает ее? Как будто жезл восстает против того, кто поднимает его; как будто палка поднимается на того, кто не дерево!« За то Господь, Господь Саваоф, пошлет чахлость на тучных его, и между знаменитыми его возжет пламя, как пламя огня. Свет Израиля будет огнем, и Святый его — пламенем, которое сожжет и пожрет терны его и волчцы его в один день; и славный лес его и сад его, от души до тела, истребит; и он будет, как чахлый умирающий. И остаток дерев леса его так будет малочислен, что дитя в состоянии будет сделать опись» (Ис. 10, 5—19).

«Посему так говорит Господь, Господь Саваоф: народ Мой, живущий на Сионе! не бойся Ассура. Он поразит тебя жезлом и трость свою поднимет на тебя, как Египет. Еще немного, очень немного, и пройдет Мое негодование, и ярость Моя обратится на истребление их. И поднимет Господь Саваоф бич на него <…> И будет в тот день: снимется с рамен твоих бремя его, и ярмо его — с шеи твоей; и распадется ярмо от тука» (Ис. 10, 24—27) (Некоторым дополнением и частичным комментарием к словам пророка Исаии может служить 36-й псалом царственного пророка Давида [34]. Рекомендую прочесть этот псалом со вниманием — прим. М. Новоселова).

Это с одной стороны, с другой — я не хочу затаивать от вас, мои дорогие, и некоей иной сокровенной думы сердца моего касательно грядущей судьбы современного Ассура, поскольку он является потомком колена Иудова [35]. Уже несколько лет при мысли о нем у меня неизменно всплывает из глубины души пророчественный глагол великого израильтянина, св. ап. Павла, который в послании к Римлянам предуказывает последнюю судьбину своего и тогда уже богоборного народа.

«Не хочу оставить вас, братия, — пишет Апостол, — в неведении о тайне сей, — чтобы вы не мечтали о себе, — что ожесточение произошло в Израиле отчасти, до времени, пока войдет полное число язычников; и так весь Израиль спасется, как написано: придет от Сиона Избавитель, и отвратит нечестие от Иакова» (Рим. 11, 25—26). В главе 9-й того же послания точнее определяется словами пророка Исаии, кто спасется в Израиле: «Хотя бы сыны Израилевы были числом, как песок морской, только остаток спасется» (Рим. 9, 27). К этому остатку и прилагает Ап. Павел выражение «весь Израиль».

С большей определенностью касается будущей судьбы избранного народа другой Апостол, возлюбленный ученик Христов, новозаветный тайнозритель Иоанн Богослов. Он совершенно ясно говорит об обращении богоборного народа к Церкви Христовой, когда она, немноголюдная и бессильная внешне, но могучая внутренней силой, верностью Своему Господу (Откр. 3, 8), привлечет к себе «остаток» богоборного племени. «Вот, Я сделаю, — обращается Господь к Ангелу церкви Филадельфийской, — что из сатанинского сборища, из тех, которые говорят о себе, что они иудеи, но не суть таковы, а лгут, — вот, Я сделаю то, что они придут и поклонятся пред ногами твоими, и познают, что Я возлюбил тебя» (Откр. 3, 9).

Взирая оком веры на то, что творил Господь перед нашими глазами, прилагая ухо сердца и разума к событиям наших дней, сопоставляя видимое и слышимое с вещаниями Слова Божия, я не могу не чувствовать и не сознавать пододвигающейся к нам великой, чудесной и радостной тайны Божия. домостроительства: иудействующие ненавистники и гонители Церкви Божией, стремящиеся к посрамлению и уничтожению ее, по премудрому изволению Промысла, ведут ее к очищению и укреплению, чтобы «представить ее <Христу> славною Церковью, не имеющею пятна, или порока, или чего-либо подобного, но дабы она была свята и непорочна» (Еф. 6, 27).

И в свое время, ведомое лишь Единому Владыке времен, это, по строгому выражению сына громова [36], «сатанинское общество» [37] склонится пред чистою Невестою Христовой, побеждаемое ее святостью и непорочностью и, может быть, устрашаемое выявившимся образом антихриста. И если отвержение единоплеменников Апостола Павла было, по его словам, «примирением мира <с Богом>, то что будет принятие их, как не жизнь из мертвых?» (Рим. 11, 15).

«О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его!» — хочется воскликнуть вместе с богодухновенным Апостолом" [38].

Простите, друзья мои, если я дерзко присвоил себе не дарованное — и отважился заглянуть в таинственное будущее: опору для этого дерзновения я нахожу в живом и пребывающем вовек слове Божием (1 Пет. 1, 23), я понуждаюсь к этому «заглядыванию» и внешними событиями, и требованиями верующей совести. «Кто уразумел, что внешние злоключения случаются по правде Божией, тот, ища Господа, нашел ведение с правдою», — сказал преп. Марк Подвижник [39]. И он же изрек; «Если будешь разуметь согласно Писанию, что по всей земле судьбы Господни [40]: то всякий случай будет для тебя учителем Богопознания» [41].

Кольми паче, — добавлю я, грешный, — должны быть блестящими учителями для нас скорбные и вместе радостные события наших дней!.. «Воистину, — писал мне три-четыре года тому назад один из моих давних друзей в ответ на мое письмо к нему, — воистину, давно уже небо не склонялось так низко к земле, как теперь, никогда действие в мире сем сил невидимых из мира оного не проявлялось так осязательно явно, как ныне».

Если в минуты благоденствия истинно христианской душе свойственно памятование о Промысле Божием, то тем более это памятование естественно и необходимо в дни скорбных испытаний, с коими преимущественно связано откровение явно ощутимого Промысла Господня, верить в который — обязанность христианина, опытно удостовериться в котором — великий дар благодати. Недаром «величайший христианский философ» (Выражение И. В. Киреевского [42] — прим. М. Новоселова) и таковой же подвижник, преп. Исаак Сирин, так часто в своих богомудрых писаниях поучает о Промысле Божием. «Часто, и не зная сытости, читай в книгах учителей о Промысле Божием, — увещевает великий наставник, — потому что оне руководствуют ум к усмотрению порядка в тварях и делах Божиих, укрепляют его собою, своею тонкостию приуготовляют его к приобретению светозарных мыслей и делают, что в чистоте идет он к уразумению тварей Божиих. Читай Евангелие, завещанное Богом к познанию целой вселенной, чтобы приобрести себе напутствие в силе Промысла Его о всяком роде, и чтобы ум твой погрузился в чудеса Божии» (Слово 56-е) [43]. Если внимательное и благоговейное чтение О Промысле Божием просвещает и располагает ум к уразумению действий Промысла, то опытное, ощутительное познание Промысла дается на пути скорбей. «…Умудриться человеку в духовных бранях, — читаем у того же преп. Исаака, — познать своего Промыслителя, ощутить Бога своего и сокровенно утвердиться в вере в Него, невозможно иначе, как только по силе выдержанного им испытания» (Слово 49-е) [44].

Если многие из нас имели возможность в эти годы испытаний неоднократно убеждаться в ясно ощутимых действиях Промысла Божия в их личной жизни, то эти же испытания призывали и призывают нас увериться в особом Промышлении Божием о святой Божией Церкви. Хотя внимательные к прошлым судьбам Церкви Христовой имеют всегда в этом прошлом достаточно оснований для веры в неодолимость ее вратами ада [45], тем не менее и для них не бесполезно воочию удостовериться в истине обетования Господня о сей неодолимости. Разумеется, чтобы зреть свершение этого обетования в наши тяжкие и лукавые дни, нужно трезвением и молитвою изощрять око веры, которое одно способно созерцать тайны чудного домостроительства Божия. Этому изощрению ока веры способствует свет очистительного огня скорбей. Вера, побеждающая мир (1 Ин. 5, 4), необходима и для созерцания победы, которая не сразу становится явной для внешнего ока, ибо действующее в христианстве таинство креста производит благодатию Божиею то, что видимое чувственным глазом поражение есть для духовного зрения победа (Ин. 12, 32—33) (см. также 2 Кор. 1, 5; Рим. 8, 17; Кол. 1, 24; 2 Тим. 2, 12) [46]. Сию победу веры, дорогие друзья мой, и да поможет нам зреть и этим зрением укрепляться к новым победам благодать нашего победоносного Вождя Господа Иисуса Христа!

Не будем дивиться всеобщему оскудению веры и любви: «Сын человеческий, пришед, найдет ли веру на земле?» [47] — вопрошал Господь 2000 лет тому назад, и Он же тогда предсказал, что «по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь» (Мф. 24, 12).

Не будем удивляться, видя забвение и пренебрежение «образом здравого учения», ибо в первые дни христианства Дух Святый изрек устами великого Апостола языков, что «будет время, когда здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учителей, которые льстили бы слуху; и от истины отвратят слух» (2 Тим. 4, 3—4).

Не будем тревожиться тем, что Церковь Христова из «господствующей» стала гонимой: по Апостолу, огнем испытывается золото, огненными искушениями — наследие Христово (1 Петр. 1, 6—7); или «Делатель и Зиждитель… чистительную же лопату рукою прием, всемирное гумно всемудре разлучает, неплодие паля, благоплодным вечный живот дарует» [48]; испытаниями очищается и сохраняется «остаток», предуставленный к вечной жизни (Деян. 13, 48). И потому не будем искать поддержки со стороны мирской власти, ибо не покровительством государства тверда была Церковь: это покровительство часто обессиливало ее, лишало внутренней мощи, в ней живущей, и искажало подлинный лик ее. Не будем падать духом от умаления числа чад Истинной Церкви, ибо не во множестве их, «имевших вид благочестия, силы же его отрекшихся» (2 Тим. 3, 5), обретала Церковь силу свою, — обилие таковых не умножало крепости ее: сила и краса Невесты Христовой — в возлюбленном Женихе ее и «избранных» Им «друзьях Его».

Вложим в сердца наши слово Господа: «Не бойся, малое стадо! ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство» (Лк. 12, 32), и другое слово Его, обращенное к Ангелу церкви Филадельфийской: «Ты не много имеешь силы, и сохранил слово Мое, и не отрекся имени Моего… И как ты сохранил слово терпения Моего, то и Я сохраню тебя от годины искушения, которая придет на всю вселенную, чтобы испытать живущих на земле» (Откр. 3, 8, 10),

Не будем смущаться и неверностью множества пастырей и архипастырей, как явлением неожиданным: это не новость для Церкви Божией, нравственные потрясения которой, исходившие всегда от иерархии, а не от верующего народа, бывали так часты и сильны, что дали повод к поучительной остроте: «если епископы не одолели Церкви, то врата адовы не одолеют ее».

Не будем недоумевать и пред тем, что часто простецы иноки и рядовые миряне больше архипастырей обнаруживают не только ревности о деле Божием, но и разума духовного: и раньше «уши народа оказывались, — по словам св. Илария Пиктавийского [49], — святее сердец иерархов». Не одними иерархами утверждалась и утверждается крепость Церкви Божией, не ими и не учеными богословами хранится святое достояние ее — Дух Истины, почивший на славных первенцах ее: перенося из века в век свое небесное сокровище. Церковь Христова блюдет его при посредстве тех, имена коих написаны в книге жизни, а не в ставленнических грамотах и ученых дипломах, ибо подлинное самосознание церковное движется не по пути иерархичности и учености, а по руслу святости.

Итак, не будем дивиться всему вышесказанному и многому другому, совершающемуся на наших глазах, ибо все сие предуказано, и не раз, Духом Святым; и не будем унывать, взирая на потопляющую будто «дом Божий» «тайну беззакония», ибо «деется» она «пред взорами Бога», пекущегося о Церкви Своей и людях Своих несравненно больше, чем печется мать об единственном чаде своем.

Вот в это попечение, милые друзья мои, мы должны верить всем сердцем и всем разумением нашим. А вера в Промышление Божие о Церкви связана неразрывно с правой верой в самое Церковь, Господом Иисусом Христом возглавляемую и руководимую, Духом Истины исполняемую и животворимую, Богом Отцем очищаемую и возращаемую [50] и всей Святой Троицей к последней цели бытия направляемую.

Об этой правой вере в Церковь мы побеседуем, если Господь благословит, в следующий раз, а теперь прошу не сетовать на меня за крайнее многословие, обнаруженное в настоящем письме: простите, — короче не сумел сказать.

В молитвах не забывайте любящего вас брата о Господе…

[1] Ср.: одно и то же слово греческого оригинала переведено как «зло» (в данном месте) и как «лукавый», т. е. диавол (в молитве Господней).

[2] Ин. 8, 44.

[3] «Душею и телом да освящуся, Владыко, да просвещуся, да спасуся, да буду дом Твой причащением священных Тайн, живущаго Тя имея в себе со Отцем и Духом, Благодетелю Многомилостиве» (Православный Молитвослов и Псалтирь. М., Издание Московской Патриархии, 1988. С. 76).

[4] «…Святынь Твоих часть приемля, соединюся святому Телу Твоему и Крови, и имею Тебе во мне живуща и пребывающа, со Отцем, и Святым Твоим Духом. Ей, Господи <…> даждь ми, даже до конечнаго моего издыхания, неосужденно восприимати часть святынь Твоих, в Духа Святаго общение, в напутие живота вечнаго и во благоприятен ответ на страшнем суд ищи Твоем…» (Там же. С. 78).

[5] Парафраз прошения из многолетия, например: «Священнослужителям, церковно-приходскому совету, прихожанам святаго храма сего и всем православным христианам подаждь, Господи, благоденственное и мирное житие, здравие же и спасение, и во всем благое поспешение, и сохрани их на многая лета» (Из службы на Новый Год // Последование молебных пений. М., 1913. Л. 12).

[6] Откр. 2, 13.

[7] Ин. 12, 10.

[8] 1 Пет. 4, 12-14.

[9] Выражение из литургийных («Сия есть Самая Честная Кровь Твоя») и других церковных молитв.

[10] Ср.: «Мое царство не от мира сего есть» (Ин. 18, 36).

[11] 2 Кор. 5, 17.

[12] Триодь цветная. М., 1975. Л.

[13] «Яко начатки естества насадителю твари, вселенная приносит ти Господи, Богоносныя мученики: тех молитвами, в мире глубоце, церковь твою, жительство твое, Богородицею соблюди многомилостиве» (Иерейский молитвослов. М., 1913. Л. 100).

[14] «Иже во всем мире мученик твоих, яко багряницею и виссом, кровьми церковь твоя украсившися, теми вопиет ти, Христе Боже: людем Твоим щедроты Твоя низпосли: мир жительству Твоему даруй, и душам нашым велию милость» (Там же. Л. 99 об.).

[15] Мф. 13, 31.

[16] 1 Пет. 4, 12.

[17] Указ о веротерпимости, изданный в 313 г. в Милане имп. Константином Великим.

[18] Выражение, имеющее источником Откр. 3, 15 — обращение к Ангелу Лаодикийской церкви («ты ни холоден, ни горяч»; «горяч» по-славянски — «тепл»).

[19] Выражение св. Димитрия Ростовского, обличавшего нерадивость современного ему духовенства такими словами: «что тя приведе в чин священный? то ли, дабы спасти себе и инех? Никакоже, но чтоб прекормить жену и дети и домашния <…> Разсмотри себе всяк, о освященный человече! <…> Поискал Иисуса не для Иисуса, но для хлеба куса» (Проповедь в неделю св. жен-мироносиц // Сочинения святаго Димитрия, митрополита Ростовскаго. Т. 2. 4-е изд. М., 1827. С. 193).

[20] Как цветы полевые (церк.-слав.); ср.: «Процвела есть пустыня, яко крин» (ирмос воскресного канона 2-го гласа, песнь 3-я // Октоих. Ч. 1. М., Издание Московской Патриархии, 1981. С. 214).

[21] Происхождение этой формулы не установлено: возможно, в ее основе — мотив подражания Иисусу Христу, молившемуся в Гефсимании до кровавого пота (Лк. 22, 44); ср. также: «многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие» (Деян. 14, 22), «без пролития крови не бывает прощения» (Евр. 9, 22) и др. Отцы-аскеты рассматривали монашеское делание и особенно подвиг послушания как «мысленное исповедничество» (Иоанн Лествичник. Слово 4, гл. 5). «Мы <…> подъемлем мученичество иным образом: вместо отсечения членов отсекаем волю свою; вместо излияния крови извергаем греховные помыслы и пожелания; вместо тиранических мук терпим нападения бесов и неприязни со стороны мира» (Феодор Студит. Подвижнические монахам наставления, гл. 145). Формула «даждь кровь и приими дух», т. е. «потрудись до пролития крови и получишь духовное дарование», является своего рода девизом старчества; см. книгу прот. Александра Соловьева «Старчество по учению св. отцов и аскетов» (Семипалатинск, 1900), где она помещена на титульном листе в качестве эпиграфа.

[22] «Силою креста, проникающею даже пустыни и везде блистающею благодатию его обуздана злость демонов» (Собеседования Египетских подвижников. Собесед. 7-е, гл. 23 (Об ограничении власти демонов) // Писания преп. отца Иоанна Кассиана Римлянина, 2-е изд. М" 1892. С. 296).

[23] «Иные <бесы> стараются внушить людям не только ложь, но и богохульство. Мы были свидетелями этого дела, слышали, что демон явно сознавался, что он чрез Ария и Евномия произвел нечестие святотатственного учения. Также и в 3 кн. Царств читаем, что один из этих духов говорил: я выйду и сделаюсь духом лживым в устах всех пророков его (Израиля) (3 Цар. 22, 22. 2 Пар. 18, 21). Апостол, обличая обольщающихся ими, так говорит о них: внимая духам обольстителям и учениям бесовским, через лицемерие лжесловесников (1 Тим. 4, 1-2)» (Собеседования Египетских подвижников. Собесед. 7-е, гл. 32 (О разности занятий и воли нечистых духов) // Там же. С. 303—304).

«… дьявол <стараясь отдалить людей от Бога> воюет с ними пятью кознями: еллинством, иудейством, ересями, противо-православным образом жизни и (неразумными) подвигами добрых деланий. Еллинством прельщает людей, любящих так называемую внешнюю мудрость; иудейством прельщает евреев <…>; ересями прельщает суемудрых богочтецов, удаляя их от православия» (Слово 44-е // Симеон Новый Богослов. Слова подвижнические. Вып. 1. М., 1892. С. 356—357).

[24] 1 Тим. 2, 2 (церк.-слав.).

[25] Мф. 28, 15.

[26] Имея в виду содержание приводимых ниже цитат, а также примечание Новоселова на с. 118, речь может идти о проф. Киевской Духовной Академии Н. И. Щеголеве, статья которого «Судьбы Церкви Божией на земле» подробно рассматривается в Письме XX. Однако сами эти цитаты в указанной статье не обнаружены (к тому же Щеголев писал эту статью во второй половине, а не в начале XIX в., как указывает Новоселов в прим. на с. 117), поэтому вопрос об их авторе должен считаться открытым.

[27] Откр. 12, 1.

[28] Парафраз Мф. 5, 15.

[29] Источник цитаты не установлен, см. прим. X, 26.

[30] Быт. 3, 15.

[31] Источник цитаты не установлен, см. прим. X, 26.

[32] См. прим. X, 26.

[33] Источник цитаты не установлен.

[34] В этом псалме Давид призывает праведного не гневаться при виде благоденствия нечестивых и особенно подчеркивает непрочность их положения и неизбежность их падения: «будущность нечестивых погибнет», праведные же «наследуют землю».

[35] Речь идет о еврействе, сыгравшем большую роль в революции и гонениях на Церковь.

[36] В данном случае — Иоанна Богослова; именами Воанергес, то есть «сыны громовы», нарек братьев апостолов Иакова и Иоанна, сыновей Зеведеевых, сам Иисус Христос (Мк. 3, 17). «Значение имени, данного Иоанну, полнее всего раскрывается из Апокалипсиса, где он является слышателем и вестником небесных громов» (Прот. Сергий Булгаков. Святые Петр и Иоанн. Два Первоапостола. Paris, YMCA-PRESS, 1926. С. 47).

[37] «Сонмище сатанино» — Откр. 2, 9; 3, 9.

[38] Рим. 11, 33.

[39] Слово 2-е (О думающих оправдаться делами), § 65 // Преподобного и богоносного отца нашего Марка Подвижника нравственно-подвижнические слова, 2-е изд. Сергиев Посад, 1911. С. 34.

[40] Пс. 104, 7.

[41] Там же, § 66. С. 34.

[42] «Исаак Сирин, глубокомысленнейшее из всех философских писаний» (Киреевский И. В. В ответ А. С. Хомякову // Полн. собр. соч. Т. 1. М., 1911. С. 119).

[43] Слова подвижнические, 56 // Творения иже во святых отца нашего аввы Исаака Сириянина, подвижника и отшельника, бывшаго епископом христолюбивого града Ниневии. 2-е изд. Сергиев Посад, 1893. С. 282.

[44] Там же. С. 222.

[45] Мф. 16, 18.

[46] И когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе. Сие говорил Он, давая разуметь, какою смертью Он умрет" (Ин. 12, 32-33).

«Ибо по мере, как умножаются в нас страдания Христовы, умножается Христом и утешение наше» (2 Кор. 1,5).

«…Мы — дети Божии. А если дети, то и наследники, наследники Божии, сонаследники же Христу, если только с Ним страдаем, чтобы с Ним и прославиться» (Рим. 8, 16-17).

«Ныне радуюсь в страданиях моих за вас и восполняю недостаток в плоти моей скорбей Христовых за Тело Его, которое есть Церковь» (Кол. 1,24).

«…Если терпим, то с Ним и царствовать будем; если отречемся, и Он отречется от нас» (2 Тим. 2, 12).

[47] Лк. 18, 8.

[48] Канон утрени, песнь 5, тропарь 2 // Минея. Январь. Ч. 1. М., Издание Московской Патриархии, 1983. С. 241.

[49] Имени Илария Пиктавийского нет в православных церковных календарях, однако его святость засвидетельствована не только западной церковью, но и отзывом V Вселенского собора.

[50] 1 Кор. 3, 7.

Письмо одиннадцатое

«Я семь путь и истина и жизнь» (Ин. 14,6).

«Когда же приидет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину… Он прославит Меня, потому что от Моего возьмет и возвестит вам» {Ин. 16, 13—14).

«Бог Господа нашего Иисуса Христа, Отец славы, дал вам Духа премудрости и откровения к познанию Его… и поставил Его (Иисуса Христа)… главою Церкви» (Еф. 1, 17, 22).

«Церковь Бога живаго, столп и утверждение истины» (1 Тим. 3, 15).

«Верую во едину святую, соборную и апостольскую Церковь».

Вот мысли, на которых я хотел бы остановить ваше внимание, друзья мои. Вдумайтесь в них сами, выясните себе связь между ними и сделайте соответствующий вывод. А я поведу с вами беседу издалека, и даже не сам буду беседовать с вами, а познакомлю вас с одним интересным человеком, который расскажет вам о себе поучительную историю и выведет из нее душеполезное заключение.

Человек этот, Юрий Александрович Колемин, был секретарем нашего посольства в Мадриде, а затем состоял секретарем канцелярии министра иностранных дел. В бытность свою в Мадриде он содействовал обращению к Православию из католического раскола начальника отделения генерального штаба в Испанской королевской армии Викентия Гарсия Рюи-Переса.

Интересны подробности совместных богословских занятий Ю. А. Колемина и его ученика. Вместе они проштудировали литургии святых Василия Великого и Иоанна Златоуста, катехизис и сочинения о. Владимира Геттэ [1] сочинения А. С. Хомякова, специально для Викентия переведенные на испанский язык Ю. А. Колеминым, православный молитвослов и многое другое. По возвращении в Россию г. Колемин выпустил крупное (свыше 300 стр.) сочинение под заглавием: «Римский Духовный Цезаризм перед лицом Соборной Православной Церкви» (СПб., 1913 г.).

Но прежде чем вступать в полемику с врагами Православия и чад заблуждения соделывать чадами единой истинной Церкви, Ю. А. должен был сам выдержать нелегкую брань с представителями инославия, чуть было не уловившими его в свои искусно расставленные сети. Избыв страшную опасность быть увлеченным в еретический раскол, Ю. А. предостерегает относительно этой опасности своих православных сородичей и дает им оружие на случай борьбы с духовными недругами.

Вот что он говорит (Заимствую рассуждения Ю. А. Колемина из его брошюры «Авторитет в вопросах веры» [2]. В статье сделаны небольшие сокращения: выпущены места, не имеющие прямого отношения к основной теме. Оглавления также принадлежат мне — прим. М. Новоселова):

«Знаете ли вы, какое мучительное посрамление ожидает громадное большинство из нас, православных, когда наталкиваешься на представителей западной инославной дисциплины, веками выработавшей из своего миросозерцания страшное для маловерных наступательное оружие?.. Отступничество многих наших интеллигентов от родного Православия 6 сторону Рима является прискорбным фактом… Позвольте мне показать вам на примере, взятом из жизни, как совершается это отступничество среди нас, то отступничество совершенно особого свойства, вина за которое падает на всех нас, в котором он, отступник, является зовущим, а мы — не отворяющими, он, отступник просящим» а мы — не дающими. Я вам покажу на примере, взятом из жизни, каким образом наша восточная туманность, несмотря на все широкие порывы к субъективному блаженству, побеждается логическою точностью западного объективизма… и вы поймете тот соблазн, жертвами которого делаются наши интеллигенты, жертвою которого некогда чуть не сделался и ваш покорный слуга, говорящий с вами о том, что сам испытал. Так вот слушайте и любуйтесь следующим, повторяю, взятым из жизни, разговором!

Непогрешимый авторитет в католичестве

К православному человеку подходит иезуит. Я не стану утруждать внимания вашего приведением всего того, что было сказано методу ними раньше. Прямо подхожу к примеру. Вот подлинный разговор:

— Имеется ли у вас в православной Церкви авторитет, хранящий веру вашу в чистоте с апостольских времен? — спрашивает иезуит.

— Имеется, — отвечает православный.

— Кто он такой, этот ваш авторитет?

— Наша православная духовная власть.

— Скажите мне: признаете ли вы, что ваша духовная власть гарантирована от всякого заблуждения?

Православный человек немного смущен этим вопросом, что дает иезуиту повод к следующему объяснению:

— Не смущайтесь моим любопытством! Я спрашиваю потому, что вы мне ведь только что говорили, что ваша духовная власть хранит вашу веру в чистоте со времен апостолов. Так как ваша духовная власть, т. е. Российский Правительствующий Синод, существует не с апостольских времен, а только со времен Петра Великого, и так как мы нигде не находим никакого обещания, данного Российскому Синоду, в смысле гарантии его от всякого заблуждения, то я и хотел именно знать, на чем вы основываетесь, когда вы Синоду приписываете какой-нибудь авторитет в вопросах веры?

— Да я ему такого авторитета не придавал, — говорит православный.

— Позвольте, ведь вы мне только что говорили, что для вас авторитет в вопросах веры — это ваша подлежащая духовная власть. Разве Российский Синод не является вашею подлежащею духовной властью?

— Ну да, является-то является, только я не говорил, чтобы он являлся той властью, которая получила бы обещание по текстам Священного Писания.

— Если он не получил обещаний, тогда откуда же вы берете, что он не может ошибаться?

— Да я не говорил, что он не может ошибаться.

— Так что может ошибаться?

— Ну да, может, конечно, — с недовольством отвечает православный, припертый к стене.

— С какой же стати, — продолжает с тонкою улыбкой иезуит, — вы тогда признаете его авторитетом? Ведь авторитет предполагает необходимость подчинения. Но вы ведь сознаетесь, что он может ошибаться. С какой же стати подчиняться вам в вопросах абсолютной истины такому авторитету, который может ошибаться?

Православный чувствует, что что-то неладно, и говорит:

— Да нет. Российский Синод — это, конечно, наша подлежащая духовная власть" но только русская наша власть, поместной русской православной церкви. Поэтому она является только как бы подчиненною властью, а не той, которая имеет обещания и которая никогда заблуждаться не может.

— Ага! Будьте добры, скажите мне, какая же тогда эта ваша высшая власть, которая, по-вашему, имеет эти обещания и которая именно и является тем авторитетом, который хранит вашу веру в чистоте с апостольских времен? Может быть. Константинопольский Патриарх?

Православный молчит. Но иезуит продолжает:

— Не он, значит. Может быть, какой-нибудь другой Патриарх? Или вообще, может быть, каждый православный иерарх? Конечно, нет! Ведь бывали и иерархи еретики. Так, может быть, какой-нибудь синод, если не Российский, то какой-нибудь другой православной церкви? Тоже нет? Ну кто же тогда?

— Да никто… — с недоумением отвечает православный.

— Никто?! Так что у вас каждый православный, ну вот вы сами, например, гарантированы от всякого заблуждения?

— Да нет же.

— Тоже нет? Так что у вас решительно никто, как бы высоко он ни стоял, не гарантирован от заблуждения и не имеет поэтому никакого разумного основания считать себя тою авторитетною подлежащею духовною властью, которая имела бы право на ваше доверие и подчинение в вопросах веры! Одним словом, когда вы мне давеча говорили, что у вас такая подлежащая духовная власть имеется, вы ошибались. И так как вы сами говорили, что ваша вера остается незапятнанною благодаря именно присутствию этого вашего вероисповедного авторитета, то отсюда следует, как дважды два четыре, что вследствие отсутствия такой необходимой власти вы обязательно блуждаете во тьме.

Но православный не сдается еще и отвечает:

— Нет. Такая власть обязательно у нас имеется. Только ни одна из наших поместных духовных властей не является этой высшею над всеми властью.

— Хорошо, — продолжает иезуит. — Вы исключили непогрешимый вероисповедный авторитет всех ваших епархиальных поместных духовных начальств, архиереев, синодов и патриархов. Кто же, благоволите все-таки мне ответить, кто же она тогда, эта ваша высшая власть, хранящая залог Христовой веры у вас в неприкосновенности? Кто он тогда, этот ваш непогрешимый авторитет? Вы ведь не посмеете теперь сказать, что это — ваше священство, то есть те же архиереи, синоды и патриархи, насчет которых вы изволили согласиться, что они могут ошибаться. Ведь авторитет в вопросах абсолютной истины и одновременная возможность заблуждения — это, изволите ли видеть, только чепуха.

Православный недоумевает. Но он все же находятся — и говорит:

--Ну да, я на самом деле выразился не вполне точно. Знаете, мы вообще с точностью не очень-то ладим. Когда вы меня спросили, кто у нас хранит залог православной веры, я немножко скороспешно ответил вам, что подлежащая духовная власть. Но это верно только отчасти. Потому что веру нашу хранит, конечно, тоже каждая духовная власть, но не в отдельности. Хранительницею веры нашей является, собственно говоря, сама Церковь.

— Православная Церковь? Церковь? Кто? Что такое? Церковь? Что такое Церковь?

Православный человек вспоминает единственный ответ своего катихизиса на такой неожиданный вопрос и говорит:

--Общество верующих, соединенных православною верою, священноначалием и таинствами [3].

— А вы сами, — продолжает иезуит, — имеете православную веру?

— Имею, по милости Божией.

— Священноначалие признаете?

— Признаю.

— В таинствах участвуете?

— Участвую.

— Ошибаться можете?

--Могу.

— Органом церковной непогрешимости не являетесь?

— Боже спаси!

— И все вы, от первого до последнего, находитесь в том же положении?

— Все мы находимся в том же положении.

— Так что в этой вашей Церкви, о которой вы мне говорите, что она является хранительницею вашей веры, никакого решительно органа се непогрешимого авторитета нигде не имеется?

Опять недоумение православного. Но, спохватившись, он возражает:

— Простите, у нас такой орган имеется. Именуется же он «Вселенским Собором».

— Вселенский Собор? Где же он у вас находится?

— Да нигде… он собирался, когда это являлось необходимым.

— Когда это являлось необходимым! Следует думать, что эта необходимость, на которую вы ссылаетесь, была именно необходимость сохранения веры в чистоте?

— Конечно.

— Так что с девятого века у вас в такой вероохранительной деятельности, полагаем, надобности не было, так как ведь вселенские соборы с тех пор у вас больше не собирались [4]. Неужели у вас за целых 1000 лет не возникало никогда и нигде на Востоке никаких заблуждений?

Новое недоумение православного. Но иезуит продолжает спрашивать и говорит так:

— Хорошо. Положим, что у вас за целые тысячи лет действительно не было уже надобности в проявлении вашего непогрешимого церковного авторитета. Положим, с очевидною натяжкою, что это так. Но скажите мне: ручаетесь ли вы, что такая необходимость уже вовеки больше не представится?

— Нет. Откуда же мне знать! Но когда представится необходимость, тогда, полагаю, и соберется Собор.

— Собор! Погрешимый или непогрешимый?

— Ну да, тот, о котором идет речь.

— То есть непогрешимый, не так ли, потому что мы ведь говорим о вашей непогрешимой власти, на которую вы изволите ссылаться?

— Ну да.

— Речь, стало быть, идет о Соборе вселенском, а не о поместном, не так ли, потому что вы признаете качество непогрешимости только за первым?

— Конечно, так.

— Хорошо. Стало быть, тогда соберется вселенский Собор. Мы, конечно, видим вашу немощь, которая не позволяет вам добиться не то что вселенского, но даже несчастного вашего русского поместного Собора [5]. Но предположим, хотя бы ради упражнения, что это так. Вот вы, действительно, устроили непогрешимый, т. е. вселенский, Собор. Что же он из себя представляет, этот ваш непогрешимый Собор, и каковым именно он должен явиться по составу своему, чтобы претендовать на непогрешимость своих вероопределений?

— На нем присутствуют верующие, с пастырями во главе, от всех стран, — отвечает православный.

— Да какие именно? — спрашивает иезуит, — ведь полный Собор всех православных людей, живущих на земном шаре, является фактически невозможным; никогда такой Собор не собирался, да и не соберется когда бы то ни было. Так что вы, пожалуйста, не увертывайтесь, а покажите нам орган вашего непогрешимого церковного учительства и скажите мне, каков именно точный его состав.

— Ну, на нем там присутствуют верующие, иерархи там с духовенством да с мирянами, — лепечет православный.

— Так что всякое собрание иерархов с духовенством да с мирянами есть вселенский Собор?

— Да нет, он отличается известными признаками.

— Да какими?

— Да на нем присутствуют представительства от всех церквей.

— Позвольте! ни на одном из всех ваших семи вселенских Соборов не было налицо этого признака. На втором вселенском Соборе всего присутствовало даже только 150, к тому же исключительно восточных, епископов [6]. Да кроме того, это даже практически совсем не выполнимо. Как же на вселенском Соборе будут присутствовать все иерархи, все духовенство и все миряне, хотя бы даже только в лице их законных представителей! Это ведь предполагает такое социальное устройство, такую дисциплину, такие бессомненные формы законного представительства во всех решительно государствах, церквах и народах, каковых не было не только во времена ваших семи вселенских Соборов, но нет и сегодня, да вряд ли и будет когда-либо. Так что все это якобы непогрешимое учительство ваше является не чем иным, как жалкою фикцией), которою вы прикрываете ваше церковное банкротство. Ибо это значит ни что иное как то, что у вас нет уже того необходимого, бесспорного, непогрешимого учительства веры, на которое вы давеча ссылались, когда вы мне говорили, что православная Церковь веру свою хранит в незапятнанной чистоте.

Видите ли, как вы находитесь в противоречии с собою, с вашею теориею православной незапятнанности! Видите ли, что с вами стало с тех пор, как вы отвернулись от того единого, ясного, всегда точного и всегда действительного критерия непогрешимости, который основывается на апостольском престоле святого Петра!.. — Церковь — не фикция. Она действует.

Ваша же церковь мертвою лежит, до такой степени мертвою, что собственное ее непогрешимое учительство бездействует уже 1000 лет, если вообще допустить, что оно могло бы существовать… в чем вы сами сомневаетесь, ибо не ведаете даже его определительных признаков, с тех пор, как вы отбросили единый истинный критерий. Этот единый истинный критерий имеется в утверждении Соборных решений преемником Петра.

Протестанты, заблуждающиеся по другим соображениям, отличаются от вас только тем, что они имели смелость и последовательность дойти до последних выводов из того же самого положения, которое является основанием и вашего отступничества. Вы же, собственно говоря, верующие христиане, а потому и в страхе остановились на полдороге, вращаясь теперь беспомощно в сфере вашей собственной непоследовательности и ваших церковных фикций, для того чтобы не открывать ваших глаз и чтобы не лишиться душевного спокойствия при виде собственного безумия. Потому всяких логических изысканий вы и боитесь… ибо имеете для этого основание…

Велико недоумение православного. Но беда теперь не в этом, а в том, что из этого тупика выхода никакого нет. Иезуит предъявляет абсолютно точную, логически неопровержимую систему, и сколько бы ни старался наш православный христианин, он из этого своего сомнения никакого логически правильного выхода не найдет, потому что выхода этого на самом деле не существует. В этом состоянии внутренней неудовлетворенности его и оставляет иезуит, чтобы приступить к нему потом, когда дело уже достаточно подготовлено, и когда то семя, которое он бросил в душу своей намеченной жертве, успело пустить уже достаточно глубокие корни, чтобы лишить его душевного спокойствия. Тогда он и подходит. Начинаются беседы о Петре, об обещаниях Спасителя, о евангельских текстах, касающихся святого Петра. Попутно речь идет и о неустройстве церковном на Руси, которым сильно недоволен наш православный христианин, как и многие другие русские, каковое недовольство приходится для иезуита очень кстати. Блестящая его логическая аргументация окончательно сбивает православного собеседника. Ему показывают картину вышлифованного до последних мелочей строения безукоризненной логики; зовущий его призрак, под сладким ликом Христа, открывает ему свои объятия, и он не устоял… он бросается туда… отступничество совершилось!..

Господа, эта картина нарисована с натуры. (Попав в крайне затруднительное положение, прижатый к стене иезуитом, Ю. А. Колемин обратился за духовной помощью к одному православному священнику, служившему при русской православной церкви [7]. Последний посоветовал ему прочесть историю Церкви, а главное — 2-й том сочинений А. С. Хомякова. Давая его Ю. А., священник сказал: «Вы там найдете одно маленькое сочинение под названием „Катехизическое изложение учения о Церкви“ и три полемических статьи [8]. Прочтите внимательно!» — Этим, — замечает Ю. А., — добрый пастырь тогда спас поколебленную в вере православную душу — прим. М. Новоселова)

На одном только примере мы показали опасность, но думаете ли вы, что этот пример не является типичным? Думаете ли вы, что много найдется православных, даже ученых, которые в приведенной беседе с иезуитом не попали бы впросак? Так, именно так совершается отпадение православных душ от родной Церкви в сторону Рима, на что нередко, особенно за последнее время, жалуются наши пастыри. И с этим надо покончить. Надлежит снабдить православного человека [9] необходимым оружием и дать ему в нескольких словах одно сжатое, категорическое, громадного значения правило, одно правило, благодаря которому мы больше не станем принимать той ложной точки отправления, которая является постоянною причиною наших поражений.

Вот оно, это правило, вот где лежала ошибка: мы, не правда ли, соглашались с иезуитом насчет того, что в нашей Церкви существует авторитет в вопросах веры. Нет! В Церкви Христовой нет того кощунственного, богохульного, противохристианского и безнравственного начала, что называется авторитетом в вопросах совести и веры.

Непогрешимость Церкви в Православии

Вся она, Христова Церковь, является непогрешимой. Она сама берет только то, что согласуется со Христом по союзу взаимной любви (См. Кол. 2. 2-3 — прим. М. Новоселова) всех христиан между собою. Она сама, в цельности своей, исполняет одно беспрерывное учительство… И ею руководит высший Разум, Сам Дух Святый, защищающий ее от всякой заразы, против которой никто из нас в отдельности не гарантируется, против которой не гарантирует даже Собор.

Потому что непогрешимость вовсе не принадлежит Собору, а всей Церкви Христовой, свидетельствующей о себе на Соборе. Каждый же из нас имеет истину лишь в меру своего участия в Церкви. Это же участие дается по мере уничтожения собственной себялюбивой разрозненности, растворением себя в совершенстве Церкви, посредством смиренной любви, ставящей согласие с телом церковным выше собственного мнения, что именно и есть радикальное отрицание авторитета. Одно лишь помышление о приписании себе такого авторитета кем бы то ни было над совестью и верою других (заметьте, мы все время говорим о вере и совести, т. е. о мире бесконечном, а не о земном конечном мире, который один лишь является надлежащею почвою для всякого авторитета) является поэтому радикальным отказом от Церкви Христовой, пропастью отрицания и себялюбия…(Поэтому наша православная вера не на авторитете зиждется, а на смирении и любви. Без смиренной любви нельзя участвовать в Церкви Соборной, ибо без любви нельзя даже веровать в нее… Церковь же Соборная есть объект веры нашей. Мы говорим не так: «верую, т. е. верю Церкви, т. е. верую в то, что Церковь говорит». Нет. Мы говорим: «верую во единую, святую, соборную и апостольскую Церковь»… в нее, в самое ее собственное существование мы веруем, потому что оно разумом нашим не постигается, а является откровением Божественного Разума на земле. И в этом Разуме (Он же Дух Святый, Дух Истины) мы участвуем только посредством любви (изливаемой в сердца живых членов Церкви Духом Святым — Рим. 5, 5). Поэтому без любви нельзя веровать, нельзя познавать никаких истин, ни, тем паче, о непознанных истинах свидетельствовать авторитетно — прим. М. Новоселова). В вопросах совести и веры любовь и авторитет суть два противоположных, исключающих друг друга в Церкви, понятия. Между этими двумя началами невозможны никакие компромиссы.

Авторитет в правовом значении

Этот вывод относится к тому именно авторитету, что под этим юридическим термином обыкновенно подразумевается.

Авторитет, согласно рассуждениям нашим с иезуитом в показанном выше примере, авторитет в обыкновенном своем правовом значении — это такая власть, такая высшая инстанция, скажем, судебного, что ли, характера, определения которой считаются суверенными, не подлежащими дальнейшему оспариванию, содержащими в себе, по голому материальному факту провозглашения их именно этим учреждением, всю непреложную и неопровержимую истину, доступную для нас в том круге понятий, в котором хозяйничает эта авторитетная власть. Если этот круг понятий, следовательно" составляется из вопросов абсолютной истины, то, значит, абсолютною истиною считаются определения именно этой власти. В этой структуре, следовательно, целое зависит от части; оно, целое, должно подчиняться этой части своей, какие бы ни были его собственные мнения. Вот такой-то именно власти Христос Спаситель никому из нас в вопросах бесконечного мира не давал.

В вопросах бесконечного мира не целое зависит от части, а всякая часть от целого. В вопросах бесконечного мира исчезает всякий человеческий авторитет, потому что человеческий авторитет, то есть зависимость целого от части, имеет свою природную почву лишь в мире конечном, то есть, например, во всех чисто земных коллективных организмах, например, в государстве, а в Церкви Христовой только в тех ее функциях, которые именно и относятся к ее организации на земле, то есть, например, в вопросах управления и дисциплины. В мире же бесконечном, к которому со времен Спасителя именно и относится совесть человеческая, там царствует только Он один, великий Первосвященник по чину Мелхиседека [10], Который Своею кровью возвел нашу совесть и нашу веру, освободив их навсегда от всяких человеческих уз, в Свое Божественное бесконечное Царство. Этот великий Первосвященник, о Котором говорит св. Кирилл Иерусалимский: «Христос Первосвященник, имеющий священство беспрерывное и не имеющий никакого другого преемника Своего первосвященства», [11] — Он один царствует в Церкви Своей в вопросах совести и веры.

Установлением авторитета в этой области человек отказывается от Христа, чтобы сесть на Его место. Вот этот-то именно авторитет в вопросах совести и веры, он радикально противоречит самому христианству…

Авторитет нравственный

Если же мы под словом «авторитет» подразумеваем, как то иногда бывает, известное чисто фактическое, чисто нравственное значение, благоприобретенное каким-нибудь лицом на пути христианских подвигов и мудрости, т. е. на пути сыновнего отношения к Церкви, а не наоборот, — повторяем, на пути сыновнего послушания Святой Церкви, а не посредством власти над ней, — если мы так определим авторитет, то он, конечно, имеется в Церкви Христовой, источнике всякой мудрости, больше, чем где бы то ни было. Является же он тогда только вопросом факта, а отнюдь не вопросом права.

Но эта мудрость, это ведение никому не дается полностью и никому не дается лично, потому что лично мы ничего собственного, своего, не имеем, кроме греха. Дается ведение только по мере участия в Церкви, потому что ведение само принадлежит только ей одной. Церкви Христовой, получившей с самого начала все в полности.

И если бы на это наш иезуит в приведенном примере ответил бы вопросом: «Да каким же образом вы можете разузнать, участвует ли кто в Церкви, и правду ли он вам говорит, когда вы к нему обращаетесь, чтобы удостовериться в истине тех религиозных суждений, которые занимают вашу совесть?» — то мы ему на это отвечаем: «Мы это всегда можем знать точно и подлинно, но не по мере нашего мозгового разума, который воспринимал бы от юридического авторитета диалектические вероопределения, а по мере нашей сердечной веры и нашей сердечной любви. Молитесь! и сами имейте веру и любовь, тогда и учения неправильного не примете от самозваного учителя! Никакой другой гарантии не требуется».

Причастность Церкви — условие причастности Истине

Церковь Христова является по сущности своей союзом взаимной любви, и непогрешимость, повторяем точнее, и принадлежит одному только союзу взаимной любви (Кол. 2, 2—3). И это прямо значит, что познание истины отнимается у всякого, который себя из этого союза исключает, т. е. ставит себя выше его, навязывая свое мнение, на основании собственного своего авторитета, всем другим. Познание истины отнимается у всякого, который совершает такое святотатство. Если его совершает одно отдельное лицо, тогда познание истины отнимается у этого лица, и если его совершает собрание лиц, тогда познание истины отнимается у этого собрания, каким бы титулом себя собрание это ни украшало, хотя бы и титулом Вселенского Собора. Потому что истинный Вселенский Собор — это такое собрание, которое свидетельствует о вере не от себя, а от Церкви. Ибо в Церкви Христовой, повторяем, никто не имеет никакой благодати собственной веры или собственного ведения, данного ему лично или полностью, а лишь по мере участия в Церкви. И не Собор важен, а важна соборность (Иначе: непогрешимое учительство — прим. М. Новоселова), которая проявляется всячески, на Соборе ли, или не на Соборе. И по тому, что Церковь в определенные исторические периоды созывает Соборы, или по тому, что она их не созывает, отнюдь нельзя заключить, что в таком-то периоде существует непогрешимое учительство, а в таком-то периоде не существует.

Это просто значит, что в таком-то периоде обстоятельства требовали, чтобы учительство проявляло себя таким образом, в другом же периоде обстоятельства этого именно способа проявления не требовали. От этого ни соборность, ни учительство ничуть не изменяются в своем благодатном и беспрерывном существовании. (При такой логической аргументации один за другим рушатся все вышеприведенные доводы иезуита, и он из нападающего превращается в преследуемого… Стойте твердо только на одном: «В Христовой Церкви нет никакого выше ее самой стоящего авторитета в вопросах совести и веры»)

Сказали мы, что не Собор важен, а важна соборность! Что такое соборность?

Основа соборности, иначе — непогрешимости

По православному, кафолическому, христианскому учению соборность действует в той взаимной любви, которая связывает все множество отдельных членов Церкви. Святой апостол Павел говорит, что сердца христиан соединены в любви для всякого богатства совершенного разумения, для познания тайны Бога и Отца и Христа, в Котором сокрыты все сокровища премудрости и ведения (Кол. 2, 2—3).

Так что по учению святого Апостола, по учению Церкви, эта взаимная любовь, любовь, а не что-либо иное, является для нас гарантией) познания Христовых истин. И эта взаимная любовь, познающая тайны Божественной премудрости, выражается в согласии христиан между собою.

Это согласие является действием Духа, и Дух сей ведет всю земную часть Христовой Церкви, неведомыми для пытливого разума способами, к цели Своего пути. Этот Дух — Сам Дух Святый. И какие бы ни были препятствия, лежащие на этом пути, какие бы ни были злые страсти отдельных членов Церкви, противящихся Христовой благодати и восстающих против этого соборного единения, любовь Христова, действующая в сердцах, иначе — Сам Дух Святый, всегда в конце концов побеждает эти страсти и не допустит никогда, чтобы земное существование Церкви было уничтожено нами. Ибо Христос пребывает с нами по конец дней.

Итак, соборность в Христовой Церкви проявляется в согласии всех членов между собою. Это согласие не приурочивается к какой-либо поместной церкви, к какому-нибудь географическому пункту, к какому-нибудь иерарху или собранию иерархов, а связывает всех причастных к Церкви членов и не нуждается ни в каких юридических регламентациях, так как самобытная его сила действует вне постижимых для разума нашего правил. Оно просто существует и само определяет все остальные явления церковности, вместо того, чтобы быть определяемым ими. Одно из этих явлений — вселенские соборы.

Что же представляют собою вселенские соборы, и каковы их отличительные признаки?

Отличительные признаки вселенских Соборов

Не всякое собрание иерархов и верных есть вселенский Собор. Потому что истинным, вселенским, непогрешимым Собором является только такое собрание, в котором имеются налицо два фактора, а именно: один — материальный, и другой — духовный.

Материальный фактор имеется в лицах, участвующих на Соборе, во внешних условиях их совместной работы и в количестве и характере решаемых дел. Духовный же фактор лежит в тождественности соборных свидетельств с верою всего тела Церкви. Вот эта-то самая тождественность именно и есть не что иное, как сама соборность, выражаемая на Соборе. И она, только она определяет собою вселенскость и соборную непогрешимость, заключающиеся всецело в ней (Т. е. в вышеуказанной тождественности — прим. М. Новоселова). Ибо соборность, вселенскость, непогрешимость, все это равнозначащие термины, определяющие собою только различные виды одного и того же целого, имя коего Дух Святый, руководящий Церковью.

И этот Дух является мерою для всех материальных факторов церковности, а не материальные факторы церковности являются мерою для Духа.

Вот оно коренное, отличительное свойство Православной, Соборной, Апостольской Церкви, разделяющее ее непроходимою пропастью от всех решительно религий, толков и расколов, когда-либо появлявшихся на поверхности времен. Итак, Собор является непогрешимым лишь при наличности этого своего духовно-определительного фактора. Потому что вселенская непогрешимость принадлежит, как мы видели, не Собору самому по себе, а всей Церкви Христовой, свидетельствующей о себе на Соборе.

Критерий непогрешимости данного собора

Теперь: где лежит критерий наличности этого духовно-определительного фактора соборной непогрешимости? Короче: где лежит, применительно к какому-нибудь Собору, критерий его соборности?

Чтобы правильно ответить на этот вопрос, нужно строго различать два тезиса. Первый — тезис церковный; второй — научно-богословский. Оба тезиса гласят неодинаково.

Критерий церковный

Тезис церковный, по которому в Церкви, для Церкви и для всех живых ее членов Церковью самой определяется, применительно к Собору, критерий его соборности, гласит просто-напросто так: Церковь Христова сама является критерием и мерилом соборности для самой себя.

Этот тезис никакими силами человеческого ограниченного разума не постигается. Он лежит за пределами не только всякой науки, но за пределами даже всякого логического мышления, и осязается одною только благодатною верою. В нем выражается принцип абсолютной, безграничной свободы, принадлежащей всем чадам Христовой Церкви по мере участия в ней. И так как участие в Церкви дается смиренным отказом от себя в пользу всех других, то отсюда неизбежно следует, что в Христовой Церкви абсолютная личная свобода и абсолютный самоотказ от себя совпадают. Пожертвовавший собою самим находит себя же и личность свою во всесильном выражении.

Критерий рациональный

Но поскольку человек является разумным обитателем мира сего — безотносительно к тому, принадлежит ли он к Церкви, или нет, — он имеет тоже рациональные опоры, чтобы формально удостоверяться в соборности даваемых Соборами свидетельств. И вот вырабатывается на этот счет другой критерий, рациональный или научно-богословский, являющийся продуктом анализирующего умственного наблюдения. Этот тезис является, в науке и для науки — отнюдь не для Церкви, масштабом проверки соборности Соборов. По этому тезису соборность каждого Собора усматривается только из последующего материального исторического явления: фактического принятия его самого и данных им свидетельств всем телом Церкви, как свидетельств собственных. Так что вопрос этот разрешается на основании факта, а не на основании права (Малейшее отступление от этого начала, малейший компромисс с какими-нибудь другими предположениями, юридическими или какими бы то ни было иными, является горьким заблуждением, которое, как мы это наглядно показали на примере, выдаст себя собственною логическою несостоятельностью до тех самых пор, пока оно не разрешится единым правильным, логическим своим завершением: папством — прим. М. Новоселова).

Итак: если все церковное тело фактически принимает состоявшийся Собор, то, значит. Собор и был Вселенским; если его отбрасывает, то, значит, для Церкви он был ничтожен.

Собор сам по себе ничего не значит. Важна только соборность, которая зависит не от какого-нибудь собрания лиц, ни тем паче от одного какого-нибудь лица, а от всей Церкви. Все это доказывается исторически. Вселенское значение какого-нибудь Собора познавалось вовсе не сейчас <же>, а лишь по истечении некоторого времени, необходимого для выяснения этого вопроса.

Конечно, Церковь сама и все ее живые члены, по мере своего участия в Ней, в рациональном критерии соборности собственных своих Соборов, для себя, вовсе не нуждаются. Но по адресу заблуждения и в смысле рациональной опоры для нуждающихся в таковой Церковь на Соборе рационально же обосновывает свои свидетельства, придерживаясь общедоступного критерия. И поэтому она и ссылается на такие факты, которые воспринимаются разумом всех, даже посторонних.

Вывод из предыдущего

Мы считаем теперь необходимым настоятельно указать на один особенный вывод, предыдущего который точно объясняет собою отношение православия к этому вопросу.

Вывод — вот именно какой: вера Церкви противится такой-то или такой-то ереси не потому, что эта ересь была осуждена таким-то или таким-то вселенским Собором, а как раз наоборот: такой-то вселенский Собор осудил такую-то ересь потому, что она противится вере Церкви.Этим положением заграждаются пути для всяких дальнейших полемик, потому что всякие дальнейшие полемики делаются беспредметными.

Заключение

Итак, что касается соборной непогрешимости, то она лежит, как мы видели, в тождественности даваемых Собором свидетельств с верою всего церковного тела. Характер этой соборной непогрешимости, т. е. этого непогрешимого соборного согласия, отнюдь не изменяется от разнообразия тех материальных способов, которыми оно удостоверяется. Конечно, наиболее целесообразный способ удостоверения для посторонних имеется в том материальном съезде известного числа физических лиц, который именуется Собором. Но соборное согласие может также одухотворить какое угодно другое свидетельство, которое является поэтому свидетельством соборным по факту этой тождественности с мнением всего церковного тела. Потому что соборность является единым неизменным духом, свидетельства же подлежат закону материального разнообразия внешних форм. Из этого следует, что вселенскость, непогрешимость, соборность имеются везде, в каждом подлинном, тождественном с церковною верою свидетельстве, даваемом по участию в Святой Церкви кем бы то ни было: Собором, великим или малым, или отдельным лицом, хотя бы даже юродивым или ребенком.

И отсюда вытекает церковный тезис полной, абсолютной отрешенности соборного начала от каких бы то ни было формально-юридических правил его проявления. Дух свидетельствует о Себе в Христовой Церкви когда хочет, где хочет и как хочет, потому что не мы является мерою для Духа, а Дух является мерою для нас.

Вот православный ответ на вопрос, кто именно в каждом случае является непогрешимым органом Святого Духа в Церкви. Дух Сам Его в каждом случае Себе выбирает. Потому что не орган, по праву своему, преподает себя Духу, а Дух, по милости Своей, преподает Себя органу. Этим раз навсегда устраняются все приемы юридического определения соборности, доступной только вере и любви, а не разуму.

Вот оно, непоколебимое православное учение вселенской Апостольской Церкви (Вселенская апостольская Церковь — это не церковь русская, или греческая, или какая бы то ни было поместная иная. Ибо ею спасается весь род человеческий, и святится вся земля, Север и Юг, Восток и Запад. Но мы, русские, имеем неизреченное счастье принадлежать к этому великому Целому, коим мы держимся. Этого забывать не следует. Не вселенская Церковь держится нами, а мы, русские, с нашею поместною церковью держимся ею. Не о русской, не о греческой или какой бы то ни было иной поместной церкви сказано, что она пребудет до конца времен, а Вселенская Христова Церковь — бессмертна. Вселенская вера хороша не потому, что она является верою русского народа, а русский народ хорош лишь до тех пор, пока он будет исповедовать вселенскую веру — прим. М. Новоселова).

Я извлек из статьи Ю. А. Колемина все существенное. Может быть, некоторым из вас, друзья мои, иные места покажутся слишком отвлеченными и трудными. Что делать? — надо превозмочь эту трудность. Тема настоящего письма слишком важна, чтобы относиться к ней поверхностно. Она имеет огромное значение не только богословско-догматическое, но и церковно-практическое, и особенно в наше время, время видимой церковной разрухи.

При переживаемых Русской Церковью обстоятельствах, о которых я не буду распространяться, так как они у всех на глазах [12], чрезвычайно важно, даже больше — необходимо осознать и усвоить основную мысль, развиваемую Ю. А. Колеминым, — мысль об отсутствии в Церкви общеобязательного внешнего авторитета в вопросах веры и совести и о непогрешимости самой Церкви, этого «столпа и утверждения истины». Мы, православные, как паства, так и пастыри, усвоили, к сожалению, ложный взгляд католиков на значение авторитета в сфере Церкви. Наша иерархия привыкла смотреть на себя (и привила этот взгляд пастве) глазами римского католика, видящего в своем первоиерархе непогрешимого судью в области веры. Этот взгляд на себя нашей иерархии очень ярко выражен в Синодном Послании 1913-го года, посвященном рассмотрению вопроса об Имени Божием и обращенном ко «всечестным братиям, во иночестве подвизающимся» [13]. Изрекая строгий, безапелляционный приговор афонитам-имяславцам [14], Синод исходил из сознания иерархической непогрешимости. Вот что читаем мы в этом Послании:

«Теперь, когда высказались и Константинопольская и Российская церковная власть, их (имяславцев) дальнейшее настаивание на своем будет уже противоборством истине» [15].

Оставляя сейчас в стороне вопрос о том, которая из споривших сторон была права по существу, я обращаю ваше внимание лишь на ясно выраженное в вышеприведенных словах Послания убеждение Синода в непогрешимом авторитете иерархии.

Следующее, а, может быть, и два следующих письма я предполагаю посвятить тому же вопросу об авторитете в Церкви и иллюстрировать довольно отвлеченно развиваемую Ю. А. Колеминым тему историческими примерами, а сейчас укажу в немногих словах практический вред от усвоения ложного воззрения на иерархию как на хранительницу и возвестительницу безусловной истины или, иначе, как на непогрешимый авторитет. Из этого ложного взгляда вытекают два противоположных и одинаково неправильных по существу вывода.

Если церковная власть изрекает суждение, не согласное с религиозным сознанием паствы или некоторой части ее, то последняя вынуждается: или, жертвуя собственным разумением истины, принять решение иерархов (как это сделал, например, в Афонском споре о. Алексий затворник, отказавшись, из послушания Синоду, от своего первоначального взгляда на имяславие), или, в силу своего религиозного сознания, отвернуться от Церкви, «непогрешимый орган» которой не оправдал притязаний на безошибочность своих суждений.

За последнее время нередко приходится слышать голоса скорбного недоумения по поводу того обстоятельства, что наша иерархия запуталась в вопросе о стиле [16], а равно и в способах разрешения живоцерковного вопроса [17], — в то время как верующий народ обнаружил больше и ясности взгляда и стойкости убеждения. Проскальзывает, а иногда открыто высказывается мысль, что «церковь заблудилась».

Это нелепое и во многих отношениях крайне вредное отождествление иерархии с Церковью — обычное, к сожалению, явление в нашем обществе, и верующем, и неверующем. На этом нелепом, повторяю, отождествлении Лев Толстой в свое время построил свою злостную критику Церкви [18], а его яростный противник, зосимовский старец Алексий [19], отрекся от собственных убеждений, боясь непослушанием церковной власти нарушить свой союз с Церковью.

Если вы, мои дорогие, вчитаетесь в рассуждения Ю. А. Колемина, то, надеюсь, не будете искушаться недоумениями и впадать в безнадежное уныние ни по поводу измены Православию многих десятков живоцерковных архиереев и сотен иереев, ни из-за духовной неустойчивости канонически законных иерархов. Отщепляясь в разной мере сами от «столпа и утверждения истины» и соблазняя этим «малых сих» [20], «стражи Израилевы» [21] нисколько не задевают Церковь как хранительницу Истины Христовой. Вдумайтесь в сказанное Ю. А Колеминым и просмотрите из моих писем 2-е, 5-е и конец 10-го: там вы найдете достаточную, надеюсь, охрану от неправильных и наводящих уныние умозаключений относительно Церкви. Но разумная и твердая вера в Церковь не исключает, конечно, спасительного беспокойства за братьев по вере, соблазняемых теми, кто по своему сану призван утверждать в вере. Эта братская тревога подскажет нам и наши обязанности относительно искушаемых, кои суть уды того же Тела, к которому принадлежим и мы.

Мир вам, возлюбленные! Не откажите в молитвах брату вашему о Господе и о единой, святой, соборной, апостольской Церкви.

1924 г. 29 февраля,

день преп. Иоанна Кассиана

[1] Отец Владимир Геттэ — французский католический священник, перешедший (в 1862 г.) в православие. Издавал православный журнал L’union chretienne", в котором в течение тридцати лет вел полемику с католическим богословием. Форму катехизиса имеет его книга: «Изложение учения православной кафолической церкви и разногласий с ним других христианских церквей» (Казань, 1869). Другие соч.: «История церкви во Франции», «История иезуитов», «Опровержение на выдуманную жизнь Иисуса Христа, соч. Э. Ренана» и др.

[2] Колемин Ю. А. Авторитет в вопросах веры. Сергиев Посад, Издание «РФБ», 1915, 28 с. (брошюра представляет собой реферат, прочитанный 10 декабря 1914 г. в Петрограде на общем Собрании Всероссийского Братства святителя Иоасафа Белгородского чудотворца; опубликована также в журнале «Богословский вестник», 1915, № 5. С. 160—183).

[3] «Церковь есть от Бога установленное общество человеков, соединенных Православною верою, законом Божием, священноначалием и Таинствами» (Пространный Христианский Катихизис православныя кафолическия восточныя Церкви. М., 1915. С. 43).

[4] Последний Собор, признаваемый Православной Церковью в качестве Вселенского, был собран против иконоборцев в 787 г. в Никее (VII Вселенский Собор).

[5] Последний дореволюционный Поместный Собор Русской Церкви собирался в 1698 г.; при Петре I вместо «временных» Соборов был учрежден сначала постоянный «освященный Собор» при местоблюстителе, а в 1721 г. — Святейший правящий Синод, после чего созвание временных Соборов прекратилось. Борьба за созыв Собора русской Церкви насчитывает не одно десятилетие; отметим лишь некоторые ее вехи: записка святителя Игнатия (Брянчанинова) «О необходимости Собора по нынешнему состоянию Российской Православной Церкви» (1862 г.); статья Вл. Соловьева «О духовной власти в России» (1881 г.), где в качестве основной задачи предстоящего Собора названо снятие клятв со старообрядцев и отмена утеснительных законов против иноверцев; петиция Синода Николаю II о созыве Собора (1905 г.); Предсоборное Присутствие (1906 г.) и, наконец, Предсоборное Совещание (1912 г.).

[6] II Вселенский Собор был созван в 381 г. в Константинополе для повторного осуждения вновь усилившегося арианства, а также для решения ряда практических вопросов.

[7] Речь идет о лондонском протоиерее о. Евгении Константиновиче Смирнове — см.: Прибавления к Церковным ведомостям, 1911, № 26. С. 1153 (об о. Евгении см. также: Архим. Киприан (Керн). Дореволюционное русское духовенство за границей // Журнал Московской Патриархии. М., 1993. № 11. С. 71).

[8] Точное название сочинения Хомякова: «Опыт катехизического изложения учения о Церкви» (см., например: А. С. Хомяков, Поли. собр. соч. 2-е изд. Т. 2, М., 1880); общее название трех полемических статей (1853—1858 гг.): «Несколько слов православного христианина о западных вероисповеданиях» (Там же).

[9] У Колемина: «православного интеллигента».

[10] Священником по чину Мелхиседека называет Христа апостол Павел (Евр. 6, 20; 7, 1-28). Мелхиседек (царь праведности) — таинственная личность, появляющаяся на страницах Священного Писания (Быт. 14, 18-20) без обычного упоминания родословной; хотя Мелхиседек не принадлежал к колену Левия, но его священство изображается в Писании превосходящим левитское (по чину Ааронову) и преобразовательно (см. Пс. 109,4) относится к Мессии-Христу.

[11] 10-е огласительное слово к просвещаемым, 14 // Творения иже во святых отца нашего Кирилла Иерусалимского. 2-е изд. Сергиев Посад, 1893. С. 120.

[12] Речь идет о церковных нестроениях, вызванных обновленческим расколом.

[13] Послание от 18 мая 1913 г. // Церковные ведомости. 1913, 20. С. 277—286.

[14] Имяславие — термин, возникший в период афонских споров об Имени Божием — см. прим. VI, 31.

[15] Церковные ведомости. 1913, 20. С. 286.

[16] Обновленческий собор в мае 1923 г. постановил перейти на григорианский календарь. Святейший Патриарх Тихон, выйдя из заключения 27 июля того же года, из всех постановлений собора согласился только с решением об этом переходе. Считая реформу календаря допустимой с церковной точки зрения, полагая (на основании неточных газетных сообщений), что соглашение между всеми православными церквями о такой реформе достигнуто, и к тому же испытывая сильное давление со стороны государственной власти, направленное на введение гражданского календаря в церковный обиход, Патриарх Тихон издал послание о переходе к новому стилю со 2 октября 1923 г. Однако из-за повсеместных протестов верующих уже 8 ноября Святейший распорядился «временно отложить» введение нового стиля (подробности см.: Заявление Патриарха Тихона во ВЦИК // Вестник РХД. Париж, 1975. № 115. С. 78-87).

[17] Имеется в виду согласие некоторых церковных иерархов ради церковного мира и единства идти на переговоры и компромиссы с обновленцами.

[18] См.: Новоселов М. Открытое письмо графу Л. Н. Толстому по поводу его ответа на постановление Св. Синода. Вышний Волочек, 1902.

[19] См., например: Бердяев Н. А. Самопознание. Париж, 1949. С. 202; иеросхимонах Алексий, затворник Зосимовой пустыни, участвовал в Соборе 1917 г.; как человеку большой праведности, ему было доверено решить выбор между двумя кандидатами на патриарший престол; на заседании Собора 5 ноября 1917 г. он вынул жребий, означавший избрание Патриархом Православной Российской Церкви Святителя Тихона.

[20] Мф. 18, 6.

[21] Чис. 3, 8.

Письмо двенадцатое

Пасха Христова, 1924 г.

Христос Воскресе!

С светлым Праздником поздравляю вас, дорогие друзья мои. Непредвиденные обстоятельства долго отвлекали меня от беседы с вами: прошло ровно полтора месяца со времени последнего моего письма к вам, в котором шла речь об авторитете в вопросах веры, иначе — о критерии истины в Церкви.

Настоящее письмо, являясь прямым продолжением и пополнением предыдущего, будет заключать в себе, с одной стороны, сужения на ту же тему некоторых небезызвестных вам лиц, с другой, церковно-исторические иллюстрации к этим суждениям, как и к суждениям Ю. А. Колемина, изложенным в предшествующей беседе.

Прежде всего предлагаю вашему вниманию замечательное письмо Ю. Ф. Самарина к баронессе Раден. Несмотря на свою краткость, оно представляется чрезвычайно ценным в смысле уяснения занимающего нас вопроса. Привожу его почти целиком.

"В вашем последнем письме, — писал Юрий Федорович своей корреспондентке, — есть место, на котором я хотел бы остановить ваше внимание: «Думаете ли вы, что Хомяков, сын и поборник Церкви видимой и непогрешимой, мот бы и т. п.»

Предлагаю вам не опровержение, но анализ двух подчеркнутых выражений. Знаете ли вы, почему вы их отвергаете, как противоположность вашему исповеданию веры? Это потому, что вы и все протестанты устанавливаете между ними такое отношение, какого на самом деле не существует. Ничто из видимого в Церкви не есть непогрешимо само по себе <…> и ничто непогрешимое в Церкви не различается видимым образом.

Для большей ясности попробую выразить это иначе: то, что по справедливости возмущает ваши инстинкты христианской свободы, — это какой бы то ни было внешний знак, как пребывающее указание, связанное со всяким проявлением непогрешимости, или как критерий истины. У вас есть чувство (и в этом, на мой взгляд, великая заслуга протестантства), что всякий внешний знак можно отобрать и извратить в пользу заблуждения. 48

Совесть ваша говорит вам, что Господь требует от нас не только большего, но совсем иного, нежели акт внешнего принятия или подчинения известному знамени, вождю, собранию, даже книге. Еще раз, — в этом вы правы и принадлежите к Церкви, сами того не зная.

Помимо знака, с которым ее предполагают связанною, что такое непогрешимость? Это внутреннее чувство истины, всегда тождественное с собою, как сила, пребывающая в состоянии скрытом или деятельном. Отрицать эту силу значило бы признать, что врата адовы могли бы одолеть Церковь Божию [1] или, другими словами, это значило бы предать на произвол случая будущность христианского человечества.

Слово «деятельное» предполагает способность проявляться каким-либо образом, и я сомневаюсь, чтобы в этом смысле она могла стеснять свободу. Слова Писания: «Дух Божий дышит, где хочет» [2] — не означают, чтобы Он сам существовал только под условием не проявляться; они не означают также, что всякий предмет, подлежащий чувствам, есть в одинаковой степени прямое проявление Духа; они означают, напротив, что Дух проявляется, и что Он это делает со всею свободою, — или, другими словами, что всякая форма, всякое действие, всякое слово может по Его избранию служить Ему орудием. Почему же, — возвращаясь к Церкви, — предположим мы, что она не может быть иною, как невидимою, т. е. лишенною способности проявляться, или же, напротив, привязанною в применении этой способности к одной осязательной и видимой форме с исключением всякой другой?

Между тем вопрос всегда сводится именно к этим двум терминам: Церковь как отвлеченность или Церковь как авторитет, распознаваемый по внешнему знаку. Признаете же вы, однако, одно произведение Церкви, как нравственного существа, всегда тождественного с собою, или, другими словами, непогрешимого — одно единственное, именно известный изборник летописей, проповедей, стихотворений и посланий, которому вы даете название Писания. Почему же одно это проявление с исключением всякого другого? Почему автор Писания, который не есть ни Моисей, ни св. Лука, ни св. Павел [3] а Церковь (Ю. Ф. хочет сказать, что приняв в свой канон и санкционировав своим авторитетом то или иное писание, Церковь является, в известном смысле, как бы автором данного произведения — прим. М. Новоселова) (?) [4], потерял бы слово, как только книга окончена?

Я не настаиваю на этой стороне вопроса, которую считаю достаточно выясненною, но я должен объяснить вам причины, заставляющие меня отвергать внешний знак во имя Церкви… Предполагают вообще, что между латинскою церковью и нашею разногласие здесь состоит в том, что одна принимает за орган божественного вдохновения (?) (Правильнее сказать: «за безусловно-авторитетного выразителя религиозной истины» — прим. М. Новоселова) особу преемника св. Петра, тогда как другая приписывает ту же силу совокупности епископов, соединенных во вселенский собор. Таким образом, с обеих сторон было бы признание внешнего знака в принципе и разногласие лишь относительно факта.

Признаюсь, что я сам долгое время держался этого учения, но по зрелом размышлении оставил его. Что меня сначала поразило, это то, что на этой почве мы всегда были побиваемы папистами. Если только допустить этот принцип, — они одни последовательны, предлагая в качестве знака определенную личность, видимый характер которой бесспорен.

Приглядываясь ближе, я заметил, что никогда Церковь не усвояла заранее никакому собору характера вселенскости. Никогда она не говорила: такое-то учение истинно, потому что его провозгласил такой-то вселенской собор; напротив, только признавши учение истинным, она усвояла формулировавшему его собранию титул вселенского. Если понадобится, я берусь доказать, что не существует никакого юридического указания, по которому можно было бы различить вселенский собор, как орган непогрешимости, от всякого другого собрания епископов. Этого указания — никто его даже не искал, и в этом отношении нельзя не признать огромной важности Флорентийского собора.

Мы его отвергаем, и однако же торжественность созвания, число присутствовавших епископов, громадное большинство принявших постановления, исчезающее меньшинство протестовавших, все это, казалось бы, оправдывало притязания на абсолютный авторитет. Провидению как будто было угодно, чтобы в этом достопамятном собрании все внешние знаки отсутствовали у истины и поставили бы себя в услужение заблуждению.

Дух Божий не отвлеченность. Он существует и проявляется; Он говорит и действует. Ищите Его добросовестно, ищите Его всегда, и вы узнаете Его между всем (что не есть Он). Если же, в утомлении, вы возмните актом внешнего подчинения удовлетворить гласу вашей совести, которая хочет, чтобы все ваше существо прониклось истиной, Дух Божий уклонится от вас, и вы очутитесь перед каким-нибудь идолом. Вот, кажется мне, поучение, которое вытекает из всей истории Церкви (Я заимствовал это письмо из 5-го тома соч. В. С. Соловьева. Включив его в одну из своих статей [5], В. С. делает по поводу его следующее, не лишенное значения, замечание: «Несмотря на некоторые ошибки, происшедшие, быть может, от недосмотра, извинительного в частном письме (я отметил их вопросительными знаками), это рассуждение в общей своей связи не может быть серьезно оспариваемо, и ту дилемму, к которой оно приходит: папизм или духовная свобода, — можно обойти только путем недостойных и бесплодных сделок с совестью» [6] — прим. М. Новоселова).

Усердно прошу вас, дорогие мои, тщательно продумать это небольшое, но многосодержательное письмо, подтверждающее, как вы легко, полагаю, заметили, рассуждения Ю. А. Колемина, с которыми вы познакомились в предыдущем моем письме к вам. Оба автора, очевидно, стоят на одном основании, которое, нужно думать, положено было третьим поборником православия, Алексеем Степановичем Хомяковым. Уместно вспомнить здесь следующие строки этого славного борца с римским еретическим расколом:

«Бывали соборы еретические, каковы, например, те, на которых составлен был полуарианский символ [7]; соборы, на которых подписавшихся епископов насчитывалось вдвое более, чем на Никейском, соборы, на которых императоры принимали ересь, патриархи провозглашали ересь, папы подчинялись ереси [8]. Почему же отвергнуты эти соборы, не представляющие никаких наружных отличий от соборов вселенских? Потому единственно, что их решения не были признаны за голос Церкви всем церковным народом, тем народом и в той среде, где в вопросах веры нет различия между ученым и невеждою, церковником и мирянином, мужчиною и женщиною, государем и подданным, рабовладельцем и рабом, где, когда это нужно, по усмотрению Божию, отрок получает дар ведения, младенцу дается слово премудрости, ересь ученого епископа опровергается безграмотным пастухом, дабы все были едино в свободном единстве живой веры, которое есть проявление Духа Божия» [9].

Наконец, мысль об отсутствии в Церкви общеобязательного иерархического авторитета в вопросах веры мы встречаем в известном послании восточных патриархов от. 6-го января 1848 года [10]. Вот что провозглашено было вслух всего мира высшими иерархами Востока:

«У нас ни патриархи, ни Соборы никогда не могли ввести что-нибудь новое, потому что хранитель веры у нас есть самое тело Церкви, т. е. самый народ» [11].

Отвергая, в частности, горделивые претензии римского епископа на непогрешимость, восточные патриархи поучают: «он (т. е. римский епископ. -- М. Н.) не Апостольским исповеданием своим украшает свой престол, но апостольским престолом старается доказать свое достоинство, а на самом деле это иначе <…> Научают нас св. Отцы, чтобы мы судили не о Православии по святому престолу, но о самом престоле и седящем на нем по соборным постановлениям и определениям и по исповеданию веры, т. е. по Православию неизменно содержимого учения» [12].

Перехожу к церковно-историческим примерам, которые должны подтвердить и уяснить вышеизложенные рассуждения и умозаключения (настоящего письма и предыдущего).

Основное положение, развиваемое в обоих письмах, это — отсутствие в Православии внешнего (юридического) общеобязательного авторитета в вопросах веры, отсутствие видимого знака истины. Но с этим основным положением тесно связаны другие, хотя и второстепенные, тем не менее чрезвычайно важные вопросы. Если в Церкви не имеется видимого знака истины, то где и как искать разрешения религиозных недоумений и затруднений, к кому обращаться за этим разрешением и т. д.? (Посильный ответ на эти вопросы я постараюсь дать в следующих письмах — прим. М. Новоселова)

Прислушаемся к нескольким урокам истории, которые я распределяю в двух письмах, так как поместить их в одном письме значило бы сделать его непомерно длинным.

Начну с события, о котором упоминает в своем письме к баронессе Раден Ю. Ф. Самарин, — с Флорентийского собора.

Я не имею возможности, да и не вижу надобности, говорить подробно об этом соборе: достаточно напомнить основные моменты этого церковно-исторического события.

Флорентийский собор был созван в начале 1438 года по инициативе Константинопольского двора, возглавляемого императором Иоанном Палеологом, и римского папы Евгения (Задуман и подготовлялся собор гораздо раньше — прим. М. Новоселова). Целью собора было воссоединение православного Востока с католическим Западом. Главным побуждением к этому воссоединению для императора служило давнишнее печальное политическое положение Византийской империи вообще и, в частности, Константинополя, угрожаемых со стороны турок. Ища союза с папой, император надеялся на военную помощь западноевропейских государей; папе уния с Востоком была нужна вследствие крайней, также давнишней запутанности церковно-политических дел на Западе, когда, независимо от папы и даже в противовес ему, созван был собор в Базеле [13], грозивший отторгнуть от римского престола значительную часть Запада. Объединившись с православным Востоком, папа надеялся укрепить свое положение на Западе. После немалых трений и споров собор созван был сначала в Ферраре, а затем, в начале 1439 года, перенес свои заседания во Флоренцию, почему и получил наименование Флорентийского.

Византийский император, Константинопольский патриарх, представители других патриархов, митрополиты, епископы и клирики, видные сановники, выдающиеся богословы и церковные витии — с одной стороны, римский первосвященник, кардиналы, ученейшие теологи и представители западного клира — с другой, — сошлись, чтобы общими усилиями прекратить многовековое разъединение между Римом и церквами Востока. В частных заседаниях и общих собраниях рассматривались и обсуждались все спорные вопросы христианской веры, разделявшие Восток и Запад на два духовно-враждебных лагеря [14]. Лучшие богословские силы выступали в этих спорах с той и другой стороны. При этом со стороны императора (внутренне, может быть, и не очень сочувствовавшего унии, а действовавшего по мотивам внешнего характера) оказывалось значительное давление на представителей Православия, с целью сделать их более уступчивыми и склонить к унии с Римом, от которой император ожидал для своей империи значительных политических выгод. Со своей стороны папа соблазнял противников разными посулами и одновременно вынуждал к соглашению материальными стеснениями, так как средства на содержание членов собора шли от папского двора.

Близкое ознакомление с «деяниями» этого собора может, правду сказать, смутить и не очень маловерного человека: так много было в этих деяниях чисто человеческого, чтобы не сказать — низко-человеческого.

Обоюдные воздействия императора и папы видимо достигли своей цели: выдающиеся представители Востока, даровитейшие богословы, блестящие ораторы склонились в сторону унии и увлекли других. Но один человек, все время неутомимо боровшийся за святую истину Православия, разивший противников и глубиною богословской мысли, и силой красноречия, и воодушевлением веры, оставленный по корыстным, низменным побуждениям своими бывшими единомышленниками и соратниками, перешедшими на римскую сторону, один человек до конца не склонился перед римской курией: ни прещения императора, ни уговоры и соблазны со стороны папы, ни хитросплетенная, отточенная аргументация римских богословов, ни гнусная измена самых видных собратий не возымели ни малейшего влияния на бесстрашного, неподкупного, имевшего ум Христов и апостольскую ревность поборника Православия, митрополита Ефесского, Марка Евгеника.

На фоне властолюбия, малодушия, всяческой корысти, хитрости, предательства и иных страстей, насыщавших атмосферу собора, блаженный Марк явил себя тем, «кто среди всех опасных преткновений, как мраморный колосс, незыблемо стоял, стезею правды шел, сражался с каждым злом, сражаясь — побеждал» [15]. Вот что читаем мы о нем в кратком предисловии к русскому переводу одного небольшого его сочинения, озаглавленного: «Изъяснение церковного последования».

«…Святитель Ефесский был непобедимым противоборцем латин на Флорентийском соборе, когда происки римских пап и малодушие Константинопольского двора подготовили было насильственное соединение Церкви восточной с погрязшим в нововведениях Римом. С непреоборимою силою ревности по истине, с непоколебимой решимостью — стоять за Православие до последнего издыхания, выступив на бессмертный подвиг защиты Православия, блаженный Марк твердо устоял против льстивых увещаний и угроз двора Константинопольского и победоносно отразил все лжеухищрения проповедников и защитников латинства. Доказательства истины и опровержение лживых мнений и догматов папских были так у него неотразимы, красноречие так пламенно, что латины, которых он прямо называл еретиками, и ненавидели его, и прямо боялись, как единственного в то время, страшного для них, врага своего. Святитель остался верен своему долгу и призванию до конца и — один не подписал беззаконного акта собора, беззаконно составленного.

Один… но недостаток подписи этого одного епископа, бывшего, впрочем, представителем патриархов антиохийского и иерусалимского, — сделал безуспешными все усилия папства, ничтожными все действия собора. „Итак, мы ничего не сделали“, — воскликнул папа Евгений, когда узнал, что подписи (Марку, зная его твердость, и не предлагали подписываться, но „большая часть епископов греческих, уступая желанию папы и воле императора, дали письменное, хотя и невольное, согласие на незаконное соединение. Освободились от подписи только те, кто или не дожил до конца собора, как-то патриарх Иосиф и митрополит Сардийский, или кто успел скрыться из Флоренции, как сие известно об Исаии Ставропольском и об Иверском епископе“ [16] — прим. М. Новоселова) митрополита Марка под актами собора нет.

Не считаем нужным усиливаться объяснять, какую прекрасную похвалу святителю Марку и какой жестокий суд над своим собором высказал папа в этих немногих, невольно вырвавшихся у него, словах» [17].

Пессимистическое восклицание папы оправдалось в ближайшее по закрытии собора время. Уния не была признана и принята православным народом и той частью клира, которая шла по стопам славного Марка Ефесского.

Как видите, друзья мои, само олицетворение юридического начала в «христианстве» (я ставлю в кавычках это слово, так как в подлинном своем значении оно неприложимо к католицизму) — папа инстинктивно признал неизмеримое превосходство в Церкви нравственного авторитета над юридическим: в неподписании блаженным Марком почти всеми членами собора подписанного акта римский епископ прочел смертный приговор фальшивому соединению, а между тем, как справедливо говорит о Флорентийском соборе Ю. Ф. Самарин, «торжественность созвания, число присутствовавших епископов, громадное большинство принявших постановления, исчезающее меньшинство протестовавших, все это, казалось бы, оправдывало притязания на абсолютный авторитет». — Да, скажем опять словами Самарина, «провидению как будто было угодно, чтобы в этом достопамятном собрании все внешние знаки отсутствовали у истины и поставили бы себя в услужение заблуждению».

Не признал этого «абсолютного авторитета» за Флорентийским собором православный Восток, сначала в лице Марка Ефесского и горсти его единомышленников, а вскоре и в лице всего церковного тела; отвергла этот авторитет и русская церковь, показавшая себя по отношению к Флорентийской унии достойной дочерью Православной Восточной Церкви. И здесь, в России, начало решительному отвержению беззаконной унии положено было одним человеком, и даже не принадлежащим к клиру. Дело было так:

Бывший на Флорентийском соборе представитель русской церкви митрополит Исидор вернулся в Россию «с именем Легата Апостольского для всех земель северных <…>.

Весною 1441 г. Исидор прибыл <…> в Москву с учтивым посланием от Папы к Великому Князю. Духовенство и народ с нетерпением ожидали Митрополита в Успенском Соборе. Исидор явился, окруженный многими сановниками; пред ним несли крест Латинский [18]. Митрополит <…> надеясь на простоту и малообразованность своей паствы (Симеон пресвитер, бывший на соборе, пишет: „Сидор рече Евгениосу Папе, яко в моей руце вси Князи и Епископи; ни един со мною не может глаголати; сам Князь Великий Млад есть и в моей воли есть; а инии князи и бояре боятся меня; а Епископи не книжни“ [19] — прим. М. Новоселова), поступил решительнее, нежели его собратия в Константинополе [20]. На первой Литургии уже возносимо было имя Папы Евгения, а по окончании службы Архидиакон Исидоров с амвона прочитал определение Флорентийского Собора. Все сии новости, неслыханные в Церкви Русской, сильно изумили и духовных и мирян. Никто не знал, что и думать о виденном и слышанном.

Но Великий Князь Василий Васильевич, одушевляясь ревностию к чистому учению Церкви (Тот же Симеон пишет: „в та бо времена Великому Князю младу бывшу, но умом благоразумну и богобоязливу, и ни книжну, но теплою верою горящу“ [21] — прим. М. Новоселова), торжественно в храме стал обличать изменника Исидора [22], называл его лжепастырем, губителем душ, еретиком, наконец, велел низвести недостойного Митрополита с престола и, посадив под стражу в Чудове монастыре, созвал на Собор Епископов и знатнейшее духовенство для рассмотрения Флорентийской соборной грамоты. Когда сие определение признано было противным древнему православному учению и от спутника Исидорова Аврамия узнали весь ход дел на Соборе Флорентийском, тогда Великий Князь повелел склонять Исидора к раскаянию и исправлению. — Но все было напрасно <…> („Пробыв в заключении все лето, осенью лжемитрополит бежал из Москвы в Тверь <…>, но и здесь его приняли не лучше“: по распоряжению тамошнего князя, он был посажен под стражу. Бежав и оттуда, Исидор явился в Рим „с печальною вестию о неудавшемся замысле“ [23] — прим. М. Новоселова).

Так Флорентийский собор, вместо того, чтобы сблизить Великороссийскую Церковь с Римом или отклонить ее от Православия, подал только случай сей Церкви показать свое отвращение от Латинства» [24]

Обратите внимание, что лицом, авторитетно протестовавшим против унии, оказался мирянин, правда — великий князь, но сила его протеста определялась не его великокняжеским титулом, а тем, что его религиозное самосознание совпало с церковным самосознанием верующего православного народа, — и он явился лишь первым ярким и ревностным выразителем этого самосознания. Мы легко можем представить на его месте ревнителем веры отеческой и обличителем еретического нечестия и рядового боярина, и скромного инока, и юродивого простолюдина. Раздайся в соборе их убежденный протест против церковного осоюжения с еретическим Западом, — этот протест был бы услышан и принят всем церковным телом, как неподкупный голос подлинного Православия.

Предоставляя вам, дорогие мои, продумать все — вышесказанное в связи с основной темой нашей беседы, я перехожу к другому церковно-историческому событию, подтверждающему, как и Флорентийский собор, отсутствие в Православии внешнего авторитета в вопросах веры. Событие, о котором я кратко хочу сказать, имело место в Константинополе, за 100 лет до Флорентийской унии. Я разумею Константинопольский собор, созванный против св. Григория Паламы его высокопоставленными противниками.

Я не буду излагать вам учения св. отца, за которое он был привлечен к ответу и подвергся суровой каре [25], так как для нас важна не догматическая сторона в этом деле, а каноническая, ясно показывающая, что критерием истины владеет Церковь, а не собор (Желающим познакомиться с житием и основными воззрениями св. Григория, навлекшими на него гонения, я предлагаю прочесу в Постной Триоди синаксарь во вторую неделю Четыредесятницы [26] — прим. М. Новоселова). Вот что читаем мы в сочинении магистра-игумена Модеста, посвященном св. Григорию Паламе.

«Несмотря на то, что св. Палама, оставив Константинополь, около двух лет спокойно подвизался в одной из обителей Гераклии и нисколько не вмешивался в дела политики, Патриарх (Калека — прим. М. Новоселова), конечно, по наветам Акиндина, вызвал его в 1343 году в Константинополь и заключил в темницу, будто за распространение учения о многобожии и за связь с Кантакузеном. Впрочем, чтобы дать законный вид осуждению Паламы, Калека просил Антиохийского Патриарха Игнатия рассмотреть его учение. Игнатий прибыл в Византию 1344 года и, переговорив с Калекою, без всякого суда написал обвинительное сочинение против Паламы и вручил оное Калеке. Патриарх обнародовал это сочинение того же года, а в следующем 1345 году составил в Византии собор против св. Паламы. Приведенный из темницы на соборный суд, св. Палама с прискорбием увидел, что и те, которые некогда вместе с ним подвизались за Православие против Варлаама, как то Никифор Григорас, теперь сделались его обвинителями и врагами, что все против него, и никто за него, или, лучше, за Православие. Долго он защищался и спорил со своими обвинителями; наконец, увидев, что они желают только осудить его, за лучшее счел не отвечать более на обвинения. Тогда Патриарх Калека обвинил св. Паламу в многобожии, отлучил от Церкви и снова отослал в темницу» [27].

Так порешили дело с Григорием Паламой два патриарха и собор. На чьей же стороне была правда?

Если бы мы и не знали, что «в заключение соборных деяний Калека признал догматы Римской церкви и главенство папы» [28], то и тогда без колебания признали бы, — как и признали и патриархов, и собор служителями лжи, а скромного, одинокого среди врагов инока — богомудрым и богоугодным провозвестником небесной истины: ибо такой приговор о великом тайнозрителе, св. Григории, изрекла святая Церковь, этот «столп и утверждение истины». Оправданный еще при жизни людьми, исповедник Христов спустя сравнительно немного лет после своей кончины (в том же столетии) был причислен Церковью к лику святых: его память празднуется дважды в году — 14-го ноября и во вторую неделю четыредесятницы. Вот как ублажает Церковь этого ревностного стоятеля за Христову истину: «Православия светильниче, Церкве утверждение и учителю, монахов доброте, богословов поборниче непреборимый, Григорие чудотворче, фессалонитская похвале, проповедниче благодати, молися выну спастися душам нашим» [29]. (Рекомендую прочесть в Постной Триоди весь канон св. Григорию [30] — прим. М. Новоселова)

Этот светильник Православия и доселе озаряет души верующих красотою подвижнического и исповеднического жития своего и благодатным светом своих тайнозрений, коими запечатлены его писания. Память его в род и род [31], а судившие и осудившие его патриархи и соборяне с шумом погибли.

Внемлите, друзья мои, сей истории, не менее, может быть, назидательной, чем история Флорентийского собора, хотя последняя более или менее известна всякому и не очень образованному человеку, а о первой могут не слышать и люди солидного образования.

Не входя в ближайшее обсуждение этих двух церковно-исторических событий, я предлагаю вам применить к ним и сличить с ними уже известные вам рассуждения Ю. А. Колемина, Ю. Ф. Самарина, А. С. Хомякова и восточных иерархов. В следующем письме я предполагаю познакомить вас еще с двумя чрезвычайно поучительными повествованиями из церковной истории, имеющими ближайшее отношение к основному предмету нашей теперешней беседы, а сейчас, в заключение письма, я хочу поставить в связь приведенные мною рассуждения и церковно-исторические иллюстрации к ним с современной нам церковной действительностью.

Я указывал в предыдущем письме на роль православного народа в борьбе с «Живою церковью», на то, что святыню истинной Церкви против живоцерковного нечестия отстаивал главным образом народ — миряне и иноки, гораздо менее — пастыри. Народу пришлось решать глубоко жизненный и увы! для многих архипастырей и пастырей оказавшийся неясным вопрос: «где истинная Церковь?» И народ своим духовным чутьем избрал истинный путь и пошел за истинными Христовыми пастырями, полагавшими души свои за стадо Христово, а не за самочинным сборищем волков в овечьей шкуре.

Труднее оказалось положение русских православных людей, когда пришлось решать другой вопрос — о введении в богослужебную практику нового стиля. В вопросе живоцерковном все-таки видны были не запорошенным пылью глазам вехи в лице некоторых архипастырей и пастырей, поднявших и высоко державших знамя истинной Церкви, из которых многие запечатлели свое стояние за святыню Церкви тяжкими страданиями. С выходом же на свободу Святейшего Патриарха [32], заявившего о своем отношении к «Живой Церкви» и ясно показавшего ее неканоничность, вопрос о ней перестал быть вопросом: для людей, не потерявших совесть и имеющих хотя в минимальной мере страх Божий, стал непререкаем раскольничий характер обновленческого движения вообще и «Живой церкви», в частности.

Иначе обстояло дело, когда возник вопрос о новом стиле. Не говоря о том, что вопрос этот был для весьма многих не ясен по существу и не представлялся столь важным (Следует, однако, заметить, что он очень затронул народное религиозное чувство — прим. М. Новоселова), как вопрос обновленческий, трудность отношения к нему усугублялась тем обстоятельством, что инициатива введения нового стиля исходила от канонически законного Высшего Церковного Управления, возглавляемого патриархом, к тому же недавно — на радость православных людей — освобожденным из заключения. Вопрос осложнился колебаниями самой церковной власти, которая в своих распоряжениях то переходила на новый стиль, то возвращалась к старому [33]. Наконец, противоречивые вести с православного Востока и его отношении к вопросу о стилях увеличивали трудность его решения (не говоря уже об отдельных местностях, как например. Тверская епархия, где самовластие и бесцеремонность епископа, не гнушавшегося и обманом для введения нового стиля [34], окончательно сбивали с толку словесных овец). И вот, несмотря на исключительную сложность и запутанность вопроса, народ с достоинством вышел из трудного положения и оправдал знакомые вам слова восточных патриархов: «У нас ни патриархи, ни соборы не могли никогда ввести что-нибудь новое, потому что хранитель веры у нас — самое тело Церкви, т. е. самый народ».

И у нас народ, отвергший обновленчество в согласии с законной церковной властью и новый стиль — вопреки распоряжениям этой власти, явил себя и в том и в другом случае «хранителем веры», действуя и там и тут одинаково православно: порукой этому и живым свидетельством является то, что вы, мои дорогие, прочитали в этих двух последних моих письмах к вам.

Умолкаю в надежде на скорое возобновление беседы с вами в следующем письме.

Как и всегда, усердно прошу молитв ваших о неизменно любящем вас брате о Господе…

[1] Ср.: «…Создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (Мф. 16, 18).

[2] Ин. 3, 8.

[3] По преданию Моисей является автором первых пяти книг Библии («Пятикнижия»); св. Лука — своего Евангелия, а также книги «Деяния святых апостолов» (и потому иногда именуется «дееписателем»); св. Павел — большей части апостольских посланий.

[4] Взятые в скобки вопросительные знаки принадлежат Вл. Соловьеву, см. сноску на с. 111.

[5] Соловьев В. С. Из вопросов культуры. I. Ю. Ф. Самарин в письме к баронессе Э. Ф. Раден // Собр. соч. 2-е изд. Т. 6. СПб., б.г. С. 405—108.

[6] Там же. С. 408 (курсив М. Новоселова).

[7] Полуарианский символ веры (выражение св. Енифания Кипрского, активного борца с арианством и другими ересями) был принят на Анкирском соборе 358 г.: в нем хотя и отвергалась никейская формула единосущие, но одновременно утверждалось, "что Сын подобен Отцу не только по энергии, но и по существу, и что Бог родил Сына не только по своему хотению, но и по своей сущности… Лишь от испуга перед савеллианством задерживались на «подобии сущности»: «имеет сущность свою не в тожестве С Отцом, а только в подобии» (Карташев А. В. Вселенские Соборы. Париж, 1963. С. 124—125).

[8] См. прим. XIV, 11.

[9] Хомяков А. С. Несколько слов православного христианина о западных вероисповеданиях. По поводу брошюры г-на Лоранси. 1853 // Полн. собр. соч. 3-е изд. Т. 2. М., 1880. С. 71-72.

[10] В действительности, 6 января 1848 г. — дата окружного послания папы Пия IX, восшедшего на престол в 1847 г. Оно имеет надписание «К Восточным» и призывает православных «вернуться в истинную Церковь», т. е. в католичество. Ответом на него является цитируемое Новоселовым послание восточных патриархов; оно датируется 6 мая 1848 г.

[11] Окружное послание единой, святой, соборной и апостольской церкви ко всем православным христианам, § 17 // Христианское чтение. 1849. Ч. II. С. 162. В указанном источнике используется выражение «хранитель благочестия», и приведенная цитата имеет следующее окончание: «народ, который всегда желает сохранить веру свою неизменно», из чего следует, что и под словом «благочестие» разумеется «вера» (разъяснение Ю. Ф. Самарина — см.: Хомяков А. С. Полн. собр. соч. 4-е изд. Т. 2. М., 1900. С. 157).

[12] Окружное послание, § 11 // Там же. С. 145—147.

[13] Базельский собор (1431—1449) проводил политику ограничения папской власти, что привело к резкому конфликту собора с папой Евгением IV и отлучению последнего от церкви как еретика; однако в конечном счете Евгению удалось одержать верх над собором (в частности, благодаря успешному, как тогда казалось, завершению Флорентийского собора и принятию греко-римской унии) и подавить его попытку стать постоянно заседающим органом, своего рода церковным парламентом.

[14] Главными вероучительными разногласиями между православными и латинянами были признаны: 1)проблема Filioque — учение об исхождении Святого Духа (от Отца через Сына у греков и от Отца и Сына у латинян); 2) учение о чистилище; 3) вопрос о первенстве папы; 4) практика совершения таинства Евхаристии — на квасном хлебе у православных и пресном (опресноки) у латинян; 5) вопрос о моменте пресуществления в Евхаристии (момент призывания на св. дары Св. Духа у православных и момент произнесения слов «приимите, ядите» у латинян).

[15] Источник цитаты не установлен.

[16] История Флорентийского собора. М., 1847. С. 173.

[17] Изъяснение церковного последования // Писания свв. отцов и учителей Церкви, относящиеся к истолкованию православнаго богослужения. Т. 3. СПб., 1857. С. 251—252.

[18] Т. е. четырехконечный крест, горизонтальная часть которого несколько смещена вверх относительно середины вертикального бруса креста («†») — так называемый crux immissa vel capitata. Именно эта форма креста преобладает на католическом Западе, тогда как Русская Церковь допускает также восьмиконечную и шестиконечную формы. Латинский крест также отличается от православного тем, что «на нем ноги Спасителя, положенные одна на другую, прибиты одним гвоздем, а не двумя, и что руки Спасителя не протянуты прямо, но Он висит на них, несколько или значительно опустившись книзу» (Голубинский Е. Е. История Русской Церкви. Т. 2, 1-й полутом. М., 1900. С. 452); по латинскому обычаю такой крест несли на длинном древке. Вопрос о форме креста имеет важное значение для Русской Церкви вследствие ее многовековой полемики со старообрядцами, отвергающими как ересь крест четырехконечный («латынский крыж») и признающими единственно правильным «осьмиконечный» крест. О том, что и для католической церкви вопрос о форме креста небезразличен, свидетельствует история создания храма св. Петра в Ватикане: вначале собор представлял собой в плане сочетание квадрата с греческим равноконечным крестом, но позже по требованию духовенства архитектор Мадерна превратил греческий крест в латинский, удлинив западную часть собора на три пролета.

[19] История Флорентийского собора. М., 1847. С. 206.

[20] Греческие участники Флорентийского собора в большинстве своем, прибыв на родину, раскаялись в содеянном; дело унии поддерживал в основном император, да и то едва ли не скрытно, во избежании открытого народного бунта; так, сам акт о соединении был прочитан в первый раз в Константинополе (в храме св. Софии) лишь в 1452 г., за полгода до взятия города мусульманами (кстати, тем же Исидором, изгнанным к тому времени из России и получившим от папы сан кардинала).

[21] История Флорентийского собора. С. 207.

[22] В действительности быстрые и уверенные действия Исидора настолько смутили епископов, бояр и князя, что на них, хотя и предуведомленных о измене митрополита, «напал трехдневный столбняк молчания. Первым опомнился вел. кн. Василий Васильевич, объявил Исидора еретиком и — русская церковная душа как бы воскресла из трехдневного гроба» (Карташев А. В. Воссоздание Св. Руси. Париж, 1956. С. 34).

[23] История Флорентийского собора. С. 207.

[24] Там же. С. 204—208.

[25] Св. Григорий Палама защитил и богословски обосновал мистическую византийскую практику исихазма (от греч. ησυχια — безмолвие), согласно которой аскет-исихаст путем «умного делания» стремится достигнуть состояния экстаза, в котором он непосредственно воспринимает несотворенный Фаворский свет, увиденный апостолами во время Преображения Христа (Мф. 17, 1-8). При этом св. Григорий развил учение о различении сущности Бога и Его «энергий» (см.: Кривошеин В. Аскетическое и богословское учение св. Григория Паламы // Seminarium Kondakovianum. VIII. Praha, 1936. S. 99-154).

[26] Триодь постная. 4. 1. М., Издание Московской Патриархии, 1974. Л. 188 об.-191 об.

[27] Игумен Модест. Святой Григорий Палама. Киев, 1860. С. 19-20.

[28] Там же. С. 20.

[29] Триодь постная. Ч. 1. Л. 185.

[30] Там же. Л. 185—194.

[31] Выражение «память их в род и род», имеющее источником Пс. 134, 13, используется в последовании панихиды и как заупокойный причастен на литургии.

[32] Патриарх был освобожден 27 июня 1923 г.

[33] См. прим. XI, 16.

[34] Тверской епархией управлял в то время архиепископ Серафим (Александров).

Письмо тринадцатое

5 июля 1924 года,

день пр. Сергия Радонежского

Как только отправил вам, друзья мои, двенадцатое письмо, тотчас же начал писать и следующее, но неожиданно заболел и заболел надолго: вот уже третий месяц не оставляет меня неопасный для жизни, но изнурительный недуг. Последние дни я чувствую себя несколько лучше и берусь за перо, чтобы заново начать прерванную болезнью беседу.

На этот раз она будет очень проста: я приведу вам из жизни великого угодника Божия, преп. Феодора Студита, два эпизода, которые должны послужить дальнейшим уяснением вопроса об авторитете в Церкви. Чтобы не растягивать чрезмерно письма, "я не буду излагать подробно житие преп. Феодора, а остановлюсь лишь на тех двух эпизодах из его жизни, о которых только что упомянул. Но я усиленно рекомендую вам познакомиться с жизнью и деятельностью этого святого, или по Четьям Минеям св. Димитрия Ростовского (ноябрь, 11), или, еще лучше, по тем биографическим данным, которыми предваряются «Творения» преп. Феодора, изданные в 1907 году Санкт-Петербургской Духовной Академией. Там помещены: 1) исторический очерк жизни и деятельности преподобного (106 стр.) и 2) два жития его (одно 66 стр., другое — 52 стр.).

Первый из упомянутых мною эпизодов, который я изложу подлинными словами «Жития», относится к тому времени, когда пр. Феодор, имея 35 лет от роду, был настоятелем скромного Саккудионского монастыря, находившегося в Малой Азии, «в пределах вифино-лидийской горы Олимпа» и насчитывавшего в своих стенах около сотни иноков. Начало этому монастырю положено было совместной деятельностью пр. Феодора и его знаменитого наставника пр. Платона. Вот что читаем мы в «Житии».

«В то время единодержавно царствовал Константин, сын христолюбивой Ирины, который, имея юношескую невоздержность и необузданность и предавшись пламенным плотским влечениям, отверг свою прежнюю законную супругу [1] и, насильно заставив ее постричься, прелюбодейным образом, подобно древнему Ироду [2] бесстыдно взял другую, по имени Феодоту, произведя, несчастный, величайший соблазн не только для Церкви Божией, но и для всех начальников народов и наместников. Божественный патриарх Тарасий, не соизволяя на такое сожительство, отказывается возложить на них брачные венцы и не одобряет беззаконной связи; ибо преступным душам непричастен Христос, как сказал некто из бывших прежде нас отцов.

Но один пресвитер и эконом той же святейшей великой церкви, Иосиф, бывший близким к прелюбодеям, дерзновенно принимает на себя это дело и венчает беззаконников, преступив божественные и человеческие законы. И это зло распространяется не только в столице, но и в отдаленнейших странах; так царь Лонгобардский, так Готфский, так и топарх (наместник) Босфорский, основываясь на этом нарушении заповеди, предались прелюбодейным связям и необузданным похотям, находя благовидное оправдание в поступке Римского императора, как будто бы, когда он поступил так, то последовало одобрение и от патриарха и находящихся при нем архиереев.

Узнав об этих беззакониях, муж (Феодор), уподоблявшийся Иисусу Христу и, сколько возможно, всегда явно исполнявший всякую правду и заботившийся об единоплеменном народе с отеческим сочувствием, скорбел, негодовал в себе и оплакивал всеобщую погибель настоящих и будущих людей; ибо он справедливо опасался, что безумие властителя, будучи принято неразумными в закон, у последующих поколений обратится в неисправимую практику. Поэтому он не оставляет зла без обличения, но тотчас вместе с отцом своим (Платоном) прерывает общение с ними. Такое богоугодное отвращение их от прелюбодеяния доходит до слуха императора, который сначала равнодушно принимает это, не выражая негодования против неприятного известия, но потом, узнав об этом еще от других и от самой прелюбодейцы, и некоторым образом боясь отлучения от блаженных мужей, пользовавшихся несравненною и обширною славою в монашеской жизни, он старается всячески склонить непреклонных к одобрению его гнусного дела, особенно надеясь на то, что принятая во дворец была их родственницею; ибо повенчанная с Константином была двоюродной сестрой отца нашего Феодора. Поэтому он внушил ей послать им золота, с надлежащим приветствием от них; но так как он обманулся в своей надежде, узнав, что богоносные мужи выше его лести, то предпринимает борьбу с ними иным образом. Притворно вздумав купаться в теплой воде, которая сама собою вытекает из земли (Теплые ванны близ Прусы, возле Саккудионского монастыря — прим. М. Новоселова), он устрояет царское путешествие в Прусу, думая, что приснопамятные непременно придут к нему изъявить вместе с другими обычное почтение. Но, не достигши исполнения ни одного из своих предположений, воспламеняется гневом в душе своей и, как можно скорее, возвращается во дворец, сильно негодуя против невинных.

Итак, он, призвав к себе начальника придворной стражи, посылает с ним и стратига Опсикийского к преподобным, чтобы подвергнуть их истязаниям. Те, прибыв в монастырь, вдоволь бьют ремнями (Феодора), который давно желал этого ради Христа, и других троих из первенствующих братий; затем ссылают его с другими, десятью из известнейших членов братства в Фессалонику, приказав отводившим их тщательно стеречь их и заключить не вместе всех, но каждого отдельно и вдали друг от друга в различных помещениях, чтобы нельзя было кому-нибудь из них приходить к другому; блаженного же Платона отправляют в обитель святого Сергия, не допуская к нему никого и приказав ему оставаться там.

Но какой и сколь великий результат для всей вселенной имел подвиг богоносного отца нашего, это сейчас можно видеть: жившие в странах области Херсонской и Босфорской епископы и пресвитеры, равно как и благочестивейшие из монахов, услышав о деянии святого отца нашего и нашедши его согласным с Божественным Евангелием, подражают его дерзновению в добре, так что и здесь исполняются слова: яже от вас ревность раздражи множайших на доброе (2 Кор. 9, 2); и тогда же они перестают принимать дары, приносимые церквам Божиим от тех, которые совершали одинаковые дела с младшим Константином, отлучают их от священных и Пречистых Тайн Христовых и согласно с священномудрым Феодором говорят унижавшим христианское предание: „непозволительно вам иметь жен вопреки постановленным от Христа законам“. Наконец, и они изгоняются из своих церквей и обителей, подвергаются и другим страданиям, вымышляемым гонителями, ибо когда руководит ярость, тогда особенно налегает насильственная рука лютого воина.

Вследствие этого почти во всей римской империи нападает страх на совершающих такие дела; гонение на благочестивых становится уздою для невоздержных, и вследствие этого поток зла удерживается от дальнейшего распространения; ибо страсти, оставляемые без наказания, постоянно стремятся к худшему, подобно ехидне, овладевают сердцем и умом и доводят до совершенной погибели предавшегося им. А дабы этого не случилось, благодать всесвятого Духа, воссияв в вышеупомянутых подвижниках, явно обличила дело беззакония.

Таким образом, великий Феодор становится еще более знаменитым, являясь подражателем Предтечи и Илии Фесвитянина [3], не только в соседних странах, но и по всей вселенной; ибо, оставаясь под стражею в городе Фессалонике во все время царствования Константина, он в самых отдаленных странах распространил славу своих подвигов. Писал он и к папе древнего Рима [4] извещая его о событиях чрез своих учеников, и тот принял это с великим уважением, как от такого мужа, который не преминул возвестить угодное Богу; получил и сам от него ответные письма, в которых восхвалялись его ревность, восстание на защиту добра и подвиг, достойно уподобляемый дерзновению божественного Предтечи.

Но так как, по словам Писания, царь дерзостен впадет в злая (Притч. 13, 38), и путие нечестивых темни, не ведят, како претыкаются (Притч. 4, 19), то, спустя немного времени, Константин, против которого возмутилось собственное его войско, лишается обоих глаз и низлагается с царского престола, как ненавистное и невыносимое бремя. Тогда опять возвышается его мать, христолюбивая Ирина, которую прежде он, предавшись разврату, удалил из царского двора. Эта боголюбивейшая жена, как скоро приняла кормило царства, вызывает из ссылки великого Феодора и вводит его в общение со святейшим патриархом Тарасием, между тем как Иосиф, по низложении Константина, лишен был священного сана. Оба они, говорила царица, поступили хорошо и богоугодно: один, как явившийся защитником евангельских догматов до крови и мучений и чрез это имеющий доставить потомкам чистое спасение душ, а другой, как с пользою применявшийся к Обстоятельствам (οικονομια [5]) и отклонивший злобное намерение неистового царя, угрожавшего причинить Церкви Христовой зло хуже царствовавших прежде него, если бы он встретил препятствие своим пожеланиям. Это подтвердил и святейший Тарасий, вступив в общение с отцом нашим, как писал сам подвижник Спасителя Феодор. С ними согласимся и мы и не будем осуждать ни одной из сторон; но, одобряя того и другого, не перестанем однако повиноваться евангельским заповедям; ибо то, что делается применительно, не есть закон, и не все отличается безукоризненностию» [6].

Этот отрывок из жития преп. Феодора я восполню некоторыми данными, заимствованными из более подробного очерка жизни и деятельности св. Феодора. В этом очерке, приложенном, как я сказал раньше, к Творениям" св. отца, с большею обстоятельностью изложено это церковно-историческое событие, связанное с великими личностями св. патриарха Тарасия и св. игумена Феодора Студита. Вот что, между прочим, мы там находим.

Не имея законных оснований для развода со своей супругой, император обвинил ее в том, будто она злоумышляла на его жизнь, и на этом основании «в январе 795 года сделал распоряжение о насильственном ее заключении в одном из византийских монастырей. Вслед за тем Константин VI возбудил пред константинопольским патриархом Тарасием дело о формальном разводе с Марией и о разрешении ему повенчаться с <фрейлиной императрицы> Феодотой. Но для патриарха Тарасия были вполне ясны тайные мотивы беззаконного поступка василевса, он глубоко скорбел о беспутстве и прелюбодеянии императора, навлекших на него тягчайший позор не только в Византии, но и за пределами ее, среди варварских народов, — для благочестивого патриарха не было сомнения и в искусственности и фальши взведенного на императрицу Марию обвинения, которое лишь компрометировало василевса, поэтому он, в ответ на все ходатайства Константина о признании за ним права на вступление во второй брак, категорически отрицал это право, отказывался подчиниться его непохвальному решению и предпочитал перенести тяжелые наказания и даже смерть, чем исполнить его волю о заключении брака с Феодотой.

Когда увещания патриарха не достигли цели, и император по-прежнему настаивал на вторичном его браке, то патриарх Тарасий пригрозил ему отлучением от святого причастия. Встретив достойное противодействие со стороны патриарха, император в гневе заявил ему, что он восстановит в церкви иконоборческую смуту и вновь воздвигнет гонение на святые иконы, если патриарх не подчинится его воле. Но и эта угроза оказалась напрасной, так как патриарх опять отказал императору в церковном благословении его брака. При таких условиях император Константин VI обратился к помощи рядового византийского духовенства. Его единомышленником в этом деле оказался эконом великой константинопольской церкви (Святой Софии), иеромонах Иосиф, который, вопреки распоряжению патриарха Тарасия, но по воле василевса, и совершил его брак с Феодотой 4 сентября 796 г. в придворном храме св. Маманта» [7].

Как же отнесся к этому факту патриарх Тарасий? «Бесспорно, он принципиально осуждал поступок василевса, признавал его с канонической точки зрения беззаконным, считал царя нарушителем церковных правил, заслуживающим отлучения от церковного общения, — но дальше этого теоретического осуждения Тарасий не шел, встречая в принципе экономии (Современная транскрипция греческого слова οικονομια в богословской литературе: „икономия“; см. также прим. [5] — прим. ред.), которым он руководился, препятствие к фактическому принятию против царя мер, согласных со всею строгостью канонов… Ослабив строгость церковных правил, патриарх этим самым удержал обезумевшего императора от большего зла, так как, в противном случае, Константин VI грозил сделаться врагом божественных икон и опять воздвигнуть в церкви лютое гонение на иконопочитателей. Мир в церкви и спокойствие ее верных чад были тем высшим благом, ради которого патриарх Тарасий допустил в деле императора Константина VI временное прекращение акривии (От греч. ακριβεια — точность, тщательность — прим. ред.) — строгого применения канонов и, руководясь экономией (Принципом приспособляемости — прим. М. Новоселова), не подвергал наказанию ни василевса, ни совершителя прелюбодейного брака эконома Иосифа, хранил полное молчание относительно преступного факта и вообще избегал обострять отношения между царским двором и вселенской патриархией. Политике патриарха Тарасия следовали и все многочисленные по составу и разнообразные по общественному положению сторонники спасительной экономии <…>.

Совершенно иное отношение к незаконному браку императора было со стороны преподобного Феодора вместе с Платоном и всем братством Саккудионского монастыря» [8].

Каково было их отношение, вы видели из приведенного мною житийного отрывка, который достаточно выясняет начало, течение и конец всего дела. Чтобы подчеркнуть главную цель, ради которой я познакомил вас с этой блестящей страницей из жизни великого исповедника Христова Феодора, скажу нечто в связи с тем, что говорено было в двух предыдущих моих письмах.

Из истории Флорентийского собора и Константинопольского, созванного против св. Григория Паламы, вы видели, как в вопросах веры нравственная сила одиноких личностей (Марка, митрополита Ефесского и св. Григория Паламы, архиепископа Солунского), являвшихся орудием таинственного Промысла Божия, преодолевала в конце концов канонический авторитет иерархии и давление высшей государственной власти, стоявших на стороне заблуждения и противившихся вселенскому сознанию Церкви. Подтверждая эту истину о господственном значении в Церкви нравственного авторитета, вышеприведенное событие из жизни преп. Феодора Студита имеет и свои отличительные черты сравнительно с тем, что мы видели в борьбе за истину Православия Марка Ефесского и Григория Паламы.

Во-первых, преп. Феодора никто не призывал на защиту поруганной правды Евангелия и Церкви. Он сам, по собственной инициативе, взялся за оружие и с горстью единомышленных иноков своего монастыря обнажил духовный меч против владыки мира, византийского императора.

Другое обстоятельство, для нас особенно поучительное, это то, что в то время как в первых двух случаях были две противостоящие друг другу стороны, в последнем, связанном с Феодором Студитом, наблюдаются как бы три центра: совершивший преступление император, резко обличающий его и отлучающий от общения с собой игумен Феодор с братией и молчаливо (а сначала и гласно) не одобряющий и протестующий, но и церковно не карающий императора патриарх Тарасий со своими единомышленниками. Таким образом, выступая против преступного царя, преп. Феодор затрагивал и св. мужа Тарасия, хотя и порицавшего поведение императора, но не оказывавшего ему сопротивления до конца, не отлучавшего его от Церкви.

Если вы, дорогие мои, со тщанием прочитали предложенный вам мною отрывок из жития преп. Феодора, то обратили внимание на положение, которое заняла царица Ирина по отношению к патриарху Тарасию и игумену Феодору: она усмотрела нравственную целесообразность действий за тем и за другим.

Что касается разности действования этих лиц, то, помимо разницы личных характеров, она объясняется разностью положения в Церкви патриарха и игумена. Если игумену небольшого монастыря можно было действовать, не принимая в соображение угрозы императора возобновить иконоборческие гонения, в случае решительного сопротивления со стороны патриарха, то патриарх, по самому положению своему ответственный за «тихое и безмолвное житие» [9] всего православного народа, естественно чувствовал себя связанным этой угрозой, памятуя все ужасы иконоборчества.

Несомненно, героем этой церковно-исторической драмы, разыгравшейся в Византии, является преп. Феодор, возбудивший в недрах Церкви огромное моральное движение, но блестящая роль игумена студийского не должна закрывать от наших глаз не яркого, но, может быть, не менее трудного подвига патриарха Константинопольского, взявшего на себя всю тяжесть подрывавшей, вероятно, к нему доверие многих верующих примирительной, «икономической» политики, и взявшего, приметьте это, не из-за страха за себя, не из угодничества перед властью, а ради ограждения множества чад Церкви от величайших испытаний.

Не видна ли и за святейшим патриархом Тарасием, и за преп. Феодором Студитом направляющая все это дело рука Господня, которая уступчивостью патриарха сохранила тишину Церкви, а дерзновением инока лишила покоя преступного царя и очистила атмосферу Церкви от нравственной заразы, внесенной в нее императором?!

Та же десница Господня не замедлила тяжко поразить высокопоставленного оскорбителя святыни Церкви: вступивший в беззаконный брак 4 сентября 796 года император был низвержен 16 июля 797 года, ослеплен и отправлен в ссылку. Нравственный удар, нанесенный ему ревностным иноком, был как бы санкционирован и оправдан судом Неба.

Святая Церковь причла к лику святых мужественного и нравственно-строгого, хотя ради мира церковного и умерившего свою строгость, патриарха Тарасия; она же включила в число, преподобных мужей и дерзновенного обличителя неправды царской игумена Феодора, засвидетельствовав этим богоугодность обоих служителей Христовых.

Есть в деле преп. Феодора и третья характерная черта. Тогда как Марк Ефесский и св. Григорий Палама защищали главным образом догматическую истину Православия, преп. Феодор выступил на защиту поруганной правды нравственно-канонической. Это важно отметить, чтобы видеть, как широка сфера нравственного авторитета в Церкви и как ограничена область самодовлеющего авторитета иерархического. А видеть это нам нужно очень и очень…

Почему — это выяснится дальше, а теперь я изложу кратко второй эпизод из жизни преп. Феодора, который, как и первый, несмотря на свою хронологическую отдаленность от наших дней, имеет внутреннее отношение к переживаемым нами событиям и может, в известной степени, осветить нам то положение, в котором, конечно, не без воли Божией, поставляется наша Церковь.

Недолго правила византийским царством благочестивая царица Ирина (797—802). В 802 году она была низложена государственным казначеем Византии Никифором, который и занял византийский престол. Пока жив был патриарх Тарасий, новый император относился более или менее сдержанно к Церкви и не вторгался в область церковной жизни. Но когда скончался св. Тарасий (806 г.) и на патриарший престол собором епископов и при участии царя был избран государственный секретарь Никифор, церковная политика императора резко изменилась. Самое избрание нового патриарха сопровождалось нарушением церковных обычаев и правил [10] и поэтому вызвало недовольство таких ревнителей Православия, как св. Феодор, авва Платон и все студийские монахи. Они протестовали настолько громко, что голос их достиг дворца. Раздраженный протестом, император приказал заключить преподобных Феодора и Платона в тюрьму на 24 дня. Это еще более обострило их отношения.

Между тем император пошел дальше в деле нарушения церковных канонов. Лишенный покойным патриархом, св. Тарасием, сана пресвитер Иосиф, пользуясь сменой как гражданской, так и церковной власти, стал добиваться восстановления его в правах священства. Так как еще в 803 году, во время восстания полководца Вардана, Иосиф оказал императору Никифору важную услугу, склонив этого претендента на византийскую корону отказаться от нее, то император обещал Иосифу ходатайствовать перед церковной властью о снятии с него отлучения.

Опасаясь со стороны императора действий, направленных ко вреду Церкви, новый патриарх пошел на уступки. Однако он один не взял на себя решения вопроса об Иосифе и предложил его на обсуждение собора из пятнадцати епископов, явившихся в Константинополь частью для избрания нового патриарха (т. е. его, Никифора), частью для заседания в постоянном патриаршем синоде. Епископы, не желая ставить в затруднительное положение вновь избранного патриарха, постановили снять с Иосифа запрещение в священнослужении и принять в клир великой Христовой Церкви.

«Преп. Феодор вместе с иноками студийского монастыря и многими другими < своими > сторонниками заявил протест против беззаконного дела, мотивируя его не только прежней аргументацией своих воззрений по вопросу о михии (Прелюбодеянии (греч.) — прим. ред.), но и тем соображением, что восстановление Иосифа в сане предпринято по почину некомпетентной в деле гражданской власти и за услуги Иосифа вовсе не церковного характера» [11]. Протестовавшие убеждали и умоляли патриарха Никифора «лишить священства того, кто низвержен и канонами, и прежним патриархом, был отрешен в течение целых девяти лет и противозаконно вторгся…» [12].

Патриарх уклонялся от переговоров с преп. Феодором по этому делу. «Тогда Феодор, авва Платон и студиты отложились (Курсив М. Новоселова — прим. ред.) от него. Вместе с ними отделилось от патриарха и немало народа, преимущественно лучшие по своей жизни люди. <…>

Одновременно св. Феодор своими письмами заинтересовал в возобновленном церковном движении (В цит. источнике — „михианском движении“ — прим. ред.) не только всю Византию, но и Рим. В этих письмах преп. Феодор доказывал, что его уклонение от общения с царем и патриархом вызывается исключительно религиозно-нравственными мотивами и не заключает <в себе> никакого политического элемента, вопреки аргументации его врагов, а затем он стремился лишь к церковному миру и, лично ничего не имея ни против царя, ни против патриарха, всегда готов возобновить с ними церковное общение, под тем непременным и единственным условием, если эконом Иосиф будет лишен священства, в силу состоявшегося над ним законного суда патриарха Тарасия» [13].

Оставляя в стороне многообразные перипетии этого дела, осложненные вмешательством императора (с которыми вы можете познакомиться по указанным мною раньше источникам), перехожу к его заключительному моменту. Стойкость св. Феодора, энергично продолжавшего борьбу с великими мира сего, привела, несмотря на насилия гражданской власти по отношению к исповедникам истины, к полной победе правды над беззаконием. Как и в столкновении с императором Константином, так и теперь, в борьбе с императором Никифором, Божий Промысл выступил на защиту гонимых служителей Божиих и для восстановления попираемой правды.

25 июня 811 года император Никифор был убит на войне с болгарами, а его сын, занявший византийский престол, открыто стал на сторону св. Феодора [14]. Патриарх Никифор исполнил то, чего домогались ревнители церковных канонов — и опять лишил Иосифа священного сана, восстановив приговор патриарха Тарасия. Возвращенный из ссылки (811 г.) преп. Феодор водворился в Студийском монастыре, а в церкви византийской «опять наступил мир, которого здесь, по вине императора Никифора, не было свыше пяти лет» [15]

Таково, в общих чертах, то второе событие в жизни преп. Феодора, с которым я хотел познакомить вас, друзья мои. Подобно первому, оно является иллюстрацией и вместе подтверждением основного положения, развиваемого в последних моих письмах. Но оно содержит в себе и некоторое особое обстоятельство, отличающее его от первого эпизода из жизни преп. Феодора, когда он, разрывая церковное общение с императором Константином и действуя не в согласии с патр. Тарасием, а скорее вопреки ему, не порывал, однако, канонической связи с последним.

Не то теперь: считая незаконным принятие патриархом Никифором в церковное общение эконома Иосифа, отлученного св. Тарасием, св. Феодор со своим монастырем отлагается от патриарха. Обращаю ваше внимание на эту сторону дела и вот, главным образом, почему. Когда я в первый раз, до болезни, начал писать вам это письмо, мы переживали жуткое в церковном отношении время.

Святейший Патриарх готовился вступить в каноническое общение с главой живоцерковников Красницким, причем обстоятельства сложились так, что это, выражаясь мягко, рискованное предприятие Патриарх брал почти на единоличную свою ответственность. Мне ясно было, что мы, православные, дорожащие чистотой нашей веры и Церкви, стоим перед надвинувшейся к нам вплотную дилеммой: или, попирая свою религиозную совесть, оскверниться общением с нераскаянным (это было очевидно для всех) еретиком и раскольником, или с болью в сердце отложиться от патриарха. Когда в тревоге и скорби я размышлял о создавшемся, воистину ужасном, положении и просил Господа направить стопы мои и друзей моих по пути правды, мне «случайно» попался в руки первый том «Творений» преп. Феодора Студита. Хорошо помня историю Преподобного со св. Тарасием, я не знал или забыл о его столкновении с патриархом Никифором. Просматривая очерк жизни великого исповедника, я дошел и до этого столкновения.

Эпизод с патр. Никифором являлся прямым и живым ответом на скорбный вопрос, перед которым стояли православные люди, прислушиваясь к тревожным, смущающим душу слухам, шедшим из Донского монастыря [16] усердно и успешно поддерживавшимся газетными сообщениями [17]. Этот поучительный эпизод восполнял то, чего недоставало в истории патриарха Тарасия, и ясно указывал нам путь в случае церковного осоюжения Святейшего Патриарха Тихона с христопродавцем Красницким и его гнуснейшими приспешниками и единомышленниками…

Что такое — проступок эконома Иосифа по сравнению с долговременной, преступнейшей деятельностью изверга наших дней Красницкого, религиозно смутившего тысячи душ еретической пропагандой (см. журнал «Живая церковь») и коварно задуманным и путем наглой лжи, жестоких насилий и угроз осуществленным расколом, заключившего в тюрьмы и отправившего в отдаленные ссылки сотни служителей Церкви Христовой и доселе продолжающего, совместно с явными и тайными врагами Церкви, подкапываться под этот «столп и утверждение Истины»?! И, однако — Иосифа патриарх Никифор принял в общение по постановлению и с согласия собора епископов, не осмелившись взять на одного себя решение дела, а еретика и душегуба Красницкого Святейший Патриарх готовился единолично (Ибо нельзя серьезно говорить о навязанных ему совне членах синода [18], готовых почти всегда творить волю пославших их — прим. М. Новоселова) принять и почти принял в Высшее Церковное Управление, долженствовавшее ведать дела русской православной Церкви!..

Говоря все это, я не осуждаю Патриарха: его положение настолько трудно, крест, который он несет уже несколько лет, настолько тяжек, силы его настолько подорваны, что едва ли у кого из чад Церкви явится по отношению к нему другое чувство, кроме чувства сострадания и желания помочь ему молитвой, советом и делом. Нельзя не признать, и даже следует подчеркнуть, что глава нашей Церкви очень чутко прислушивается к голосу не только архипастырей, но и паствы, точнее — всего церковного народа. Раздваиваясь в своих циркулярных распоряжениях относительно стилей [19], поддаваясь (не страха ради иудейска [20], а вполне бескорыстно — так верю я) коварным воздействиям окружающих его со всех сторон искусителей в деле воссоединения с живоцерковниками, Святейший Патриарх, как будто, нарочно тянул то и другое дело, держался, по выражению некоторых, «татарской политики», чтобы вызвать и услышать из среды православного народа живой голос его подлинной веры. И голос этот раздался, был услышан и явился для Патриарха твердой нравственной опорой для правильного решения затруднявших (Поскольку он был отъединен христопродавцами разного рода — npим. М. Новоселова) его вопросов [21].

Православный народ совместно с верными Церкви архипастырями и пастырями охранил, по милости Божией, Святейшего Патриарха от гибельных для него и вредных для Церкви шагов. И в таком именно течении событий я вижу особое промышление Божие: очень важно и утешительно, что не Высшее Церковное Управление, отъединенное от верующего народа, устраняло соблазны и опасности, угрожавшие Церкви Божией, а все тело церковное, содрогаясь от соприкосновения с искушениями лжи и обмана, посрамляло врага, обнаруживая этим свою жизненность, сохранившуюся, несмотря на множество крайне неблагоприятных и в прошлом, и в настоящем обстоятельств. Слава, честь, поклонение и благодарение Тебе, Христе, чудесно врачующему немощные члены Тела Твоего!

Простите, дорогие, если что переговорил или чего не договорил. Первое покройте любовью, а второе — собственным размышлением. Надеюсь вскоре возобновить беседу с вами.

Прошу молитв. Недужность моя продолжается, хотя и в меньшей мере, чем было раньше.

Милосердие Божие да покроет нас грешных!

Любящий вас брат о Господе.

[1] Первой супругой Констанса была армянская принцесса Мария, внучка св. Филарета Милостивого.

[2] Речь идет об Ироде Антипе (четвертовластнике).

[3] Иоанн Предтеча обличал Ирода Антипу за незаконный брак с женой своего брата (Мф. 14, 3-4); пророк Илия обличал царя Ахава и его жену Иезавель во многих грехах (напр., 3 Цар. 21, 20-26).

[4] Папой Римским в то время был св. Лев III (795—816).

[5] Икономия (домостроительство) (греч.) — деятельность, направленная на конечное спасение человека путем созидания для него Дома Божия — Церкви; отдельные моменты этой деятельности, сами по себе не принадлежащие «жизни будущего века», тем не менее, могут быть оправданы как применительные к существующим обстоятельствам, к конкретным наличным условиям (главным образом — к греховной природе человека).

[6] Творения преподобного Феодора Студита. Том 1. СПб., 1907. С. 77-80; непосредственно после приведенного отрывка автор «Жития» (монах Михаил) еще более подчеркивает и усиливает последнюю мысль: "Так и Павел применялся к обстоятельствам, обрезав Тимофея, однако это не вошло в закон; ибо он сам отвергал его, громко взывая: аще обрезание проповедую, почто гоним есмь? (Гал. 5, 11).

[7] Там же. С. XXIV—XXV.

[8] Там же. С. XXVI—XXVII.

[9] 1 Тим. 2, 2; это выражение входит также в состав сугубой ектений.

[10] Слишком быстрое возведение Никифора в патриаршее достоинство непосредственно из «мирского вещества» противоречило каноническим правилам, предписывающим «предварительно провести кандидата чрез все степени священства, исполняя в каждом чине узаконенное время» (Правило 80-е Святых Апостол; Правило 2-е I Вселенского Собора; Правило 10-е Сардикийского Собора; Правило 3-е Лаодикийского Собора). — Там же. С. XLVIII.

[11] Там же. С. L.

[12] Там же. С. LI; вместо слов «прежним патриархом» в цитируемом источнике стоит «предшественником твоей святости», поскольку данная цитата — отрывок из письма св. Феодора патр. Никифору.

[13] Там же. СLIII.

[14] Точнее, это можно сказать не о сыне императора Ставрикие, занимавшем царский престол лишь два месяца, а о его зяте Михаиле Рангаве, к которому затем перешла императорская власть.

[15] Там же. С. LVI.

[16] Донской монастырь — резиденция Патриарха Тихона после его выхода из заключения.

[17] Обращение В. Д. Красницкого к Патриарху с просьбой принять его (и его группу «Живая Церковь») в молитвенно-каноническое общение было опубликовано в «Известиях» (1924, № 147). Там же были напечатаны резолюция Святителя о согласии «ради мира и блага церковного» принять в общении Красницкого и постановление Патриарха и Синода о создании нового Высшего Церковного Совета, куда был включен и Красницкий (по выражению Святейшего: «министром без портфеля»). В «Известиях» от 29 мая было опубликовано «Воззвание Патриарха Тихона» о подготовке Поместного Собора с участием бывших членов «Живой Церкви».

[18] В переговорах Патриарха Тихона с Красницким участвовали также митрополиты Крутицкий Петр (Полянский), Тверской Серафим (Александров) и Уральский Тихон (Оболенский) (Левитин А., Шавров В. Очерки по истории русской церковной смуты. Т. 2. Kusnacht, 1978. С. 264).

[19] См. прим.. XI, 16.

[20] Ин. 19, 38.

[21] Решение Патриарха Тихона о принятии в общение Красницкого было обусловлено двумя причинами: а) желанием ускорить ликвидацию раскола путем создания прецедента примирения с одним из наиболее радикальных обновленческих вождей; б) обещанием властей освободить томящихся в тюрьмах и ссылках архиереев и допустить деятельность Синода. Однако столкнувшись со всеобщим недовольством верующих и духовенства (большое значение имела, в частности, беседа Патриарха с митр. Казанским Кириллом (Смирновым), просившим Святейшего «не жалеть архиереев»), св. Тихон прекратил всякие переговоры с Красницким и уже в конце июня 1924 г. аннулировал майское соглашение с ним.

Письмо четырнадцатое

1 октября 1924 г.

Покров Пресвятыя Богородицы

Прошло уже почти три месяца со времени нашей последней беседы с вами, дорогие друзья мои. И немощи, и непредвиденные хлопоты, и переезды с одного места на другое, и, наконец, леность, — все это соединилось, чтобы отвлечь меня от всегда утешительного для меня общения с вами.

Берясь за перо в этот раз, я особенно желал бы иметь дар художественного изображения людей и жизни, чтобы живописать пред вами исключительный по духовной красоте образ одного из величайших отцов Церкви, славного исповедника истины Христовой и просвещеннейшего, воистину богомудрого защитника ее. Я говорю о преподобном Максиме, жизнь и деяния которого способны умилить и восхитить и каменное сердце. Сколько раз перечитывал я житие этого стойкого страдальца за истинную Христову веру, и каждый раз с неослабным интересом и душевным волнением, доходящим иногда до восторга.

Этот великий муж, требующий, чтобы изобразить его во всем его действительном величии, — пера великого и даже богодухновенного художника, представляет в своей личности и жизни блестящее подтверждение той истины, уяснению которой посвящены три предыдущие письма мои, а именно, что в недрах Церкви ни количество лиц, ни высота их иерархического положения не имеют значения в деле раскрытия и утверждения религиозных учений. Количеству и высокому внешнему положению людей Дух Святый нередко противопоставляет нравственный авторитет одиноких не сановных личностей, которые и являются верными выразителями и истолкователями Божественных истин в противоположность (как это вы видели в предшествующих письмах) заблуждающимся и упорствующим в заблуждениях многочисленным сановникам, духовным и светским. Ярким примером такой богоизбранной личности и является св. Максим Исповедник.

Будучи не в силах художественно изобразить духовный облик этого поистине удивительного человека, я предложу вам довольно сухую схему его жития, заимствованную мною из изданной в 1916 г. Московской Духовной Академией книги, озаглавленной «Творения святаго отца нашего Максима Исповедника. Часть первая». Там помещено обширное житие его в греческом подлиннике и русском переводе, а предшествуют этому житию «предварительные краткие сведения» о св. Максиме. Их я и предлагаю вашему вниманию, чтобы те из вас, кто не знаком с жизнью преподобного, получили хотя бы некоторые общие сведения о нем [1]. Но я очень прошу вас познакомиться с личностью и деяниями этого великого человека, если не по упомянутой выше книге (ее теперь найти трудно), то по Четьям Минеям св. Димитрия Ростовского [2]. Вы не пожалеете, исполнив мою просьбу, так как, уверен, получите высокое духовное наслаждение при чтении этого жития, из которого я в настоящем письме буду пользоваться лишь краткими выдержками, идущими непосредственно к основной теме письма.

«Родился св. Максим около 580-го года, в знатной константинопольской семье. Получил широкое образование: его многочисленные сочинения проявляют в нем не только сильный природный ум и незаурядный талант, но и высокоразвитое формально-логическое мышление и обширное знакомство как с церковными писаниями — священными и отеческими, так и с языческими, особенно философскими, творениями Платона, Аристотеля и др.

Из мирской жизни св. Максима имеется известие, что при императоре Ираклии (610—641 гг.) он был „первым секретарем царским“. <…> Стало быть, первая молодость, а, может быть, и половина жизни св. Максима прошла на придворной службе. Из приказа Констанса, внука Ираклия, видно, что Максим стоял к Ираклию в очень близких отношениях, быть может, даже родственных, — пользовался у него большим почетом. <…>

Но, судя по созерцательно-мистическому характеру творений св. Максима и проявленному в них обширному знакомству с греко-философской и церковной литературой, надо думать, что ему были не по душе постоянные интриги, политиканство с церковью и вообще нравственная муть тогдашнего византийского двора. Желание „по мере сил преуспевать в добродетели и. божественной философии, пренебрежение ко всему земному и стремление к высшей жизни духовной, — предпочтение низшего места у Бога (<…> св. Максим не имел иерархической степени) пред первыми должностями у царя земного“ <…> побудили византийского царедворца почетную службу при Ираклии переменить на созерцательно-подвижническую жизнь скромного монаха в уединенной обители Хрисополя, на другом берегу Босфора (теперешний Скутари).

Славившаяся подвижничеством и любовью к богословию братия монастыря скоро сделала св. Максима настоятелем или аввою, каковым он оставался всю жизнь.

Но подвижническое уединение св. Максима прервано было монофелитским движением: в постоянной и напряженной борьбе с этою ересью протекла вся дальнейшая жизнь святого.

Вместе с иерусалимским патриархом Софронием, учеником своим Анастасием и папою римским Мартином Максим является оплотом православия и главным борцом против монофелитства (Ересь монофелитская возникла в начале VII в. и была продолжением монофизитской ереси. Монофелиты признавали во Христе одну волю и одно действие Божеское и, таким образом, искажали догмат вочеловечения Бога Слова. По учению же православному, воля есть принадлежность естества, а не лица, а потому и Господь Иисус Христос, как естеством Бог и естеством человек, имел и Божескую и человеческую волю. Без этой последней Он не был бы совершенным по естеству человеком. Защитниками и распространителями ереси монофелитов были вначале: Кир — патриарх александрийский (630—640), Сергий Константинопольский (610—638) и даже сам царь Ираклий, увлеченный ими в эту ересь. Созвав поместные соборы, Кир — в Александрии, а Сергий в Константинополе, они утвердили эту ересь, повсюду разослали свое постановление и совратили весь Восток. Один только св. Софроний, патриарх иерусалимский, противился ереси, не принимая лжеучения — прим. М. Новоселова).

Своими многочисленными писаниями, рассылавшимися по всем странам, — а также личным влиянием на Софрония, африканских епископов и особенно на Мартина, — св. Максим мужественно отстоял православно-церковное учение о лице Спасителя. В этом главное значение Максима в церковной истории. Его заслуга увеличивается тем, что сторону монофелитов держал византийский двор в лице императоров Ираклия и Констанса, и константинопольский патриархат в лице Сергия, Пирра и Петра, <и александрийский в лице Кира>.

В июле 645-го года мы находим св. Максима в проконсульской (северной) Африке, где он, вероятно, в Карфагене, в присутствии наместника Григория (или Георгия), ведет победоносный спор с константинопольским экс-патриархом Пирром, письменно, — но, как оказалось потом, притворно, — отрекшимся от монофелитства. По непосредственному влиянию св. Максима африканские епископы составляют потом соборные осуждения ереси.

В 649-м году св. Максим принимает деятельное, хотя и не официальное (как простой монах) участие на Латеранском соборе [3] в Риме: по его внушению папа Мартин собрал этот собор и анафематствовал на нем как императорские эдикты — Экфесис Ираклия (638 г.) и Типос Констанса (648 г.) [4], изданные с целью ввести монофелитское лжеучение, — так и вообще все монофелитство и его приверженцев.

Арестованный в Риме вместе с двумя своими учениками — Анастасием монахом и Анастасием пресвитером и апокрисиарием [5], св. Максим и его ученики подверглись в Константинополе продолжительному суду, кончившемуся (19 мая 655-го года) ссылкою старца (Максиму тогда было 75 лет) в Бизию, крепость во Фракии (?), а его ученика Анастасия в Перберис, отдаленнейшую местность империи (св. Мартин был сослан ранее, в 654-м году, в Херсон).

24 августа 656-го года к св. Максиму являлось не имевшее успеха посольство от императора и патриарха с целью склонить его к монофелитству. Вскоре потом, по приказу императорскому, Максим был переведен в монастырь св. Феодора, близ Региума. Вторичное посольство сюда от императора и патриарха также не повлияло на непреклонного старца, и 14-го сентября 656-го года его осуждают на ссылку в Перберис, где находился его ученик Анастасий.

Но влияние св. Максима было так велико и православие в народе так сильно, что по прошествии некоторого времени (около 662 г.?) учитель и ученик опять вызываются в Константинополь на новые увещания и на последний суд. Кончилось тем, что Максиму и Анастасию, после бичевания, отрезают языки и правые руки. В таком искалеченном виде их проводят по всему Константинополю и отправляют на пожизненную ссылку в Лазику, на восточном берегу Черного моря. Здесь осужденных разделили: Анастасий был сослан в страну Авасгов, а Максим в Схимарис, отделенную крепость Алапии.

Пред смертью св. Максиму было откровение о дне ее: она последовала 13 августа 662 или 663 года на 82 году жизни его. Один из учеников — Анастасий монах умер в том же году несколько ранее, 24-го июня, на дороге в ссылку, — а другой Анастасий, апокрисиарий — позднее, 11-го октября 666 года. Над могилою св. Максима в монастыре св. Арсения ночью являлись три чудесные светильника и были многочисленные чудеса исцелений.

Гонитель св. Максима император Констанс, преследуемый народною ненавистью за монофелитство и за св. Максима, погиб вдали от Константинополя насильственною смертью. А его сын Константин, боясь участи отца, не пошел его дорогою. Напротив, он был предан православию и в 680-м году созвал шестой вселенский собор, осудивший монофелитство и окончательно утвердивший двуволие и двуприродностьво Христе.

Несмотря на то, что жизнь св. Максима мало благоприятствовала литературной деятельности, ему принадлежат многочисленные и разнообразные сочинения: догматико-полемические, богословско-экзегетические, нравственно-аскетические, мистико-литургические, частные письма и гимны…

Воззрения св. Максима представляют своеобразное соединение философии, богословия и мистики. Широта философского синтеза, высота богословского созерцания, глубина мистических переживаний и тонкость диалектики открывали св. Максиму возможность стремиться к объединению греческой философии (Платона и Аристотеля) с христианским богословием прежних великих отцов (Афанасия, Григория Богослова и Григория Нисского) и мистикою Дионисия Ареопагита и Египетских аскетов» [6].

Таково, в схематическом виде, житие преп. Максима. Наполнить эту схему полножизненным содержанием поможет вам святитель Димитрий Ростовский, к январской книге Миней которого я вас и отсылаю. Нечто из этой книги я возьму и для настоящего письма, а пока остановлю ваше внимание на некоторых пунктах вышеприведенной житейской схемы, которые имеют отношение к главной теме письма.

Прежде всего обратите внимание на то, что «св. Максим не имел иерархической степени», — значит был простым монахом. Несмотря на это он «своими многочисленными писаниями, рассылавшимися по всем странам, — а также личным влиянием на Софрония (Патриарх иерусалимский — прим. М. Новоселова), африканских епископов и особенно на Мартина (Папа Римский — прим. М. Новоселова) — мужественно отстоял православно-церковное учение о лице Спасителя». «По непосредственному влиянию св. Максима африканские епископы составляют соборные осуждения ереси». «По его внушению папа Мартин собрал (Латеранский) собор (в Риме) и анафематствовал на нем как императорские эдикты…, изданные с целью ввести монофелитское лжеучение, — так и вообще все монофелитство и его приверженцев».

И этих немногих цитат было бы, пожалуй, достаточно, чтобы преп. Максим занял видное место наряду с теми свидетелями истины, о которых шла речь в предыдущих письмах, и которые своей жизнью и деятельностью утверждали господственное значение нравственного авторитета в Церкви. В самом деле, простой монах является центром напряженнейшей борьбы православия с монофелитской ересью. Не имея иерархического сана, он укрепляет на эту борьбу: на востоке — иерусалимского патриарха Софрония, на западе — папу Мартина, на юге, между восточными и западными патриархатами, африканских епископов.

Но мне хочется более яркими чертами обрисовать то положение, которое занимал в эту страдную эпоху жизни Церкви св. Максим, и ту полную потрясающего драматизма роль, которая выпала на его долю по воле руководившего им православия. Настаивая на том, чтобы вы, мои дорогие, с благоговейным вниманием прочитали у св. Димитрия Ростовского подробное повествование о преп. Максиме (января 21), я приведу сейчас ряд фактов из минейного жития его, относящихся к последним годам жизни преподобного, когда он был многократно вызываем на суд высокопоставленных особ, духовных и светских, и подвергался настойчивым допросам.

К преп. Максиму, посаженному в темницу, пришли некоторые люди, заявившие, что они посланы патриархом, и стали спрашивать его:

« — Какой ты церкви: Византийской, или Римской, Антиохийской, Александрийской, или Иерусалимской. Ибо все эти церкви с подчиненными им областями находятся в единении. Посему, если и ты принадлежишь к кафолической церкви, то немедленно вступи в общение с нами, — если только не желаешь подвергнуться тяжкому изгнанию и испытать то, чего не ожидаешь.

На это праведный муж <…> ответил им:

— Христос Господь назвал кафолическою Церковью ту, которая содержит истинное и спасительное исповедание веры. За это исповедание он и Петра назвал блаженным и на нем обещал основать вселенскую церковь (Мф. 16, 17—18). Однако я хочу узнать содержание вашего исповедания, на основании которого все церкви, как вы говорите, вступили в общение. Если оно не противно истине, той я не отступлю от него» [7].

Услышав неправое их учение о волях в Господе Иисусе Христе, он указал на их заблуждение и заключил свой ответ словами:

« — Этого я признать не могу и не научился от святых отцов так веровать. Вы же, как имеющие власть, делайте со мною, что вам угодно» [8].

В другой раз допрашивающий св. Максима епископ Феодосии сказал:

« — Император и патриарх прежде всего желают узнать от тебя: почему ты удаляешься от общения с Константинопольским престолом?

Святой Максим ответил:

— Вы знаете нововведения, принятые шестого индикта (Индикт — по римскому календарю означает промежуток или круг времени в 15 лет. Первый год в этом круге — „первый индикт“ — прим. М. Новоселова) истекшего круга (9 лет тому назад, т. е. в 648 г. — прим. М. Новоселова). Они начались в Александрии чрез обнародование Киром, бывшим там патриархом, девяти глав, одобренных и утвержденных Константинопольским престолом [9]. Были и иные изменения и дополнения (экфесис и типос), искажающие соборные определения. Эти нововведения были сделаны первыми представителями Византийской церкви — Сергием, Пирром и Павлом, — и известны всем церквам. Вот причина, по которой я, раб ваш, не вступаю в общение с Константинопольскою церковью. Пусть будут уничтожены в Церкви эти соблазны, введенные упомянутыми выше мужами, — пусть будут устранены введшие их и — очистится путь спасения от преград, и вы пойдете тогда гладким путем Евангелия, очищенным от всякой ереси! Когда же я увижу Константинопольскую церковь такою, какою она была прежде, тогда и я обращусь к ней, как был и раньше ее сыном, и вступлю в общение с нею без всякого увещания человеческого. Пока же в ней будут еретические соблазны и еретики архиереи, никакое слово или дело не убедит меня, чтобы я когда-либо вступил в общение с ними» [10].

Когда в той же беседе вспомнили о поместном соборе, который, по инициативе преп. Максима, созван был в Риме блаженным папою Мартином для осуждения монофелитов, еп. Феодосий сказал:

« — Не имеет значения этот собор, потому что он был созван не по царскому повелению. Преподобный ответил:

-- Если утверждаются только постановления соборов, созываемых по царскому повелению, то не может быть православной веры. Вспомните о соборах, созываемых по царскому повелению против единосущия; на которых установлено богохульное учение, что Сын Божий не единосущен Богу Отцу. Таковы соборы: первый в Тире, второй — в Антиохии, третий в Селевкии, четвертый в Константинополе при Евдоксии арианине, пятый в Никее, шестой в Сирмии, а спустя много времени — седьмой в Ефесе под председательством Диоскора [11]. Все эти соборы созывались по царским повелениям; однако все они отвергнуты и преданы анафеме, так как на них были составлены вероопределения безбожные и богопротивные. Притом, почему вы не отвергаете того собора, который осудил Павла Самосатского и предал его анафеме? [12] Ведь во главе этого собора стояли: Дионисий, папа Римский, Дионисий Александрийский и Григорий Чудотворец, который и председательствовал на этом соборе. Этот собор происходил без царского повеления, однако он тверд и неопровержим. Православная Церковь признает истинными и святыми только те соборы, на которых установлены истинные и непреложные догматы. И подлинно, как знает это и твоя святость и других поучает тому же, каноны повелевают — в каждой христианской стране созывать поместные соборы дважды в год — как для защищения спасительной веры нашей, так и для исправления того, что требует исправления; однако, церковные правила не говорят о царских повелениях» [13].

Когда от преп. Максима требовали однажды именем царя, чтобы он заранее обещал исполнить волю государя, которую имели ему объявить, он сказал:

« — Так как вы не хотите сказать мне, рабу вашему, что угодно господину нашему, царю, то объявляю вам, пред лицом Самого Бога и Его святых ангелов, следующее: если царь повелит мне что-либо такое, что имеет временное и преходящее значение, притом не противное Богу и безвредное для вечного спасения души, то я охотно исполню» [14].

Воля государя была объявлена преп. Максиму патрицием Епифанием в следующем виде:

" — Вот что царь приказывает объявить тебе: так как весь Восток и те на Западе, которые увлечены в соблазн, взирая на тебя, производят смуты и волнения, являясь отступниками от веры и строя козни, причем не хотят в деле веры иметь с нами общения, то да смягчит Господь кротостью твое сердце, чтобы ты вступил в общение с нами, приняв изданный нами типос. Мы же, приняв тебя с любовию, с великой честью и славою введем тебя в церковь и поставим рядом с нами, где обычно стоят цари, и приобщимся вместе с тобою Пречистых и Животворящих Тайн Тела и Крови Христовых. Потом провозгласим тебя нашим отцом, и будет радость не только во всем христолюбивом граде нашем, но и во всем христианском мире. Ибо мы твердо уверены, что когда ты вступишь в общение со святою Константинопольскою церковью, то присоединятся к нам и все, которые ради тебя и под твоим руководством отпали от общения с нами.

Святой авва Максим, обратившись к епископу Феодосию, со слезами сказал:

— Все мы, владыко, ожидаем великого дня судного. Ты помнишь, что было недавно говорено и обещано (В прежде бывшее свидание еп. Феодосия с преп. Максимом — прим. М. Новоселова) пред святым Евангелием, животворящим Крестом и святыми иконами Спасителя нашего Иисуса Христа и Пренепорочной Его Матери, Пречистой Богородицы и Приснодевы Марии.

Епископ, с потупленным вниз взором, кротко сказал:

— Что же могу я сделать, когда благочестивый царь хочет иного.

Авва Максим отвечал ему:

— Зачем же ты и бывшие с тобою касались святого Евангелия (То же — прим. М. Новоселова), когда у вас не было твердого намерения исполнить обещанное? Поистине, все силы небесные не убедят меня сделать то, что вы предлагаете. Ибо какой ответ дам я, не говорю — Богу, но моей совести, если из-за пустой славы и мнения людского, ничего не стоящего, отвергну правую веру, которая спасает любящих ee? [15]

Когда Епифаний во время этой беседы заметил, что «типос написан ради улажения не совсем понятных истин, чтобы не впал в заблуждение народ вследствие особенной тонкости их выражения» [16] авва Максим сказал:

« — Это противно вере, а между тем всякий человек освящается правильным исповеданием веры.

Тогда патриций Троил возразил:

— Типос не отрицает двух волей во Христе, а только заставляет молчать о них ради мира Церкви.

Авва Максим сказал на это:

-- Замалчивать слово значит отрицать его, как об этом говорит Дух Святый чрез пророка: „не суть речи, ниже словеса, их же не слышатся гласи их“ (Пс. 18,4). Поэтому, если какое-либо слово не высказывается, то это вовсе не есть слово».

Тогда Троил сказал:

— Имей в сердце своем какую угодно веру; никто тебе не запрещает.

Святой Максим возразил:

— Но полное спасение зависит не от одной сердечной веры, а от исповедания ее, ибо Господь говорит: «иже отвержется Мене пред человеки, отвергуся его и Аз пред Отцем Моим, Иже на небесех» (Мф. 10, 33). Равно и Божественный апостол учит: «сердцем воруется в правду, усты же исповедуется во спасение» (Рим. X, 10). Если же Бог и Божественные пророки и апостолы повелевают исповедовать словом и языком таинство веры, которое приносит всему миру спасение, то нельзя принуждать к молчанию относительно исповедания, чтобы не умалялось спасение людей" [17].

В другой раз царский казнохранитель, с раздражением в голосе, обратился к преп. Максиму:

« — Христианин ли ты?

Старец отвечал:

— По благодати Христа, Бога всяческих, я — христианин.

Казнохранитель исполнился гнева и сказал

— Ты говоришь неправду.

Святой отвечал:

— Ты говоришь, что я не христианин, а Бог говорит, что я неизменно пребываю христианином» [18].

На другой день преподобному был предложен вопрос:

« — Скажи нам, авва, какую беседу вел ты в Африке и в Риме с Пирром и какими доводами убедил ты его отказаться от его собственного догмата и принять твой догмат?» [19]

Ответив на него, преп. Максим в заключение прибавил:

« — Я никакого собственного догмата не имею, а только общий всей кафолической Церкви; я не внес в свое исповедание ни одного нового слова, по которому оно могло бы называться моим собственным.

Затем посланные спросили его:

— Что же ты не вступишь в общение с Константинопольским престолом?

— Нет, — ответил святой.

— Почему же? — спросили они.

— Потому, — ответил святой, — что предстоятели сей церкви отвергли постановления четырех святых соборов, приняв за правило „девять глав“, изданных в Александрии [20], а затем приняли экфесис, составленный Сергием, Константинопольским патриархом, и, наконец, типос, в недавнее время обнародованный. С другой стороны, все, утвержденное в экфесисе, они отвергли в типосе и много раз сами себя отлучили от Церкви и изобличили в неправомыслии. Мало того, сами себя отлучив от Церкви, они низложены и лишены священства на поместном соборе, бывшем недавно в Риме. Какое же тайнодействие они могут совершать? Или какой Дух снизойдет на тех, которые ими рукополагаются?

— Значит, ты один спасешься, — возразили ему, — а все прочие погибнут?

Святой ответил на это:

— Когда все люди поклонялись в Вавилоне золотому истукану, три святые отрока никого не осуждали на погибель. Они не о том заботились, что делали другие, а только о самих себе, чтобы не отпасть от истинного благочестия (Дан. 3). Точно также и Даниил, брошенный в ров, не осуждал никого из тех, которые, исполняя закон Дария, не хотели молиться Богу, а имел в виду свой долг и желал лучше умереть, чем согрешить и казниться пред своею совестью за преступление Закона Божия (Дан. 14, 31 и далее). И мне не дай Бог осуждать кого-либо или говорить, что я один спасусь. Однако же я соглашусь скорее умереть, чем, отступив в чем-либо от правой веры, терпеть муки совести.

— Но что ты будешь делать, — сказали ему посланные, — когда римляне соединятся с византийцами? Вчера ведь пришли из Рима два апокрисиария и завтра, в день воскресный, будут причащаться с патриархом Пречистых Тайн.

Преподобный ответил:

— Если и вся вселенная начнет причащаться с патриархом, я не причащусь с ним. Ибо я знаю из писаний святого апостола Павла, что Дух Святый предает анафеме даже Ангелов, если бы они стали благовествовать иначе, внося что-либо новое (Гал. 1,8).

Тогда посланные спросили:

— Неужели совершенно необходимо исповедовать во Христе две воли и двоякого рода деятельность?

— Совершенно необходимо, — отвечал святой, — если мы хотим благочестиво мыслить, ибо никакое существо не лишено природной деятельности. Святые отцы ясно говорят, что ни одно существо не может ни существовать, ни быть познаваемым без сродного ему действования. Если этого нет и если естество не обнаруживается в действовании, то каким образом можно признавать Христа истинным Богом по естеству и истинным человеком?

На это ему сказали:

— Мы видим, что это — истинная правда, однако, — не огорчай царя, который ради мира Церкви, составил типос не для того, чтобы отрицать что-либо из признаваемых во Христе свойств, но ради спокойствия Церкви, повелевая молчать о тех вещах, которые порождают разногласие.

Тогда человек Божий, простершись на земле, отвечал со слезами:

— Не следовало бы огорчаться доброму и боголюбивому царю по поводу моего недостоинства, ибо я не хочу прогневать Бога, умалчивая о том, что Он повелел признавать и исповедовать. Ибо если, по слову Божественного Апостола, Сам Он положил „в Церкви первое апостолов, второе пророков, третие учителей“ [21], то ясно, что Сам Он и говорит чрез них. Из всего же Священного Писания, из творений святых учителей и из постановлений соборных мы научаемся, что воплотившийся Иисус Христос, Господь и Бог наш, имеет силу хотеть и действовать по Божеству и по человечеству. Ибо у Него вовсе нет недостатка в тех свойствах, по которым Он познается, как Бог или как человек, кроме греха. Если же Он совершен по обоим естествам и не лишен ничего, свойственного им, то поистине тот совершенно извращает тайну Его вочеловечения, кто не признает в Нем самого существа обоих естеств с соответствующими им свойствами, — естеств, чрез которые и в которых Он пребывает.

Когда святой изложил это и многое другое, пришедшие похвалили его мудрость и не нашли, что возразить ему. Сергий же (Начальник царской трапезы — прим. М. Новоселова) сказал:

— Один ты огорчаешь всех, — именно тем, что из-за тебя многие не хотят иметь общения со здешнею Церковью.

Преподобный Максим возразил:

— Но кто может утверждать, что я кому-нибудь повелевал не иметь общения с Византийскою церковью?

На это Сергий отвечал:

— То самое, что ты не сообщаешься с этою церковью, сильнее всего отвращает многих от общения с нею.

Человек Божий сказал на это:

— Нет ничего тягостнее и печальнее того состояния, когда совесть в чем-либо обличает нас, и нет ничего дороже спокойствия и одобрения совести» [22].

Через неделю патриций Троил спрашивает преподобного:

« — Но разве ты не анафематствовал типоса?

Старец отвечал:

— Несколько раз уже я говорил, что анафематствовал.

— Но если ты, — сказал Троил, — анафематствовал „типос“, то, следовательно, и царя?

— Царя я не анафематствовал, — ответил преподобный, — а только хартию, ниспровергающую православную и церковную веру.

— Где же ты анафематствовал? — спросил Троил.

— На поместном соборе, в Риме, — отвечал святой Максим, — в церкви Спасителя и Пресвятой Богородицы.

Тогда обратился к нему председатель:

— Вступишь ли ты в общение с нашею церковью или нет?

— Нет, не вступлю, — отвечал святой» [23].

Этими немногими выдержками из жития преп. Максима я и ограничусь. Предоставляя вам самим, мои дорогие, продумать все мысли св. Максима, высказанные им в вышеприведенных диалогах его с сучьями и гонителями, я отмечу лишь некоторые из этих мыслей, существенно связанные с основной задачей моих последних (начиная с 11-го) писем.

Прежде всего вы видите, что преп. Максим, будучи простым иноком, совершенно не считается в религиозных спорах с авторитетом иерархии, как таковой", равно и с авторитетом государственной власти, власти христианского царя. Из жития видно, как это уже указано было мною раньше, что и римский папа Мартин не являлся в его глазах решающим дело авторитетом. Напротив, папа как бы опирался на ев: Максима, побудившего его созвать собор и анафематствовать ересь.

И это положение, занятое в Церкви св. исповедником, было отнюдь не плодом самочиния, «восхищением недарованного», а лишь выявлением его подлинной, свыше данной, нравственной силы, возвышавшей его над всем тогдашним церковным миром.

Помимо своей воли св. Максим становится центром, вокруг которого разгорается ожесточенная борьба ереси с православием. Он является как бы фокусом этой борьбы. Ни еретичествующие патриархи и епископы, ни византийский двор с императором во главе, поддерживавший ересь, не считаются ни с иерусалимским патриархом Софронием ни даже с римским папой Мартином (Оба они признаны Церковью святыми — прим. М. Новоселова), которого они, ничтоже сумняшеся, отправляют в ссылку, нимало не тревожась его несогласием с ними.

Один инок Максим сосредоточивает на себе их внимание и ненависть. Они не только про себя знают, но и во всеуслышание исповедуют (см. вышеприведенные мною их признания), что все дело за ним, Максимом: воссоединись он с ними, и дело будет сделано: умирится «вся вселенная». Ибо она пристально, напряженно следит, по какому пути идет угодник Божий Максим: ему она верит, в нем видит неподкупного служителя Божия и верного носителя и исповедника истины.

И, действительно, св. Максим не поддался ни увещаниям, ни соблазнам, ни угрозам. Почти 80-летний старец, измученный допросами, побоями, ссылками, он не обнаруживает ни малейшего колебания в борьбе с многочисленными, жестокими и сильными мирскою силою врагами. Мутные волны богоборной ереси вдребезги разбиваются о несокрушимую твердыню духа богоносного старца, с величайшим дерзновением и с таковым же смирением (заметьте это чудное соединение), отметающего всякие компромиссы, могущие замутить чистоту Христовой веры. Какая несокрушимая уверенность в правоте своего дела, какая изумительная твердость, какая вера в собственную причастность Телу Христову, какое ясное ведение истины среди окружающего мрака заблуждений сказались в потрясающих душу словах св. исповедника, которыми он ответил на коварно-лживое сообщение об осоюжении Рима с еретической Византией: «Если и вся вселенная начнет причащаться с патриархом, я не причащусь с ним. Ибо я знаю из писаний святого апостола Павла, что Дух Святый предает анафеме даже Ангелов, если бы они стали благовествовать иначе, внося что-либо новое» (Гал. 1,8).

Этим приводящим душу в священный трепет ответом я и закончу свое письмо, хотя желал и предполагал сказать гораздо больше в объяснение слов и деяний блаженного Максима. Но, с одной стороны, я надеюсь, что вы сами задумаетесь над ними и сделаете нужные из них выводы (в частности, для настоящего времени), с другой — я предполагаю вернуться к ним в следующем письме.

Молитесь обо мне. Мир вам.

Любящий вас ваш брат о Господе.

P. S. Пришло мне на память одно сказание из «Древнего патерика», которое привести здесь не будет неуместным, так как, несмотря на свою краткость, оно проливает довольно яркий свет на значение иерархического и нравственного авторитетов в Церкви. Причем оба эти авторитета выявляются в этом сказании по отношению к вопросу не столько догматического, сколько морального характера. Вот это сказание.

«Некие два мирянина были благочестивы и, согласившись между собою, вышли и сделались монахами: возбуждаемые ревностию по Евангельскому слову, не зная же (Его настоящего смысла — прим. М. Новоселова), оскопили самих себя, то есть, ради Царствия Небесного (Мф. 19, 12). Архиепископ (Из последующего видно, что речь идет об архиепископе Александрийском — прим. М. Новоселова), услышавши о сем, отлучил их. Они же, думая, что хорошо сделали, вознегодовали на него, говоря: мы сделались скопцами ради Царствия Небесного, и он отлучил нас. Пойдем и принесем на него жалобу архиепископу Иерусалимскому. И пошедши, рассказали ему обо всем. Архиепископ говорит им: и я отлучаю вас. Затем снова опечаленные пошли к архиепископу в Антиохию и рассказали ему все о самих себе. Сей также отлучил их.

И они говорят между собою: пойдем в Рим к патриарху; он защитит нас от всех их. Пришедши к великому архиепископу Римскому, рассказали ему, что сделали с ними архиепископы. Мы, говорят, пришли к тебе, потому что ты глава (Глава, конечно, не в том смысле, какой придают этому слову современные католики: это явствует как из действий иноков, обратившихся после сношения с римским папой к епископу Кипрскому Епифанию, так и из деяний самого „пророка Божия“ Епифания — прим. М. Новоселова) всех. И сей сказал им: и я отлучаю вас, — и вы находитесь в отлучении.

После сего, недоумевая, сказал один другому: сии угождают один другому, потому что сходятся вместе на соборах; пойдем к святому Божию Епифанию, епископу Кипрскому; ибо он пророк есть и не зрит на лице человека. Когда же они приблизились ко граду его, то ему было открыто о них. И он, пославши навстречу им, сказал: не входите в град сей.

Тогда они, пришедши в самих себя, сказали: поистине мы согрешили. Итак, зачем же мы оправдываем самих себя, будто они несправедливо отлучили нас, когда (отлучает) также и сей пророк? ибо Бог открыл ему об нас. И много обвиняли себя за дело, которое сделали.

Тогда сердцеведец Бог, зная, что они поистине обвиняли себя, открыл об этом авве Епифанию. Пославши за ними, привел их к себе и, утешивши, принял в общение (церковное) и написал архиепископу Александрийскому так: приими чад твоих, ибо они искренно раскаялись» [24].

Сколько поучительного для нас содержит в себе это бесхитростное повествование христианской древности! Им подтверждается великая и для нашего времени, может быть, особенно важная истина, — как опасно самочинное, отрешенное от святоотеческого (иначе — церковного) разума толкование св. Писания. Оно знакомит нас с трогательной простотой отношений между рядовыми христианами и высшими представителями иерархии того времени. Оно показывает нам живую связь, которая существовала тогда между различными православными церквами. В нем же мы находим простодушное свидетельство иноков о первенствующем положении среди тогдашних предстоятелей церквей — римского епископа, что, конечно, нимало не говорит как о его господстве над ними, так, тем более, о его непогрешимости.

Но для нашей теперешней беседы особенно ценно в этом рассказе выявление, как я сказал раньше, двоякого рода авторитетов, нравственного и иерархического, причем оба эти авторитета оказались здесь, в противоположность церковно-историческим примерам, не в оппозиции один к другому, а в единомыслии друг с другом. Они не сталкиваются во взаимной борьбе, а согласно разрешают жизненную задачу. Однако и тут явно превосходство и господствующее значение нравственной силы.

В самом деле: два инока, ложно поняв одно место Св. Писания и практически применив к себе это ложное понимание, совершают недобрый поступок. Предстоятель Александрийской Церкви, к которой принадлежали иноки, лишает их церковного общения. Огорченные этим, но не вразумленные, они приносят жалобу на своего архипастыря предстоятелю церкви иерусалимской. Тот подтверждает решение архиепископа александрийского. То же повторяется при попытках обращения иноков к предстоятелям церквей антиохийской и римской. И эти согласно подтверждают решения своих предшественников по этому делу, но не убеждают в истинности своих приговоров виновных иноков.

Итак, дело прошло по всем инстанциям, восходило к первоепископу римскому, и одно и то же решение изошло из уст всех иерархов. По-видимому, виновным некуда было податься, и оставалось только подчиниться согласному приговору высших епископов и вместе с тем носить неисцельную рану в своей совести, которая не могла примириться с этими приговорами, не соответствовавшими, как казалось инокам, искренности их убеждения, приведшего их к осуждаемому и караемому иерархами поступку.

Но милость Божия не оставила их в этом тяжком и, казалось, безвыходном положении: их посетила благодатная мысль обратиться к «святому Божию», к «пророку» Епифанию, епископу кипрскому. Осужденные иерархами, предстоятелями великих церквей, но не примирившиеся внутренне с их приговорами, иноки простирают руки к явному носителю духовно-нравственного начала, к живому сосуду благодати Божией.

Но, увы! и здесь они встречают решительное осуждение своему поступку. Однако это осуждение, произнесенное явно по откровению свыше, убеждает страдальцев-иноков в их неправде, приводит к раскаянию и душевному исцелению. Носитель высшего, духовно-нравственного авторитета, исцелив души преступников закона, властно приемлет их в церковное общение с собой и предлагает сделать то же первому судье, инициатору отлучения — архиепископу Александрийскому.

Здесь мы еще раз наблюдаем верховное значение духовно-нравственного начала в Церкви, которое в данном случае действовало в согласии с началом иерархическим, не противореча, а восполняя его.

Излишне говорить, что такого рода согласие и есть желательная норма церковной жизни, но норма эта является, к сожалению, чаще желаемым идеалом, чем живой действительностью.

… Очень прошу вас, друзья мои, сопоставить церковно-исторические примеры, приведенные мною в последних письмах, с рассуждениями Ю. А. Колемина (письмо 11-е) и Других единомысленных с ним лиц (письмо 12-е).

24 сентября/7 октября 1925 г.

г. Петроград.

[1] Биография преп. Максима, отражающая современный уровень исторических знаний о нем, приведена во вступительной статье А. И. Сидорова к новейшему изданию творений святого (Творения преподобного Максима Исповедника. Кн. 1. Богословские и аскетические трактаты. М.: Мартис, 1993. С. 35-58).

[2] Жития святых, на русском языке изложенные по руководству Четьих Миней св. Димитрия Ростовского. Книга пятая (январь). Ч. 2. М., 1904. С. 201—237.

[3] Латеранский собор из 150 епископов (большей частью западных) состоялся в 649 г. в Риме.

[4] Экфесис — изложение, типос — образец (веры).

[5] Апокрисиарий — заведующий внешними делами монастыря (отношениями с государственной властью, имущественными тяжбами и др.).

[6] Творения Максима Исповедника. Ч. 1. Сергиев Посад, 1916. С. I—VI.

[7] Жития святых, на русском языке изложенные по руководству Четьих Миней св. Димитрия Ростовскаго. Книга пятая (январь). Ч. 2. М., 1904. С. 212.

[8] Там же. С. 213.

[9] «Девять глав или анафематизмов» — изданный в 633 г. александрийским патриархом Киром акт, имевший целью примирение с умеренными монофизитами; в 7-м пункте этого акта высказывалось учение о едином богомужном действовании во Христе или о единой воле.

[10] Там же. С. 216 (курсив М. Новоселова).

[11] Отвергнутые Церковью соборы: в Тире (335 г.) созван по повелению Константина Великого; в Антиохии (341 г.) — по повелению Констанция как и собор в Селевкии (359 г.); в Константинополе (360 г.); в Никее (360); в Сирмии (351, 357—359); в Ефесе (449) — так называемый «разбойничий» собор.

[12] Речь идет о первом Антиохийском Соборе, состоявшемся в 264 г.

[13] Там же. С. 218—219.

[14] Там же. С. 220.

[15] Там же. С. 220—221.

[16] Там же. С. 222.

[17] Там же. С. 222—223.

[18] Там же. С. 226.

[19] Там же. С. 228.

[20] См. прим. XIV, 9.

[21] 1 Кор. 12, 28.

[22] Там же. С. 228—231.

[23] Там же. С. 233.

[24] Древний патерик, изложенный по главам, 3-е изд. М., 1899. С. 300—301.

Письмо пятнадцатое

7 декабря 1924 г.

День св. Амвросия Медиоланского.

Ровно два года тому назад, 7-го декабря, в день св. Амвросия Медиоланского, я отослал вам, мои дорогие, первое свое письмо. Сегодня приступаю к пятнадцатому. Неоднократно выражавшееся вами сочувствие, по поводу моих писем к Вам, служит для меня ободрением и побуждением к продолжению бесед с вами. Молитвы великого Святителя Медиоланского да сопутствуют нашему общению в наступающую третью годину.

Признав в последних письмах непогрешимость Церкви и отвергши непогрешимый авторитет в Церкви, на котором, как вы помните, упорно настаивал иезуит в разговоре с православным (см. 11-е письмо), мы отгородились от католицизма, исказившего догмат о Церкви.

Но, минуя Сциллу католицизма, не попадаем ли мы в Харибду протестантизма? Отвергнув «камень Петров» [1], своеобразно отшлифованный в мастерской Рима, не рискуем ли мы очутиться среди моря песчинок, рассеянных по всему миру смелой рукой Виттенбергского реформатора [2] софистически связывавшего себя и свое дело с именем другого первоверховного апостола, Павла? Отстраняя непререкаемый авторитет и верховную власть римского первосвященнику, не вступаем ли мы в безбрежное море того субъективизма и лжесвободы, которые, с роковой необходимостью, привели протестантов к распылению на множество сект и, в конечном счете, к неверию и материализму?

Возвращаясь к преп. Максиму Исповеднику (См. предыдущее мое письмо — прим. М. Новоселова), спросим: "чем отличается от пути отщепенца Лютера путь, по которому шел верный сын Церкви Максим, подобно Лютеру не считавшийся с авторитетом иерархии, ни с требованием императоров, и смело противопоставлявший свое религиозное сознание «всей вселенной?»

При некотором формальном сходстве действий, сближающих как будто основоположника реформации с великим исповедником Православия, внутреннее, духовное самочувствие и религиозное самосознание того и другого были несходны до противоположности, почему и места, занятые ими в христианском мире, так далеки одно от другого.

Я позволю себе предложить вашему вниманию некий фантастический «диалог» между Мартином Лютером и преп. Максимом, давно мною набросанный под влиянием помысла, сопоставившего жизненные пути этих двух личностей.

— «Я — альфа и омега нового религиозного сознания, освобождающего христианское человечество от многовековых уз духовного рабства и ставящего его лицом к лицу перед живым Богом — через личную веру, личную совесть и Божественное слово, приемлемое личным же разумением», — вещал Лютер.

— «Я — один из многочисленных членов непрестанно растущего Тела Истины, незаметное звено златой цепи, тянущейся изначала, переходящей из века в век и скрепляющей несокрушимой связью причастников Христова Благовестия, единого и неизменного; я — малая отрасль великого, благосеннолиственного Древа, имже покрывается мир», — таково сознание святого Исповедника.

— «Я один воспел песнь новую и не нуждаюсь в поддержке и сочувствии старых певцов. Пусть новые примыкают ко мне в согласии с моей песнью».

— «Я — один из многочисленных участников великого хора, единодушно воссылающего хвалу Духу Истины, и всеусильно стараюсь, чтобы голос мой не нарушал стройной гармонии поющих небесную песнь. Я стремлюсь слиться в этой гармонии с другими, искуснейшими певцами, на которых взираю, как на своих учителей».

— «Я смело пускаюсь в открытое море на одиноком челне моем, не страшась бурь и ненастья».

— «Я страшусь отступить от судов, идущих в стройном порядке и держащих единый путь вслед за передовым кораблем, Кормчий которого Сам Господь».

— «Дух Божий удостоверяет правильность моего пути, и мне не нужно другого руководства в моей жизни и борении с изменившим Христу Римским престолом».

— «Господь говорит мне, что я неизменно пребываю христианином, но я не перестаю проверять себя теми, кто уже совершил путь свой в Боге и чья богоугодная жизнь засвидетельствована Господом во святой Церкви Его. Я стою твердо только в союзе друг-другоприимательной веры, непостыждающей надежды и нелицемерной любви, иначе — в живом союзе с Телом Христовым и святейшими членами Его. Лишь этот союз служит основанием, оправданием, освящением и залогом успешности моей борьбы с уклонившимися в ересь иерархами и царями».

— «Только благодатию, по вере своей, спасаюсь я», — исповедует Лютер.

— «И мой путь спасения указуется и совершается верой и благодатию, но вера моя — и по содержанию, и по внутреннему характеру — есть та, которую содержит и сообщает чадам своим единая, святая вселенская Церковь Христова, и благодать спасения я почерпаю в таинственных недрах той же Матери Церкви».

— «Я отвергаю заблудившуюся историческую Церковь и существовавшую до меня церковную организацию — и остаюсь при церкви невидимой. Я и все мои единоверцы — священники Бога Вышняго, „царственное священство“, по Апостолу [3].

— „Я решительно отказываюсь от общения с еретиками-иерархами, но неуклонно держусь истинного русла Церкви видимой, — Христовой, Апостольской, Соборноотеческой, ибо отпадающий от церкви видимой отлучает себя и от невидимой, которая неразрывно сочетана с первой. Чистая, не имеющая пятна и порока, непогрешимая Невеста Христова растет лишь в недрах церкви исторической с ее богоустановленной иерархией и благодатными таинствами“.

Простите мне, друзья мои, этот аляповатый „диалог“, который все-таки, думаю, проливает свет на суть вопроса, проводя заметную, надеюсь, грань между путем и настроением протестантизма, с одной стороны, и стезей и духом православия — с другой.

Лютера искушал голос змия, шептавшего ему: „будешь превыше вселенского сознания“. Несмотря на законность протеста, направление, самочинно и самонадеянно принятое Лютером, привело его к окончательному разрыву с истинным христианством. Он отклонился еще дальше от ствола Вселенской Церкви, чем Рим, от которого он отпал.

Между тем путь, по которому с самоотвержением, смирением и подлинной богопреданностью ступал первый сын Вселенской Церкви, Максим, возвел его в славное достоинство отца ее. Максим явил собою потомству назидательнейший пример безусловной верности Церкви и спасительного противления законной власти, не сохранившей этой верности.

Верность Церкви! Вот тема, требующая к себе усиленного внимания после всего вышесказанного не только в этом письме, но и в предшествующих, по крайней мере, начиная с 11-го.

Ведь если Церковь есть „столп и утверждение Истины“, то верность Церкви необходима, чтобы быть нам в согласии с Истиной. Что же значит быть верным Церкви? Как быть верным ей?

Для протестанта — собственно, не существует вопроса о верности Церкви. Во всяком случае, он без особого труда может обойти его.

У католика этот вопрос подменяется другим — вопросом о верности папе: на место непогрешимой Церкви ставится „святейший отец“, как „непогрешимый глава Церкви“ (См. в 11-м письме беседу иезуита с православным — прим. М. Новоселова). Этим подлогом вопрос весьма упрощается (См. в 12-м письме письмо Ю. Ф. Самарина к баронессе Раден — прим. М. Новоселова), и совесть католика легко успокаивается на папском авторитете, на этом видимом знаке Истины.

Не так просто разрешается этот вопрос в Православии (Советую припомнить содержание всего 11-го письма, к которому тесно примыкает настоящее — прим. М. Новоселова), т. е. в единой святой, соборной и апостольской Церкви, которая, с одной стороны, отвергает, как мы видели, внешний авторитет в вопросах веры, с другой — не мирится с протестантским свободомыслием, разрушающим единство религиозного сознания и жизни.

Отрицая внешний авторитет, а вместе и материальный критерий в области веры, православное сознание, чтобы не попасть в русло протестантизма, дробящего целостный образ Христовой Истины на сотни осколков, призывается к отысканию и указанию критерия внутреннего, духовного. А духовное, как известно, не доказуется, а, будучи воспринимаемо актом живой веры, „обличающей невидимое“ (Евр. 11, 1), по существу показуется лишь в религиозном опыте этой веры. Поэтому вопрос о верности Церкви, как носительнице абсолютной духовной Истины, сводится к следующим вопросам: каким путем, по каким вехам нужно идти к „Дому Божию“ (1 Тим. 3, 15)? Как войти внутрь его? Как стать живым членом Тела Истины и благодаря этому внутренним ухом слышать голос Истины, в Церкви глаголющий, т. е. голос Христа („полноты Истины“ — преп. Исаак Сирин [4]), ее возглавляющего, и Духа Истины, ее исполняющего?

За разрешением этих вопросов обратимся к многовековому опыту самой Церкви и вопросим излюбленных чад ее, святых Божиих: как они мыслили о верности Церкви и как действовали согласно этой своей мысли?

Прежде всего заглянем еще раз в житие преп. Максима Исповедника и поищем там вех, указующих путь к Истине, хранимой Церковью для спасения людей.

Такие вехи не раз указывал св. Исповедник в своих беседах с уклонившимися от Истины представителями монофелитства. Услышав неправое учение о волях в Господе Иисусе Христе, он указал на их заблуждение и заключил свой ответ им словами: „этого я признать не могу и не научился от святых Отцов так веровать“ [5]. В другой раз преподобный изрек: „Из всего Священного Писания, из творений святых учителей и из постановлений соборных (Эти постановления неразрывно связаны с именами свв. Отцов, бывших на том или ином соборе, и их предшественников — прим. М. Новоселова) мы научаемся, что воплотившийся Иисус Христос, Господь и Бог наш, имеет силу хотеть и действовать по Божеству и по человечеству“ [6].

Ту же мысль о необходимости сохранять единомыслие не только с евангельским и апостольским, но и со святоотеческим учением — высказывал и сподвижник преп. Максима по борьбе с монофелитством, св. папа Мартин, выражавший готовность умереть за верность „преданиям святых отцов“ [7].

Выяснению значения святых Отцов, как самых видных вех на пути Православия, я предполагаю посвятить, может быть, не одно письмо, но сейчас я не буду останавливаться на этом предмете. Подчеркиваю лишь, что для мудрых и непреклонных борцов за истину Православия, преп. Максима и св. Мартина, святые Отцы, их предшественники, служили светочами, озарявшими путь их религиозной мысли и, таким образом, утверждавшими их в правом исповедании. Едва ли нужно прибавлять, что если святые Отцы служили опорой для свв. Максима и Мартина (впоследствии мы увидим, что они служили опорой и для соборных определений), то кольми паче мы с вами, друзья мои, должны искать прибежище в стране Отцов! Что они указуют верный путь к Церкви, т. е. в область абсолютной Истины, об этом свидетельствует сама Церковь, наименовавшая их „святыми Отцами“ и этим самым призывающая нас идти по стопам их. Последуем этому призыву и поищем ответа на вопрос: „как быть чаду церковному, если оно смущается каким-нибудь недоумением или сомнением в области веры?“ Сказания о святых отцах приходят нам на помощь. Есть чудесная книга — „Древний Патерик“ (по-русски — „Отечник“), повествующая о многообразных речениях и действиях угодников Божиих. Из этой книги я и хочу извлечь нечто на пользу душ наших и для уяснения занимающего нас вопроса.

Начну с сравнительно малого заблуждения, в которое впал, впрочем, великий христианин, имевший дар чудотворения. Посмотрим, как он преодолел это заблуждение. Вот что сообщает нам святая книга.

„Авва Даниил рассказывал об одном великом старце, жившем в нижних странах Египта, что говорил он по простоте, будто Мелхиседек есть самый Сын Божий. И возвещено было о нем блаженному Кириллу, архиепископу Александрийскому, и он послал за ним. Зная же, что этот старец чудотворец, и все, о чем он ни попросит. Бог открывает ему, и что от простоты говорил он сие слово, он употребил такое мудрое средство, говоря: авва, у меня есть к тебе просьба. Помысл говорит мне, что Мелхиседек есть Сын Божий, а другой помысл говорит: нет, но человек, первосвященник Божий есть он. Поелику я недоумеваю о сем, то послал за тобою, чтобы ты умолил Бога, дабы Он открыл тебе и узнаем истину. Старец, уповая на свою жизнь, сказал с уверенностью: дай мне три дня, и я вопрошу Бога о сем и возвещу тебе, кто он. Ушедши в свою келлию, он молился о сем Богу и пришедши чрез три дня <…> говорит блаженному, что Мелхиседек есть человек. И сказал ему архиепископ: как узнал ты, авва? Он же сказал: Бог показал мне всех патриархов, так что каждый из них проходил предо мною, начиная с Адама до Мелхиседека, и ангел сказал мне: вот это Мелхиседек, и потому будь уверен, что это так. Уходя, старец и сам проповедывал уже, что Мелхиседек человек. И возрадовался весьма блаженный Кирилл“ [8].

Многому учит нас этот правдивый рассказ. Он показывает нам и поучительную заботливость архипастыря о душе, вверенной ему, как епископу страны, где жил старец; свидетельствует и о мудрости архипастыря, который не прибег ни к логическим убеждениям, ни к прещениям со ссылками на веру Церкви относительно данного предмета, а употребил средство вразумления, которое должно было расположить простеца старца с „ровным помыслом“ и готовностью пойти навстречу истине, которой противоречила закоренелая его мысль; научает нас эта повесть и тому, что люди, стяжавшие и дар чудотворения, и великое дерзновение к Богу (обратите внимание на слова старца: „дай мне три дня“ и след.) могут погрешать мыслью, — правда, погрешать „по простоте“ или по доверию к воспринятой ими со стороны мысли, не проверенной должным, им доступным (как увидим ниже) опытом (См. подробное объяснение таких случаев у преп. Отцов Варсануфия Великого и Иоанна в их „Руководстве к духовной жизни“ (вопросы 610, 611 и др.) [9] — прим. М. Новоселова). Оставляя в стороне прочие уроки, скажем, наконец, что мы учимся тут за разрешением недоуменных вопросов обращаться прежде всего к Первоисточнику Истины, к Самой Живой и Животворящей Истине, с мольбой об „отверзении ума“ нашего (Лк. 24, 45). И мы видим, что давнишнее, надо думать, закоснение в неверной мысли разрешается в три дня ясным откровением Божиим, приводящим заблуждающегося к вере Церкви. Конечно, такое дивное откровение вызвано было той действенной молитвой, которая обычно приобретается многолетним жизненным под вигом, о чем свидетельствует и наименование старца великим и чудотворцем. Но и мы, немощные и нерадивые, научаемся святой Церковью ежедневно прибегать к этому молитвенному средству просвещения себя истиной, ибо Церковь внушает нам ежедневно, и не раз, взывать об этом просвещении к Духу Истины: „Царю Небесный, Утешителю, Душе истины… прииди и вселися в ны…“ [10].

Тот же священный Патерик показывает нам, что люди и не столь, по-видимому, молитвенно-дерзновенные, как упомянутый старец, привлекали молитвою просвещающую их религиозное сознание благодать, причем требовавшее уврачевания заблуждение касалось вещи гораздо более существенной, чем та, о которую преткнулся старец. Один инок, по вражьему внушению, усомнился в самом существе христианской веры, в таинстве Евхаристии. Закоснение в этом сомнении грозило гибелью душе инока и требовало скорейшего исцеления. Впрочем, послушаем самого авву Даниила, которому принадлежит и предыдущий рассказ.

„Сказал же и о другом некоем брате: когда было молитвословие в день воскресный и встал он по обыкновению идти в церковь, посмеялся над ним диавол, говоря: куда идешь? в церковь? и зачем? или затем, чтобы получить хлеба и вина? И скажут тебе, что это Тело и Кровь Господа; не подвергай себя посмеянию. Брат поверил помыслу и не пошел в церковь. Братия же ожидали его, ибо такой был обычай, чтобы не начинать молитвословия, пока не соберутся все. Он же медлил; и пришли к нему, говоря: может быть, занемог брат, и найдя его в келлии, спросили у него о причине, почему он нейдет в церковь. Он же, хотя и стыдясь, сказал о причине, однако же говорит им: простите меня, братия: я встал по обыкновению и приготовился идти в церковь, и сказал мне помысл, что не есть Тело и Кровь Христовы то, что ты идешь принять, но (простой) хлеб и вино. Итак если хотите, чтобы я шел с вами, уврачуйте помысл мой о св. приношении. Они же сказали ему: вставай, пойдем с нами, и мы будем просить Бога, чтобы Он открыл тебе Божественную силу, во святой Церкви присутствующую. И вставши, пошел с ними в церковь. И много помолившись о брате Богу, чтобы явлена была ему сила Божественных Таинств, начали совершать службу, а брата поставили среди церкви. И до отпуста [11] не преставал он слезами орошать и обливать лице свое. После же службы, приступивши, спросили его: если что открыл тебе Бог, расскажи нам, чтобы и мы получили пользу. Он же с плачем начал говорить им: когда был канон псалмопения <…> и прочитано было учение Апостольское и вышел диакон читать Евангелие, я видел, что кровля церкви раскрылась и видно было небо, и каждое слово Евангелия было как огонь и восходило до небес. Когда же было окончено святое Евангелие и вышли клирики из диаконника [12], имея святых Тайн причастие, я видел, что опять отверзлись небеса и сходил огнь и со огнем множество святых ангелов, и среди них другие два чудные лица, красоты которых нельзя и рассказать. И было сияние их, как молния, и среди двух лиц малый отрок. И святые ангелы стали вокруг святой Трапезы, а два лица над нею, и отрок в средине их. И когда были окончены святые молитвы и приблизились клирики раздробить хлебы причащения, я видел, что два лица стали держать младенца за руки и ноги, и взяли нож и закололи его и источили кровь его в потир [13], и, рассекши тело его, положили на верху хлебов, и сделались хлебы телом. Когда подходили братия принимать, давалось им тело, и когда взывали они, говоря: аминь, становилось оно хлебом в руках их. Когда и я пришел принять, дано мне было тело, и я не мог вкусить его, и услышал голос, говорящий мне: что не принимаешь? не то ли это, чего ты искал? а я сказал: милостив будь ко мне, Господи! Тела не могу я вкусить. И сказал мне: если бы мог человек вкушать тело, тело и обреталось бы, как ты видел, но поелику никто не может вкушать мясо, посему учредил Господь хлебы для причастия. Итак, с верою ли примешь то, что держишь в руке твоей? И я сказал: верую, Господи. И когда я сказал сие, тело, которое держал я в руке моей, стало хлебом, и, возблагодарив Бога, принял я святую просфору. Когда же окончилась служба и пошли клирики в свое место, я видел опять младенца среди двух животных, и когда клирики потребили Святые Дары, я видел, что опять открылась кровля церкви и Божественные Силы вознеслись на небеса. Услышав сие, братия вспомнили Апостола, говорящего: Пасха наша за ны пожрен бысть Христос“ [14]. И в умилении пошли в келлии свои, прославляя и хваля Бога, творящего великие чудеса» [15].

Обращаю ваше внимание, друзья мои, на следующие обстоятельства: 1) неверие или, точнее, сомнение только что вошло в душу, искушаемую врагом; 2) искушаемый поддался диавольскому внушению, но не утвердился в нем и охотно пошел навстречу братии, озабоченной его духовным состоянием; 3) братия усиленно о нем молилась, но он с сокрушением молил Господа о вразумлении, как бы чувствуя, что он не прав в своем сомнении; 4) соборная молитва их перед и во время литургии была услышана, и Господь чудесным образом, за литургией же, ответил на нее откровением истины, вразумив искушаемого и укрепив, конечно, истинную веру братии.

Вы сами, мои дорогие, можете сопоставить оба приведенные мною полностью повествования и сделать какие-либо дополнительные выводы. Ради этого отчасти я и привел эти рассказы целиком, хотя и мог бы передать сущность дела в немногих словах; но тогда утратились бы необходимые оттенки, им присущие, и изъят был бы духовный аромат, которым преисполнены эти сказания христианской древности.

Несмотря на желание не растягивать излишне своего письма, я не могу удержаться, чтобы не привести еще одного рассказа из Патерика. Хотя рассказ этот имеет большое сходство с предыдущим, но в нем есть некоторая особенность, которую мне хотелось бы подчеркнуть в Вашем сознании. Итак, не поленитесь еще послушать древнего повествователя.

«Рассказал <… > авва Даниил, говоря: сказал отец наш авва Арсений о некотором скитянине, который велик был по жизни, но прост в вере, заблуждался же по своему невежеству и говорил, что не по существу бывает Телом Христовым хлеб, который принимаем мы, но что он только образ. И услышали два старца, что он говорит такие слова, и зная, что он велик по жизни, рассудили, что он говорит в незлобии и простоте, и пришли к нему и говорят ему: авва! слышали мы речь некоего неверного, который говорит, что хлеб, который принимаем мы, не есть по существу Тело Христово, а только образ его. Старец же сказал: это я говорю. Они же увещевали его, говоря: не так держи, авва, а как предала вселенская Церковь. Ибо мы веруем, что самый хлеб есть Тело Христово, и самая чаша есть Кровь Христова поистине, а не образно. Но как в начале взяв персть от земли, образовал (Бог) человека по образу Своему, и никто не может сказать, чтобы он не был образом Божиим, хотя и непостижимо, так и о хлебе, о котором сказал Он: Это Тело Мое [16], веруем, что оно поистине Тело Христово. Старец же сказал: если не буду убежден делом, не уверюсь. Они же сказали ему: помолимся Богу в сию седмицу о сем Таинстве и веруем, что Бог откроет нам. Старец с радостию принял слово сие, и молился Богу, говоря: Ты, Господи, знаешь, что я не по злобе не верую, но чтобы не заблуждаться мне от истины, открой мне, Господи Иисусе Христе, что истинно. Но и старцы, удалясь в келлии свои, молили Бога, говоря: Господи Иисусе Христе, открой старцу, что есть сие Таинство, чтобы он уверовал и не погубил труда своего. И услышал Бог обоих, и когда кончилась седмица, пришли они в воскресный день в церковь, и отдельно одни сели на рогоже, в средине же был старец. Отверзлись же умные очи их, и когда был положен хлеб на святую Трапезу, только они трое увидели как бы младенца. И когда простер пресвитер руку раздробить хлеб, вот ангел Господень сошел с неба, имея нож, и заклал младенца и источил кровь его в чашу. Когда же пресвитер раздроблял хлеб на малые части, и ангел отсекал от младенца небольшие части. Когда же подошли принять святое приобщение, дана была старцу одному только плоть окровавленная. И увидев сие, он ужаснулся и воззвал, говоря: верую. Господи, что хлеб, предлагаемый на Престоле, есть Тело Твое и Чаша есть Кровь Твоя. И тотчас плоть в руке его сделалась хлебом, как бывает в Таинстве, и принял он, благодаря Бога. И сказали старцы: Бог знает человеческую природу, что не может она есть сырую плоть, и потому прелагает Тело Свое в хлеб и Кровь Свою в вино, для приемлющих сие с верою. И благодарили Бога о старце том, что не попустил Бог погибнуть трудам его, и все трое с радостию пошли в келлии свои» [17].

Особенность этого сказания, сравнительно с предыдущим (на которую я хотел обратить Ваше внимание), та, что мнение о св. Евхаристии «великого по жизни, но простого по вере» скитянина было, очевидно, не результатом недавнего вражьего смущения, не налетевшим только что сомнением, а глубоким, давнишним убеждением. Поэтому на совет старцев, встревоженных опасным заблуждением собрата, совет, чтобы он держался учения вселенской Церкви, он решительно ответил: «если не буду убежден делом, не уверюсь». Правда, он охотно принял предложение старцев искать разрешения вопроса соборной молитвой, однако для снискания от Господа должного вразумления потребовалась целая седмица, в течение которой молились и старцы, и скитяне, чтобы Господь открыл истину о св. Евхаристии. Большая закоренелость в заблуждении понуждала и к более длительному молитвенному подвигу.

От неизвестных нам по имени подвижников перейдем к лицам, хорошо нам знакомым, и удостоверимся чрез их собственный опыт в том, что первым средством, к которому следует обращаться для разрешения недоуменных вопросов веры — есть молитва.

«Некоторые братья, — повествует одно древнее сказание, — предложили св. Антонию Великому слова из книги Левит. Антоний пошел в пустыню, и за ним тайно последовал Аммон, знавший его обыкновение. Отошел далеко Антоний, стал на молитву и громким голосом воззвав „Боже! Пошли Моисея изъяснить мне слова сии“. И Аммон слышал, что голос стал говорить с ним, а силы слов не понял» [18].

Итак, по словам Аммона, человека очень близкого к преп. Антонию, последний имел обыкновение искать в молитве вразумления Божия в случае приключавшихся недоумений, когда последние, как видите, относились и к частному, может быть, не очень существенному, вопросу веры.

А вот еще два в высшей степени поучительных примера, призывающих нас к признанию молитвы, этой, по общецерковному сознанию, — «царицы добродетелей» [19], главным путем к истине среди тьмы заблуждений, окутывающих нас и вплетающихся в нашу жизнь.

Вы слышали, надеюсь, мои дорогие, о св. Пахомии Великом, современнике св. Антония Великого (св. Антоний родился в 251 г., а св. Пахомии около 292 г.). Он положил начало общежительному иночеству, за что был весьма восхваляем св. Антонием, основателем и представителем отшельничества. У св. Пахомия был удивительный по жизни и необычайным духовным дарованиям ученик — преп. Феодор, о котором много поразительных вещей сообщает достоверный свидетель его деяний, живший с ним много лет, Аммон, впоследствии епископ. Феофил, папа Александрийский, просил названного Аммона сообщить, что известно ему о жизни преп. Феодора, и Аммон епископ написал папе большое письмо «о житии и делах Пахомия и Феодора». Небольшую, но поучительную и душеполезную выдержку из этого письма я и предложу вам сейчас, друзья мои. Внимайте же!

"…Когда Пахомии посещал другие монастыри, Феодор в монастыре, называемом Вав [20], исполнял некоторое препоручение св. Пахомия. Здесь, узнав от некоторых людей, пришедших из Александрии, о том, что говорят Ариане о Единородном Сыне Божием, молил Бога об избавлении рода человеческого от заблуждения и во время своей молитвы увидел три светлые столпа, которые имели совершенное сходство между собою, и слышал голос, который говорил ему: «не обращай внимания ни на взаимное расстояние сих столпов, ни на величину, но только на совершенное сходство их; ибо нет в мире ни одного предмета, который мог бы представлять собою совершенно Отца, и Сына, и Святого Духа». Пахомии, услышав о сем от Феодора, сказал ему: «Поелику ты способен был видеть и слышать откровение: потому оно тебе показано и изъяснено. Я сам вскоре после того, как избрал уединенную жизнь, был убеждаем сперва последователями Мелетия Ликополитанского, и потом Маркионом, чтобы принадлежать к ним и иметь одинакие с ними мысли. Я был в недоумении, а наипаче, когда узнал, что есть и другие ереси, из которых каждая утверждает, что в ней находится истина. Посему со слезами молил 9 Бога, чтобы Он открыл мне, где находится истина: ибо я приведен был в совершенное недоумение. В продолжение молитвы я пришел в исступление, видел, что вся поднебесная покрыта как бы ночным мраком, и слышал с различных сторон слова: „здесь истина“.

Я примечал, что на каждый голос, произносивший слова сии, шли многие люди, которые взаимно вели друг друга во тьме. На восточной стороне вселенной на возвышенном месте видел я светильник, сияющий подобно утренней звезде, и отсюда слышал голос, который говорил мне: „не обманывайся теми голосами, которые зовут тебя во тьму, но последуй сему свету, потому что в нем находится истина“. Вскоре после сего я слышал еще голос, который говорил мне: „сей светильник, который видишь ты сияющим подобно утренней звезде, будет некогда сиять светлее солнца. Ибо он означает проповедь Евангелия Христова, возвещаемого во святой Его Церкви, в которой ты крещен. Голос, отсюда выходящий, есть голос Христов. Он зовет чрез Александра, Епископа Александрийской церкви. Прочие голоса, которые слышны из мрака ересей, происходят от диавола. Он зовет к себе чрез начальника каждой ереси и многих увлекает в заблуждение“. Потом, увидевши, что многие в светлой одежде идут к светильнику, я благословил Бога, и, оставивши тех, которые хотели увлечь меня в заблуждение, вознамерился жить вместе с человеком Божиим Палемоном, подражателем святых мужей, и жил с ним, доколе не пришел ко мне Ангел Господень и не сказал: „согревай приходящих к тебе тем огнем, который возжен в тебе Богом“. При руководстве сего Ангела и при содействии Божием я устроил сии монастыри».

"Знай, Аммон (Это говорит то же лицо (старец Елурион или монах Авзоний. — прим. ред.), которое передавало и все предыдущее Аммону, жившему еще тогда в монастыре, а теперь воспроизводящему в своем письме к папе Феофилу все там слышанное и виденное — прим. М. Новоселова), что и Афанасий, Епископ Александрийской Церкви (Преемник по епископской кафедре вышеупомянутого епископа Александра — прим. М. Новоселова), исполнен Святого Духа; ибо Пахомий рассказывал нам: "Когда Афанасий возведен был на степень Епископа, и некоторые неблагонамеренные люди, видя молодость его (Св. Афанасий поставлен епископом Александрийской Церкви, имея 30 лет от рождения — прим. М. Новоселова), осуждали определение Божие о нем, и хотели произвесть раскол в Церкви Божией, Дух Святый сказал мне: «Я поставил его столпом и светильником Церкви, и он из любви ко Христу будет переносить многие скорби и клеветы от людей, но, при содействии Христа победивши все искушения, будет проповедывать Церквам истину Евангелия» [21].

Минуя полтора тысячелетия, перенесемся в 19-й век и попросим почти нашего современника засвидетельствовать перед нами, как горячая и самоотверженная молитва к «Отцу светов» [22] извела боголюбивую душу из мрака окружавших ее многообразных заблуждений в «чудный свет» [23] Христовой истины и утвердила в ограде Церкви, яже есть «столп и утверждение Истины» [24].

Из трогательной и местами потрясающей душу исповеди даровитейшего и в высокой степени духовно-благоустроенного епископа Игнатия Брянчанинова я извлеку небольшой сравнительно отрывок, относящийся к тому периоду жизни юного богоискателя, когда совершился благодатный, спасительный перелом в его религиозном сознании, определивший собою навсегда его дальнейшую духовно-прекрасную судьбу.

"… Когда я был пятнадцатилетним юношею, несказанная тишина возвеяла в уме и сердце моем, — пишет на сороковом году своей жизни Брянчанинов, будучи архимандритом и настоятелем Сергиевой пустыни [25]. — Но я не понимал ее, я полагал, что это — обыкновенное состояние всех человеков. Таким вступил я в военную и вместе ученую службу, не по своему избранию и желанию. Тогда я не смел, не умел желать ничего: потому что не нашел еще Истины, еще не увидел Ее ясно, чтобы пожелать Ее. Науки человеческие, изобретения падшего человеческого разума, сделались предметом моего внимания: к ним я устремился всеми силами души; неопределенные занятия и ощущения религиозные оставались в стороне. Протекли почти два года в занятиях земных: родилась и уже возросла в душе моей какая-то страшная пустота, явился голод, явилась тоска невыносимая, — по Боге. Я начал оплакивать нерадение мое, оплакивать то забвение, которому я предал веру, оплакивать сладостную тишину, которую я потерял, оплакивать ту пустоту, которую я приобрел, которая меня тяготила, ужасала, наполняя ощущением сиротства, лишения жизни! И точно — это было томление души, удалившейся от истинной жизни своей — Бога…

<…> Понятия мои были уже зрелее; я искал в религии определенности. Безотчетные чувствования религиозные меня не удовлетворяли; я хотел видеть верное, ясное, Истину. В то время разнообразные религиозные идеи занимали и волновали столицу северную, препирались, боролись между собою [26]. Ни та, ни другая сторона не нравились моему сердцу; оно не доверяло им, оно страшилось их.

<…> Мой ум был весь погружен в науки, и вместе с тем горел желанием узнать — где кроется истинная вера, где кроется истинное учение о ней, чуждое заблуждений и догматических и нравственных. Между тем предстали взорам уже грани знаний человеческих в высших, окончательных науках. Пришедши к граням этим, я спрашивал у наук: «Что вы даете в собственность человеку? Человек вечен, и собственность его должна быть вечна. Покажите мне эту вечную собственность, это богатство верное, которое я мог бы взять с собой за пределы гроба! Доселе я вижу только знания, даваемые, так сказать, на поддержание, оканчивающиеся землею, не могущие существовать по разлучении души с телом».

Допросив в отдельности каждую науку — математику, физику, химию и философию, упомянув мельком о географии, геодезии, языкознании, литературе и искусстве. Брянчанинов пришел к заключению, что «все они для земли; потребность в них для человека оканчивается с окончанием земной жизни, — большею частию гораздо ранее» «Если все время земной жизни употреблю для снискания знаний, оканчивающихся с жизнию земною — что возьму с собою за пределы грубого вещества?..» — спрашивал юноша. «Науки! — восклицал он, — дайте мне, если можете дать, что-либо вечное, положительное, дайте ничем неотъемлемое и верное, достойное назваться собственностью человека! — Науки молчали!..»

"За удовлетворительным ответом, за ответом существенно нужным, жизненным, обращаюсь к вере, — продолжает Брянчанинов. — Но где ты скрываешься, вера истинная и святая? Я не мог тебя признать в фанатизме, который не был запечатлен Евангельскою кротостью: он дышал разгорячением и превозношением! Я не мог тебя признать в учении своевольном, отделяющемся от Церкви, составляющем свою новую систему, суетно и кичливо провозглашающем обретение новой, истинной веры христианской чрез восемнадцать столетий по воплощении Бога Слова (Речь идет о разных религиозных течениях, распространявшихся в Петербурге в начале 20-х годов прошлого столетия — прим. М. Новоселова). Ах, в каком тяжком недоумении плавала душа моя! Как она томилась ужасно! Какие на нее восставали волны сомнений, рождавшиеся от недоверчивости к себе, от недоверчивости ко всему, что шумело, вопияло вокруг меня, — от незнания, невидения истины! " [27]

Куда же обратился, наконец, юный ревнитель Истины в своих поисках «веры истинной и святой»? Каким путем обрел он скрытую жемчужину, по которой так тосковала душа его?

«И начал я, — говорит он, — часто, со слезами, умолять Бога, чтобы Он не предал меня в жертву заблуждению,

чтобы указал мне правый путь, по которому я мог бы направить к Нему невидимое шествие умом и сердцем. Внезапно предстает мне мысль… сердце к ней, как в объятия друга. Эта мысль внушила изучить веру в источниках — в писаниях Св. Отцов. „Их святость“, говорила она мне — „ручается за их верность: их избери себе в руководители“. Повинуюсь. Нахожу способ получать сочинения святых угодников Божиих; с жаждою начинаю читать их, глубоко исследовать. Прочитав одних, берусь за других, читаю, перечитываю, изучаю. Что прежде всего поразило меня в писаниях Отцов Православной Церкви? — Это — их согласие, согласие чудное, величественное. Осьмнадцать веков, в устах их, свидетельствуют единогласно единое учение, учение Божественное» [28].

Это поразившее Брянчанинова единство святоотеческого учения он художественно изображает в следующих словах: «Когда в осеннюю, ясную ночь гляжу на чистое небо, усеянное бесчисленными звездами, столь различных размеров, испускающими единый свет, тогда говорю себе: таковы писания Отцов. Когда в летний день гляжу на обширное море, покрытое множеством различных судов с их распущенными парусами, подобными белым лебединым крыльям, судов, бегущих под одним ветром, к одной цели, к одной пристани, тогда говорю себе: таковы писания Отцов. Когда слышу стройный многочисленный хор, в котором различные голоса в изящной гармонии поют единую песнь Божественную, тогда говорю себе: таковы писания Отцов».

«Какое между прочим учение нахожу в них?» — задает себе вопрос Брянчанинов, — и отвечает: «Нахожу учение, повторенное всеми Отцами, учение, что единственный путь к спасению, — последование неуклонное наставлениям святых Отцов». «Видел ли ты, говорят они, — кого прельщенного лжеучением, погибшего от неправильного избрания подвигов — знай: он последовал себе, своему разуму, своим мнениям, а не учению Отцов [29], из которого составляется догматическое и нравственное предание Церкви. Им она, как бесценным имуществом, пропитывает чад своих».

«Мысль эта (Мысль обратиться к изучению свв. Отцов — прим. М. Новоселова) послана Богом, от Которого всякое даяние благо [30], от Которого и мысль благая, — начало всякого блага, — заключает Брянчанинов. — Так утверждают Отцы, так явствует из самой сущности дела (Св. Иоанн Златоуст, 7-я молитва на сон грядущим, 2-я половина, прошение 4-е: „Господи, даждь ми мысль благу“ [31] — прим. М. Новоселова).

Мысль эта была для меня первым пристанищем в стране истины. Здесь душа моя нашла отдохновение от волнения и ветров. Мысль благая, спасительная! Мысль — дар бесценный всеблагого Бога, хотящего всем человекам спастись и… прийти в познание истины! Эта мысль соделалась камнем основным для духовного созидания души моей. Эта мысль соделалась моею звездою путеводительницею! Она начала постоянно освещать для меня многотрудный и многоскорбный, тесный, невидимый путь ума и сердца к Богу. Взглянул на религиозный мир из этой мысли, и увидел: причина всех заблуждений состоит в неведении, в забвении, в отсутствии этой мысли» [32].

Много написал я вам, друзья мои, но многого не сказал из того, что предполагал сказать в этом письме, а между тем письмо достигло таких размеров, что пора подумать и о конце его. Итак, отлагая недосказанное до следующей беседы, постараюсь сделать некоторые выводы из предыдущего. Буду по возможности краток.

Во-первых, обращаю ваше внимание на то, как разнообразны (и по содержанию, и по значению) духовные нужды и недоумения тех лиц, о которых шла речь в приведенных мною сказаниях.

Во-вторых, все их духовные затруднения разрешались одним средством «молитвой, но молитвой, не возникшей в душе внезапно под влиянием известного факта (Не исключается действенность иногда и такой молитвы — прим. М. Новоселова), а такой, которая и раньше жила в душе, питаемая религиозным подвигом. Представившаяся духовная нужда лишь направила молитвенную силу на известный предмет, к известной цели.

В-третьих, заметьте, как многообразны способы, которыми Небо отвечает на молитвенные вопли жителей земли, впрочем, большею частью, таких, подлинное „жительство“ которых „на небесах“ (Флп. 3, 20). Вы встречаетесь тут с видениями, откровениями, потусторонними гласами, наконец, — с мысленным озарением, которое, просвещая сознание человека, направляет его на путь истины. Последнее мы наблюдали, например, в жизни еп. Игнатия Брянчанинова. То же благодатное озарение имело, конечно, место и у таких ярких выразителей православного учения в борьбе с еретиками, каким был, например, преп. Максим Исповедник. В то время как преп. Пахомию указывалось голосом свыше, что он просто должен следовать за епископом Александрийским Александром, известным ратоборцем против Ария и ариан, преп. Максим являлся столь духовно-просвещенным благодатию (Я не говорю о естественных его дарованиях и широкой образованности, которые, будучи не меньшими, если не большими, у Оригена, не охранили последнего от гибельных заблуждений — прим. М. Новоселова) в мысленной области, что сам, непосредственно, отстаивал с блестящим успехом истину Церкви против еретического суемудрия, опираясь при этом (нелишне припомнить) на предшествовавших ему столпов православия, свв. Отцов.

В-четвертых, следует отметить, что упоминаемые в повестях лица находились в ограде Церкви, более или менее питаясь ее соками, дыша ее благодатным воздухом, соприкасаясь, иногда очень тесно, с братиями по вере, носителями вселенской Христовой Истины, живя в атмосфере взаимной духовной заботливости, словом — в общении с Телом Христовым. Обращаю особенно ваше внимание на эту сторону дела, о которой нам предстоит еще беседовать впоследствии.

Наконец, знаменательно, что благодатная мысль, как плод и дар горячей, слезной молитвы, озарившая почти современную нам юную душу духовно-одинокого богоискателя — раба Божия Димитрия (Брянчанинова, впоследствии епископа Игнатия), была той мыслью, которая составляла основное, в известном смысле, ядро верований славных, древних исповедников Православия, преп. Максима и св. папы Мартина, не раз упоминавшихся мною в этом письме. Эта мысль есть — как было указано выше и как будет показано, надеюсь, в следующих письмах — неотъемлемая мысль Церкви, а именно, что святые Отцы, это — стержень Церкви, за который должны крепко держаться чада ее, если хотят сохранить верность Телу Истины и не выпасть из спасительного русла единой, святой, соборной и апостольской Церкви.

На этом я и закончу настоящую беседу, в надежде продолжить ее в ближайшем будущем.

Прошу молитв ваших, друзья мои, и снисхождения к обычному многословию моему.

Ваш брат о Господе.

[1] Мф. 16, 18.

[2] Речь идет о Лютере, докторе богословия Виттенбергского университета, который начал в этом городе движение Реформации, вывесив в 1517 г. на дверях дворцовой церкви 95 тезисов против католического учения об индульгенциях.

[3] 1 Пет. 2, 9.

[4] „Будем же всегда молиться Господу так: да воссияет в сердцах наших истина Твоя, Христе, полнота истины…“ (Слова подвижнические. Слово 40 (о поклонах и прочем) // Творения иже во святых отца нашего аввы Исаака Сириянина, подвижника и отшельника, бывшего епископом христолюбивого града Ниневии. 2-е изд. Сергиев Посад, 1893. С. 175).

[5] Жития святых, на русском языке изложенные по руководству Четьих Миней св. Димитрия Ростовскаго. Книга пятая (январь). Ч. 2. М., 1904. С. 213.

[6] Там же. С. 230.

[7] Когда император Констанс потребовал от избранного в 649 г. на римскую кафедру папы Мартина принять учение монофелитов, святитель ответил: „Если бы даже весь мир принял это противное православию учение, то и в таком случае я бы его не принял, и хотя бы пришлось претерпеть смерть, не отступлю от евангельского и апостольского учения и святоотеческого предания“ (Жития святых, на русском языке изложенные по руководству Четьих Миней св. Димитрия Ростовского. Книга восьмая (апрель). М» 1906. С. 203).

[8] Древний патерик, изложенный по главам. 3-е изд. М., 1900. С. 336—337.

[9] Преподобных отцев Варсануфия Великого и Иоанна руководство к духовной жизни в ответах на вопрошения учеников, 4-е изд. СПб., 1905.

[10] Молитва Святому Духу.

[11] Отпуст — название той части православного богослужения, которою оно заканчивается и молящиеся «отпускаются» из храма.

[12] Диаконник (ризница, сосудохранительница) — особое место в храме, где хранятся облачения и утварь; заведывание этим помещением в древности было обязанностью диакона.

[13] Потир (от греч. ποτηρ) — св. чаша, из которой причащаются православные христиане.

[14] 1 Кор. 5, 7.

[15] Древний Патерик. С. 337—339.

[16] Мф. 26, 26 и др.

[17] Древний Патерик. С. 334—336.

[18] Достопамятные сказания о подвижничестве святых и блаженных отцов. СПб., 1871. С. 12-13.

[19] Ср.: «Глава добродетелей — молитва» (Сочинения епископа Игнатия (Брянчанинова). Т. 1. 3-е изд. СПб., 1905. С. 132).

«Необходимее всех подвигов — молитва» (Невидимая брань. Творения преп. Никодима Святогорца. М., 1904. С. 181).

«Мать всех добродетелей — молитва» (Творения преп. отца нашего Нила, подвижника Синайскаго. М., 1859. Ч. 3. С. 256).

«Дело молитвы выше других» (Преп. Макарий Египетский. Духовные Беседы, 4-е изд. Сергиев Посад, 1904. С. 373).

«Молитва — основание всякого блага» (Творения иже во святых отца нашего Иоанна Златоуста, Архиепископа Константинопольскаго. Т. 2. Ч. 2. СПб., 1896. С. 837).

[20] Один из монастырей, основанных св. Пахомием в Фиваиде в Тавеннской пустыне, второй по времени построения, но первый по многочисленности монахов и славе своей.

[21] Письмо еп. Аммона к Феофилу, Папе Александрийскому, о жизни и делах Пахомия и Феодора // Христианское Чтение. СПб., 1827. Ч. 26. С. 18-22.

[22] Иак. 1, 17.

[23] 1 Пет. 2, 9.

[24] 1 Тим. 3, 15.

[25] Троице-Сергиева первоклассная (с 1836 г.) мужская пустынь, основанная в начале XVIII в., находилась в 19 верстах от Санкт-Петербурга. Св. Игнатий был настоятелем этого монастыря в течение 24-х лет (1834—1857).

[26] «Из различных путей, которыми русские образованные люди <…> в то время стремились к достижению христианского идеала, наибольшим вниманием и предпочтением пользовались библейский пиетизм и тяготение к католичеству, но Брянчанинов и Чихачев <…> избрали третье, которое тогда только обозначалось и потом довольно долго держалось в обществе: это было православие в духе митрополита Михаила <Десницкого>» (Инженеры-бессребреники // Лесков Н. С. Собр. соч. В 11-ти т. Т. 8. М., 1958. С. 236).

[27] Епископ Игнатий. Плач мой // Сочинения. Т. 1. СПб., 1865. С. 633—639.

[28] Там же. С. 640.

[29] Преподобного отца нашего аввы Дорофея душеполезные поучения и послания. Поучение 5-е. М., 1856. С. 77-78.

[30] Иак. 1; 17.

[31] Православный Молитвослов и Псалтирь. М., Издание Московской Патриархии, 1988. С. 18.

[32] Епископ Игнатий. Цит. соч. С. 640—641.

Письмо шестнадцатое

День Свв. Первоверховных

Апостолов Петра и Павла

29 июня 1925 г

Высказанная в конце моего последнего письма надеж да возобновить «в ближайшем будущем» беседу с вами, друзья мои, не оправдалась. Никогда еще не было такого продолжительного перерыва в моих письмах, как на этот раз: прошло более шести месяцев со времени нашей последней беседы. Так, в течение всего этого времени, слагались обстоятельства, что мне трудно было взяться за перо. Сейчас я нахожусь в условиях внешне довольно благоприятных для письменного общения с Вами, мои дорогие, но зато встречаю внутренние затруднения для продолжения его. За эти месяцы, по не зависящим от меня причинам, я несколько отошел от русла тех мыслей и настроений, которые составляли содержание моих последних писем: душа была занята другим. Правда, я иногда заносил в свою записную книжку или на клочке бумаги то, что представлялось мне естественным продолжением предыдущих бесед, но все это было довольно отрывочно. Поэтому я заранее прошу простить меня, если настоящее письмо будет, может быть, конспективно и не в тон предшествующему.

Итак, продолжаю то, о чем беседовал с вами в конце прошлого (1924) года.

Мы видели силу и значение молитвы для выведения христианина из тьмы недоумений и заблуждений в светлую область Христовой Истины. Но молитва имеет одно значение в Церкви и другое — вне Церкви. Полноценная молитва, истинная — только в Теле Истины, с Которым сочетавается человек существенно таинствами, являющимися одновременно и орудием спасения, и путем к Истине (путем Богопознания).

Искренняя, самоотверженная молитва вне Церкви может и должна приводить молящегося прежде всего к Церкви. Стоит вспомнить о сотнике Корнилии, «благочестивом и боящемся Бога со всем домом своим, творившем много милостыни народу и всегда молившемся Богу». Явившийся Ангел Божий возвестил ему радостную весть, что молитвы его и милостыни «пришли на память пред Богом» и что Господь определил чрез Апостола Петра приобщить его со всем его домом к «части спасаемых» [1], т. е. к Церкви Христовой (Деян. 10, 1—6).

Если молитвы чад Церкви, о которых шла у нас речь в предыдущем письме, избавляли их от облегавших их недоумений и спасали от частных, так сказать, уклонений от Истины, то естественно, что молитвенные обращения богобоязненных душ, тянувшихся к Богу, но обретавшихся вне Ковчега спасения и Тела Истины, прежде всего приводили к «дому Божию, Церкви Бога живаго, столпу и утверждению истины» (1 Тим. 3, 15).

Когда в день Пятидесятницы «люди набожные, из всякого народа под небом» (Деян. 2, 5) «умилились сердцем» (37) под влиянием боговдохновенной проповеди Ап. Петра и вопросили Апостолов, что им делать, то Петр за весь Лик Апостольский дал им такой ответ: «покайтесь, и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов; и получите дар Святаго Духа» (37—38).

Сами только что приявши Духа Истины в виде огненных языков [2] и образовав собою непоколебимое основание Церкви, сущу краеугольну камню Христу [3] святые Апостолы тотчас начали церковное строительство, возложив поверх себя около 3000 живых камней (41).

Как же удерживались эти души в доме Божием, в Теле Христовом? «Они постоянно пребывали в учении Апостолов, в общении и преломлении хлеба и в молитвах» (42 и след.). Итак, таинства (покаяние, крещение, евхаристия), молитвы, пребывание в истинном учении и, как видно из следующих стихов той же второй главы Деяний, в братском общении любви и доброделании — вот что созидает и соделывает неодолимым союз верующих, вот что связывает неразрывными узами уверовавшие души с Тем, Кто есть Ипостасная Истина, увенчивающая собою «столп истины».

Я предложу теперь вам несколько Мыслей богомудрых Отцов касательно действенности вышеуказанных орудий спасения и просвещения. Вы без труда усмотрите в них тот духовный путь к обретению и хранению истины, который утверждается не на внешнем авторитете, а на внутреннем приобщении Первоисточнику истины.

Первым да возглаголет нам богоносный Марк Подвижник, принадлежащий к числу знаменитейших Отцов Египетских. «Жизнь его продолжалась более ста лет: он был современником и тех из святых Отцов, которые жили в конце IV-гo столетия, и тех, которые были в начале V-гo века. <…> О великой святости его и совершенстве духовном свидетельствует преп. Макарий Александрийский, бывший пресвитером Церкви Нитрийских келлиотов, в которую приходил из пустыни преп. Марк для приобщения Святых Тайн. — Никогда же подах, — говорит св. Макарий, — Божественныя Тайны Марку Подвижнику аз; но Ангел от алтаря подаваше ему невидимо, аз же точию персты руки подающаго видех» [4]. Уже этого одного свидетельства преп. Макария достаточно, Чтобы с благоговейным вниманием прислушиваться к духовным вещаниям великого пустынножителя. Вот что изрекает сей служитель Божий о святом таинстве крещения, вводящем человека в ограду Церкви Христовой, соделывающем его членом Тела Истины.

«Крестившимся во Христа таинственно дарована благодать; действует же она по мере исполнения заповедей и не престает вспомоществовать нам тайно. Но в нашей власти состоит делать или не делать доброе по силе своей.

Во-первых, она (благодать) боголепно возбуждает совесть: отчего и зло делавшие покаялись и благоугодили Богу.

Она также скрывается (иногда) в учении ближнего; иногда же и во время чтения последует (какой-либо) мысли и естественным порядком научает ум своей истине» [5].

«Итак, человек крещенный во Христа, ты только покажи делание, силу которого получил, и уготовь себя к явлению Живущего в тебе; и тогда Господь, по обетованию Своему, явит тебе Себя духовно, как Он Сам знает» [6] .

«…Царственный ум каждого из тайного сердечного храма приемлет добрые и благие советы от внутри живущего Христа» [7].

"Итак, познаем, что нам дарована совершенная благодать Духа к исполнению всех заповедей (Будь уверен, что ко всякому доброму делу, совершаемому в тебе сознательно или бессознательно, «посредниками для тебя <…> были крещение и вера; в них призван ты Господом нашим Иисусом Христом на дела Его благие» [8] — прим. М. Новоселова), не приемлющая от нас приложения, но нам подающая приложение возрастания во Христе, и укрепляющая до смерти своих делателей; «дондеже достигнем вси в соединение веры и познания Сына Божия, в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова (Еф. 4, 13)» [9].

Из многого поистине великого, что сказано преп. Марком о таинстве Крещения и по поводу его, я извлек, как видите, чрезвычайно мало, но и это малое может научить многому внимательного и благоговейного читателя. Я не буду вдаваться в подробное рассмотрение мудрых речений богоносного созерцателя тайн, скрытых в таинстве Крещения, предоставляя сделать это вам, мои дорогие. Я надеюсь, что вы без особенного труда усмотрите, какой благодатный, яркий и вместе таинственный свет льется из богоглаголивых уст великого отшельника на вопрос о познании Христовой истины. Со своей стороны, я отмечу только одну мысль преп. Марка, которая послужит для нас переходом к наставлению другого славного учителя той же Божественной истины, преп. Макария Египетского.

Из приведенных мною слов преп. Марка явствует, что христианин, молящийся об откровении или уяснении ему истины, просит и вопрошает, в сущности, живущего в нем Христа, Ипостасную Истину. Вопрошает о Нем Самом, и Христос таинственно сказует ему истину о Себе (Иногда ответ получается от Христа через ближнего (см. 3-ю цитату из Преп. Марка) — прим. М. Новоселова). Это даруется таинством Крещения, которое восстанавливает в человеке прежний, первозданный образ, а вместе утраченное в падении преискреннее общение с Богом и внутреннее, существенное, спасительное познание Его. И это все свершается по Крещении, при условии соблюдения заповедей, или, иначе, «духовного закона» [10], «закона свободы» [11]. «Всякая истина обретается, — по словам Марка Подвижника, — соразмерно с деланием заповедей» [12].

В согласии со своим младшим современником преп. Марком, св. Макарий говорит нам о том же внутреннем Учителе и устанавливает те же нравственные условия познания Небесной Истины.

«Пока в Адаме пребывали Слово Божие и заповедь, — читаем мы в 12-й „Беседе“ преп. Макария, — имел он все… Само пребывающее в нем Слово было для него всем: и ведением, и ощущением, и наследием, и учением» [13].

Это пренебесное богатство было утрачено первозданными людьми, обольщенными диаволом, и возвращено роду человеческому пришествием на землю Богочеловека Искупителя. Во Христа крещающиеся во Христа облекаются [14]. Но раскрывается очистительная и просветительная благодать Христова, даруемая в Крещении, если облекшиеся во Христа творят Его заповеди (ср. Мф. 28, 19—20), силу на что дарует то же Крещение. «И ныне, — говорит в той же 12-й „Беседе“ преп. Макарий, — любящие Господа, оставившие все и постоянно пребывающие в молитве, втайне научаются тому, чего не ведали. Сама Истина по их произволению открывается им и учит их: Аз есмь истина (Ин. 14, 6)» [15].

«Сама Истина являет Себя в душах верных, и Небесный Человек приходит к человеку твоему, и бывает между ними единое общение. Посему, тех, которые пребывают в служении и усердно все делают из ревности по вере, из любви к Богу, со временем сие самое приводит к ведению самой Истины; потому что Господь открывается душам их и учит их сопребыванию Духа Святаго» [16].

Я позволю себе присоединить к словам великих Отцов несколько слов одного глубоко-просвещенного и благоговейного богослова 13-го века, Георгия Пахимера (1242—1310). Весьма ученый и образованный, он состоял в клире Константинопольской Церкви и известен своими литературными трудами. Горячий обличитель латинского суемудрия, он оставил после себя ценные церковно-исторические очерки и толкование на замечательное произведение, приписываемое св. Дионисию Ареопагиту, «О церковной иерархии» (На это произведение имеются также толкования пр. Максима Исповедника — прим. М. Новоселова). Из этого толкования я и заимствую нижеследующие строки.

«Начало и путеводство к соединению с Богом и небесному наследию есть Божественное Крещение. Аще кто, сказано, не родится водою и Духом, не узрит царствия Божия (Ин. 3, 5). Им (крещением) внешний человек преобразуется в лучшее и спасительное состояние и (делается способным) к изучению Божественных слов и дел. Каким же образом Божественное Крещение преобразует наше естественное состояние? Оно вообще вносит преобразующую силу воссоздания, — (силу) стремления, но стремления только к небесным благам, — преуспеяния, но преуспеяния во всяком деле благом, — размышления, но размышления о том, чего око не видело и ухо не слышало, — хотения, но хотения лучшего» [17].

Купель, по словам Богомудрого Николая Кавасилы (14 в.), влагает в крещаемых опытное познание Бога, ощущение Его [18]. "Это всего яснее открылось над многими из святых, которых, когда они ни из слов не могли познать истину, ни из чудес не уразумели силы возвещаемого, вдруг показала ревностными Христианами принятая ими купель [19] (Далее автор приводит несколько примеров из жизни святых — прим. М. Новоселова), которая «делает известным твари Творца, уму истину, желанию — единого Вожделенного» [20].

Многое можно было бы еще сказать в разъяснение данного предмета, но во избежание многословия, хотя и не бесполезного, заключу рассуждения о Крещении напоминанием уже однажды приведенных мною слов преп. Марка: «Человек, крещенный во Христа, ты только покажи делание, силу которого получил (В Крещении — прим. М. Новоселова), и уготовь себя к явлению Живущего в тебе; и тогда Господь, по обетованию Своему, явит тебе Себя духовно, как Он Сам знает» [21].

Но увы, осиявающая небесными лучами душу сила Крещения обычно покрывается у нас густым мраком страстей, благоухание благодати, приносимой внутрь нас Самим Жизнодавцем-Христом, заглушается смрадною вонею грехов и немощей, и это грустное, чтобы не сказать — ужасное, явление стало столь обычным в наше время, что нам трудно даже поверить словам Духоносных Отцов о значении и возможной (и должной) действенности святого Таинства, несущего нам с собою новое бытие, просвещающего нас новым знанием («Крещение потому есть просвещение (ωτισμα), что, доставляя истинное бытие, соделывает ведомыми Богу и, руководя к оному свету, удаляет от темного зла… оно … дозволяет свету сообщаться непосредственно, когда всякую нечистоту, которая застеняет от душ наших Божественный луч, уничтожает как бы некое средостение» [22] — прим. М. Новоселова) мира Божественного и вводящего в организм вечной жизни, в Тело Истины, Церковь Христову.

Дарование людям новой, вечной жизни (Ин. 6, 40 и др.) — главная цель пришествия на землю Сына Божия, а жизнь вечная в знании Истинного Бога и посланного Им Иисуса Христа (Ин. 17, 3). Отец же открывается в Сыне (Мф. 11, 27), и потому знание Сына есть основа христианского Богопознания. А так как Сын Божий, Христос, есть Глава Церкви и не отделим от Своего Тела, которое Он наполняет Собою, Своею жизнью и истиной, то верующий приобщается Божественной Христовой Истины и жизни в меру своего вхождения в Церковь. Входит человек в Церковь верою, чрез Крещение, и утверждается в Теле Истины верностью заповедям; когда же не соблюдает оных, ослабляется его союз с Телом Христовым, и утрачивает он общение с Истиной. И погрузились бы мы в непроглядную тьму греха и неведения, если бы не даровано было нам, но милости Божией, другое, так сказать — дополнительное орудие спасения. «Как благодать на благодать людям по Крещении дано покаяние; потому что покаяние есть второе возрождение от Бога… Покаяние есть дверь милости, отверстая усильно ищущим его; сею дверию входим в Божию милость; кроме этого входа не обретаем милости… Покаяние есть вторая благодать» [23]. Покаяние, снискивающее милость Божию, восстановляет силу таинства Крещения, погашенную нашей неверностью «закону духовному» [24], и снова укрепляет в ограде Церкви, связывает с телом церковным. Об этом ясно свидетельствует иерейская молитва, читаемая над кающимся после исповеди. Эту молитву я уже имел случай приводить вам во втором письме моем. Вот эта молитва: «Подгадь ему <кающемуся> образ покаяния, прощение грехов и отпущение… примири и соедини его Святей Твоей Церкви, о Христе Иисусе Господе нашем» [25].

Наконец (забегаю несколько вперед), теснейшим образом соединяет верующего с Телом Церкви таинство Тела и Крови Христовых, которое, совместно с предшествующим таинством покаяния, очищает и освящает души верующих, этим соделывая их способными к приятию, точнее — к раскрытию в них Божественной истины, ибо, с одной стороны, по слову Писания «в злохудожну душу не внидет премудрость» (Прем. 1, 4), с другой — «чистии сердцем Бога узрят» (Мф. 5, 8). Сердце очищается, и душа перестает быть злохудожной именно через истинное покаяние и достойное причащение, почему оба таинства и делают (каждое по своему и в своей мере) человека причастником Ипостасной Премудрости и Божественной Истины — Христа, а вместе всей Пресвятой Троицы.

Возвращаясь к таинству покаяния, остановимся вниманием на значении этого таинства в деле Богопознания. Наставником в сем предмете да будет для нас всехвальный Симеон Новый Богослов. Вот чему поучает он нас в своих священнолепных творениях:

«Если и ты, — говорит Преподобный, — от всей души и от всего сердца имеешь себя скуднейшим и ничтожнейшим паче всех людей, — с каковым расположением в неразрывной состоят связи всегдашнее сокрушение и радостотворные слезы, от которых и с которыми ревностному подвижнику прибывают очищение души и познание тайн Божиих, — то берись говорить о божеских и человеческих делах, и я уверен, что все ощутят силу словес твоих… сказанное мною есть дело и плод покаяния; и оно-то разгоняет неведение наше и приводит нас сначала к познанию человеческих вещей, самих себя и своего состояния, а потом к познанию и того, что выше нас, — вещей божеских, тайн веры нашей, недозримых и недоведомых для не кающихся. Этого познания никто не может стяжать, не исправив наперед сказанных мною добродетелей, хотя бы был первым философом в мире. А кто не стяжет такого познания, тот всю жизнь свою проведет в глубочайшей тьме неведения. Ибо хотя о божеских вещах писано в книгах Писания и все о том читают, но не всем то открывается, а только тем, кои покаялись от всей души и добре очистились чистым и бесхитростным покаянием. В силу покаяния и по мере стяжаваемого ими очищения, получают они откровение, и им явны бывают даже глубины Духа. От таковых-то источается слово ведения и премудрости Божией и потопляет мудрования противных врагов, как какая-нибудь многоводная река. Другим же всем это остается неведомым и сокровенным, не бывая открываемо им от Того, Кто разверзает умы верных к постижению Божественных Писаний. Они же между тем, не видя, думают, что видят, и не слыша внятно, думают, что слышат, и не понимая читаемого, воображают, что понимают, неразумные… Почитая себя мудрыми, они воистину сделались безумными, как бы из ума вышедшими, и проводят, бедные, дни жизни своей, не зная, как должно, ни одной из тайн Христовых» (слово 60-е) [26].

В том же 60-м слове Преп. Симеон так изобличает ложность и призрачность знания, отрешенного от очистительного пути покаяния и доброделания: «Как денница или после него и Адам вышли из пределов своих и, возгордившись пред Творцом своим Богом, восхотели и сами стать богами: так — увы! — поступил и он, вышел из пределов естества своего, возжелал того, что выше меры его, не захотел восходить на высоту духовного ведения путем смирения и христоподражательного жития, но с великою гордостию набрал оттуда и отсюда, как кирпичей, словес лжеименного знания, затвердил их частым повторением и стал износить пред другими со славолюбием, человекоугодием и великим самомнением, мечтая, что стяжал столп богословия и духовного ведения, и воображая, что находится на небесах или даже выше еще небес, стоит там и разглагольствует о Творце неба и земли и всего, что в них» [27].

Сурово обличает Преп. Отец тех, кто пытается проникнуть в тайны богословия и учить о них, прежде очищения себя от скверны греха от дел вражиих.

«Иоанн Богослов (читаем мы в 10-м слове св. Симеона) говорит: „сего ради явися Сын Божий, да разрушит дела диаволя“ (1. Ин. 3, 8)… Сын Божий и Бог Слово не для того соделался человеком, чтоб только веровали во Святую Троицу, прославляли Ее и богословствовали о Ней, а для того, чтобы разрушить дела диавола. В ком из принявших веру Христову разрушены будут дела диавола, тому можно вверять и тайны богословия и православных догматов. Те же, в коих не разрушены такие дела, и кои оказываются опутанными в них… те по существу дела стоят еще на одной линии с язычниками, которым воспрещено и возбранено даже входить в храм Господень и молиться в нем Богу, а не только читать Божественные Писания и изъяснять их… Таковый забыл Бога и достоин приять большее наказание, чем безбожники, совсем Бога не ведающие. Ибо познавши Бога, как говорит Апостол, он не как Бога славит Его [28], но паче поносит Его, делая дела диавола. Почему есть враг Божий, хотя и кажется вернейшим учителем Божественных догматов и православного богословия. Впрочем, и это, чтоб таковой верно возвещал Божественные догматы и богословствовал, невозможно. Ибо как возможно, чтобы право и чисто умствовал тот ум, который омрачен оскверненною совестию? Только тот, кто разрешился от дел диаволих и всегда содержит в памяти Бога, может верно возвещать тайны Божий, как не вяжемый более делами диавола…» [29].

Лишь очистившись и подлинно возродившись от Бога в трудолюбном покаянии, человек получает свыше силу, просвещающую и научающую его о Боге и вещах Божественных. Без этой силы тщетны и вредны потуги ума человеческого проникнуть в сокровенные области жизни Божественной.

«Удивляюсь я, — читаем у того же богомудрого Отца (Слово 61), — тем немалочисленным людям, которые прежде рождения от Бога и прежде вступления в чадство Ему не трепещут богословствовать и беседовать о Боге. Когда слышу, как многие, не понимая божеских вещей, философствуют о них и, будучи исполнены грехов, богословствуют о Боге и о всем Его касающемся, — без благодати Св. Духа; дающего смысл и разум, — трепещет, ужасается и некоторым образом из себя выходит дух мой, помышляя, что тогда как Божество для всех непостижимо, мы, не знающие ни самих себя, ни того, что пред очами нашими, с дерзостию и бесстрашием Божиим приступаем философствовать о том, что непостижимо для нас, особенно будучи пусты от благодати Св. Духа, просвещающего и научающего всему. Грешим мы даже тем самым, что допускаем при таком положении своем желание говорить что-либо о Боге. Ибо если трудно познать самого себя, и в настоящее время, в роде сем, весьма и весьма немногие знают себя и могут потому философствовать, — так как любовь к истинной философии иссякла по причине нерадения, овладевшего нами, и по причине мирских забот, господствующих в нас, предпочитающих небесному и вечному земное, привременное и ничтожное, и даже совсем не сущее, т. е. грехи, — если, говорю, трудно познать себя самого, не тем ли паче трудно познать Бога?» [30]

«Нам надобно, — заключает Преподобный, — прежде прейти от смерти в живот, приять в себя свыше семя Бога Живаго, родиться от Него духовно, стать чадами Ему, восприять в души свои благодать Святаго Духа, — и тогда уже, под действием просвещения от Святаго Духа, приступать беседовать о том, что касается Бога, сколько то доступно для нас и сколько просвещаемы будем от Самого Бога» [31].

«…Ум наш, — пишет в другом месте преп. Симе он, — всеконечно имеет нужду в ином некоем, кто бы возвел его на небеса, показал тамошние виды и открыл тайны Божий. Ибо как птице нельзя летать без крыльев, так и уму нашему невозможно востечь в те области, из коих он ниспал, если не имеет Духа Святаго, Который бы возвел его туда и сшествовал ему» (Слово 60) [32]. И «кто сподобился мало некако узреть Бога тем способом, о коем мы сказали прежде, не имеет нужды в научении от другого, потому что имеет всего Бога, Который обитает, движется и глаголет внутрь его и научает его неизреченным Своим тайнам, по святейшему слову Самого Бога, Который говорит: „тайна Моя Мне и моим“ (Слово 61) [33].

„Итак, если ты почтишь <Владыку>, приимешь Его и дашь Ему место и упокоение в себе, то ведай добре, что услышишь из сокровищ Духа Его неизреченные тайны. Не припадая к персям Владыки Христа, как припал некогда возлюбленный ученик Его Иоанн, но имея внутрь персей своих все слово Божие, будешь ты богословствовать богословие новое и ветхое и добре поймешь все богословия, какие изречены и написаны были доселе“ и соделаешься органом Духа доброгласным, издающим мелодии, приятнейшие паче всякой музыки» (Слово 82) [34].

Так увенчивается подвиг люботрудного покаяния. «Имеющий ведение истины знает, что он имеет нужду и в покаянии; ибо каждое из них одно в другом совершается» (Преп. Марк Подвижник. Слово 3-е «О покаянии») [35].

Из всего вышесказанного ясно, какое неизмеримо-великое значение имеют в деле познания Божественных истин таинства Крещения (совместно с миропомазанием) и покаяния («второго крещения» [36]), вводящие приемлющего их человека в мир Божественной жизни или, иначе, сообщающие ему эту жизнь, которая внедряется в человека крещаемого и кающегося.

Естественно теперь поставить вопрос о значении в той же области Богопознания — таинства Тела и Крови Христовых, уже собственным наименованием (Причащение) показывающего, в какое тесное единение с Богом поставляет оно человека и какое, следовательно, существенное познание Истины сообщает оно ему.

«Что Евхаристией дается истинное разумение Христа, это доказывается повествованием об Эммаусских путниках. Они долго не узнавали беседовавшего с ними Незнакомца: „очи же ею держастеся, да Его не познаста“ (Лк. 24, 16). Не открылся Он ими в некратком собеседовании. И что замечательно, в них „горело сердце“ (ст. 32), то сердце, которым, по Апостолу (Рим. 10, 10), „воруется в правду“, — и, однако, требовалось еще одно условие для узнания учениками своего Учителя. „Когда Господь, взяв хлеб, благословил, преломил и подал его им“, -- тогда „онема отверзостеся очи“, замечает св. Лука, „и познаста Его“ (ст. 31). Возвратившись в Иерусалим, путники рассказали другим Апостолам о всем, происшедшем с ними на пути, о встрече и собеседовании с Воскресшим, о том, — полагать надо, — как они вначале не узнали Его и как, наконец, Он „познася има в преломлении хлеба“ (ст. 35). Если только одно евхаристийное действие — преломление хлеба — „отверзло очи“ Апостолам, то как же нам не зреть Господа очами сердца в самом Таинстве Евхаристии?» [37]

Достаточно заглянуть в изумительные по своей силе, глубине, красоте, прямее сказать, — по своей боговдохновенности, предпричастные молитвы, исшедшие из уст богопросвещеннейших мужей, чтобы с несомненностью убедиться в существенно-просветительном значении таинства Св. Причащения.

Предлагаю вашему вниманию немногие, краткие извлечения из этих чудных молитвословий.

«Слове Божий и Боже, угль Тела Твоего да будет мне помраченному в просвещение, и очищение оскверненной души моей Кровь Твоя» (Канон ко св. Причащению, песнь 5-я, троп. 2-й) [38].

«Душек) и телом да освящуся, Владыко, да просвещуся, да спасуся, да буду дом Твой причащением священных Тайн, живущаго Тя имея в себе со Отцем и Духом, Благодетелю Многомилостиве» (песнь 9-я, тропарь 2) [39].

"Якоже огнь да будет ми, и яко свет, Тело Твое, и Кровь, Спасе Мой, Пречестная, опаляя греховное вещество, сжигая же страстей терние, и всего мя просвещая, покланятися Божеству Твоему (тропарь 3) [40].

"…Яко да чистым сведением совести моея, святынь Твоих часть приемля, соединюся Святому Телу Твоему и Крови, и имею Тебе во мне живуща и пребывающа, со Отцем, и Святым Твоим Духом* (молитва 1-я Св. Василия Великого) [41].

«Снитием Утешителя Твоего Духа сосуды честны священныя Твоя ученики соделавый, приятелище и мене покажи Того пришествия» (молитва 3-я Симеона Метафраста) [42].

"…Да будут ми Святая Сия во … просвещение …, в возвращение добродетели и совершенства; во исполнение заповедей, в Духа Святаго общение (мол. 6-я) [43].

«…Милостию сострастия тепле кающияся, и чистиши и светлиши, и света твориши причастники, общники Божества Твоего соделоваяй независтно. И странное и Ангелом, и человеческим мыслем: беседуеши им многажды якоже другом Твоим истинным» (молитва 7-я Св. Симеона Нового Богослова) [44].

«…Внидеши и просвещаеши помраченный мой помысл. Верую, яко сие сотвориши» (молитва 9-я Св. Иоанна Златоуста) [45].

«Божественное тело и обожает мя и питает: обожает дух, ум же питает странно» (стихи после молитв пред Св Причащением) [46].

О том же говорят и благодарственные послепричастные молитвы:

«Даждь быти сим <животворящим Таинствам> и мне… в просвещение очию сердца моего… во исполнение премудрости» (1-я молитва) [47].

«…Пройди во уды моя, во вся составы, во утробу, в сердце…, душу очисти, освяти помышления… чувств просвети простую пятерицу… удобри, вразуми, и просвети мя» (3-я молитва) [48].

Нужно ли говорить, что Св. Отцы и учители, испрашивавшие себе пред священной Трапезой и после нее среди других духовных даров и дар ведения, тесно впрочем связанный и с иными дарованиями Духа, не оставались не услышанными и — получали просимое? Об этом ярко свидетельствует исключительная по своей трогательности и какой-то благоухающей интимности молитва преп. Симеона Нового Богослова, из которой я привел несколько строк. Если вы прочтете ее целиком с благоговейным вниманием, она даст вам почувствовать эту священную интимность между Господом и душой христианина, приобщающегося Трапезе Господней. Она покажет, как нежно-дружественно входит Господь в общение со Своим причастником, «беседуя с ним, как с другом Своим истинным» [49], «соделывая его независтно общником Своего Божества» [50], пронизывая его Своим «трисолнечным светом, просвещающим мир» [51].

"…Не луч какой-либо и свет, но самое солнце принимаем в свои души, — разъясняет тайну Евхаристии проникновенный Николай Кавасила, — так что и обитаем в нем, и служим для него обителью, и становимся единым с ним духом. Ибо и душа, и тело, и все силы тотчас становятся духовными, потому что душа смешивается с душою, тело с телом и кровь с кровью. И что же от сего? Лучшее осиливает слабейшее, и Божественное овладевает человеческим, и, как говорит Павел о воскресении, пожерто бывает мертвенное животом (2 Кор. 5, 4), и еще: живу же не ктому аз, но живет во мне Христос (Гал. 2, 20).

«О величия Таинств! — восклицает Кавасила. — Как возможно ум Христов смешать с нашим умом, волю Его с нашею волею, тело соединить с телом и кровь с кровию нашею!» «Каков же ум наш, --продолжает благоговейно изумляться праведный Кавасила, — когда владеет нами ум Божественный, каково желание наше, когда присутствует хотение блаженное, какова персть, когда препобеждает ее оный огнь?»

«А что сие бывает так, — подтверждает Кавасила, — показывает Павел, говоря, что он не имеет ни своего ума, ни хотения, ни жизни, но все сие в нем Христос, ибо говорит: мы ум Христов имамы (1 Кор. 2, 16) и: искушения ищете глаголющаго во мне Христа (2 Кор. 13, 3) и: мнюся бо и аз Духа Божия имети (1 Кор. 7, 40) и: люблю вас утробою Иисус Христовою (Флп. 1, 8), откуда явно, что имеет одно и то же с Ним хотение, и, все совокупляя, говорит: живу же не ктому аз, но живет во мне Христос» (Гол. 2, 20).

"Так совершенно сие таинство, высшее всякого таинства, и приводит к самой вершине благ; потому, — заключает блаженный тайнозритель, — и всякой человеческой ревности последний предел здесь же. Ибо в нем мы сообщаемся с Самим Богом, и Бог соединяется с нами совершеннейшим единением. Ибо соделаться единым духом с Богом — какое лучшее сего может быть единение? [52].

Так у Апостолов, св. Отцов и Учителей. А что у нас? Что мы можем и должны сказать о себе? По нашему неразумию, неведению, нерадению мы так мало даем места таинствам в нашем сердце, что нам непонятны речи о их изумительной, чудесной действенности. Бесценное сокровище благодати, заложенное в нас Таинством крещения, покоится внутри нас годы, десятилетия, а мы и не чувствуем, и не сознаем этого. Оно лежит под пеплом наших грехов, немощей и беззаконий, не вызываемое к жизни, а все более и более погружаемое в подспудную область нашей объятой окамененным нечувствием [53] души.

Наше холодное, соединенное с лукавым саможалением покаяние мало содействует раскрытию и выявлению таящегося в нас духовного богатства: поверхностно каясь, мы не можем затронуть тех глубин, где хранится сокровище, и оно продолжает пребывать в нас, не принося плода, а лишь уготовляя для нас в будущем горящие уголья.

Что сказать о святейшем, воистину страшном Таинстве Тела и Крови Господних? Разве то, что изрек Великий Апостол Коринфянам: «кто яст и пиет недостойно, суд себе яст и пиет, не разсуждая о Теле Господнем. От того многие из вас немощны и больны и не мало усыпающих» (1 Кор. 11, 29—30. По переводу К. П. Победоносцева) [54].

Не будем же своей неправдой подавлять правду Божию: не имея того духовного опыта, которым богаты и которым «независтно» делятся с нами таинники Божии, не будем отрицать тех плодов Духа, которые должны произрастать и произрастают в верных Богу душах, достойно принявших, трезвенно хранящих и ревностным исполнением заповедей непрестанно возгревающих таинственные дары Крещения, Покаяния и Божественной Трапезы. Тем более, не будем сомневаться в этих плодах, что ведь и мы, по неизреченной милости Божией, хотя изредка, хотя глухо, слышим сокровенные глаголы сих Таинств в своей душе. Эти «начатки» Духа [55], в нас временами являемые, да укрепят нас в непоколебимом доверии к тому, что возвещают миру христианские угодники Божии от преизобилующей благодати, в них светоносно раскрывающейся. Неисчислимым сонмом своим они заверяют нас, удостоверяя согласным многовековым повсюдным опытом своим, что по непреложному слову Господню (Ин. 16, 13), Дух Святый, Дух Истины, действительно наставляет Своих причастников на всякую истину.

«Потому-то Св. Церковь, не слишком надеясь на земных учителей, — кто бы ни были они, — постоянно указует нам на Учителя Небесного… Как часто возводит она… умиленный взор свой горе и оттуда ждет света ведения, необходимого для жизни и просвещения детей ее! Есть ли хотя одно утро, полдень и вечер, в которые бы не вопияла она к Духу Святому, Господу Животворящему и Просвещающему, да приидет и вселится Он Всемогущий и в сердца и в домы Христиан? И не о том ли большая часть молений и крепких воплей ее ко Престолу Божию, чтобы Дух Святый постоянно озарял умы Христиан светом Богоразумия, прогонял тьму невежествий людских, обращал заблуждающих, освящал нечистых? И каких великих успехов не обещает она от животворящего учительства Небесного Учителя, Бога Духа Святаго? — Какой род знаний нужен вам или приятен для вас? Хотите быть великими художниками? Церковь уверяет вас истинным словом Господним, что великими художниками творит людей Дух Божий, Веселеила и Элиава [56], о коих сказано: и наполни их Духа Божия, премудрости разума и умений всех (Исх. 31, 1—6; 35, 30—35; 36, 1—2). Ищите разуметь тайны природы? Она указует на Соломона, который так умудрен был Духом Божиим, что знал все от кедра до иссопа. Желаете быть священными песнотворцами? Она приводит вам Давида, которого Дух Святый сделал величайшим из всех певцов. Желаете ли постигнуть науку Боговедения? Здесь и по простому соображению вы никогда ничего не постигнете, если Сам Дух Святый не даст вам разумения. „Вся подает Дух Святый, — говорит св. Церковь, — точит пророчествия, священники совершает, некнижныя мудрости научи, рыбари Богословцы показа…“ [57]. — Ибо Он есть „свет и живот, и живый источник умный: Дух премудрости, Дух разума, благий, правый, умный: обладаяй, очищаяй прегрешения: Бог и Боготворяй, огнь от огня происходяй: глаголяй, деяй, разделяяй дарования…“ [58] (Служба на Пятидесятницу, стихира)» [59].

«Сей благий Дух нисходит в душу посредством таинств, коих хранительница — Церковь» [60].

Этими немногими словами славного архипастыря Херсонского, Иннокентия, я и закончу свое, без меры растянувшееся письмо. Начатое — при сравнительно благоприятных условиях жизни — летом, оно затем писалось при иной, худшей обстановке, писалось урывками и закончилось осенью, при совершенно новых обстоятельствах моего жития, которые и содействовали тому, что я могу наконец удовлетворить вашему и своему желанию видеть это письмо написанным. Хотелось бы возобновить беседу с вами, мои дорогие, возможно скорее, так как предмет требует дальнейшего рассмотрения, но имея перед глазами печальный опыт недавнего прошлого, я боюсь надеяться и, тем более, обещать. Воля Божия да будет! А я, как и всегда, очень прощу Ваших молитв, мои дорогие.

Господь да будет посреди нас!

Любящий вас о Господе брат

[1] Правило 7-е II Вселенского Собора; Правило 95-е VI Вселенского Собора: "присоединяющихся к православию и к части спасаемых из еретиков приемлем по следующему чиноположению… " (Книга правил. С. 50, 120).

[2] Деян. 2, 3.

[3] 1 Пет. 2, 6.

[4] Преподобного и богоносного отца нашего Марка Подвижника нравственно-подвижнические слова, 2-е изд. Сергиев Посад, 1911. С. 3.

[5] Слово 2-е. О думающих оправдаться делами. §§ 61-63 // Там же. С. 33-34.

[6] Слово 4-е. О крещении // Там же. С. 92.

[7] Там же. С. 94.

[8] Слова подвижнические. Слово 1-е // Творения иже во святых отца нашего аввы Исаака Сириянина, подвижника и отшельника, бывшего епископом христолюбивого града Ниневии. 2-е изд. Сергиев Посад, 1893. C.16.

[9] Марк Подвижник. Цит. соч. С. 94.

[10] Рим. 7, 14.

[11] Иак. 1, 25; 2, 12.

[12] Там же. С. 74.

[13] Беседа 12 // Преподобного отца нашего Макария Египетского духовные беседы, послания и слова. Свято-Троицкая Сергеева Лавра, 1904. С. 96.

[14] Гал. 3, 27.

[15] Макарий Египетский. Цит. соч. С. 102.

[16] Там же. С. 102.

[17] Писания свв. отцов и учителей Церкви, относящиеся к истолкованию православнаго богослужения. Т. 1. СПб., 1855. С. 56.

[18] Николая Кавасилы, архиепископа Фессалоникского семь слов о жизни во Христе. М., 1874. С. 48.

[19] Там же. С. 51

[20] Там же. С. 55.

[21] Марк Подвижник. О крещении. Цит. соч. С. 92.

[22] Николай Кавасила. Цит. соч. С. 27.

[23] Слово 83. О покаянии // Исаак Сирин. Цит. соч. С. 390.

[24] Рим. 7, 14.

[25] Требник в двух частях. Ч. 1. М., Издание Московской Патриархии, 1979. С. 83.

[26] Слово 60-е // Слова преподобного Симеона Новаго Богослова. Вып. 2. 2-е изд. М., 1890. С. 86-87.

[27] Там же. С. 88.

[28] Рим. 1, 21.

[29] Слово 10-е // Симеон Новый Богослов. Цит. соч. Вып. 1. 1-е изд. М., 1879. С. 79-82.

[30] Слово 61-е // Симеон Новый Богослов. Цит. соч. Вып. 2. 2-е изд. М., 1890. С. 92-93.

[31] Слово 61-е // Там же. С. 93.

[32] Слово 60-е // Там же. С. 89-90.

[33] Слово 61-е // Там же. С. 101.

[34] Слово 82-е // Там же. С. 366—367

[35] Слово 3-е. О покаянии // Марк Подвижник. Цит. соч. С. 71.

[36] См. прим. III, 11.

[37] Аквилонов Е. Новозаветное учение о Церкви, 2-е изд. 1904. С. 80.

[38] Служебник. М., 1977. С. 562.

[39] Там же. С. 566.

[40] Там же. С. 566.

[41] Там же. С. 572.

[42] Там же. С. 576.

[43] Там же. С. 581.

[44] Там же. С. 584.

[45] Там же. С. 585.

[46] Православный молитвослов и Псалтирь. М., Издание Московской Патриархии, 1988. С. 84 (стихи Симеона Метафраста).

[47] Там же. С. 86.

[48] Там же. С. 87.

[49] Служебник. М.. 1977. С. 584.

[50] Там же. С. 584.

[51] Там же. С. 583.

[52] Николай Кавасила. Цит. соч. С. 76-77.

[53] Ср.: «Господи, избави мя <…> окамененнаго нечувствия» (молитва 7-я св. Иоанна Златоустого на сон грядущим // Православный Молитвослов и Псалтирь. М., Издание Московской Патриархии, 1988. С. 18).

[54] Новый Завет Господа нашего Иисуса Христа в новом русском переводе К. П. Победоносцева. Опыт к усовершенствованию перевода на русский язык священных книг Новаго Завета. СПб., 1906. С. 467.

[55] Рим. 8, 23.

[56] Так в славянском переводе; в русской Библии имя помощника Веселеила переведено как Аголиав.

[57] Стихира на Господи воззвах // Триодь цветная. М., 1975. Л. 237.

[58] Стихира на Хвалитех // Там же. Л. 246 об. — 247.

[59] Амфитеатров Я. К. Беседы об отношении Церкви к христианам. СПб., 1885. С. 57-59.

[60] Архиепископ Иннокентий Херсонский. Жизнь св. Священномученика Киприана // Сочинения. Т. 9. СПб.-М., 1872. С. 490.

Письмо семнадцатое

Крещение Господне. 1926 г.

На этот раз я начинаю беседу с вами, мои дорогие, спустя лишь несколько дней по окончаний предыдущей. Да благословит ее Господь Дух Святый!

Прошу вас припомнить сказанное мною в прошлом письме, а особенно в конце его, и тогда вам понятно будет начало настоящей беседы.

«Если любите Меня, — сказал Сын Божий Своим ученикам в прощальном слове Своем к ним, — соблюдите Мои заповеди. И Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек, Духа истины… Дух Святый, Которого пошлет Отец во имя Мое, научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам» (Ин. 14, 15—17, 26).

«При наступлении дня Пятидесятницы, — читаем мы в Деяниях (2, 1 и след.), — все они <ученики> были единодушно вместе. И внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились. И явились им разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них. И исполнились все Духа Святаго, и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещевать».

Так исполнилось обетование Христово, так открылось действие Духа истины, посланного Отцом во имя Сына, так зачалась «Церковь Бога живаго, столп и утверждение истины» (1 Тим. 3, 15). И мы тут же слышим (и будем слышать в течение всех грядущих веков бытия Церкви) ясное и твердое, в слух всего мира, исповедание Божественных действий просвещающего Духа небесного блаженными причастниками Его. «Мужи Иудейские, и все живущие в Иерусалиме!» — возгласил ап. Петр пред лицом огромной толпы, с удивлением взиравшей на исполненных Духом Божиим учеников Христовых и заподозрившей их в том, «яко вином исполнени суть». — «Мужи Иудейские, и все живущие в Иерусалиме! сие да будет вам известно, и внимайте словам моим: они не пьяны, как вы думаете, ибо теперь третий час дня; но это есть предреченное пророком Иоилем: И будет в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; и юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут. И на рабов Моих и на рабынь Моих в те дни излию от Духа Моего, и будут пророчествовать» (Иоил. 2, 28—29; Деян. 2 14—18).

Та же книга Деяний повествует, как приявший — чрез возложение рук Апостолов — Духа Святаго архидиакон «Стефан, исполненный веры и силы, совершал великие чудеса и знамения в народе», и как некоторые представители синагоги "вступили в спор с Стефаном; но не могли противостоять мудрости и Духу, Которым он говорил (6, 8—10). Сейчас же «Стефан… будучи исполнен Духа Святаго, воззрев на небо, увидел славу Божию и Иисуса, стоящего одесную Бога» (7, 55), а побиваемый богоборными иудеями, одобряемыми Савлом, «воскликнул громким голосом: Господи! не вмени им греха сего» (7, 60).

Прошло немного времени — и лютый гонитель христиан и соучастник убиения Первомученика Стефана Савл становится ревностнейшим последователем Распятого, прияв Духа Святаго чрез св. Крещение и возложение рук св. Анании (9, 17—18). Вся изумительнейшая по многообразнейшим трудам и неисчислимым духовным плодам жизнь великого Апостола языков свидетельствует непререкаемо о потрясающих своей чудесностью и непреоборимостью действиях Духа истины, снисшедшего в мир в день Пятидесятницы. Что касается писаний св. Апостола, то все они, главным образом, свидетельствуют в Духе Святом о Его силе, значении, действенности и о необходимости для всех христиан быть причастниками Духа. Нужно ли приводить примеры в доказательство этой неоспоримой истины? Уверен, что они вам известны. Впрочем, в утешение себе я вам укажу некоторые.

«Павел, пройдя верхние страны <Римской Азии>, прибыл в Ефес и, найдя там некоторых учеников, сказал им: приняли ли вы Святаго Духа, уверовав? Они же сказали ему: мы даже и не слыхали, есть ли Дух Святый. Он сказал им: во что же вы крестились? Они отвечали: во Иоанново крещение. Павел сказал: Иоанн крестил крещением покаяния, говоря людям, чтобы веровали в Грядущего по нем, то есть во Христа Иисуса. Услышав это, они крестились во имя Господа Иисуса, и, когда Павел возложил на них руки, нисшел на них Дух Святый, и они стали говорить иными языками и пророчествовать» (Деян. 19, 1—6).

Сам Апостол и присные его сотрудники в деле благовестия постоянно руководятся Духом Святым, «наставляющим» их «на всякую истину» и всегда указующим путь жизни. «В Антиохии, в тамошней церкви были некоторые пророки и учители: Варнава, и Симеон, называемый Нигер, и Луций Киринеянин, и Манаил, совоспитанник Ирода четвертовластника, и Савл. Когда они служили Господу и постились, Дух Святый сказал: отделите Мне Варнаву и Савла на дело, к которому Я призвал их. Тогда они, совершив пост и молитву и возложив на них руки, отпустили их. Сии, быв посланы Духом Святым, пришли в Селевкию, а оттуда отплыли в Кипр; и, быв в Саламине, проповедывали слово Божие в синагогах Иудейских» (Деян. 13, 1—5).

Содействуя Апостолам в их евангельской проповеди, раскрывая сердца слушателей к приятию семени Слова Божия, Дух истины вместе с тем заграждал чудесным образом уста противников, служителей отца лжи. «Пройдя весь остров <Кипр> до Пафа, нашли они некоторого волхва, лжепророка, Иудеянина, именем Вариисуса, который находился с проконсулом Сергием Павлом, мужем разумным. Сей, призвав Варнаву и Савла, пожелал услышать слово Божие. А Елима волхв (ибо то значит имя его) противился им, стараясь отвратить проконсула от веры. Но Савл, он же и Павел, исполнившись Духа Святаго и устремив на него взор, сказал: о, исполненный всякого коварства и всякого злодейства, сын диавола, враг всякой правды! перестанешь ли ты совращать с прямых путей Господних? И ныне вот, рука Господня на тебя: ты будешь слеп и не увидишь солнца до времени. И вдруг напал на него мрак и тьма, и он, обращаясь туда и сюда, искал вожатого. Тогда проконсул, увидев происшедшее, уверовал, дивясь учению Господню» (Деян. 13, 6—12) (Ср. повествование об Анании и Сапфире (Деян. 5, 1-11), получивших такое страшное и быстрое возмездие от Господа за попытку «солгать Духу Святому» (5, 3), за соглашение «искусить Духа Господня» — прим. М. Новоселова).

Так действенно было со стороны Духа истины содействие проповеди слова, утвердившегося «последующими знамениями» (Мк. 16, 20).

Я не вспоминаю здесь о чудеснейшем и поучительнейшем событии — обращении к вере сотника Корнилия, так как о нем кратко уже говорилось в предыдущем письме, да и служителем Духа Святаго был там другой первоверховный Апостол — Петр, а не Павел, о котором идет у нас речь теперь. Но все-таки я советую вам, мои дорогие, внимательно прочитать все повествование о святом "сотнике, чтобы лишний раз запечатлеть в своей душе чудные действия Духа истины.

Словно за руку, как мать дитя, водит по стропотным путям [1] жизни Своих причастников Дух Святый, указывая, что, где и когда нужно делать им, предостерегая от угрожающих им опасностей, утешая в скорбях, просвещая и наставляя во всех обстоятельствах многотрудного жития их, осиявая верные души чудным Своим светом и промыслительно, в иные минуты, отъемля его… Сии и многие иные благодатные животворящие действия Духа истины. Духа Утешителя, вы легко сами усмотрите, друзья мои, читая Деяния и Послания Апостольские, а потому я, в дополнение к приведенным выше примерам, приведу еще лишь два-три, чтобы соутешиться вместе с вами погружением в светлую область явлений Духа.

Как не подивиться чудному водительству Его, когда читаешь эти изумительные строки св. Луки, повествующего с эпической простотой о великих делах Утешителя. «Пройдя через Фригию и Галатийскую страну, — читаем в 16-й главе Деяний, — они <ап. Павел и иже с ним> не были допущены Духом Святым проповедывать слово в Асии. Дойдя до Мисии, предпринимали идти в Вифинию; но Дух не допустил их. Миновав же Мисию, сошли они в Троаду. И было ночью видение Павлу: предстал некий муж, Македонянин, прося его и говоря: приди в Македонию и помоги нам. После сего видения, тотчас мы положили отправиться в Македонию, заключая, что призывал нас Господь благовествовать там» (16, 6—10).

Дальнейшие события (зри ту же главу Деяний) ясно показали, что святыми благовестниками руководил Дух Святый, изобильным благословением благословивший их труды в стране Македонской.

Ведет великий Апостол трогательное пастырское собеседование с Ефесскими «пресвитерами церковными», навсегда прощаясь с ними перед отъездом своим в Иерусалим, — и опять слышится боговдохновенное слово о Духе Святом. «Внимайте себе и всему стаду, — увещевает Апостол окружавших его пресвитеров, — в котором Дух Святый поставил вас блюстителями, пасти Церковь Господа и Бога, которую Он приобрел Себе Кровию Своею» (Деян. 20, 28). «Вот, ныне я, — возвещает славный благовестник, — по влечению Духа, иду в Иерусалим, не зная, что там встретится со мною; только Дух Святый по всем городам <обратите внимание, дорогие, на это „по всем городам“> свидетельствует, говоря, что узы и скорби ждут меня». «Но я, — продолжает верный служитель Духа, Духом укрепляемый и утешаемый, — но я ни на что не взираю и не дорожу своею жизнью, только бы с радостью совершить поприще мое и служение, которое я принял от Господа Иисуса, проповедать Евангелие благодати Божией. И ныне, вот, я знаю (Конечно, на основании повсюдных откровений Духа истины — прим. М. Новоселова), что уже не увидите лица моего все вы, между которыми ходил я, проповедуя Царствие Божие» (20, 22—25).

Когда, приближаясь к Иерусалиму, ап. Павел остановился на несколько дней в Кесарии, в доме Филиппа благовестника, то снова раздался голос Духа в устах пророка Агава. «Войдя к нам, — повествует тот же св. Лука, — взял <Агав> пояс Павлов и, связав себе руки и ноги, сказал: так говорит Дух Святый: мужа, чей этот пояс, так свяжут в Иерусалиме Иудеи и предадут в руки язычников» (21, 11).

Излишне говорить, что эти предречения Духа оправдались во всей полноте.

Я не буду утомлять вас, друзья мои, указаниями на другие события, в «Деяниях апостольских», где сказывалось руководство, учительство и иные силы Духа Святаго. Полагаю, что и приведенных примеров вполне достаточно для намеченной нами цели.

От событий в жизни духоносного Апостола и его сподвижников, событий, связанных с явлениями Духа, перейдем к учению Апостола о Духе Святом, как существенной стихии в жизни Церкви и отдельного члена ее, как основном Источнике освящения, просвещения, научения.

«Живущие по плоти о плотском помышляют, а живущие по духу — о духовном, — наставляет Римлян Апостол. — Помышления плотские суть смерть, а помышления духовные — жизнь и мир, потому что плотские помышления суть вражда против Бога; ибо закону Божию не покоряются, да и не могут. Посему живущие по плоти Богу угодить не могут. Но вы не по плоти живете, а по духу, если только Дух Божий живет в вас. Если же кто Духа Христова не имеет, тот и не Его. А если Христос в вас, то тело мертво для греха, но дух жив для праведности. Если же Дух Того, Кто воскресил из мертвых Иисуса, живет в вас, то Воскресивший Христа из мертвых оживит и ваши смертные тела Духом Своим, живущим в вас» (Рим. 8, 5—11).

Хотел я ограничиться только вышеприведенными стихами из восьмой главы послания к Римлянам, но, заглянув в дальнейшее содержание этой главы, увидел, что остановиться на начале ее нельзя: она вся исполнена свидетельств о Духе. В самом деле, внимайте следующим словам Апостола: «Все, водимые Духом Божиим, суть сыны Божий. Потому что вы не приняли духа рабства, чтобы опять жить в страхе, но приняли Духа усыновления, Которым взываем: „Авва, Отче!“ Сей самый Дух свидетельствует духу нашему, что мы — дети Божии. А если дети, то и наследники, наследники Божии, сонаследники же Христу, если только с Ним страдаем, чтобы с Ним и прославиться» (8, 14—17).

Видите, друзья мои, каковы действия и силы Духа. Ясно, что в Нем, в стяжании Его — вся жизнь христианина. Недаром преп. Серафим наставлял своего духовного друга Н. А. Мотовилова, что цель жизни христианина не в чем другом, как именно в стяжании Святаго Духа Божьего.

Св. Дух не дает нам удовлетворяться тварным, временным, преходящим: «имея начаток Духа, и мы в себе стенаем, ожидая усыновления, искупления тела нашего» (8,23). Сей Святый Дух не чужд и всей твари вообще, ибо и в ней живет, по Апостолу, чаяние лучшей, нетленной жизни, и она не примиряется с суетою мира сего: «тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих, потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих. Ибо знаем, — утверждает боговдохновенный тайнозритель, — что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне» (8, 19—22).

«Дух подкрепляет нас в немощах наших» (8, 26), а так как «сами мы не знаем, о чем молиться, как должно», то «Сам Дух ходатайствует за пас воздыханиями неизреченными. Испытующий же сердца знает, какая мысль у Духа, потому что Он ходатайствует за святых по воле Божией» (8, 26—27).

Наставник в молитве, поддержка в немощах наших, Утешитель является стражем и хранителем совести нашей, что исповедует тот же Апостол: «Истину говорю во Христе, не лгу, свидетельствует мне совесть моя в Духе Святом» (9, 1).

И нужно ли удивляться этому, когда св. Апостол, увещевая Коринфских христиан избегать блуда и жить в чистоте, так определяет достоинство и внутреннее содержание людей крещеных: «Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святаго Духа, Которого имеете вы от Бога?» (1 Кор. 6, 19). Этим сказано все, и мне, может быть, следовало бы покончить с писаниями Апостола языков, но не могу удержаться, чтобы не привести вам, мои дорогие, еще нескольких боговдохновенных строк из того же послания к Коринфянам, тем более, что строки эти как нельзя больше отвечают основной теме нашей беседы, указуя на глубочайшее просвещение, даруемое Духом истины Своим причастникам и соделывающее их зрителями тайн Божиих, сокрытых от людей. Духу Святому не причастных, как бы ни пытались они своими силами проникнуть в эти недоведомые человеческому уму тайны.

«Слово мое и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости, — пишет Апостол поклонникам таковой мудрости, — но в явлении духа и силы, чтобы вера ваша утверждалась не на мудрости человеческой, но на силе Божией. Мудрость же мы проповедуем между совершенными, но мудрость не века сего и не властей века сего преходящих, но проповедуем премудрость Божию, тайную, сокровенную, которую предназначил Бог прежде веков к славе нашей, которой никто из властей века сего не познал; ибо если бы познали, то не распяли бы Господа славы. Но, как написано: „не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то па сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его“ <Ис. 64, 4>. А нам, — продолжает Апостол, — Бог открыл это Духом Своим; ибо Дух все проницает, и глубины Божий. Ибо кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем? Так и Божьего никто не знает, кроме Духа Божия. Но мы приняли не духа мира сего, а Духа от Бога, дабы знать Дарованное нам от Бога, что и возвещаем не от человеческой мудрости изученными словами, но изученными от Духа Святаго, соображая духовное с духовным. Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно. Но духовный судит о всем, а о нем судить никто не может. Ибо кто познал ум Господень, — заключает Апостол свое слово о духовном и душевном ведении (о чем пространно и глубоко пишет преп. Исаак Сирин [2]), — чтобы мог судить его? А мы имеем ум Христов» (1 Кор. 2, 4—16).

Из моря свидетельств о Духе Святом, как основном источнике истины, премудрости и всякой благостыни, свидетельств, коими полно Писание (будучи в целом само произведением Духа) вообще и писания апостольские, в частности, я почерпнул одну каплю. Но и этой капли достаточно, чтобы удостоверить нас о всесторонней действенности Духа в жизни Его причастников, особливо таких, как первые ученики Христовы, которые преизобильно прияли посланного им их Учителем Духа Истины.

Казалось бы, на этом можно остановиться — куда нам идти? Ты, Душе Святый, имаши глаголы божественной истины [3] и вещаешь их миру и просвещаешь ими взыскующих Истины. — И действительно, мы видим и в ап. Павле, и в апостолах Петре и Иоанне и других полную и непоколебимую уверенность в безусловной правде тех откровений, которые, согласно обетованию Господа, они должны были получить — и получили — от пришедшего к ним Утешителя. Однако тот же изобиловавший множайшими дарованиями духовными Апостол языков идет к самовидцам Слова, Петру, Иакову и Иоанну, проверить свое благовестие. «Ходил я, — пишет он Галатам, — в Иерусалим с Варнавою, взяв с собою и Тита. Ходил же по откровению, и предложил там, и особо <слав. „наедине“> знаменитейшим, благовествование, проповедуемое мною язычникам, не напрасно ли я подвизаюсь или подвизался» (Гал. 2, 1—2). О результатах этого нарочитого свидания апостолов св. ап. Павел так сообщает в том же своем послании к Галатам: «…увидев, что мне вверено благовестие для необрезанных, как Петру для обрезанных (ибо Содействовавший Петру в апостольстве у обрезанных содействовал и мне у язычников), и, узнав о благодати, данной мне, Иаков и Кифа и Иоанн, почитаемые столпами, подали мне и Варнаве руку общения, чтобы нам идти к язычникам, а им к обрезанным» (2, 7—9).

Правда, согласно большинству авторитетных толкователей Свящ. Писания и как явствует непосредственно из самого текста Писания (см. 1-ю и 2-ю главы послания к Галатам), св. ап. Павел ходил в Иерусалим не ради себя, не для того, чтобы самому увериться в истинности своего благовестия, которому он ревностно, самоотверженно и с большим успехом служил до этого путешествия в течение четырнадцати лет, «не советуясь с плотью и кровью» (Гал. 1, 16), а руководясь одним откровением, — но это обстоятельство нисколько не ослабляет той мысли, что откровение Духа требует для себя соборной проверки. Дух Святый не только не отвергает этого способа утверждения в истине, но и ведет к нему, ибо ап. Павел ходил к самовидцам Слова «по откровению», о чем, как вы, надеюсь, заметили, он и сообщает Галатам (2, 2). Пусть сам он, в данном случае, лично не нуждался в проверке себя старейшими Апостолами, так как не сомневался в истине своей проповеди; но их духовная помощь все-таки нужна была ему для большего успеха этой проповеди. Получить санкцию своему благовестию со стороны «почитаемых столпами» (2, 9) было существенно важно для Апостола языков: их авторитетное в глазах всех верующих одобрение благовестнических трудов Апостола должно было, с одной стороны, обезоружить многочисленных врагов его, с другой — укрепить верных, но немощных учеников, которые могли иногда приходить в сомнение и смущение под влиянием враждебных Апостолу голосов.

Соборное действие потребовалось и для санкционирования значительнейшего явления в жизни первохристианской церкви — принятия в лице сотника Корнилия с его присными язычников в недра Церкви Христовой. «Услышали Апостолы и братия, бывшие в Иудее, что и язычники приняли слово Божие. И когда Петр пришел в Иерусалим, обрезанные упрекали его, говоря: ты ходил к людям необрезанным и ел с ними» (Деян. 11, 1—3). Ал. Петр, подобно ап. Павлу, дает обстоятельный отчет в своих действиях, явно продиктованных Духом Святым (Деян. гл. 10 и 11). Смущенные общением Апостола с язычниками, верующие из иудеев, выслушав апостольское объяснение, «успокоились и прославили Бога, говоря: видно, и язычникам дал Бог покаяние в жизнь» (11, 18).

Тот же Дух истины побуждает Своих причастников к соборным действиям и иного характера, когда слышится не мирное повествование о трудах благовестия и обсуждаются — может быть, и горячо — связанные с ним вопросы, а раздается резкое обличение неправды, хотя бы она исходила от «почитаемых столпами». «Когда же Петр пришел в Антиохию, — пишет в том же послании к Галатам ап. Павел, — то я лично противостал ему, потому что он подвергался нареканию. Ибо, до прибытия некоторых от Иакова, ел вместе с язычниками; а когда те пришли, стал таиться и устраняться, опасаясь обрезанных. Вместе с ним лицемерили и прочие Иудеи, так что даже Варнава был увлечен их лицемерием. Но когда я увидел, что они не прямо поступают по истине Евангельской, то сказал Петру при всех: если ты, будучи Иудеем, живешь по-язычески, а не по-иудейски, то для чего язычников принуждаешь жить по-иудейски?» (2, 11—14). Сходятся два величайших духоносца, два «первоверховных» апостола, и один корректируется другим в своей апостольской деятельности и, может быть, в разумении Евангельской истины, содержимой всецело лишь в соборности Тела Церкви.

Поучительно взглянуть на отношения «столпов» веры Христовой к тем, кого можно назвать «рядовыми христианами», к таким, однако, не в пример нам, нынешним «рядовым» христианам, которые, имея обильное помазание Духа Святаго, «возгревали» его «добрым подвигом» жития своего. Первое послание свое «пришельцам, рассеянным в Понте, Галатии, Каппадокии, Асии и Вифинии [4], св. Петр заключает такими словами: „Сие кратко написал я вам… чтобы уверить вас, утешая и свидетельствуя, что это истинная благодать Божия, в которой вы стоите“ (5, 12). Как великий духоносец, он, с одной стороны, удостоверяет, что те, кому он пишет, стоят в истинной благодати; с другой — подкрепляет в них уверенность, что они — в истине.

Св. апостол Иоанн Богослов в первом своем послании пишет: „Верующий в Сына Божия имеет свидетельство в себе самом“ (5, 10), и: „Вы имеете помазание от Святаго и знаете все“ (2, 20). Казалось бы, зачем писать имеющим помазание от Духа истины и знающим все? Между тем новозаветный тайнозритель считает нужным писать — и объясняет, почему он это делает: „Я написал вам не потому, чтобы вы не знали истины, но потому, что вы знаете ее“ (2, 21).

Подобно ап. Петру, он своим духоносным авторитетом утверждает братию в том, что им открыто помазанием того же Духа. Он хочет укрепить в них веру в это помазание и верность ему: „Помазание, которое вы получили от Него <Сына Божия>, в вас пребывает, и вы не имеете нужды, чтобы кто учил вас; но как самое сие помазание учит вас всему, и оно истинно и неложно, то, чему оно научило вас, в том пребывайте“ (2, 27). Помазание, пребывавшее в современных ап. Иоанну христианах, „учило их всему“, но заботливый наставник, возлежавший на персях Господа [5] и больше всех ведавший тайны Господни, считает необходимым авторитетно подтвердить, что это помазание „истинно и неложно“. Это свидетельство, исходившее от возлюбленного ученика Господа, от почетнейшего члена Тела Христова, изобильно приявшего благодать Духа Святаго, было, конечно, и полезно, и утешительно для братии.

Наконец, наиболее целостное соборное действо наблюдаем мы, когда апостолы и пресвитеры собрались для рассмотрения дела о способах и условиях принятия язычников в недра Церкви Христовой, и когда, всесторонне обсудив этот важнейший и насущнейший вопрос того времени, они изнесли согласное решение, указав и непогрешимый источник этого богочеловеческого согласия — в словах, ставших на все времена неизменной формулой истинной кафоличности: „изволися Духу Святому и нам“ [6] — изрекли духоносцы.

Итак, первый век имеет живых и авторитетнейших носителей Духа — апостолов, которые проверяют друг друга и утверждают верных учеников своих, хотя и эти имеют непосредственное откровение Духа.

Свидетельства Духа истины с первых времен христианства начали запечатлеваться в Писании и жить в Предании и усвояться каждым христианином чрез внутреннее им приобщение благодатию Духа и личным подвигом, при взаимной соборной проверке.

Перенесемся из века апостольского в века свв. Отцов и учителей Церкви и прислушаемся к тому, что там говорится о предмете, нас занимающем; посмотрим, изменились ли к тому времени взгляды и вышеуказанная практика первенствующей Церкви.

Чтобы не умножать слов и не растягивать до чрезмерности своего письма, я из множества согласных суждений рабов Христовых этой позднейшей эпохи приведу очень немногие, и прежде всего об основном источнике познания истины: тот ли он у них, что и у самовидцев Слова?

„Одно дело, — говорит Климент Александрийский, — что приобретено упражнением и учением, и иное, что воспринято через откровение верою. Только последний путь ведет к познанию Божественной Истины, и она очень близка от нас, даже в наших жилищах, как свидетельствует боговидец Моисей“ [7].

„Научает нас, — утверждает блаж. Августин, — внутренний Учитель, научает Христос, Божественное вдохновение; где нет этого вдохновения и внутреннего просвещения, там тщетно действие слов извне“ [8].

„И если Духа Божия нет в сердце слушателя, — подтверждает также Григорий Богослов, — то напрасны рассуждения учителя, ибо если Тот, Кто научает, не находится внутри, то язык учителя, который вне, трудится понапрасну“ [9].

Потому что, — заключает блаж. Иероним, — закон духовен, и нужно откровение, чтобы понимать его» [10].

«Великие дела, — свидетельствует св. Афанасий, — творит ежедневно наш Спаситель: Он влечет нас к благочестию, склоняет к добродетели, пробуждает стремление к небесному, научает бессмертию, открывает познание Отца, дарует силу, смерть разрушающую, и Сам Себя являет каждому» [11].

«Таков закон новой жизни о Христе Иисусе, — как бы изъясняет мысль св. Афанасия преп. Симеон Новый Богослов, — что Христос Господь благодатию Св. Духа приходит к нам, и воскрешает умерщвленные души наши, и дает им жизнь, и дарует очи видеть Его Самого, бессмертного и нетленного, живущим в нас» [12].

«Как без глаз, языка, ушей и ног невозможно видеть или говорить, слышать или ходить: так без Бога и от Него подаваемой действенности равно невозможно соделаться причастником Божественных тайн и познать Божию премудрость или обогатиться по духу, — слышим мы от богоносного Макария Египетского. — Мудрые у еллинов, — продолжает развивать свою мысль св. Отец, — занимаются словесными науками и усердно проводят время в словопрениях; а рабы Божий, хотя и незнакомы бывают со словесными науками, усовершаются Божественным ведением и Божиею благодатию» [13].

«Кто слышит только внешний и плотский голос, — поучает ев. Лев Великий, — тот слышит тварь; Бог же есть Дух, и Его можно слышать только чрез Духа, так и Иисуса никто не может назвать Господом, как только Духом Святым» [14].

Нужны ли еще свидетельства в подтверждение полного согласия свв. Отцов с самовидцами Слова, Апостолами — в учении о первоисточнике Божественной Истины, каковым и те и другие единодушно признают внутреннее откровение Духа Святого? Приведенные свидетельства так авторитетны и обнимают столь продолжительную эпоху жизни Церкви (3—11 вв.), что в них необходимо признать подлинное учение святоотеческое. Впрочем, для тех, кому показался бы слишком длинным период от 11 века до нашего времени, я позволю себе, в подтверждение и поныне продолжающегося полного единодушия Отцов, вызвать свидетелем сей истины Богоносного Отца почти наших дней, преп. Серафима, Саровского чудотворца. Вот что свидетельствует он в замечательной беседе со своим духовным другом Н. А. Мотовиловым: "Истинная цель жизни нашей христианской состоит в стяжании Духа Святого Божья. Пост же и бдение, и молитва… и всякое Христа ради делаемое доброе дело суть средства для стяжания Святого Духа Божьяго <…>. Если рассудить правильно о заповедях Христовых и апостольских, так дело наше христианское состоит не в увеличении счета добрых дел, служащих к цели нашей христианской жизни только средствами, но в извлечении из них большей выгоды, т. е. вящем приобретении обильнейших даров Духа Святого ".

«Так желал бы я, Ваше Боголюбие, — внушает своему собеседнику Преподобный, — чтобы и вы сами стяжали этот приснонеоскудевающий источник благодати Божией и всегда рассуждали себя, в Духе ли Божием вы обретаетесь или нет… Если… нет, то надобно разобрать, отчего и по какой причине Господь Бог Дух Святый изволил оставить нас, и снова искать и доискиваться Его и не отставать до тех пор, пока искомый Господь Бог Дух Святый не сыщется и снова будет с нами Своею благодатию» [15].

Со скорбью отмечает великий Духоносец утрату нами водительства Духа Божия, столь обычного в прежние времена, столь необходимого и естественного для истинных христиан. Указывает Преподобный и причины этой горестной утраты.

«Мы в настоящее время, — поучает в той же беседе Угодник Божий, — по нашей почти всеобщей холодности к святой вере в Господа нашего Иисуса Христа и по невнимательности нашей к действиям Его Божественного о нас Промысла и общения человека с Богом, до того дошли, что, можно сказать, почти вовсе удалились от истинно-христианской жизни. Нам теперь кажутся странными слова Священного Писания, когда Дух Божий устами Моисея говорит: „И виде Адам Господа, ходяща в раи“ [16], или когда читаем у апостола Павла: „Идохом во Асию, и Дух Божий не иде с нами, обратихомся в Македонию, и Дух Божий иде с нами“ [17]. Неоднократно и в других местах Священного Писания говорится о явлении Бога человекам» [18].

Приведя несколько таких мест, Преподобный продолжает:

«Некоторые <…> говорят: „Эти места непонятны: неужели люди так очевидно могли видеть Бога?“ А непонятного тут ничего нет. Произошло это непонимание оттого, что мы удалились от простора первоначального христианского ведения и, под предлогом просвещения, зашли в такую тьму неведения, что нам уже кажется неудобопостижимым то, о чем древние <…> ясно разумели».

«А все потому, — заключает преп. Серафим, — что не ищем благодати Божией, не допускаем ей по гордости ума нашего вселиться в души наши и потому не имеем истинного просвещения от Господа, посылаемого в сердца людей, всем сердцем алчущих и жаждущих правды Божией» [19].

Замкнуть ряд духоносных свидетельств я предоставлю авторитетному церковному учителю почти наших дней, епископу Феофану Затворнику.

«Всякий христианин — причастник Духа, — пишет этот мудрый воспитанник свв. Отцов. — Это так необходимо, что кто Духа не имеет, тот и не Христов» («Мысли на каждый день года») [20]. И в другом месте тех же «Мыслей» читаем: Егда же приидет Он, Дух истины, наставит вы на всяку истину (Ин. 16, 13). Почему же в логиках не упоминается об этом источнике познания? Не удивительно, что в языческих логиках нет этого пункта, но почему нет его в христианских? Ужели христианин, когда начинает умствовать, должен перестать быть христианином и забыть о всех данных ему обетованиях, верных и несомненных?" [21]

Итак, «лучшее и вернейшее познание Бога — не то, которое выработано усилиями рассудка и выпотением мозга, но то, которое возгорается от небесного огня в сердцах наших и вносит в душу Божественный свет, более ясный и убедительный, чем все рассудочные доказательства» [22]. "Искать же Боговедения лишь в книгах и писаниях — значит искать живого между мертвыми [23]. Внутри себя ищи Бога! Он лучше всего распознается, так сказать, духовным осязанием. Мы должны стремиться видеть Его своими глазами, слышать своими ушами, и наши руки должны осязать Слово жизни. Ведь душа наша, как и тело, имеет свое чувство: «вкусите и видите, яко благ Господь!» [24]

Недаром святитель Тихон Задонский учит нас молиться Иисусу, Сыну Божию: «Даждь ми очи видети Тя! Даждь ми вкус вкусити Тя! Даждь ми ухание благоухати Тя!» [25]… А «величайший христианский философ» [26] преп. Исаак Сирин утверждает, что «желать посредством исследования и расспросов уразумевать тайны — есть неразумие души», которая «видит истину Божию по силе жития», ибо «за сохранение заповедей ум сподобляется благодати таинственного созерцания и откровения духовного (Т. е. подаваемого Духом — прим. М. Новоселова) ведения» [27].

Простите, мои дорогие, что я несколько уклонился в подробности — и, говоря о коренном Источнике истинного ведения, заговорил и о путях к Нему.

Обращаясь к главной теме настоящего рассуждения, следует сказать, что все приведенные нами согласные свидетельства свв. Отцов и учителей церковных на протяжении всей истории Церкви непререкаемо удостоверяют, что Божественное внутреннее откровение Духа есть основной источник Богопознания, и потому они настаивают на необходимости и общеобязательности этого забытого нами пути Боговедения. В этом Отцы совпадают с апостолами — самовидцами Слова. Но совпадают ли они в другом пункте: в признании соборности, обязательности взаимной проверки воспринимаемых ими откровений, в искании духовного согласия друг с другом, что мы наблюдали в Апостолах и их ближайших учениках?

Этот вопрос подводит нас к предмету величайшей важности, ибо так называемое «consensus patrum» («согласие отцов») определяет собою русло православия. Я позволю себе употребить другое наименование этой существенной черты Православия: я называю ее святоотечностью. Сему предмету я предполагаю посвятить следующее письмо целиком. Да и другие письма, если им суждено появиться на свет, будут теснейшим образом связаны с этим предметом, т. е. святоотечностью. Настоящее же письмо я закончу краткими суждениями трех Отцов Церкви, дающих положительный и авторитетный ответ на поставленный нами вопрос. Имена этих Отцов вам уже известны: это — преп. Максим Исповедник, св. Мартин, папа Римский и св. Симеон, Новый Богослов.

Возражая монофелитам на их неправое учение о волях в Господе Иисусе Христе, преп. Максим заключил свой ответ им такими словами: «этого я признать не могу и не научился от святых Отцов так веровать». В другой раз преподобный изрек: «из всего же Священного Писания, из творений святых учителей и из постановлений соборных (См. примечание к этим словам в письме 15-м — прим. М. Новоселова) мы научаемся, что воплотившийся Иисус Христос, Господь и Бог наш, имеет силу хотеть и действовать по Божеству и по человечеству» [28]. Подобные ссылки на святых Отцов мы нередко встречаем у святого Исповедника, несмотря на великую собственную мудрость (а вернее — благодаря ей) всегда опиравшегося в своих мудрованиях на святых своих предшественников.

Тем же убеждением в необходимости сохранять единомыслие не только с евангельским и апостольским, но и с святоотеческим учением, был проникнут и соратник преп. Максима в борьбе с монофелитской ересью св. папа Мартин, высказавший готовность умереть за верность «преданиям святых Отцов» [29].

Те же святоотеческие вехи Православия устанавливает и богомудрый Симеон, со свойственной ему яркостью выражая свою мысль. «Если слова и дела несогласны с учением св. Отец, — поучает Новый Богослов, — то не следует принимать его, а напротив отвращаться от него, хотя бы он воскрешал мертвых и иные многие творил чудеса»… «Богодухновенному учению мы от начала научены Апостолами Христовыми и Божественными Отцами нашими», — поясняет и подтверждает свою мысль св. Отец [30].

Закончить эту беседу с вами, милые друзья мои, меня потянуло в великий праздник Крещения Господня, а предыдущее письмо мое к вам я начал, если помните, в день славной памяти первоверховных Апостолов Петра и Павла: таким образом, за полгода я написал вам всего два письма. Не припишите моего малоплодия одной лености, хотя я в ней и очень повинен: так слагались внешние обстоятельства жизни, что отвлекали от беседы с вами…

Молитесь обо мне, родные!

Любящий вас брат ваш о Господе.

[1] По кривым путям (церк.-слав.); например, Притч. 28, 18.

[2] Слова подвижнические. 25-28 (о трех способах ведения) // Творения иже во святых отца нашего аввы Исаака Сириянина, подвижника и отшельника, бывшего епископом христолюбивого града Ниневии. 2-е изд. Сергиев Посад, 1893. С. 124—138.

[3] Ин. 6, 68.

[4] 1 Пет. 1, 1.

[5] Ин. 13, 23.

[6] Деян. 15, 28.

[7] См.: Новоселов М. А. Забытый путь опытного Богопознания. 3-е изд. М., 1912. С. 9.

[8] Там же. С. 9.

[9] Там же. С. 9-10.

[10] Там же. С. 10.

[11] Там же. С. 10.

[12] Там же. С. 37.

[13] Слово 5-е (О возвышении ума), гл. 15) // Макарий Египетский. Беседы. С. 413—414.

[14] См.: Новоселов М. А. Забытый путь… С. 10.

[15] Нилус С. А. Великое в малом, 2-е изд. Царское село, 1905. С. 175, 183.

[16] Быт. 3, 8.

[17] Деян. 16, 6-10.

[18] Там же. С. 184.

[19] Там же. С. 184—185.

[20] Еп. Феофан. Мысли на каждый день года. 4-е изд. 1904. С. 161.

[21] Там же. С. 152—153.

[22] Процитированный отрывок принадлежит Оригену — см.: Новоселов М. А. Забытый путь… Вышний-Волочек, 1902. С. 10.

[23] Лк. 24, 5; процитированный отрывок принадлежит блаженному Августину — см.: Новоселов М. А. Там же.

[24] Пс. 33, 9.

[25] Св. Тихон Задонский. Воздыхания грешныя души ко Христу, Сыну Божию // Творения иже во святых отца нашего Тихона Задонского. Т. 1. М., 1875. С. 212.

[26] Выражение И. В. Киреевского — см. прим. X, 42.

[27] Слово 55 (послание к преп. Симеону чудотворцу) // Исаак Сирин. Цит. соч. С. 262, 265.

[28] Жития святых, на русском языке изложенные по руководству Четьих Миней св. Димитрия Ростовскаго. Книга пятая (январь). Ч. 2. М., 1904. С. 213, 230.

[29] См. прим. XV, 7.

[30] Слово 60-е // Слова преподобного Симеона Нового Богослова. Вып. 2. М., 1890. С. 90.

Письмо восемнадцатое

16 мая 1926 г.

Преп. Феодора Освященного

Я осуетился, и заленился я очень, мои дорогие. Сколько прошло времени от последнего моего письма к вам! А ведь иногда очень тянуло перекинуться словечком, и все-таки не мог взяться за перо, хотя мысленно не раз беседовал с вами. На днях я очутился в желанном и давно искомом сельском уединении, и ничто не возбраняет теперь мне возобновить общение с вами. Сегодня я отстоял утреню и литургию, после которой молился за молебном преподобному Серафиму, Михаилу и Феодору, решив под их молитвенным покровом начать так давно прерванную беседу с милыми друзьями. Кстати: преп. Феодор был выдающийся духоносец, воистину «бог по благодати» [1] читая о нем замечательное письмо епископа Аммона к папе александрийскому Феофилу [2], испытываешь не только величайшее благоговение, а изумление и священный трепет перед этим «избранным сосудом» [3], вмещавшим невыразимое обилие благодати. Если Господь благословит, я когда-нибудь познакомлю вас с этим письмом епископа Аммона, ярко рисующим чудный образ избранника Божия. Кое-что вы уже знаете об этом писании Аммона и преподобном Феодоре из моего пятнадцатого письма к вам.

Итак да почиет благословение трех великих Отцов на нашей беседе, которая, согласно моему обещанию, должна иметь своим предметом то, что я назвал святоотечностью.

Кому приходилось присутствовать при совершении так называемого чина Православия в первую неделю Великого поста, тот должен был услышать следующие велегласно изрекаемые слова, относящиеся к нашей православной вере: «Сия вера Апостольская, сия вера отеческая, сия вера православная, сия вера вселенную утверди» [4].

Итак, вера Христова именуется не только верой Апостольской, но и верой отеческой. И это не напрасно. Есть много людей, которые стремятся замкнуть веру Христову Евангелием и писаниями Апостольскими и этим исказить подлинный лик ее, исказить, истолковывая и слово Евангельское, и слова духоносных Апостолов Христовых своим плотским умом и отвергая благодатные толкования богоносных Отцов наших. Между тем для нас, верных чад Церкви Христовой, согласие со святыми Отцами совершенно необходимо, если мы хотим воистину не изменять матери Церкви и не лишиться ее благодатного покрова.

Вселенские Соборы, когда нужно было составлять вероопределения, после Священного Писания всегда обращались к отеческому учению, делали более или менее обширные выписки из отеческих писаний и в основание своих вероопределений всегда поставляли отеческое предание. Знакомые с деяниями Соборов знают, что выражения: «последующе божественным Отцем вси единогласно поучаем») или: «по учению святых Отцев», или: «последующе богоглаголивому учению святых Отцев» — эти выражения — одни из самых обычных и употребительных, как на поместных, так и на Вселенских Соборах [5].

В деяниях 3-го Вселенского Собора, созванного в 431-м году для суждения относительно ереси патриарха Нестория [6], мы читаем: «Дабы нынешние определения относительно кафолической веры сохранили всегдашнюю твердость, нужно, в пример потомству, оставить неизменным и неприкосновенным все то, что в прежние времена утверждено святыми Отцами. Ибо, если кто хочет своим определениям относительно кафолической веры сообщить всегдашнюю твердость, то он должен подтверждать свое мнение судом древних Отцев, а не основываться на собственном авторитете, дабы таким образом видно было, что он, подтверждая свое мнение определениями частию древних, частию новейших, утверждает, проповедует и содержит единую истину Церкви, хранимую от начала до настоящего времени в простоте и чистоте, с непоколебимою твердостию и достоинством» [7].

В деяниях 5-го Вселенского Собора, созванного в 553-м году, читаем такое исповедание силы и значения святоотеческих писаний: «мы во всем следуем святым Отцам и учителям Церкви, Афанасию, Иларию, Василию, Григорию Богослову, Григорию Нисскому, Амвросию, Августину, Феофилу, Иоанну Константинопольскому, Кириллу, Льву, Проклу, и приемлем все, что они изложили о правой вере и об осуждении еретиков. Приемлем также и прочих святых Отцев, которые безукоризненно до конца жизни своей проповедывали правую веру в святой Церкви Божией.

Итак, поелику в святой Кафолической и Апостольской Церкви Божией должно быть сохраняемо и проповедуемо это правое исповедание, то если кто-либо удаляет себя самого от него, мудрствуя противное ему, такой человек, как удаляющий себя самого от правой веры и вступающий в общение с еретиками, справедливо осуждается и анафематствуется святою Церковию Божиею» [8].

Согласно 19-му правилу 6-го Вселенского Собора, «предстоятели церквей должны по вся дни, наипаче же во дни воскресные, поучати весь клир и народ словесам благочестия, избирая из Божественнаго Писания разумения и разсуждения истины, и не преступая положенных уже пределов и предания богоносных Отец: и аще будет изследуемо слово Писания, то не инако да изъясняют оное, разве как изложили светила и учители Церкви в своих писаниях» [9].

А вот свидетельства, утверждающие авторитет святых Отцов, идущие от 7-го Вселенского Собора:

«В десяти своих посланиях ты, как и следовало императору-христианину, — читаем в послании св. Григория, папы римского, к императору Льву Исаврянину, — давал доброе и благочестивое обещание постоянно соблюдать и хранить все наставления наших святых Отцов и учителей… Но ты отрекся от святых Отцев и учителей наших, хотя и дал собственноручное письменное обещание повиноваться и следовать им. Наше писание, наш свет и спасительная сила наша, это — святые и богоносные Отцы и учители наши; об этом засвидетельствовали нам и шесть бывших о Христе Соборов, но ты не принял их свидетельств» [10].

"Феодор, святейший епископ Мирский, сказал: «все мы, слыша учение Отцов наших, умилились душею и оплакали прошедшие годы; возблагодарим же Бога, что, благодаря учению святых Отцов, мы пришли в познание истины» [11].

Святейший патриарх (Тарасий) изрек: «стражи кафолической Церкви, святые Отцы наши, постоянно бодрствующие над мысленными стенами ее, провозгласили (свое мнение об этом предмете). Они отогнали всякое нестроение и пустословие и, сохранивши ее нерассеянною, прогнали все полчища неприятелей и мечем духа уничтожили как древние ереси, так и заблуждение новой лжи» [12].

«Святой Собор провозгласил: „да исправят нас учения богоглаголивых Отцов. Почерпая из них, мы напоились истиною; следуя им, мы прогнали ложь; быв научены ими, мы с любовию приемлем честные иконы. Отцы проповедуют, а мы остаемся послушными чадами и хвалимся пред лицем матери преданием кафолической Церкви… Мы следуем древнему законоположению кафолической Церкви. Мы соблюдаем заповеди Отцов <…>.

Святые Отцы наши, исполняя божественное повеление Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа, не скрывали под сосудом дарованного им (И. Хр.) светильника божественного знания, но ставили его на подсвечнике самого полезного дела — учительства, чтобы он светил всем находящимся в дому, то есть рожденным в кафолической Церкви, дабы кто-либо из благочестиво исповедующих Господа не наткнул когда-либо своей ноги на камень еретического злословия. Они изгоняют всякое заблуждение еретическое, а всякий гнилой член, если он заболеет неизлечимо, отсекают. Имея веялку, они очищают гумно; при этом пшеницу, то есть, питательное слово, укрепляющее сердца человеческие, они складывают в кладовой кафолической Церкви, а плевелы еретического злословия, сожигают огнем неугасимым… Мы же, во всем держась учения этих богоносных Отцев наших, проповедуем это учение едиными устами и единым сердцем, ничего не прибавляя и ничего не убавляя из того, что предано нам; а, напротив, утверждаемся и укрепляемся в нем“ [13].

В согласии со святыми Вселенскими Соборами, Православная Церковь и теперь не перестает вместе с древними церковными песнописцами именовать святых Отцов самыми возвышенными, самыми многозначительными именованиями:

„Храм всесветел трисолнечныя зари“, „таинник неизреченных“ (св. Василий Великий) [14];

„Светильниче многосветлый Божественныя зари“, „источниче догматов высоких“, „цевнице Боговещанная“, Троицы обителище» (св. Григорий Нисский) [15];

«Трость скорописца наострена Духом», «православия наставниче», «вселенныя светильниче», «отеческаго предания Божественное семя» (св. Максим Исповедник) [16];

«Таинник Боговидцев», «Богословия источниче», «премудрости реко», «струя Божественнаго разума», «звездо светлейшая», «благочестия поборниче», «нечестия прогонителю», «столп Церкве», «таинник Триипостаснаго Единоначалия» (св. Григорий Богослов) [17];

«Мысленный светильник всемирный», «храм Троицы», «храм Духа», «Церкве основание незыблемое» (св. Ефрем Сирин) [18];

«Богодохновенный орган», «догматов пучина неисчерпаемая», «ум Небесный», «Христовы уста», «премудрости глубина» (св. Иоанн Златоуст) [19];

«Орган Святаго Духа», «пламень молнии, попаляющий демонов полки», (св. Антоний Великий) [20];

«Столпе света», «богословия трубо златая» (св. Афанасий Великий) [21];

«Проповедник истинной и непорочной веры Христовой» (св. Макарий Великий) [22];

«Око благочестия», «православия наставниче», «учителю благочестия и чистоты», «светильниче вселенныя» (св. Лев Великий) [23];

«Божественного сияния светоприемник» [24], «песнописец и честный Богоглагольник», «Церкве учитель», «врагов сопротивоборец» (св. Иоанн Дамаскин) [25] (взято из месячной минеи).

Призывая нас к молитве за архипастырей и пастырей и весь причет церковный, святая Церковь влагает в наши уста следующее прошение: «Спаси, Господи, и помилуй святейшия вселенския патриархи со всеми благочестивыми архиереи, и весь освященный чин и причет церковный, и даруй им цело, безмятежно, благоверно, право, по преданию святых Апостол и святых Отец, на Вселенских Соборах Духом Святым узаконенному, исправляти слово Твоея истины» (Иерейский молитвослов, акафист Иисусу Сладчайшему, молитва ко Господу нашему Иисусу Христу) [26].

У меня под руками оказались давнишние краткие выдержки из статьи, посвященной выяснению значения святых Отцов и оправданию их вселенского авторитета. По недосмотру я не отметил в свое время ни заглавия статьи, ни имени ее автора. Если не изменяет мне память, статья принадлежит перу архимандрита Порфирия Успенского [27]. Считаю уместным предложить упомянутые выдержки вашему вниманию.

«Спаситель, посылая Апостолов на проповедь, заповедал им возвещать Евангелие, но не возложил на них обязанности написать такую полную богословскую систему, которую бы не нужно было ни объяснять, ни дополнять никому из их преемников. Посему нельзя сказать, чтобы в писаниях апостольских были прямые, ясные и полные ответы совершенно на все вопросы, имеющие отношение к делу нашего спасения. Отсюда следует, что в деле религии необходимо руководство предания; и при пособии Писания невозможно созидать догматы веры на одном основании собственных рассуждений и соображений, без свидетельства апостольского предания. А если так, то никто не мог быть более способен и ревностен в охранении чистоты апостольского предания, как святые Отцы» [28].

Эту мысль архим. Порфирий объясняет сперва со стороны более внешней, со стороны исторических условий, которые способствовали свв. Отцам быть наилучшими хранителями и истолкователями Христовой истины, а затем освещает дело по существу, объясняя те внутренние данные христианской жизни, которые делают святых Отцов всех веков единственными верными блюстителями, истолкователями и выразителями вечных истин христианства.

Близость святых Отцов к Апостолам

"Верному сохранению и сообщению другим по преданию принятого от Апостолов учения много могла содействовать и одна близость св. Отцов к Апостолам по времени жизни. Мужи апостольские были учениками и сотрудниками св. Апостолов. А Отцы второго века были учениками мужей апостольских. Кому же после сего лучше знать тайны веры с постижимой их стороны, как не сим Отцам, ближайшим преемникам Апостолов? Здесь невольно приходят на память слова св. Иринея: «Апостолы, если имели некие сокровенные тайны, то особенно преподавали сии тайны тем, кому вверяли самые церкви: ибо будущих своих преемников желали сделать совершенными и во всем неукоризненными» [29]. Затем и Отцы всех последующих веков, по самому преемству апостольского служения, величайшую свою славу и честь поставляли не в изобретении своеобразных воззрений на учение веры и предания, но в точном сохранении всех тех постановлений и преданий, которые сообщены им были ближайшими преемниками Апостолов, в объяснении Христова учения из тех оснований и начал, какие заключены в писанном слове Божием. При этом они не дозволяли себе без нужды и по произволу делать изменения и в тех учреждениях церковных, которые преданы древними уважаемыми пастырями Церкви в примере и практике церковной. «Кто отступает от единодушного согласия Отцов, — говорит блаженный Августин, -- тот отступает от всей Церкви». «Все, имеющие здравый смысл, — писал еще св. Кирилл Александрийский, — стараются следовать учению свв. Отцов» [30].

Образование святых Отцов

"Для верности сохранения и сообщения другим преданного Апостолами учения нужно (Вернее: может способствовать — прим. М. Новоселова) и образование <…>, и большая часть св. Отцов Церкви <…> обладали всеми возможными в их время средствами к полному образованию и действительно имели такие обширные сведения в науках, что изумляли современников. Св. Климент Римский, св. Ипполит Портуанский, св. Григорий Двоеслов, св. Павлин Ноланский прежде призвания к служению церковному были сенаторами; а этого звания никто (Вернее: редко кто достигал — прим. М. Новоселова) не мог достигнуть без образования [31]. Св. Иустин Философ не без причины, как известно, почтен именем философа [32]. Григорий Чудотворец имел такого учителя, обширности сведений которого равно удивлялись ученые во все времена [33]. Василий Великий, Григорий Богослов, Златоустый, блаженный Августин и блаженный Иероним получили образование в лучших училищах своего времени [34] и с равною основательностью изучали все преподаваемые в их время науки, так что заслужили высокие похвалы и от таких наставников, для которых небезопасно было хвалить их по самому различию религиозных верований. Для <язычника> Ливания, конечно, не было никакой выгоды льстить Василию Великому, между тем он не усомнился сказать о Василии: «Это Гомер, это Платон, это Аристотель, который все знает». <…>И ко многим другим Отцам, как нельзя более, идут слова блаженного Иеронима: «не знаешь, чему более дивиться в них: глубокому ли постижению слова Божия, или светской учености» [35].

Святость жизни

Обращаясь затем к тому, что было для дела и мысли свв. Отцов определяющим — к их святости (благодатности), архим. Порфирий говорит: «Это такое пособие в деле религиозного знания, которое часто заменяет самых лучших талантливых наставников и наделяет с избытком такими сведениями, которых вовсе нельзя сыскать даже в пресловутых училищах современной мудрости. Не напрасно сказано: в злохудожну душу не впадет премудрость (Прем. Солом. 1, 4), и: чистии сердцем Бога узрят (Мф. 5, 8). Не напрасна вера [36], что усердною молитвою испрашиваются все дары благодати. Несомненно, что истина существенно открывается и познается лишь теми, кто, поучаясь в законе Господнем день и ночь, сообразует с нею всю свою жизнь, вплоть до готовности на самые тяжелые жертвы, что мы и находим у Отцов Церкви, нередко полагавших жизнь свою за опознанную истину.

Неоспоримо и то, что тайны духовной жизни, сладость сокровенного о Христе подвижничества всего лучше может изобразить тот, кто узнал это собственным опытом. И мудрые советы для борьбы со врагом спасения или с греховными помыслами, конечно, успешнее и надежнее могут преподать те, которые много лет провели в подвигах спасения, чем те, которые рассуждают о сем только по теории и которые вовсе чужды заботливости об искоренении в себе порочных помыслов и суетных желаний. Поэтому даже не получившие школьного образования свв. Отцы и учители Церкви должны быть признаны наиболее надежными путеводителями к истине и руководителями в духовной жизни» [37].

Благодатные дарования свв. Отцов

«В связи со святостью Отцов стоят их сверхъестественные благодатные дарования, которые представляют сильнейшее ручательство за их способность верно понять и передать богооткровенное учение. Многие из них обладали даром прозорливости и предведения будущего и силою чудотворений; тем менее возможно, чтобы они лишены были Духа премудрости и разума, как такого дара, который всего более необходим был для защищения веры против дерзости, бесстыдства и ухищрений врагов Церкви. Сильнейшее подтверждение сим словам можно находить в известных всем свидетельствах древности о том, что некоторые из Отцов были удостоены особых благодатных вразумлений и наставлений. Так св. Григорий Чудотворец от самих Апостолов в сонном видении удостоился получить символ веры [38], как надежнейшее пособие для отличения истинного апостольского учения от распространившихся в это время лжеучений еретических. Есть свидетельство очевидца, и, следовательно, первостепенного свидетеля, и о том, что преп. Антоний в случае недоумений о каком-нибудь месте Писания, обращался с молитвой к Богу и получал чудесное разрешение своих недоумений. Так, например, когда братия его просила объяснить для них какие-то слова из книги Левит, Антоний, по свидетельству Аммона, отошел на далекое от них расстояние и, став на молитву, воззвал громким голосом: „Боже! пошли Моисея, и он объяснит мне слова сии“. Ответом на это был голос, вразумивший его [39].

Недаром, конечно, и св. Ефрему Сирину усвоено было современниками название „пророка сирского“. О нем было видение одному старцу, что Ангел, блистающий небесным светом, однажды вложил в уста его таинственную книгу, сказав притом, что никто из известных старцу сирских подвижников не был достоен принять сей дар, как св. Ефрем [40].

Известно еще сказание св. Прокла о видении апостола Павла при Златоусте, во время составления им толкований на Павловы послания [41].

Неоспоримо также и то, что диакон Петр, друг и сослужитель св. Григория Двоеслова, видел голубя, как бы внушающего что-то св. Григорию в то время, как сей святитель изъяснял с церковной кафедры пророка Иезекииля [42].

Нельзя отвергнуть достоверности переданного диаконом Павлином, жизнеописателем св. Амвросия Медиоланского, повествования о том, что он видел огонь, исходящий из уст св. Амвросия при объяснении 43-го псалма [43].

Такие видения должны, конечно, иметь соответственный им таинственный смысл.

Все это показывает, что церковные песнотворцы в <созданных ими> церковных канонах не без основания именовали свв. Отцов „богоглаголивыми“, „богомудрыми“, „гуслями Св. Духа“ и даже „богодухновенными“ [44]. Такие наименования усвоены были Отцам Церкви <…> и на Вселенских Соборах [45]. Отцы Церкви силою своего живого и письменного слова обратили ко Христу многие тысячи душ, а сего не могло бы быть, если бы благодать Св. Духа не была присуща их словам. <…>

Озарения Духа Божия особенно просвещали свв. Отцов, по требованию нужды, при борьбе со врагами спасительной веры.

Итак, <…> суверенностью можно сказать, что <Отцы Церкви>, как богопросвещенные учители веры и благочестия, обладали исключительным даром разуметь дух Евангельского учения» [46].

Эта их богопросвещенность, которую они обильно сообщали другим, ищущим спасения, и, таким образом, рождали последних к новой во Христе жизни, и давала им право именоваться Отцами. Великий Апостол языков писал коринфянам: «Хотя у вас тысячи наставников во Христе, но не много отцов; я родил вас во Христе Иисусе благовествованием» (1 Кор. 4, 15). Эти слова Апостола могли бы повторить и свв. Отцы, обращаясь к многочисленным чадам своим духовным, и не только к тем, которых они родили при жизни своей, но и к тем, которые рождались по кончине их и рождаются доселе под могучим влиянием благодатных писаний отеческих и таинственного молитвенного воздействия, исходящего из оного мира, куда преселились духи этих праведников, достигших совершенства (Евр. 12, 23).

Вместе с Апостолами святые Отцы являются как бы стержнем тела церковного, и к ним, как и к Апостолам, относятся следующие глубокомысленные рассуждения священномученика Мефодия, отца Церкви III-го века.

«Совершеннейшие по степени преуспеяния составляют как бы одно лице и тело Церкви. И подлинно лучшие и яснее усвоившие истину, как избавившиеся от плотских похотей чрез совершенное очищение и веру, делаются Церковью и помощницею Христа, как бы девою, по словам Апостола [47], соединяясь с Ним и уневещиваясь Ему, чтобы, приняв чистое и плодотворное семя учения, с пользою содействовать проповеди для спасения других. А несовершенные и еще начинающие спасительное учение возрастают и образуются, как бы в материнском чреве, от более совершенных, пока они, достигнув зрелости возрождения, приобретут величие и красоту добродетели, и потом по преуспеянии сами, сделавшись Церковию, будут содействовать рождению и воспитанию других детей, во вместилище души, как бы в утробе, непреложно осуществляя волю Слова» [48].

Эту мысль свою св. епископ-мученик поясняет примером ап. Павла.

«Так следует рассуждать, — пишет он, — и о бывшем с приснопамятным Павлом. Когда он еще не был совершенным во Христе, то наперед раждается и питается млеком от Анании, который проповедал ему и обновил его крещением, как говорится в Деяниях (9, 7—19). А когда он возмужал и благоустроился, достигнув духовного совершенства, и сделался помощником и невестою Слова, восприняв и возрастив в себе семена жизни, тогда, бывший прежде младенцем, стал церковию и матерью, раждая и сам уверовавших чрез него во Христа, доколе в них не родился, изобразившись, Христос: „дети мои, — говорит он, — для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос“ (Гал. 4, 19) [49].

Итак, усовершившиеся, по слову священномученика Мефодия, „делаются церковью и помощницею Христа“, „невестою Слова“, составляют как бы одно лицо и тело Церкви», — и «сделавшись Церковью, содействуют рождению и воспитанию другие детей».

Эти глубокие и для многих необычайные (а, может быть, и странные) мысли святого Отца приводят нас к следующим вопросам: 1) что такое представляет собою та церковь, которою делаются христиане, «подлинно лучшие и яснее усвоившие истину»? Ведь и до этого совершительного момента в их жизни они были членами Церкви, как и все во Христа крестившиеся? 2) какое место занимают и какое значение имеют в деле разумения, утверждения и распространения истины Христовой преемники Апостолов, предстоятели Церкви, «которых, — по Слову Божию, — Дух Святый поставил… пасти Церковь Господа и Бога» (Деян. 20, 28)? Как должны мы относиться к ним в поисках церковной истины? 3) Наконец, где и по каким признакам искать русло Церкви и как идти по этому руслу, чтобы не выпасть из него?

Вопросы эти для нас не новы. Они с разных сторон рассматривались и в предыдущих письмах. Сейчас — лишь продолжается их уяснение. Что касается первого вопроса, то я просил бы вас вспомнить о том, что говорилось мною во втором и особенно в пятом письме относительно Церкви-Организма и церкви-организации. Если вы хорошо помните сказанное там по этому предмету, то, может быть, и не требуется дальнейших рассуждений для уяснения смысла слов св. Мефодия. Считаю, впрочем, не лишним поделиться с вами, мои дорогие, несколькими краткими выписками из моей записной книжки, могущими содействовать большему углублению и раскрытию вопроса. Вот что занесено было мною в нее 21—23 февраля:

"Следует различать Церковь-Организм и церковь-организацию. Только к Церкви-Организму применимы такие именования Церкви, какие мы встречаем в Слове Божием, например: «славная, святая, беспорочная» (Еф. 1, 4), «не имеющая пятна или порока» (5, 27), «Жена Агнца (Откр. 19, 7; 21, 9), „Тело Христово“ .(Еф. 1, 23; Кол. 1, 24 и др.), „столп и утверждение истины“ (1 Тим. 3, 15) и многие другие. К церкви-организации эти понятия неприложимы (или приложимы с большими ограничениями) и законно приводят людей в недоумение и отвергаются ими.

Церковь-Организм одна и та же во все века, ибо она вечна по существу, а церковь-организация зависит от исторических условий своего существования.

Церковь-Организм — чистая „невеста“ Христова, „украшенная для мужа своего“ (Откр. 21, 2), а церковь-организация имеет все недостатки человеческого общества и носит всегда отпечаток немощей человеческих.

В Церковь-Организм не входит ничто нечистое, а в церкви-организации пшеница и плевелы растут рядом — и должны расти, по слову Господню, до скончания века сего [50].

Церковь-организация нередко преследует святых Божиих, а Церковь-Организм воспринимает их в свою сердцевину. Насколько не совпадают церковь-организация и Церковь-Организм, видно из множества примеров: св. Афанасия Великого, св. Иоанна Златоуста, св. Максима Исповедника, св. Григория Паламы [51] и др. Церковь-организация извергает их из своей среды, лишает епископских кафедр и т. д., а в церковном организме они являются и вечно пребывают славнейшими членами.

Если бы кто сказал, что гнали этих святых стоятелей за истину Христову еретики, а не церковь, то на это следует заметить, что Златоуста, например, явно преследовала православная церковная организация. Но и в других вышеуказанных случаях — не сразу внешне определялось и явно отделялось от ствола православия еретическое общество: оно до времени являлось как законная церковная организация, преследовавшая однако святых членов Тела Христова.

Церковь-Организм есть „столп и утверждение истины“, а церковь-организация подвержена заблуждениям, преисполняется ересями. И бывает, как это видно и из предыдущих писем, что малая часть церкви-организации удерживается при Церкви-Организме, при Теле Истины, а большая часть ее отщепляется, и истина продолжает жить в меньшей части.

В видимой церкви (организации) находятся, по словам митрополита московского Филарета, невидимое Тело Христово, или невидимая Церковь, Церковь „славная, не имущая скверны, или порока, или нечто от таковых“ (Еф. 5, 27), которой „вся слава… внутрь“ (Пс. 44, 14) и которой, поэтому, мы чисто и раздельно не видим… Облекающая же невидимую, видимая Церковь частью открывает чистоту невидимой, дабы все могли обретать и сию, и соединяться с нею, частью сокрывает ее славу» [52].

К церкви видимой (организации) можно принадлежать внешне, а к Телу Христову (Организму) — непременно внутренне, и мера принадлежности, определяемая мерою святости, обусловливает степень причастности человека Истине — Христу.

Только в тесном благодатном союзе с Телом Христа, Который, по слову преп. Исаака Сирина, есть «полнота Истины» [53], мы естественно становимся причастниками Истины, и чем теснее этот союз, тем яснее ощущается и открывается для христианина Истина Церкви, иначе — Сам Христос, вечная Истина и Жизнь.

Таким образом, Церковь — Тело Христово и Церковь — столп и утверждение истины, — сливаются в живом духовном опыте: Христос, возглавляющий Тело Церкви, будучи само Истиной, сообщает Себя истинным членам Своего Тела.

Отсюда религиозный авторитет отдельной личности покоится в Православии — на ее мистической связи с телом Церкви: чем глубже и подлиннее эта связь, тем сильнее и благонадежнее авторитет".

К этим выпискам из записной книжки следует прибавить следующее. Хотя в земной жизни христианского человечества церковь-организация и Церковь-Организм и являются нередко противоположными друг другу и как будто себя взаимно исключающими, однако в действительности они неотделимы друг от друга: о них можно сказать, что они неслиянны и нераздельны [54]. Их неслиянность видна, как показано было выше, из: а) неприложимости к церковной организации многих терминов, прилагаемых Словом Божиим и Отцами к Церкви-Организму, б) из отвержения организацией многих почетнейших членов Организма (Выше указаны и другие доказательства неслиянности — прим. М. Новоселова). С другой стороны, о их нераздельности свидетельствует то обстоятельство, что достойнейшие члены Тела Христова, являющиеся стержнем Церкви, ядром Организма, все вышли из церковной организации, которой неуклонно держались всю свою жизнь, и отщепление от которой считали величайшим грехом, несчастием и гибелью.

Вот вам, мои дорогие, ответ на первый поставленный нами вопрос. Полагаю, что теперь ясно для вас, о какой церкви говорит св. Мефодий, раскрывая свою мысль о усовершившихся на пути Господнем, которые «делаются церковью». Второй вопрос, возникший при чтении ранее приведенных слов св. Мефодия, это — вопрос о иерархии, о тех, «которых Дух Святый поставил… пасти церковь Господа и Бога» [55]. Какое место они занимают и какое значение имеют в Церкви, частнее сказать — в церкви-организации и в Церкви-Организме? Подобно всем православным христианам, они непременно принадлежат к церкви-организации, даже больше — составляют в известном смысле стержень ее; но это нисколько не обеспечивает их принадлежности к Церкви-Организму. Что касается этой принадлежности, то она обеспечена им не больше, чем прочим членам церковной организации: на иконах Страшного Суда духовные лица одними из первых направляются в область гееннскую. «Не мню многих во иереях спасающихся, — изрек Златословесный учитель, — но множайших погибающих» [56]. Достаточно вспомнить о печальной роли иерархии в деле порождения и распространения ересей, чтобы не удивляться словам св. Златоуста.

Иначе обстоит дело по отношению к церкви-организации: здесь иерархия является, как сказано, стержнем, без коего немыслима Церковь. А так как Церковь-Организм рождается, живет и возрастает в церкви-организации, то отсюда с несомненностью вытекает бесспорное, неизмеримо-важное, можно сказать — абсолютное значение иерархии.

Об этом значении много, ярко и сильно говорит священномученик Игнатий († 20 дек. 106 г.), епископ Антиохийский, ученик св. Апостола Иоанна Богослова и слушатель св. Апостола Петра. Он является первым по времени и авторитетнейшим по своей близости к Апостолам разъяснителем церковного учения о епископе, как вершине священноначалия и центре церковной организации (Я не говорю о Дионисии Ареопагите, с именем которого связывается замечательное сочинение «О церковной иерархии», не говорю в виду споров, которые доселе ведутся около ареопагитских писаний [57] — прим. М. Новоселова). Уяснение и установка иерархического начала в Церкви — центральная, можно сказать, тема посланий св. Богоносца. Настойчивость и непререкаемость, с которыми он развивает эту тему, поистине изумительны — и свидетельствуют о важности предмета, многочастно и многообразно трактуемого славным мужем апостольским.

Можно было бы изложить в некоторой системе интересующие нас мысли священномученика Игнатия, но я предпочитаю, чтобы эти сделали вы сами, а я предложу их вам в том порядке, в каком они извлечены были мною из творений св. Игнатия, с указанием посланий и глав, откуда заимствованы цитаты. Начинаю с послания к Ефесянам.

«Вот я, во имя Божие, принял многочисленное общество ваше в лице Онисима, мужа несказанной любви, вашего во плоти (Т. е. епископа видимого, представляющего власть невидимого епископа — Христа — прим. М. Новоселова) епископа» (гл. I).

«Следует всячески славить Иисуса Христа, Который прославил вас, для того, чтоб вы в единодушном повиновении были утверждены в одном духе и в одних мыслях, и все вы говорили одно, чтобы, повинуясь епископу и пресвитерству, вы были освящены во всем» (гл. II).

«Иисус Христос, общая наша жизнь, есть мысль Отца, как и епископы, поставленные по концам земли, находятся в мысли Иисуса Христа» (гл. III).

«Посему и вам надлежит согласоваться с мыслию епископа, что вы и делаете» (гл. IV).

«Если я в короткое время возымел такое дружество с вашим епископом — не человеческое, а духовное, то сколько, думаю, блаженнее вы, которые соединены с ним так же, как Церковь с Иисусом Христом и как Иисус Христос с Отцем, дабы все было согласно чрез единение. Никто да не обольщается! Кто не внутри жертвенника, тот лишает себя хлеба Божия. Если молитва двоих имеет великую силу (Мф. 18, 19), то сколько сильнее молитва епископа и целой Церкви? Поэтому кто не ходит в общее собрание, тот уже возгордился и сам осудил себя; ибо написано: Бог гордым противится (Притч. 3, 34; Иак. 4, 6; 1 Пет. 5, 4). Постараемся же не противиться епископу, чтобы нам быть покорными Богу» (гл. V).

«И чем более кто видит епископа молчащим (Т. е. видит его не вступающимся за оскорбление или пренебрежение его достоинства — прим. М. Новоселова), тем более должен бояться его. Ибо всякого, кого посылает домовладыка для управления своим домом, нам должно принимать так же, как самого пославшего (см. Мф. 24, 25). Поэтому ясно, что и на епископа должно смотреть, как на Самого Господа» (гл. VI).

«Если Иисус Христос, по вашей молитве, удостоит меня и будет воля Его, то я в другом послании, которое намерен написать к вам, раскрою только что начатое мною домостроительство Божие относительно нового человека, Иисуса Христа, по вере в Него и по Любви к Нему, чрез Его страдание и воскресение, — особенно, если Господь мне откроет, что все вы до единого, без исключения, по благодати Божией соединены в одной вере и в Иисусе Христе, происшедшем по плоти от рода Давидова, сыне человеческом и сыне Божием, так что повинуетесь епископу и пресвитерству в совершенном единомыслии, преломляя один хлеб, это врачевство бессмертия, не только предохраняющее от смерти, но и дарующее вечную жизнь во Иисусе Христе» (гл. XX).

«Я удостоился видеть вас, — пишет св. Игнатий магнезийцам, — в лице богодостойного епископа вашего Дамаса, и достойных пресвитеров Васса и Аполлония, и сотрудника моего, диакона Сотиона, которого я желал бы иметь при себе, потому что он повинуется епископу, как благодати Божией, и пресвитерству, как закону Иисуса Христа» (гл. II).

«Как Господь без Отца, по Своему единению с Ним, ничего не делал ни Сам Собою, ни чрез апостолов, так и вы ничего не делайте без епископа и пресвитеров» (гл. VII).

«Повинуйтесь епископу и друг другу, как Иисус Христос повиновался по плоти Отцу и апостолы Христу, Отцу и Духу, дабы единение было вместе телесное и духовное» (гл. XIII).

«Каждому из вас, — назидает Траллийцев священномученик, — особенно же пресвитерам, следует покоить епископа, в честь Отца, Иисуса Христа и апостолов» (гл. XII).

«Укрепляйтесь во Христе Иисусе, и будьте покорны епископу, как заповеди Божией, равно и пресвитерству» (гл. XIII).

«Приветствую ее <церковь Филадельфийскую> кровию Иисуса Христа, которая есть вечная и непрестающая радость для верующих, особенно если они находятся в единении с епископом и его пресвитерами и диаконами, поставленными изволением Иисуса Христа, которых по благоволению Своему Он утвердил непоколебимо Святым Духом Своим» (Вступление).

«Которые суть Божии и Иисус-Христовы, те с епископом» (К филад. гл. III).

"Старайтесь иметь одну Евхаристию. Ибо одна плоть Господа нашего Иисуса Христа и одна чаша в единение крови Его, один жертвенник, как и один епископ с пресвитерством и диаконами, сослужителями моими, дабы все, что делаете, делали вы о Боге (гл. IV).

"Находясь между вами, я громко возвещал, сильным голосом говорил: «внимайте епископу, пресвитерству и диаконам» (гл. VII).

"Дух возвестил мне, говоря так: «без епископа ничего не делайте, блюдите плоть свою, как храм Божий, любите единение, бегайте разделений, будьте подражателями Иисусу Христу, как и Он — Отцу Своему» (гл. VII).

«Всем кающимся Господь прощает, если они возвращаются к единению Божию и к собору епископа» (гл. VIII).

«Все последуйте епископу, как Иисус Христос — Отцу, — увещевает св. Игнатий Смирнян, — а пресвитерству, как апостолам. Диаконов же почитайте как заповедь Божию» (гл. VIII).

«Без епископа никто не делай ничего, относящегося до Церкви» (гл. VIII).

«Только та Евхаристия должна почитаться истинною, которая совершается епископом или тем, кому он сам предоставит это» (гл. VIII).

«Где будет епископ, там должен быть и народ, так же как где Иисус Христос, там и кафолическая церковь» (гл. VIII).

«Не позволительно без епископа ни крестить, ни совершать вечерю любви; напротив, что одобрит он, то и Богу приятно, чтобы всякое дело было твердо и несомненно» (гл. VIII).

«Прекрасное дело — знать Бога и епископа. Почитающий епископа — почтен Богом; делающий что-нибудь без ведома епископа — служит диаволу» (гл. IX).

«Ничего не должно быть без твоей воли, — поучает Игнатий своего ближайшего ученика, еп. Поликарпа (впоследствии священномученика), — но и ты ничего не делай без воли Божией» (послание к Поликарпу, гл. IV).

«Кто может в честь Господа плоти пребывать в чистоте, пусть пребывает без тщеславия. Если же станет тщеславиться, то погиб; а если будет почитать себя больше епископа, то пропал совершенно» (гл. V).

«Те, которые женятся и выходят замуж, должны вступать в союз с согласия епископа, чтобы брак был о Господе, а не по похоти» (гл. V).

«Внимайте епископу, дабы и Бог внимал вам. Я — жертва за тех, которые повинуются епископу, пресвитерам и диаконам. И пусть часть моя в Боге будет одинаковая с ними» (гл. VI).

«Желаю вам всегда укрепляться о Боге нашем Иисусе Христе. Пребывайте чрез Него в единении с Богом и епископом» (гл. VIII) [58].

Выписал я мысли св. Игнатия, и мне очень захотелось свести их к некоему духовному единству, к тому мистико-догматическому основанию, на котором они покоятся, но это слишком бы удлинило мое письмо, об окончании которого пора уже подумывать, а потому я предоставляю вам самим, мои дорогие, внимательно вдуматься в слова великого Святителя, чтобы уяснить себе их глубокий внутренний смысл. Со своей стороны я отмечу в них лишь те черты, которые имеют ближайшее отношение к нашей беседе.

Бегло читая то, что св. Игнатий говорит о значении иерархии вообще и епископа в особенности, можно подумать, что в сознании священномученика значение это имеет абсолютный характер, что епископ является каким-то автократом в Церкви, что вера его непогрешима и повиновение ему безусловно: «где епископ, там должен быть и народ», — утверждает Богоносец (гл. VIII к Смирнянам) [59]. Эта мысль красной нитью проходит, как мы видели, во всех писаниях еп. Игнатия. Такая категоричность в суждениях св. Отца объясняется, с одной стороны, тем, что авторитет епископа в Церкви, в известном смысле (как показано было раньше в этом письме), действительно безусловен, с другой — св. Игнатий, так похваляющий современных ему епископов (см. вышеприведенные цитаты), видел в них утешительное совпадение канонического авторитета с духовным, что и является идеалом епископского служения. Этот идеал св. Игнатий ясно выражает в нескольких словах, обращенных к еп. Поликарпу: «ничего не должно быть без твоей воли, — пишет он своему ученику и другу, — но и ты ничего не делай без воли Божией» (см. выше). Сим кратким начертанием идеала епископского служения св. Богоносец пролагает путь к другому священномученику, еп. Иринею Лионскому, жившему век спустя после св. Игнатия.

Если задачей священномученика Игнатия было, главным образом, раскрытие и установка верховного авторитета епископа в созидавшейся юной Церкви Христовой, если он утверждал и укреплял иерархическое основание Церкви, без коего она не может существовать, поскольку каноническое достоинство и тайноводственное значение епископа в принципе необходимы и неоспоримы, а охрана и передача истинного благовестия Христова составляют его прямую обязанность и дело благодатных даров, ему подаваемых, то у св. Иринея эта задача осложнялась тем, что он жил в то время, когда Церковь, осознавшая себя и свою структуру, была обуреваема всякого рода лжеучениями [60], которые исхищали овец из ограды церковной и носителями коих были нередко лица, принадлежавшие к священноначалию. Справедливые и существенно-важные мысли св. Игнатия о епископском авторитете необходимо было восполнить некоторыми соображениями и указаниями, которые и оставил нам в назидание и руководство епископ Лионский.

В согласии с основоположником учения о занимающих престолы апостольские, св. Игнатием, св. Ириной утверждает их преемственный авторитет, но ограничивает следование за ними, отличая пастырей от волков (носящих личину каноничности) и этим утверждая духовно-нравственный авторитет в недрах самого священноначалия. Кроме того он указывает на апостольское предание и на хранителя его — целокупный состав верующих, а не на один епископат, ибо сам епископ таинственно связан (обручен) с этим составом и вне его не мыслится. Словом, у Иринея мы находим подтверждение тем мыслям, которые развиваются нами на протяжении почти всех писем. Послушаем теперь подлинную речь самого св. Отца.

«Не должно, — пишет он, — искать у других истины, которую легко получить от Церкви, ибо Апостолы, как богач в сокровищницу, вполне положили в нее все, что относится к истине, так что всякий желающий берет из нее питие жизни (Откр. 22, 17). Она именно есть дверь жизни, а все прочие (учители), суть воры и разбойники. Посему должно избегать последних, но с величайшим тщанием избирать то, что относится к Церкви, и принимать предание истины. Что же? Если бы возник спор о каком-нибудь важном вопросе, то не надлежало ль бы обратиться к древнейшим церквам, в которых обращались Апостолы, и от них получить, что есть достоверного и ясного относительно настоящего вопроса? Что если бы Апостолы не оставили нам писаний? Не должно ли было следовать порядку предания, преданного тем, кому они вверили церкви?

Этому порядку следуют и многие племена варваров, верующих во Христа, которые имеют спасение свое без хартии или чернил, написанное в сердцах своих Духом, и тщательно блюдут древнее предание… Таким-то образом, вследствие того древнего апостольского предания, они даже не допускают в ум свой чудовищной речи еретиков, так как у них < еретиков > не было ни (церковного) собрания, ни установленного учения» [61].

Указав на значение церкви-организации и ее предстоятелей, как хранителей «всего, что относится к истине», св. Ириней не останавливается на вышеприведенных суждениях, а продолжает развивать свою мысль так:

«Надлежит следовать пресвитерам (Под пресвитерами здесь разумеются, как видно из следующей фразы, епископы — прим. М. Новоселова) в Церкви тем, которые <…> имеют преемство от Апостолов и вместе с преемством епископства по благоволению Отца получили известное дарование истины, прочих же, которые уклоняются от первоначального преемства и где бы то ни было собираются, иметь в подозрении или как еретиков и лжеучителей, или как раскольников, гордых и самоугодников, или же как лицемеров, поступающих так ради корысти и тщеславия. Все эти отпали от истины <…>

А те, которые почитаются многими за пресвитеров <см. предыдущее примечание>, но служат своим удовольствиям и не предпоставляют страха Божия в сердцах своих, а ведут себя с презрением к прочим и гордятся своим председательством, и делают втайне злое, говоря: „никто нас не видит“ [62] будут обличены Словом, Которое судит не по видимости и смотрит не на лицо, а на сердце <… >

Ото всех таковых надлежит удаляться; держаться же тех, которые, как я выше сказал, и хранят учение Апостолов, и вместе с чином пресвитерства <см. предыдущее примечание> ведут здравую речь и бессоблазненную жизнь к утверждению и исправлению прочих <…> Таковых пресвитеров <см. предыдущее примечание> питает Церковь» <…>

«Итак, — заключает св. Ириней, — где находятся дарования Господни, там надлежит учиться истине у тех, которые имеют преемство церковное от Апостолов, здравую и неукоризненную жизнь и неискаженное и неповрежденное учение» [63].

В религиозном сознании великого Отца Церкви смыкаются, как мы видим, Церковь-Организм и церковь-организация в их нераздельности и неслиянности. С одной стороны, русло православия строго определяется у него линией канонического преемства иерархии, определяется, так сказать, механически и юридически, видимо для внешнего глаза, с другой — им выдвигается духовный момент: «дарования Господни» с «неукоризненной жизнью и неповрежденным учением» (Надлежит нам, возлюбленные, жизнь святых Отцов, исполненную добрых дел и назидания, приводить на память, чтобы утвердить мудрование наше" [64] — прим. М. Новоселова).

Итак, преемники Духа Святаго чрез Апостолов являются и богопоставленными хранителями преподанной Духом истины, но это — не простое (организационное) преемство кафедр, а именно преемство Духа, о чем говорили почти все Апостолы перед своей кончиной, предостерегая верующих от волков в овечьей шкуре, вносящих в Церковь Христову всяческое нечестие (Если следовать за простым преемством кафедр, то в 4-м веке мы, вместе с папой Либерием и подавляющим большинством преемников апостольских, преклонились бы пред арианством [65]. В VII-м веке мы вместе с патриархом Сергием, папой Гонорием и патриархом Киром не разобрались бы в монофелитстве [66], а в эпоху иконоборчества [67] иконоборчествовали бы с огромным большинством иерархии. Чтобы не преткнуться, необходим был выбор: следовало идти за Афанасием Александрийским и Антонием Великим, Патриархом Софронием и Максимом Исповедником и т. д. Этим не отрицается значение соборного голоса епископов, утверждающих своим иерархическим авторитетом опознанную истину, которая, чтобы получить зрелость и полноту, вселенскую завершенность, должна найти для себя завершительное выражение чрез тот орган, которому Бог вверил ее закрепление — прим. М. Новоселова) (см. Деян. 20, 29 и послания Апостольские [68]).

Если мы под Церковью будем разуметь лишь иерархию вообще и фактическое церковное общество, то история Церкви, по мысли св. Златоуста, может предстать перед нами заполненною мертвыми телами. В беседе 27-й на 2 Кор. Святитель говорит: «я вижу, что многочисленные чада Церкви повержены ныне долу, подобно мертвому телу. И как в теле, недавно умершем, хотя можно еще видеть и глаза, и руки, и ноги, и шею, и голову, однако ни один член не исправляет своего дела, так и здесь» [69]. Излишне говорить, что эти страшные, но справедливые слова великого святителя относятся не только к мирянам, но и к представителям иерархии.

Ясно, что русло Церкви, как живого, богочеловеческого организма, указуется и определяется, как сказано, не простым лишь преемством епископских кафедр (как ни существенна эта преемственность), не только видимой плотскими очами исторической церковной организацией (как ни необходима последняя для роста Тела Христова), не, тем более, линией соприкосновения этой организации с государством (линией, изменяющейся в зависимости и от церковной организации, и от государства), а «златой цепью», звенья которой составляют духоносцы, друг-другоприимательно получающие и передающие сокровища Духа Истины, не всегда члены церковной иерархии, но всегда и непременно причастники Тела Христова — благодатные насельники таинственного «дома Божия, который есть церковь Бога живаго, столп и утверждение истины» (1 Тим. 3,15).

Вот что говорит об этой богочеловеческой «цепи», связующей небо с землею, Главу Церкви с ее членами, начало Церкви с концом ее — богоносный отец наш Симеон Новый Богослов:

«Христос есть начало, средина и конец. Он есть и в первых, и в средних, и в последних, — и как есть в первых, так и во всех. Для Него нет разности между сими, как несть у Него ни варвар, ни скиф, ни Еллин, ни Иудей, но всяческая и во всех Христос (Гал. 3, 28).

Святая любовь, проникая всех от первых до последних, от головы до ног, всех с собою сочетавает, сцепляет, связывает и единит, и делает их крепкими и непоколебимыми. Будучи познаваема, она открывается каждому из них одною и тою же. Она есть Бог, с Коим и последние бывают первыми, и первые (По времени — прим. М. Новоселова) как последние.

Как мысленные чины небесных Сил освещаются Богом по порядку, так что Божественное светолитие проникает из первого чиноначалия во второе, из этого в третье и так во все: так и святые, будучи освещаемы святыми Ангелами, связуемы и соединяемы союзом Святаго Духа, делаются равночестными с ними и подобными им. Затем святые, — которые являются из рода в род, от времени до времени, после святых, предшествовавших им, — посредством исполнения заповедей Божиих прицепляются к ним, — к тем прежним и, получая благодать Божию, осияваются подобно им, — все же последовательно составляют таким образом некую златую цепь, каждый будучи особым звеном сей цепи, соединяющимся с предыдущим посредством веры, добрых дел и любви, — цепь, которая, утверждаясь в Боге, неудоборазрываема есть.

Кто не изволяет со всею любовию и желанием в смиренномудрии соединиться с самым последним (по времени) из всех святых, имея к нему некое неверие, тот никогда не соединится и с прежними и не будет вчинен в ряд предшествовавших святых, хотя бы ему казалось, что он имеет всю веру и всю любовь к Богу и ко всем святым. Он будет извержен из среды их, как не изволивший в смирении стать на место, прежде век определенное ему Богом, и соединиться с тем последним (по времени) святым, как предопределено сие ему Богом» [70].

О звеньях сей таинственной златой цепи, смыкающей в духовном единстве прошлое, настоящее и будущее св. Церкви, побеседуем, если Господь благословит, в следующем письме.

К сожалению, настоящее письмо писалось с большими перерывами и очень запоздало выходом в свет, а главное — писалось при весьма разнообразной обстановке и таких же настроениях: естественно вытекающие отсюда недостатки его. Простите великодушно и помолитесь о недостойном друге и брате вашем…

[1] Выражение «бог по благодати» резюмирует святоотеческое учение об обожении человека как его конечной судьбе и предназначении: Бог «соделался человеком, чтобы в Себе нас обожить» (Послание Афанасия к Епископу и исповеднику Аделфию, против ариан // Творения иже во святых отца нашего Афанасия Великаго, архиепископа Александрийскаго. Ч. 3. 2-е изд. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1903. С. 306). Говоря о почитании святых в Церкви, св. Иоанн Дамаскин называет их богами «не по природе, но потому, что они <…> сделались по благодати тем, что именно Бог есть по естеству» (Книга 4-я, глава 15 (О чествовании святых и их мощей) // Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. СПб., 1894. С. 232).

[2] См. прим. XV, 21.

[3] Деян. 9, 15.

[4] См. прим. I, 24

[5] См. ниже с. 162—163.

[6] Несторианство утверждало раздельное и параллельное (функционирование в Богочеловеке Христе двух природ: Божеской и человеческой.

[7] Деяния Вселенских соборов. Т. 1. 3-е изд. Казань, 1910. С. 259; цитата представляет собой отрывок из послания не смогшего прибыть в Ефес на III Вселенский собор карфагенского епископа Капреола, зачитанного на соборе и включенного в его Деяние 1-е.

[8] Деяния Вселенских соборов. Т. 5. 4-е изд. Казань, 1913. С. 33-34.

[9] Правило 19-е VI Вселенского Собора // Книга правил. М. 1901. С. 89.

[10] Деяния Вселенских соборов. Т. 7. 2-е изд. Казань, 1913. С. 15 16.

[11] Там же. С. 118.

[12] Там же. С. 169.

[13] Там же. С. 169—170.

[14] Минея. Январь. Ч. 1. М., Издание Московской Патриархии 1983. С. 15.

[15] Там же. С. 339, 348.

[16] Минея. Январь. Ч. 2. 1983. С. 204, 206, 214.

[17] Там же. С. 330, 336, 348.

[18] Там же. С. 407, 409, 413, 413.

[19] Минея. Ноябрь. Ч. 1. 1980. С. 385, 385, 385, 402, 385.

[20] Минея. Январь. Ч. 2. 1983. С. 42, 54.

[21] Минея. Май. Ч. 1. 1987. С. 59.

[22] Минея. Январь. 4.2. 1983. C. 111.

[23] Минея. Февраль. 1981. С. 594, 595.

[24] «Божественного осияния сподобися Свет прияти» — см. следующее примечание.

[25] Минея. Декабрь. Ч. 1. 1982. С. 124, 131.

[26] Иерейский молитвенник. М., 1913, 145 об.

[27] Архим. Порфирий (Успенский). Об авторитете св. Отцов Церкви и важности их писаний // Прибавления к творениям святых отцов. Ч 22. 1863. С. 1-59.

[28] Там же. С. 8-9.

[29] Обличение и опровержение лжеименного знания. Книга 3-я, гл. 3 (Опровержение еретиков на основании предания апостолов, хранящегося в Церкви) // Сочинения Святого Иринея, епископа Лионского. СПб., 1900. С. 222 (Новоселов приводит цитату в другом переводе).

[30] Архим. Порфирий. Цит. соч. С. 9-10.

[31] Св. Климент Римский был знатного происхождения, но не сенатор (Поснов М. Э. История христианской церкви. Киев, 1991. С. 161); не был сенатором и св. Ипполит Портуанский.

[32] Св. Иустин Философ получил языческое философско-риторическое образование; обратившись в христианство, он стал странствующим христианским философом, а затем открыл христианскую школу в Риме; написал несколько апологетических произведений, одно из которых («Разговор с Трифоном») направлено против иудейства.

[33] Учителем Григория Чудотворца был Ориген.

[34] Василий Великий учился в Кесарии Каппадокийской, Константинополе (у Ливания) и в Афинах; его друг Григорий Богослов — в двух Кесариях (Каппадокийской и Палестинской), Александрии и Афинах; Иоанн Златоуст — в Антиохии (у того же Ливания и других); Августин — в Карфагенах; Иероним — в Риме.

[35] Архим. Порфирий. Цит. соч. С. 10-11.

[36] У Порфирия: «не напрасно уверяют».

[37] Там же. С. 11-12.

[38] Св. Григорий получил свой символ веры в ночном видении от ап. Иоанна Богослова (Жития святых, на русском языке изложенные по руководству Четьих Миней св. Димитрия Ростовского. Книга третья (ноябрь). 2-е изд. М., 1905. С. 449—450).

[39] См. прим. XV, 17.

[40] Жития святых, на русском языке изложенные по руководству Четьих Миней св. Димитрия Ростовского. Книга пятая (январь). Ч. 2. М., 1904. С. 411—412.

[41] Цит. соч. Книга третья (ноябрь), 2-е изд. М., 1905. С. 149—450.

[42] Цит. соч. Книга седьмая (март). М., 1906. С. 282.

[43] Цит. соч. Книга четвертая (декабрь). М., 1903. С. 232.

[44] См. настоящую книгу. С. 163—164.

[45] См. настоящую книгу. С. 162—163.

[46] Архим. Порфирий. Цит. соч. С. 12-14.

[47] 2 Кор. 11, 2.

[48] Пир десяти дев или О девстве. Речь III. Фалия; гл. 8 // Святый Мефодий, епископ и мученик, отец церкви III-го века. Полн. собр. его творений, 2-е изд. СПб., 1905. С. 52

[49] Там же. С. 52-53.

[50] Мф. 13, 24-30.

[51] Все перечисленные святые были гонимы при жизни; о святых Максиме Исповеднике и Григории Паламе см. письма XIV и XII.

[52] Архим. Филарет Дроздов. Разговоры между Испытующим и Уверенным о православии Восточной Греко-Российской Церкви. СПб., 1815. С. 129.

[53] См. прим. XV, 4.

[54] Имеется в виду аналогия с принятым на IV Вселенском соборе в Халкидоне догматом о характере соединения двух природ — Божеской и человеческой — в Иисусе Христе: «неслитном» (против ереси монофизитов) и «нераздельном» (против ереси несторианства).

[55] Деян. 20, 28.

[56] В своих «Словах о священстве» св. Иоанн Златоуст детально перечисляет трудности и опасности пастырского служения (особенно в Слове III), и хотя в начале своего рассмотрения говорит, что «много есть таких священников, которые избегли этих сетей, и их гораздо более, чем уловленных» (III, 10), но затем приходит к выводу, что «немногие <…> переходят на подвиги священства; и из них большая часть оказываются неспособными, падают духом и испытывают неприятные и тяжелые последствия» (VI, 7), и даже что «нужна душа как бы божественная, чтобы не предаться ненависти и не впасть в уныние» (V, 8).

[57] Возражения против подлинности сочинений, подписанных именем обращенного в христианство проповедью ап. Павла (Деян. 17, 34) первого афинского епископа Дионисия Ареопагита, были высказаны уже в XV в. (Валла, Эразм Роттердамский и др.). В России ареопагитские споры велись во 2-й половине XIX в., в частности, между проф. Киев. Дух. Акад. К. И. Скворцовым, опубликовавшим в 1871 г. книгу «Исследование вопроса об авторе сочинений, известных под именем Дионисия Ареопагита», и еп. Порфирием (Успенским). В настоящее время можно считать твердо установленным, что эти сочинения («Ареопагитики») написаны не ранее 2-й половины V в.

[58] Писания мужей апостольских. М., 1862. С. 374—430.

[59] Там же. С. 417.

[60] Главный труд св. Иринея, полное название которого «Опровержение и низложение лжеименного знания», посвящен критике гностицизма (см. прим. V, 9).

[61] Сочинения Святого Иринея, епископа Лионского. СПб., 1900. С. 225—226.

[62] Дан. 13, 20.

[63] Ириней Лионский. Цит. соч. С. 389.

[64] Древний Патерик. С. 367.

[65] Арианство — рационалистическая ересь IV в., отвергавшая несотворенность Бога Сына и Его единосущие с Богом Отцом; по учению Ария Христос сотворен Отцом и лишь по благодати сделался Богом.

[66] См. прим. на с. 125.

[67] Движение против почитания икон (объявленного идолопоклонством), начатое византийским императором Львом Исавром (716—741), продолжалось до правления царицы Ирины (775—802), восстановившей иконопочитание; иконоборческое гонение вновь было воздвигнуто Львом Армянином (813—820); окончательно иконопочитание было утверждено при Феодоре (843).

[68] Ибо я знаю, что по отшествии моем, войдут к вам лютые волки, не щадящие стада" (Деян. 20,29).

«Были и лжепророки в народе, как и у вас будут лжеучители, которые введут пагубные ереси» (2 Пет. 2, 1).

«Не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они, потому что много лжепророков появилось в мире» (1 Ин. 4, 1).

«Ибо таковые лжеапостолы, лукавые делатели, принимают вид Апостолов Христовых. И неудивительно: потому что сам сатана принимает вид Ангела света, а потому не великое дело, если и служители его принимают вид служителей правды; но конец их будет по делам их» (2 Кор. 11, 13-15).

[69] Творения иже во святых отца нашего Иоанна Златоуста, Архиепископа Константинопольскаго. Т. 10, книга 2-я. СПб., 1904. С. 704.

[70] Преп. Симеон Новый Богослов. Деятельные и богословские главы, §§ 155—158 // Добротолюбие. 2-е изд. Т. V. С. 51-52.

Письмо девятнадцатое

Неделя Всех Святых 1927 года.

Хотел было конкретно представить вам, друзья мои, «златую цепь», о которой говорит преп. Симеон Новый Богослов, т. е. наименовать живые духоносные звенья этой цепи, которые, сопрягаясь преемственно друг с другом, несли и донесли до нашего времени подлинную богочеловеческую жизнь, принесенную на землю Сыном Божиим и засемененную в человечестве Духом Святым в день Пятидесятницы. Хотел, но раздумал и решил на этот раз поделиться с вами, мои дорогие, суждениями известного вам епископа Игнатия о великом значении богоносных Отцов наших. Не знаю, говорил ли кто другой о святоотеческом пути с такой убежденностью, яркостью, свежестью мысли и силой, как еп. Игнатий, сам на глубоком опыте личной жизни познавший всю неизмеримо-ценную правду и спасительность этого пути (см. мое 15-е письмо в конце).

Суждения епископа Игнатия о святых Отцах заимствованы мною почти исключительно из его писем, помещенных в IV т. его творений. Привожу лишь часть, правда, более значительную и существенную, извлеченного мною материала. Заглавия (кроме 2-го) принадлежат мне. Прошу не смущаться решительностью некоторых суждений епископа-подвижника, памятуя, что, с одной стороны, человек этот строго относился к слову, с другой — имел не только глубокое общее и богословское (хотя в Духовной Академии и не учился) образование, но и в высшей степени редкий для современного эпископа духовный опыт.

Дух святый и духоносцы

Дух Святый — истинный наставник христиан. Его органами были пророки, апостолы и другие угодники Божий: Он говорил ими. Он да будет руководителем вашим и «да наставит вас на всякую истину» [1]. Вы поступите под это блаженное руководство, когда будете почерпать наставления для жизни вашей единственно из Священного Писания и писаний святых Отцов Восточной Церкви, единой истинной [2].

Учение святых Отцов Восточной Церкви — верно: оно — учение Святаго Духа. Умоляю вас: держитесь этого учения! оно будет руководить вас к блаженной вечности.

Возжен блистающий светильник в Святой Христовой Церкви — учение Святаго Духа: не устремляйте взоров ваших к другим светильникам, светящим на различных путях. Один путь святой истины ведет во спасение; прочие пути все ведут в погибель. Многие трудятся, многие страдают, многие подвизаются, но увенчаны будут только «подвизающиеся законно» [3].Истинный, законный подвиг во Христе Иисусе и Святом Духе, в ограде Святой Восточной Церкви [4].

О чтении Святых Отцов

Беседа и общество ближних очень действуют на человека. Беседа и знакомство с ученым сообщает много сведений, с поэтом — много возвышенных мыслей и чувствований, с путешественником — много познаний о странах, о нравах и обычаях народных. Очевидно: беседа и знакомство со святыми сообщают святость. С преподобным преподобен будеши, и с мужем неповинным неповинен будеши, и со избранным избран будеши (Пс. 17, 26—27).

Отныне, во время краткой земной жизни, которую Писание не назвало даже жизнию, а странствованием [5], познакомься со святыми. Ты хочешь принадлежать на небе к их обществу, хочешь быть участником их блаженства? отныне поступи в общение с ними. Когда выйдешь из храмины тела, — они примут тебя к себе, как своего знакомого, как своего друга (Лк. 16, 9).

Нет ближе знакомства, нет теснее связи, как связь единством мыслей, единством чувствований, единством цели (1 Кор. 1, 10).

Где единомыслие, там непременно и единодушие, там непременно одна цель, одинаковый успех в достижении цели.

Усвой себе мысли и дух святых Отцов чтением их писаний. Святые Отцы достигли цели: спасения; и ты достигнешь этой цели по естественному ходу вещей. Как единомысленный и единодушный святым Отцам, ты спасешься.

Небо приняло в свое блаженное недро святых Отцов. Этим оно засвидетельствовало, что мысли, чувствования, деяния святых Отцов благоугодны ему. Святые Отцы изложили свои мысли, свое сердце, образ своих действий в своих писаниях. Значит: какое верное руководство к небу, засвидетельствованное самим небом, — писания Отцов!

Писания святых Отцов все составлены по внушению или под влиянием Святаго Духа. Чудное в них согласие, чудное помазание! Руководствующийся ими имеет, без всякого сомнения, руководителем Святаго Духа.

Все воды земли стекаются в океан, и, может быть, океан служит началом для всех вод земных. Писания Отцов соединяются все в Евангелии; все клонятся к тому, чтоб научить нас точному исполнению заповеданий Господа нашего Иисуса Христа; всех их источник и конец — святое Евангелие.

Святые Отцы научают, как приступать к Евангелию, как читать его, как правильно понимать его, что содействует, что препятствует к уразумению его. И потому сначала более занимайся чтением святых Отцов. Когда же они научат тебя читать Евангелие: тогда уже преимущественно читай Евангелие.

Не сочти для себя достаточным чтение одного Евангелия, без чтения святых Отцов! Это — мысль гордая, опасная. Лучше пусть приведут тебя к Евангелию святые Отцы, как возлюбленное свое дитя, получившее предварительное воспитание и образование посредством их писаний.

Многие, все, отвергшие безумно, кичливо святых Отцов, приступившие непосредственно, со слепою дерзостию, с нечистым умом и сердцем к Евангелию, впали в гибельное заблуждение. Их отвергнуло Евангелие: потому что оно допускает к себе одних смиренных.

Чтение писаний отеческих — родитель и царь всех добродетелей. Из чтения отеческих писаний научаемся истинному разумению Священного Писания, вере правой, жительству по заповедям евангельским, глубокому уважению, которое должно иметь к евангельским заповедям, словом сказать — спасению и христианскому совершенству.

Чтение отеческих писаний, по умалении Духоносных наставников, соделалось главным руководителем для желающих спастись и даже достигнуть христианского совершенства (Преп. Нил Сорский. Правила [6]).

Книги святых Отцов, по выражению одного из них, подобны зеркалу [7]: смотрясь в них внимательно и часто, душа может увидеть все свои недостатки.

Опять — эти книги подобны богатому собранию врачебных средств: в нем душа может приискать для каждого из своих недугов спасительное врачевство. Говорил святой Епифаний Кипрский: «Один взор на священные книги возбуждает к благочестивой жизни» [8].

Чтение святых Отцов должно быть тщательное, внимательное и постоянное: потому что невидимый враг наш, ненавидящий глас утверждения (Притч. 11, 15), ненавидит в особенности, когда этот глас исходит от святых Отцов. Этот глас обличает козни нашего врага, его лукавство, открывает его сети, его образ действий: и потому враг вооружается против чтения Отцов различными гордыми и хульными помыслами, старается ввергнуть подвижника в суетные попечения, чтоб отвлечь его от спасительного чтения, борет его унынием, скукою, забывчивостию. Из этой брани против чтения святых Отцов мы должны заключить, как спасительно для нас оружие, столько ненавидимое врагом, усильно заботящимся о том, чтоб исторгнуть его из рук наших.

Каждый избери себе чтение Отцов, соответствующее своему образу жизни. Отшельник пусть читает Отцов, писавших о безмолвии; инок, живущий в общежитии — Отцов, написавших наставления для монашеских общежитий; христианин, живущий посреди мира — святых Отцов, произнесших свои поучения вообще для всего христианства. Каждый, в каком бы звании ни был, почерпай обильное наставление в писаниях Отцов.

Непременно нужно чтение, соответствующее образу жизни. Иначе будешь наполняться мыслями хотя и святыми, но неисполнимыми самим делом, возбуждающими бесплодную деятельность только в воображении и желании; дела благочестия, приличествующие твоему образу жизни, будут ускользать из рук твоих. Мало того, что ты сделаешься бесплодным мечтателем, — мысли твои, находясь в беспрестанном противоречии с кругом действий, будут непременно рождать в твоем сердце смущение, а в поведении неопределительность, тягостные, вредные для тебя и для ближних. При неправильном чтении Священного Писания и святых Отцов легко можно уклониться со спасительного пути в непроходимые дебри и глубокие пропасти, что и случилось со многими («О чтении святых Отцов») [9].

P. S. Неоднократно и настойчиво повторяемое еп. Игнатием требование, чтобы каждый христианин занимался чтением отеческих писаний, соответствующих его образу жизни, предполагает в читающем всецелое и неуклонное руководствование этими писаниями.Но есть предметы и мысли, общие для всех христиан, и, конечно, рассудительное ознакомление с ними может быть рекомендовано независимо от того, какого рода житие по преимуществу имел в виду Святой писатель. Сам еп. Игнатий в пятом томе своих сочинений, восхваляя творения святителя Тихона Задонского, предлагает их к пользованию христианам всякого образа жизни, начиная от мирян и кончая отшельниками [10].

Свящ. Писание и свв. Отцы

Вы спрашиваете, почему необходимо чтение святых Отцов? Не довольно ли будет руководствоваться одним священным Писанием, — чистым словом Божиим, в котором нет примеси слова человеческого?

Отвечаю: непременно нужно при чтении Писания чтение святых Отцов Восточной Церкви. Вот что говорит святой апостол Петр о священном Писании: «Всяко пророчество книжное по своему сказанию не бывает» (русский перевод: «никакого пророчества в Писании нельзя разрешить самому собою») «Ни бо волею бысть когда человеком пророчество, но от Святаго Духа просвещаеми глаголаша святии Божий человецы» (2 Пет. 1, 20—21). Как же вы хотите произвольно понимать духовное слово, которое и произнесено не произвольно, а по внушению Духа, и само запрещает произвольное толкование себя. Дух произнес священное Писание, и только Дух может истолковать его. Вдохновенные Богом мужи, пророки и апостолы, написали его; вдохновенные Богом мужи, святые Отцы, истолковали его. Поэтому всякому, желающему стяжать истинное познание священного Писания, необходимо чтение святых Отцов. Если ж вы ограничитесь чтением одного священного Писания, то по необходимости должны понимать и объяснять его произвольно. По той же необходимости невозможно вам будет избегнуть заблуждения, потому что «душевен… человек не приемлет яже Духа Божия… и не может разумети, зане духовно востязуется» (русский перевод: «душевный человек не принимает того, что от Духа Божия… и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно»). «Божия никтоже весть, точию Дух Божий» (1 Кор. 2, 14, 11).

Особенно ненавидят отеческие писания еретики всех времен: писания Отцов открывают прямой смысл священного Писания, который враги Истины хотели бы исказить для утверждения своих лжеумствований… Вселенская церковь, напротив того, всегда питала особенное уважение к Отеческим писаниям: этими писаниями сохранилось единение церковное, для которого необходимо всеми принятое, истинное, благодатное изъяснение Писания. Вселенские соборы всегда начинались с чтения тех отеческих писаний, в которых с особенною подробностью излагались догмат или предание, рассмотрение которых составляло предмет совещаний собора. И, опираясь на отеческих писаниях, собор обличал ересь, произносил православное учение и исповедание. Точно так же и в частной жизни святые подвижники первоначально воспитывались отеческими писаниями, только тогда они переходили к чтению преимущественно священного Писания, когда уже достигали особенного духовного преуспеяния. «Глубоко море Писания, — сказал св. Иоанн Лествичник, — и не безбедственно носится по нему ум безмолвника: опасно плавать в одежде, и касаться богословия страстному» (Слово 27-е. О безмолвии) [11]. Эта опасность, это бедствие, очевидно, заключается в произвольном толковании, в ложном понятии Писания…

Напрасно еретики выставляют свое мнимое уважение к священному Писанию, коварно намекают, что Православная Церковь мало его уважает, излишне уважая святых Отцов, которых они отвергают, которых они осыпают клеветами и ругательствами бесстыдными и бессовестными. Уважение еретиков к священному Писанию — ложное, лицемерное: что за уважение к слову Божию, когда предоставлено каждому, как бы он порочен ни был, понимать и толковать его произвольно? святая Церковь, принимая благодатное толкование священного Писания святыми Отцами, этим самым доказывает свое глубокое уважение к священному Писанию: она чтит его, как должно чтить слово Божие. Она научает чад своих не быть дерзкими относительно слова Божия, удерживает их от гордостного своеволия и бесчиния, повелевает воспитываться чтением святых Отцов и при руководстве их проникать в чудный свет слова Божия, поражающий слепотою тех, которые осмеливаются воззреть на него без должного приготовления, умом нечистым и сердцем грехолюбивым…

Имейте благоговение к священному Писанию, благоговение, должное для истинного сына истинной Церкви; имейте должную доверенность и благоговение к писаниям отеческим. Тот же самый Дух Божий, который действовал в пророках и апостолах, — действовал в святых учителях и пастырях церковных: свидетель этого догмата святый апостол: «положи Бог, — говорит он, — в Церкви первее апостолов, второе пророков, третие учителей» (1 Кор. 12, 28).

Сообразно словам апостола, словам священного Писания и указанию Церкви — первое место в благочестивом чтении вашем должны занимать писания апостолов. Между писаниями апостолов первое место занимает Евангелие. Чтоб правильно понимать Новый Завет, читайте святых учителей церковных, читайте и псалтирь и прочие книги Ветхого Завета. Очищайте себя евангельскими заповедями и благочестивыми подвигами. Сообразно чистоте души является ей Бог, открывается ей Божие слово, для плотских очей прикрытое непроницаемою завесою слова человеческого [12].

Отцы Церкви и западные подвижники

Ныне занимаюсь чтением книги, имеющейся у меня на славянском, русском и других языках, заключающей в себе «собрание изречений святых пустынножителей Египта» [13]. Эти изречения — «бесценные перлы»! Спускается в глубокое море водолаз, чтоб достать дорогую жемчужину: и святые Отцы удалялись в глубокие пустыни, там глубоко вникали в себя, находили различные бесценные, духовные перлы: христоподражательное смирение, младенческую простоту и незлобие, ангелоподобное бесстрастие, рассуждение и мудрость духовные, — словом сказать, находили Евангелие.

Сегодня я прочитал то изречение великого Сисоя, которое мне всегда особенно нравилось, всегда было мне особенно по сердцу. Некоторый инок" сказал ему: «я нахожусь в непрестанном памятовании Бога». Преподобный Сисой отвечал ему: «это — не велико; велико будет то, когда ты сочтешь себя хуже всей твари» [14].

Высокое занятие — непрестанное памятование Бога! но эта высота очень опасна, когда лествица к ней не основана на прочном камне смирения.

Смотрите — как Писание согласно с Отцами! Писание говорит: «Всесожжения не благоволиши. Жертва Богу дух сокрушен: сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит» [15]. Жертвы и самые всесожжения человеческие должны быть основаны на чувстве нищеты духовной, на чувстве покаяния. Без этого они отвергаются Богом.

Также мне очень нравится изречение Великого Пимена: «Если всегда и во всем будем обвинять себя, — сказал он, — то везде найдем покой» [16]. Другой отец сказал: «Мы оставили легкое бремя, состоящее в обвинении себя, и взялись за тяжкое, состоящее в обвинении других» [17]. Такие изречения стоят целых книг! Никто, кажется, столько не вник в Евангелие, сколько вникли в него святые пустынножители; они старались осуществлять Евангелие самою жизнию, самыми помышлениями и чувствованиями своими. Отличительною чертою их было глубочайшее смирение; падение человека было постоянным предметом их размышления; постоянным их занятием был плач о грехах своих.

Другое направление получили подвижники Западной Церкви и писатели ее о подвижничестве со времени разлучения этой Церкви от Восточной и отпадения ее в гибельную тьму ереси. Преподобный Венедикт, святый папа Григорий Двоеслов еще согласны с аскетическими наставниками Востока; но уже Бернард отличается от них резкою чертою; позднейшие уклонились еще более. Они тотчас влекутся и влекут читателей своих к высотам, недоступным для новоначального, заносятся и заносят. Разгоряченная, часто исступленная мечтательность заменяет у них все духовное, о котором они не имеют никакого понятия. Эта мечтательность признана ими благодатию. <…>

Святые Отцы Восточной Церкви приводят читателя своего не в объятия любви, не на высоты видений, — приводят его к рассматриванию греха своего, своего падения, к исповеданию Искупителя, к плачу о себе пред милосердием Создателя. Они сперва научают обуздывать нечистые стремления нашего тела, соделывать его легким, способным к духовной деятельности; потом обращаются к уму, выправляют его образ мыслей, его разум, очищая его от мыслей, усвоившихся нам по падении нашем, заменяя их мыслями обновленного естества человеческого, живо изображенного в Евангелии. С исправлением ума святые Отцы заботятся об исправлении сердца, об изменении его навыков и ощущений. Очистить сердце труднее, нежели очистить ум: ум, убедясь в справедливости новой мысли, легко отбрасывает старую, легко усвояет себе новую; но заменить навык навыком, свойство свойством, чувствование другим чувствованием, чувствованием противоположным, это — труд, это — усильная, продолжительная работа, это — борьба неимоверная. Лютость этой борьбы Отцы выражают так: «дай кровь и прими дух» [18]. Значит: надо умертвить все греховные пожелания плоти и крови, все движения ума и сердца, зависящие от плоти и крови. Надо ввести и тело, и ум, и сердце в управление духа. Кровь и нервы приводятся в движение многими страстями: и гневом, и сребролюбием, и сластолюбием, и тщеславием. Последние две чрезвычайно разгорячают кровь в подвижниках, незаконно подвизающихся, соделывают их исступленными фанатиками. Тщеславие стремится преждевременно к духовным состояниям, к которым человек еще не способен по нечистоте своей, за недостижением истины — сочиняет себе мечты. А сладострастие, присоединяя свое действие к действию тщеславия, производит в сердце обольстительные, ложные утешения, наслаждения и упоения. Такое состояние есть состояние самообольщения <…> Оно развивается в них больше или меньше, смотря по тому, сколько они усиливают свои подвиги. Из этого состояния написано западными писателями множество книг. На них-то с жадностию кидается, их-то исповедует преимущественно святыми и духовными, достойными стоять возле св. Писания, слепотствующий и гордый мир, признающий себя просвещенным в высшей степени и потому не нуждающимся держаться неотступно преданий Восточной Церкви.

В святых Отцах Восточной Церкви отнюдь не видно разгоряченного состояния крови <…> Из их сочинений дышит истинное самоотвержение, дышит благоухание Святого Духа, мертвящее страсти. От этого благоухания бегут прочь сыны мира, как осы улетают прочь от курящегося фимиама. «Мир любит свое», — сказал Господь [19]. Сочинения западных писателей, написавших из состояния самообольщения, находят многочисленных читателей, переводятся не раз на русский язык, печатаются, перепечатываются; им произносятся, пишутся и печатаются громкие похвалы; то, что исполнено смертоносного яда, одобряется и утверждается. Сочинения святых Отцов забыты! То, что они с давних времен приняты святою Церковью, признавались единым правильным руководством в подвижнической жизни, нисколько не принимается в уважение. Их сочинения критикуют, находят в них несообразности, противоречие священному Писанию. Всему этому причиною, что святые Отцы наставлены были Духом Святым, что они отвергли премудрость мира для стяжания премудрости Духа. Тщетны покушения тех, которые, вопреки учению апостола, вопреки учению Церкви покушаются войти в премудрость Духа премудростию мира. И «запинаются премудрые в коварстве их» (1 Кор. 3, 19), преткнулись, пали падением страшным. Они захотели «духовное» объяснить темным душевным разумом — и это «духовное» в писаниях святых Отцов показалось им странным, противоречащим священному Писанию. «Духовная духовными сразсуждающе, — сказал св. апостол Павел. — Душевен же человек не приемлет яже Духа Божия: юродство бо ему есть, и не может разумети, зане духовне востязуется» (1 Кор. 2, 13—14). Последние слова в русском переводе Нового Завета читаются так: «потому что о сем <о духовном> надобно судить духовно» [20].

Верность Церкви и учению свв. Отцов

«Сердцем… веруется в правду, — сказал апостол, -- усты же исповедуется во спасение» [21]. Нужно исповедание правды устами и, когда можно, самими делами. Правда, исповеданная словами и делами, как бы осуществляется, делается принадлежностию человека. И потому, что она существенна — она верный залог спасения.

Вы убедились, что единственный непогрешительный путь ко спасению — неуклонное следование учению святых Отцов при решительном уклонении от всякого учения постороннего, от самих своих разумений, доколе разум не исцелится от недуга своего и не сделается из плотского и душевного — духовным. Признав умом и сердцем эту правду, исповедуйте ее устами: дайте обет Богу, что вы будете руководствоваться учением святых Отцов, уклоняясь от всякого учения, не засвидетельствованного Святым Духом, не принятого святою Восточною Церковью. Исповедав правду Божию устами, исповедуйте и делами: дав обет, исполняйте его.

Не устрашитесь этого обета! его обязан дать каждый православный сын Церкви, должен его истребовать у каждого сына православной Церкви его духовный отец при совершении таинства исповеди. Между вопросами, которые именно положено делать исповедующемуся, первое место занимают следующие: «1) Рцы ми, чадо: аще веруеши, яко церковь кафолическая, апостольская, на востоце насажденая и возращеная, и от востока по всей вселенней разсеяная, и на востоце и доселе недвижимо и непременно пребывающая, предаде и научи? — 2) Аще не сумнишися в коем предании? — 3) рцы ми, чадо: не был ли еси еретик или отступник? — 4) Не держался ли еси с ними, их капища посещая, поучения слушая, или книги их прочитовая?» [22] Чтение еретических книг и внимание их поучениям — тяжкий грех против веры, грех ума, недугующего гордостию и потому свергающего иго послушания Церкви, ищущего вольности безумной, греховной. А ныне этот грех уже не ставят в грех! ныне позволяют себе безразборчиво читать всевозможных еретических писателей. Против них Церковь прогремела анафемой! но ослепленные грешники не внемлют грому церковному, или внемлют ему, но только для того, чтоб посмеяться над предостерегающим от погибели голосом Церкви, чтоб ее суд и определение несмысленно назвать суеверием и варварством…

Истинные христиане всех времен со всевозможным тщанием хранились от яда смертоносного ереси и прочих учений лжи. Они неотступно держались догматического и нравственного предания Церкви. Не только веровали православно в Святую Троицу, но и жизнь свою, и подвиги свои, и нравы направляли по преданию Церкви. Отличительною чертою всех святых Отцов было неуклонное руководство нравственным преданием Церкви, и они заповедали такого только духовного наставника считать истинным, который следует во всем учению Отцов Восточной Церкви и их писаниями свидетельствует и запечатлевает свое учение. Кто ж думает руководить ближних из начал премудрости земной, из начал падшего разума, как бы он ни был блестящ, тот сам находится в самообольщении и последователей своих приводит к самообольщению. Святые Отцы постановили непременным правилом для желающего спастись — последование нравственному преданию Церкви. Для этого они заповедуют желающему жить благочестиво и благоугодно руководство наставлениями истинного учителя или руководство писаниями отеческими, соответствующими образу жизни каждого. По прошествии восьми столетий по Рождестве Христовом начинают церковные святые писатели жаловаться на оскудение духовных наставников, на появление множества лжеучителей. Они заповедуют по причине недостатка в наставниках обращаться к чтению отеческих писаний, удаляться от чтения книг, написанных вне недра православной Церкви. Чем далее времена отклонялись от явления на земле Божественного Света, тем усиливался недостаток в истинных святых наставниках, усиливалось обилие в лжеучителях; они со времен открытия книгопечатания наводнили землю, как потоп, как горькие апокалипсические воды, от которых умерло множество людей душевною смертию [23]…

С оскудением наставников оскудел и великий подвиг послушания, скоро приводивший подвижников к святости: вера, составлявшая сущность этого подвига, требует, чтобы предмет ее был истинный и духовный: тогда она приводит к Богу (Послушание основывается на признали разума человеческого падшим и на отвержении его буйством веры [24]. От веры — послушание, от послушания — смирение, от смирения — духовный разум — прим. М. Новоселова). Вера в человека приводит к исступленному фанатизму. Руководство писаниями святых Отцов ведет гораздо медленнее, слабее; на пути этом гораздо больше преткновений: книга, начертанная на бумаге, не может заменить живой книги — человека. Чудная книга — ум и сердце, исписанные Святым Духом! так и дышит из нее жизнь! так и сообщается эта жизнь слушающим с верою. Но руководство писаниями отеческими сделалось уже единственным руководством ко спасению по конечном оскудении наставников. Кто подчинится этому руководству, того можно признать уже спасенным; кто же водится собственными разумениями или учением лжеучителей, того должно признать погибшим [25].

В одном из своих писем еп. Игнатий рекомендует «христианину, которого жребий — проводить и окончить жизнь среди мира» — читать, главным образом, творения св. Иоанна Златоуста, св. Димитрия Ростовского, святителя Тихона Задонского, Георгия Затворника [26]. «Обильное духовное пастбище, на котором до насыщения и тучности могут питаться словесные овцы Христовы!» [27] В другом письме он особенно останавливается на св. Златоусте: «Примите мой искреннейший совет: займитесь глубоко чтением всех сочинений святого Иоанна Златоустого… займитесь на свободе определительным воспитанием вашего духа. Предлагаю вам того церковного писателя, который необыкновенною чистотою, ясностию, силою христианского учения возносит читателя превыше всего земного; на высоте заоблачной витает этот духовный орел и оттуда показывает землю питомцу своему» [28].

Разноголосица в христианском мире. Необходимость единства. Где оно?

Ныне во многом люди дерзнули в установления Святаго Духа ввести свои установления. По этой причине сделались установления небесные земными, духовные плотскими, святые греховными, мудрые нелепыми. Видят несообразность, видят текущее из нее разрушение; но не видят начала, из которого текут бедствия: потому что смотрят при свете собственного падшего разума, а не при свете Божием. Начало бедствий заключается в непозволительном и гордом презрении велений Святаго Духа, в заменении их своими уставами. Вот где причина всеобщего расстройства, причина падения христианства, падения нравственного, всегда предшествующего расстройству гражданскому, предвещающего это расстройство. Есть в частности христиане, но утрачено общее одинаковое знание Истины, которым бы все соединялись в одно духовное тело, с одним образом мыслей, в одном духе, под одною общею главою — Христом. Ныне всякий имеет более или менее свой образ мыслей, свою религию, свой путь, принятые произвольно или случайно, признаваемые правильными или только оправдываемые. Это бесчисленное стадо, потерявшее связь и единство в истине и духе, представляет духовному наблюдателю вид величайшего беспорядка: каждая овца бредет в свою сторону, не зная, куда идет она; никто ее не останавливает, никто о ней не заботится; люди уже более не слышат — так отяжелел слух их — спасительного гласа истинного Пастыря, раздающегося из Его святой Церкви, который еще громко обличает их неправду, возвещает им о пути правом, указывает его. Оглушил их шум земных, лютых попечений, шум увеселений чувственных, шум земного преуспеяния. Прильпе земли душа их [29], неспособна к восприятию впечатлений духовных.

Но некоторые избранники доселе слышат голос истинного Пастыря, Господа нашего Иисуса Христа. На этот голос идут они, пробиваясь с величайшим усилием и трудом сквозь густую толпу, несвязно шумящую, их окружающую. Доселе эти избранники отдают справедливость на земле небесной правде. Очень мало число их! но Господь ободряет их: «Не бойся, — говорит Он, -- малое стадо: яко благоизволи Отец ваш дати вам царство» [30].

Какой признак этих овец, по которому тотчас можно было <бы> узнать их? Этот признак — точное послушание святой Церкви, верность святой Истине и Святому Духу. Водимые истинным смирением, они отрекаются от разумений своего падшего естественного разума и от всех разумений человеческих, как бы они по наружности ни казались возвышенными и привлекательными. Чтоб сохранить верность Богу, они не стыдятся, что мир называет их безумными. Не только терпят они великодушно гонения от мира, но и сами себя подвергают различным лишениям и тем сохраняют в себе «Мертвость Иисусову и живот Его» [31]. Это значит: «погублять душу свою в веке сем, чтоб приобрести ее для вечности чрез оживление Духом» [32].

Пребудем в верности Святому Духу. Он Пресвят и Пречист — почивает в одних чистых и святых, любит смиренных, доказывающих свое смирение не чем-нибудь наружным, но повиновением ума Евангелию и Церкви. Он отвращается от своеразумных, отделяющихся от единства Церкви для какой-нибудь мысли, льстящей уму и сердцу. Он удаляется от них — и приступает к ним темный дух прелести. «Одна мысль ложная, — сказал некоторый святой отец, — может низвести в ад» [33].

Легче думают омраченные сыны мира сего о мыслях о Боге; по их мнению мыслить о Боге так или иначе — не большая беда. Несчастные! они не знают, как важны мысли о Боге, как важна в них Истина и ей всегда соприсутствующий и содействующий Дух. От взаимного их действия — оживление человека во спасение, которое состоит в причастии естества человеческого Божественному естеству. Напротив того, мыслям ложным всегда соприсутствует и содействует темный и лукавый дух обольщения. Отец лжи — диавол [34], так говорит Евангелие; ложь — диавольское свойство. Усвоивший себе мысли ложные усвоил себе свойства диавола, вступил в сродство с отверженными ангелами, сделал для себя соединение с Богом несродным, неестественным. Чуждый Бога — чужд спасения и жизни духовной.

Будем сохранять себя от мыслей ложных и истекающих от них сердечных ощущений. Из таковых ложных мыслей и ощущений составляется так называемая «прелесть» [35], или самообольщение, имеющие бесчисленные разнообразные виды, по степени, по роду принятых человеком ложных мыслей и ощущений за истинные. Стяжем истинное познание о Боге, чуждое заблуждений и умствований; оно сияет из священного Писания и писаний святых Отцов, как свет из солнца, ярко блестящего в час полуденный с лазоревого безоблачного неба" [36].

В заключение позволю себе повторить небольшую выдержку из творений святителя Игнатия, однажды уже приведенную мною в 15-м письме. Вот что она гласит:

«Когда в осеннюю ясную ночь гляжу на чистое небо, усеянное бесчисленными звездами, столь различных размеров, испускающими единый свет, тогда говорю себе: таковы писания Отцов. Когда в летний день гляжу на обширное море, покрытое множеством различных судов с их распущенными парусами, подобными белым лебединым крылам, судов, бегущих под одним ветром, к одной цели, к одной пристани, тогда говорю себе: таковы писания Отцов. Когда слышу стройный многочисленный хор, в котором различные голоса в изящной гармонии поют единую песнь Божественную, тогда говорю себе: таковы писания Отцов» [37].

«Аминь», — скажем мы святителю, в единомыслии с ним склоняясь перед «торжествующим собором» [38] праведников, достигших совершенства.

Их молитвами да умудрит и да укрепит нас Господь наш Иисус Христос! Простите! Не забывайте поминать брата вашего, во отшествии сущего.

[1] Ин. 16, 13.

[2] Сочинения епископа Игнатия (Брянчанинова). Т. 4. 3-е изд. СПб., 1905. С. 487 (письмо 32).

[3] «Если же кто и подвизается, не увенчивается, если незаконно будет подвизаться» (2 Тим. 2, 5).

[4] Еп. Игнатий. Цит. соч. С. 497 (письмо 43).

[5] 1 Пет. 1, 17.

[6] См. прим. IX, 48.

[7] Ср.: «Молитва есть зеркало души для монаха» (Древний патерик, изложенный по главам, 3-е изд. М., 1899. С. 413 (гл. 21, § 13).

[8] Достопамятные сказания о подвижничестве святых и блаженных отцов. СПб., 1871. С. 103.

[9] Еп. Игнатий (Брянчанинов). О чтении святых Отцов // Сочинения епископа Игнатия (Брянчанинова). Т. 1. 3-е изд. СПб., 1905. С. 112—114.

[10] Сочинения епископа Игнатия (Брянчанинова). Т. 5. 3-е изд. СПб., 1905. С. 118; в этом томе, носящем название «Приношение современному монашеству», речь идет о чтении творений св. Тихона монахами; однако эти же книги св. Игнатий рекомендует и мирянам (см. ниже с. 276 и прим. XIX, 26).

[11] Преподобного отца нашего Иоанна, игумена Синайской горы, Лествица. Сергиев Посад, 1908. С. 218.

[12] Сочинения епископа Игнатия (Брянчанинова). Т. 4. 3-е изд. СПб., 1905. С. 515—518 (письмо 55).

[13] Речь идет о так называемых «Патериках» — сборниках свидетельств о жизни отшельников (преимущественно египетских), которые известны с глубокой древности, переведены на многие языки и существуют в трех формах: алфавитной (рассказы расположены по именам св. отцов), систематической (например, «Древний Патерик, изложенный по главам». М., 1891) и смешанной. На основе этих книг св. Игнатий составил свой сборник алфавитного типа: «Отечник. Избранные изречения святых иноков и повести из жизни их». СПб., 1870.

[14] Отечник. С. 351.

[15] Пс. 50, 18-19.

[16] Отечник. С. 335; Достопамятные сказания. С. 296.

[17] Отечник. С. 374.

[18] См. прим. X, 21.

[19] Ин. 15, 19.

[20] Сочинения епископа Игнатия (Брянчанинова). Т. 4. 3-е изд. СПб., 1905. С. 497—500 (письмо 44).

[21] Рим. 10, 10.

[22] Требник в двух частях. Ч. 1. М., Издание Московской Патриархии, 1979. С. 78-79 (нумерация вопросов принадлежит святителю Игнатию).

[23] Откр. 8, 11.

[24] Т. е. безумием веры: ср.: «аще кто мнится мудр быти в вас, в веце сем, буй да бывает, яко да премудр будет. Премудрость бо мира сего, буйство у Бога есть» (1 Кор. 3, 18-19).

[25] Сочинения епископа Игнатия (Брянчанинова). Т. 4. 3-е изд. СПб., 1905. С. 509—512 (письмо 53).

[26] В этот перечень св. Игнатий включает также Никифора Астраханского.

[27] Сочинения епископа Игнатия (Брянчанинова). Т. 4. 3-е изд. СПб., 1905. С. 460 (письмо 22).

[28] Сочинения епископа Игнатия (Брянчанинова). Т. 4. 3-е изд. СПб., 1905. С. 444 (письмо 10).

[29] Пc. 118, 25.

[30] Лк. 12, 32.

[31] 2 Кор. 4, 10.

[32] Ин. 12, 25; Лк. 17, 33.

[33] Ср.: «Прежде не безопасным почиталось сказать одно лишнее слово» (Творения иже во святых отца нашего Григория Богослова, Архиепископа Константинопольскаго. Ч. 2. М., 1844. С. 234 (Слово 23-е)).

[34] Ин. 8, 44.

[35] «Прелесть» (одно из основных понятий христианской антропологии) есть усвоение человеком, естество которого повреждено первородным грехом, лжи под видом истины; в более узком смысле — состояние мечтательности, видений, галлюцинаций, порождаемое усиленным молитвенным подвигом, но без необходимого самоконтроля, очищения, смирения.

[36] Сочинения епископа Игнатия (Брянчанинова). Т. 4. 3-е изд. СПб., 1905. С. 524—526 (письмо 58).

[37] Епископ Игнатий. Плач мой // Сочинения епископа Игнатия (Брянчанинова). Т. 1.3-е изд. СПб., 1905. С. 640.

[38] Евр. 12, 23.

Письмо двадцатое

31 декабря 1927 г.

После всенощной и новогоднего молебна

Со святыми днями Рождества Христова, Обрезания Господня и памятями святых Василия Великого и Преподобного Серафима, Саровского чудотворца (2 января), поздравляю вас, друзья мои.

Святые дни дорогих нам воспоминаний совпадают ныне с особенно значительными событиями церковными. Не ошиблись те, кто год тому назад предсказывал, что 1927-й год будет чрезвычайно тяжек для Церкви Божией. Из множества ударов, нанесенных ей в этом году, достаточно указать два, чтобы признать правильными эти предсказания: кощунственный разгром Сарова и жестокое опустошение Дивеева [1]. Нужно ли разъяснять, что потеряли православные русские люди с уничтожением этих обителей? Кто хоть однажды побывал там и в прилегавшей к ним, также опустошенной, обители Понетаевской, тот сердцем чувствует, какого источника религиозного воодушевления, духовной бодрости, особенно необходимых в наше тяжкое время, он лишился.

Насколько мне известно, лица, предрекавшие исключительную бедственность для Церкви Христовой в 1927-м году, разумели бедствия именно подобные указанным. Но нас постигло в истекшем году испытание значительно, можно сказать — несравненно тягчайшее: накренился и повис над бездной весь церковный корабль [2]. Небывалое искушение подкралось к чадам Церкви Божией. Новые сети раскинул князь мира сего — и уже уловил множество душ человеческих. Я не буду распространяться об этих новых кознях вражиих, т. к. вы многократно и многообразно были предуведомлены относительно их. Я хочу предложить вам, мои родные, нечто иное. Года два-три тому назад я прочел одну замечательную статью анонимного автора, помещенную в «Трудах Киевской Духовной Академии» за 1860 г. Я искал в книжках этого журнала другую статью и наткнулся на эту. Приписываю сие особой милости Божией, т. к. не часто доводилось мне читать что-либо из писаний человеческих с таким интересом и, могу сказать, с такой пользой для ума и сердца, как названную статью. Конечно, я поспешил поделиться своей находкой с некоторыми лицами, интересующимися вопросами веры и Церкви — и все они получили такое же удовлетворение, как и я. Тщетно в течение двух лет я добивался узнать имя автора, чтобы молитвенным памятованием о нем воздать ему за доставленное им духовное утешение мне и присным моим. Наконец, в конце прошлого года я узнал, что статья принадлежит перу профессора Киевской Духовной Академии Никифора Ивановича Щеголева, родившегося 28 февраля 1821 г. и скончавшегося 26 января 1884 г. На могиле раба Божия Никифора начертаны слова (2 Тим. 4, 3—5): «Будет время, егда здраваго учения не послушают, но по своим похотех изберут себе учители, чешеми слухом: и от истины слух отвратят, и к баснем уклонятся. Ты же трезвися о всем, злопостражди, дело сотвори благовестника, служение твое известно сотвори».

Как эти слова идут к нашему времени. Каким глубоким и своевременным назиданием являются они для нас и, может быть, именно в настоящую минуту.

Предложить вам, мои дорогие, всю статью целиком, я, разумеется, не могу, т. к. в ней 180 страниц, но, по моему указанию, один близкий мне человек [3] составил краткий конспект ее, который я и предлагаю вам в качестве моего последнего (20-го) письма к вам. Конечно, такой конспект может дать лишь приблизительное представление о труде вдумчивого созерцателя судеб Церкви Божией на земле, но и в таком виде мысли Никифора Ивановича способны осветить путь Церкви Божией и исполнить сердца чтущих их утешением и упованием, столь потребными в переживаемые нами дни скорбных испытаний. Если же кому из вас представится возможность прочесть статью полностью, то не пропустите этой возможности. Надеюсь, и автора, писавшего статью, и меня, рекомендовавшего вам ее, помяните добрым словом.

СУДЬБЫ ЦЕРКВИ БОЖИЕЙ НА ЗЕМЛЕ

Церковь и естественная жизнь человечества

Всякая конечная жизнь, как и жизнь целого человечества, не имеет сама в себе независимого начала своего, потому что она не сама от себя существует; это начало, естественно, должно заключаться в Виновнике конечной жизни, в Существе Самосущем, в Котором Одном неиссякаемый источник живота для всякой твари. Следовательно, человечество, чтобы жить разумною, Богоподобною жизнью, достойною существ бессмертных, должно находиться в непосредственном, непрерывном и живом общении с Богом, как Источником жизни. Но человечество в самом начале своей жизни отпало от такого единения с Богом, следовательно, отпало и от Источника жизни своей. После этого оно не может уже жить тою жизнию, которая свойственна ему по существу и назначению его [4]. Поскольку человечество в падшем состоянии своем, отчужденное от жизни Божией (Еф. 4, 18), не имеет в себе ни духа, ни силы Божественной жизни, то скудная и омертвевшая жизнь его сама по себе не может развиться в Богоподобных совершенствах, не может уже и по этому одному приближаться к Богу и достигать в соединении с Ним вечной и блаженной жизни [5]. Но когда человечество как бы висело над бездной погибели, готовое глубже и глубже удаляться от Источника жизни в область смерти, тогда бесконечная Любовь Божия останавливает его на пути дальнейшего падения чрезвычайным средством Своего милосердия, и Сама опять, так сказать, приблизила к нему Самосущий Источник жизни в Единородном Сыне Своем, благоволившем принять на Себя естество человеческое, умереть на земле за живот мира [6], и чрез то открыть в Себе орган соединения умирающего человечества с Источником жизни [7].

Поэтому, если мир остался жить и живет человеческою жизнию, то возможно это только потому, что животворящий Дух Божий, нисходящий в мир чрез Ходатая Бога и человеков [8] не перестал пребывать в человечестве и в таинственном Своем присутствии животворить Божественною жизнию оскудевшую жизнь человечества. Это Божественное Начало человеческой жизни, низводимое в самую жизнь человека благочестием и верою в Искупителя мира, сокровенное и содержащееся древле преимущественно в Церкви ветхозаветной, как хранительнице обетованного Сокровища жизни для всего мира, по планам Премудрости Божией должно было сообщиться и раскрыться и действительно раскрывается в Церкви новозаветной, основанной на земле пришедшим во плоти Иисусом Христом, Которая, как таинственное Тело Его, находится чрез Главу Свою в непосредственном и живом общении с Самосущим Источником Жизни. Таким образом, теперь Церковь Христова содержит в себе то Божественное Начало жизни, Которое лежит в основании существования всего мира и естественной жизни всего человечества: семя свято, то есть Христос со Своею Церковию, стояние его [9] (Ис. 6, 13); Господь наш Иисус Христос воцарися в мире со времени обетования падшему человеку благодати Искупления, и утверди вселенную, яже не подвижится(Пс. 92, 1) под тяжестью своих беззаконий и проклятия Правды Божией. Поэтому человечество должно привить свою естественную жизнь к Господу Иисусу Христу, как иссыхающую ветвь к лозе (Ин. 15, 5) и, следовательно, должно войти в Церковь Его, чтобы, восполнив тут естественную жизнь благодатною, достигнуть конечной своей цели [10].

Церковь и история

Внутренний смысл всего хода событий в жизни человечества, все временные судьбы в истории царств и народов определяются и объясняются отношением их к Церкви и судьбам Ее на земле, как самой высшей и последней цели их движений и перемен; здесь разрешается главный и конечный узел всех важных и великих событий и в истории человечества вообще, и в судьбах частных народов [11]. Как поле для Царствия Божия, мир и возделывается непрерывно различными действиями Небесного Домовладыки для того же Царствия. Различными тайными и явными путями Бог располагает сердца частных людей к принятию и хранению веры Христовой; но чтобы естественная жизнь всего человечества и каждого царства и народа способна была принять в себя семя и творить плоды Царствия Божия, для этого Вседействующий Промысл Божий приготовляет ее преимущественно судьбами и путями ее истории. Судьбы и пути эти — бесчисленны и разнообразны. Так, судьбами политической истории приготовлялась жизнь языческого мира в поле для насаждения Церкви Христовой — и подлинно, во время пришествия Спасителя она представляла широкое и доброе поле для сеяния и жатвы Христовых делателей (Ин. 4, 35—38). Когда обновленная жизнь греко-римских народов [12] испортилась и огрубела от усилившихся пороков, и вертоград Христов, обрекаемый на бесплодие на почве этой жизни, требовал почвы свежей и лучшей, тогда Мироправитель воздвигает одно за другим дикие племена Севера, приводит их во взаимное столкновение и направляет их на разрушение и смирение одряхлевшего, но все еще гордого Рима; чрез это Он, с одной стороны, истощает буйные силы и укрощает жестокие нравы самих диких племен, знакомит их с образом жизни благоустроенной, созидает из них царства сильные и великие, и на удобренной почве благоустроенной жизни их насаждает Церковь Христову, — с другой стороны, оружием этих воинствующих племен удобряет и очищает и жизнь греко-римских народов от заростивших ее нравственных плевел и терния: там и здесь после того светильник веры Христовой засиял с новой силой и светом; плоды благочестия там и здесь Церковь произращала обильно. В дальнейшей истории видим то же движущее начало и тот же конец исторических движений и переворотов. Возвышается или падает какое государство, господствует или подчиняется, мятется внутри и бедствует, или наслаждается миром и благоденствием, все эти явления в судьбе современных государств, из которых слагается большая и главная часть истории их жизни, существенно вытекают и объясняются из отношения самих государств к вере и Церкви Христовой [13].

Таким образом, вся политическая история царств и народов, со всеми ее переворотами, по преимуществу есть история тех путей Промысла Божия, которыми Он приводит людей к Церкви Христовой, удерживает и утверждает их в ней и наказывает за отступления от нее. Следовательно, начало и конец, которыми существенным образом определяются сами временные судьбы в жизни человечества, так же как и вечная судьба его, заключаются в Церкви и судьбах Ее на земле [14].

Церковь и государство

Жизнь человечества в государственных формах своих есть поле или поприще, где Церковь Божия, как вертоград, Богом насаждается, растет и приносит плоды для жизни вечной. Богом возделывается и поле для вертограда Божия, Богом хранится и самый вертоград, так что и Церковь и государства существуют и ведут свою историю, не смешиваясь друг с другом, хотя существуют во взаимной связи и внутреннем отношении между собою.

Церковь может находиться во внутреннем и тесном соединении с царствами человеческими, может не быть в соединении с последними, может даже находиться в состоянии притеснения и гонения от них, в состоянии явной ли и открытой, или скрытой и внутренней борьбы с ними. Но во всех этих отношениях Церковь в существенных условиях своего существования не зависит ни от какого царства человеческого. И при внутреннем единении Церкви с государствами история первой отделяется от истории последних, несмотря на то, что первая раскрывается на лоне последних. Бедствия государств могут касаться внешнего спокойствия членов Церкви, нарушать видимое благоустройство Ее, а всею тяжестию своею падать на благоденствие гражданское; Церковь в точном смысле, во внутренней своей жизни и силе может остаться при этом чистою и светлою, крепкою и прочною, и произращать плоды духовной жизни и спасения. Возможно и бывает и наоборот. И при внешнем спокойствии царств человеческих, царство Божие на пространстве их может находиться в самом худом состоянии; таким образом, Церковь и государство в одно и то же время могут испытывать сами по себе совершенно различные состояния, и состояние последнего не может определять собою состояния первой. Возможно и то, чтобы Церковь и государство совершенно отделялись друг от друга. Одно может продолжать свое существование, тогда как существование другого прекращается. Церковь существует и приносит плоды, под смотрением Верховного Делателя, только до тех пор, пока жизнь народов не огрубеет и не сделается совершенно неспособною растворять в себе семя и творить плоды Царствия Божия; в противном случае сокровище Царствия Божия отнимается у недостойного народа и вверяется другому (Мф. 21, 43), а прежнее место вертограда Божия может быть пустым, но целым, по разным намерениям Премудрости и Благости Божией. Иногда государство и после отделения от него Церкви сохраняется целым для нового возделывания и для новых плодов Царствия Божия [15]; иногда это допускается по усмотрению Промысла для полного открытия гнева и суда Божия над народом, отвергшимся Царствия, так что целый народ за беззакония общественные испытывает полный суд Божий здесь на земле. Поскольку жизнь народа исправляется и улучшается Богом в земную обитель Церкви нередко посредством других народов, то бывает и так, что царства человеческие вовсе теряют свою политическую самостоятельность и самобытность под обладанием другого царства, а между тем Церковь, насажденная в них, остается и сохраняется в целости [16]. Церковь Христова не отвергает содействий человеческих и покровительства земных властей для внешнего своего спокойствия и благолепия, но продолжение Ее существования, Ее непоколебимость на земле существенно не обусловливаются силами человеческими. Церковь сама в себе заключает всю полноту Божественных сил для непрерывного и непоколебимого своего существования (Еф. 5, 11—13; 2 Пет. 1, 3) [17]. Судьба Церкви на земле не определяется силою и волею властей гражданских. Сам Бог располагает судьбою обоих во взаимном их отношении между собою и к миру. Можно сказать, что до тех пор удерживаются и хранятся Богом в мире престолы царей, пока они нужны для управления мира, а мир для Церкви, и что до тех пор зиждется и хранится в мире Церковь, пока нужна она для спасения мира; но в строгом смысле нельзя сказать, что до тех пор может существовать на земле Церковь, пока существуют на ней престолы и цари народов: ибо отъятие от мира последних не есть внутренняя причина отъятия от людей первой, а только явление, предваряющее собою последнюю судьбу Церкви на земле. Не Церковь живет от мира, а мир существует ради Церкви, и судьба первого решается в судьбе последней: жизнь всего человечества, тем более общественная жизнь отдельных народов, опирается на святом семени (Ис. 6, 13) и хранится только ради святого семени, прозябающего (Прорастающего (славян.) — прим. ред.) в Царстве Христовом [18].

Пределы и сроки пребывания Церкви на земле

Как должно судить о видимых пределах пространства, какие может занимать собою Церковь на лице земли? Долго ли Церковь Божия будет странствовать на земле? Если должен быть конец этого странствования, то можно спросить, чем определяется время его? [19]

По притче Иисуса Христа весь мир, весь человеческий род есть поле, где должно сеяться и расти, как семя вечной жизни, слово Царствия Божия [20]; то есть по назначению своему Церковь Христова должна объять собою не один какой-либо народ, подобно Церкви ветхозаветной, а все народы, весь род человеческий: потому что всему человечеству и первоначально дарован завет Божий, все человечество и по нарушении этого завета назначено в лице прародителей к искуплению чрез Ходатая нового завета [21], осуществленного теперь в Царстве Христовом на земле [22]. Род человеческий существует не единовременно, он преемственно является в различных народах, постоянно сменяющих друг друга на чреде истории [23]. Церковь Христова, подобно ковчегу Ноеву, носившемуся по водам всемирного потопа, переносится Богом по всей земле от царства в царство, от народа к народу [24]. Церковь Христова в продолжение всего времени существования своего в мире побывает преемственно во всех странах и народах земли и соберет в человеческом роде, как с поля, все класы (Колосья (славян.) — прим. ред.), достойные храниться в небесной и вечной сокровищнице [25]. Пока в народе есть люди, покоряющиеся вере, способные воспользоваться средствами спасения, содержащимися в Церкви, до тех пор и Церковь существует и хранится там Богом; в противном случае, Правда Божия, не мечущая бисера пред свиниями, отнимает у недостойного и неверного народа это сокровище и отдает его языку иному. Пока будут на земле народы, способные стоять на чреде хранения Царства Божия, Бог будет воздвигать их одного за другим на это поприще по мере того, как будут сходить с него народы недостойные. Из притчи Спасителя знаем, что Церковь, вначале малое и незаметное общество среди обширных царств человеческих, подобно зерну горушичну, возрастает в большое древо, делается обширнее всех царств земных (Мф. 13, 31). Эта предсказанная судьба Церкви оправдалась историей Ее. Знаем и то, по откровению Иоанна Богослова, что пределы Церкви под конец мира сократятся в малое число избранных: это — конечная судьба пространства Церкви [26].

Церковь Христова странствует по земле, собирая в человеческом роде, во всех племенах и поколениях его, членов своих, елицы учинена в жизнь вечную (Деян. 13, 48), подобно тому, как жители собирают с поля жатвы зрелые сеяния. Как скоро в сумме племен и поколений не найдется ни одного народа, способного хранить сокровище Царствия Божия и творить плоды его, тогда Церковь со средствами спасения не нужна будет для погрязшего во зле и закосневшего в развращении человечества; на глас Божий, зовущий людей устами Церкви ко спасению, не будут более отзываться люди, и за это упорство великий дом человечества, как дом Иерусалима, оставится пуст [27] [28].

Когда мир, таким образом, будет отживать последние дни своего беззакония, определяя собою конец существования и Церкви, существующей в мире, среди совершающихся судеб человечества, Церковь и сама в себе, в соответствии им, совершит круг судеб своих, и в то же время сама из себя будет уже определять конец своего существования на земле. Когда возлюбленная Христом Церковь, то есть число людей из всех племен и поколений человечества, постепенно являющегося в пространстве места и времени, по предведению Божию предуставленных ко спасению (Рим. 8, 29), воспользуется благодатными средствами искупления, соединится в один таинственный союз Тела Христова и соделается чистым и святым: тогда цель Церкви будет достигнута, и состояние благодати, то есть состояние очищения и освящения Ее благодатными средствами, должно окончиться и преобразиться в состояние богоподобной славы и блаженства [29].

Итак, когда, с одной стороны, созреет в мире зло под влиянием духа злого и начальника всякого беззакония и, разрушив все условия жизни человеческой, не сможет долее ни само собою совмещаться с порядком общественной и частной жизни, ни быть терпимым Правдою Божией; с другой — когда созреет добро в Церкви Христовой под влиянием благодатных сил Святаго Духа и под руководством Самого Иисуса Христа, так что не останется ни одной высшей степени совершенства, которую можно было бы достигнуть Церкви, при настоящих условиях Ее существования: тогда, по слову Господа, наступит время жатвы и собирания плодов добра и зла, тогда приидет кончина века, то есть кончина настоящего состояния мира и Церкви (Мф. 13, 30—39) [30].

Церковь и природа

Церковь, достигнув своего назначения на этой земле, окончит настоящее свое состояние и изменит его на состояние другое, на состояние славы и блаженства. Что же станется с землею, на которой решается вечная участь человечества и Церкви?

Судьба видимой природы, окружающей человека, должна быть нераздельно и вечно связана с судьбою обитающего на земле человечества или, что то же, с судьбою Царства Божия на земле: из земли создано тело человеческое, и произведениями ее поддерживается жизнь его; на земле человек живет и действует, развивает свои телесные и духовные силы, усовершает свою нравственность, поклоняется и служит Богу и достигает своего вечного назначения; на земле человек поставлен как царь и владыка для обладания и управления неразумными ее тварями (Быт. 1, 20) [31]. Высший смысл жизни чувственной твари осуществляется только в человеке и через человека, когда последний стоит в непосредственном и живом единении с Богом и тварию: как образ Божий, сын и наследник в великом дому Отца Небесного, человек, поставленный посредником между Творцом и тварью, должен быть пророком, словом и делом возвещающим ей волю Божию, священником, возносящим жертву хвалы [32] и благодарения Богу и чрез себя низводящим на землю благословения небесные, главою и царем, сосредоточивающим в себе цели бытия всех видимых тварей и чрез себя соединяющим все с Богом и в Боге и, таким образом, всю цепь творений содержащим в стройном союзе и порядке [33]. Сила этой связи между судьбою мира и судьбою человека неразрывна: когда человек был невинен и безгрешен — и земля была чиста и полна жизни, не знала ни тления, не разрушительной вражды стихий: все в ней было добро зело [34]; заразился человек грехом, подвергся проклятию Божию — заразилась смертью и тлением вся природа, окружающая человека; внутри природы появились существенное расстройство и беспорядок, болезни, страдание, разрушение, огрубение, тление и смерть [35]; на природе, по учению Божественного Откровения, тяготеет проклятие Божие, вследствие которого она работает суете и тлению: «суете бо тварь повинуся не волею, но за повинувшаго ю <владыку ея>», — говорит Апостол (Рим. 8, 19—22). Путь первоначального восхождения природы к совершенству и славе прерван в падении человека: к обновлению она должна идти чрез человека же, в котором совершается обновление жизни сверхъестественными силами благодати Божией, — и это новое начало жизни в человеке, конечно, не может не сообщаться и окружающей его природе [36].

Кроме того, Церковь содержит в себе особые молитвы и священнодействия для освящения всех стихий видимой природы [37]: зная, что грехом низведено на внешнюю природу проклятие Божие, произведено в ней оскудение жизни и сил, и имея сыновнее дерзновение во Иисусе Христе к Богу Отцу, — Церковь молитвами к Нему испрашивает и низводит на природу небесное благословение и освящение для оживления и оплодотворения работающих суете и тлению сил ее [38].

Видимым и окончательным средством всемогущего Деятеля в этом воссоздании и обновлении мира, по Божественному Откровению, будет служить огонь: нынешняя небеса и земля тем же словом <которым сотворены были изначала (Евр. 11, 3)> сокровена суть, огню блюдома день суда и погибели нечестивых человек <…> в оньже небеса убо с шумом мимо идут, стихии же сжигаемы разорятся, земля же и яже на ней дела сгорят. Разорение великого храма Царства Божия в природе не будет уничтожением творения посредством огня, а воссозиданием и устройством того же храма в храм новый, несравненно лучший, нетленный. Тогда откроются новая земля и новое небо, только чаемые теперь тварию и человеком, по обетованию Божию, в них же будет жить, покоиться и блаженствовать одна правда (2 Пет. 3, 7—10, 13) будущей прославленной Церкви Христовой.

Таким образом, обновление и воссоздание природы совершится не ею самою постепенно, по каким-либо законам развития, не силою естественных усилий человеческого разума и искусства, но сверхъестественною силою благодати Божией [39].

Брань Церкви с диаволом

Находясь в состоянии странствования на земле, Церковь Христова в то же время находится в состоянии непрестанной брани со своими врагами: на кресте положено основание Ее; среди гонений распространялась она в мире; среди козней вражиих продолжается и всегдашнее Ее существование; под знамением креста совершится торжество и окончательной Ее победы. В этом отношении Царство Божие на земле называется Царством воинствующим. Самому Царю этого царства подобает царствовати невидимо на этой земле, дондеже положит вся враги под ногама своима и тогда видимо предаст Царство Свое Богу и Отцу с торжеством победы для вечного торжества и славы на новой земле и под новым небом (1 Кор. 15, 24—25) [40].

Диавол с подчиненными ему злыми духами поставляется во главе других врагов Царства Божия — во главе мира и страстей, как главный и особенный враг и вождь брани против царства Христова: он князь мира (1 Ин. 12, 31), в котором находятся его рабы и поклонники, и потому миродержатель греховной тьмы века сего (Еф. 6, 12); он первый виновник зла в естестве человека и первая действующая причина и всех прочих грехопадений человеческих (1 Ин. 3, 8). Он-то собственно и силится одолеть и разрушить Царство Божие на земле и утвердить на ней свое царство зла; а мир и плоть, подвластные ему, суть только две области или, можно сказать, два главных орудия, которыми он вооружается с разных сторон на Царство Божие. Против него, главным образом, и воинствует Церковь, разрушая владычество его в мире и истребляя зло, как плод его усиленной деятельности, в естестве самих членов своих: ап. Иоанн поставляет это целью явления на земле Самого Владыки благодатного Царства, когда говорит: сего ради явися Сын Божий, да разрушит дела диаволя [41], и ап. Павел указывает на то же, когда говорит, что Господь Иисус Христос приискренне приобщися плоти и крови <человеческой>, да смертию упразднит имущаго державу смерти, сиречь диавола [42]. Таким образом, брань Церкви с диаволом открывается и постоянно продолжается в двух главных видах: это, во-первых, брань Ее с миром или обществом людей, чуждых веры во Христа, не принадлежащих к Его Церкви и отвергающихся Ее, и, во-вторых, в то же время брань всех истинно верующих со злым семенем в самом естестве нашем, из которого (семени) возникают и возрастают греховные помыслы, желания, действия и страсти [43]. Церковь Божия держится и хранится в мире среди борьбы с врагами своими силою Божественною. Церковь есть таинственное живое Тело, у которого глава — Богочеловек Иисус Христос; тело без головы ничего не может, остается без сил и жизни; главная сила и держава Церкви в Господе Иисусе Христе. Враг, вооружаясь на Церковь, вооружается против Главы ее, усиливаясь отторгнуть от нее тело, то есть прервать живой союз веры и любви христиан с Господом Иисусом Христом: враги Церкви — враги Его. Таким образом, Богочеловек Иисус Христос есть первоначальная сила, хранящая Церковь Свою, и вождь брани Ее. В разъединении с Господом Иисусом Христом и, следовательно, вне Церкви Его ни для кого невозможна брань с диаволом и недейственно никакое орудие; там безусловное служение и рабство диаволу [44]. Церковь, среди всех усилий врага и при всех повременных и местных успехах его, в целости своей непобедима. Непобедимость Церкви следует уже из того, что непобедим Владыка и Глава Ее, Господь Иисус Христос, как Всемогущий Бог, Который собственно и ведет брань с царством диавола. Об этой истине свидетельствует Сам Иисус Христос, Свидетель верный и истинный (Откр. 3, 14), когда говорит: созижду Церковь мою, и врата адова не одолеют ей (Мф. 16, 18). Как бы ни сокращалось число членов Церкви, как бы ни оскудевали в ней сила веры и дух благочестивой жизни, как бы чистота истины ни помрачалась заблуждениями среди непрерывной брани диавола, непобедимая Церковь Христова, во все время настоящего своего состояния, всегда будет существовать как общество, со своими истинными членами; всегда будет сохранять в себе силы Божественной благодати и вследствие этого проявлять в себе дух и плоды благочестивой жизни христианской; всегда будет неизменно содержать в себе чистоту веры апостольской, с апостольским устройством и порядком иерархии и с чудодейственною силою спасительных таинств и священных обрядов; и, таким образом, всегда будет существовать в мире как видимое общество и осуществлять то назначение, для которого она основана на земле [45].

Но Церковь не только непобедима силами ада, но и победоносна в борьбе с царством диавола, при всех частных неблагоприятных переменах брани. Она боролась с иудейством и язычеством, и свет Евангелия восторжествовал над тьмою суеверия и лжеверия, над завистию и злобою, над хитростию и силою; боролась с мудростию языческою и с заблуждениями еретиков, и истина и чистота веры восторжествовали над лжемудрованием и неправоверием; боролась и борется с соблазнами греха, и святость жизни христиан не преставала процветать и в пустынях и среди мира. Вообще все усилия врага, употребляемые для сокрушения Церкви, не достигают цели, и Церковь не престает разрушать царство диавола, приводя людей, — по естеству чад гнева Божия и, следовательно, членов этого царства, — ко Христу и руководя их в настоящей жизни к жизни вечной, приближаясь постепенно и сама к совершенному торжеству и полной славе своей [46]. Эта полная победа совершится тогда, когда враги, предводительствуемые антихристом, будут помышлять только о торжестве своем над Церковью, не думая совершенно о конце своих успехов (Мф. 24, 37—40), и совершится непосредственным, чрезвычайным действием Самого Владыки Благодатного Царства и Вождя брани, при видимом Его явлении в мире [47].

Таким образом, внутренняя победа добра, совершающаяся при жизни и действии в мире сил зла, среди борьбы с ними, завершится и внешним торжеством добра. На обновленной земле, чуждой всякого зла, физического и нравственного, под новым небом, благодатное Царство Христово явится уже в новом состоянии торжества, славы и вечного блаженства с Богом, каким описывает это состояние Церкви святой Тайнозритель под видом града Святого, Нового Иерусалима, сходящего с небесе, и скинии Божией (Откр. гл. 21—22) [48].

Заключение

Итак, Церковь на земле находится в состоянии постоянного странствования и борьбы. Но Церковь, несмотря на свое странствование среди человечества по лицу земли, сама в себе неподвижна на внутреннем основании Своем — на камне веры Христовой: везде и всегда Она — единое Царство Христово. Странствующая Церковь изменяет внешнее свое место и положение в мире; но при всем том она служит внутреннею глубочайшею основою бытия, жизни и всякого исторического движения для всего мира — и нравственного, и физического. Существует на земле Церковь — существуют ради Нее и все человечество и весь мир в настоящем его виде. Изменяются судьбы Церкви — движется и мятется человечество в своей политической жизни, сотрясается и видимая природа в своих силах. Совершит путь странствования своего в мире Церковь — окончатся и судьбы мира. Подобно кораблю на море, Церковь переносится из страны в страну, от народа к народу, но ни для какого народа нет нигде прочной обители временного благосостояния, кроме Церкви, и вне Ее вовсе нет надежды на достижение счастия вечного, как вне ковчега Ноева не было спасения от всеобщей погибели: кто вместе с Церковью и в недрах Ее считает себя странником и пришельцем на земле, тот только и достигнет вместе с Нею благополучно страны блаженной вечности.

Церковь находится в состоянии непрерывной брани. Чудными и не всегда постижимыми путями ведет Церковь к победе и торжеству Божественный Вождь и Владыка Ее! Среди непрерывной брани со врагами Она то в царственном величии объемлет собою целые страны земли, то сокращается в тесные пределы немногих народов; то в великолепии и славе воздвигает храмы Свои и спокойно славословит в них Господа, то в нищете и гонении, под мечем и огнем исповедует Имя Христово; то побеждает и торжествует над врагами своими, то в поношении от них страдает и болезнует. Но, при всех переменах судьбы брани своей, она в истинных членах своих непрестанно и неуклонно идет к цели своей: и среди спокойствия и тишины, и среди скорбей и бедствий, в Ней зиждется истинное, вечное счастие человека.

БЛАЖЕН ЧТЫЙ И СЛЫШАЩИЙ СЛОВЕСА ПРОРОЧЕСТВИЯ о будущих судьбах Церкви и СОБЛЮДАЮЩИЙ ПИСАННАЯ В НЕМ, — восклицает святой созерцатель великих и дивных судеб Ее (Откр. 1, 3)! Блажен, кто, внимая откровению Господа о судьбе Церкви Божией, не усумнится в истине торжества Ее над врагами или в окончательной, совершенной победе Основателя и верховного Владыки Ее над древним змием, человекоубийцею искони, восставшим против Царства Божия и непрестающим вооружаться против Него всеми силами и средствами ада! Блажен, кто уповает на всемогущество кроткого Агнца, закланного для спасения мира, и кто не отступит от Него среди тяжких искушений, постигающих Церковь по коварству древнего врага Ее, и не выйдет из ряда добрых воинов Христовых, воодушевляясь упованием на участие во всемирном торжестве Церкви Христовой, имеющем открыться по скончании мира! [49]

Эти прекрасные, воодушевительные строки примите, как прощальное заключительное слово ко всем моим беседам, которые я приостанавливаю на неопределенное время…

Молитвенно памятуя вас, мои родные, я, в свою очередь, надеюсь, что и вы не забываете моих неоднократных просьб о молении за вашего брата о Господе и о Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви Христовой.

АМИНЬ.

[1] См., например: Монахиня Серафима (Булгакова). Разгон обители // Литературная учеба. 1991. № 1. С. 127—128.

[2] Новоселов имеет в виду Декларацию о лояльности митр. Сергия и его серьезные уступки государственному безбожию.

[3] О ком здесь говорит Новоселов — установить не удалось.

[4] Судьбы Церкви Божией на земле // Труды Киевской Духовной Академии. 1860, книга 1, паг. 4. С. 16-17.

[5] Там же. С. 20.

[6] Ин. 6, 51.

[7] Там же. С. 17-18.

[8] 1 Тим. 2, 5.

[9] «Стояние» по-славянски означает: «опора».

[10] Там же. С. 19-20.

[11] Там же. С. 31.

[12] У Щеголева: «Южных Европейских народов».

[13] Там же. С. 31-34.

[14] Там же. С. 34.

[15] В качестве примера такого государства Щеголев указывает на «земли Кавказские», где «светильник Церкви Божией, возженный еще в первые времена… после не мог гореть во многих из них и затмился, между тем как судьбу этих народов Бог хранил и устроял так, что теперь возжигается там опять светильник веры Христовой и от сохранившегося света Церкви Грузинской, и от нового светильника Церкви Российской» (Там же. С. 44).

[16] Например, Русь в период татаро-монгольского ига.

[17] Там же. С. 39-46; ссылка Еф. 5, 11-13 (у Щеголева) ошибочна, возможно, подразумевалось: Еф. 6, 11-13.

[18] Там же. С. 52-53. С. 46.

[19] Там же, книга 1. С. 53; книга 2, паг. 2. С. 3.

[20] Мф. 13, 37-38.

[21] Евр. 9, 15.

[22] Там же, книга 1. С. 53-54.

[23] Там же, книга 1. С. 57.

[24] Там же, книга 1. С. 62.

[25] Там же, книга 1. С. 60; Щеголев указывает, что эта мысль принадлежит блаж. Августину (Epist ad Hesychium. С. XII, п. 48).

[26] Там же, книга 1. С. 60-62.

[27] Мф. 23, 38; Лк. 13, 35.

[28] Там же, книга 2. С. 4.

[29] Там же, книга 2. С. 11-13.

[30] Там же, книга 2. С. 19.

[31] Очевидная опечатка у Щеголева; по-видимому, имеется в виду Быт. 1, 26.

[32] «Милость мира, жертву хваления» — литургийная формула (ответ хора на возглашение диакона: «Станем добре, станем со страхом, вонмем святое возношение в мире приносити»), означающая, по объяснению Николая Кавасилы, что мы приносим «милосердие Тому, Кто сказал: милости хочу, а не жертвы (Мф. 9, 13). Милость же есть плод чистейшего и крепчайшего мира, когда душу не возбуждают никакие страсти, и когда ничто не мешает, чтобы она наполнилась милости и жертвою хваления». Эта жертва со стороны Бога есть величайшее милосердие к нам и плод примирения с Богом, тогда как с нашей она является величанием всего домостроительства Божия" (Архим. Киприан (Керн). Евхаристия. Париж, YMCA-PRESS, 1947. С. 210—211).

[33] Там же, книга 2. С. 21-22.

[34] Быт. 1, 31.

[35] Современным представлениям ближе воззрения тех отцов Церкви, которые учили, что и до грехопадения «вся видимая тварь получила в удел естество смертное, потому что Творец всяческих провидел преступление Адама и тот смертный приговор, который будет на него произнесен» (Блаж. Феодорит. Цит. по книге: Толковая Библия. Т. 10. СПб.. 1912. С. 472).

[36] Там же, книга 2. С. 24, 26-27.

[37] Сюда в первую очередь относится чин освящения воды (великое и малое водосвятия) — этой первичной стихии, которая используется затем в других освящениях; далее следует упомянуть прошение о «благорастворении воздухов» из великой ектеньи; имеются соответствующие молитвы для освящения огня, земли и ее плодов, и даже таких «нематериальных» стихий, как звука (в чине освящения колокола — см.: Флоренский П. Из богословского наследия // Богословские труды. Сб. 17. М., 1977. С. 155—156) и запаха (молитва благословения кадила пред каждением — там же. С. 211). В наиболее развернутой форме благословение природных стихий испрашивается в службе вечерни в Великую субботу, когда милость Господня призывается на солнце и луну, дождь и росу, огнь и вар, студь и зной, росы и иней, ночи и дни, молнии и облацы, горы и холми, моря и реки и др. (Триодь постная. Ч. 2. М., Издание Московской Патриархии, 1992. Л. 500об.-501об.). Заметим также, что в упомянутой работе Флоренского основные христианские праздники соотносятся с освящением тех или иных природных стихий: Богоявление — стихии воды, Страстная и Пасхальная седмицы — земли, Пятидесятница — воздушной стихии, Преображение — стихии огненно-световой (Там же. С. 246).

[38] Там же, книга 2. С. 27-28.

[39] Там же, книга 2. С. 33-34.

[40] Там же, книга 2. С. 37.

[41] 1 Ин. 3, 8.

[42] Евр. 2, 14.

[43] Там же, книга 2. С. 44.

[44] Там же, книга 3, паг. 2. С. 26-27.

[45] Там же, книга 3. С. 38, 46-47.

[46] Там же, книга 3. С. 47.

[47] Там же, книга 3. С. 66.

[48] Там же, книга 3. С. 69.

[49] Там же, книга 3. С. 70-72.

Оригинал здесь.