Тургеневский сборник. Материалы к полному собранию сочинений и писем И. С. Тургенева
М.-Л., «Наука», 1964
ПИСЬМА К И. С. ТУРГЕНЕВУ
правитьВ. Н. КАШПЕРОВ
править17 декабря 1859 г. И. С. Тургенев послал из Петербурга в Италию сердечные приветствия молодому русскому композитору Владимиру Никитичу Кашперову, проживавшему за границей и поставившему на сцене Миланского театра Каркаио оперу «Мария Тюдор». Тургенев писал Кашперову: «… поздравляю Вас с знаменательным и важным успехом — и дай бог, чтобы он служил только первым шагом на Вашем поприще! Идите вперед, пишите как можно больше, овладейте собой, своим искусством, всеми его трудностями и тайнами, сценой и ее условиями — и тогда являйтесь в Россию и сделайтесь наследником Глинки, подарите нам живую русскую оперу!» (Письма, т. III, стр. 389).
Тургенев познакомился с Кашперовым по рекомендации А. И. Герцена в 1856 г. в Париже и с тех пор внимательно следил за творческой деятельностью начинавшего композитора, в котором приняла участие и Полина Впардо, слушавшая его музыку, дарившая его своими советами и указаниями. Кашперов учился в Берлине у Зигфрида Дена теории музыки и у М. И. Глинки, в последний год его жизни, — фуге и оркестровке. Композиторов связывали не только общность музыкальных интересов, но и тесные дружеские отношения. Глинка умер в присутствии своего ученика, перед смертью диктовал ему свои последние произведения и, вероятно, глубоко верил в то, что Кашперов — «милый сынок», как он его называл (см.: М. И. Глинка. Литературное наследие, т. II. Л., 1953, стр. 046), — будет продолжателем его замыслов. Во всяком случае, именно Кашперова он просил быть «его пророком» и доверил ему продолжение своих «Записок» (см. письмо 1). Практический курс своего музыкального образования Кашперев завершил в Италии, где он и жил до 1866 г.
Известны семь писем Тургенева к Кашперову за 1856—1864 гг. (см.: Письма, тт. III—V) и 11 писем Кашперова к Тургеневу (1857—1865), которые публикуются ниже.
В переписке то и дело вспыхивает «тема» Глинки — и при жизни его и после смерти. В письме от 5 (17) января 1857 г. Тургенев вспоминает о своем давнем знакомстве с композитором: «Поклонитесь от меня Глинке; он, вероятно, меня не помнит — по я очень хорошо его помню. Он бывал у пас, когда мы жили вместе с братом — которого он, кажется, любил» (Письма, т. III, стр. 79—80). Николай Сергеевич и И пап Сергеевич Тургеневы жили вместе в Петербурге в 1834—1835 и в 1842—1843 гг. О каком из этих периодов говорится в письме, сказать со всей определенностью трудно, так как прямые свидетельства отсутствуют. Но упоминания о встречах лиц, близких к Тургеневу и Глинке, в большинстве своем относятся к 40-м годам (см. там же, стр. 489). Так, М. Н. Лонги нов, публикуя письма М. И. Глинки к К. Л. Булгакову, рассказывает в предисловии о том, как в зиму 1842—1843 гг. и особенно в следующую он «беспрестанно» виделся с Глинкой и много ночей проводил, слушая романсы Глинки и М. Ю. Виельгорского (см.: «Русский архив», 1869, № 2, стлб. 343). Именно к 1843—1844 гг. относится знакомство Тургенева с М. Н. Лонгиновым и Виельгорскими (см.: Письма, т. I, стр. (158; т. III, стр. 682). Среди общих знакомых Глинки и братьев Тургеневых в этот период известна также М. Н. Вевер (см. письмо В. П. Тургеневой к И. С. и Н. С. Тургеневым от 28 марта 1843 г.: ГПБ, ф. 795, № 99, л. 274; ср.: Сочинения, т. I, стр. 616; М. И. Глинка. Литературное наследие, т. Л, стр. 226).
И. С. Тургенев встречался с Глинкой и позднее. Незадолго до смерти композитора он навестил его в Берлине, в 1856 г. (см.: В. И. Кашперов. Воспоминание о М. И. Глинке. «Русский архив», 1869, № 7—8, стлб. 1142).
Глинка умер 3 февраля 1857 г. Известие об этой смерти вызвало глубоко скорбный отклик в письмах Тургенева к Кашперову (см.: Письма, т. III, стр. 95, 111). По просьбе писателя Кашпсров подробно описывает последние минуты жизни композитора и печальные обстоятельства его кончины, (см. письмо 1). Письмо это свидетельствует о том, что молодой друг Глинки не сумел разобраться в сложной психологии тяжело больного человека. Рассказ Кашперова натуралистичен и несколько жесток. Создается впечатление, что смерть Глинки поразила автора прежде всего неприглядностью процесса физического разрушения и сопутствовавшей ему нравственной депрессии.
Позднее, обратившись в своих воспоминаниях к тому же эпизоду, Кашперов расценил и осмыслил его совсем по-другому — несравненно гуманнее н глубже (см.: «Русский архив», 1869, № 7—8, стлб. 1141). Но в то время именно рассказ Кашперова о смерти Глинки привел Тургенева к заключению о цинизме и безверии умиравшего композитора (см.: Письма, т. III, стр. 111).
В письме Тургенева, посвященном смерти Глинки, обращают на себя внимание не только интерес к личности Глинки и не только философские размышления иа тему о бренности человеческого существования вообще — тема, особенно близкая Тургеневу в те годы, — но прежде всего интерес к Глинке как к русскому композитору, на которого возлагались большие надежды энтузиастами русской национальной музыки. Свидетельством этого являются замечательные и но существу пророческие слова писателя, которые еще в те далекие времена предрекали Глинке славу родоначальника русской классической музыки: «… как много мог этот человек сделать — и как мало оставил после себя. И за это малое будем ему благодарны. Имя его не забудется в истории русской музыки — и, если суждено ей когда-нибудь развиться, — от него поведет она свое начало» (Письма, т. III, стр. 95).
Суждение это не случайно; оно подтверждается устойчивым интересом Тургенева к первой опере Глинки «Иван Сусанин» («Жизнь за царя»). В «Литературных и житейских воспоминаниях» писатель рассказывает о том, как он восемнадцатилетним студентом был на первом представлении оперы в Петербурге. Музыка тогда не доставила ему большого удовольствия, не понравились и певцы-исполнители (Воробьева-Петрова, Степанова). Автор воспоминании с сожалением признает свою юношескую недальновидность и тут же заново оценивает события: «… та эпоха останется памятной в истории нашего духовного развития. .. С тех пор нрошло слишком тридцать лет, по мы все ещё живем под веянием и в тени того, что началось тогда; мы еще не произвели ничего равносильного. А именно: весною только что протекшего (18315 года) был дан в первый раз „Ревизор“, а несколько недель спустя, в феврале или марте 1837 года — „Жизнь за царя“» («Литературный вечер у П. А. Плетнева»).
Премьера оперы «Жизнь за царя» в Петербурге состоялась 27 ноября ст. ст. 1830 г. Сценическая жизнь этой оперы явно интересовала Тургенева. В 1850 г., когда предполагалось, что «Жизнь за царя» будет поставлена на сцепе Королевской оперы в Берлине, Тургенев через Кашперова узнает, как обстоят дела с этой постановкой (тут же сообщая, что г-жа Виардо — большая поклонница Глинки) (см.: Письма, т. Ill, стр. 80).
Через несколько лет после смерти композитора Тургенев выписывает из Петербурга в Париж партитуру оперы «Жизнь за царя» и «Камаринской», очевидно, с намерением познакомить с музыкой Глинки европейских слушателей. В письме к В. Я. Карташевской, которая выполняла поручение Тургенева по пересылке партитур, он пишет: «Я должен принести Вам искреннее спасибо за высылку Глинкинской музыки, которая может быть будет со временем представлена на суд здешней публики» (Письма, т. V, стр. 84). Об этом же писал П. В. Анненков Тургеневу 22 ноября (4 декабря) 1862 г.: «Если Вы во мне обрели друга, то уж в Варваре Яковлевне (Карташевской, — Ред.) — получили фанатика. Она обегала буквально весь Петербург и таки нашла „Жизнь за царя“ (фортепьянную) и „Камаринскую“ (партитурную) за баснословную цену 18 р. сер.» (ИРЛИ, ф. 7, № 8, л. 35).
Сохранились свидетельства и о том, что Тургенев проявлял интерес к романсам Глинки: он не только сам слушал их в Петербурге в мастерском исполнении певицы Александры Ивановны Гирс, но и «угощал» ими друзей. В письме к Гире от 3 (15) апреля 18(30 г. он просит разрешения привезти к ней на вечер Фета, большого любителя романсов Глинки. В воспоминаниях Фета этому вечеру посвящены следующие строки: «Зная мою страсть к романсам, и романсам Глинки в особенности, Тургенев однажды вечером повез меня к певице <…> хозяйка приступила к специальному исполнению романсов Глинки. Во всю жизнь я не мог забыть этого изящного и вдохновенного пения… Я никогда уже не слыхивал такого исполнения Глинки» (Письма, т. IV, стр. 61 и 465—466).
В литературе, посвященной Тургеневу, уже неоднократно обращалось внимание на то, как тесно переплетаются в произведениях писателя литературная и музыкальная стихии. Музыка, особенно часто песня и романс, наделены в рассказах и повестях Тургенева особой силой выразительности. Вспомним, как волнуют — не слушателей только, а и читателей — песни Якова и Рядчика в «Певцах», сколько красок и чувства в музыкальных эпизодах «Затишья». Так раскрыть и живописать обаяние народной песни, русского романса может только глубокий знаток и ценитель этой музыки. Романс Глинки («Только узнал я тебя») поет и завораживает своим пением таинственная Клара Милич в рассказе «После смерти».
Есть в произведениях Тургенева и прямые высказывания о Глинке. Давно уже учтены и, пожалуй, излишне канонизированы те страницы из романа «Дым», где Литвинов и Потуши спорят о Глинке. В. В. Стасов первый комментировал далеко не лестные для композитора речи Потугина, считающегося носителем многих авторских мыслей в романе «Дым». Напомним одну из таких речей — ту, которая легла в основу воспоминаний В. В. Стасова о спорах с Тургеневым. Поту гни говорит: «Сказать бы, например, что Глинка был действительно замечательный музыкант, которому обстоятельства, внешние и внутренние, помешали сделаться основателем русской оперы, никто бы спорить не стал; но пет, как можно! Сейчас надо его произвести в генерал-аншефы, в обер-гофмаршалы по части музыки, да другие народы кстати оборвать: ничего мол подобного у них нету, и тут же указывают вам на какого-нибудь „мощного доморощенного гения“».
В. В. Стасов рассказывает, что он долго спорил с Тургеневым по поводу этой тирады, потом спросил, неужели он и сам думает о Глинке то самое, что его Потугин: « — Ну, Потугин, не Потугин, — возразил Тургенев, — тут есть маленькая charge, я хотел представить совершенного западника, однако я и сам многое так думаю» (В. В. Стасов. Двадцать писем Тургенева и мое знакомство с ним. «Северный вестник», 1888, X, стр. 148—149; ср.: Е. Ардов (Апрелева). Из воспоминании об И. С. Тургеневе. «Русские ведомости», 18 января 1904 г., № 18). В своих письмах к Кашперову Тургенев действительно писал и о рано оборвавшейся жизни композитора, и о его странностях, выглядевших порой, как говорили некоторые современники, «генипальничаньем», и тем по менее именно в этих письмах содержится высокая оценка музыки Глинки, как первой зарницы русской музыкальной славы. Есть и еще одно важное доказательство того, что во всяком случае в конце 50-х годов Тургенев не только сочувствовал, по и способствовал процессу развития национальной музыки.
В том самом письме Тургенева к В. Н. Кашперову, с которого начинается эта статья и в котором писатель так горячо поздравляет молодого русского композитора с его первым успехом, имеются такие строки: «С нетерпением ожидаю обещанных отрывков из газет и тотчас же составлю из них статейку, которую тисну во всех здешних журналах. Ударить в колокол — наше дело!» (Письма, т. III, стр. 389).
Приблизительно через два месяца, 12 (24) февраля 18(30 г., Тургенев извещает А. А. Краевского городской запиской: «… статьи о Давыдове и Кашперове Вы получите завтра» (Письма, т. IV, стр. 31).
Исходя из этого извещения, М. О. Гершензон напечатал в 1915 г. в «Русских пропилеях» (т. 3, стр. 154) рецензию на «Сочинения Д. В. Давыдова», впервые появившуюся анонимно в «Отечественных записках» (1860, № 4, отд. III, стр. 105—106) и, по мнению Гершензона, принадлежащую перу Тургенева. С тех пор эта рецензия печаталась в составе основного текста критических статей Тургенева.
В 1933 г. Ю. Г. Оксман оспорил принадлежность статьи о «Сочинениях Д. В. Давыдова» Тургеневу на основании критического изучения текста по стилю и содержанию, а также обстоятельств появления этой статьи на страницах журнала, в котором Тургенев не печатался с 1856 г. Но в то же время Ю. Г. Оксман высказал предположение, что статьи о Кашперове и Давыдове не были написаны Тургеневым, а только переданы им в журнал Краевского, как была им передана статья К. Н. Леонтьева о «Накануне» (см.: Тургенев, Соч., т. XII, стр. 525).
Новый пересмотр материалов, связанных с этим вопросом, позволил установить, во-первых, что в письме А. А. Краевскому Тургенев имел в виду статью не о поэте Д. В. Давыдове, а о виолончелисте К. Ю. Давыдове (Давидове); во-вторых, что статья о Кашперове и Давыдове появилась через педелю после письма Тургенева не в «Отечественных записках», а в другом органе, редактировавшемся А. А. Краевским, — в газете «Санкт-Петербургские ведомости» («N» 38, от 19 февраля 18(30 г.), в фельетоне «Искусство», без подписи; в-третьих, что все, о чем пишется в интересующем пас разделе фельетона, имеет прямое соответствие в переписке Тургенева с Кашперовым.
В целом фельетон представляет собой обзор концертной хроники Петербурга. Статья информирует о деятельности сестер Ферни, Рубинштейна, г-жи НИссен-Саломан, г-жи Шоберлехнер, о программе концертного общества, о виолончелисте Нортоне, о г. Коласанти и о русских гастролерах за границей. Приводим часть фельетона о Кашперове и Давыдове.
"В заключение считаем нужным, сообщить читателям известия о двух русских артистах, находящихся за границею и уже приобретающих европейскую славу. Эти два артиста — гг. Кашперов и Давидов.
«Г. Кашперов написал оперу „Мария Тюдор“, данную в Милане, на театре Карка по. Успех был если судить по единодушным отзывам итальянских журналов — чрезвычайный: молодого маэстро сравнивают с величайшими светилами музыкального искусства. — „Г-н Кашперов (говорит один из первых итальянских журналов) может по справедливости гордиться перед своими соотечественниками тем, что он первый сорвал заслуженный лавр на итальянской земле, этой родине всего прекрасного“. Г. Кашперов находится теперь в Ницце, где он ставит свою оперу. Он уже получил либретто другой оперы — под заглавием „Риэнзи“. Г. Кашперов ученик знаменитого Глинки, который и умер на его руках в Берлине. До сих пор г. Кашперов был известен в музыкальном мире своими мелодическими романсами; приветствуем его при вступлении на более обширное поприще — и желаем ему всевозможных успехов. Не услышим ли мы его оперу здесь, в Петербурге?».
Далее следует информация об успешных гастролях по Германии русского виолончелиста Карла Юльевича Давыдова (Давидова). В этом разделе фельетона, так же как и в разделе о Кашперове, цитируются отклики местной прессы, в частности отзыв известного немецкого критика Л. Рельштаба, и упоминается статья, напечатанная «Всеобщей немецкой газетой» Ф. А. Брокгауза. К. 10. Давыдов (1838—1889) в 1859—1861 гг. состоял солистом лейпцигского оркестра и был профессором Лейпцигской консерватории; затем вернулся в Петербург, состоял солистом в оркестре итальянской оперы, был лектором и профессором, а с 1876 г. — ректором петербургской консерватории.
Вопрос о том, существовали ли у Тургенева какие-либо отношения с К. 10. Давыдовым и, следовательно, мог ли сам Тургенев составить информацию о Давыдове по присланным ему материалам, подлежит дальнейшему изучению. 18 января 1864 г. Тургенев сообщал Полине Виардо из Петербурга: «Сегодня я слушал 127-й (посмертный) квартет Бетховена, безукоризненно сыгранный Венявским и Давыдовым» (Письма, т. V, стр. 206, 442). Одна из учениц П. Виардо, русская певица М. Л. Василенко-Левитон, в своих воспоминаниях пишет: «Иван Сергеевич неоднократно мне говорил, что предпочитает виолончель любому другому музыкальному инструменту, особенно, если она в руках Брандукова или Давыдова. Он часто советовал мне и многим другим ученикам П. Виардо прислушиваться к игре на виолончели и стараться петь подобно Давыдову или Брандукову» (М. Л. Василенко-Левитон. Воспоминания о Тургеневе и Полине Виардо. «Советская музыка», 1951, № 7, стр. 75).
Что же касается Кашперова, то в информации, напечатанной в «С.-Петербургских ведомостях», обращают на себя внимание следующие моменты: упоминание о тех самых отзывах из итальянской прессы, которые Кашперов обещал прислать Тургеневу, а Тургенев — написать на основании этих материалов статью (см.: Письма, т. III, стр. 389); отзывы эти приведены анонимно, даже без указания места и времени публикации, т. е. вернее всего, что автору были посланы именно вырезки; автор хорошо осведомлен в делах и жизни композитора — подобные сведения сообщались Тургеневу в письмах Кашперова (вспомним письмо о смерти Глинки, из которого Тургенев узнал, что композитор умер на руках своего ученика); концовка информации почти полностью совпадает по тексту с пожеланием более обширного поприща, а также возвращения в Россию в письме Тургенева к Кашперову от 17 декабря 1859 г. При первой публикации этого письма В. Н. Кашперов сопроводил его следующим комментарием:
"Письмо Тургенева написано по поводу постановки первой моей оперы «Марии Тюдор». Она была поставлена в Милане в 1859 г. в театре Каркано, в декабре месяце, и, судя по вызовам, имела успех. В первое представление меня вызвали 17 раз, а в следующие представления не менее 14 и 12 раз. После этого мне было предложено поставить ее в Ницце, где в это время жила покойная императрица Александра Феодоровна.
«Опера и в Ницце имела успех <…>. Когда я получил письмо Тургенева, то он вскоре сильно заболел. Газетных статей по поводу „Марии Тюдор“ в Милане было много, и была еще в Париже в „Фигаро“ статья виолончелиста Серве. Не помню, посылал ли я их Тургеневу. Вернее, что нет, так как знал уже о его болезни» («Русское обозрение», 1893, № 11, стр. 535, сноска; ср. письмо 2, примеч. 2).
Все это вместе взятое приводит к заключению о том, что в «С.-Петербургских ведомостях» и была напечатана та статья, которую Тургенев обещал Кашперову «тиснуть» в русской печати.
Вся дальнейшая переписка В. Н. Кашперова и Тургенева посвящена волновавшей обоих корреспондентов проблеме создания русской оперы.
Так, в письме от 6 (18) апреля 1863 г. Тургенев, выражая Кашперову сочувствие по поводу политического скандала, разыгравшегося во время постановки его оперы «Риенци» во Флоренции, пишет: «Родина — как жена или мать: иногда жутко от нее приходится, но ведь не расстанешься же с нею. Повторяю: в таких случаях надо встряхнуться, стиснуть зубы — и опять за работу» (Письма, т. V, стр. 109). В словах писателя Кашперов справедливо услышал поощрение, и в письмах к Тургеневу он постоянно советуется с ним о сюжетах для русской оперы (см. письма 3, 5, 6, 10). Обсуждая возможные аспекты своей деятельности на родине, Кашперов сообщает Тургеневу о намерении собирать национальные напевы и издать отдельный сборник (см. письмо 10).
Интересы В. Н. Кашперова не были случайны. Они находились в русле весьма определенного, революционно-демократического на правления в русской фольклористике. В. Н. Кашперов не принадлежал к революционно-демократическим кругам, но в начале 60-х годов он находился под сильным идейным влиянием своего близкого и давнего друга Н. П. Огарева, который в агитационных целях широко использовал песенное народное творчество, приспосабливая к нему, по опыту декабристов, современные революционные тексты (см. об этом: Лит. наел., т. 63, кн. III,стр. 125). В сообщении Е. И. Каин-Новиковой приводятся также любопытные сведения о том, что не только народные мелодии, но и музыка Глинки распространялась в сопровождении новых текстов, например студенческий революционный гимн «Славься, свобода и честный наш труд» на мотив глинкинского «Славься» из «Сусанина» (в сб.: Свободные русские песни. Берн, 1863).
В одном из писем Ы. П. Огарева к В. И. Кашперову (от 15 ноября и. ст. 1862 г.) говорится о желательности сотрудничества Кашперова в интересовавшем поэта деле: «… если кто к вам явится от моего имени для подобра-ния народных напевов на слова новые и написания аккомпанементов для издания во вред царящему, то вы возьмитесь за этот труд с преданностью к делу, только в народном духе» (Лит. наел., т. 63, кн. III, стр, 126). Сборник, о котором пишет Ы. П. Огарев, не состоялся, но интерес к народному музыкальному творчеству как источнику знаний о народе вообще и основе музыкального национального развития надолго определил теоретические взгляды В. Ы. Кашперова. В ряде своих писем он делился этими взглядами с Тургеневым и встретил сочувственный отклик. Тургенев горячо приветствовал возвращение композитора на родину. «Там Вы найдете почву, на которой Вы можете попытаться строить, — пишет он, — <…> родной воздух необходим для художника» (Письма, т. V, стр. 293).
До нас дошла только часть писем Тургенева, адресованных Кашперову. Об этом свидетельствуют сохранившиеся ответные письма. Так, существовало письмо Тургенева Кашперову относительно певца Рудольфи, на которое Кашперов ответил 24 октября н. ст. 1864 г. (9), ответным же является письмо от 7-го августа н. ст. 1865 г. (10). ..
По тону уцелевших писем, становившихся все прохладнее, по задержкам в ответах (например, Тургенев долго не мог собраться просмотреть посланное ему Кашперовым либретто оперы «Пугачев» и сделать свои замечания, — Письма, т. V, стр. 129, 293) видно, что интерес писателя к деятельности Кашперова постепенно ослабевал. Композитор не оправдал всех возлагавшихся на него надежд. В 1865 г. в Венеции была поставлена опера Кашперова «Консуэло», но в Петербурге были исполнены только отдельные номера из этой оперы (см.: Лит. наел., т. 62, кн. II, стр. 152). В 1866 г. композитор переехал в Москву, но и на родине он не получил широкого признания. Русские оперы Кашперева, поставленные в Москве и Петербурге («Гроза» — 1867 г.; «Боярин Орша» — 1880 г.; «Тарас Булъба» — 1887 г.) имели ограниченный успех и быстро сошли со сцены (см.: А. Н. Островский и русские композиторы. Письма. Изд. «Искусство», М. — Л., 1937, стр. 68—71).
История отношений Тургенева с Кашперовым наглядно убеждает в том, что писателем руководило прежде всего желание видеть в молодом композиторе наследника и продолжателя великого дела Глинки. Тяга к русской национальной музыке, народной по своему духу, в частности к музыке Глинки, явственнее всего обнаружилась у Тургенева в конце 50-х--начале 60-х годов, как одно из проявлений демократизации во взглядах и вкусах писателя в период общественного подъема.
Ниже публикуются 11 писем Кашперова к Тургеневу. Первое из этих писем публикуется по подлиннику, хранящемуся в ГПБ (ф. 795, № 80); остальные десять печатаются по автографам, хранящимся в ИРЛИ (5802.ХХХб.92).
11
правитьБерлин.
Сегодня получил я ваше письмо — Иван Сергеевич, — и спешу отвечать вам,3 — а то вы пожалуй пролетите и мимо нас грешных.4
Мне здесь не пусто и не скучно, — а потому я спокойно доканчиваю здесь свой теоретический курс и вероятно в июле отправлюсь в Милан на практический.
Глинка своею смертью научил меня смотреть, — до некоторой степени, — хладнокровно на смерть близкого — я впервые увидал нравственную необходимость смерти. — Его официяльная обстановка казалась так хороша, что лучшей трудно даже желать при его положении: и редкий успех и сильное стремление к развитию музыкальному должны бы были придать ему горячее желание жизни…
А взгляните-ка поближе на него или в него, — на всё то, что составляет неофицияльную сторону его существования: его семейная обстановка! его общественное положение (при его сильной дозе тщеславного честолюбия)! <…>. Он равно не сознавал как своих хороших качеств, так и дурных.5
Любил он много и нежно, но малейшее противуречие (в особенности его животным наклонностям) его выводило из себя; и он уж тогда не останавливался ни перед чем.
Впечатлительный — уж конечно — страшно, он не умел подчинить почти ни одного впечатления мало-мальски серьезного своей нравственной воле.
Возьмем на выдержку хоть последнее время его жизни. — Надо вам сказать, что он сохранил сознание, за исключением промежутка нескольких часов до последнего издыхания.
Три дня до его смерти, окруженный 2-мя публичными девками (кажется отлично за ним ухаживали — надо им отдать справедливость) — он, для того, чтобы их рассмешить, надел на себя ночной дамский чепчик и действительно рассмешил всех; <…>. — Я свернул разговор на музыку: он мне продиктовал какую-то тему для фуги и просил меня быть его пророком и окончить даже его записки… [Иногда говор<ил>].
Потом разговор — по обыкновению — сходил на то, что ему бы хотелось еще пожить года два и показать, что можно сделать для русской фуги — «а впрочем», — прибавлял он, — «за всю музыкальную славу я не променяю хорошенькой жёнки».
К вечеру что-то заговорил об вечности и сам же прибавил: «а! всё это вздор, — я в вечность не верю».
Не прошло и часу времени, как его видели усердно молящимся с старинным образом своей матушки на груди, — думая, что его никто не видит.
Следующий день он опять проделывал то же самое и т. д.
Умер он спокойно без всяких видимых признаков страдания.6
Его всегдашнее желание было умереть в Берлине и лишь бы не в Петербурге: его страшно терзало высокомерие петербургских друзей, которые 10 лет тому назад поклонялись ему, когда он был любимцем Николая Павловича, а теперь едва смотрели на него и [едва] из милости протягивали ему руку; он же, к несчастию, не мог стать выше их и страдал страшно.7
Будучи натуры привязчивой, он за меня — совершенно простого человека — ухватился как за якорь спасения, отдался мне действительно всей душою (кажется, что он меня за этот нравственный комфорт и в таланты-то произвел) <…>; но уже мне достался почти один труп Глинки.
Вот почему я сердечно простился с Глинкой, провожая его на Крейцберг,8 но без сожаления.
И как нарочно — в тот день, когда мы его хоронили — весеннее солнце жарко горело над нами и оживающая природа веселила душу…
Оживленный разговор в карете с русским, весьма образованным священником Сабининым9 сократил мне [удивительно] самым приятным образом длиннейшую дорогу; мы вылезли из кареты, — ручьи весело текли с Kreitzberg’a. Ден предложил понюхать табаку Сабинину и, переговорив о достоинстве табака, священник принялся за службу, — а Глинка, весь осыпанный свежими цветами, опускался в землю…
Мир праху его! — Ему где бы то ни было будет лучше, чем здесь… Что же до меня, то я по русской пословице «взялся за гуж, так не говори, что не дюж», — тяну. Семейная жизнь смягчает мне грубое и отчасти загробное существование немцев. — Теперь уж я занят, кроме фуги, еще оркестром — так оно — так себе — ничего…
Что это с вашим пузырем? — Попробуйте с Шенлейном 10 посоветоваться,
Да и вообще, ежели будет возможность, не забудьте повидаться с искренно вам преданным
P. S. К Столевскому п вероятно поеду недели через полторы дня на два.
От Грибовского 12 получил сегодня письмо из Рима, он едет в Неаполь. Он мне пишет о деньгах, которые я получу от Мельгу-нова,13 — вы видитесь вероятно с Мельгуновым — узнайте пожалуйста определенный срок — чтобы мне знать по крайней мере, как отвечать Грибовскому.
Ежели увидитесь с m-me Viardot, передайте ей мой почтительный поклон.
Нет ли у Вас книги Чичерина «О частном праве» и «Рассказов Щедрина»?14 — Снабдите, ежели можно.
1 Публикуется впервые (с пропусками мест, неудобных для печати). Упоминание и краткие цитаты — см.: М. И. Глинка. Литературное наследие, т. I. Госмузиздат, Л., 1952, стр. 465; М. И. Глинка. Летопись жизни и творчества, Госмузиздат, М., 1952, стр. 500 (с несправедливой оценкой Кашперова).
2 Датируется по сопоставлению с письмом Тургенева к Кашперову от 7 марта н. ст. 1857 г. (см. ниже).
3 В. Ы. Кашперов отвечает на письмо Тургенева от 23 февраля (7 марта) 1857 г., в котором писатель просил своего корреспондента рассказать об обстоятельствах смерти М. И. Глинки. В письме выражалось соболезнование Кашперову как ученику Глинки. «Останетесь ли Вы в Берлине после этой смерти? — спрашивал Тургенев. — Не покажется ли Вам пусто и скучно там?» (Письма, т. III, стр. 96).
4 В начале апреля Тургенев собирался выехать из Парижа и отправиться в Россию.
5 В. Н. Кашперов, который жил по соседству с М. И. Глинкой в Берлине, неотлучно находился подле него в пору его смертельной болезни, сопровождавшейся тяжелым нервным расстройством. В рассказе Кашперова об этом периоде сложный внутренний мир композитора получил одностороннее и субъективное освещение. Даже в тех словах и поступках больного человека, которые приводит и по-своему толкует Кашперов, обращают на себя внимание жизнелюбив Глинки и свойственное ему чувство юмора. Вообще в кашперовской оценке личности композитора звучат отголоски распространенных суждений о «безнравственном» образе жизни -Глинки, «осмелившегося» расторгнуть брак с нелюбимой женщиной, не скрывавшего ни своих увлечений, ни своих антипатий и отличавшегося независимостью характера.
Переписка М. И. Глинки последних лет его жизни не подтверждает некоторых заключений Кашперова. Несмотря на болезнь, композитор жил активной музыкальной жизнью, много и целеустремленно работал. В письмах к своим многочисленным друзьям (братьям Стасовым, А. Н. Серову, К. А. Булгакову, В. П. Энгельгардту, Н. В. Кукольнику, сестре Л. И. Шестаковой и др.) он сообщал летом 1856 г., что живется ему в Берлине хорошо, привольно и спокойно; «… хорошо, потому что есть художественная цель», — уточняет он в письме к Н. В. Кукольнику, написанном за несколько месяцев до смерти (М. И. Глинка. Литературное наследие, т. II. Госмузиздат, Л., 1953, стр. 592).
Из совокупности мыслей и признаний Глинки в его предсмертной переписке, как и из тех фактов, которые приводит в своем письме В. Н. Кашперов, никак не вытекает заключение об отсутствии убеждений, об ущербности «общественного положения», о «нравственной необходимости смерти» композитора.
6 О смерти Глинки см. также в статье: Л. И. Шестакова. Последние годы жизни и кончина М. И. Глинки. В кн.: М. И. Глинка. Записки. Под ред. В. В. Никольского. Изд. журнала «Русская старина», 1871; Н. Кукольник. Мои задушевные путевые записки. «Русская старина», 1870, № 12; М. С. Сабинина. Записки. «Русский архив», 1901, кн. II, стр. 582. — Н. А. Мельгунов в письме к А. И. Герцену от 28 февраля 1857 г. сообщает следующие сведения о смерти Глинки (в общих чертах сходные с теми, о которых Кашперов писал 9 марта Тургеневу, но совершенно иначе осмысленные): «Был я когда-то очень дружен и с музыкантом Глинкой: мы с ним были однокорытники и однокашники. Бедняк умер на днях в Берлине, и умер прекрасно: не только спокойно, даже почти весело, шутил над смертию еще за несколько часов до нее и ни под каким видом не хотел пустить к себе попа: „Я никогда, мол, не лицемерил, а теперь и подавно не хочу“» (Лит. насл., т. 62, кн. II, стр. 346).
7 По словам М. И. Глинки, в Берлине он «счастлив уже тем, что позабыл и бракоразводное дело и петербургские дрязги» (письмо к Л. И. Шестаковой от 2 октября н. ст. 1856 г.). «Петербург для вас полон, сколько мне известно, приятных воспоминаний, — писал Глинка В. П. Энгельгардту 18 (30) сентября того же года, — для меня же после бракоразводного дела он до такой степени гадок, что и вспомнить о нем не могу без особенного глубокого омерзения». В письме к тому же корреспонденту от 19 (31) октября 1856 г. снова Петербург сравнивается с Берлином: «О себе писать вам не стоит: та же единообразная, тихая и правильная жизнь и почти одно и то же препровождение времени: не веселюсь, но не скучаю, одним словом, я покоен, сколько это возможно. Это именно то состояние души, которого я давно домогался и которого никогда в Питере мне не найти, ибо я стал зело раздражителен, а здесь меня никто и ничто не трогает». Ни в одном из писем последнего берлинского периода отношение автора к Петербургу не ставится в связь с охлаждением к композитору придворных аристократических кругов.
8 Кладбище в Берлине.
9 Сабинин Стефан Карпович (1789—1863) — протоиерей, богослов, историк и археолог. С 1837 г. — настоятель церкви в Веймаре и духовник вел. кн. Марии Павловны. (О нем подробно см.: «Wissenschaftliche Zeitschrift der Friedrich-Schiller-Universität Jena», Jahrgang 8, 1958—1959, Gesellschafts- und Sprachwissenschaftliche Reihe, Heft 1, стр. 160, 163 и след.).
10 Шенлейн (Shönlein) Иоганн Лукас (1793—1864) — немецкий врач, профессор нескольких университетов (Вюрцбургского, Цюрихского, Берлинского).
11 В. Столевский — симбирский помещик, общий знакомый Тургенева и Кашперова.
12 Грибовский Петр Михайлович — симбирский помещик, родственник В. Н. Кашперова. С Тургеневым познакомился, как и Кашперов, в 1856 г., по рекомендации А. И. Герцена и Н. П. Огарева.
13 Мельгунов Николай Александрович (1804—1867) — писатель и музыкальный критик, сотрудничал в «Московском наблюдателе», «Современнике», «Отечественных записках», «Москвитянине».
14 В письме от 13 (25) марта 1857 г. Тургенев сообщил Кашперову: «Желаемых Вами книг выслать Вам не могу; их у меня нет…» (Письма, т. III, стр. 111). Имеются в виду «Губернские очерки» M. E. Салтыкова-Щедрина и книга Б. Н. Чичерина «О частном праве».
2
правитьMilano. -- Corso di porto Venezia, № 21.
Марья Александровна Лялина1 просила меня дать ей входный лист к вам, Иван Сергеевич, что я и выполняю.
Ее жизнь до такой степени безотрадна, что вам не грех будет пожертвовать ей свободную минуту времени.
М. А. Лялина училась здесь петь три года, — но не могла дебютировать по недостатку средств даже для пропитания; она человек натуры честной и доброй, — но окончательно безголовая.
P. S. При сем посылаю вам еще 2 отпечатанные отрывка из «Marie Tudor», посвященной вашему обществу.2
1 Мария Александровна Лялина (по мужу Мамонтова; ум. в 1904 г.) как певица осталась неизвестной. Упоминание о ней см. в кн.: А. Н. Островский и русские композиторы. Письма. Изд. «Искусство», М. — Л., 1937, стр. 75.
2 Опера Кашперова «Мария Тюдор» («Maria Tudor e Giovanna Talbot», либретто А. Числанцони по драме В. Гюго), первые постановки которой состоялись в Милане, на сцене театра Каркапо, 7, 8 и 9 декабря 1859 г. Опера прошла с известным успехом. Рецензент миланской газеты «Il Trovatore» в № 64 от 13-го декабря 1859 г. отмечал, что главное достоинство музыки Кагаперова заключается в ее оригинальности. «Хотелось бы, — добавляет критик, — чтобы все наши молодые композиторы умели так хорошо владеть различными элементами музыки, избавляя свои произведения от устаревшего однообразия мелодических ритмов и привычного аккомпанемента — пут, от которых освободился Кашперов, чем он заслужил многочисленные вызовы на сцену и также похвалы знатоков, которые уже после первого знакомства с музыкой молодого композитора приняли его очень благосклонно и предсказали ему хорошее будущее в его родной стране, куда он возвращается». (Сообщено Н. М. Каухчишвили). Но были напечатаны в миланских газетах и серьезные критические рецензии на музыку Кашперова. Так, в газете «La Perseverranza» 11 декабря 1859 г. была помещена большая статья с обстоятельным разбором музыкальных достоинств и недостатков оперы. По мнению рецензента, молодой русский маэстро заслуживает лишь «учтивого отношения, каковое подобает оказывать иностранцу, который любит нашу музыку, жаждет наших аплодисментов и который выступает перед нашей публикой, обладая бедным воображением, большими знаниями и ученостью». (Текст данной рецензии, как и ряд фактических данных о постановке в Милане оперы Кашперова сообщены синьором Фаусто Мальковати при любезном содействии проф. Бруно Мериджи и проф. А. Гранжара).
И. С. Тургенев и П. В. Анненков с большим интересом отнеслись к первой опере Кашперова, поставленной на итальянской сцене. Тургенев поместил в «С.-Петербургских ведомостях» сообщение об успехе русского композитора; в том же 1860 г. Кашперов был заочно принят в Петербурге в члены Общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым. Сохранилось письмо Кагаперова к Анненкову из Милана от 10 (22) сентября 1860 г., в котором сообщается о пересылке нескольких напечатанных отрывков из оперы «Мария Тюдор» в Петербург с просьбой автора переплести посланное либретто и сделать русскую надпись посвящения (ЦГАЛИ, ф. 7, он. 1, № 14, л. 1).
3
правитьЛюбезный Иван Сергеевич, — прежде всего, — я рад, что Вы поправляетесь здоровьем.
Настает настоящая русская буря — и без вожаков, честных и чисто-русских, плохо придется нашей родине;1 Вы из числа вожаков, крепитесь что есть силы и не уступайте места русским немцам.2
Мой фияско во Флоренции из-за поляков отозвался на мне точно как будто какое посвящение… Значит я не в рознь живу с родиной, — значит и я принес свою очистительную жертву как последний из русских, на котором отозвались все наши правительственные грехи.3
Все эти соображения скорее подняли мою энергию, нежели ослабили ее.
Я чувствую себя совершенно здоровым и крепким. Что же до запроса: «Доволен ли ты сам, взыскательный художник?»4 — скажу Вам искренно, как другу, что я лишь только заканчиваю вещь и складываю в архив — так тотчас делаюсь совершенно равнодушен к своим произведениям, и хочется писать мне вновь и захватить всё шире и пошире. Это может быть одна из главных причин, почему я никогда не умел навязать моих произведении (которых уже накопилось весьма много) исполнительным знаменитостям.
Что же остается в музыке — за непосредственным влечением к ней?
Знание голоса, оркестра, сцены и умение подчинить музыкальной форме драму и наоборот.
Если сравнить мою последнюю оперу со всеми появившимися современно в Италии, включая даже «Forza del Destino» Verdi,5 то я могу добросовестно сказать, что в моей опере более цельных и оригинальных нумеров, оркестровка чище и голоса ведены с большею тщательностью. Движения на сцене достаточно — и музыка ему никогда не мешает. Скажу более: я вполне убежден, что «Rienzi» — при хорошем исполнении — выдержит сколько Вам угодно представлений на всякой первоклассной сцене.
Но я к музыкальной драме начинаю делаться чрезвычайно взыскательным, — и меня не только «Rienzi», но и «Вильгельм Тель» Россини теперь далеко не удовлетворит.
Отдельно, актами, «Rienzi» дает нечто целое, всё же вместе меня не удовлетворяет драматически, хотя музыкально я его достаточно склеил, и опера слушается, судя по отзывам других, — я слышал много восторженных похвал и аплодисментов на генеральной репетиции. «Rienzi» во всяком случае несравненно выше «Marie Tudor»6 и богаче новизной.
Теперь я задумал новую итальянскую оперу — из романа G. Sand «M-lle la Quintinie».7
Нет ли у Вас русского сюжета под рукой? Я собираюсь на будущий год в Россию и хочу изготовить русскую оперу.
Я буду теперь все лето жить на «Lago di Como», с первого июня. переезжаю на великолепное и дешевое место в середине озера: Lago di Como. Tremezzo, Villa Carlotta.
Что бы Вам прокатиться к нам на озеро? Ведь у Вас нет никаких семейных обязательств; да и деньгами Вы иной раз бываете не бедны. — А меня и с той и с другой стороны припихнули. «Рад бы в рай — да грехи не пускают».
Вместе с женой дружески жмем Вам руки и просим не забывать искренно Вас любящего
P. S. В Бадене живет наш родственник и хороший приятель К. Н. Татаринов, — больной; его жена, бывшая Тургенева,8 приезжала во Флоренцию и слышала «Rienzi».
1 Имеется в виду политическая обстановка в период польского национально-освободительного восстания.
Возможно, что Кашперов, близко знакомый с Огаревым и Герценом, переписывавшийся с ними, читавший «Колокол» и «La Cloche» (см.: Лит. насл., т. 62, II, стр. 151; ср. письма Герцепа к Кашперову от 12 декабря 1862 и 23 ноября 1863 г.: Герцен, т. XXVII, кн. 1, стр. 269 и 379), в письме к Тургеневу откликается на печатавшиеся в этих изданиях извещения о деятельности общества «Земля и воля» и открытые письма Огарева и Герцена, обращенные к русским путешественникам (Герцен, т. XVII, стр. 53).
2 Говоря о засилии «русских немцев», Кашперов солидаризировался с некоторыми положениями А. И. Герцена в памфлете «Русские немцы и немецкие русские», публиковавшемся в «Колоколе» в 1859 г. Французский перевод памфлета был опубликован в «La Cloche» в 1862 г. (№№ 3, 5 и 7).
В. Н. Кашперов разделял веру Герцена в широкие творческие возможности и политическую активность русского народа (см. письмо 6). Его раздражали многочисленные проявления немецкого влияния в области отечественной культуры. Так, после поездки в Россию в 1865 г. композитор был удручен положением дел на оперной сцене в Петербурге и писал Н. П. Огареву о том, что русский театр есть, по его мнению, «лишь новая немецкая форма для удобнейшего прикрытия своих германских монополий» (Лит. насл., т. 62, II, стр. 152).
Обосновывая свое мнение о том, что Тургенев призван быть вожаком русского общества «в пору наступающего бюрократического либерализма», и отдавая должное «европейскому такту» писателя, Кашперов писал ему: «Ведь Вы все-таки русский — и Вас не удовлетворит содержание европейской жизни…» (письмо 6).
Характерно, что еще в конце 50-х годов русский поэт А. Н. Майков выражал те же надежды на Тургенева со стороны его либеральных друзей.. В восторженном письме, отправленном Тургеневу за границу 5 декабря 1857 г., Майков призывал писателя вернуться на родину в суровый для нее час и взять на себя высокую миссию вожака всех литературных сил, так как именно Тургенев — «чистейшее, благороднейшее и даровитейшее явление» — должен давать обществу тон, вырабатывать для него формы, облагораживать его своим влиянием, учить, «как быть, как встречать события и большие и мелкие» (Л. П. Шелгунова. Из далекого прошлого. СПб., 1901, стр. 80-- 81).
3 Речь идет о скандале, разразившемся на премьере оперы В. Н. Кашперова «Риенци» (по роману Бульвера-Литтона «Риенци, последний римский трибун»; ср. одноименную оперу Вагнера), поставленной во Флоренции в апреле 1863 г. Свободолюбивые мотивы оперы Кашперова, героем которой был народный трибун Кола ди-Риенци, побуждали зрителей к сравнению с современными событиями, творившимися на родине композитора. Итальянская общественность была возмущена кровавой расправой русского царизма с польскими повстанцами, и это возмущение стихийно проявилось в обструкции, устроенной русскому композитору. В письме к П. В. Анненкову от 9 (21) апреля 1863 г. Кашперов сам раскрывает политическую сущность этой демонстрации: «Когда флорентийская публика после польского meeting’a увидала на афише „maestro russo“, то она заключила, что надо свистеть. Вы видите, что тут надо приложить к моей глупости еще глупость моего нм-прессария, который не подумал о том, что „russo“ в настоящее время не переваривает никакой желудок в Европе» (ИРЛИ, ф. 7, № 45). В этом объяснении Кашперова, как и в его словах об очистительной жертве русского, «на котором отозвались все наши правительственные грехи», обнаруживается общность со статьей А. И. Герцена «Бедное русское имя», опубликованной в «Колоколе» 1 апреля 1863 г. В статье говорилось: «Мы получили из Парижа письмо, от которого болезненно сжалось наше сердце. Каким обидам, каким преследованиям подвергается теперь русский по милости немецкого правительства!». Далее рассказывалось о том, как в одном из танцевальных залов Парижа толпа узнала русского и изгнала его с криком: «Палач Польши, вон его, вон палача!». Герцен завершает свою статью следующим обращением: «Протестуйте, господа, говорите громко Парижу, .Европе, Америке, что не всю же Россию выражает Зимний дворец и его политика…» (Герцен, т. XVII, стр. 117—118).
4 Неточная цитата из стихотворения Пушкина «Поэту», 1830. (В подлиннике: «Ты им доволен ли, взыскательный художник»). Тургенев адресовал этот вопрос к Кашперову в своем письме от 6 (18) апреля 1863 г.
5 «La forza del destino» («Сила судьбы») — опера Верди на либретто испанского драматурга Ф. Пьяве (F. M. Piave), поставленная в 1862 г. в Петербурге.
6 См. письмо 2, примеч. 2.
7 Замысел Кашперова написать оперу на сюжет романа Ж. Санд «Mademoiselle de la Quintinie» (1863), построенного на конфликте между религиозными фанатиками-ретроградами и свободными мыслителями, представителями современного прогресса, остался неосуществленным. Кашперов в 1865 г. написал оперу на сюжет другого романа Ж.Санд — «Консуэло» (см. письмо 10).
8 Татаринов Константин Николаевич — симбирский помещик; его жена Анна Борисовна Татаринова, рожд. Тургенева, — родственница Н. И. Тургенева.
4
правитьLago di Como
Как мне Вас благодарить, мой добрый и милый Иван Сергеевич?.. По письмам Татариновых видно, до какой степени Ваше благодетельное влияние на них отражается.
Я же К. Татаринова люблю и ценю более всех моих родных, — он отличного сердца человек — и постоянно несчастливый.
Если бы я Вас вовсе не знал — так все-таки написал бы Вам благодарственный молебен за Татаринова — а теперь и подавно.
Пока Вы сможете, не бросайте их Вашим советом. Анна Борисовна хоть и хороший человек, но она недостаточно подготовлена к жизни хозяйки дома, ее всё сбивает — и она беспрестанно теряется.2
Оперу мою, с некоторыми переделками, я вероятно дам на «Скале», в октябре. Но как же меня обдирают за то, чтобы вытащить оперу, из-за политического фиаско! — 6000 фр.!!! — Это мой годовой доход. Ну да уж нечего делать: взялся за гуж, так не говори, что не дюж.3
Хорошо бы было, если бы Вы могли ее послушать. Боюсь [чтобы не] растревожить Ваш недуг, а то бы серьезно пристал к Вам.
Здесь нет серьезной критики искусства драматического. Вы бы ее вполне заменили для меня.
«В эту пору — непогожую
одному жить — сердцу холодно».4
Как я ни раскидывал своим слабым умом относительно будущности нашей родины, — а вижу, что Вы вполне правы.
Настоящий переворот кончится бюрократическим либерализмом, — это уж теперь чуется.5
Не знаю, помните ли Вы хорошее изречение Varnhagen’a von Ense относительно России?
После длинного разговора с А. И. Тургеневым — он заключает: «In Preußen — das Jahr 1806 hat sein Gegenjahr 1813 schnell genug gefunden — den Russen fehlt für 1825 ein solches Gegen jähr noch».6 Хорошо бы было, если бы при этом поделили Австрию, — она сама на это напрашивается. Что-то уж больно заметалась; должно быть перед смертью.
P. S. Адель7 Вам кланяется и просит передать поклон Пелагее Ивановне.8
1 Датируется по сопоставлению с письмом 3, где сообщается о переезде по указанному адресу с 1-го июня 1863 г. Следовательно, комментируемое письмо не могло быть написано раньше этого времени. В письме упоминается месяц октябрь в будущем времени, т. е. оно написано не позже сентября.
В письме продолжается обмен сведениями о семье Татариновых, упоминание о которых содержится в письме 3.
2 См. письмо 3, примеч. 8.
3 Опера В. Н. Кашперова «Риенци» не была поставлена в театре «Ла Скала». В письме № 10 от 7 августа 1865 г. говорится о неожиданно полученной композитором сумме: «С неба свалились 6000 фр.». Очевидно, это и был возврат тех денег, которые были взяты с композитора за включение оперы в репертуар ведущего миланского театра.
4 Строки из «Песни» А. В. Кольцова («Дуют ветры», 1840).
6 В русской общественной мысли первых пореформенных лет широко обсуждался вопрос о том, каким путем пойдет дальнейшее политическое и экономическое развитие России. Кашперову, как и Тургеневу, были хорошо известны социальные теории Герцена и Огарева, а также позиция либеральных западников, сторонников европейских форм гражданственности. Особую остроту приобрели все эти вопросы в обстановке политического возбуждения, вызванного польским национально-освободительным движением и ожидавшимся крестьянским восстанием в России. Мысли Кашперова о будущности России, исполненные ненависти к деспотизму, не отличались последовательностью и определенностью ориентации.
6 Каптеров приводит отрывок из дневниковой записи Фарнгагена фон Энзе от 30 июня 1839 г. (Tagebücher von К. A. Vafnhagon von Ense. Erster Band. Leipzig, 1861, стр. 138). В более полном виде мысль эта изложена так: «Wie für uns Preußen das Jahr 1806 ein tragisches Schreckbild ist, auf das wir immer zurückkommen, dem wir nicht entfliehen können, so scheint für die Russen das Jahr 1825. Sie können nicht aufhören über diese Vorfälle zu jammern, sie zu betrachten, zu erörten. Das Jahr 1806 hat sein Gegenjahr 1813 schnell genug gefunden, den Russen fehlt für 1825 ein solches Gegenjahr noch» («Как для нас, Пруссии, 1806 год является трагическим пугалом, о котором мы все время вспоминаем, от которого мы не можем убежать, таким предстает для русских 1825 год. Они не могут прекратить стенаний об этом событии, не размышлять о нем, не объяснять его. Для 1806 года довольно скоро нашелся противовес в виде 1813 года, у русских нет еще такого противовеса 1825 году»).
7 Адель (Аглаида) Николаевна Кашперова, рожд. Бекетова (ум. 1893) — жена композитора.
8 Полина Тургенева (1842—1919) — дочь И. С. Тургенева.
5
правитьTremezzo,
7 июня <1863?>.1
Если это письмо застанет Вас в Баден-Бадене, то пожалуйста откликнитесь — мне нужно посоветоваться с Вами относительно русской оперы, за которую я теперь принимаюсь с помощью А. Островского.
Покамест остановлюсь, — потому что не уверен, застанет ли Вас это письмо на месте Вашего обыкновенного жительства.
Жму Вам дружески руку,
P. S. Жена моя и Грибовские Вам усердно кланяются. Мое почтение Madame Viardot.
1 Год установлен предположительно. По указанному адресу Кашперов жил с 1 июня 1863 г. до конца 1865 г. В 1865 г. это письмо не могло быть написано, так как упоминаемой в письме семьи Грибовских весной 1865 г. в Италии не было (см.: Лит. насл., т. 62, II, стр. 154). Июнь 1864 г. вряд ли возможен, так как Тургенев в это время никуда не собирался уезжать из Бадена, как об этом говорится в письме Кашперова. Вернее всего, что письмо написано в 1863 г., после встречи П. М. Грибовского с Тургеневым в Париже (см.: Письма, т. V, стр. 110). Кашперов в 1863 г. обратился к А. Н. Островскому с просьбой написать либретто по предложенному им плану оперы «Беглый рекрут» (см. об этом в письме Кашперова к П. В. Анненкову от 9 апреля 1863 г.: ИР ЛИ, ф. 7, № 45). Замысел Кашперова не был осуществлен.
6
правитьVilla Carlotta.
Как я рад, что Вы выздоровели, Иван Сергеевич!
Только уж пожалуйста вперед — не пренебрегайте Вашей болезнью и посоветуйтесь с хорошими медиками: как ее предупреждать; а то не трудно, что болезнь охватит весь организм и тогда будет справляться труднее.
Вы еще замечательно здоровы и крепки в сравнении с вашими сверстниками, — если мояшо так выразиться. Стоит лишь гигиенически отвращать Вашу местную болезнь — и Вы еще всех нас переживете.
В пору наступающего «бюрократического либерализма» — нам необходимее всего такие люди, как Вы.1 — У Вас у одного есть тот замечательный европейский такт, с которым Вы будите общественную совесть, не возбуждая в читателях ни ненависти к другим, ни отчаяния за самих себя, от которых, у молодых людей в особенности, является какая-то привычка к безвыходному положению, которого зачастую вовсе нет, — оно лишь в manière de parler,[1] или manière d'être.[2]
Светлые образы Ваших произведений сохранились в моей памяти как самые близкие для меня люди, — я многих горячо люблю…
Общее впечатление Ваших произведений не мешает думать… надеяться; тогда как большинство современных русских произведений вызывает на страстные порывы без любви к человеку, хотя об ней и много говорится и сочинителями и читателями.
Крепитесь, крепитесь, дорогой Иван Сергеевич! — Знаю или лучше сказать чую, как дорого Вам обходится этот «европейский такт».
Ведь Вы все-таки русский — и Вас не удовлетворит содержание европейской жизни — да и теперь не удовлетворяет — это слышно в сильно ноющей ноте, которая звучит в Вашем последнем произведении…
Вы в первый раз поддались влечению субъективного творчества.2
Значит было страшно тяжело на душе. Вот как побываете на Руси, да побеседуете опять с русским мужичком — на Вас и повеет целебно-молодая жизнь русского человека; хотя несколько и грубовата, но [все-таки исполненная жизни] зато в ней нет и следов той мертвящей дряхлости, которая чуется в Европе.
Что ни говорите, а ведь с молодыми, хоть и не развитыми, лучше живется, нежели с отжившими старыми умниками…
А ведь я Вам вовсе и не то собирался писать. Бог знает, куда это меня занесло. Не взыщите пожалуйста, если я чересчур залез не в свой департамент.
Симпатия к Вам мне подсказывает, что с Вами я могу говорить откровенно — даже об том, чего я вовсе не смыслю.
Дружески жму Вам руки и прошу кланяться Вашим.
P. S. Жду Ваших замечаний на «Пугачева»,3 а до тех пор и не начну серьезно работать. — Жду «Отцы и дети».
О постановке моих опер Вас уведомлю аккуратно через несколько дней.
Как на Вас повлияло последнее произведение Renan?4
А какую русскую оперу можно написать из «Богдана Хмельницкого» Костомарова!!
1 Ср. письмо 3, примеч. 1, и письмо 4, примеч. 3.
2 По всей вероятности, речь идет о «Призраках», законченных Тургеневым в мае 1863 г. (напечатаны в 1864 г.). По-видимому, Кашперов познакомился с этим произведением в рукописи. Роман «Отцы и дети» — последнее опубликованное произведение Тургенева — тогда еще не был прочитан Кашперовым (что следует из содержания письма 8).
3 Кашперов послал Тургеневу для отзыва либретто задуманной им русской оперы «Пугачев» (Об этом говорится в письме Тургенева к Кашперову от 5 (17) июня 1863 г.; ср. в письме 7); бноябряи. ст. 1864 г. Тургенев приносит извинения Кашперову за то, что либретто задержал и никаких замечаний не сообщил (см.: Письма, т. V, стр. 293).
4 В 1863 г. вышла из печати нашумевшая в Европе книга Э.-Ж. Ренана «Жизнь Иисуса».
7
правитьLago di Como
Будьте отец родной, — ответьте что-нибудь относительно моего либретто,1 Иван Сергеевич.
Я теперь без дела — и это у меня лежит на совести.
Как здоровье?
Вчера мне прислали несколько выгодных предложений относительно постановки «Rienzi», — вне Милана, но все-таки на первоклассных театрах. Чем всё это кончится — напишу Вам.
Да, я забыл сказать Вам, что Valerio (один из лучших людей в Италии — теперь, к несчастию, губернатор в Комо)2 жаждет ужасно иметь Ваш автограф — он всё Ваше читал и перечитывает. Нельзя ли Вам ему послать хоть через меня — «Отцы и дети» — по-французски — с Вашей надписью — ему?
Valerio — замечательно теплая и честная душа, страдающая сильно от настоящего порядка вещей — и лишь отдыхающая в искусстве.
Если можно — не откажите.3
Жму Вам дружески руки,
В. Кашперов.
P. S. Если увидите Татариновых, то посылайте их скорее к нам, — теперь самое лучшее время для переезда. Вашим — кланяйтесь от Адели и меня.
1 Ср. письмо 6, примеч. 3.
2 Лореицо Валерио — итальянский государственный деятель, депутат пьемонтской палаты в 50-х годах, знакомый А. И. Герцена и Ы. П. Огарева (см.: Лит. насл., т. 62, II, стр. 151; т. 63, III, стр. 126; Герцен, т. XXVII, кн. 1, стр. 269).
3 Тургенев выполнил просьбу Кашперова, — см. письмо 8.
8
править... октября <1863>.1
Lago di Como
Что это за прелесть — Ваши «Отцы и дети» — Иван Сергеевич! — Я давно не читал такого увлекательного, живого романа.
Если бы Вы были здесь — я наверное надоел бы Вам страшно своим неумеренным восхищением; но Вас нет — и из моего восхищения выйдет какая-нибудь итальянская мелодия.
Но теперь более чем когда-нибудь умоляю Вас прислать мне «Отцы и дети» по-русски. — Читая по-французски, приходится лишь догадываться о многих красотах, недоступных для французского наречия.
Мне мерещится опера из этого сюжета… Лишь бы поладить с одеяниями мужчин. — Если перенести в другую эпоху?..2 — -- Уведомьте, как здоровье Ваше.
Я же окружен больными, сам же по сих пор нисколько от этого не страдаю.
Аде ль Вам дружески кланяется.
Завтра отсылаю Valerio Ваш роман с наклеенной бумажкой от Вас.
1 Год устанавливается по связи с письмом 7 (получение французского перевода романа Тургенева «Отцы и дети» с дарительной надписью другу Кашперова Л. Валерио). Число, когда написано письмо, автором не указано. На пятницу до 24 октября (дата письма 9) приходились в октябре числа 2, 9, 16 и 23.
2 Замысел Кашперова написать оперу на сюжет романа Тургенева не был осуществлен.
Lago di Como
Иван Сергеевич — лишь теперь могу я Вам добросовестно отвечать на рекомендательное письмо, которое Вы дали г-ну Родолфи.2
Я старался сделать всё, что мог, чтобы указать и расчистить ему (г. Родолфи) артистическую карьеру.3
У него был лучший учитель в Северной Италии, старый друг Donizetti,4 честный человек и знакомый с театральным делом и со всем порядочным кружком итальянских дилетантов. После двух месяцев с половиной наш Родолфи доказал, что он работать не хочет, — а хочет лишь дебютировать с отвратительным произношением и с непоставленным голосом; от природы у него отличный голос — но музыки он не любит, что не обещает хорошего артиста; он скричит себе голос в 2 года и останется еще в худших финансовых обстоятельствах, нежели теперь. Ходит он щеголем, — а ищет занять денег и проводить время в веселых препровождениях времени. Большое чудо будет — если он переменится.
Ваше письмо было так полно участия к этому господину, что я считаю недобросовестным смягчать или недосказать моего мнения — скажу более — крайнего убеждения.
Теперь он хочет уехать в Лоди — петь там карнавал за 800 фр. его вероятно освищут… (?!)
Скажите — дорогой мой Иван Сергеевич, когда Вы будете в Петербурге?
Мне придется скоро быть в России, и хотелось бы повидаться с Вами.
Отвечайте пожалуйста, когда Вы рассчитываете выехать, — что для меня весьма важно.
Мне дирекция делает некоторые предложения,5 — вступая впервые на русскую музыкальную дорогу, мне бы не хотелось начать ошибками.
Если соберетесь отвечать, то отвечайте скорее, а то уедешь без Вашего ответа.
В. Кашперов.
P.S. Адель Вам шлет свой привет. Прошу засвидетельствовать мое почтение M-me Viardot.
Родолфи говорит, что он без гроша.
1 Это письмо Кашперова частично опубликовано в примечании к ответному письму Тургенева от 25 октября (6 ноября) 1864 г. (Письма, т. V, стр. 652).
2 Рекомендательное письмо Тургенева не сохранилось.
3 Родолфи или Рудольфи (Rudolphi) как певец остался неизвестным. О встрече Тургенева с Рудольфи в апреле 1864 г. в Париже см.: Письма, т. V, стр. 248.
4 Гаэтано Доницетти (1797—1848) — итальянский композитор.
5 По приглашению дирекции императорских театров В. Н. Кашперов в начале 1865 г. выехал в Петербург, где хотел поставить свою оперу «Консуэло», на сюжет одноименного романа Ж. Санд (см. письмо Кашперова к Н. П. Огареву от 15 июня 1865 г.: Лит. насл., т. 62, II, стр. 151—152). Постановка оперы в Петербурге не состоялась.
10
правитьLago di Como
Как я рад, что Вы откликнулись, добрейший Иван Сергеевич!1 А то П. В. Анненков уехал в деревню, и от него оттуда по месяцам ответа не дождешься; женевцы наши чуть что не разучились говорить по-русски. …
Остается единственное спасение для меня — это Ваш дружеский совет: что и как мне делать?
Положение мое действительно страшновато, — не как отдельного лица (Наука и Искусства укладывают сотни людей в виде удобрения),2 но как семейного человека, — надо 10 раз примерить и один раз отрезать.
Теперь же я и в силах (т. е. даже и в деньгах), чтобы сделать некоторые разъезды в случае нужды или вообще необходимые расходы в моей карьере. (Этот год мне с неба свалились 6000 фр. — в самую критическую минуту).
Если Вы говорили обо мне с П. В. Аненковым, то Вам нечего повторять всех моих петербургских бедствований, — если бы не Ваш кружок, который был и моим, я бы не выдержал этой адской — бедной и беспутной жизни «петербургских придворных театров».3
«Консуэло» — осталась в руках Адлерберга,4 который хотел мне написать, когда я должен приехать для постановки.
Всё это — по мне — [есть лишь предисловие>] лишь присказка — а сказка впереди для русского композитора.
Я убежден вполне, что собрание и изучение русских напевов — и русской сцены — может дать совершенно новые и оригинальные формы.[3]
Но [любит] есть ли у русского общества действительная потребность в опере? — Как Вы думаете?
Что до музыки, то я тотчас же отвечаю — да!
Драматический же элемент, кажется, слабоват в нашем обществе — по недостатку индивидуальности в лицах.
Наши национальные идеалы или перерастают нормального человека или недорастают до него вовсе. — Всё это ужасно неловко для музыкальной драмы.
Лучший сюжет для русской оперы мне подсказал П. В. Аненков — это «Фрол Скобеев» — [и теперь]. Если Вы не очень заняты, то я Вам пришлю мое полотно «Фрола» — потрудитесь на полях сделать Ваши замечания.7 — А. Н. Островский обещал мне написать по моей просьбе «Воеводу»,8 которого я выбрал лишь потому, что этот сюжет подходит к имеющимся певцам, — у нас есть «воевода» (Кондратьев).9
Бастрюков — Никольский 10
Марья — Бюдель 11
Няня — Леонова 12
Дубровин — Васильев 13
Об остальных нечего и упоминать. Вот причина, по которой я выбрал «Воеводу».
Едва ли Никольский будет в состоянии сыграть Фрола?
Но как содержание оперы — «Фрол» по мне несравненно выше «Воеводы».
Не говорил ли Вам Островский, когда он собирается заграницу? И не сделал ли уже чего-нибудь для меня?
Скажите хоть вкратце Ваше мнение об «Воеводе» на сцене; не мешает ли моя скороспелая музыка сценическому движению.
Это лишь мои намерения музыкальные — так их и судите. Угадал ли я колорит?14
Выполнение — без моего присутствия — невозможно так, как бы я его хотел…
Видите, как меня тянет русская музыка — я уж почти позабыл, что начал мое письмо с той целью, чтобы разъяснить вместе с Вами: к чему меня поведет продолжение карьеры итальянского композитора? Лишь для того, чтобы показаться придворным русским показистее? — Неужели без этого в самом деле нельзя обойтись?… Кажется, что нет, — не только для того, чтобы дороже ценили ваш труд в России, но даже и для того, чтобы значить что-либо в общественном мнении.
Если бы я мог найти музыкальный труд в России, который бы оплачивался — я бы был счастливейший из смертных.
Я способен собирать национальные напевы — и думаю, что сумел бы сделать серьезный и дельный сборник à la portée de chacun.[4]
Могу свободно писать русские песни, которые русским положительно нравятся (есть несколько моих вещей, которые печатались без меня вторым изданием и все-таки требуются).15
Могу писать оперы по общепринятому европейскому рецепту — не без таланта. И думаю, что лишь при строгом изучении русских музыкальных и сценических матерьялов план сочинения оперы действительно изменится и будет оригинален.
Могу, наконец, давать уроки, — потому что знаю, если не более, то уж во всяком случае не менее наших знатоков, т. е. знаю натуру человеческого голоса и правила гармонии и оркестровки.
Дети и мои стремления направляют меня поневоле к Москве.16 Но говорят, что там надо иметь по крайней мере 3500 руб. в год дохода. Я же получаю всего около 2000 р. Вот эти-то 1500 меня и смущают.
Вы Москву знаете, можно ли там трудом музыканта выработать эти 1500? Настолько ли они в самом деле люди, что у них уже имеется потребность этого рода эстетических наслаждений?
Видите ли, как я Вас завалил вопросами, — чуть что не дошел до того помещика в Симбирске, который прискакал к А. С. Пушкину, не зная его, и спрашивает его: «Вы, говорят, всё знаете; скажите пожалуйста, — вот у меня шишки там (указывая пальцем) — и вся спина болит, просто мочи нет! Помогите если знаете!!»
А. С. Пушкин, желая отделаться как-нибудь, говорит: «Двигайтесь побольше. Вам надо больше движения».
Помещик: «Помилуйте, каждую ночь девку приводят», … и т. д.
Этот анекдот записан Н. M. Языковым — в то время, когда у них был Пушкин в Симбирске.17
Действительно — всему есть мера — пора и кончить, как бы мне критичным ни казалось мое положение с деньгами.
Адель Вам радушно кланяется, я же дружески жму руку и прошу не забыть Вас искренно любящего
P.S. Мне было предлагали кое-где ставить еще «Риензи» в Италии, но после флорентийской истории,18 — а главное с плохими певцами — как-то охоту отбивает, да и к тому же жду русское либретто.
Хорош ли у Вас оркестр в Бадене? Я бы мог Вам дать послушать последнюю интродукцию к «Consuelo», которую недавно кончил; — и хорош ли директор оркестра?
В Париж ехать и пробовать, не поставят ли там мне «Rienzi» — боязно. Моих 6000 фр. там и не попахнет — я думаю?
Р. S. Засвидетельствуйте мое почтение M-me Viardot.
1 Это письмо И. С. Тургенева неизвестно.
2 Кашперов повторяет мысль Тургенева из письма к нему от 13 (25) марта 1857 г. по поводу смерти Глинки: «Эх, как подумаешь, сколько еще порядочных людей должно погибнуть и лечь навозом на почву — чтобы эта почва, наконец, удобренная, принесла обильные и благотворные плоды!» (Письма, т. III, стр. 111).
3 Пять месяцев с начала 1865 г. Кашперов провел в Петербурге, где готовил к постановке свою оперу «Консуэло», на сюжет одноименного романа Ж. Санд. Постановка эта не состоялась. На петербургской сцене короткое время шел только один акт этой оперы.
4 Адлерберг Владимир Федорович (1791—1884) — министр императорского двора.
5 Ломакин Гавриил Иоакимович (1812—1885) — музыкальный деятель, руководитель известного хора гр. Шереметева в Петербурге, преподаватель хорового пения в придворной певческой капелле, в театральном училище и других учебных заведениях Петербурга, знаток и собиратель народных русских песен.
6 Голицын Юрий Николаевич (1823—1872) — музыкальный деятель и композитор, пропагандист русской музыки и, в частности, творчества Глинки за рубежом/ Крепостной хор Голицына славился исполнением русских народных песен.
7 Составленный Кашперовым план оперы «Фрол Скобеев» и замечания Тургенева неизвестны. О том, что писатель высоко ценил повесть XVII в. о Фроле Скобееве, см. в письмах его к С. Т. Аксакову от 22 января (3 февраля) и к П. В. Анненкову от 29 января (10 февраля) 1853 г. (Письма, т. II, стр. ИЗ и 116). Опера «Фрол Скобеев» не была написана композитором.
8 Музыка Кашперова, написанная для драмы Островского «Воевода» («Сон на Волге»), исполнялась в первый раз в 1886 г. в Московском Малом театре.
9 Кондратьев Геннадий Петрович (1835--ок. 1912) — оперный певец и режиссер Мариинского театра в Петербурге.
10 Никольский Федор Калинович (1828—1898) — оперный певец Мариинского театра.
11 Бюдель Аделаида Ивановна — примадонна Мариинской оперной сцены в 1866—1869 гг. (дебютировала 7 октября 1866 г., но по всей вероятности была известна как певица и в 1865 г., когда Кашперов приезжал в Петербург).
12 Леонова Дарья Михайловна, по мужу Гильдемейстер (1835—1896) — оперная певица Мариинского театра.
13 Васильев Владимир Иванович (1828—1900) — оперный певец Мариинского театра.
14 В июне--июле 1865 г. Тургенев находился в России, жил в Спасском и заезжал в Петербург и Москву. С апреля этого года на сцене Мариинского театра в Петербурге шла пьеса Островского «Воевода», которую Тургенев уже знал по публикации в январском номере «Современника» и высоко оценил ее литературные достоинства (см. отзыв в письме И. П. Борисову от 16 (28) марта 1865 г.: Письма, т. V, стр. 365). Судя по письму Кашперова, Тургенев видел и постановку «Воеводы», но прямых сведений об этом не имеется, как нет сведений и о встрече с самим Островским.
«Музыкальные намерения» Кашперова, о которых говорится в письме, были уже к. тому времени частично осуществлены. В письме к Огареву от 20 июля 1865 г. композитор сообщал о том, что он написал «Колыбельную песню» к «Воеводе» (Лит. насл., т. 62, кн. II, стр. 154). Эта песпя была напечатана в том же 1865 г. в издании Бернарда.
15 Сборник произведений Кашперова под названием «Романсы и песни» был издан в 1856 г.
16 Кашперов получил приглашение преподавать хоровое пение в Московской консерватории. Он принял это приглашение и в 1866 г. переехал в Москву.
17 В литературе, посвященной пребыванию Пушкина в Симбирске (в 1833 г.), как и среди известных записей Н. M. Языкова о Пушкине, приведенный Кашперовым анекдот не зафиксирован.
11
правитьTremezzo.
25 августа 1865.
Не забыли ли Вы ответ, который Вы мне обещали, на мой запрос в последнем моем письме?1
Вы не могли не заметить, что для меня в настоящее время Ваш дружеский совет — и вообще Ваш взгляд на мое дело для меня составляет насущный хлеб.
Если я этот год проведу в раздумье — без дела, я могу сильно повредить не только себе, но и будущности моей семьи.
Простите, что надоедаю, — не забывайте пожалуйста искренно Вам преданного
1 См. письмо 10. Ответ на него Тургенева неизвестен.