Письма к Т. И. Филиппову (Филиппов)

Письма к Т. И. Филиппову
автор Тертий Иванович Филиппов
Опубл.: 1891. Источник: az.lib.ru

Пророки Византизма: Переписка К. Н. Леонтьева и Т. И. Филиппова (1875—1891)

СПб.: Издательство «Пушкинский Дом», 2012. (Сер.: Русские беседы).

Письмо преп. Исаакия Оптинского к Т. И. Филиппову

править
3 сентября 1886 г., Оптина пустынь
Ваше Превосходительство
Высокочтимый о Господе
Милостивый Государь
Тертий Иванович.

Почтеннейшее и любезнейшее письмо Ваше от 10 августа и три экземпляра Ваших трудов, чрез Княгиню Дарью Петровну,1 я имел честь и утешение получить, за что позвольте принести Вашему Превосходительству глубочайшую мою благодарность. Ваше христианское внимание к нашей Св. Обители обязывает нас недостойных иметь Вас всегда в памяти в наших скудных молитвах ко Господу, о сохранении Вашего здоровья для пользы Православной Церкви. Да сохранит Вас Господь и укрепит силы Ваши.

Старцу Амвросию один экзем<пляр> передал, а о. Алексея Турбина теперь в Оптиной нет, он поехал к брату в Новгородскую Епархию.

Книгу Вашу «Современные Церковные вопросы» действительно я принял с любовью, но чтобы подвергнуть суждению моему, то имейте меня грешного отреченным,2 ибо я человек не книжный.

Призывая на Вас благословение Божие, с глубочайшим высокопочитанием и совершенною преданностию имею честь быть

Вашего Превосходительства усерднейший слуга и богомолец

Архимандрит Исаакий.

3 сентября

1886 года

Оптина Пустынь

Автограф: ГАРФ. Ф.1099. Оп.1. Ед.хр. 1905. Л. 1—1 об.

В деле хранится еще одиннадцать писем преп. Исаакия Олтинского к Филиппову (1887—1892).

1 Речь идет о кн. Д. П. Оболенской, которая привезла в Оптину пустынь сборник Филиппова «Современные церковные вопросы» (СПб., 1882).

2 Евангельская аллюзия (Лк. 14: 18).

Письмо Е. С. Кротковой к Т. И. Филиппову

править
19 ноября 1891 г., Сергиев Посад.

Грустное событие положило начало переписке нашей, Многоува-жаемый Тертий Иванович.1 Но, желая по возможности удовлетворить потребности Вашей ведать более о усопшем друге, я спешу сообщить Вам, что знаю о последних месяцах и днях усопшего Константина Николаевича, в иноцех — брата Климента. По благословению усопшего Оптинского старца, отца Амвросия, Леонтьев, приняв тайное пострижение, раскассировал (по собственному его выражению) семью свою, т. е. жену отправил к племяннику, воспитанницу с мужем препроводил к его отцу, а сам, совершенно одинокий, в конце нынешнего лета переселился сюда,2 дабы согласно благословению старца иметь возможность в случае нужды обращаться за советами хороших московских врачей по вопросу о хронической болезни, которой уже много лет страдал Леонтьев. О переселении его в наши веси я узнала лишь по приезде из деревни,3 во второй половине октября. Конечно, безотлагательно навестила его, зная, что он уже много лет по болезни запирался в свою клеть с наступлением осени до весенних теплых дней. Первое наше здесь свидание произвело на меня очень хорошее впечатление. Мы много беседовали по душе и о духе, как житейском, так и литературном. Вообще я нашла его в очень мирном настроении и весьма довольным своим устройством здесь, хотя первоначальное желание его было поселиться в Пещерах, близ Гефси-манского скита (но это не состоялось).4 Единственное лишение, тяготившее Леонтьева, весьма понятное мне, было — церковная служба, а потому мы озаботились утешить его и в этом отношении, устроив с некоторыми членами из академической братии службу у него на дому в кануны праздников и нарочитых дней. Так все шло мирно и ладно, как вдруг Леонтьев умудрился простудиться не выходя из комнаты.5 После причастия Святых Тайн на третий день болезни6 ему стало значительно лучше, хотя я, навестив его вечером, осталась недовольна его общим видом и настроением. Он слишком легко смотрел на свою болезнь и на мое замечание, что напрасно обратился к столь малоопытному врачу упорно доказьшал, как он ему помог. Следующие за сим два дня я сама хворала и не могла навестить Константина Николаевича; но на вторые сутки приехал известный Вам Г. И. Замараев, который нашел его в бреду. Узнав это, я на следующее утро, несмотря на собственные недуги, собралась идти к больному, когда молодой священник о. Сергий Веригин пришел сказать мне, что он скончался, сподобившись вторично принятия Святых Тайн и елеосвящения за ½ часа до кончины. Тут уже поднялся вопрос — как и где хоронить отшедшего, — ни родных, ни распорядителей, ни средств… Налицо оказалось менее 50 рублей. И вот мы любви ради, соединенными силами с от<цом> Ректором,7 монашествующею братиею Академии и Н. И. Субботиным складчиной приобрели могилу в Пещерах, близ храма Черниговской Божией Матери,8 и у нас в церкви Дома Призрения9 была совершена соборне10 отцом Ректором заупокойная служба и отпевание чинно и благолепно. Глубоко утешена я, что Дом Призрения имел случай достойно воздать тому, кто столь достойно послужил отечеству своим правдивым пером и столь искренно любил Православную Церковь. Привыкнув всматриваться и вдумываться во все меня окружающее и кругом меня совершающееся, я усматриваю Промысел Божий в том, что Леонтьев после житейских странствований семо и овамо и был приведен сюда для окончания многотрудных и многообразных дней своих; и мне же, знавшей его еще в студенческой форме, указано было воздать ему последний долг.

Получив письмо Ваше, добрейший Тертий Иванович, я занялась обретением пути для исполнения желания Вашего, вполне разделяя Ваше нежелание подвергать интимно-дружескую переписку чуждому взору и посторонним комментариям. Зная, как искренно и глубоко был Вам благодарен почивший Константин Николаевич за все Вами содеянное к успокоению его с материальной стороны, я считаю тем более обязательным для близких его успокоить Вас исполнением Вашего законного требования, а потому, пригласив к себе племянницу его, Вам когда-то известную — Марью Владимировну Леонтьеву, я передала ей все в точности и была утешена, встретив в ней полное понимание и совершенно правильное отношение к желанию Вашему. Вот что я узнала от нее: душеприкащиком К<онстантина> Н<иколаевича> состоит Николай Михайлович Бобарыкин, московский нотариус (Новинский бульвар, дом Котлерева). А Марья Владимировна — единственная наследница дяди, т. е. наследовать собственно нечего, кроме права на издание неизданных еще сочинений и попечительства о полоумной жене его, что и вынуждает бедную Марью Владимировну отправиться при первой возможности в Петербург для ходатайства о пенсии несчастной жене и ей самой, как ближайшей единственной сотруднице дяди в литературных трудах и оставшейся в настоящее время без всяких средств. А потому Марья Владимировна лично доставит Вам все письма Ваши, как только найдет их в бумагах дяди. Я уверена, добрейший Тертий Иванович, что Вы в память Константина Николаевича не откажете в покровительстве и добром содействии Вашем бедной Марье Владимировне к облегчению тяжкой обузы, попадающей на ее руки в образе больной жены Леонтьева без куска хлеба.

Простите многоречие мое, на которое, впрочем, Вы сами меня вызвали, и примите уверение в совершенном уважении

готовой к услугам Вашим
Ел. Кротковой.

Простите, что не собственноручно пишу, но слабость рук сему препятствует.

День кончины Митр<ополита> Филарета.

19-ое нояб<ря> 1891 г.

Написано под диктовку неустановленным лицом, секретарем Е. С. Кротковой, подпись и дата — автограф: ГАРФ. Ф.1099. Оп.1. Ед. хр. 2024.

1 Е. С. Кроткова отправила Филиппову телеграмму о кончине Леонтьева, в ответ на которую получила письмо, местонахождение которого неизвестно.

2 См. ниже, примеч. 3 к п. 4.

3 Имеется в виду деревня Ельдигино, где находилась дача, принадлежащая Дому призрения, которым заведовала Е. С. Кроткова (см. примеч. 9).

4 См. об этом: Преемство от отцов. С. 326 (письмо Леонтьева к о. Иосифу от 5 сентября 1891 г). Гефсиманский скит при Троице-Сергиевой Лавре был основан в 1844 г. св. Филаретом Московским.

5 Другой ученик Леонтьева рассказывал об этом так: «На Константина Николаевича, всегда очень осторожного и предусмотрительного, нашло на этот раз какое-то непонятное затмение, и он поставил свой письменный стол так, что кресло пред ним пришлось довольно близко к окну. <…> И вот, сидя однажды за работой за письменным столом на своем кресле, близ окна, в жарко натопленной комнате (По письмам Леонтьева к племяннику мы знаем, что в Новой Лаврской гостинице было духовое отопление. — О. Ф.), он (удивительная для него неосторожность!) почувствовал, что ему очень жарко, снял с себя свою обычную суконную поддевку и остался одетым очень легко. Следствием было воспаление легких, от которого он очень быстро сгорел» (Александров А. А. Памяти К. Н. Леонтьева // К. Н. Леонтьев: pro et contra: Антология: В 2 кн. СПб., 1995. Кн. 1. С. 373—374).

6 9 ноября. Установлено по статье Ф. П. Чуфрина «Последние дни К. Н. Леонтьева в Троице-Сергиеве Посаде» (выходные данные см. в примеч. 2 к п. 4 в этом разделе).

7 Имеется в виду архимандрит Антоний (Храповицкий), незадолго до того дважды посетивший Леонтьева.

8 Пещерный храм в Гефсиманском скиту. Сама чудотворная Черниговская-Гефсиманская икона Пресвятой Богородицы находилась в первом пещерном храме этого скита — во имя св. Архистратига Михаила. Праздники в честь этой иконы — 15 сентября и 16 апреля ст. ст.

9 Дом призрения — благотворительное заведение при Троице-Сергиевой Лавре, основанное в 1842 г. и включавшее в себя два училища для бедных детей, приют для девочек, женские богадельню и больницу, амбулаторную для женщин и детей и странноприимный дом для бедных паломниц. В 1872—1873 гг. здесь была выстроена церковь Рождества Пресвятой Богородицы, в которой отпевали Леонтьева. С 1862 г. Домом призрения (с 1879 г. — Александро-Мариинский Дом призрения) заведовала Е. С. Кроткова.

10 О. Антонию сослужило шесть священников и два диакона. Это были о. Трифон (Туркестанов), о. Григорий (Борисоглебский), о. С. Веригин, о. Н. Толстой, а также настоятели приходской Рождественской церкви и церкви в Доме призрения, приходский диакон и диакон, служивший в Доме призрения и преподававший в училище для мальчиков — ученик С. А. Рачинского, о. Г. Толстой.

11 Здесь и там (ц.-сл.).

Письмо М. В. Леонтьевой к Т. И. Филиппову

править
1 декабря 1891 г., Орел
Ваше Высокопревосходительство
Милостивый Государь
Тертий Иванович.

Как только я имела возможность приступить к разборке писем разных лиц к покойному моему дяде Константину Николаевичу Леонтьеву, — я нашла письма к нему Вашего Высокопревосходительства — все отобранные самим дядей. —

Согласно выраженному Вами госпоже Кротковой желанию иметь Ваши письма обратно, — я спешу переслать их почтою Вашему Высокопревосходительству в полной целости.

Имею честь быть Вашего Высокопревосходительства Всепокорнейшая слуга

М. Леонтьева.

1-го декабря 1891.1

Орел.

Автограф неизвестен. М/п копия: ГЛМ.Ф. 196. Оп.1. Ед.хр.271. Л. 56.

1 В копии ошибочно: 1892

Письмо Ф. П. Чуфрина, А. А. Александрова и др. к Т. И. Филиппову

править
12 ноября 1891 г., Сергиев Посад
Троице-Сергиев Посад, 12 ноября 1891 г. Ваше Высокопревосходительство!

Нам известно сердечное отношение к Вам почившего (12 ноября) К. Н. Леонтьева, а потому считаем удобным обратиться к Вам с сообщением нижеследующим.

У гроба покойного в настоящую минуту кроме нас, близко знавших покойного при жизни, никого из родственников нет, да и родственники, как и мы, — люди с крайне ограниченными средствами, — денег же на расходы по погребению у покойного не осталось. Мы в большом недоумении по поводу того, на какие средства похоронить покойного соответственно его положению. Известно нам, что покойный не получал пенсию за два последние месяца, книжка на получение пенсии находится у оптинского монаха Остиона,1 которому было доверено получение пенсии из Козельского (Калужской губернии) казначейства, и желание покойного было получить большую сумму единовременно.2 Нам предстоит сделать займ на расходы по похоронам. Но мы не знаем, можно ли и как это сделать, если можно, чтобы причитающейся покойному пенсией уплатить предстоящий долг.

Наша просьба к Вашему Высокопревосходительству: не найдете ли Вы возможным посодействовать в этом деле тем или другим путем.

У покойного осталась вдова, больная, — о чем упоминаем, чтобы обратить внимание Вашего Высокопревосходительства и на ее положение.

Отпевание предположено на пятницу, 15 ноября, которое имеет совершиться в приходском в Троице-Сергиевом посаде «Рождественском» храме; могила готовится на «Всех-Святском» в Троице-Сергиевом посаде кладбище.3

С истинным уважением имеем честь остаться готовыми к услугам Вашего Высокопревосходительства
Приват-Доцент Императорского Московского Университета
Анатолий Александров.
Профессорский стипендиат при Московской Духовной Академии,
Иеромонах Григорий.
Студент первого курса Московской Духовной Академии,
Иеромонах Трифон
Вольнослушатель Московской Духовной Академии
Священник Сергий Веригин
Федор Павлович Чуфрин.

P. S. Решено окончательно: отпевание будет в «Доме Призрения»; погребение (могила) в Гефсиманском Скиту. Деятельное участие в похоронах приняли: Профессор М<осковской> Дух<овной> Ак<адемии> Н. И. Субботин, Нач<альница> Дома Призрения Елизавета Степановна Кроткова и др.

Автограф: ГАРФ. Ф. 1099. On. 1. Ед.хр.1024. Л. 3—4 об. Письмо и постскриптум написаны рукой Ф. П. Чуфрина, подписи — автографы.

1 Сохранилось письмо иеродиакона Астиона от 31 октября 1891 г., в котором тот ф, п. Чуфрина, сообщал Леонтьеву, что «денги перидал Варваре Лук<ь>яновне» и получил посылку" (РГАЛИ. Ф. 290. Оп. 1. Ед. хр. 38). 14 ноября ученики Леонтьева узнали, что пенсия автографы, была получена Леонтьевым, и Чуфрин послал Филиппову удостоверяющую в этом телеграмму.

2 На следующий день выяснилось, что Леонтьев успел получить пенсию, и Чуфрин послал Филиппову новое письмо: «Спешу исправить <…> ошибку. <…> Нам так сообщили. Оказывается, что он эту сумму, то есть за два месяца единовременно — получил» (ГАРФ. Ф. 1099. Оп. 1. Ед. хр. 1024. Л. 5).

3 Решение было изменено, о чем сообщено в постскриптуме. Причт Рождественского приходского храма принимал участие в совершении панихид по монаху Клименту в гостинице и в его отпевании.

Письмо Ф. П. Чуфрина Т. И. Филиппову

править
28 ноября 1891 г., Москва
Ваше Высокопревосходительство!

На письмо Вашего Высокопревосходительства ко мне писанное от 16 ноября1 и полученное мною только теперь (27 ноября из Троице-Сергиева посада) имею честь сообщить следующее.

1. У нас была мысль сказать Вашему Высокопревосходительству о предсмертных днях и смертном часе Константина Николаевича, но забота о средствах для похорон была так существенна для нас, распорядительных сил по вопросу о похоронах было так мало, что прилично составить столь большого письма, какое требовалось, я не мог; но в первую же свободную ночь я составил описание предсмертных минут покойного и отослал для напечатания в «Гражданине» (где это и напечатано, кажется, в № 20 ноября).2 К тому имею добавить следующее. В сентябре месяце он приехал из Оптиной п<устыни> в Москву, для переезда к Препод<обному> Сергию.3 Все видевшие его в эту пору в Москве, друзья его и знакомые, были удивлены переменой в нем (нравственной), каковую заметили все.4 Непривычное для знавших К. Н. нравственное его спокойствие за себя и за свое дело, которому служил и отношение к которому со стороны литературы и общества всегда его волновало, очень заметная особенная радость свидания с друзьями, что заставляло его даже отступать от всех его привычек (поддерживал, например, разговор до 2-х, до 3-х часов ночи) — все это заставляло предполагать, что с К. Н. произошел какой-то нравственный переворот. Двум из своих близких он признался, что принял пострижение (тайное) и переживает неизведанное состояние. Рассказывал, что о. Амвросий торопил его переездом к Преп<одобному> Сергию и, сказавши, что время теперь и заветную мысль исполнить (постричься), дал К. Н-чу и денег на переезд (300 p.).5 — В сентябре я два раза приезжал из Москвы к К. Н-чу и в оба раза жил по три дня.6 Мирное, мягкое, радостное настроение его продолжалось; он не мог им нахвалиться и очень часто возвращался к разговору о незаменимости чувства, какое он переживает, о пользе «внимания себе».7 Жизненности у него было очень много. Обычный блеск его мысли, острота языка теперь были чарующи под влиянием переживавшегося им чувства. Я не могу забыть нашей поездки в прекрасную сентябрьскую погоду в Гефсиманию, к Черниговской, в Вифанию.8 Это была последняя его поездка, это были последние его восторги красотою природы мира — и он жил полною, непередаваемою пересказом, жизнью. Умер старец Амвросий.9 — 22-го октября я приехал к К. Н-чу и пробыл у него три дня. На первый взгляд он был равнодушен к смерти старца.10 Он будто старался укрепить в окружающих эту мысль о его равнодушии. Но иногда не выдерживал, а после — прямо мне говорил, что «томно без старца», — но всякий раз, высказавшись так, хотел как будто взять назад эти свои слова. Но он положительно был спокоен. Начался спор (уже шел) в «М<осковских> В<едомостях>» с Вл. Соловьевым по поводу реферата «Об упадке средневекового миросозерцания».11 К. Н-ч возбужденно следил за спором. Он возмущался мыслями Вл. Соловьева. Хотел сам вступить в спор и начал уже статью. Но окончанию ее помешал, кажется, я, — сказавши, что большой шум о Соловьеве содействует увеличению его популярности. Написанные 4 страницы он, в мое отсутствие, разорвал (он так сказал мне).

2. Писал ли он что-нибудь о текущих вопросах в последнее время? Не знаю. Только во всяком случае не в Троиц<е>-Сергиеве. Во всякий мой приезд к нему он говорил мне, как рад, что старец благословил ему не писать, если не хочется, разве по большой нужде (денежной), а лучше исправлять прежнее и вообще приводить в порядок 12 что есть. Это К. Н. делал. Знаю, что он обработывал свою статью по поводу своей полемики с г. Астафьевым.13 Почти знаю, что публицистических начатых работ у него нет (разве по поводу спора «М<осковских> В<едомостей>» с Вл. С. Соловьевым, о чем он сказал, что разорвал, — кстати: он отрекался от Вл. С. Соловьева, говоря: «буди он мне яко язычник и мытарь»;14 — да еще статья по поводу полемики его с Астафьевым); — начатые романы из русской жизни есть, и еще — трепещу мысли, что К. Н-ч не успел изложить свою заветную мысль о взятии Царьграда и государственном устройстве России с Царьградом — центральная и вместе конечная мысль всего его дела. — «Об этом печатать нельзя», говорил он, — «это разве только запиской Самому Государю можно представить». — «Может быть, в посмертных моих записках оставлю».

Со всего имущества К. Н-ча до сих пор не сняты еще печати и завещание его находится в руках судебного пристава.

У меня есть последние его строки (писанные в конце октября) — два ответа на два вопроса из области Православно-христианской внутренней жизни человека.15 Он отвечал одному из своих знакомых, обратившемуся к нему с этими вопросами, и еще с другими, как заметно, на которые покойный или не успел ответить, или эти ответы у него в опечатанных бумагах. Ко мне же последние его строки попали не случайно. Имея иногда обыкновение проверять свои мысли (о религии и жизни религиозной) мнением другого, он иногда читал и мне в подобных случаях или присылал для прочтения — как это было в данном случае; возвратить это я не успел ему, потому что только в ноябре от него получил.

Продолжаю ответ на письмо Вашего Высокопревосходительства дальше. —

3. О сохранении и возвращении писем Вашего Высокопревосходительства к К. Н-чу обратно Вам мне говорила Елизавета Степановна Кроткова, когда я был еще в Троице-Сергиеве; я сообщил об этом племяннице покойного (Марии Владимировне Леонтьевой), которая дожидалась) в Троице-Сергиеве времени получения вещей покойного и завещания. 21-го ноября я выехал в Москву. Теперь я вторично сообщил об этом желании Вашего Высокопревосходительства душеприкащику покойного К. Н-ча, Николаю Михайловичу Боборыкину.

4. Сообщение о пенсии К. Н-ча за два последние перед его кончиной месяца в сборном нашем письме было неверно (нас ввели в заблуждение), и эту ошибку я торопился исправить письмом Вашему Высокопревосходительству от 14-го ноября (или 15-го?).16 Похороны были совершены с помощию Н. И. Субботина (профессор М<осковской> Д<уховной> А<кадемии> и Е. С. Кротковой, позаботившихся о могиле для тела покойного, и с помощью средств от Н. М. Боборыкина; — долга не было произведено.

5. Вдова покойного по общему мнению не может быть признана вполне нормальною умственно и со времени переезда К. Н-ча к Преподобному) Сергию жила в прежней его квартире близ Оптиной п<устыни>, под наблюдением воспитанницы Леонтьева, а потом и по настоящее время — у племянника покойного: Владимира Владимировича Леонтьева, адрес которого следующий: по Московско-Курской железной дороге станция Лазареве, помощнику начальника станции. Опека над вдовою в завещании, кажется, не обозначена,17 но по мнению Н. М. Боборыкина, опека необходима. Указания Вашего Высокопревосходительства по поводу нее мною сообщены Н. М. Боборыкину, который таковые уже получил тем же, как и я, путем.

6. О желании Вашего Высокопревосходительства иметь записку о том, что был покойный для Православных церквей, я сообщил Н. М. Боборыкину, который сказал, что надо подумать об этом сообща (разумея московских друзей покойного). С своей стороны я могу сказать об этом следующее. Записку могут составить (искренно признающие дело покойного и близкие ему) Анатолий Александрович Александров (приват-доцент М<осковского> И<мператорского> У<ниверситета> или Н. М. Боборыкин, или я, автор этого письма. — И многие другие с любовью составили бы ее, но таковые, известные мне, все заняты обязательным делом (по службе). — А. А. Александров занят теперь вопросом о своем материальном положении, который заставляет его ехать в Петербург (по делу о зачислении его в штатные преподаватели Университета). Н. М. Боборыкин, очень занятый своими делами и мало занимающийся литературой (личным участием в ней), едва ли тоже поможет делу. Остаюсь я. Насколько будет по силам мне дело о К. Н-че — публицисте, и насколько позволят мне условия моей неустроенной жизни, я с охотой и любовью готов делать.

а) Но какого рода должна быть нужная записка? Если она должна быть изготовлена для перевода на греческий язык, то, следовательно, должна иметь в себе текст трудов покойного для Православных церквей, — я так думаю. В настоящую пору у меня есть только «Восток, Россия и Славянство» 1 и 2 тт. и «Климент Зедергольм». Подробного списка его трудов у меня нет. Кроме того, считаю нужным сообщить следующее. Некоторые из дальних по расстоянию друзей покойного сообщают свое желание приехать к Препод<обному> Сергию к 40-му дню по кончине К. Н-ча. Я думаю предложить им следующее (как и московским друзьям покойного): чтобы приготовили речи, которыми так или иначе, с той или другой стороны разбирался бы и разрабатывался литературный материал, оставленный покойным, — для популяризации его дела и трудов, с каковою целью все эти речи хорошо было бы напечатать.

б) Не найдете ли, Ваше Высокопревосходительство, удобным, чтобы отложить составление записки, о которой идет речь, — пока исполнится 40-й день кончины покойного К. Н-ча?

в) При этом письме решаюсь представить Вашему Высокопревосходительству речь, сказанную мною при погребении К. Н. Леонтьева33 (произнесена была в измененном виде): не признается ли удобным напечатать эту речь в каком-нибудь периодическом издании. В «Московских Ведомостях» редактор не пропустит к напечатанию, для маленьких газет статья велика, с редакциями журналов я не знаком, а вещь имеет больше временный интерес. — Относительно речи я должен сказать несколько примечаний.

Так как Леонтьев К. Н., плотью и кровью воспринявший идею Православия и Русского Царизма, вмещавший в себе поэтому существеннейшие черты русского народа, с большим правом должен быть признан русским народным деятелем, чем Пушкин, но далеко не имеет известности Пушкина, то в речи необходимо было говорить словами и мыслями Леонтьева, популяризируя их.

Так как движение в Западной Европе к буддизму, а у нас к Христианству действительно ярки, то я много и говорю про это, потому что другие про это мало говорят и тем более, что мысли об этом пугают меня.

Так как приходится иногда слышать нападки духовных лиц (иногда и некоторых) на «Православие Леонтьева», то я и обращаюсь к этим духовным лицам в вызывающем тоне.

Имея честь быть с истинным к Вашему Высокопревосходительству почтением

Ф. Чуфрин.

Москва, 28 ноября 1891 года.

Адрес: Москва. У Петровских ворот дом № 150/152 127; квартира № 2;19 Феодору Павловичу Чуфрину.

Автограф: ГАРФ. Ф.1099. Оп. 1. Ед.хр. 1024. Л. 6—8 об. В подготовке текста к публикации принимал участие Г. Б. Кремнев.

1 Местонахождение неизвестно. Филиппов отвечал на коллективное письмо от 12 ноября и письмо Чуфрина от 13 ноября 1891 г.

2 Имеется в виду заметка: Ф. Ч. <Чуфрин Ф. П.> Последние дни К. Н. Леонтьева в Троице-Сергиеве Посаде // Гр. 1891. 20 нояб. № 322. С. 4.

3 Леонтьев выехал в Москву 25 августа 1891 г. (см.: Преемство от отцов. С. 324; письмо к о. И. Фуделю от 24 августа 1891 г.), там пробыл два с половиной дня, а 31 августа уже был в Сергиевом Посаде (Там же. С. 326; письмо от 5 сентября). Сначала он планировал свой отъезд на начало сентября (Там же. С. 323; письмо от 8 августа), но старец торопил его.

4 Ср.: «Все знавшие изумлялись переменой, происшедшей с ним в самое последнее время. Он стал спокойнее, тише, мягче. Нервность его и раздражительность как бы совсем исчезли» (Говоруха-Отрок Ю. Н. Несколько слов по поводу кончины К. Н. Леонтьева // К. Н. Леонтьев: pro et contra. Кн. 1. С. 19); «Он был спокоен, радостен, оживлен» (Поселянин Евг. (Погожее Е. Н.) Леонтьев. Воспоминания // Там же. С. 197).

5 8 августа (т. е. еще до пострига) Леонтьев писал о. И. Фуделю: «Нужные 300 р. с<еребром> Бог послал» (Преемство от отцов. С. 323). Деньги, по благословению преп. Амвросия, дал Леонтьеву о. Эраст (Вытропский). См. также с. 58.

6 Время первой поездки точно не известно. Вторая состоялась 20—22 сентября 1891 г. (см. примеч. 8). В посланной 14 сентября открытке Чуфрин писал: «Александров приносил письмо Ваше и мы прочитали его вместе. Я хотел тогда же поехать к Вам, но не было денег. Теперь бы поехал, — деньги есть, но ко мне приехали. Собираемся приехать с Ю. Николаевым» (РГАЛИ. Ф. 290. Оп. 2. Ед. хр. 65. Л. 5).

7 Термин христианской аскетики.

8 Эта поездка состоялась 22 сентября 1891 г. (устанавливается по письму Леонтьева к Е. С. Фудель от 24 сентября; см.: Преемство от отцов. С. 329). Черниговская-Гефсиманская икона — см. примеч. 8 к п. 1 этого раздела. Вифания — приписанный к Троице-Сергиевой Лавре Вифанский скит (или Вифанский Спасов монастырь), основанный архиепископом, впоследствии митрополитом, Платоном (Лёвшиным) в 1783 г.

9 Старец Амвросий Оптинский скончался 10 октября 1891 г. Для Чуфрина, спасенного старцем от неверия, «нигилизма», желания самоубийства и ставшего его преданным духовным сыном, кончина духовного отца была настоящей катастрофой.

10 20 октября 1891 г. Леонтьев писал племяннику Владимиру: «О кончине батюшки что сказать? Это и так понятно. <…> …не раз еще, если проживу несколько лет, придется говорить себе: „Да — нет От. Амвросия!“ Но поразить меня эта весть не могла; — ему было 79 лет, и я готовил мысль мою и чувства к этой разлуке давно» (цит. по: 62, 598).

11 Реферат был прочитан в закрытом заседании Московского психологического общества 19 октября, но запрещен к публикации. Леонтьев следил за полемикой с Соловьевым «Московских ведомостей». О реакции Леонтьева на выступление Соловьева см.: Преемство от отцов. С. 406—407.

12 Ср. в письме Леонтьева к о. Иосифу от 10 июля 1891 г.: «Взял у батюшки благословение ничего не писать пока сильно не захочется; и не пишу, ибо ничуть не хочется» (Там же. С. 320).

13 Имеется в виду статья «Кто правее?». После решения об окончательном разрыве с Соловьевым, вызванного указанным выше рефератом, Леонтьев начал переделывать свою статью, переадресуя ее Д. Н. Цертелеву.

14 Мф. 18:17.

15 Речь идет о письме, адресованном Л. А. Тихомирову и озаглавленном в посмертной публикации «Письмо К. Н. Леонтьева о старчестве» (см. примеч. 2 к п. 184).

16 Подразумевается письмо от 14 ноября. См. примеч. 2 к п. 3 этого раздела.

17 В завещании Леонтьев препоручает «попечение о несчастной жене» Е. В. Самбикиной и кн. А. А. Вяземскому (62, 37).

18 Речь «Над могилой Леонтьева» сохранилась в архиве Филиппова (ГАРФ. Ф. 1099. Оп. 1. Ед. хр. 1025). Пересказ одного из ее фрагментов включен в упомянутую выше статью Чуфрина «Последние дни К. Н. Леонтьева…» с заголовком «Оценка К. Н. Леонтьева одним из его близких». Позднее Чуфрин поместил в «Гражданине» статью: К портрету К. Н. Леонтьева (Мысли и воспоминания Ф. Ч.) // Гр. 1892.4 марта. № 64. С. 4; 5 марта. № 65. С. 3—4.

19 Чуфрин остановился здесь «в третьем этаже» (эту деталь он подчеркивал несколько раз в письмах к Леонтьеву), когда приехал в Москву летом 1891 г.