Въ числѣ новостей французской литературы (а она очень не богата ими въ послѣднее время), первое мѣсто занимаютъ сорокъ-пять писемъ Беранже, изданныхъ г-жею Луизою Колле. Въ письмахъ этихъ, собственно говоря, нѣтъ ничего особенно-замѣчательнаго, ничего такого, чтобы проливало новый свѣтъ на жизнь или характеръ знаменитаго поэта, — они только подтверждаютъ то, что уже извѣстно было и прежде, — но такъ какъ французской публикѣ дорого теперь каждое слово еще оплакиваемаго ею пѣвца, то изданіе г-жи Колле обратило на себя всеобщее вниманіе. Въ предисловіи къ письмамъ есть нѣсколько очень интересныхъ свѣдѣній о неизданныхъ пьесахъ Беранже.
«По десяти пѣснямъ, изданнымъ Беранже въ 1847 году, говоритъ г-жа Колле: — можно было видѣть, что форма и направленіе его поэтической дѣятельности не измѣнилась почти нисколько. Но онъ оставилъ послѣ себя цѣлый рядъ пѣсень о Наполеонѣ на островѣ св. Елены, которыя, по своему интересу, паѳосу и трогательному содержанію, принадлежатъ къ числу лучшихъ его произведеній. „Мнѣ очень жаль, говоритъ онъ самъ, въ одномъ изъ писемъ къ издателю своему Перротеню: — что я не могу вамъ сообщить ни одной изъ неизданныхъ пѣсень моихъ о Наполеонѣ; но я непремѣнно хочу, чтобы онѣ всѣ вышли разомъ.“ Мнѣ читалъ онъ многія изъ этихъ пѣсенъ. Живѣе другихъ помню я трогательную легенду подъ заглавіемъ „La fille du Diable“ (Дочь дьявола), идея которой заключается въ томъ, что духъ зла искупается дѣтскою любовью.»
"Пьеса: «l’Аpotre» (апостолъ), посвященная Ламенне, произвела на меня также сильное впечатлѣніе. Въ ней изображается апостолъ, идущій въ міръ на просвѣщеніе людей, ради которыхъ жертвуетъ онъ всѣми благами и обольщеніями жизни. Каждая строка этой пьесы начинается словами: «Paul, ou vas-tu?»
"Изъ числа пѣсенъ о Наполеонѣ и Имперіи чрезвычайно хороша пѣсня подъ названіемъ: «Une leèon sur l’histoire de la France au fils du général Bertrand». Урокъ изъ Французской исторіи сыну генерала Бертрана). Содержаніе ея состоитъ въ томъ, что императоръ на островѣ си Елены разсказываетъ внимательному ребенку нѣсколько эпизодовъ изъ Французской исторіи. Въ этой пѣснѣ есть великолѣпный куплетъ объ Іоаннѣ д’Аркъ.
«Бретонскій юнга» (le mousse breton) заключается въ слѣдующемъ: бретонскіе поселяне и рыбаки ожидаютъ на морскомъ берегу прибытія корабля. Корабль приходитъ, и юнга разсказываетъ, какъ они приставали къ острову св. Елены и видѣли тамъ великаго плѣнника. Разсказъ этотъ возбуждаетъ самый шумный восторгъ.
«Но лучшая изъ всѣхъ этихъ пѣсенъ — это, по моему мнѣнію, пѣсня подъ названіемъ: „Madame Letiliа à Rome“ (Летиція въ Римѣ). Летиція, какъ извѣстно, провела въ „Вѣчномъ городѣ“ послѣдніе свои годы, и въ это время очень полюбила прясть. При ней находилась старая корсиканка, непокидавшая госпожу свою со дней ея молодости и бывшая свидѣтельницей всѣхъ событій Имперіи. Подъ однообразное пѣніе прялки, мать императора припоминаетъ вѣрной служанкѣ всю жизнь своего сына: его рожденіе, его дѣтскія игры въ горахъ Корсики, его прибытіе во Францію, первыя битвы, возвышеніе, всемогущество, коронованіе, женитьбу, рожденіе Римскаго короля, паденіе Имперіи. „Но еще сынъ Наполеона живъ, говоритъ она: — онъ можетъ наслѣдовать отцу и поднять славу своего имени!“ Увы! напрасныя мечты!… Продолжая свой разсказъ, бѣдная старушка ожидаетъ возвращенія гонца, посланнаго въ Вѣну. Въ послѣднемъ куплетѣ, гонецъ возвращается съ роковымъ извѣстіемъ, что царственнаго ребенка не стало прялка выпадаетъ изъ рукъ Летиціи, пѣсня кончается.»
«Паѳосъ этой піесы понятенъ каждому. Прелесть стиховъ равняется въ ней прелести чувства. Припѣвъ, который нерѣдко вредитъ произведеніямъ Беранже, здѣсь, напротивъ, придаетъ пѣснѣ что то трогательное и пылкое, невольно увлекающее читателя. Я не буду болѣе распространяться о неизданныхъ пѣсняхъ Беранже, заключаетъ г-жа Колле: — въ скоромъ времени онѣ сдѣлаются извѣстными публикѣ.»
Мы замѣтили уже, что изданныя г-жею Колле письма Беранже, не сообщая ничего новаго или особенно замѣчательнаго о жизни поэта, подтверждаютъ все, что говорилось о немъ хорошаго, какъ о человѣкѣ. Вотъ одно изъ этихъ писемъ, по которому можно судить, что въ многочисленныхъ разсказахъ о рѣдкой скромности знаменитаго пѣвца и о рѣшительномъ отсутствіи въ немъ всѣхъ мелкихъ чувствъ тщеславія и любви къ эффекту, нѣтъ ничего преувеличеннаго:
"Милая муза![1]
«Я еще очень утомленъ, а вы слишкомъ добры, что такъ безпокоитесь обо мнѣ. Вы сообщаете мнѣ о выносѣ (генерала Фуа) то, чего мы, portecordons, дѣйствительно, не могли видѣть. Но что я, къ несчастію, видѣлъ очень хорошо, такъ это глупую овацію, которую хотѣли устроить мнѣ при выходѣ, овацію, и сконфузившую, и разсердившую меня. Толпа отпрягла лошадей въ каретѣ, въ которую укрылся было я съ Лафиттомъ старшимъ, и я долженъ былъ спасаться бѣгствомъ, — и только достигнувъ ближайшаго поста національной гвардіи, окончательно отдѣлался отъ этого смѣтнаго энтузіазма. Туда прислали мнѣ траурную карету, которую окружила конная муниципальная стража, для укрощенія слишкомъ восторженныхъ порывовъ уличныхъ мальчишекъ. Меня всегда трогаетъ всякое выраженіе любви и сочувствія, но выраженіе это не должно быть черезъ чуръ шумно и безпорядочно. По этому не скрою отъ васъ, что я былъ очень благодаренъ любезной предупредительное! и военнаго начальства, помогшаго мнѣ выпутаться изъ моего непріятнаго положенія, не сдѣлавши при этомъ никакого насилія толпѣ, такъ некстати смутившей мою печаль.»
Изъ письма этаго можно также видѣть, что и въ разсказахъ о громадной популярности Беранже нѣтъ ни малѣйшаго преувеличенія.
- ↑ Письмо это, какъ и всѣ остальныя, писаны къ самой г-жѣ Колле.