Публикация А. В. Лаврова и Р. Д. Тименчика
Ежегодник рукописного отдела Пушкинского дома, 1976
Л., «Наука», 1978
Письма Иннокентия Федоровича Анненского (1856—1909) к С. К. Маковскому, охватывающие последние, весьма насыщенные и драматические месяцы жизни поэта, посвящены в основном организации и выпуску первых номеров литературно-художественного журнала «Аполлон». Сергей Константинович Маковский (1877—1962), сын художника К. Е. Маковского, поэт и видный художественный критик, был главным инициатором и редактором этого издания.1 «Он был образован, с художественным вкусом и чутьем и одарен большой энергией», — писала о Маковском А. П. Остроумова-Лебедева.2 Известная и влиятельная фигура в художественной жизни начала XX в., Маковский вызывал разноречивые отзывы современников: «Маковский — прямое порождение Петербурга, со всеми особенностями „петербургских“ настроений» (А. Я. Головин);3 «Маковский, очень боящийся повседневной прессы и общественного мнения» (П. П. Вейнер)4 и «Маковский — абсолютно справедливый, чуткий и милый человек» (И. Я. Билибин).5 Определенная заслуга Маковского заключалась в том, что он одним из первых сумел оценить яркую и богатую индивидуальность Анненского и способствовал его вступлению в мир петербургской художественной интеллигенции.
Знакомство писателей состоялось в начале марта 1909 г.6 благодаря посредничеству Н. С. Гумилева.7 Тогда Маковский уже вынашивал замысел нового литературно-художественного издания. 24 ноября 1908 г. он писал А. Н. Бенуа: «Ведь речь идет действительно о „нашем“ будущем журнале. Между прочим — нравится ли Вам название сборника „Акрополь“? В прошлый вечер, после Вашего ухода, почему-то все решили, что лучше не придумаешь — звучит гордо и всю Грецию обнимает, без подчеркивания „Аполлона“, современный лик которого в достаточной мере смутен, как оказалось, даже для создателей его».8 Ко времени знакомства с Анненским Маковский уже имел дело с комплектованием задуманного издания. «Новых стихов я сейчас не посылаю, потому что большая часть их появится в альманахе „Акрополь“», — сообщал Гумилев В. Я. Брюсову 26 февраля 1909 г.9 Однако впоследствии Маковский справедливо говорил: «Вряд ли возник бы „Аполлон“, не случись моей встречи с Иннокентием Федоровичем <…> я колебался долго. Не потому, что неясно представлял себе программу журнала, но потому, что недоставало мне опытного старшего советчика (признанного всеми „ближайшими“ в будущей редакции), чтобы придать авторитетность мне, только начинавшему тогда писателю, в трудной роли редактора и оградить меня от промахов».10 Анненский с его глубоким духовным опытом, пристальным интересом к новейшим поэтическим веяниям, утонченным вкусом и удивительным даром общения оказался для Маковского и других будущих «аполлоновцев» поистине незаменимым соратником. И для самого Анненского организация нового журнала была счастливой возможностью выразить свое дарование и стать полноправным участником литературного процесса. Маковский, по его собственному признанию, после первой же встречи почувствовал, как самоотверженно готов был Анненский включиться в общее дело, как сочувственно отнесся он «к талантливой молодости».11
Первое организационное собрание «Аполлона» состоялось 9 мая 1909 г. (см. письмо I).12 Ему предшествовала совместная работа Маковского и Анненского по составлению программы будущего журнала. Черновые наброски Аниенского, сохранившиеся в его архиве, являются, вероятно, самым первым, пробным опытом ее формулировки:
«Цель „Аполлона“ давать выход росткам новой художественной мысли — в самом широком значении этого слова. Они уже начали теперь обозначаться, эти ростки, притом и не только в сфере самой упорной и высокомерной косности, но и в среде почти сплошного брожения и распада.
Мы хотели бы, разумеется, назвать нашим только жизнеспособное. Но не следует закрывать глаз на неизбежность ошибок. И так пусть это наше не раз окажется минутным и даже миражным. Мы глубоко убеждены в одном: доступ на страницы „Аполлона“ найдет только подлинное искание Красоты, только серьезное отношение к задачам творчества.
Начало аполлонизма, т. е. принцип культуры — „выход в будущее через переработку прошлого“, по нашему мнению, в одинаковой ме<ре> несовместимо с безоглядностью и с академизмом. Мы живем в будущем, но мы знаем, что прошлое в свою очередь тоже было когда-то будущим, что наше будущее станет когда-нибудь прошлым. Жизнь не дастся без борьбы. У „Аполлона“ тоже есть боевые задачи.
Мы будем бороться с порнографией, и прежде всего потому, что она посягает на одно из самых дорогих культурных приобретений — на вкус к изящному. Кроме того, порнография антилитературна и чаще всего свидетельствует об умственном убожестве тех, которые ее делают.
Не менее работы стрелам Аполлона будет и в среде всевозможных литературных фокусников: среди наивно или расчетливо придуманных „новых ощущений“, шутовских эффектов, притязательных поз, тайнописей и прочих злоупотреблений личинами Искусства».13
На основе проекта редакционной декларации, предложенного Анненским, Маковский подготовил собственный текст, включивший в переработанном и отшлифованном виде те соображения, которые Анненский считал определяющими в формулировке идейного кредо будущего журнала. 6 мая 1909 г. Маковский писал Анненскому: «Посылаю Вам, кстати, мою предварительную редакцию оповещения о целях „Аполлона“; я старался слить Вашу записку с тем, что мне кажется необходимым добавить, при этом избегая обращения от „мы“ для большей объективности тона. Впрочем, судите сами. Вычеркивайте немилосердно все, что покажется Вам не так и т. д.».14 В существе своем вариант Маковского явился лишь выражением эстетических установок Анненского в жестких стилистических рамках программного манифеста: «Основная цель „Аполлона“ — уяснять и развивать назревающие стремления русского общества к стройному, сознательному, „аполлоническому“ началу творчества. Оставаясь далеким от тенденции к „академизму“, к школьной косности в какой бы то ни было области художнических достижений, давая выходы всем новым росткам художественной мысли в самом широком значении слова, редакция „Аполлона“ хотела бы тем не менее называть своим только действительно жизнеспособное, только строгое и подлинное искание красоты, чуждое того бессильного брожения и распада, которые наблюдаются слишком часто в искусстве и литературе нашего времени. Лозунг журнала — „аполлонизм“, т. е. принцип культуры, унаследованной всем европейским человечеством и претворенной в идеях гуманизма. Отсюда и боевые задачи „Аполлона“: во имя будущего неизбежна борьба за культурное достояние. Отсюда и непримиримая вражда журнала с беспринципностью во всех сферах творчества: с порнографией, посягающей на литературность и вкус к прекрасному, со всякого рода фокусничеством — будь то выдуманное ощущение, фальшивый эффект, притязательная поза, тайнопись или иное злоупотребление личиною искусства».15
Все основные положения, выдвинутые Анненским и Маковским, нашли отражение в редакционном «вступлении» к первому номеру «Аполлона», составленном при участии ближайших сотрудников журнала — Вячеслава Иванова и А. Н. Бенуа.16 Два заключительных абзаца при этом почти дословно повторяют формулировки Анненского в переложении Маковского. «Вступление» развивает в целом основоположения, осмысленные Анненским: идею «аполлонизма» — символа самоценного, свободного и «стройного» творчества, опирающегося на живую традицию и «законы культурной преемственности», установку на разрешение сугубо художественных задач, подвластных строгим требованиям эстетического вкуса и «меры», стремление к искусству истинно «жизнеспособному», направленному «от разрозненных опытов — к закономерному мастерству, от расплывчатых эффектов — к стилю, к прекрасной форме и к животворящей мечте».17
Обсуждение задач «Аполлона» велось и в последующие месяцы, вплоть до комплектования ранней осенью первого номера журнала. Наряду с Анненским постоянным советчиком Маковского стал Вячеслав Иванов. Первоначально Маковский колебался в намерении пригласить Иванова, отстаивавшего религиозно-теургическую концепцию художественного творчества, в руководящее ядро «Аполлона», который должен был, по единодушному мнению Маковского и Анненского, преследовать сугубо эстетические цели. «Как удачно вышло, что не было Иванова, — писал Маковский Анненскому 12 мая, после первого организационного собрания. — А Вы еще хотели, чтобы он председательствовал! Нам нужно создать свою атмосферу, свое дружное и авторитетное credo, и пока оно действенно в Вашем лице, я верю абсолютно в наш успех». В то же время Маковский не мог не считаться с литературным опытом Иванова и его огромным авторитетом в символистском кругу. 22 мая он посетил Анненского в Царском Селе вместе с Ивановым. «Я предвижу интересный обмен идей с В. Ивановым <…>, — писал Маковский Анненскому 20 мая. — Мне бы очень хотелось, чтобы Вы очаровали и его, как всех будущих „аполлонистов“. Он может быть чрезвычайно полезен: не правда ли? Весь петербургский молодой писательский мир с ним очень считается. Сделать его „своим“ — было бы настоящим приобретением. Но своим в кавычках, разумеется».18
5 августа при участии Вяч. Иванова и группы художников (А. Н. Бенуа, М. В. Добужинского, К. А. Сомова) состоялось второе организационное заседание редакции, после чего Маковский уже приступил к рассылке официальных приглашений.19 На этом заседании, ознаменовавшемся конфликтом между Анненским и А. Волынским (на которого первоначально возлагались надежды как на одного из «идеологов» «Аполлона»),20 продолжались дискуссии по программе журнала, которые нашли отражение не только в окончательном тексте «вступления», но и в разделе «Пчелы и осы Аполлона» — полуироническом «скучном разговоре» о предмете и целях нового издания, составленном под руководством Маковского.21 Реплики «профессора» восходят к высказываниям Анненского. Об этом свидетельствует беловой автограф его текста, соответствующий вступительным словам «профессора»: «У этого Аполлона нет жрецов и никогда не будет святилища. С него довольно неба и смертных. Здесь именем бога освящается только портик, где просветы открыты всем лучам и плиты всем людям, да мастерская, куда пусть свободно входит всякий, кто желает и умеет работать на Аполлона. Иерархия? Да, но она будет определяться мнением мастерской о качестве работы, и только. Тайна? Но Ей довольно места и на острие твоего пера. Да как бы и там еще Ей не пришлось иногда делиться с Иронией, Тайне. Далеко с портала четкие, мерещутся мне и слова: „Аполлон улыбается не гордости мастера, а рвению ученика“. Иннокентий Анненский».22
Первый номер «Аполлона» увидел свет 24 октября. На следующий день был устроен торжественный обед в честь его рождения. Однако Анненский своим выступлением превратил обед в чествование Маковского в связи с одновременно исполнившимся десятилетием его литературной деятельности.23
В первом номере «Аполлона» были напечатаны «Ледяной трилистник» Анненского и начало его статьи «О современном лиризме» — обзора достижений «новой поэзии», Резонанс, вызванный этой статьей, доставил Анненскому немало неприятных переживаний. Присущий ей метод медитативных импровизаций, намеренная мимолетность, недосказанность оценок и характеристик, непривычная подача уже устоявшихся поэтических репутаций — все эти особенности статьи Анненского наглядно иллюстрировали его убеждение: «…для меня нет большего удовольствия, как увидеть иллюзорность вчерашнего верования».24 Все это не нашло понимания даже в близкой к «Аполлону» литературной среде. Маковский вспоминал, что статья ошеломила и раздражила многих писателей, увидевших в своеобразно-прихотливых, импрессионистических зарисовках Анненского только «вызов и аффектацию», «легкомысленное щегольство».26 В частности, В. Кривич свидетельствовал: «Ф. К. Сологуб совершенно неожиданно обиделся самым серьезным образом, причем обратил свою обиду почему-то главным образом на Маковского, заявив, что после такой статьи не исключена возможность даже вызова на дуэль и что он более в „Аполлоне“ принимать участия не может. Эта активно задевшая самый журнал обида маститого поэта и была поводом написания отцом для оглашения в ближайшем номере „Аполлона“ письма С. К. Маковскому <…>».26
Открытое «письмо в редакцию», в котором Анненский пытался разъяснить свои намерения, было помещено во втором номере «Аполлона». Отметив, что его статья «порождает среди читателей „Аполлона“, а также и его сотрудников немало недоумений»,27 Анненский подчеркивал, что видел свою задачу в сущности «строго аполлонической» и ставил целью «рассмотреть нашу современную лирику лишь эстетически <…>, не считаясь с тем живым, требовательным настоящим, которого она является частью», т. е. «по отношению к будущему, в связи с той перспективой, которая за ним открывается».28 Маковский в редакционном примечании к письму поддержал Анненского, утверждая, что смысл недоразумения только в том, что «наша публика (нужно ли говорить о прессе?) еще плохо воспринимает тон независимой, резко-индивидуальной критики».29
Тем не менее Анненский, долго стоявший в литературе особняком и, вероятно, органически неспособный к злободневной полемике и журнальным битвам, пережил этот инцидент очень болезненно; Маковский вспоминал, что «волнения этих нескольких недель ускорили ход сердечной болезни, которой он страдал давно».30
Однако еще более неосторожным оказался поступок самого редактора: обещав напечатать во втором номере «Аполлона» большой цикл стихов Анненского, Маковский в последний момент изменил свое решение. Поэт был этим глубоко уязвлен (см. письма 6, 7). Вскоре, 30 ноября, он скоропостижно скончался в Петербурге на подъезде Царскосельского вокзала от сердечного приступа.
И славы ждал, и славы не дождался,
Кто был предвестьем, предзнаменованьем
Всего, что с нами позже совершилось,
Всех пожалел, во всех вдохнул томленье —
И задохнулся…
— так писала о судьбе Анненского А. А. Ахматова.31 4 декабря в Царском Селе состоялись похороны на Казанском кладбище.
В третьем номере «Аполлона» было помещено траурное извещение: «…не только сотрудника оплакиваем мы, а друга с душою отзывчивой, влюбленной во все красивое, аристократически-нежной; мы потеряли одного из самых ярких современников, одного из лучших представителей русской культурности. Несомненно, русское общество когда-нибудь достойно оценит этого редко-даровитого и обаятельного человека».32
Следующий выпуск «Аполлона» положил начало тому посмертному культу Анненского, который журнал поддерживал на протяжении всех последующих лет своего существования. В нем были напечатаны четыре статьи, анализировавшие творческое наследие Анненского: «Иннокентий Федорович Анненский как филолог-классик» Ф. Ф. Зелинского, «Траурный эстетизм (И. Ф. Анненский-критик)» Г. И. Чулкова, «И. Ф. Анненский — лирик» М. А. Волошина, «О поэзии И. Ф. Анненского» Вяч. И. Иванова (в этой статье рассматривалась неизданная «вакхическая драма» Анненского «Фамира-кифарэд»).33 В дальнейшем «Аполлон» публиковал неизданные стихотворения и статьи Анненского, работы о его творчестве; «Общество ревнителей художественного слова» отмечало день его памяти.34 Перед Анненским, как своим предшественником, преклонялись акмеисты, близкие к «Аполлону».
Письма Анненского публикуются по копиям, снятым с автографов, хранившихся в 1920—1930-х годах в архиве М. Л. Лозинского и впоследствии утраченных. Копии сохранились в бумагах А. А. Голубева, актера и заметного участника ряда литературно-художественных начинаний 1910-х годов (ИРЛИ, p. I, оп. 1, № 213). Аутентичность текста писем подтверждается сверкой с копиями, сделанными с того же оригинала А. В. Федоровым и хранящимися в его личном собрании.
1 Краткие биографические сведения о С. К. Маковском и библиографию его основных работ см. в кн.: Валентин Серов в воспоминаниях, дневниках и переписке современников. Под ред. И. О. Зильберштейна и В. А. Самкова. Т. 2. Л., 1971, с. 402—403.
2 Остроумова-Лебедева А. П. Автобиографические записки, [т. I, II]. М., 1974, с. 410.
3 Александр Яковлевич Головин. Встречи и впечатления. Письма. Воспоминания о Головине. М. —Л., 1960, с. 99.
4 Вейнер П. П. «Старые годы», их история и критика (1928). — ГРМ, ф. 117, № 190, л. 3 об.
5 См. письмо к Л. Е. Чириковой от 21 октября 1918 г. в кн.: Иван Яковлевич Билибин. Статьи. Письма. Воспоминания о художнике. Л., 1970, с. 113.
6 4 марта 1909 г. в Царском Селе Маковский, М. А. Волошин, С. А. Ауслендер и П. П. Потемкин сделали записи в альбом В. И. Анненского-Кривича, сына Анненского (ЦГАЛИ, ф. 5, оп. 1, № 111, л. 55).
7 В 1903—1906 гг. Гумилев учился в царскосельской гимназии, директором которой был Анненский. По свидетельству Маковского, в 1909 г. Гумилев был у Анненских «своим человеком» (Маковский С. Николай Гумилев по личным воспоминаниям. — Новый журнал, Нью-Йорк, 1964, кн. 77, с. 162).
8 ГРМ, ф. 157, № 1182.
9 ГБЛ, ф. 386, картон 84, № 20.
10 Маковский С. Портреты современников. Нью-Йорк, 1955, с. 252. Помимо мемуарного очерка об Анненском, вошедшего в эту книгу, Маковский написал статью «Иннокентий Анненский — критик», которая вошла в его книгу «На Парнасе „Серебряного века“» (Мюнхен, 1962, с. 123—142).
11 Сближение Анненского с литературной молодежью обсуждалось при его жизни широкой прессой. В. П. Буренин, например, назвал Анненского в своих «Критических очерках» «одним из старых бедламцев, обратившихся в детство» (Новое время, 1909, № 12082). Характерно свидетельство друга Анненского Б. В. Варнеке: «…у людей, далеких его сердцу, он не любил печататься» (Журнал Министерства народного просвещения, 1910, № 3 Отд. IV, с. 43).
12 К этому времени уже были сделаны предварительные шаги по организации журнала и привлечению авторов. «„Аполлон“ открыл редакцию и контору и дал мне денег, т<ак> ч<то> это не одно мифотворчество, — сообщал 5 мая С. А. Ауслендер М. А. Кузмину. — На днях будет торжественное собрание сотрудников» (ГПВ, ф. 124, № 227), Сохранились сделанные на этом «торжественном собрании» беглые карандашные записи К. А. Сюннерберга (на обороте письма к нему С. К. Маковского от 4 мая 1909 г. — приглашения на собрание), из которых выясняется картина предварительного распределения тем для будущего журнала между авторами: «Анненский — совр<еменная> поэзия. Волынский — путь лит<ерату>ры <за> посл<едние> 15 лет. Бенуа — танец. Волош<ин> — возм<ожные> пути театра. Маковск<ий> — монумент<альная> живопись. Браудо — спор между Фебом и Паном (музыка)» (ИРЛИ, ф. 474, № 186). Таким образом, на первом собрании «Аполлона» Анненским была заявлена тема его будущей статьи «О современном лиризме». Эта тема возникала и в предварительных беседах. «При одном из обсуждений с Маковским и Волошиным первых шагов зарождавшегося „Аполлона“ (дело происходило у нас в Царском за обедом) между прочим много говорилось о современной лирике, ее представителях, ее путях, вехах, достижениях и возможностях, и отец предложил, что он даст по этому поводу обширную статью. Статья, которая выяснила бы т<ак> с<казать> „on nous en somme“ (что у нас в итоге. — Ред.) в эти дни пестрых цветений, не подведенных итогов», — писал поэт и беллетрист Валентин Иннокентьевич Анненский (псевдоним — В. Кривич; 1880—1936) в своих мемуарах (Кривич В. И. Иннокентий Анненский. (Страницы и строки воспоминаний сына). — ЦГАЛИ, ф. 5, оп. 1, № 50, л. 28).
13 ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, № 186, л. 1—1 об. Многочисленные варианты текста, отвергнутые Анненским, здесь не воспроизводятся.
14 ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, № 347. Анненский полностью одобрил вариант Маковского. Принципы, которыми Анненский руководствовался в таких ситуациях, излагает с его слов Т. А. Богданович: «…не имеет никакого значения, как рождена и вскормлена идея. Важно одно, что она родилась. Пусть ее воспримет и понесет дальше тот, кого она как-то затронула и заразила. Он понесет ее в мир и будет развивать ее сам. Важно одно, что в мире родилась творческая идея. Кто был ее отцом, совершенно неважно. Дальнейшая ее эволюция зависит только от того, насколько идея жизнеспособна» (Богданович Т. А. Повесть о моей жизни. — ГБЛ, ф. 218, № 383, л. 315).
15 ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, № 347.
16 6 августа 1909 г. Маковский писал Анненскому: «Я <…> очень рад, что Волынский отказался участвовать во „вступлении“. Наш квартет (я считаю Венуа и Вяч. Иванова) будет только стройнее» (ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, № 347). Незадолго перед тем было объявлено, что отделом критики в «Аполлоне» будут заведовать Анненский и А. Л. Волынский (см.: Новый день, 1909, № 2, 27 июля, с. 4). В своих мемуарах В. Пяст в связи с этим приводит остроту Ю. Н. Верховского: «Что общего <…> между Волынский и Анненский? — Только кий» (Пяст В. Встречи. М., «Федерация», 1929, с. 142).
17 Аполлон, 1909, № 1, октябрь, отд. I, с. 3—4. Принципиальная особенность выработанных журналом идей «аполлонизма», отличающаяся от других опытов программного самоопределения «нового искусства», сразу сделалась предметом обсуждения.; Ср.: «„Аполлон“» есть прежде всего реакция против Достоевского и его катастрофического, предельного духа. Дух этот был и в «Мире искусства» (в литературной части), и в «Новом пути», и в «Вопросах жизни», отчасти в «Весах». «Аполлон» не хочет достоевщины, чужд максимализма, отворачивается от бездн ницшеанства и декадентства" (Утро России, 1910, 27 февраля).
18 ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, № 347. В дальнейшем между Маковским и Вяч. Ивановым возникали существенные расхождения в определении теоретической позиции и конкретной литературной тактики «Аполлона». См. письма Маковского к Вяч. Иванову от 2 февраля 1910 г. (ГБЛ, ф. 109) и Е. А. Зноско-Боровскому от 3 февраля 1910 г. (ГПБ, ф. 124, № 2645).
19 6 августа Маковский отправил приглашение в «Аполлон» Ф. Сологубу (ИРЛИ, ф. 289, оп. 3, № 435), 7 августа — И. А. Бунину (ЦГАЛИ, ф. 44, оп. 1, № 149), 24 августа — В. Я. Брюсову: «Из всех современных поэтов Вы, конечно, наиболее дороги нам (пишу от имени редакции)» (ГБЛ, ф. 386, карт. 93, № 29). 8 августа Маковский сообщал К. Чуковскому, что «со всех сторон поступают запросы и рукописи» (ГБЛ, ф. 620). В письме к Бунину от 23 августа Маковский перечислил уже приглашенных в «Аполлон» прозаиков: Ф. Сологуба, Б. К. Зайцева, О. Дымова, С. А. Ауслендера, Г. И. Чулкова, Б. А. Садовского, А. М. Ремизова («Как видите, избранников „Аполлона“ — немного» — ЦГАЛИ, ф. 44, оп. 1, № 149). Рассказ «на историческую тему» обещал журналу Л. Н. Андреев (см. письмо Маковского к Андрееву от 19 сентября 1909 г.: ЦГАЛИ, ф. 11, оп. 1, № 144). Сам Анненский предложил участвовать в журнале О. Форш (см. письмо О. Д. Форш к Анненскому от 23 августа 1909 г.; ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, № 376).
20 «Не ожидал я, что Вы придадите такое значение „выпаду“ Волынского, — писал Маковский 15 августа А. Н. Бенуа. — Ведь этот выпад, разумеется, носил личный характер — в том смысле, что Ак<им> Льв<ович> не любит соглашаться с мнением Анненского, Это его своеобразная „ревнивость“» (ГРМ, ф. 137, № 1182). Выступления Волынского на редакционных собраниях были направлены не только против Анненского, но и вообще против «декадентской порчи», которой, по его мнению, были подвержены все сотрудники журнала. 2 октября 1909 г. Волынский писал Маковскому: «Что же касается вопроса о ближайшем моем участии в редактировании „Аполлона“, то я должен окончательно просить Вас не рассчитывать на меня в этом отношении. Мои впечатления последних дней, атмосфера, собравшаяся уже вокруг „Аполлона“, сама постановка всего дела, не совсем литературная, малоидейная и во всяком случае не гармонирующая с некоторыми моими заветными убеждениями, заставляют меня стать в выжидательное положение. Пока же я могу быть только Вашим случайным сотрудником и должен воздержаться от статьи принципиального характера, в особенности предназначенной служить выражением редакционного profession de foi» (ГПБ, ф. 124, № 979). В конце 1909 г. Волынский покинул «Аполлон», и вследствие этого редакция лишилась материальной поддержки со стороны Ефронов. В дальнейшем Маковский мог опираться только на финансовую помощь М. К. Ушкова (Маковский С. На Парнасе «Серебряного века», с. 197—198).
21 Аполлон, 1909, № 1, отд. I, с. 79—84.
22 ИРЛИ, p. I, оп. 1, № 122. Черновые варианты этого текста сохранились в ЦГАЛИ (ф. 6, оп. 1, № 186, л. 2—8); среди них набросок, вошедший в «Пчелы и осы Аполлона» в видоизмененном виде: «Мы задумали делать большое и общее дело. Братское. Это не наш портик, но и не ваш. Это — портик храма. И потому он — ничей, хотя и святится именем Аполлона, но широко открыты его ступени для всех, кто, подобно нам, согласен быть не жрецом, а только верующим и работником» (л. 5). 6 августа Маковский писал Анненскому: «Итак решено — Вы немного расширите Ваш вступительный „парадокс“ и пришлете мне» (ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, № 347). Что касается других участников «разговора», то в репликах «философа» угадывается Вяч. Иванов. Возможно, «Пчелы и осы» подразумеваются в дневниковой записи Иванова о беседе с Маковским 24 августа: «…я набросал потом проект того, что придумал во время скучноватых толков» (Иванов Вяч. Собр. соч., т. II. Брюссель, 1974, с. 795). «Любитель литературы», сводящий различные мнения к общему выводу, — по всей вероятности, маска самого Маковского. Обсуждение «Пчел и ос Аполлона» состоялось в редакции 12 сентября 1909 г. (см. повестку Анненскому: ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, № 393, л. 4). Главная роль в создании масок и подготовке окончательного текста принадлежала М. А. Кузмину. «С нетерпением жду „Пчел и ос“, — писал ему Маковский 16 сентября. — Пожалуйста, пришлите — как можно скорее, пусть — в самом эскизном виде. Дело в том, что придется многое вставить (отдельных мыслей, колких замечаний и т. д.) в разговор созданных Вами действующих лиц, — а потом уже Вы снова получите рукопись для окончательной редакции» (ГПБ, ф. 124, № 2646).
23 Помимо Маковского (На Парнасе «Серебряного века», с. 141), это чествование вспоминает и И. фон Гюнтер (Guenther Johannes, von. Ein Leben im Ostwind. Zwischen Petersburg und Munchen. Erinnerungen. Munchen, 1969, S. 283—284).
24 См. письмо Анненского к С. А. Соколову (Кречетову) от 11 октября 1906 г.: ГБЛ, ф. 499, карт. 1, № 3.
25 См.: Маковский С. Портреты современников, с. 224. В печати с насмешливыми отзывами о статье Анненского выступили В. П. Буренин («Критические очерки». — Новое время, 1909, № 12 082), А. Т. Аверченко («Петербургский Аполлон». — Одесские новости, 1909, № 7978, 26 ноября). См. также письмо А. К. Лядова к А. В. Оссовскому от 29 октября 1909 г., пародирующее статью «О современном лиризме» (Русская музыкальная газета, 1916, 13 марта, с. 238—239). А. Волынский, ознакомившийся со статьей еще в рукописи, остался полностью невосприимчивым к критическому методу Анненского (см. письмо от 2 сентября 1909 г. к Маковскому: ГПБ, ф. 124, № 979). Статья «О современном лиризме» не вызвала сочувствия и у Вяч. Иванова (письмо Маковского к Иванову от 2 февраля 1910 г.: ГБЛ, ф. 109). Ср. свидетельство М. А. Волошина в письме к Анненскому (по-видимому, от 6 ноября 1909 г.): «Я только что вернулся с великой при в редакции Аполлона <…> Статья Ваша многих заставила сердиться. Это безусловный успех» (ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, № 307).
26 Кривич В. И. Иннокентий Анненский. (Страницы и строки воспоминаний сына), л. 28 об. В статье «О современном лиризме» Анненский дал развернутый «литературный портрет» Ф. Сологуба (Аполлон, 1909, № 1, октябрь, отд. I, с. 32—42).
27 В черновой редакции письма сказано: «Я слышу со всех сторон упреки по адресу редакции „Аполлона“ за напечатание моей статьи „О современном лиризме“» (ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, № 285).
28 Аполлон, 1909, № 2, ноябрь, отд. II, с. 34. Следует отметить, что в статье «О современном лиризме» Анненский коснулся и поэтического творчества Маковского — его «Собрания стихов» (СПб., 1905): отметив «заметный успех» этой первой книги, он попытался разгадать, почему Маковский прекратил писать стихи, и остановился на предположении, что «этот иронический натуралист — кто бы это подумал про Маковского? — положил перо, признав себя не в силах примирить свой безмолвный рай с тем самым городом, в котором с такой радостью он купает свою жизнь»; Анненский намекает здесь на общественно-культурную деятельность Маковского (Аполлон, 1909, № 2, ноябрь, отд. I, с. 12—13).
29 Аполлон, 1909, № 2, ноябрь, отд. II, с. 34.
30 Маковский С. Портреты современников, с. 224.
31 Стихотворение «Учитель» (1945), посвященное «памяти Иннокентия Анненского» (Ахматова Анна. Стихотворения и поэмы. Л., 1976 (Б-ка поэта. Большая серия), с. 208, 346, 406 (комментарий В. М. Жирмунского)). В 1930-е годы Ахматова написала основанную на материале ниже публикуемых писем статью «Последняя трагедия Анненского», названную ею в позднейшем списке утраченных произведений (ГПБ, ф. 1073).
32 Аполлон, 1909, № 3, декабрь, вклейка между отд. II и III.
33 Там же, 1910, № 4, январь, отд. II, с. 1—24. Драму «Фамира-кифарэд» Анненский читал у себя в Царском Селе в присутствии Маковского. 18 декабря 1909 г. состоялось ее чтение на заседании «Общества ревнителей художественного слова» (см. письма Е. А. Зноско-Боровского к В. И. Анненскому-Кривичу от 14 и 21 декабря 1909 г.: ЦГАЛИ, ф. 5, оп. 2, № 5).
34 «Общество ревнителей художественного слова» («поэтическая академия»), основанное ранней осенью 1909 г. благодаря хлопотам Маковского, Вяч. Иванова и Анненского, ставило своей целью изучение поэтической культуры. Собрания его происходили в редакции «Аполлона». Начальный этап деятельности общества ознаменовали выступления Анненского, снискавшие большой успех. «Одним из его любимых планов было основание поэтической академии по образцу греческих перипатетиков, — вспоминала об Анненском Т. А. Богданович. — Он представлял себе, что он будет бродить со своими учениками по аллеям Царскосельского парка <…> Тут он будет передавать им свои поэтические мечты и теории, знакомить их с ними и делиться плодами своего творчества» (Богданович Т. А. Повесть о моей жизни, л. 314—315). Заседание общества, посвященное памяти Анненского, состоялось 3 декабря 1911 г. под председательством А. А. Блока (Блок А. Собр. соч. в 8-ми т., т. 7. М. —Л., 1963, с. 99). На заседании выступили Вяч. Иванов, Н. Гумилев и О. Мандельштам (Чудовский В. Общество ревнителей художественного слова. — Русская художественная летопись, 1911, № 20, декабрь, с. 321). Памяти Анненского было посвящено также заседание 14 декабря 1913 г. (ЦГАЛИ, ф. 5, оп. 1, № 6, л. 114).
1 править
Когда вы едете и надолго ли? Вечер удался.1 Восхищен Вашей энергией и крепко жму Вашу руку. Итак Аполлон будет…2 Но сколько еще работы… Хронику, хронику надо… и надо, чтобы кто-нибудь оседлый, терпеливый литературный кипел и корпел без передышки.3 Il faut un cul de plomb… quoi?[1]
Ваш И. Анненский.
1 Первое редакционное собрание по организации журнала «Аполлон» состоялось 9 мая 1909 г. Хлопоты по его подготовке отражены в письмах Маковского. 2 мая он писал Анненскому: «Необходимо <…> до „большого“ собрания сговориться в маленьком кружке о главных вопросах и составить ordre du soir (порядок вечера, — Ред.). Я имел в виду пригласить еще Дымова и Рериха только» (ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, № 347). За несколько дней до «большого» собрания Маковский выслал Анненскому список 32 приглашенных с вопросом: «М<ожет> б<ыть>, Вы кого-нибудь добавите?». 6 мая он же сообщал ему: «Все-таки собираюсь приехать к Вам завтра — au petit bonheur (наудачу. — Ред.)! Очень уж меня беспокоит, что мы не успеем сговориться о порядке и „направлении“ нашего собрания в субботу. Во всяком случае в субботу, пожалуйста, приезжайте ко мне обедать в 6 часов; вместе поедем в редакцию» (там же). Сохранилось также письмо Анненского от 7 мая 1909 г., не отправленное Маковскому: "Многоуважаемый Сергей Константинович, вероятно, мою вчерашнюю срочную телеграмму основательно «перепутали. Вчера я ждал Вас весь день и вечер. Сейчас уезжаю в Петерб<ург>, где должен быть еще по делу в двух местах, а уезжаю в Нарву с поездом 8 часов веч<ера> Балт<ийской> дор<оги>. Уезжаю я по спешному, служебному делу. Надеюсь, что оно меня не задержит долее 4-часового поезда из Нарвы (9-го мая), тогда я приеду <в> Петерб<ург> 9 ч. 20' вечера и прямо с поезда в редакцию. Если бы, паче чаяния, я приехал 5 ч. 55' (не считая опозданий, разумеется), то приеду в редакцию к 8 и даже несколько ранее. М<ожет> б<ыть>, и Вы будете там в это время, и мы успеем поговорить до сбора приглашенных. С редакцией Вашего предуведомления я вполне согласен и во всем. В списке некоторых не знаю. Отчего не посылаете приглашения моему сыну Валентину? Ведь Вы, кажется, его пригласили, тогда за обедом. Ваш искренне преданный И. Анненский» (ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, № 285). 12 мая Маковский послал В. И. Анненскому-Кривичу, вероятно в связи с упреком Анненского, извинительное письмо, оправдываясь «случайной рассеянностью» (ЦГАЛИ, ф. 5, оп. 2, № 6).
2 В письме к Анненскому, также написанному 12 мая под впечатлением организационного собрания, Маковский сообщил: «…через несколько часов я уезжаю дня на три из Петербурга. Перед отъездом хочется еще раз сказать Вам, с каким восторженным чувством я отношусь к нашему „союзу“ в редактировании „Аполлона“. Прошедшее собрание лишний раз воочию убедило меня, что наша „икона“ должна сделаться поистине чудотворной. Разве общее настроение не было именно таким, каким должно было быть? Все это предвещает прекрасное начало» (ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, № 347).
3 Сохранился проект рубрикации литературного отдела «Аполлона», подготовленный Анненским, вероятно, к организационному собранию: «Литературный отдел. 1. Стихи и беллетристика. 2. Вопросы литературы и искусства. 3. Литературная хроника. 4. Критика и библиография. 5. Литературные письма с Запада. 6. Пчелы и осы „Аполлона“» (ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, № 186, л. 11). Предложенные Анненским разделы были приняты со значительными изменениями, однако все задуманное им нашло в первых выпусках «Аполлона» свое отражение; материалы журнала были распределены по трем отделам, каждый со своей пагинацией страниц: первый отдел составляли статьи по литературно-художественным вопросам, второй — «Хроника» — включал критические, обзорные и библиографические статьи и материалы о новинках русской и европейской художественной жизни, третий — «Литературный альманах» — содержал стихи и художественную прозу. Подготовка «Хроники» для первого номера «Аполлона» была доверена В. И. Анненскому-Кривичу (результатами работы Кривича Маковский, судя по его воспоминаниям, остался недоволен).
2 править
С какой радостью я читал — еще сейчас только — Ваши строки, такие тонкие, что я три раза меняю перо, чтобы менее расходиться с ними в ответе.1 Вы пишете о Сологубе.2 Знаете, чего мне жалко. Я не могу сейчас говорить о прозе Сологуба, а я знаю, что она гораздо интереснее и сложнее, чем егр стихи.
Но я больше недели был болен «Пламенным кругом» Сологуба, пока не вылился он из меня, сболтавшись с моей кровью — метафора нелепа и грязно реторична.3 Но я не виноват — не таков ли и сам Елкич.4 А Вы знаете ведь и мою идиосинкразию. Я могу о каждой «недотыкомке»5 думать и говорить даже <не?> иначе, как на ее языке, даже хуже ее «болталке и заикалке». Ну, простите… не буду. Статью кончил. Она уже в переписке. Жду Вас, чтобы прочитать с Вами, — ее никто не знает, даже мои домашние, кроме нескольких страниц разве.6 Вот слушайте, во-1-х, заглавие, во-2-х, план, т<ак> к<ак> ведь дело не кончилось… oh non, cher ami, Vous en aurez pour trois mois, allez![2] Заглавие — О современном лиризме, три очерка.7 Готов первый (около двух печатных листов) Они… Следуют Оне и Оно (т. е. искусство)8 — наши завоевания и приобретения, проект маленькой выставки новой поэзии… une revue… quoi?[3]
Что скажете Вы о моем плане? Что касается статьи, то ее резюме таково. Начала русского декадентства. Контраст нового с «Русскими символистами».9 Термины символизм и декадентство. Характеристика новой поэзии в портретах (Брюсов и Сологуб). Связь символизма с городом.10 Силуэты нашего символизма. Вся статья в цитатах. Рацей нет вовсе. Одного я боюсь — ее интимности. Не доросли мы еще до настоящего символизма. Вот, говорят, Сологуб на Сатирикон обиделся.11 Пожалуй, еще с Бурениным меня смешают или с Амфитеатровым… Бр… р… Ну, да еще посудим, конечно. Надо немножко все-таки дерзать. Я думаю, моя мягкость спасет и серьезность… Ну, до свидания, милый Сергей Константинович. Дайте знать, когда соберетесь.12
1 Анненский отвечает на письмо от 10 июля 1909 г., в котором Маковский описывал свой досуг в имении Лидино (ст. Бологое) (ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, № 347). Фраза Анненского, по всей вероятности, включает в себя ироническую ассоциацию с «Повестью о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» Н. В. Гоголя — с описанием встречи за одним столом поссорившихся героев: «Нет!.. не могу).. Дайте мне другое перо! Перо мое вяло, мертво, с тонким расщепом для этой картины!» (Гоголь Н. В. Полн. собр. соч., т. II. [М. —Л.], Изд. АН СССР, 1937, с. 271). В письме к Анненскому от 10 июля Маковский отмечал: «В Гоголе, которого я давно не перечитывал, стыдно признаться — я немного разочаровался. Мелким кажется его смех, сентиментальной — лирика и уж очень обывательской — мораль». Анненский (для которого Гоголь был одним из излюбленных писателей), возможно, хотел воздержаться в ответном письме от выражения своего мнения, «переменить перо», чтобы не вступать в полемику по поводу суждений Маковского. В эти же дни Анненский работал над статьей «Эстетика „Мертвых душ“ и ее наследье», представляющей собой апологию гоголевского начала в русской литературе.
2 Маковский, читавший в Лидине Гоголя, Чехова и Ф. Сологуба, писал: «О Сологубе ничего не скажешь в нескольких словах. Какая смесь тонкой грусти и юродства, безукоризненной злости и „морбидной“ фантастики! Сколько противоречий и в стиле, и в мировоззрении…» (ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, № 347).
3 Анненский окончил в это время раздел статьи «О современном лиризме», посвященный разбору книги стихов Сологуба «Пламенный круг» (М., «Золотое руно», 1908). Раздел о Сологубе есть и в статье «Эстетика „Мертвых душ“ и ее наследье» (опубликована посмертно: Аполлон, 1911, № 8, с. 50—58). В письме к А. Г. Горнфельду от 1 марта 1908 г. Анненский называл «пафос» Сологуба «поистине вызывающим» (ГИБ, ф. 211, № 313).
4 «Ёлкич» — фантастический образ из «Январского рассказа» (Сологуб Ф. Истлевающие личины.) М., «Гриф», 1907, с. 71—97; рассказ переиздавался впоследствии под заглавием «Ёлкич»). «Старым ёлкичем» Анненский называет Сологуба и в статье «О современном лиризме» (Аполлон, 1909, № 1, с. 40). Вероятно, Анненский следует здесь Андрею Белому, широко использовавшему образ «ёлкича» при анализе мироощущения Сологуба в статье «Далай-лама из Сапожка» (см.: Весы, 1908, № 3, с. 71-75).
6 «Недотыкомка» — бредовый образ, рождающийся в сознании Передонова (роман Ф. Сологуба «Мелкий бес»). Возможно, что Анненский в этом предложении обыгрывает первую строку известного стихотворения Бальмонта «Я с каждым могу говорить на его языке» (Бальмонт К. Д. Будем как Солнце. Книга символов. М., «Скорпион», 1903, с. 197).
6 25 июля 1909 г. Анненский писал Е. М. Мухиной: «…приехал Маковский — прискакал на мое письмо, что кончена статья для „Аполлона“, и пришлось опять обратиться к „Лиризму“. После чтения вместе с ним и весьма правильных его замечаний, как редактора, я признал необходимым кое-что изменить в статье. Опять несколько незаметно канувших куда-то дней. Ну, слава богу, вчера отдал, наконец, статью» (ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 2, № 5). 6 августа Маковский сообщал Анненскому: «Завтра я сдам Вашу статью в набор» (ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, № 347).
7 Первоначальный вариант названия статьи: «Мы и сегодня. Три главы из „Книги о русских поэтах“» (ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, № 135, л. 1).
8 Статья Анненского «О современном лиризме» напечатана в «Аполлоне»: разделы 1—2 («Они») — № 1, отд. I, с. 12—42; № 2, отд. I, с. 3—29; раздел 3, посвященный анализу «женской лирики» («Оне»), — № 3, отд. I, с. 5—29 (вышел в свет после смерти Анненского). Б. В. Томашевский в письме к А. Виру (А. А. Попову) от 1 июля 1910 г. указал, что заглавия этих разделов составляют «точный перевод» названия статей, публиковавшихся в парижском журнале «Akademos»: «Eux et Elles»(«Oно и оне») (ГБЛ, ф. 654, архив Б. В. Томашевского). «„Оно“ осталось ненаписанным, хотя мне и приходилось неоднократно от него слышать, что эта часть статьи в „мыслях“ уже совершенно готова», — писал В. Кривич в предисловии к «Третьей книге отражений» И. Анненского (ЦГАЛИ, ф. 5, оп. 1, № 52, л. 6 об.). «Эта последняя, являвшаяся кардинальной, часть, детально <…> продуманная и спланированная, оформлена для печати уже быть не могла», — отмечал он же в одном из вариантов письма к Г. И. Чулкову в 1930 г. (там же, № 54, л. 10). Ср. указание самого Анненского в черновике раздела «Они»: «Я буду подробнее говорить о работе, которая происходит в „комнате“, дальше, третий очерк — „Оно“ (искусство). Есть даже попытки разобраться и устроить маленькую выставку, о … не всемирную…» (ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, № 135, л. 182). Весьма вероятно, что положения этого третьего раздела должны были быть отражены в докладе Анненского «Об эстетическом критерии», назначенном в Литературном обществе на 11 декабря 1909 г. (там же, № 160; ср. заметки Анненского «Поэзия-искусство» — там же, № 171).
9 «Русские символисты» (вып. 1—3. М., 1894—1895) — сборники, выпускавшиеся Врюсовым и включавшие большей частью его собственные произведения. Далее Анненский перечисляет основные темы и мотивы, затронутые в разделе «Они».
10 «Символизм в поэзии — дитя города» — тезис одного из разделов статьи «О современном лиризме» (Аполлон, 1909, № 2, ноябрь, отд. I,
с. 3—7). Косвенным свидетельством отношения Анненского к проблеме урбанизма является письмо к нему П. П. Потемкина (конец марта--начало апреля 1909 г.). Касаясь отзыва Анненского (устного или из не дошедшего до нас письма) о его книге стихов «Смешная любовь» (СПб., 1908), Потемкин писал: «Но в одном я не согласен с Вами, это в отрицании Вашем городской сказки. Мне даже кажется — не будь в городе обманчивой фантастической личины, разгадай все его изнанку — рецепты да счета, убедись в том, что, кроме них, ничего нет в городе, никто и жить бы в нем не стал. <…> Не согласен я и с тем, что импрессионизм не идет городу» (ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, № 359).
11 Причиной этого, вероятно, послужил фельетон И. М. Василевского (Heбуквы) «Модернисты», высмеивавший восприятие новейших литературных явлений, в том числе творчества Сологуба, в обывательской среде (Сатирикон, 1909, № 25, 20 июня, с. 7—8).
12 Маковский предполагал вернуться в Петербург к 10 июля (см. письмо к Н. Н. Врангелю от 5 июля: ИРЛИ, ф. 60, № 6819), однако задержался в Бологом на несколько дней. 17 июля он писал Анненскому уже из Петербурга, предлагая навестить его в понедельник или во вторник (т. е. 20—21 июля) в редакции «Аполлона».
3 править
Когда Вы уехали, я взял текст Клоделя и сверил первую половину «Муз».1 Получилось нечто совершенно неожиданное:
soeurs farouches неукротимые…
si d’abord te plantant dans le не утвердившись в глубине
centre de son esprit своего духа
Tu ne perdais sa
{Речь идет о хороводе,
который создает Терпсихора.
(Примеч. И. Ф, Анненского).}
raison grossiere ты не утратила бы своего разума
explosion возрастание
elle se souvient она вспоминает самое себя (sic!)
Elle ressent Она напоминает
ineffable неотвратимый
cadran solaire циферблат солнца
fatidique отвратимое
source emmagasinee скрытый ключ
tisserand плотник (sic!) и т. д.
Я выписал не все, конечно… Боюсь, что Максим<илиан> Алекс<андрович> поторопился присылкою «Муз». Их надо, если уж рискнуть на перевод (я бы не отважился), то изучить раньше в связи с творчеством Клоделя вообще — и дать с объяснением, не иначе.2
1 В конце июля Маковский посетил Анненского, видимо в связи с организацией редакционного собрания 5 августа (см. письмо Маковского к Вяч. Иванову от 29 июля 1909 г.: ГБЛ, ф. 109); во время этого визита он, вероятно, передал Анненскому рукопись перевода оды французского поэта-символиста Поля Клоделя (1868—1955) «Музы» («Les Muses»), выполненного М. А. Волошиным.
2 Некоторые из отмеченных Анненским неточностей Волошин устранил при публикации перевода «Муз» (Аполлон, 1910, № 9, июль--август, отд. III, с. 29—40). Так, cadran solaire он перевел как «солнечные часы» (с. 33); tisserand — «ткач» (с. 34); Tu ne perdais sa raison grossiere — «Ты <…> не утратила земного и низшего разума» (с. 29); ineffable — «несказанно» («Она несказанно поставлена на самом пульсе бытия») (с. 30—31). Остальные места, вызвавшие претензии Анненского, остались без изменения. Ср. с. 249—250 настоящего издания.
4 править
Жалею, что Вы больны. Я и сам расклеился и несколько дней не буду выезжать. Корректуры получил,1 но задержу их несколько дней, т<ак> к<ак> работа большая, а я пристально занят другим. Гумилеву мы бедному вчера все faux bond сделали[4] — и Вы, и я, и Вяч<еслав> Ив<анович>. Вышло уже что-то вроде бойкота.2 Если бы я получил Вашу телеграмму до отправки своей, то, пожалуй, потащился бы к нему есть le veau gras (je l’exece… le veau)[5] — 3 и больной. Прочитали Вячеслава сплошь? Ох, труден… а в пригоршнях мало остается, по крайней мере от первого всплеска.4 Удосужусь — так прочту еще раз. Вероятно, буду счастливее. Эти дни живу в прошлом… Леконт де Лиль… О Леконте де Лиль… К Леконту де Лиль…5 Что за мощь!.. Что за высокомерие! И какой классик!6 Страшно даже представить себе рядом с ним этого иронического «вольноотпущенника» Боделэра, которого великий креол7 так непонятно, так нелогично, так «анти-Леконтовски», но любил. Впрочем, они оба — и профессор, и элегический Сатана — ухаживали за одним желтым домино, от которого пахло мускусом и веяло Смертью.8 Для чего надо, скажите, уходить из этого мира? Ведь я же создан им… Но у меня, кажется, лихорадка.
Жму Вашу руку.
1 Корректуры статьи «О современном лиризме».
2 Речь идет о несостоявшемся визите к Н. С. Гумилеву в Царское Село в воскресенье 30 августа. Гумилев писал Анненскому в недатированном письме: «Вы будете очень добры, если согласитесь прийти к нам в это воскресенье часам к пяти дня. Я жду Маковского, Кузмина etc. Обещал быть и Вячеслав Иванович. Я говорил уже с Валентином Иннокентьевичем, и он любезно согласился прийти. Будут стихи, но не в таком неумеренном количестве, как прошлые разы. Я имею новую вещь для прочтенья» (ЦГАЛИ, ф. 6, он. 1, № 316). Под «новой вещью», возможно, подразумевается небольшая поэма «Сон Адама». Вяч. Иванов записал в дневнике 30 августа: «Вчера послал телеграфные извинения в Царское, чтобы не ждали к обеду». Судя по записи Иванова, к Гумилеву в этот день не приехал и Кузмин (Иванов Вяч. Собр. соч., т. II. Брюссель, 1974, с. 797).
3 Реминисценция из французского перевода евангельской притчи о блудном сыне (Лука, XV, 27); не исключено, что эта фраза отражает в какой-то мере отношение к Гумилеву Анненского и других «старших» «аполлоновцев».
4 Имеется в виду книга статей Вячеслава Иванова «По звездам» (СПб., «Оры», 1909), вышедшая в свет в июле 1909 г. О трудности восприятия произведений Иванова Анненский писал и в статье «О современном лиризме» (Аполлон, 1909, № 1, с. 15—16).
5 Анненский говорит о своей работе над статьей «Леконт де Лиль и его „Эриннии“» (Ежегодник имп. театров, 1909, вып. V, с. 57—93), приуроченной к постановке в Михайловском театре 25 сентября 1909 г. трагедий Еврипида «Ифигения — жертва» (в переводе Анненского) и Леконт де Лиля «Эриннии» (в переводе О. Н. Чюминой). В ответ на предложение написать эту статью Анненский сообщал 23 августа 1909 г. редактору «Ежегодника» Н. В. Дризену: «Я с удовольствием напишу <…> статью о пьесе, в которой в свое время я пережил каждый штрих» (ГПБ, ф. 263. № 65). Творчеству крупнейшего поэта «парнасской» школы Шарля Леконт де Лиля (1818—1894) Анненский придавал большое значение (см.: Федоров А. В. Поэтическое творчество Иннокентия Анненского. — В кн.: Анненский И, Стихотворения и трагедии. Л., 1959 (Б-ка поэта. Большая серия), с. 56—57). Он переводил стихи Леконт де Лиля и называл его «дорогим учителем» (в письме к Дризену от 23 августа): оба поэта были исследователями античности и переводчиками древнегреческих классиков. О Леконт де Лиле Анненский писал в статьях «Ион и Аполлонид» («Театр Еврипида». В 3-х т., с двумя введениями, статьями об отдельных пьесах <…> И. Ф. Анненского. Т. 1. СПб., <1906>, с. 545—554) и «Античный миф в современной французской поэзии» (Гермес, 1908, № 7, с. 181—185). Следует отметить, что Дризен несколько позднее заказал статью об «Эринниях» и Вяч. Иванову. «М. А. Волошин сообщил мне о Вашей любезной готовности написать для „Е<жегодника> и<мператорских> т<еатров>“ статью об античной драме в связи с текущими постановками „Ифигении“ и „Эринний“ в Михайловском т<еатре>, — писал он Иванову 4 октября 1909 г. — <…> специально о Леконт де Лиле и его „Эр<инниях>“ написал статью И. Ф. Анненский. Чтобы не встретиться с ним на одной теме, хотя, вероятно, разно трактованной, я просил бы Вас сказать вообще что-либо о античной драме» (ГБЛ, ф. 109). См. также письмо к Дризену М. А. Волошина (октябрь 1909 г.) (ГПБ, ф. 263, № 122). Вяч. Иванов в письме к Дризену от 24 ноября 1909 г. выразил согласие «представить желательную <…> статью о греческой трагедии в связи с „Эринниями“ в Ежегодник» (ГПБ, ф. 263, № 159). Замысел этот остался нереализованным.
8 Понятие «классическое» в применении к творчеству Леконт де Лиля и вообще к французской поэзии Анненский трактовал расширительно — как постоянное живое ощущение латинской традиции (Ежегодник имп. театров, 1909, вып. V, с. 62—64).
7 Леконт де Лиль — сын французского плантатора и креолки — родился на острове Бурбон (Реюньон) в Индийском океане. В статье «О современном лиризме» Анненский называет поэта «африканцем» (Аполлон, 1909, № 2, с. 3).
8 Параллель между Леконт де Лилем («профессором») и Шарлем Бодлером («элегическим Сатаной») Анненский устанавливает и в статье «Античный миф в современной французской поэзии» (Гермес, 1908, № 7, с. 183). Тему смерти у Леконт де Лиля Анненский прослеживал в названной выше статье «Леконт де Лиль и его „Эриннии“». Одновременно эта тема, как неоднократно отмечалось, являлась стержневой, доминирующей в поэзии самого Анненского.
5 править
Валентин1 говорил мне, что доктор посылает Вас поправляться в Царское Село и что Вы просили его подыскать Вам подходящее помещение недели на две.2 Сегодня наши дамы, катаясь, заехали в «пансион для выздоравливающих». Там в настоящее время есть одна свободная комната. Условия таковы — 42 рубля в неделю — все; комната большая, почти с мой кабинет, есть сад и вблизи парка (Александровского), на очень высоком месте. Обстановка очень порядочная. Но… обед a la table d’hote,[6] хотя все и на масле, без трактирного расчета, и надо быть дома к 10 часам вечера. Больных не принимают вовсе, но выздоравливающих трактуют как еще не совсем нормальных и свободных людей. Я пишу Вам все это спешно, так как комнаты в Царском вообще сильно разбираются. Не знаю, удастся ли заехать к Вам завтра, но послезавтра, в четверг (если Вы не будете еще в Царском), рассчитывал быть у Вас — Гусев <пер.>, 6 — после лекции, которая окончится в 3 ч<аса>.3
Адрес пансионата: угол Колпинской и Дворцовой, Свято-Троицкая Община.4
1 Т. е. В. И. Анненский-Кривич.
2 В первых числах сентября 1909 г. Маковский заболел плевритом, протекавшим в очень тяжелой форме. Анненский навещал его во время болезни почти ежедневно. 19 сентября 1909 г. выздоравливающий Маковский писал Л. Н. Андрееву: «Моя болезнь случилась даже кстати, т<ак> к<ак> вместо меня одного начали дружно работать все, и теперь я могу сказать с уверенностью, что 1-й номер выйдет 25 октября» (ЦГАЛИ, ф. 11, оп. 1, № 144).
3 Анненский читал в Петербурге лекции по древнегреческой литературе на Высших историко-литературных курсах Н. П. Раева.
4 Предложением Анненского Маковский не воспользовался.
6 править
По последнему предположению, которое у Вас возникло без совета со мною, Вы говорили мне, что моей поэзии Вы предполагаете отделить больше места (около листа или больше — так Вы тогда говорили), но во второй книжке Ап<оллона>. Теперь слышу от Валентина, что и вторую книжку предназначают в редакции отдать «молодым», т. е. Толстому, Кузмину etc. Если это так, то стоит ли вообще печатать мои стихотворения? Идти далее второй книжки — в размерах, которые раньше намечались, мне бы по многим причинам не хотелось. Напишите, пожалуйста, как стоит вопрос.1 Я не судья своих стихов, но они — это я, и разговаривать о них мне поэтому до последней степени тяжело. Как Вы, такой умный и такой чуткий, такой Вы, это забываете и зачем, — упрекну Вас, — не скажете раз навсегда, в чем тут дело? Ну, бросим стихи, и все.2
Слышал я также, что готовится большое чтение в «Аполлоне», «Власа» будут читать, с концом, которого я не знаю, и без меня. Так это?3
Я не выхожу до воскресенья. В субботу у меня читает новую повесть Ауслендер. Вы не могли бы приехать пообедать? Кончили бы чтение рано, не засиживаясь.4 Приезжайте, если можно, если доктор позволит. Погода ведь мягкая. Во всяком случае жду Вашего ответа.
1 Отвечая на упреки Анненского, Маковский писал 24 сентября: «Относительно Ваших стихов ничего со времени нашей последней беседы не изменилось. Ведь в том, что неудобно отдавать им много места в первой книжке Аполлона — было давно решено. В первой книжке участвуют 9—10 поэтов: Вяч. Иванов, Вал. Брюсов, К. Бальмонт, Ф. Сологуб, М. Кузмин, Н. Гумилев, М. Волошин, Ю. Верховский (?); в числе их — Вы (один из трилистников целиком, по всем вероятиям — „Ледяной“). В следующей же книжке будет напечатано 9—10 страниц Ваших стихотворений si vous n’avez rien contre (если Вы не против, — Ред.)., Это не целый лист (о целом листе я и не говорил) только потому, что я против посвящения целого номера одному поэту. Я имел в виду остальное место отдать „Хлое“ Толстого (с иллюстр<ациями> Бакста) и нескольким отдельным стихотворениям других поэтов» (ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, № 347). Отбором стихотворений Анненского для «Аполлона», кроме Маковского, занимались также Вяч. Иванов, Кузмин и Гумилев (см. дневниковую запись Вяч. Иванова от 17 августа 1909 г.: Иванов Вяч. Собр. соч., т. II, с. 791).
2 В этих словах — яркое проявление характера Анненского, «чрезвычайно гордого и самолюбивого», по словам его сына (Кривич В. Иннокентий Анненский по семейным воспоминаниям и рукописным материалам. — Литературная мысль. Альманах III. Л., «Мысль», 1925, с. 255), и его ревниво-заботливого отношения к своему творчеству. «Я дорожу печатным, да и вообще словом… и много работал над каждой строкой своих писаний», — писал Анненский С. А. Соколову (Кречетову) 11 октября 1906 г. (ГБЛ, ф. 499, картон 1, № 3). Ср. свидетельство журналиста А. А. Бурнакина в статье «Мученик красоты»: «Иннокентий Федорович в письме ко мне как-то признавался: „Я работал над стихами с такой пристальностью и прилежанием, что, право, за время, когда я — если сосчитать часы и измерить напряженность работы (почти всегда без бумаги и карандаша) — написал десяток стихотворений, то можно было бы написать учебник географии или биографию Державина. И я не жалею этого времени. Знаете — всякий человек должен сказать те слова, которые он может сказать. А слушают его или нет — это уже второстепенная вещь“» (Искра, 1909, № 3, 14 декабря, с. 8).
3 Чтение Осипом Дымовым (1878—1959) повести «Влас» состоялось в редакции «Аполлона» 29 сентября (ЦГАЛИ, ф. 5, оп. 1, № 6, л. 65а). 24 сентября Маковский ответил Анненскому: «Что касается „Власа“, то это совсем не „большое“, а длинное чтение, на которое рассылает приглашения Дымов». По всей вероятности, первые главы «Власа» Анненский слушал у Маковского 18 апреля (телеграмма Маковского Анненскому от 16 апреля 1909 г.: ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, № 347); Дымов писал Анненскому 22 апреля 1909 г.: «Мне доставило удовольствие читать свою рукопись в Вашем присутствии» (там же, № 322). «Влас» опубликован в «Аполлоне» (1909, № 1-3).
4 Выступление С. А. Ауслендера 26 сентября не состоялось: 24 сентября Анненский получил от него телеграмму: «Вызван в деревню. Извиняюсь, не могу быть в субботу» (ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, № 297). Очередной визит Ауслендера к Анненскому состоялся 4 октября. «С Сережей в Царское, — записал в дневнике в этот день М. А. Кузмин. — <…> Пошли через парк к Анненским. Он еще нездоров, важен, любезен и ораторствует» (ЦГАЛИ, ф. 232, оп. 1, № 54). Повесть, которую Ауслендер собирался читать у Анненского, — вероятно, «У фабрики», датированная: «29 июля 1909. Парахино» (Новый журнал для всех, 1910, № 17, март, стлб. 21—48; вошла в кн.: Ауслендер С. Рассказы, кн. II. СПб., 1912). Ее же, по всей вероятности, Ауслендер читал у Вяч. Иванова 8 сентября 1909 г. (Иванов Вяч. Собр. соч., т. II, с. 805). М. Кузмин выдвигал «Власа» и «У фабрики» как предвосхищение «нового бытового символико-реалистического романа» (Аполлон, 1910, № 7, отд. II, с. 43).
7 править
Я был, конечно, очень огорчен тем, что мои стихи не пойдут в «Аполлоне». Из Вашего письма я понял, что на это были серьезные причины. Жаль только, что Вы хотите видеть в моем желании, чтобы стихи были напечатаны именно во 2<-м> No, — каприз. Не отказываюсь и от этого мотива моих действий и желаний вообще. Но в данном случае были разные другие причины, и мне очень, очень досадно, что печатание расстроилось. Ну, да не будем об этом говорить и постараемся не думать.1
Еще, Вы ошиблись, дорогой Сергей Константинович, что время для появления моих стихов безразлично. У меня находится издатель и пропустить сезон, конечно, ни ему, ни мне было бы не с руки.2 А потому, вероятно, мне придется взять теперь из редакции мои листы, кроме пьесы «Петербург», которую я, согласно моему обещанию и в то же время очень гордый выраженным Вами желанием, оставляю в распоряжении редактора Аполлона. Вы напечатаете ее, когда Вам будет угодно.3
1 В недатированном письме (видимо, от 10—11 ноября) Маковский сообщал Анненскому: «Ваши стихи, уже набранные и сверстанные, все-таки пришлось отложить — как Вы этого опасались. И теперь мне очень совестно, т<ак> к<ак> нарушить слово, сказанное Вам, мне особенно больно. Одно время я думал даже поступиться стихами Черубины (приходилось ведь выбирать: или — или), но „гороскоп“ Волошина уже был отпечатан… и я решился просто понадеяться на Ваше дружеское снисхождение ко мне. Ведь для Вас, я знаю, помещение стихов именно в № 2 — только каприз, а для меня, как оказалось в последнюю минуту, замена ими другого материала <…> повлекла бы к целому ряду недоразумений <…> В то же время, по совести, я не вижу, почему именно Ваши стихи не могут подождать. Ваша книга еще не издается, насколько мне известно; журнал — только дебютирует» (ЦГАЛИ, ф. 6, он. 1, № 347). Циклу стихотворений Анненского в «Литературном альманахе» второго номера «Аполлона» были предпочтены: «Хлоя. Весенние стихи» А. Н. Толстого, повесть О. Дымова «Влас» (начатая печатанием в № 1), переводы двух рассказов французской писательницы Рашильд, выполненные М. А. Кузминым, и прежде всего подборка стихотворений Черубины де Габриак; именно им было отведено место, предварительно предназначавшееся для стихотворений Анненского; в этом же номере была напечатана статья М. А. Волошина «Лики творчества. Гороскоп Черубины де Габриак». Новая поэтесса явилась выдумкой М. А. Волошина, привлекшего к участию в этом Е. И. Дмитриеву (Васильеву). «Жертвою» мистификации в сентябре--ноябре 1909 г. стал не только Маковский, но и другие члены редакции «Аполлона». См. об этом: Маковский С. Портреты современников, с. 333—358; Guenther Johannes, von. Ein Leben im. Ostwind. Zwischen Petersburg und Munchen, S. 284—300; Куприянов И. Литературная мистификация в «Аполлоне». — Радуга, Киев, 1970, № 2, с. 168—173. По догадке А. А. Ахматовой, публикуемое письмо Анненского (имевшееся у нее в копии) является ключом к написанному им в тот же день, 12 ноября 1909 г., стихотворению, посвященному М. А. Кузмину, — «Моя Тоска» (Анненский И. Стихотворения и трагедии, с. 171—172), — последнему стихотворению поэта. Строфа
В венке из тронутых, из вянущих азалий
Собралась петь она… Не смолк и первый стих,
Как маленьких детей у ней перевязали,
Сломали руки им и ослепили их —
связывалась Ахматовой с историей несостоявшейся публикации стихов Анненского в «Аполлоне» («Это про стихи свои, совсем тут не про любовь, как кто-то придумал», — говорила она о «Моей Тоске» в интервью 1965 г.). По свидетельству Д. Е. Максимова, Ахматова в разговоре с ним называла поступок Маковского непосредственной причиной скоропостижной смерти Анненского. Стихотворение «Моя Тоска» имело, однако, и другой внешний импульс — спор с М. А. Кузминым о сущности любви и ее формах. В дневнике Кузмина имеется упоминание о споре с Анненским на собрании «Общества ревнителей художественного слова» 11 ноября «за безлюбость и христианство»; 13 ноября Кузмин записал: «Анненский написал мне стихи по поводу моего выступления в защиту любви» (ЦГАЛИ, ф. 232, он. 1, № 54).
2 Речь идет о книге стихов Анненского «Кипарисовый ларец», которую предполагалось выпустить в издательстве, организуемом при «Аполлоне». Еще 7 мая 1909 г. Маковский писал К. И. Чуковскому: «…несколько недель уже тому назад я отправил Вам письмо, в котором прошу Вас <…> прислать мне книжку стихов в рукописи, переданную Вам Ин. Федор. Анненским — по его просьбе, разумеется» (ГБЛ, ф. 620, архив К. И. Чуковского). Но издательство в 1909 г. не состоялось, и книгу предложил опубликовать владелец издательства «Гриф» С. А. Соколов (Кречетов). 14 ноября 1909 г. Соколов писал Анненскому: «…уже целый ряд дней жду получения рукописи, но ее до сих пор нет. Не понимаю причины задержки. Мне все же хотелось бы начать набирать Вашу книгу до рождества» (ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, № 364). Однако Анненский так и не успел в последний месяц жизни окончательно завершить составление книги, эту работу заканчивал уже В. И. Анненский-Кривич. Готовая к набору рукопись «Кипарисового ларца» была выслана Соколову Кривичем в начале января 1910 г.; 6 апреля 1910 г. Соколов сообщил Кривичу о выходе книги в этот день (ЦГАЛИ, ф. 5, оп. 2, № 8).
3 Стихотворение «Петербург» («Желтый пар петербургской зимы…»), опубликованное посмертно в «Аполлоне» (1910, № 8, отд. III, с. 3), в «Кипарисовый ларец» не вошло.
- ↑ Нужен человек усидчивый… а? (франц.).
- ↑ нет, мой дорогой, Вам этого хватит на три месяца, будьте спокойны (франц.).
- ↑ некоего обозрения… каково? (франц.).
- ↑ Французский фразеологизм «faire faux bond a…» — обмануть, подвести.
- ↑ жирного тельца (я чувствую отвращение… к телятине) (франц.).
- ↑ за общим столом (франц.).