H. A. Богомолов. Михаил Кузмин: статьи и материалы
М., «Новое Литературное Обозрение», 1995
ПИСЬМА КУЗМИНА К В. В. РУСЛОВУ
править1
правитьпредполагая быть в Москве, я имел главною целью познакомиться с Вами, о котором я слышал от моего друга С. П. Дягилева1. И вот я получаю Ваше письмо, которое Вы будете добры позволить мне считать получудесным случаем к исполнению этого желания. Я Вам посылаю переписанным для Вас конец повести2 с надеждой получить ответ.
Я несказанно благодарен Вам за Вашу «смелость», так совпавшую с моими желаниями.
Уважающий Вас и благодарный
14/1 ноября 1907
Прилагаемый конец «Картонного Домика» переписан исключительно для Вас; другого списка, кроме черновика, нет ни у кого и не будет3.
Я бы Вас просил не давать делать списки, а быть единственным обладателем. Это мне будет приятно.
Письма хранятся: ИМЛИ. Ф.192. Оп. 1. Ед.хр. 19—20. Приносим глубокую благодарность Е. Ю. Литвин, чрезвычайно способствовавшей работе над подготовкой писем к печати.
1. Дягилев Сергей Павлович (1872—1929) — один из крупнейших деятелей русского искусства. Сколько мы можем судить, его отношения с Кузминым не были особенно дружескими, хотя существовала обоюдная приязнь, основанная, видимо, в первую очередь на гомосексуальных интересах обоих.
2. Имеется в виду повесть «Картонный домик». Подробнее об истории с ее последними главами см. письмо М. Ф. Ликиардопуло № 2, примеч. 5; Литературное наследство. М., 1982. Т. 92, кн. 3. С. 286. Список, посланный Кузминым Руслову, сохранился (ИМЛИ. Ф. 192. Оп. 1. Ед.хр. 3). Именно по этому списку окончание повести было впервые напечатано: Кузмин Михаил. Проза. Berkeley, 1990. Т. VIII.
3. Здесь Кузмин не вполне искренен: помимо черновика, местонахождение которого нам неизвестно, сохранился наборный оригинал повести, вызволенный после настойчивых просьб Кузмина из типографии Г. И. Чулковым. По этому оригиналу повесть печатается: Кузмин М. Плавающие путешествующие: Роман, повести, рассказы (Изд. «Московский рабочий», в печати).
2
правитьбыл обрадован Вашим милым письмом, разбирая его безукоризненно ясно, хотя Ваш почерк мне и внове и я не имею еще счастья быть лично из числа Ваших друзей. Вчера опять говорил о Вас с только что приехавшим А. П. Воротниковым1, который привезет в Москву для передачи Вам от меня самые горячие и нежные приветствия. Дягилев меня заинтересовал главным образом общими сведениями о Вас и о молве, Вас окружающей (для Вас это — новость или нет?), личные же впечатления другого человека, хотя бы и друга, хотя бы и нежно ценимого мною С<ергея> П<авловича> для меня не так важны2.
Не желая быть нескромным, спрошу только: отрицательные отзывы могли ли бы возбудить во мне желание с Вами познакомиться?
И мне тем досаднее откладывание из-за множества личных и литературных дел и романов3 моей поездки в Москву, где Вы позволите мне непременно отыскать Вас. Остановлюсь я по привычке в «Метрополе»4. Это будет, вероятно, скоро, но когда именно — не знаю решительно.
Я не вижу причины, чтобы Вы не читали конца «Домика» тем из Ваших друзей, которые им интересуются, но мне желателен факт, что список будет у Вас одних, что больше, кроме меня, ни у кого не будет. Я не делаю из этого литературного секрета. Продолжайте мне писать о себе: это мне гораздо интересней историко-литературных опытов5.
Надеюсь, что Вы также не будете составлять обо мне мнения по рассказам других лиц и не откажетесь при случае встретиться.
Не напрасно Вы любите Дориана6, сами, говорят, будучи Дорианом redivivus (Вы еще не забыли Вашей латыни?) только без необходимости иметь портрет, чтобы сохранять молодость, только еще начатую Вами.
М. Кузмин
21/8 ноября 1907
1. Воротников Антоний Павлович (1857—1937) — драматург, беллетрист, журналист. Был литературным и театральным рецензентом журнала «Золотое руно». Его переписка с Кузминым хранится в РГАЛИ. См. в дневнике Кузмина: «…приехал Воротников из Москвы. Толстый, une tante crachée, знает и Руслова, и его товарищей (Колю Фирсова, Лари), Судейкина, etc» (7 ноября 1907).
2. См. в дневнике: «Дягилев говорит, что Руслов некрасив, но мне часто нравятся рожи больше красавцев» (5 ноября 1907).
3. Основным романом Кузмина в это время были довольно платонические отношения с В. А. Наумовым, учившимся в юнкерском училище. Одновременно влюбленное настроение овладевало им в присутствии гимназистов, ставивших «Куранты любви» (см. далее в письмах, а также в статье «Кузмин осенью 1907 года»). Наумову посвящены многие стихотворения второй и вся третья часть сборника «Сети». К сожалению, о его жизни нам практически ничего не известно. Последний встречавшийся документ — письмо Кузмину с фронта от 14 апреля 1915 г. (ЦГАЛИ С.-Петербурга).
4. Гостиница «Метрополь» в Охотном ряду. Для Кузмина она была удобна не только своим европейским комфортом, но и тем, что в том же здании помещалось издательство «Скорпион» и редакция журнала «Весы», где Кузмин печатался. Поездка в Москву, о которой он неоднократно говорит в письмах, так и не состоялась.
5. Ранние историко-литературные опыты Руслова нам неизвестны, но незадолго до смерти он участвовал в книге: А.Блок. Неизданные стихи. История одного письма. Тифлис, 1927.
6. Имеется в виду герой повести О. Уайльда «Портрет Дориана Грея». Отношение Кузмина к Уайльду колебалось от заинтересованности (см. в письмах далее) до почти полного отвержения. См. запись в дневнике от 6 июня 1906 г.: «В. Иванов ставит этого сноба, лицемера, плохого писателя и малодушнейшего человека, запачкавшего то, за что был судим, рядом с Христом — это прямо ужасно».
3
правитьЯ не слышал, дорогой Владимир Владимирович, что Вы не смелы, что Вы — буржуазны, что Вы — скучны, что Вы — некрасивы, что собираетесь жениться. Я не слышал этого про Вас — какие же еще ужасы для нас я мог знать? Все, что я слышал, только усиливало желание сблизиться с Вами и даже, признаюсь, порождало смелые надежды, что в союзе с Вами (Honny soit qui mal y pence1) мы могли бы создать очень важное и прекрасное — образец. М<ожет> б<ыть>, Вы и один это можете сделать, но жизнь одна, не запечатленная в искусстве, не так (увы!) долговечна для памяти.
Я абсолютно не боюсь разочарованья, я Вас будто знаю отлично.
В отплату напишите и Вы мне басни, слышимые Вами обо мне. Меня удерживают, конечно, романы практические, ибо писать я могу везде одинаково. У меня сеть историй, из которых главная столь непривычно классична, вроде романов Ричардсона в 6 томах, что только не особенная увлеченность и присутствие тактики, стратегии и т. п. делают ее интересной2. Притом в этой игре замешано 5 человек — все близких мне3. Но я думаю после 15 (17, 16) декабря быть в Москве, чтобы на обратном пути провести праздники в деревне4. По литературе я пишу современную повесть «Решение Анны Мейер»5 и путешествие XVII в. в роде «Эме»6, посвящаемое Брюсову7. Стихи: «Ракеты» будут в феврале «Весов», «Обманщик обманувшийся» и теперь «Радостный путник»8. Летом я написал еще священный фарс: «Комедия о Мартиньяне» или «Беда от женщин», который будет в 2-ом Цветнике «Ор»9. Кроме того, я писал разную музыку.
Я бы мог бесконечно писать о моих вкусах, особенно в мелочах. Это напоминало бы любимую мною в юности игру в вопросы и ответы. Но так многое любишь в известной обстановке, что легче писать, чего определенно и всегда не любишь. Я не люблю молочных блюд, анчоусов и теплого жареного миндаля к шампанскому, я не люблю сладковатых вин (Барзак, Икем), я не люблю золота и брильянтов, я не люблю «бездн и глубинности»10, я не люблю Бетховена, Вагнера11 и особенно Шумана, я не люблю Шиллера, Гейне12, Ибсена13 и большинство новых немцев (искл<ючая> Гофмансталя, Ст. Георге и их школы), я не люблю Байрона14. Я не люблю 60-е годы и передвижников. Я почти не люблю животных, я не люблю запах ландыша и гелиотропа, я не люблю синего и голубого цвета, я не люблю хлебных полей и хвойных деревьев, я не люблю игру в шахматы, я не люблю сырых овощей. Правда, это очень интересно? В следующих 10 письмах я буду писать, что я люблю. Я люблю Ваши письма и Ваш почерк. Дягилев вчера уехал в Париж, я был у него довольно долго, но у него была куча народа и какие-то все счета перед отъездом, так что мы мало говорили интимно15.
Я рад, что Вы скучаете, а то бы мои письма не были для Вас ценны. Т<ак> к<ак> в Москве я буду очень недолго, Вы устроите, чтобы уделить мне достаточно времени. Это очень важно.
М. Кузмин
28/15 ноября 1907
1. Французская фраза — девиз ордена Подвязки. Он цитируется также в стихотворении Кузмина «Ангел благовествующий» (цикл «Плен»).
2. Речь идет об отношениях Кузмина с В. А. Наумовым (см? примеч. 2 к письму 2).
3. В отношения Кузмина с Наумовым были посвящены товарищ Наумова по юнкерскому училищу М. Л. Гофман (впоследствии поэт и литературовед), поэт Б. А. Леман (писавший под псевдонимом Б. Дике), В. Ф. Ну-вель, претендовавший на взаимность Наумова, и Вяч. Иванов.
4. Имеется в виду Парахино близ ст. Окуловка Новгородской губ., где муж сестры Кузмина П. С. Мошков был управляющим на фабрике. В Па-рахине Кузмин часто жил, в том числе и зимой.
5. Опубликована — Весы. 1908. № 1.
6. Повесть Кузмина «Приключения Эме Лебефа». Имеющееся здесь в виду «путешествие XVII в.» — повесть «Путешествие сера Джона Фир-факса по Турции и другим примечательным странам», завершенная значительно позже (первая публикация — Аполлон. 1910. № 5).
7. О посвящении см. письмо Кузмина к Брюсову от 17 июля 1907 г.: «Я осенью или зимою хотел бы написать „Путешествие“ в стиле рассказов баснословных и adventureux, род, но другой, „Эме Лебефа“. Не позволите ли Вы мне думать при писании его, что я могу его Вам посвятить? Это была бы лучшая шпора и лучшая узда мне, и было бы, хотя неполное, бедное и слабое, выражение моей безусловной преданности к Вам» (РГБ. Ф. 386. Карт. 91. Ед.хр. 12. Л. 13). Однако 12 ноября 1908 г. Кузмин сообщил ему: «Вы согласились, так любезно, на принятие от меня посвящения одного из моих произведений, но так как предполагаемое тогда „Путешествие“ сильно затормозилось и „Подвиги Александра“ будут готовы несомненно раньше, то не согласитесь ли Вы позволить мне посвятить и эту вещь Вам как явному учителю?» (Там же. Ед. хр. 13. Л. 7). В итоге Брюсову были посвящены «Подвиги великого Александра» (Весы. 1909. № 1), а «Путешествие… Фирфакса» — С. Ауслендеру.
8. Названные циклы опубликованы: «Ракеты» — Весы. 1908. № 2 (как и планировалось); два других в целостном виде — в книге «Сети» (М., 1908).
9. Второй альманах «Цветник Ор» в свет не вышел, и «Комедия о Мартиньяне» (без второй части заглавия) была впервые опубликована в книге Кузмина «Комедии» (СПб., 1908).
10. Слова, заключенные в кавычки, представляют собою общие места раннего русского символизма и его эпигонов в девятисотые годы. Ср. в дневнике Кузмина 20 июля 1907 г.: «Хотелось и в авторах и в себе иметь только легкое, любовное, блестящее, холодноватое, несколько ироническое, без au delà, без порывов вдаль, без углубленности».
11. О сложном отношении Кузмина к Вагнеру см. подробную статью Г. Г. Шмакова «Михаил Кузмин и Рихард Вагнер» (Studies in the Life and Works of Mixail Kuxmin / Ed. by John E.Malmstad. Wien, 1989 / Wiener slawistischer Almanach. Sonderband 24).
12. Ср. начало стихотворения Кузмина: «Ведь это из Гейне что-то, А Гейне я не люблю» (сб. «Нездешние вечера»). Возможно, упоминание имени Гейне в данном письме можно возвести к конкретному эпизоду. 19 августа 1907 г. Кузмин записал в дневнике: «Читаю пасквили и инвективы Гейне, называемые его „критическими статьями“; чем это лучше Белого и Гиппиус? Он очень закрыт для меня, даже как поэт». Сравнение с Белым и Гиппиус вызвано их резко критическими суждениями о прозе Кузмина.
13. Раннее мнение Кузмина об Ибсене см. в письме к Г. В. Чичерину от 21 мая 1893 г.: «Сначала он мне казался тяжеловатым, но теперь я в восторге. Отчасти он мне напоминает Вагнера, что-то сильное, мрачное, до крайности нервное и экзальтированное. Но иногда он все-таки сер и тяжел» (РНБ. Ф. 1030. № 19).
14. Отметим, что в тридцатые годы Кузмин переводил байроновского «Дон-Жуана» для издательства «Acadeifta». См.: Гаспаров М. Л. Неизвестные русские переводы байроновского «Дон-Жуана» // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. 1988. Т. 47. № 4.
15. В дневнике Кузмина ничего не говорится об этом посещении Дягилева (запись о вечере у него относится лишь к 8 ноября), так что вполне возможно, что сведения, сообщаемые Руслову, вымышленны.
4
правитьпростите меня за невозможную задержку с ответом; поверьте, что совершенно внешние причины виною этого. Мне очень жалко, что Ваше письмо я получил сегодня, когда я собирался Вам писать, и Вы можете подумать, что без него я стал еще бы медлить. Ваш открытый, насмешливый и острый ум меня пленил еще более.
Конечно, мы увидимся.
Признаюсь, Ваше смущение и некоторая непонятливость, отчего так важно нам увидеться, меня слегка смутили и кольнули. Но я отношу это к той же игре ума и brio и думаю, что Вы и сами знаете, почему это важно. Если же Вы не знаете, то объяснять я Вам сейчас не буду, м<ожет> б<ыть>, и вообще не буду.
Возможно, что я ошибаюсь и увлекаюсь пустыми мечтами. Почему-то мне кажется, что нет. Я был очень тронут Вашим прейскурантом и очень благодарю Вас и Ваших компаньонов гг. Галкина, Гинее-ва и Туранова за память и внимание1.
К сожалению, едва ли я смогу исполнить Ваше желание относительно «Литургии мне», т. к. у Сологуба у самого ее нет и у меня также2.
Я очень спешу: думаю, что завтра Вы получите еще письмо и не накажете меня молчанием в отплату.
Я это время был очень занят музыкой к пьесе Ремизова у Коммиссаржевской3 и постановкой своих «Курантов Любви» на одном вечере, где они провалились4. Репетиции etc. очень много отнимают времени, хотя воздух кулис меня гипнотизирует всегда. Тем более, что ставил «Куранты» очень милый новоявленный художник Дмитриев5 (еще гимназист), картины которого нравятся даже ворчливым генералам А. Бенуа и Сомову, моим приятелям6. Мои романы ведутся то медленно, то быстро, то «veni, vidi», то «терпенье», на достаточно верно. Я удивляюсь Вашей прозорливости или осведомленности относительно военной сферы (в данном случае) в моем увлечении. Вы безукоризненно угадали.
Это Вы — блондин и очень бледны, говорите с оттяжкой, волосы волнистые, а я extra-брюнет, правда с мушками, и росту скорей ниже среднего.
До завтра.
М. Кузмин
14/1 XII 1907
1. См. запись в дневнике от 20 ноября 1907 г.: «Письмо из Москвы от Руслова и еще 3-х господ из ресторана, написанное на прейскуранте».
2. «Литургия Мне» — мистерия Ф. Сологуба (М., 1907).
3. Речь идет о пьесе А. М. Ремизова «Бесовское действо» в театре В. Ф. Коммиссаржевской (режиссер Ф. Ф. Коммиссаржевский, художник М. В. Добужинский, премьера 4 декабря 1907 г.). О постановке см. специальную статью: Дубнова М. Я. А. М. Ремизов в Драматическом театре В. Ф. Комиссаржевской // Памятники культуры: Новые открытия: Письменность. Искусство. Археология. Ежегодник 1992. М., 1993. Ср. запись в дневнике Кузмина: «Ездил в театр; даже без костюмов „действо“ жутко».
4. Имеется в виду постановка вокально-музыкального цикла Кузмина «Куранты любви» силами компании гимназистов, с которыми Кузмин близко сошелся осенью 1907 г. (подробнее см. в статье «Кузмин осенью 1907 года»).
5. Из списка писем Кузмина 1907—1910 гг. следует, что этого художника-гимназиста звали Всеволодом Александровичем и жил он по адресу: Университет, кв. Трофименко (ИРЛИ. Ф. 172. Ед. хр. 321).
6. См. запись в дневнике от 26 ноября: «Бенуа сказал, что эскизы Дмитриева ему не понравились, но что Локкенберг их поправит. Это еще что за контроль?»
5
правитьопять пишу Вам, чтобы Вы не думали, что мои мысли, мои планы изменились.
У нас наступили тоже ясные холода. Эта неделя очень тяжка по театрам: старинный театр, пьеса Ремизова, Айседора Дёнкан, балет — каждый день1.
Топятся печи, вечера прозрачны и красны, думается о Москве. На улицах все закутаны и с красными носами — что мало украшает. Маменьки и папеньки меня боятся и крестят своих сыновей, если знают их идущими ко мне.
Мне отчего-то очень скучно; пишу очень мало, мало читаю и только курю, напевая и смотря на горящие уголья. Впрочем, так мало времени дома и один: друзья, романы, скучные, важные старые знакомые родителей, общество, где нужно вертеться. С радостью уехал куда-нибудь бы, но не один. Я бывал зимой в усадьбах: не одному, с письмами, книгами, лошадьми и поваром, с запасом вина не очень надолго — это очаровательно.
Вчера провел вечер у Фокина, нового балетмейстера2, с художниками и танцорами, с примой Павловой 2-ой3 и др<угими>, но скучны они, голубчики, когда не красивы. И как веселее было накануне после «Курантов», когда мы с Сомовым и «моими гимназистами» ужинали у Палкина4. Правда, я пишу будто сквозь сон? Читали ли Вы «Кушетку тети Сони» и как она Вам понравилась? Я сам питаю большую нежность к этой вещи.
Хотели ли бы Вы иметь «Эме» и «Крылья»5, кроме находящихся у Вас, с dedicac’ом?
Я мог бы послать или передать при свиданьи.
Пожалуйста, ответьте скоро, чтобы я не думал у Вас «зуба» против меня; я обещаю быть аккуратным и не буду писать уже, что я люблю, «mes amours», после неудачи с «mes haines». Ведь все это так условно и изменчиво, исключая основного. До свиданья.
М. Кузмин
Поклонитесь тем, кто меня любит, если таковых знаете.
2 декабря 1907
1. См. запись в дневнике 30 ноября: «Накупил билетов на Duncan и старинный театр». Старинный театр — предприятие Н. В. Дризена и H. H. Евреинова, возникшее в декабре 1907 г. (см.: Рудницкий К. Л. Русское режиссерское искусство 1908—1917. М., 1990. С. 19—24: Дризен Н. В. Старинный театр (Воспоминания) // Столица и усадьба. 1916. № 71). Пьеса Ремизова — «Бесовское действо» (см. письмо 4, примеч. 3). См. о ней в дневнике за 4 декабря: «Свистали и хлопали, вызывали больше Добужинского, мне скорее не понравилось; есть какая-то немощь, а в постановке аккуратность Билибина». Первый спектакль А. Дункан в ее гастроли состоялся 5 декабря, однако Кузмин на нем не был. См. в дневнике: «Билет на Дёнкан отдал деве», т. е. одной из учениц художественной школы Е. Н. Званцевой.
2. Фокин Михаил Михайлович (1880—1942) — танцовщик и знаменитый балетмейстер. См. запись в дневнике за 1 декабря: «У Фокина были Павлова, Рутковская, разные господа. Молодой балетчик читал реферат дифирамбический Фокину…»
3. Павлова Анна Павловна (Матвеевна, 1881—1931) — знаменитая русская балерина.
4. См. запись в дневнике, приведенную выше, на с. 112.
5. Рассказ Кузмина (Весы. 1907. № 10).
6. Имеются в виду отдельные издания повестей «Приключения Эме Лебефа» (СПб., 1907) и «Крылья» (М., 1907).
6
правитьСпасибо, дорогой Владимир Владимирович, за письмо.
Простите не моментальный опять ответ и короткий: клянусь, сегодня ночью пишу Вам подробно; буду спорить и защищать «Кушетку»1, писать часть «mes amours» и пр. и пр. 1-ое издание «Крыльев» у меня только свой трепаный экземпляр. Хотите его? он мне не ценен. Достать же их нельзя, как видно.
В Москву приеду не позже 17, но не 15-го. Это зависит не от романов, а от дел.
Итак, до вечера, до ночи.
М. Кузмин
8 декабря 1907
1. См. примеч. 5 к письму 5.
7
правитьЖелая соревновать в точности и я, усталый, вернувшийся часа в три после долгого позднего обеда, вечера, где в частном обществе танцевала Дункан1, после rendez-vous я пишу Вам, дорогой Владимир Владимирович, опять, скажу, в полусне очень обыкновенном, а не «ическом».
Жду с нетерпением отчета о Вашем вечере.
Относительно нашей встречи — Вы безукоризненно правы, и так да будет: Вы получите телеграмму 17-го или 18-го. Вы не уезжаете ведь? Да, с Сомовым я не только отлично знаком, но это один из ближайших моих друзей2, которых, как это ни странно, больше между художниками, чем писателями и особенно музыкантами.
О Москве я скорее мечтаю, чем вспоминаю, т. к. хотя «розовый дом» и в Москве, но происходил он в Петербурге3. Все эти дни, несмотря на видимую заполненность, я все-таки скучаю. М<ожет> б<ыть>, я просто неблагодарное существо, хотя благодарность — почти единственная из добродетелей, ценимая и практикуемая мною.
Я сам «Мартиньяна» люблю менее «Евдокии» и «Алексея»4, хотя он свободней и забавней, но он куцоват и несколько незакончен. Но мне там кажется грубоватый оттенок морских идиллий и насмешки. Он слишком эпизодичен и, м<ожет> б<ыть>, слишком Оффенбах. Относительно же «Кушетки»5 я буду спорить, не боясь показаться в смешном виде собственного защитника. Технически (в смысле ведения фабулы, ловкости, простоты и остроты диалогов, слога) я считаю эту вещь из самых лучших, и, видя там Ворта и Сергея Павловича6 (надеюсь, Вы не подумали, что это действительно — он: время и лета это опровергают), не вижу пастушка и Буше. Это современно, и только современно, несмотря на мою манерность. Как слог считаю это — большим шагом и против «Домика», и против, м<ожет> б<ыть>, «Эме»7, не говоря о других.
«Куранты», по слухам, будут в «Весах», хотя, лишенные моей же музыки, они значительно теряют8. «История рыцаря д’Алессио» напечатана в «Зеленом сборнике»9, и м<ожет> б<ыть>, сумею его отыскать, хотя это вещь очень слабая и «зеленая» и тактичнее было бы для меня ее не найти.
Теперь, кроме летних стихов «Ракеты», написал 2 цикла: «Обманщик обманувшийся» и «Радостный путник», из которых последним особенно доволен. Конечно, я все привезу в Москву и, если это Вас не устрашает, прочитаю Вам.
С утра меня все время отрывали от не оконченного ночью письма, так что пришло и другое, так незаслуженно милое письмо от Вас, повергнув меня в стыд и радость. Притом я очень устаю. Вчера приехал Дягилев из Парижа, теперь на более продолжительный срок.
«Куранты» не имели успеха отчасти (и очень отчасти) от исполнителей очень «сознательных», старавшихся осмыслить все мои бессмыслицы и певших чрез меру серьезно. Притом дамы были толсты, а кавалеры безобразны. Декорация была очаровательна. На репетициях я не бывал сначала, когда можно было изменить, теперь при повторении «Курантов» целиком (исполняли только «Весну» и «Лето») я настою на самодержавном управлении меня и художника во всем. Самодержавие, как почти и везде, оказывается незаменимым10. Матерьяльный же успех был блестящ: ¾ желающих без билетов, высокие чрезмерно цены, барышники, блестящая публика — но это касается устроителей, а не меня.
Я люблю в искусстве вещи или неизгладимо жизненные, хотя бы и грубоватые, или аристократически уединенные. Не люблю морализирующего дурного вкуса, растянутых и чисто лирических. Склоняюсь к французам и итальянцам. Люблю и трезвость, и откровенную нагроможденность пышностей. Итак, с одной стороны, я люблю итальянских новеллистов, французские комедии XVII—XVIII в., театр современников Шекспира, Пушкина и Лескова11, с другой стороны, некоторых из нем<ецких> романтических прозаиков (Гофмана, Ж. П. Рихтера, Платена), Musset, Mérimée, Gautier12 и Stendhal’я, d’Annunzio13, Уайльда и Swinburn’a. Я люблю Рабле, Дон Кихота, 1001 ночь и сказки Perrault, но не люблю былин и поэм. Люблю Флобера, А.Франса и Henry de Régnier15. Люблю Брюсова, частями Блока и некоторую прозу Сологуба. Люблю старую французскую и итальянскую музыку, Mozart’a, Bizet, Delibes’a и новейших французов (Debussy, Ravel, Ladmirault, Chausson16); прежде любил Berlioz’a, люблю музыку больше вокальную и балетную; больше люблю интимную музыку, но не квартеты. Люблю кэк-уоки, матчиши и т. п. Люблю звуки военного оркестра на воздухе.
Люблю балеты (традиционные), комедии и комические оперы (в широком смысле; оперетки — только старые). Люблю Свифта и комедии Конгрива и т. п., обожаю Апулея17, Петрония и Лукиана, люблю Вольтера.
В живописи люблю старые миньятюры, Боттичелли, Бердслей, живопись XVIII в., прежде любил Клингера и Тома (но не Бёклина и Штука), люблю Сомова и частью Бенуа, частью Феофилактова18. Люблю старые лубочные картины и портреты. Редко люблю пэйзажи.
Люблю кошек и павлинов.
Люблю жемчуг, гранаты, опалы и такие недрагоценные камни, как «бычий глаз», «лунный камень», «кошачий глаз», люблю серебро и красную бронзу, янтарь. Люблю розы, мимозы, нарциссы и левкои, не люблю ландышей, фиялок и незабудок. Растения без цветов не люблю. Люблю спать под мехом без белья.
До свиданья.
1. См. в дневнике 6 декабря: «Заезжала Волохова с m-me Блок звать меня к Озаровской, где будет Дункан, петь „Куранты“ в греческом костюме. Черт знает что за ерунда». Однако 8 декабря он записывает: «Вечер у Озаровских сегодня, но я не поеду…» Впрочем, далеко не все события дня Кузмин записывал в дневник.
2. С К. Л. Сомовым Кузмин был не только знаком, по крайней мере, с осени 1905 г., но у них осенью 1906 г. был даже кратковременный роман. В 1916 г. Кузмин написал о Сомове превосходную проницательную статью.
3. «Розовый дом с голубыми воротами» — первая строка стихотворения Кузмина «Мечты о Москве», входящего в цикл «Прерванная повесть». Это стихотворение навеяно рассказами С. Ю. Судейкина о его жизни в Москве, тогда как действие самого цикла происходит в Петербурге.
4. «Комедия о Евдокии из Гелиополя, или: Обращенная куртизанка» — Цветник Ор: Кошница первая. СПб., 1907; «Комедия об Алексее человеке Божьем, или: Потерянный и обращенный сын». — Перевал. 1907. № 11.
5. Рассказ «Кушетка тети Сони» (см. примеч. 5 к письму 5).
6. Борт — лицо, нам неизвестное. Сергей Павлович — имя и отчество одного из героев рассказа, Павиликина, совпадающее с именем и отчеством Дягилева.
7. Повести «Картонный домик» и «Приключения Эме Лебефа».
8. Цикл «Куранты любви» был действительно напечатан в «Весах», хотя и много позже (1909. № 12; отдельные издания с нотами — М., 1910; М., 1911). Цикл написан осенью 1906 г.
9. Речь идет о первой публикации произведений Кузмина в «Зеленом сборнике стихов и прозы» (СПб., 1905), куда вошли цикл стихов «XIII сонетов» и оперное либретто «История рыцаря д’Алессио».
10. Несмотря на полушутливый тон, Кузмин выражает свое подлинное убеждение начала века, с особенной яркостью выявившееся в дневниковых записях осени 1905 г., когда он завоевал довольно прочную репутацию «черносотенца».
11. Произведения Н. С. Лескова были на протяжении всей жизни любимейшим чтением Кузмина. «Рассказал однажды, как любит читать Лескова: „Прочту всего — начинаю сначала, и так из года в год“» {Басалаев И. М. Записки для себя // Искусство Ленинграда. 1991. № 3. С. 105).
12. В письме к Г. В. Чичерину от 18 февраля 1892 г. Кузмин писал: «Я недавно разговорился с мамой о старине и нашел, что Th. Gautier — мой родственник, конечно, пустяки, но все-таки приятно» (РНБ. Ф. 1030. № 17).
13. См. в дневнике: «Как в эпоху Шекспировских сон<етов>, Алекс<андрийских> песен я полон был европеизма и модернизма, почему-то соединявшегося у меня с d’Annunzio, к которому я и теперь не охладел, м<ожет> б<ыть>, из чувства благодарности» (21 июня 1925 г.).
14. Чтение сказок «Тысячи и одной ночи» регулярно упоминается на страницах дневника 1907 г. Три газеллы в книге «Осенние озера» представляют собою вольное переложение стихов из этих сказок.
15. Произведения Ан. Франса и А. де Ренье Кузмин переводил и редактировал переводы других авторов. См. о первом в письме к Г. В. Чичерину от 28 июня 1901 г.: «Я его очень люблю; конечно — это последователь и подражатель Флобера, но т. к. Флобер касался далеко не всех миров, и те, которых касался, далеко не вполне исчерпывал, то An. France от подражательности не так уж много проигрывает; притом он несомненно утонченнее и ученее Флобера, а его слог в последних вещах достигает таких виртуозных высот, что я даже не могу представить возможности соперничества» (РНБ. Ф. 1030. № 21). В одном из более поздних ответов на анкету он говорил о писателях, оказавших на него особое влияние: «Старые французские романисты, Франс и Лесков» (РГАЛИ. Ф. 1068. Оп. 1. Ед. хр. 84).
16. Поль Ладмиро (1877—1944) и Эрнест Шоссон (1855—1899) — французские композиторы. О первом из них, гораздо менее известном, см. в дневнике 25 сентября 1907 г.: «У Медема были современники, игравшие скучного Duparc’a и милого Ladmiraut».
17. Об Апулее Кузмин написал стихотворение (В мире искусств. 1907. № 13/14), а в 1929 г. перевел его «Метаморфозы». Этот перевод считается классическим и перепечатывается до наших дней.
18. Николаи Петрович Феофилактов (1878—1941) — один из ведущих художников журнала «Весы», энтузиаст «Александрийских песен» (посвященных ему), автор обложки к книге «Сети» и иллюстратор (вместе с С. Ю. Судейкиным) книги Кузмина «Куранты любви» (М., 1910). См. выше о проекте издания «Александрийских песен» с иллюстрациями Феофилактова.
8
правитьДорогой Владимир Владимирович,
конечно, я очень виноват перед Вами таким невозможно долгим молчанием и совершенным неисполнением всех своих обещаний. Я не только уже в Петербурге, но я никуда и не уезжал. Если бы я мог уехать, то, конечно, только в Москву и только чтобы познакомиться с Вами.
Я полтора месяца никуда не выхожу, исключая Вяч. Иванова, который живет надо мною1, где никого не бывает и где очень тихо и семейно, и еще езжу ежедневно в одно и то же место под вечер2. Как Иоанн Златоуст, могу сказать: «Мы знали только 2 дороги: из дому в школу и из школы домой»3. Меня посещали не забывшие меня и новые, желающие знакомства, но звать я никого не звал.
Теперь я понемногу выползаю снова в свет4.
Я здоров, весел, светел, тих и счастлив, как никогда не был, как только может быть человек. Сплетни относительно моего затворничества ходят невероятные5. Я написал кучу стихов, довольно много музыки и готовлю длинную повесть из XVII в. во Франции6.
Надеюсь исполнить все свои обещания, только бы Вам не наскучило ждать и вообще возиться со мною. Но я Вас прошу не забывать меня, т. к. Ваши письма очень мне отрадны и приятны.
Последнее время я запустил корреспонденцию, но теперь снова в состоянии, не нарушая своего счастья, быть верным корреспондентом, везде являться, быть веселым товарищем и т. п.
Я не снимался года 4, и у меня ни одной фотографии не осталось. Как только снимусь, пришлю Вам со страхом и трепетом7, но если Вы на меня не сердитесь и хотите баловать, как балуете своими милыми письмами, Вы мне пришлете Ваше изображение. Я очень прошу этого.
Мушки черные я имел вырезанные Сомовым, потом сам вырезал по трафаретам его и Сапунова. Золотые были не мушки, а просто раскраска на щеке по этим трафаретам. Формы: сердце, бабочка, полумесяц, звезда, солнце и фаллос. На боку большой Сомовский Чертик8.
<Приписка:> До свиданья. Не сердитесь, милый Вл<адимир> Вл<адимирович>, и пишите мне, и пришлите, пожалуйста, карточку. Относительно маневров Вы, м<ожет> б<ыть>, правы, только осада кончилась гораздо ранее декабря.
20 января 1908
1. В то время Кузмин жил на Таврической, 25, в квартире художницы Е. Н. Званцевой, где размещалась и ее художественная школа. Вяч. Иванов действительно жил на своей «башне» по той же самой лестнице.
2. Имеются в виду посещения В. А. Наумова, лежавшего в то время в госпитале.
3. При тщательном просмотре сочинений Иоанна Златоуста этих слов обнаружить не удалось.
4. См. выше, в статьях «Кузмин осенью 1907 года» и «Автобиографическое начало в раннем творчестве Кузмина».
5. См. в дневнике от 24 декабря: «Встретил m-me Бенуа, звавшую на елку, но отказался. Там, оказалось, Нувель напропалую сплетничал обо мне и моем отшельничестве».
6. В декабре 1907-го и начале 1908 г. была написана большая часть стихов из циклов «Мудрая встреча», «Вожатый» и «Струи», музыка к «Мудрой встрече». О какой повести идет речь — не вполне ясно; возможно, о планировавшейся, но так и не написанной повести из жизни мадам Гюйон.
7. См.: 2-е Кор., 7, 15; Фил., 2, 12. Этими словами Кузмин начал рецензию на «Cor ardens» Вяч. Иванова.
8. Записи о мушках в дневнике относятся к лету 1906 г.: «Сомов хочет нарисовать мне чертика для мушки под мышкой» (16 июня); «Приехал Сомов, привез мушки и чертики <…> Налепили мне к глазу сердце, на щеку полумесяц и звезду, за ухо небольшой фаллос, но, выйдя на улицу, я снял со щеки…» (21 июня).
9
правитьДорогой Владимир Владимирович,
послал Вам книги и с уезжавшим вчера Андреем Белым «Per alta». Принимая в соображение его звание поэта и заботясь о исполнении Вашего желания, а не о судьбе флакона, прошу Вас упомянуть, получили ли Вы его и книги, и в достаточно ли удовлетворительном виде1.
Напрасно Вы иронизируете над моим желанием знакомства с Вами, это очень искренне и непреложно, и, я думаю, Ваше счастье не изменило Вашего такого же желания, как мое этого не сделало.
Всегда уча учишься, и разве в любви всегда учителя и ученики?
Моя святость очень относительная и условная, а сплетни, по крайней мере про меня, всегда однообразны и, право, мало интересны.
Я пробую выходить в свет, но это мне еще очень трудно и неприятно. М<ожет> б<ыть>, мои письма теперь для Вас недостаточно остры (я не говорю, что они были раньше такими, но теперь еще менее) и занимательны, но я прошу Вас не прекращать этого милого обычая переписки, сделавшейся для меня очень сладкой.
Я благодарю Вас за подарок и обещание фотографии, которой жду с нетерпением.
Не бросайте, пожалуйста, мысли, что мы увидимся. И не так нескоро, я думаю. Имея намерение послать Вам 2 цикла стихов, посылаю Вам постепенно; не давайте их списывать, но читать, если пожелаете, читайте тем, кто меня любит. До свиданья. Ваш
29 января 1908
К письму приложены стихотворения из цикла «Мудрая встреча»: 1. «Стекла стынут от холода…»; 2. «О, плакальщики дней минувших…»; 3. «Окна плотно занавешены…».
1. См. в дневнике 28 января 1908 г.: «…пришел Белый, долго сидел, духи отдал ему для передачи». 30 января Белый сообщал Кузмину из Москвы: «Многоуважаемый, дорогой Михаил Алексеевич! Поручение Ваше исполнил. Почему-то хочется мне отсюда еще раз Вас поблагодарить за „Мудрую встречу“ и за музыку. Музыку помню. Вы были так любезны, что обещали мне прислать слова и мелодию» (РНБ. Ф. 124. № 387; опубликовано: Malmstad John E. Mixail Kuzmin: A Chronicle of his Life and Times // Кузмин M. Собрание стихов. München, 1977. T. III. С. 129, с неточным комментарием). Письма Кузмина к Белому — РГБ. Ф. 25. Карт. 18. Ед.хр.8 (подготовлены нами к печати).
10
правитьДорогой Владимир Владимирович, благодарю Вас за Ваше письмо. Не сейчас ответил, имея вывихнутым палец на правой руке; теперь прошло. Непременно перепишу Вам и «Куранты» и что-н<ибудь> для пения, только не обещаю очень скоро. «Мудрая встреча» посвящена Вяч. Иванову1, т. к. ему особенно нравится, но по-настоящему посвящается, как и все с весны 1907 г., тому лицу, имя которого Вы прочтете над «Ракетами» и над «Вожатым». Я кольца очень, очень люблю, хотя давно их уже не ношу.
Виньетки к «Эме Лебефу» у Сомова и никому не принадлежат; ничего не выставлял на выставках, занятый заказами для 2-х нем<ецких> книжек нецензурных иллюстраций2. Портрет для «Руна» Рябушинский заказал Сомову, если только за мою верность «Весам» не вздумает меня наказывать и не лишит портрета3. Белого я благодарил за себя и за Вас. Впрочем, вот его адрес: Арбат, Никольский, д. Новикова.
Борису Николаевичу Бугаеву.
Вы мне сделаете большое удовольствие, если не будете считать себя должным за посылку; стихи переписываю охотно, а сам пишу в переплет<енных> тетрадях, т<ак> что пересылать неудобно.
Всего хорошего. Рука еще побаливает. Пожалуйста, пишите.
6 февраля 1908
<Далее переписаны стихотворения: 4. «Моя душа в любви не кается…»; 5. «Я вспомню нежные песни…» 6. «О, милые други, дорогие костыли…»; 7. «Как отрадно, сбросив трепет…»; «Легче весеннего дуновения…»>
Последний No и «Вожатый» — в следующем письме. Всего хорошего. Нежно Ваш
1. См. запись в дневнике: «Наверху <у Вяч. Иванова. — Н.Б> у меня нашли вид Аббата и Шарлатана, пел, новые стихи посвятил Вяч. Иван.» (14 декабря 1907 г.). В беловом автографе цикла посвящение выглядит так: «Посвящается навсегда дорогому Вячеславу Ивановичу Иванову» (ИРЛИ. Ф. 527. Оп. 2. Ед.хр. 16).
2. Книга Кузмина «Приключения Эме Лебефа» (СПб., 1907) была издана с обложкой и виньетками работы К. А. Сомова. В 1907 г. художник работал над иллюстрациями к немецкому изданию прославленной «Книги маркизы».
3. По заказу издателя журнала «Золотое руно» Николая Павловича Рябушинского Сомов писал ряд портретов современных писателей. 2 сентября 1907 г. Кузмин упомянул в дневнике о визите Рябушинского: «…Заказал мой портрет Сомову». Этот портрет был написан, однако, только в 1909 г. (два варианта хранятся в Гос. Третьяковской галерее). Кузмин сомневается в желании Рябушинского оплачивать работу Сомова, так как отношения писателя с «Золотым руном» строились не без осложнений, связанных с тем, что он хотел печататься в двух враждующих журналах (подробнее см. в примечаниях к письмам М. Ф. Лйкиардопуло).
4. Стихотворение «Двойная тень дней прошлых и грядущих…».