Письма А. В. Дружинина к В. П. Боткину править
Вступительная статья, публикация и комментарии О. А. Голиненко и Б. М. Шумовой.
В первом номере журнала "Голос минувшего " за 1922 г. редактор журнала
С. Мельгунов сообщал: "В распоряжение редакции журнала и книгоиздательства " Задруга « поступил довольно значительный литературный архив В. П. Боткина, заключающий в себе письма за 50-е — 60-е годы виднейших представителей русской литературы. Достаточно назвать имена Грановского, Огарева, Бакунина, Тургенева, Гончарова, Фета, Каткова, Краевского и других, чтобы судить о ценности нового литературного приобретения» ("Голос минувшего, 1922, № 1, с. 129).
На страницах журнала стали появляться публикации вновь поступивших материалов, но в 1923 г. журнал перестал существовать, материалы архива В. П. Боткина вернулись к их владельцу В. Д. Левенштейну.
В 1926 г. Виктор Дмитриевич Левенштейн предложил Толстовскому музею купить у него архив В. П. Боткина. Архив перешел к нему от его дяди В. А. Крылова, драматурга, бывшего секретарем Василия Петровича Боткина в последние годы его жизни.
С 1926 г. фонд В. П. Боткина хранится в Государственном музее Л. Н. Толстого.
К тем именам, которые называет С. Мельгунов, можно добавить имена других корреспондентов В. П. Боткина: Д. В. Григоровича, А. К. Толстого, Ф. И. Тютчева, Н. А. Некрасова, П. В. Анненкова, Ап. А. Григорьева, И. И. Панаева, а также А. В. Дружинина.
Письма адресованы одному лицу — Василию Петровичу Боткину (1811—1869).
Он был связан дружескими и творческими отношениями со всеми известными русскими писателями, критиками, издателями и многими учеными и общественными деятелями 40 — 60-х годов XIX века.
Человек безупречного художественного вкуса, остроумный собеседник, знаток живописи и музыки, архитектуры и литературы — таким был сын известного московского чаеторговца Петра Кононовича Боткина, один из его двадцати пяти детей, среди которых были и врач Сергей Петрович, и коллекционер Дмитрий Петрович, и академик живописи Михаил Петрович.
В. П. Боткин был ближайшим другом Белинского и Станкевича, советчиком Тургенева, наставником молодого Льва Толстого, к его мнению прислушивались Гончаров, Островский, Некрасов. Он сотрудничал в "Телескопе ", " Молве ", "Московском наблюдателе ", "Отечественных записках " и " Современнике ".
В 1999 г. исполнилось 175 лет со дня рождения Александра Васильевича Дружинина (1824—1864).
Прозаик, драматург, критик, фельетонист, переводчик, мемуарист, редактор журнала «Библиотека для чтения», Дружинин занимал видное место в литературно-общественной жизни России середины прошлого века.
В фонде В. П. Боткина хранится двадцать восемь писем Дружинина за период с 1853-го по 1862 г.
Те восемь писем, о которых пойдет дальше речь, не публиковались, за исключением большого отрывка из письма Дружинина Боткину от 4 марта 1858 г., в котором Дружинин, узнав о прекращении « обязательного соглашения» "Современника " с четырьмя писателями ?, излагает Боткину свой план создания нового " чисто литературного журнала " (см.: Л. Н. Толстой. Переписка с русскими писателями. В 2-х тт. М., 1978. Т. 1, с. 274).
Большая часть публикуемых писем относится к 1857—1858 гг., когда Чернышевский, по его же словам, вытеснил Дружинина из "Современника " и Дружинин дал согласие стать редактором «Библиотеки для чтения».
Надо заметить, что сам Чернышевский откликнулся на это известие весьма корректно: в " Заметках о журналах " ("Современник ", 1856, № 11) он дал высокую оценку десятилетнему участию Дружинина в "Современнике " и приветствовал издание нового журнала.
Уход А. В. Дружинина из "Современника ", укрепление позиций Н. Г. Чернышевского были событиями непростыми и произошли, конечно, не сразу.
Как только участники "Современника ", из числа тех, кто активно сотрудничал в журнале до Н. Г. Чернышевского, узнали, что А. В. Дружинин в апреле 1856 г. стал фактическим руководителем другого журнала, они стали искать ему замену, чтобы " нейтрализовать " Чернышевского. Самым активным оказался В. П. Боткин. Он повел переговоры с Некрасовым о замене Чернышевского Аполлоном Григорьевым, критиком славянофильского направления. "Он готов взять на себя всю критику "Современника ", но с тем, чтобы Чернышевский уже не участвовал в ней ", — пишет
В. П. Боткин Н. А. Некрасову 19 апреля 1856 г. и со свойственной ему осторожностью добавляет: "Положим, Григорьев несравненно талантливее Чернышевского, но последний несравненно дельнее " (Переписка Н. А. Некрасова. В двух томах. М., 1987. Т. 1, с. 226).
Узнав об этих переговорах с Некрасовым, Аполлон Григорьев решает написать Боткину письмо с изложением своей позиции относительно вступления в "Современник " в качестве ведущего критика. В письме от конца апреля 1856 г. он очень искренно, просто и ясно изложил свою позицию критика, но из этого письма также ясно видна и позиция Григорьева — человека: " Я не покупаем, — пишет он, — убеждения мои — жизнь моя, что жизнь и душу приношу я в журнал, а не равнодушные статьи! " (Аполлон Григорьев. Письма. М., " Наука ", 1999, с. 112). Суть расхождений теперешнего критика журнала со взглядами писателей он понимает так: "В людей, составляющих теперь редакцию " Современника ", — пишет Григорьев 26 апреля 1856 г. Боткину, — т. е. в Некрасова, Панаева, Вас, Анненкова, Островского, Тургенева, Дружинина, Толстого — я верю; в журнал — покамест еще не верю… " И дальше: " Что же это будет за кавардак, в котором Анненков и я будем веровать в искусство, а г. Чернышевский ругаться над ним, т. е. проводить милые мысли своей диссертации о том, что искусство такое же ремесло, как сапожное мастерство; в котором Дружинин и я будем ценить литературных деятелей по степени серьезности их задач и таланта, а г. Чернышевский по степени их ярости и задора? " (Аполлон Григорьев. Письма, с. 107).
Письма Ап. Григорьева, очевидно, несколько смутили В. П. Боткина своей прямотой и принципиальностью, вряд ли он передал их Некрасову, как о том просил Григорьев, во всяком случае, предложение Ап. Григорьева не было принято, и он продолжал печатать в "Современнике " свои поэтические переводы, а не критические статьи.
Активное сотрудничество Чернышевского с " Современником ", отклики Дружинина в «Библиотеке для чтения» на все важные события современной литературной жизни приводили к их постоянной полемике. И все же существовал какой-то внутренний нравственный закон, по которому жили писатели 50-х годов XIX века. Они спорили, но и дружили, и печатали произведения своих " врагов ", и помогали, и поддерживали друг друга. Они по-разному истолковывали произведения, но они почти никогда не ошибались в оценке их подлинности, чутко угадывая настоящие таланты.
Это в полной мере относится к истории вступления в литературу молодого Толстого.
Некрасов и Дружинин, Тургенев и Чернышевский, Ап. Григорьев и Панаев видели в Толстом большое литературное явление и не сомневались в его будущем. Вот что писал Дружинин в 1856 г.: " Человек, написавший "Детство " и "Отрочество ", совмещал в себе разные стороны таланта, для разработки которых всей жизни его будет достаточно. Обладая в одно время и поэтическим инстинктом, и твердым взглядом на жизнь, и даром могучего анализа, и самобытной силой фантазии, наш автор будет постоянно дарить своих читателей творениями самого многостороннего значения, творениями, из которых, как мы надеемся, каждое будет представлять собою новую ступень полного обладания своим завидным талантом " (А. В. Дружинин. Прекрасное и вечное. М., 1988, с. 164—165).
Как же Толстой относился к журнальной борьбе тех лет (больше он никогда не будет так близок к литературным кругам, как в середине 1850-х гг.)?
Находясь, кажется, в самом центре литературно-общественной жизни Москвы и Петербурга, Толстой не мог не иметь своего отношения ко всему происходящему. И хотя Толстой оставался во многом " над схваткой ", он по-своему оценивал происходящее в редакции "Современника " и "Библиотеки для чтения ". В письме к Н. А. Некрасову от 2 июля 1856 г. Толстой писал: " Нет, вы сделали великую ошибку, что упустили Дружинина из вашего союза. Тогда бы можно было надеяться на критику в "Современнике ", а теперь срам с этим клоповоняющим господином <…> У нас не только в критике, но в литературе, даже просто в обществе, утвердилось мнение, что быть возмущенным, желчным, злым очень мило. А я нахожу, что очень скверно. Гоголя любят больше Пушкина. Критика Белинского верх совершенства, ваши стихи любимы из всех теперешних поэтов ". Желая быть справедливым, Толстой пишет, что " последние стихи " Некрасова ему нравятся, потому что " в них грусть, то есть любовь " (Л. Н. Толстой. Переписка… Т. 1, с. 79 —80).
Некрасов, который относился к Толстому с трепетной нежностью и верил (с первых дней знакомства) в его большое будущее, очень миролюбиво возражал ему, защищая Чернышевского (письмо от 22 июля 1856 г.): "Особенно мне досадно, что Вы так браните Чернышевского. Нельзя, чтоб все люди были созданы на нашу колодку… Не надо также забывать, что он был молод, моложе всех нас, кроме Вас разве… ", но дальше уже серьезно и очень строго, как учитель ученику: "Вы говорите, что отношения к действительности должны быть здоровые, но забываете, что здоровые отношения могут быть только к здоровой действительности <…> Когда мы начнем больше злиться , — заканчивает Некрасов свое письмо, — тогда будет лучше, — то есть больше будем любить, — любить не себя, а свою родину " (Л. Н. Толстой. Переписка… Т. 1, с. 83). Но все-таки в этот период Дружинин ближе Толстому, чем Чернышевский и через два года, когда " обязательное соглашение " четырех писателей с "Современником " было расторгнуто, у Толстого и Дружинина почти одновременно возник план создания нового журнала в противовес "Современнику ". Толстой увлеченно сообщает об этом в письме к В. П. Боткину 4 января 1858 г. «Все, что является и явится чисто художественного, должно быть притянуто в этот журнал. <…> Цель журнала одна: художественное наслажденье, плакать и смеяться. Журнал ничего не доказывает, ничего не знает. Одно его мерило — образованный вкус» (Л. Н. Толстой. Переписка… Т. 1, с. 236). Толстой уверенно называет тех, кто вместе с ним будет спасать вечное искусство. «Тургенев, вы, Фет, я и все, кто разделяют и будут разделять наши убеждения» (там же). Замысел Толстого никто не поддержал: "Да неужели вы с Толстым не шутя затеваете журнал? — писал В. П. Боткин А. А. Фету 6 февраля 1858 г. — Я не советую " (Л. Н. Толстой. Переписка… Т. 1, с. 238). Вслед за Толстым эту же идею развивает Дружинин. Не надеясь привлечь лучшие литературные силы в "Библиотеку для чтения ", Дружинин задумал создать " …чисто литературный журнал с критикою, энергически противодействующей всем теперешним неистовствам и безобразию ", — как писал он Толстому 15 апреля 1858 г., спрашивая его совета (Л. Н. Толстой. Переписка… Т. 1, с. 272). В данном случае осторожность в оценке замысла проявил Толстой. Отвечая Дружинину письмом от
1 мая 1858 г., он сначала написал, что еще " не подумал хорошенько ", но потом все-таки возразил Дружинину, сводя на нет замысел нового журнала. Толстой ко времени получения письма Дружинина совершенно отказался и от издания журнала, и от исключительного участия в каком-либо одном журнале. О чем он и написал Дружинину, пообещав " …предпочитать " Библиотеку " … всем другим редакторам. <…> Я совершенно свободен и ничем не свяжу себя впредь, это несомненно ", — закончил Толстой свое письмо к Дружинину (Л. Н. Толстой. Переписка… Т. 1, с. 275). Этому принципу Толстой остался верен.
Период дружбы Толстого с кругом "Современника " завершился. Ни Некрасову, ни Дружинину не удалось задержать Толстого в своем кругу, и он признавался в письме к брату Сергею Николаевичу (в январе 1857 г.): "Хотя я душевно люблю этих литературных друзей: Боткина, Анненкова и Дружинина, но все умные разговоры уже становятся скучны мне, хотя и были истинно полезны для меня " (Л. Н. Толстой. Собрание сочинений в 90 томах. Т. 60, с. 147). Толстой не послушался совета Тургенева и Дружинина и не сделался литератором, а вскоре на несколько лет совсем отошел от литературы, но влияние и Дружинина, и Боткина на молодого Толстого было несомненно.
В этот сложный для Дружинина период он искал поддержки у самых верных друзей; Боткин был среди них.
"Дружинин завтра уезжает в Петербург, — писал Боткин Тургеневу 14 июня 1855 г. — Я искренно полюбил его и провожаю с сожалением. Он редкий товарищ и отличный человек " (В. П. Боткин и И. С. Тургенев. Неизданная переписка. С. 52).
С энергией и старанием приступил Дружинин к своим обязанностям в качестве редактора «Библиотеки для чтения». Он выступает с разбором новинок отечественной литературы, пишет о произведениях Гончарова, Тургенева, Салтыкова-Щедрина, Островского, Льва Толстого, Фета. На статьи Чернышевского "Очерки гоголевского периода в русской литературе " ("Современник ", 1855, № 12; 1856, №№ 1, 2, 4, 7, 9—12) Дружинин отвечает статьей « Критика гоголевского периода русской литературы и наши к ней отношения» (« Библиотека для чтения», 1856, №№ 11, 12), направленной против идей Чернышевского в защиту " чистого искусства ". Спор о назначении искусства, о Пушкине и Гоголе продолжался и в других статьях Дружинина.
Журнал так и не стал, как хотел этого Дружинин, центром " изящной словесности " и не был так популярен, как " Современник " и набирающий силу "Русский вестник ".
1860 год был последним годом издания «Библиотеки для чтения». Дружинин постепенно отходит от журналистики, но сама действительность, события, связанные с отменой крепостного права в России, заставляют его иначе посмотреть на многое. Не случайно его признание в письме к В. П. Боткину от 16 октября 1861 г., что до последнего времени литераторы мало знали свой край и о " …жителях Таити имели сведения более точные. Теперь сама жизнь и реформа выбила нас из праздности и мира пустых умозрений, нельзя без смеха припоминать о том, что говорилось и писалось нами недавно " (настоящая публикация, письмо № 8).
Когда-то Тургенев, критикуя в письме к Боткину взгляды Дружинина на поэзию Пушкина, писал: "Бывают эпохи, где литература не может быть только художеством, — а есть интересы, высшие поэтических интересов " (письмо от 17 июня 1855 г. И. С. Тургенев. Собрание сочинений в 12 тт. М., 1958. Т. 12, с. 179). Может быть, теперь Дружинин согласился бы с Тургеневым…
Еще в 1857 г. Некрасов спрашивал Толстого: " Отчего это время не сблизило нас, а как будто развело далее друг от друга? " (письмо от 31 марта / 12 апреля. Л. Н. Толстой. Переписка… т. 1, с. 86).
Этот вопрос звучал для русских писателей не только традиционно, но и драматично. "Время развело " всех тех, кто составлял эпоху "Современника ", у каждого был свой путь. Но отношение к А. В. Дружинину оставалось неизменным и как к литератору, и как к основателю знаменитого Литературного фонда, спасшего не одну писательскую судьбу.
«Это был характер прямой и серьезный, — писал Некрасов о Дружинине. — Несмотря на видимую мягкость свою и отвращение от крайностей, это был человек самый крайний там, где того требовали обстоятельства. У него не было отношений натянутых или двусмысленных <…> Дружинина искренно любили и уважали» (Н. А. Некрасов. Собрание сочинений в 12 тт. М., 1950. Т. IX, с. 430—431).
1 править
5 апреля 1857 г. Санкт-Петербург
Уведомляю Вас, любезный друг, что паспорт я уже взял, книжку выпустил1, деньги собрал и теперь ничто меня не держит в Петербурге. В среду или четверг на Святой рассчитываю выехать, а так как все мои дела в Москве (визирование паспорта и чрево кита2) требуют одного дня, а много двух, то делайте все приготовления для выезда к 15 или, пожалуй, к 143.
Кланяйтесь Фету и скажите ему, что он ядрило (его любимое слово). Если б он издавал журнал (вообразите себе журнал Фета!!) я бы не поспал ночи и дал бы ему статью, — а он все свои стихи и статьи валил в "Современник "! Я мог нуждаться в материале, могло случиться на первую пору решительное отсутствие статей, — хорошо он сделал мне поддержку! Я еще его отдую суком извилистым по толстой заднице!
Перед отъездом я приобретаю роман Ермила4, 10 листов путешествий от Ковалевского5, повесть Потехина6 и комедийку Салтыкова7, которая весьма недурна и уже пропущена цензурой. Теперь весь год и начало будущего обеспечены.
Прочитайте в "Современнике " разбор книги Писемского, направленный против моей статьи8. Эти самые идеи, высказанные откровенно и просто, могли бы составить статью с направлением, разъяснить кое-что мной недосказанное и придать запах журналу. Теперь от циркумвалационных9 оборотов и разных re?ticences10 она имеет вид скандалезный и заставит говорить в публике, что наши журналы поссорились. Вдолбите Панаеву в голову, что я желаю противоречий, опровержений, что эстетического унисона от " Совр<еменника> " и "Библ<иотеки> " никто и не ждет, но чтобы тон статей был прямой и достойный наших изданий. Если я это ему скажу, он не поверит или сконфузится.
Прощайте же, до скорого свидания.
Панаев пришел в смертный ужас, узнавши, что Григорович еще в Москве.
И сам я изумился!
2 править
25 июня 1857 г. Париж
Что сказать Вам о Париже, милый друг Василий Петрович? Я остановился в «Ho^tel du Louvre», записался в посольстве, получил благополучные письма из России, стало быть, около 15-го июля нашего стиля мы свидимся. К удовольствию моему, я нашел Париж гораздо прекраснее, чем думал, — я его воображал чем-то раззолоченным, богатым, но грязноватым, а главное, совершенно лишенным стиля. Однако оно не так — его великолепие разумно и изящно, он действительно похож на Вавилон, и если б ему придать горы и природу Италии, никакое воображение ничего бы не создало подобного. Разврат дышит из каждого магазина, всюду изображения голых женщин, но ни нахальства, ни гнусной стороны разврата не видно.
Я прожил в Лионе два дня с удовольствием. Rue Impe?riale и ее история — удивительны. Решительно Франция задыхается от богатства, — и с этим народом мы, голяки, захотели воевать! Насчет цивилизации нравов я до сих пор расхожусь с Вами — народ действительно добр и готов на мелкие любезности, но все, что выше народа, особенно пожилые господа с брюшками, которых я видел на дороге в своем вагоне, весьма неучтивы и грубоваты. Чиновничьих и военных ядрил чуть ли не больше, чем в нашем любимом отечестве.
Все наши из Парижа разъехались, — я видел лишь молодого Лихачева11, проф<ессора> Благовещенского12 и вашего брата Н. П.13 Сегодня мы предаемся разврату. Некогда писать, — иду в Лувр и на выставку совр<еменных> картин.
Андрей14 все время жил в Париже и теперь его нет, кажется, он в Лондоне. Если поездка в Италию была для меня прелестна, видеть Францию мне было полезно очень. На тысячи вопросов здесь глаза дают лучший ответ, чем все книги, которые я читал.
О многом бы хотелось побеседовать.
Прощайте, милый друг.
3 править
1 июля 1857 г. Париж
Милейший друг, я недаром ощущал недоверие к парижскому чиновничеству — сейчас на почте мне очень нелюбезно отказали в выдаче писем на Ваше имя и объявили, что Вы сами должны писать на имя директора почт. Должно быть, у них произошло что-нибудь по почтовой части, потому что я, получая мои письма несколько раз, все-таки не смею явиться в почтамт без паспорта или кредитного письма, боясь сурового приема. Письмо Ваше меня весьма утешило, хотя Вы позабыли сказать о главном, т. е. о результате действия вод, насколько он оказался. Напишите мне также, когда думаете Вы быть в Париже — срок моей поездки истекает15, а между тем сам Париж, невзирая на весь вихрь, в котором я нахожусь (ни разу даже не подумал о сне после обеда!!!), дает мне не очень много. Причина тому — добрая, но не очень одаренная компания господ, в которой я нахожусь. Из них одни хотят лишь веселия, другие — зубрить какой-либо один предмет, в широком же артистическом изучении и наслаждениях, с ним сообразных, никто не ощущает потребности. Genre16, шансонье по улицам, подсматривание и выяснение многих вещей, меня интересующих, — все это им тяжело, даже и поразвратничать вполне они как-то боятся. Вдвоем с хорошим спутником, или в одиночку даже, Париж дал бы мне более. Что теперь скажу Вам о Париже? Венера Милосская прежде всего — к ней я бегаю как на любовное свидание, а она находится от меня в двух шагах. Сегодня толкнулся я к ней, и меня не пустили: Лувр заперт по понедельникам. Что за победоносная прелесть и гордая миловидность лица, что за осанка, что за взгляд, что за сгиб рта, что за грудь! Вполне понимаю англичанина, переночевавшего с какой-то мраморной статуей; кинуться на этот мрамор и цаловать его с неистовством — было бы дикое, но большое наслаждение. В Лувре хороши комнаты две (может быть, по причине переделок иных я не видал). Рафаэль не ниже Флорентийских, т. е. выше всего на свете (я разумею двух мадонн, разных по стилю). Корреджио меня не тронул, остальные итальянцы бледны после того, что мы с вами недавно видели. Паоло17 (как говорил Замбони) выцвел, но все еще прекрасен. К французской школе, старой, за малыми исключениями я довольно холоден, а Прюдон, Гро, Жерико и Давид показались мне гнусными канальями. Не скрываю, что и Грёз порядочно приторен, для меня выше Ванло18 и Буше, в которых с силою отразился век, так для меня милый. Были мы во множестве заведений <…>. Взглянув на сей предмет беспристрастно, я должен сказать, что в Париже женщины хороши; хорошо сложены, веселы и приятны. Жалею, что вихрь и толпа, в которой я нахожусь, не дозволяют мне пошататься по улицам за девочками, живущими в одиночку, узнать их нравы и прочее. Приходится довольствоваться заведениями. В одном доме я свел дружбу с некоей девицей чрезвычайно хорошенькой и свежей, ее я Вам представлю, если мы здесь увидимся. Был в нескольких магазинах древностей — бу?левские19 вещи дешевые и доставка их удобна. Куплю из них кое-что, магазины же с современными изделиями меня мало поражают, огромное большинство их наполнено вещами дешевыми и кидающимися в глаза, но грубыми; чтобы купить, положим, сигарочницу порядочную и годную для подарка, надо побывать в двадцати лавках, а когда выберешь то, что кажется хорошим, окажется, что и плата за такую вещь не худая. «Ho^tel du Louvre» очень величествен и хотя в нем нумер, но довольно сносно. Дом только высок, и я думаю, что комнаты в нижнем этаже стоят очень много. В нем, однако, все удобства, журналы, экипажи и стол весьма хороший. Я плачу за небольшую комнату в 3 этаже около 6 фр., а с service20 и завтраком оно составит и 10. Весьма важна и любопытна была для меня социальная сторона здешней жизни, но невозможно ее подсмотреть, никогда не оставаясь в одиночку, катаясь по городу в коляске и не имея средств бродить по дальним улицам моею медленною походкой. Для Вас так странно, но для меня необходимо в наблюдательном отношении. Кажется мне, что Наполеон21 сидит крепчайшим образом и что толки о ненависти, им возбуждаемой, — великий вздор. Париж богатеет и меняется с каждым годом, народ имеет работы ужасно много, нигде не заметно со стороны войска, полиции и т. д. чего-нибудь грубого, раздражающего, вызывающего на драку и неудовольствие. Все веселятся, поют, шатаются по театрам (я видел одну пьесу, словно написанную Чернокнижниковым22 и славно разыгранную), парижане очень гордятся новыми постройками, зуавами и прочая. Я не слышал ни брани, ни похвал теперешнему порядку, а это признак успокоительный.
Перечел "Колокол " и 2-ю книжку " Полярной Звезды " — Герцен как будто делается скромней и разумнее; но у него есть какой-то сотрудник Р. Ч. (?)23 — совершенная дубина, ничему не выучившаяся и толкующая о высоких предметах.
Толстой!.. но кто знает, где теперь Толстой? Когда мы расстались, он хотел быть и в Берне, и в Милане, и в Шамуни, и в Лондоне, и в Голландии, да к тому же увидать меня в Париже24. Некрасов уехал через Берлин в Россию с неизменной Евдокией25. Тургенев удрал с ними до Берлина, чтоб советоваться с докторами. Никого из близких здесь нет и сведений иметь неоткуда.
Прощайте, милый друг, адресуйте просто в «Hot. d. L.», здесь почтовая часть в отличном порядке, только не в «Hotel des Portes», а в гостинице нашей.
Выздоравливайте скорее.
Душевно предан
Майков26 пишет ко мне, что подписка все еще идет (14 июня) и что все второе издание разойдется. Он приносит мне клятву в том, что все книжки до мая стократ лучше книжек "Современника " и "От<ечественных> Зап<исок> ". Гончаров уехал за границу и у меня опять Фрейгоки27-- это меня может заставить уехать в Россию скорее.
4 править
10 сентября 1857 г. Санкт-Петербург
Добрый и любезнейший друг Василий Петрович, наконец узнал я, куда адресовать Вам письма и спешу дать Вам о себе весточку. Мы все здесь ничего не знали положительного о местопребывании и здоровье Вашем, так что я уже писал на этот счет в Москву к Дмитрию Петровичу28.
Вернулся я в Россию, как предполагал, в начале августа и съездил недели на полторы к себе в деревню, где провел эти дни с превеликим удовольствием. Как я и ожидал, лето, исполненное наслаждений и новых впечатлений, обошлось мне не дешево. Журнал застал я в порядке, но что значит порядок при теперешней бешеной конкуренции, когда дремать не позволяется ? Ничего нового не было сказано, ничего умного не придумано, а между тем "Русский Вестник " шел вперед гигантскими шагами и другие даже журналы как-то подтянулись. Я застал великую бедность в ученом отделе и какое-то спокойное отдохновение на скудных лаврах по случаю увеличившейся подписки. По моему откровенному мнению, журнал за мое отсутствие был говно, и сентябрьская книжка говно. Убедясь в этом, я думал было рассердиться, да сердиться приходилось мне на самого себя: ни одного даровитого человека около меня нет, и я знал это, а все-таки уехал за границу. Нечего делать однако — Италия сто?ит нескольких огорчений, и, пожалуй, с наступлением лета je recommencerai mon de? bit29. Как бы то ни было, усевшись в Петербурге, стал я вести жизнь, какой давно не вел. Сижу целый день дома, работаю, не выезжаю никуда, много читаю, и был бы доволен своей судьбой, если бы великое раздражение наших петербургских литературных сил не ставило меня в невозможность двинуть журнал, как бы мне хотелось. И несмотря на хлопоты, нетерпение, отсутствие помощи, есть что-то радостное в моей безмятежной жизни. Только здоровьем я не совсем доволен. Италия и Париж отработали меня так, что все платье сидит на мне вроде мешка. По утрам кашель мой всегдашний и начинающиеся холода неприятно на меня действуют.
Фета видел я перед его отъездом30, выругал его за Италию и поручил передать Вам мой поклон. В тот же почти с ним день явился и Толстой как снег на голову, но печальный от домашних дел31 <…> и проигравшийся на баденских водах32. Теперь он в деревне, кажется, и поправился и приободрился.
Но великий суприз ждал меня тому недели три. Сижу я в сумерках дома и собираюсь работать (нынче я работаю и вечером: " Кориолан " почти окончен33), как вдруг входит какой-то человек, кладет шляпу на окно и, не говоря ни слова, становится ко мне задом. Изумленный сим поступком, я обхожу незнакомца, приближаю его к свету и испускаю ужасный крик, узнав Анненкова34! Он явился хлопотать о I томе Пушкина35 и бросил якорь в Петербурге до весны. Мы уже сходились неоднократно, вспоминали Вас и говорили про Италию до изнеможения. Некрасова вижу часто, и он меня радует, хотя трудно раскусить этого человека. Таким мягким, умным и дружелюбным я его почти никогда не видел. Он много думает о журнале и, подивитесь, поднимает сильнейший протест против нравоучительных повестей, пиэс с тенденцией и так далее. Во всех наших сношениях я вижу от него великую приветливость и дружбу. Панаев36 такой же, как всегда, только физически изменился и кажется десятью годами старее. Милый генерал Ковалевский изредка дополняет нашу компанию, но еще вечеров и положенных дел у нас ни у кого не началось.
Цензура ведет себя хорошо, и ученая литература процветает (увы! только не у меня в журнале), но в изящной словесности пока ничего не явилось. Успех Салтыкова и Печерского37 возбудил было некоторое торжество и поползновение к дидактизму, но этого движения бояться нечего, сам чудачище Салтыков метит на художественность и поэзию. У него, по моему разумению, однако, развивается нечто оригинальное и похожее на Талант, — успех его не может быть долог, но, во всяком случае, это полезный сотрудник38.
Что-то поделываете Вы, милый и дорогой старче? Пишите о себе и своем здоровье, о Ваших поездках и планах с величайшей подробностью. Не худо сделаете Вы, если в свободный вечер набросаете статейку о чем-нибудь для «Б<иблиотеки> д<ля> ч<тения >». Истинно говорю Вам: мне помощь нужна, и много часов по ночам ворочаюсь я с боку на бок, думая про журнал. И одного большого издания не поведешь с петербургскими средствами, а нас трое, не считая мелких! Пока сформируются пишущие люди, пока еще мы приучимся пользоваться цензурными льготами! Всякий пишет о важных современных вопросах и, по моему убеждению, порет вздор, а публика требует, хочет вздора. Но довольно об этом.
Кого-то Вы видите из наших? Где проживете зиму? А весной, счастливец, будете в Италии, увидите горы, и фосфорных жуков, и мраморные дома. Как я горевал, получив в Берлине Ваше последнее письмо из Экса39. Один бы день лишний в Париже, и мы бы съехались. Скоро ли придется нам сойтись опять? Кстати, любезный друг, уведомите, куда переслать мой долг или же ожидать до личного свидания.
В деньгах я не нуждаюсь, и это мне разницы не составит. Обнимаю Вас.
5 править
18 января 1858 г. Санкт-Петербург
Без сомнения, милый друг Василий Петрович, Вы не получили письма, которое я еще в сентябре адресовал Вам в Рим poste restante40. Я по опыту знаю, что в Италии письма беспрестанно пропадают. С той поры я не писал к Вам по той причине, что не мог написать одного слова хорошего. После жаркой журнальной работы от сентября до половины ноября я занемог и, была ли то мнительность или действительное сознание опасности, около двух месяцев считал себя умирающим человеком, говорю без всякого преувеличения. Меня смотрели лучшие доктора в городе, и из противоречащих их толков я мог только убедиться в том, что медицина в настоящем ее положении — совершеннейшая дрянь. Хорошо еще, что я послушался тех, которые советовали мне лечиться как можно менее и предоставить все дело времени. Болезнь моя состояла в бессоннице (около 2 месяцев я спал по три часа в ночь), плохом аппетите и нервном раздражении, одним словом, весь мой организм разом стал просить об увольнении, один желудок, до того времени часто слабый, все время вел себя как ревностный служака, да голова, но ее, к несчастью, одолело уныние с ипохондрическими помыслами. Так прошло много времени — вижу, что я не умер, я приободрился, одолел бессонницу, стал развлекать себя и ждать лета, как больной в фетовском стихотворении41. Если до весны не случится со мной чего-нибудь неожиданно скверного, то ленивая деревенская жизнь меня выправит. После всего этого нечего и сообщать Вам о том, как я провел осень и начало зимы. От серьезных занятий должен я был отказаться, положение журнала и увеличившийся успех его это мне позволили. Гораздо тяжелее было мне оставаться равнодушным зрителем всего, что делалось вокруг меня, в мире и в литературе. Мы дожили до хорошего и благотворного времени, когда грешно сидеть сложа руки и даже гулять за границей. Не говорю уже о важных, общих вопросах, о которых слухи дошли и до Вас, — но и в частном литературном быту везде оживление. Дело о литературном фонде42 идет и встречает себе ревнителей, о которых и думать было невозможно. Везде возникают новые предприятия, все сближается между собою, даже сам Андрей43 круто повернул от своего безобразия и всеми силами ищет сближения с порядочным кругом в литературе. "Атеней "44 меня обрадовал чрезвычайно, открывши сильную реакцию против дидактизма и поучительности в литературе — теперь я не один свирепствую в пользу чистого искусства. К сожалению, надо добавить, что друзья наши Панаев и в особенности Некрасов ведут себя очень нехорошо. Некрасов совершенно отбился ото всех, играет в карты днем и ночью, и журнал ведется еще хуже, чем в прошлом году. Чернышевский (припомните Тургеневу, как он считал его политическим человеком) ринулся в политическую экономию и удивил Европу статьями о поземельной собственности45, скомпилированными из французских брошюрок 1847 — 48 годов! Общее посмеяние было ему наградою. Потом в " Соврем<еннике> " стали объявлять, что Пушкин был отсталым и худо образованным человеком, даже не знающим, что такое слово принцип46. Но тут не было даже и посмеяния, потому что эта ерундища уже всем набила оскомину.
Во время моих печальных дней услаждали меня из наших общих знакомых многие, в особенности драгоценный Павел Васильевич47, которого только в такое время можно понять и оценить как следует. Григорьев48 появляется довольно часто, но он так изолгался и выдохся, что, кажется, все с ним кончено, у него и веселость, и ум, и все порядочные качества, кажется, пришли в полное истощение, как мой организм в ноябре месяце. Он, вероятно, уже писал Вам, что в мае едет с экспедицией, посылаемой В<еликим> К<нязем> Константином Николаевичем на берега Средиземного моря. Как он надоест всем на корабле!
Пока прощайте, любезный друг, — боюсь писать много, мне кажется, что все письма в Италию непременно затериваются. Если Вы или Тургенев захотите написать ко мне два слова, я буду отвечать исправно и подробно. Я имел уже известие о том, что здоровье Ваше восстановилось и что Вы в блаженном состоянии духа. Не пришлете ли Вы маленькой статеечки в "Библиотеку "?49 Теперь у Вас времени много и материалу для описаний не оберешься. Посидите-ка вечером для меня , — этим Вы много пользы сделаете журналу, которого направление, как кажется, сходится с Вашими взглядами. Дай Бог Вам и Тургеневу всего лучшего, — да возвращайтесь поскорее — нельзя, нельзя мешкать в гостях, когда дома всякий умный и благонамеренный человек нужен.
Обнимаю Вас.
Скажите Тургеневу, что « Ася» — прелестнейшая вещь, но грусть, которою она вся полна, терзает душу и заставляет почти ужасаться за его нравственное состояние. Ему надо домой, не медля ни минуты, забывши о пузыре. Шатание по Европе его убьет.
6 править
4 марта 1858 г. Санкт-Петербург
Очень порадовали Вы меня, добрый и дорогой друг Василий Петрович, письмецом Вашим и в особенности известием о том, что здоровье Ваше находится в таком блистательном состоянии. Теперь для Вас очень важно расположить время Вашего возвращения так, чтоб перемена климата не подействовала на Вас вредно — для этого, я думаю, надо выбрать лето, и еще самую теплую пору лета, — а то я весь нынешний год наблюдал за воротившимися из-за границы к зиме и осени: все они чувствовали себя нехорошо и все похудели. Впрочем, все это Вы сами знаете и, конечно, не рискнете испортить то, что добыли себе так счастливо.
Мое здоровье приходит в должное равновесие, но Боже мой, как медленно, — и как сильны нравственные следы сильных нервных страданий! Месяца два считать себя стоящим у самого своего конца (a` tort ou a` raison50, но я так думал), это такая штука, которая легко не переживается. Я сам будто торчу посреди необозримой пустыни и без всякой хандры сделался, как говорили про какого-то старого короля, tout a` fait inamusable51. Дело валится из рук, прежние увеселения меня не тешат, сильных интересов ни в чем нет, женщины не шевелят и не занимают, выезды сделались утомительны, на беду как-то и людей хороших теперь мало поблизости. Я не скучаю, но нахожусь в каком-то мертвом отношении к жизни: для здоровья оно не худо, потому что нервы оттого спокойны и сердце не бьется, как было прежде, но надо признаться, что в этом прозябательном состоянии радости не много. Посмотрим, что сделает весна, а до тех пор нечего надоедать Вам подобными известиями.
До Вас, вероятно, дошли уже слухи о том, что контракт "Современника " с нашими 4 приятелями уничтожился. Кто тут виноват и прав, решит время и подробные сведения о ходе всего дела, которое было заключено необдуманным образом, с первого года тяготило самих участников и не могло привести ни к чему доброму. Отсутствие согласия во взглядах и нравственного сближения между журналом и контрагентами с первого же времени обещали неурядицу — надобно желать только, чтоб все это развязалось без скандала. По поводу всего этого мне пришел в голову план, который я Вам сообщаю и за который следует взяться, не пропуская времени, если Вы его найдете удобоисполнимым. Теперь, когда все писатели нашего круга свободны, не попробовать ли нам всем, близким между собою писателям, сделать что-нибудь серьезное общими силами? Это можно совершить, попытавшись издавать свой журнал с 1859 года или взять на аренду « Библиотеку для чтения», которую, как я полагаю, Печаткин52 уступит нам сходно, если я погрожу ему, что брошу редакцию. Мы теперь разбросаны, но сил у нас много, кроме этих 4, у нас и Гончаров, и Ермил, Анненков, и Салтыков, да наконец решительно вся изящная литература. Тургенев, который всегда лелеял в мысли надежду издавать журнал по моему предложению, будет сочувствовать этому плану. Каждый из главных сотрудников будет и редактором, с правом на известную часть дохода, для работы же безотлагательной и общей при журнале должны быть два или три редактора, постоянно живущие в Петербурге. За денежные выгоды ручаться можно, хотя едва ли при большом количестве редакторов они будут очень велики. Но тут вопрос не в деньгах, а в том, что мы, весь круг людей, сближенных по душе и имеющих свое определенное желание в литературе, будем иметь свой орган, свое opus magnum53, свой литературный home и хорошее занятие для всей нашей жизни. Сила круга, соединенного таким образом, будет огромна, и в нашей литературе, может быть впервые, появится журнал, действительно сильный по своему устройству и не боящийся никакой конкуренции. Сообщите мне, нравится ли Вам эта мысль и предложения Ваши о ее приложении к делу. Если Вы не находите ее идеальной и неудобоисполнимою, то уведомьте, и я начну подготовлять дело к осени, осенью же подготовим объявление и вступим в работу. Коли у главных участников будет мало энергии и доверия к ходу дела, то можно взяться за него в виде пробы года на два или три, а потом бросить54. Обо всем этом подробнее потолкует с Вами Павел Васильевич, на днях отправляющийся за границу.
Хотелось бы еще об очень многом потолковать с Вами, любезнейший друг, но я очень боюсь, что письмо это не захватит Вас в Риме или заваляется на итальянской почте. Уведомьте меня подробнее о Вашем маршруте, где Вы думаете провести лето и куда к Вам писать. Я буду аккуратен в переписке. Мой же план лета крайне немногосложен — весной я часто буду ездить в Царское Село и жить там по нескольку дней, а в конце мая закачусь в деревню и выживу там как можно долее. Будьте здоровы, обнимаю Вас.
7 править
21 января 1859 г. Санкт-Петербург
Любезный друг Василий Петрович, без сомнения, Вы часто видаете Толстого и знаете его адрес55. А потому будьте добры и при свидании попросите его сообщить мне то, о чем я уже писал ему, но до сих пор ответа не имею, а именно, сколько я должен выслать ему денег за "Три смерти "56. Само собой разумеется, что на все условия я согласен и даже думаю, что не следует платить меньше того, что он получил во время обязательного соглашения с дивидендом.
Равным образом не сообщит ли он мне что-нибудь насчет его новой повести (или романа), о коей ходят слухи, что она кончена57. Я ее желаю приобрести и заявляю сие желание, и надеюсь, что он удовлетворит его, если к тому не имеет препятствий. Коли бы Вам не хотелось или не удалось переговорить с ним обо всем этом, то просто пошлите ему это письмо, но лучше, если Вы поговорите сами и в особенности обратите его внимание на то обстоятельство, что для меня, как заявившего чисто литературное направление, хорошие повести и проч. нужнее, чем для кого-либо, ибо всякий другой журнал, не высказавшийся так решительно, легко может пополнять пробелы изделиями обличительными, чего уже я не могу и не хочу делать.
Мы здесь все здоровы и Вас вспоминаем. Передайте мое поздравление Дмитрию Петровичу58, кланяйтесь Фету и Володиньке59, коли он вернулся.
Весь Ваш
8 править
16 октября 1861 г. Санкт-Петербург
Любезный друг Василий Петрович, давно не писал я к Вам, отчасти потому, что письмо Ваше залежалось на моей петербургской квартире, пока я был в деревне60, отчасти оттого, что мне хотелось сообщить Вам что-нибудь более положительное о моем здоровье. Осеннее ненастье, которого я боялся, не сделало на меня никакого дурного влияния, и хотя мне еще долго быть на положении инвалида, но никаких дурных симптомов не явилось, а прежние уменьшились. По всей вероятности, органических повреждений нет, а страдали и страдают нервы, которых и существования я, бывало, не хотел признавать. Доктора признали поездку за границу ненужною. Это меня крайне радует, ибо, по правде сказать, не на что ехать, и пришлось бы войти в долги. Наш " Век " 61 при 5 т<ысячах> с лишком подписчиков даст дефицит, а не прибыль, в этом, конечно, вина та, что между нами нет хозяина, но виновата и система подписки с рассрочкой, за последнее время всеми принятая , — чиновники просто не платят и 10.000 р., ими внесено не более тысячи, а чем их понудить, особенно провинциальных? При таких делах за границу ехать трудно, да и положение больного в чужой земле самое трудное, от одной тоски по своим измучишься.
Пребывание мое в деревне было самым занимательнейшим временем в моей жизни, несмотря на то, что я больше сидел дома, а ко мне приезжали и рассказывали о делах до малейшей подробности. Столько необычного, странного, смешного! Где ждал беды, там удачи, на что смотрели легко, то оказывается трудным. Например, дворовые умоляли оставить их в прежнем положении, не требуя ни паспортов, ни прибавления содержания. Зато вольный полевой труд просто невозможен в нашем крае (разве в очень малом виде), потому что цены на рабочих ужасные. Пришлось уменьшить запашку и продать часть скота. Но кто изворотлив, деятелен и любит хозяйство, тот как-нибудь выпутается, да и вообще Петербургская губерния ранее других придет в порядок. Серьезных замешательств у нас не было — учреждение посредников совершенно убило земскую полицию и чиновников, которые делали больше вреда, чем пользы. Крайняя занимательность положения состоит в тысяче опекунов, смешных столкновений, неожиданностей и замысловатых обстоятельств. Если б я вел дневник и мог его напечатать, разные деяния помещиц, толки соседей, разговоры крестьян, случаи при работах и совещаниях, рассказы посредников, — все это составило бы материал истинно драгоценный. Как мало знали мы наш край, как далеки от жизни были все наши понятия о крестьянине и даже помещике! Истинно говорю Вам, что мы о жителях Таити имели сведения более точные. Теперь сама жизнь и реформа62 выбили нас из праздности и мира пустых умозрений, нельзя без смеха припоминать о том, что говорилось и писалось так недавно.
В Петербург я только что приехал, из общих знакомых видел почти что одного Павла Васильевича63, бодрого и прекрасного как всегда. В деревне я видел много утешительного, но здесь совсем напротив, — вероятно, Вы знаете из газет и рассказов обо всем. Напишите мне, что Вы и как здоровье Ваше. Кланяйтесь Тургеневу, когда его увидите. Почините себя поскорее и возвращайтесь, боюсь я этих негодных парижских квартир и тамошней гнилой зимы. Прощайте, от всей души обнимаю Вас. Пишите, я буду аккуратно отвечать.
О. А. Голиненко и Б. М. Шумовой
- Речь идет о соглашении, заключенном с редакцией журнала «Современник», по которому Л. Н. Толстой, И. С. Тургенев, А. Н. Островский и Д. В. Григорович были обязаны, начиная с 1857 г., в течение четырех лет сотрудничать исключительно в этом журнале и участвовать в распределении прибыли. Соглашение не дало практических результатов и в феврале 1858 г. было с обоюдного согласия расторгнуто.
1 С ноября 1856 г. по 1860 г. А. В. Дружинин был редактором ежемесячного журнала «Библиотека для чтения», выходившего в Петербурге.
2 Карета, удобная для дальних переездов.
3 Точная дата отъезда А. В. Дружинина и В. П. Боткина из Москвы не известна. Около 21—23 апреля они были в Варшаве, с конца апреля до 11 мая — в Вене. Далее переехали в Италию и побывали в Венеции, Падуе, Болонье, Флоренции. Оттуда через Геную и Турин проехали в Швейцарию — в Женеву, Кларан, Экс. В Эксе Боткин остался лечиться, а Дружинин уехал в Париж (через Лион).
4 Ермил — прозвище писателя Алексея Феофилактовича Писемского (1821—1881). Вероятно, речь идет о его романе «Боярщина», опубликованном в «Библиотеке для чтения» (1858, №№ 1, 2).
5 Ковалевский Егор Петрович (1809 или 1811—1868), писатель и путешественник, участник обороны Севастополя в войне 1854—1855 гг. Его записки «Встреча с Н. Н. Из воспоминаний странствователя по суше и морям» опубликованы в «Библиотеке для чтения» (1859, № 12).
6 Потехин Алексей Антипович (1829—1908), писатель. Его повесть «Барыня. Сельская идиллия» опубликована в «Библиотеке для чтения» (1859, № 10).
7 Салтыков Михаил Евграфович (псевд. Н. Щедрин; 1826—1889). В «Библиотеке для чтения» были опубликованы пьесы «Просители» (1857, № 5) и «Губернские честолюбцы» (1858, № 1). Вероятно, об одной из них упоминается в письме.
8 Рецензия А. В. Дружинина на «Очерки из крестьянского быта» А. Ф. Писемского (СПб., 1856) опубликована в «Библиотеке для чтения» (1857, № 1). В «Современнике» (1857, № 4) опубликована статья Н. Г. Чернышевского под тем же заглавием.
9 От франц. circonvolution — вращение вокруг.
10 намеренное умолчание, недоговаривание (франц.).
11 Вероятно, Лихачев Владимир Иванович (1837—1906), юрист, близкий знакомый Салтыкова-Щедрина.
12 Благовещенский Николай Михайлович (1821—1892), профессор римской словесности С.-Петербургского университета и Педагогического института.
13 Боткин Николай Петрович (1813—1869), брат В. П. Боткина, путешественник.
14 Краевский Андрей Александрович (1810—1889), публицист, издатель и редактор журнала «Отечественные записки» с 1839-го по 1867 г.
15 А. В. Дружинин вернулся в Россию в начале августа 1857 г.
16 Genre de vie — образ жизни (франц.).
17 Паоло Учелло (1397—1475), итальянский живописец.
18 Ванло Жан-Батист и его два сына — Карл и Луи Мишель, художники, работавшие в XVIII веке во Франции и Италии. О ком из них идет речь, установить не удалось.
19 Речь идет о вещах, изготовленных крупнейшим мастером-мебельщиком Андре Шарлем Булем (1642—1732) или в мастерской Буля и его сыновей, работавших вместе с отцом.
20 обслуживание (франц.).
21 Наполеон III (Луи Наполеон Бонапарт, 1808—1873), французский император в 1852—1870 гг. Племянник Наполеона I. Низложен Сентябрьской революцией 1870 г.
22 Чернокнижников Иван Александрович — псевдоним А. В. Дружинина. В настоящем письме, очевидно, речь идет о пьесе неустановленного автора, написанной в стиле чернокнижия, — рассказ о фривольном времяпрепровождении ее действующих лиц. О чернокнижии Дружинина и его кружка см.: Летописи. Кн. 9. М., 1948, с. 10—12 ; А. В. Дружинин. Повести. Дневник. С. 467, 473.
23 Р. Ч. — так подписывал Н. П. Огарев некоторые свои статьи, опубликованные в газете «Колокол». Возможно, отзыв Дружинина относится к статье Огарева «Русские вопросы».
24 В свое первое путешествие за границу Л. Н. Толстой отправился 29 января 1857 г. Во Францию (в Париж) он прибыл 9 февраля и 27 марта выехал в Швейцарию. 1 июня он отправился в Северную Италию и 3 июня в Турине встретился с В. П. Боткиным и А. В. Дружининым. 18 июня, расставшись с друзьями, он уехал в немецкую Швейцарию и далее в Германию, при этом посетил Берн, Люцерн, Баден-Баден, Франкфурт, Дрезден и из Штеттина отправился в Россию. 30 июля 1857 г. он был в Петербурге.
25 Панаева Авдотья Яковлевна (во втором браке Головачева; 1820—1893), писательница (псевд. Н. Станицкий), в то время гражданская жена Н. А. Некрасова.
26 Майков Владимир Николаевич (1826—1885), брат поэта Аполлона Майкова, издатель; помогал Дружинину в редактировании «Библиотеки для чтения».
27 Вероятно, речь идет о А. И. Фрейганге (род. 1806 г.), сотруднике Петербургского цензурного комитета, известном своей свирепостью в отношении к авторам. В 1856 г. Фрейганг был отправлен на пенсию, а на его место поступил И. А. Гончаров.
28 Боткин Дмитрий Петрович (1820—1889), брат В. П. Боткина. Коллекционер картин русских и западноевропейских художников. Председатель Московского общества любителей художеств.
29 я возобновлю свой рассказ (франц.).
30 Речь идет об отъезде А. А. Фета в Париж, где он 16 августа 1857 г. венчался с М. П. Боткиной в Посольской православной церкви. Там он встречался с В. П. Боткиным, братом жены. В середине сентября Феты были уже в Москве.
31 Толстой находился в Петербурге с 30 июля по 6 августа 1857 г. Он был огорчен обстоятельствами развода его сестры М. Н. Толстой с В. П. Толстым.
32 В июле 1857 г. в Баден-Бадене Толстой проиграл в рулетку большую сумму денег.
33 О начале работы над переводом трагедии Шекспира «Кориолан» А. В. Дружинин сообщал в письме к В. П. Боткину 23 февраля 1857 г. (Летописи. Кн. 9, с. 51). Перевод был закончен в феврале 1858 г. и опубликован в приложении к «Библиотеке для чтения» (1858, № 12).
34 Анненков Павел Васильевич (1813—1887), критик, историк литературы, мемуарист.
35 «Сочинения Пушкина с приложением материалов для его биографии…» под редакцией П. В. Анненкова в шести томах вышли в 1855 г. В 1857 г. им был напечатан дополнительный — 7-й том (а не I). В него вошли материалы, которые ранее по цензурным условиям не могли быть напечатаны.
36 Панаев Иван Иванович (1812—1862), писатель, один из редакторов «Современника».
37 Мельников Павел Иванович (псевд. Андрей Печерский; 1818—1883), писатель.
38 В статье, посвященной «Военным рассказам» Л. Н. Толстого и «Губернским очеркам» Н. Щедрина («Библиотека для чтения», 1856, № 12), А. В. Дружинин, положительно оценивая талант Салтыкова-Щедрина, писал: «Рутину, дидактику и повторение задов г<осподин> Щедрин может смело предоставить другим, неумелым писателям: употребляем здесь его собственное выражение. С его знанием дела нельзя не быть самостоятельным, с его любовью к правде легко достигнуть всесторонности в таланте» (А. В. Дружинин. Прекрасное и вечное. С. 241).
39 Экс — городок во Франции, известный своими минеральными источниками.
40 до востребования (франц.).
41 Речь идет о следующих строках из стихотворения А. А. Фета «Больной»:
Просиживая дни, он думал всё одно:
«Я знаю, небеса весны меня излечат…» --
И ждал он: скоро ли весна пахнет в окно
И там две ласточки, прижавшись, защебечут?
(См.: А. А. Фет. Сочинения. М., 1982. Т. 1, с. 216.)
42 Речь идет об «Обществе для пособия нуждающимся литераторам и ученым». Оно было создано по инициативе А. В. Дружинина в 1859 г. Одним из членов-учредителей Общества был Л. Н. Толстой. В 1909 г., когда «Литературному фонду» исполнилось 50 лет, Л. Н. Толстой послал приветственную телеграмму: «Вспоминаю основателей и приветствую сотоварищей литературного фонда. Сочувствую его доброй пятидесятилетней деятельности» (Л. Н. Толстой. Полное собрание сочинений. Т. 80, с. 172).
43 А. А. Краевский.
44 «Атеней», еженедельный журнал критики, современной истории и литературы. Выходил в Москве (под редакцией Е. Ф. Корша) с 1 января 1858 г. по май 1859 г. Несмотря на сотрудничество в нем Гончарова, Тургенева, Щедрина, Чернышевского, издание прекратилось из-за малого числа подписчиков.
45 Статьи Н. Г. Чернышевского «О поземельной собственности» опубликованы в «Современнике» (1857, №№ 9,11).
46 Речь идет о статье: <Добролюбов Н. А.> «Сочинения Пушкина. Седьмой, дополнительный том. Изд. П. В. Анненкова. СПб., 1857», опубликованной в «Современнике» (1858, № 1). Негодование Дружинина относится ко всему направлению «Современника» в оценке поэзии Пушкина. Наиболее полно он высказал свои эстетические и литературно-общественные взгляды о контексте пушкинского творчества в статье «Критика гоголевского периода русской литературы и наши к ней отношения» («Библиотека для чтения», 1856, №№ 11, 12).
47 П. В. Анненков.
48 Григорьев Аполлон Александрович (1822—1864), славянофил, критик. Его статья «Критический взгляд на основы, значение и приемы современной критики искусства» была опубликована в «Библиотеке для чтения» (1858, № 1).
49 Статьи В. П. Боткина в «Библиотеке для чтения» не появилось. Б. Ф. Егоров во вступительной статье к книге: В. П. Боткин. Литературная критика. Публицистика. Письма (М., 1981) писал, что статья В. П. Боткина «Стихотворения А. А. Фета» («Современник», 1857, № 1) была «самой крупной и оригинальной» из его статей, и «последней в то же время. На ней практически закончилась публичная деятельность его как литературного критика» (с. 17).
50 правильно или неправильно (франц.).
51 совсем не смешной (франц.).
52 Печаткин Вячеслав Петрович (1819—1898), инженер-технолог, издатель «Библиотеки для чтения».
53 большое дело (лат.).
54 Об этом же плане А. В. Дружинин сообщал Л. Н. Толстому 15 апреля 1858 г.: «<…> спешу поговорить с Вами о деле, которое нас занимало при последнем свидании и которое теперь занимает собой многих наших товарищей в Петербурге… Многие встретили эту мысль с великим одобрением. <…> Придумайте и сообщите Ваше предположение». В ответном письме от 1 мая 1858 г. Толстой высказал сомнение по поводу возможности осуществления этого проекта Дружинина (Л. Н. Толстой. Переписка… Т. 1, сс. 272, 273, 275).
55 В это время Л. Н. Толстой жил в Москве по адресу: Большая Дмитровка, дом Смолиной, № 10 (дом сохранился под тем же номером).
56 Рассказ Л. Н. Толстого был опубликован в «Библиотеке для чтения» (1859, № 1). 10 февраля 1859 г. Дружинин писал Толстому: «Я сделал распоряжение, любезный друг Лев Николаевич, о высылке Вам 150 рублей серебром за „Три смерти“, ежели бы эта сумма не сошлась с расчетом Вашим, то уведомьте» (Л. Н. Толстой. Переписка с русскими писателями. Т. 1, с. 277).
57 В несохранившемся письме к Дружинину Толстой обещал отдать «Библиотеке для чтения» повесть «Семейное счастие» (Л. Н. Толстой. Переписка с русскими писателями. Т. 1, с. 279). Работа над повестью была закончена в апреле 1859 г.; повесть была опубликована в «Русском вестнике» (1859, апрель, кн. 1, с. 435—473; кн. 2, с. 595—634).
58 Боткин Дмитрий Петрович.
59 Боткин Владимир Петрович (1837—1869), чаеторговец, брат В. П. Боткина.
60 Имение А. В. Дружинина — село Мариинское в Гдовском уезде Петербургской губернии.
61 Еженедельный журнал «Век» был основан А. В. Дружининым, П. И. Вейнбергом, К. Д. Кавелиным и В. П. Безобразовым и издавался в 1861—1862 гг. в Петербурге. Дружинин заведовал беллетристическим отделом. В 1862 г., когда Дружинин уже отошел от редакции, финансовый крах привел к закрытию журнала.
62 19 февраля 1861 г. был подписан «Манифест» об отмене крепостного права. Вместе с «Манифестом» было опубликовано «Положение о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости», состоявшее из 17 законодательных актов. Дружинин ратовал за реформу и отмену крепостного права. При освобождении своих крестьян он увеличил наделы против положенной нормы.
63 П. В. Анненков.
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 9, 2000
Исходник здесь: https://magazines.gorky.media/october/2000/9/pisma-a-v-druzhinina-k-v-p-botkinu.html