Публикация и комментарии Л. Р. Ланского
«Литературное наследство», том 86
М., «Наука», 1973
…Я положительно готов ждать вашего возвращения и поступлю так: сперва дам вам прочесть третью часть романа, и, если вы ее найдете достаточно обработанною, уполномочу вас окончательно переговорить со Стасюлевичем, и если он скажет, что дает, в случае одобрения, 200 рублей серебром с листа (но непременно вперед пусть скажет вам это: «в случае, если потом одобрит»), я немедленно вручу вам три части разом для его просмотра и решения1…
Господа «Русского вестника», не зная о наших переговорах (прошу их держать между нами, пока дело не кончится), — считают, что только и света, что в их окне. Прилагаю сегодняшнюю тираду из передовой статьи «Русского мира»2. Не правда ли, в хорошее соседство меня садят? А по неволе придется туда отдать вещь свою, в случае, если Стасюлевич не даст более ста пятидесяти рублей с листа, уже получаемых мною и Достоевским у Каткова. Иначе не будет предлога оставить этих господ. Да, я нахожу, что плата 150 рублей за вещь, обработанную и с любовью, — недостаточна3…
Автограф. ЦГАЛИ, ф. 459, оп. 1, ед. хр. 1154.
1 Речь идет о романе Данилевского «Девятый вал».
2 В № 1 газеты «Русский мир» от 1 января 1873 г. была помещена редакционная заметка о предстоящем выходе в свет первой книжки «Русского вестника» с «Запечатленным ангелом» Лескова и романом В. Маркевича «Марина из Алого рога». «В дальнейших книжках „Русского вестника“, — сообщалось далее, — появятся романы г. Крестовского <…>, г. Лескова <…> Г-н Данилевский, как мы слышали, занят окончательной обработкой чрезвычайно интересного романа „Девятый вал“ и, кроме того, трудится над материалами для другого исторического романа, из времени императора Петра III. Оба эти произведения, вероятно, найдут место также в „Русском вестнике“».
3 15 мая 1873 г., пересылая Каткову выписку из этого письма Данилевского и вставив имя Достоевского рядом с именами Лескова и Крестовского, Маркевич писал из Петербурга:
«Посылаю вам ходящее здесь по рукам письмо Гришки Данилевского к Суворину, переданное сим последним в Париже, где оно было им получено, мужу Лавровской — князю Цертелеву, который и сообщает его кому угодно. Из него вы увидите, почему этот негодяй и пролаз не прислал своего романа в „Русский вестник“ и как мнит он, подличая пред Сувориным, попасть к Стасюлутину в милость. Что всего куриознее это то, что статья в „Русском мире“, писанная Лесковым и весьма разумно доказывавшая, что в лагере либералов нет талантов, между тем как вокруг „Русского вестника“ группируются даровитые люди, — что эта статья главнейшим образом писана по инициативе и настоянию самого Данилевского. И против этой статьи он якобы „хотел протестовать!“ Эка шушера подлая! А Стасюлутин, действительно, по признанию Суворина, потерял в этом году более тысячи подписчиков. Беллетристики у него в запасе никакой, и он, по рассказам, заказал Хвощинской (Крестовскому) роман за большую плату вперед, — только напиши! Суворин забегает к Лескову — я сам его там встретил, — предлагает свести с Михаилом Матвеевичем…» (Авт. ЛБ, ф.120.8.3). Стасюлутиным Маркевич называет редактора «Вестника Европы» М. М. Стасюлевича, женатого на дочери петербургского богача И. О. Утина.
…Кстати, читая тургеневскую «Новь», я приятно изумился, увидев, что он так же симпатически отнесся к типу русского так называемого радикального юноши (даже буквально в том же тоне!), как и я, за три года до него, в «Девятом вале», где мною впервые, под таким углом зрения, выведен революционер Столешников. Этого смелого шага с моей стороны никто тогда не заметил в печати, где царствовали только или грубые и цинические обличения этого типа в повестях Лескова и Крестовского, или мастерские шаржи Достоевского, огульно подводившего этот тип под больничный скорбный ярлык «тронувшихся умом» или «библейских свиней»1. Напоминаю мою повесть, собственно, для вас; мне дорого будет, если вы про себя сознаете истину моего напоминания. Я твердо верил и верю, что так называемые наши радикальные, революционные юноши — явление честное, привлекательное; мы, кончающие свое человеческое поприще, потому и хороши, тогда только и хороши, если сами были когда-то такими же юношами. Сидевши некогда по делу Петрашевского в каземате2, я прочел там в крепости «Неточку Незванову» Достоевского и, не зная его, страшно к нему привязался. Единственно это не охладило меня к его последним произведениям. Помните ли вы «Неточку»? Как она добыла ключ к библиотеке деспота — родича своего, прочла его книги, переродилась нежданно для него — и предстала ему, готовая на борьбу?..
Дивная вещь! Золотые, былые годы! Докончим беседу когда-нибудь лично …
Автограф. ЦГАЛИ, ф. 459, ед. хр. 1154.
1 Имеются в виду «Бесы» Достоевского с их эпиграфом из Евангелия (от Луки, VIII, 32—37) — о бесах, вселившихся в свиней.
2 Весной 1849 г. Данилевский, косвенно причастный к делу Петрашевского, был арестован и заключен в Петропавловскую крепость. Через два с половиной месяца, доказав свою «благонадежность», он был освобожден, причем следственная комиссия даже сочла нужным ходатайствовать перед Николаем I, чтобы содержание в крепости «не имело никакого влияния на его будущность» («Голос минувшего», 1916, № 12, стр. 97—109). Некоторое время, впрочем, Данилевский еще находился под полицейским надзором (см. сб. «Петрашевцы», т. Ill, M. —Л., 1928, стр. 230).
Е. А. Штакешннейдер замечала в своем дневнике:
«За тайну передавали, что Данилевский был замешан в деле Петрашевского и сидел в Крепости. Я думаю, это придавало ему вес в его собственных глазах; я думаю, это и делало его таким радостным. Но впоследствии оказалось, что в крепость он попал нечаянно, что искали другого Данилевского. Так что, когда в 1861 году студенты в свою очередь побывали в крепости и Данилевский, еще твердо веривший в свои политические подвиги, попробовал им сказать: „Ведь это мы вам указали дорогу, ведь первые были мы“, — то в ответ ему только посмеялись» (Е. А. Штакеншнейдер. Дневник и записки, стр. 42—43).