Письма Квинта Горация Флакка (Гораций)/ДО

Письма Квинта Горация Флакка : переведены с латинских на русские стихи и примечаніями изъяснены в Париже 1742 г. Елисавете Первой, августейшей императрице и самодержице всероссийской, государыне всемилостивейшей
авторъ Гораций, пер. Гораций
Оригинал: древнегреческій, опубл.: 1742. — Источникъ: az.lib.ru • ЖИТІЕ КВИНТА ГОРАЦІЯ ФЛАККА.
КНИГА I.
Письмо 1. Къ Меценату. Обличаетъ непостоянство человѣка и неправильный судъ людей о богатствахъ и почестяхъ.
2. Къ Лоллію. Совѣтуетъ похоти воздерживать и присвоятъ себѣ добродѣтели благовременно.
3. Къ Влію Флору увѣдомляется о Тиберіѣ Клавдіѣ Неронѣ и о нѣкоихъ грамотныхъ людяхъ, потомъ увѣщаваетъ прилежать къ мудрости и братское согласіе хвалитъ.
4. Къ Тибуллу. Къ честному труду и потомъ къ прохладѣ склоняетъ.
5. Къ Торквату. Зоветъ его ужинать исчисляетъ пользу пьянства.
6. Къ Нумицію. Доказываетъ, что тотъ лишь счастливъ, кто ничего не боится и ничего не желаетъ.
7. Къ Меценату. Хвалитъ его къ себѣ великодушіе, но свободу и покой предпочитаетъ богатству.
8. Къ Альбиновану. Съ стороны щиплетъ его пороки.
9. Къ Клавдію Нерону. Септилія его благосклонности поручаетъ.
10. Къ Фуску Аристію. Деревенское житіе надъ городскимъ хвалитъ.
11. Къ Булацію. Изъясняетъ, что не отъ мѣста, гдѣ живетъ, зависитъ наше блаженство.
12. Къ Ицію. Показываетъ, что столько человѣкъ богатъ, сколько имѣніемъ своимъ пользуется.
13. Къ Виннію Аселѣ. Наставляетъ его, какимъ образомъ должно отнесть его книгу къ Августу Кесарю.
14. Къ прикащику своему. Хулитъ его, что предпочитаетъ жить въ городѣ.
15. Къ Нуманію Валлѣ. Извѣдываетъ о Салернѣ и Веліи и увѣщаетъ къ прохладному житью.
16. Къ Квинктилію. Описаніе Гораціевой деревни, изслѣдуетъ, кого звать должно честнымъ человѣкомъ.
17. Къ Сцевѣ. Изъясняетъ, что не должно презирать дружбу вельможей и какимъ образомъ оную доставать.
18. Къ Лоллію. Описываетъ должность дружества и что способствуетъ къ пріобрѣтенію тишины душевной.
19. Къ Меценату. Осуждаетъ худой образъ подражанія.
20. Къ своей книгѣ. Содержитъ Гораціево оправданіе, его родъ и доказываетъ его смиренность.

КНИГА II.
Письмо 1. Къ Августу. Хвалитъ сего Кесаря, особливымъ искуствомъ даетъ о началѣ благоспѣшанія и состоянія стиховъ, обличаетъ любящихъ одну древность.
2. Къ Клію Флору. Извиняется Горацій, что къ нему не писалъ, ни стиховъ ему своихъ не прислалъ.
Перевод Антиоха Кантемира.

РУССКІЕ ПИСАТЕЛИ XVIII и XIX ст.
ИЗДАНІЕ И. И. ГЛАЗУНОВА.
ОБЩАЯ РЕДАКЦІЯ ВСЕГО ИЗДАНІЯ П. А. ЕФРЕМОВА.
КН. А. Д. КАНТЕМИРЪ.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
ВЪ ТИПОГРАФІИ И. И. ГЛАЗУНОВА, Б. МѢЩАНСКАЯ, 8.
1867.
ПИСЬМА
КВИНТА ГОРАЦІА ФЛАККА
ПЕРЕВЕДЕНЫ СЪ ЛАТИНСКИХЪ НА РУССКІЕ СТИХИ И ПРИМѢЧАНІЯМИ ИЗЪЯСНЕНЫ
въ Парижѣ 1742 г.
ЕЛИСАВЕТѢ ПЕРВОЙ,
августѣйшей императрицѣ и самодержицѣ всероссійской, государынѣ всемилостивѣйшей.

Тебѣ жъ 1 самодержицѣ, посвятить трудъ новый,

И должность совѣтуетъ и самое дѣло;

Извинятъ они жъ мою смѣлость предъ тобою.

Приношу тебѣ стихи, которы на римскомъ

Языкѣ показались достойными ухо

Августово 3 насладить; тебѣ онъ подобнѣ

Разширивъ и утвердивъ, вездѣ побѣдитель,

Державы своей предѣлъ, по трудахъ покойно

Міромъ цѣлымъ властвовалъ, въ одной лишь различенъ

Мести 3 къ врагамъ, коихъ ты прощаешь славнѣе.

Къ нравовъ исправленію творецъ 4 писать тщался,

Искусно хвалитъ вездѣ красну добродѣтель

И гнусное вездѣ онъ злонравіе хулитъ:

Ты и добродѣтели лучшая защита,

И пороки прогонять не меньше прилежна.

Сильнѣе, пріятнѣе венузинца 5 звоны 6,

Но я твоимъ говорю языкомъ счастливымъ,

И хоть сладость сохранить не могли латинскихъ,

Будутъ не меньше стихи русскіе полезны:

Не далеко отстою 7, хоть съ нимъ не равняюсь

Если жъ удостоюся похвалъ твоихъ цѣпныхъ 8,

Дойдетъ къ позднѣйшимъ моя потомкамъ ужъ слава

И венузинцу свою завидѣть не стану.

1) Для того тебѣ жъ, что уже прежде сей книжки я приписалъ ея императорскому величеству другія три.

2) Ухо Августа Кесаря, который особливо наслаждался стихами Гораціевыми.

3) Не можно читать безъ крайняго ужасу въ римской исторіи, кровопролитіе, учиненное Августомъ подъ видомъ отмщенія убійства Юлія Кесаря.

4) Сирѣчь Горацій.

5) Горацій родился въ Венузѣ, городѣ Италіи, смотри въ его житіи.

6) Звоны вмѣсто рѣчи или стихи.

7) Недалеко отстою, сирѣчь въ переводѣ своемъ.

8) Цѣнныхъ вмѣсто драгоцѣнныхъ за нужду мѣры.

ПРЕДИСЛОВІЕ.

Между всѣми древними латинскими стихотворцами я чаю Горацій одержитъ первѣйшее мѣсто. Удачливъ въ составѣ рѣченій, искусенъ въ выборѣ прилагательныхъ, смѣлъ въ вымыслахъ, изображаетъ оные съ силою и сладостію. Въ сочиненіяхъ его дѣлу слогъ соотвѣтствуетъ, забавенъ и простъ въ сатирахъ и письмахъ своихъ, высокъ и пріятенъ въ своихъ пѣсняхъ; всегда соченъ и такъ наставленіями, какъ примѣрами къ исправленію нравовъ полезенъ. Для того творенія его не только въ его временахъ Августу Кесарю и знатнѣйшимъ римлянамъ были любезны, но и чрезъ слишкомъ семнадцать вѣковъ при всѣхъ ученыхъ людяхъ во всѣхъ почти народахъ заслужили себѣ многое почтеніе. Для того и я желая дать на нашемъ языкѣ опытъ перевода латинскихъ стихотворцевъ, чаялъ, что не могъ бы сыскать лучшаго, а изъ его сочиненій выбралъ я его Письма, для того что онѣ больше всѣхъ его другихъ сочиненій обильны нравоученіемъ. Почти всякая строка содержитъ какое либо правило, полезное къ учрежденію житія. — Перевелъ я тѣ Письма на стихи безъ риѳмъ, чтобъ по близку держаться первоначальнаго, отъ котораго нужда риѳмы часто понудила бы меня гораздо отдаляться. Вѣдаю, что такіе стихи инымъ стихами, за тѣмъ недостаткомъ риѳмы, не покажутся; но ежели они изволятъ прилежно примѣчать, найдутъ въ нихъ нѣкое мѣрное согласіе и нѣкой пріятной звонъ, который, надѣюся, докажетъ, что въ сочиненіи стиховъ;нашихъ можно и безъ риѳмы обойтися.

Предводительми и примѣромъ намъ въ томъ служатъ многихъ народовъ искусные стихотворцы. Италіанскіе творцы почти всѣхъ латинскихъ и греческихъ перевели на такихъ стихахъ безъ риѳмы (versi sciolti у нихъ называемые); знаменитый межъ ними переводъ Виргилія Аннибаломъ Варомъ и Лукреція Маркетіемъ, которые два перевода почти ни въ чемъ отъ подлинниковъ своихъ не отстаютъ. Да и новыя творенія у нихъ на такихъ стихахъ сочинены, какова есть Трисипова Освобожденная Италія, Italia liberata. Между агличанами не должно забыть славный Мильтоновъ Потерянный рай. Можно бъ еще много другихъ напомянуть, еслибъ я не опасался излишно продолжить рѣчь свою. — Въ многихъ мѣстахъ я предпочелъ переводить Горація слово отъ слова, хотя самъ чувствовалъ, что принужденъ былъ къ тому употребить или слова или образы рѣченія новые и потому не вовсе вразумительные читателю, въ латинскомъ языкѣ не искусному. Поступокъ тотъ тѣмъ извиняю, что я предпріялъ переводъ се и не только для тѣхъ, которые довольствуются просто читать на русскомъ языкѣ Письма Гораціевы, по латински не умѣя; но и для тѣхъ, кои учатся латинскому языку и желаютъ подлинникъ совершенно выразумѣть. Да еще и другая польза отъ того произойдетъ, ежели напослѣдокъ тѣ новыя слова и рѣченія въ обыкновеніе войдутъ, понеже чрезъ то обогатятся языкъ нашъ, который конецъ въ переводѣ книгъ забывать не должно.

Къ тому мнѣ столь больше надежда основана, что тѣ введенныя мною новыя слова и рѣченія не противятся сродству языка русскаго, и я не оставилъ оныхъ силу изъяснить въ приложенныхъ примѣчаніяхъ, такъ чтобъ всякому были вразумительны, нужны были теперь тѣ примѣчанія; современемъ оныя новизны, можетъ быть, такъ присвоены будутъ народу, что никакого толку требовать не будутъ. Нужнѣе еще было изъяснить обычаи древніе, обряды и другія вещи, и имена лицъ, о которыхъ въ Письмахъ Гораціевыхъ упоминается, понеже безъ того не только мало бы услажденіе читатель отъ нихъ получить могъ, но часто были бы и совсѣмъ не вразумительны. Для того примѣчанія большую часть труда моего составляютъ, хотя оныя отъ большой части я занялъ у Дассіера и другихъ толкователей Гораціевыхъ.

Буде мое предпріятіе угодно покажется читателямъ, можно бы уповать, что современемъ другіе искуснѣйшіе люди не только довершатъ переводъ всѣхъ Гораціевыхъ сочиненіи, но и другихъ стихотворцовъ римскихъ и латинскихъ чрезъ переводъ русскій съ народомъ нашимъ ознакомятъ, отъ чего произошла бы не малая польза къ распространенію наукъ въ нашемъ отечествѣ, которому одна только та слава отчасти не достаетъ.

ЖИТІЕ КВИНТА ГОРАЦІЯ ФЛАККА.

Квинтусъ Горацій Флаккъ родился два года прежде Катилинска бунту, во второмъ консульствѣ Л. Аврелія Котты и Манлія Торквата въ Венузѣ, городѣ Апулійскаго уѣзду, который нынѣ называется La Pullia и составляетъ часть Неаполитанскаго королевства. Отецъ его былъ свобождешіикъ и сборщикъ государственныхъ поборовъ. Нѣкоторые сказываютъ, что кормился продажею соли.

Въ десятое лѣто возраста своего привезенъ отцомъ въ Римъ и тамъ честно воспитанъ и свободнымъ наукамъ обученъ въ обществѣ съ многими благородными младенцами. Но отецъ самъ примѣромъ и наставленіями своими утвердилъ въ немъ добронравіе, какъ самъ засвидѣтельствуетъ съ благодарностію въ сатирѣ 6, книгѣ I.

Изъ Рима отосланъ въ Аѳины обучаться философіи и математикѣ. Будучи въ Аѳинахъ еще въ 23 году возраста, Брутусъ ('убійца Юлія Кесаря), имѣя великую нужду въ офицерахъ, отвлекъ его отъ наукъ къ междуусобной тогдашней войнѣ и поставилъ его трибуномъ войска, сирѣчь полковникомъ. Въ томъ же чину присутствовалъ онъ въ бою Филипппческомъ, но безчестно при сраженіи бѣжалъ, бросивъ щитъ свой.

Брутусово войско, бывъ въ томъ бою разбито, все имѣніе Гораціево описано въ добычу побѣдителей, Августа и Антонія, потому, нищетою побужденъ, дался стихотворству и столько въ немъ преуспѣлъ, что чрезъ то знакомъ былъ знатнѣйшимъ римскимъ вельможамъ, а между ними Меценату, временщику Августа Кесаря, которому отъ стихотворца Виргилія представленъ; не долго спустя чрезъ Мецената досталъ себѣ милость Августову, отъ котораго не только возвращены ему вотчины и пожитки его, но и сверхъ того обильно награжденъ.

Пріятные нравы, острота ума и усладительный разговоръ Гораціевъ столь стали любезны императору и его временщику, что оба ко всѣмъ своимъ забавамъ его пріобщали и искреннимъ другомъ своимъ имѣли, а наипаче Меценатъ. Августъ его и чиномъ секретаря своего почтить желалъ, который принять не похотѣлъ, понеже съ природы Горацій былъ лѣнивъ и `покойное житіе всякой славѣ предпочиталъ

Склоненъ къ тишинѣ ума и къ прохладѣ, охотно время свое препровождалъ въ своихъ загородныхъ домѣхъ въ Тибурѣ и въ уѣздѣ Тарентинскомъ, откуда весьма лѣниво возвращался въ Римъ по частому побужденію благодѣтелей или за крайними своими и пріятельскими нуждами. Любилъ онъ умѣренную пищу, но чистый приборъ стола, платья и дому. Къ женскому полу склоненъ и до пятидесяти лѣтъ возраста, въ бесѣдахъ веселъ, забавенъ, любилъ имѣть полную свободу въ рѣчахъ, и потому съ одними надежными пріятелями искалъ пировать.

Ростомъ малъ и жиренъ, сѣдъ прежде сорока лѣтъ, слабаго здоровья, наипаче глазами часто болѣлъ, умеръ 57 лѣтъ и погребенъ близъ Меденатова гроба въ Римѣ, оставя по себѣ наслѣдникомъ Августа Кесаря. Сочиненіи его до насъ дошло пять книгъ пѣсней, еще пѣсня подъ титломъ Carmen Seculare, двѣ книги сатиръ, двѣ книги писемъ и письмо о искуствѣ стихотворномъ. Всѣ тѣ его сочиненія отъ Августовыхъ временъ по паши заслужили себѣ отмѣнную похвалу и почтеніе, и знатнѣйшіе такъ древніе, какъ новые списатели признаютъ, что Горацій оказалъ въ нихъ чрезвычайную остроту ума, многую силу и пріятность въ рѣчахъ и особливое искуство соглашать дѣлу слова свои.

ТАБЛИЦА ПИСЕМЪ ГОРАЦІЕВЫХЪ.
КНИГА I.

Письмо 1. Къ Меценату. Обличаетъ непостоянство человѣка и неправильный судъ людей о богатствахъ и почестяхъ.

2. Къ Лоллію. Совѣтуетъ похоти воздерживать и присвоятъ себѣ добродѣтели благовременно.

3. Къ Влію Флору увѣдомляется о Тиберіѣ Клавдіѣ Неронѣ и о нѣкоихъ грамотныхъ людяхъ, потомъ увѣщаваетъ прилежать къ мудрости и братское согласіе хвалитъ.

4. Къ Тибуллу. Къ честному труду и потомъ къ прохладѣ склоняетъ.

5. Къ Торквату. Зоветъ его ужинать исчисляетъ пользу пьянства.

6. Къ Нумицію. Доказываетъ, что тотъ лишь счастливъ, кто ничего не боится и ничего не желаетъ.

7. Къ Меценату. Хвалитъ его къ себѣ великодушіе, но свободу и покой предпочитаетъ богатству.

8. Къ Альбиновану. Съ стороны щиплетъ его пороки.

9. Къ Клавдію Нерону. Септилія его благосклонности поручаетъ.

10. Къ Фуску Аристію. Деревенское житіе надъ городскимъ хвалитъ.

11. Къ Булацію. Изъясняетъ, что не отъ мѣста, гдѣ живетъ, зависитъ наше блаженство.

12. Къ Ицію. Показываетъ, что столько человѣкъ богатъ, сколько имѣніемъ своимъ пользуется.

13. Къ Виннію Аселѣ. Наставляетъ его, какимъ образомъ должно отнесть его книгу къ Августу Кесарю.

14. Къ прикащику своему. Хулитъ его, что предпочитаетъ жить въ городѣ.

15. Къ Нуманію Валлѣ. Извѣдываетъ о Салернѣ и Веліи и увѣщаетъ къ прохладному житью.

16. Къ Квинктилію. Описаніе Гораціевой деревни, изслѣдуетъ, кого звать должно честнымъ человѣкомъ.

17. Къ Сцевѣ. Изъясняетъ, что не должно презирать дружбу вельможей и какимъ образомъ оную доставать.

18. Къ Лоллію. Описываетъ должность дружества и что способствуетъ къ пріобрѣтенію тишины душевной.

19. Къ Меценату. Осуждаетъ худой образъ подражанія.

20. Къ своей книгѣ. Содержитъ Гораціево оправданіе, его родъ и доказываетъ его смиренность.

КНИГА II.

Письмо 1. Къ Августу. Хвалитъ сего Кесаря, особливымъ искуствомъ даетъ о началѣ благоспѣшанія и состоянія стиховъ, обличаетъ любящихъ одну древность.

2. Къ Клію Флору. Извиняется Горацій, что къ нему не писалъ, ни стиховъ ему своихъ не прислалъ.

КВИНТА ГОРАЦІЯ ФЛАККА.

править
ПИСЕМЪ КНИГА I.
ПИСЬМО I.
КЪ МЕЦЕНАТУ.

Меценате, пѣтый мнѣ первыми стихами,

И котораго еще въ послѣднихъ пѣть стану,

Довольно ужъ вызнанна меня, отставнаго

Въ прежнее позорище вновь ты включить ищешь.

Не тѣ же годы ужъ мнѣ, и мысль ужъ не та же.

Веяній, къ дверямъ ружье Геркуля привѣсивъ,

Въ селѣ тихое житье отдаленъ проводитъ;

Чтобъ вдругорь на площади краю у народа

Не былъ принужденъ просить милость и свободу.

Въ уши ужъ очищенны часто слышу голосъ

Звонко мнѣ совѣтовать: коню что старѣетъ

Благовременно покой дай, буде ты зваться

Умнымъ хочешь, дабы той напослѣдокъ зрящихъ

Въ смѣхъ надеженъ не привелъ, и не впалъ въ одышку.

Нынѣ убо, и стихи оставя и шутки,

Что честно и истинно прилеженъ собою

И чрезъ другихъ я искать, весь въ томъ упражняюсь.

Учреждаю и коплю сокровища, кои

Тотчасъ въ пользу бы я могъ употребить многу,

Предупреждая вопросъ твои, подъ какимъ вождемъ

Въ какой ватагѣ живу, скажу тебѣ словомъ:

Особно волѣ ни чьей одной не божился

Слѣдовать я, но куды буря ни закинетъ,

Гостемъ бываю. Теперь, гибокъ и проворенъ,

Погружаются въ волнахъ гражданскихъ стражъ твердый

И другъ добродѣтели истыя; потомъ же

Подъ знамя Аристипа подкравшися, силюсь

Вещи себѣ, не себя вещамъ подчиняти

Какъ ночь долга тѣмъ, что ждутъ любовницу лживу,

И день дологъ кажется тѣмъ, кои работу

Дневну должны, какъ лѣнивъ мнится годъ питомцамъ,

Коихъ тяжка матерня опека стѣсняетъ,

Такъ тихи мнѣ времена текутъ непріятны;

Что укосняютъ мою надежду и волю

Благодушно совершить то, что равномѣрно

Убогимъ и богачамъ пользовать имѣетъ,

И вредно, еслибъ презрѣть, молодымъ и старымъ.

Остается мнѣ себя утѣшать и править

Сими начальнѣйшими мудрости законы:

Хоть не можешь сильный взоръ имѣть ты, какъ Линцій,

За тѣмъ больные глаза не оставляй мазать;

Ни, отчаяваяся непреодолѣнна

Гликона уды нажить, за тѣмъ въ свое тѣло

Лѣностію допущай скучную хирагру.

Можно до нѣкой достичь точки, коль не далѣ.

Пылаетъ ли лакомствомъ и скупостью сердце?

Найдешь пѣсни и слова, что облегчить могутъ

Болѣзнь и недуга часть не малу убавить.

Любовью ль похвалъ надутъ? чистительны книги

Суть, кои трижды чтены, исцѣлить тя сильны.

Гнѣвливый, завистливый, пьяница, лѣнивецъ,

Сластолюбецъ — словомъ, всякъ сколь бы ни свирѣпый

Другъ злонравіи, усмиренъ наконецъ быть можетъ,

Если терпѣливъ внушать совѣты похочетъ.

Добродѣтель есть бѣжать злой нравъ, и есть нерва

Мудрость не имѣть глупости. Видишь ты, какіе

Нужны важные труды и ума и тѣла,

Чтобъ избѣжать малъ доходъ, и отказъ зазорный

Которой ты крайними злами почитаешь,

Не лѣнивъ въ крайню бѣжишь Индію для торгу,

Убѣгая нищеты сквозь море, огнь, камни.

Не пекись о томъ, чему глупо ты дивишься

И жадаешь. Слышать ты, учиться и вѣрить

Не хочешь умнѣйшему? Кои борецъ, что села

И распутій одни подлы обтекаетъ,

Презритъ въ великихъ играхъ вѣнецъ Олимпійскихъ,

Еслибъ надежда ему, еслибъ ему слово

Дано было безъ труда одержать побѣду?

Какъ золота серебро подлѣе, такъ злато то

Подлѣй добродѣтели. Граждане, граждане!

Деньги вы прежде всего доставать трудитесь,

Добродѣтели потомъ. Сіе съ краю Яна

До другаго твердятъ всѣ, и одинъ другому

Пересказываетъ всякъ молодой и старой,

Нося подъ лѣвой мѣшокъ рукою и счоты.

Къ четыреста тысячамъ если не достанутъ

Шесть, семь, хоть бы храбръ ты былъ, рѣчистъ, добронравенъ,

И вѣренъ во всемъ, въ числѣ народа пробудешь.

А младенцы говорятъ, межъ собой играя:

Буде право поступать станешь, царемъ будешь.

Сіе намъ мѣдною будь въ защиту стѣною,

Имѣть совѣсть частую и въ своихъ поступкахъ

Не имѣть, съ чего бъ блѣднѣть. Скажи, буде смѣешь,

Росціевъ лучше ль законъ, иль пѣсня младенцовъ,

Право-поступающимъ что подноситъ царство,

Пѣсня, храбрымъ Куріямъ люба и Камилламъ?

Кто лучшій даетъ совѣтъ, тотъ ли, что богатство

Велитъ копить правдою, иль, буде не можно

Правдою, какимъ нибудь способомъ возможнымъ,

Чтобъ сблизи слушать стихи Пуппія плачевны?

Иль тотъ, что совѣтуетъ, всегда неотступенъ,

И желаетъ, гордаго чтобъ ты и свободенъ

И смѣлъ счастья презиралъ такъ ярость, какъ ласку?

Еслибъ когда у меня спросилъ народъ римской,

Для чего, въ одномъ живя городѣ, не то же

Съ нимъ у меня мнѣніе, и то, что онъ любитъ,

Не ищу, и не бѣгу, что онъ ненавидитъ;

Осторожной, я въ отвѣтъ, лисицы представлю

Слова, что больному льву нѣкогда сказала:

Для того, что страшны мнѣ слѣды въ твою нору;

Всѣ въ нее, ни одинъ вонъ изъ нее не вижу.

Звѣрь ты многоглавный. Что искать я имѣю?

Въ комъ надежду положу? къ кому я пристану?

Одни ищутъ откупать подати и таможни!

Другіе ловятъ вдовицъ яблокомъ и коркой,

И стариковъ, коихъ бы въ прудъ свои сажать, удятъ;

Многимъ лихвою растетъ тайною богатство.

Еще сносно, если бы разнымъ прилежали

Вещамъ люди разные; да человѣкъ тотъ же

Не можетъ чрезъ часъ одинъ пробыть въ той же мысли.

Нѣтъ мѣста, если богачъ скажетъ, во всемъ свѣтѣ

Краснѣйшаго Баіевъ пріятныхъ, ужъ море,

Ужъ озеро чувствуетъ въ зданіи горячность

Скораго хозяина. Тому-жъ буде воля

Безпорядочна завѣтъ и отложныя предпишетъ,

Завтра вы работники, завтра пронесете

Въ Теанумъ збрую свою. Жену ли имѣетъ,

Надъ всѣмъ онъ безбрачное житье выхваляетъ.

Какимъ я премѣнчива удержу Протея

Узломъ? Что-же дѣлаетъ, скажешь мнѣ, убогой?

Смѣйся. Премѣняетъ онъ подклѣти, постели,

Бани, балбера; равно наемная лодка

Гадитъ и скучитъ ему, какъ богачу судно

Собственное золотомъ блистательно всюду.

Если грубаго на мнѣ балбера рукою

Волосы острижены, не равно усмотришь,

Если ужъ изношенну подъ новымъ кафтаномъ

Рубашку иль епанчу, такъ оплошно вздѣту,

Что одинъ высокъ подолъ, а другой тащится,

Смѣешься. Что же когда во мнѣ моя воля

Себѣ противна самой? теперь презирая,

Что мало предъ симъ желалъ, и ища усердно,

Что недавно презиралъ? въ движеніи вѣчномъ

Нестройной жизни моей самъ себѣ несходенъ?

Строю, ломаю, на кругъ четвероугольникъ

Мѣняю, и потомъ кругъ на четвероугольникъ?

Съ обществомъ шалѣть меня мня ты не смѣешься,

Ни чаешь нужно меня врачу отдать въ руки,

Или дядькѣ подъ началъ. Хотя ты защита

Моя, и криво одинъ не стерпитъ обрѣзанъ

Ноготь у пріятеля, которой зависитъ

Отъ тебя, и глазъ своихъ съ тебя не спускаетъ.

Заключу словомъ однимъ. Мудролюбецъ Бога

Знаетъ только надъ собой: онъ богатъ, свободенъ,

Честенъ, пригожъ, царь царей, и здоровъ конечно,

Буде мокротный насморкъ ему не скучаетъ.

I. Изъ самаго начала сего письма усмотрѣть можно, что оно писано въ отвѣтъ Меценату, которой Горація понуждалъ писать лирическія стихи. Горацій ему представляетъ, что уже нынѣшныя его лѣта не позволяютъ упражняться въ такихъ бездѣлкахъ, и что избирая дѣло, возрасту своему согласное, къ одной только философіи склоненъ. Потомъ показываетъ, сколь полезна людямъ въ любомудріи прилежность, которая насаждаетъ добрые и искореняетъ злые нравы.

Каій Клитій Меценатъ, къ которому письмо сіе писано, былъ одинъ изъ главнѣйшихъ министровъ и временщикъ Августа Кесаря, надъ всѣми ему любимый, особливый защитникъ наукъ и ученыхъ людей, искренный пріятель и благодѣтель Гораціевъ. По нѣкоихъ мнѣнію Меценатъ начало рода своего велъ изъ королей этрурійскихъ. Для того Горацій говоритъ въ первой къ нему одѣ:

Mecænas at avis édité regibus.

Меценате, рожденный отъ предковъ царскихъ.

Ст. 1. Жеценате пѣтый мнѣ первыми стихами. Въ латинскомъ стоитъ: Prima dicte mihi Camoena. Сирѣчь: Сказанный мнѣ первою музою. Обыкновенно латинскіе и греческіе стихотворцы употребляютъ слово сказывать вмѣсто пѣть.

Die mihi Musa vir um, captae post tempora

Trojae Qui mores hominum multorum vidit et urbes. *)

  • ) Стихъ въ Омировой Одиссеѣ, переведен. Гораціемъ. (Кант).

То есть: Скажи мнѣ, муза, мужа, которой по взятіи Трои Видѣлъ многіе городы и многихъ народовъ правы.

Музамъ стихотворцы даютъ различныя титлы, которыя отъ ихъ различныхъ жилищъ берутъ: такъ называютъ они ихъ Піеридами, Каменами и проч. — Отъ словъ сего стиха и слѣдующихъ многіе разсуждаютъ, что Горацій первыми стихами, prima Camoena, разумѣетъ первую свою пѣсню къ Меценату, и ultima Сатоепа, послѣдними стихами, означаетъ сіе письмо. Но въ самомъ дѣлѣ онъ свои стихотворныя сочиненія на двѣ части различаетъ. Первая содержитъ его лирическіе стихи, его пѣсни. Вторая творенія философическія, каковы суть сатиры и сіи письма. И оба тѣ рода стиховъ Меценату посвящаетъ.

Ст. 3. Вызнанна вмѣсто вызнаннаго чрезъ сокращеніе. Spectatura въ латинскомъ значитъ искушеннаго. Рѣчь занятая отъ серебренниковъ кои серебро и золото искушаютъ; или отъ единоборцовъ, кои многіе бои съ удачею произвели.

Ст. тотъ же. Отставнаго. Въ латинскомъ стоитъ Rude donatum, одареннаго деревяннымъ налагаемъ. Когда оружій учители наставляли гладіаторовъ, то есть единоборцовъ, въ ихъ наукѣ, употребляли деревянные палаши, которые называлися Rudis; и когда тѣ гладіаторы выслуживали три года въ боевой площади, народъ давалъ имъ свободу, подаривъ ихъ такимъ деревяннымъ палашемъ. Такіе единоборцы называлися рудіаріи, и бывали совсѣмъ свободны, или буде полную вольность не получали, оставалися учителями другихъ, и исполняли должность ланистовъ. — Изрядно Горацій соравняетъ лирическое стихотворство боевому позорищу, и Стихотворцовъ единоборцамъ или подвижникамъ. Какъ единоборцы не должны были старѣть въ позорищи, понеже за истощеніемъ силъ никакого увеселенія зрителямъ тогда подать бы не могли, такъ и лирической стихотворецъ долженъ заблаговременно отъ своего ремесла отстать, чтобъ не потерялъ въ старости славу, которую прежнихъ лѣтъ удача ему доставила.

Ст. 4. Въ прежнее позорище вновь ты включить ищетъ. То есть: Ты, Меценате, желаешь, чтобъ я паки началъ прежнее свое упражненіе, чтобъ я по прежнему писалъ лирическіе стихи. — Въ прежнее позорище Antiquo Ludo. Ludus называлося мѣсто, площадь та, гдѣ единоборцы отправляли бой свой. Подвигомъ чаю можно бы назвать, буде позорище неправнѣе.

Ст. 5. Не тѣ годы уже мнѣ, и мысль ужъ не та же. Должно по лѣтамъ соглашать свою склонность. Когда умъ отъ возраста отстаетъ, много человѣкъ шалѣетъ.

Ст. 6. Веяній знаменитой римской боецъ, котораго образомъ Горацій подтверждаетъ, что въ старости должно отставить молодаго возраста забавы.

Ст. тотъ же. Къ дверямъ ружье Геркуля привѣсивъ. Когда римляне покидывали свое ремесло, обычай имѣли посвящать орудіи того ремесла богу, которому то ремесло было подчинено. Для того Веяній посвящаетъ ружье свое Геркулю, богу поборищъ и единоборцовъ. Близъ всякаго амфитеатра *были поставлены храмы или часовни, Геркулю посвященные.

Ст. 7. Отдаленъ, Abditus значитъ отдаленіе совершенное безъ повороту

Ст. 8 и 9. Чтобъ вдругорь на площади краю у народа не былъ принужденъ проситъ милость и свободу. Отставнымъ бойцамъ позволялося возвращаться къ своему ремеслу, но уже не вольны они бывали отстать, пока вторично народъ ихъ не освобождалъ. Когда боецъ или отставной или неотставной желалъ получать свою свободу, подвигался на край площади, и умильнымъ лицомъ и голосомъ прашивалъ оную отъ народа. На краю площади. Въ латинскомъ изображено чрезъ extrema arena. Arena называла е і площадь, на которой бой отправлялся. Въ сродномъ знаменаніи arena значить песокъ, ибо площадь та пескомъ была наслана. — Примѣчай, что въ латинскомъ вмѣсто, чтобъ вдругорь на площади краю} стоитъ, чтобъ столько разъ на площади краю ne toties.

Ст. 10. Въ уши ужсъ очищенны часто слышу голосъ. Первая причина, для чего Горацій извиняется писать лирическіе стихи, былъ образецъ Веянуса бойца; теперь приводитъ вторую, сирѣчь здраваго смысла совѣтъ, который ему часто на ухо звенитъ, чтобъ благовременно отстать отъ того труда, дабы за слабостію силъ не лишиться добытой предъ симъ славы; и оное подтверждаетъ примѣромъ коня, который, когда уже состарѣетъ, негоденъ бѣжать въ поприщи, понеже или паденіемъ насмѣшитъ зрителей, или добудетъ одышку къ своей погибели. — Уши очищенны значитъ исправленное здравымъ разсужденіемъ сердце отъ всякихъ страстей и вредныхъ мнѣній.

Ст. 14. Въ смѣхъ падежемъ не привелъ. Упавши не заставилъ зрителей смѣяться. Въ латинскомъ стоитъ ne peccet ad extremum ridendo, чтобъ напослѣдокъ не погрѣшилъ и смѣха надъ собой не поднялъ.

Ст. 15. Нынѣ убо и стихи оставя и шутки. Гораздо скорое послушаніе вышепоказаннаго совѣта. Лишь здравой смыслъ промолвилъ, то онъ совѣту послѣдуетъ. Такъ бываетъ, когда душа страстей и мнѣній ложныхъ свободна. Стихи и шутки, сирѣчь лирическіе стихи, стихи любовные, и всѣ шалости, которыя молодому возрасту согласуютъ, каковы суть любовь, прохлады, праздники, препровожденіе безсонныхъ ночей и проч.

Ст. 16 и 17. Что честно и истинно. Сирѣчь обучаюся нравоученію, прилежу въ исправленіи правовъ своихъ. — Что честно и истинно, двѣ вещи, кои должны быть крайнее всякаго человѣка попеченіе и обученіе. — Прилеженъ собою и чрезъ другихъ я искать, такъ я выразумѣлъ латинскія слова euro et rogo.

Ст. 18 и 19. Учреждаю и коплю сокровища, кои и проч. Не только коплю нужныя къ исправленію нравовъ знанія, кои суть истинное сокровище, но и учреждаю въ изрядной порядокъ располагаю, чтобъ тотчасъ безъ утраты времени я могъ оныя употребить въ свою и въ многихъ пользу. — Тотчасъ въ пользу бы я могъ употребить многу. Въ латинскомъ стоитъ: Quae mox cleproinere possim. Depromere значитъ вынуть, выдать; я чаю не вредитъ мой прибавокъ, которой и въ Дасіеровомъ французскомъ переводѣ введенъ.

Ст. 20. Предупреждая вопросъ. Горацій объявя, что онъ въ любомудріи прилежно упражняется, и въ его время будучи народъ философовъ на разныя ватаги раздѣленъ, изъясняетъ пріятелю своему, что онъ не держится особливаго какого мнѣнія, ни послѣдуетъ одному учителю больше чѣмъ другому, но изъ различнаго ученія выбираетъ то, что полезнѣе к разсудительнѣе кажется.

Ст. тотъ же. Подъ какимъ вождемъ. Горацій вождями называетъ начальниковъ всякой философической ватаги или секты. Всякая изъ нихъ своего имѣла и почитала: академическая Платона, перипатетическая Аристотеля, стоическая Зенопа, циренейская Аристина, эпикурская Эпикура и проч.

Ст. 21. Въ какой ватагѣ. Въ латинскомъ стоитъ: въ какомъ домѣ, Que lare tuter; но ватагу или секту чрезъ то разумѣетъ, какъ онъ написалъ въ одѣ 29, книги 1 Socraticam domuni, домъ Сократовъ, вмѣсто Сократова секта, и то для того, что секты философовъ называлися familiae, семьи.

Ст. 22. Особливо волгъ ничьей одной не божился слѣдовать я. Я не божился, я не обѣщался особливо слѣдовать одной волѣ, одному, кого нибудь, мнѣнію; по отъ всякаго беру, что мнѣ правѣе и пристойнѣе кажется. Въ латинскомъ стоитъ: Tullius addictus jurare in verba Magistri. Аддикты въ сродномъ знаменаніи называлися должники, которыхъ преторъ отдавалъ во власть заимодавцамъ. Называли также аддиктами бойковъ, которые, вписывался въ войско, присягу чинили своему воеводѣ; и въ семъ послѣднемъ разумѣніи Горацій то слово употребляетъ, чему поводъ подала рѣчь вождя въ предъидушемъ стихѣ, которая принадлежитъ къ военной службѣ. Слово Magister кажется больше приличествовать учителю чѣмъ военному человѣку; по извѣстно, что римляне называли коннаго воеводу Magister Equitum.

Ст. 23. Но куды буря ни закинетъ, гостемъ бываю. Горацій уподобляетъ философовъ тѣмъ, кои въ морѣ плаваютъ, и которые должны пріуготовляться жить во всякой землѣ, куды буря ихъ ни закинетъ. Море, въ которомъ философы находятся, есть міръ сей; вѣтры и погоды суть дѣла и приключеніи, которыя иногда понуждаютъ философа вступать въ должности гражданскія, а иногда позволяютъ ему жить въ покоѣ и въ тишине отдаленнымъ. — Гостемъ, hospes. Дасіеръ въ своемъ переводѣ не включилъ, и не изъяснилъ рѣчь ту, но отъ словъ его видно, что hospes по его мнѣнію значитъ хозяинъ, понеже говоритъ въ примѣчаніи своемъ doivent être préparés à vivre dans tous les pais où la tempete les a jettés comme s’ils étaient naturalisés. Въ латинскомъ языкѣ Hospes значитъ и хозяина и гостя.

Не знаю, не приличнѣе ли гостемъ того звать, кто бурею закинутъ въ какое мѣсто онымъ наслаждается; или кто изъ одной секты въ друтую переходитъ, и изъ всякой беретъ, что въ ней полезнѣе, ни на одной не остановляяся?

Ст. 24. Теперь гибокъ и проворенъ погружаюся. Изрядно Горацій изобразуетъ искуство нужное тому, кто въ свѣтѣ живетъ, и кто отъ всякихъ злоключеній счастливо вывязиться желаетъ. Если мы не гибки, если мы непроворны (такъ я перевелъ латинское agilis fio), безнадежно погибаемъ.

Ст. 25. Погружаюся въ волнахъ гражданскихъ. Гражданскими волнами называетъ дѣла, упражненіи докучныя и попеченіи, о которыхъ упоминаетъ въ Сатирѣ VI, книги I.

— Aliena negotia centum Per caput et circa saliunt latus.

(Со всѣхъ сторонъ меня обступаютъ тьма дѣлъ мнѣ непринадлежащихъ).

Ст. тотъ же и 26. Стражъ твердый и другъ добродѣтели истыя. Погружается въ дѣла гражданскаго житія, по какъ человѣкъ совершенно добродѣтели преданный, не забывай сирѣчь должность честнаго, безкорыстливаго и безпристрастнаго человѣка, однимъ словомъ, какъ строгой стоикъ. Ибо Стоическіе философы не только позволяли, по и совѣтовали упражняться въ гражданскомъ правленіи, и запрещая сластолюбіе, въ добродѣтели поставляли крайнее блаженство.

Ст. 27. Потомъ же подъ знамя Аристипово подкравшись. Въ латинскомъ стоитъ: паки скрытно упадая въ наставленіи Аристиповы. In Aristippi furtim praecepta relabor. Помянутое выше сего имя вождя мнѣ поводъ подало употребить знамя. — Отъ Секты Стоической, которая требовала, чтобъ мудрецъ провождалъ жизнь въ упражненіи, въ дѣлахъ, Горацій перехаживалъ въ секту Аристипову, который былъ основатель циренеической, и философію свою въ томъ поставлялъ, чтобъ жить про себя одного, ни о чемъ не суетиться, употреблять все, и искать сластолюбіе вездѣ, гдѣ оно ни находится. Примѣтно, что Горацій называетъ Аристиновымъ наставленіемъ эпикурово ученіе, котораго онъ всегда держался. И подлинно изъ Лукіана показать можно, что Эпикуръ былъ ученикъ Аристиновъ. Подкравшись, значитъ, что онъ не вдругъ изъ Стоической въ циренеическую секту переходилъ, но помалу помалу, такъ чтобъ въ его поступкахъ ничего прекословнаго усмотрѣть было не можно.

Ст. 28. Пещи себѣ, не себя вещамъ подчиняти, чтобъ кто не почаялъ, что когда Горацій возвращается къ аристиповой наукѣ, впадаетъ во всѣ несовершенства того нравоученія, и погружается во всѣ сластолюбія безъ всякой мѣры. Въ семъ стихѣ изъясняетъ, что онъ изъ того философа правилъ~себѣ присвояетъ: стараюсь, говоритъ онъ, вещи себѣ подчинятъ, а не себя вещамъ. И правда, секта аристипова и эпикурская то всего лучшее въ себѣ имѣла, что можно было по ихъ наукѣ все употреблять, но ничему надъ собою власть не дая. Когда Аристиппа обличали, что Лаисъ имъ совсѣмъ обладала, отвѣчалъ: я ее имѣю, а не она меня: Echo kai ouk echomai.

Ст. 29. Любовницу лживу. Любовницу, которая обѣщавъ быть, не бываетъ.

Ст. 31. Лѣнивъ годъ! Годъ, которой кажется, что не скоро идетъ.

Ст. тотъ же и 32. Питомцамъ, коихъ тяжка матерня опека стѣсняетъ. Питомцамъ, маловозрастнымъ дѣтямъ, которымъ опека матерьняя докучна. О тѣхъ питомцахъ говоритъ, которые хотя вышли съ подъ рукъ опекуновъ, еще матерямъ своимъ подвластны, какъ Сепека напоминаетъ, говоря о сынѣ Марціи. Недорослемъ остався, былъ подъ опекою опекуновъ до четвертаго на десять лѣта, подъ насмотромъ матернимъ всегда. Pupillus relictus, sub tutorum cura usque ad decimum quartum annuni fuit, sub matris custodia semper.

Ст. 33. Такъ тихи текутъ. Если бъ мѣра стиха позволяла, должно бы перевесть: Такъ тихи и непріятны текутъ мнѣ дни, или течетъ мнѣ время. Метафора взятая отъ теченія рѣкъ.

Ст. 34. Что укосняютъ мою надежду и волю. Понеже рѣчь надежда неопредѣльна, и къ будущему надлежитъ, Горацій прибавляетъ: волю, намѣреніе, consilium, которая значитъ намѣреніе принятое, опредѣленное, безъ всякаго отлагательства. Впрочемъ соединилъ онъ тѣ двѣ рѣчи надежду и волю, чтобъ насъ научить той истины непремѣнной, что все то, что отъимаетъ у насъ время, которое мы опредѣлили своему въ любомудріи обученію и упражненію въ добродѣтеляхъ, отъимаетъ также всѣ наши надежды, ибо будущее неизвѣстно, и только настоящее въ нашей власти.

Ст. 35. Благодушно совершить. Дѣлать съ смѣлою охотою. Agendi graviter.

Ст. Тотъ же и 36 и 37. То, что и равномѣрно, и проч. То, что равно богатымъ пользуетъ, какъ убогимъ, и равно старымъ, какъ и молодымъ вредитъ, если то презрятъ. О нравоучительныхъ сочиненіяхъ говоритъ, которыя писать намѣряется.

Ст. 38. Остается мнѣ себя утѣшать и править. Обыкновенно Горацію свою рѣчь негораздо связывать; здѣсь тому образецъ видимъ, понеже вдругъ слово относитъ, отвѣтствуя какъ бы на учиненной вопросъ, для чего такъ поздно принимается прилежать къ любомудрію. На то онъ говоритъ, что утратя напрасно только времени своей жизни, иное не остается, развѣ утѣшать и исправлять себя слѣдующими начальнѣйшими законами или правилами мудрости. Въ латинскомъ стоитъ: me ipse regam solerque elementis. Элементы суть первыя наставленіи, начала какой либо науки, которую рѣчь мы въ нашемъ языкѣ не имѣемъ, для того я употребилъ: начальнѣйшіе законы. Вѣдаю, что то латинскому не соотвѣтствуетъ, да не знаю чемъ пособить.

Ст. 40. Хоть не можешь сильный взоръ имѣть ты, какъ Лишній. Oculo contendere значитъ: мѣряться съ кѣмъ, кто изъ двухъ лучше видитъ, у кого изъ двухъ глаза лучше. — Лишній былъ сынъ Афареевъ, о которомъ Горацій напоминаетъ во 2 сат. книги 1. Понеже онъ первый нашолъ въ землѣ руды, слово пропеслося, что онъ имѣлъ такъ острый взоръ, что могъ видѣть сквозь землю до самой ея средины. Былъ еще другой Линцій, которой съ Картажской пристани могъ видѣть и перечесть корабли, отходящіе изъ Сициліи.

Ст. 42 и 43. Ни отчаяваяся неопредѣленна и проч. Какъ не должно пренебрегать лѣчить свои больные глаза, для того что не льзя тебѣ силою взора преодолѣть Липцея; такъ глупо бы было допущать въ тѣло свое хирагру и прочія болѣзни, для того что не можешь надѣяться себѣ силу Гликона нажить. — Хирагра есть жестокой ломъ въ рукахъ съ опухолью и свербежемъ. Тажъ болѣзнь, когда въ ноги сходитъ, называется подагра. — Я за нуждою мѣры стиха назвалъ хирагру скучною; Горацій гораздо лучше называетъ узловатою Nodosa Chiragra, ибо болѣзнь та какъ бы узлами препятствуетъ употребленіе рукъ и ногъ, или для того, что острая и густая мокрота, отъ которой болѣзнь самая происходитъ, вкравшись межъ сочиненіями перстовъ, оные одуваетъ и опухоль въ нихъ произноситъ подобную узламъ или камышкамъ. Отъ того Персій называетъ хирагру каменистою. Сат. 5, стих. 58. — Гликонъ былъ знаменитой греческой философъ, которой, непрестанно бьючися съ борцами, досталъ себѣ непреодолѣнную силу и тѣла составъ укрѣпилъ, равно какъ бы самъ былъ одинъ изъ ихъ числа.

Ст. 45. Можно до нѣкой достичь точки, коль не далѣ. Отъ сего уже ясно разумѣется, что Горацій приводилъ вышепоказанные образцы больныхъ глазъ и слабости тѣла (которые недостатки ему были свойственны), чтобъ доказать, что если человѣкъ не можетъ достичь совершенное благонравіе, если не можетъ всѣ тайны философіи вызнать, можетъ часть злонравій своихъ искоренить и часть добродѣтелей пріобрѣсть; можетъ перенять первыя начала любомудрія. Тѣмъ самимъ Горацій опровергаетъ мнѣніе тѣхъ, кои прилежаніе къ любомудрію отсовѣтовали, для того что оную никто совершенно пріобрѣсть не можетъ. Еслибъ человѣкъ не могъ бороться съ злонравіемъ, развѣ когда уже взойдетъ на вышную степень мудрости, имѣлъ бы онъ причину унывать въ пути своемъ. Но по счастью что ни ступитъ, идя къ верху той трудной горы, столько побѣдъ одерживаетъ надъ непріятелемъ.

Ст. 46. Пылаетъ ли лакомствомъ и скупостью сердце. Скупой иногда довольствуется беречь то, что уже имѣетъ; лакомый всегда ищетъ достать, чего не имѣетъ. Въ томъ разнится скупость съ лакомствомъ, которое въ латинскомъ изображено рѣчью cupiditas, горячее желаніе, похоть, вожделѣніе, жадность.

Ст. 47. Найдешь пѣсни и слова и проч. То есть, нравоученіе исправитъ вышепомянутые пороки. Первые изъ прежнихъ врачи обычай имѣли волшебство вмѣстѣ съ своимъ искусствомъ при больныхъ употреблять, будучи увѣрены, что болѣзни тѣла происходятъ отъ души, какъ жаръ глазной приходитъ отъ головы. Для того при лѣкарствахъ, тѣлу приличныхъ, употребляли и тѣ, кои душѣ пристойны; сирѣчь тѣ verba et voces, слова и пѣсни, заговорки или напѣвы. Оные состояли въ изрядной къ больному рѣчи, которою утишали сердца его безпокойство и тогда уже свободнѣе могли возвратить тѣлу здоровье.

Ст. 48. И недуга часть не малу убавить. Въ застарѣлой болѣзни и которую поздно лѣчить начинаемъ, не всегда можно надѣяться совершеннаго исцѣленія; но и то не мало, если часть зла отъидетъ и упредитъ онаго распространеніе.

Ст. 49. Любовью-ль похвалъ надутъ. Похвалы надуваютъ сердце человѣка, которое уже любовью, сирѣчь желаніемъ похвалъ надуто и разгордѣло.

Ст. тотъ же. Чистительны книги. Sunt certa piacula. Піакула, у грековъ Kalharmata называемые, были обмываніи или очищеніи,;которыя употреблялися для очищенія грѣха или злочинства какого, а заговоры и каженіе Thimiamata служили къ исцѣленію бѣшеныхъ. Слово то гораздо прилично наставленіямъ философскимъ, которыя очищаютъ душу пашу отъ злонравій. Напримѣръ очищеніи, которыя для исправленія или изгнанія любохвальства стоики употребляли, суть почти слѣдующія: что похвала есть тщетной звонъ, тщетное причудѣніе, которое въ мгновеніе ока родится и исчезаетъ; что самая пространнѣйшая слава есть совершенное забвеніе, если примѣтить, въ сколькихъ земляхъ она дойти не могла, въ сколькихъ народахъ она неизвѣстна, что все то, что изящно, собою таково, и похвала красоту того не составляетъ; по тому то, что хвалено бываетъ, ни дурнѣе, ни пригожѣе тѣмъ не становится, и слѣдовательно человѣку похвала не нужна, но нужно дѣлать дѣла хвальныя. (Напослѣдокъ, что разсуждая непостоянство ума человѣческаго, ясно узнаемъ, что непрзаведно и безразсудно есть требовать, чтобъ всѣ люди соглашались добро говорить и мыслить объ насъ, когда они о себѣ самихъ на малъ часъ съ собою несогласны.

Ст. 50. Трижды чтены. Въ латинскомъ стоитъ: ter pure iecto, трижды чисто чтены; чисто, съ прилежаніемъ, безъ пристрастія, инако десятью повторенное чтеніе немного пользовать можетъ.

Ст. 53. Сколъ бы ни свирѣпый другъ злонравій. Въ латинскомъ стоитъ: Nemo adeo ferus est, никто столь свирѣпъ, столь дикъ, чтобъ не могъ быть усмиренъ.

Ст. 54. Если терпѣливъ внушатъ совѣты похочетъ. Si modo culturae patientem commodat aurem, если только наставленію подастъ терпѣливое ухо.

Ст. 56. Видишь ты какія нужды и проч. Сіе разсужденіе отъ предъидущихъ зависитъ. Нѣтъ такого человѣка, говоритъ Горацій, кто бъ не могъ исправиться, если совѣты станетъ слушать. Ибо тотъ, кто въ добродѣтель оболчись желаетъ, въ самомъ началѣ долженъ скинуть съ себя всѣ злонравіи, и то учинить не силенъ, если онъ непокоренъ и непослушенъ совѣтамъ. Хотя такое послушаніе не трудно, однакожъ по вся дни видимъ, что многіе предаютъ себя всякимъ бѣдствамъ, чтобъ избѣжать нищеты и достать чины и славу, которые люди и слушать не хотятъ, когда ихъ вредное мнѣніе кто исправить желаетъ. Мнѣніе, которое имъ представляетъ нищету и презрѣніе злами всѣхъ большими, а желаніи и удивленіе какъ бы посредними.

Ст. 58. Малъ доходъ. Недовольный доходъ, убожество.

Ст. тотъ же. Отказъ зазорный. Отказъ, когда въ чины добивается. Зазорный онъ, когда право, а не по пристрастію, судитъ тотъ, кто отказываетъ.

Ст. 60. Въ крайню бѣжишь Индію. Въ самые отдаленные край свѣта ѣдешь для торгу.

Ст. 61. Сквозь море у огнь, камни. Частица сквозь разумѣется вездѣ повторена: сквозь море, сквозь огнь, сквозь камни. — Сквозь огнь, сирѣчь сквозь жары, которые въ дорогѣ скосить ты долженъ; сквозь камни, которые въ морѣ находишь, или сквозь горы каменистыя.

Ст. 62. Не пекись о томъ, чему глупо ты дивишься и жадаешь. Видишь ты какіе и ума и тѣла нужны труды, какое безпокойство, чтобъ избѣжать нищеты и добиться чиновъ. Всего того обойтись можешь, если ты не будешь суетиться о томъ, чему теперь глупо дивишься и чего глупо желаешь. Имѣть богатство, быть на высокой степени, или не желать богатства, и не дивиться тѣмъ, кои въ высокой степени, суть двѣ вещи равномѣрныя.

Ст. 63. Слышать ты, учиться и проч. Я самый лучшій способъ тебѣ показываю для избѣжанія многихъ трудовъ; однакожъ ты слушать, учиться и вѣрить не хочешь умнѣйшему.

Ст. 64. Кой борецъ, что села и распутій одни и проч. Никто изъ подлыхъ борцовъ, которые, не будучи достойны въ городѣ себя показать, еще должны кормиться въ селахъ и на распутіяхъ, не откажетъ вѣнецъ въ играхъ Олимпійскихъ, если дана ему будетъ надежда и слово, что оный безъ труда достанетъ; а мы легкой способъ къ стяжанію добродѣтели и тишины нашей презираемъ; способъ тотъ вышепомянутый: не дивиться, не желать. — Борцы римскіе, прежде нежели приходили должность свою отправлять въ столицѣ, провожали нѣсколько лѣтъ въ уѣздныхъ городахъ и въ селахъ, какъ теперь французскіе комедіянты дѣлаютъ, прежде нежели въ Парижѣ играть начнутъ. И понеже не во всѣхъ тѣхъ мѣстахъ имѣлися домы зрѣлищные, бой свой отправляли на площадяхъ и на распутіяхъ или кресцахъ.

Ст. 66. Въ великихъ играхъ Олимпійскихъ. Горацій называетъ игры Олимпійскія великими, понеже оныя были славнѣйшія во всей Греціи. Отправлялись они по вся четыре года въ честь Юпитеру, близъ Олимпіи, города въ Элидѣ. Стояли тѣ игры въ конскихъ и тележныхъ бѣгахъ и въ различныхъ бояхъ.

Ст. 68. Безъ труда. Въ латинсксмъ стоитъ, sine pulvere, безъ пылу, сирѣчь безъ всякой опасности, безъ всякаго труда. Въ бою и въ бѣгу движеніе тѣла пыль подымаетъ.

Ст. 69. Какъ золота серебро подлѣе, такъ злато подлѣй добродѣтели. Такъ намъ мудрость кричитъ: вы бѣжите край свѣта чрезъ безконечные труды и бѣдства для полученія богатствъ, а для стяжанія добродѣтели ни мало что дѣлать не хотите; однакожъ добродѣтель драгоцѣннѣе всего золота и всего серебра.

Ст. 70. Граждане, граждане, деньги вы прежде. Если съ одной стороны мудрость кричитъ людямъ: добродѣтель лучше золота; безуміе кричитъ имъ съ другой: золото лучше добродѣтели, деньги прежде доставать трудитесь, добродѣтели потомъ. И понеже мудрость одна, а за безуміемъ всегда слѣдуетъ толпа людей, которые повторяютъ ея слова, не дивно, что мудрости голосъ не слышенъ.

Ст. 72. Съ краю Яна до другаго. Была въ Римѣ улица, въ которой жили банкиры, и называлась она улица Яну сова или улица двухъ Янусовъ, понеже на обоихъ краяхъ той улицы поставлены были болваны того бога.

Ст. 73. Твердятъ всѣ. Латинское perdocet значитъ: учитъ, твердитъ съ конца до другаго, съ утра до вечера.

Ст. 74. Пересказываетъ всякъ. Recinunt dictata. Горацій чрезъ слово dictata показать хочетъ, что тѣ люди перенимаютъ и пересказываютъ вышеписанныя рѣчи, какъ ученики въ школахъ свои задачи.

Ст. 75. Нося подъ лѣвой мѣшокъ и счоты. Мѣшокъ, въ кой деньги класть; счоты или таблицы, на которыхъ счетъ выкладывали римляне, какъ мы на своихъ счотахъ костьми выкладываемъ.

Ст. 76. Къ четыреста тысячамъ если не достанутъ. Мѣсто сіе собою не трудно; но разсужденіе Гораціево, не будучи связано къ предъидущему, причину подало къ ошибкѣ и отмѣнить стихъ сей слѣдующимъ образомъ: Sed quadringentis sex septem millia desimt. Но къ четыреста тысячамъ не достаютъ шесть семь. Какъ бы народъ въ извиненіе своего сребролюбія Горацію отвѣчалъ: Легко тебѣ говорить, но если мнѣ не достанутъ шесть или семь тысячъ къ четыреста тысячамъ сестерціевъ, которыя нужно имѣть для вступленія въ чины, я отъ нихъ буду выключенъ, сколь бы впрочемъ я ни былъ честный и искусный человѣкъ. Да не та сила тѣхъ словъ. Горацій самъ всегда говоритъ, и показать тщится неосновательство сего правила: Virtus post nummos, что нужно прежде всего деньги добывать, а добродѣтели потомъ. И въ томъ намѣреніи ищетъ доказать, что тѣ, кои уставили законъ, что нужно имѣть нѣкую сумму денегъ для вступленія въ чины, были меньше разсудны, чѣмъ младенцы, кои въ своихъ играхъ, неповрежденному еще естества внушенію послѣдуя, даютъ первое мѣсто тѣмъ, кои въ своей должности исправнѣе, а не тѣмъ, кои прочихъ богатѣе. Вотъ какъ онъ разсуждаетъ: Если не достаютъ тебѣ шестъ или семь тысячъ сестерціевъ (то есть 150 или 175 рублей), чтобъ дополнитъ четыреста тысячъ сестерціевъ (сирѣчь десять тысячъ рублей) которые нужны для вступленія въ чины, ты останешься въ подлости, будешь въ числѣ народа, сколько бы ты ни былъ честенъ и благонравенъ. А межъ младенцами тотъ, кто имѣетъ нужную добродѣтель, и должность свою лучше исправляетъ, входить на первую степень, сколь бы онъ ни убогъ былъ. Слѣдовательно добродѣтель почтительнѣе богатствъ и младенцы умнѣе тѣхъ законодавцевъ. — Къ четыреста тысячамъ. Quadringentis прибавить должно milibus sestertium. У римлянъ по силѣ уставленнаго закона нужно было имѣть четыреста тысячъ сестерціевъ для вступленія въ чинъ всадника, Equitis, которая сумма потомъ до шести милліоновъ сестерціевъ прибавлена. — Сестерцій была малая римская монета, которыхъ (по исчисленію Дасіерову) восемь составляютъ ливру французскую; а по среднему вексельному теченію рубль россійской содержитъ 5 ливровъ французскихъ. Потому въ рублѣ 40 сестерціевъ, и всякой сестерцій стоитъ 2 1/2 копѣекъ.

Ст. 78. Въ числѣ народа пробудешь. Plebs eris, народъ будешь, останешься въ черни, въ подлыхъ людяхъ. — Народъ римской раздѣленъ былъ на три классы. Первую составляли сенаторы, senatores, вторую всадники, equites, третью народъ populus; и всадники должны будучи имѣть пожитковъ на 400,000 сестерціевъ (10,000 рублей), а сенаторы 800,000, (20,000 рублей) а по уставу Августову миліонъ двѣсти тысячъ (30,000 рублей). Явственно есть, что тѣ, кои не имѣли довольнаго имѣнія, чтобъ могли достать чинъ всадничей, еще меньше можно было имъ достичь въ степень сенаторскую, и потому необходимо должны были оставаться въ числѣ народа.

Ст. 79. А младенцы говорятъ, Горацій образцомъ младенцовъ укоряетъ корыстливость людей, показуя, что въ нихъ младенцахъ сродная простота здравѣе судитъ, чѣмъ сихъ искусная хитрость.

Ст. 80. Вуде право поступать станешь, царемъ будеть.По мнѣнію Мюретову, Горацій здѣсь упоминаетъ о игрѣ называемой urania. Младенцы въ той игрѣ брасывали мячъ вверхъ, и кто изъ нихъ чаще оный на лету схватить могъ, тотъ царемъ бывалъ, а кто оный всегда миновалъ, назывался осломъ и принужденъ бывалъ отъ игры отстать. Безъ сумнѣнія Горацій предъ собой имѣлъ слѣдующее мѣсто въ Платонѣ: ho de hamartoon kai hos an aei hamartani kathedeitai, hoosperfasin hoi paides, lioi sfairizontes, onos, hos di an perigenetai anamartetos, basileusei hemoon kai epitaxei hoti an bouletai apokrinesthai (Plat. Th. 146). Тотъ, кто погрѣшитъ, сядетъ, какъ младенцы, играя говорятъ, осломъ; а кто пребудетъ не погрѣшенъ, будетъ нами царствовать и повелѣвать намъ все, что ни пожелаетъ.

Ст. 81. Сіе намъ мѣдною будь въ защиту стѣною. Противу сребролюбія и тщетной жадности славы и противу тѣхъ, кои говорятъ, что о добродѣтели печися мы должны послѣ богатствъ, поставь стѣною и оградою крѣпкою слѣдующее правило, что крайнее человѣка благополучіе состоитъ имѣть совѣсть чисту и непорочнымъ себя знать, подражай младенцамъ, дѣлай добро и презирай все прочее. — Мѣдною стѣною. Мѣдная или желѣзная стѣна, вмѣсто крѣпкая стѣна, у древнихъ въ употребленіи; такъ Виргилій говоритъ:

— Cyclopum educta caminis moenia,

Стѣны произведенныя изъ Цикло пскихъ горнилъ.

Stat ferrea turris ad auras.

Высится въ небо желѣзная башня.

Ст. 82. и 83. Имѣть совуьсть чистую, и въ своихъ поступкахъ… Изъясняетъ предъидущаго стиха: Буде право поступать станешь. Ибо тотъ, кто право поступаетъ, имѣетъ всегда чисту совѣетъ, и никакое печальное воспоминовеніе своихъ дѣлъ его не устрашаетъ, не заставляетъ его блѣднѣть съ страху. — Вмѣсто имѣть совѣсть чистую Nil conscire sibi. Красивой и сильной образъ рѣченія, которому нашъ языкъ подобнаго не имѣетъ ближе однакожъ перевесть можно слѣдующимъ образомъ:

Ни въ чемъ себя повиннымъ не признать, или

Ничего за собою не вѣдать.

Ст. 84. Росціевъ ли лучше законъ или пѣсня младенцовъ Горацій показалъ столь чувствительнымъ образомъ, что тѣ, кои богатства добродѣтели предпочитаютъ, суть безразсуднѣе младенцовъ, что не чаетъ, чтобъ кто посмѣлъ подтверждать, что законъ Росціевъ лучше того младенцовъ припѣву, которой въ 80 стихѣ содержится. — РосуЛевъ законъ, уставленный 1. Росціемъ Офою, трибуновъ народнымъ, опредѣлялъ первѣйшіе въ правительствѣ чины тѣмъ, кои имѣли извѣстной суммы богатство, какъ паприкладъ 400 тысячъ сестерціевъ (10,000 рублей), и именно запрещалъ производить во всадники свобожденниковъ и дѣтей свобожденническихъ. Такимъ образомъ Росцій давалъ достоинства рожденію и богатствамъ, а не добродѣтели.

Ст. тотъ же и 85. Пѣсня младенцовъ, право-поступающимъ что подноситъ царство. Пѣсня младенцовъ, что (сирѣчь которая) подноситъ, даетъ царство право поступающимъ. Naenia значитъ жалостную пѣсню, которыя у римлянъ при похоронахъ по мертвымъ пѣвалися. Здѣсь употреблено то слово вмѣсто пѣсни, вмѣсто припѣву.

Ст. 86. Храбрымъ Кургамъ люба и Камилламъ. Люба сирѣчь знатнѣйшимъ въ добродѣтели римскимъ мужамъ. — Горацій здѣсь говоритъ о Манліѣ Куріѣ Дентагѣ, и о Маркѣ Фуріѣ Камиллѣ, которыхъ мужественными называемъ за ихъ храбрость и добродѣтели. Камиллъ спасъ Римъ и побилъ галловъ въ конецъ за триста лѣтъ предъ рождествомъ христовымъ. Съ семьдесятъ пять лѣтъ потомъ Манлій Курій Дентатъ побѣдилъ самнитовъ, сабиновъ и луканіевъ, выгналъ Пирра изъ Италія, и отвѣтствовалъ самнитскимъ посламъ, которые его подкупить искаіи: Я предизбираю ѣсть сіи рѣпы на моихъ деревянныхъ тарелкахъ (ибо застали его на угляхъ рѣпу пекущаго) w повелѣвать тѣмъ, кои всего свѣта богатствомъ владѣютъ.

Ст. 90. Чтобъ сблизи слушать. Чтобъ имѣть первѣйшее мѣсто въ зрѣлищахъ. По уставленному отъ Росція опредѣленію сенаторы зрѣлища смотрѣли сидя въ оркестрѣ всадпики римскіе на четырнадцати ступеняхъ полка зрѣлищнаго, а народъ изъ самаго нижняго мѣста, Самеа у римлянъ называемаго. — Стихи Пуппія плачевны. Сирѣчь трагедіи стихотворца Пуппія, о которомъ пакакое извѣстіе до насъ не дошло. Рѣчь плачевные показываетъ, что того творца стихи жалость въ зрителяхъ возбуждали.

Ст. 94. Еслибъ когда у меня спросилъ народъ Римской. Горацій искусно предупреждаетъ вопросъ, который римляне съ яростію могли бы ему учппить, для чего дерзаетъ осужать законъ, уставленный Росціемъ, и предпочитать почтительному законодавцу маловозрастныхъ младенцовъ.

Ст. 95. Въ одномъ живя городѣ. Народъ чаетъ, что живучи въ одномъ воздухѣ, на одной землѣ и въ однѣхъ города стѣнахъ, должно имѣть одни съ нимъ мнѣніи, хвалить то, что онъ хвалитъ, и осужать то, что онъ осушаетъ. Но мудрый человѣкъ инако судитъ. Умъ его не рабъ обычая, когда онъ удостовѣренъ, что обычай тотъ противенъ правдѣ и здравому разсужденію.

Ст. 98. Осторожной я въ отвѣтъ и проч. Я представляю въ отвѣтъ слова осторожной лисицы, которыя она нѣкогда сказала больному льву. Басня сія Эсопова довольно извѣстна. Престарѣлый левъ, не могучи добывать себѣ пищу, притворилъ себѣ болѣзнь и залегъ въ своей пещерѣ, гдѣ питался тѣми звѣрьми, кои его посѣщать приходили. Лисица, навѣтъ уразумѣвши, довольствовалася къ входу пещеры приступить и оттуду увѣдомляться о львиномъ здоровьи. Левъ, спрося у нея, для чего въ пещеру не входитъ, отвѣчала: для того, что вижу слѣды вшедшихъ, но не вижу исшедшихъ. Левъ есть республика и правительство, звѣри подданные, лисица мудрый человѣкъ. Народъ прельщенъ бываетъ обѣщаніями и чаетъ, что богатство и чины суть крайнее человѣка благополучіе; по напослѣдокъ находитъ себя въ пропасти бѣдствъ, изъ которой выйти уже не силенъ.

Ст. 102. Звѣрь ты многоглавный. Къ римскому народу говоритъ.

Ст. тотъ же и 103. Что искать я имѣю? въ комъ надежду положу? и проч. Чего и въ комъ мнѣ искать. Quid sequar aut quem? Какъ мнѣ на родъ можетъ доставитъ благополучіе, когда онъ самъ того лишается, будучи самъ себѣ несогласенъ и на вся часы премѣнчивъ?

Ст. 105. и 106. Ловятъ вдовицъ и стариковъ удятъ. Прислуживаются, льстятъ вдовицамъ и старикамъ, чтобъ имѣть участіе въ ихъ богатствѣ или въ ихъ наслѣдствѣ.

Ст. 107. Лихвою тайною. Сирѣчь запрещенною законами лихвою, k слѣдовательно чрезвычайною.

Ст. 111. Нѣтъ мѣста, если богачъ скажетъ, и проч. Если богачъ скажетъ, что во всемъ свѣтѣ нѣтъ краснѣйшаго мѣста пріятныхъ Баіевъ, тотчасъ море и озеро почувствуютъ горячность скоропоспѣшнаго хозяина, которой на томъ мѣстѣ въ морѣ и въ озерѣ строить начнетъ съ краннымъ поспѣшеніемъ. Горацій, показавъ непостоянство народное, разгласіе людей межъ собою, и что всего пуще, различныя и прекословныя мнѣнія въ одномъ и томъ же человѣкѣ, чувствительными образцами то подтверждаетъ, такими сирѣчь, кои по вся дни видимы бывали. Ваіи, нынѣ Ваія называемое, мѣсто чрезмѣрно пріятное межъ Кумою и Неаполью, въ самомъ краю Пуццолской морской пазухи, и знаменито банями и теплицами, которыя были весьма въ чести такъ для здоровья, какъ и для сластолюбія. Для того берега морскіе и той пазухи наполнены были пышными домами, кои римляне строили одинъ другаго богатѣе.

Ст. 114. и проч. Томужъ буде воля. Буде тому же богачу его безпорядочная воля, которая сильна въ немъ, какъ законъ неотложный, [предпишетъ отмѣнить прежнее намѣреніе и искать другое мѣсто къ зданію и къ жилищу, тотъ часъ работники перенесете вашу сбрую изъ Баіи въ Теапумъ. Тѣмъ наипаче смѣшны недостаточные люди, что богатыхъ мнѣнію наипаче слѣдуютъ, и хотя силы неравны, всякъ имъ въ иждивеніяхъ равняться ищетъ. — Теанумъ городъ въ Кампаніи, или поле повыше Баіи. Мѣсто то также славно было теплицами и называлося Teanum Sidicinum для различенія съ другимъ городомъ того жъ имени въ Пуліи.

Ст. 120. Какимъ я перемѣнчива удержу Протея узломъ. Какимъ образомъ можно узнать или утвердить волю столь премѣнчиваго человѣка. Протей былъ сынъ Нептуна, морскаго бога, и царь египетской. Одаренъ искусствомъ пророчества, отвѣтъ отказывалъ тѣмъ, кои къ нему спрашиваться приходили, и для избѣжанія ихъ докукъ переображался въ различные виды. Тотъ только отвѣта у него добивался, кто его связать могъ такъ сильно, чтобъ понудить его принять свой сродной образъ, тогда онъ уже пророчествовалъ безсумнѣнныя пророчества.

Ст. 121. Что же дѣлаетъ, скажешь мнѣ, убогой. Горацій, показавъ безпорядочное житье богатыхъ, приводитъ Мецената, который у него спрашиваетъ: чтожъ убогой умнѣе ли богатыхъ? Противъ чего Горацій совѣтуетъ смѣяться, понеже и убогой въ тѣ же шалости впадаетъ, въ коихъ богатаго описалъ, хотя еще присталѣе тѣ шалости богатымъ.

Ст. 122. Подклѣти. Coenacula. Горницы самыя верхнія въ домѣ подъ самою крышкою. Подклѣти напротиву самыя нижныя; да обыкновенно у насъ служители и убогіе люди живутъ въ подклѣтяхъ, для того я ту рѣчь употребилъ.

Ст. 126. Если грубаго на мнѣ. Понеже злонравіи, о которыхъ я говорилъ теперь, столь людямъ сродны и почти все ихъ злополучіе производятъ, не лучшебъ ли было искать ихъ отъ тѣхъ злонравій отвратить, чѣмъ въ смѣхъ ихъ подымать за наружные недостатки въ уборѣ и поведеніи, которые могутъ глазу только быть непріятны, но уму совсѣмъ нечувствительны? Однакожъ напротиву пріятели наши одни тѣ наружные недостатки примѣчаютъ, и недосадны имъ наши злонравіи, понеже они весьма въ людяхъ общи и обыкновенны.

Ст. 140. Или дядькѣ подъ началъ. Безумные у римлянъ отдавалися въ опеку сродниковъ и если сродниковъ не имѣли, то преторъ (намѣстникъ, губернаторъ) отдаватъ ихъ подъ началъ опекуну.

Ст. тотъ же и проч. Хотя ты защита. Хоть ты, Меценате, крайнее мое прибѣжище, и не можешь снесть видѣть на мнѣ одинъ ноготь криво обрѣзанный, сносишь однакожъ мое непостоянство, мое безпорядочное житіе. Дружба однакожъ наипаче является въ совѣтахъ къ исправленію нравовъ, чѣмъ къ исправленію убора и тѣлесной украсы.

Ст. 144. Заключу словомъ однимъ. Ad summam. Впрочемъ, наконецъ, напослѣдокъ. Горацій возвращается къ своему дѣлу, и желая убѣжать лишную докуку Меценату, пресѣкаетъ подробное описаніе причинъ, для которыхъ юношества своего забавы отложа, одному уже любомудрію прилежать намѣренъ, и говоритъ ему: Напослѣдокъ заключая однимъ словомъ: мудрецъ Юпитера лишь надъ собой знаетъ и проч.

Ст. тотъ же и 145. Мудролюбецъ бога знаетъ только надъ собой. Uno minor est Jove. Одного Юпитера меньше. — Онъ богатъ. Мудрецъ одинъ только богатъ, понеже владѣетъ источникомъ богатствъ и ни въ чемъ нужды не имѣетъ. — Свободенъ. Одинъ онъ свободенъ или вольный, понеже собою и надъ страстьми своими владѣетъ.

Сг. 146. Честенъ. Понеже истинную и безконечную честь даетъ одна добродѣтель. — Пригожъ. Мудрецъ одинъ пригожъ, понеже красота души есть одна истинная красота. — Царь царей. Пышное титло, которое однакожъ тѣмъ истинно, что цари не всегда народомъ властвуютъ и часто своимъ страстямъ рабы бываютъ.

Ст. 147. Буде мокротный насморкъ ему не скучаетъ. Стоики столько высоко прославляли мудрецовъ благосостояніе, что увѣряли ихъ не только счастливыми въ мукахъ, но и совершенно здравыми въ жесточайшихъ болѣзняхъ Горацій, человѣкъ не столь простый, чтобъ такими баснями себѣ льстилъ, кончаетъ сіе письмо насмѣваяся такому противному естеству мнѣнію, и весьма забавно говоритъ, что мудрецъ здоровъ, когда не боленъ, когда ему не скучаетъ насморкъ или мокрота.

ПИСЬМО II.
КЪ ЛОЛЛІЮ.

Знаменито Лолліе, пока удивляешь

Ты Римъ сладкорѣчіемъ, я прочелъ въ Пренестѣ

Троянской спасателя войны, кои Хриспппа

И Крантора учитъ насъ пространнѣй и лучше,

Что честно, что гнусно намъ, что къ пользѣ, что вредно.

Для чего я такъ сужу, коль досугъ — послушай.

Баснь, въ ней же описана грековъ многодѣтна

Съ варвары война любви Парисовой ради,

Народовъ неистовство и царей содержитъ,

Антеноръ совѣтуетъ пресѣчь вину распри;

Чтожъ Парисъ? да царствуетъ и живетъ счастливо,

Не можно себя къ тому склонить, отвѣчаетъ.

Несторъ Агамемнона силится съ Ахиллемъ

Примирить; того любовь, обоихъ же ярость

Слѣпитъ. За шалость царей подданные страждутъ.

Бунты, обманъ, похити, злодѣйства и ярость

Властвуютъ внутри и внѣ стѣнъ града Троянска.

Добродѣтели, впротивъ, и мудрости силы

Полезный представилъ намъ образецъ въ Улиссѣ.

Покоритель Троіи хитръ городы многи

И нравы многихъ народъ изслѣдилъ разсудно,

Въ пространномъ морѣ плывя съ своими къ возврату,

Много нужды претерпѣлъ и жестоки бѣдства,

Несчастія никогда подавленъ валами.

Сиреновъ знаешь ты и Цирцеи чашу:

Еслибъ онъ съ сопутники, безсмысленъ и жаденъ,

Испилъ ту, остался бы во власти блудницы

Глупъ и гнусенъ; прожилъ бы или псомъ нечистымъ,

Иль слатолюбивою въ стыдъ себѣ свиньею.

Себя можемъ мы узнать въ женихахъ докучныхъ

Пенелопы, что число умножать лишь годны,

И рождены пожирать плодъ земли бездѣльно.

Мы моты, и молодцы Алциновой свиты.

Прилежны нѣжить свое тѣло черезъ мѣру,

Коимъ лучше всего спать мнилось до полудни,

И подъ звукомъ засыпать гуслей свои думы.

Разбойникъ людей губить встаетъ среди ночи,

Ты себя да сохранишь, проснуться несиленъ?

Но буде не хочешь здравъ, больной водяною

Бѣжать станешь. Если ты требовать не будешь

Предъ зорей книгу съ свѣчой, я сердце къ наукамъ

И къ честныхъ дѣлъ знанію свое не приложишь,

Любовь иль зависть, отнявъ сонъ, тебя измучитъ.

Для чего когда въ глазахъ чувствуешь хоть малу

Болѣзнь, ту спѣшить отнять, а что изнуряетъ

Душу, въ лѣта многія лѣчить отлагаетъ?

Полдѣла ужъ совершилъ, кто началъ. Осмѣлься

Въ добродѣтели вступить путь, начни; кто жизни

Исправленіе своей съ дня въ день отставляетъ,

Какъ грубый поселянинъ ждетъ, чтобъ рѣка ссохла,

А та течетъ и течи быстра въ вѣки будетъ.

Ищемъ деньги наживать и жену богату

Къ порожденію дѣтей, и разводить въ дикихъ

Лѣсахъ пашни новыя. Кто уже имѣетъ

Нужное, не долженъ онъ желать что иное;

Ни земли, ни пышной домъ, ни золота кучи;

И сребра хозяину изъ тѣла горячку,

Изъ сердца печаль изгнать когда сильны были.

Цѣлое долженъ имѣть здоровье, кто хочетъ

Пріятно употреблять собранныя вещи.

Кого жадность или страхъ мучитъ, столько мало

Ему пользуетъ и домъ и проче имѣнье,

Сколь болящему очьми живопись художна,

Сколь паренье подагрѣ, сколь сладкой звонъ гуслей

Напухлымъ гноемъ ушамъ. Коль судно нечисто

Закиснетъ, что ни вольешь; презри похоть; вредно

Сластолюбіе всегда купится болѣзнью.

Скупой непрестанно нищъ; предѣлъ ты извѣстный

Желаніямъ положи. Завидливый сохнетъ,

Видя счастіе другихъ. Сицильски тираны

Злѣе не изобрѣли, зависти, мученье,

Кто гнѣвъ свои не обуздалъ, каяться имѣетъ,

Что, спѣша въ отмщеніи досади, послушалъ

Устремительна ума и скорби совѣты.

Краткое неистовство есть гнѣвъ; владѣй сердцемъ:

Господствуетъ буде то, тебѣ непослушно,

Въ уздѣ и въ цѣпяхъ держи. Пока уста нѣжны,

Коня учатъ и смирятъ, чтобъ потомъ по воли

Всадника показаннымъ шелъ путемъ послушенъ;

Гончій песъ, щенкомъ еще на кожу поваженъ

Оленью лаять, въ лѣсахъ воюетъ съ звѣрями.

Теперь, пока молодъ, ты въ чисто прійми сердце

Мои слова; теперь ты вручи себя лучшимъ

Наставникамъ, и дѣламъ обыкай полезнымъ.

Чѣмъ новой горшокъ нальешь, будетъ долго пахнуть.

Если отстанешь лѣнивъ, иль прилеженъ уйдешь,

Ни поджидать, ни тебя нагонять не стану.

II. Горацій, будучи въ деревнѣ и читавъ Иліаду и Одиссею греческаго стихотворца О мира, причину отъ того беретъ писать къ Лоллію, чтобъ ему подать совѣты противъ зависти, сребролюбія, любосластія и гнѣва, злонравіи, которымъ Лоллія вдаваться усмотрѣвалъ. Но совѣты тѣ такимъ искуснымъ образомъ представляетъ, что кажется больше наставлять, какимъ образомъ должно честь помянутаго князя стихотворцовъ, и какую въ томъ чтеніи пользу весь свѣтъ искать долженъ, чѣмъ обличать пріятеля.

Ст. 1. Знаменито Лолліе. Maxime Lolli въ Латинскомъ, то есть, Величайшій Лолліе. Маркъ Лоллій былъ консулъ римской съ К. Эмиліемъ Лени домъ въ лѣто но созданіи Рима 732 славенъ исправленными войнами въ Германіи, въ Ѳракіи и въ Галатіи. Человѣкъ въ правительствѣ не меньше чѣмъ въ любомудріи искусный. Отъ Августа внуку Каію Кесарю въ Арменію отходящему опекуномъ опредѣленъ; со всѣмъ тѣмъ изъ всѣхъ римлянъ злонравнѣе.

Ст. тотъ же и 2. Пока удивляешь ты Римъ сладкорѣчіемъ. Cum tu dйclamas Romae. Declamare латинское слово значитъ говорить какую рѣчь. Тутъ употреблено вмѣсто говорить рѣчь предъ судьямге, въ изяснеnie какой либо тяжбы, или дѣла государственнаго.

Ст. 2. Въ Пренестѣ. Городъ въ Лаціи на горѣ отстоящей отъ Рима въ 18 миляхъ.

Ст. 3. Троянской списателя войны. Омира стихотворца, которой въ Иліадѣ одномъ твореніи своемъ войну Троянскую, а въ другомъ подъ титломъ Одиссеи Удиссовы путешествіи по окончаніи той войны описалъ.

Ст. 3. и 4. Хрисиппа и Крантора. Хрисиппъ былъ философъ наслѣдникъ Зеноновъ, начальникъ почти и лутчая подпора стоической секты. Кранторъ знаменитой академической философъ, ученикъ Ксенократовъ. Цицеронъ много хвалитъ его книжку о печали по мертвыхъ.

Ст. 7. Баснь. Такъ называется твореніе эпическое, повѣсть, сирѣчь, какого дѣйства, разными изобрѣтеніями украшенная къ наставленію людей въ добрыхъ правахъ. Выше упомянуто, что Иліада Омирова содержитъ описаніе войны троянской, которую греки чрезъ десять лѣтъ продолжали въ отмщеніе Менелая, царя спартанскаго, котораго жену Елену за ея отмѣнную красоту похитилъ Парисъ Пріяма царя троянскаго сынъ. Кончилась та война опроверженіемъ Трои, который городъ по гречески Иліонъ назывался, для того О миръ ту свою повѣсть Иліадою надписалъ.

Ст. 8. Съ варвары. Варваръ значитъ чужестранца. Здѣсь латинская рѣчь варварія значитъ Фригію, царство троянское. Такъ Горацій въ пѣснѣ 4 книги 2 называетъ войско фригійское Barbarae turmae.

Ст. 9. Народовъ неистовство и царей содержитъ. Та баснь, та повѣсть Омирова содержитъ, описываетъ, показываетъ неистовство безразсудно царей и народовъ греческихъ и троянскихъ. Въ латинскомъ стоитъ Staltorum Regum et populorum continet aestus. Содержитъ неистовство безумныхъ царей и народовъ. Въ самомъ дѣлѣ въ Иліадѣ весьма изрядно изображены безразсудные поступки греческихъ и троянскихъ воеводъ.

Ст. 10. Антеноръ совѣтуетъ пресесѣчь вину распри. Антеноръ, одинъ изъ князей троянскихъ, въ 7 книгѣ Иліады, при собранномъ совѣтѣ мнѣніе свое слѣдующимъ образомъ представляетъ: "Слушайте меня, трояне и дарданы и вы, воеводы помочнаго войска. Объявлю вамъ мысль моего сердца. Возвратимъ грекамъ ихъ Елену и всѣ богатства, съ нею похищенныя. Ибо мы противно присяги нашей приняли противъ нихъ оружіе, и потому я увѣренъ, что мы на себя навлечемъ превеликія несчастія, ежели не учинимъ то, что я совѣтую. Парисъ ему отвѣтствуетъ: «Антеноре, рѣчь твоя мнѣ непріятна, и лучшебъ было тебѣ какой другой совѣтъ подать… И объявляю всѣмъ троянамъ въ лицо, что я никогда не возвращу грекамъ жену мою. Чтожъ до богатствъ, которыя мы изъ Аргоса взяли, согласуюся оныя возвратить, и другія еще къ нимъ для удовольствованія грековъ присовокупить.»

Ст. 11. и 12. Что-жъ Парисъ да царствуетъ. Что Парисъ на тотъ Антеноровъ совѣтъ отвѣтствуетъ, что хотя онъ знаетъ, что возвращая Елену, сохранитъ и царство и животъ свой въ покоѣ, однакожъ говоритъ, что на то не можетъ склониться.

Ст. 13. Несторъ Агамемнона силится съ Ахгіллемъ примирить. Какъ съ троянской стороны Антеноръ является правосудный и миролюбный совѣтникъ, такъ съ греческой Несторъ ищетъ утолить разгласіе межъ Агамемнономъ и Ахиллемъ. При одной изъ дѣйствъ военныхъ греки, получа многую добычу и полоненниковъ, учиненъ межъ воеводами и воинами всего того раздѣлъ, по которому Бризейсъ, дочь Аполлонова священника, дана Ахиллу въ награжденіе его трудовъ. Потомъ Агамемнонъ, которому надъ всѣмъ собраннымъ греческимъ войскомъ вышняя власть препоручена, отнялъ отъ Ахилла ту полоненицу, отъ чего произошолъ великой раздоръ межъ тѣми двумя греческими царями, и Ахиллъ клялся уже ни самъ, ни своимъ войскомъ чрезъ всю войну грекамъ не помогать, и ни въ чемъ не вступаться. Въ такомъ Ахиллевомъ недѣйствіи, Гекторъ, храбрый сынъ царя троянскаго, многія важныя побѣды надъ греками одержалъ, и совсѣмъ ихъ разбилъ бы, еслибъ смерть Патрокла, искренняго Ахиллева друга, не побудила его, забывъ клятву, паки принять ружье противъ непріятеля. Несторъ былъ воевода пелонопейской, славенъ мудростію, благоразсудствомъ и долголѣтнимъ житіемъ. Старикъ уже къ прочимъ грекамъ въ войнѣ троянской присоединился. Агамемнонъ сынъ Атрея и Эвропы. Былъ царь миценской въ Пелонопесѣ, когда выбранъ главнымъ воеводою соединеннаго войска противъ троянъ. Началъ царствовать 1196 лѣтъ прежде Христова пришествія. Ахиллъ князь греческой, сынъ Пелея и Ѳетиды. Аполлонъ объ немъ прорекъ, что безъ него греки Трою не возьмутъ.

Ст. 14. Того любовь, обоихъ же ярость слѣпитъ. Выше показано, что причиною распри была Бризеисъ, въ которую Агамемнонъ влюбился. Того, сирѣчь, Агамемпона любовь слѣпитъ.

Ст. 15. За шалость царей. За безразсудные воеводъ греческихъ поступки или за ихъ страсти подданные ихъ терпятъ. Примѣтно въ латинскомъ Plectuntur Achivi, гдѣ имя Ахивовъ (грековъ сирѣчь) употреблено вмѣсто всякаго народа людей.

Ст. 17. Внутри и внѣ стѣнъ. Сирѣчь и въ городѣ троянскомъ, и въ таборѣ греческомъ.

Ст. 18. Добродѣтели впротивъ и мудрости. Изъяснивъ содержаніе Иліады, Горацій описуетъ уже Одиссею, второе твореніе Омирово, которое показываетъ, что добродѣтель и мудрость суть крайнее человѣковъ добро, и однѣ только тѣ могутъ надежно ихъ провесть сквозь пропасти, кои въ житьѣ нашемъ по вся дни подъ ногою находимъ.

Ст. 20. Покоритель Трои. Такъ Омиръ Улисса называетъ, понеже его мудрыми совѣтами, болѣе нежели храбростію Ахилла, Агамемнона, Аіакса и прочихъ богатырей, Троя добыта.

Ст. 22. Плывя съ своими къ возврату. Улиссъ, плывя съ своими людьми, возвращался въ отечество отъ троянской войны.

Ст. 23. Много нужды претерпѣлъ и жестоки бѣдства Улиссъ въ своемъ пути снесъ гнѣвъ не только людей, но и боговъ. Юпитеръ и Нептунъ нѣкогда сокрушаютъ его корабли. «Лотофаги, Циклопы, Лестриконіи, Цирцея, Сцила, Харибдисъ, какъ и полюбовники его жены, всякіе навѣты ему строятъ. Отъ всѣхъ однакожъ бѣдъ тѣхъ спасшися, по двадцатилѣтнемъ путешествіи возвратился въ отечество.

Ст. 25. Пѣснь Сирена въ знаешь ты. Сирены были блудницы, лицемъ весьма красныя, кои жили на трехъ островахъ Средиземнаго моря близъ Капреи, насупротивъ Сурепта. Пѣснями и волшебствами своими мимоходящихъ къ себѣ привлекали и погружали въ сластолюбіе. Стихотворцы, но своему обыкновенію истину басенными обстоятельствами прикрывая, сдѣлали изъ нихъ уродовъ, которыхъ отъ головы до пояса видъ прекрасной жены, а внизъ того рыба. Три ихъ числомъ: Парѳенопи, Левкосія и Лигеа. Одна на дудкѣ, другая на лирѣ играла, а третія пѣла весьма искусно и усладительно. Это на ихъ игру и пѣнія прельщался, предавался имъ въ руки, отъ нихъ съѣденъ бывалъ. Улиссъ по совѣту Цирцеи волшебницы, плывя мимо ихъ жилища, сопутниковъ своихъ уши воскомъ залѣпилъ, а себя къ мачтѣ корабля привязать приказалъ, чтобъ не могъ ими быть ульщенъ.

Ст. тотъ же. И Цирцеи чашу. Цирцея была знаменитая волшебница, которая составнымъ изъ сыра, муки, зеленаго меду, вина и нѣкоихъ зелій питьемъ преобразила двадцать двухъ Улиссовыхъ сопутниковъ въ свиньи. Улиссъ самъ тожъ бы претерпѣлъ, еслибъ Меркуріи не далъ ему предохранительный корень, котораго сила преодолѣла ядъ помянутаго литья.

Ст. 26. Еслибъ онъ съ сопутники, безсмысленъ и жаденъ, испилъ ту. Изъ словъ Омировыхъ видно, что и Улиссъ пилъ изъ чаши Цирцеевой, но не какъ его сопутники съ безразсудною жадностію, ибо предостерегся слѣдствій того питья вышепомянутымъ коренемъ,

Ст. 30 и 32. Себя можемъ мы узнать и проч. Горацій, показавъ намъ благоразсудство Улиссово и несчастія, въ которыя сластолюбіе ввлекло его товарищей, изъясняетъ, что Омиръ не довольствуется тѣмъ однимъ Улиссовыхъ сопутниковъ образцомъ обличать наши злочинства. Не только мы на нихъ походимъ, но и на полюбовниковъ Пенелоповыхъ и на сластолюбныхъ и безчинныхъ молодцовъ Алдинова дому. Все, что объ нихъ написалъ тотъ греческой стихотворецъ, намъ весьма прилично и только имена отмѣнитъ нужно. — Въ женихахъ докучныхъ Пенелопы. Въ отсутствіи Улиссовомъ князья смежныхъ Итакѣ острововъ и начальнѣйшіе люди самой Итаки съѣхалися къ Пенелопѣ, Улиссовой женѣ, чтобъ, ей прислуживался, въ любовь свою ея привлечь. — Число умножать лишь годны. Numerus sumus. Numerus есть изображеніе укорительное, такъ что когда говоримъ: человѣкъ тотъ число прибавляетъ, значитъ хотимъ, что никакого иного почтительнаго свойства въ немъ не находимъ. — Молодцы Алициновой свиты. Сирѣчь молодые придворные Алциноя, короля острова Ѳеакскаго, теперь Корфу называемаго. Житье тѣхъ молодиковъ состояло въ праздности и въ сластолюбіи. Алциной самъ о своемъ дворѣ говоритъ въ 8 книгѣ Одиссеи: Празднества, музыка, танцы, уборъ, бани, сонъ, праздность составляютъ наши упражненіи. — Бездѣльно. Напрасно, туне, даромъ.

Ст. 31. Чрезъ мѣру лишно. Чрезъ мѣру нѣжить тѣло осудительно; впрочемъ позволена нѣкая тѣла нѣга, какъ напримѣръ та, которую сохраненіе здравія и чистота приличная требуютъ.

Ст. 37. Разбойникъ людей губить и проч. Сей стихъ и слѣдующіе на нервомъ взглядѣ кажутся не имѣть никакой связности съ предъидущими. Горацію такія внезапныя перескочки обыкновенны. Нужно для того примѣчать, -что онъ началъ свое письмо похвалами Омировыми, что потомъ описалъ содержаніе Иліады и Одиссеи, показуя хвальные и развратные нравы, кои составляютъ дѣло тѣхъ двухъ сочиненій, и потомъ пріуподобляя насъ сопутникамъ Улиссовымъ и Алциновымъ придворнымъ; напослѣдокъ начинаетъ уже здѣсь нравоученіе, совѣтуя отдаляться страстей и прилежать любомудрію. Первое его увѣщаніе состоитъ въ томъ, что нужно съ усердіемъ прилежать въ исправленіи нравовъ, въ изслѣдованіи истины и въ пріобрѣтеніи себѣ знанія полезныхъ дѣлъ. Подтверждаетъ тотъ примѣръ бодрствованіемъ разбойниковъ и горячностію нашею въ отнятіи малой нашей болѣзни.

Ст. 38. Ты себя да сохранишь. Ибо страсти суть болѣзни душевныя, гораздо тѣлесныхъ опаснѣе.

Ст. 39. Буде не хочешь здравъ, больной водяного бѣжать станешь. Буде не станешь въ самомъ началѣ, пока сирѣчь сердце не изнурено, отгонять отъ себя страсти, будешь трудиться въ томъ, когда уже, въ нихъ состарѣвъ, силы твои будутъ слабы. Изрядно здѣсь страсти пріуподобляются водяной болѣзни, которая сколь больше нѣжена, столь больше прибавляется.

Ст. 43. Любовь и зависть отнявъ, сонъ тебя измучитъ. Если полѣнишься, сонъ оставя, прилежать къ наукамъ и пріобрѣтенію благонравія, любовь, зависть и подобныя страсти столь въ тебѣ укрѣпятся, что и не хотя сонъ тебѣ отъимутъ, измучатъ тебя, мѣшая сну твоему безпрестанно.

Ст. 47. Полдѣла ужъ совершилъ, кто началъ. Люди столь лѣнивы и столь много препятствъ себѣ изображаютъ въ дѣланіи добра, что когда преодолѣвъ всѣ тѣ затрудненіи, вступятъ въ теченіе добрыхъ дѣлъ, можно сказать, что то начало составляетъ половину всего дѣла. Первая смѣлость трудна, слѣдствіи оной гораздо легче.

Ст. 48. Осмѣлься въ добродѣтели вступить путь. Въ латинскомъ стоитъ: Sapere aude, осмѣлься смыслить, осмѣлься учинить себя мудрымъ, благоразсуднымъ, благонравнымъ. Нужно благодушіе, приличное дерзновеніе тому, кто любомудріе пріобрѣсть ищетъ, чтобъ за встрѣчающимися въ пути затрудненіями не унывалъ и не отсталъ своего намѣренія; для того Горацій говоритъ осмѣлься.

Ст. 50. Какъ грубый поселянинъ ждетъ. Соравняетъ человѣка, который отлагаетъ принятіе намѣренія о прилежаніи къ любомудрію, мужику, поселянину грубому, которой не видѣвъ въ жизнь свою никакой рѣки, и въ дорогѣ своей нашедъ одну, остановляется и ожидаетъ для продолженія своего пути, чтобъ та рѣка ссохла. Чаятельно, что Горацій здѣсь упоминаетъ о какой баснѣ, въ его временахъ гораздо знакомой и которая до насъ не дошла.

Ст. 52. Ищемъ деньги наживать и проч. Первый совѣтъ гораціевъ былъ прилежать къ любомудрію, къ наставленію себя въ благонравіи; теперь показываетъ, что люди безразсудно желаютъ и съ прилежаніемъ ищутъ размножать богатство, достать богатую жену, прибавить свои земли; безплодныя суеты тому, кто имѣетъ уже себѣ довольное.

Ст. 53 и 54 И разводить въ дикихъ лѣсахъ пашни новыя. Et incultee pacantur vomere sylvae, слово отъ слова: и недѣланныя дубравы усмиряются сохою.

Ст. 37. Хозяину. Сирѣчь, господину, стяжателю вышепомянутыхъ богатствъ, дома, кучи золота и серебра.

Ст. 59 и 60. Цѣлое долженъ имѣть здоровье и проч. Есть слѣдствіе вышеписаннаго разсужденія. Богатство никогда сильно не было изгнать болѣзни изъ тѣла и печали изъ сердца стяжателю; а стяжатель богатствъ если не совершенно здоровъ, если непрестанно волнуется въ надеждѣ и страхѣ, не можетъ пріятно наслаждаться собраннымъ богатствомъ. Потому весьма излишно суетится въ добываніи лишнаго имѣнія.

Ст. 64. Сколь паренье подагрѣ. Подагра, болѣзнь знакомая, которая чувствительна жестокимъ ломомъ и опухолью въ ногахъ. Терпѣніе и теплота лучшее противъ нея лѣкарство, всѣ прочія мало пользуютъ.

Ст. 65 и 66. Коль судно не чисто закиснетъ, что ни вольешь. Понеже ни чести, ни забавы, ни богатства могутъ усладить, успокоить сердце, желаніемъ и страхомъ волнуемое, явно, что вина тому судно, которое, будучи нечисто, портитъ и кваситъ все, что въ оное ни вольешь. Нечистота того судна суть страсти, напримѣръ сластолюбіе, жадность, скупость, зависть, гнѣвъ, противъ которыхъ Горацій даетъ Доллію изрядные совѣты въ слѣдующихъ стихахъ.

Ст. 66 и 67. Презри похоть и проч. Презри похоть для того, что она вредна тѣмъ, что всегда за нею слѣдуетъ болѣзнь, печаль, каяніе.

Ст. 68. Скупой непрестанно нищъ. Вмѣсто правила не будь скупъ, Горацій вдругъ представляетъ зло, отъ скупости происходящее; скупой тѣмъ нищъ, что всегда желаетъ того, что лишается, и мало употребляетъ то, что во власти имѣетъ.

Ст. тотъ же. Предѣлъ извѣстный желаніямъ положи. Для того, что скупой и лакомой всегда пищѣ, ты уставь извѣстной предѣлъ твоимъ желаніямъ. Тотъ предѣлъ выше Горацій показалъ быть то, что тебѣ довольно.

Ст. 69, 70 и 71. Завидливый сохнетъ и проч. Воздержися отъ зависти, понеже самому тебѣ будетъ вредно: изсушишься, видя счастье другихъ. Сицилійскіе тираны не изобрѣли жесточайшаго надъ завистью мученія. О сицилійскихъ тиранахъ Іустинъ говоритъ, книга IV: глава II. Post quem singulae Civitates in Tyrannorum Imperium concesserunt, quorum nulla terra feracior fuit. Послѣ Колалова царствованія каждой городъ подпалъ власти тирановъ. Понеже ни одна земля столь тиранами плодовита не была, Горацій, безъ сумнѣнія напоминая о мученіяхъ, изобрѣтенныхъ сицилійскими тиранами, въ умѣ своемъ имѣлъ мѣднаго быка, котораго Фаларисъ, оный свирѣпый тиранъ агригентской, вылить велѣлъ, чтобъ въ немъ сжигать людей, кои ненависти его подпадали.» Быкъ тотъ такимъ образомъ былъ состроенъ, что вопль въ немъ бѣдно страждущихъ чрезъ уста того мѣднаго скота исходя, изображалъ рыкъ воловей.

Ст. 72, 73 и 74. Кто гнѣвъ свой не обуздалъ. Удержися отъ гнѣву понеже кто гнѣвъ свой не обуздалъ, часто каяться имѣетъ, что послушалъ скорби своей и своего у стремительнаго ума совѣтъ, съ поспѣшностію отмщая досаду.

Ст. 76. Краткое неистовство есть гнѣвъ. Кромѣ показанныхъ выше сего причинъ, вотъ еще новая, для чего должно гнѣва воздержаться. Гнѣвъ есть короткое неистовство, шалость, безразсудство жестокое.

Ст. тотъ же. Владѣй сердцемъ. Animum rege. По толкованію Дасіерову Animus здѣсь значитъ сердце гнѣвомъ пылающее. Наше слово сердце изрядно латинскому соотвѣтствуетъ, имѣя точно тоже знаменаніе. Такъ мы говоримъ: на кого сердце имѣть, сдѣлать что въ сердцахъ, вмѣсто: имѣть на кого гнѣвъ; сдѣлать что съ гнѣву, въ ярости.

Ст. 77. Пока уста нѣжны и проч. Новый Лоллію и намъ совѣтъ съ молоду обучать себя къ послушанію здраваго смысла, къ обыканію въ благонравіи. Примѣромъ копя и гончаго щенка изрядно совѣтъ подтверждаетъ.

Ст. 80 и 81. Гончій песъ щенкомъ еще и проч. Гончій песъ, которой теперь воюетъ, гонится за звѣрьми въ лѣсахъ, поваженъ къ тому, когда щенкомъ еще былъ, заставляя его лаять на оленью кожу.

Ст. 83. Вручи себя лучшимъ наставникамъ. Melioribus offer. Наставникамъ въ переводѣ моемъ, лишно предъ латинскимъ, съ мнѣнія Дасіерова прибавлено.

Ст. 84. И дѣламъ обыкай полезнымъ. Прибавокъ надъ латинскимъ, — къ которому мѣра стиха меня понудила.

Ст. 85. Чѣмъ новой горшокъ нальешь. Возвращается къ тому, что говорилъ о суднѣ въ стихѣ 65, буде судно не чисто, закиснетъ, что ни вольешь; чѣмъ новое судно нальешь, тѣмъ долго пахнуть будетъ; такъ и наше сердце: первыя страсти, кои въ немъ гнѣздятся, избыть ужъ трудно.

Ст. 86 и 87. Если отстанешь лѣнивъ и проч. Буде ты хочешь вмѣстѣ со мною течи путь любомудрія, пойдемъ вмѣстѣ и равными степенями. Я ни нагонять тебя, буде чрезмѣрною прилежностію уходить станешь, ни поджидать, буде за лѣностію отстанешь, не намѣренъ.

ПИСЬМО III.
КЪ ЮЛІЮ ФЛОРУ.

Охотнобъ я, Юліе Флоре, хотѣлъ вѣдать,

Въ коихъ земляхъ пасынокъ Августовъ воюетъ;

Въ Ѳракахъ ли находитесь вы или при Эбрѣ,

Льдомъ многимъ сгнѣтаемомъ, или близь пролива,

Между смежными двѣмя башшши текуща,

Иль на жирныхъ Ассіи и поляхъ и холмахъ?

Въ чемъ же упражняется ученая свита?

Да и то желаю знать, кто Августа дѣйства

Писать взялся? Кто войны, кто миры извѣстны

Учинивъ, позднѣйшій вѣкъ дивиться заставитъ?

Чтожъ дѣлаетъ Тиціусъ, имущій въ предѣлы

Римскіе скоро прибыть? который напился

Въ Пиндаровомъ, не блѣднѣвъ, источникѣ дерзокъ,

Общихъ озеръ, и ручьевъ воды погнушався?

Какъ здравствуетъ? какъ меня часто вспоминаетъ?

Латинскимъ ли соглашать струнамъ стихи ищетъ

Ѳивеискіе, помочью благосклонной музы,

Иль силится въ зрѣлищахъ трагиковъ искусства

Неистовство оказать и великолѣпность?

Чтожь Целсъ дѣлаетъ уже часто увѣщанный,

И его же увѣщать еще много нужно.

Чтобъ собственны добывалъ богатства и книги,

Въ Палатинскомъ собранны не грабилъ Аполлѣ;

Да не когда стадо птицъ сшедшись свои перья

Отобрать, громко себѣ смѣяться заставитъ

Обнаженна краденой украсы ворона.

Что самъ дѣлаешь, какой цвѣтокъ облетаешь?

Не малъ тебѣ умъ, не грубъ, и остръ и искусенъ,

Иль изощряя языкъ безвинныхъ въ защиту,

Или готовя отвѣтъ тѣмъ, что совѣтъ ищутъ;

И буде пишешь стихи любезные, перву

Мзду побѣдоноснаго блюща ты одержишь.

Еслибъ къ тому презирать ты вещи былъ силенъ

Тщетны, кои суеты приращать обыкли,

Не облегчать нашу мысль, небесная мудрость

Кудыбъ тебя ни вела, шелъ бы ты удобно.

Въ семъ трудиться и сему прилежать мы должны,

Малы и великіе, буде мы желаемъ

Отечеству и себѣ самимъ жить любезны.

И то отпиши, такъ ли съ Мунаціемъ водишь

Себя, какъ прилично вамъ, или дружба ваша,

Какъ бы худо сшитая язва, не срастая,

Разсѣдается еще? Но васъ хотя крови

Жаръ, или невѣжество вещей, непокорныхъ

Свирѣпыхъ мучитъ вездѣ, гдѣ бъ ни находились.

Вы, коимъ братской любви разрывъ недостоенъ,

Вѣдайте, что къ вашему возврату пасется

Счастливому у меня на жертву телечка.

III. Горацій пишетъ къ Юлію Флору, какъ бы желая вѣдать, что дѣлается при дворѣ Тиберіевомъ, которой по указу Августову отъѣхалъ было къ востоку съ сильнымъ войскомъ. Но прямое его намѣреніе есть изъяснить, сколь ему предосудительны сребролюбіе и высокомысліе, и увѣщавать его, чтобъ жилъ въ согласіи съ братомъ своимъ.

Ст. 1. Юліе Флоре. Флоръ былъ пріятель Гораціевъ, къ которому писано письмо 2 книги 2 и ода 2 книги 4, отъ Августа Кесаря съ Клавдіемъ Нерономъ въ войну Панонскую, или къ возстановленію Тиграна въ Арменію посланный.

Ст. 2. Пасынокъ Августовъ. Клавдій Тиберій Недюнъ, наслѣдникъ Августовъ, сынъ Тиберія Нерона и Ливіи; Августъ женился на его матери въ 4 лѣто его возраста, а въ двадцать второе отправленъ въ походъ въ Арменію для возстановленія Тиграна на престолъ того царство. Ст. 3. Въ-Ѳракахъ ли. Ѳракія, великая провинція въ Европѣ, нынѣ Романія называемая.

Ст. тотъ же. Или при Эбрѣ. Эбръ рѣка въ Ѳракіи, почти всегда снѣгомъ и льдомъ покрытая.

Ст. 4 и 5. Или близъ пролива между смежными двѣмя башнями meкуща. Проливъ еллеспонтской или цареградской, на берегахъ котораго стояли двѣ крѣпости: Сесте на европейской сторонѣ и Абиде на асиатической. Нынѣ Дарданелы называются

Ст. 7. Ученая свита. Studiosa Coliors. Въ семъ мѣстѣ Cohors значитъ свиту, дворъ, служителей князя какого. Тиберіева свита была отъ большей части составлена изъ ученыхъ и грамотныхъ людей.

Ст. 8. Кто Августа дѣйства писать взялся. О дѣйствахъ Тиберіевыхъ говоритъ, которыя Августовыми дѣлами называетъ, понеже въ его имя и отъ него посланнымъ войскомъ совершалися.

Ст. 9 и 10. Кто войны, кто миры и проч. Кто опишемъ войны и миры Августомъ совершенные, и повѣстію оныхъ удивитъ потомство наше въ многія по насъ лѣта.

Ст. 11. Тиціусъ. Тиціусъ Септиміусъ, къ которому писана ода 6 книги 4 и письмо 9 книги 1, лирической и трагической стихотворецъ, отъ котораго сочиненій ничего къ намъ не дошло и самой его родъ намъ неизвѣстенъ.

Ст. тотъ же и 12. Жмущій въ предѣлы римскіе скоро прибыть. Мнѣ кажется, что Горацій его впрямь изъ походу въ Римъ ожидаетъ. Но Дасіеръ и другіе толкуютъ: Жмущій скоро въ римскихъ предѣлахъ прославиться своими твореніями.

Ст. 12, 13 и 14. Который напился. Который, погнушався общаго слогу, осмѣлился Пиндару, славному греческому стихотворцу, въ сочиненіи стиховъ своихъ подражать. Слогъ Пиндаровъ источникомъ называетъ не общимъ, каковы суть озера и ручьи, и въ велико почитаетъ дерзать пить изъ того источника смѣло, не блѣднѣя, понеже блѣднѣетъ, кто страшится.

Ст. 16 и 17. Латинскимъ ли соглашать струнамъ. Горацій спрашиваетъ Септимія, сочиняетъ ли латинскіе лирическіе стихи въ подражаніе греческихъ Пиндаровыхъ, который былъ уроженецъ Ѳивейской. — Соглашать струнамъ для того, что, какъ въ первомъ письмѣ примѣчено, на лирѣ пріигрывался голосъ пѣсней, и отъ того сочиненіи высокаго слогу лирическими названы.

Ст. 18 и 19. Иль силится въ зрѣлищахъ. Или сочиняетъ для зрѣлищъ трагедіи, которыя должны содержать въ себѣ много величественности и гнѣва и неистовства. Въ латинскомъ стоитъ: An tragica desaovit et ampullatur in arte; то-есть: или въ трагическомъ искусствѣ свирѣпѣетъ и дуется. Desaevit вмѣсто valde saevit, весьма свирѣпѣетъ, понеже въ трагедіяхъ свирѣпство большее мѣсто занимать долл;по. Ampulla есть пузырь, что въ водѣ соломою вздуваемъ, и понеже такіе пузыри гораздо надуты и полны вѣтра, чаять можно, что онымъ трагедія пріуподоблена, понеже ея слогъ также пышенъ и надутъ быть имѣетъ.

Ст. 20. Чтожъ Целсъ дѣлаетъ. Целсусъ Албинованусъ, секретарь Тиберіевъ, къ которому писано слѣдующее письмо 8. Горацій его увѣщалъ и увѣщаетъ, чтобъ своими собственными трудами добывалъ себѣ славу, а не кралъ изъ чужихъ книгъ дѣло и рѣчи, и тѣми какъ собственными хвасталъ; дабы напослѣдокъ не случилось ему басенной вороны несчастье.

Ст. 22. Чтобъ собственны добывалъ богатства. Чтобъ изъ своего мозгу сочиненіи выдавалъ, чтобъ своихъ трудовъ плоды произносилъ.

Ст. 23. Въ палатинскомъ Аполлѣ. Августъ Кесарь состроилъ на палатинской горѣ въ Римѣ при храмѣ Аполлоновомъ великолѣпную книгохранительницу, въ которой собрано было великое число книгъ знатнѣйшихъ писателей.

Ст. 24, 25 и 26. Да не когда стадо птицъ и проч. Чтобъ не случилось ему Целсу какъ воронѣ, которая, укравши отъ разныхъ птицъ цвѣтныя перья, въ оныя нарядилася; но птицы тѣ, примѣтя воровство, вдругъ на нее напали, и всякая отнявъ свои перья, бѣдная ворона обнажена краденой чужой украсы осталась въ посмѣшку всему свѣту. Баснь сія Эсопова довольно извѣстна.

Ст. 27. Какой цвѣтокъ облетаешь. Флора пчелѣ пріуподобляетъ, которая, съ цвѣтка на цвѣтокъ перелетая, собираетъ медъ свой. Такъ и ученый человѣкъ, съ книги на книгу переходя, собираетъ наставленіи въ свою и въ другихъ пользу.

Ст. 28, 29, 30 и 31. Не малъ тебѣ умъ и проч. Богъ тебя одарилъ умомъ не малымъ, ingenium non parvum, искуснымъ и острымъ, non шeultum, ne грубымъ, non turpiter hirtum, послѣднее слово отъ слова негнусно шороховатымъ. Тотъ твой умъ примѣтенъ, когда ты изощряешь свой языкъ, готовяся говорить на судилищахъ (я отъ себя прибавилъ въ защиту безвинныхъ) для изслѣдованія тяжебъ; или когда готовишь отвѣты тѣмъ, кои приходятъ у тебя спрашиваться и требовать въ дѣлахъ своихъ совѣта. Когда же ты въ забаву свою пріймешся любезные, любовные стихи писать, въ томъ столько ты удачливъ, что ты первый, ты надъ всѣми другими одержишь въ мзду себѣ и въ знакъ своей побѣды вѣнецъ плющовый. — Таковые плющовые вѣнцы у римлянъ давалися въ награжденіе стихотворцевъ, которые надъ прочими своими товарищми преуспѣвали. — Иль изощряя языкъ. Флоръ еще должность адвоката не принялъ во время, когда письмо сіе писано, для того Горацій говоритъ: изощряешь языкъ, и для того пониже: готовишь отвѣтъ. Въ латинскомъ сіе послѣднее такъ стоитъ: Seu civica jura respondere paras, или готовяся отвѣтствовать (изъяснять) гражданскія права.

Ст. 33, 34 и 35. Еслибъ къ тому презирать и проч. Съ такимъ острымъ и искуснымъ умомъ, еслибъ ты, Флоре, могъ отважиться презирать тщетныя вещи, какъ напримѣръ лишныя чести и богатства, которыя больше служатъ прибавлять бремя нашихъ суетъ и попеченій, чѣмъ облегчать оныя, и доставить намъ тишину души, шелъ бы ты за мудростію, куда-бъ она тебя ни повела; силенъ бы ты былъ всякое добродѣтельное дѣло совершить. Я назвалъ вещьми тщетными, кои обыкли приращать, сіе облегчать нашу мысль, наше попеченіе, то что въ латинскомъ названо: Frigida curarum fomenta, сирѣчь студеныя мыслей нашихъ пареньи. Fomenta суть паренья, которыя къ больнымъ частямъ тѣла для облегченія болѣзпи прикладываются; когда они студены, больше раздражаютъ, чѣмъ убавляютъ болѣзнь. Богатства и чести тожъ въ душѣ нашей производятъ, что тѣ студеныя паренья. Сколь больше богатствъ и чести стяжемъ, столь больше желаемъ и безпокоимся.

Ст. 35. Небесная мудрость. Древніе философы, какъ мы, увѣрены были, что истинная мудрость отъ Бога съ небесъ приходитъ.

Ст. 37. Въ семъ трудиться и сему прилежать. Сирѣчь, чтобъ презирать богатства и чести, чтобъ не быть лакомымъ и славолюбивымъ; чтобъ пренебрегая суетныя вещи, слѣдовать мудрости и добродѣтели.

Ст. 40. Съ Мунаціемъ. Мунаціусъ Планкусъ братъ былъ Юлія Флора. Повидимому они не гораздо дружно межъ собою живали.

Ст. 43. Но васъ. Горацій не хочетъ вступаться въ ихъ домашніе раздоры, и со всѣмъ ихъ междуусобнымъ несогласіемъ къ нимъ поступаетъ, какъ къ двумъ братьямъ.

Ст. тотъ же. Крови жаръ. Горячность крови. Знатно и Флорусъ и Мунацій оба еще были гораздо молоды и вспыльчивы.

Ст. 44. Невѣжество вещей. Невѣжество и вспыльчивый правъ по мнѣнію Гораціеву суть главныя двѣ причины разгласія межъ братьями, пакъ и межъ друзьями. И правда оба тѣ недостатки умъ человѣка ослѣпляютъ.

Ст. 46. Вы, кои не въ братской жить любви недостойны. Вы, коимъ неприличію, вы, кои не заслужили того, чтобъ не жить межъ собою въ братской любви. Въ латинскомъ стоитъ: Вы, что братской разорвать союзъ недостойны. Вы, коимъ братской любви разрывъ недостоенъ.

Ст. 48. На жертву теленка. Обыкновенны были у римлянъ обѣты такихъ жертвъ для всякаго пріятелей и сродниковъ случая, и Горацій, особливо къ друзьямъ горячъ, не скупъ былъ давать имъ такіе любви своей знаки.

ПИСЬМО IV.
КЪ АЛБІЮ ТИБУЛЛУ.

Албіе стиховъ моихъ судья правосердый,

Что ты дѣлаешь теперь въ Педанскомъ уѣздѣ?

Пармскаго ли Кассія пишучи трудишься

Преодолѣть числомъ книгъ? иль въ лѣсу гуляешь

Спасительномъ молчаливъ, ища что прилично

Доброму и мудрому мужу? Одаренно

Тѣло умомъ ты имѣлъ. Красу тебѣ боги,

Богатства дали тебѣ, и искусство тѣми

Наслаждаться. Болѣе что можетъ питомцу

Сладкому бабка желать, какъ чтобъ онъ разсуженъ

Могъ изображать въ рѣчахъ мысль свою пріятно,

И были бы здравіе, сила, честь обильны;

Приборный столъ, и доходъ ему неоскудный?

Между попеченіемъ скучнымъ, и надеждой,

Межъ страхомъ и яростью думай, что день всякой

Послѣдній свѣтитъ тебѣ; такъ уже пріятенъ

Надбавленный къ животу нежданый часъ найдетъ.

Есльжъ когда взвеселитъ себя, и смѣяться

Пожелаешь, посѣтить меня потрудися,

Взнѣженну жирну свинью эпикурска стада.

IV. Письмо сіе писано къ Албію Тибуллу, стихотворцу, котораго большая часть сочиненій до насъ дошла. Сочиненіи полныя сладости, отъ большей части любовныя, и въ томъ родѣ почти ненодражательныя. — Стихотворецъ тотъ, промотавъ свое имѣніе и видя себя многими долгами обремененна, удалился изъ Рима въ свой загородной домъ, гдѣ напоминовеніе потерянныхъ богатствъ и страхъ лишенія оставшихся малыхъ доходовъ погружали его въ жестокую печаль и безпокойство. Горацій, вѣдая его въ такомъ состояніи, пишетъ къ нему сіе письмо, ища его утѣшить, и для того искусно ему внушаетъ, что его худое состояніе въ Римѣ неизвѣстно; что удаленіе его приписуютъ прилежанію его къ наукамъ; что еще довольно богатствъ имѣетъ, чтобъ жить счастливо, и кончаетъ шутками о себѣ и о сектѣ эпикурской.

Ст. 1. Стиховъ моихъ судья. Горацій называетъ рѣчѣми sermones, свои письма и свои сатиры. Тибуллъ былъ великаго искусства и остроты не только въ сочиненіи своихъ, по и въ разсужденіи творенія другихъ стихотворцевъ.

Ст. 2. Въ Педанскомъ уѣздѣ. Земля Педанская въ провинціи Латинской былъ уѣздъ города Ледима, который чаютъ лежалъ межъ Пренестомъ и Тибуромъ. Титъ Ливій объ немъ упоминаетъ.

Ст. 3 и 4. Пармскаго ли Кассія пишучи. Насмѣвается Горацій Пармскому Кассію, которой хвасталъ скоропоспѣшно писать и издавать многія книги. По словамъ древняго толкователя Гораціевыхъ стиховъ, Кассій Пармской былъ военной трибунъ или полковникъ въ войскѣ Кассія и Брута. По побѣжденіи сихъ убѣжалъ въ Аѳины, гдѣ посланные отъ Августа смерти его предали.

Ст. 4. Преодолѣть числомъ книгъ. Сочиненіи Кассіевы Горацій называетъ сочиненійцами, Cassii opuscula, понеже онъ отъ большей части писать элегіи и эпиграммы, хотя и нѣкой трагедіи сочинялъ.

Ст. тотъ же и 5. Иль въ лѣсу гуляешь спасительномъ молчаливъ. Или молчаливъ, какъ человѣкъ, который съ прилежаніемъ размышляетъ, ища истину, прилежитъ къ академической философіи, изслѣдуя книги Платоновы и другихъ академическихъ философовъ. Такъ Дасіеръ толкуетъ сей стихъ, примѣчая, что Горацій въ другомъ мѣстѣ употребляетъ лѣсъ Академовъ вмѣсто философіи академской. Atque inter silvas Academi quærere verum. И искать испишу въ лѣсу академскомъ, И охотнѣе тѣхъ мнѣнію послѣдую, которые чаютъ, что Горацій Тибулла просто спрашиваетъ: гуляешь ли въ лѣсу молчаливъ, разсуждая, что честному и доброму человѣку прилично, что должности его противно.

Ст. 6. Одаренно тѣло умомъ ты имѣлъ. Къ латинскомъ стоитъ: Не былъ ты тѣло безъ перси? Non tu corpus cras sine pectore? Древніе употребляли слово pectus, перси, грудь, вмѣсто ума, мудрости, благоразсудности, понеже стоики сердце почитали источникомъ всѣхъ добродѣтелей и всѣхъ дѣйствованій души. Рѣчь имѣлъ, eras, употреблена вмѣсто. имѣешь, es. Инако Горацій-бы былъ гораздо невѣжливъ, обличая пріятеля потеряннымъ добромъ. Но съ другой стороны согласить трудно, какъ онъ можетъ говорить Тибуллу въ нынѣшнемъ худомъ его состояніи, что боги его одарили красотою, умомъ, богатствомъ и искусствомъ наслаждаться оными. Для отнятія того затрудненія довольно напомянуть то, что въ началѣ сихъ примѣчаній показано, а именно, что Горацій поставляетъ, что несчастіе Тибуллово никому въ Римѣ неизвѣстно.

Ст. 7 и 8. Красу тебѣ боги, богатство дали тебѣ. Тибуллъ и литіемъ и станомъ, былъ одинъ изъ красавцевъ римскихъ. Богатства его были безчисленныя, какъ онъ самъ свидѣтельствуетъ въ 3 элегіи 3 книги.

Ст. 9. Болѣе что можетъ питомцу и проч. Отъ сего стиха по 14 Горацій ищетъ показать Тибуллу, что со всѣмъ приключившимся ему нещастіемъ, если онъ довольствоваться хочетъ умѣреннымъ имѣніемъ, можетъ счастливо прожить. Понеже остатки его богатствъ и состояніе его таково, что исполняетъ желанія бабки или кормилицы. Извѣстна сихъ къ своимъ питомцамъ любовь и сколь на всякъ часъ о благополучіи оныхъ радѣютъ; однакожь, говоритъ Горацій, ничего болѣе желать не могутъ, развѣ чтобъ дитя было умное; чтобъ могъ сладостно говорить; чтобъ было здорово, сильно, славно; чтобъ имѣло столъ ни пышной, ни убогой; чтобъ всегда ему въ карманѣ деньга не оскудѣвала; и то самое Тибуллъ имѣя, слѣдуетъ, что доволенъ своимъ состояніемъ быть долженъ.

Ст. 10 и 11. Чтобъ онъ разсуденъ могъ изображать въ рѣчахъ мысль свою пріятно. Чтобъ сирѣчь имѣть здравое разсужденіе и умѣть говорить сладостно. Sapere et fari quæ sentiat. Сей стихъ относится къ 7, гдѣ показано, что Тибуллъ имѣлъ тѣло одаренно умомъ.

Ст. 12. Сила. Gratia, сирѣчь та сила, которую или собою или чрезъ друзей въ людяхъ имѣемъ. Обыкновенно чужестраннымъ словомъ кредитъ называемъ.

Ст. тотъ же. Честь. Fama, слава, доброе имя.

Ст. 14, 15, 16 и 17. Между попеченіемъ скучнымъ и надеждой и проч. Горацій выше сего изъяснивъ Тибуллу, что состояніе его не таково, чтобъ не могъ счастливо прожить, еще настоитъ разсуждая, что есть другой способъ въ несчастій быть довольнымъ, сирѣчь помышляя, что всякой день намъ послѣдній. Такимъ образомъ суеты и попеченіи умаляются. Мало думъ остается, когда живемъ изъ дня въ день, и столь пріятнѣе намъ бываетъ надбавленный къ животу нежданный часъ. — Между попеченіемъ скучнымъ и надеждой у межъ страхомъ и яростію. Въ такихъ страстяхъ непрестанно волнуется умъ человѣка, которой, промотавъ великое богатство, ждетъ, что заимодавцы и остатки пропитанія отъимутъ. — Найдетъ, надъидетъ, наступитъ. Мѣра стиха понудила букву и сократить. — Часъ. Греки и латины употребляютъ часъ вмѣсто времени.

Ст. 20. Эпикурска стада. Эпикурской философической секты.

ПИСЬМО V.
КЪ ТОРКВАТУ.

На старинныхъ возлежать буде гостемъ можешь

Кроватяхъ, и ужинать цѣло блюдце зелій

Не боишься — ожидать тебя дома буду,

Торквате, по западѣ солнечномъ, охотно.

Поднесу тебѣ вино, въ консульствѣ вторичномъ

Тавра въ судно влитое, изъ лозъ винограда,

Что между Минтурскими болоты й Петриномъ

Синвезанскимъ. Если что лучшее дать можешь,

Меня къ себѣ позови; если нѣтъ, послушенъ

Будь просьбѣ пріятельской. Давно огонь свѣтитъ

И чистой стола приборъ тебѣ изготовленъ.

Тщетны надежды отставь, и богатства жадность,

И Мосха тяжбу. Намъ день завтрешній, цесарска

Рожденія торжество принося, свободу

Даетъ спать, и лѣтню ночь пріятною можемъ

Бесѣдою протянуть. Счастье къ чему служитъ,

Если то употреблять не дастся намъ воля?

Кто наслѣднику копя, скупится и мучитъ

Себя, межъ нимъ и глупцемъ разницы немного.

Пить я начну и цвѣты разсыпать, доволенъ

Хотъ безсмысленнымъ прослыть. Что не чудитъ пьянство?

Открываетъ тайны всѣ, вѣнчаетъ надежды,

Безоружнаго къ бою нудитъ, ободряя,

Отъемлетъ скорбнымъ сердцамъ попеченій бремя,

Въ наукахъ всякихъ легко дѣлаетъ искуснымъ;

Обильны чаши кого не чинятъ рѣчистымъ?

Кого не избавили скудости тяжчайшей?

Впрочемъ должность исполнить ту я и способенъ,

И охочь, чтобъ были всѣ постели негнусны;

Чтобъ не досаждалъ ноздрямъ черный утиральникъ;

Чтобъ смотрѣться было льзя и въ кружкахъ и въ блюдахъ,

Чтобъ не было, ктобъ друзей вѣрныхъ за порогомъ

Рѣчи пересказывалъ. И дабы прилична

Тебѣ бесѣда была, Септимія, Брута

И Сабина позову, если не мѣшаетъ

Сему лучша ужина и красна дѣвица.

Есть еще мѣсто и тѣмъ, коихъ пожелаешь

Съ тобой привести, но въ пирахъ, помни, непріятну

Вонь рождаетъ тѣснота. Самсколькъ ты быть хочешь,

Отпиши мнѣ, и дѣла кончавъ, крыльцемъ заднимъ

Убѣги просителя, что торчитъ въ передней.

V. Горацій симъ письмомъ проситъ Торквата къ себѣ ужинать наканунѣ знаменитаго торжества. Обѣщаетъ ему малый ужинъ, чистой дома и стола приборъ и приличную бесѣду. Дасіеръ прямо сказать не можетъ, кто таковъ Торкватъ, къ которому письмо сіе писано, но догадками разсуждаетъ, что онъ былъ внукъ или племянникъ консула Манлія Торквата

Ст. 1. На старинныхъ возлежатъ буде гостемъ можешь кроватяхъ. Древніе стульевъ не имѣли, для того около стола, на которомъ ѣдали, поставлены были кровати съ постельми, и на оныхъ ложилися гости. Отъчего и въ святомъ писаніи, когда упоминается объ обѣдѣ или ужинѣ, употребляется слово возлежатъ. — Старинными кроватьми Achaici lecti, Горацій называетъ кровати простыя, неукрашенныя золотомъ и слоновою костью, каковы римское сластолюбіе со временемъ вымыслило. — Гостемъ. Слово сіе не для одного пополненія стиха вставлено. Многіе въ своемъ домѣ всякою вещью довольствуются, а въ чужомъ всего гнушаются. Для того Горацій говоритъ: Буде можешь, буде не гнушаешься, не у себя, но въ гостяхъ, въ чужомъ домѣ возлежать на старинной кровати.

Ст. 2 и 3. И ужинать цѣло блюдце зелій не боишься. Буде можешь возлежать на старинныхъ кроватяхъ, и буде смѣешь ужинать однимъ блюдцомъ зелій. Правду сказать, не весьма жирной ужинъ, на которомъ одно блюдцо зелій представлено, и къ съѣденію такого пира не много храбрости нужно; для того рѣчь смѣешь въ смѣхъ отъ Горація употреблена. А такіе изъ травъ умѣренные пиры у благоразсудныхъ римлянъ были въ обыкновеніи.

Ст. 4. По западѣ солнечномъ. Supremo sole, къ послѣднему солнцу, къ западу солнечному.

Ст. 5 и 6. Поднесу тебѣ вино, въ консульствѣ вторичномъ Тавра въ судно влитое. Поднесу тебѣ вино, которое дѣлано и въ бочку на сбереженье влито, когда Таврусъ въ другой разъ консульское достоинство исправлялъ. Herum Tauro разумѣется Consule. Обыкновенно было римлянамъ означать древность винъ именами консуловъ и временемъ ихъ правленія. Статилгусъ Таврусъ, о которомъ здѣсь упоминается, человѣкъ подлаго рода, добродѣтелями и милостію Августа кесаря достигъ знатнѣйшія степени. Одержалъ побѣду надъ Лепидомъ; за совершенныя въ Африкѣ славныя дѣйства тріумфомъ почтенъ, и напослѣдокъ домъ его столько прославился, что правнучка его Статилія Мессалина выдана за императора Нерона. Консуломъ впервые былъ въ лѣто 717 по созданіи Рима, а вдругорь въ 728. Нечаятельно, чтобъ Горацій хотѣлъ хвалить древность своего вина; напротиву шутитъ кажется, упоминая о такомъ консульствѣ, которое мало предъ тѣмъ миновалося.

Ст. 7. Между Минтурскими болоты и Петриномъ Синвезанскимъ. Минтурны городъ въ провинціи латинской. Петринумъ Синвезанумъ гора близъ города Синвессы или Синопы, нынѣ Пока ди Монте Драконе называема. Вино, которое Горацій Торквату обѣщаетъ, родилося въ тѣхъ болотныхъ мѣстахъ, потому негораздо нарочитое. Примѣчай, что союзъ и сокращенъ за нужду мѣры.

Ст. 10. Давно огонь свѣтитъ. Не знаю для чего Дасіеръ не хочетъ, чтобъ здѣсь о томъ огнѣ говорилось, которымъ ужина стряпается.

Ст. 12. И богатства жадность. Certamina divitiarum. Прю, брань богатствъ, сирѣчь оное невмѣрное желаніе преодолѣвать богатствомъ всѣхъ прочихъ людей.

Ст. 13. И Мосха тяжбу. Мосхъ сей былъ витій изъ Пергама, который обнесешь будучи на судѣ, что ядомъ многихъ окормилъ, Торкватъ, человѣкъ весьма сладкорѣчивый, имѣлъ его сторону защищать.

Ст. тотъ же и 14. Цесарскаго рожденія торжество. Юлія Кесаря рожденіе праздновалося 12 іюля съ многимъ торжествомъ.

Ст. 15. Свободу даетъ спать. Дая свободу отъ дѣлъ, дозволяетъ спать все утро.

Ст. тотъ же. И лѣтню ночь можемъ. Въ латинскомъ прибавлено Impune, безъ всякаго страху, наказанія.

Ст. 16. Счастье. Въ латинскомъ Fortunae въ множественномъ числѣ вмѣсто богатствъ употреблено.

Ст. 19. Межъ нимъ и глупцемъ разницы немного. Въ латинскомъ Assidet insano, сидитъ подлѣ безсмысленнаго. И подлинно не умнѣе дурака, кто себя мучитъ, копя для другихъ богатство.

Ст. 20 и 21. Пить я начну и проч. Горацій сказалъ, что кто, себя изнуряя, деньги копитъ для наслѣдниковъ, дурака не умнѣе, заключаетъ, что для того онъ пить и веселиться хочетъ, хоть бы имѣлъ тѣмъ тогожъ дурака имя пажить. Слѣдуетъ похвала пироваго веселенья, которое общимъ именемъ пьянства означено.

Ст. 21. Что не чудитъ пьянство. Quid non ebrietas designat. Designat значитъ дѣлать чудныя дѣла, неслыханныя, неожидаемыя.

Ст. 22. Открываетъ тайны всѣ. Негораздо великая вину похвала, буде Горацій не тѣ только однѣ тайны разумѣетъ, которыя для увеселенія межъ друзьями открывать позволено, когда никому никакого вреда нанести то не можетъ. Можетъ быть, Горацій разумѣетъ еще тайныя вредныя намѣреніи, которыя въ пьянствѣ легко открываются.

Ст. тотъ же. Вѣнчаетъ надежды. Показываетъ, что надежда, чаяніе наше исполнено, что получили уже желаемое; кто надѣется, кто уповаетъ, ждетъ, и ожидаему вещь не видитъ; пьяной напротиву чаетъ въ рукахъ своихъ все, что ни уповаетъ. Такъ Анакреонъ говоритъ, что когда онъ напьется, чаетъ владѣть всѣмъ крезусовымъ богатствомъ.

Ст. 25. Въ наукахъ всякихъ легко дѣлаетъ и искуснымъ. Пьяному все легко кажется, о всемъ смѣло говоритъ, какъ бы ничего ему неизвѣстнаго не было.

Ст. 27. Кого не избавили скудости. Пьяному убожество нечувствительно, понеже помраченной виномъ умъ ни помнитъ, ни разсуждаетъ. Contracta paupertas. Тѣсная нищета вмѣсто крайней недостатокъ, тяжкое убожество.

Ст. 27 Впрочемъ должность исполнять ту и способенъ и охочь. Сирѣчь, чтобъ были постели чистыя, чтобъ не былъ черенъ утиральникъ и проч. Въ латинскомъ стоитъ: Сіе я изготовить и угожъ повелѣваюся и охочь: Hæc ego procurare et idoneus imperor & non invitus.

Ст. 29. Постели. Toralia, тюфяки или перины, которые покрыты были коврами, и на тѣхъ гости около стола ложилися.

Ст. 30. Чтобъ не досаждалъ ноздрямъ черный утиральникъ. Утиральникъ, салфетка черная, сальная, нечистая. Ne sordida mappa corruget nares. Слово отъ слова: чтобъ скверная салфетка не морщила ноздри; понеже всякая вещь скверная, къ носу подвинута, такое дѣйство производитъ.

Ст. 32. Чтобъ не было, ктобъ друзей рѣчи рнонсказывалъ. На всякомъ пиру такіе перескащики весьма неприличны и безпокойны, понеже отъимаютъ свободу друзьямъ межъ собою вольно и безопасно говорить

Ст. 33 и 34. И дабы прилична тебѣ бесѣда была. И дабы всѣ прочіе гости тебѣ были приличны и угодны. Въ латинскомъ стоитъ: lit coëat par jungaturque pari, чтобъ пара къ парѣ сошлась, или равный, съ равнымъ сошелся и соединился. Нужно весьма въ парахъ и та предосторожность, чтобъ всѣ гости одинъ другому былъ приличенъ, чтобъ были друзья межъ собою, и буде можно однѣхъ склонностей люди, если хозяинъ веселый пиръ дать и съ гостьми прохлажаться намѣренъ.

Ст. 34. Септимія, Брута и Сабина позову. Септимій тотъ самый, о которомъ упоминается въ предъ идущемъ письмѣ 3; о Брутѣ не извѣстно, кто таковъ былъ. Албусъ Сабипусъ всадникъ и стихотворецъ римской.

Ст. 36. Лучша ужина. Coena prior можетъ также значитъ ужину, на которую Сабинъ прежде Гораціева зову обѣщался.

Ст. тотъ же. И красна дѣвица. Potior puella. Какая дѣвка, которую Сабинъ ужинѣ предпочтетъ.

Ст. 37 и 38. Есть еще мѣсто и тѣмъ, коихъ пожелаешь съ тобой привесть. Locus est & pluribus umbris. Есть мѣсто и для многихъ тѣней. Тѣнъми римляне съ греческаго называютъ тѣхъ, которыхъ званый гость съ собою къ пиру приводитъ незваныхъ.

Ст. 38 и 39. Но въ пирахъ, помни, непріятну вонь рождаетъ тѣснота. Хотя есть мѣсто и для тѣхъ, коихъ ты, Торквате, съ собой приведешь, помня однакожъ, что на пирахъ тѣснота вонь рождаетъ, и для того дай мнѣ знать, отпиши ко мнѣ, сколько ты гостей съ собою приведешь и сколько хочешь, чтобъ насъ за столомъ было. Въ латинскомъ стоитъ: Sed nimis arc ta prement olidæ convicia capræ. Но вонючія козы утѣсняютъ пиръ, на которомъ чрезъ мѣру тѣсно сидится. Сирѣчь тѣснота въ пирахъ производитъ вонь козлину. На нашемъ языкѣ тѣхъ словъ переводъ несносенъ, какъ вонь козлиная.

Ст. 39. Самсколькъ. Обыкновенно говоримъ, самдругъ самтретей, самчетверть; для того я осмѣлился ввесть слово самсколькъ, которое изрядно соотвѣтствуетъ латинскому quotas.

Ст. 40. Крыльцомъ заднимъ. Postico, задними дверьми.

Ст. 41. Убѣги просителя. Челобитчиковыхъ докукъ избѣги.

Ст. тотъ же. Что торчитъ въ передней. Atria servantem. Атріи, сѣни, передніе, крестовая, гдѣ челобитчики и стряпчіе ожидали ихъ патрона и защитника.

ПИСЬМО VI.
КЪ НУМИЦІЮ.

Одинъ, Нумице, почти способъ насъ блаженны

И сдѣлать и сохранить, всему не дивиться.

Суть, кои солнце, звѣзды и времена смотрятъ,

Въ извѣстны сходящіе часы, безмятежны:

Что убо о земли мнишь дарахъ, что моря,

Богатяща индіянъ и аравлянъ крайнихъ?

Какъ чувствовать, какимъ мы смотрѣть должны глазомъ

Зрѣлища, ладоней бои и дары народа

Благосклоннаго? Кто тѣмъ противныхъ боится,

Равно дивится и онъ, какъ тотъ, что желаетъ;

Оба равно трепетны, равно устрашаетъ

Обоихъ нечаянной случаи наступивши.

Что въ томъ, веселится ли кто, или печаленъ,

Желаетъ, боится ли, когда что ни видѣвъ

Чаянія своего лучше или злѣе,

Втупя глаза, и душой и тѣломъ не движенъ?

Праведный неправедна, умной глупца имя

Наживетъ, если искать добродѣтель саму

Станетъ больше нужнаго, больше чѣмъ пристойно.

Дивись богатству теперь, марморамъ и мѣди

Древнимъ, и художества отмѣнному дѣлу;

Дивись бисеру, дивись тирейскому цвѣту;

Радуйся, что съ глазъ тебя цѣлой не спускаетъ

Народъ, когда говоришь; бѣги съ утра рано

На площадь и оттоль въ домъ поздно возвращайся,

Чтобъ Муцій съ приданаго воля больше хлѣба

Не пожалъ. Подлѣйша онъ сущи тебя рода,

Гнусно, чтобъ не онъ тебѣ, ты ему дивился.

Все, что кроется въ землѣ, на верхъ взнесетъ время,

И что надъ ней высится, вкроетъ и вкопаетъ.

Когда ужъ Агринповымъ вратамъ и дорогѣ

Аппіевой ты знакомъ довольно, всю славу

Твою высмотритъ народъ, принужденъ однакожъ

Будешь сойти, куды сшелъ и Нума и Аикусъ.

Буде въ почкахъ иль въ боку чувствуешь боль острый,

Отдалить ищи недугъ; хочешь ли блаженнымъ

Прожить? кто бъ то не хотѣлъ? если добродѣтель

Одна лишь то можетъ датъ, сласти и забавы

Благодушенъ отложивъ, ея тщись держаться.

Мнишь ли добродѣтель быть пустое лишь имя,

Какъ древо священный лѣсъ? опасно стрегися,

Чтобъ кто ранѣе тебя пристани не занялъ;

Чтобъ ты торгъ не потерялъ Цибиры и Виѳины,

Тысячу скопи талантъ, потомъ и другую,

И третью прибавь еще, и четверту къ кучѣ.

Царица бо деньга — родъ и жену съ приданымъ,

И вѣрность, и красоту, и друзей даруетъ;

Украшаетъ денежныхъ Пиѳо и Венера.

Каппадокійской король, рабами обильный,

Въ деньгахъ недостаточенъ; не будь ему сходенъ.

Говорятъ, что нѣкогда Лукуллъ прошенъ бывши

Ссудить къ зрѣлищной игрѣ сто багряницъ, какъ то

Мнѣ имѣть, сказалъ, число такъ велико можно?

Однакъ спрошусь у себя и все, что имѣю,

Пришлю; отписалъ потомъ, что дома пять тысячъ

Багряницъ нашелъ и что всѣль иль часть взять могутъ.

Убогъ тотъ домъ, въ коемъ нѣтъ много вещей лишнихъ,

Невѣстныхъ хозяину и ворамъ полезныхъ.

Потому если одно имѣніе можетъ

И сдѣлать и сохранить блаженнымъ, трудися

Надъ всѣми о томъ одномъ и не спускай съ мысли.

Буде приборъ или власть блаженство дать сильно,

Купимъ раба, кой бы намъ имена граждановъ

Сказывалъ и тыча въ бокъ лѣвой понуждалъ насъ

Руку къ безопасному подавать имъ ходу;

Кой на ухо-бъ шепталъ: сей въ Фабіевомъ силенъ

Колѣнѣ, въ Велинскомъ сей; всякому сей можетъ

Докучникъ вручить пучки консульски, и креслы

Похитить слоновые. Зови отцемъ, братомъ;

По возрасту всякаго присвояй лаская.

Будетъ тотъ, кто ужину и обѣдъ ѣстъ вкусный,

Блаженъ; пойдемъ съ свѣтомъ вдругъ, куды насъ обжирство

Поведетъ: начнемъ ловить и рыбы и звѣри,

Какъ прежъ сего дѣлывалъ Горгилій, который

Рано съ утра сквозь площадь, набиту народомъ,

Провожалъ рабовъ своихъ, тенета и жерди,

Чтобъ народу показать, назадъ возвращаясь,

Купленую, на ослѣ, одну дику свинью.

Надуты несваренымъ еще въ брюхѣ ѣствомъ,

Пойдемъ въ баню, забывъ, что прилично, что гнусно,

Достойны въ Церетскія вписаны быть книги

Злонравны сопутники мудраго Улисса,

Что отечеству предчли возбраненны сласти.

Буде, какъ Мимнермусъ мнитъ, ничего пріятно

Безъ любви и безъ игры; въ нихъ ты живи. Здравствуй;

Если что лучшее сихъ правилъ знаешь, ласковъ

Мнѣ сообщи, если нѣтъ, пользуемся тѣми.

VI. Намѣреніе Гораціево въ семь письмѣ есть показать, что напрасно мы ищемъ истинное свое благополучіе въ знаменитыхъ достоинствахъ и въ богатствѣ; что все то, что рождаетъ въ сердцѣ нашемъ боязнь, пагубно намъ напослѣдокъ бываетъ; что та боязнь и желаніе рождается отъ того, что мы легко чудимся, легко всякимъ вещамъ дивимся; что, слѣдовательно, кто хочетъ быть истино счастливымъ, долженъ отложить то удивленіе, которое совсѣмъ противно добродѣтели, которая въ томъ состоитъ, чтобъ имѣть умъ покойный и постоянный, ничѣмъ подвижный, ни устрашаемый, ни удивляемый.

Ст. 1 и 2. Одинъ, Нумице, почти способъ. Кто хочетъ достать и сохранить себѣ истинное благополучіе, истиное блаженство, тотъ одинъ только къ тому почти способъ имѣетъ, которой есть ничему не дивиться. Есть удивленіе разсудное, смысленное, которое людей къ добродѣтели приводитъ и которое Платонъ называетъ матерью мудрости. Не трудно угадать, что не о томъ удивленіи Горацій говоритъ, но о удивленіи глупомъ и погрѣшительномъ, которое отъ невѣжества происходитъ, и которое человѣка понуждаетъ съ горячностью желать или бояться вещей, которымъ удивляется. — Нумице. Не можно сказать, кто таковъ Нумиціи сей, къ которому Горацій пишетъ. Былъ въ Римѣ сенаторской домъ, которой Нумиціевъ назывался, и видимъ консула того имени въ 284 году по созданіи Рима. — И сдѣлать и сохранить. Все то, что намъ маловременное благополучіе доставляетъ, ложно и презрительно. Истинное благополучіе постоянно, твердо, долговременно. Потому-то мы искать должны, что можетъ насъ сдѣлать и сохранить благополучными.

Ст. 3 и 4. Суть, кои солнце, звѣзды и проч. Суть такіе люди, которые на солнце, на звѣзды и на порядочную премѣну четырехъ временъ года, на теченіе небесъ смотрятъ не удивляяся, не чудяся; потому какъ намъ можно дарамъ земли, золоту, серебру, бисерамъ, камнямъ дивиться, которые гораздо меньше небеснаго состава чудны? — И времена въ извѣстные сходящіе часы. Et decedentia certia tempora momentis. Tempora значитъ времена года, весну, лѣто, осень и зиму, которыя порядочно кончаются всякое въ показанное ему время.

Ст. 5 и 6. Что убо о земли мнишь дарахъ. О дарахъ земли, сирѣчь о золотѣ, о серебрѣ и о прочихъ рудахъ и вещахъ, которыя она намъ даетъ. Что о моря, богатяща индіянъ и аравлянъ кранныхъ. Повторить должно дарахъ: «О дарахъ моря, которое богатитъ самыхъ отдаленныхъ араповъ и мидіянъ». То есть о бисерахъ, о жемчугѣ, которой родится наипаче въ Персидской морской пазухѣ и въ Индѣйскомъ морѣ близъ Зенландскаго острова.

Ст. 7. Зрѣлищи. Гдѣ отправлялися игрищи, или бой единоборцовъ, и которыя составляли крайнюю забаву большей части людей. — Ладоней бой. Которымъ народъ витіямъ или знатнымъ людямъ, возвращающимся въ Римъ отъ пути или входящимъ въ зрѣлищной домъ и на площади оказывали свое удовольство. Благоразсудный человѣкъ можетъ ли въ велико почитать восклицаніе народа, котораго судъ всегда погрѣшительный, мнѣніе всегда непостоянное и которой обыкновенно всему безразсудно дивится? — Дары народа благосклоннаго. Народа, который къ нему склоненъ является. Дары его суть чины, достоинства, кои у римлянъ народъ раздавалъ, и обыкновенно тѣмъ раздавалъ, кто меньше ихъ былъ достоинъ.

Ст. 9. Кто тѣмъ противныхъ боится. Горацій, поговоривъ о тѣхъ, кои богатствъ, зрѣлищъ, похвалъ и чиновъ желаютъ, здѣсь говоритъ о тѣхъ, кои являются не столько тѣ вещи желать, сколько опасаться имъ противныхъ, сирѣчь убожества, уединенія, презрѣнія, отказу, и показываетъ, что въ обоихъ то происходитъ отъ одного начала, и что тѣ, кои боятся, не меньше чѣмъ тѣ, кои желаютъ, находятся въ вышепомянутомъ погрѣшительномъ удивленіи; ибо не возможно, чтобъ боязнь была отъ желанія отдѣлена. Кто боится, желаетъ противное тому, что въ немъ страхъ тотъ производитъ.

Ст. 10. Равно дивиться и онъ, какъ тотъ, что желаетъ. Кто боится убожества и отказа, дивится равно какъ тотъ, что желаетъ чины и богатство; и какъ оба равномѣрно дивятся, такъ оба боятся равномѣрно.

Ст. 11. Оба равно трепетны. Одинъ бояся отказу и лишенія вещей, коихъ желаетъ; другой бояся слѣдствія недостатку тѣхъ вещей, коихъ не желаетъ.

Ст. 12. Нечаянной случай. Напримѣръ отказъ чина, которой чаялъ въ рукахъ уже имѣть, въ латинскомъ стоитъ: Improvisa simul species. Рѣчь species гораздо примѣтна. Употребляется сроднымъ знаменіемъ о случаяхъ чрезвычайныхъ и чудныхъ, и чаще о худыхъ чѣмъ о добрыхъ.

Ст. 13, 14, 15 и 10. Что въ томъ, веселится ли кто и проч. Что въ томъ, веселится ли кто, желая и льстя себѣ получить честь, богатство, или печалится страхомъ не впасть въ презрѣніе или въ убожество; когда такъ одинъ какъ другой внѣ себя бываетъ, недвиженъ умомъ и тѣломъ глаза свои втупитъ, когда наступитъ что ни есть лучшее или злѣе того, что ожидалъ? Оба равно удивляются, оба равно несчастливы.

Ст. 17, 18 и 19. Праведный неправедна и проч. Чтобъ показать, что безъизъятно всякое удивленіе, которое произноситъ страхъ и желаніе вредно, Горацій показываетъ, что и самой добродѣтели излишное, чрезмѣрное жаданіе осудительно, и что человѣка, который добродѣтель самую искать станетъ съ чрезмѣрнымъ желаніемъ, глупцомъ назвать можно* Праведный неправедна. Неправедна вмѣсто неправеднаго, чрезъ сокращеніе.

Ст. 20. Дивись богатству теперь. Горацій столь изрядно доказалъ свое предложеніе, сирѣчь, что не удивленіе есть причина нашего благополучія, что не сумнѣвается говорить своему сопернику: Пойди теперь, буде можешь, дивись богатству, марморамъ и проч. Дивись. Въ латинскомъ suspice, равносильное слову admirari. Первое въ сродномъ знаменаніи значитъ смотритъ вверхъ; ибо кто дивится, почитаетъ свыше себя вещь, которой удивляется.

Ст. тотъ же и 21. Марморамъ и мѣди древнимъ. Древнимъ марморамъ, то есть древнымъ марморнымъ кумирамъ, мѣди древней, сирѣчь древнымъ кумирамъ мѣднымъ, или мѣднымъ сосудамъ.

Ст. 21. И художества отмѣнному дѣлу. Въ латинскомъ стоитъ et artes, и художествамъ. Сирѣчь работѣ въ рѣзьбѣ въ живописи таблицъ и кумировъ.

Ст. 22. Тирейскому цвѣту. Сирѣчь багряницѣ тирейской. Лучшія багряничныя раковины находилися въ Африческомъ и Тирейскомъ морѣ.

Ст. 23. Что съ глазъ тебя цѣлой не спускаетъ народъ. Quod spectant oculi te mille, слово отъ слова, что тысячу глазъ тебя смотрятъ.

Ст. 25. На площадь. Гдѣ римляне собою и чрезъ друзей народную благосклонность себѣ всякими услугами искали для полученія чиновъ; гдѣ торговлею и прилежностію искали пріумножать свое имѣніе.

Ст. 26, 27 и 28. Чтобъ Муцій съ приданнаго и проч. Не знаю, для чего Дасіеръ столь трудно почитаетъ разумѣніе сихъ стиховъ. Горацій здѣсь насмѣвается любителю богатствъ и достоинствъ, и притворяется присвоятъ и хвалить обыкновенныя извиненіи славолюбныхъ, говоря: Буде все то, что я тебѣ до сихъ поръ изъяснялъ, тебя не увѣщаваетъ, бѣги съ утра рано на площадь, и оттуда поздно возвращайся, чтобъ Муцій, человѣкъ подлый и неизвѣстный, не досталъ великое богатство въ приданомъ жены; понежсе тогда тебѣ стыдно будетъ, что, гораздо его родомъ выше будучи, ты ему станешь дивиться, какъ богатѣйшему, какъ въ высшей степени сущему, а не онъ тебѣ.

Ст. 29. Все, что кроется въ землp3;, и проч. Въ вышныхъ трехъ стихахъ насмѣшкою говорилъ Горацій, здѣсь поважно опровергаетъ высокомысленныхъ и богатствъ любителей извиненіи, которые обыкновенно говорятъ, что чины и богатства для того только ищутъ, чтобъ сохранить своего рожденія блистаніе, и не видѣть надъ собою безъизвѣстныхъ людей. Такимъ Горацій показываетъ, что то извиненіе смѣху достойно; что ихъ желаніе или зависть во всемъ осудительна, и что кто хочетъ препятствовать, чтобъ неизвѣстный подлый человѣкъ насъ не опережалъ и свыше насъ не подымался, тотъ ищетъ противостоять теченію естества и законамъ времени, которые однихъ повышаютъ, а другихъ понижаютъ.

Ст. 31 по 35. Когда ужъ Агрипповымъ вратамъ и проч. Доводъ вышереченнаго. И подлинно, когда человѣкъ уже довольно себя въ свѣтѣ оказалъ, сколь постоянно ни было его счастіе и слава, долженъ напослѣдокъ уступить мѣсто другому, котораго время нехая пріидетъ ему наслѣдовать. — Агрипповымъ вратамъ. Porticus, портикъ, латинское слово не значитъ прямо ворота} по предворотню, которая обыкновенно составляетъ сѣни нѣкой на столбахъ. Два такихъ портиковъ Агриппа въ Римѣ состроилъ: портикъ Нептуновъ, и другой портикъ Агрипповъ, который названъ еще Портикомъ счастливой удачи, Porticus boni eventûs, лежащій близъ Панѳеона, при входѣ Марсова поля. Горацій здѣсь говоритъ о семъ послѣднемъ, понеже во всемъ Римѣ на то мѣсто больше сходбища людей бывало за смежностію съ Марсовымъ полемъ, на которое, какъ на большую римскую площадь, обыкновенно схаживалися |всѣ тѣ, кои себя казать желали. — И дорогѣ Аппгевой. Дорога Аппіева многолюднѣйшая изъ всѣхъ дорогъ, кои въ Римъ вели, понеже оная была большая Бриндская дорога. Тѣ, кои имѣли великой приборъ и свиту, и жили пышно, охотно проѣзжали по той дорогѣ, чтобъ себя оказывать. — Принужденъ однакожъ будешь сойти, куды сшелъ и Нума и Анкусъ. Однакожъ принужденъ будешь умереть. Все величество твое не избавитъ тебя отъ смерти, которой не минули Нума и Анкусъ, два славные римскіе дари.

Ст. 35. Буде въ почкахъ иль въ боку и проч. Чтобъ опровергнуть всякое извиненіе славолюбныхъ, Горацій имъ изъясняетъ, что истинное блаженство человѣка не состоитъ въ достоинствахъ и въ богатствѣ, но въ здравіи тѣла и въ тишинѣ души. Потому какъ въ болѣзняхъ тѣла ищемъ, лекарство къ исцѣленію, а не къ нѣженію болѣзни, такимъ же образомъ и въ душевныхъ недугахъ поступать мы должны.

Ст. 37. Если добродѣтель и проч. Богатства, достоинства и слава не могучи доставить намъ истиное блаженство, одна добродѣтель то учинить сильна. Буде ты о семъ увѣренъ, то тщись добродѣтели держаться, благодушно отложивъ сластолюбіе и забавы.

Ст. 40. Мнишь ли добродѣтель. Часто бываетъ, что положивъ много труда, чтобъ доказать, что блаженство наше въ добродѣтели состоитъ, многіе находятся столь ослѣпленные люди, что сумнѣваяся, есть-ли впрямь въ свѣтѣ добродѣтель, требуютъ, чтобъ мы ея бытіе доказали. Что такимъ упрямымъ людямъ отвѣтствовать? Ничего отъ нихъ уповать не можно, потому должно ихъ оставить въ своихъ страстяхъ, и то самое Горацій дѣлаетъ, говоря: «Буде чаешь, что добродѣтель пустое имя, то ищи приращать твое богатство, ищи пышной приборъ, великой домъ, много слугъ и всѣ принадлежащія къ тому излишности: предай себя лакомству, чревобѣсію, любви, играмъ и всякому сластолюбію».

Ст. тотъ же и 41. Мнишь ли добродѣтель быть пустое лишь, имя какъ древо священный лѣсъ. Чаешь ли, что добродѣтель одно только пустое имя, какъ священной лѣсъ, котораго многіе почитаютъ вещью отмѣнною и подобострастію достойною, простое дерево. Философы, которые поставляли, что добродѣтель есть причудѣніе, небылица, соравняли ее обыкновенно святости, которая у язычниковъ нѣкакимъ священнымъ лѣсамъ приписывана. Народъ вѣрилъ, что тѣ лѣса нѣчто чрезвычайнаго въ себѣ имѣли, а большая часть умныхъ и грамотныхъ людей признавали, что въ нихъ ничего преестественнаго не находилося; тожъ и о добродѣтели сказать можно, говорили тѣ философы: невѣжи и легковѣрные люди чаютъ, что она впрямь что нибудь есть; а мудрецы признаютъ, что она голое мечтаніе, голое имя безъ дѣла.

Ст. 42. Пристани не занялъ. Пристани, изъ которыхъ для торгу въ море отъѣзжаешь. Въ торгу кто ранѣе пришолъ, тотъ болѣе добычи получаетъ.

Ст. 43. Чтобъ ты торгъ не потерялъ Цибиры и Виѳины. Чтобъ ты не потерялъ случаи получить прибытокъ въ торгу цибиринскомъ и виѳинійскомъ. Цибира былъ великой городъ въ Писидіи къ востоку рѣки Ксанѳа. Виѳина, или Виѳинія, страна въ малой Асіи, между Пропоптиною и царствомъ Понта, которому была смежна, сходбище для торгу всея Асіи и Эвропы.

Ст. 44. Тысячу скопи талантъ. Талантъ вмѣсто талантовъ. Въ латинскомъ стоитъ: тысячу скружи талантовъ. Rotundare — окружить вмѣсто дополнить, довершить, дочесть. Французы говорятъ un compte rond, круглой счотъ, когда составленъ изъ одного числа и нѣсколькихъ пулъ, какъ наприкладъ 100, 2000, 4000 и проч. Талантъ у древнихъ иногда значитъ вѣсъ, иногда число денегъ, иногда монету. Обыкновенно въ писателяхъ древнихъ значитъ аттической талантъ, которые были двухъ родовъ: одинъ малый, другой большой; малый содержалъ 60 минъ, а большой 80; сирѣчь первый стоилъ 2444 ливровъ французскихъ (488 руб. 80 коп.), а другой 3259 ливровъ (651 руб. 80 коп.)[1].

Ст. 45. И четверту къ кучѣ. И четвертую тысячу прибавь, чтобъ дополнить кучу. Et quæ pars quadret acervum. Слово отъ слова: И еще частъ, которая могла бы учетверить кучу.

Ст. 46. Царица бо деньга родъ и проч. Насмѣшка мнѣнію сребролюбныхъ.

Ст. 48. Украшаетъ денежныхъ Циѳо и Венера. богатые люди и сладкорѣчивы и пріятны. Пиѳо, по латински Suadela Богиня увѣщанія; Венусъ богиня любви и пріятности.

Ст. 49. Каппадокійской король, рабами обильный. Кто богатъ быть желаетъ, долженъ во всемъ изобиловать. Для того не долженъ походить каппадокійскому королю, который обиленъ въ рабахъ, да въ деньгахъ недостаточенъ. Лучше искать быть подобнымъ Лукуллу, который самъ не зналъ вещи, кои въ домѣ его имѣлися. Каппадокія, царство въ меньшой Асіи, межъ Чернымъ моремъ, малою Арменіею, горою Тавросомъ и Галатіею. Каппадокіяне почти всѣ были рабы; народъ столь отъ природы склонный къ работѣ, что когда римляне хотѣли имъ вольность дать, предъизбрали царемъ себѣ принять Аріобарзана; съ другой стороны, денегъ у нихъ столь мало было, что быкъ продавался по копѣйкѣ, а человѣкъ но четыре копѣйки. Потому Горацій право говоритъ, что каппадокійской король рабами обиленъ, въ деньгахъ недостаточенъ.

Ст. 51. Говорятъ, что нѣкогда Лукуллъ, прошенъ бывши и проч. Кто желаетъ быть богатымъ, не довольно ему имѣть всѣ вещи нужныя и ничего не лишиться; нужно всего имѣть въ такомъ обильствѣ, чтобъ не мало того было и про себя и про воровъ, и чтобъ и самому тѣхъ своихъ вещей счоту не знать. Такова здѣсь Горацій показываетъ Лукулла, который прошенъ будучи, чтобъ ссудить для одной комедіи сто багряницъ, или багряныхъ епанчей, чаялъ, что не можно ему имѣть у себя такое великое число, но потомъ нашолъ у себя пять тысячъ. Лукуллусъ былъ благородіемъ, сладкорѣчіемъ и богатствомъ знатный римскій воевода, надъ Африкою правительствовалъ правосудно и надъ Митридатомъ не одну побѣду одержалъ.

Ст. 59. Потому если одно и проч. Заключеніе вышереченнаго, въ которомъ повторяется 1 и 2 стихи сего письма: и сдѣлать и сохранить блаженнымъ.

Ст. 60 и 61. Трудися надъ всѣми о томъ одномъ, и не спускай съ мысли. О томъ одномъ, сирѣчь о пріумноженіи богатствъ. Въ латинскомъ стоитъ: Hoc primus repetas opus, hoc postremus omittas. Слово отъ слова: сіе дѣло ты всѣхъ прежде начни, всѣхъ послѣ оставь.

Ст. 62. Буде приборъ или власть. Приборъ, species. Пышность во всемъ приборѣ, въ платьѣ сирѣчь, въ чинахъ, въ домѣ и проч. Власть, Gratia, сила въ людяхъ, то, что чужестраннымъ словомъ обыкновенно зовемъ кредитъ.

Ст. 63. Купимъ раба, кой бы намъ имена граждановъ сказывалъ. Римляне, которые чиновъ добивалися и желали достать себѣ благосклонность народа, держали всегда при себѣ рабовъ, которыхъ вся должность въ томъ состояла, чтобъ знать всѣхъ римляновъ имена и оныя господину своему сказывать, дабы сей могъ всякаго, своимъ именемъ и прозвищемъ называя, поздравить, понеже такое поздравленіе у римлянъ и у грековъ значило особливое почтеніе. Рабы тѣ называлися номенклаторы.

Ст. 64. Тыча въ бокъ лѣвой. Fodere а fodicare latus, значитъ тыкать кого въ бокъ, чтобъ припомнитъ ему дѣлать какое либо дѣло. Горацій для того прибавилъ въ бокъ лѣвой, понеже рабы всегда стаивали по лѣвую хозяина.

Ст. 65. Понуждалъ насъ руку къ безопасному подавать имъ ходу. И понуждалъ бы насъ подавать въ улицахъ мѣщанамъ руку, чтобъ пособить имъ переходить чрезъ камень, бревно или другую какую вещь, которою улица завалена.

Ст. 66 и 67. Сей въ Фабіевомъ силенъ колѣнѣ, въ Велинскомъ сей. Холопъ то хозяину говоритъ, показывая сего и того мѣщанина. Колѣно Фабіево такъ названное отъ семьи Фабіановъ, которая была того колѣна. Колѣно Велиново имя взяло отъ озера Велина въ странѣ Сабинской.

Ст. 68. Докучникъ. Importunus, неспокойный, упрямецъ, который охотно всякому досадить ищетъ и противится всякаго желаніямъ. Пучки вручитъ консульски. Пучки лозъ, которые предъ римскими консулами нашивали ликторы въ знакъ ихъ власти, и Фрасцесъ называлися. Креслы слоновые. Ebur curule. Креслы слоновые были знакъ вышнихъ римскихъ достоинствъ, какъ напримѣръ консульскаго, преторскаго, эдилскаго и проч.

Ст. 69. Зови отцемъ, братомъ. Горацій паки говоритъ, совѣтуя, чтобъ славолюбецъ и любитель богатствъ, мѣщанямъ римскимъ прислуживаясь, одного называлъ отцемъ, другаго братомъ, и всякаго по ихъ возрасту себѣ присвоялъ.

Ст. 74. Какъ прежъ сего дѣлывалъ Горгилій. Насмѣваяся тѣмъ, кои блаженство ставятъ въ насыщеніи своего желудка, съ стороны пятнаетъ глупое славолюбіе Горгилія, которой съ великой пыхою выходилъ на ловлю, проходя со всѣмъ охотничьимъ приборомъ чрезъ главную римскую площадь, чтобъ весь народъ его свиту могъ усмотрѣть; хотя возвращаяся съ ловли привозилъ на ослѣ одного, и то купленнаго, а не стравленнаго вепря.

Ст. 75. Сквозь площадь набиту народомъ. Чрезвычайный образъ реченія (говоритъ Дасіеръ) transire forum differtum populumque, вмѣсто transire forum differtum populo. Господинъ ле-Февръ слѣдующимъ образомъ исправилъ: Differtum Iransire forum, pontemque jubebat. Провожалъ сквозь набитую площадь и чрезъ мостъ. Чрезъ мостъ Сублиціевъ или Эмиліевъ. Ибо охотники не могли за ловлею ѣздить, развѣ въ Тосканѣ, и необходимо принуждены были проходить сквозь Римскую площадь и чрезъ мостъ Эмиліевъ.

Ст. 79. Надуты несвареннымъ еще въ брюхѣ ѣствомъ пойдемъ въ баню. Баня пособляетъ сваренію ѣствъ въ желудкѣ, и потому тѣ, кои обжирству преданы, какъ скоро набьютъ брюхо, идутъ въ баню, чтобъ могли съизнова ѣсть. Древніе разсуждали о банѣ тотчасъ послѣ обѣда, какъ о крайней и бѣдственной невоздержности.

Ст. 80. Забывъ что прилично, что гнусно. Предадимъ себя обжирству, забывъ всякую должность свою, не внимая, поступки наши приличны ли или гнусны.

Ст. 81. Достойны въ Церетскія вписаны бытъ книги. Забудемъ, что прилично и что гнусно, и учинимъ себя достойными включены быть въ число отпадшихъ отъ добродѣтели и рабовъ злонравія. Цересъ былъ нарочитой городъ въ Тосканѣ, котораго жители за бунтъ лишены голоса въ собраніяхъ римскихъ. Потому когда ценсоры римскіе отъимали какому гражданину голосъ и объявляли его обезчещеннымъ, называли то дѣйство: списаніе въ книги Церетскія, и книга, въ которую имена такихъ шельмованныхъ вписывалися, называлася Tabulae Cerites, и Сега Ceritis, таблицы Церитскія.

Ст. 82. Злонравны сопутники мудраго Улисса. Которые съ Улиссомъ возвращалися отъ Троянской войны. Въ латинскомъ Remigium стоитъ вмѣсто Kerniges, какъ Servilium вмѣсто Servi. Горацій здѣсь называетъ гребцами Улиссовыми тѣхъ, что въ другомъ мѣстѣ называетъ его спутниками, его товарищьми.

Ст. 83. Что отечеству предчли возбраненны сласти. Что вмѣсто которые. Слово здѣсь идетъ о быкахъ солнца, что Улиссовы товарищи съѣли въ Сициліи, хотя онъ имъ то запретилъ, объявляя именемъ Тиресія к Цирцеи, что если тотъ завѣтъ преступятъ, во вѣки отечества своего не увидятъ.

Ст. 84. Мимнермусъ. Стихотворецъ Іонійскій, который жилъ во временахъ Крезуса и Солона, слишкомъ за 600 лѣтъ прежде Спасителева пришествія. Сей стихотворецъ крайнее блаженство поставлялъ въ сластолюбіи, сирѣчь въ играхъ, въ забавахъ, въ любви, однимъ словомъ, въ насыщеніи всякой похоти; которое мнѣніе съ 300 лѣтъ послѣ него болѣе основалъ Эпикуръ философъ, начальникъ секты Эпикурской. Изъ всѣхъ Мимнермовыхъ сочиненій къ намъ малыя частицы только дошли, изъ которыхъ видно однакожъ его высокое искусство. Удивительно удачливъ онъ былъ въ описаніи забавъ и похоти.

Ст. 87. Пользуемся. Повелительное, вмѣсто станемъ пользоваться оба. His utere mecum. Сими пользуйся вмѣстѣ со мною.

ПИСЬМО VII.
КЪ МЕЦЕНАТУ.

Пять дней обѣщавъ пробыть въ деревнѣ, я лживый

Августъ мѣсяцъ медлю весь. Но если желаешь,

Чтобъ я жилъ здоровъ и вѣкъ свой велъ безболѣзненъ,

Свободу, котору мнѣ больному даешь ты,

Недуга боящуся дашь мнѣ, Меценате,

Когда первыя смоквы и зной украшаетъ

Похоронъ уставщика черными стражами,

Когда съ страху о своихъ дѣтяхъ отецъ всякой

И мать блѣднѣютъ; когда многая прилежность

Прислужиться у господъ, и дѣла приказны

Наводятъ горячки и вскрываютъ завѣты;

Буде снѣжная зима обѣлитъ албански

Поля, стихотворецъ твой подвинется къ морю

И беречь будетъ себя, и сжавшися въ шубу,

Читать станетъ, а тебя, любезнаго друга,

Если позволишь ему, съ первою увидишь

Ластовкою и тихимъ полуденнымъ вѣтромъ.

Не такъ ты обогатилъ меня, какъ калабрецъ

Гостей грушми подчуетъ. «Кушай, дружокъ, кушай!»

Челомъ бью, довольно ѣлъ. «Инъ сколько угодно

Въ карманъ возьми. „Челомъ бью не нужно.“ Гостинецъ

Не непріятный твоимъ снесешь малымъ дѣткамъ.»

Столько обязанъ тебѣ, какъ бы я даръ принялъ.

«Твоя воля, коли ты грушъ тѣхъ брать не хочешь,

На кормъ сегодне моимъ останутся свиньямъ.»

Мотъ и глупецъ то даетъ, что самъ ненавидитъ

И презираетъ; такой родъ неблагодарныхъ

Произвелъ и во вѣки производить станетъ.

Умной, доброй человѣкъ надѣлять достойныхъ

Всегда готовъ; знаетъ онъ разницу однако

Межъ деньгою и бобомъ. Я себя достойнымъ

Похвалъ явлю, что даешь моему благодарству.

Но если хочешь, чтобъ я былъ вѣкъ неотходенъ

При тебѣ, возврати мнѣ прежню силу тѣла,

Черны волосы на лбу узкомъ и рѣчь сладку,

Возврати пріятной смѣхъ и въ пирахъ охоту

Тужить, что бѣжитъ меня упряма Динара.

Чрезъ узку щель нѣкогда голодна лисичка

Въ житной вкралася амбаръ и, наѣвшись, въ ту же

Вылѣзть съ полнымъ брюхомъ щель тщилася напрасно.

Приступивъ къ ней, ластушка сказала: "коль хочешь

"Убѣжать отсель, должна ты сквозь узку дырку

«Съ порожнимъ брюхомъ такимъ выползть, съ какимъ влѣзла.»

"Буде такою меня баснью означаютъ,

Все возвратить я готовъ. Ниже я, ужъ сытый

Нѣжнымъ ѣствомъ, народной хвалю безтревожный

Сонъ; ни на арапскія богатства и вольность

И покой свой премѣню. Умѣренность часто

Мою ты хвалилъ. Всегда отцемъ, государемъ

Я тебя звалъ и въ глаза и за глаза равно;

Отвѣдай, могу ли я твои безъ печали

Тебѣ возвратить дары. Телемахъ, Улисса

Терпѣливаго дитя, отвѣчалъ изрядно:

"Негодно мѣсто конямъ Итака, Атриде!

"Нѣтъ въ ней поля и травы нѣтъ довольно къ паству;

"За тѣмъ я дары твои, кои тебѣ больше

«Нужны и угоднѣе, тебѣ оставляю.»

Малымъ вещи малыя приличны. Мнѣ не любъ

Ужъ столичной городъ Римъ, но нелюдный Тибуръ

И тихой нравенъ Тарентъ. Мужественъ и храбрый

И въ витійствѣ предъ судомъ Филиппъ знаменитый

Изъ приказу выходя близъ часа осьмаго,

Не молодъ ужъ лѣтами, тужа, что далеко

Отъ площади отстоятъ Карины, увидѣлъ

Свобожденика въ пустой бритовщика лавкѣ,

Тихо очищающа ножемъ свои ногти.

«Димитрій», сказалъ слугѣ, который прилеженъ

Филипповы исполнять былъ приказы, "сбѣгай,

"Спросись я вѣсть принеси, кто таковъ, откуду

"Человѣкъ тотъ; чей онъ сынъ, чей слуга, какова

«Состоянія?» Холопъ пошолъ, возвратился,

И доноситъ, что ему имя — Вултей Мена,

Что сводчикъ онъ промысломъ, малаго имѣнья,

Всему сосѣдству знакомъ житьемъ непорочнымъ;

Что во время отдыхать знаетъ и работать,

Копить и употреблять; что свой домъ имѣетъ;

Что любитъ онъ съ равными водиться друзьями

И игры позорищны смотрѣть, и, какъ дѣло

Свое окончитъ, гулять на Марсовомъ полѣ.

«Хочу», отвѣчалъ Филиппъ, "отъ него самъ слышать

«Все то, что ты доносилъ; попроси на ужинъ.»

Справилъ посольство холопъ, да Мена не вѣритъ,

Дивится самъ въ себѣ и промолвить не знаетъ,

Словомъ: «Благодарствую», отвѣчалъ, "не къ стати

«Мнѣ та честь.» Что? говоритъ Филиппъ, удивляясь,

Отказываетъ ли онъ мнѣ? — "Да, сказалъ Димитрей,

"Упрямецъ отказуетъ и тя презираетъ,

«Или боится.» Филиппъ наутро Вултея,

Дребезги бездѣльныя черни продающа,

Поздравилъ, предупредивъ. Онъ же у Филиппа

Прощенія требуетъ, что своя работа

И должность въ купечествѣ ему запретила

Рано прійти на поклонъ, также, что тепере

Поклономъ не упредилъ. "Я тебѣ охотно

«Прощаю», сказалъ Филиппъ, "если ты сегодне

«Будешь ко мнѣ ужинать.» — "Радъ пополнить волю

«Твою», отвѣчалъ Вултеи. "Имъ къ девяти стану, "

Сказалъ Филиппъ, "часамъ ждать: теперь пойди дѣло

«Прилежно дѣлай свое.» Какъ за ужинъ сѣли,

Вултеи, и дѣло и вздоръ поговоря, пущенъ

Напослѣдокъ спать. Когда рыбка сія часто

Усмотрѣна къ удицѣ прибѣгать укрытой,

Утромъ льстецъ и къ вечеру гость уже надежный,

Прошенъ въ загородной домъ проводить латинской

Праздникъ. На конь посаженъ, и воздухъ и мѣсто

Сабинско выхваляетъ. Смотритъ и смѣется

Филиппъ, и ища себѣ изъ всего забаву

И утѣху по трудахъ, сестерціевъ тысячъ

Семь даритъ ему, въ долгъ дать столько-жъ обѣщаетъ,

Увѣщаваетъ его вблизи купить домикъ.

Купилъ. И чтобъ не трудить долгою излишной

Тебя рѣчью, мужикъ онъ сталъ изъ гражданина.

Виноградъ, пашня съ ума, съ языка не сходитъ;

Древа садитъ и въ трудахъ сохнетъ неусыпенъ,

И за жадностью богатствъ съ часа въ часъ старѣетъ.

Но когда овцы его раскрали, болѣзнью

Козы померли, жатва прельстила надежду,

Быкъ подъ сохою издохъ, сильно опечаленъ

Столькими уронами сѣлъ на коня въ полночь,

И, гнѣвомъ пылая весь, прямо въ домъ Филипповъ

Прискакалъ. Филиппъ, его увидѣвъ столь гнусна

И не обрита, сказалъ: "Вултей, ты мнѣ зришься

«Жестокъ чрезмѣру себѣ и чрезчуръ прилеженъ.»

«Право», отвѣчалъ Вултей, "бѣднымъ чрезчуръ можешь

"Назвать меня, государь; то мнѣ имя кстати,

"Именемъ духа твоего, руки твоей правой.

"Домовыхъ твоихъ боговъ, тебя заклинаю

«И прошу, дай мнѣ назадъ житье мое прежне.»

Кто уже могъ усмотрѣть, сколь то было лучше,

Что потерялъ, чѣмъ то, что нашолъ, — не теряя

Время, пусть воротится къ прежнему обычью.

Праведно, чтобъ по себѣ дерево рубилъ всякъ.

VII. Горацій слабостію здоровья извиняется предъ Меценатомъ въ томъ, что въ Тибурѣ долго медлитъ. Хвалится его къ себѣ щедротою и признаваетъ, что его благодѣяніи требуютъ отъ него большую прилежность въ угожденіи своему благодѣтелю; но что лѣта ему Горацію не позволяютъ совершенно въ томъ исполнять свое обязательство, и безъ обиновенія объявляетъ, что охотнѣе возвратить все, что отъ Мецената получилъ, чѣмъ потерять волю жить по своей склонности. Все то украшиваетъ тремя баснями забавными. — Письмо сіе, лучшее изъ всѣхъ Гораціевыхъ, учитъ, какъ должно обходиться съ знатными господами.

Ст. 2. Августъ мѣсяцъ. Sextilis. Секстилисъ прежъ сего тотъ мѣсяцъ у римлянъ назывался, понеже шестой въ году, который начинался мартомъ мѣсяцемъ.

Ст. 4 и 5. Свободу, котору мнѣ больному. Меценасъ позволялъ Горацію покоиться въ деревнѣ, когда хотя малую болѣзнь почувствовалъ. Стихотворецъ оный въ пользу свою то употребляетъ, представляя, что понеже больному даетъ волю жить въ деревнѣ, не откажетъ оную тому, кто болѣзни опасается; и тотъ резонъ не худъ, когда бѣдство явственно. Жары каникулярные и вся осень весьма опасны въ Римѣ.

Ст. 6. Когда первыя смоквы. Первыя смоквы, которыя приходятъ въ августѣ мѣсяцѣ.

Ст. тотъ же. И зной. Жестокіе жары, жары каникулярные, которые обыкновенно стоятъ отъ 15 іюля по 15 августа.

Ст. тотъ же и 7. Украшаетъ похоронъ уставщика черными стражами. Когда, сирѣчь, первыя смоквы и жестокіе жары приводя болѣзни приключаютъ многимъ смерть, и слѣдовательно многими похоронами случай подаютъ уставщикамъ тѣхъ похоронъ употреблять свою черную и печальную свиту. Designatorein decorat lictoribus atris. Десигнаторы называлися чиновные люди, которыхъ должность была на позорищахъ учреждать и показывать всякому свое мѣсто. Такіе чиновные люди имѣлися для всякихъ обрядовъ и церемоній публичныхъ, для учрежденія мѣстъ и ходу. Потому имѣлися подобные и при похоронахъ. Я чаю, не худо тому соотвѣтствуетъ рѣчь уставщика, человѣка, сирѣчь, который чинъ и порядокъ вещи какой уставливаетъ или учреждаетъ. — Десигнаторомъ также одинъ изъ главнѣйшихъ служителей богини Либитины; и когда онъ шелъ поднять какое мертвое тѣло, всегда предъ нимъ шла толпа нижнихъ похоронныхъ служителей, одѣтыхъ въ черномъ платьѣ, которыхъ Сенека, по ихъ богинѣ, Либитинаріями называетъ, каковы были Полинкторесъ, Веспилонесъ, Усторесъ, Сандапиларт, Префигье и проч. Горацій всѣхъ тѣхъ подъ именемъ ликторовъ, стражей сирѣчь, включаетъ.

Ст. 8 и 9. Когда съ страху о своихъ дѣтяхъ отецъ всякой и мать блѣднѣютъ. Опасался, чтобъ дѣти ихъ въ толь опасной годовой порѣ не померли, отцы и матери съ страху блѣднѣютъ.

Ст. 9 и 10. Многая прилежность прислужиться у господъ. Officiosa seducitas. Officium facere значитъ прислуживаться, являться безпрестанно на поклонъ; то, что французы называютъ: faire sa cour.

Ст. 10. И дѣла приказны. Приказны вмѣсто приказныя. Горацій называетъ Opellam forensem всѣ должности, всѣ дѣла, которыя обязываютъ обрѣтающихся въ Римѣ являться въ приказахъ въ свою или пріятелей пользу, какъ напримѣръ ручаться объ комъ или стряпать за него.

Ст. 11. И вскрываютъ завѣты. Распечатываютъ, отворяютъ духовныя. То есть смерть наводятъ, понеже духовныя по смерти завѣтчика отворяются.

Ст. 12 и 18. Буде снѣжная зима и проч. Горацій намѣренъ ѣхать въ Тарентъ, если падетъ много снѣгу, понеже снѣгомъ зима становится жестока; а если зима будетъ сносная, то намѣренъ возвратиться въ Римъ. — Албански поля. То есть, поле около Рима. — Стихотворецъ твой поднимется къ морю. То есть, поѣдетъ въ Тарентъ, гдѣ зимы всегда тихія и весна весьма долгая.

Ст. 14. И сжавщися въ шубу читать станетъ. Contractus, сжатый, значитъ дѣйство человѣка, который къ стужѣ чувствителенъ, который сжимается и почти вдвое сгибается, чтобъ тѣло лучше нагрѣвалося. Я прибавилъ въ шубу, понеже зимою она не вредитъ, и мѣра стиха нужду въ ней имѣла.

Ст. 16 и 17. Съ первою увидишь ластовкою и тихимъ полуденнымъ вѣтромъ. Сирѣчь, увидишь тотчасъ, какъ весна настанетъ. Понеже тогда обыкновенно дышутъ тихіе полуденные вѣтры и ластовицы начинаютъ прилетать изъ теплыхъ краевъ, куды въ зиму отлетываютъ.

Ст. 18. Не такъ ты обогатилъ меня и проч. Калабрецъ гостю даетъ, что ему ненужно; ты, Меценате, меня обогащая, не такъ поступалъ. Горацій показываетъ Меценату, что хотя онъ чрезмѣрно продолжая свое деревенское житіе, обѣщаніе свое не исполнилъ, однакожъ не забываетъ Мецепатовы благодѣяніи, котораго показанное къ нему великодушіе искусно и забавно выхваляетъ примѣромъ Калабреца. — Калабрія провинція въ Италіи.

Ст. 19. Кушай, дружокъ, кушай. Калабрецъ говоритъ.

Ст. 20. Челомъ бью, довольно ѣлъ. Гость отвѣчаетъ.

Ст. тотъ же. Имъ сколько угодно въ карманъ возми. Слова Калабреца.

Ст. 21. Челомъ бью ненужно. Отвѣтъ гостевъ. Латинское слово Benigne, иногда Bene, употребляется въ знакъ учтиваго отказу.

Ст. тотъ же и 22. Гостинецъ не непріятный и проч. Еще Калабрецъ то говоритъ. Обычай былъ у древнихъ хозяину гостямъ лучшей кусокъ съ стола отдавать, для относу въ домъ свой, и такіе гостинцы называлися Апофоремата.

Ст. 23. Столько обязанъ тебѣ. Отвѣтъ гостевъ.

Ст. 24. Твоя воля, коли грушъ и проч. Грубая рѣчь Калабреца, для которой весь разговоръ Гораціемъ описанъ, чтобъ привесть слѣдующій стихъ: Мотъ и глупецъ то даетъ, что самъ ненавидитъ, и искусно выхвалить Мецената, показывая, что онъ ему далъ вещи, кои самому были нужны и почтительны. — Кто излишное себѣ, или что самъ презираетъ, другому даетъ, можетъ названъ быть мотомъ, а не тщивымъ. Тщивой тотъ, кто даетъ съ выборомъ и съ разсужденіемъ, и кто даетъ вещи, ко ихъ цѣну знаетъ и не почитаетъ непотребными.

Ст. 27. 27. Такой родъ неблагодарныхъ произвелъ и проч. Такой родъ: моты, сирѣчь, кои безразсудно даютъ то, что имъ излишно, не могутъ развѣ неблагодарство произвесть.

Ст. 30 и 31. Знаетъ разницу межъ деньгою и бобомъ. Умный, доброй, великодушный человѣкъ хотя охотно достойныхъ надѣляетъ, однакожъ знаетъ, что даетъ, чувствуетъ разницу межъ нужнымъ и излишнымъ, между худыми и добрыми деньгами. Латинское слово лупины значитъ зеліе подобное бобамъ, съ тою разницею, что сего бобовины горькія и круглыя, и для сего послѣдняго свойства въ комедіяхъ римскихъ дѣйствительно употребляли ихъ вмѣсто денегъ, котораго обычая здѣсь Горацій касается.

Ст. 31 и 32. Я себя достойнымъ явлю похвалъ и проч. Какъ я знаю, что ты не по обычаю вышеписаннаго Калабреца и имъ подобныхъ мотовъ обогатилъ меня твоими дарами; такъ достойнымъ себя покажу тѣхъ похвалъ, которыя ты моему благодарству даешь, или лучше сказать: я столь благодарствомъ къ тебѣ исполненъ, что достоенъ похвалъ твоихъ. — Латинскій стихъ трудноватъ кажется съ перваго взгляду, для того, что предлогъ pro отдѣленъ отъ причастія: Pro laude merentis; переложивъ частицу ту на свое мѣсто, легко понятенъ становится: Dignum praestabo me etiam laude promerentis.

Ст. 34 по 37. Но если хочетъ, чтобъ я былъ и проч. Благодарство мое къ тебѣ крайнее и всегда не оскудѣваетъ; [но не всякій возрастъ позволяетъ равно оное услугами и прилежностію моею показать. Буде хочешь, чтобъ я и теперь уже въ старости былъ отъ тебя неотступенъ, возврати мнѣ молодыхъ лѣтъ силу, мой тогдашніе черные волосы, сладкую мою рѣчь, пріятный смѣхъ, и ту горячность къ моей полюбовницѣ Цип4рѣ, за которою мнѣ досадно тогда было, когда она Динара отъ пира убѣгала. Всѣ тѣ обстоятельства старость отмѣнивши, не можетъ право отъ меня прежнія услуги требовать. — Что бѣжитъ меня упряма Динара. Можетъ быть Горацій здѣсь упоминаетъ о какой отлучкѣ своей полюбовницы Динары, которая отлучка подала ему тяжкую печаль; но и то можетъ статься, что тѣми словами разумѣетъ шутки молодыхъ дѣвицъ, которыя любителей нахалливости убѣгая, притворяются бѣжать и укрываться, чтобъ потомъ сами себя открыли, буде не скоро ихъ полюбовникъ найдетъ.

Ст. 38. Чрезъ узку щель нѣкогда и пр. Горацій извинился своимъ возрастомъ, что не можетъ Меценату прислуживаться съ такою прилежностію, какъ прежде дѣлывалъ, изрядно предвидитъ, что похлебники господскіе, народъ завидливый и злобный, не преминутъ толковать, что Горацій для того такъ говоритъ, что уже разжирѣлъ благодѣяніями Меценатовыми; а еслибъ еще столь сухъ и столь голоденъ былъ, каковъ пришелъ въ домъ того Августова временщика, старость бы ему не помѣшала быть прилежнымъ и неотступнымъ отъ его службы. Тѣ похлебниковъ рѣчи Горацій въ сей притчѣ вводитъ, и потомъ имъ отвѣтствуетъ съ хвальною чистосердечностію. — Притча отъ Эсопа въ первый выдумлена, который о мышѣ сказываетъ то, что Горацій лисицѣ приписываетъ.

Ст. 39 Въ житной вкралася амбаръ. Resperat in cumeram frumenli. Дасіеръ съ довольнымъ резономъ отмѣняетъ cumeram въ cameram. Есть же camera амбаръ житной съ сводомъ. Низкой амбаръ, въ которомъ кромѣ жита, которое лисицѣ негодно, могла она найти всякой другой запасъ и живность и окорки ветчинные.

Ст. 41. Ластушка. Звѣрёкъ подобный горностаю.

Ст. 45. Все возвратить я готовъ. Я возвратить готовъ все то, что Меценатъ мнѣ далъ. Нечего было иного отвѣчать. И не только то дерзновеніе недосадительно Меценату, но напротивъ пріятно бытъ имѣло, понеже онымъ Горацій показывалъ, что онъ ему предался не ища никакой себѣ корысти.

Ст. тотъ же и 46. Ниже я ужъ сытый и проч. Горацій готовъ все возвратить, только бъ могъ сохранить свою волю; не такъ онъ поступаетъ, какъ тѣ, кои наѣвшихся вкуснымъ и обильнымъ ѣствомъ, хвалятъ безтревожный сонъ народа, который обыкновенно слѣдуетъ пиру умѣренному, каковъ простыхъ и небогатыхъ людей бываетъ. Тѣмъ онъ показать хочетъ, что склонность къ покою и свободному житью ему сроденъ такъ въ обильствѣ, какъ въ скудности, и что потому то, что дѣлаетъ будучи богатъ, дѣлать станетъ, если изубожаетъ. — Сытый нѣжнымъ ѣствомъ. Въ латинскомъ стоитъ: сытый кормленою живностью. Altiles называются птицы, которыхъ кормятъ въ клѣткахъ, чтобъ жирны были.

Ст. 47 и 48. Ни на арапски богатства я вольность и покой свой премѣню. Не перемѣняетъ свою вольность и свой покой на самыя обильнѣйшія богатства. Арапскія богатства, то есть богатства такъ называемой счастливой Арапіи, которыя въ пословицу пошли. Страна та весьма во всемъ обильна.

Ст. 48, 49, 50, 51 и 52. Умѣренность часто мою ты хвалишь — meбѣ возвратить дары. Горацій самаго Мецената свидѣтелемъ ставитъ своей безкорыстливости и своего благодарства. Ты самъ, говоритъ ему, часто принужденъ былъ хвалить мою умѣренность, видя, что твоему великодушію, твоей тщивости предѣлъ я уставливалъ; и сколько благодарности моей касается, ты знаешь, что я тебѣ давалъ всѣ тѣ имена, кои давать можно государю и благодѣтелю; и то, что я въ глаза тебѣ, тожъ за глаза говорилъ. — Отцемъ, государемъ я тебя звалъ. Въ латинскомъ стоитъ: я тебя звалъ отцемъ, царемъ, имена, кои римляне своимъ патронамъ и благодѣтелямъ въ знакъ своего подобострастія давали.

Ст. 52 по 57. Телемахъ Улисса терпѣиваго дитя. Горацій готовъ все возвратить Меценату, и слово свое подтверждаетъ отвѣтомъ, учиненнымъ отъ Телемаха Менелаю, когда сей ему нѣсколько коней подарить хотѣлъ.[2] «Я не отведу (говорилъ*онъ) коней твоихъ въ Неаку, но здѣсь оставлю, понеже они годны къ твоей забавѣ. Ты властвуешь великою страною, гдѣ много поля и все нужное къ пропитанію коней изобилуетъ: на противу въ Неакѣ нѣтъ ни луговъ, гдѣ бъ на копяхъ бѣжать было можно, ни довольно паствы. Островъ тотъ только козъ питать угоденъ.» Употребленіе, которое Горацій симъ отвѣтомъ чинитъ, весьма изрядное. Тибуръ или Тарентъ (домы его загородные) суть его Неака, гдѣ данныя ему отъ Мецената богатства столь не полезны, какъ Телемаху представляемые отъ Менелая кони. Неака малый отстровъ Іонійскаго моря, лежащій къ востоку острова Кефалоніи. Мѣсто жестокое и полное каменистыхъ горъ. — Атриде. Менелай часто Атридомъ у стихотворцевъ называется, понеже онъ былъ сынъ Атрея; какъ бы по нашему сказать Атреевичъ.

Ст. 58 и 58. Мнѣ не любъ ужъ столичной городъ Римъ. Богатства мнѣ неполезны, понеже Римъ, гдѣ оно нужно, мнѣ уже не любъ.

Ст. 59 и 60. Нелюдный Тибуръ и тихій Тарентъ. Vacuum Tibur. Называетъ Тибуръ vacuum, пустой, вмѣсто нелюдной; Тарентъ Imbelle, невоинственнымъ, вмѣсто тихій, смирный, или вмѣсто сластолюбный. Понеже сластолюбные люди не гораздо воинственны и храбры.

Ст. 60 и 61. Мужественъ и храбрый и проч. Горацій кончаетъ письмо свое баснью, которая доводитъ, что вольность есть весьма знаменитое добро, понеже самые грубѣйшіе люди оную часто богатству предпочитаютъ. — Филиппъ, Лиціусъ Маріусъ Филиппу съ своего вѣка знаменитѣйшій витій, человѣкъ великаго рода и славы. Въ доводъ тому довольно, что онъ былъ вотчимъ Августовъ, понеже женатъ былъ на его матери Атіѣ, дочери Юліи, Цесаревой сестры.

Ст. 62. Изъ приказу выходя. Ab offieiis. Выходя изъ приказу, гдѣ услужилъ друзьямъ своимъ, или стряпая за нихъ, или ручался.

Ст. тотъ же. Близъ часа осьмаго. Сирѣчь близъ двухъ часовъ по полудни. Римляне считали часы отъ восхода солнечнаго, какъ к у насъ было незадолго предъ симъ въ обыкновеніи.

Ст. 64. Далеко отъ площади отстоятъ Карины. Карины называлася часть города Рима между горами Эсквилиномъ и Деліемъ, гораздо отстоящая отъ площади Римской, Forum Romanum, гдѣ всѣ дѣла приказныя отправлялися. Филипповъ домъ стоитъ въ той части города, Карины называемой.

Ст. 65. Свобожденика въ пустой бритовщика лавкѣ. Adrasus значитъ не только человѣка, который только что обритъ, но и свобожденнаго отъ неволи, понеже обычай былъ обривать рабовъ, которыхъ ихъ хозяева на волю пускали. Свобожденикъ слово новое чаю изрядно соотвѣтствуетъ французскому Afranchi, и собою свое знаменаніе довольно показываетъ. Къ пустой лавкѣ. Vacua in umbra. Umbra сѣнь вмѣсто лавки. Vacua порожняя, пустая, для того, что въ томъ часу всякъ обыкновенно въ въ домъ свой отходилъ.

Ст. 67. Сказалъ слугѣ. Филиппъ сказалъ своему слугѣ Димитрію.

Ст. 69. Откуду. Unde domo. Изъ какой земли, какого роду.

Ст. 72. Доноситъ, что ему имя Вултей Мена. Филиппъ четыре обстоятельства отъ того свобожденника вѣдать хотѣлъ: какой онъ земли? кто онъ таковъ? сирѣчь какую должность правитъ? какого состоянія? сирѣчь богатъ ли, убогъ ли, какое его имѣніе? чей сынъ и чей слуга? холопъ доноситъ, что ему имя Вултеи Меня, чѣмъ уже даетъ знать, что онъ свобожденикъ и чужестранецъ. Понеже Менасъ, употребляемое вмѣсто Менодорусъ есть имя холопье, а другое имя Вултегусъ значитъ, что онъ свобожденникъ, понеже всегда они присвояли себѣ имя хозяйское.

Ст. 73. Сводчикъ промысломъ. Praeco латинское слово значитъ человѣка, который въ продажахъ кричитъ цѣну товаровъ, или тѣхъ товаровъ состояніе объявляетъ, чтобъ тѣмъ вѣсть купцамъ подавать.

Ст. 88. На утро. На другой день.

Ст. 89. Дребезги бездѣльные черни продающа. Tunicatus popellus. Простой народъ, чернь, которой нашивалъ одинъ только жупанъ безъ эпанчи. Scruta значитъ всякіе дребезги и желѣзные обломки, каковы обыкновенно на мостахъ продаются.

Ст. 90. Предупредивъ. То есть Филиппъ прежде поздравилъ Вултея. Occupare предупреждать. '

Ст. 101. Когда рыбка сія. Когда Филиппъ усмотрѣлъ, что Вултей стался надежнымъ ему гостемъ къ обѣду и ужину и на всякое утро льстецомъ приходя къ нему на поклонъ; когда Филиппъ усмотрѣлъ, что онъ сталъ клевать удицу покрытую хлѣбомъ, позвалъ его съ собою въ деревню.

Ст. 104 и 105. Проводить латинской праздникъ. Въ то время Филиппъ могъ изъ Рима отъѣзжать, понеже дѣла въ городѣ не дѣлывалися за праздникомъ. Latinae indictae, торжество отправляемое на Албанской горѣ въ память мирнаго договору, заключеннаго Тарквиніемъ Гордымъ межъ римлянами, герниками, волсками и всѣми латинскими народами.

Ст. 105. На конь посаженъ. Impositus mannis; manni, малыя лошади, которыя подъ сѣдло и въ коляскѣ употребляли.

Ст. тотъ же и 106. И воздухъ и мѣсто сабинско выхваляетъ. Положеніе и воздухъ сабинской изряднѣйшій во всей Италіи. Въ томъ уѣздѣ лежалъ загородной домъ Филипповъ.

Ст. 108 и 109. Сестерціевъ тысячъ семь даритъ ему. Даритъ ему семь тысячъ сестерцьевъ, сирѣчь 175 рублей.

Ст. 111. Купилъ. Вултей но совѣту и помочью Филипповою купилъ тотъ домикъ.

Ст. 113. Виноградъ, пашня съ ума, съ языка не сходитъ. Sulcos et vineta crepat mera. Crepare говорить часто, и кстати и не къ дѣлу, безперерывно о томъ же говорить.

Ст. 114. Древа садить. Чтобъ къ нимъ виноградъ прививался. Præparat ulmos. Въ латинскомъ: ивы готовитъ.

Ст. 119. Сѣлъ на коня. Въ латинскомъ стоитъ: схватилъ коня, чтобъ показать его гнѣвъ и поспѣшность.

Ст. 121 и 122. Гнусна и не обрита. Вултей какъ купилъ тотъ домикъ запустилъ волосы для того, что суеты и упражненіи домовыя не дозволяли ему времени себя брить и нѣжить.

Ст. 123. Жестокъ себѣ. За тѣмъ, что безпрестанно въ работѣ томилъ себя.

Ст. 126 и 127. Именемъ духа твоего. Духа твоего я употребилъ вмѣсто латинскаго per Genium. Геніусъ есть богъ язычниковъ, который имѣлъ надзирательство надъ рожденіемъ и житіемъ человѣка. Всякой человѣкъ имѣлъ своего такого божка, какъ мы въ православной вѣрѣ имѣть вѣримъ всякой своего ангела. Ту рѣчь Геніусъ я не зналъ какъ лучше изобразить. — Гуки твоей правой. Древніе нѣкую святость поставляли въ рукѣ правой, и для того умоляли именемъ десницы и клялися ею[3]. Per dextram Aeneae juro dextramque potentem. Рукою Энеи клянуся, сильною рукою. — Домовыхъ твоихъ боговъ. Пенатами тѣ домовые боги называлися, и къ нимъ, какъ къ защитникамъ своего благосостоянія, язычники крайнее почтеніе имѣли.

Ст. 128. Дай мнѣ назадъ житье мое прежне. Въ латинскомъ стоитъ: возврати меня къ прежнему житію. Сирѣчь, пусти меня жить, какъ я прежде живалъ.

Ст. 129. Кто уже могъ усмотрѣть. Горацій сими стихами заключаетъ повѣсть о Вултеѣ. — Праведно, чтобъ по себѣ дерево рубитъ всякъ. Въ латинскомъ стоитъ: праведно чтобъ всякъ себя своею мѣрою мѣрилъ. Сирѣчь, чтобъ всякъ того состоянія, того вида житія держался, которой ему приличнѣе и счастливымъ сдѣлать можетъ. Я русскую пословицу употребилъ, которая намѣренію латинскаго стихотворца согласна кажется. Латинское verum est, истинно есть, употреблено вмѣсто: праведно есть.

ПИСЬМО VIII.
КЪ ЦЕЛСУ АЛБИНОВАНУ.

Дворянину и писцу Неронову Целсу

Албиновану, прошу, пріятная музо,

Здравствовати въ счастіи вели и въ весельи.

Коль спроситъ, что дѣлаю, скажи, что я, многи

И хвальны правила дать жизни намѣряясь,

Ни право, ни прохладно животъ провождаю.

Не для того-жъ то, что градъ побилъ виноградъ мои

И зной оливы пожегъ, ни что въ отдаленныхъ

Поляхъ болѣзньми мое стадо истлѣваетъ,

Но за тѣмъ, что я умомъ дряхлѣе чѣмъ тѣломъ,

Ни слушать, ни знать хочу то, что болѣзнь можетъ

Облегчить мою. Врачи вѣрны мнѣ досадны,

Гнѣваюся на друзей, что силятся сонъ мнѣ

Пагубный отбить. Ищу то, что мнѣ вредило,

И что полезно себѣ чаю, отбѣгаю.

Непостояненъ какъ вѣтръ, въ Римѣ люблю Тибуръ,

Въ Тибурѣ Римъ. Потомъ ты, какъ здравствуетъ, музо,

Спроси, какъ дѣла свои и какъ себя правитъ?

Въ какой у князя чести, сколь любъ его свитѣ?

Буде отвѣчаетъ онъ, что во всемъ изрядно

Находится, радуйся сперва, потомъ въ ухо

Не забудь ему шепнуть: какъ счастье ты будешь

Свое сносить, такъ тебя, Целсе, сносить станемъ.

VIII. Горацій, въ семъ письмѣ описуя себя, изрядно оказываетъ слабость и бѣдность человѣка. Часто люди обрѣтался въ совершенномъ здоровьѣ, въ постоянномъ и непрерывномъ благополучіи, и что всего чуднѣе, просвѣщенные мудрости наставленіями, лишаются ума своего и предаютъ себя печали и безпокойству, котораго причину сами не знаютъ. Таково есть содержаніе его письма, которымъ Горацій изливаетъ въ сердце друга своего Целса печаль, которую чувствуетъ, видя себя несчастливымъ, и не зная чѣмъ отъ того свободиться.

Ст. 1. Дворянину и писцу Неронову Целсу. Целсусъ Педо Албиновапусъ (о которомъ упомянуто въ письмѣ 3 стихѣ 20) былъ секретарь Тиберія Нерона и придворной его. Я дворяниномъ назвалъ Comitem. Такъ называлися тѣ, кои составляли свиту князей и вельможъ, которые отъѣзжали къ правительству губерніи или къ руководству войска римскаго.

Ст. 2. Пріятная музо. Горацій музу свою проситъ, чтобъ Целсу поздравленіе его объявить, и все что ниже сего въ письмѣ своемъ пишетъ.

Ст. 3. Здравствовать въ счастіи вели и въ весельи. Въ латинскомъ стоитъ: прикажи радоваться и счастливо исправлять дѣла свои. Родъ поздравленія, грекамъ въ началѣ своихъ писемъ обыкновенный.

Ст. 4. Коль. Вмѣсто коли, если, ежели, буде спроситъ.

Ст. 5. Многи и хвальны правила дать жизни намѣряясь. Намѣряясь писать нравоучительныя книги, которыя содержутъ правила хвальнаго житія. Multa et pulchra minantem. Слово отъ слова: пока грожу многая и изрядная. Minari, грозить, вмѣсто promittere, обѣщать, готовить.

Ст. 6. Ни право, ни прохладно. Ни право, сирѣчь, ни согласно нравоучительнымъ правиламъ держася добродѣтели. Ни похвально, то есть, въ забавахъ, въ веселіи. Всего злѣе то состояніе, когда отставъ отъ добродѣтели, злонравное и сластолюбное житіе насъ не увеселяетъ.

Ст. 7 по 11. Не для тогожъ то, что градъ побилъ и проч. Не для того я живу непрохладно, что градъ побилъ мой виноградъ и зной оливы пожегъ, и что стадо мое истлѣваетъ болѣзнями въ отдаленныхъ поляхъ; но для того, что я, будучи дряхлѣе умомъ чѣмъ тѣломъ, не хочу ни слушать ни знать то, что можетъ облегчить мою болѣзнь. Что градъ побилъ виноградъ. Симъ и слѣдующими двумя уронами Горацій разумѣетъ всякія несчастливыя приключеніи. Зной оливы пожегъ. Маслинамъ или оливкамъ не меньше чрезмѣрной жаръ чѣмъ стужа вреденъ. Въ отдаленныхъ поляхъ. Какъ напримѣръ въ лугахъ Калабріи и Луканіи, куда пастухи въ лѣто и въ зиму стада отводили.

Ст. 11, 12 и 13. Врачи вѣрны мнѣ досадны, гнѣваюся на друзей и проч. Досадны мнѣ врачи, сирѣчь тѣ люди, кои своими увѣщаніями и разсужденіями могутъ облегчить печаль мою. Гнѣваюсь на друзей своихъ, которые также стараются отнять ту хульную во мнѣ скорбь и скуку, въ которую безъ всякой причины погружаюся.

Ст. 13 и 14. Сонъ мнѣ пагубный отбитъ, Въ латинскомъ стоитъ: пагубную, смертоносную леѳаргію. Funestum veternum. Ветернъ есть болѣзнь, которая въ непрестанномъ снѣ и ослабѣніи болящаго содержитъ.

Ст. 16. Непостояненъ какъ вѣтръ. До сихъ поръ Горацій описывалъ свою скуку, свою печаль и безпокойство безразсудное; теперь слѣдуетъ слово о его непостоянствѣ и премѣнчивыхъ на всякъ часъ желаніяхъ. Непостояненъ какъ вѣтръ. Въ латинскомъ однимъ словомъ изображено: Ventosus, вѣтренный: я люблю Римъ въ Тибурѣ и проч. и мы непостоянныхъ людей вѣтренными называть обыкли.

Ст. тотъ же и 17. Въ Римѣ люблю Тибуръ, въ Тибурѣ Римъ. Когда нахожуся въ Римѣ, то желаю быть въ Тибурѣ, своемъ загородномъ домѣ, когда нахожуся въ Тибурѣ, то хочется мнѣ быть въ Римѣ.

Ст. 17 и 18. Потомъ ты, какъ здравствуетъ, музо, спроси и проч. Потомъ сирѣчь, когда вышеписанное разскажешь Целсу, музо моя, спроси его, какъ онъ здравствуетъ? какъ себя ведетъ? каково идутъ дѣла его?

Ст. 19. Въ какой у князя чести. Въ какой чести у Нерона. Въ латинскомъ стоитъ: какъ онъ нравенъ юноши? Ut pоacet juveni, гдѣ юношемъ означаетъ молодаго Нерона.

Ст. 20 и 21. Буде отвѣчаетъ, что изрядно во всемъ находится. Буде отвѣчаетъ, что все изрядно идетъ, сирѣчь, что здоровъ, что дѣла его въ путь хорошой идутъ, что онъ Нерону и его двору пріятенъ; то въ началѣ радуйся тому, потомъ не забудь ему въ ухо шепнуть. Instillare латинское значитъ капать каплю за каплею; я предъизбралъ шепнуть, понеже явственнѣе.

Ст. 22 и 23. Какъ счастье ты будешь и проч. Какъ ты себя весть будешь съ нами въ своемъ благополучіи, такъ и мы съ тобою водиться станемъ: если разгордѣешься, то омерзѣешь намъ; если сохранишь себя въ прежнихъ правахъ, по прежнему намъ любимъ будешь.

ПИСЬМО IX.
КЪ КЛАВДІЮ НЕРОНУ.

Сколь я въ чести у тебя, Клавдіе, всѣхъ лучше

Септимій знаетъ одинъ. Ибо когда проситъ

И нудитъ прошеніемъ, чтобъ при тебѣ словомъ

Моимъ доставилъ ему и доступъ и милость,

Достойному въ домѣ быть и въ любви Нерона,

Искуснаго различать и избирать честныхъ,

Когда чаетъ при тебѣ доступнѣйшимъ другомъ,

Сколь я силенъ при тебѣ, лучше меня видитъ.

Много я, правда, ему говорилъ и разны

Представлялъ, ища себя извинить, причины;

Но боялся наконецъ, чтобъ онъ не почаялъ,

Что силу свою таю нарочно съ притворства,

Одному желая быть себѣ лишь полезенъ;

Для того, большей вины бѣжа нареканье,

Продерзокъ волю его исполнить склонился.

Если же отложенный по приказу друга

Стыдъ хвалишь, къ твоей его припиши ты свитѣ

И честнымъ, добрымъ мужемъ почитай надежно.

IX. Горацій симъ письмомъ рекомендуетъ Септимія друга, своего, Клавдію Тиберію Нерону.

Ст. 1 по 8. Сколь я въ чести у тебя — лучше меня видитъ. Сколько я въ чести и въ милости у тебя, Клавдіе, всѣхъ лучше знаетъ Септимій. Ибо когда не только проситъ меня, но и понуждаетъ своею просьбою, чтобъ я моимъ словомъ или заступленіемъ доставилъ ему при тебѣ доступъ и твою милость, ему, который подлинно достоинъ быть въ твоей любви, въ любви сирѣчь князя, который искусенъ различатъ и избирать себѣ честныхъ людей; когда онъ Септимій чаетъ меня доступнѣйшимъ твоимъ другомъ, лучше чѣмъ я, самъ видитъ, самъ знаетъ онъ, сколь я при тебѣ силенъ. — Клавдіе. Клавдій Тиберій Неропъ пасынокъ Августовъ. Упомянуто объ немъ въ началѣ письма 3. — Септимій. Тотъ самой Тицій Септимій, о которомъ помянуто въ 3 письмѣ. Смотри тамъ примѣчанія подъ стихомъ 11.

Ст. 9 и 10. Много я правда. Септимій, почитая Горація гораздо въ милости Тиберіевой, имѣлъ причину требовать отъ него письмо рекомендательное къ сему князю. И хотя въ самомъ дѣлѣ онъ не ошибался, однакожъ Горацій, извинивъ въ предъидущихъ стихахъ Септимія, теперь и себя извиняетъ, представляя, что онъ много ему Септимію говорилъ и разныя причины представилъ, дабы онъ не понуждалъ его то письмо ему дать, но склонить его къ тому не могъ.

Ст. 11. Но боялся наконецъ, чтобъ и проч. по стихъ 15. Но напослѣдокъ опасаяся, чтобъ онъ Септимій не почаялъ, что я притворяюся не быть гораздо къ твоей милости, для того нарочно, чтобъ другу не услужить, и быть себѣ только одному полезнымъ, склонился я исполнить его волю, давъ ему письмо то, чтобъ такимъ образомъ избѣжать нареканье большей вины. Всего тягостнѣе честному человѣку явиться другомъ неусерднымъ и человѣкомъ, который лишь о собственной пользѣ печется. Для того Горацій предпочитаетъ заслужить при Неронѣ имя докучника и продерзостнаго, чѣмъ Септимію на себя дать подозрѣніе.

Ст. 15. Продерзокъ волю его исполнитъ склонился. Въ латинскомъ стоитъ: Frontis ad urbanæ descendi joraemia, слово отъ слова: снизшелъ я въ мзду шутова лба. Дасіеръ сіе трудное латинское рѣченіе изрядно кажется разумѣть, примѣчая, что писатели римскіе именемъ urbanus означаютъ шута, scurram; что шутовъ главнѣйшая мзда есть лишеніе стыда, ибо ихъ ремесло въ продерзости и въ безстыдной нахалливости состоитъ; что потому, кто лицо шута на себя беретъ, отставляетъ стыдъ на сторону; и слѣдовательно Горацій стыдъ оставляетъ и продерзостнымъ себя чинитъ, чтобъ угодить Септимію. То мнѣніе подтверждаетъ слѣдующей стихъ, гдѣ Горацій именно говоритъ Клавдію Нерону: Если хвалишь, что я отложилъ стыдъ по приказу пріятеля моего, въ повиновеніе и въ угожденіе ему, то припиши его и проч.

Ст. 17. Къ твоей его припиши свитѣ. Пріими его въ свой домъ, учини его своимъ придворнымъ. Припиши, говорятъ Горацій, для того, что придворные и пріятели князей вписывалися въ ихъ статъ, въ книгу ихъ дома, какъ и теперь въ обыкновеніи.

Ст. 18. Почитай разумѣется: его Семтимія.

ПИСЬМО X.
КЪ ФУСКУ АРИСТІЮ.

Фуску градолюбцу мы здравствовать желаемъ;

Селолюбцы; въ томъ одномъ сирѣчь неподобны

Много другъ другу, во всемъ прочемъ почти двойни.

По братски, что не любо одному, не любитъ

И другой; что одному правно, и другому;

Старымъ дружнымъ голубямъ живемъ мы подобно;

Ты въ гнѣздѣ сидишь, а я пріятнаго поля

Хвалю ручьи и лѣса, и мшистые камни.

Хочешь ли знать, для чего? для того, что тотчасъ

Жить и царствовать я сталъ, какъ скоро оставилъ

Все то, что вы взносите въ небо похвалами,

И такъ, какъ священничью бѣглецу, претятъ мнѣ

Жертвы; ужъ много мнѣ хлѣбъ пряника пріятнѣй.

Буде природѣ своей согласно жить должно

И предъ всѣмъ мѣсто искать, гдѣ домъ свой построить,

Знаешь ли мѣсто на то счастливой деревни

Пріискать приличнѣе? гдѣ зимы теплѣе?

Гдѣ больше сладостный вѣтръ, и пса усмиряетъ

Ярость, и свирѣпость льва, когда остръ лучъ солнца

Коснется неистова? гдѣ меньше сну думы

Мѣшаютъ завидливы? ливически камни

Цвѣтнѣе ли зелія и лучше ли пахнутъ?

Чистѣе ли въ улицахъ вода, что свинцовой

Силится жолубъ прорвать, или та, что въ сродномъ

Скатистомъ токѣ волна спѣшитъ бѣжать съ шумомъ?

Между разноцвѣтными растимъ лѣсъ столбами

И хвалимъ домъ, смотритъ кои въ поля протяженны.

Хоть вилами отгоняй природу, та знаетъ

Подкрасться назадъ къ тебѣ и преодолѣетъ

Неправыя прихоти. Не столько извѣстный

И не столь чувствителенъ уронъ тотъ претерпитъ,

Кто не знаетъ распознать тирску багряницу

Съ волною напоенной аквинатскимъ цвѣтомъ,

Какъ тотъ, что правду съ ложью различить не сможетъ.

Кого чрезъ мѣру свое счастье усладило,

Трудно премѣну снесетъ. Тяжко, неохотно

Лишаться можемъ того, чему мы дивимся.

Высокихъ бѣгай вещей. Въ хижинѣ убогой

Царей и царскихъ друзей счастливѣй жить можно.

Олень, искусствомъ въ бою коня превосходнѣй,

Нѣкогда съ общей травы выгонялъ продерзокъ;

По долгой битвѣ свою конь чувствуя слабость,

У человѣка просилъ помочь; узду принялъ,

Но когда свирѣпъ уже одержалъ побѣду

Надъ недругомъ и свою насытилъ ужъ ярость,

Ни всадника съ плечъ, ни съ устъ могъ ужъ узду скинуть.

Такъ тотъ, кто, убожества боясь, свою вольность

Дражайшую всякаго богатства утратилъ,

Хозяина ужъ возить станетъ непотребный,

Рабомъ будетъ во вѣки, что не зналъ доволенъ

Быть малымъ. Имѣніе, нашему не въ мѣру

Состоянію, совсѣмъ башмаку подобно:

Широкой ходить не дастъ, узкой гнететъ ногу.

Для того будешь уменъ, если ты доволенъ

Состояніемъ твоимъ, Аристе, жить станешь,

Ни меня прошу забудь ты обличать, если

Больше нужнаго копить безъ конца явлюся.

Служатъ иль господствуютъ скопленныя деньги,

Достойнѣйши слѣдовать чѣмъ водить веревку,

Сіе за гнилымъ пишу я Вакуны храмомъ,

Печаленъ, что нѣтъ тебя при мнѣ, впрочемъ веселъ.

X. Горацію столь пріятно было житье деревенское, что безпрестанно оное выхвалялъ. Въ многихъ его пѣсняхъ и сатирахъ то усматриваемъ, и тожъ самое отъ большей части содержитъ письмо сіе, которое знатно писано въ отвѣтъ Фуску Аристію, которой противно склонности Гораціевой надъ всѣмъ предпочиталъ жить въ Римѣ. Стихотворецъ нашъ въ семъ письмѣ изслѣдуетъ, въ чемъ деревенское житье городскому превосходнѣе. Показываетъ, что то деревенское житье согласнѣе природѣ нашей, которая во всемъ простоту и чистой воздухъ требуетъ. И показываетъ, что та склонность столь человѣкамъ сродна, что хотя ищутъ оную подавить сребролюбіемъ и славолюбіемъ, однакожъ оная всегда преодолѣваетъ: понеже видимъ, что они принуждены въ городѣ самомъ дѣлать себѣ деревню, пристраивая къ домамъ великіе сады и лѣса. Потомъ изъясняетъ, что городъ для того столь многолюдны, что человѣческая слѣпота, не зная различать доброе отъ зла, предпочитаетъ вольности своей собираніе богатствъ: и то онъ прикрашиваетъ весьма пристойною къ дѣлу баснью. Вслѣдствіе того увѣщаваетъ Фуска Аристія держаться умѣренности и въ тишинѣ наслаждаться своимъ имѣніемъ, и проситъ, что если въ немъ, Гораціѣ, что обличать желаетъ, то не обличалъ бы склонность его къ уединенію, но жадность богатства, если оную въ немъ усмотритъ. Заключаетъ письмо тѣмъ, что люди всегда бываютъ или рабы, или господа богатства, понеже въ томъ нѣтъ никакой середки. Аристій Фускусъ, къ которому Горацій пишетъ письмо сіе, былъ славный римскій грамматикъ, списатель комедій, искренный его пріятель, человѣкъ особливаго благонравія.

Ст. 1. 2 и 3. Фуску градолюбцу и проч. Фуску, который любитъ городское житье, я, любитель деревни, здравствовать желаю. Въ томъ мы одномъ гораздо межъ собою неподобны, а въ прочемъ такъ сходны, какъ бы двойни были. Мы, вмѣсто я, множественное число вмѣсто единственнаго, латинскимъ писателямъ, о себѣ говоря, гораздо обыкновенно.

Ст. 4 и 5. Но братски что не любо одному и проч. Кромѣ того, что касается склонности нашей въ выборѣ жилища, во всемъ другомъ мы подобны, и какъ бы два братья двойни были, что тебѣ пріятно, то и мнѣ; что тебѣ не любо, то и мнѣ.

Ст. 6. Старымъ дружнымъ голубямъ живемъ мы подобны. Живемъ какъ два изстари дружные межъ собою голубя, изъ которыхъ одинъ любилъ въ домѣ жить, другой летать по іюлямъ.

Ст. 7. Ты въ гнѣздѣ живешь. То есть, ты живешь въ твоемъ домѣ въ городѣ.

Ст. тотъ же и 8. А я пріятнаго поля хвалю ручьи и проч. А я люблю поле, ручьи, лѣса, мшистые камни, однимъ словомъ — житье деревенское.

Ст. 9. Хочешь ли знать, для чего. Хочешь ли вѣдать, для чего я предпочитаю житье деревенское.

Ст. тотъ же, 10 и 11. Для того, что тотъ часъ и пр. Для того, что признаваю, что я съ тѣхъ поръ только жить и царствовать началъ, какъ оставилъ съ городскимъ житьемъ попеченіе о всѣхъ тѣхъ вещахъ, каковы степени, богатства и почести, которыя вы похвалами своими до неба взносите. Царемъ себя Горацій и истинно жизнью своею наслаждаться признаваетъ, живучи въ своей деревни въ уединеніи. И подлинно тогда свободны отъ попеченій мирскихъ, отъ суетъ и безпокойствъ истинную жизнь живемъ и вольностію своею наслаждаемся. — Похвалами. Rumore secundo. Дасіеръ толкуетъ: съ восклицаніемъ народнымъ.

Ст. 12. И такъ какъ священничью бѣглецу претятъ мнѣ жертвы. Слуги священничьи кормилися вещьми, которыя приносилися въ жертву боговъ; и понеже непрестанно тотъ же кормъ ѣдали, обыкновенно оный имъ скученъ становился, и для того бѣгали отъ своего господина, чтобъ могли въ другой службѣ ѣсть хлѣбъ черный, который имъ ужъ казался сто разъ пріятнѣе. Такъ и Горацій, наскучивъ городскимъ житьемъ и того суетами, деревенское житье предпочитаетъ.

Ст. 13. Ужъ много мнѣ хлѣбъ пряника пріятнѣй. Уже теперь сирѣчь въ нынѣшнемъ моемъ возрастѣ полезнѣе хлѣбъ чѣмъ пряникъ; то есть, полезнѣе уединеніе, чѣмъ шумъ и безпокойство юродскаго житья. Пряники приносились богамъ отъ язычниковъ, и потому слуги священничьи оными кормилися.

Ст. 14. Буде природѣ своей согласно жить должно и проч. Горацій принимается доводить первую часть своего предложенія, сирѣчь, что житье деревенское есть истинное житье. Тотъ живетъ согласно природѣ своей, кто избираетъ то, что оной полезно и пріятно, и отдаляетъ то, что ей противно и оскорбительно. Въ намѣреніи же жить согласно природѣ своей первое попеченіе есть состроить себѣ домъ покойный; кое же мѣсто къ тому приличнѣе деревни? Тамъ въ зимѣ не столько стужи терпится; въ лѣтнюю пору сладостные вѣтры усмиряютъ жары каникулярныхъ дней. Тамъ скучныя думы меньше тишинѣ душевной мѣшаютъ. Пышныя украшенія домовъ городскихъ, каковы суть марморы и прочія, не цвѣтнѣе, не лучше пахнутъ травы, что въ полѣ растетъ, и вода, что въ улицахъ бѣжитъ въ жолобахъ свинцовыхъ, не чище той, что въ деревнѣ въ своемъ токѣ свободна бѣжитъ съ шумомъ.

Ст. 15. Мѣсто искать, quœrenda area. Area площадь, мѣсто плоское, угодное къ строенію.

Ст. 16. Счастливой деревни. Счастливою деревнею, Kure beato, Горацій разумѣетъ деревню, которая лежитъ на изрядной землѣ и въ хорошемъ воздухѣ,

Ст. 17. Гдѣ зимы теплѣе. Въ деревнѣ домъ больше городскаго подлежитъ лучамъ солнца, потому теплѣе быть можетъ.

Ст, 18 и 19. Гдѣ больше сладостный вѣтръ и пса усмиряетъ ярость, и свирѣпость льва. Песъ и Левъ суть два созвѣздіи небесныя, всякое изъ 19 звѣздъ составленное. Солнце вступаетъ въ знакъ Льва около половины іюля, и Песъ, котораго каникула, или Сиріусъ, есть одна принадлежащая звѣзда, является шесть дней спустя. Древніе, чая, что та звѣзда каникула есть главная причина чрезмѣрныхъ жаровъ, приносили ей жертвы, чтобъ утолить ея гнѣвъ.

Ст. 19. Когда остръ лучъ солнца коснется неистова. Когда сирѣчь солнце вступитъ въ знакъ Льва. Неистовымъ называетъ Льва, какъ бы гнѣвъ и ярость его производили жары того времени.

Ст. 20. Думы…. завидливы. Думы, которыя, какъ бы завидуя людямъ, тишину оную отъимаютъ. Дасіеръ, кажется, худо толкуетъ, говоря что, invida cura значитъ попеченія, думы, коихъ зависть наша въ насъ производитъ.

Ст. 21. Ливическіе камни. Марморы африческіе, которыми римляне устилали полъ въ Хомахъ. Не чище они, не пріятнѣе глазу травы полевой, и сверхъ того сія, глазъ увеселяя, и обоняніе своимъ духомъ услаждаетъ. Въ латинскомъ стоитъ lapillis, камышки, понеже римляне марморъ разсѣкали на маленькія плитки и оныя разными цвѣтами выкрасивъ, составляли ими узорчатые полы.;

Ст. 23, 24 и 25. Чистѣе ли въ улицахъ вода, что свинцовой силится жолубъ прорвать, или та, что въ сродномъ и проч. Вода въ городъ приведена свинцовыми жолубами; въ деревнѣ изъ ключа въ своемъ сродномъ токѣ бѣжитъ. Которая изъ нихъ чище и пріятнѣе? Латинскіе два стиха удивительною сладостію то двухъ водъ теченіе изображаютъ. Силится жолубъ свинцовой прорвать, какъ бы та вода сродную волю свою искала, которую въ деревнѣ имѣетъ, гдѣ волна спѣшитъ бѣжать съ шумомъ.

Ст. 26. Между разноцвѣтными растимъ лѣсъ столбами. Кромѣ вышепоказанныхъ доводовъ, которыми Горацій доводилъ превосходство села, сіе сильнѣйшее есть, что тѣ самые, кои городское житье деревенскому предпочитаютъ, ищутъ въ своихъ пышныхъ домахъ между разноцвѣтными марморными столбами включать свойства деревни, сирѣчь дубраву, поле, ручеекъ и проч.

Ст. 27. Ж хвалимъ домъ, смотритъ кой въ поля протяженны. Какъ лѣсъ любимъ включать въ своемъ домѣ, въ своемъ саду, такъ хвалимъ тотъ домъ, которой смотритъ въ пространное открытое поле.

Ст. 28, 29 и 30. Хоть вилами отгоняй природу… неправыя прихоти. Включеніе лѣсовъ въ домахъ городскихъ, предпочитаніе такого дому, который въ поле смотритъ, доказываетъ, что сродно человѣку любитъ деревню. Сребролюбіе, любочестіе и прочія страсти противостоятъ той сродной склонности и часто оную прогоняютъ. Но всегда она назадъ возвращается и преодолѣваетъ неправыя человѣка прихоти. Природа въ насъ силу свою всегда продолжаетъ, хоть вилами ея отгоняй, назадъ воротится, подкрадется къ тебѣ и преодолѣетъ тѣ прихоти, кои ея правиламъ противны.

Ст. 30 по 40. Не столько извѣстный и проч. Здѣсь начинается вторая часть письма, въ которой Горацій доводитъ вторую часть своего предложенія, сирѣчь, что одно только житье деревенское вольнымъ житьемъ звать можно; что онъ въ деревни живучи царствуетъ, ибо царитъ тотъ, кто совершенною вольностію наслаждается. Готовяся то предложеніе доводить, предусмотрѣваетъ, что люди, будучи страстьми ослѣплены, обыкновенно злое добрымъ почитаютъ, и напримѣръ, предъизбираютъ степени, богатства, окруженныя суетами и опасностьми, надъ покойною умѣренностію въ имѣніяхъ и въ славѣ; и для того въ началѣ старается отнять имъ то погрѣшительное разсужденіе, пріуподобляя вредъ, которой отъ того претерпятъ изъяну, что снесть имѣетъ торговой человѣкъ, когда не знаетъ различать подложную багряницу отъ прямой тирской. Тотъ торговой человѣкъ великими деньгами купитъ вещь малой цѣны, и потому въ продажѣ уронъ жестокой претерпитъ; какъ и мы, высоко цѣня славу и богатства (которыя въ городскомъ житьѣ престолъ свой уставили), за вещь малоцѣнную теряемъ вольность и тишину; и къ тому когда той славы и богатствъ по какому несчастію лишимся, трудно сносимъ ту премѣну. Ибо не можемъ охотно, лишиться того, чему мы дивимся и что высоко почитаемъ. Отъ чего заключаетъ совѣтомъ, что должно бѣгать высокихъ вещей, высокаго сирѣчь состоянія, которое всегда опасно и непостоянно, тѣмъ наипаче, что въ убогой хижинѣ можно жить счастливѣе царей и царскихъ временщиковъ.

Ст. 30. Не столько извѣстный. Не столько подлинный, безсумнительный, неизбѣжный.

Ст. 31. Не столь чувствителенъ. Propius medullis damnum. Слово отъ слова: изъянъ, кой ближе мозгу въ костяхъ касается, сирѣчь изъянъ весьма чувствительный, понеже и кость за кожицею, которою покрыта, и періостіонъ называется, и мозгъ къ болѣзни весьма чувствительны.

Ст. 32. Тирску багряницу. Sidonis ostro, багряничный цвѣтъ сидонской и тирской. Въ тѣхъ краяхъ находилися лучшія раковины, въ коихъ тотъ багряничный цвѣтъ сбирается. Багряница значитъ и цвѣтъ багряничный и епанчу въ томъ цвѣтѣ выкрашену. Здѣсь слово то употреблено вмѣсто шерсти или волны, въ багряницѣ выкрашенной.

Ст. 34. Съ волною напоенной аквинатскимъ цвѣтомъ. Аквинумъ городъ въ Италіи. Во времена Гораціевы жители того мѣста поддѣлывали цвѣтъ багряничный столь искусно, что отъ истинной тирской различить ту подложную краску было не легко. — Съ волною напоенной. Напоенной вмѣсто напоенною, творительной падежъ, котораго окончаніе ою часто въ простомъ языкѣ перемѣняется на ой, такъ обыкновенно говоримъ: махнуть рукой вмѣсто рукою и проч.

Ст. 37. Трудно перемѣну снесетъ. Mutatae quatient. Счастіе отмѣнное удивитъ, ужаситъ, оглушитъ.

Ст. 40. Олень искусствомъ въ бою коня превосходнѣй. Олень, которой искусствомъ своимъ въ бою коня превосходилъ, который лучше зналъ биться чѣмъ конь. Всякъ, кто послушенъ славолюбію, сребролюбію или другой какой страсти, принялъ себѣ свирѣпаго господина, которой отъимаетъ отъ него вольность, лучшій даръ природы. И то Горацій подтверждаетъ баснью оленя и коня, которую занялъ у греческаго стихотворца Стесихора.

Ст. 51. Имѣніе нашему не въ мѣру состоянію и проч. Cui non сопveniet sua res. Слово отъ слова: кому несходно свое себѣ богатство. Сродное всякому состояніе хвалилъ Горацій выше сего: тожъ здѣсь подтверждаетъ, говоря, что кто лишное имѣетъ, чѣмъ природа требуетъ, или недостаточенъ въ томъ, что природа требуетъ, не имѣетъ сходное своему состоянію. Богатство башмаку подобно: узкой гнететъ, широкой ходить мѣшаетъ.

Ст. 53. Широкой ходитъ, не дастъ. Calceus si peile major erit subvertet. Слово отъ слова: опрокинетъ тебя башмакъ, буде онъ больше ноги.

Ст. 55. Состояніемъ твоимъ. Sorte tua, твоею долею, твоею частію: тѣмъ, чѣмъ тебя природа или счастье надѣлили.

Ст. 58. Служатъ илъ господствуютъ скопленныя деньги. Нѣтъ середки. Богатства паши или служатъ, или нами владѣютъ и господствуютъ.

Ст. 59. Достойнѣйши слѣдовать чѣмъ водтть веревку. Еслибъ мѣра стиха меня не утѣсняла, должно бы паписать: достойнѣйши слѣдовать веревкѣ, чѣмъ водить веревку, ибо слово слѣдовать требуетъ падежъ сказательный, а водить винительный. Рѣченіи Ducere funem, водить веревку, и sequi funem, слѣдовать веревкѣ, взяты отъ дитячей игры, у римлянъ въ обыкновеніи, въ которой два младенца, держа всякой одинъ край веревки, искали другъ друга перетянуть. Кто изъ нихъ перетягивалъ и водилъ за собою веревку, тотъ побѣду одерживалъ; слабѣйшій слѣдовалъ веревкѣ. Такъ мѣсто сіе толкуетъ Дасіеръ. Мнѣ кажется, что рѣченія тѣ взяты отъ людей, кои медвѣдей и другихъ звѣрей или невольниковъ водятъ. Ясно слѣдуетъ, что лучше намъ водить веревку, сирѣчь власть имѣть надъ нашими деньгами, чѣмъ слѣдовать, какъ невольники, за веревкою, которою богатства насъ спутавъ тащатъ.

Ст. 60. За гнилымъ пихту я Вакуны храмомъ. Вакуною называли римляне богиню людей вольныхъ и праздныхъ. Особливо она въ почтеніи была у сабиновъ и имѣла себѣ капище и лѣсъ на горѣ Фисцеліи. Изъ дому Гораціева въ Тибурѣ можно было видѣть задъ того капища, которой уже былъ совсѣмъ престарѣлъ и обваленъ. Для того называетъ его гнилымъ.

ПИСЬМО XL
КЪ БУЛАЦІЮ.

Какъ тебѣ, Булаціе, Хіосъ показался

И славный Лезбосъ? каковъ показался Самосъ

Красивый? каковъ Сардисъ, Крезова столица?

Каковъ приморскъ Колофонъ и какова Смирна?

Мало, иль лишно объ нихъ слава разгласила?

Хуже-ль они Марсова поля всѣ и Тибра?

Изъ атталскихъ ли одинъ предпочтешь ты городъ

Иль Лебедъ станешь хвалить, море ненавидя

И путь долгой? знаешь ли, Лебедъ сколь пустѣе

Габіевъ и Фиденовъ деревня? однако,

Говоришь: тамъ бы я жить хотѣлъ, и забывши

Своихъ, и отъ нихъ забытъ, съ берегу Нептуна

Вдали яростна смотрѣть. Да ни тотъ, что идя

Изъ Капуи въ Римъ, дождемъ и грязью измоченъ,

Затѣмъ хочетъ жить въ корчмѣ; ни кто терпѣлъ стужу,

Для того баню и печь хвалитъ, какъ бы вещи,

Которы могутъ намъ жизнь счастливу доставить;

Ни если буря тебя сильна въ морѣ била,

За тѣмъ въ первой пристани продашь ты корабль свой.

Кто отъ страстей сохранилъ мысль свою свободну,

Родосъ и красивая Митилина столько

Ему нужны, сколь среди лѣта толста шуба,

Сколь занавѣска въ зимѣ, Тибръ въ мразное время,

И въ августѣ мѣсяцѣ раскаленный камень.

Пока можно и лице пріятно являетъ

Тебѣ счастье, живучи въ Римѣ, хвали Самосъ,

Родосъ и Хіосъ вдали. Счастливое время,

Что тебѣ боги даютъ, прійми съ благодарствомъ,

Ни къ будущу отлагай плодъ даровъ ихъ году,

Чтобъ про себя сказать могъ, что вездѣ счастливо,

Гдѣ ни обрѣтался, жилъ. Ибо если разумъ

И благоразсудствіе, не мѣсто, пространнымъ

Моремъ обладающе, отъимаетъ думы,

Если небо, а не умъ, тѣ перемѣняютъ,

Что преплываютъ моря, — въ многихъ трудахъ праздны,

Мы потѣемъ. Долгою ѣздою и долгимъ

Блаженну жизнь плаваньемъ безразсудны ищемъ.

То, что ищешь, найдешь здѣсь, найдешь и въ улубрахъ,

Если покойный ты духъ и правый имѣешь.

XI. Булаціусъ знать то за какими домашними печальми отлучився въ Асію, и чая тамъ забыть свою скуку, въ извиненіе своего долгаго странствованія говорилъ, что онъ утружденъ уже мореплаваніемъ и дальними дорогами, и для того возвращеніе свое въ Римъ отлагаетъ. Горацій симъ письмомъ ему показываетъ, что извиненіе его маловажно и неосновательно; потомъ представляетъ, что если онъ, Булацій, сохраняетъ тишину душевную, никакой асіатическій городъ не могъ бы его удержать, но предъизбралъ бы, пріѣхавъ въ Римъ, наслаждаться дарами, кои ему счастье подноситъ. И напослѣдокъ изъясняетъ, что понеже человѣкъ, одного или другаго мѣста отдалялся, себя избѣжать не можетъ, премѣна мѣстъ и воздуха не сильна исцѣлить его страсти и учинить его блаженнымъ; что всѣ домогательства въ пріобрѣтеніи того блаженства не полезны, и что оное равно вездѣ находится, понеже оно состоитъ въ томъ, чтобъ владѣть своимъ сердцемъ и содержать оное въ тишинѣ.

Неизвѣстно, кто таковъ Булацій, къ кому письмо сіе писано.

Ст. 1. Хіосъ большой островъ Егейекаго моря межъ Лезбосомъ и Самосомъ.

Ст. 2. Лезбосъ островъ, нынѣ Митилини, называемый по одному изъ своихъ главнѣйшихъ городовъ.

Ст. тотъ же Самосъ красивый. И нынѣ Самосъ называется островъ пониже Хіоса, лежащій насупротивъ Ефеса. Горацій называетъ его красивымъ, concinna Samos, за его красотою и плодородіемъ. Однимъ и другимъ тотъ островъ прославленъ.

Ст. 3. Каковъ Сардисъ Крезова столица. Сардисъ столичной городъ лидійской, въ которомъ жилъ Крезусъ, славный царь силою и богатствомъ чрезвычайнымъ.

Ст. 4. Каковъ приморскъ Колофонъ и какова Смирна. Колофонъ городъ въ Іоніи, на берегу морскомъ межъ Ефесомъ и Смирною. Смирна главной городъ всея провинціи Іонійской. Нынѣ всѣ вышеписанные островы и городы греческіе подвластны туркамъ.

Ст. 6. Марсова поля и Тибра. Марсово поле близъ Рима, на которомъ игры военныя отправлялися. Тибръ рѣка, текущая сквозь Римъ. И поле, и рѣка, вмѣсто Рима города, чрезъ метонимію, здѣсь у Горація употреблены.

Ст. 7. Изъ атталскихъ ли одинъ предпочтешь ты городъ, Не предпочтешь ли къ твоему жилищу одинъ изъ атталскихъ городовъ; сирѣчь одинъ изъ городовъ Асіи, ибо Атталъ царь обладалъ тою страною. Изъ сего поколѣнія послѣдней Атталъ Филомиторъ оную въ римскую власть поручилъ.

Ст. 8. Иль Лебедъ станешь хвалить, море ненавидя и путъ долгой. Или для того, что ненавидишь море и долгой путь, кои къ возвращенію твоему въ Римъ необходимы, станешь хвалить Лебедъ, городъ іонійской, въ 120 стадіяхъ отъ Колофона отстоящій.

Ст. 9. Знаешь ли Лебедъ сколь пустѣе, Габіевъ и Фиденовъ деревня. Габій мѣстечко по дорогѣ пренестской, отстоящее отъ Рима въ 20 миляхъ, и Фидены по той же дорогѣ въ 6 миляхъ. Оба прежъ сего нарочитые городы, но во время Гораціево были малыя же, гораздо малолюдныя деревни.

Ст. 10 и 11. Однако говоришь, тамъ бы я жить хотѣлъ, Булацій говоритъ, что хоть Лебедъ пустѣе Габіевъ и Фиденовъ, онъ лучше тамъ жить взлюбитъ, чѣмъ въ Римѣ, гдѣ находитъ причину своей печали и безпокойства.

Ст. 12. И забывши своихъ, и отъ нихъ забытъ. Сіе увѣряетъ, что Булаціи отъ сродниковъ своихъ какую печаль сносилъ, и что затѣмъ отъ Рима отдалялся.

Ст. тотъ же и 13. Съ берегу Нептуна вдали яростна смотрѣть, Дасіеръ чаетъ, что Булацій здѣсь говоритъ, въ сродномъ значеніи, что онъ съ берега безопасенъ станетъ смотрѣть море въ ярости, и то для того, что Лебедъ городъ лежалъ на берегу морскомъ; мнѣ кажется, что здѣсь Горацій аллегорію употребляетъ. Должно разумѣть, что Булацій хочетъ съ берега, сирѣчь въ уединеніи, въ тишинѣ, какову ему доставляетъ житье въ городѣ Лебедѣ, смотрѣть безопасенъ море суетнаго житья римскаго, гдѣ столько бурей и бѣдствъ плавающіе встрѣчаютъ, какъ онъ самъ уже встрѣтилъ. Удивительнымъ искусствомъ то описалъ Лукрецій въ началѣ книги 11:

Svave mari magno lurbantibus equora ventis

E terra magnus alterior spectare laborem.

Non quia vexori quemquam est jucunda voluptas,

Sed quibus ipse careas quia cernere svav' est.

то есть.

"Сладко, пространпо море когда вѣтры

"Волнуютъ, съ брега чужды смотрѣть бѣдства;

"Не тѣмъ что пріятно кого видѣть въ мукѣ,

"Зла ты нетерпишь.

Нептунъ, богъ морской, за самое море у стихотворцевъ употребляется.

Ст. 13 по 20. Да ни тотъ, что идя изъ Капуи въ Тимъ и проч. Противъ Булаціева отвѣта Горацій представляетъ, что онъ столь ему смѣшонъ кажется, извиняя свое долгое странствованіе опаствами морскими и долготою дороги, или печальми, кои въ Римѣ претерпѣлъ; какъ смѣшонъ бы былъ человѣкъ, которой, для того, что идучи изъ Капуи въ Римъ, обмочился въ дождѣ и въ грязи, похотѣлъ бы вѣкъ свой жить въ корчмѣ; или тотъ, что претерпѣвъ какую жестокую стужу, для того хотѣлъ бы хвалить баню и печь, какъ бы вещи, кои намъ могутъ доставить жизнь блаженную. Прибавляетъ и третій образецъ, сирѣчь, что если буря кого била въ морѣ, безумно было бъ затѣмъ въ первой пристани корабль свой продать.

Ст. 14. Изъ Капуи въ Римъ. Капуи первый городъ въ Кампаніи, римской провинціи.

Ст. 18. Ни если буря тебя сильна била. Въ латинскомъ стоитъ: ни если тебя мучилъ свирѣпый южный вѣтеръ.

Ст. 20. Кто отъ страстей сохранилъ и проч. Связность сего мѣста съ предъидущимъ не легко усмотрѣть. Дасіеръ изрядно изъясняетъ, говоря, что Горацій, посмѣявся маловажнымъ Булаціевымъ извиненіемъ, предупреждаетъ послѣдній резонъ, которой онъ Булацій могъ бы забыть: печали въ Римѣ претерпѣнныя, красота мѣстъ асіатическихъ его держитъ и надежду подаетъ, что тамъ счастливѣе, чѣмъ въ Римѣ, жить можетъ. То самое Горацій опровергаетъ, показывая, что если бы онъ Булацій имѣлъ умъ свободный отъ страстей, отъ печали, то ни самая Митилини, краснѣйшій городъ острова Лезбоса, ни вся красота острова Родоса, не только Лебедъ и подобные малые городки, не могли бы его въ такомъ свободномъ отъ печалей состояніи. Incolumi, Родосъ и Митилини столь мало нужны, сколь шуба лѣтомъ, занавѣсъ въ зимѣ, Тибръ рѣка въ морозы, и жаркой камень среди лѣта.

Ст. 22. Среди лѣта толста шуба. Penula solstitio. Епанча во время солнцестоянія. Пепула епанча толстая, употребляемая въ дождь и въ студеное время, дорожная епанча. Я шубу въ переводѣ употребилъ, нонеже нашему обычаю не меньше чѣмъ намѣренію стихотворцу соотвѣтствуетъ. Солнцестояніе лѣтнее случается около 13 іюня, въ которое время солнце кажется остановлятся и неподвигается къ сѣверу, какъ кажется не подвигаться болѣе къ полдню въ солнцестояніе зимное.

Ст. 23. Занавѣска въ зимѣ. Campestre nivalibus auris. Слово отъ слова: занавѣска въ снѣжной воздухъ. Кампестре называлася занавѣска льняная, которою наготу свою покрывали борцы и другіе, кои игры и обученія военныя совершали въ Марсовомъ полѣ.

Ст. тотъ же. Тибръ въ мразное время. Въ рѣкѣ Тибрѣ ни мыться, ни плавать, ни по ней гулять въ зимѣ можно.

Ст. 27. Родосъ и Хіосъ вдали. Вдали сирѣчь отстоящій, отсутствующій Родосъ и Хіосъ хвали, живучи въ Римѣ.

Ст. тотъ же и 28. Счастливое время, что тебѣ боги даютъ и проч. Увѣщаваетъ Булація возвратиться въ Римъ, пока счастье ему служитъ. Не можемъ мы угадать о чемъ здѣсь дѣло идетъ, понеже Булаціевой жизни обстоятельства намъ неизвѣстны.

Ст. 30. Чтобъ про себя сказать могъ. Воротись] въ Римъ, пока можешь, пока счастье тебѣ боги даютъ; не отлагай ихъ дары къ другому времени, и тогда узнаешь, что вездѣ, такъ въ Римѣ, какъ и въ Асіи, счастливо жить можешь.

Ст. 31. Ибо если разумъ и благоразсудствіе. Подлинно люди противу печали другаго способу не имѣютъ, кромѣ смысла своего и благоразсудства; однѣ тѣ внутренныя добродѣтели могутъ искоренить внутренное зло. Премѣна мѣстъ на время унять оное можетъ, и потомъ паки свирѣпѣе зло возвращается.

Ст. 32. Мѣсто, пространнымъ моремъ обладающе. То есть мѣсто, которое лежитъ при морѣ или съ котораго то пространное море видѣть можно. О Лебедѣ то разумѣть можно, мѣстѣ приморскомъ, какъ выше показано.

Ст. 34, 35, 36 и 37. Если небо, а не умъ тѣ перемѣняютъ, что преплываютъ моря. Если тѣ, что переплываютъ моря; тѣ, что изъ земли въ другую переѣзжаютъ: не умъ, не правъ, не разсужденіе, но мѣсто одно перемѣняютъ. Если перемѣна мѣстъ не сильна въ насъ отмѣнить умъ и нравъ и склонности паши, напрасные труды прилагаемъ, напрасно себя мучимъ, ища долгими поѣздками путемъ, долгимъ плаваньемъ по морямъ блаженную, счастливую жизнь. Не отъ премѣны мѣста та счастливая жизнь, но отъ покойнаго сердца зависитъ.

Ст. 35. Въ многихъ трудахъ праздны мы потѣемъ. Strenua inertia. Въ храброй въ мужественной праздности упражняемся. Какъ бы сказать потѣемъ, трудимся въ бездѣльи, бездѣлицу дѣлаемъ.

Ст. 38 и 39. То, что ищешь, найдетъ здѣсь и пр. То, что ищешь многимъ излишнымъ трудомъ, переплывая моря, переѣзжая много земель, счастливую жизнь найдешь здѣсь въ Римѣ, найдешь въ Улубрахъ; вездѣ оную найдешь, если имѣешь сердца правое и покойное, если тобою страсти не владѣютъ. — Улубры. Малое и почти пустое мѣстечко Италіи въ Кампанскомъ уѣздѣ близъ Велитръ; тѣмъ однимъ только примѣтно, что, Августъ кесарь въ немъ воспитанъ.

ПИСЬМО XII.
КЪ ИЦІЮ.

Если наслаждаешься правильно плодами

Агриппы въ Сициліи, Иціе, не можетъ

Большимъ тебя одарить Юпитеръ богатствомъ.

Жалобы ужъ отложи, ибо не убогъ тотъ,

Кто имѣетъ нужное и употребляетъ.

Буде брюху твоему и ногамъ, и тѣлу

Всему добро, ничего царскія прибавить

Богатства ужъ большаго подлинно не могутъ.

Буде-жъ въ обществѣ такомъ живешь ты, воздерженъ

Крапивой и зеліемъ, такъ живешь доволенъ,

Какъ бы внезапно тебя счастье золотыми

Ручьями вдругъ облило, иль затѣмъ, что деньги

Не сильны природу въ насъ отемнить упряму,

Иль что добродѣтель всѣхъ богатствъ свыше чаешь.

Какъ ужъ дивиться намъ, что Демокрита пашню

И луги стадо пасетъ, пока, узъ свободенъ

Тѣла, духъ его вдали быстръ путь совершаетъ?

Когда ты ужъ въ временахъ, въ коихъ даритъ жадность

Корысти и лакомства прилипчива язва,

Подлость бѣжа, въ высоту летъ свой устремляешь.

Ищешь ты изслѣдовать, что море въ предѣлахъ

Своихъ держитъ заперто, что различны года

Производитъ времена, собою ли звѣзды,

Или съ повелѣнія, и текутъ и блудятъ;

Что помрачаетъ луны кругъ, что свѣтомъ полнитъ;

Что значитъ и что можетъ въ естествѣ вещей всѣхъ

Разгласно согласіе: Эмпедокла-ль разумъ

Острый, иль Стертиніевъ въ толку своемъ бредитъ?

Но рыбы ли, или лукъ, иль казнишь ты прасы,

Дозволь ты Помпеію Гросфу свою дружбу

И все что и сверхъ того просить у тя станетъ.

Ложно и неправильно ничего не будетъ

Онъ просить. Малымъ друзей купить себѣ можемъ,

Когда люди честные въ какомъ недостаткѣ.

Впрочемъ, чтобъ ты о дѣлахъ римскихъ безъизвѣстенъ

Не былъ, вѣдай, что побитъ Агриппой шппанецъ,

Что армяне мужествомъ Клавдія Нерона

Пали; что царство и власть Фраатъ на колѣнахъ

Принялъ отъ цесарскихъ рукъ. Италіи полнымъ

Рогомъ изобиліе свои дары сыплетъ.

XII. Ицій, къ которому письмо сіе писано, откупщикъ Агрипповыхъ земель въ Сициліи, былъ человѣкъ весьма скупой и которой въ извиненіе своей страсти непрестанно жаловался что онъ убогъ. Горацій ему забавно въ семъ письмѣ насмѣхается. Или ты, говоритъ ему, наслаждаешься твоимъ добромъ, или нѣтъ: буде наслаждаешься, не имѣешь причины жаловаться; кто довольное себѣ имѣетъ, царя неубожѣе; если же не наслаждаешься не меньше потому ты счастливъ и обиленъ, понеже за любовью добродѣтели презираешь богатства. Мудрости пріобрѣтеніе вмѣсто всякаго обильства тебѣ служитъ, и въ томъ такъ важной образецъ въ себѣ намъ являетъ, что не должны мы болѣе чудиться Демокритову отчужденію богатствъ, которой предъизбралъ прилежаніе къ мудрости надъ охраненіемъ своего имѣнія, оставя оное въ грабежъ сосѣдямъ. Все то голая посмѣшка Ицію, основанная на томъ, что Ицій въ самомъ дѣлѣ былъ философъ, не меньше въ физикѣ, чѣмъ въ нравоучительной прилежный. Послѣ той насмѣшки, Горацій рекомендуетъ ему Помпеія Гросфа и заключаетъ письмо важными тогда полученными вѣдомостями.

Ст. 1. Если наслаждаешься правильно. Если ничего нужнаго себѣ не возбраняешь.

Ст. тотъ же и 2. Плодами Агриппы въ Сициліи. Въ латинскомъ прибавлено: Quos colligis, которые ты собираешь, отъ того видно, что Ицій былъ надзиратель, или прямо сказать откупщикъ деревень Агрипповыхъ, которыя ему Августъ Кесарь въ Сициліи пожаловалъ послѣ разбитія Помпеева флоту близь Мессины. — Сицилія великой островъ въ Средиземномъ морѣ, малымъ проливомъ отъ Неаполитапскаго королевства отдѣленной. — Агриппа временщикъ и зять Августа Кесаря, съ которымъ вмѣстѣ отправлялъ чины консульской, ценсорской и трибунской, изъ подлаго роду добродѣтельна своими славу и степени себѣ заслужилъ. Знаменитъ многими побѣдами, а наипаче одержанными надъ Маркомъ Антоніемъ и молодымъ Помнемъ, которыми Августу самодержавство доставилъ. Умеръ въ 51 лѣто своего возраста, въ 12 прежде Рождества Христова.

Ст. 2. Иціе. Ицій, иные пишутъ Ікцій; я Дасіерову изданію какъ во всемъ, такъ и въ правописаніи сего имени послѣдовалъ. Извѣстна у римлянъ семья Ікціевъ; о семъ къ кому письмо сіе писано только извѣстно, что онъ на откупу держалъ Агрипповы маетности въ Сициліи.

Ст. 3. Не можетъ большимъ тебя одаритъ Юпитеръ богатствомъ. Соріа major, большимъ обильствомъ. И подлинно человѣкъ, который знаетъ наслаждаться своимъ добромъ и который отъ того получаетъ, чѣмъ и нужды и прихоти свои удовольствовать, богатѣе того быть не можетъ.

Ст. 4 и 5. Не убогъ тотъ, кто имѣетъ нужное и употребляетъ. Лишеніе дѣлаетъ убогимъ. Кто имѣетъ и употребляетъ свое имѣніе, не можетъ зваться убогимъ.

Ст. 6. Буде брюху твоему, и ногамъ, и тѣлу всему добро. Буде имѣешь довольну пищу, довольну обувь и довольну одежду. Дасіеръ чаетъ, что въ сихъ трехъ обстоятельствахъ всѣ прочія жизни потребы включены, не выключая тѣлесныя похоти, которыя, по его мнѣнію, въ латинскомъ означаются чрезъ: si lateri bene est, если боку твоему добро.

Ст. 9. Буде-жъ въ богатствѣ такомъ, живешь ты воздержно. Вторая часть дилеммы, которою Горацій Ицію насмѣвается. Буде не употребляетъ, буде не наслаждаешься своимъ богатствомъ. — Воздерженъ, латинское abstemius, значитъ того, кто отъ вина воздерживается, кто вина не пьетъ, но часто за воздержнаго вообще берется.

Ст. 10. Крапивой и зеліемъ. Древніе ѣдали дикую крапиву, когда она еще молода и мягка, и не только вкусною почитали, но и признавали, что она отъ многихъ болѣзней предостерегаетъ.

Ст. тотъ же и 11. Такъ живешь доволенъ, какъ бы внезапно тебя счастье и пр. Такъ живешь веселъ и доволенъ, какъ когда отъ счастья получаешь важный и нежданный даръ. — Такъ живешь sic vives protinus, не легко выразить; нарѣчіе protinus въ сродномъ знаменаніи значитъ сплошь, сряду, безъ отрыву. Какъ бы счастье золотыми ручьями облило. Какъ бы счастье тебя обогатило, относится къ ручьямъ, кои золото съ собою въ пескѣ своемъ влекутъ. Въ латинскомъ стоитъ: какъ тебя жидкой счастья ручей озолотилъ.

Ст. 12. Иль затѣмъ, что деньги. Горацій притворяется чаять, что Ицій въ воздержность и умѣренность приходитъ или отъ того, что онъ увѣренъ, что богатства не могутъ отмѣнить природу человѣка, то есть не могутъ отмѣнить его безпокойство и учинить его счастливымъ, или для того, что онъ вѣдаетъ, что еслибъ тѣ богатства и могли отчасти доставить ему благополучіе, однакожъ добродѣтель всегда ихъ почтительнѣе.

Ст. 15, 16 и 17. Какъ ужъ дивиться намъ, что Демокрита пашню, и пр. Какъ уже намъ можно дивиться, что Демокритъ, презирая свое имѣніе, оставляетъ свою пашню и свои луга на кормъ чужому стаду, пока его духъ, оставляя тѣлесное бремя, отдаляется быстрымъ летомъ въ изслѣдованіе мудрости. — Демокритъ былъ философъ изъ Абдеры, то города ѳраческаго, жилъ около 450 лѣтъ прежде Рождества Христова. Объ немъ Цицеронъ въ 5-й кишѣ о предѣлахъ говоритъ: Democritus dicitur oculis se privasse: certe ut quam minime animus а cogitationibus, abduceretur, patrimonius neglexit, agros desseruit incultos etc. "Сказываютъ что Демокритъ очей себя лишилъ: то подлинно, что, дабы умъ отъ помышленій и прилежности не отлучался, презрилъ свое имѣніе и оставилъ земли свои непаханы. — Пока умъ свободенъ тѣла, духъ его. Горацій здѣсь слѣдуетъ мнѣнію платониковъ, которые, разсуждая о дѣйствахъ души, подтверждали, что будто во время размышленія она впрямь отъ тѣла отдаляется, чтобъ возвыситься надъ вещьми земными и подвинуться къ вещамъ, кои изслѣдовать намѣрена. — Духъ его. Animus разнствуетъ межъ собою: animus и anima. Animus есть изящнѣйшая часть души; онымъ мы мыслимъ и разсуждаемъ, и можно сказать, что онъ есть душѣ то, что душа тѣлу. Я бы хотѣлъ на русскомъ языкѣ всегда изображать animus рѣчью духъ, а anima рѣчью душа.

Ст. 18. Когда ты ужъ въ временахъ, въ коихъ царитъ жадность и проч. Какъ намъ дивиться Демокриту, когда мы въ нынѣшнихъ временахъ, въ коихъ царствуетъ сребролюбіе и жадность корысти; презирая земныя подлыя вещи, въ высоту умъ свой взводимъ, и изслѣдованію теченія небесъ и причинъ явленій естественныхъ и проч. — Во временахъ, къ коихъ царитъ жадность и лакомства прилипчива язва. Въ латинскомъ стоитъ: когда ты посреди столькой корысти и прилипчивости корысти.

Ст. 20. Подлость бѣжа. Презирая подлыя земныя вещи, отдалялся ихъ, отвергая объ оныхъ суетное попеченіе. Въ латинскомъ стоитъ: ни о чемъ подломъ не помышляешь, и еще о высокихъ печешься. Nihil parvi sapias, et ad huc sublimia cures. Sublimia — высокія, небныя явленія, которыя ниже сего исчисляетъ.

Ст. 21. Что море въ предѣлахъ своихъ держитъ заперто. Тщетные были труды естествословцовъ въ рѣшеніи сего вопроса. Ихъ толкованія всегда будутъ не удовольствительны и всегда будетъ неизбѣжно признавать, что Богъ, собравъ воды и оградивъ ихъ землями, предѣлъ имъ положилъ, его же не прейдутъ.

Ст. 22 и 23. Что различны года производитъ времена. Отъ чего бываютъ четыре различныя года времени? Солнце то производитъ своимъ приближеніемъ и отдаленіемъ отъ экватора; зимою находится оно въ крайнемъ отдаленіи; лѣтомъ въ крайнемъ къ намъ приближеніи. Астрономія тому насъ пространно учитъ.

Ст. 23 и 24. Собою ли звѣзды или съ повелѣнія и текутъ и блудятъ. Собою ли, съ собственнаго произволенія неподвижныя звѣзды и планеты текутъ, или какой первосильный двигатель даетъ имъ свое движеніе. Собою ли или силою божественною бываетъ движеніе небесныхъ тѣлесъ. — Текутъ относится къ звѣздамъ неподвижнымъ, которыя за движеніемъ земли кажутся намъ совершать около насъ теченіе порядочное. Блудятъ относится къ планетамъ, которыя за собственнымъ своимъ и земнымъ движеніемъ кажутся имѣть теченіе весьма безпорядочное.

Ст. 25. Что помрачаетъ луны кругъ, что свѣтомъ полнитъ? Отъ чего бываетъ, что луна иногда полнымъ своимъ кругомъ свѣтитъ, и иногда часть оной, иногда же и весь ея кругъ помрачается? Сіе разумѣть можно о обычайныхъ луны явленіяхъ, которая въ первыхъ дняхъ мѣсяца, когда сирѣчь въ соединеніи съ солнцемъ находится, намъ не свѣтитъ для того, что одна вышняя ея сторона лучами солнца освѣщена, а нижняя сторона, которая тогда къ намъ смотритъ, не принимая тѣ лучи, свѣтить неможетъ. Сколько она болѣе отъ солнца отдаляется, столь большую часть свѣтлой своей стороны панъ показываетъ, такъ что когда становится прямо противъ солнца, имѣя землю въ серединѣ, свѣтитъ намъ полнымъ кругомъ. Можно такъ же разумѣть то о затмѣніяхъ лунныхъ, когда тѣнь земли отымаетъ ей свѣтъ солнечный, и тѣ затмѣніи иногда больше, иногда меньше но разстоянію луны отъ земли и по углубленію ея въ тѣнь земли.

Ст. 26. Что значитъ и что можетъ въ естествѣ вещей всѣхъ разгласно согласіе? Что таково, какую силу имѣетъ въ твари разгласное согласіе всѣхъ вещей? Удачливое изображеніе. Разгласное согласіе вещей, вмѣсто четырехъ элементовъ, воздуха, воды, огня, земли, которые противные межъ собою свойства питаютъ и содержутъ тварь всю.

Ст. 27 и 28. Эмпедокла ль разумъ острый илъ Стертиніевъ въ толку своемъ бредитъ? Эмпедоклесъ, знаменитый филосовъ сицилійской, которой жилъ за 450 лѣтъ прежде Христа, желая согласить затрудненіи, кои происходятъ отъ того мнѣнія, что элементовъ противныя свойства тварь всю содержутъ, выдумалъ не знаю какую дружбу и ненависть, которая, спомоществуя тѣмъ свойствамъ, производила сочетаніе или разрѣшеніе тѣлесъ. А Стертиній, какъ и всѣ стоической секты философы, въ толкованіи затрудненія убѣгая, благоразсудно Божію предустроенію приписывали такъ твореніе, какъ и сохраненіе міра. Горацій потому говоритъ, что Нцій изслѣдуетъ, которое изъ двухъ мнѣній вѣроятнѣе.

Ст. 29. Но рыбу ли или лукъ, илъ казнишь ты прасы. Но каково ты ни живешь, роскошно ли, или воздерожно, прими въ свою дружбу Помпеія Тросфа и проч. Рыба относится къ первой части вопроса, сирѣчь буде правильно наслаждаешься, ибо у древнихъ рыбное почиталося лакомымъ ѣствомъ. Лукъ и прасы относятся къ второму, сирѣчь буде воздерженъ живешь крапивой и зеліемъ. Прасы, родъ суть лука, гораздо простаго но больше, и меньше остраго вкуса. Я русскаго имени того зелія не знаю. Казнишь. Trucidore казнить о человѣческомъ только убійствѣ говорится. Горацій для смѣху оное употребляетъ о рыбахъ и лукѣ. Можетъ статься что питагорскому преселенію духъ смѣется.

Ст. 30. Помпеію Гросфу. Помпей Гросфъ, всадникъ римской, родомъ сициліанецъ, былъ Гораціевъ пріятель.

Ст. 33 и 34. Малымъ друзей купить себѣ можемъ и проч. Когда честные люди въ недостаткѣ находятся, малымъ себѣ можемъ друзей купить, являя тѣмъ честнымъ людямъ услуги и помочь имъ подая. Латинское рѣченіе весьма удачливое: Vilis amicorum est annona; плодородный тотъ годъ въ друзьяхъ, въ коемъ честные люди въ недостаткѣ.

Ст. 36. Побитъ Агриппой ишпанецъ. Агриппа побилъ и совершенно подъ власть римскую покорилъ испанцевъ въ 754 лѣто по созданіи Рима. Годомъ прежде посланный отъ Августа въ Асію, Клавдій Тиберій Неронъ утвердилъ Тиграна на престолѣ армянскомъ и Фраата на пареческомъ.

ПИСЬМО XIII.
КЪ ВИННІЮ АСЕЛЛЪ.

Какъ предъ отъѣздомъ тебя я часто и долго

Училъ, Винніе, вручи свертокъ запечатанъ

Августу, буде здоровъ и веселъ, и спроситъ;

Чтобъ ты мнѣ не повредилъ лишнимъ доброхотствомъ

И лишною ревностью, слуга, черезъ мѣру

Прилежный, письма мои противны не сдѣлалъ.

Если же бумагъ моихъ бремя тебѣ тяжко

Скучитъ нести, лучше кинь на самой дорогѣ,

Чѣмъ грубо сбросить съ плеча тамъ, куды снесть долженъ,

И ослицы отческо имя продать смѣху

И привесть себя у всѣхъ въ жалостну посмѣшку.

Сберися ты съ силою, чрезъ лужи, чрезъ рѣки

И чрезъ горы идучи. Когда-жъ трудность всяку

Одолѣешь и дойдешь въ показанію мѣсто,

Такъ врученну неси вещь, чтобъ ты подъ рукою

Письма мои не держалъ, какъ мужикъ ягненка,

Какъ пьяная Пиррія краденую волну,

Какъ шапку и башмаки гость, званый въ ватагу.

Къ тому-жъ не разсказывай что вспотѣлъ ты сильно,

Несучи стихи мои, которы имѣютъ

Забавить цесарскіе и глаза и уши.

Довольно наставленъ ужъ; прилежно старайся

Исправить велѣнное. Прощай, иди съ Богомъ;

Не споткнуться берегись, не разбей приказы.

XIII. Горацій, посылая къ Августу Кесарю первое письмо второй книги, которое симъ стихомъ начинается: «когда столь важны дѣла и столько многи правишь» и пр. чрезъ поселянина сабинскаго, и вѣдая, что люди, кои никогда царскій домъ не видали, присутствіемъ государевымъ отороплены, обыкли все грубо и не во время дѣлать, долго и часто его наставляя, какимъ образомъ и когда то письмо отдать Кесарю имѣетъ. Но еще неблагонадеженъ, что посланникъ его перенялъ его наставленія изустныя, даетъ ему письменныя, которыя бы читая въ дорогѣ могъ утвердить въ умѣ своемъ, то что дѣлать долженъ. Все сіе письмо состоитъ въ шуткахъ, коими однакожъ Горацій изрядно прислуживается Кесарю, которому вѣдалъ, что письмо сіе съ прочими будетъ показано, и подъ видомъ Виннія поселянина изрядно описываетъ людей, которые въ людяхъ не живши вдругъ къ дворцу приходятъ, не зная ни обычай, ни нрава того жилища.

Ст. 2. Винніе. Древній толкователь Гораціевъ называетъ его Виннія Каіемъ Винніемъ Фратомъ. Дассіеръ чаетъ сего быть одного изъ пяти семей Гораціевой деревни, о которомъ въ слѣдующемъ письмѣ упоминаетъ.

Ст. 2. Свертокъ. Пакетъ, volumen — столбецъ, каковы въ старину у насъ употреблялися, кока не установлено писать на листахъ, кои бъ можно въ книгу переплетать.

Ст. 3. Буде здоровъ и веселъ и спроситъ. Увѣщаваетъ вручить свертокъ Августу, буде онъ здоровъ, буде веселъ и буде спроситъ, въ такихъ околичностяхъ стихи могутъ быть пріятны государю или человѣку, важными дѣлами упражненному.

Ст. 4. Чтобъ ты мнѣ…. доброхотствомъ. Всего пуще ненавистнымъ чинитъ писца и сочиненій его неблаговременное ихъ представленіе.

Ст. 9. Чѣмъ грубо сброситъ съ плеча и проч. Quam quo perferre juberis clitellas ferus impingas. Clitella — грузъ ослиный, поклажа, которую оселъ несетъ. Касается имени Випніева, который аилла, т. е. осличка, назывался. Я пропустилъ ту рѣчь въ своемъ переводѣ Fйrus, какъ оселъ дикій.

Ст. 12. Сберися ты съ силою чрезъ лужи. Продолжаетъ шутить о тягости своего письма, какъ бы о бремени, подъ которымъ его посланный могъ надсѣсться.

Ст. 15. Такъ врученну неси вещь. Такъ неси письмо, которое я тебѣ вручилъ, какъ я тебя поставилъ, сирѣчь держи въ рукахъ пока Августъ спроситъ, а не подъ мышкой, какъ мужикъ ягненка, и проч.

Ст. 27. Какъ пьянная Пиррія краденую волну. Пиррія — имя служанки, которая въ одной изъ Тициніевыхъ комедій крала клубки волны.

Ст. 18. Какъ шапку и башмаки гость званный въ ватагу. Когда хаживали другъ къ другу ужинать, бирали съ собою подъ пазухой шляпу и туфли или ночные башмаки; туфли, чтобъ оныя для большаго покоя вздѣть на пиру, а шляпу, чтобъ покрыться, возвращался домой, ибо случается иногда ужинать весьма далеко, и возвращался гораздо поздно нужно было, то шляпа; чтобъ защититься отъ дождя и стужи.

Ст. 24. Не споткнуться берегись, не разбѣй приказы. Всегда напоминая имя ослицы, которое Винній имѣлъ, совѣтуетъ, чтобъ бережно шелъ, чтобъ не споткнулся какъ оселъ и не разбилъ бы то, что ему поручено. Не разбей приказы — вмѣсто не преступи.

ПИСЬМО XIV.
КЪ ПРИКАЩИКУ СВОЕМУ.

Прикащикъ лѣсовъ моихъ и моей деревни,

Которая всю мою сладость составляетъ

И коей гнушаешься ты, хотя содержитъ

Она пять избъ и шлетъ пять въ Барію къ совѣту

Добрыхъ старшинъ, разсмотримъ, я-ль съ моего сердца

Выдираю терніе лучше, иль ты съ поля;

И кто въ состояніи находится лучшемъ —

Горацій или село. Хоть меня здѣсь держитъ

Ламіи любовь и скорбь, который смерть плачетъ

Неутѣшно братнюю, однакожъ мой разумъ

И сердце тянетъ въ село и отдалить ищетъ

Препоны, кои моей препятствуютъ волѣ.

Я тѣхъ, что въ селѣ живутъ, а ты тѣхъ, что въ градѣ,

Счастливыми лишь зовемъ. Когда состоянье

Другихъ намъ завидно — знакъ, что свое не мило.

Но оба глупо винимъ мѣсто мы не право:

Умъ нашъ виненъ, кой себя вѣкъ не избѣгаетъ.

Когда ты послѣдней былъ холопъ, часто тайны

Молитвы ты приносилъ, чтобъ въ село былъ посланъ;

Теперь прикащикъ села — зрѣлищи, и бани,

И городъ съ ума нейдутъ. Меня однонравна

Всегда знаешь, и когда дѣла ненавистны

Меня тащатъ въ Римъ, иду гораздо печаленъ.

Не однѣмъ оба съ тобой вещамъ мы дивимся:

Для того мы разнимся въ желаніяхъ нашихъ,

Ибо мѣста, кои ты пустынею чаешь

Дикою, и къ человѣкъ жилищу суровы,

Прохладными чаетъ тотъ, кто въ одномъ со мною

Мнѣніи, и кои ты красными вмѣняешь,

Ненавидитъ. Б..дь тебѣ, вижу, и вонючей

Кабакъ градское житье желать возбуждаетъ,

И скучаешь, что въ углу, въ которомъ живешь ты,

Перецъ и ладанъ растетъ вмѣсто винограда

И что нѣтъ вблизи корчмы, гдѣ бы достать можно

Вина, ни подложницы, коея-бъ подъ звукомъ

Свирѣли могъ бы скакать ты тяжекъ медвѣдемъ;

Однакожъ долженъ потѣть, работая землю,

Котора давно уже заступъ не видала;

Долженъ попеченіе быковъ по работѣ

Имѣть и листы на кормъ подкласть имъ довольный.

Праздному дѣлу придастъ, если падетъ дождикъ,

Ручей; отводить его высокими гатьми

Нужно, чтобъ привыкъ щадить пологое поле.

Слушай теперь, для чего и въ чемъ съ тобой разнюсь.

Мнѣ, коему прежъ сего щегольское платье

И кудри помазаны духами пристали;

Мнѣ, что знаешь сколь любимъ жадной былъ Цинарѣ

Безъ платы, и что съ утра самаго фалгернско

Вино попивать любилъ, который ужъ ужинъ

Пріятенъ и близъ ручья сонъ на травѣ тихой —

Ниже стыжусь, что я жилъ прохладно, но стыдъ бы

Имѣлъ, еслибъ не пресѣкъ прохладну жизнь въ пору.

Въ деревнѣ счастье мое никто злобнымъ глазомъ

Не взираетъ, ни тому языкъ ядовитый

И ненависть скрытая тревогу приноситъ.

Смѣются сосѣди мнѣ, когда меня видятъ

Камни и бразды сохой ворочать охотно.

Ты лучше съ рабами грысть дневной оброкъ хочешь

И причтенъ быть къ ихъ числу. Главнѣйшій межъ ними

Завидитъ тебѣ, скотовъ, сада и лѣсовъ власть.

Такъ лѣнивой быкъ сѣдло, конь соху желаетъ.

Я сужу, что не я къ изъ нихъ то ремесло долженъ

Добровольно исправлять, кое лучше знаетъ.

XIV. Горацій имѣлъ въ своемъ загородномъ дворѣ прикащикомъ стараго слугу, который, пока находился въ числѣ прочихъ холоповъ, всего лучше ждалъ себѣ то мѣсто, а получа оное, скучалъ своимъ состояніемъ и вздыхалъ въ томъ одномъ, чтобъ жить въ городѣ хотя слугою прочихъ холоповъ своего господина. Горацій, котораго должность къ опечаленному братнею смертію пріятелю своему удерживала въ Римѣ и которой нетерпѣливо желалъ себя видѣть въ деревнѣ, какъ его прикащикъ быть въ городѣ, пишетъ къ нему письмо сіе, чтобъ исправить въ немъ ту премѣнчивость и непостоянство, котораго причины показываетъ. Все письмо, прямо сказать, содержитъ похвалу деревенскаго житія.

Ст. 1. Прикащикъ лѣсовъ моихъ. Vilicus не всегда значитъ одного только прикащика; Катуллъ говоритъ: Vilicus cerari, казначей, надзиратель казны. Villicus сегагі quondam nunc cultor agelli. И Ювеналъ говоритъ: Villicus Urbis, управитель города, губернаторъ. Pegasus attonite modo villicus urbi. Въ старинныхъ надписяхъ читается: Villicus ab alimentis, надсмотрщикъ запасовъ, Villicus aplumbo, надзиратель свинца, и проч.

Ст. 2. Которая всю мою сладость составляетъ. Въ латинскомъ стоитъ: et mihi me reddentis agelli, и моей землишки, которая меня мнѣ возвращаетъ; какъ бы онъ тогда только своимъ себя чаетъ, когда въ той деревнѣ находился. Рѣченіе въ нашемъ языкѣ не вразумительное.

Ст. 4 и 5. И шлетъ пять въ Парію къ совѣту добрыхъ старшинъ. У римлянъ установлены были во всякомъ уѣздѣ судьи и кои чинили расправу въ случившихся помѣстныхъ раздорахъ. И когда встрѣчались важныя дѣла, всего уѣзда касающіяся, судьи тѣ сзывали всѣхъ старшинъ изъ уѣзда, которые бывали въ томъ случаѣ совѣтниками и давали свой голосъ. Горацій здѣсь показываетъ, что его деревня посылала въ Барію пять такихъ старшинъ, ибо его домъ лежалъ въ уѣздѣ Баріи, малаго города на рѣкѣ Теверонѣ межъ его домомъ и Тибуромъ. — Старшинъ. Patres. Горацій тѣхъ головъ семейныхъ называетъ отцами, понеже такъ римскіе сенаторы назывались.

Ст. 5, 6, 7 и 8. Разсмотримъ, я ль съ моею сердца и проч. Разсмотримъ, я ли лучше прилежу выдирать изъ моего сердца злые нравы, иль ты терніе и прочее зеліе съ моего поля, и я ли въ лучшемъ, въ исправнѣйшемъ состояніи нахожусь, иль моя земля твоими трудами?

Ст. 9. Ламіи любовь и скорбь. Емиліусъ Ламія, знатный вельможа римской, по словамъ Тацитовымъ консулъ въ лѣто 755 по созданіи Рима. (Лѣтопись Тац. кн. 6). Братъ его, о котораго смерти Горацій упоминаетъ, вступилъ было уже въ достоинства, понеже находятся его медали, изъ которыхъ видно, что онъ былъ надзиратель денежнаго дѣла. Q. Ælius Lamia III. vir. Æ. А. А. F. F, то есть Ære, Argento, Auro, Flando, Feriundo.

Ст. 10 и 11. Мой разумъ и сердце тянетъ, mensanimus. Когда древніе пишутъ mensanimus, или mensanimi, хотятъ тѣмъ изобразить всѣ дѣйства душевныя. Mens значитъ разумѣніе вышнее, и animus употребляемое вмѣсто anima, значитъ чувствованіе, источникъ страстей.

Ст. 11 и 12. И отдалить ищетъ препонъ. Rumpere claustra obstantia spaciis. Перервать закону, которая запрещаетъ въ подвигѣ бѣжать. Взято отъ бѣгу конскаго, гдѣ тѣ, кои бѣжать имѣли, стояли за веревкою или бревномъ, пока оное отнято будучи, всѣ вдругъ въ бѣгъ устремлялися.

Ст. 14 и 15. Когда состояніе другихъ намъ завидно, знакъ, что свое не мило. Слѣдствіе неоспорное. Когда мы завидуемъ состоянію чуждому, безъ сумнѣнія намъ собственное состояніе не мило, докучно.

Ст. 16. Но оба глупо винимъ мѣсто мы не право. Ты скучаешь въ деревнѣ, я въ городѣ, по оба глупо винимъ мѣсто.

Ст. 17. Умъ нашъ виненъ, кой себя вѣкъ не избѣгаетъ. Не мѣсто виновато нашей скуки, но нашъ умъ, котораго не можемъ нигдѣ избѣжать. Сколь не перемѣняй мѣсто, буде тѣ-же страсти, тѣ-же склонности и прихоти хранимъ, равно скучитъ намъ деревня, какъ и городъ.

Ст. 18, 19 и 20. Когда ты послѣдней былъ холопъ, часто тайны и городъ съ ума нейдутъ. Такъ истинно то, что мѣсто намъ удовольство и благополучіе наше доставить не можетъ, что когда ты жилъ послѣднимъ въ холопьяхъ, часто въ себѣ молитвы къ богамъ приносилъ, часто съ горячностію желалъ, чтобы ты былъ посланъ въ деревню, а теперь, получивъ желаемое и будучи надзиратель той деревни, житьемъ деревенскимъ скучаешь и съ ума тебѣ нейдутъ городъ, зрѣлищи и бани. — Когда ты былъ послѣдней холопъ. Латинская рѣчь: Mediastinus значитъ послѣдняго межъ слугами, того сирѣчь, который долженъ былъ неотступенъ быть, чтобъ исправлять приказы прочихъ слугъ и исполнять самыя подлѣйшія нужды, какъ напримѣръ дрова рубить, воду носить, топить бани и проч.

Ст. 21, 22 и 23. Меня однонравна всегда знаешь, и когда дѣла ненавистны и проч. Ты ни въ городѣ, ни въ деревнѣ ужиться не можешь, мнѣ городъ несносенъ, и когда нужды и дѣла мои въ Римъ меня позываютъ, иду туды гораздо недобровольно. Не знаю, какъ могъ Горацій хвалить свое однонравіе, когда видимъ изъ самихъ его сатиръ его перемѣнчивость. Можетъ статься, что въ своей старости то однонравіе себѣ досталъ; отъ чего слѣдовало бы, что письмо сіе въ старости уже Гораціевой писано.

Ст. 24 и 25. Не однѣмъ оба съ тобой мы вещамъ дивимся, для того разнимся въ желаніяхъ нашихъ и проч. Для того мы съ тобою въ желаніяхъ нашихъ разнимся, что не однѣмъ вещамъ мы съ тобою дивимся. Ты одну вещь почитаешь, я другую. Горацій, показавъ прикащика своего непостоянство въ желаніяхъ и различное съ хозяиномъ своимъ мнѣніе, принимается изъяснитъ, отъ чего въ нихъ происходитъ то мнѣній и желаній различіе.

Ст. 26 по 30. Ибо мѣста, кои ты пустынею чаешъ дикою……. ненавидитъ. Не однѣмъ вещамъ мы съ тобою дивимся, ибо тѣ мѣста, которыя ты почитаешь дикою и къ жилищу человѣкамъ суровою пустынею, я и тѣ, кои одного со мною мнѣнія, почитаемъ прохладнымъ мѣстомъ; и тѣ мѣста, кои ты пріятными почитаемъ, я и тотъ, кто одного со мною мнѣнія, ненавидимъ. — Пустынею чаешь. Inhospita tesqua. Tesqua или Tesса суть въ сродномъ знаменаніи высокія лѣсомъ покрытыя и неудобоприступныя мѣста.

Ст. 30. И вонючей кабакъ. Uncta popina. Popina, домъ, гдѣ продаютъ обѣдъ готовой, корчма, трактирной домъ. Uncta, сальная, черная, нечистая, можетъ также значитъ жирная, обильная.

Ст. 36. Скакать тяжекъ медвѣдемъ. Тяжело, неискусно скакать. Медвѣдемъ пляшетъ говоримъ о такихъ неискусныхъ танцовщикахъ. Латинское Solias terrae gravis, скакать тяжелъ землѣ, изрядно изображаетъ грубые и неопрятные танцы крестьянскіе.

Ст. 37. Однакожъ долженъ. Не только лишаешься забавъ помянутыхъ, корчмы, б..ди, танцевъ и прочихъ, но еще долженъ потѣть въ работѣ и лроч.

Ст. 38. Котора давно заступъ земли не видала. Такой земли работа труднѣе, нопеже недѣлаипая земля твердѣе.

Ст. 39. Попеченіе быковъ по работѣ имѣть. Boves disjimctum curas. Disjunctum, быка, котораго въ вечеру по работѣ отвязалъ отъ ига.

Ст. 40. Листы на кормъ подкласть. Римляне кармливали быковъ листами вязовыми, осиновыми, дубовыми и смоквянными, сколь долго пора годовая листы тѣ давала.

Ст. 41. Праздному. Дѣла неимѣющему придастъ дѣло ручей отъ дождя.

Ст. 43. Чтобъ привыкъ щадитъ пологое поле. Нужно отводить ручей, чтобъ не потопилъ пологое поле. Красивое рѣченіе щадить поле, вмѣсто — не вредить полю.

Ст. 44. Слушай теперь, для чего. Горацій, описавъ своего слугу, уже принимается описать себя, и примѣчать, въ чемъ прежъ сего межъ собою были сходпы и въ чемъ теперь много различествуютъ. — Concentus, согласіе, подобіе.

Ст. 45. Мнѣ, коему прежъ сего и проч. Мнѣ прежъ сего пріятно было щегольское платье и кудри помазанные духами, и подложпица Цинара, и съ утра самаго попивать фалернское вино: въ томъ я былъ тебѣ похожъ; но теперь ужъ пріятенъ мнѣ короткой ужинъ и покойной сонъ; а ты неотмѣнно къ вину и къ похоти склоненъ; въ томъ мы съ тобой разнимся.

Ст. 46. Кудри помазаны духами. Обычай былъ у древнихъ для прикрасы мазать свои кудри благовонными мазями.

Ст. 47. Мнѣ, что знаешь. Мнѣ, о которомъ ты самъ знаешь сколь любимъ былъ. Отъ сего самъ знаешь, разумѣется, что слуга сей былъ не столько давно въ службѣ Гораціевой, но что и всѣ его полюбовныя дѣла ему были ввѣрены.

Ст. тотъ же. Любимъ былъ жадной Динарѣ безъ платы. Любимъ былъ безъ платы Цинарѣ жадной, скупой, которая сирѣчь прочимъ себя безъ великой платы не дозволяла. Динара полюбовница Гораціева, о которой помянуто въ ст. 37 письма 7.

Ст. 61 и 52. Ниже стыжусь, что я жилъ прохладно, но стыдъ бы имѣлъ и проч. Оба мы, говоритъ Горацій, равно были непорядочнаго житья; но я много бы стыдился, еслибъ то свое безпорядочное житье не пресѣкъ; а ты по прежнему по кабакѣ, по б..ди и прочихъ безпутныхъ забавахъ вздыхаешь, и въ томъ мнѣ не подобишься.

Ст. 53. Никто злобнымъ глазомъ не взираетъ. Obliquo oculo mea commoda limat. Косымъ глазомъ мое благосостояніе изнуряетъ. Limat, territ, deterrit, уменьшаетъ, изнуряетъ, стираетъ. Древніе суевѣрствомъ чаяли, что завидливой глазъ ущерблялъ вещь, на которую смотрѣлъ, и повреждалъ ее употребленіе.

Ст. 54 и 55. Ни тому языкъ ядовитый и ненависть скрытая тревогу приноситъ. Ни безпокоитъ мое благосостояніе языкъ ядовитый, сирѣчь клеветы злобныхъ людей, и ненависть скрытая. Въ латинскомъ стоитъ: Non odio obscuro ……… venenat; слово отъ слова: ни портитъ скрытою ненавистью и угрызеніемъ злобнымъ. Odins obscurus. Ненависть скрытая, потаенная, которая всѣхъ опаснѣйша. Отъ явнаго недуга предостеречься можно; покрытая недружба пагубна.

Ст. 66. Смѣются. Веселятся, съ веселіемъ улыбаяся смотрятъ, когда я пишу.

Ст. 59. Главнѣйгній межъ ними завидитъ тебѣ и проч. Когда ты горячо желаешь жить въ городѣ въ числѣ прочихъ слугъ, не только всякой изъ нихъ, но и самый главнѣйшій завидитъ тебѣ власть надъ скотами, садомъ и лѣсами, которые тебѣ препоручены. Calo argutus. Не имя то подлою хологіа. Calo тожъ, что Calator, Nomenclator, рабъ, которой неотступенъ бывалъ отъ хозяина, чтобъ ему сказывать имена къ нему приходящихъ и который хаживалъ съ хозяйскими приказами; потому онъ былъ первѣйшій изъ слугъ. Argutus, хитрый, лукавый.

Ст. 60. Лѣнивый быкъ сѣдло, конь соху желаетъ. Быкъ уподобленъ прикащику. Конь городскому слугѣ. Ephippia, слово греческое, значитъ сѣдло и покровъ сѣдельной или чепракъ.

Ст. 63. Добровольно исправлять. Libens exerceat должно разумѣть Libens censebo.

ПИСЬМО XV.
КНЕІЮ НУМОНІЮ ВАЛЛѢ.

Байски бани Муза мнѣ призналъ не полезны,

Жители жъ мѣста того меня ненавидятъ,

Что въ холодной средь зимы водѣ я купаюсь.

Безъ шутокъ, все село снесть не можетъ, чтобъ мирты

Презрѣны осталися и сѣрныя воды

(Коихъ, сказуютъ, изъ жилъ слабость выгнать сильныхъ),

И косо смотритъ на тѣхъ больныхъ, кои смѣютъ

Окачаться съ головы клунскою водою,

И кои въ Габій затѣмъ и въ другія ѣздятъ

Деревни студеныя. Для того ужъ мѣсто

Должно мнѣ перемѣнить и корчмы знакомы

Миновать нудить коня. Съ гнѣвомъ узду въ лѣво

Потянувъ, скажу ему: куды? я не ѣду

Ни въ Куму, ни въ Баіи; обузданна уши

Коня въ устахъ. Валла, другъ, какова, скажи мнѣ,

Веліи зима, каковъ воздухъ есть Салерна?

Каковыхъ людей страны и каковъ путь къ онымъ?

Которой въ житѣ изъ двухъ обиленъ народовъ?

Дождь ли скопленный тѣ пьютъ, иль сладкую воду

Живаго источника ибо не пекуся,

О винѣ того края? Въ своей я деревнѣ

Всякое пью, всю сношу; но какъ сойду къ морю,

Сильнаго и сладкаго требую, которо

Изгоняетъ печаль злу и которо, въ жилахъ

И въ сердцѣ вгнѣздившися, многую собою

Надежду сильно взбудить: которо слова мнѣ

Плодитъ пріятны въ устахъ и которо можетъ

То сдѣлать, чтобъ молодъ я луканской казался

Полюбовницѣ своей. Въ которой съ двухъ больше

Странѣ зайцевъ и вепровъ, въ которомъ съ двухъ мори

Болѣе рыбъ кроется и болѣе раковъ,

Чтобъ я жиренъ могъ оттоль и истинной феакъ

Возвратиться въ домъ — ко мнѣ отписать ты долженъ

О всемъ томъ, а я твоимъ словамъ увѣряться.

Меній, когда матерне имѣнье й отцовско

Мужественно промоталъ, сдѣлался забавнымъ

Шутомъ безмѣстнымъ; стола не имѣлъ надежна,

Голоденъ, пріятеля съ недругомъ не зная

Различать, на всякаго вымышлялъ свободно

Всяческія клеветы; пагуба и пропасть

И буря мясныхъ рядовъ, все, что могъ заграбить,

Ненасытну предавалъ и жадному брюху.

Когда ничто онъ достать могъ себѣ иль мало

У боязливыхъ, иль тѣхъ, коимъ его шалость

Люба, требуху ѣдалъ на ужинѣ дома

И овечину, сколь тремъ медвѣдямъ довольно,

Чтобъ, исправленъ, могъ сказать, что должно горячимъ

Желѣзомъ брюхо пятнать любоядцевъ. Онъ же,

Меній, когда лакому получалъ добычу

Жадно оную пожравъ, "я ужъ не дивлюсь тѣмъ, "

Говаривалъ, «кто свое имѣнье проѣли;

Ибо ни что лучшее жирнаго быть можетъ

Дрозда, ни что лучшее большой жирной тьоши.»

Таковъ я точно. Когда вещей не имѣю,

Довольство, умѣренный хвалю и покойный

Обѣдъ, и нужду спошу я довольно храбро;

Когда же, что лучшее и вкуснѣй мнѣ въ руки

Попадется, тотъ же я, говорю отважно,

Что вы лишь умны одни, вы одни счастливо ее

Живете, кои свои деньги положили

Въ обильныхъ надежнаго доходу помѣстьяхъ.

XV. Горацій, употребивъ для глазъ своихъ теплыя бани безъ всякой пользы, и Антоній Муза Августовъ врачъ, предписавъ ему бани студеныя, сталъ чрезъ нѣсколько времени употреблять клузскія и габійскія, но чувствуя въ тѣхъ краяхъ чрезмѣрну стужу, поставилъ по мѣрѣ принимать морскія бани въ теплѣйшемъ мѣстѣ; а прежде нежели изберетъ то мѣсто, пишетъ къ пріятелю Нумонію Валлѣ, который самъ искусилъ бани велійскія и салерискія въ Луканіи, требуя отъ него извѣстія о состояніи тамошнихъ краевъ, и проситъ, чтобъ ему далъ знать гдѣ, зимы тише и гдѣ съѣстныхъ припасовъ больше обильства.

Ст. 1. Байски бани и проч. Горацій начинаетъ письмо свое стихомъ 15 и 16. Валла, другъ, какова, скажи мнѣ, въ Веліи зима и проч. послѣ которыхъ слѣдуетъ въ скобкахъ около 14 стиховъ, кои совсѣмъ его вопросъ къ другу перерываютъ. Дасіеръ правильно судитъ, что такое долгое отдаленіе отъ начатаго вопроса въ письмѣ къ другу неприлично. Для того я въ началѣ письма вставилъ то, что въ первоначальномъ лежитъ въ скобкахъ, а первые два стиха къ прочимъ въ свое мѣсто присоединилъ. — Байски бани. Баіи село или мѣстечко межъ Неаполью и Кумою близъ озера Лукрипа. Мѣсто то весьма знаменито было своими теплицами или теплыми банями. Муза. Антоній Муза, врачъ Августовъ, знаменитъ исцѣленіемъ сего императора отъ тяжкой болѣзни, за что не только великодушно отъ него награжденъ и всадникомъ учиненъ, но и кумиръ отъ народа въ знакъ благодарства поставленъ. — Призналъ неполезны. Ибо Горацій не домоталъ сухою офтальміею, и потому теплы бани наипаче имѣли его раздражить и распламенить, разгрѣвая его кровь.

Ст. 2 и 3. Жители жъ мѣста того и проч. Хотя теплыя бани мнѣ признаны неполезны, однакожъ жители байскіе на меня гнѣваются, что я оставилъ ихъ бани и избралъ купаться въ студеной водѣ. Обыкновенно такіе люди не разсуждаютъ, развѣ о собственной прибыли, мало суетяся желаніе ихъ сходно ли съ прочихъ пользою.

Ст. 4. Безъ шутокъ. Sane, если меня ненавидятъ, то по меньшей мѣрѣ все село байское снесть не можетъ, чтобъ презрѣны осталися ихъ мирты, которыми бани ихъ облажены, и ихъ сѣрныя воды, которыя сильны выгонять слабость жилъ; и все то село косо смотритъ на тѣхъ, кои смѣютъ окачиваться студеною клунскою водою.

Ст. 6. Жилъ слабость. Morbum cessantem, понеже cessare facit nervus, препятствуетъ употребленію жилъ сухихъ. Болѣзнь, которою отвердѣваютъ сочленіи, такъ что отымается употребленіе озлобленныхъ оною удесъ; такова есть подагра и хирагра.

Ст. 7. На тѣхъ больныхъ, кои смѣютъ. Смѣютъ для того приложено, что въ самомъ дѣлѣ смѣлъ быть долженъ, кто зимою окачивается студеною водою.

Ст. 8. Окачаться съ головы. Въ латинскомъ стоитъ: тѣ, кои смѣютъ подъ Клунской источникъ подкладывать голову и животъ; чѣмъ описывается, какимъ образомъ употреблялися студеныя бани въ Клузіумъ и Габіяхъ, сирѣчь саживался больной подъ ключомъ и принималъ на себя падующую воду; то самое французы называютъ prendre la douche. Такимъ образомъ принимаются теплыя воды барежскія на рубежахъ французскихъ и Испаніи, которыми изъ ранъ всякія нечистоты выбиваются и повседневно многіе чудесно исцѣлеваютъ.

Ст. тотъ же. Клунскою водою. Клузіумъ — старый тосканской городъ, нынѣ Кюзи называется.

Ст. 9. И ѣздятъ въ Габіи. Габіи деревня межъ Римомъ и Пренестомъ.

Ст. 10. Мѣсто должно мнѣ перемѣнить. Мѣсто перемѣнить хочетъ, понеже Габіи и Клузіумъ ему несходны, для того что зимою чрезъ мѣру тамъ стужу чувствуетъ. Не должно-бо ту отмѣну разумѣть о Габіяхъ.

Ст. 11. И корчмы знакомы миновать нудить коня. И должно понуждать копя, чтобъ миновалъ знакомыя корчмы. Ибо ѣдучи изъ Рима въ Салерну, или въ Вилій, Горацій долженъ былъ проѣзжать близъ Баіевъ, гдѣ онъ часто предъ тѣмъ живалъ, и для того поставляетъ, что копь его свертываетъ на право, ища корчмы, куды онъ прежъ сего идти обыкъ.

Ст. 14. Тотъ же. Обузданна уши коня въ устахъ. Для того въ лѣво узду потяну, что конь слова не разумѣетъ, и ухо его въ устахъ слушаетъ всадника, когда уздою ему говоритъ.

Ст. 15. Валла другъ. К. Нумоніусъ Валла, или, какъ тогда писывали, Ваала, котораго медали до нашихъ временъ сбереглися. Есть одна, въ которой съ одной стороны изображена его голова, а на оборотѣ онъ самъ нападая на валъ, или ретраншаментъ, съ подписью: Ваала. Vaala, отъ чего судить можно, что имя то дано ему въ знакъ разорваннаго имъ вала, ибо vala произвесть можно отъ vallus. Не столь храбро поступилъ онъ въ Германіи, гдѣ былъ онъ намѣстникомъ (или генералъ-лейтенантомъ) Квинтилія Вара; ибо, покинувъ своего воеводу, переплылъ рѣку Ренъ со всею конницею и былъ отчасти причиною потери трехъ легіоновъ. Веллеіусъ книга 2 глава 119.

Ст. 16. Веліи зима. Веліа, предъ тѣмъ Гелія, приморской городъ въ Луканіи, между пазухами Престанской и Лаускою.

Ст. тотъ же. Воздухъ Салерна. Салернумъ городъ Пицентиновъ въ самомъ краю Престанской пазухи. Еще и теперь стоитъ городъ.

Ст. 19. Дождь скопленный. Въ цистернахъ, то есть мѣстахъ нарочно изготовленныхъ для принятія дождевой воды, стекающей съ кровель; обыкновенны такія цистерны въ городахъ, гдѣ рѣки нѣтъ.

Ст. 21. Въ своей деревнѣ всякое пью.. Горацій всякое вино, какого ему ни дадутъ, пьетъ живучи въ своей деревнѣ; а когда подвинется къ морю, нужно ему сильныя и пріятныя греческія вина пить, и для того онъ не печется, каково вино въ Веліи и Салернѣ; каково бы оно ни было, онъ всегда пить станетъ греческое вино, которое или съ собою привезетъ, или въ приморскихъ тамошнихъ городахъ безъ труда достанетъ.

Ст. 29. Въ которой съ двухъ больше странѣ зайцевъ. Сирѣчь въ Салерискомъ или въ Велейскомъ уѣздѣ больше зайцевъ.

Ст. 32. И истинной феакъ возвратится. Чтобъ я могъ отъ туду возвратиться домой жиренъ и гладокъ, какъ одинъ изъ народовъ феаковъ, подвласныхъ Алциною. Смотри примѣчаніи подъ ст. 33 письма 2.

Ст. 35. Меній, когда матерне и проч. Письмо кончалося предыдущимъ стихомъ, но будучи такимъ образомъ весьма голо, Горацій украшиваетъ оное баснью, которая касается того, что выше говорилъ, а именно, что въ своемъ загородномъ домѣ пьетъ всякое вино и всѣмъ довольствуется; въ чужомъ домѣ и въ другомъ мѣстѣ ищетъ лакомые куски и во всемъ обильство. — Меніусъ. Фабіусъ Меніусъ Пантодабусъ славный мотъ, о которомъ упоминается въ сатирѣ I книги 1. Человѣкъ лакомый и обжорству преданный.

Ст. 36. Мужественно. Fortiter. Въ насмѣяніе Менію употреблена рѣчь храбрымъ людямъ принадлежащая.

Ст. 36. Забавнымъ шутомъ безмѣстнымъ. Urbanus scurra vagus. Въ письмѣ 9, въ примѣчаніи подъ ст. 15, изъяснена рѣчь Urbanus scura vagus, безмѣстный тутъ. Двоякіе были у римлянъ, какъ и у насъ, шуты: одни извѣстнаго хозяина держалися, другіе то къ одному, то къ другому господину приставали, и всегда охотнѣе къ тому, чья поварня жирнѣе.

Hos major rapuit canes culina.

«Сихъ собакъ большая влечетъ поварня.»

Ст. 37. Стола не гімѣлъ надежна. Non qui certum praesepe teneret. Praesepe ясли, такъ Горацій называетъ столъ, при которомъ ѣдятъ тѣ, кои обѣды искать обыкли.

Ст. 38. Голоденъ. Разумѣй, когда бывалъ голоденъ, не поѣвши, когда брюхо порожнее имѣлъ, не зналъ различать друга съ недругомъ, или какъ въ латинскомъ стоитъ, гражданина съ непріятелемъ.

Ст. 44. У боязливыхъ. У тѣхъ сирѣчь, кои, бояся злобнаго его языка, ничего ему отказывать не смѣли.

Ст. тотъ же. Иль тѣхъ, коимъ его шалость люба. Иль у тѣхъ, коимъ его и проч. Nequitiae fautoribus, защитителямъ, споспѣшествователямъ его шалости.

Ст. 45. Требуху ѣдалъ. Ѣства обыкновенная убогимъ людямъ.

Ст. 46. И овечину. Овечина всегда была меньше въ почтеніи, чѣмъ баранина.

Ст. тотъ же. Сколь тремъ медвѣдямъ довольно. Столько требухи и овечины, сколько довольно-бъ было накормить трехъ медвѣдей.

Ст. 47 и 48. Чтобъ исправленъ могъ сказать и проч. Меній, насытився дома ѣствомъ грубымъ, исправленъ признавалъ, что природа не требуетъ обильнаго и вкуснаго ѣства, и потому осуждалъ любоядцевъ, или чревобѣсію преданныхъ, говоря, что должно имъ брюхо горячимъ желѣзомъ пятнать. Обыкновенное наказаніе лакомыхъ холопьевъ.

Ст. 49, 50 и 51. Онъ же Меній, когда лакому получалъ и проч. Когда Меній принужденъ былъ дома ѣсть требуху и овечину, хвалилъ воздержность и осуждалъ лакомыхъ пятнанію горячимъ желѣзомъ; когда же могъ доставать лакомый и обильной кусокъ, жадно оной пожирая, выхвалялъ тѣхъ, кои любятъ обильные и лакомые пиры строить, проѣдая свое имѣніе. Жадно оную пожравъ. Въ латинскомъ стоитъ: оную обративъ въ дымъ и пепелъ. Ибо пепелъ и дымъ остается тѣмъ, кои добро свое въ пирахъ съѣдаютъ.

Ст. 53. Ни что лучшее большой свиной тьоши. Древніе надъ всѣмъ ѣствомъ почитали брюхо или тьошу свиную, которую стряпали съ многимъ искусствомъ и прилежностью.

Ст. 55. Умѣренный хвалю и покойный обѣдъ. Я обѣдъ прибавилъ, понеже предъидущіе стихи того казались требовать; въ латинскомъ стоитъ: хвалю безопасныя и маленькія вещи или богатства, или ѣства разумѣть можно. Сирѣчь когда не имѣетъ довольства, хвалитъ умѣренность безопасную.

Ст. 57. И вкуснѣе. Unctius, вкуснѣе или обильнѣе, такъ Катулъ говоритъ: Uncta patrimonia, жирное имѣніе, обильное имѣніе.

Ст. 60 и 61. Деньги положили въ обильныхъ надежнаго доходу помѣстьяхъ. Nitidis fundata pecunia villis. Слово отъ слова: въ гадкихъ деревняхъ основали свои деньги. Nitida villa тожъ, что деревни съ прилежаніемъ смотрѣнныя, въ которыхъ сирѣчь земли незапущены, но напротиву, все содержится въ изрядномъ порядкѣ; такія деревни обильпы и надежнаго доходу быть имѣютъ. — Fundare pecunia есть положить деньги во что ни есть, чтобъ изъ того прибыль получить.

ПИСЬМО XVI.
КЪ КВИНТІЮ.

Дабы ты не спрашивалъ, любезнѣйшій Евинте,

Земля моя хлѣбомъ ли меня господина

Кормитъ, или зернами богатитъ оливы,

Иль паствомъ и овощьми, или виноградомъ,

Что вкругъ вязовъ высится, оный обнимая, —

Деревни моей тебѣ опишу пространно

Положеніе и видъ. Горы непрерывны;

Одна разлучаетъ ихъ долина примрачна,

Котору солнце однакъ восходя освѣщаетъ

Съ правой, а съ лѣвой руки грѣетъ западая.

Умѣренность воздуха подлинно похвалишь.

Что-жъ скажешь, видя кусты красными обильны

Рожками и сливами, что-же, видя дубы,

Которые многую даютъ стадамъ пищу

И многу хозяину тѣнь? Скажешь, придвинутъ

Видѣть Тарентъ процвѣтать. Есть къ тому-жъ источникъ,

Довольной имя ручью дать; и Эбра воды,

Драконъ обтекающа, того не свѣтлѣе

И не студенѣе суть. Течетъ-же полезенъ

Слабой главѣ, слабому полезенъ желудку.

Твое жилище то, и (буде мнѣ вѣришь)

Прохладное, въ грозное сентябрское время

Меня, друга твоего, здравымъ сохраняетъ.

Ты счастливу жизнь ведешь, ежели печешься

Такимъ быть, каковымъ всѣ тебя называютъ.

Блаженнымъ уже давно весь Римъ, мы зовемъ тя;

Но боюсь, чтобъ о тебѣ ты другимъ не вѣрилъ

Больше, чѣмъ себѣ; боюсь, чтобы ты блаженнымъ

Не мнилъ другого кого, кромѣ умна мужа

И добраго; чтобы ты, когда народъ здравымъ

Тебя славитъ, скрытую не таилъ горячку

Предъ обѣдомъ, пока дрожь схватитъ съ кускомъ во ртѣ.

Глупцевъ хульный стыдъ таитъ неисцѣльны раны.

Еслибъ кто тебѣ сказалъ, что ты и по морю

И на земли одержалъ славныя побѣды,

И сими хотѣлъ бы онъ льстить тебѣ словами,

Юпитеръ, кои о тебѣ печется и о Римѣ,

Пусть долго въ су мнѣніи оставитъ пріятномъ,

Твое ли больше народъ, или ты народно

Благосостояніе ищешь и желаешь.

Августовы похвалы легко въ томъ узнаешь.

Когда же исправленнымъ и умнымъ ты зваться

Терпишь, скажи мнѣ, прошу, имени такому

Соотвѣтствуешь ли ты? Равно, отвѣчаешь,

Какъ тебѣ, пріятно мнѣ и умнымъ и добрымъ

Человѣкомъ звану быть. Да кто далъ сегодне

Тебѣ то, завтра отнять можетъ, если хочетъ;

Такъ какъ пучки консульски, если недостойну

Вручитъ, силенъ и отнять. Отдай назадъ, скажетъ,

Мое добро, и отдавъ стыду печаленъ.

Если онъ воромъ меня гласитъ и безсрамнымъ

И подтверждаетъ, что я своими руками

Родителя удавилъ, имѣю-ль я ложны

Клеветы тѣ чувствовать и отмѣнять цвѣты

Въ лицѣ своемъ, кому честь ложная пріятна,

Иль страшно безчестіе ложно? развѣ мужу

Лживу и злонравному? кто-жъ человѣкъ добрый,

Кто исполняетъ уставъ отцовъ, кто законамъ

И суду послушенъ, кто многи и велики

Споры судитъ и рѣшитъ, коего совѣтомъ

И свидѣтельствомъ конецъ добръ тяжбы пріемлютъ?

Да сего сосѣдство все, домъ весь его видитъ

Гнусна свнутри; кожею лишь извнѣ нарядна

Красивою. Если мнѣ слуга мои сказалъ бы:

Я не кралъ и не бѣжалъ, мзду твою имѣешь,

Отвѣчаю, для того плетьми битъ не будешь;

Я ни кого не убилъ; на крестѣ не будешь

Висѣть, воронамъ на кормъ. Я добрый и честный

Слуга; не хочетъ тому вѣрить твой хозяинъ,

Осторожный волкъ тенетъ боится опасныхъ,

Силокъ ястребъ, и коршунъ удицы прикрытой.

Съ любви добродѣтели злочинствъ убѣгаютъ

Добрые люди; а ты, казни опасаясь,

Воздерживаешься зла; если бы надежда

Была тебѣ устоять предъ людьми, поступки

Священные бы смѣшалъ съ скверными ты вещи.

Ибо когда съ тысячи четвертей одну ты

Четверть только похитишь, меньшей лишь убытокъ

Тогда мнѣ, злодѣйство-жъ твое тѣмъ не меньше.

Тотъ твой доброй человѣкъ, кому вся дивится

Площадь, всѣ судилищи; когда ни приноситъ

Богамъ въ жертву иль свинью, иль быка умильно,

Громкимъ голосомъ возвавъ: О Янусе отче!

О Аполлине! потомъ губы лише движетъ,

Бояся быть слышану, и за зубми шепчетъ:

Лаверна красивая, дай мнѣ мои силу

Таить дѣла, дай всегда и святымъ и правымъ

Являться людямъ, и ночь грѣхамъ и обманамъ

Моимъ облакъ наведи. Не вижу, чѣмъ лучше,

Чѣмъ свободнѣе раба скупецъ, кои увидѣвъ

Въ улицѣ пригвозженну деньгу, поднять гнется.

Ибо кто желаетъ, тотъ подлинно боится,

А кто въ боязни живетъ, воленъ быть не можетъ.

Добродѣтели измѣнилъ, потерялъ ружье тотъ,

Кто вѣкъ трудится свое прибавлять богатство

И попеченіемъ тѣмъ себя подавляетъ.

Плѣнника можешь продать, не дай его смерти:

Пользу службой принесетъ. Пусть терпѣливъ стадо

Пасетъ, пусть землю тебѣ пашетъ и среди валъ

Пусть зимуетъ, плавая по морю для торгу,

Пусть преумножаетъ онъ обильство, и жито,

И прочи потребныя къ жизни вещи возитъ.

Добрымъ и мудрымъ себя мужемъ звать тотъ можетъ,

Кто смѣетъ сказать: Пенѳей ѳивянъ властелине,

Что терпѣть безвиннаго меня ты понудишь?

Добро, скажешь, отыму твое, сирѣчь стадо,

Земли, уборы, деньги! возьми безъ препятства.

Въ жестокой, скажешь, тюрьмѣ заключу, и руки

И ноги сковавъ. Самъ богъ, когда пожелаю,

Свободитъ меня. Такимъ, какъ чаю, онъ словомъ

Сказать хочетъ: я умру; смерть — конецъ дѣламъ всѣмъ.

XVI. Горацій въ семъ письмѣ къ Квинтію описуетъ свой загородной дворъ, и отъ того поводъ принимаетъ показать, что истинное блаженство не состоитъ въ мнѣніи другихъ объ насъ, по въ насъ самихъ, въ тишинѣ нашей совѣсти; отъ чего слѣдуетъ, что только честные и добрые люди блаженными зваться могутъ. Потомъ изслѣдуетъ, кто таковъ честной и доброй человѣкъ? и опровергнувъ опредѣленіи, которыми честнаго и добраго человѣка обыкновенно описываютъ, поставляетъ, что честной и доброй человѣкъ есть человѣкъ вольной, которой, не зная ни страху, ни надежды, презираетъ насилія тиранскія.

Ст. 1. Квинте. Квинтіусъ Гирпинусъ вельможа римской изъ знатнѣйшихъ семей.

Ст. 2. Земля хлѣбомъ ли кормитъ? Fundus arvo pascat. Fundus помѣстье, вотчина; arva земля, пашня; pascere кормить, питать. Такъ что въ латинскомъ стоитъ: помѣстье мое пашнею ли меня кормитъ? Мой переводъ тожъ значитъ и для насъ яснѣе.

Ст. 3. Зернами оливы. Оливками ими масломъ деревянномъ богатитъ.

Ст. 10. Съ лѣвой руки грѣетъ западая. Хотя вышепомянутая долина призрачна, однакожъ солнце всходя освѣщаетъ ее съ правой, а съ лѣвой заходя. Латинской стихъ Levus discedens curru fugiente vaporet есть чрезвычайной красоты и искусства. Сожалѣю, что онаго силу и сладость я изобразить не могъ; слово отъ слова содержитъ: Съ лѣвой отходя, бѣжащею колесницею огрѣваетъ.

Ст. 11. Умѣренность воздуха. Того загороднаго дома воздуха умѣренность.

Ст. 15 и 16. Скажешь придвинутъ видѣть Тарентъ. Когда разсмотришь того моего дома положеніе, воздухъ, кусты плодами обилующіе и лѣса, подающіе стадамъ многую пищу, а хозяину многую тѣнь въ прохладу, скажешь, что ты видишь Тарентъ, городъ особливой красоты и услажденія. — Подвинутъ, сирѣчь почаешь, что ты въ Тарентѣ, а не въ загородномъ моемъ домѣ находишься.

Ст. 16. Есть къ тому-жъ источникъ. Источникъ тотъ назывался Digentia, Дигенція, которой давалъ имя ручью, текущему подъ тѣмъ домомъ Гораціевымъ.

Ст. 17 и 18. И Эбра воды ѳраковъ обтекающа. Эбръ рѣка во Ѳракіи. О сей провинціи въ другомъ мѣстѣ выше сего изъяснено.

Ст. 19 и 20. Течетъ же полезенъ слабой главѣ, слабому полезенъ желудку. О источникѣ томъ говоритъ, котораго вода знать то исправляла желудокъ и исцѣляла главную болѣзнь, которую отъ большей части пары, изъ желудка происходящіе, причинствуютъ.

Ст. 24. Ты счастливу жизнь ведешь. Уже выше сего примѣчено, что Горацій часто рѣчи свои не связываетъ. Обыкновенны ему внезапныя перескочки съ дѣла на другое; но со всѣмъ тѣмъ, если прилежно изслѣдуемъ, всегда находимъ въ его разговорѣ нѣкое безперерывное слѣдствіе. Мѣсто сіе новымъ примѣромъ тому служитъ. Горацій, показавъ Квинтію, что онъ въ уединеніи своемъ больше о своемъ покоѣ радѣетъ, чѣмъ о народномъ объ немъ разсужденіи, отъ того поводъ беретъ ему совѣтовать жить подобнымъ же образомъ и трудится больше о томъ, чтобъ самъ себя чувствовалъ счастливымъ, нежели чтобъ прочіе его счастливымъ сказывали.

Ст. тотъ же и 25. Ежели печешься такимъ быть, каковымъ тебя называютъ? Не должно себя счастливымъ чаять для того, что такимъ насъ прочіе почитаютъ; должно изслѣдовать, подлинно ли мы таковы, и для того должно гораздо болѣе испытать свою совѣсть, чѣмъ чуждое мнѣніе.

Ст. 26. Но боюсь, чтобъ о тебѣ ты другимъ не вѣрилъ больше, чѣмъ себѣ. Всего обыкновеннѣе человѣку больше вѣрить тому, что объ немъ говорятъ, чѣмъ тому, что самъ о себѣ вѣдаетъ. Счастливыми себя признаемъ, когда всѣ люди хвалятъ и удивляются нашему счастью; но если бы похотѣли внутреннее наше испытать и съ собою самимъ спроситься, нашли бы многую разницу между быть счастливымъ, по мнѣнію другихъ, или чрезъ собственное чувствованіе того счастья.

Ст. 28 и 29. Боюсь, чтобы ты блаженнымъ не мнилъ другого кого, кромѣ умна мужа и добраго. Боюсь, чтобъ ты не почитать блаженнымъ счастливымъ другого, кромѣ умнаго и добраго мужа. Богатства, достоинства и прочіе дары счастья блаженными насъ въ мнѣніи прочихъ являютъ, но чтобъ могли сами себя счастливыми чувствовать, нужно имѣть богатства душевныя, добродѣтели и тишину. Горацій потому боится, чтобъ Квинтій не разсуждалъ съ народомъ о счастіи человѣка. По его мнѣнію счастливымъ почитать должно только умнаго и добраго человѣка.

Ст. 30, 31 и 32. Чтобъ ты когда народъ здравымъ и проч. Пріуподобляетъ тѣхъ, кои себя счастливыми почитаютъ, для того что народъ ихъ такими признаетъ, больнымъ, кои вѣрятъ тѣмъ, которые ихъ обнадеживаютъ, что они въ совершенномъ здоровьи находятся, и кои въ той благонадежности садятся за столъ чтобъ насытить свои неумѣренныя желанія; чаютъ они себя здоровыми, но между тѣмъ дрожь ихъ схватываетъ съ кускомъ во ртѣ, и уже исцѣленіе ихъ бываетъ труднѣе. — Пока дрожь схватитъ съ кускомъ во ртѣ. Въ латинскомъ стоитъ: пока дрожь вступитъ въ сальныя руки; сальныя руки, ѣствами сирѣчь засаленныя. Мой переводъ то-же изображаетъ.

Ст. 33. Глупцевъ хульный стыдъ таитъ неисцѣльны раны. Хульный, проклятый стыдъ препятствуетъ открывать свои болѣзни душевныя и искать онымъ цѣльбу. Когда народъ счастливымъ и умнымъ кого почитаетъ, онъ лучше похочетъ остаться неисцѣльнымъ, сохранить свои злонравіи, чѣмъ осудится предъ народомъ, обнаживъ свои раны, сирѣчь свои пороки. — Хульный стыдъ. Стыдъ слово двоесильное: есть добрый стыдъ, который устыдѣніемъ звать можно, и худой стыдъ. Для того Горацій прибавилъ malus, злой, хульной.

Ст. 34. Еслибъ кто тебѣ сказалъ, и проч. Нѣтъ человѣка, развѣ совсѣмъ ума лишившагося, кто-бъ хотѣлъ себѣ присвоить похвалы, надлежащія славному государю за его побѣды и мужественныя дѣла. Однакожъ неменьше безумно есть чаять себя счастливымъ и благоразсуднымъ, для того только, что народъ насъ такимъ почитаетъ.

Ст. 36. Льстить тебѣ словами. His verbis vacuas promulceat aures. Слово отъ слова: сими словами щекотать твои пустыя уши. Vacuas aures пустыя уши, сирѣчь готовыя принять похвалы и похлѣбства.

Ст. 37, 38, 39 и 40. Юпитеръ, кой о тебѣ печется и о Римѣ и проч. Пусть Юпитеръ, богъ, которой печется о тебѣ и въ тебѣ самомъ о римскомъ народѣ, не долго оставитъ въ пріятномъ сумнительствѣ; ты ли съ большею горячностію ищешь и желаешь народное благосостояніе, или народъ твое. Горацій занялъ сіи два удивительной красоты стиха отъ Барія, славнаго стихотворца, въ его похвальной рѣчи къ Августу Кесарю. Ничего свыше желать не можно, когда государь такимъ образомъ къ подданнымъ поступаетъ, что нельзя судить, онъ ли подданныхъ или подданные его больше любятъ.

Ст. 42 и 43. Когда же исправленнымъ и умнымъ ты зваться терпишь и проч. Еслибъ тебя кто назвалъ побѣдителемъ парѳянъ и владыкою земли и моря, ты откажешь тѣ титла; но когда зовутъ тебя умнымъ и послѣдователемъ правиламъ здраваго разсужденія, охотно то себѣ присвоишь; однакожъ сія малость другой не меньше. Если ты самъ себя умнымъ и благоразсудству послѣдователемъ не чувствуешь. Исправленнымъ и умнымъ. Sapiens. Умный, мудрый, въ такомъ мудрость или сродна, или трудами и прилежностію добыта, emendatus, исправленный, значитъ мудрость, которая трудами добыта, которая исправляетъ и преодолѣваетъ страсти, и злонравіи, и потому оной стяжаніе труднѣе.

Ст. 44, 45 и 46. Равно отвѣчаешь, какъ тебѣ ….. добрымъ человѣкомъ звану быть. Отвѣтъ Квинтіевъ, которой изрядно Горацій опровергаетъ, показуя, что не въ томъ трудиться мы должны, чтобъ зваться, но чтобъ быть добрымъ человѣкомъ. Ибо если отъ мнѣнія прочихъ наше состояніе, наше благополучіе зависитъ, то сегодня счастливы, завтра несчастливы быть можемъ. Понеже кто тебѣ сегодня далъ доброе имя, завтра отнять можетъ, такъ какъ народъ даетъ и отымаетъ достоинства. Къ тому же, если отъ прочихъ мнѣнія имѣетъ зависѣть наше состояніе, то я потому долженъ рдѣть и съ болѣзнію чувствовать клеветы, буде кто меня воромъ безсрамнымъ и отцеубійцемъ назоветъ.

Ст. 48. Пучки консульки. Пучки прутковъ фасцесъ называемые, которые нашивалися предъ консулами въ знакъ ихъ достоинства. Въ другомъ мѣстѣ объ нихъ изъяснено. Здѣсь они значутъ всякія достоинства, которыя у римлянъ народъ большинствомъ голосовъ раздавалъ.

Ст. 49 и 50. Отдай назадъ, скажетъ, мое добро, и отдавъ отъиду печаленъ. Ложная добродѣтель состоитъ въ умѣ народномъ, которой въ нашу пользу разсужденіемъ своимъ погрѣшаетъ, а не въ насъ самихъ основана. Потому когда народъ обманъ съ глазъ своихъ сгонитъ, когда подлинно вызнаетъ, поступаетъ съ тою добродѣтелью къ своимъ собственнымъ добромъ. Отдай назадъ, скажетъ, мое добро; и я принужденъ буду вдругъ остаться безъ добродѣтели и отойти печаленъ. Однимъ приказомъ потеряю доброе имя, которое однимъ только народнымъ мнѣніемъ заслужилъ. Еслибъ же подлинно я былъ добродѣтелями украшенъ, то мое добро собственное никто у меня отнять не силенъ.

Ст. 54. И отмѣнятъ цвѣты. Многіе цвѣты, блѣднѣть, и рдѣть, и опять блѣднѣть. Такъ перемѣняется лице человѣка, который стыдъ, или страхъ, или другую страсть чувствуетъ.

Ст. 55, 56 и 57. Кому честь ложная пріятна, илъ страшно лживу и злонравному. Мнѣніе доброе народа не сдѣлаетъ меня честнымъ человѣкомъ, если я собою не таковъ, ни клеветы его меня безчестнымъ сдѣлать сильны. Лживому только и злонравному человѣку пріятна ложная честь и страшно ложное безчестіе. Честный и добрый человѣкъ какъ однимъ не услаждается, такъ другого не боится: оба равно презираетъ.

Ст. 57. Кто-жъ человѣкъ добрый. Горацій, показавъ, сколь суще честнаго и умнаго человѣка состояніе изящно, приступаетъ изслѣдовать, кто такимъ право зваться можетъ. Кто-жъ человѣкъ добрый? спрашиваетъ и самъ, обыкновенному тогда мнѣнію послѣдуя, отвѣчаетъ: кто исполняетъ уставъ отцевъ и проч, которое мнѣніе потомъ опровергаетъ и погрѣшительнымъ доказываетъ.

Ст. 58. Уставъ отцевъ. Законы уставы отечества своего. Отцами сенаторы римскіе называлися, Patres.

Ст. 60. Судитъ и рѣшитъ. Qui judice secantur. Secantur рѣшаться, кончаться, вершаться.

Ст. 61. Конецъ добръ тяжбы пріемлютъ, Tenentur, вмѣсто obtinentur — выигрываются, получаютъ счастливый конецъ. Цицеронъ говоритъ: Causam apud centum … non tenuisse. Добръ вмѣсто добрый чрезъ сокращеніе.

Ст. 62. Да сего сосѣдство все и проч. Отвѣтъ Гораціевъ, которымъ вышепоказанное честнаго человѣка опредѣленіе опровергаетъ. Того человѣка, говоритъ, который исполняетъ уставы и законы и правды держится; того, кѣмъ тяжбы вершатся важныя, всѣ сосѣди и домъ его видитъ гнуснымъ, наполненнымъ страстьми, пороками, и злонравіями, которые наружною добротою какъ красивою кожею покрываетъ. Красивую харю вздѣваетъ, какъ съ двора выйдетъ, внутреннемъ своимъ гнусенъ.

Ст. 65. Я не кралъ и не бѣжалъ. Изрядное пріуподобленіе, которое отказываетъ, сколь погрѣшительно и неосновательно вышепомянутое опредѣленіе честнаго человѣка. Человѣкъ, который живетъ по законамъ, который исполняетъ уставы, ищетъ только охранить себя отъ казни, должной законопреступникамъ, какъ холопъ, который не бѣглецъ, ни воръ, избѣгаетъ только наказанія, но ни одинъ, ни другой за тѣмъ однимъ не могутъ почитаться добрымъ и честнымъ человѣкомъ, понеже ихъ поводъ, причина, для которой такъ поступаютъ, можетъ быть порочная; повинуяся закопанъ, могутъ имѣть склонность и волю преступать оные, которую страхъ въ нихъ удерживаетъ.

Ст. 68. Я добрый и честный слуга. Не слѣдуетъ сіе отъ вышеписаннаго, какъ Горацій изрядно доказываетъ. Frugi — слово сіе имѣетъ пространное и важное знаменаніе, понеже древніе подъ именемъ воздержанія, frugalitas, включали правосудіе, храбрость и воздержность.

Ст. 69. Твой хозяинъ. Въ латинскомъ вмѣсто твой хозяинъ стоитъ: Sabellus — самнитецъ, которымъ именемъ Горацій себя означаетъ, понеже онъ былъ уроженецъ изъ Венузы самнитскаго города.

Ст. 70. Осторожный волкъ тенетъ и проч. Какъ волкъ, ястребъ и коршунъ, самыя кроволюбивѣйшія животныя, удерживаются бросаться на добычу, опасался тенетовъ, такъ и самые злонравнѣйшіе люди воздерживаются въ дѣйство произвесть злыя свои намѣренія, казни страшася.

Ст. 71. И коршунъ удицы прикрытой. Отъ сихъ словъ кажется, что въ Гораціевы времена коршуновъ удицею ловили, прикрывая сирѣчь удицу въ корму коршуна.

Ст. 72. Съ любви добродѣтели злочинствъ убѣгаютъ добрые люди. Добрый человѣкъ дѣлаетъ съ одной любви къ добродѣтели то, что злые дѣлаютъ съ страху законовъ, и любовь добродѣтели есть столь неотмѣнное свойство добрыхъ людей, что не отстаютъ добро дѣлать, хоть бы за то были наказаны, и убѣгаютъ зло дѣлать, какова-бъ ни была велика надежда награжденія, которую чрезъ злыя дѣла получить бы могли.

Ст. 73. А ты, казни опасаясь. Горацій еще говоритъ къ своему холопу.

Ст. 74. Воздерживаешься зла. Tu nihil admittes in te. Ты ничего не дѣлаешь противъ себя. Сирѣчь, не дѣлаешь того, что казнь навлечи можетъ, которой ты боишься.

Ст. 75. Поступки. Прибавить бы должно твои; мѣра стиха сіе не допускаетъ.

Ст. 76. Священные бы смѣшалъ съ скверными ты вещи. Miscebis sacra profanis. Смѣшаешь божественная съ мирскими, скверными; различіе межъ ними не поставишь; сирѣчь, еслибъ могъ надѣяться предъ людьми утаить твои злочинства, и слѣдовательно еслибъ ты былъ благонадеженъ, что достойную злымъ поступкамъ казнь избѣжишь, никакое бы злочанство ты не миновалъ, на всякое зло поступилъ бы охотно, божественныя вещи и скверныя вмѣстѣ смѣшалъ бы безъ всякаго различія.

Ст. 77. Ибо когда съ тысячи. Холопъ тотъ могъ отвѣтствовать Горацію, что по меньшей мѣрѣ, когда изъ тысячи четвертей бобовъ онъ довольствуется украсть одну четверть, должно признать, что онъ не столько воръ, сколько тотъ, который бы всю тысячу четвертей покралъ. То самое Горацій опровергаетъ, говоря, что правда, въ такомъ случаѣ убытокъ хозяйскій меньше, но холопье злочинство равное; ибо онъ укралъ одну только четверть, чтобъ легче воровство свое укрыть; а еслибъ надежду имѣлъ, что и всю тысячу покравъ, могъ столь-же легко свое злое дѣло утаить, то не преминулъ бы охотно на оное поступить.

Ст. 80. Тотъ твой добрый человѣкъ и проч. по стихъ 89. Вотъ еще другое мѣсто, которое съ предъидущимъ кажется связности не имѣетъ. Найдется она примѣчая, что повыше Горацій говорилъ о человѣкѣ, котораго народъ добрымъ человѣкомъ почитаетъ. Для того, что снаружи, по законамъ живетъ, а въ самомъ дѣлѣ кто внутреннѣе его видитъ, видитъ плута. Здѣсь или въ томъ же самомъ человѣкѣ, или въ другомъ подобномъ образецъ приводитъ притворной доброты, какъ вышепомянутый былъ доброты недобровольной.

Ст. 80. Кому вся дивится площадь. Которому весь народъ, всѣ судилища удивляются, какъ отмѣнной доброты человѣку.

Ст. 83. Громкимъ голосомъ возвалъ. Когда тотъ человѣкъ жертвы богамъ приноситъ, притворяетъ себѣ умильность и богобоязливость, и громкимъ голосомъ вскричитъ: о Янусе отче, о Аполлине! а потомъ за зубами шепчетъ молитвы къ богинѣ Лавернѣ, покровительницѣ воровъ и плутовъ, прося, чтобъ она дата ему всегда предъ людьми казаться святымъ и правымъ человѣкомъ, прикрывая его обманы и плутни.

Ст. тотъ же. О Баусе отче, о Аполлине. Дассіеръ примѣчаетъ, что Янусъ и Аполлинъ тотъ же и одинъ Богъ. Однакожъ баснословцы двухъ различныхъ быть сказываютъ. Первый богъ міра, для того въ другомъ мѣстѣ Горацій называетъ его міростраже, а Аполлинъ богъ наукъ.

Ст. 86. Лаверна. Богиня покровительница воровъ и обманщиковъ; потому безъ сумнѣнія она больше всѣхъ другихъ боговъ служителей имѣла.

Ст. тотъ же и 87. Дай мнѣ мои силу таить, дѣла. Сроднымъ положеніемъ рѣчей: дай мнѣ силу таить мои дѣла.

Ст. 88 и 89. Ночь грѣхамъ и обманамъ моимъ облакъ наведи. Наведи ночь на грѣхи мои и облакъ на мои обманы; сирѣчь, прикрой, утай отъ людей мои злочинства, чтобъ они не могли видѣть мои плутни и почитали-бъ меня святымъ и правымъ человѣкомъ. Стихотворныя рѣченіи суть: наводить ночь и наводить облакъ на что нибудь вмѣсто прикрыть, укрыть, заслонить. Облакъ засланиваетъ, ночь или темнота вещь чинитъ невидиму.

Ст. 89 и 90. Не вижу, чѣмъ лучше, чѣмъ свободнѣе раба скупецъ. Продолжаетъ стихотворецъ открывать злонравіе людей, которые снаружи только добродѣтелію украшены кажутся, а внутренно многими злонравіями изобилуютъ, и скупость ихъ мочитъ, чѣмъ они больше невольники, нежели купленный рабъ, или въ войнѣ плѣненный.

Ст. 90 и 91. Кой увидѣвъ въ улицѣ пригвожденну. Человѣкъ тотъ, котораго народъ чаетъ добрымъ и честнымъ человѣкомъ, столь скупъ, что и самые гнуснѣйшіе способы употребляетъ для скопленія богатствъ. Самый безчестнѣйшій прибытокъ ему нравенъ. Сей гнусный прибытокъ Горацій пріуподобляетъ деньгѣ, которую младенцы въ улицѣ пригважживаютъ, чтобъ обманывать мимоидущихъ, кои напрасно наклоняются поднять оную. Такія шутки младенцевъ и теперь въ обыкновеніи.

Ст. 92 и 93. Ибо кто желаетъ тотъ подлинно боится, а кто въ боязни живетъ, и пр. Скупой человѣкъ невольникъ, ибо желаніе всегда страху соединено, а страхъ и вольность вмѣстѣ жить не могутъ.

Ст. 94, 95 и 96. Добродѣтели измѣнилъ, потерялъ ружье тотъ и пр. Скукой человѣкъ; человѣкъ сирѣчь, которой непрестанно трудится пріумножать свое богатство и тѣмъ попеченіемъ себѣ подавляетъ страсти, къ злонравію подлежитъ, слѣдовательно измѣнилъ добродѣтели. Богъ уставилъ насъ въ мірѣ, чтобъ непрестанно биться противъ злонравія и страстей нашихъ. Кто въ томъ бою унываетъ, подобенъ малодушнымъ воинамъ, положивъ ружье свое, покидаютъ свое мѣсто и сами непріятелю сдаются.

Измѣнилъ. И краткое за нужду мѣры.

Ст. 97. Плѣнника можешь продать и пр. по стихъ 102. Скупой или притворной доброты человѣкъ измѣнилъ добродѣтели, какъ мало душной воинъ ружье свое положилъ и сдался непріятелю, уже стался полоненикъ. Я не совѣтую полоненика убить; можешь его продать; можетъ пасти твое стадо, пахать твою землю, торгъ твой отправлять за море, возить жито и другіе припасы. Сирѣчь, какъ плѣнникъ цѣною своею, или тѣми разными службами тебѣ, такъ скупой человѣкъ трудами, кои для собиранія богатствъ прилагаетъ, обществу нѣкакимъ образомъ можетъ быть полезенъ.

Ст. 98. Терпѣливъ. Durus, laboriosus. Трудолюбивъ, работящъ.

Ст. 103 и 104. Добрымъ и мудрымъ мужемъ себя знать тотъ можетъ, кто смѣетъ сказать. Въ латинскомъ стоитъ: добрый мужъ смѣетъ сказать. Опровергнувъ ложныя описанія добраго человѣка, Горацій поставляетъ, что такимъ есть тотъ, кто стыда злымъ дѣламъ соединеннаго больше боится, чѣмъ смерти, и котораго никакія тиранскія насильства, ни лишеніе имѣнія, ни заключеніе отъ добродѣтели отвесть и къ безчестному дѣлу понудить не можетъ; который и самую смерть не только презираетъ, но наипаче ее въ такомъ состояніи прибѣжищемъ чаетъ, богомъ зоветъ, понеже несчастію конецъ полагаетъ.

Ст. 10. Пенѳей ѳивянъ властелине и пр. Слова сего добраго человѣка Гораціемъ заняты у Еврипида, греческаго стихотворца, въ котораго комедіи, Баханты называемой, Бахусъ богъ пьянства, тѣ слова говоритъ Пенѳію, царю ѳивейскому, когда сей, не узнавъ того бога жъ, грозитъ ему разными казньми. Горацій мало что отмѣнилъ въ греческихъ стихахъ, которыхъ слѣдующіе суть точной переводъ:

Бахусъ.

Что понудишь мя терпѣть? какое зло мнѣ учппишь?

Пенѳей.

Въ началѣ остригу тебѣ твои красивы кудри.

Бахусъ.

Кудри тѣ священны. Богу ихъ ращу.

Пенѳей.

Потомъ дай мнѣ палку, что въ рукѣ держишь.

Бахусъ.

Самъ отыйми, Бахусова она.

Пенѳей.

Заключимъ тебя въ жестокой тюрьмѣ.

Бахусъ.

Богъ самъ меня свободитъ, когда ни пожелаю.

Ст. 109. Самъ Богъ, когда пожелаю, свободитъ меня. Въ Эврипидѣ, тотъ, кто слова сіи говоритъ, хочетъ сказать, что Бахусъ его спасетъ, сирѣчь, что самъ себя спасетъ. Горацій вмѣсто Бахуса смерть поставляетъ, которая, когда сами себѣ помочь не можемъ, безсумнительно въ помочь и къ освобожденію нашему приходитъ.

Ст. 110. Свободитъ. Solvet, разрѣшитъ. Нѣтъ цѣпей, ни связи противъ смерти.

Ст. 112. Смерть конецъ дѣламъ всѣмъ. Въ латинскомъ стоитъ: смерть всѣмъ дѣламъ послѣдняя черта. Метафора взятая отъ подвиговъ, гдѣ богъ отправлялся; въ немъ Linea, то есть черты, называлися грани, коимъ означивалося начало и конецъ мѣста, въ которомъ бѣжать было должно.

ПИСЬМО XVII.
КЪ СЦЕВѢ.

Хотя, Сцева, самъ себѣ ты лучшій совѣтникъ,

И знаешь, какъ себя весть съ вельможами долженъ;

Послушай, что мыслитъ въ томъ дружокъ твои послѣдній

Кои самъ еще требуетъ совѣта, подобенъ

Слѣпцу, кои зрячимъ казать дорогу берется.

Разсмотри, нѣтъ ли въ словахъ моихъ то, что въ дѣло

Произвесть хотѣлъ бы ты, и себѣ присвоить.

Если пріятный покой и до часа перва

Услаждаетъ сонъ тебя; если колесъ грохотъ,

И пыль, и корчемный шумъ досадны, я ѣхать

Въ Ферентинъ совѣтую. Не однимъ бо только

Веселу препровождать жизнь дано богатымъ,

Ниже несчастливо жить, кого неизвѣстны

Были родины и смерть. Если-жъ быть полезенъ

Своимъ хочешь и себя не много получше

Кормить въ забавахъ, ищи въ жирныхъ ты, убогой.

Еслибъ Аристипъ умѣлъ травы ѣсть, съ царями

Водиться бы не хотѣлъ. Еслибъ, кто пятнаетъ

Меня, Аристинъ сказалъ, зналъ съ царьми водиться,

Гнушался бы зелія. Кого изъ двухъ больше

Хвалишь слова и дѣла? скажи; иль, моложе

Меня, слушай, для чего Аристипа лучше

Мнѣніе. Ибо такъ онъ противъ ядовита

Киника себя щитилъ, сказываютъ, жала:

"Я шутъ себѣ одному; ты, всему народу.

"Правильнѣе и честнѣй, чтобъ я верхомъ ѣздилъ

"И на царскомъ жилъ корму. Я на поклонъ ѣзжу;

"Ты вещи негодныя понищенски просишь,

«Но всегда ты подчиненъ дателю, хотя ты

Гордъ, хвастаешь, что ни въ комъ нужды не имѣешь».

Всяко состояніе, всяка степень, всякъ цвѣтъ

Годенъ былъ Аристипу; больше трудился

Достать счастье, доволенъ почти настоящимъ.

Напротиву же, кого Терпѣнье одѣло

Въ удвоену епанчу, жизни видъ противный

Если пристанетъ ему, есть чему дивиться.

Тотъ не станетъ ожидать багряну одежду,

Въ чемъ ни одѣтъ, въ знатныя собранія пойдетъ,

И изрядно такъ въ одномъ, какъ въ другомъ уборѣ,

Исправитъ должность свою. Другой же милетску

Багрянку хуже змѣи и пса отбѣгаетъ.

До смерти станетъ колѣтъ, если не воротишь

Ему ветоши свои; возврати тѣ убо

И оставь его въ своемъ жить гнусномъ безумствѣ.

Побѣды въ войнахъ достать и недруговъ плѣнныхъ

Согражданамъ въ зрѣлище представить — дѣла тѣ

Юпитеровъ высотой престолъ досязаютъ,

И почти божественны; мужей знаменитыхъ

Пріятство себѣ достать не мала есть слава:

Не всякому удалось побывать въ Коринѳѣ.

За дѣло тотъ не взялся, кто себѣ боялся

Неудачи, слова нѣтъ. Чтожъ тотъ, что исправилъ,

Мужественно-ль поступилъ? о томъ слово идетъ,

Въ томъ состоитъ иль нигдѣ то, что мы знать ищемъ.

Той страшится бремени, что силъ превосходитъ

Молодушныхъ, сей поднять на себя дерзаетъ,

И несетъ. Иль тщетно есть имя добродѣтель,

Иль награжденіе и почесть достойна

Тому, кто силу свою въ хвальныхъ искушаетъ

Предпріятіяхъ, трудовъ не страшась и бѣдства?

Кто убожество свое умолчевать знаетъ

Предъ государемъ своимъ, больше получитъ онъ,

Чѣмъ тѣ, кои безперечь нахалчиво просятъ.

Съ смиренностью принимать, что дано бываетъ,

Иль похищать, межъ собой разнятся не мало,

И знать то различіе есть всему начало

И источникъ. Кто, сестру, говоритъ, имѣю

Безъ приданаго, и мать на рукахъ убогу,

Землю ни продать могу, ни съ нее кормиться,

Кричитъ: дайте хлѣба мнѣ. Другой подпѣваетъ:

И мнѣ хлѣба надѣли того половину.

Но еслибы воронъ могъ ѣсть молчаливъ, больше

Корму бъ имѣлъ и распри и зависти меньше.

Кто за знатнымъ слѣдуя господиномъ въ Бринды

Или въ прохладный Сурентъ, жалобы приноситъ

На остру стужу, на дождь, на злую дорогу,

И плачется, что разбитъ ящикъ и покрали

Его деньги, хитростямъ извѣстнымъ подложницъ

Подражаетъ, которы часто горьки слезы

Льютъ, какъ о потерянномъ своемъ ожерельѣ,

Иль о подвязкахъ своихъ, кои у нихъ цѣлы,

Такъ, что ужъ и истиннымъ ихъ скорби и убыткамъ

Никто вѣры не даетъ. Кто однажды обманутъ,

Лежаща съ сломленною въ улицѣ ногою

Не подыметъ нищаго, хоть ручьемъ съ глазъ слезы

Текутъ, и бѣдный, клянясь именемъ Осира,

Говоритъ: "Повѣрьте мнѣ, о жестокосердый!

"Не шучу, безногаго, меня подымите!

Ищи пришельца, кричитъ, охрипло сосѣдство.

XVII. Горацій въ семъ письмѣ наставляетъ, какимъ образомъ должно намъ себя водить съ вельможами, какимъ образомъ должны мы жить съ тѣми, кои насъ сильнѣе и въ коихъ мы нужду имѣемъ. Но прежде изложенія про вилъ изслѣдуетъ, которое изъ двухъ мнѣній правильнѣе, киническихъ ли философовъ, которые всякаго сообщества съ вельможами отбѣгали, или киренскихъ, которые поставляли, что равномѣрно нужно намъ знать жить въ единеніи и при дворѣ царскомъ, въ обильствѣ и въ убожествѣ, и по достоинству сіе послѣднее превосходнымъ почитаетъ.

Ст. 1. Хотя Сцева. Многія семьи римскія носили прозвище Сцевы, потому трудно сказать, кто таковъ тотъ, къ кому Горацій письмо сіе пишетъ. Древней толкователь сказываетъ его римскимъ всадникомъ.

Ст. тотъ же. Самъ себѣ ты лучшій совѣтникъ. Нельзя большей похвалы кому дать, какъ когда говоримъ, что онъ не имѣетъ нужды ни въ чьемъ совѣтѣ.

Ст. 3 и 4. Дружокъ твой послѣдній, кой самъ. Примѣтно смиренномудріе Гораціево, называетъ себя дружкомъ послѣднимъ, amieulus, дружокъ, который самъ требуетъ еще совѣта, docendus ad huc, и слѣпцомъ, caecus. Съ тою смиренностію поданные совѣты охотнѣе принимаются и больше дѣйства производятъ.

Ст. 6 и 7. Разсмотри, нѣтъ ли въ словахъ моихъ. Послушай мои слова и разсмотри, найдешь ли въ нихъ что ни есть, чтобъ ты могъ въ свою пользу употребить. Quod eures proprium fecisse, что ни есть, чтобъ ты могъ учинить собственнымъ. Когда мы совѣтамъ слѣдуемъ, въ собственное добро оные превращаемъ, какъ желудокъ пріятныя себѣ яства.

Ст. 8. Если пріятной покой. Съ самаго начала Горацій объявляетъ, что онъ не хулитъ тишину и уединеніе, но кто оной держаться хочетъ, долженъ отдаляться изъ Рима.

Ст. тотъ же. До часа перва сонъ услаждаетъ. До перваго часа по старому исчисленію часовъ, сирѣчь по часъ седьмой по полуночи.

Ст. 9 и 10. Колесъ грохотъ, и пыль, и корчемный шумъ. Безпокойства обыкновенныя въ большомъ и многолюдномъ городѣ, каковъ былъ Римъ.

Ст. 11. Ѣхать въ Ферентинъ совѣтую. Буде тишину достать или безпокойство избѣжать желаешь, совѣтую отдалиться изъ Рима, отъѣхать напримѣръ въ Ферентинъ, мѣстечко весьма малолюдное, въ латинской провинціи межъ Анагніею и Фрузиномъ.

Ст. тотъ же. Не однимъ бо только и пр. Можешь отъѣхать въ Ферентинъ и жить въ тишинѣ; я тебѣ то не отсовѣтую, ибо признаю, что не одни только богачи живутъ въ весельи и что многія счастливу и довольну жизнь ведутъ въ уединеніи.

Ст. 12. Дано богатымъ. Divites, богатые люди, богачи. Здѣсь значитъ людей, кои живутъ въ городахъ посредѣ обильства и прохладу.

Ст. 13 и 14. Коихъ неизвѣстны были родины и смерть. Коихъ сирѣчь свѣтъ весь такъ не зналъ, что никому неизвѣстно было, жили ли они или нѣтъ.

Ст. 14 и 15. Если-жъ быть полезенъ своимъ хочешь. Въ уединеніи живемъ только про себя, кто хочетъ своимъ сродникамъ или пріятелямъ быть полезенъ, долженъ отложить уединеніе я жить въ сообществѣ съ людьми.

Ст. 16. Ищи въ жирныхъ ты убогой. Sicci, сухіе, убогіе, недостаточные. Uncti, жирные, вельможи, кои живутъ въ обильствѣ и въ великолѣпіи.

Ст. 17. Еслибъ Аристипъ умѣлъ. Горацій, объявя, что всякой долженъ своей склонности слѣдовать и жить по своему намѣренію, что тотъ, кто покой любитъ и про себя одного жить хочетъ, долженъ жить въ уединеніи, и что тотъ, кто хочетъ быть своимъ полезенъ и жить съ большимъ довольствомъ и пыхою, долженъ прислуживаться вельможамъ, вдругъ вводитъ Діогена, киническаго философа, которой сопротивляется сему рѣшенію, осуждая такое сообщество съ вельможами. Въ сихъ трехъ стихахъ Горацій ввелъ слово отъ слова рѣчи Діогена къ Арисгипу и Аристиповъ отвѣтъ, которые Діогепъ Лаецій такъ описываетъ. «Діогенъ, моючи нѣкогда зелій, увидѣлъ мимо идуща Аристипа, и сказалъ ему: Еслибъ ты умѣлъ ѣсть зелій, не служилъ бы царямъ. Противъ чего Аристинъ съ горячностію отвѣтствовалъ: А ты, еслибъ зналъ прислуживаться къ царямъ, не мылъ бы зелій». Аристипъ, родомъ киринеецъ, въ Аѳинахъ ученикомъ былъ Сократовымъ, потомъ основатель киринейской философической секты. Первый изъ Сократовыхъ послѣдователей за пауку плату брать началъ. Съ царями. Имя царя у Горація значитъ просто вельможей, знатныхъ, богатыхъ господъ, а въ устахъ Діогеновыхъ значило прямо царей, ибо обличалъ Арисгипа, что онъ служилъ и ласкалъ Діонисію сицилскому тирану.

Ст. 21 и 22. Скажи, иль моложе меня, слушай. Или самъ, буде можешь суди, которое изъ двухъ мнѣній лучше, или будучи меня моложе, слушай у меня, для чего я признаю, что Аристипово лучше.

Ст. 23 и 24. Такъ онъ противъ ядовита киника себя щитилъ, сказываютъ, жала. Такъ онъ, какъ сказываютъ, щитилъ себя противъ ядовитаго жала киникова. Въ латинскомъ стоитъ: Mordacem Cynicum sic eludebat ut aiunt, такъ онъ, какъ сказываютъ, избѣгалъ киника, которой грызется. Діогенъ, философъ секты кинической, славенъ убогимъ и безпечальнымъ житьемъ; кормился онъ милостынею, обиталъ въ бочкѣ, въ которой отъ Александра Великаго посѣщенъ бывъ, насилу отвѣтомъ его удостоить похотѣлъ. Киникомъ названъ для того, что ласкалъ тѣмъ, кои ему милостыню давали, лаялъ на тѣхъ, кои ему отказывали, и безъ обиновенія грызалъ злонравныхъ и злобныхъ. Киносъ по-гречески песъ называется.

Ст. 25. Я шутъ себѣ одному, ты всему народу. Аристипъ отвѣтствовалъ Діогену: я ласкаю и прислуживаю Діонисію для себя, а ты ласкаешь народу для него только, никакой пользы съ того не происходитъ, а я многія получаю отъ своей прилежности и моей прислуги. Нищій ханжа, каковъ былъ Діогенъ, который ласкалъ народу, чтобъ отъ него получить какіе бѣдные остатки ѣствъ, не долженъ запирать тѣхъ, кои добываютъ себѣ награжденія важныя и чины честные.

Ст. 25 и 27. Чтобъ я верхомъ ѣздилъ и на царскомъ жилъ корму. Пословица греческая: bippeus me ferei, basilens-trefei. Копь меня возитъ, царь меня кормитъ. То есть, царь меня кормитъ и лошадь мнѣ даетъ; то есть, живу и ѣзжу на царскихъ проторяхъ.

Ст. 27 и 28. Я на поклонъ ѣзжу, ты вещи негодныя.… Аристипъ искалъ въ Діонісіи, на поклонъ къ нему ѣздилъ, ничего у него не прося, а Діогенъ безстыдно прашивалъ у народа; великая потому разница межъ тѣмъ нищимъ и услужнымъ человѣкомъ. Вещи негодныя. Vilia, вещи малоцѣнныя, бездѣльныя.

Ст. 29 и 30. Но всегда подчиненъ…. Когда ты просишь, и наипаче когда самыя негодныя вещи просишь, долженъ ты себя признать подчиненнымъ, хуже, ниже, кто тебѣ вещи даетъ, потому смѣху достойно такое хвастованіе, что ни въ комъ нужды не имѣешь.

Ст. 31. Всяко состояніе и пр. Вотъ еще другіе доводы, которыми Горацій показываетъ, что мнѣніе Аристипово выше Діогенова. Аристипъ во всякой степени, во всякомъ состояніи, въ обильствѣ и въ недостаткѣ равно доволенъ находился; Діогену только одинъ родъ житія бывалъ приличенъ. Всякъ цвѣтъ. Omnis color. Цвѣтъ здѣсь значитъ состояніе, или родъ житія.

Ст. 33. Доволенъ почти настоящимъ. Кто лучшее состояніе, кто большее счастье ищетъ, трудно настоящимъ можетъ быть доволенъ; для того Горацій прибавилъ союзъ почти.

Ст. 34 и 35. Кого терпѣніе одѣло въ удвоенну епанчу. Симъ описаніемъ Діогена Горацій означаетъ. Греческія епанчи были гораздо велики и широки, для того два края подолу нашивали подобраны и завязаны за плечьми пряжкою, такъ что спереди видѣнъ бывалъ полукафтанъ. Киническіе философы, которые всякой украсы убѣгая, иногда полукафтанья не нашивали, по епанчу вздѣвали сверхъ одной рубашки, удвоивали эпанчу на плечахъ, то есть дважды въ нее обвивалися. Терпѣнье вмѣсто терпѣніе, за нужду мѣры. Должно писать терпѣніе большою буквою Т, ибо здѣсь лице богини значитъ.

Ст. 35 и 36. Жизни видъ противный если пристанетъ Въ сродномъ положеніи словъ: есть чему дивиться, если пристанетъ ему противной видъ жизни. Рѣдко человѣкъ, которой къ сумѣ пріобыкъ и предъизбралъ ходить въ лоскуткахъ, годенъ сожительству честныхъ людей и къ приличному употребленію уборнаго платья. Жизни видъ противный. Въ латинсконъ стоитъ: противная дорога жизни.

Ст. 37. Тотъ не станетъ ожидать и пр. Тотъ сирѣчь человѣкъ, которой въ людяхъ живетъ, каковъ Аристипъ, обыкши уже къ великолѣпію, благодушно носить умѣетъ ободранное платье, когда премѣна счастья къ тому ему понудитъ: понеже вѣдаетъ, что единое человѣка достойное украшеніе есть добродѣтель.

Ст. тотъ же. Багряну одежду. Багряница, драгоцѣнное платье.

Ст. 39. Такъ въ одномъ, какъ въ другомъ уборѣ исправитъ должность свою. То есть, умѣетъ весть себя и философомъ убогимъ, когда въ недостаткѣ найдется, и человѣкомъ мирскаго обхожденія, когда случай и обильство то позволяютъ; въ латинскомъ стоитъ: Personamque feret non шconcinus utramque, и одно и другое лицо носитъ, будетъ не неискусно. Метафора взятая отъ зрѣлищъ, гдѣ дѣйствители хари вздѣвали но лицу, которое изображать имѣли.

Ст. 40 и 41. Другой милетску багрянку. Другой же, то есть ханжа, каковъ Діогенъ, не можетъ отстать отъ своего обычья и бѣжитъ уборнаго платья, какъ змѣи или бѣшенаго пса. Милетъ. Городъ Іопіи къ рубежамъ карійскимъ въ меньшой Асіи, теперь мелассо называемый; въ Гораціевы времена въ томъ городѣ дѣлывалися славныя шерстяныя драгоцѣнныя парчи.

Ст. 42. До смерти станетъ колѣть. Аристинъ, поведши нѣкогда Діогена въ баню, приказалъ, чтобъ, пока онъ парится, спрятали его худую епанчу и вмѣсто оной поставили епанчу милетскую. Діогенъ, вышедъ изъ бани и нашедши сію богатую епанчу, сталъ кричать, что буде ему свою не возвратятъ, онъ лучше въ одной рубашкѣ ходить станетъ, и потому принуждены были отдать ему назадъ его сальныя ветоши.

Ст. 42 и 43. Возврати тѣ убо и оставь его въ своемъ жить гнусномъ безумствѣ. Нечего другаго съ такимъ человѣкомъ дѣлать, возврати ему его епанчу, и оставь его жить въ нищетѣ, когда она ему нравна.

Ст. 45. Побѣды въ войнахъ достать и проч. Горацій принимается доказывать, что славнѣе и честнѣе поступаетъ тотъ, кто въ вельможахъ ищетъ, чѣмъ тотъ, кто провождаетъ жизнь въ лѣностномъ уединеніи, ни малѣйшаго славолюбія не имѣетъ. Одерживать побѣды надъ непріятелемъ и представить согражданамъ въ зрѣлище непріятелей плѣнныхъ суть дѣла, говоритъ онъ, которыя человѣка, коимъ оныя вѣршены, почти богамъ сравнятъ. Та слава первую степень одержитъ. Вторая есть умѣть своими прислугами, своими изрядными свойствами добыть милость и дружбу государей и вельможъ.

Ст. 47. Юпитеровъ высотой престолъ досязаютъ. То есть, слава такого человѣка почти равняется славѣ боговъ и доставляетъ почти божественную честь.

Ст. 48. И почти божественны. Et coelestia tentat, слово отъ слова: пытается небесная. Совершать, то есть трудится равнять богамъ.

Ст. тотъ же. Мужей знаменитыхъ. Principibus viris. Начальнѣйшихъ мужей, сирѣчь государей, вельможъ, кои первое мѣсто въ правительствѣ засѣдаютъ.

Ст. 50. Не всякому удалось побывать въ Коринѳѣ. Греческая пословица, которая или отъ того пошла, что Лаисъ, славная блудница города Коринѳа, весьма дорого себя продавала и потому не всякому было можно ею наслаждаться, или отъ того, что входъ въ пристань коринѳскую весьма кораблямъ труденъ. Горацій тою пословицею внушаетъ, что трудно доставать себѣ милость и дружбу начальныхъ людей.

Ст. 51. За дѣло тотъ не взялся. Заслужить себѣ любовь вельможъ слава есть не малая, по оная гораздо трудна; не всякому оную достать удается, какъ не всякому удается побывать въ Коринѳѣ. Одни, разсуждая тѣ трудности, за дѣло не берутся, другіе, всѣ тѣ трудности презирая, отваживаются, трудятся великодушно/ Я, говоритъ Горацій, первыхъ не зазираю. Избрали они покой и тишину; слова нѣтъ, пусть они держутся; но то знать хочу, вторые достойны ли славы? О томъ слово идетъ. Въ томъ состоитъ, или ни въ чемъ, то, что мы ищемъ. Противъ чего самъ отвѣчаетъ, что или добродѣтель есть тщетное имя, или награжденіе и почесть тому достойна, кто искушаетъ свою силу въ славныхъ предвоспріятіяхъ, не страшася трудовъ и бѣдствованій.

Ст. 55. Той страшится бремени. Въ латинскомъ яснѣе: тотъ страшится бремени понеже оное превосходитъ слабую душу и слабое тѣло.

Ст. 58. Награжденіе и почесть достойна тому. Въ латинскомъ: правильно требуетъ награжденіе и почесть. Pretium recte petit.

Ст. 59. Кто силу свою въ хвальныхъ искушаетъ предпріятіяхъ. Ехреriens vir. Человѣкъ, которой отвѣдываетъ, пытается, и котораго встрѣчающіяся затрудненіи не останавливаютъ, который въ трудахъ не унываетъ.

Ст. 60. Трудовъ не страшася и бѣдства. Мой прибавокъ для пополненія стиха.

Ст. 61. Кто убожество свое. Окончено уже изслѣдованіе, которое изъ двухъ, Аристипово сирѣчь или Діогеново, мнѣній лучше. Теперь Горацій начинаетъ правила потребныя для сожительства съ людьми предписывать. И понеже всего опаснѣе тѣмъ, кои къ вельможамъ пристали, корысть и жадность собирать богатства, оставшимися стихами сего письма Сцеву противъ того несовершенства наставляетъ. Прочія правила къ наступающему письму относитъ, которыя есть слѣдствіемъ сего. То, что Горацій говоритъ, что тѣ, кои ничего не просятъ, больше получаютъ, чѣмъ тѣ, кои всегда просятъ, въ умъ Дасіеру приводитъ дѣйство Архелая, царя македонскаго. Нѣкогда случився за ужиною, одинъ изъ его придворныхъ, думая, что должно безперечь просить у государей, просилъ царя, чтобъ пожаловалъ ему золотую кружку, изъ которой онъ пилъ. Царь тотчасъ повелѣлъ оную отдать Еврипиду, засѣдающему съ нимъ за столомъ, и оборотяся къ нахалчивому просителю: ты достоенъ, сказалъ ему, всегда просить и всегда отказъ получать, а Еврипидъ, который никогда не проситъ, достоенъ, чтобъ всегда былъ награжденъ.

Ст. 64 и 65. Съ смиренностью принимать, что дано бываетъ, иль похищать. Въ латинскомъ стоитъ: разнится межъ собой, брать съ устыдѣніемъ или похищать. Горацій называетъ брать съ устыдѣніемъ, Sumeге pudenter. Брать то, что намъ кто съ собственнаго благоизволенія даетъ, и похищать, rapere, брать, что кто, утружденъ нашими мольбами и докуками, даетъ.

Ст. 66. И знать то различіе и пр. Начальнѣйшая должность, источникъ нашей удачи при вельможахъ есть знать быть умѣреннымъ въ своихъ прошеніяхъ и разумѣть помянутое различіе межъ брать и похищать.

Ст. 67 Кто, сестру, говоритъ, имѣю и пр. Изъясняетъ Горацій хитрость людей, которые постороннимъ образомъ не меньше нахалчиво просятъ. Понеже описуя свои недостатки, явно кричатъ, дай мнѣ, чѣмъ оные исправить.

Ст. 69. Землю ни продать могу. Разумѣть должно: имѣю землю, которую ни продать могу, ни съ нея кормиться. Nee pascere firmus. Firmus довольный, угодный, способный.

Ст. 70. Кричитъ, дайте хлѣба мнѣ. Не только самъ проситъ нахалчиво, но къ тому-жъ и другихъ подзываетъ, его образцу слѣдуя, просьбами докучать. Горацій такихъ просителей уподобляетъ пищимъ: какъ скоро одинъ проситъ громкимъ голосомъ милостыню, тотчасъ другой подбѣжитъ, чтобъ раздѣлить то, что первому дано будетъ.

Ст. тотъ же. Другой поспѣваетъ. Изъ сего видно, что нищіе въ Римѣ прашивали милостыню съ напѣвомъ, какъ и у насъ въ обыкновеніи.

Ст. 71. И мнѣ хлѣба надѣли, того половину. Точныя слова, употребляемыя отъ римскихъ нищихъ, когда прибѣгали на голосъ другаго нищаго. Хлѣба. Quadra назывался хлѣбъ, который означенными на немъ чертами легко раздѣлиться могъ на четыре части.

Ст. 72. Но еслибы воронъ. Помянутыхъ просителей, какъ и нищихъ, еще пріуподобляетъ ворону, который увидя добычу съ крикомъ на нее бѣжитъ, которымъ за собой другихъ вороновъ подзываетъ; и такъ принужденъ бываетъ съ ними подѣлить добычу, которая бы ему одному досталась, еслибъ зналъ молчать.

Ст. 74. Кто за знатнымъ слѣдуя господиномъ въ Бринды. Знатные господа обыкновенно важивали съ собою въ деревню и въ своихъ походахъ нѣсколькихъ изъ своихъ друзей. Между такими друзьями нахаживались такіе, кои жаловалися на худую дорогу, на стужу, на дождь, или сказывали, что ихъ въ дорогѣ покрали, дабы тѣмъ у господина что ни есть добыть. Горацій тѣ постороннимъ образомъ производимыя прошенія поставляетъ въ числѣ вышепомянутыхъ и пріуподобляетъ ихъ хитростямъ подложницъ, которыя плачутъ и притворяются, что потеряли подвязки, или ожерелье, или другую какую вещь, дабы тѣмъ отъ любителей своихъ какой подарокъ достать. Бринды, Brundusium, городъ приморской въ королевствѣ Неапольскомъ на берегу Адріатическаго моря.

Ст. 75. Сурентъ. Городъ въ Кампаніи на берегу морскомъ, близъ мыса Минервина.

Ст. 76. На злую дорогу. Въ латинскомъ: на ухабы. Ибо salebrae толкуются мѣста неравныя, ямчатыя, которыя перескакивать должно.

Ст. 80. Ожерелье. Въ латинскомъ: catella, цѣпочка, отъ catenulla.

Ст. 81. О подвязкахъ своихъ. У грековъ и у римлянъ женщины имѣя, наипаче во время танцу, ноги открыты по колѣни, подвязывалися драгоцѣнными подвязками.

Ст. 83. Кто однажды обманутъ и проч. Доводъ тому, что выше говорилъ, а именно, что когда тѣ лживые люди и впрямь что потеряютъ, никто уже имъ не вѣритъ. Ибо, говоритъ онъ, человѣкъ однажды обманутый плутомъ, который притворилъ себѣ ногу изломленну, уже никакого сожалѣнія не имѣетъ о нищемъ впрямь изувѣченномъ. Бывали такіе нищіе плуты и разбойники, которые притворялися изувѣченными, чтобъ мимоидущихъ, когда къ нимъ на помочь пріидутъ, могли свободнѣе покрасть.

Ст. 85. Не подыметъ нищаго хотъ ручьемъ съ глазъ. Съ глазъ нищаго, который лежитъ съ изломленною ногою. Въ латинскомъ рѣчь Planus значитъ плута, обманщика, ханжу.

Ст. 86. Именемъ Осира. Осиръ былъ египетской покровитель такихъ безмѣстныхъ людей.

Ст. 89. Ищи пришельца, кричитъ охрипло сосѣдство. Когда тотъ нищій проситъ, чтобъ его изувѣченнаго подняли, все сосѣдство отвѣтствуетъ: Ищи обмануть другого, кто тебя не знаетъ. Охрипло сосѣдство для того, что кричитъ громкимъ голосомъ.

ПИСЬМО XVIII.
КЪ ЛОЛЛІЮ.

Если я прямо тебя, Лолліе отважный,

Вызналъ, станешь беречись, другомъ обѣщався

Кому быть, похлебникомъ гнуснымъ показаться.

Какъ честная госпожа въ нравахъ и въ уборѣ

Съ блядью разнится, такъ другъ съ невѣрнымъ различенъ

Похлебникомъ. Есть сего злонравію, злой нравъ

Противный, и большь почти, дикая суровость,

Тяжкая, докучая, котора брадою

Стриженою хвастаетъ и черными зубы,

Простымъ безпристрастіемъ и истою зваться

Добродѣтелью ища. Но есть добродѣтель

Средина между двумя злы нравы, отъ краевъ

Равно отстоящая. Похлебникъ чрезъ мѣру

Подслужиться торопливъ и подобенъ тутамъ,

Что въ нижнемъ краю стола сидятъ; такъ чтитъ съ страхомъ

Всѣ движенія лица богача и взгляды;

Такъ повторяетъ слова и рѣчи, которы

Пали недослушаны, тщится выхваляя

Внушить, что почаялъ бы младенца ты видѣть

Повторять учителемъ сказанныя рѣчи,

Иль должность дѣйствителя исправлять втораго.

Другой часто спорится о козлиной шерсти

И противится всему, вооруженъ басньми.

Моимъ ли надъ всѣхъ словамъ, говоритъ онъ, вѣры

Не давать? И мнѣ-ль уже мысль свою свободно

Не открывать истинну? съ такимъ уговоромъ

Удвоенная жизнь мнѣ была бы мзда гнусна.

О чемъ дѣло? о томъ, чтобъ знать, кто искуснѣй

Изъ двухъ борцовъ борется: Доцилъ или Касторъ?

Котора лучше изъ двухъ, та-ли, что Минуцій,

Или, что Аппій проклалъ въ Брундузій, дорога?

Кого похоть вредная, кого обнажаетъ

Игра пагубна, кого слезы любовь можетъ

И убираетъ сверхъ силъ, кого богатствъ мучитъ

Докучна надежда, кого нищеты стыдъ нудитъ

Ея всячески бѣжать, богатый пріятель,

Часто самъ обильнѣе десятью въ злыхъ нравахъ,

Ненавидитъ и его гнушается сильно,

Иль господствуетъ надъ нимъ, коль не ненавидитъ,

И какъ матерь ласкова, превосходнымъ въ нравахъ

Добрыхъ, и въ умѣ его надъ собой желаетъ.

Богатство, говоритъ онъ, и чуть ли не право,

Мое позволяетъ мнѣ шалѣть. Ты со мною

Не тянись; имѣніе твое невеличко;

Узкой кафтанъ умному приличенъ знакомцу;

Мнѣ подражать иль меня перейти не тщися,

Евтрапелъ, когда кому вредить желая, платье

Драгоцѣнно даривалъ, въ себѣ разсуждая:

Онъ, ужъ счастливымъ себя почитая, съ платьемъ

Наряднымъ ужъ новые мысли и надежды

Приметъ, до полудня спать ужъ станетъ, блудницу

Честной своей должности предпочтетъ, чужія

Деньги будетъ онъ ростить и наконецъ станетъ

Борецъ иль садовничей наемной работникъ.

Тайны ничьей не ищи вывѣдать, и крѣпко

Уже ввѣренно храни и въ винѣ и въ гнѣвѣ,

Ни свою склонность хвали, ни хули чужія,

Ни, когда забавиться другъ ловлею хочетъ,

Ты берись стихи писать; за тѣмъ двойневъ братьевъ

Амніона и Зефа пресѣклася дружба,

Пока ненавистныя суровому гусли

Умолкли. Амфіонъ бо, сказываютъ, сдался

Напослѣдокъ грубому братниному праву;

И ты друга сильнаго велѣніямъ легкимъ

Уступай, и когда онъ не выведетъ въ поле

На коняхъ этолскія тенета со псами,

Встань и угрюмость тотчасъ отставь дикой музы,

Чтобъ и ты какъ прочія куплены трудами

Ѣствы возмогъ ужинать. Римлянамъ издавна

Нобля упражненіемъ обычное, славѣ

Полезно, и здравію, и всѣмъ удамъ тѣла.

Столь больше, что ты здоровъ и одолѣть можешь

Пса бѣглостію и вепря силами; къ тому же

Никто не знаетъ владѣть ружьемъ тебя лучше.

Знаешь, съ какою ты бой въ подѣ похвальбою

Отправляешь марсовомъ; приложи, что съ дѣтства

Жестокость воинственной должности сносилъ ты,

И присутствовалъ въ войнѣ ишпанской подъ вождемъ,

Который плѣнные у парѳянъ изъ храмовъ

Вырвалъ наши знамена, и теперь останокъ

Міра, буде есть какой ему не подвластный,

Нудитъ власть его познать оружіемъ римскимъ.

Но дабы ты отречись ничѣмъ не былъ силенъ

И извинить чѣмъ себя не имѣлъ, припомни,

Что хотя печешься ты, чтобъ твои поступки

Хвальные были всегда и тебѣ приличны,

Нѣкогда забавиться въ отцовской деревнѣ.

Войско раздѣляется на двѣ части въ лодкахъ:

Акціянску юноши, твоимъ руководствомъ

Изображаютъ войну, какъ недруги исты.

Братъ твой суперникъ тебѣ, и озеро море

Адріятическо. Бой идетъ, пока быстра

Побѣда одного съ двухъ листами вѣнчаетъ.

Кто увѣрится, что ты склонность его хвалишь,

Охотно твою игру также хвалить станетъ.

Напослѣдокъ, да тебѣ всѣ вдругъ дамъ совѣты

(Буде ты въ совѣтникѣ имѣешь потребу),

Долго думай, что о комъ и кому имѣешь

Сказать. Любопытнаго бѣги; говорливъ онъ:

Безперечь отверстыя уста не умѣютъ

Ввѣренное сохранять; а слово, однажды

Выпущенное изъ устъ, летитъ невозвратно.

Не дай сердцу твоему подпадать любови

Рабыни или раба, другу надлежащихъ,

Коему ты крайнее почтеніе долженъ;

Дабы господинъ тоя любезной дѣвицы

И краснаго отрока, давъ тебѣ даръ малый,

Не чаялъ дать полное счастье, иль отказомъ

Горькимъ въ острое тебя не ввелъ безпокойство,

Много, долго разсуждай, кого ты иль въ дружбу,

Иль въ службу чью представлять имѣешь, чтобъ скоро

Чужіе грѣхи тебя не ввели въ остуду.

Часто ошибаемся, и тѣмъ недостойныхъ

Друзьямъ хвалимъ. Для того, однажды обманутъ,

Не защищай ты кого свое обличаетъ

Злодѣйство, дабы ты могъ уже совершенно

Выгнанна охранять противъ зла языка

И безвиннаго твоимъ защищать покровомъ.

Когда ѳеонинской зубъ его огрызаетъ,

Не чувствуешь ли, что тебя мало потомъ дойдетъ

То-жъ бѣдство. Касается тебя уже дѣло,

Какъ сосѣдней горитъ домъ, а пожаръ, въ началѣ

Своемъ презрѣнный, обыкъ сильно распаляться.

Сильнаго пріятеля дружба неискуснымъ

Сладка мнится; искусной оныя боится.

Ты, пока бѣжитъ корабль твой въ морѣ счастливо,

Трудись, чтобъ тебя не сбилъ назадъ вѣтръ отмѣнный.

Веселый упрямаго, веселыхъ угрюмый,

Тихаго поспѣшные, и тихой проворныхъ

Ненавидитъ. Пьяницамъ, что пить до полночи

Любятъ фалернско вино, ты будешь противенъ,

Если откажешь изъ рукъ ихъ полны стаканы,

Хоть бы ты и присягалъ, что тебѣ опасны

Въ ночи пары хмѣльные. Сгони со лбу облакъ:

Часто смиренность даетъ стропотнаго имя

И суровый судья быть мнится молчаливой.

Надъ всѣмъ въ книгахъ и въ словахъ испытай ученыхъ,

Какимъ можешь способомъ вѣкъ прожить покойно,

Чтобъ не мучила тебя жадность ненасытна,

Ни страхъ, ни мало вещей полезныхъ надежда;

Природы ли иль наукъ есть плодъ добродѣтель,

Что думы наши меньшатъ, что намъ возвращаетъ

Любовь къ себѣ, тишину чисту, что намъ можетъ

Подать высокъ ли степень, иль сладко богатство,

Иль тихаго житія теченіе тайно.

Я когда вижу себя въ прохладѣ при рѣчкѣ

Холодной Дигенціи, котору Мандела

Пьетъ, сѣно стѣсняемо непрестаннымъ мразомъ,

Что, чаешь, я чувствую? дружокъ, что я, чаешь,

Прошу у боговъ? чтобъ я имѣлъ, что имѣю,

И меньше еще; чтобъ могъ изжить себѣ вѣкъ свой,

Если боги продолжить дни мои желаютъ;

Чтобъ было какъ и на годъ припасовъ;

Дабы въ неизвѣстнаго часа я надеждѣ

Не волновался всегда съ тяжкимъ безпокойствомъ.

Довольно у Іовиша просити лишь вещи,

Которыя и даетъ и отнимать силенъ;

Пусть онъ богатство мнѣ дастъ, пусть мнѣ жизнь даруетъ,

Сердца праву тишину самъ себѣ доставлю.

XVIII. Сіе письмо служитъ пополненіемъ къ предъидущему. Горацій въ немъ продолжаетъ предписывать правила къ житейскому обхожденію. Писано оное къ тому Лоллію, къ которому писано 2 письмо сей книги; ищи тамъ объ немъ извѣстіе.

Ст. 1. Лолліе отважный. Отважнымъ и смѣлымъ, liberrimum, Лоллія называетъ, понеже съ столь излишною вольностію или смѣлостію мнѣнія свои открывать обычай имѣлъ, что впадалъ въ злонравіе, противное похлебству, сирѣчь становился грубымъ и досадительнымъ.

Ст. 3. Похлебникомъ. Scura значитъ шута и похлебника.

Ст. 5. Съ невѣрнымъ различенъ похлебтскомъ. Невѣрность нераздѣльна съ похлебствомъ. Похлебникъ счастію слѣдуетъ и тотчасъ измѣняетъ, когда пользы своей въ постоянствѣ не находитъ.

Ст. 6 и 7. Есть сею злонравію, злой нравъ противный, и большъ почти. Всякое злонравіе имѣетъ другое себѣ противное; похлебству противна грубость или нахальчивость; одно грѣшитъ чрезъ мѣру много, другое чрезъ мѣру лаская. Дикою тяжкой и докучною суровостью я назвалъ Asperitates agrestis, inconcinnas, et gravem. Греки тоже именуютъ autliadian, нахальчивость: злонравіе людей, которые, чрезъ мѣру себя самихъ почитая, всему прекословятъ и осуждаютъ все то, что другіе дѣлаютъ.

Ст. 8 и 9. Котора брадою стриженою хвастаетъ. Тѣ, кои хотѣли являться строги, не только нравами то оказывали, но и наружнымъ уборомъ наипаче о себѣ самомъ непекучися; для того напримѣръ бороду не бривали, по просто ножницами стригли, и запускали зубы свои чернѣть.

Ст. 10. Простымъ безпристрастіемъ и проч. То дикой суровости злонравіе, та грубая строгость ищетъ внѣшнимъ приборомъ показаться добродѣтелью; чаетъ, что люди почтутъ ея безпристрастіемъ. Обыкновенно злонравнымъ такая пустая надежда, напримѣръ, злобный плутецъ наружною святостію чаетъ покрыть черную свою душу. Скупой хочетъ казаться домостройнымъ, мотъ великодушнымъ, трусъ благоразсуднымъ и пр.

Ст. 12. Отъ краевъ равно отстоящая. Добродѣтель въ умѣренности состоитъ и отбѣгаетъ крайности, въ которыхъ злонравія засѣдаютъ. Кто чрезъ мѣру много ласкаетъ, похлебникъ; кто чрезъ мѣру мало ласкаетъ, грубянинъ докучной; кто умѣренное ласканіе употребляетъ, учтивъ и потому хваленъ.

Ст. 13. Чрезъ мѣру подслужиться торопливъ. Obsequium прямо сказать есть прислужливость, честное ласкательство; но когда оное чрезъ мѣру, становится похkебство. Для того Горацій прибавилъ plus aequo.

Ст. 14. Подобенъ шутамъ. Derisor насмѣшникъ, забавникъ, шутъ.

Ст. 15. Что въ нижномъ краю стола сидятъ и проч. Похлебника пріуподобляетъ шутамъ, которые у римлянъ саживалися въ нижнемъ концѣ стола. Обыкновенно похлебникъ господина или богача, которому прислуживается, его объѣдая, чтитъ и взгляды и всякое діалѣйшее движеніе, подобострастнымъ себя являя, слова его повторяетъ и рѣчи, которыя ни кто другой не примѣчаетъ, заставляетъ примѣчать, до неба оныя похвалами возвышая; и то съ такимъ прилежаніемъ дѣлаетъ, что почаешь видѣть въ немъ младенца, которой задачу предъ учителемъ своимъ дрожа говоритъ, или втораго дѣйствителя, который нарочно себя понижаетъ въ игрищи чтобъ первый дѣйствитель больше оказался. Чтитъ со страхомъ. Horret чтитъ подобострастно.

Ст. 16. Всѣ движенія лица богача и взгляды. Въ сродномъ положеніи словъ: всѣ движенія лица и всѣ взгляды богача.

Ст. 21. Должность дѣйствителя исправлять втораго. Неизвѣстно теперь, какимъ образомъ у римлянъ второй дѣйствитель на игрищи должность свою исполнялъ. Но изъ сего и другихъ мѣстъ въ писателяхъ древнихъ догадываемся, что онъ дѣйству перваго дѣйствителя подражалъ и ему спомошникомъ служилъ.

Ст. 22. Другой часто спорится о козлиной шерсти. Описавъ похлебника, Горацій принимается описывать человѣка противнаго праву, сирѣчь грубянина неугомоннаго, о которомъ выше упомянуто. О козлиной шерсти. Сирѣчь о ничемъ, ибо козы шерсти не имѣютъ, но волосы одни. Пословица та была у римлянъ.

Ст. 23. Вооруженъ басньми. Nugis armatus, nugae, басни, небылица, здоръ, вещь сумазбродная.

Ст. 24. Моимъ ли надъ всѣмъ словамъ и проч. Такого нраву человѣкъ чаетъ, что всякъ его словамъ вѣрить долженъ свыше всякаго другаго.

Ст. 25. Мнѣ-ль уже мысль свою свободно. Мнѣ ли истинную мою мысль не открывать свободно? Для чего-бъ мнѣ не открывать мое мнѣніе истинное? Съ какой нужды мнѣ притворяться и таить то, что мыслю рѣчи грубянина.

Ст. 27. Удвоенная жизнь мнѣ была бы мзда. Грубянинъ еще говоритъ, что еслибъ ему кто сулилъ жизнь вдвое должайшу на такомъ договорѣ, чтобъ онъ не открывалъ свое прямое мнѣніе, чтобъ не выговаривалъ то, что лежитъ на сердцѣ, то онъ бы на то не склонился и ту удвоенну жизнь почаялъ бы награжденіемъ гнуснымъ, маловажнымъ.

Ст. 28. О чемъ же дѣло? О томъ, чтобъ знать и пр. Для чего-жъ тотъ человѣкъ такъ устремляется, о чемъ дѣло идетъ? О томъ, чтобъ знать, кто изъ двухъ борцовъ лучше борется, которая изъ двухъ дорогъ лучше. Важна причина распри и гнѣва.

Ст. 29. Доцилъ, или Касторъ. Два борца во временахъ Гораціевыхъ.

Ст. 30. Та ли, что Шинуцій или что Аппій проклалъ въ Брундузій дорога. Двѣ дороги лежали изъ Рима въ Брунды: дорога сирѣчь Апніева которую вымостилъ ценсоръ Апніусъ, и дорога Минуціева, которую проклалъ Мипудіусъ Аугуринусъ, надзиратель съѣстныхъ припасовъ.

Ст. 32. Кою похоть вредная и пр. Горацій начинаетъ уже другія правила общежитія съ вельможами представлять, и показываетъ Лоллію, что вельможи, хотя сами десятью обильнѣе въ злонравіяхъ, гнушаются того, кто предался любодѣйству, кто въ игрѣ промотался, кто славолюбивъ, кто сребролюбивъ, кто нищеты стыдится.

Ст. 33. Игра пагубна. Alea praeceps. Слово отъ слова: игра пропастная, понеже повергаетъ человѣка въ пропасть, откуду уже выползти не можетъ.

Ст. Тотъ же. Кого славы любовь можетъ, убираетъ сверхъ силъ. Безразсудно человѣку, который служитъ государю или вельможѣ, иждивеніе чинить сверхъ силъ своихъ, сверхъ своего приходу. Да если бы и довольно къ тому имѣнія имѣлъ, долженъ такимъ образомъ умѣрять свой расходъ, чтобъ въ платьѣ, въ приборѣ и въ столѣ разница была межъ господиномъ и слугою. Мажетъ. Ungit, подъ симъ словомъ включаются благовонныя мази, коими тѣло и волосы мазывали, также и столъ или яства обильные.

Ст. 34. Кого богатствъ мучитъ докучна жажда. Ибо та жадность къ деньгамъ всегда подозрительна. Она-то Лоллія погубила, понеже биралъ взятки безъ разбору и ограбилъ препорученныя ему провинціи.

Ст. 35. Кого нищеты стыдъ нудитъ ея всячески бѣжать. Когда кто столь гнусну чаетъ нищету, столь ея стыдится, и съ столькимъ прилежаніемъ избыть ея старается, нѣтъ того, на что-бъ онъ не отважился; и вельможа не долженъ ожидать многу дружбу отъ такого малодушнаго человѣка. Латинское quem tenet paupertatis pudor et fuga, слово отъ слова: кого держитъ стыдъ и бѣгъ нищеты, сирѣчь, кто стыдится нищеты и избѣжать ея прилежитъ.

Ст. 36. Богатый пріятель. Богачъ. Вельможа или государь, въ комъ помянутый человѣкъ ищетъ.

Ст. 39. Иль господствуетъ надъ нимъ, коль ненавидитъ. Буде вельможи не гнушаются тѣхъ, кои имъ прислуживаются, за ихъ вышепоказанныя злонравія, то оттого поводъ пріемлютъ попрекать имъ и надъ ними тирански властвовать.

Ст. 40. И какъ матерь ласкова. Какъ матерь цѣломудрая и горячая къ дѣтямъ своимъ желаетъ, чтобъ они больше ея самой были добродѣтельми украшены, такъ вельможа злонравный требуетъ, чтобъ его друзья, чтобъ его прислужники были его умнѣе. Нетрудно узнать, что въ семъ пріуподобленіи Горацій пріятно шутитъ.

Ст 42 и 43. Богатство мое позволяетъ мнѣ шалѣть. Meae stultitiam patiuntur opes, слово отъ слова: мои богатства терпятъ шалость.

Ст. 45. Узкой кафтанъ. Узкой, непространный кафтанъ, вмѣсто умѣреннаго убора. Умному приличенъ знакомцу. Cornes, значитъ человѣка, который присталъ къ вельможѣ, или государю, не въ простые слуги, но въ придворные пріятели. Таковы у насъ были знакомцы.

Ст. 47. Бетрапелъ, когда кому вредитъ желаетъ. Волумпіусъ искренній другъ Цицероновъ, который одаренъ былъ столькою остротою ума и столькою сладостію въ шуткахъ и забавныхъ рѣчахъ, что нажилъ прозвище Евтрапела, то есть пріятнаго и забавнаго насмѣшника. Онъ Евтрапелъ забавно говаривалъ, что если когда недостаточнымъ друзьямъ вредить хотимъ, то должно подарить имъ богатое платье, будучи безсумнительно, что то красивое платье отмѣнитъ ихъ склонность и причинствуетъ имъ пагубу.

Ст. 48. Даривалъ. Dabat, вмѣсто совѣтовалъ давать.

Ст. 54. Борецъ. Единоборецъ, гладіаторъ. Въ латинскомъ стоитъ: станетъ факіяникъ, Thrax erit, родъ борцовъ, которые вооружены бывали щитомъ, называемымъ parma, и мечемъ кривымъ наподобіе косы, называемымъ Іагре и sica, оружіе свойственное ѳраческому народу.

Ст. тотъ же. Садовничей наемной работникъ. Въ латинскомъ стоитъ: станетъ за плату водить садовничу лошадь.

Ст. 55. Тайны ничьей не ищи вывѣдать. Ибо такая любопытность подозрительна. Къ тому если тайну пріятельску хранить мы намѣрены, то излишную тягость на себя беремъ; если оное худое употребленіе чинить хотимъ, то гнусными пріятелями бываемъ.

Ст. 56. И въ винѣ, и въ гнѣвѣ. Кто ввѣрену тайну умолчиваегъ въ пьянствѣ и въ гнѣвѣ, можно на него полагаться.

Ст. 60. Амфіона и Зефа пресѣклася дружба. Амфіонъ и Зефусъ были двойни, сыновья Юпитеровы, въ склонностяхъ столь различны, что Зефусъ вдался въ паству стадъ, а Амфіонъ музыкѣ; но Зефусъ, будучи нравомъ дикъ и суровъ, не могъ сносить слышать гусли Амфіоновы и за то столь часто съ нимъ въ ссору вступалъ, что напослѣдокъ Амфіонъ принужденъ былъ ту забаву оставить.

Ст. 64. И ты друга сильнаго велѣніямъ легкимъ уступай. Если братъ принужденъ былъ уступить брату, сколь наипаче подчиненный своему вышшему уступать долженъ. Велѣніямъ легкимъ. Прошеніе и желаніе вельможей и сильныхъ господъ суть повѣленія, учтивыя, правда, и ласковыя, по которымъ непослушнымъ быть вредно и часто пагубно.

Ст. 66. Этолскіе тенета. Этолія была греческая провинція, обильна вепрями и въ которой учинилася та славная ловля македонскаго вепря, Малеагромъ убіеннаго, для того Горацій тенета этольскими называетъ.

Ст. 67. Угрюмость тотчасъ отставь дикой музы. Senium, сирѣчь odim, докучность, угрюмость. Camoena inhumana, муза безчеловѣколюбная, то есть муза дикая, которая прерываетъ союзъ сожительства и досаждаетъ прочихъ склонности.

Ст. 69 и проч. Вимляномъ издавна и проч. Когда сильной господинъ или другъ твой на ловлю идетъ, и ты долженъ идти, буде то ему желательно, не только для того, что должно сильнѣйшаго волѣ уступать и угождать пріятелю, но и для того, что ловля дѣло негнусное. Напротиву, издавно она составляла обыкновенное упражненіе римляновъ, и полезна такъ здоровью движеніемъ тѣла, какъ и славѣ, показывая то упражненіе, храбрость, и силу. Сіе Гораціево наставленіе особливо касается Лоллія, что явно изъ слѣдующихъ стиховъ.

Ст. 72 и пр. Столь больше что ты здоровъ. Столь наипаче ты, Лолліе, долженъ слѣдовать другу на ловлю, что ты здоровъ и что столь силою и бѣглостію отъ природы одаренъ, что вепря одолѣть и пса опередить можешь, что всѣхъ искуснѣе ружьемъ владѣешь и проч.

Ст. 75. Съ какою ты бой въ полѣ похвальбою отправляешь Марсовомъ. Бои, отправляемые въ Марсовомъ полѣ въ Римѣ, не только для науки юношей они совершалися, но и рослые люди, равно какъ и особы высшихъ чиновъ въ томъ упражнялися.

Ст. 78. Присутствовалъ въ войнѣ ишпанской, Лолліусъ, еще довольно молодъ, слѣдовалъ Августу Кесарю въ Ишпанію, гдѣ войну императоръ продолжалъ чрезъ четыре года.

Ст. 79. Подъ вождемъ, который плѣненные у парѳянъ и проч. Подъ Августомъ сирѣчь, который въ четвертое лѣто по возвращеніи изъ Ишпаніи понудилъ Фроата, парѳянскаго царя, возвратить ему римскія знамена и плѣнниковъ, плѣненные надъ Краевомъ и Антоніемъ. Сіе происхожденіе гораздо въ тѣхъ временахъ выхвалено, и стихотворцы, народъ ласкательный, не преминули такимъ образомъ дѣйство то описать, какъ бы Августъ самъ вооруженною рукою предводя свое войско, изъ храмовъ непріятельскихъ вырвалъ тѣ знамена.

Ст. 80, 81 и 82. Останокъ міра, буде есть какой ему неподвластный нудитъ и проч. Чаятельно, Горацій письмо сіе писалъ въ лѣто по созданіи Рима 742. Во время когда Августъ отправилъ Тиберія противъ народовъ панонійскихъ и Друза противъ сикамбровъ, ибо то одно препятствовало еще затворенію Янусова храма въ знакъ всемирной тишины, и понеже тѣ войны были весьма нетрудной удачи, Горацій лаская говоритъ какъ бы сумнѣваяся, Si quid abest. Буде остался какой уголъ міра ему неподвластной; искусная похвала Августу.

Ст. 83. Но дабы ты отрѣчись ничѣмъ не былъ силенъ и проч. Горацій возвращается къ ловлѣ и говоритъ Лоллію, что если противъ вышепоказанныхъ причинъ, для которыхъ онъ ему на ловлю идти совѣтуетъ, хотѣлъ бы предложить, что та забава неприлична ни его возрасту, ни его степени; то онъ Горацій проситъ его, чтобъ припомнилъ, что онъ Лоллій, когда въ деревнѣ находится, часто забавится играми, напримѣръ изображая войну акціанскую. а понеже въ той забавѣ упражняется, не видитъ для чего-бъ не могъ упражняться въ ловлѣ.

Ст. 88. Войско раздѣляется и проч. Искусно стихотворецъ описываетъ войну, которою Лоллій въ деревнѣ своей акціанскую для забавы изображаетъ.

Ст. 89. Лкціанску… войну. Римское имперіумъ раздѣлено бывши тріумвирамъ, и Антоній, воспаленъ любовію Клеопатры, королевы египетской, разведшися съ Октавіею, женою своею, сестрою Августовою; прогнѣвался кесарь и войну на него поднялъ. Приведши войско свое въ Епиръ, корабельной бой учинился подъ мысомъ Епирскимъ, называемымъ Акціемъ, въ которомъ бою Августъ столь славную одержалъ побѣду надъ Антоніемъ и Клеопатрою, что сіи, въ отчаяніе пришедши, жизнь свою свершили. Лоллій, сію войну изображая, самъ отправлялъ лице Августа Кесаря, братъ его лице Антоніево, а озеро Лукринумъ, лежащее близъ его деревни, море Адріатическое, въ которомъ лежитъ Акціумъ.

Ст. 92. Быстра. Вмѣсто крылата, какову стихотворцы побѣду изображаютъ

Ст. 91 и 95. Кто увѣрится, что склонность его хвалишь и проч. Еще новая причина, для которой должно въ сожительствѣ съ вельможами и друзьями своими соглашаться ихъ склонности; ибо когда они усмотрятъ, что ты ихъ воли слѣдуешь, и они твою склонность хвалить станутъ. Напримѣръ, если на ловлю съ ними идти не отречешься, то они станутъ хвалить твою забаву, стихи твои и проч. Utroque tuum laudabit pollice ludum, сіе рѣченіе занято отъ подвиговъ римскихъ. Когда гладіаторы бой производили, если зрители сжавъ руки складывали большіе персты вмѣстѣ, то знакъ бывалъ милости и побѣдитель оставлялъ побѣжденному животъ. Если же отдѣляли большіе пальцы, разжимая руки, значили тѣмъ гнѣвъ, и тогда уже побѣжденному пощады не дозволялось; оттого premere pollicem, сжимать большой палецъ, значитъ милость являть кому, заступать за кого, и vertere pollicem, отгибать большой палецъ, значитъ осудить.

Ст. 98. Долго думай, что о комъ и кому имѣешь сказать. Изрядное правило. Долго разсуждай, что говорить хочешь, кому и о комъ.

Ст. 104 и 105. Другу надлежащихъ, коему ты крайнее почтеніе долженъ. Рабы или рабыни, принадлежащихъ другу такому, которому ты долженъ крайнее почтеніе. Въ латинскомъ стоитъ: вмѣсто другу надлежащихъ стоитъ Intra marmoreus venerandi limen amici. Въ марморномъ домѣ почитательна друга сущихъ.

Ст. 106. Давъ тебѣ даръ малый. Сирѣчь, подаривъ тебѣ того отрока, или ту дѣвицу, который подарокъ невеличекъ.

Ст. 114 по 119. Для того однажды обманутъ. Для того, если тебѣ однажды уже случилось быть обмануту, выхваляя недостойнаго, берегись рекомендовать такого человѣка, котораго свое злодѣйство явно обличаетъ; дабы тѣмъ лучше ты могъ совершенно выгнаннаго честнаго мужа охранить отъ клеветы злобнаго языка, и защищать безвиннаго. Когда кто признался безразсудно хвалить недостойныхъ плутовъ, хвалы его честнымъ людямъ не полезны, понеже никто ему не довѣряетъ.

Ст. 119 и пр. Когда ѳеонинскій зубъ его огрызаетъ, не чувствуешь ли. Долженъ ты защищать невиннаго, и охранять его отъ клеветы, ибо когда клеветника злобный зубъ его язвитъ, и до тебя тожъ бѣдство дойдетъ, и ты яда того клеветника не избѣжишь. Когда сосѣдній домъ горитъ, тебя дѣло касается. Ѳеонинскій зубъ. Ѳеонъ былъ знаменитый клеветникъ, котораго клеветы поводъ подали пословицѣ зуба ѳеонинскаго.

Ст. 124 и 125. Сильнаго пріятеля дружба неискуснымъ и пр. Великолѣпіе котораго знатные господа окружены, прельщая многихъ, заставляетъ ихъ чаять, что крайне благополученъ тотъ, кто ихъ дружбу себѣ добыть можетъ, и не позволяетъ имъ усмотрѣть, что то, что они дружбою зовутъ, есть жестокая для нихъ работа, но когда кто пожилъ съ тѣми господами или испыталъ ихъ нравы и поступки, знаетъ сколь они опасны.

Ст. 126 и 127. Ты пока бѣжишь, корабль твой. Ты, Лолліе, пока наслаждаешься милостью государя, такимъ образомъ поступай, чтобъ отмѣна его благосклонности не привела тебя въ несчастье. Изрядно милость господъ знатныхъ уподобляетъ вѣтру, котораго дышаніе непостоянно.

Ст. 128. Веселый угрюмаго, веселыхъ. Еще подтверждаетъ Горацій свое правило, что нужно склонности господъ знатныхъ соглашаться, если желаетъ сохранить себѣ ихъ дружбу.

Ст. 131. Фалериско вино. Объ немъ изъявлено въ письмѣ XIV стихѣ 43.

Ст. 133. Хоть бы ты и присягалъ, что тебѣ опасны въ ночи пары хмѣльные. Никакого извиненія они не принимаютъ, нужно пить, какъ онѣ пьютъ или впасть въ ихъ гнѣвъ и ненависть.

Ст. 134. Сгони со лбу облакъ. Сирѣчь не будь угрюмъ — греки и римляне называли облакомъ морщины тѣ, кои на лбу являются, когда насъ что печалитъ и гнѣвитъ. Ибо какъ облака помрачаютъ небо, такъ тѣ морщины помрачаютъ лобъ нашъ и печальнымъ показываютъ.

Ст. 135. Часто смиренность даетъ стропотнаго имя. Отбѣгай угрюмость: ибо часто люди обыкли называть стропотнымъ, необходительнымъ, суровымъ человѣкомъ смирнаго и не нахала.

Ст. 136. И суровый судья быть мнился молчаливой. И часто чаютъ, что молчаливый человѣкъ молча упражняется строго дѣла ихъ пересужать.

Ст. 137. Въ книгахъ и словахъ. Не довольно прилежать чтенію книгъ изрядныхъ, нужно еще и собесѣдовать съ учеными людьми. Одно наставленіе не менѣе другаго полезно.

Ст. 139. Жадность ненасытна. Лакомство, сребролюбіе, которое никогда быть не можетъ. Въ латинскомъ гораздо лучше изображено: Semper inops Cupido. Лакомство, жадность, которая всегда убога; ибо сколь не богатъ сребролюбецъ, всегда нищимъ себя чаетъ; никогда имѣніемъ своимъ, сколь оно ни велико, недоволенъ.

Ст. 140. Ни страхъ, ни мало вещей полезныхъ надежда. Въ сродномъ положеніи рѣчей: ни страхъ, ни надежда мало надежныхъ вещей. Страхъ и надежда всегда желанію соединены. Кто желаетъ, что боится и надѣется. Горацій называетъ малополезными или какъ въ латинскомъ стоитъ среднеполезными, вещи коихъ ищетъ сребролюбіе и любочестіе.

Ст. 141. Природы ли иль наукъ есть плодъ добродѣтель. Испытай книги и разговоры ученыхъ людей, чтобъ могъ узнать, природа ли намъ добродѣтели даетъ или наставленіе. Между древними философами всегда споръ шелъ о семъ вопросѣ. Одни поставляли, что природа даетъ добродѣтель; другіе настаивали, что оныя добываются трудами и наставленіями.

Ст. 142, 143, 144 и 145. Что думы наши меньшитъ и пр. Испытай въ книгахъ и разговорахъ ученыхъ людей, что можетъ убавить наши попеченія, паши думы докучныя, что можетъ намъ себѣ самимъ учинить пріятнымъ, что можетъ намъ доставить чистую тишину души, высокія ли степени, богатство ли или тихое и непышное житье? Что намъ возвращаетъ любовь къ себѣ. Одно злонравіе насъ себѣ самимъ непріятелемъ учинить можетъ, потому одна добродѣтель сильна дружить насъ съ собою самими.

Ст. 143. Тишину чисту что намъ можетъ подать. Въ сродномъ положеніи словъ: что намъ можетъ подать тишину чисту. Не напрасно Горацій приложилъ чисту, ибо есть нѣкая ложная тишина, которая на время человѣка прельстить можетъ, но несильна вовсе довольнымъ учинить, такова есть тишина, которую даютъ богатства, достоинства, слава, честь и все прочее, что суетою мірскою зовемъ. Но чистую тишину, которая сирѣчь не оставляетъ никакого болѣе желанія и страху и надежды, одна добродѣтель дать можетъ.

Ст. 145. Иль тихаго житія теченіе тайно. Сирѣчь уединеніе, житіе скрытое и покойное. Въ латинскомъ стоитъ: Secretum iter, et fallentis semita vitae, слово отъ слова: скрыта дорога и тайная стезя житія. Дорога и стезя вмѣсто теченія.

Ст. 146. Я когда вижу себя въ прохладѣ. Горацій, убѣгая судъ свой объявить на вышеписанное предложеніе, довольствуется вмѣсто того себя образцомъ представить и просто изъяснить, что онъ собою въ томъ дѣлѣ искусилъ. Когда вижу себя въ прохладѣ. Me quoties reficit. Не могъ я изобразить по-русски слово reficit, которое значитъ отдыхъ дать, возобновить покой и силы въ какомъ дѣлѣ потерянныя. Потому Горацій говоритъ, что когда онъ отдыхаетъ при рѣчкѣ по трудахъ, кои, сирѣчь въ городѣ живучи, претерпѣлъ.

Ст. 147. Прѣ рѣчкѣ холодной Дигенціи. Прохладной рѣчкѣ, или какъ въ латинскомъ стоитъ: при холодномъ ручьѣ Дигенціи. О томъ ручьѣ говорилъ онъ въ письмѣ XVI, ст. 16.

Ст. тотъ же. 148. Котору Мандела пьетъ, сѣно стѣсняемо. Безъ сомнѣнія, Мандела называлася деревенька, въ которой лежалъ домъ Гораціевъ, деревенька состояща въ пяти избахъ, какъ упомянуто въ письмѣ XIV, ст. 4. Сѣно стѣсняемо непрестаннымъ мразомъ. Въ латинскомъ стоитъ: Rugosus frigore pagus; слово отъ слова: сѣно сморщенное стужею. Ибо стужа чинитъ поля шароховатыми; зима, будучи старость года, тоже въ поляхъ производитъ, что старость производитъ въ людяхъ.

Ст. 149 и проч. Что, чаешь, я чувствую? дружокъ, что я, чаешь, прошу у боговъ? Когда въ той своей деревенькѣ живу, что, чаешь, я помышляю, и у боговъ прошу? Честь ли, богатства ли, славу ли, власть ли, пространнѣйшій ли домъ и имѣніе? Никакъ! То одно прошу, чтобъ мнѣ сохранили то, что имѣю, или хотя меньше еще имѣнія оставили, по чтобъ позволили, если намѣрены продлить житіе мое, жить въ тишинѣ про себя, ни отъ кого не завися, не волнуяся въ неизвѣстности. Прошу довольно книгъ, чтобъ могъ украшать свой разумъ, и на годъ припасу. Впрочемъ отъ себя самого ожидаю ту тишину ума и правоты сердца, которую должно имѣть, чтобъ совершенно паслаждаться тѣми боговъ дарами.

Ст. 154 и 155. Дабы въ неизвѣстнаго часа я надеждѣ и проч. Въ латинскомъ стоитъ: Ne fluitem dubiae spe pendulus horae, чтобъ я не волновался, привѣшенъ къ надеждѣ неизвѣстнаго часа. Дасіеръ толкуетъ о послѣднемъ часѣ живота. Не знаю, не лучше ли то разумѣть о неизвѣстности всего житія.

Ст. 157. Которыя и даетъ и отымать силенъ. Торенцій не худо разсуждаетъ, что должно читать: quae donat et aufert, а не qui donat. Ибо Горацій различіе поставляетъ межъ вещами, которыя у боговъ просить можетъ и которыя отъ себя ожидаетъ.

Ст. 158. Пусть онъ богатство мнѣ дастъ. Выше сего говорилъ, что онъ отъ Бога только проситъ, чтобъ сохранилъ то, что уже имѣетъ и меньше еще; а здѣсь говоритъ, пусть онъ богатства дастъ, det opes; нѣтъ ли въ томъ прекословія? никакъ. Ибо называетъ opes, богатствомъ сирѣчь, всякое имѣніе, сколь бы оно ни мало не было, когда оно довольно къ пропитанію.

Ст. 159. Сердила праву тишину самъ себѣ доставлю. Отъ Бога, говоритъ Горацій, проситъ животъ, имѣніе, которые однѣ отъ него зависятъ, а правой умъ, animus aequus, или сердца тишину самъ себѣ доставитъ. Общее то было мнѣніе не только стоиковъ и всѣмъ язычниковъ, какъ Цицеронъ доводитъ въ книгѣ 3, о естествѣ боговъ. Мы правильнѣе Бога источникомъ всѣхъ благъ признаваемъ; онъ намъ добродѣтели даруетъ, безъ которыхъ ни мудрость, ни тишину стяжать не можемъ.

ПИСЬМО XIX.
КЪ МЕЦЕНАТУ.

Буде вѣру старому, мудрый Меценате,

Кратину желаешь дать, ни долго пріятны

Быть, ни долго могутъ жить стихи водопіицевъ.

Какъ скоро вольный отецъ къ сатирамъ и фавнамъ

Пріятнымъ причислилъ ужъ хмѣльныхъ стихотворцевъ,

Съ утра музы сладкія виномъ пахнуть стали.

Отъ похвалъ, кои вину даетъ Омиръ, видно,

Что винолюбецъ былъ онъ, и самъ отецъ Енній

Никогда трезвый войны пѣть не принимался,

Искусству судебному прилежатъ и торгу

Велю трезвымъ, закажу я стихи угрюмымъ.

Какъ скоро издалъ уставъ сей, ужъ не престали

Провождагь въ хмѣлю и день и ночь стихотворцы.

Чтожъ, неужто кто лицемъ суровымъ и дикимъ,

Босый ходя, въ епанчѣ короткой и сальной,

Подражаетъ Катону, для того имѣетъ

Уже добродѣтели и нравы Катона?

Нарбитъ, сладкорѣчивъ ища и забавенъ

Являться, Тимагену въ худомъ подражаетъ,

И погибаетъ, своимъ языкомъ продерзкимъ

Злостьми подражаемый образецъ прельщаетъ.

Еслибъ я по случаю блѣденъ становился,

Стихотворцы начнутъ пить кименъ блѣдотворны.

О вы подражатели, презрительно стадо

Гнусныхъ рабовъ! сколь во мнѣ часто возбудили

Гнѣвъ, сколь часто смѣхъ труды ваши и усильства.

Въ неизвѣстной первой я странѣ дерзновенный

Проклалъ путь, и чужой слѣдъ топтать погнушался.

Кто въ силахъ своихъ кладетъ праву дерзновенность,

За собой рой поведетъ. Я первый парійски

Ямбы Риму показалъ, Архилоха мѣрамъ

И мысли послѣдовалъ, но не присвояя

Дѣло и рѣченія пагубны Ликамбу.

И дабы кратчайшими не вѣнчалъ листами

Ты чело мое затѣмъ, что я побоялся

Отмѣнить его стиховъ и составъ и голосъ,

Музу Архилохову мужественна Сапфо

Умягчаетъ и Алцеи сладостными мѣры;

Различенъ же онъ во мнѣ дѣломъ и порядкомъ:

Не ищетъ тестя мертвить злобными стихами,

Ни злословіемъ плести невѣстѣ удавку.

Я стихотворца сего, которому прежде

Никто подражать не смѣлъ, съ Римомъ обзнакомилъ.

Пріятно мнѣ, новое вводя дѣло, видѣть,

Что чтутъ меня и въ рукахъ держутъ честны люди.

Хочешь ли знать, для чего злобный и неправый

Читатель труды мои дома любитъ, хвалитъ,

А за порогомъ хулитъ? Я не добываю

Издержками въ ужинахъ, дарами обносковъ

Непрочныя похвалы вѣтренна народа;

Я, знатныхъ писателей слушатель прилежный

И защитникъ, не пекусь грамматиковъ ласку

Искать и гнушаюся кланяться имъ въ креслахъ.

Вотъ для чего на меня гнѣвомъ тѣ пылаютъ.

Если скажу, что стихи мои недостойны

Въ полномъ зрѣлищѣ чтены быть, и что стыжуся

Таку почесть дозволять бездѣлкамъ неважнымъ, —

Смѣешься намъ, говорятъ; ты оные собишь

Юпитеровымъ ушамъ. Собой бо доволенъ,

Вѣрить себѣ, что одинъ ты точить лишь знаешь

Стихотворный медъ. На то я, впасть опасаясь

Въ свой нравъ пересмѣшливый и острые ногти

Суперника бѣгая, не нравно, не нравно

Мнѣ мѣсто сіе, кричу и прошу отсрочку.

Ибо игра родила бѣдственную распрю,

Распря ярость, ярость же недружбу сурову,

И недружба пагубну войну породила.

XXI. Въ семъ письмѣ Горацій насмѣхается стихотворамъ своего времени, которые, поставляя, что Бахусъ былъ богъ стихотворства, и что изъ древнихъ лучшіе стихотворцы вино любили, для того чаяли достигнуть ихъ превосходства, напивался, и что подражая ихъ однимъ злонравіямъ, имѣть будутъ всѣ ихъ совершенства. Показываетъ Горацій, сколько смѣху достойно то ихъ подражаніе. Изъясняетъ, что тѣ, кои правую благонадежность въ своихъ силахъ полагаютъ, подражаютъ древнимъ, не раболѣбствуя ихъ словамъ и вымысламъ, и что топча ихъ слѣды, идутъ какъ вольные люди, кои сами бы могли проклясть дорогу, еслибъ не имѣли предводителей. Въ томъ не стыдится себя образцомъ представить, описывая, какимъ образомъ подражалъ Алцею и Архилоху. Потомъ открываетъ злобу тѣхъ вышепомянутыхъ стихотворцовъ, которые въявь хулили его стихи, а наединѣ не могли довольно онымъ дивиться и довольно усладиться въ оныхъ чтеніи. Кончаетъ такъ, какъ началъ, имъ насмѣваяся.

Ст. 1 и 2. Буде вѣру старому, мудрый Меценате, Кратину желаешь дать. Буде ты, Меценате, хочешь вѣрить старому, древнему сирѣчь Кратину. Кратинъ былъ стихотворецъ аѳинскій, сочинилъ двадцать одну комедію и девятью его твореніи надъ прочими въ играхъ побѣду держали. Умеръ въ 55 лѣто своего возраста, въ началѣ, пелопонисейской войны, которая зачалася 432 лѣта прежде Христа. Аристофанъ, Свида и другіе древные списатели жестокимъ пьяницею его сказываютъ.

Ст. 2 и 3. Ни долго пріятный бытъ, ни и проч. Безъ сумнѣнія то Братиковъ какой стихъ, котораго Горацій перевелъ.

Ст. 4 и 5. Какъ скоро вольный отецъ и проч. То есть, какъ скоро изобрѣтено стихотворство. Ибо Бахусъ, будучи равномѣрно богъ сатировъ и фауновъ, какъ и стихотворцовъ, причислить стихотворцовъ къ сатирамъ и фавнамъ не ино значитъ, развѣ произвести стихотворцовъ. Вольный отецъ. Liber pater называется у латинскихъ стихотворцовъ Бахусъ, богъ пьянства и вина. Сатиры и фавны. Родъ лѣсныхъ полубоговъ, Бахусу подвластныхъ; мы чаю лѣшими называемъ. Стихотворцы даютъ имъ до пояса человѣческій видъ, отъ пояса внизъ козлиныя ноги, на лбу рога, много склонности къ женамъ и къ вину.

Ст. 6. Съ утра музы сладкія и проч. Какъ скоро стихотворцы произошли и Бахусъ ихъ причислилъ къ своему двору и самыя музы, богини наукъ, пьянству предалися.

Ст. 7 и 8. Отъ похвалъ, кои вину даетъ Омиръ. Омиръ греческой славной стихотворецъ. Смотри объ немъ назади въ началѣ письма 2. Не можно сумнѣваться, говоритъ Дасіеръ, что и сіи слова суть Кратиновы, который сочинилъ цѣлое твореніе, чтобы доказать, что Омиръ любилъ вино. Въ самомъ дѣлѣ Омиръ въ многихъ своихъ стихахъ называетъ вино сладкимъ, сладкимъ какъ медъ, сильнымъ, силы подающимъ, сердце увеселяющимъ, божественнымъ питьемъ.

Ст. 8. И самъ отецъ Енній. Новый резонъ, отъ стихотворцовъ Гораціевыхъ временъ къ Кратиновымъ приложеный, для чего имъ должно быть винопійцами. Енній родомъ калабрецъ, древній стихотворецъ латинской. Онъ первый стихотворство римское въ нѣкой порядокъ привелъ и въ немъ стихи героическіе. Родился въ 236 лѣто прежде Христа, умеръ въ 169-мъ. Отцемъ. Горацій отцемъ зоветъ Еннія за его древность.

Ст. 9. Войны пѣть не принимался. Сирѣчь не принимался писать стихи героическіе, въ которыхъ описывалъ войны римскія, ибо между прочими твореніями Енній сочинилъ лѣтопись римскую на стихахъ, которой до насъ малыя только частицы дошли.

Ст. 11 и 12. Искусству судебному прилежать и проч. Дасіеръ чаетъ, что сіи слова Бахусъ говоритъ; онъ одинъ, какъ начальникъ пьянства и стихотворцевъ, имѣетъ право съ такою властью уставъ издавать. Сколько сей искусный толкователь ни трудится изъяснить связность сего съ предъидущими, оную трудно понять. Искусству судебному прилежать и торгу. Въ латинскомъ стоитъ: Forum putealque Libonоs mandobo siccis. Forum, площадь, гдѣ торгъ и судъ въ Римѣ отправлялся, ряды и приказъ. Puteal libonis называлося въ Римѣ мѣсто близъ приказовъ, такъ названное за колодеземъ, который тутъ имѣлся. На томъ мѣстѣ преторы римскіе расправу чинили и присягу принимали.

Ст. 12. Какъ скоро издалъ уставъ. Онъ Бахусъ, какъ скоро издалъ уставъ, содержащійся въ двухъ предъидущихъ стихахъ. Горацій уже начинаетъ показывать, сколь смѣху достойны стихотворцы тѣ, кои безвоздержно пьянству предаются для того, что Бахусъ велитъ быть веселымъ, принимался стихи писать, и что древніе стихотворцы вино любили. Явно ихъ безуміе, ибо ино есть быть веселымъ или любить вино, иное виномъ упиваться.

Ст. 14, 15, 16 и 17. Что-жъ неужто кто лицемъ. Но хотя-бъ тѣ древніе стихотворцы, и впрямь всегда пьяны будучи, стихи писать принималися, не слѣдуетъ отъ того, что кто ихъ пьянству подражаетъ, можетъ такого-жъ какъ они искусства и сладости стихи сочинять. Если то такъ было, то можно бы сказать, что кто подражаетъ въ уборѣ и въ составѣ лица своего Катону, нося какъ онъ короткую и сальную епанчу и являяся лицемъ дикъ и суровъ, тотъ и всѣ Катоновы добродѣтели, всѣ его хвальные нравы имѣетъ. Катонъ названный утической для того, что въ томъ городѣ умеръ, былъ преторъ римской, строгой защититель вольности противъ Юлія Кесаря, человѣкъ безпорочныхъ нравовъ.

Ст. 18 и 19. Нарбитъ сладкорѣчивъ ища. Въ латинскомъ стоитъ: Нарбита губитъ языкъ, Тимагену подражающій. Тимагенесъ былъ витія Александрійскій, который, плѣненъ бывъ Габиніемъ, привезенъ въ Римъ, гдѣ Силлы сынъ купилъ его и на волю пустилъ. Въ началѣ сдѣлался онъ поваромъ, потомъ въ носилкахъ людей нашивалъ и напослѣдокъ стался витіемъ. Въ милости былъ у Кесаря, но не долго оную сохранить могъ за своимъ ядовитымъ языкомъ, ибо досадными шутками обще всѣхъ пятналъ безвоздержно и безъ разбору. Впрочемъ сладкорѣчивъ и многозабавенъ. Потому Горацій здѣсь говоритъ, что Нарбитъ потерялъ себя, послѣуя Тимагену въ томъ, въ чемъ подражать было его неприлично. Однимъ словомъ, Нарбитъ подражалъ въ Тимагенѣ злое, сирѣчь злословіе, а не то что хвальнаго имѣлъ, каково было его сладкорѣчіе. Кто таковъ былъ Нарбитъ — неизвѣстно.

Ст. 21. Злостьми подражаемый образецъ прельщаетъ. Сирѣчь, образецъ, въ которомъ такіе пороки находятся, коимъ подражать можно, прельщаетъ: сколь болѣе тотъ образецъ славенъ, столь болѣе опасенъ. Кажется всякому, что такому образцу послѣдуя, не можно не достать подобную славу, мало разсуждая, что порокъ вездѣ хуленъ и подражанія недостоинъ.

Ст. 23. Кименъ блѣдотворный. Кименъ силу имѣетъ блѣдность на лицо наводить.

Ст. 25. Стадо гнусныхъ рабовъ. Рабами называетъ Горацій подражателей, понеже раболѣпно слѣдуютъ первоначальному, которому подражаютъ. Отъ сего видно, что Горацій здѣсь не всякое подражаніе хулитъ, но одно подлое и несмѣлое подражаніе, когда подражаемъ то только, что легко, или неисправнаго въ другихъ находимъ, и только что рѣчей положеніе отмѣняемъ, ничего отъ себя не прибавливая.

Ст. 27. Въ неизвѣстной первой я странѣ дерзновенный проклалъ путь. Дерзновенный, смѣлый, къ пути относится, а не къ мѣстоименію я. Горацій здѣсь хвалится, что онъ не какъ тѣ современные ему стихотворцы гнусному подражанію предался, но отъ себя производитъ свои сочиненія и прокладываетъ въ сочиненія путь новый, до тѣхъ поръ римлянамъ неизвѣстный; въ самомъ дѣлѣ, онъ первый составилъ лирическія творенія на латинскомъ языкѣ.

Ст. 30. Я первый парійскій ямбы Риму показалъ. Ямбы суть родъ стиховъ особливой мѣры. Парійскіе ямбы суть ямбы Архилоховы, сирѣчь отъ Архилоха вымышленные. Ибо Архилохъ, стихотворецъ греческой былъ урожденецъ изъ Пароса, острова моря Егеискаго; жилъ онъ около 666 году прежде Христа.

Ст. 31, 32 и 33. Архилоха мѣрамъ и мысли послѣдовалъ, но неприсвояя и проч. Вотъ въ чемъ состоитъ хвальное подражаніе, которымъ бываемъ сами вымыслители того, что отъ другаго занимаемъ. Горацій подражаетъ Архилоху въ мѣрѣ стиховъ, въ мысли его, сирѣчь въ образѣ его слова; но не присвояетъ себѣ дѣло, о которомъ Архилохъ пишетъ, ни рѣченія которыми Архилохъ дѣло свое описываетъ. Рѣченія пагубныя Ликамбу. Ликамбъ, обѣщавъ свою дочь въ жены Архилоху, недодержалъ своего слова, Архилохъ сочинилъ противъ него ямбическіе стихи, столь злобные и ядовитые, что и Ликамбъ и дочь его съ отчаянія повѣсились. Для того рѣченія пагубныя Ликамбу и понеже въ ст. 40 и 41. Тестя мертвить, плести невѣстѣ удавку.

Ст. 34. И дабы кратчайшими и проч. И дабы ты мнѣ не убавилъ славы для того, что я не дерзнулъ отмѣнить мѣру и голосъ Архилоховыхъ стиховъ, вѣдай, что я суровость его умягчилъ сладостію мѣры сапфическихъ и алцейскихъ и потому изъ трехъ родовъ стихотворца составилъ четвертой родъ, предъ тѣмъ неизвѣстной. Кратчайшими листами. Вѣнцы древные бывали или не стриженые, или стриженые; Tonsa, et Tonsilis, которой листы ножницами обстригали. Первая была гораздо четнѣе.

Ст. 37. Музу Архилохову. Стихи Архилоховы, которые были жестоки и ядовиты, умягчаетъ мѣра и сила стиховъ сапфическихъ. Сапфо была славная греческая стихотворчица, изъ острова Лезбоса, которыя сочиненій малая частица до нашихъ временъ сохранилася и въ многомъ у ученыхъ почтеніи; для тогожъ мужественна Сапфо, что твореніи ея сильны и сочны.

Ст. 38. Алцей. Славный стихотворецъ греческой и почти изобрѣтатель лирическаго творенія, родомъ митилинецъ изъ острова Лезбоса.

Ст. 39. Различенъ же онъ во мнѣ. Хотя я занялъ отъ Архилоха образъ сочиненія стиховъ и его мѣру, однакожъ въ прочемъ гораздо онъ въ моихъ стихахъ различенъ. Не тотъ же въ нихъ порядокъ, не тоже дѣло. Стихи мои не мертвятъ тестя, ни невѣстѣ удавку не плетутъ. Смотри выше сего примѣчанія подъ стихомъ 31 и проч.

Ст. 37 и 38. Которому прежде никто подражать не смѣлъ. Прежде, вмѣсто прежде меня. Въ латинскомъ стоитъ: который прежде ничьими другими устами не сказанъ. Прежде Горація никто на латинскомъ языкѣ не выдавалъ стихи, Архилоховымъ подобные.

Ст. 46. Хочетъ ли знать, для чего. Горацій вдругъ съ одного дѣда на другое перескакиваетъ. Обличивъ подражателей раболѣпныхъ, изъясняетъ, отчего стихотворцы его вѣка въявь осуждали его сочиненіи, хотя оныя наединѣ любить и честь принуждены были. Правду сказать, я не вижу, какая связность между тѣми двумя дѣлами находится.

Ст. тотъ же. Злобный и неправый. Неправый изрядно изображаетъ латинское слово iniquus, но ingratus значитъ неблагодарный, а не злобный; мѣра стиха меня не допустила первое слово употребить. Для тогожъ неблагодарнымъ Горацій зоветъ чтеца того, что хулами воздаетъ за услажденіе, которое получаетъ, читая его Гораціевы сочиненія.

Ст. 47. Труды мои. Въ латинскомъ стоитъ: opuscula mea, мои сочиненійцы. Рѣченіе, которое оказываетъ Гораціеву смиреyyомудрость.

Ст. 48. За порогомъ хулитъ. Premat, давитъ, топчетъ, вмѣсто хулитъ, охуляетъ.

Ст. тотъ же и 49 и 50. Я не добываю издержками въ ужинахъ и пр. Я не послѣдую образцу прочихъ подлыхъ стихотворцовъ, не даю пиры и платья не дарю, чтобъ добыть себѣ похвалы народа непостояннаго. Насмѣвается Горацій стихотворцамъ его временъ, которые давали ужины и раздавали платье народу, чтобъ отъ него стихи ихъ были выхвалены, какъ тѣ, кои такія иждивеніи чинили для пріобрѣтенія себѣ въ народѣ голосовъ, когда въ чины какіе добивалися.

Ст. 49. Дарами обносковъ. Не новое платье дарятъ тѣ стихотворцы, но обноски; отъ чего видно, какимъ подлымъ людямъ тѣ стихотворцы льстили, чтобъ похвалу себѣ достать.

Ст. 50. Непрочныя похвалы вѣтренна народа. Въ латинскомъ стоитъ: я не ловлю голосы вѣтренна народа.

Ст. 52. Не пекусь. Non dignor, не чаю себѣ прилично.

Ст. 53. Кланяться имъ въ креслахъ. Кланяться тѣмъ грамматикамъ, когда они сидятъ въ своихъ креслахъ.

Ст. 54. Вотъ для чего на меня. Hinc illae lacrymae. Вотъ для чего тѣ слезы. Рѣченіе пословичное у римлянъ, которое значитъ: вотъ для чего они гнѣвомъ пылаютъ, ярятся.

Ст. 56. Въ полномъ зрѣлищѣ. Часто у римлянъ твореній чтеніе производило ея въ капищахъ и въ зрѣлищныхъ домахъ. Но spissa theatra можетъ къ тому просто значить многолюдныя собраніи, каковы бываютъ въ зрѣлищахъ и другихъ публичныхъ мѣстахъ.

Ст. 59. Юпитеровымъ ушамъ. Ушамъ сирѣчь Августовымъ. Для такихъ только высокихъ особъ чаешь стихи твои достойны, а намъ подлѣйшимъ оные честь гнушаешься.

Ст. тотъ же. Собой бо доволенъ. Самъ себѣ чрезъ мѣру любъ; tibi pulcher, пословица употребляема для того, кто чрезъ мѣру въ себя самаго влюбился.

Ст. 61 и проч. На то я впасть опасаюсь въ свой нравъ пересмѣшливый. На то я ничего не отвѣчаю, но опасался, чтобъ мой нравъ пересмѣшливый не взялъ волю и не довелъ меня съ ними въ драку, кричу, что мѣсто негодно, и отсрочку прошу, сирѣчь оставя ихъ, отхожу. Naribus uti, или Naribus indulgere, значитъ дать волю своему пересмѣшному нраву.

Ст. 63 и 64. Не нравно, не нравно мнѣ мѣсто сіе, кричу и прошу отсрочку. Горацій, желая избѣжать ссоры съ стихотворцами, употребляетъ обыкновенное трусамъ извиненіе, которые не отказываютъ биться съ кѣмъ, но просятъ другое мѣсто къ бою, иди отсрочить бой къ другому времени. Diludia называлася отсрочка, которая единоборцамъ у римлянъ дозволялася для совершенія боя; приходитъ та рѣчь отъ Dilatio ludi, отсрочка игры.

Ст. 65# Ибо игра родила. Лѣстницею витіи называютъ сію риторическую фигуру, понеже отъ слабѣйшей вещи на сильнѣйшую всходится. Игра родила распрю, распря ярость, ярость недружбу, недружба войну. Горацій чаятельно насмѣвается здѣсь худымъ стихотворцамъ, которые смѣху достойно употребляли фигуры риторическія; иначе нельзя его извинить, ни понять, къ чему сіи два стиха въ концѣ письма прилѣпилъ.

ПИСЬМО XX.
КЪ СВОЕЙ КНИГѢ.

Къ Вертумеу, книга моя, кажешься и къ Яну

Смотрѣть, хочется тебѣ сирѣчь показаться

Чиста и украшена у Сосіевъ въ лавкѣ,

Ненавидишь ты замокъ и печати, кои

Смирнымъ пріятны дѣтямъ. Скучаешь не многимъ

Быть показана и надъ всѣмъ площадь почитаешь.

Не къ такимъ воспитана отъ меня ты нравамъ,

Имъ пойди, бѣги, куды тянетъ тебя воля;

Выпущенной ужъ тебѣ возврату не будетъ,

Что я бѣдна сдѣлала? что, скажешь, желала?

Когда кто подосадитъ тебѣ; а ты знаешь,

Какъ я самъ, любовникъ твой, когда мнѣ наскучишь,

Тебя сжимая верчу. Если меня ярость,

Котору вина твоя вспалила, не нудитъ

Слѣпо прорѣкать твои рокъ; любима ты Риму

Будешь, пока новости твоей не падетъ цвѣтъ,

Когда жъ измята въ рукахъ черни впадать станешь

Въ презрѣніе, или моль праздна, молчалива

Кормить станешь, иль сальна сошлешься въ Илерду,

Иль въ Утику побѣжишь, тогда твой презрѣнный

Совѣтникъ станетъ тебѣ со всѣхъ силъ смѣяться,

Какъ тотъ, что упрямаго, прогнѣвався, въ пропасть

Самъ спихнулъ осла своего; кто бо противъ воли

Собственной кого спасти трудиться похочетъ?

И то станется тебѣ, что когда ужъ старость

Достигнетъ заиклива, дѣтей учить станешь

Первымъ основаніямъ ученія въ дальнихъ

Улицахъ. Когда же зной солнца пріумножитъ

Слушателей, скажи имъ, что былъ свобожденникъ

И скуденъ родитель мои; я большія крылья,

Чѣмъ гнѣздо было мое, протянулъ, и тѣмъ ты

Добродѣтели придашь, что роду отымешь,

Скажи, что я нравенъ былъ римскимъ такъ въ военныхъ,

Какъ и въ гражданскихъ дѣлахъ начальнѣйшимъ мужемъ,

Малъ тѣломъ измолоду, сѣдъ, снося зной солнца

Безъ трудности, къ гнѣву скоръ, но скоръ же смириться;

Если кто по случаю спроситъ мои лѣта,

Скажи, что исполнилось сорокъ и четыре

Декабрей въ самой тотъ годъ, когда консулъ Лоллій

Товарищемъ себѣ быть Лепида доставилъ.

XX. Не трудно усмотрѣть, что сіе письмо служило предисловіемъ въ книгѣ, въ которой собраны были Гораціевы твореніи. Говоритъ онъ въ той книгѣ какъ къ сыну, который, наскучивъ жить подъ опекою и надсмотромъ отцовскимъ, ищетъ скинуть узду и на волю выйти. Отецъ ему изъясняетъ, въ какія бѣдства онъ себя подвергаетъ, и напослѣдокъ, не могучи его унять, давъ ему нѣкія наставленія, пущаетъ его на волю.

Ст. 1. Къ Зертумну, книга моя, кажешься и къ Яну смотрѣть. На площади римской къ концу тосканской улицы стояло два кумира, одинъ бога Вертумна, а другой бога Януса; все то мѣсто окружено было лавками книжниковъ и другихъ торговыхъ людей.

Ст. 2 и 3. Хочется тебѣ показаться чиста и украшена у Сосіевъ въ лавкѣ. Въ латинскомъ стоитъ: хочется тебѣ выставленною быть на продажу, очищенна губкою Сосгевою. У римлянъ книги писывалися на пергаментѣ, котораго книжники губкою, такъ называемымъ, ноздреватымъ камнемъ, очищали, чтобъ способнѣе по немъ писать. Писали же на оной страницу листа, а другую выкрашивали красною или желтою краскою, и листъ къ листу склеивъ, свертывали въ свертокъ, который покрывали кожею, на которой золотыми словами означали титло книги. Изрядно и вразумительно тому, кто помнитъ наши старинные столбцы, которые во всемъ сходны тѣмъ римскимъ книгамъ, кромѣ того, что писаны по бумагѣ. Сосіи, два брата, были славнѣйшіе книгопродавцы.

Ст. 13. Тебя сжимая, верчу. Такъ я перевожу, мнѣнію Дасіерову слѣдуя, латинское in breve te cogi. Когда столбецъ читать скучитъ, оный свернувъ, сжавъ и связавъ, какъ невольника, куда ни есть бросимъ а какъ выше показано, книги римскія въ столбцы писаны; Горацій потому говоритъ, что книга его должна помнить, какъ онъ самъ, которому она какъ полюбовница мила, ее свертываетъ, когда ему наскучитъ, и потому можетъ разсудить, что отъ другихъ читателей не столь къ ней благосклонныхъ ожидать имѣетъ.

Ст. 19. Сошлешься въ Илерду. Илерда городъ въ Ишпаніи, нынѣ Лерида. Трудно знать, для чего Горацій напоминаетъ сей, а не другой какой городъ.

Ст. 20. Въ Утику побѣжишь. Книжникъ пошлетъ тебя въ Утику, городъ въ Африкѣ, чтобъ ты забавляла африканцевъ; ибо книжники отсылывали въ дальныя провинціи книги, которыя не можно было продать въ Римѣ.

Ст. тотъ же и 21. Твой презрѣнный совѣтникъ. Я, сирѣчь Горацій, который тебѣ полезное совѣтую и котораго ты слушать не хочешь.

Ст. 22 и 23. Какъ тотъ, что упрямаго. Горацій притчу здѣсь напоминаетъ, въ его временахъ знакомую, въ которой сказывалося, что человѣкъ нѣкій, видя своего осла на краю ужасной пропасти, всѣми образы оттянуть его старался, но оселъ упрямился его воли слѣдовать, напослѣдокъ человѣкъ, разсердився, пихнулъ его въ пропасть.

Ст. 25. И то станется тебѣ. Ближе латинскому: и то ждетъ тебя.

Ст. 27. Первымъ основаніямъ ученія. Горацій пророчествуетъ книгѣ своей, что когда застарѣетъ, то младенцы станутъ въ ней учиться первымъ началамъ латинскаго языка. Такъ толкуетъ Дасіеръ; но понеже не мала слава есть книгъ служить правиломъ чистоты языка, на которомъ писана, не чаятельно, чтобъ Горацій то разумѣть хотѣлъ черезъ Elementa docentem. Его намѣренію сходнѣе кажется разумѣть, что книга его служить будетъ младенцамъ учиться по ней читать, учиться слова складывать или навыкать совершенно выговаривать рѣчи и слова, подтверждается сіе послѣднее изъ 160 стиха письма 1 кн. 2, гдѣ Горацій говоритъ, что творенія стихотворцевъ служатъ и къ тому, что въ нихъ младенческія уста научаются складно рѣчь изображать. — Въ дальнихъ улицахъ, сирѣчь, въ самыхъ подлѣйшихъ школахъ, гдѣ учатъ худые учители простаго народа дѣтей, ибо славныя училища лежали въ лучшихъ мѣстахъ города.

Ст. 28 и 29. Когда же зной солнца пріумножитъ слушателей. Понеже училища лежали въ низшихъ мѣстахъ, какъ скоро солнце, поднялся, горячо становилося, много людей схаживалося туда, ища холодокъ и желая слушать въ тоже время чтеніе стихотворцевъ. Для того Горацій говоритъ: когда зной солнца пріумножитъ тебѣ слушателей. Латинской стихъ есть дивной красоты: «Cum tibi sol tepidus plures admoverit aures», слово отъ слова: когда солнце теплое привлечетъ тебѣ множае ухъ.

Ст. 29. Скажи имъ, что свобожденникъ былъ. Обычай имѣли учители, прежде чтенія какого творенія, вкратцѣ слушателемъ извѣстить родъ, состояніе дѣлъ, однимъ словомъ, житіе сочинителя. Свобожденникъ, слово отъ меня вновь употребленное, которымъ изображаю латинское Iibertinus. Яибертины называлися рабы, на волю пущенные.

Ст. 30 и 31. Я большія крылья, чѣмъ гнѣздо мое было, протянулъ. Я рожденъ отъ отца свобожденника, въ маломъ имѣніи трудами своими, своими сочиненіями досталъ себѣ славу и богатства, родъ мой превосходящія.

Ст. 31 и 32. И тѣмъ ты добродѣтели придашь, что роду отымешь. Когда скажешь, что я, подлаго рода человѣкъ, въ славу пришелъ и богатства нажилъ, тѣмъ покажешь, что я добродѣтельми украшенъ, убавя честь, сколько роду моего касается, прибавивъ много больше, показывая меня человѣкомъ добродѣтельнымъ.

Ст. 38. Исполнилось сорокъ и четыре декабрей. Сирѣчь 44 года. Декабрь упоминаетъ, понеже родился онъ въ декабрѣ 2-го, 688 лѣта по созданіи Рима, т. е. въ 63 прежде Христа.

Ст. 39. Консулъ Лоллій товарищемъ себѣ быть Лепида доставилъ. Въ 731 лѣто по созданіи Рима консуломъ къ наступающему году назначены Августъ и Лолліусъ, но Августъ, который тогда находился въ Сициліи, отрекшись принять тотъ чинъ, двое на его мѣсто добиваться стали, сирѣчь Лепидусъ и Силанусъ; ихъ домогательства и происки наполняли Римъ раздору и безпорядку. Между тѣмъ Лолліусъ одинъ консульское достоинство исполнялъ, но напослѣдокъ Лепидусъ предпочтилъ своему сопернику не безъ многаго труда. Услуги домогательства Лолліевы не мало ему въ томъ вспомогли; для того Горацій употребляетъ слово duxit, какъ бы онъ Лоллій самъ со властію Лепида избралъ.

КВИНТА ГОРАЦІЯ ФЛАККА.
ПИСЕМЪ КНИГА II.
ПИСЬМО I.
КЪ АВГУСТУ.

Когда столь важны дѣла и столь многи правишь

Ты одинъ, ружьемъ щитишь царство, исправляешь

Законами, и красу въ немъ нравами множишь,

Пользѣ общества бы я, Кесарю, нанесъ вредъ,

Еслибъ утратилъ твое время долгимъ словомъ.

Ромулъ и вольный отецъ, и съ Касторомъ Полуксъ,

По чудныхъ дѣйствахъ въ боговъ пріятые храмѣхъ,

Пока съ людьми на землѣ живучи, жестоки

Войны вершили, поля населяли, грады

Сзидали, достойное получить заслугамъ

Благодарство не могли. Той, что злую идру

Сокрушилъ и страшные одолѣлъ уроды

Предуставленнымъ съ небесъ трудомъ знаменитымъ,

Узналъ, что лишь смертію зависть смирить можно.

Кто искусство подъ собой прочихъ подавляетъ,

Блистаніемъ тотъ своимъ раздражаетъ, онъ же

Мертвый будетъ ужъ любимъ. Тебѣ мы живому

Почесть благовременну воздаемъ, сзидая

Олтари, на нихъ твоимъ именемъ клянемся,

Признавая, что тебѣ ни минувши вѣки

Видѣли, ни будущи увидятъ подобна.

Но сей народъ твой, въ одномъ умный, правосудный,

Предпочитая тебя греческимъ и нашимъ

Вождямъ, о прочемъ судитъ образомъ не тѣмъ же.

И то лишь хвалитъ одно, то лишь одно любитъ,

Что далеко отстоитъ, что давно минулось;

Столь сильной другъ древности, что готовъ божиться,

Что на Албанской горѣ музы сами склали

Десятьми сочиненны мужами законы

И договоры царей съ народомъ габійскимъ,

Иль съ суровы сабины, и первосвященникъ

Книги, и старинные гадателей свертки,

Буде для того, что сколь старѣе, столь лучше

Грековъ сочиненіи и римляновъ книги,

На тѣхъ же вѣсить вѣскахъ хотимъ, ужъ ненужно

И нечего говорить: прямо сказать можемъ,

Что мягки въ сливѣ ядро, скорлупа въ орѣхѣ,

Что мы наверхъ ужъ дошли счастья и искуснѣй

Боремся, пишемъ, поемъ мазаныхъ ахивовъ.

Буде стихи, какъ вино, лучше становятся

Со временемъ, знать бы я хотѣлъ, въ сколько точно

Лѣтъ стихи могутъ достичь вышню свою цѣну?

Описатель, что за сто лѣтъ назадъ ужъ скончался,

Къ древнимъ и совершеннымъ, иль къ новымъ и подлымъ

Писцамъ долженъ быть причтенъ? Уставимъ извѣстный

Предѣлъ, чтобъ весь споръ пресѣчь. Добръ есть тотъ и древенъ,

Кому ужъ исполнилось сто лѣтъ совершенно.

Чтожъ кому недостаетъ одинъ годъ, иль мѣсяцъ,

Къ коимъ причислить его, къ древнимъ стихотворцамъ

Иль къ тѣмъ, коихъ и нашъ вѣкъ и потомство презритъ?

Изрядно межъ древними того почесть можно,

Кому нестаетъ одинъ годъ, иль одинъ мѣсяцъ.

Позволеннымъ пользуюсь, и какъ съ хвоста конска

Выдирая волосы по малу, по малу,

Одинъ за однимъ я годъ изъ ста убавляю,

Пока обманутъ падетъ, подобно громадѣ,

Что осыпается въ кругъ тотъ, кто къ лѣтописцамъ

Прилѣпленъ и по годамъ цѣнитъ добродѣтель,

И дивится лишь тому, что ужъ Либитина

Богиня освятила. Энній мудрый, храбрый

И второй Омиръ, словамъ судей буде вѣримъ,

Мало кажется тужить, чѣмъ сны Пифагорски

И обѣщаньи свои вершиться имѣютъ.

Невія въ руки никто не беретъ, но знаютъ

Всѣ наизусть, какъ бы онъ новый былъ, столъ святы

Всѣ древніе стихи. Сколь часто споръ идетъ,

Кто лучшій изъ двухъ творецъ, Пакувій иль Акцій?

Мудрости той, высоты сей славы одержитъ.

Соравняется почти Афраній Менандру;

Плавтусъ Сицилійскаго слѣды Эпихарма

Съ близи топчетъ и спѣшитъ къ цѣли своей прямо;

Цецилій въ движеніи страстей превосходитъ,

Нравовъ въ описаніи искусствомъ Теренцій.

Сихъ твердитъ, сихъ въ зрѣлищахъ, всегда люду тѣсныхъ,

Смотритъ державный Римъ, сихъ имѣетъ и числитъ

Творцовъ съ вѣку Ливія до самыхъ дней нашихъ.

Народъ право иногда судитъ, иногда-же

Грѣшитъ. Если древныхъ такъ хвалитъ стихотворцовъ,

Если такъ дивится имъ, что ничто надъ ними,

Ни что равно чаетъ имъ, судитъ онъ не право,

Если нѣкой мѣста въ нихъ мѣрой и старымъ

Слогомъ изображены, многія суровымъ,

И многи подлымъ весьма признаетъ; разсуднымъ

Себя являетъ, со мной и съ правдою судитъ.

Не настою, ни сужу, что гнушаться должно

Ливія стиховъ, кои, помню, мнѣ младенцу

Твердилъ къ ладонямъ моимъ нещадный Орбилій;

Но дивлюсь, что оные кажутся исправны

И красивы, и совсѣмъ вездѣ совершенны.

Если складна одна рѣчь, если въ нихъ проглянетъ

Нарочитой стихъ другой, не право всю книгу

Затѣмъ станемъ выхвалять и цѣнить высоко.

Того я снесть не могу, что хулятъ, пятнаютъ

Книгу не затѣмъ, что та груба, некрасива,

Но для того, что она писана недавно:

Ни древнымъ прощеніе требуютъ, но славу

И награду. Еслибъ я хотѣлъ сумнѣваться,

Прямо-ль басни Аттовы идутъ по шафрану

И по цвѣтамъ, почти весь синклитъ сановитый

Вскричитъ, что я потерялъ весь стыдъ, охуляя

То, что поважный Есопъ и Росцій премудрый

Представили въ зрѣлищахъ дѣйствіемъ искуснымъ;

Иль для того, что одно изрядно лишь мнится

Ему то, что возлюбилъ, иль затѣмъ, что стыдно

Кажется согласовать мнѣнію молодшихъ

И признавать, что забыть въ старости то долженъ,

Что въ молодости своей съ трудомъ перенялъ онъ.

Кто-жъ Нумы творенье салійское хвалитъ,

И тѣмъ тщится показать, что онъ одинъ смыслитъ

То, что равно какъ и я, подлинно не знаетъ;

Не мертвымъ онъ угождать и славу дать ищетъ,

Но насъ живыхъ укорять, насъ и труды наши

Ненавидитъ съ завистью. Еслибъ столько грекамъ

Была ненавидима новость, сколь межъ нами,

Что теперь бы древняго мы уже имѣли?

Что къ общей пользѣ могли бъ всякъ читать особно?

Какъ скоро кончавъ воины, Греція въ забавахъ

Упражняться начала и счастьемъ обильнымъ

Впадать въ сластолюбіе, горячую склонность

Показала то къ конямъ, то къ единоборцамъ,

Рѣзьбу, мраморъ и костей слоновыхъ взлюбила,

Втупила на живопись и умъ свой и очи,

Услаждалась зрѣлищемъ и звукомъ свирѣлей,

И какъ маловозрастно дитя, что играетъ

При грудяхъ кормилицы, что жадно желала,

Доставъ и насытився того, возгнушаюсь.

Нѣтъ того, что мы любить или ненавидѣть

Вѣчно можемъ. Долгой миръ и долгое счастье

Непостоянство рождать такое обыкли.

Въ Римѣ долго обычай бывалъ и забава

Имѣть съ утра самаго отворенный домъ свой,

И законы изъяснять тѣмъ, которы помочь

Законовъ и знаніе нужно себѣ мнили,

Надежнымъ лишь людямъ въ долгъ давать свои деньги,

Слышать стариковъ совѣтъ, наставлять молодшихъ,

Какъ ростить имѣніе, какъ умалять страсти.

Непостоянный народъ отмѣнилъ ту склонность,

Къ одному ужъ прилежитъ только стихотворству,

Дѣти и суровые отцы, ужъ листами

Вѣнчанны, на ужинѣ стихи сочиняютъ.

Я самъ, что вѣкъ не писать стиховъ обѣщался,

Лживѣй парѳянъ становлюсь, и предъ всходомъ солнца

Прошу бумагу, перо и ящикъ чернильный.

Кто неискусенъ въ морскомъ дѣлѣ, не берется

Корабль править. Не даетъ больному лекарство

Развѣ тотъ, кто знаетъ дать; врачи обѣщаютъ

То, что зависитъ отъ ихъ нужнаго искусства;

Куетъ желѣзо кузнецъ; плотникъ бревно тешетъ;

Стихъ сплошь и ученые и невѣжи пишемъ.

Сколько однако добра въ себѣ заключаетъ

Порокъ сей и легкое безумство, послушай.

Стихотворецъ рѣдко скупъ и богатства жаденъ;

Стихи любитъ; объ однихъ стихахъ онъ печется,

Уронъ всякой, побѣгъ слугъ, пожаръ опечалить

Не могутъ; ни другу онъ, ни питомцу козни

Вѣкъ не строитъ; зеліемъ кормится и чернымъ

Хлѣбомъ. Хотя онъ лѣнивъ къ войнѣ и негоденъ,

Полезенъ отечеству, буде ты признаешь,

Что великимъ малыя вещи пособляютъ.

Уста шепетливыя, нѣжныя младенца

Складно рѣчь изображать стихотворецъ учитъ;

Въ самомъ мягкомъ возрастѣ отъ скверныхъ отводитъ

Рѣчей ухо, и потомъ сердце исправляетъ

Сладкимъ наставленіемъ, изгоняя зависть,

Суровость, гордость и гнѣвъ. Поетъ дѣла славны,

Собитъ наступающимъ временамъ примѣры,

И убогимъ и больнымъ подаетъ отраду,

Чистыхъ юношъ и дѣвицъ мужа неискусныхъ

Лики кто бы научилъ священнымъ молитвамъ,

Еслибъ не произвели музы стихотворцевъ?

Просятъ чрезъ нихъ лики тѣ помочь, чрезъ нихъ чувствятъ

Бога присутствующа исполнять ихъ просьбу,

Съ небесъ умоляютъ дождь мудрою умильны

Мольбою, опасныя отгоняютъ бѣдства,

Отвращаютъ недуги, миръ намъ доставляютъ;

Чрезъ нихъ вѣнчаютъ плодовъ изобильствомъ лѣто:

Стихами вышни боги, стихами подземны

Умилостивляются и гнѣвъ свой смиряютъ.

Земледѣльцы древные, сильны тѣломъ люди

И малымъ счастливые, собравъ свою жатву,

И въ тѣ праздничны дни дать отдыхъ ища тѣлу,

И уму, кой въ надеждѣ конца труды сноситъ,

Съ сотрудившимись, съ дѣтьми, съ вѣрною женою,

Землѣ свинью, молоко Пану приносили,

Вино и цвѣты духу, кой помнитъ сколь жизнь кратка.

Въ такихъ изобрѣтена забавахъ отважность

Фесценински на стихахъ деревенски брани

Произвела, коими взаимно другъ другу

Противъ отвѣтствовали тые поселяне.

Вольность та долго на всякъ годъ возобновляясь,

Пріятно шутила въ нихъ, пока ужъ игра та

Свирѣпѣй ставъ, въ явную ярость обратився,

Честнымъ домамъ досаждать стала безвоздержно.

Жалобу принесли тѣ, которыхъ кровавый

Зубъ той узрызъ и прочи, коихъ не коснулся,

Участіе приняли въ общемъ ужъ о паствѣ,

Такъ, что уставленъ законъ и казнь на тѣхъ, кои

Стихи станутъ сочинять кому въ укоризну.

Склонность творцовъ тогда страхъ отмѣнилъ ужъ казни,

Хвалить и забавить тѣ принуждены стали.

Греція плѣненная гордаго плѣнила

Побѣдителя свого и ввела науки

Въ дикую Италію; тогда спадать стали

Суровы сатурискіе стихи и прогнала

Искусная чистота грубость и ядъ древній.

Долго однако потомъ стояли, и нынѣ

Еще не изгладились слѣды поселянства,

Ибо поздно римляне греческія книги

Честь стали, и по войнахъ пуническихъ только,

Въ покоѣ видя себя, искать прилежали,

Что полезнаго въ себѣ Софоклъ, Есхилъ, Ѳесписъ

Содержатъ; тогда-жъ они на свой попытались

Языкъ сочиненіи перевесть творцовъ тѣхъ,

И нравился имъ свой трудъ, ибо народъ Римской

Съ природы умомъ высокъ, острый и довольно

Плачевну изобрать суровость угоденъ,

И смѣетъ удачливо, но скрести стыдится

И боится пишучи поправлять и херить.

Мнится въ сочиненіи комедіи мало

Быть трудности для того, что въ ней слово идетъ

Часто о подлыхъ дѣлахъ и обыкновенныхъ;

Но столь большь она трудна, сколь меньше надежды

Прощеніе получить, когда неисправна.

Смотри Плавтусъ каково нравъ изобразуетъ

Юнаго любителя, отца домостроина

И хитраго сводника; смотри, сколь Доссенусъ

Жадными искательми обѣдовъ докученъ,

Сколь онъ оплошно обутъ по полку тащится;

Видно, что деньги копить онъ лишь суетится,

Безпечаленъ прямо ли, криво ль повѣсть идетъ.

Кого на позорище вѣтренная славы

Колесница вознесла, отъ лица зависитъ

Зрителей его покой: буде тѣ зѣваютъ,

Унываетъ; дуется, когда тѣ прилежны;

Столь мала, столь легка вещь сильна и довольна

Уничижить иль вознесть славолюбно сердце.

Я охотно отстаю отъ всякой потѣхи,

Если съ отказу вѣнца сохнуть я имѣю

Иль разжирѣть, когда той будетъ мнѣ дозволенъ.

Часто еще смѣлаго стихотворца гонитъ

И страшитъ то, что числомъ большіе, хоть честью

Подлѣе и нравами грубые невѣжи,

И всегда готовые съ всадниками въ драку

Вступить, буде спорятъ имъ, въ срединѣ игрища

Медвѣдя или борца требуютъ продерзко,

Ибо услаждается чернь вещьми такими,

Да и сами всадники уже ждутъ утѣху

Не отъ ухъ, но отъ очей, которы не сильны

Дать развѣ минучее и тщетно веселье.

Четыре иль болѣе часовъ занавѣска

Опущена и стоятъ дѣиствители нѣмы,

Пока бѣгутъ конницы полки и пѣхоты,

Тащатъ царей за плечьми съ связанными руки,

Ѣдутъ возы разные и корабли плавлютъ,

Несутъ плѣненный Коринѳъ изъ слоновой кости,

Еслибъ Демокритъ еще въ живыхъ былъ, смѣялся-бъ

Видя, что цѣлой народъ глаза свои втупилъ

На звѣря составленна съ рыси и верблюда,

Иль на бѣлаго слона. Гораздо прилежнѣй

На народъ бы онъ смотрѣлъ, чѣмъ на игру саму,

Больше въ немъ, чѣмъ въ зрѣлищи, находя забаву.

Повѣсти-жъ писателя возмнилъ бы глухому

Разсказывать баснь ослу, и правда, кои силенъ

Голосъ грохотъ зрѣлищей преодолѣть нашихъ?

Гарганскъ лѣсъ ревѣть возмнишь, иль море тосканско,

Съ такимъ шумомъ смотрятся игры, и искусства,

И богатство, съ чуждаго принесенно края.

Онымъ препскрашенный дѣйствитель, какъ скоро

Предстанетъ на зрѣлищи, народъ тотчасъ руки

Сложитъ, удивлялся. Промолвилъ ли слово?

Нѣтъ еще: чему-жъ народъ столь сильно дивится?

Шерсти, тарентинскою выкрашенной краской,

Котора фіалкову цвѣту подражаетъ!

Но дабы не чаялъ ты, что я осужаю

Съ зависти ремесло то, въ коемъ успѣваютъ

Другіе и кое я отправлять не склоненъ,

Вѣдай, что мнѣ кажется, что и по веревкѣ

Ходить стихотворецъ тотъ можетъ, кой напрасно

Силенъ въ сердцѣ возбудить моемъ безпокойство,

Раздражить, и усмирить, и ложными въ малъ часъ

Страхами меня какъ волхвъ искусный наполнить,

И то въ Аѳинахъ меня, то въ Ѳивахъ поставить.

Но если Аполлина достойный даръ хочешь

Дополнить ты книгами и дать стихотворцамъ

Нову силу восходить на верхъ Еликона

Вѣчнозеленѣюща, Кесарю, потщися

Благосклонно облегчитъ нужду и тѣхъ, кои

Читателю ввѣрить свои трудъ предпочитаютъ,

Чѣмъ гордаго зрителя претерпѣвать нѣжность.

Правда (чтобъ и о себѣ не минуть мнѣ слово),

Часто много мы себѣ, сами стихотворцы,

Зла приключаемъ, когда тебѣ утружденну,

Иль упражненну въ дѣлахъ важныхъ, мы приносимъ

Книги свои; когда мы въ досаду пріимаемъ,

Если кто изъ друзей смѣлъ осудить одинъ стихъ,

Когда ужъ прочтенные стихи повторяемъ

Непрошенны, когда мы жалуемся горько,

Что нашъ въ сочиненіяхъ нашихъ трудъ невидѣнъ

И не примѣчается скрыто въ нихъ искусство,

Когда льстимъ себѣ, что ты какъ скоро услышишь,

Что знаемъ стихи писать, тотчасъ ты собою

Долженъ насъ въ милость принять свою благосклонно

И нужду нашу прогнать, и писать заставить.

Нужно однакожъ тебѣ совершенно вызнать

Пѣвца добродѣтели, искушенной въ мирѣ

И въ воинѣ, чтобъ не предать ея стихотворцу

Въ руки недостойному. Александръ великой,

Взлюбивъ Херила, ему за стихи нестройны

И грубые царской даръ далъ много Филипповъ,

Но какъ чернило пятнитъ, чего ни коснется,

Такъ худой творецъ дѣла худыми стихами

Помрачаетъ славныя. Тотъ же Александръ царь,

Кой столь дорого купилъ такъ смѣтную книгу,

Указъ выдавъ, запретилъ, чтобъ кромѣ Апелла

Ни кто писать, ни кромѣ Лисиппа изъ мѣди

Лице сильнаго дерзалъ вылить Александра.

Еслибы того царя разумъ, столько острый

Въ художествъ разлитія, хотѣлъ ты заставить

О книгахъ и о дарахъ судить девяти сестръ,

Клялсябъ ты, что въ грубыхъ онъ родился Беотахъ.

Тебя же не остудятъ судъ твои и обильны

Дары, коими себѣ въ славу наградилъ ты

Любезныхъ тебѣ творцовъ Варья и Марона,

Да и подлинно, не столь мѣдные кумиры

Изображаютъ лица черты совершенно,

Сколько въ сочиненіяхъ своихъ стихотворцы

Знаменитыхъ людей ужъ и нравъ изъявляютъ,

Ниже бы я предпочелъ подлыя сатиры

Сочинять, чѣмъ важныя описывать дѣвства

И земли пространныя, и рѣки, и царства,

Варваръ покоренныя, и сильныя твержи,

Горамъ наложенныя, и войны, тобою

Совершенны счастливо отъ востокъ до западъ,

И заключены врата миростража Яна,

И римску въ твоихъ рукахъ власть парѳянамъ страшну,

Еслибъ воли равная во мнѣ была сила.

Но ни подлые стихи твоему приличны

Величію, ниже я дерзаю приняться

За дѣло, кое мои силы превосходитъ;

Знаю же, что глупая прислужливость скучитъ

Тѣмъ самимъ, коихъ ласкать чаемъ, наипаче

Когда стихами свою ревность являть ищемъ.

Долѣ помнимъ и скорѣй то перенимаемъ,

Чему смѣемся, чѣмъ то, что мы чтимъ, и хвалимъ.

Я и себѣ не хочу докучной прислуги;

Ни въ воску видѣть себя вылита дурнѣе,

Ни выхваленнымъ въ стихахъ глупыхъ быть желаю,

Чтобъ не краснѣть мнѣ съ такой почести обильной;

И съ писцомъ моимъ, въ одинъ ящикъ не покрытой

Уклавъ меня, не снесли въ рядъ, гдѣ продаются

Ладанъ, перецъ, и духи, и прочія вещи,

Кои ввертываются въ негодну бумагу.

I. Въ семъ письмѣ Горацій съ краю до другаго насмѣвается римлянамъ въ судѣ ихъ о стихотворцахъ, по притомъ многими преизрядными о стихотворцахъ разсужденіями наполнено; не забыты искусныя похвалы Августу Кесарю, котораго наконецъ увѣщаваетъ ободрять стихотворство своимъ великодушіемъ.

Ст. 1. Когда столь важны дѣла и столь многи правишь ты одинъ. За 17 лѣтъ прежде писанія сего письма римляне вручили Августу Кесарю всю самодержавства власть, прося его, чтобъ на себя одного все правительство государства принялъ.

Ст. 2 и 3. Исправляешь законами, красу въ немъ нравами множишь. Августъ собственнымъ образцомъ добродѣтели и изданными законами исправилъ своевольность и безчиніе римское.

Ст. 5. Еслибъ утратилъ твое время долгимъ словомъ. Однакожъ сіе письмо почти всѣхъ Гораціевыхъ сочиненій долѣе. Знать то Горацій такъ говоритъ, чтобъ ульстить Августа къ читанію, или чтобъ ему показать, что онъ столь охотно къ нему пишетъ, что гораздо должайшее письмо составилъ бы, еслибъ своей склонности слѣдовалъ.

Ст. 6. Ромулъ и вольный отецъ и съ Касгпоромъ Полуксъ, Ромулъ, создатель города Рима, первый король и основатель римскаго царства, по смерти въ число боговъ вписанъ. Вольный отецъ, сирѣчь Бахусъ, сынъ Юпитеровъ и Семелеи, Кадмусовой дочери, который у язычниковъ почитался богомъ вина и вождемъ музъ. Приписываютъ ему много славныхъ дѣйствъ въ Индіяхъ, также изобрѣтеніе сохи, растенія винограда и сажденія, и прививаніе деревъ. Касторъ и Полуксъ — дѣти Ледины, которая породила ихъ въ двухъ яйцахъ, одинъ зачатой изъ Тиндара, ея мужа, а Другой Юпитера, который Леду прельстилъ въ образѣ лебедя. Оба тѣ братья слѣдовали Ясону въ Колхиду для добычи златаго рука. По смерти названы морскими богами, и римляне почитали ихъ своими покровителями, вѣря, что въ многихъ войнахъ противъ латиновъ имъ вспомоществовали. Всѣхъ сихъ боговъ имѣлися въ Римѣ капищи и кумиры, между которыми и Августовъ поставленъ при животѣ его.

Ст. 9. и 10. Поля населяли, грады сзидали. Извѣстно, что Ромулусъ, Бахусъ и Касторъ создали новые городы и слободы населили на тѣхъ мѣстахъ, откуду древнихъ жителей изгнали.

Ст. 11. Той, что злую идру сокрушилъ. Сирѣчь, Еркуль, сынъ Юпитеровъ, и Алкмены, жены Амфитріона, царя еивейскаго. Между многими славными дѣйствами, которыя баснь Еркулю приписала, показано, что въ лѣсу Лернѣ убилъ многоглавнаго свирѣпаго звѣря, идра называемаго, которому на мѣсто отсѣченной одной головы тотчасъ двѣ выростали.

Ст. 13. Предуставленнымъ съ небесъ трудомъ знаменитымъ. Обманомъ Юноны, Юпитеръ при рожденіи Еркуля предуставилъ, что послушенъ будетъ во всемъ Евристію, царю мицейскому, и слѣдовательно по его повелѣнію, Еркуль совершилъ тѣ славныя двѣнадцать дѣйствъ, отъ стихотворцевъ выхваленныя, въ которыхъ много бѣдствъ претерпѣвъ, безсмертную славу нажилъ и но смерти въ боговъ число вписанъ. Для того Горацій труды его называетъ: предуставлеиными съ небесъ.

Ст. 14. Узналъ} что лигнъ смертію зависть смирить можно. Еркуль узналъ, что нельзя избѣжать зависти, развѣ когда человѣкъ умретъ.

Ст. 15, 16 и 17. Кто искусство подъ собой прочихъ подавляетъ, и проч. Для того только смертію зависть избѣжать можно, что человѣкъ, которой своимъ блистаніемъ, сирѣчь, своими славными дѣлами, другихъ искусства или дѣла помрачаетъ, которой прочихъ славными дѣлами своими превышаетъ, долженъ ихъ раздражать, долженъ досаденъ быть и къ недовольству и зависти поводъ подавать. Когда же смерть его въ гробъ скроетъ, то онъ же любимъ всѣмъ становится, понеже никому дорогу уже не перебиваетъ. Латинское praegravat artes infra se positas тожъ значитъ, что преодолѣваетъ или превышаетъ другихъ людей дѣла. Ибо Горацій здѣсь употребляетъ artes, вмѣсто artifices, людей одного ремесла.

Ст. 17, 18 и 19. Тебѣ мы живому и проч. Бахусъ, Ромулусъ, Касторъ, Полуксъ и Еркуль при животѣ своемъ не могли зависть одолѣть, ни получить заслугамъ своимъ мзду достойную; только по смерти они вписаны въ число боговъ; а тебѣ, Августе, при животѣ воздаемъ должную почесть, богомъ тебя признаемъ, сзидаемъ тебѣ капищи, алтари ставимъ, и твоимъ какъ божіимъ именемъ клянемся, и признаваемъ, что и въ минувшіе вѣки не видали, ни будущіе увидятъ тебѣ подобнаго. И правда Августу Кесарю при животѣ его поставлены капищи, жертвы приношены и имя его какъ божіе призывано. Въ его время;тиснены медали съ написью: богу Августу. Почесть благовременну. Благовремеяну, ибо при животѣ твоемъ, не упуская времени, заслугамъ мзда слѣдуетъ.

Ст. 26. Что далеко отстоитъ. Terris semota, по мнѣнію Дасіерову значитъ то, что уже минулось; но мнѣ кажется, что сіе рѣченіе должно принять въ своемъ сродномъ разумѣніи; инако тоже дважды бы стихотворецъ повторилъ. Ибо не ино значитъ слѣдующее: suisque temporibus defuncta. Пристойнѣе есть поставлять, что Горацій хулитъ тѣхъ, кои любятъ все то, что уже давно минулось и что въ другихъ земляхъ находится, которыя предсужденія и теперь обыкновенны, и мы болѣе любимъ мертвыхъ и чужестранныхъ превосходныя дѣла.

Ст. 28. На Албанской горѣ. Гора Алба близъ Рима.

Ст. 29. Десятьми сочиненны мужами законы. Въ латинскомъ стоитъ: таблицы грѣшить запрещающіе, узаконенныя дестьми мужами, и проч. Въ 302-мъ году по созданіи Рима римляне, кои до тѣхъ управлялися весьма неисправными законами, которые называли священными и царскими, послали въ Грецію трехъ посыльныхъ для испытанія Солоновыхъ уставовъ. По возвращеніи посланныхъ за тѣми уставами, учреждены децемвиры, то есть, десять мужей съ полною властью для расположенія оныхъ уставовъ въ порядокъ и для предложенія народу. Съ начала оные уставы разложены были на десять таблицъ, къ которымъ въ слѣдующемъ году еще двѣ прибавлены.

Ст. 30 и 31. Договоры царей съ народомъ габійскимъ иль съ суровы сабины. О тѣхъ мирныхъ договорахъ слово идетъ, когорые Ромулусъ съ сабинами, а Тарквинусъ гордый съ габійцами заключилъ.

Ст. 31. И первосвященникъ книги. Книги первосвященниковъ, сочиненныя Нумою, вторымъ королемъ римскимъ, и въ которыхъ было уставлено все то, что къ богослуженію принадлежитъ.

Ст. 32. Старинные гадателей свертки. Древнія пророчественныя книги сибилловъ или стихотворцевъ и пророкъ тѣхъ временъ.

Ст. 33 по 39. Буде для тою, что и проч. Горацій признаетъ, что греческихъ писцовъ книги сколь старѣе, столь лучше; если потому же правилу о римскихъ судить хотимъ, уже нечего болѣе говорить и спорить, должно-жъ будетъ признать, что въ сливѣ ядро, а скорлупа въ орѣхѣ мягка, и что мы во всемъ грековъ искуснѣе и на верхъ совершенства дошли. Мягки въ сливѣ ядро, скорлупа въ орѣхѣ. Пословичное рѣченіе, которое изобразуетъ, что можно спорить противъ самой такой истины, которую ощупать можно. Ахивы тожъ что греки; а для того мазанны, что прежде борьбы обычай имѣли тѣло мазать масломъ деревяннымъ.

Ст. 46. Добръ есть, тотъ и древенъ. Сей есть отвѣтъ Гораціевъ сопернику, который старину любитъ.

Ст. 51. Изрядно межъ древними, и пр. Еще тотъ же соперникъ отвѣтствуетъ, что и того стихотворца древнимъ почесть можно, который жилъ за сто лѣтъ безъ одного, или безъ одного года.

Ст. 53 по 60. Позволеннымъ пользуюся. Горацій уже говоритъ, что понеже соперникъ признаетъ, что можно древнимъ почесть списателя, которому минулось сто лѣтъ, или сто лѣтъ безъ одного года, или мѣсяца; потомъ еще годъ за годомъ убавляя, какъ тотъ, кто изъ хвоста конскаго волосъ за волосомъ выдираетъ напослѣдокъ онаго соперника, который неотступно древнихъ лѣтописцевъ держится, который цѣнитъ вещи по ихъ старости и тому лишь дивится, что давно минуло съ, разсужденіе разрушится какъ громада, которая въ кругъ осыпается.

Ст. 53 и 54. И какъ съ хвоста конска выдирая волосы. Слово относится къ дѣйству Серторія, воеводы римскаго, которой, желая ободрить побитое свое войско и показать, что по малу преодолѣваются вещи, которыя преодолѣть не можно, приказалъ одному слабому воину у сильнаго и молодаго коня, а другому, мужественному и молодому, у дряхлаго стараго коня хвостъ выдрать. Молодой воинъ въ обѣ руки хвостъ конской забралъ и, всею силою тянучи, труды напрасно потерялъ, а слабый воинъ, одинъ волосъ за другимъ выдирая, въ малое время, у коня весь хвостъ вытеребилъ.

Ст. 59 и 60. И дивится лишь тому, что ужъ Либитина богиня посвятила. То есть: дивится лишь тому, что писали умершіе творцы. Либитипа богиня умершихъ.

Ст. 60. Энній мудрый, храбрый и проч. Горацій способомъ здраваго смысла доказалъ, что древность сочиненія, цѣну того не прибавляетъ, тоже подтверждаетъ и образцомъ Эннія, древняго латинскаго стихотворца, который между всѣми современными себѣ превосходилъ и мудрецомъ и вторымъ Омиромъ себя быть хвасталъ, худо то свое имя защищаетъ въ своихъ твореніяхъ.

Ст. 61. Словамъ судей буде вѣримъ. Судьи, кои о состояніи и добротѣ книгъ судятъ, критиками называются у латинъ и другихъ народовъ; мы не имѣемъ сему имени другое равносильное. Сны Пиѳагорски. Мнѣніе Пиѳагорское о переселеніе души изъ тѣла въ тѣло, котораго Енній держался.

Ст. 64. Невія въ руки никто не беретъ. Горацій, показавъ мнѣніе критиковъ о Енніи, желаетъ говорить о Невіи другомъ старинномъ стихотворцѣ: Невія никто въ руки не беретъ, никто не читаетъ; но суперникъ Гораціевъ, рѣчь перебивъ, тотчасъ отвѣтствуетъ, at mentibus haeret, но знаютъ всѣ наизусть, и какъ бы его сочиненіи были свѣжія, отчего ты можешь судить, сколь святы всякіе древніе стихи.

Ст. 66. Сколь часто споръ идетъ. Еще суперникъ Гораціевъ говоритъ по самой стихъ 77. Оный суперникъ, видя, что Горацій употребляетъ противъ него судъ критиковъ, противополагаетъ судъ же другихъ критиковъ, которые его мнѣніе защищаютъ, выхваляя въ Пакувіѣ мудрость, въ Акціѣ высоту слога и проч.

Ст. 68. Мудрости той, высоты сей. Пакувій мудръ, сирѣчь въ своихъ сочиненіяхъ. Акціевъ слогъ высокъ, силенъ, удивителенъ. Въ латинскомъ стоитъ: aufert Pacuvius docti famam senis, Пакувій отымаетъ старому мудрецу славу, что нѣкоторые протолковали: Пакувій Еннія мудраго, стараго превосходитъ. Пакувій и Акцій были два старинные римскіе стихотворца. Оба знамениты сочиненіемъ трагедій. Пакувій жилъ около 154 лѣта прежде Рождества Христова, сказываютъ его племянникомъ, отъ сестры Еннія стихотворца. Акцій жилъ около 171 лѣта прежде Рождества Христова. Цицеронъ и Квинтпліанъ много выхваляютъ его трагедіи.

Ст. 69. Соравняется почти Афраній Менандру. Латинское изображеніе весьма красиво и удачливо: dicitur Afrani Toga convenisse Menandro. Слово отъ слова: сказываютъ, что епанча Менандрова годилася Афранію. Афраній былъ древній римской стихотворецъ, Менандръ греческой; оба прилежали сочиненію комедій, и Афраній въ своихъ употреблялъ римскую епанчу, toga, тога называемую, и для того его комедіи Togatae именованы. Афраній жилъ около ста лѣтъ прежде Рождества Христова, и сего гораздо Цицеронъ и Квинтиліанъ выхваляютъ. Менандръ многую славу у грековъ заслужилъ.!Родился въ 342 годѣ прежде Рождества Христова. Умеръ въ 292, или въ 93. Превосходство его сочиненій заслужили ему имя князя новой комедіи.

Ст. 70. Плаутусъ сицилійскаго. Плаутусъ и Епихармъ другіе два списателя комедій, первой латинской, другой греческой. Плаутусъ умеръ около 184 лѣта прежде Рождества Христова. Эпихармъ, уроженецъ изъ острова Сициліи, жилъ во временахъ Пифагоровыхъ, около 450 лѣтъ прежде Христа; въ великой славѣ былъ у грековъ, отчего можно судить, какова та, что Плауту приписуется, соравняя его сему греческому стихотворцу.

Ст. 71. И спѣшитъ къ цѣли своей прямо. Плаутусъ въ своихъ комедіяхъ больше дѣйства, чѣмъ словъ употребляетъ, не оставляя зрителей унывать, по безпрестанно ихъ приближая къ рѣшенію басни. Такъ должно разумѣть латинское многосильное слово properare.

Ст. 72 и 73. Цецилій въ движеніи страстей и проч. Въ латинскомъ стоитъ: Цецилій поважностію, Теренцій искусствомъ превосходитъ. Стацій Цецилій стихотворецъ латинской, сочинитель комедіи, многой у древныхъ славы, надъ прочими превосходилъ въ расположеніи басни, поважностью, силою рѣченій, удобныхъ въ зрителяхъ желаемыя страсти производить. Теренцій родомъ африканецъ, изъ города картины, сочинилъ 6 комедій, которыя и до нашихъ временъ дошли; искусенъ весьма въ описаніи нравовъ человѣческихъ. Хотя чужестранецъ, столь чистымъ языкомъ латинскимъ стихи его писаны, что Цицеронъ, почтительнѣйшій въ томъ дѣлѣ судія, называетъ его лучшимъ списателемъ латинскаго языка: Optimus latinitates auctores. Цециліи жилъ въ 179-мъ году прежде Рождества Христова. Теренцій умеръ въ 159.

Ст. 74. Всегда люду тѣсныхъ. Для того, что много народу сходится тѣ смотрѣть старинныя сочиненія.

Ст. 76. Съ вѣку Ливія. Съ самаго времени Ливія Андроника, перваго римлянина, котораго бы стихотворцамъ называть было можно и которой началъ играть свою первую комедію годъ спустя послѣ первой картагенской войны, то есть въ 514 годѣ по созданіи Рима. Ливій началъ славенъ становиться около 244 лѣта, прежде Рождества Христова.

Ст. 77. Народъ право иногда. Горацій уже говорить начинаетъ, не могучи противиться мнѣнію всѣхъ критиковъ, отъ суперника представленному, отвѣтствуетъ, что народъ иногда право судитъ, по часто въ разсужденіи своемъ грѣшитъ. Наприкладъ, изрядно судитъ, приписуя помянутымъ стихотворцамъ ихъ приличныя свойства, одному высоту, другому мудрость, третьему отмѣнное искусство въ описаніи нравовъ и проч. Но когда, тѣмъ не довольствуясь, тѣхъ стихотворцевъ непогрѣшными и во всемъ надъ всѣми превосходными и неподражаемыми почитаетъ, не право судитъ.

Ст. 84. Со мною и съ правдою судитъ. То есть, согласно со мною судитъ, согласно съ правдою, праведно судитъ. Въ латинскомъ стоитъ: et Jove judicat aequo; слово отъ слова; судитъ имѣя бога себѣ благосклонна. Образъ рѣченія пословичной, на томъ основанной, что просвѣщеніе ума отъ Бога происходитъ, и слѣдовательно, кто правильно судитъ, Бога себѣ благосклонна имѣетъ.

Ст. 87. Нещадный Орбилій. Горацій былъ ученикомъ Орбилія Пупилла, уроженца Беневентскаго, которой въ 50-е лѣто своего возраста училище завелъ въ Римѣ въ консульство Цицероново. Названъ онъ plagosus за своею суровостью и затѣмъ, что охотно учениковъ своихъ бивалъ. Plaga значитъ ударъ палкою, побои.

Ст. 92. Выхвалятъ и цѣнитъ высоко. Totum ducit, venditque poёma; слово ducit взято отъ тѣхъ, кои рабами торговали, которые съ обрядами водили тѣхъ своихъ рабовъ на продажу.

Ст. 96. Ни древнымъ прощеніе требуютъ, но славу и награду. Въ сочиненіяхъ древныхъ стихотворцовъ много добраго находится, но больше еще несовершенства; не должно ихъ презирать и можно ихъ недостатки имъ простить, но неправильно имъ всю славу и награду дозволить, какову достойны совершеннѣйшія сочиненіи.

Ст. 93. Прямо-ль басни Аттовы идутъ по шафрану и проч. Древніе устилали позорищное мѣсто разными цвѣтами и въ срединѣ площади укрывалися жолубы, изъ которыхъ растекалася вода шафранная по всѣмъ ступенямъ позорища. Титусъ Квинтіусъ Атто былъ стихотворецъ, сочинитель многихъ римскихъ комедій, который умеръ за десять лѣтъ прежде Виргиліева рожденія, названъ Аттою для того, что былъ хромъ и не могъ стоять на ногахъ, ибо у латинъ atta называлися люди съ такимъ недостаткомъ тѣла. Потому Горацій искусно симъ стихомъ о томъ несовершенствѣ стихотворца касается, какъ бы онъ говорилъ: если я скажу, что не знаю, прямо или криво хромоногой Квинтій идетъ по позорищу, цвѣтами настланному и орошенному шафранною водою, всѣ сенаторы безумнымъ меня назовутъ, и проч. Сила тѣхъ словъ есть, что ежели хотѣлъ бы сумнѣваться, хороши ли комедіи Аттовы, весь сенатъ вознегодуетъ. Баснь значитъ комедію.

Ст. 99. Весь синклитъ. Весь сенатъ. Сенаторы римскіе называлися patres, отцы.

Ст. 101. Поважной Есопъ и Росцій премудрый. Хитро сенаторамъ насмѣвается, какъ бы комедія безсумнѣнно добра, для того что искуссные дѣйствители оную изображаютъ. Есопъ и Росцій были два славнѣйшіе дѣйствители всего Рима. Перваго поважнымъ Горацій называетъ для того, что страсти въ зрителяхъ возбуждалъ, или для того, что поважно стихи выговаривалъ. Росцій былъ весьма, весьма ученъ, для того титломъ премудраго почтенъ.

Ст. 103. Иль для того, что одно и проч. по ст. 108. Безумнымъ меня почтетъ синклитъ, или для того, что то ему кажется быть изящно, что ему полюбилося, или для того, что стыдится быть одного мнѣнія съ человѣкомъ, которой ихъ моложе, или для того, что не хочетъ признать, что прилично забыть въ старости то, что въ молодыхъ лѣтахъ онъ перенялъ — три причины, на которыхъ обыкновенно упрямство людей основано.

Ст. 108. Кто-жъ Нумы твореніе салійское хвалитъ. Второй римской король Нума учредилъ къ служенію бога Марса двѣнадцать священниковъ, которыхъ назвалъ salii — плясальщиками, и далъ имъ молитвы самимъ и которыя отъ тѣхъ священниковъ пѣвалися.

Ст. 110 То, что равно какъ и я подлинно не знаетъ. Не знаетъ вмѣсто не разумѣетъ. Вышепомянутыя Нумовы молитвы писаны были стихами, грубымъ стариннымъ римскимъ языкомъ, который во времена Гораціевы уже никто почти не разумѣлъ.

Ст. 111. Не мертвымъ онъ угождать и проч. Горацій говоритъ, что тѣ, кои древность противъ всякой правды хвалятъ, не различая доброе съ худымъ, не столько славу въ томъ древнихъ защищаютъ, сколько новѣйшихъ и живыхъ попирать ищутъ.

Ст. 113. Еслибъ столько грекамъ и проч. по ст. 116. Еслибъ греки и прочіе древніе такъ судили о людяхъ и сочиненіяхъ новыхъ, какъ мы теперь судимъ, еслибъ они столько новость всякую презирали, какъ мы оную презираемъ, ничего бы мы древняго не имѣли. Не было уже бы межъ нами породы древней, и не только никакого древняго сочиненія къ намъ не дошло, и никакого и новаго бы не имѣли, ибо науки не растутъ безъ ободренія, и потому теперь бы не имѣли ничего читать.

Ст. 117. Какъ скоро кончавъ войны Греція. Горацій хочетъ доказать людямъ, кои въ древность влюбилися, что ихъ поступокъ противенъ общему всѣхъ людей обычаю, которые сродную склонность имѣютъ къ всякой новизнѣ и легко гнушаются тѣхъ самыхъ вещей, которыя имъ въ началѣ были особливо пріятны. И то самое удостовѣряетъ образцомъ грековъ и латинъ. Кончавъ войны. То есть, послѣ Троянской и прочихъ войнъ, которыми, пока Греція была упражнена, не могла прилежать къ распространенію наукъ. Въ забавахъ упражняться. Nugari, шутить, забавиться; начала упражняться въ дѣлахъ забавнѣйшихъ, каковы суть: стихотвореніе, живопись, рѣзьба, торжественныя игры, музыка и проч. въ которыхъ во всѣхъ греки достигли крайнее искусство.

Ст. 118. И счастьемъ обильнымъ впадать въ сластолюбіе. Тишина и благополучіе долгаго мира вводитъ сластолюбіе и чрезмѣрныя прохлады.

Ст. 126. Возгнушалось. Разумѣй, потомъ возгнушалась, доставъ, что жадно желала, и насытився, потомъ того жъ самаго возгнушалася, какъ младенцамъ обыкновенно, которые, со слезами, что либо выпросятъ, какъ скоро получатъ, желаемая вещь имъ скучитъ.

Ст. 130 Въ Римѣ долго обычай бывалъ. Описавъ грековъ непостоянство, уже къ римскому Горацій приступаетъ.

Ст. 132. И законы изъяснять тѣмъ, которы помочь законовъ и проч. Такъ я принужденъ перевесть латинское clienti promere jura. Кліенсъ назывался тотъ, которой дѣло свое судебное препоручалъ какому стряпчему, чтобъ за нимъ ходилъ. Обычай бывалъ, говоритъ Горацій, съ утра самаго домъ свой отворять, чтобъ слушать челобитчиковъ или тѣхъ, кои прихаживали въ дѣлахъ своихъ помочь или совѣту требовать.

Ст. 141. Я самъ, что вѣкъ…. Смотри стихъ 15 письма 1, книги I. Гдѣ Горацій говоритъ: Нынѣ убо и стихи оставя и шутки.

Ст. 142. Лживѣй парѳянъ. Парѳянской народъ весьма лживымъ почитали, для того что по свидѣтельству Геродотову учреждены были у нихъ жесточайшіе законы противъ лжецовъ.

Ст. 148. Плотникъ бревно тешетъ. Мой прибавокъ для пополненія стиха.

Ст. 150. Сколько однако добра…. Горацій, довольно посмѣявся худымъ стихотворцамъ, начинаетъ стихотворства похвалы, чтобъ не можно было его осудить, что оное Августу Кесарю привелъ въ гнушеніе, и тѣмъ случаемъ изъясняетъ начало и распространеніе стихотворства.

Ст. 154. Пожаръ опечалить не могутъ. Его, стихотворца, опечалить не могутъ.

Ст. 156. Зеліемъ кормится. Сирѣчь, воздержное житіе ведетъ.

Ст. 160. Уста шепетливыя и проч. У римлянъ обычай былъ младенцевъ учить читать въ книгахъ стихотворцовъ, и заставливали ихъ твердить и выговаривать стихи иногда къ выговору весьма трудные, нарочно чтобъ къ всякому наклоненію языкъ сломить.

Ст. 168. Чистыхъ юношъ и дѣвицъ и проч. Лики юношъ чистыхъ и дѣвицъ мужа неискусныхъ не имѣли бы молитвъ священныхъ, еслибъ стихотворцы оныя не сочинили. Извѣстно, что у древнихъ молитвы отъ большей части были на стихахъ; и въ нашей церкви много молитвъ ямбическими стихами составленныхъ, каковы суть почти всѣ ирмосы.

Ст. 171. Чрезъ нихъ. Чрезъ нихъ, стихотворцевъ, ибо ихъ трудами молитвы составлены.

Ст. тотъ же и 172. Чрезъ нихъ чувствятъ бога присутствующа и проч. Чрезъ нихъ же, стихотворцевъ, бога умоливъ, чувствуютъ его присутствіе, когда онъ ихъ просьбу исполняетъ.

Ст. 173. Съ небесъ умоляютъ дождь мудрою умильны мольбою. Въ бездождное время римляне для умилостивленія бога своего Юпитера приносили жертвы aquilitia, аквилиція называемыя. Народъ принужденъ былъ идти въ ходъ съ босыми ногами; ликъ юношъ и дѣвицъ пѣсни пѣвалъ, и катали по улицамъ камень, называемый manalis lapis, чая, что онъ имѣлъ силу дождь привлекать. Горацій называетъ мудрою мольбою молитву или пѣснь, пѣваемую при такихъ случаяхъ, понеже въ ней изъяснены были всѣ свойства Юпитера дождеваго.

Ст. 174, 175 и 176. Опасныя отгоняютъ бѣдства, отвращаютъ недуги и проч. Лики юношъ, молитвами боговъ умилостивляя, отгоняютъ всякія бѣдства, доставляютъ миръ и плодородіе; а тѣ молитвы суть сочиненіе стихотворцевъ. Убо то добро отъ стихотворцевъ приходитъ, доводъ довольно смѣшной.

Ст. 177. Стихами вышни боги и проч. Чтобъ не распространяться чрезъ мѣру, описуя подробно всѣ обряды, въ которыхъ стихотворныя сочиненіи употребляются, Горацій однимъ словомъ говоритъ, что всѣ боги, такъ небесные, какъ подземные, стихами умилостивляются. У многобожцевъ не одно только небо было богами набито, и адъ своихъ имѣлъ боговъ, каковъ Плутонъ и Вулканъ, Просерпина, и многіе другіе. Латинское слово Manes значитъ души умершихъ, которымъ многобожцы жертвы приносили, богами ихъ почитали.

Ст. 179. Земледѣльцы древные и проч. Горацій, предложивъ похвалы стихотворства, изслѣдуетъ онаго начало и доводить принимается, что богослуженіе оному поводъ подало. Первые люди, всѣ пастухи и земледѣльцы, собиралися, говоритъ онъ, послѣ жатвы приносить богу благодареніе за дарованные имъ плоды. Праздникъ у нихъ тогда бывалъ, и между прочими забавами тѣ поселяне грубыми стихами другъ друга шутя пятнали.

Ст. 182. И уму, кой въ надеждѣ. Умъ нашъ труды сноситъ въ надеждѣ, что они конецъ полезный получатъ; еслибъ труды были безконечны, трудно бы ихъ сносить склонился.

Ст. 184. Землѣ свинью, молоко Пану приносили. Porco вмѣсто porca, ибо древніе землѣ принашивали свинью полную, плодородіе земли тѣмъ знаменуя. Панъ и Сильванъ богъ лѣсовъ, земель и плодородія. Жертвы ему принашивали по нуждѣ и порѣ годовой. Во время жатвы принашивали колосы, чтобъ онъ благословилъ ихъ нивы; въ осень виноградъ, чтобъ далъ имъ довольно вина, и молоко, когда его прашивали, чтобъ онъ соблюдалъ ихъ стада.

Ст. 185. Вино ч цвѣты духу и пр. Примѣчай, что и должно быть краткая за нужду мѣры. Чудесный язычниковъ вымыслъ столько къ размноженію боговъ былъ плодовитъ, что и собственной всякаго человѣка духъ богомъ сдѣлалъ. Греки называли того бога daimon, римляне Genius, и его вѣдомству препоручали естество и жизнь человѣческую. Въ жертву ему принашивали цвѣты и вино, а со временемъ и всякія пахучія воды и мази. Кой помнитъ, сколь жизнь кратка. Духъ первыхъ людей помнитъ, что жизнь коротка, и для того спѣшилъ веселиться. Помыслъ о смерти не мѣшалъ ихъ веселью; напротиву вѣдая, что умереть имѣютъ, не теряя время, веселились.

Ст. 186 и проч. по ст. 190. Въ такихъ изобрѣтенна. Въ такихъ забавахъ отважность, свободносгь или полность фесценинская произвела деревенскія грубыя брани на стихахъ. То есть, въ забаву свою тѣ грубые пастухи и земледѣльцы перебранивалися на стихахъ, и начальниками стихотворства были. Не трудно судить, каковой грубости были тѣ стихи, которые голое движеніе природы производило въ мужикахъ, всякаго искусства лишаемыхъ, безъ всякаго предъ идущаго размышленія. Мы и сами много такихъ стиховъ имѣемъ, которые суть вымыслъ простолюднаго нашего народа и отъ которыхъ можемъ о тѣхъ первыхъ римскихъ стихахъ судить. Напримѣръ я помню начало одной пѣсни о бракѣ царя Ивапа Васильевича, которая будучи довольно примѣтна, при семъ оную приложу:

Какъ въ годы то старые,

Въ времена было прежныя,

При старомъ, при славномъ царѣ,

При Иванѣ Васильевичѣ,

Соизволилъ да царь-государь,

Соизволилъ жениться-ста,

Не у насъ въ каменной Москвѣ,

Да на той, на проклятой Литвѣ.

Поймаетъ да царь-государь

Марью Темрюковну,

Молодую черкашенку,

А за ней беретъ приданова,

Какъ на сорокъ бояриновъ,

Полтараста татариновъ,

Шестьсотъ донскихъ казаковъ,

Удалыхъ добрыхъ молодцовъ, и проч.

Отважность фесценинская. Для того фесценинская отважность, что оные вольные и скаредные стихи выдуманы въ началѣ отъ жителей города Фесценіи въ Тосканѣ, которой нынѣ называется Citta Castellana. Оные стихи дали начало комедіи, которая столько же груба и гнусна была, каковы суть наши деревенскія игрищи. Когда же комедія римская въ лучшей порядокъ приведена, имя фесценинскихъ стиховъ осталося однимъ срамнымъ стихамъ, а наипаче тѣмъ, кои пѣвалися на бракахъ и которые гораздо были неприличны цѣломудреннымъ ушамъ.

Ст. 190. Вольность та долго. Такіе стихи заказаны у римлянъ только въ 300-мъ году по созданіи Рима, отъ чего Горацій правильно говоритъ, что вольность та долго тянулась.

Ст. 191. Пріятно шутила въ нихъ. Хотя тѣ стихи были грубы и брани содержали, однакожъ понеже въ забаву говорены были, не досаждали, и для того Горацій говоритъ что вольность фесценинская пріятно межъ ними шутила.

Ст. тотъ же. Пока ужъ игра та. По малу по малу тѣ шутки, тѣ насмѣшки обратилися въ злобную укоризну и досаду.

Ст. 197. Уставленъ законъ. Законъ двѣнадцати таблицъ: Si quis occentassit malum carmen, siue condidit, quod infamias faxit, flagitius ve alteri, capital esto. «Ежели кто говорилъ или сочинилъ стихи противъ чести кого, или въ чью обиду, да будетъ казненъ смертію».

Ст. 199 и 200. Склонность творцовъ и проч. Когда узаконена смерть противъ сочиненій укоризненныхъ, страхъ отмѣнилъ склонность стихотворцовъ, и уже они принуждены стали сочинять стихи похвальные и которые-бъ не досаждать, но забаву производить имѣли. Vertere modum, formidine fastis, слово отъ слова: отмѣнили обычай, или склонность, за страхомъ палки.

Ст. 201. Греція плѣненная и проч. Когда римляне греками обладали, ввелися между римлянами, тогда еще грубыми, науки и художества, которыхъ услажденіемъ отъ побѣжденныхъ грековъ побѣдители римляне побѣждены.

Ст. 203. Спадать стали. Стали забываться, изводиться.

Ст. 204. Сатурискіе стихи. Стихи фесценинскіе, о которыхъ выше упомянуто, и сатурнскими, какъ бы сказать весьма древными и сочиненными въ Сатурново царствованіе въ Италіи, называлися.

Ст. 205. Искусная чистота. Сирѣчь, сочиненіе порядочное, чистымъ слогомъ составленное, учтивое. Ядъ древній. Ядомъ Горацій называетъ помянутые грубые и злобные стихи фесценинскіе.

Ст. 209. По войнахъ пуническихъ. По войнахъ съ картагинейцами. Должно сіе о первой картагинейской войнѣ разумѣть, послѣ которой римляне начали честь греческихъ писателей и имъ въ своихъ сочиненіяхъ подражать.

Ст. 210. Искать прилежали. Начали съ прилежностію испытать сосочнненіи Софокла, Есхила, Ѳесписа и выбирать, что въ нихъ пріятнаго и полезнаго находилось.

Ст. 211. Софоклъ, Есхилъ, Ѳесписъ. Три стихотворца греческіе, знаменитые въ сочиненіи трагедіи. Ѳесписъ, за шестьсотъ лѣтъ прежде Христа, первый трагедіи писать началъ; Есхилъ около ста лѣтъ спустя оную исправилъ, и напослѣдокъ, въ старость Есхилову, Софоклъ въ удивительное совершенство привелъ.

Ст. 212 и проч. Тогда-жъ они на свой попытались. Римляне, услаждены чтеніемъ греческихъ твореній, попытались на свой языкъ оныя перевесть.

Ст. 215 и 216. Довольно плачевну изображать суровость. Римской народъ, будучи съ природы остръ и высокаго ума, охотно и съ удачею упражнялся въ переводѣ и въ сочиненіи трагедій, для того, что склоненъ и способенъ изображать плачевную суровость, каковою трагедіи изобиловать должны. Такъ я принужденъ переводить латинское Tragicum spira, что слово отъ слова значитъ: дышетъ скорбную суровость.

Ст. 217. Смѣетъ удачливо. Съ многою удачею греческія изображеніи въ своихъ подражаетъ, новыя рѣчи и рѣченіи вводитъ, и вымыслами новыми и смѣлыми почти имъ, грекамъ, соравняется.

Ст. тотъ же и 218. Но скрести стыдится и боится. Горацій въ многихъ своихъ стихахъ особливо совѣтуетъ не лѣпиться сочиняя часто скрести и херить. Безъ того сочиненіе исправно быть не можетъ. Поправки сколь чаще повторены, столь сочиненіе къ совершенству своему болѣе приближается.

Ст. 219. Мнится въ сочиненіи комедіи и проч. Горацій, говоря о трагедіи, теперь о комедіи разсуждать начинаетъ. Большая часть людей чаетъ, что понеже въ комедіи слово идетъ о дѣлахъ простыхъ, обыкновенныхъ и подлыхъ, для того сочиненіе гораздо легче, чѣмъ сочиненіе трагедіи; но Горацій тому прекословитъ и увѣряетъ, что столь труднѣе комедіи писать, что меньше творецъ прощенія своимъ прегрѣшеніямъ уповать можетъ.

Ст. 224. Смотри, Плавтусъ, каково. Столь комедіи сочиненіе трудно, что самые искуснѣйшіе въ нихъ спотыкаются. Плаутусъ, напримѣръ, плохо изображаетъ нравъ молодика волокиты, скупаго отца, хитраго сводника; Доссенусъ чрезъ мѣру докученъ своими жадными искателями обѣдовъ, которыхъ во всѣхъ своихъ комедіяхъ пихаетъ. Въ самомъ дѣлѣ, Плаутусъ, стихотворецъ въ расположеніи частей комедіи и въ учрежденіи всего дѣла весьма удачливый, правъ лицъ, которыя въ комедіи дѣйствуютъ, отъ большей части неисправно описываетъ. Въ одной изъ его комедій, Лжецъ (Псевдолосъ) называемой, находятся тѣ три характера, о которыхъ здѣсь Горацій напоминаетъ, весьма плохо изображенные, хотя Плавтусъ ту комедію надъ всѣми другими предпочиталъ. Доссенусъ или Досунусъ знаменитый списатель римскихъ комедій. Столь мало способенъ былъ вымышлять новые характеры, что во всѣхъ своихъ комедіяхъ вводилъ параситовъ, то есть похлебниковъ, которые благосклонность и обѣды чужіе ищутъ всякими подлостями.

Ст. 228. Сколъ онъ оплошно обутъ по полку тащится. Смотри, сколько онъ Доссенусъ радѣетъ о совершенствѣ въ своихъ комедіяхъ, сколь они оплошно сочинены. Когда ноги хорошо обуты, свободнѣе ходить можемъ. Полокъ въ зрѣлищахъ называется мѣсто, на которомъ дѣйствители изображаютъ. Башмаки, которые они нашивали въ тѣхъ дѣйствахъ, называются soccus. Латинское Qvam non adstricto percurrat puоpita socco слово отъ слова значитъ: сколъ съ ненатянутымъ башмакомъ по полку перебѣгаетъ.

Ст. 229. Видно, что деньги копитъ. О Плавтѣ и о Доссенѣ говоритъ Горацій. Мало они суетятся, прямо ли, криво ли, баснь идетъ, то есть исправна ли комедія, или нѣтъ; попеченіе ихъ то одно, чтобъ деньги копить. Извѣстно, что у римлянъ градоправители, едилами называемые, покупали, и часто дорогою цѣною, комедіи отъ стихотворцевъ.

Ст. 231. Кого на позорищѣ вѣтренная славы и проч. Горацій начинаетъ уже изслѣдовать, сколь непріятно ремесло драматическихъ стихотворцовъ и чего терпѣть они должны. Покой тѣхъ, говоритъ онъ, которые съ славолюбія къ сочиненіямъ зрѣлищнымъ прилежатъ, зависитъ отъ лица смотрителей; унываетъ стихотворецъ, буде они зѣваютъ, то есть буде имъ сочиненіе его не нравится, и дуется, буде они прилежно смотрятъ игру. Столь славолюбное сердце маловажнымъ чѣмъ или уничижается, иль возносится. Кого на позорищѣ вѣтренная славы колесницей вознесла. Весьма удачливое изображеніе, которое значитъ: кого славолюбіе заставляетъ писать творенія драматическія. Изрядно вѣтренною колесницею называетъ колесницу славы, которая отъ зрѣлищныхъ сочиненій получается, ибо въ самомъ дѣлѣ она вѣтренна, пуста, непостоянна.

Ст. 237. Я охотно отстаю отъ всякой. Я, говоритъ Горацій, тѣмъ господамъ драматическимъ стихотворцамъ подражать не склоненъ, и никогда не пріймусь за такую забаву, за сочиненіе трагедій или комедій; когда вѣдаю, что буде зрители тѣмъ твореніямъ похвалу откажутъ, имѣю унывать и сохнуть, а когда они ими довольны, то имѣю раздуться и разжирѣть.

Ст. 238. Съ отказу вѣнца. Съ отказу похвалъ, или впрямь съ отказу вѣнца, понеже стихотворцы за превосходные сочиненіи вѣнецъ получали лавровый, равно какъ побѣдители. Въ латинскомъ вмѣсто вѣнца стоитъ лавръ, palma.

Ст. 240. Часто еще смѣлаго. Вотъ еще другая причина, для которой стихотворцы не могутъ охотно прилежать сочиненію трагедій и комедій, сирѣчь, что въ среди самой лучшей такой игры народъ, которой всегда невѣжествомъ обилуетъ, требовалъ, чтобъ вывели ему для забавы слона, Медвѣдя или борцовъ, и танцовщиковъ веревочныхъ, какъ то случилося на двухъ первыхъ изображеніяхъ Теренціевой комедіи Гециры, которой принужденъ былъ выступить изъ позорища, какъ онъ самъ сказываетъ:

Fecere ut ante tempus exirem foras.

«Заставили меня выступить прежде времени, то есть прежде, нежели комедія кончилась.»

И въ другомъ мѣстѣ:

Interea ego non potui tutari locum.

«Между тѣмъ я не могъ устоять на своемъ мѣстѣ.»

Того здѣсь Горацій касается, говоря fugut, гонитъ стихотворца.

Ст. 241. Числомъ большіе, хоть честью подлѣе и правами. Грубые невѣжи, народъ сирѣчь, который хоть честью и нравами подлѣе, да числомъ всегда больше.

Ст. 243. И всегда готовые въ драку вступитъ. Народъ не терпитъ сопротивленія: когда медвѣдя требуетъ, нужно медвѣдя ему показать, инако самъ медвѣдемъ станетъ, забывъ всякое къ высшимъ почтеніе.

Ст. 247. Да и сами всадники. Горацій, стиха два выше, говоря, что ежели всадники спорятъ, то народъ и въ драку съ нимъ вступить готовъ, казался тѣмъ давать знать, что въ томъ чину больше склонности было смотрѣть комедіи пристойнымъ образомъ и услаждаться изряднымъ ихъ сочиненіемъ, а не зрѣніемъ украшеній и другихъ представленій, народу пріятныхъ, каковы суть: медвѣди, слоны, борцы и проч, но въ семъ стихѣ одумався, то опровергаетъ, изъясняя, что стихотворцы не должны уже ни на тотъ всаднической чинъ полагаться, понеже и онъ уже началъ предпочитать забаву, которую глаза смотрѣніемъ украшеній чувствуя, надъ забавою, которую ухо отъ слушанія совершеннаго творенія получить можетъ. Латинской стихъ: Verum equitis quoque migravit ab aure voluptas и проч. есть весьма удачливой красоты; слово отъ слова: Но уже отъ уха всадниковъ услажденіе переселилось къ глазамъ ненадежнымъ и проч.

Ст. 250. Четыре илъ больше часовъ занавѣска опущена и проч. Aulaea называлася занавѣска, которая закрывала зрѣлище, пока комедія не начиналася, равно какъ и теперь дѣлается, но съ тою разницею, что когда у насъ комедіи начинаются, занавѣска подымается вверхъ, а у римлянъ спускалася внизъ, на полокъ зрѣлища; а по окончаніи комедіи, или послѣ всякаго дѣйствія, для пріуготовленія украшеній, подымали ее вверхъ, вмѣсто того, что мы внизъ опускаемъ. И потому значитъ опустить занавѣску, чтобъ начать комедію, а tollere aulaea. Premere aulaea, поднять занавѣску, кончая игру. Слѣдовательно, Горацій здѣсь говоритъ, что часто живало, что среди комедіи тотъ, кто ту народу давалъ, вываживалъ толпу дѣйствителей изображать тріумфъ (сирѣчь въѣздъ побѣдный, торжество побѣдное), которой продолжался чрезъ четыре часа и больше, такъ что между тѣмъ комедія переставала и дѣйствитеди нѣмы стаивали.

Ст. 256. Пока бѣгутъ конницы полки и проч. Занавѣска опущена и дѣйствители нѣмы, и комедія оставливается, пока на зрѣлищѣ изображается война, побѣда и торжество побѣдное. Градоначальники, римскіе Едилы часто такія игры въ комедіяхъ и трагедіяхъ не кстати вводили, для увеселенія народа, который всегда къ такому зрѣнію лакомъ.

Ст. 253. Тащатъ царей. Въ томъ въѣздѣ торжественномъ ведутъ царей связанныхъ, сирѣчь ведутъ людей, какъ бы изображая царей плѣненныхъ.

Ст. 254. Ѣдутъ возы разные. Esseda суть возы, на которыхъ стоя римляне бивалися; pilenta, возки или коляски для женъ. Petorrita, возы, въ которыхъ плѣнниковъ сажали и багажъ возили.

Ст. 255. Несутъ плѣненный Коринѳъ изъ слоновой кости. Несутъ изображеніе плѣненнаго города Коринѳа, сдѣланпое изъ слоновой кости. На въѣздахъ побѣдныхъ обычай бывалъ не только везти плѣнниковъ, но и городы самые, которые въ той войнѣ добыты, нести, изображены изъ слоновой кости или изъ дерева, какъ мы теперь веземъ пушки, знамена, барабаны непріятельскіе и проч.

Ст. 256. Демокритъ. Философъ Демокритъ, который непрестанно смѣялся, разсуждая суету и безумство человѣческихъ дѣлъ. Смотри объ немъ примѣчаніе подъ ст. 15, письма 12, книги I.

Ст. 258. На звѣря составлена съ рыси и верблюда. Такого звѣря, который отчасти на рысь, отчасти на верблюда похожъ, описываетъ Плиній въ главѣ 8, книги 18, и сказываетъ, что Юлій Кесарь первый такого Риму показалъ въ играхъ Цирцеевыхъ.

Ст. 261. Забаву. Потѣху, причину къ смѣху.

Ст. 262. Возмнилъ бы глухому сказывать баснь ослу. Какъ бы, о стихотворецъ, съ ума сшедъ, склонился сочинять творенія для такихъ зрителей, которые презираютъ стихи его. Чтобъ смотрѣть на звѣря и на побѣдное торжество или на борцовъ. Сказывать глухому, или сказывать ослу, есть пословичное рѣченіе, которое тожъ значитъ, что напрасно трудъ свой терять, какъ мы говоримъ писать вилами по водѣ.

Ст. 268. И правда кой силенъ. Для того время напрасно тратитъ стихотворецъ, что на комедіяхъ народъ такой шумъ дѣлаетъ, смотря выше помянутое тріумфа изображеніе, или звѣря какого, что дѣйствителей голоса совсѣмъ не слыхать, сколько бы сильно ни кричали.

Ст. 265. Гарганскъ лѣсъ. Лѣсъ, который стоитъ на горѣ Гарганѣ, превысокой и подлежащей непрестаннымъ вѣтрамъ. Море Тосканское. Моря Средиземнаго часть, которая тосканскому княжеству дотыкается.

Ст. 266. Игры. Игрище, комедіи, или тѣ тріумфовъ изображенія.

Ст. тотъ же и 267. Искусства и богатства съ чуждаго принесенно. Съ такимъ несказаннымъ шумомъ смотрятъ на игру и удивляются искусству художниковъ, которые дѣлали украшеніи, платье дѣйствителей и прочій уборъ зрѣлищный; удивляются же не одному только искусству художниковъ, но и богатству парчей и другихъ вещей, въ тѣхъ играхъ употребляемыхъ. Съ чуждаго принесенно края. Для того, что всѣ парчи выписывали изъ Асіи.

Ст. 268. Онымъ преискрашены и проч. Тѣмъ чужестраннымъ искусствомъ и богатствомъ, тѣми чужестранными богатыми парчами украшенный дѣйствитель, какъ скоро явится, тотчасъ народъ руки сложа удивляется, хотя еще ни одного слова онъ не промолвилъ.

Ст. 272. Шерсти тарентинской и проч. Дѣйствитель еще ничего не промолвилъ, чему жъ дивится народъ съ восклицаніемъ? Платью его дивится, парчи шерстяной, которая фіалковымъ цвѣтомъ выкрашена въ Тарентѣ городѣ. Въ другомъ мѣстѣ уже примѣчено, что городъ Тарентъ особливо славенъ былъ дѣланіемъ парчей шерстяныхъ и краскою багряничною.

Ст. 274. Но дабы не чаялъ ты…. Горацій, опасался, чтобъ Августъ не почаялъ, что онъ съ зависти пересужаетъ стихотворцевъ, которые для зрѣлищъ пишутъ, самъ предупреждаетъ то подозрѣніе, дая такимъ стихотворцамъ въ краткихъ, но весьма искусныхъ и усладительныхъ словахъ, должную имъ похвалу и изъявляя все, что въ ихъ искусствѣ труднаго и удивительнаго находится. Что я осуждаю съ зависти. Въ латинскомъ стоитъ: что я выхваляю коварно, laudare maligne. Рѣченія равносильныя, ибо выхвалять коварно есть тожъ, что пересмѣвать, осуждать; а первое гораздо согласнѣе предъидущимъ Гораціевымъ стихамъ, въ которыхъ, правду сказать, не много драматическихъ стихотворцевъ выхвалять трудится.

Ст. 275. Ремесло то. Ремесло драматическихъ стихотворцевъ, сочиненіе комедій, и трагедій.

Ст. 277. Вѣдай, что мнѣ кажется и проч. Вѣдай, что я чрезмѣрно искуснымъ чаю того стихотворца, которой силенъ своими стихами возбудить въ моемъ сердцѣ различныя страсти, напримѣръ безпокойство, гнѣвъ, тишину, ненависть, соболѣзнованіе и проч., и наполнить меня, какъ волхвъ нѣкой, вымышленнымъ ужасомъ, и то учинить, чтобъ мнѣ казалось, что нахожуся теперь въ Аѳинахъ, потомъ въ Ѳивахъ и проч. Должность того, кто трагедіи и.ты комедіи пишетъ, требуетъ, чтобъ отъ него такимъ образомъ дѣйства своей повѣсти описать, дабы зритель мнился видѣть самое истинное дѣло, а не изображеніе онаго, чтобъ сильное участіе принималъ въ томъ, что дѣйствители дѣлаютъ, и чувствовалъ печаль, радость, гнѣвъ по предлежащимъ въ басни обстоятельствамъ; чтобъ чаялъ себя въ томъ городѣ, въ томъ мѣстѣ, въ тѣхъ околичностяхъ, въ которыхъ изобразуемая повѣсть совершалася. Жалокъ тотъ стихотворецъ, котораго сочиненіе зритель смотритъ съ холодностью и не забывая, что она изображеніе дѣйства, а не дѣйство самое видитъ.

Ст. тотъ же и 278. И по веревкѣ ходить можетъ. Всякому казаться имѣетъ чрезъ мѣру труднымъ дѣломъ ходить по веревкѣ.

Ст. 279. Напрасно силенъ…. возбудить. Inaniter, напрасно. Въ томъ то чудесно трагиковъ искуство, что насильно насъ клонитъ участіе принимать въ дѣйствѣ ложномъ и которое насъ ни мало не касается.

Ст. 281. Страхами. Трагедія должна быть наполнена приключеніями ужасными и печальными.

Ст. 283. Но если Аполлина достойный даръ хочешь дополнить. Августъ комедію любилъ гораздо больше, нежели государю пристойно. Горацій совѣтуетъ ему не однимъ только драматическимъ стихотворцамъ всю свою милость дозволить, но и тѣмъ ону надѣлять, которые и другихъ родовъ стихи пишутъ, искусно ему внушая, что драматиковъ стихи только забавить могутъ, а прочихъ стихотворцевъ сочиненія и славу государя распространить сильны. Аполлина достойный даръ. Такъ называетъ книгохранителыищу греческу и латинску, которую Августъ посвятилъ Аполлнну въ домѣ палатинскомъ и въ которую поставлены бывали всѣ тѣ сочиненіи, которыя общую похвалу заслуживали.

Ст. 284. И дать стихотворцамъ нову силу…. И ободрить стихотворцевъ прилежать и преуспѣвать въ сочиненіи стиховъ. Награжденіе, отъ государей стихотворцамъ подаваемое, сильно въ нихъ возбудить умъ и горячность къ составленію изрядныхъ твореній; сильно придать имъ крылья, чтобъ взойти на самой верхъ горы Еликона, сирѣчь, чтобъ совершенство въ той своей работѣ достигли, безъ того и сердце унываетъ. Геликонъ гора въ Греціи, по баснословію древнихъ обиталище музъ.

Ст. 287 и 288. И тѣхъ, кои читателю. И тѣхъ стихотворцевъ, которые лучше любятъ писать для читателей, чѣмъ для зрителей, сирѣчь которые имѣли бы читаны быть, чѣмъ такіе, которые бы имѣли быть на зрѣлищахъ изображены.

Ст. 290. Правда, чтобъ и о себѣ не минутъ мнѣ слово. Не хочетъ Горацій совсѣмъ Августа обвинять, что и прочимъ стихотворцамъ кромѣ драматическихъ защиту и милость свою не надѣляетъ. Но самихъ стихотворцевъ въ томъ отчасти винитъ, показывая, что они сами себѣ вредятъ, поднося свои сочиненія Августу, когда онъ упражненъ находится въ важныхъ дѣлахъ или когда утружденъ отъ дѣлъ покой свой имѣть желаетъ; такъ и тѣмъ себѣ вредятъ, что не могутъ снесть, чтобъ кто изъ пріятелей хоть одинъ изъ ихъ стиховъ пересудилъ, что прочтенные стихи, хоть никто о томъ не проситъ, еще вновь читая, скучаютъ И проч. Чтобъ и о себѣ не минутъ мнѣ слово. Въ латинскомъ слово отъ слова стоитъ: Чтобъ мнѣ изсѣчь и свой виноградъ, рѣченіе пословичное, которое значитъ, что прочихъ осуждая, и себя не щадить.

Ст. 299. Скрыто въ нихъ искусство. Въ латинскомъ стоитъ; tenui deducta poёmata filo, слово отъ слова: не примѣчаются твореніи тонко пряденыя, то есть искусныя творенія, скрытое искусство творенія. Пряжа тѣмъ дороже чѣмъ тоне нить прядена.

Ст. 304. Нужно однакожъ тебѣ и проч. Стихотворцевъ таково о себѣ высокомысліе, что они жалуются и дивятся, что ты, какъ скоро услыша, что они умѣютъ стихи писать, не обогатилъ ихъ и не заставилъ ихъ писать похвалы твои; однакожъ нужно тебѣ, долженъ ты, Кесарю, знать, кому изволишь дозволить пѣть твою добродѣтель, искушенную въ мирѣ и войнѣ (то есть твои знаменитыя дѣла, такъ въ военное, какъ въ мирное время), чтобъ не предать ее недостойному стихотворцу въ руки. Пѣвца добродѣтели. Æditui называлися церковники, или священники, служащіе въ храмахъ, и которые, будучи совершенно поставлены служенію и обрядамъ богамъ ихъ нравному, оному прочихъ обучали. Потому имя то гораздо пристало пѣвцамъ и проповѣдникамъ знаменитыхъ дѣйствъ славныхъ государей. Горацій здѣсь говоритъ о Августовой добродѣтели, какъ о богинѣ, которая свой храмъ и священниковъ и пѣвцовъ имѣетъ.

Ст. 307. Александръ великой. Царь македонской, сынъ Филипповъ, Даріевъ побѣдитель.

Ст. 308. Взлюбивъ Херила. Двое было Хериловъ, оба стихотворцы. Одинъ весьма искусный и знаменитой, современный Ѳуцидиду и Геродоту, другой гораздо плохой, который пожилъ въ временахъ Александра великаго.

Ст. 309. Филипповъ. Такъ называлась монета македонская, на которой съ одной стороны было лице царя македонскаго. Стоила она съ небольшимъ два рубля.

Ст. 310. Такъ смѣшную книгу. Какова была Херилова, за которую Александръ, сказываютъ, за всякой стихъ заплатилъ по одному филиппу.

Ст. 314. Указъ выдавъ, запретилъ, чтобъ кромѣ Апелла и проч. Александръ запретилъ всѣмъ живописцамъ, кромѣ славнаго Апелла, писать его лицо, и кромѣ Лисиппа выливать оное въ мѣди.

Ст. 317. Еслибъ ты того царя и проч. Царь Александръ, говоритъ Горацій, предпочитая надъ всѣми рѣщиками Лисиппа и надъ всѣми живовописцами Апелла, показалъ, что онъ имѣлъ многую остроту ума въ различеніи искусства въ художествахъ, но даннымъ чрезвычайнымъ даромъ Херилу за бездѣльные стихи показалъ же, что не столь удобенъ былъ его умъ различать о добротѣ книгъ, о сочиненіяхъ книжныхъ людей; разсуждая тотъ его съ Хериломъ поступокъ, ты клялся бы, что онъ Александръ, родился въ Беотахъ, столь о того стихотворца твореніи плохо и грубо онъ судитъ.

Ст. 319. О дарахъ девяти сестръ. О дарахъ музъ. Дарами музъ называетъ Горацій стихотворныя сочиненія.

Ст. 320. Въ грубыхъ онъ родился Беотахъ. Народъ беотійской былъ грубѣйшій изъ всѣхъ греческихъ; такъ въ пословицу вошло говорить: ухо беотійское вмѣсто уха грубаго, нечуткаго, неразличающаго согласіе, и свинья беотійская, вмѣсто человѣка грубаго, неискуснаго. Беотіа знаменитая провинція греческая, въ которой лежалъ славный городъ Ѳивы, теперь туркамъ подвластна и Страмулита называется.

Ст. 320. Тебя не остудятъ и проч. Искусно Горацій, выхваляя Августа, противополагая его совершенное о сочиненіяхъ стихотворныхъ разсужденіе грубому разсужденію Александра великаго. Тебя, говоритъ онъ, не остудятъ милость и почтеніе, которыя являешь къ стихотворцу Барію и Марону, какъ остудилъ Александра подарокъ, данный Херилу. Луціусъ, Варгусъ былъ знаменитой стихотворецъ во времена Августа Кесаря, котораго панегирикъ описалъ; сочинилъ тотъ же и нѣсколько трагедій. Виргилій Маро другой не меньшей славы стихотворецъ тѣхъ же временъ. Его сочиненій Енеида, Георгики и Буколики до насъ дошли и чрезъ столько вѣковъ отъ всѣхъ народовъ читаны съ удивленіемъ и услажденіемъ. Оба тѣ стихотворцы были въ особливой милости у Августа Кесаря.

Ст. 324. Да и подлинно, не столъ и проч. Александръ радѣлъ, чтобъ искусной рѣщикъ и живописецъ изображалъ его лице, и не суетился, каковъ стихотворецъ станетъ дѣла его описывать; ты, Августе Кесарю, стихотворцовъ избираешь, мало суетясь, кто тебя лить и писать станетъ, и въ томъ ты гораздо Александра почтительнѣе; ибо въ самомъ дѣлѣ мѣдь и краски не сильны столь совершенно лица начертанія изображать, сколь стихотворецъ можетъ, къ многой тебѣ славѣ, души твоей составъ, умъ твой, нравы твои описать и предать тебя въ удивленіе всему потомству. И подлинно Августъ Кесарь запретилъ неискуснымъ писцамъ и творцамъ о его дѣлахъ что писать, какъ Александръ заказалъ неискуснымъ живописцамъ и рѣщикамъ лице его изображать.

Ст. 328. Ниже бы я предпочелъ. Съ одной стороны я, вѣдая тотъ твой нравъ, Августе, сирѣчь, что ты искусно судишь о сочиненіяхъ стихотворныхъ, и неправно тебѣ, чтобъ плохой писецъ твои дѣла, твою похвалу писалъ, а съ другой, чувствуя мою слабость и неискусство, удерживаюся списывать дѣла твои понеже: «….Худой творецъ дѣла худыми стихами помрачаетъ славныя». Инако подлинно я бы не предпочелъ писать подлымъ слогомъ сатиры, чѣмъ важныя твои дѣйства, каковы суть покореніе многихъ пространныхъ царствъ и народовъ, счастливыя твои войны, твои побѣды отъ востокъ до западъ, утвержденіе силы римской въ твоихъ рукахъ, и миръ, тобою во всемъ свѣтѣ уставленный, и проч. Дивнаго искусства похвала сія Августова, и не меньше удивительно Гораціево смиреномудріе; впрочемъ сіе извиненіе, для чего онъ не пишетъ дѣла Кесаревы, есть главная причина всего письма.

Ст. тотъ же. Подлыя сатиры. Въ латинскомъ стоитъ: sermones repentes per humum, рѣчи по землѣ ползающія; сатиры рѣчьми называетъ, что низкимъ и почти простымъ слогомъ писаны.

Ст. 331. И сильныя твержи горамъ наложенныя. Сильныя крѣпости, на горахъ построенныя. Горацій говоритъ о крѣпостяхъ и войскѣ, которымъ Друзусъ утвердилъ проходы при рѣкахъ Эльбѣ, Мелѣ и Везерѣ, и о крѣпостяхъ, построенныхъ вдоль по рѣкѣ Рейнѣ.

Ст. 334. И заключены врата. Въ Римѣ имѣлося капище, посвященное Янусу, богу войны, и мира, котораго ворота во время военное держалися всегда отперты, а во время мирное запиралися вовсе. Августъ въ свое царствованіе дважды то Янусово капище затворялъ.

Ст. 335. И римску въ твоихъ рукахъ. Пареяпе, опасался, чтобъ Августъ противъ нихъ не поднялся, прислали ему назадъ знамена римскія и полоненниковъ въ войнѣ съ Антоніемъ и Крассомъ.

Ст. 343. Долѣ помнимъ. Я не принимаюсь, Августе, твои дѣла писать, понеже знаю, что мои силы къ тому не довольны, и знаю же, что глупая прислужливость и тому скучитъ, которому оную показываемъ. Столь больше досадна та глупая прислужность, когда оную оказываемъ глупыми стихами; и то для того, что всякъ свободно и охотнѣе примѣчаетъ, перенимаетъ и помнитъ худые стихи, чѣм$ добрые, и потому глупыя похвалы въ умѣ народа твоего тебѣ не безъ обиды распложаются.

Ст. 345. Я и себѣ не хочу. Не только тебѣ, Кесарю, такую глупую прислужность досадною чаю, но и самъ себѣ я такой докучной прислуги не желаю, и не хочу, чтобъ кто лице мое въ воску изобразилъ дурнѣе, чѣмъ мое есть, или чтобъ глупыми стихами меня выхвалялъ, чтобъ тѣ глупыя похвалы меня предъ свѣтомъ не остудили, и не видѣть съ трудами моего похвальщика себя самаго въ ящикѣ усаженна и снесена въ овошный рядъ.

Ст. 349. И съ писцомъ моимъ въ одинъ. Горацій не хочетъ, чтобъ его плохой стихотворецъ хвалилъ, понеже опасается, что стихи, будучи плохи, къ тому только годны будутъ, что ввертывать въ нихъ перецъ, ладанъ и прочія подобныя вещи, которыя въ негодную бумагу ввертываются и чтобъ потому не снесли его похвалы въ овошный рядъ.

ПИСЬМО II.
КЪ ЮЛІЮ ФЛОРУ.

Флоре, знаменитаго вѣрный другъ Нерона!

Еслибъ кто хотѣлъ тебѣ, въ Габіяхъ рожденна,

Иль въ Тибурѣ юношу продать, и сказалъ бы:

"Дѣтина сей чистъ, красивъ отъ лба до подошевъ;

"Отдамъ за восемь тебѣ сестерціевъ тысячъ;

Проворенъ въ господской онъ службѣ и прилеженъ,

"По взгляду хозяйскую волю разумѣетъ,

"Отчасти погречески умѣетъ и годенъ

"Къ всякому художеству; какъ изъ мягкой глины,

"Что похочешь изъ него вылѣпить ты можешь,

"Къ тому-жъ умѣетъ онъ пѣть, хотя неискусно,

"Однакъ довольно, чтобъ дать при столѣ забаву.

"Знаю, что мало даютъ словамъ нашимъ вѣры,

"Когда чрезъ мѣру товаръ хвалимъ, кои сбыть ищемъ;

"Да вѣдай, что въ деньгахъ мнѣ нѣтъ никакой нужды,

"Хоть я убогъ, никому ничего не долженъ.

"Ни кто же тебѣ его за столь малу цѣну

"Не отдастъ, ни всякому я отдать склонюся.

"Однажды онъ у меня только загулялся,

"И, какъ обычно живутъ, скрылся, опасаясь

"Плетей грозныхъ, что висятъ у крыльца при всходѣ.

"Буде малая та въ немъ тебѣ непротивна

«Побѣгу похулочка, оточти мнѣ деньги.»

Если по такихъ словахъ раба того купить,

Продавецъ чисто товаръ свои продалъ и пени

Не боится: сказаны тебѣ всѣ пороки

И добровольно купилъ ты съ ними холопа;

Ты однакожъ тяжбою неправою мучишь

И позываешь на судъ продавца и нудишь,

При отъѣздѣ я твоемъ сказалъ тебѣ прямо,

Что я чрезмѣрно лѣнивъ; сказалъ, что такія

Должности я исполнять совсѣмъ неугоденъ,

Чтобъ ты гнѣвенъ на меня не пенялъ, что писемъ

Не получаешь моихъ. Что-жъ въ томъ преуспѣлъ я,

Когда ты не держишься нашихъ договоровъ?

Пеняешь къ тому, что я, не додержавъ слова,

Стихи тебѣ не прислалъ, жданые тобою.

Нѣкто воинъ Лукулловъ потомъ и мозольми

Къ походу скопленныя малыя деньжонки,

Въ ночь нѣкую утружденъ, пока въ снѣ глубокомъ

Храпитъ, до послѣдней все потерялъ полушки;

Неистовъ и яростенъ въ таковомъ уронѣ

На врага и на себя, голодъ въ немъ свирѣпость

Приращая, дерзостно на воиновъ царскихъ

Напалъ и съ мѣста согналъ, которое сильно

Было утверждено и богатствомъ обильно.

Славенъ тѣмъ ставъ, получилъ достойную почесть

И въ даръ, сверхъ того, большихъ сестерціевъ двадцать.

Случилось, что въ время тожъ его воевода,

Не вѣмъ какую достать намѣрився крѣпость,

Сталъ его увѣщавать такими словами,

Что и малодушному, сильны придать смѣлость:

"Ну, дружокъ, ступай, куды тебя добродѣтель

"И храбрость твоя зоветъ; ступай, дружокъ, съ Богомъ,

"И жди велику твоимъ заслугамъ награду.

«Что медлишь?» На то, хоть грубъ, поселянинъ хитро

"Отвѣчалъ: «Тотъ пусть идетъ, кто мѣшокъ утратилъ.»

Въ Римѣ мнѣ счастье дало воспитаться, въ Римѣ

Научился я, сколь гнѣвъ Ахиллевъ былъ грекамъ

Вреденъ. Придали къ тому Аѳины искусство

Мнѣ прямую отъ кривой черты различати

И въ академскомъ лѣсу истину изслѣдить.

Злы времена отвлекли съ пріятнаго мѣста,

И междоусобныя неистовство распри

Не искуснаго войны приписало къ войску,

Слабому противиться Августовой силѣ,

На Филипповыхъ поляхъ побѣгъ разогнавъ насъ,

Имѣнія отческа и дому лишенъ я,

Обстрижены крылья мнѣ, въ несчастьѣ покорна

Стихи писать смѣлая понудила скудость.

Нынѣ-жъ, въ довольствѣ себя достаточномъ видя,

Кое зеліе мое истребитъ безумство,

Если лучше не взлюблю спать, чѣмъ писать вирши?

Грабятъ одну за другой забаву летящи

Лѣта; отняли уже мнѣ игры, любови,

И пиры, и зрѣлища; теперь къ стихотворству

Склонность ищутъ похитить; что велишь мнѣ дѣлать?

Къ тому же не всѣмъ одна вещь люба и дивна.

Лирически любишь ты стихи, а сей іамвы,

Той біонски сатиры чернымъ полны ядомъ.

Подобны мнѣ кажитесь тремъ гостямъ разгласнымъ,

Кои, вкуса разнаго, просятъ ѣства много

Различныя. Что имъ дать, что не дать — не знаю.

Противно то самое тебѣ, что другому

Пріятно; то самое, что ты имѣть хочешь,

Другимъ ненавистно двумъ и несносно мнится.

Сверхъ же всего чаешь ли, что живучи въ Римѣ,

Можно мнѣ стихи писать посреди столь многихъ

Попеченій и трудахъ? Сей зоветъ въ поруки,

Сей, всякое отложа дѣло, стихи слушать.

Одинъ на горѣ живетъ Квиринской, другой же

На Авентина краю; обѣихъ однакожъ

Должно посѣтить. Ты самъ видишь, не величко

Тѣхъ мѣстъ разстояніе. Но улицы чисты,

Скажешь мнѣ, и идучи, ничто не мѣшаетъ

Размышлять. Тутъ откупщикъ весь въ поту съ ослами

И съ работникомъ спѣшитъ; тамъ ужасной воротъ

Тяжкое съ скрипомъ тащитъ бревно или камень;

Тутъ жалки спорятъ проходъ похороны сильнымъ

Извощикамъ; тамъ бѣжитъ бѣшена собака;

Тамъ грязная уступать мѣсто свинья нудитъ;

Пойди, звонки складывай стихи, буде можешь.

Весь ликъ творцовъ любитъ лѣсъ и бѣгаетъ градовъ,

Бакха дѣти вѣрныя тѣнь и сонъ любяща,

Ты посреди деннаго и ночного шуму

Хочешь, чтобъ я пѣлъ и слѣдъ топталъ стихотворцевъ,

Чуть ужъ незаглаженый? Человѣкъ разумный,

Кои праздные изобралъ къ жилищу Аѳины

И семь лѣтъ наукамъ далъ и состарѣлъ въ книгахъ,

Углубляя мысль всю въ нихъ, часто молчаливѣй

Кумира по улицамъ идя, весь смѣется

Ему народъ. Какъ ужъ мнѣ здѣсь, посреди бури

И въ непрестанныхъ волнахъ мятежнаго града,

Отважиться прибирать и сочинять рѣчи, на

Кои бъ можно сладостнымъ пѣть подъ звукомъ лиры?

Были въ Римѣ нѣкогда два братья, которыхъ

Одинъ витій, а другой стряпчій, оба столько

Другъ друга склонны хвалить, что сей того Грахомъ,

А тотъ сего Муціемъ называлъ и чаялъ.

Не то-жъ ли неистовство видимъ въ стихотворцахъ?

Я громогласны пишу, сей плачевны пѣсни,

Буде-жъ вѣримъ другъ другу, обоихъ чудесны

Труды и дѣло руки девяти музъ самыхъ.

Посмотри, съ какою мы пыхою, съ какою

Поважностію глаза въ Аполловѣ храмѣ

Обводимъ, римскихъ ища въ ономъ стихотворцевъ,

И пустъ чаемъ, когда мы изъ него выходимъ.

Слѣдуй намъ, буде досугъ, и съ дали послушай,

Что чтемъ и за что вѣнецъ плетемъ мы другъ другу,

Какъ борцы самнитскіе при свѣтилахъ бьемся,

Принимая и дая безвѣстны удары.

Калимахомъ чту его, онъ меня Алцеемъ;

Если больше что желать покажется, тотчасъ

Мимнермомъ зову его, и всякое имя

Не щажу угодное расти его славу.

Когда я стихи пишу, такихъ именъ много

Съ собой ношу и похвалъ, и много ласканья,

Чтобъ усмирить творцовъ родъ злобный, и народа,

Покорностью, получить въ пользу свою голосъ.

Тамъ же труды тѣ кончавъ и въ себя пришедши,

Заткну всѣмъ уши мои чтецамъ безконечнымъ.

Насмѣваемся мы тѣмъ, кои худы пишутъ

Стихи; но они въ себѣ, пиша, веселятся

И почитаютъ себя, и къ тому-жъ блаженны

Сами; буде мы молчимъ, хвалятъ, что ни пишутъ.

Но кто ищетъ правильно твореніе выдать,

Къ разсмотру принявъ свои тетради, вдругъ пріиметъ

Сердце честнаго судьи, и рѣчи, которы

Или мало явственны, иль слабы, иль подлы,

Бладушно выхеритъ, хоть тѣ неохотно

Покинутъ мѣсто свое, хоть тѣ неисходны

Весты тайнолюбныя кроются въ затворѣхъ.

Ласковъ на свѣтъ выведетъ мрачныя народу

Рѣчи многосильныя, которы знакомы

Катонамъ и Цеѳегамъ, а теперь подъ плеснью

Гнусною и древностью забытой стенаютъ.

Присвоитъ и новыя, которыхъ однакожъ

Обычай самъ породилъ и произвелъ въ люди.

Быстръ и свѣтелъ, и рѣки подобнѣйшій чистой,

Изліетъ сокровища, и ублажитъ римлянъ

Славное отечество языкомъ обильнымъ;

Все, что въ сочиненіяхъ излишно, убавитъ;

Здравымъ украшеніемъ все, что въ нихъ сурово,

Изгладитъ и умягчитъ, и что не пріятно,

Не важно, немилостивъ, выкинетъ и вытретъ.

Станетъ казаться играть онъ, но въ самомъ дѣлѣ

Будетъ въ поту мучиться, какъ изображаяй

Сатира иль Циклопа лѣснаго плясальшикъ.

Я-бъ предпочелъ, скажешь мнѣ, безмозглымъ и слабымъ

Творцомъ слыть, только-бъ мои меня услаждали

Пороки, иль были бы хоть мнѣ неизвѣстны,

Чѣмъ много смысля сносить столь тяжкую муку.

Былъ въ Аргосѣ нѣкто мужъ неподлаго роду,

Коему казалося непрестанно слышать

Дивныя трагедіи, и затѣмъ дни цѣлы

Веселъ провождалъ въ пустой зрѣлищной палатѣ

Внимая съ прилежностью, нудясь, бья въ ладони;

Впрочемъ же строгъ исполнять гражданина должность,

Честенъ въ нравахъ, добръ сосѣдъ, къ гостямъ своимъ ласковъ,

Снисходителенъ къ женѣ, къ слугамъ не суровый,

Удобенъ вины прощать ихъ и не взъярится,

Печать свою сломанну на сткляницѣ видя,

Силенъ къ тому миновать пропасть и колодезь.

Сей, когда кровныхъ своихъ помочью, трудами

Исцѣлѣлъ, и зельями безумство изгнали,

Въ себя пришелъ, сказалъ имъ: "Друзья погубили,

"Не пользу мнѣ дали вы, лучшую утѣху

«Отторгнувъ жизни моей, и сильно отнявши

„Ума заблужденіе, столь чувствамъ пріятно.“

Правда, разумъ въ томъ одномъ состоитъ и польза,

Чтобъ, бездѣлки отложа, оставить ту дѣтямъ

Игру сходну лѣтамъ ихъ, ни прибирать рѣчи,

Кои бы подъ звукомъ струнъ латинскихъ пѣть можно,

Но изслѣдить истинной жизни строй и мѣру.

Для того молча въ себѣ такъ я разсуждаю

И самъ себѣ говорю: если твою жажду

Ни кое обильство водъ утолить не можетъ,

Врачу откроешь болѣзнь; для чего-жъ не смѣешь

Никому открыть твои грѣхъ, когда сколько больше

Богатствъ имѣешь, столь ты больше имѣть жаждешь?

Если корень и трава показанна раны

Твоей боль не облегчитъ, ужъ себя не пустишь

Лечить безполезнымъ тѣмъ коренемъ и зельемъ.

Слышалъ ты, что кому въ насъ боги много дали

Богатствъ, того пало вдругъ вредное безумство;

И хоть ты ничѣмъ умнѣй сталъ, какъ сталъ богатѣй,

Однакожъ наставниковъ слушаешь ты тѣхъ же.

Но еслибъ умнымъ тебя или меньше жаднымъ

И боязливымъ могли учинить богатства,

Краснѣлъ бы ты, еслибъ кто былъ тебя скупѣе.

Если то, что деньгами въ вѣсъ мы получаемъ,

Наше бываетъ добро; если по въ законѣ

Искусныхъ мнѣнію, намъ всяку присвояетъ

Вещь долго владѣніе; всяка, что питаетъ

Тебя земля, твоя есть, и Орбіевъ пахарь,

Когда поле боронитъ, тебѣ хлѣбъ готовя,

Господиномъ признаетъ тебя. Даешь деньги,

Получаешь виноградъ, яйца, цыплята,

Кадь вина. Сирѣчь, такимъ образомъ по малу

Скупаешь землю себѣ, которая въ триста

Тысячъ стала, можетъ быть, сестерціи иль свыше.

Чѣмъ рознится, живешь ли деньгами, которы

Теперь отчетъ иль давно? Кто землю веенску

И арицинску купилъ за долгое время,

Куплено на столъ ему зеліе приходитъ,

Хоть инако мыслитъ онъ; купленными къ ночи

Дровами студеный онъ котелъ нагрѣваетъ.

Да своимъ мѣсто зоветъ пота, гдѣ осина

Ближняя препятствуетъ сосѣднія ссоры

Извѣстными гранями. Какъ бы свое было

То, что быстро времени въ малѣйшую точку,

Иль просьбою, иль цѣной, иль силой, иль смертью

Премѣнитъ хозяина, и въ ину власть пойдетъ.

Такъ понеже никому дано владѣть вѣчно,

И наслѣдника другой наслѣдникъ находитъ,

Какъ волна волну; къ чему пользуютъ помѣстье

Иль житницы? и къ чему прибавлять къ луканскимъ

Лугамъ калабрски? когда и большихъ и малыхъ

Пожинаетъ золотомъ адъ неумолимый?

Суть кои ни бисеровъ, ни мраморъ, ни косій

Слоновой, ни лѣпленныхъ въ Тиренахъ кумировъ,

Ни живописныхъ таблицъ, ни сосудъ сребряныхъ,

Ни въ гестульской крашеныхъ парчей багряницѣ

Не имѣютъ, суть кои имѣть не пекутся.

Для чего съ двухъ братъ одинъ праздность, игру, масти

Предпочитаетъ садамъ Иродовымъ тучнымъ;

Другой, хоть столько-жъ богатъ, вѣчно безпокоенъ,

Отъ всхода до запада солнечнаго поле

Расчищаетъ дикое огнемъ и желѣзомъ?

Знаетъ духъ, рожденія правящій свѣтило,

Богъ естества нашего, въ каждомъ изъ насъ смертный,

Премѣнчивъ, по всякого лицу бѣлъ иль черенъ.

Я употреблять свое добро и изъ кучи

Умѣренной стану брать все, что мнѣ ни нужно,

Не мысля, какъ обо мнѣ наслѣдникъ мои станетъ

Судить, что не больше онъ, чѣмъ дано мнѣ, найдетъ.

Но однакожъ тотъ же я пекуся знать, сколько

Веселый, пріемный мужъ разнствуетъ отъ мота,

И въ чемъ разнятъ межъ собой скупой съ домостройнымъ.

Много-бо различія межъ мотомъ, что мечетъ

На всѣ стороны свое, и тѣмъ неразсудно

Иждиваетъ, не ища приращать богатство,

Или, лучше сказать, кто, какъ въ Минериннъ праздникъ,

Младенцъ ты дѣлывалъ, украдкой пріятнымъ

Малымъ наслаждается временемъ охотно.

Только-бъ нищета въ дому гнусномъ не стѣсняла,

Мало о прочемъ пекусь; въ маломъ иль въ великомъ

Плывя суднѣ, стану плыть ни больше, ни меньше.

Не бѣжимъ способнымъ мы вѣтромъ въ полный парусъ,

Но ниже противны намъ дышутъ въ пути вѣтры.

Силой, пригожьствомъ, умомъ, рожденіемъ, нравомъ,

Имѣніемъ хотя мы въ главнѣйшихъ послѣдни,

Въ послѣднихъ мы первые. Не скупъ ты, изрядно —

Да чаешь ли, что съ тѣмъ всѣ прочіе пороки

Бѣжали? не мучатъ ли тебя тщетны славы,

Любовь, страхъ смерти и гнѣвъ? смѣешься ли снамъ ты,

Ночнымъ привидѣніямъ, чудесамъ, волшебнымъ

Страхамъ, чародѣйцамъ и баснямъ ѳесалійскимъ?

Охотно ли числишь ты рожденія лѣты?

Прощаешь ли недругамъ? сколь къ старости больше

Ближишься, столь больше ли кроткъ и добръ бываешь?

Что пользуетъ лишь одинъ тернъ вырвать изъ многихъ?

Если ты не знаешь жить право, оставь мѣсто

Знающимъ; довольно ты уже прохлаждался,

Довольно ты ѣлъ и пилъ, уже тебѣ время

Отойти, чтобъ юноши, которымъ пристали

Сласти и веселіе, тебѣ не смѣваясь,

Не досаждали, когда напьешься излишно.

II. Юліусъ Флорусъ, отъѣзжая съ Тиберіемъ въ походъ въ Панонію (лѣта по созданіи Рима 742), просилъ Горація, чтобъ къ нему почасту писалъ и посылалъ ему стишки свои; и хотя Горацій ничего ему не обѣщалъ, по и извинялся недосугами, слабостію своею, однако Флоръ въ наступающее лѣто сталъ на Горація пенять, что отъ него совсѣмъ забытъ. Горацій настоящимъ письмомъ на тѣ жалобы отвѣтствуетъ и себя оправдаетъ многими доводами. Къ тому оправданію примѣшиваетъ много забавныхъ насмѣшекъ противъ стихотворцевъ тогдашнихъ, обнажая ихъ гордость и друга къ другу глупыя похлебства, присоединяетъ къ тому изрядныя правила для сочиненій стихотворныхъ, которыхъ показываетъ трудность, и отъ того поводъ получаетъ внушать Флору, что гораздо полезнѣе есть прилежать порядочную жизнь вести, чѣмъ соглашать и сочинять слова, стихи пишучи. Не забываетъ притомъ полезные совѣты предписать противъ страху смерти, противъ высокомыслія, сребролюбія, гнѣва, суевѣрія и противъ другихъ злонравій, наипаче Флору обыкновенныхъ. Юлій Флоръ есть тотъ самый, къ которому писано письмо 3 книги 1, гдѣ смотри объ немъ.

Ст. 1. Знаменитаго вѣрный другъ Нерона. Въ латинскомъ стоитъ bono claroque fidelis amice Neroni, вѣрный другъ добраго и знаменитато Нерона. Bonus въ латинскомъ языкѣ иногда значитъ не только добраго, но и храбраго.

Ст. 2. Въ Габіяхъ рожденна, илъ въ Тибурѣ. Габій мѣстечко, о которомъ смотри примѣч. подъ ст. 10-мъ, письма II, книги I. Тибуръ, нынѣ Тиволи называемый, городъ близъ Рима надъ рѣкою Анитою, сабинамъ порубежный.

Ст. 3. Юношу. Латинское слово Verna значитъ слугу, рожденнаго отъ служанки въ домѣ хозяйскомъ, сына сирѣчь холопья.

Ст. 5. За восемь сестерціевъ тысячъ. Nummorum millibus octo. Nummi u sestertia тоже значитъ; восемь тысячъ нуммовъ учинятъ около двѣсти рублей; цѣна та холопу гораздо умѣренная, понеже иногда продавались по три и по четыре тысячи рублей.

Ст. 9. Отчасти погречески умѣетъ. Чтобъ способнѣе холопа продать» можно, обычаи былъ научать ихъ письменамъ, а наипаче письменамъ, греческимъ, ибо греческой языкъ былъ въ особливой чести у римлянъ.

Ст. 21. Плетей грозныхъ, что висятъ. Римляне, чтобъ наипаче въ страхѣ содержать своихъ рабовъ, обычай имѣли держать повѣшены при входѣ крыльца плети, которыми рабовъ бивали, чтобъ непрестанно предъ, глазами имѣли орудіе своего наказанія.

Ст. 26. Сказаны тебѣ всѣ пороки. Въ латинскомъ стоитъ: сказанъ тебѣ законъ, dicta tibi est lex, гдѣ слово lex не значитъ законъ, но договоръ, на которомъ продажа учинена.

Ст. 30. При отъѣздѣ твоемъ. Когда отъѣзжалъ въ Панонію.

Ст. 31. Такія должности. Должность, сирѣчь письма, которую учтивость и любопытность налагаетъ.

Ст. 37. Стихи тебѣ не прислалъ. Дасіеръ примѣчаетъ, что когда Горацій употребляетъ слово carmen, или carmina, одно безъ всякаго другаго, разумѣетъ тѣмъ словомъ свои пѣсни, свои лирическіе стихи.

Ст. 38. Воинъ Лукулловъ. Л. Лукуллусъ, знаменитый римской воевода, счастливо воевалъ противъ Митридата, царя понтійскаго и противъ Тиграна. царя армянскаго. Славенъ къ тому превеликимъ богатствомъ.

Ст. 44. На воиновъ царскихъ. На воиновъ Митридата или Тиграпа.

Ст. 48. Большихъ сестерціевъ двадцать. Bis dena sestertia, разумѣть должно magna. Двадцать большихъ сестерціевъ содержали двадцать тысячъ палыхъ, которыя учинятъ триста рублей.

Ст. 49. Его воевода. Его Преторъ, сирѣчь Лукуллъ.

Ст. 52. Смѣлость. Примѣтно, что здѣсь Горацій употребляетъ слово meus вмѣсто мужества, храбрости, смѣлости.

Ст. 56. На то, хоть грубъ, поселянинъ хитро отвѣчалъ. Ille catus quantnmvis rusticus…. inquit. Слово отъ слова: онъ воинъ, сколько ни былъ грубъ мужикъ, хитро отвѣчалъ. Catus хитрый, пронырливый, лукавый.

Ст. 57. Кто мѣшокъ утратилъ. Въ латинскомъ стоитъ: кто поясъ утратилъ. Zona, поясъ, кишкою сшитой нарочно, чтобъ въ немъ деньги носить. И у насъ такіе поясы въ обыкновеніи.

Ст. 58. Въ Римѣ мнѣ счастье дало. Себѣ пріуподобляетъ Горацій образецъ Лукуллова воина. Пока я убогъ былъ, говоритъ онъ, прилежалъ стихи писать; теперь же, видя себя въ довольномъ достаткѣ, крайное бы было мое безумство, буде покой свой не предпочту сочиненію стиховъ.

Ст. 59. Научился л, сколь гнѣвъ Ахиллевъ. То есть, что онъ въ Римѣ, у учителей своихъ, читалъ Омирову Иліаду, которая описываетъ осаду троянскую и претерпѣнныя греками бѣды за гнѣвъ Ахиллевъ противъ Агамемнона. Молодые люди обыкновенно въ Римѣ науки свои начинали питаніемъ того Омирова сочиненія, и долго тотъ обычай и послѣ основанія христіанства продолжался.

Ст. 60. Придали къ тому Аѳины. Въ Римѣ Горацій обучился письменамъ греческимъ, витійству, стихотворству, а потомъ отъѣхалъ въ Аѳины для наставленія себя въ геометріи и въ философіи.

Ст. 61. Прямую отъ кривой черты различатъ. Геометрію тѣмъ разумѣетъ, въ которой о чертахъ прямыхъ и кривыхъ изслѣдуется.

Ст. 62. Къ академскомъ лѣсу истину изслѣдить. Академія называло ея загородное мѣсто въ Аѳинахъ, пріятное за изряднымъ лѣсомъ и многими древними украшеніями, въ которомъ Платонъ ученикамъ своимъ философію толковать первый началъ. Отъ того мѣста всѣ послѣдователи Платоновы академическими философами названы. Имя того мѣста произошло отъ перваго его хозяина — Акдема.

Ст. 63. Злы времена отвлекли. Но злыя времена отвлекли меня отъ того пріятнаго мѣста, изъ Аѳинъ сирѣчь. Злыми временами разумѣетъ междоусобную войну, которую произвело убійство Юлія Кесаря. Когда тотъ императоръ убитъ, Горацій, въ 22-мъ годѣ своего возраста, обучался въ Аѳинахъ. Брутусъ нѣсколько мѣсяцевъ спустя отъѣхалъ въ Македонію, и проѣзжая сквозь Аѳины, взялъ его и многихъ другихъ греческихъ юношъ съ собою въ походъ.

Ст. 65. Неискуснаго войны. Когда Горацій къ Бруту присталъ, еще никакого знанія военныхъ дѣлъ не имѣлъ, понеже никогда предъ тѣмъ, въ службѣ военной не бывалъ. Однакожъ полковникомъ онъ учиненъ, по чему легко судить, сколь великая нужда въ офицерахъ имѣлась въ войскѣ Брутовомъ.

Ст. 67. На Филипповыхъ поляхъ побѣгъ. Брутусъ и Кассіусъ, разбиты бывши оружіемъ Августа Кесаря на поляхъ Филиппическихъ, Горацій, по образцу другихъ, бѣжалъ, покинувъ и щитъ свой на мѣстѣ побоищномъ. Необинуяся здѣсь такъ о томъ засвидѣтельствуетъ, какъ и о бѣдности, въ которую потомъ впалъ и которая принуждала его стихотворству вдаться.

Ст. 69. Обстрижены крылья мнѣ. Обыкновенно Горацій себя птицѣ пріуподобляетъ. Въ самомъ дѣлѣ, обстригли крылья Горацію въ бою на Филиппическихъ поляхъ, понеже потерялъ онъ тогда чинъ полковничій

Ст. тотъ же и 70. Въ несчастьѣ покорна стихи писать понудила. Впадши я въ несчастье, уже покорнаго меня, усмиреннаго, скудость понудила стихи писать. Покорна вмѣсто покорнаго, чрезъ сокращеніе. По словамъ Гораціевымъ, можетъ кому показаться, что онъ прежде боя Филиппійска стиховъ не писывалъ; но не должно такъ точно слова тѣ разумѣть. Горацій говоритъ, что онъ тогда началъ за нужду стихи писать, что началъ сочиненіемъ стиховъ кормиться, предъ тѣмъ для забавы своей стихи писывалъ. Смѣлая скудость. Понеже нужда заставляетъ силы свои превышать и дерзать на то, что безъ нужды дѣлать не покусился бы.

Ст. 74. Грабятъ одну за другой. Другая причина, которая Горацію стихи писать мѣшаетъ, его возрастъ. Имѣлъ онъ, когда письмо сіе писалъ, слишкомъ пятьдесятъ пять лѣтъ, и два года спустя умеръ.

Ст. 75. Игры. Іосі, забавы, потѣхи, однимъ словомъ юношества веселыя упражненія.

Ст. 78. Къ тому же не всѣмъ одна вещь. Третья причина, для которой стихи писать не можетъ, различіе мнѣній и желаній тѣхъ, кои отъ него стиховъ требуютъ.

Ст. 79. Лирически любишь ты стихи, сей гамвы. Что лирическіе стихи суть, я что ямвы, выше сего въ примѣч. на 31 ст., пис. 19, книга I, изъяснено.

Ст. 80. Біонски сатиры. Біонъ, философъ и стихотворецъ, былъ столь склоненъ къ злословію, что и богамъ своимъ не спущалъ; не пощадилъ онъ въ своихъ стихахъ и Омира, которой у грековъ за князя стихотворства почитался.

Ст. 87. Сверхъ же всего чаешь ли. Четвертая причина, для которой стихи не пишетъ, шумъ римской и безпокойное того города житіе.

Ст. 90. Стихи слушать. Большая часть стихотворцевъ тогдашнихъ временъ гораздо любили читать свои стихи при великомъ собраніи людей, и для того съ докуками прашивали знакомыхъ и незнакомыхъ къ тому чтенію.

Ст. 91. На горѣ Квиринской. Гора Квиринальская лежитъ на краю Рима къ воротамъ Коллинскимъ, нынѣ называется monte Cavalio.

Ст. 92. На Авентина краю. Гора Авентинска лежитъ на противномъ краю Рима, къ Тибру рѣкѣ. Распространяется та гора отъ воротъ Тригеменскихъ до Капенскихъ. Для того Горацій, чтобъ означить большее мѣсторазстояніе, говоритъ: extremo in Aventino, на самомъ дальномъ краю Авентина.

Ст. 93 и 94. Видишь, не величко тѣхъ мѣстъ разстояніе. Смѣяся Горацій о весьма не маломъ разстояніи говоритъ, что оно не величко.

Ст. 94. Но улицы чисты. Самъ себѣ противополагаетъ Горацій, говоря: правда, велико разстояніе межъ Авентиномъ и Квириналомъ; да дорога чиста, никакихъ препятствій на ней нѣтъ, и потому ничто не мѣшаетъ идучи размышлять и сочинять стихи.

Ст. 96. Тутъ откупщикъ. Отвѣтъ на вышепоказанное противоположеніемъ, которымъ Горацій описываетъ препятства, встрѣчаемыя на римскихъ улицахъ.

Ст. 99. Тутъ жалки спорятъ проходъ. Тутъ жалкіе похороны спорятъ проходъ извощикамъ. Горацій уже въ другомъ мѣстѣ описалъ, какія на улицахъ римскихъ препятствіи происходили отъ встрѣчи похоронъ съ извощиками.

. . . . . . . . . . . .at hic, si planstra ducenta

Concurrantque foro tria fanera.

Сатира VI, книги I.

Ст. 104. Весь ликъ творцовъ. Всѣ стихотворцы, которые суть дѣти бога Бакха, любящаго тѣнь и сонъ, сирѣчь тишину и покой, любятъ лѣсъ, уединеніе, и бѣгаютъ городовъ, то есть мятежа и шуму городскаго. Бакхусъ почитался богомъ стихотворцовъ, для того одинъ верхъ Парнасса горы ему былъ посвященъ.

Ст. 106 и 107. Слѣдъ топталъ стихотворцевъ, чуть уже незаглаженый, Чтобъ подражалъ древнимъ стихотворцамъ, которымъ уже слѣдъ чуть не заглаженъ, то есть которыхъ сочиненія почти совсѣмъ забыты.

Ст. 107 и пр. Человѣкъ разумный. Ты хочешь, говоритъ Горацій къ Флору, чтобъ я въ Римѣ посреди шуму и безпокойства въ улицѣ ядучи стихи сочинялъ; знаешь ли что, еслибъ въ Аѳинахъ самихъ, городѣ почти пустомъ и тихомъ, человѣкъ разумный, который наукамъ чрезъ семь лѣтъ прилежалъ и состарѣлъ надъ книгами, хотѣлъ въ улицахъ показаться углубленъ въ размышленіяхъ, весь народъ ему смѣяться станетъ, сколь наипаче мнѣ въ Римѣ смѣяться станутъ, видя меня въ такомъ состояніи

Ст. 116. Были въ Римѣ нѣкогда. Горацій, извинялся стихи писать, уже четыре тому причины Флору представилъ. Вотъ уже пятую производитъ отъ самолюбія и хвастовства стихотворцовъ, и оттого, что они гнусно другъ друга хвалятъ. Тѣмъ поводомъ ихъ пріятно пересмѣваетъ, начиная пріуподобленіемъ двухъ братьевъ, изъ которыхъ одинъ былъ стряпчій, другой витія, и которые другъ друга со всей силы выхваляли.

Ст. 118 и 119. Сей того Грахомъ, а тотъ сего Муціемъ называлъ. Стряпчій называлъ брата своего витія Грахомъ, а витій называлъ брата своего стряпчаго Муціемъ. Кагусъ Трахусъ былъ славной витій римской, братъ Тиберія Граха витія, оба дѣти Корнеліи, знаменитыя Сципіона дочери. Публіусъ Муціусъ одинъ изъ основателей гражданскаго права, которое описалъ въ десяти книгахъ. Цицеронъ его почитаетъ за искуснѣйшаго изъ всѣхъ римлянъ въ законахъ и въ обычаяхъ римскихъ. Я стряпчимъ называю юрисъ-консульта, понеже то имя у насъ знакомѣе.

Ст. 125. Въ Аполловѣ храмѣ. Въ другомъ мѣстѣ уже изъяснено, что Августъ Кесарь при храмѣ Аполловѣ книгохранителыищу посвятилъ, въ которой собиралъ всѣ знатныхъ писателей лучшія сочиненія. Та книгохранительница была обыкновенное сходбище плохихъ стихотворцевъ въ Гораціевы времена.

Ст. 127. И пустъ чаемъ, когда мы изъ него выходимъ. За самолюбіемъ своимъ плохіе стихотворцы чаяли, что въ той книгохранительницѣ ни одного хвальнаго творенія не находится, пока ихъ сочиненіи туды не будутъ внесены.

Ст. 130. Какъ борцы самнитскіе. Худыхъ стихотворцевъ пріуподобляетъ гладіаторамъ, то есть единоборцамъ, которые по ружью своему самнитами называлися. Обыкновенно ихъ употребляли при домашнихъ торжествахъ, и бивалися при свѣчахъ, или при факелахъ, въ ночи, не прямыми палашами, но притворными тупыми, чтобъ другъ друга не вредить. Я не вижу, какое сходство межъ тѣми борцами и стихотворцами. Депре толкуетъ, что какъ тѣ борцы другъ друга своимъ оружіемъ, такъ стихотворцы язвятъ другъ друга безстыдными похвалами.

Ст. 132. Калимахомъ чту его, онъ меня Алцеемъ. Калимахъ Циценской, славной греческой стихотворецъ во временахъ Птоломея Филадельфа. Писалъ онъ многія жалостныя пѣсни, за которыя княземъ элегіаческихъ твореній почитанъ. Алцей знатнѣйшій лирической стихотворецъ, полюбовникъ Сапфы стихотворчицы. Никто его въ сочиненіи пѣсней не превзошелъ.

Ст. 134. Мимнермомъ зову его. Смотри объ немъ въ концѣ письма 6, книги 1.

Ст. 151. Хоть тѣ неисходны Весты тайнолюбны. Не оставляй херить, исправлять твои сочиненіи, хотя ты ихъ скрытыхъ у себя въ чуланѣ своемъ бережешь. Даромъ, что никто не видитъ твои сочиненіи, исправляй оныя, чтобъ повадиться писать исправно. Горацій называетъ затворами Весты чуланъ, гдѣ пишетъ, кабинетъ, для того, что въ храмѣ Весты богини никто кромѣ великаго священника не дерзалъ входить въ святилище, столь тайно было то мѣсто.

Ст. 153. Ласковъ на свѣтѣ выведетъ. Горацій совѣтуетъ стихотворцу возобновлять употребленіе старинныхъ забытыхъ рѣчей. Цицеронъ и Квинтиліанъ суть того же мнѣнія; но должно беречися, чтобъ тѣ рѣчи не искать въ гораздо отдаленной древности. Можно возобновлять въ стихахъ рѣчи, которыя народъ забывать начинаетъ, а не тѣ, которыя совсѣмъ позабыты, и то когда тѣ рѣчи многу силу въ себѣ имѣютъ и другихъ подобныхъ не находимъ.

Ст. 155. Катонамъ и Цееегамъ. Древнимъ витіямъ. Маркусъ Корнеліусъ Цефегусъ былъ консуломъ, вмѣстѣ съ Публіемъ Семироніемъ, въ лѣто по созданіи Рима 549, за 140 лѣтъ прежде рожденія Гораціева. Въ его временахъ латинской языкъ былъ гораздо грубъ; однакожъ Цицеронъ много хвалитъ Цеѳегово краснорѣчіе. Для того Горацій совѣтуетъ возобновлять нѣкія рѣчи, отъ него Цеѳега и Катона употребленныя. Маркусъ Порціусъ Катонъ былъ квесторомъ римскимъ въ 205 году прежде Христа; потомъ въ консулы произошолъ, и во всѣхъ достоинствахъ велъ себя столь безупречно, что народъ поставилъ ему кумиръ въ храмѣ богини здоровья. Цицеронъ называетъ его знаменитнѣйшимъ витіемъ, добрымъ сенаторомъ, и славнымъ воеводою.

Ст. 157. Присвоить и новыя, которыхъ однакожъ. Не только стихотворецъ долженъ многосильныя древнія рѣчи воскрешать, но и новыя присвоятъ; однакожъ тѣ новыя рѣчи такія быть имѣютъ, которыя народъ произвелъ, которыя сирѣчь народу могутъ быть вразумительны.

Ст. 166. Станетъ казаться играть онъ, но въ самомъ дѣлѣ. Доброта творенія изъ того познается, когда оно такимъ образомъ сочинено, что всякъ чаялъ бы себя въ состояніи тожъ учинить съ многою удобностію, но когда попытается за дѣло приняться, найдетъ въ немъ много труда. Должно, чтобъ въ сочиненіяхъ трудъ нашъ былъ не видѣнъ, чтобъ все текло свободно, а то самое многаго труда требуетъ.

Ст. 167. Какъ изображали, Сатира иль Циклопа. Какъ тотъ, что танцуя изображаетъ повѣсть какого сатира или циклона, напримѣръ, Полифемову. Были у римлянъ плясальщики, которые однимъ движеніемъ своего тѣла представляли всѣ дѣла человѣка какого, всѣ его страсти, всѣ его намѣреніи, и безсумнительно многой трудности было въ томъ быть удачливымъ. То, что зрителямъ казалося легко, много поту стоило такому дѣйствителю.

Ст. 168. Я-бъ предпочелъ и пр. Горацій поставляетъ, что Флорусъ ему сіе говоритъ, который, устрашаяся столькихъ трудностей, которыя искусный стихотворецъ одолѣть долженъ, отвѣтствуетъ, что онъ лучше желалъ бы худые стихи сочинять, только бы ими самъ могъ быть доволенъ, чѣмъ, искуснымъ будучи, столько труда сносить и мучиться.

Ст. 173. Былъ въ Аргосѣ нѣкто мужъ. Мужъ тотъ назывался Пинасъ.

Ст. 182. Печать свою сломану на скляницѣ видя. У римлянъ, какъ и у насъ, запечатывали скляницы полныя виномъ, чтобъ холопья оныя не упивали.

Ст. 183. Силенъ къ тому миновать. Сирѣчь не столько былъ безуменъ, чтобъ не остерегался идучи не впасть въ яму или въ колодезь.

Ст. 190. Правда, разумъ въ томъ одномъ и пр. Горацій уже Флору отвѣчаетъ, и пользуясь состояніемъ, въ которое его привелъ изъясненіемъ всѣхъ трудностей, которыя въ искусномъ сочиненіи преодолѣть должно, вступаетъ въ дѣло и доказываетъ ему, что смыслъ здравый не въ томъ состоитъ, чтобъ стихи писать и учреждать рѣчи, но отложить помыслъ о вещахъ суетныхъ и учредить свое поведеніе, жизнь свою. Стихъ 172. Чѣмъ много смысла сносить столь тяжкую муку, подалъ поводъ сему отвѣту.

Ст. 194. Истинной жизни. То есть благоразсудной, покойной, блаженной.

Ст. 195. Для того молча. Горацій притворяется себѣ самому говорить, чтобъ тѣмъ пріятнѣе учинить свой совѣтъ Флору и удобнѣе исправить его скупость, высокомысліе и протчія злонравія, которымъ Флоръ былъ подчиненъ. Смотри письмо 3, книги I.

Ст. 196. Если твою жажду и пр. по стихъ 200. Буде ты великую, неутолимую жажду чувствуешь, тотчасъ врача призовешь, чтобъ узнать болѣзнь свою и искать способъ оную исцѣлить. Для чего, когда тебя скупость мучитъ, такимъ же образомъ не ищешь избыть той душевной болѣзни?

Ст. 201. Если корень и трава и пр. Когда ты на тѣлѣ имѣешь рану и употребишь, какой данной тебѣ, для излеченія, корень или зеліе безъ всякой пользы, отставить то лекарство какъ неполезное и станешь искать другое, которое бы могло залечить ту твою рану. Не тожъ дѣлаешь съ ранами душевными. Вѣдаешь, что пріумноженіе богатствъ не можетъ насытить твою скупость, твое лакомство, однакожъ ты непрестанно трудишься богатство пріумножать, которое, сколь больше растетъ, столь больше съ нимъ растетъ и твоя скупость.

Ст. 204. Слышалъ ты, что кому въ насъ и пр. Стоическіе философы говаривали, что тотъ только богатъ, кто мудръ. Но были другіе философы, сирѣчь, свѣтскіе люди, которые опровергали то предложеніе, и подтверждали, что тотъ только мудръ, кто богатъ. Горацій сего послѣдняго неосновательство показываетъ: «Слышалъ ты, говоритъ онъ, что богачъ глупъ быть не можетъ, что богатства съ собою разумъ и здравое разсужденіе приносятъ; но ты видишь, что ты не сталъ умнѣе съ тѣхъ поръ, какъ сталъ богатѣе, однакожъ всегда тѣмъ твоимъ наставникамъ ты вѣришь, которые тебя обманули.»

Ст. 208. Но еслибъ умнымъ тебя. Еслибъ богатства сильны были прибавить намъ смысла и отнять намъ страхъ, лакомство и прочія страсти, то всевозможныя старательства бы мы приложили, чтобъ мы всѣхъ были богатѣе; но понеже богатства ту пользу не приносятъ, для чего не прилежимъ оныхъ бѣгать и гнушаться?

Ст. 209. И боязливымъ могли. Повторить бы должно нарѣчіе меньше, меньше жаднымъ и меньше боязливымъ.

Ст. 211. Если ты, что деньгами. Тутъ Горацій начинаетъ обличать сребролюбіе тѣхъ, кои деньги копятъ, чтобъ купить земли, вотчины, и доказываетъ, что тѣ, кои ни пядью земли не владѣютъ, владѣютъ однакожъ всѣми тѣми вотчинами, которыхъ плоды они деньгами своими покупаютъ.

Ст. 213. Тамъ всяку присвояетъ вещь долго владѣніе. Для пресѣченія многихъ тяжебъ безконечныхъ, законодавцы разсудно установили, что владѣніе какой либо вещи чрезъ нѣкое учрежденное число годовъ служитъ вмѣсто крѣпости и даетъ тому, въ чей власти то добро, полное право къ сохраненію себѣ онаго.

Ст. 215. Орбіевъ пахарь. Орбіусъ сей былъ человѣкъ весьма богатъ землями, съ которыхъ продавалъ великое число хлѣба повсягодно.

Ст. 220. Триста тысячъ…. сестерціевъ. То есть 75,000 рублей.

Ст. 222 и 223. Деньгами, которыя теперь отчелъ или давно. Теперь отсчитаешь деньги, которыми покупаешь повседневно хлѣбъ, вино, мясо, живность, зелій и проч.; давно отчелъ деньги, которыми купилъ помѣстье.

Ст. 223 и 224. Кто землю веенску и арицинску купилъ. Кто помѣстья не имѣетъ, покупаетъ по малу ту землю, которой плоды онъ получаетъ своими деньгами, хоть того самъ не примѣчаетъ; такъ и помѣщикъ Арициній и Веіевъ, покупаетъ, хоть самъ того не чувствуетъ, все то, что съ тѣхъ помѣстей получаетъ, зеліе, курицу, яйцо и проч, за все платитъ годовыя деньги. Только межъ ними разницы, что сей выдалъ напередъ и всѣ вдругъ деньги за тѣ припасы, а другой платитъ по малу, когда товаръ получаетъ. Ариція малой городокъ близъ долгой Альбы, нынѣ Рица называемый. Beiи уѣздъ Тосканской.

Ст. 228. Да своимъ мѣсто зоветъ. Противополагаетъ Флоръ, говоря: правда, помѣщикъ покупаетъ все, что съ помѣстья ему приходитъ деньгами, которыя вдругъ и напередъ выдалъ; да тѣмъ пріятнѣе ему то владѣніе, что ту землю свою собственною звать можетъ по такой-то или другой знакъ, коимъ рубежи означены; напримѣръ, пота гдѣ осина стоитъ.

Ст. 230. Какъ бы свое было. Сіе есть отвѣтъ на предъидущее противоположеніе. Не можно звать собственнымъ все то, что въ мгновеніе ока изъ нашихъ рукъ въ другія перейти можетъ. Потому хозяинъ земли не больше владѣетъ землею, чѣмъ тотъ, кто плоды ея покупаетъ.

Ст. 232. Иль просьбою, иль цѣной, иль силой, иль смертью. Четыре способа, которыми вещь какую или какое имѣніе пріобрѣтать можно. Ибо или получаемъ оное въ даръ чрезъ просьбу, или цѣною покупаемъ оное, или силою, чрезъ тяжбы неправныя, или чрезъ оружіе, выгоняя прежнихъ владѣтелей, или смертью, сирѣчь чрезъ наслѣдство послѣ умершаго сродника или пріятеля.

Ст. 235. Наслѣдника другой находитъ. Одинъ наслѣдникъ на другаго находитъ, наступаетъ, какъ волна на волну. Слово находитъ здѣсь значитъ наступаетъ, а не обрѣтаетъ, какъ обыкновенно говоримъ: находить на кого.

Ст. 236 и проч. Къ чему пользуютъ помѣстьѣ илъ житницы. Къ чему пользуетъ закупать помѣстьи, распространять оныя прикупая земли къ землямъ? Къ чему пользуетъ копить хлѣбъ въ житницахъ и другое всякое богатство, когда адъ (сирѣчь смерть), котораго ни золотомъ умолить не можно, всѣхъ равно пожинаетъ, малыхъ и великихъ, сильныхъ и слабыхъ, богатыхъ и убогихъ?

Ст. 237 и 238. Прибавлять къ луканскимъ лугамъ калабрски. Калабрія и Луканія суть двѣ провинціи на краю Италіи, нынѣ части Неапольскаго королевства.

Ст. 241. Ни лѣпленныхъ въ Тиренахъ кумировъ. Маленькихъ образчиковъ, дѣланныхъ въ Тосканѣ. Древній толкователь примѣчаетъ, что тоскане первые изъ всѣхъ италіанскихъ народовъ начали мраморъ рѣзать и дѣлать кумиры; но Горацій здѣсь не о мраморныхъ статуяхъ говоритъ, но о глиняныхъ, или дѣланыхъ изъ золоченой кожи, изобрѣтенныя ими же, тосканями, и которыми украшали надъдверія капищъ.

Ст. 243. Въ гетулѣской крашеныхъ…. багряницѣ. Murex малая рыбка, въ котораго ртѣ находится краска багряничная. Такая рыба наипаче ловится при берегахъ африческихъ, въ которой знатная провинція Гетулія.

Ст. 245. Для чего съ двухъ братьевъ. Можетъ статься, что Горацій означаетъ живущихъ въ его временахъ такихъ двухъ братьевъ, изъ которыхъ одинъ любилъ прохладъ, другой труды въ собираніи богатствъ. Но можно тоже и вообще о всѣхъ людяхъ разумѣть, понеже въ мнѣніяхъ нашихъ, въ нашихъ правахъ столькая разница усмотрѣвается. Причину тои разницы Горацій приписуетъ духу всякаго человѣка.

Ст. тотъ же, Праздность, игру, масти. Игра, забава, увеселеніе, утѣха. Масть благовонные духи, чѣмъ волосы и тѣло древніе мазывали.

Ст. 256. Предпочитаетъ садамъ Иродовымъ тучнымъ. Лучше любить имѣть прохладъ, веселиться, наслаждаться житіемъ своимъ, чѣмъ безъ того владѣть самымъ обильнѣйшимъ богатствомъ. Изъ всѣхъ земель іудейскихъ плодоноснѣйшая была страна Іерихонская, въ которой лежалъ домъ Иродовъ близъ лавроваго лѣсу. Иродъ. Царь іудейской, въ котораго временахъ родился Спаситель нашъ. Получилъ онъ царство отъ Августа Кесаря и сената римскаго, чрезъ заступленіе Антоніево въ 713 лѣто по созданіи Рима, царствовалъ 35 лѣтъ, ибо умеръ въ 752, два года послѣ Рождества Христова.

Ст. 250. Знаетъ духъ. Въ другомъ мѣстѣ уже изъяснено, что духъ, genius, у древнихъ за бога почитался.

Ст. тотъ же. Рожденія правящій свѣтило. Который управляетъ, усмиряетъ свѣтила нашего рожденія, сирѣчь положеніе звѣздъ въ зодіакѣ при рожденіи пашемъ. Древніе генію или духу то правительство препоручали, понеже въ самомъ дѣлѣ умъ, духъ человѣка всю жизнь его правитъ больше чѣмъ сила положенія звѣздъ при рожденіи.

Ст. 251. Богъ естества нашего. Такъ бога генія называетъ, понеже духъ, вина и начало всему.

Ст. тотъ же. Въ каждомъ изъ насъ смертный. Горацій говоритъ, что богъ Геній во всякомъ изъ насъ умираетъ, ибо рѣдко бываетъ, чтобъ два человѣка вмѣстѣ, или одинъ послѣ другаго нашлися имѣть подобныя страсти и подобный умъ и склонность. Люди гораздо въ томъ болѣе расличествуютъ чѣмъ обличіемъ.

Ст. 252. Премѣнчивъ, по всякого лицу. Столь различенъ во всякомъ изъ насъ, сколь мы межъ собою лицемъ разнствуемъ.

Ст. тотъ же. Бѣлъ иль черенъ. Добръ или золъ, или и впрямь былъ бѣлъ или черенъ, но цвѣту тѣла человѣческаго.

Ст. 258. Но однакожъ тотъ же я. Хотя я осуждаю скупость и чрезмѣрную бережность, однакожъ знаю поставлять истинное различіе между великодушнымъ человѣкомъ и между мотомъ.

Ст. 258. Веселый пріемный мужъ. Simplex hilarisque, здѣсь слово simplex значитъ человѣка, которой живетъ просто, свободно, иждиваетъ свои деньги безъ сожалѣнія и охотно употребляетъ свое имѣніе.

Ст. 263. Или, лучше сказать, кто, какъ въ Шинервинъ праздникъ, и проч. Повторить должно межъ тѣмъ, или лучше сказать межъ тѣмъ, кто какъ въ Минервинъ праздникъ. Горацій пріуподобляетъ того, кто благоразсудно иждиваетъ свое имѣніе неища приращать оное, младенцу, которой наслаждается короткимъ, но пріятнымъ временемъ праздника Минервина. Въ тотъ праздникъ, которой продолжался чрезъ пять дней и назывался Квинквартусъ, младенцы имѣли свободу гулять и не ходили въ школу, которая свобода сколь пріятна младенцамъ всякъ знаетъ, кто свое младенчество помнитъ.

Ст. 264. Украдкой. Ухваткой, kaptim, какъ бы опасался, чтобъ изъ рукъ не ушло, чтобъ другой кто не отнялъ.

Ст. 266. Только-бъ нищета въ дому. Только-бъ не находился въ крайнемъ убожествѣ, а впрочемъ ему все равно въ великомъ ли или въ маломъ суднѣ будетъ плыть по морю житія сего. Горацій хвалилъ всегда умѣренность, но не любилъ убожество, нищету.

Ст. 269. Способнымъ вѣтромъ. Aquilone secundo. Aquilo, вѣтръ восточно-сѣверный, вмѣсто всякаго вѣтра здѣсь употребленъ, какъ ниже сего Auster вѣтръ полуденный.

Ст. 278. Баснямъ ѳесалійскимъ. Чудеса, отъ ѳесалійцевъ учиненныя, чрезъ заговоры и чародѣйство, въ которыхъ они искуснѣйшими почитались, научены будучи, какъ сказываютъ, отъ Медеи. Ѳесалія часть Македонскаго царства.

Ст. 279. Охотно ли числишь ты рожденія лѣты. То есть, какъ день рожденія твоего наступитъ, не печалишься ли видя, что изъ житія твоего годъ одинъ убавился, и что потому ко смерти ты еще ближе подвинулся.

Ст. 282. Что пользуетъ лишь одинъ тернъ вырвать. Что пользуетъ, не быть уже скупымъ, когда ты еще высокомысленъ, яростенъ, суевѣренъ, трусъ.

Ст. 283. Если ты не знаешь жить право. Буде ты не умѣетъ жизнью наслаждаться, вкушая всѣ позволенныя забавы и сласти и убѣгая оную огорчевать печальми и безпокойствомъ, которое производятъ лакомство, высокомысліе и ярость.

Ст. тотъ же. Оставь мѣсто знающимъ. Уступи мѣсто молодымъ людямъ, которые знаютъ наслаждаться забавами и прохладами, не меньшая въ нихъ нихъ горесть помянутыхъ страстей.

Ст. 284. Довольно ты прохлаждался, довольно ты ѣлъ и пилъ. Въ сихъ словахъ заключаетъ забавы столовыя и любовныя.



  1. Допета, Лексиконъ древностей Римскихъ и Греческихъ. (Kaнm.)
  2. Омирова Одиссея кн. 4, ст. 601 и слѣдующ.
  3. Плиній, книга 2, глава 45. Виргиліи въ Енеид. книга 4, стихъ 314.