Каламбий (Адыль-Гирей Кешев) Записки черкеса.
Нальчик: Эльбрус, 1987.
ПИСЬМА
правитьМилостивый государь господин директор!
Отправив к Вам первый опыт моего слабого пера, я до сего дня не имел никакого известия об его участи. Не знаю, заслужил ли он чести быть напечатанным или остается лежать в темном углу Вашей конторы. Такое неведение несколько охладило мое горячее желание продолжить начатое дело. Проводя лето в родных горах, я ни на минуту не покидал лестной мысли, что, может, быть, сделаюсь сотрудником Вашего уважаемого журнала. С этой целью набросал несколько заметок, отрывистых рассказов, надеясь по прибытии в Ставрополь отработать для Вас. К этому же времени я думал получить какое-нибудь известие, но, к сожалению, ни от Вас, ни от господина Авдокова86, уезжавшего в Петербург, не получил ни одной строчки…[1] Прошло пять месяцев, я обратился наконец к Авдокову, не смея беспокоить Вас. Авдоков был так добр, что вывел меня из неизвестности.
В письме своем он передал мне свидание свое с Вами и несколько слов, сказанных Вами насчет моей статьи. Спешу выразить Вам свою благодарность за благосклонный прием моего начального труда. Вы выразили Авдокову желание свое написать ко мне. Очень сожалею, что не имел удовольствия получить. Потому осмеливаюсь обратиться к Вам с письмом. Надеюсь, Вы не откажете, милостивый государь, в Ваших полезных советах, как журналист и еще более как один из лучших беллетристов. Думаю также, что Вы укажете мне права и обязанности усердного вкладчика. Во всем этом я признаюсь, потому что не знаю журнальных постановлений, не имею ни опытности, ни достаточной уверенности в себе. Вы заметили Авдокову, что статья моя бедна содержанием. На это отвечу одно — я старался избегать всего, что выходит из повседневного быта черкесов, боясь обвинения в умышленном эффекте. Цель моя — представить черкеса не на коне, а у домашнего очага. Надеюсь, Вы поняли, что хотел я сказать в первом отрывке моей статьи. Современное состояние Кавказа создало значительный круг людей, которые отбились от родной почвы и не пристали к чужой. Поверхностное полуобразование ставит их во враждебное отношение ко всему их окружающему, разрушает в них веру в достоинство старых обычаев, но не дает им достаточно силы для успешной борьбы с действительным злом. Это живейшая струна нашей современности. Но льщу себя надеждой, что Вы, милостивый государь, откроете глаза молодому неопытному человеку, если он ошибается. В первом письме я обещал Вам, если позволите, написать ряд отдельных статей под общим названием «Записки черкеса». Постараюсь сдержать свое слово. Продолжение под заглавием «Чучело» вышлю Вам не позже нового года. Остальным пока не могу назначить определенного срока. Если эти статьи обратят на себя какое-нибудь внимание публики, осмелюсь в будущем году лично представить Вам повесть «Что было и что есть», которую я обрабатываю года три и которая заслужила лестные отзывы людей, мнение которых я высоко ценю.
Оценку моих трудов представляю Вашей добросовестности. Труд и вознаграждение соединены между собою теснейшими узами.
В первом письме я просил Вас в случае нужды адресоваться на имя Авдокова, так как сам отправлялся на лето в горы. Теперь Авдоков уехал в Петербург, потому прошу Вас покорнейше адресоваться прямо ко мне: Ставрополь-Кавказский, специализанту Ставропольской гимназии Адиль-Гирею Кешеву.
Затем в ожидании Ваших указаний честь имею оставаться покорнейшим слугою Вашим
4 ноября 1859 год, г. Ставрополь.
Милостивый государь господин редактор!
Решительно не могу понять, как это случилось, что после Вашего письма, в котором Вы говорите, что печатание моей статьи отложено до выполнения ее продолжения, мне все еще приходится ждать ее появления. Начинаю опасаться, не затерялось ли где посланное к Вам продолжение под заглавием «Чучело»? Но мудрено довольно пропасть ему по дороге… лично отвез на почту, 25 декабря, вскоре по получении Вашего письма. Но вот уже четыре месяца прошло с того времени — и я напрасно надеюсь с радостью голодного на хлеб, на выходящие книжки Вашего журнала, но увы! об несчастной моей статье нет и помину… Решительно недоумеваю. А кажется немало пришлось мне ждать, с апреля прошлого года. …в начале марта я обратился к Авдокову с просьбой побывать у Вас. Не знаю, выполнил ли он мою просьбу, но доселе я не имею от него ни одной строчки. Между тем обстоятельства мои такого рода, что не дозволяют мне долго ждать. К 28 мая я еду в горы, где нет никакой возможности получить известия по почте. А мне бы очень не хотелось оставаться еще полтора месяца без всяких от Вас сведений, тем более, что это некоторым образом свяжет мне руки, а я намерен этот каникулярный месяц употребить с пользою, чтоб было с чем явиться на дальний Север, если — только, состоится предполагаемая мною поездка в университет. Поэтому прошу Вас, если есть какая-либо возможность, поместить первый отрывок в майском номере… Пока будет печататься второй, я доставлю следующий или сам лично или по почте. Он у меня почти готов. Надеюсь, Вы не откажете мне в просьбе и сколько можно извините. Поверьте, я бы Вас не беспокоил этим письмом, если бы не был к тому вынужден необходимостью и тем, что пора же мне наконец после годового выжидания, достигнуть какого-либо определенного результата в начатом деле. Вы, вероятно, не удивитесь, если я Вам скажу, что этот год обошелся мне очень дорого, что он принес мне довольно тревог и сомнений. Уверяю Вас, я никогда бы не решился послать Вам свою рукопись, если бы заранее мог предвидеть, с какими трудностями связано предпринятое мною дело. Но да послужит мне это добрым уроком на будущее.
остаюсь Вашим покорнейшим слугою
Если не успеете по каким-нибудь обстоятельствам исполнить мою просьбу до 28 мая, то прошу адресовать так: Ставрополь-Кавказский, учителю гимназии Омару Берсиеву87 в дом чиновника Голосова с передачей князю А.-Г. Кешеву.
Ставрополь-Кавказский.
Милостивый государь господин редактор!
Представляя Вам продолжение своих Записок, считаю не излишним сказать несколько слов от себя по поводу предлагаемого отрывка. Я заранее уверен, что этот отрывок, по тому как Вы изволили поступить с «Чучелом», покажется Вам и очень длинным и однообразным в содержании. Но эти недостатки, смею думать суть необходимые следствия самого предмета, избранного мною на этот раз. В коротком очерке невозможно дать сколько-нибудь полного понятия о таком многосложном проявлении нашего быта, каким служит так называемое абречество. Это одно из самых коренных зол в нашем общественном устройстве. Упорство, с которым наш горец преследует свое мнимое недействительное оскорбление… упорство, заслоняющее от него все другие… и естественные побуждения — вот, по моему мнению, источники некоторого однообразия моей статьи.
Другое, что я предвижу, это то, что статья эта, по-видимому, не подводит к предположенной мною задаче. Но так, надеюсь, может показаться только с первого взгляда. Основа абречества коренится прежде всего в общественном и семейном складе, что и составляет главную задачу моих записок. И наконец, герой записок, вознамеривший записывать все то, что его коробит особенно, не мог конечно целиком не положить на бумагу признание абрека без всяких со своей стороны рассуждений.
Но комментарии мои, надеюсь, будут излишни для Вас. Ваше тонкое критическое чутье, без сомнения, с большой ясностью увидит и недостатки и достоинства (если они есть) представленного Вам отрывка…
князь А.-Г. Кешев.
KOMMEHTАРИИ
править86 Авдоков — невыясненная личность.
87 Омар Берсиев (Умар Берсей) — адыгский просветитель, преподаватель-черкесского языка в Ставропольской гимназии в годы учебы там Кешева. (См. о нем: Зекох У. С. Умар Берсей — просветитель адыгейского народа. — Ученые записки адыгейского научно-исследовательского института. Майкоп,. 1957, т. 1.)
88 Иналуко — известный осетинский этнограф Иналуко Тхостов, с которым Кешев учился в Ставропольской гимназии.
89 В. Д. Терзиев — инспектор Ставропольской гимназии, затем директор. Ейской гимназии. (См.: Краснов М. Просветители Кавказа. Ставрополь, 1913,. с 26, 59—61.)
- ↑ Многоточием обозначены неразборчивые слова. — Р. X.